100 великих загадок российских городов

Китеж

Впервые я узнал эту легенду в детстве, когда родители повели меня смотреть сказочную оперу Н.А. Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии». С того времени град Китеж существовал в моём представлении в неразрывной связке с образом прекрасной девы, хищными грабителями-татарами, безумным пьяницей-изменщиком и прочими стандартными персонажами мелодрамы.

Со временем прочитал я легенду о граде Китеже в нескольких пересказах. Но подлинное осознание значения этой староверческой мечты пришло ко мне благодаря двум замечательным юношеским и воистину советским духовным писателям – Станиславу Тимофеевичу Романовскому и Александру Степановичу Старостину. Оба порознь утверждали, что подобно тому, как каждый правоверный мусульманин в течение жизни обязан совершить хадж в Мекку, так каждый русский любой национальности должен хотя бы раз в жизни побывать на берегу озера Светлояр. Только там, где, согласно преданию, по сей день стоит невидимый оку обычного человека град Китеж, можно проникнуться духом жизнестойкости нашего народа в любых, даже самых невыносимых и невообразимых обстоятельствах.

Иван Билибин. Эскиз декорации к опере «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии». 1929 г.

Легенда о граде Китеже впервые встречается в «Книге глаголемой летописец». Исследователи относят её создание ко второй половине XVIII в. Найдена она была у бегунов-странников – тайной ветви старообрядцев-федосеевцев, т. е. беспоповцев. Бегуны со времён реформ патриарха Никона и до наших дней полагают государство порождением сатаны и прячутся от него[1]. Они известны упорными поисками рая на земле – Беловодья. Невидимый град Китеж близок к этой заветной стране счастья.

В начале «Книги…» рассказывается исторически частично достоверное житие великого князя владимирского и суздальского Георгия Всеволодовича, любимого сына великого князя Всеволода Большое Гнездо и основателя Нижнего Новгорода, мученически погибшего на поле брани с батыевой ордой у реки Сити в 1238 г. Во второй половине «Книги…» находится легенда о возведённом по воле Георгия Всеволодовича на берегу озера Светлояр городе Великом (Большом) Китеже[2].

Китеж строился как Божий град, посему крепостные стены вокруг него не возводились: зачем они, если город хранит Господь? После решающей битвы, где погибло всё русское воинство, некий пленник под пытками указал нехристям дорогу к затерянному в лесах святому городу. Когда орда подошла к Китежу, оттуда слышались тысячи голосов, возносивших молитву к Всевышнему о спасении от супостатов. Враги с гиком погнали своих коней на лёгкую добычу. Но по мере приближения их к Китежу, со всех сторон из-под земли забили обильные ключи. Воды становилось всё больше и больше… Наконец, завоевателям самим пришлось спасаться бегством. А Китеж исчез.

По одной версии, град погрузился в глубины Светлояра, но никто там не погиб – люди продолжают жить обычной повседневной жизнью, защищённые от злодеев Божьей силой. По другой версии, город стал невидим для обычного человека. Только люди святой жизни могут видеть его отражение в чистых водах озера и даже войти на его светлые улицы.

В XIX в. особой известностью пользовался пересказ легенды, сделанный Павлом Ивановичем Мельниковым-Печерским на страницах романа «В лесах». «…место невидимого града Китежа на озере Светлом Яре. Цел тот город до сих пор – с белокаменными стенами, златоверхими церквами, с честными монастырями, с княженецкими узорчатыми теремами, с боярскими каменными палатами, с рубленными из кондового, негниющего леса домами. Цел град, но невидим. Не видать грешным людям славного Китежа. Скрылся он чудесно, Божьим повеленьем, когда безбожный царь Батый, разорив Русь Суздальскую, пошёл воевать Русь Китежскую. Подошёл татарский царь ко граду Великому Китежу, восхотел дома огнём спалить, мужей избить либо в полон угнать, жён и девиц в наложницы взять. Не допустил Господь басурманского поруганья над святыней христианскою. Десять дней, десять ночей батыевы полчища искали града Китежа и не могли сыскать, ослеплённые. И досель тот град невидим стоит, – откроется перед страшным Христовым судилищем. А на озере Светлом Яре, тихим летним вечером, виднеются отражённые в воде стены, церкви, монастыри, терема княженецкие, хоромы боярские, дворы посадских людей. И слышится по ночам глухой, заунывный звон колоколов китежских».

Подобно тому, как Генрих Шлиман искал легендарную Трою, доверившись эпосу Гомера «Илиаде», многие годы энтузиасты, уверовавшие в легенду о граде Китеже, ищут его на берегах Светлояра. В октябре 2011 г. Ветлужская археологическая экспедиция обнаружила близ озера на горе Благовещенской остатки поселения XIV в. Назвали его Светлояр-1. Исследователи предполагают, что часть поселения ушла под воду и находится на дне водоёма. Обилие обнаруженных артефактов послужило основанием для предположения, будто Светлояр-1 и есть легендарный град Китеж. Однако материальные свидетельства в данном случае мало интересны, поскольку легенда эта сродни православным иконам – важно не внешнее сходство, а внутреннее наполнение образа: невидимый миру град Китеж есть символ неистребимой сакральной духовности русского народа.

Мангазея

Этот небольшой[3] деревянный город-крепость просуществовал 72 года – с 1600 по 1672 г. Основан он был казаками в Обско-Тазовской губе, рядом с устьем реки Таз по указу царя Бориса Годунова. Погиб он от пожара в правление царя Алексея Михайловича, повелевшего упразднить сей город. За столь краткий срок в Мангазее не произошло ничего примечательного. Несмотря на это, город стал легендой Сибири. Почему, как? Об этом можно только гадать.

Весьма распространен рассказ о том, что Мангазея – первый русский город в Заполярье, что именно через него были открыты для русских ворота в Сибирь. Но тот же Пустозерск был основан в Заполярье в 1499 г. О более южных путях русских в Сибирь и говорить не приходится. Один поход Ермака (1581–1585 гг.) чего стоит, а ведь у него было немало предшественников, особенно в эпоху монголо-татарского ига.

Карта России, созданная на основе карты 1562 года английского купца и дипломата Энтони Дженкинсона. 1570-е гг.

Объявляя Мангазею легендарным городом и вратами в Сибирь для русских, авторы обычно пересказывают ее историю, где непременно появляется красивое слово «златокипящая». Настоящего золота там никогда не было, но своеобразным сибирским Клондайком Мангазея была – опять же очень короткое время. Весьма мрачным Клондайком в современном понимании. Не зря Россия славилась мехами: золотом Мангазеи был прежде всего соболь, потом прочий пушной зверь. В годуновском указе об учреждении Мангазеи так и сказано: «…а нашу десятую пошлину, от девяти десятое, из соболей лутчей соболь, а из куниц лутчая куница, а из лисиц лутчая лисица, а из бобров лутчей бобр, а из песцов лутчей песец, и изо всякие мягкие рухляди и изо всякого товару десятое… и лешим промыслом велели есмя им (мангазейцам. – В.Е.) промышляти… и ни в чем обид и насильства никакого им не чинити». Именно на сокровище пушного зверя зиждилось богатство города. В первой половине XVII в. поступления в государеву казну от торговли сибирскими мехами составляли четверть всех доходов царства. Из одной только Мангазеи купцы ежегодно вывозили до 30 тыс. соболиных шкурок, прочему же зверью зачастую и счёту не было. В период 1630–1637 гг. Мангазея поставила на рынок более 500 тыс. шкурок соболей. Истребление лесных красавцев было таким массовым и изуверским, что очень скоро зверья там не осталось – вся живность сбежала далеко на восток. И Мангазея захирела.

Надо признать, что настоящих легенд о городе исследователями пока не найдено. Разве что само название будоражит фантазии тех, кто пытается представить Мангазею неким Китежем Заполярья, где чуть ли не на каждой улице возвышались православные храмы и каждый житель был грамотеем, зачитывавшимся книгами из собственных библиотек. Это, бесспорно, выдумки энтузиастов.

А вот настоящая тайна Мангазеи открылась только в начале XX столетия. В 1911 г. российский историк Инна И. Любименко опубликовала статью «Английская торговая компания в России в XVI в.»[4], из которой стало известно о существовании архивных документов, однозначно подтверждавших планы англичан перехватить Сибирь у Российского царства.

Говорят, что внимание английских властей привлек к северным краям эмиссар Московской компании, дипломат, купец и профессиональный шпион Энтони Дженкинсон, опубликовавший в 1562 г. книгу «Карта России, Московии и Тартарии». Он призвал осваивать морской путь в Тихий океан вдоль северного побережья Азии, поскольку южные пути для англичан были перекрыты более сильными испанским и французским флотами. Заодно шпион описал северную землю Молгомзею, богатую пушниной и «рыбьим зубом» – клыком моржа. Но правительству Елизаветы I Тюдор было тогда не до прожекта Дженкинсона. После поражения в Столетней войне и внутренней смуты, прозванной в русской литературе Войной Алой и Белой розы, Англия была еще слишком слаба, чтобы претендовать на Сибирь. Да и с Иваном IV воевать никто не желал.

В первые же годы основания Мангазеи в Русском царстве тоже началась Великая Смута. Очевидная гибель нашего государства убедила англичан в целесообразности начать продвижение в Сибирь – русские казались им не помехой. Поскольку центральной власти на Руси тогда не было, в 1612 г. английские купцы купили у мангазейских служак право на монопольную торговлю с городом и на вывоз мехов морским путем. Благо к тому времени поморы прошли полуостров Ямал по реке Мутной, открыли Обскую губу и прямой морской путь из Архангельска в Мангазею. Абстрактным патриотизмом первопроходцы не страдали и немедленно продали сведения о новом пути английским купцам. Те спешно открыли в устье реки Таз собственную факторию, которая сразу же стала конкурентом Мангазее. С единственным отличием – у англичан было полно золота. Тогда-то и появилась смертельно опасная угроза русскому Северу превратиться в английский Север.

В 1613 г. в Москве на престол был возведен юный Михаил Федорович Романов. Однако окончательно центральная власть стала укрепляться только после возвращения из польского плена его отца, настолование которого в патриархи под именем Филарет состоялось 24 июня 1619 г. Одновременно патриарх стал фактическим главой царского правительства.

В конце 1619 г. непонятным образом сгорела дотла английская фактория в устье Таза. Что сталось с ее жителями, неизвестно. В 1620 г. московское правительство разослало грамоты, в которых под страхом сурового наказания запрещало воеводам и приказным людям брать взятки, а городским и уездным жителям давать их. Тогда же был издан указ, запрещавший под страхом смертной казни плавание в Сибирь морем. Все сношения с зауральскими землями должны были вестись сухопутьем и реками через Уральский хребет. Все эти пути уже контролировали царские военные заставы. Этот запрет был направлен и против русских купцов (главным образом поморов), и против иноземцев, ведших в Мангазее выгодный беспошлинный промысел.

Центральное правительство Российского государства уже тогда сделало своим принципом: бей своих, глядишь, чужим еще хуже станется, а не станется, то так им всем и надо. Указы 1620 г. перекрыли англосаксам все пути на Русский Север, но и Мангазее ими был подписан смертный приговор. Город был торговым центром региона всего 20 лет, но и эти годы создали ему мировую славу «златокипящего».

В Европе тогда разворачивалась Тридцатилетняя война (1618–1648 гг.), Англия находилась в преддверии буржуазной революции (1642–1651 гг.). Очередным крестоносцам стало не до Сибири. А потом уж и силенок не хватало воевать с Российской империей. Но как бы то ни было, Мангазея навечно осталась символом, первой ласточкой в многовековом противостоянии России и англосаксонского мира. И ведь началось все с борьбы за Сибирь-матушку, за ее богатства.

Подземные города Путораны

На границе между полуостровом Таймыр и материковой Евразией лежит горное плато Путорана – одно из самых неизученных наукой и таинственных мест нашей планеты. Последнее время её все чаще называют Землёю озёр и водопадов. Огромная территория (около 250 тыс. км²) завораживает красотой своих ландшафтов, но чрезвычайно жестока – и климатом, и многочисленными природными ловушками.

В современной истории Путорана интересна уже тем, что близ ее южной границы с марта 1914 г. по декабрь 1916 г. отбывал сибирскую ссылку в селе Курейка Туруханского края Иосиф Виссарионович Сталин. Творцы новейшей мифологии рассказывают, будто будущий вождь народов не раз уходил в Путорану, где встречался либо с могущественными шаманами, либо… с властителями Гипербореи, и ныне проживающими в укрытых глубоко под землёй городах. Они-то и передали ссыльному революционеру древние знания о природе человека и об искусстве управлять огромными массами людей. На прощание эти неведомые мудрецы благословили Сталина[5] на владычество над половиной мира: в декабре 1916 г. жандармы увезли было его на фронт Первой мировой войны, но в марте 1917 г. вождь прямой дорогой из Туруханского края прибыл в революционный Петроград. Так и получилось, что человек, никогда не руководивший государством и народом, никогда ничего не решавший в мировой политике, ни в чем, кроме осмысления теории марксизма, не имевший опыта, в одночасье стал одним из величайших правителей мира. Впрочем, то же самое можно сказать почти обо всех вождях большевиков, включая В.И. Ленина.

Плато Путорана. Озеро Лама

Но вернёмся на плато. С шаманами всё понятно – Путорана издревле была и остаётся вотчиной сибирских колдунов. А вот с гиперборейцами дела обстоят не так просто.

Конструкторы легенд рассказывают, будто 40 тыс. лет тому назад на земле будущей Сибири раскинулось государство Гиперборея. Климат там был прекрасный, природа благодатная – ни о какой вечной мерзлоте никто слыхом не слыхивал, народ процветал. На высочайшем уровне была наука: в частности, астрономы Гипербореи сумели заранее предсказать, что к Земле неумолимо летит гигантское космическое тело – избежать столкновение с которым невозможно, и все живое на планете обречено на гибель.

Катастрофа действительно произошла примерно 12 тыс. лет назад, о чём свидетельствуют многочисленные геологические данные. Гигантское космическое тело врезалось в Землю предположительно в области современного Атлантического океана, и произошла глобальная катастрофа – Всемирный потоп. Следы его обнаруживаются чуть ли не во всех частях мировой суши.

Гиперборейцы были к нему готовы. Сбежать с планеты они не имели возможности, а потому спасение искали в недрах Земли. Наиболее распространёнными являются две версии.

По одной из них, в течение 28 тыс. лет гиперборейцы освоили технику строительства и создания благоприятных условий жизни в глубочайших земных пластах, выстроили там города, благополучно пережили катастрофу и предпочли остаться под землёй, где мирно и счастливо, поколение за поколением, живут по сей день.

По второй версии, Земля оказалась полой, с собственным внутренним солнцем. Древними учёными был найден путь во внутренний мир планеты. Часть гиперборейцев ушли туда и не желают возвращаться. Большинство из них давно забыли о земной поверхности, наружу выходят только высшие посвящённые, с которыми, в частности, и встречался И.В. Сталин. Отголоском этой версии стал роман академика В.А. Обручева «Плутония».

В любом случае, существует единственный путь в мир подземных городов и скрыт он где-то в базальтах сибирских траппов[6] плато Путораны.

Подтверждением вышесказанного считается сказание, почерпнутое из древних буддийских книг. Там говорится о том, что где-то на севере нынешней Сибири ушёл под землю и не вернулся безызвестный народ. Есть напоминающие эту историю предания и у аборигенов Сибири – эвенков, нганасан, ненцев.

Главная московская тайна

Москва – древняя столица одной из самых могущественных держав в мировой истории. Потому неудивительно, что улицы, дома, подземелья ее хранят сотни, а возможно, и тысячи тайн и загадок, о многих из которых мы, обыватели, даже не догадываемся. Для формата и замысла этой книги пришлось остановиться на пяти историях из бесконечного их числа. Надеюсь, читатели простят мне довольно необычный выбор.

Во времена регентства царевны Софьи Алексеевны (1682–1689) охрану Сретенских ворот Москвы нес стрелецкий полк Лаврентия Панкратьевича Сухарева. Когда юный Петр I, опасаясь убийц, бежал из столицы в Троице-Сергиеву лавру, полк Сухарева первым последовал за царем и встал на его защиту. Преданность сухаревцев во многом определила победу царя над сторонниками регентши.

Прошло пять лет, и Петр I повелел перестроить Сретенские ворота – они стали нижней центральной частью трехъярусного здания, увенчанного высокой башней. Строительство шло в два этапа в течение 1696–1701 гг.

В нижних ярусах расположились «рапирная» (для обучения фехтованию) и «полковая изба» (помещения для стрельцов Сухарева). В 1701 г. в третьем, верхнем ярусе разместилась Школа математических и навигацких наук – первое инженерно-техническое образовательное заведение в истории России. В 1706 г. Навигацкую школу передали в ведение Приказа морского флота и Адмиралтейской канцелярии, а во главе ее царь поставил своего любимца, генерал-поручика от артиллерии, выдающегося военачальника, включенного А.С. Пушкиным в число пятерых «птенцов гнезда Петрова», – Якова Вилемовича Брюса. С этого времени и началась слава Сухаревой башни как главного оплота мировых колдовских, инфернальных сил зла.

Брюса на Руси прозвали главным колдуном всея Земли, а современные исследователи полагают его прямым наследником по мужской линии и владельцем тайн ордена тамплиеров, масоном и организатором первой масонской ложи России – «Нептунова общества». Братом в этой ложе был сам Петр I. В петровские времена ходили слухи, будто генералом «Нептунова общества» изначально стал ранее умерший Франц Лефорт (1656–1699). Будто Брюс создал особое зеркало, через которое мертвый Лефорт получил возможность приходить на землю из ада и диктовать свою волю русскому царю. Да и сама ложа была организована по его указке.

Рассказывали, будто в Сухаревой башне Брюс искал эликсир вечной жизни и нашел (или не нашел) его. Об этом рассказал в своих литературно-художественных произведениях выдающийся русский экономист А.Я. Чаянов. В наши дни многочисленные россказни о колдовских делишках Брюса и материалистические рассуждения об их возможности по законам науки можно прочитать и в интернете, и в многочисленных публикациях. Но о главной легенде авторы предпочитают умалчивать, делают вид, что ее не существует. Легенда же эта такова.

Когда Господь творил землю и все сущее на ней, Он оказался бессильным перед законом диалектики – каждое начало должно иметь свою противоположность. А коли так, то все добро, создававшееся Богом, одновременно получало и своего антипода – абсолютное зло. Чтобы избавить людской род от абсолютного зла, Господь сокрыл его в Черной книге, а саму книгу забросил на самое глубокое дно Мирового океана. Ведь книга эта давала своему владельцу бессмертие (величайшее зло на земле, ибо душа лишалась Высшего суда и общения с Богом) – и власть над всем и всеми.

Стараниями Люцифера и его прислужников тайна эта стала известна людям. И с тех пор самые могущественные колдуны – и Моисей, и реально живший Гермес Трисмегист, и Мерлин, и рабби Лев бен Бецалель, и колдуны помельче пытались достать Черную книгу со дна морского, но оказались бессильными. И только всемогущему Брюсу удалось свершить это ужасное дело. Сам он стал бессмертным и после своей мнимой кончины вечно обретается в окружении верных слуг-мертвецов то ли в Лефортово, то ли где-то близ Введенского кладбища. Черную книгу он посредством колдовства укрыл в подземных ходах или подвалах Сухаревой башни.

С того времени все силы мирового зла устремлены в Москву, к своему сокровищу – Черной книге. А противостоят им в Москве силы мирового добра. Кто из них добро, а кто – зло, на чьей стороне быть – это уже личная забота каждого человека. За свой выбор душа его ответит на Страшном суде.

Сухарева башня в Москве. 1870 г.

Сухарева башня простояла в Москве более 320 лет. После кончины (или мнимой кончины) Брюса там не раз безуспешно искали Черную книгу. Предполагают, что при советской власти поиски были продолжены. Якобы настоял на этом И.В. Сталин. Незадолго до этого, будучи в ссылке в Сибири, он жил на краю мистического плато Путорана и якобы был посвящен там путоранскими шаманами в высшие колдуны. В конце концов, в 1934 г. башню снесли, но снесли особым образом – рабочие осматривали чуть ли не каждый кирпич разрушенного здания – искали следы тайника Брюса. Удивительно, но до настоящего секретного подземелья тогда не добрались – начало его, уходящее далеко в сторону ВДНХ параллельно улице Щепкина, и сегодня скрыто под асфальтом на перекрестке Садового кольца и Проспекта мира. Правда, подземелье это уже много лет все так же безрезультатно исследуют московские диггеры.

Любопытный факт. На чердаке старинного жилого дома в начале улицы М.С. Щепкина уже после войны были организованы мастерские художников-иллюстраторов детской книги школы Б.А. Дехтерёва[7]. Накануне развала СССР дом облюбовал кто-то из всевластной тогда семибанкирщины. Жильцов выселили, стали возводить великолепные хоромы, под стать официальным залам Зимнего дворца. Художников вознамерились вышвырнуть на улицу. Да не тут-то было – тогда еще действовали советские законы. Суд заставил банкиров раскошелиться и выстроить для мастеров советской книжной графики новые мастерские в доме с другой стороны Сухаревой башни, прямо напротив парадного фасада Института скорой помощи им. Н.В. Склифософского. Очевидно, Черная книга Брюса влечет своих слуг и в наши дни, но противостоят им неведомые нам силы светлых небес.

Нехорошая квартира и дом на Остоженке

События эти были хорошо известны в мирке московских писателей в 1990‑х гг. Сегодня о них помнят самое большее 3–4 человека.

Немного столичной географии. Двери особняка, в котором размещается Московская писательская организация, выходят в Скарятинский переулок. Если повернуть налево, переулок упирается в Государственный дом радиовещания и звукозаписи на Малой Никитской улице. Если опять повернуть налево и пройти полквартала в сторону Садовой Кудринской, то выходим на Вспольный переулок, в самом начале которого стоит особняк Лаврентия Павловича Берии. Говорят, что под особняком вырыты огромные подвалы, которые залегают подо всей просторной Кудринской площадью и тянутся прямо к расположенному рядом с нею комплексу зданий американского посольства.

Дом на пересечении Остоженки и Соймоновского проезда

Первый же перпендикулярный Вспольному Гранатный переулок известен домом пушкиноведа и театрального режиссера Киры Павловны Викторовой[8]. В течение многих лет являлись ей там ночами видения самого Александра Сергеевича Пушкина и его возлюбленной императрицы Елизаветы Алексеевны, а позднее и Николая Васильевича Гоголя. Любопытно то, что видения эти рассказывали исследовательнице о себе сведения, которые впоследствии находили документальные подтверждения. Рядом с домом Киры Павловны приютился дивный по красоте особняк Дома архитекторов.

А напротив, в отдалении, но прямо на Вспольном переулке стоит дом Галины Брежневой. Как и большинство суперэлитных домов конца 1970‑х гг., выстроен он из светло-розового кирпича, а выделяется тем, что посередине его идёт пояс в полтора раз более высоких окон, чем на прочих этажах. Это этаж-квартира лично Галины Леонидовны и её супруга генерал-полковника милиции Ю.М. Чурбанова. Потом квартира эта перешла в собственность семейству председателя Верховного Совета СССР Р.И. Хасбулатова. Кто в ней живёт сейчас, не знаю.

Почти напротив дома Галины Брежневой выходят во Вспольный переулок тылы дома 302‑бис по Большой Садовой, того самого, где по воле М.А. Булгакова поселился на пятом этаже (квартира № 50) Воланд со своей свитой. В этой же квартире якобы проходил бал сатаны из романа «Мастер и Маргарита». Рассказ мой идет о 1990‑х гг., музея Булгакова тогда еще не было. Любопытствующий народ ходил к этому дому стихийно.

Заканчивается Вспольный переулок выходом на Патриаршие пруды, прямо к мемориальному комплексу баснописца И.А. Крылова. Вечерами в хорошую погоду я часто прогуливался по этому маршруту к станции метро «Маяковская». Однажды решил отдохнуть у воды и присел на скамеечку. На соседней скамейке сидела небольшая компания, предположительно студентов. Молодой человек рассказывал, как его сняли здесь же на пленочный фотоаппарат, а когда проявили пленку и сделали фотографии, оказалось, что его на кадре заслонило большое воронье крыло.

– Это был Воланд! – восторженно вещал рассказчик. – Со мною общался сам Воланд!

И все смеялись и даже поздравляли его с такой честью.

Я не выдержал и спросил:

– Извините, молодые люди. Позвольте узнать. Во все времена и везде люди приходили в ужас, если им доводилось общаться с нечистой силой. Чему же радуетесь вы?

Мне не ответили. На меня странно посмотрели, повскакивали и молча удалились быстрым шагом.

Вскоре после этого случая пригласил меня пожить у него Михаил Николаевич Иванов – родной и любимый внук бывшего председателя Верховного Совета СССР Михаила Ивановича Калинина. Он был одиноким человеком, жил с матерью. Мать умерла, и осиротевшему старичку потребовалась поддержка. Я с готовностью согласился. В те дни у нас шла подготовка к изданию «Новой Игрушечки. Русского журнала для детей», и я много работал в Ленинской библиотеке – с 9.00 утра до 21.00 вечера. По окончании рабочего дня, я выходил из библиотеки, шел мимо станции метро «Боровицкая» и дома Баженова к Волхонке. Проходил перед центральным входом Музея им. А.С. Пушкина к Институту русского языка им. В.В. Виноградова. Напротив института, по диагонали через площадь Пречистенские Ворота стоит дом, где жил Михаил Николаевич. Окнами он выходит на Соймоновский проезд, но относится к Остоженке.

Квартира находится на верхнем этаже. Если смотреть от Института русского языка, окна квартиры ближе всех прочих расположены к нынешнему храму Христа Спасителя. Правда, тогда храма не было, а в нижнем конце готовился к сносу бассейн «Москва». Газета «Литературная Россия» и ее главный редактор Эрнст (Эрик) Сафонов только начинали сбор народных средств на восстановление храма и даже не знали, что их оттеснят от благой идеи и вышвырнут прочь торгаши Ю.М. Лужкова.

В одной из трех комнат жил сам Михаил Николаевич; в другой, самой маленькой, окнами выходившей в колодец внутреннего двора, обосновался я; а третью комнату хозяин сдавал под офис «дипломированной» колдунье, которая вечерами снимала сглаз, гадала, привораживала возлюбленных и т. д. Тогда это было весьма модно и прибыльно. Чаевничая компанией, мы искренне веселились, слушая ее рассказы о клиентах.

На работу в Союз я забегал тогда редко. Но в одно из таких посещений директор издательства привел ко мне автора и попросил поработать с его книгой. Автор представился Александром Чахой. Это псевдоним. В жизни он был Александром Карпенко, одним из ведущих в нашей стране специалистов в области логического анализа, профессором МГУ. Чаха болел известной на Руси болезнью: жил жизнью признанного, всеми уважаемого интеллектуала, но в какой-то момент срывался и запивал. Тогда он превращался в чудовище, одно из тех, которые мы видели на улицах Москвы в 1990‑х гг., – воняющее мочой и обслюнявленное, в каких-то жутких изодранных обмотках, матерящееся и т. д. Профессор был известной личностью в московском бомжатнике и весьма почитался столичными любителями альтернативной жизни. Причем, по утверждению Чахи, становиться таковым его принуждал являвшийся ему из потустороннего мира некий Белый кардинал, сожженный инквизицией не то в XIII, не то в XIV в. Мало того, в каждое явление кардинал надиктовывал Чахе богохульные и алкогольные поэзы. Пришло время, и монстр потребовал, чтобы раб опубликовал их. Карпенко был авторитетным ученым, академия наук ежегодно выделяла ему валюту на приобретение за рубежом необходимой для работы литературы. Он договорился со своим руководством и вознамерился на валютную дотацию опубликовать творения Белого кардинала.

Я взял книгу[9] в работу, назначил ей художника, но серьезно заболел и выбыл из производственного процесса на полгода. Так что к изданию этому отношения никакого не имел.

Но однажды посреди ночи меня будто кто-то толкнул в бок. Я проснулся в оцепенении: не мог ни пошевелить рукой или ногой, ни произнести хотя бы слово. И увидел, как сквозь закрытую дверь прошла прозрачная белая тень человека в саване и стала медленно ко мне приближаться. Подойдя почти вплотную, видение стало склоняться ко мне, и под капюшоном я увидел вместо лица череп. Что произошло в то мгновение, не знаю, но у меня откуда-то взялись силы и я громко и чётко произнёс:

– Пошёл отсюда на… или сейчас как дам в морду!

Вы видели когда-нибудь, как улыбается череп? Я увидел. Одновременно пришелец отпрянул от меня и так же медленно ушел к двери и просочился сквозь нее.

Как любой нормальный человек, я решил, что это больной сон. Но на следующую ночь история повторилась. Призрак прошел сквозь закрытую дверь и подошел ко мне, а я прогнал его теми же словами. Зато я по-настоящему испугался за свой разум. Утром обратился за помощью к писателю-рассказчику Евгению Евгеньевичу Чернову. Он был неофитом и, как все неофиты, весьма усердным в общении с церковниками.

На следующее утро Чернов отвел меня к протоиерею отцу Димитрию (Дудко), окормлявшему российских писателей. Мы провели вместе целый день, беседовали, ходили слушать соловья, свившего гнездо в густых зарослях кустарника, выросшего на пятачке оживленной автомобильной развязки. При расставании отец Димитрий сказал:

– Я не экзорцист и помочь вам не могу. К тому же вы с ним заговорили, теперь он от вас не отвяжется. Просто не обращайте на него внимания, В таком случае он ничего скверного сделать вам не сможет.

Так я и поступил. Насколько я теперь понимаю, ему нужен был не я. Он уже знал, что будет восстановлен храм Христа Спасителя. И ему нужен был проводник, кто ввел бы его в квартиру Михаила Николаевича. Ко мне он приходит по-прежнему, но только накануне каких-либо несчастий в моей семье. Всякий раз, когда я в оцепенении просыпаюсь среди ночи и уже знаю, что сейчас он просочится сквозь закрытые двери моей спальни, я понимаю, что либо скоро умрет кто-то из моих близких, либо случится ужасное, коверкающее мою судьбу несчастье.

Недавно я был в гостях у художника, оформлявшего книгу Чахи. Зашел разговор о событиях тех дней. Художник признался:

– Не хотел тревожить вас лишний раз. Но Чаха часто приходил ко мне, консультировал при работе над рисунками. Как-то раз он признался, что не просто так пришел в ваше издательство. Заставляя раба издать его вирши, Белый кардинал назвал ему ваши имя, отчество, фамилию, адрес издательства и велел, чтобы готовили книгу к изданию именно вы.

Вот так и получилось, что восторженные поклонники сказок Булгакова бегают, раззявя рты, к дому на Садовой, а настоящий потусторонний пришелец из инфернального мира обосновался нынче на Остоженке, рядышком с храмом Христа Спасителя.

Имена на карте метрополитена

Названия улиц, площадей, станций метро для обывателя имеют мало значения. Ну, увековечили имя какого-то исторического персонажа, запечатлели на карте важное историческое событие. Нередко ни о человеке таком, ни о событии таком люди даже не помнят. Есть такое название, ну и бог с ним.

Мне довелось столкнуться напрямую с «демократическими» переименованиями станций метро в Москве. С того времени я стал относиться к этой проблеме гораздо жестче и взыскательнее, поскольку знать и понимать заднюю мысль дававших новые названия чему-либо оказывается имеет весьма существенное значение в нашей жизни. Раскрою эту маленькую тайну.

«Демократические» преобразования в московском метро начались с переименования в августе 1986 г. станции «Лермонтовская» в станцию «Красные Ворота». Это было самое начало развала СССР, первый этап т. н. перестройки, о чем никто из нас, не посвященных, еще понятия не имел. Я спросил тогда, зачем они это делают? Ведь станция выстроена на том самом месте, где стоял дом, в котором родился величайший русский поэт. Последовал ответ:

– Лермонтов для всех, а Красные Ворота – только для москвичей. Это наш город. Нечего чужакам лезть в наш дом. Страна сама по себе, а Москва сама по себе. Если она столица, то это не значит, что принадлежит всем. Москва только для москвичей!

Так начинался развал великой страны. И станция метро «Красные Ворота» для меня навсегда останется памятником и символом раздербанивания единого тела нашей страны на местнические ошмётки.

В 1989 году станция метро «Ждановская» была переименована в «Выхино»

В 2013 г. на окраине Москвы, в рабочем районе, была открыта новая станция метро «Лермонтовский проспект». Можно ли признать это событие скрытой попыткой столичных властей загладить свою вину перед памятью великого поэта и российским народом? Сомневаюсь.

13 января 1989 г. станция «Ждановская» была переименована в «Выхино». Аргументация для любого интеллигента железная и неоспоримая: поначалу речь Жданова, а затем Постановление оргбюро ЦК ВКП(б) «О журналах “Звезда” и “Ленинград”» от 14 августа 1946 г. Оказалось, что Андрей Александрович был заправилой в ужасной травле гениальной поэтессы Анны Ахматовой и замечательного писателя Михаила Зощенко. Правда, впоследствии выяснилось, что этой речью и этим постановлением Жданов защитил писателей от настоящих репрессий и лагерей, которые готовили им в ходе борьбы за власть между группировками в правящей элите СССР. В действительности перестройщики мстили второму человеку в партии после Сталина, одному из идеологов русского ренессанса 1930‑х гг. А также тому, чья преждевременная смерть дала толчок раскручиванию «дела врачей». Темная история.

В разгар перестройки и нараставшего буйства толпы, возбуждённой клеветническими статьями о большевиках, сочинявшимися мастерами яковлевской перестроечной периодики, в 1990 г. в столице начались памятникопад и переименования станций метро. Мне довелось видеть, как валили памятники Я.М. Свердлову возле станции метро «Площадь Свердлова», М.И. Калинину в начале Калининского проспекта и, наконец, Ф.Э. Дзержинскому на Лубянке. 5 ноября 1990 г. всем скопом переименовали сразу несколько станций метро – «Кировскую», «Дзержинскую», «Горьковскую», «Калининскую», «Площадь Свердлова», «Ленино», «Проспект Маркса», «Площадь Ногина».

В тот же день была переименована станция метро «Щербаковская» в станцию «Алексеевская». Это событие стоит особняком. Кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б), де факто второй человек в партии и правительстве и предполагавшийся преемник Сталина, генерал-полковник Александр Сергеевич Щербаков умер 10 мая 1945 г. Зная о его скорой кончине, к смертному одру умиравшего пришёл И.В. Сталин в полном воинском обмундировании в сопровождении его маршалов. Прощаясь с соратником, Иосиф Виссарионович сказал:

– Вы победили в своей войне!

Основатель и бессменный председатель Совинформбюро, Щербаков возглавил борьбу его ведомства против ведомства Йозефа Геббельса. За победу над Геббельсом почтили Сталин и боевые маршалы Александра Сергеевича. Нынче много говорят и пишут о Юрии Борисовиче Левитане, устанавливают ему памятники, а ведь он всего лишь был одним из рядовых работников в организации Щербакова и зачитывал чужие тексты, выверенные и одобренные его начальством. А вот имя человека, глазами которого мы сегодня смотрим на Великую Отечественную войну, помнят единицы. Александр Сергеевич был главным идеологом всех событий самой ужасной трагедии в жизни нашего Отечества. И он организовывал и руководил всей системой пропаганды и оповещения гражданского населения СССР.

Однако Щербаков был коммунистом, одним из руководителей сталинских большевиков. Ненависть к нему новых демократически властей можно было бы понять, если бы… Если бы с 1938 по 1945 г. Александр Сергеевич не являлся первым секретарём Московского обкома партии. Именно он возглавил грандиозную реконструкцию столицы, а с началом войны – оборону Москвы! Весь мир признавал, что Москва была тогда самым защищённым городом на планете. Щербаков железной рукой решительно пресек начинавшуюся было панику при подходе фашистов к столице. Прежде всего, он перекрыл все пути бегства для партийных и государственных чиновников. Возможно, это ему и простили бы. Но именно Щербаков на заседании Государственного комитета обороны (ГКО) выступил с инициативой перекрыть пути выдачи по блату брони от фронта как особо ценных кадров молодежи. Этой лазейкой пользовались прежде всего дети интеллигентов, и за такую инициативу ненависть к Щербакову не исчерпалась по сей день.

Но главное, Александру Сергеевичу завидовали все члены Политбюро, а больше всех Никита Хрущёв. Когда он пришёл к власти, правительство отказалось от установления памятника этому выдающемуся человеку, переименовали всё, что было названо его именем, по стране стали распространяться грязные слухи о нем. Уже при Брежневе в июне 1966 г. имя Щербакова дали станции московского метро. Она как бы стала единственным в стране памятником, данью уважения к памяти председателя Совинформбюро, победителя Геббельса, организатора самой могучей обороны мировой столицы.

Когда я спросил, почему «Щербаковскую» переименовали в «Алексеевскую», мне ответили:

– Каков народ, таковы и его герои.

Уважаемый московский купец, городской голова Москвы Николай Александрович Алексеев был выдающимся благотворителем города. В частности, на его деньги и по его инициативе построили психиатрическую больницу № 1, т. н. «Канатчикову дачу».

Забавно получилось: имя Геббельса знает сегодня каждый подросток в бывшем СССР, имя Щербакова предано полному забвению. В Москве установлены три памятника Владимиру Высоцкому, два памятника Юрию Никулину, памятники Фаине Раневской установлены в нескольких городах страны. Единственный памятник генерал-полковнику А.С. Щербакову был стерт с лица земли решением демократических властей Московского метрополитена.

Тайна Ближней дачи

Из народных преданий:

«Однажды, отчитывая сына Василия за очередную выходку, Сталин воскликнул:

– Ты думаешь, что ты – Сталин? Ты думаешь, я – Сталин? Нет, это он – Сталин!

И показал при этом на свой портрет».

В 1990-е гг. в Московской писательской организации часто бывала литературный критик Ирина Михайловна Шевелёва. Женщина очень добрая, она вечно о ком-нибудь хлопотала. Дело дошло даже до того, что стала выпрашивать гроши у всевозможных предпринимателей и выпускать на эти деньги серию брошюр, восхвалявших малоизвестных московских поэтов. Собралась целая библиотека. Так в ельцинское безвременье Шевелёва по мере своих сил поддерживала в талантливых людях творческий дух.

Однажды, кажется в 1997 г., она вошла в мой кабинет и заговорщицки сообщила:

– Виктор Николаевич! С вами хочет переговорить одни дама.

– Так пусть разговаривает.

– Ей очень необходима ваша помощь.

– Я не Господь Бог, но если смогу, помогу.

Ирина Михайловна выскочила из комнаты и через минуту в кабинет вошла Галина Яковлевна Джугашвили. Дочь Якова Иосифовича Джугашвили и внучка Иосифа Виссарионовича Сталина. Мы все знали её в лицо, поскольку эта высокоодарённая литературным талантом женщина только вступила в Российский союз писателей, и её показывали нам издали как некую диковинку. Пришла она с семейной проблемой, частично решить её действительно мог тогда только я, но распространяться об этом нет смысла. Короче, мы подружились, и я сал бывать у неё дома на Лубянке, сразу за Политехническим музеем.

Ближняя дача И.В. Сталина в Кунцево

Как и всё её семейство, Галина Яковлевна была неразговорчивой и сдержанной на язык. Каково же было мое удивление, когда однажды она сорвалась и воскликнула:

– Эти люди еще поплатятся за всю ту клевету, что возводят на деда! Жестоко поплатятся.

И в самом деле, прожив благодаря большевикам сорок лет в мире и спокойствии, мы позволили развалиться СССР, и теперь втянуты в нескончаемую череду войн, которые с каждым разом становятся все масштабнее и кровавее.

Но в тот раз Галина Яковлевна после резкой тирады прочитала наизусть длинную молитву. Какую, не знаю, я в этом не сведущ. Заметив мой насмешливый взгляд, она строго сказала:

– Не смотрите на меня как на неофитку, мне далеко за шестьдесят, но крещена я в церкви в трёхлетнем возрасте. Сразу после того, как дед забрал меня от матери, и я поселилась на Ближней даче в Кунцево.

И Галина Яковлевна рассказала совершенно не известную мне историю.

Сразу после того как стало известно о гибели Якова Иосифовича в фашистском плену, Сталин приказал забрать его маленькую дочь у матери и взял на себя её воспитание. Так они фактически и жили вдвоем до его кончины. Сын Василий и дочь Светлана были уже взрослыми, и у них была своя жизнь.

Присматривала за Галей домоправительница Ближней дачи. Когда дом только построили и пришло время в него вселяться, Сталин приказал подобрать для присмотра за хозяйством не отдельных людей, а семью. Помимо верности главным критерием он назвал искреннюю веру в Бога и воцерковлённость. Были ли члены семьи связаны со спецслужбами, Галина Яковлевна не знала и никогда не интересовалась. Наверняка были, но для девочки они стали её настоящей любящей семьей. Так же относился к этим людям и Иосиф Виссарионович.

В первую же неделю пребывания девочки в Кунцево няня отвела её в церковь и крестила. Без разрешения Иосифа Виссарионовича вряд ли она посмела бы это сделать.

На Ближней даче для семейства обслуги была выделена особая молельная комната с небольшим иконостасом. Галина никогда не видела, чтобы туда заходил Сталин. Он вообще старательно обходил стороной всё, что связано с религией в его доме. Но Галю с детства учили молитвам и церковной истории. Строго соблюдали посты и отмечали церковные праздники.

Эта история поставила меня перед вопросом: так кем же был настоящий Сталин – человеком или портретом на стенах чиновных кабинетов? Или человеком, который строго соблюдал обязанности портрета?

А что касается антицерковного террора, якобы развязанного и поощрявшегося Иосифом Виссарионовичем, то не он был его инициатором. Да и церковники во многом сами спровоцировали власть на их преследование. Не столько против церкви, сколько против контрреволюции был направлен террор. Но, как это бывает в таких ситуациях, истерички и природные негодяи помимо чьей-либо воли превратили диктатуру пролетариата в кровавую вакханалию, не везде, но в ряде мест – точно. Любые обвинения настоящих большевиков в трагедии истинно порядочных верующих беспочвенны и преисполнены бесчестной предвзятостью.

Дом Наташи Ростовой

С 1950‑х гг. в Москве располагались целых три писательские структуры. Главным был Союз писателей СССР (Большой союз), организованный в 1934 г. под руководством А.С. Щербакова при поддержке А.М. Горького; на втором месте стоял Союз писателей РСФСР, учреждённый в 1958 г. в результате длительных хлопот Л.С. Соболева и С.В. Михалкова; и сформированная в 1954 г. Московская организация Союза писателей СССР.

Когда учреждался Большой Союз, встал вопрос о его резиденции. С начала 1920‑х гг. всевозможные писательские объединения столицы базировались в комнатах великолепной усадьбы в центре Москвы по адресу ул. Поварская, д. 52, ещё с XIX в. именовавшейся домом Ростовых или конкретнее – домом Наташи Ростовой. Руководство СССР и Моссовет без колебаний передали усадьбу в вечную собственность Союзу писателей СССР.

В действительности центральный особняк, выстроенный в 1756 г. по заказу ничем не примечательного дворянина Ивана Ивановича Воронцова-Вельяминова, в годы, на которые приходятся события романа «Война и мир», принадлежал князю Алексею Николаевичу Долгорукову[10]. Почему в народе распространился слух, будто Толстой описал в романе именно эту усадьбу как дом Ростовых, истории неведомо. Однако это не помешало уже в советское время поставить в центре усадьбы, напротив главного входа в Союз писателей СССР, памятник Льву Николаевичу.

После распада СССР в 1992 г. Союз писателей СССР был преобразован в Международное сообщество писательских союзов (МСПС), ставшее правопреемником Союза писателей. Главой сообщества на учредительном съезде был избран Тимур Исхакович Пулатов, советский, узбекский и российский прозаик. Заместителем его избрали Бориса Евгеньевича Шереметьева – писателя-мариниста, капитана I ранга, любимого ученика и творческого наследника Л.С. Соболева. Человек совестливый, деятельный, великой храбрости, Шереметьев фактически возглавил на многие годы противостояние московских и российских писателей-патриотов против писателей-либералов, европеизаторов постсоветского Отечества. Последних в российском масштабе возглавлял Евгений Александрович Евтушенко, а в Москве – поэтесса Римма Фёдоровна Казакова.

Об омерзительной драчке за огромное материальное наследство богатейшей общественной организации страны Союза писателей СССР[11] (дома творчества, индивидуальные дачи, поликлиники и т. п.) расскажу как-нибудь в другой книге. Изначально номером один встал вопрос: кому будет принадлежать дом Наташи Ростовой – патриотам или либералам? Либералам мешало правопреемство Международного сообщества. Споры и интриги не помогали. Они продолжались несколько лет, пока Евтушенко не обратился за поддержкой к команде Ельцина.

Делом дома Наташи Ростовой занялся непосредственно Сергей Александрович Филатов, в то время руководитель Администрации Президента Российской Федерации и главный приватизатор госимущества Москвы. Неожиданно выяснилось, что документов о передаче усадьбы в собственность Союзу писателей СССР в государственных архивах нет! Куда они подевались, неизвестно. А возможно, что их и не было никогда. Мало ли кто что говорит.

Московские власти подали на МСПС в суд с требованием платить городу аренду или покинуть усадьбу. Новые власти намеревались вселить в её помещения более выгодных арендаторов. Судебную войну вёл Б.Е. Шереметьев. Удалось затянуть процесс на целых три года.

Но сколько верёвочке ни виться, конец всё равно приходит. Как раз в то время Пулатов был переизбран, и МСПС возглавил престарелый С.В. Михалков.

С предпоследнего заседания суда Шереметьев вернулся сам не свой. Ожидалось окончательное вынесение судебного вердикта, а доказать принадлежность дома Наташи Ростовой МСПС не удалось.

Надо сказать, что под круговой парадной лестницей в центральном корпусе дома расположены большие цокольные переходы. Если пройти с левой стороны, выйдешь к правительственному подземному переходу из дома Ростовых в Дубовый зал ресторана Центрального дома литераторов (ЦДЛ) в тылах усадьбы. Этой дорожкой обычно проходили откушать различные почетные делегации, а также высшие сановники КПСС и СССР после официальных встреч с советской интеллигенцией. Там с незапамятных времен, под самой лестницей, впритык к стене стоял здоровенный железный шкаф-сейф. Когда он был там поставлен, по чьему указу, зачем – никто не знал. Сейф никому не мешал, его даже не замечали.

И вот Шереметьев, будучи в жутко подавленном моральном состоянии, вдруг увидел заброшенный сейф. И возмутился! Он потребовал к себе коменданта корпуса и приказал немедленно вызвать специалиста, вскрыть сейф и наконец-то избавиться от него.

Мастера вызвали. Сейф вскрыли. Там лежали считавшиеся пропавшими ордена и медали (с удостоверениями к ним), принадлежавшие первому секретарю Союза писателей СССР А.А. Фадееву, а также подлинники дарственных Союзу писателей на дом Наташи Ростовой от Моссовета и Советского государства.

При вскрытии сейфа присутствовали несколько человек. Все буквально онемели при обнаружении такой находки. Пока кто-то не сказал:

– Ну вот, с Фадеевым разобрались. Теперь дело за масонскими тайниками Долгоруковых.

И вновь настало уже удивленное молчание.

Оригиналы дарственных за подписями М.И. Калинина и руководства Моссовета были представлены в суд. Дело МСПС выиграло. Через полгода очередные интриганы выжили Шереметьева с его должности, а дом Наташи Ростовой, частично распроданный новыми руководителями сообщества сторонним предпринимателям, всё еще остается официальной резиденцией писателей России и ряда других государств.

Памятник Л.Н. Толстому перед домом Ростовых

О масонских тайниках дома Ростовых стоит поговорить отдельно. Князья Долгоруковы купили только центральный корпус здания, которое сразу стало резиденцией московских масонов. Огромные крылья к нему пристроены по их воле и заказу. Как строили себе дома масоны, с какими обязательными тайниками, общеизвестно. В 1812 г. в усадьбе Долгоруковых разместился французский генералитет, а потому пожар её не затронул. В революции и Гражданскую войну дом Ростовых Бог миловал. Не пострадала усадьба и от бомбежек Великой Отечественной. Это одна их самых сохранившихся в эпохи катаклизмов территорий Москвы[12].

На предмет тайников дом Наташи Ростовой никогда не обследовался. Ходят разные слухи, кто его знает, какие неожиданности ждут исследователей в подвалах прославленного здания.

Санкт-Петербург (Петроград, Ленинград) поэтапно стал столицей могущественной Российской державы в 1712–1714 гг. и оставался таковой до 12 марта 1918 г. Неудивительно, что город оказался средоточием мировых политических интриг, тайн, мистики. Вспомним Евангелие от Марка: «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаённого, что не вышло бы наружу». К тайнам Санкт-Петербурга эти слова явно не относятся.

Предполагаемые масонские заговоры

При российском дворе никогда не утихали слухи, будто Екатерина II умерла не естественной смертью, а погибла в результате дворцового заговора. История эта носит мистический характер и уже более 200 лет циркулирует в мире профессиональных историков, хотя и не имеет под собою никакого документального подтверждения, за исключением мемуаров французского короля Карла X (1824–1830), который носил в те годы титул графа д’Артуа. Именно из записей француза историки узнали о страшном видении Екатерине II, случившемся за неделю до её кончины. Свидетелей у этих событий было относительно много.

Тем вечером императрица легла спать как обычно. В соседних апартаментах оставались бодрствовать дежурные фрейлины. Примерно через час Екатерина вышла из своей спальни и, не говоря никому ни слова, прошла в сторону тронного зала. Первоначально дамы были очень смущены, затем стали обсуждать случившуюся странность. Неожиданно двери спальни императрицы распахнулись – на пороге появилась сама Екатерина. Она сердито спросила, почему фрейлины разговаривают так громко? Они мешают ей заснуть! Испуганные дамы объяснили причину своего поведения. Екатерина усмехнулась и немедленно в сопровождении фрейлин и вызванных дежурных офицеров направилась в указанном направлении.

Когда возглавляемая императрицей группка вошла в тронный зал, они увидели жуткое зрелище: огромное помещение было освещено призрачным зелёным светом, а на троне у противоположной стены восседала сама Екатерина, одетая в привычный ночной халат, и явно рассматривала вошедших. Не узнать императрицу было невозможно – в старости она сильно растолстела, заплыла жиром, и найти в Петербурге другую женщину таких форм и объёмов было практически невозможно (известные нам портреты престарелой Екатерины II откровенно лгут). Едва увидев своего двойника, императрица страшно закричала и упала без чувств. Пока свита суетилась вокруг неё, видение исчезло, а вместе с ним пропал и зелёный свет.

Продолжение этой истории я слышал от старых ленинградских историков, которые ссылались на рассказ директора Эрмитажа в 1909–1918 гг. Дмитрия Ивановича Толстого (1860–1940). Пересказываю, как запомнил, но не называю имён, поскольку речь идёт о доверительных личных беседах.

Английская карикатура на смерть Екатерины II. 1796 г.

После второго раздела Речи Посполитой (1793) Екатерина II велела привезти в Петербург трон Станислава Понятовского[13] и сделать из него стульчак для отхожего места. Отверстие в стуле открывалось в комнату этажом ниже. В последние годы жизни, восседая на троне польского короля, обычно и справляла естественную нужду российская императрица. По официальной версии утром 5 (16) ноября 1796 г. на этом троне Екатерину II хватил апоплексический удар (инсульт), через сутки она умерла. Однако рассказывали и другое: будто на самом деле во время её пребывания на польском троне из нижней комнаты чья-то сильная опытная рука проткнула несчастную тонкой острой стальной пикой-иглой чуть ли не насквозь. Императрица мгновенно потеряла сознание и уже не пришла в себя, лишь изо рта её постоянно шла кровавая пена, и агония её более походила на агонию посаженного на кол человека, чем на жертву инсульта.

Екатерина была такой толстой, что шесть здоровенных мужчин с трудом дотащили её до опочивальни, но поднять на кровать так и не смогли, а уложили на полу на красный сафьяновый матрац (кровь на нём была не заметна!). И инсценировку «видения», и убийство приписывают заговору масонов и полагают, что наследник престола Павел Петрович, которого по исчезнувшему после кончины Екатерины II завещанию следовало отстранить от престола, был в курсе заговора.

Эта масонская история получила развитие благодаря мемуарам баронессы Генриетты Луизы фон Оберкирх, близкой подруги жены Павла I императрицы Марии Фёдоровны Старшей. Она записала рассказ Павла Петровича от 10 июля 1782 г. (даю в сокращении. – В.Е.).

«Куракин знает, что и мне было бы кой о чём порассказать…

Раз вечером, или, пожалуй, уже ночью, я, в сопровождении Куракина и двух слуг, шел по петербургским улицам. Мы провели вечер вместе у меня во дворце, за разговорами и табаком, и вздумали для освежения сделать прогулку инкогнито при лунном освещении. Погода была не холодна; это было в лучшую пору нашей весны… Разговор наш шёл не о религии и ни о чём-либо серьёзном, а напротив, был весёлаго свойства, и Куракин так и сыпал шутками насчёт встречных прохожих. Несколько впереди меня шёл слуга, другой шёл сзади Куракина, а Куракин следовал за мною в нескольких шагах позади. Лунный свет был так ярок, что при нём можно было читать письмо, и следовательно, тени были очень густы. При повороте в одну из улиц, вдруг вижу я в глубине подъезда высокую худую фигуру, завёрнутую в плащ в роде испанскаго, и в военной, надвинутой на глаза, шляпе. Он будто ждал кого-то. Только что я миновал его, он вышел и пошёл около меня с левой стороны, не говоря ни слова. Я не мог разглядеть ни одной черты его лица. Мне казалось, что ноги его, ступая на плиты тротуара, производят странный звук – точно как будто камень ударялся о камень. Я был изумлён, и охватившее меня чувство стало ещё сильнее, когда я почувствовал ледяной холод в моём левом боку, со стороны незнакомца. Я вздрогнул и, обратясь к Куракину, сказал:

– Судьба нам послала страннаго сопутника.

– Какого сопутника? – спросил Куракин.

– Господина, идущаго у меня слева, по шуму, производимому им.

Куракин раскрыл глаза в изумлении и заметил, что никого нет у меня с левой стороны.

– Как? Ты не видишь этого человека между мною и домовою стеною?

– Ваше высочество идёте возле самой стены и физически невозможно, чтобы кто-нибудь был между вами и ею.

Я протянул руку и точно ощупал камень. Но всё-таки незнакомец был тут и шёл со мною шаг в шаг, и звуки шагов его, как удары молота, раздавались по тротуару. Я посмотрел на него внимательнее прежняго, и под шляпой его блеснули глаза столь блестящие, что таких я не видал никогда ни прежде, ни после. Они смотрели прямо на меня и производили на меня какое-то околдовывающее действие.

– Ах! – сказал я Куракину. – Я не могу передать тебе, что я чувствую, но только во мне происходит что-то особенное.

Я дрожал, не от страха, но от холода. Я чувствовал, как что-то особенное проникало все мои члены, и мне казалось, что кровь замерзает в моих жилах. Вдруг из-под плаща, закрывавшего рот таинственнаго спутника, раздался глухой и грустный голос:

– Павел!

Я был во власти какой-то неведомой силы и механически отвечал:

– Что вам нужно?

– Павел! – сказал опять голос, на этот раз, впрочем, как-то сочувственно, но с ещё большим оттенком грусти. Я не мог сказать ни слова. Голос снова назвал меня по имени, и незнакомец остановился. Я чувствовал какую-то внутреннюю потребность сделать тоже.

– Павел! Бедный Павел! Бедный князь!

Я обратился к Куракину, который также остановился.

– Слышишь? – спросил я его.

– Ничего, – отвечал тот, – решительно ничего.

Что касается до меня, то этот голос и до сих пор ещё раздаётся в моих ушах. Я сделал отчаянное усилие над собою и спросил незнакомца – кто он и что ему нужно?

– Кто я? Бедный Павел! Я тот, кто принимает участие в твоей судьбе и кто хочет, чтобы ты особенно не привязывался к этому миру, потому что ты долго не останешься в нём. Живи по законам справедливости, и конец твой будет спокоен. Бойся укора совести; для благородной души нет более чувствительного наказания.

Он пошёл снова, глядя на меня всё тем же проницательным взором. И как я остановился, когда остановился он, так и теперь я почувствовал необходимость пойти за ним. Он не говорил, и я не чувствовал особеннаго желания обратиться к нему с речью. Я шёл за ним, потому что он теперь шёл впереди. Это продолжалось более часу. Где мы шли, я не знал…

Наконец пришли мы к большой площади, между мостом чрез Неву и зданием Сената. Он прямо пошёл к одному как бы заранее отмеченному месту площади; я, конечно, следовал за ним – и затем остановился.

– Прощай, Павел! – сказал он. – Ты ещё увидишь меня опять, здесь и кой-где ещё.

При этом шляпа его поднялась как бы сама собою, и глазам моим представился орлиный взор, смуглый лоб и строгая улыбка моего прадеда Петра Великого. Когда я пришёл в себя от страха и удивления, его уже не было передо мною.

На этом самом месте императрица возводит монумент, который скоро будет удивлением всей Европы. Это конная статуя из гранита, представляющая царя Петра и помещённая на скале. Не я советовал моей матери избирать это место, выбранное, или скорее угаданное, призраком. И я не знаю, как описать чувство, охватившее меня, когда я впервыя увидал эту статую. Я боюсь мысли, что могу бояться, что бы ни говорил кн. Куракин, уверяющий, что всё это было не более как сон, виденный мною во время прогулки по улицам. Малейшая подробность этого видения памятна мне, и я по-прежнему утверждаю, что это было видение и всё связанное с ним представляется мне также ясно, как бы это случилось вчера. Придя домой, я нашёл, что мой левый бок положительно окаменел от холода, и я почувствовал некоторую теплоту лишь несколько часов спустя, хотя тотчас же лёг в тёплую постель и закрылся как можно теплее.

Надеюсь, что вам понравилась моя история… Это значит, что я умру в молодых летах».

Памятник Петру I на Сенатской площади был открыт 18 августа 1782 г., в год данного рассказа цесаревича баронессе.

Воспитатель наследника престола Никита Иванович Панин был масоном. Вовлечь в ложу будущего императора Павла Петровича он не успел, был уволен Екатериной II именно за масонство. Но вот другого своего воспитанника и ближайшего друга цессаревича князя Александра Борисовича Куракина он с младых ногтей приобщил к масонству. Так что устроить инсценировку с Петром I для Павла масоны могли без особых проблем. Из этого сторонники версии убийства Екатерины II делают вывод, будто заговор масонов против неё зародился ещё в начале 1780‑х гг. Впрочем, в ночь на 24 марта 1801 г. императора Павла I убили в Михайловском замке заговорщики, многие из которых тоже были масонами.

Наконец, результатом самого неисследованного, самого таинственного масонского заговора стало восстание декабристов 14 (26) декабря 1825 г. в Санкт-Петербурге. Мы о нём мало что знаем, поскольку следственная комиссия, возглавлявшаяся самим императором Николаем I, вела параллельно сразу два следственных дела. Никто не верил в самостоятельность восставших офицеров. Великий князь Константин Павлович так и написал брату-императору: «…внимание моё остановилось на одном замечательном обстоятельстве, которое поразило мой ум: список арестованных содержит только имена лиц до того неизвестных, до того незначительных самих по себе и по тому влиянию, которое они могут иметь, что я вижу в них только передовых охотников и застрельщиков шайки, заправилы которой остались сокрытыми до времени, чтобы по этому событию судить о своей силе и о том, на что они могут рассчитывать. Они виноваты в качестве застрельщиков-охотников, и по отношению к ним не может быть снисхождения, так как в подобных вещах нельзя допускать увлечения; но вместе с тем нужно разыскивать подстрекателей и руководителей и непременно найти их на основании признания арестованных…»

Когда работа комиссии была завершена, по приказу Николая все документы второго, основного следствия – по поиску «заправил» – были уничтожены. Остатки, даже следы его были окончательно ликвидированы после 1917 г., поскольку советская власть пыталась сотворить в народе культ декабристов.

Центральной фигурой заговора был Кондратий Фёдорович Рылеев. Его обычно представляют рафинированным, утончённым поэтом-патриотом, страдателем за судьбы крепостного люда. Однако вся его жизнь была связана с армией. Согласно принятой версии, в шесть лет Кондратия отдали в Кадетский корпус. По окончании его в чине прапорщика молодой человек был направлен в действующую армию, в артиллерию. Служба его проходила в Германии, Швейцарии и во Франции, где Рылеев проникся революционными идеями (и, возможно, вступил в масонскую ложу). Почти сразу по возвращении в Россию для дальнейшего прохождения службы он был определён в глухую провинцию – в Воронежскую губернию. В 1818 г. вышел в отставку, а в 1820 г. мало кому известный армейский подпоручик, почти разоренный Рылеев, сразу после женитьбы на дочери мелкого провинциального помещика Н.М. Тевяшовой, перебрался из провинции в Санкт-Петербург. Здесь он был сразу же дружески принят в литературных кругах. Осенью того же года в 10-й книжке «Невского зрителя» была опубликована направленная против Аракчеева сатира «К временщику», которая принесла поэту всероссийскую славу и дала ему значительный вес в обществе. В целях получения большей информации о политическом состоянии в высших сферах в том же 1820 г. он вступил в масонскую ложу «Пламенеющая звезда», которую через год покинул за ненадобностью.

Камень преткновения здесь – масонская ложа. «Пламенеющая звезда» – одна из самых закрытых и малоизвестных науке масонских лож Санкт-Петербурга, входивших в «Астрею» (союз российских масонских лож). Братьями в ней состояли только аристократы иностранного происхождения, преимущественно немцы. На заседаниях ложи разговаривать можно было только по-немецки. Приехавший из провинции Рылеев почти сразу по приезде стал первым и единственным русским братом ложи и получил там имя Конрад. Более того, в год вступления он стал мастером этой ложи! Согласно общепринятому мировому ритуалу, каждый масон должен пройти три степени: ученика, подмастерья и мастера, следовательно, первые две ступени были пройдены Рылеевым в какой-то иной ложе, имевшей родственные связи либо с «Пламенеющей звездой», либо с «Астреей», и каким-то образом связанной с зарубежным масонством. В противном случае не понятно, почему именно никому не известному провинциалу Кондратию Фёдоровичу было сделано столь значительное в масонском мире исключение со степенью и почему он был принят именно в ложу с национальным и языковым ограничением. Ведь в столице имелось несколько масонских лож, в которых национальность не имела значения. Более того, когда «Пламенеющая звезда» закрылась[14], ещё раньше вышедший из неё Рылеев получил на хранение все документы ложи! Более того, накануне восстания декабристов, в ночь на 14 декабря 1825 г. Рылеев собственноручно сжёг все до последнего клочка документы ложи «Пламенеющая звезда» как наиболее опасные (отчего о деятельности ложи наука сегодня мало что знает), но сохранил почти все имевшиеся у него документы Северного тайного общества, тем самым подставив под удар многих случайных участников заседаний декабристов!!! Всё это общеизвестные и не раз упоминавшиеся в литературе и в источниках факты, которые официальная наука пытается сгладить, заретушировать, представить ничего не значащей случайностью, не обсуждать или просто не замечать. Но факты говорят сами за себя, нет смысла даже их комментировать, что-то додумывать и навязывать читателю.

Любопытно, что во время важной организационной встречи масона К.Ф. Рылеева с масоном П.И. Пестелем в апреле 1824 г. именно Рылеев настаивал на организации власти в России после свержения Романовых по американскому образцу. Как известно, в 1775–1783 гг. в Северной Америке шла война английских колоний за независимость от метрополии, которую часто историки называют масонской революцией в США.

Пестель с Рылеевым соглашался, но настаивал на том, что одновременно в стране следовало установить личную диктатуру по типу диктатуры Наполеона. Диктатором он, безусловно, полагал себя. Рылеев был категорически против каких-либо отступлений от американского образца. Как известно, США были образованы масонами по разработанным масонами принципам.

Сам Кондратий Федорович с весны 1824 г. служил правителем дел канцелярии Российско-Американской компании – без соответствующей протекции на это очень доходное место устроиться было невозможно. Видимо, масоны же поспособствовали избранию Рылеева с 30 декабря 1824 г. членом Цензурного комитета, где он вплоть до ареста исполнял обязанности цензора поэзии.

В 1823 г. поэт вступил в Северное тайное общество, а в марте 1825 г. был избран в его руководящий орган – Думу. Еще до избрания в Думу Кондратий Федорович фактически идейно возглавил движение будущих декабристов и считался «диктатором» общества вплоть до декабря 1825 г., когда сложил с себя диктаторские полномочия в пользу С.Н. Трубецкого. Именно на него легла забота о подготовке будущих убийц царской фамилии, каковыми были назначены А.И. Якубович и П.Г. Каховский. Причём вроде бы небогатый, почти бедный Рылеев финансировал (!) обоих подопечных.

Одним словом, масонский след в деле декабристов столь очевиден, что дополнительных доказательств не требует.

Невозможно оспорить справедливость казни пяти декабристов – они взошли на эшафот не по политическим, но сугубо уголовным обвинениям, если отнести к уголовным подготовку государственного переворота, убийства сторонних людей, подстрекательство к мятежу обманным путём и т. д.

Частной, но многих смущающей загадкой стала тайна захоронения трупов казнённых – останки их не найдены по сей день, хотя при советской власти поискам могил декабристов уделялось большое внимание. Версий несколько. Самая необычная из всех была изложена прапорщиком Иваном Васильевичем Шервудом-Верным, который в своё время выдал Александру I Южное общество будущих декабристов. В официальном заявлении в Третье отделение[15] он сообщил, что некто «выкрал тела казнённых и перезахоронил в другом месте, а их черепа держит у себя дома». Масонские игры продолжились.

Набережная Мойки, 12

Однажды меня пригласили на встречу в городское Общество любителей книги. Тему беседы заранее не обговаривали. Вот я и предложил собравшимся побеседовать о неясностях в дуэли А.С. Пушкина и Ж. Дантеса. Сразу же поднялся руководитель Общества и с пафосом прочитал стихотворение Л.А. Филатова «Дантес» со знаменитым рефреном: «Он Пушкина убил». Относительно стихосложения произведение отличное, относительно понимания сути случившегося – поверхностное.

В тот раз я ответил стихотворением, написанным самим Пушкиным на иллюстрацию к «Евгению Онегину» в «Невском альманахе» за 1829 г.

Пушкин, бесспорно, прежде всего был человеком, одарённым свыше гением творить высокую поэзию. Но гений этот не лишал поэта всего того, что свойственно человеческому организму и быту. В том числе и то, что описал поэт в приведённой сатире, он испытал сам многократно, ибо был из плоти, а не соткан из сугубо возвышенных чувств. Стихосложение свойственно человеку-поэту, земная жизнь – человеку-обывателю. Они едины и неразрывны. Дуэли были присущи земной жизни дворян-обывателей XVIII–XIX вв. И дуэль Пушкина с Дантесом не исключение. Поэтому при рассмотрении трагических событий гибели поэта необходимо рассматривать исключительно их бытовую сторону. А она переворачивает все представления о роковой дуэли, навязываемые нам пушкиноведением в течение 200 лет.

Со 2 октября 1836 г. семья Пушкиных арендовала первый этаж дома княгини С.Г. Волконской по адресу Набережная Мойки, дом 12 – в одном квартале от Зимнего дворца. Всего 11 комнат, из которых 2 приходились на кухню и кладовку. В остальных 9 комнатах проживали Пушкин, его жена Наталья Николаевна, их четверо детей (старшей Маше шёл пятый год, младшей Наташе было восемь месяцев). Но главное, с четой Пушкиных проживали старшие сёстры Натальи Николаевны – Екатерина и Александра Гончаровы.

Слуг было 15 человек: две няни, кормилица, камердинер, четыре горничных, три лакея, повар, прачка, полотёр и личный слуга Александра Сергеевича старик Никита Козлов.

Дом А.С. Пушкина на набережной Мойки

При этом необходимо учесть, что Пушкин был категорически против приглашения в его дом сестёр жены. Но Наталья Николаевна настояла (!) на этом. Столичный аристократ Александр Сергеевич, при всей видимой его строгости, явно комплексовал перед юной супругой-провинциалкой, поскольку в солидном для того времени возрасте не мог достойно обеспечить жене великосветскую жизнь. Семье оказывала постоянную денежную помощь тётка сестёр по материнской линии горбунья Наталья Кирилловна Загряжская, богатейшая старшая дочь самого князя К.Г. Разумовского, фрейлина Екатерины II и муза поэта графа А.П. Шувалова. Для Пушкина это было унизительно, но приходилось терпеть.

По факту рождения поэт входил в высшее аристократическое общество империи, но при этом не имел ни титула, ни чина. Сразу после возвращения Пушкина из ссылки, Николай I присвоил ему звание придворного историографа. Под влиянием В.А. Жуковского, который принимал живое участие в судьбе Пушкина, в 1831 г. Александр Сергеевич создал стихотворение «Клеветникам России». С тех пор против поэта ополчилась вся либеральная свора не только в России, но и в Европе. Расхожим стало мнение вроде: «Он мне так огадился как человек, что я потерял к нему уважение даже как к поэту» (Н.А. Мельгунов).

31 декабря 1833 г. Николай I пожаловал Александра Сергеевича из придворного историографа в камер-юнкеры. С подачи самого Пушкина считается, что сделано это было ради Натальи Николаевны, чтобы она обязана была присутствовать на придворных балах в Аничковом дворце. По сему поводу принято возмущаться и рассматривать чин камер-юнкера насмешкой. Это и в самом деле было младшее придворное звание, но ПРИДВОРНОЕ звание! В те годы на всю империю имелся всего 161 камер-юнкер, из которых старше и гораздо старше Пушкина по возрасту были 23 человека (другое дело, что само звание было им дано в более молодом, чем у Пушкина, возрасте). В Петербурге жили примерно 80 камер-юнкеров, очень разных по ранжиру. Официально Пушкин числился титулярным советником – весьма низкий чин IX класса из 14‑ти по Табели о рангах, поэтому камер-юнкерство его значительно возвысило. Все по тому же ранжиру в придворных званиях далее сразу следовал камергер (соответственно, современный контр-адмирал или генерал-майор сухопутных войск). Император заказал Александру Сергеевичу написание истории Петра Великого. Такой труд явно мог послужить поводом для присвоения звания камергера и возведения в графское или даже княжеское достоинство. Всё было впереди, но поэт полагал себя униженным и в своём придворном звании видел заслугу красавицы супруги.

О самой Наталье Николаевне объективно сказал М.А. Корф: «…прелестная жена, любя славу своего мужа более для успехов своих в свете, предпочитала блеск и бальную славу всей поэзии в мире и – по странному противоречию, – пользуясь всеми плодами литературной известности Пушкина, исподтишка немножко гнушалась тем, что она, светская женщина par excellence[16], привязана к мужу home de letters[17], – эта жена с семейственными и хозяйственными хлопотами привила к Пушкину ревность…» Наталья Николаевна побаивалась мужа в силу его вспыльчивости, но сохранилось свидетельство только о том, что это она прилюдно дала Пушкину пощёчину. И неудивительно, ведь благодаря своей красоте Наталья Николаевна котировалась при дворе гораздо выше Александра Сергеевича.

Все эти во многом надуманные сложности стали причиной раннего развития у Александра Сергеевича кризиса среднего возраста, что в конечном итоге и сгубило поэта. Только никак не ревность. По этому поводу сам поэт написал жене: «Я не ревнив, да и знаю, что и ты во все тяжкие не пустишься; но ты знаешь, как я не люблю всё, что пахнет московской барышнею…» И в дополнение ко всему по поводу придворных воздыхателей поэт написал жене: «Было бы корыто, свиньи будут». То есть меньше кокетничай с этими прощелыгами. И Наталья Николаевна строго блюла себя в свете. Сам же Пушкин очень скоро пустился во все тяжкие. «Жена сначала страшно ревновала, потом стала равнодушна и привыкла к неверностям мужа» (В.Ф. Вяземская).