Прощай, Италия

Глава 1

На ощупь отыскалась заветная кнопка. Надавил на нее. Раздался обрывистый писк. А после с силой надавил плечом на сталь, свет рассеял тесную темноту. Я шагнул навстречу жизни. За спиной захлопнулась тяжелая дверь с домофоном. Затхлый запах подъезда закончился. Вдохнул побольше свежего воздуха, словно заново явившийся на этот свет…

Вечерний двор встречал панельной пятиэтажкой, шумом детей и беспокойных мам. Из неумело припаркованной у соседнего подъезда «KIA» мерно качали басы. Исполнитель, утопая в утробном звучании, лениво и невнятно под биты читал текст. Это придавало простым русским словам иноземное звучание. Мы так веселились в детстве с друзьями – тараторили всем знакомые фразы, активно напирая на согласные, делали перед взрослыми вид, что говорим на английском. Нам, конечно, не верили, зато умилялись и даже подыгрывали.

Певец пел про любовь и свою дерзость. Подростки стояли у авто, курили кальян и наслаждались последними отсветами заката на окнах – при полной видимости для них еще имелись публичные запреты и косые взгляды, но в сумраке все эта напускная нравственность взрослых растворялась, открывая свободу, залитую тугими басами и воспетую полурусским говорком.

«Ты меня знаешь, да-да, все будет хорошо, не переживай», – свесившись по пояс с карниза, заявлял со второго этажа сосед по площадке и стряхивал пепел на оранжевую от сочных бутонов клумбу.

За цветами у подъезда ухаживала престарелая женщина, вечно возилась с ними, поливала, отгоняла кошек и следила, чтобы собаки не гадили. Только, как назло, все время упускала из виду бычки моего соседа со второго этажа, который глубоким вечером возвращался с работы, курил в окно, громко разговаривая по телефону, дотягивал до фильтра и швырял окурок вниз щелчком пожелтевших пальцев. Женщина собирала их каждое утро и смотрела вверх, пытаясь разобраться: кто это мог бы сделать? Я помнил ее еще с детства – работала в библиотеке, расположенной неподалеку от частного сектора, где я вырос.

От него, как много лет назад, все так же веяло дымом прошлогодней листвы.

До конца первого летнего дня оставалось часа три.

Бесшумно подкатила белая «Mazda», озарив поросшее кустами подножие панельного дома. Молодые парни и единственная с ними девушка приумолкли. Приумолк даже исполнитель, подавившись плохо пережеванными слогами. Последнее, что можно было разобрать из текста: обрывок – «любовь средь лирики подъездов и заборов». Дальше следовали музыкальные низы и словесный кашель. И мой сосед по площадке, курящий в окно, приумолк тоже… Заперхал, зашмыгал носом, забыв убрать телефон в сторону. Собеседнице его, наверно, стало проще, так как наконец-то поняла стадию эволюцию своего собеседника.

У водительской дверцы медленно опустились стекло. За ним поджидала наглая улыбка.

–А не хотите ли вы спросить у Родиона Борисовича: «А не охренел ли он ездить на такой классной тачке?».

Я промолчал.

–Отвечаю: «Да, охренел».

Для большего понта невозмутимо отвернулся.

–А не хотите ли спросить, так, слегка поинтересоваться: «А сколько под капотом лошадиных сил?».

Промолчал и на этот раз, угрюмо разглядывая дверь подъезда.

–Не хотите? Ну и ладно, я все равно отвечу – двести семьдесят пять.

–Ожидал большего, – спокойно закурил и наигранно повернулся к собеседнику.

–Значит, ожидали большого… Хорошо. А не хотите ли вы тогда задать самому себе самый важный вопрос – а какого хера я такой охреневший?

–Весь в своего директора.

Светловолосый пижон грозно оценил мою позу.

–Ладно, запрыгивай.

Затянувшись, выдержал паузу, косясь на самодовольную ухмылку Радика.

–Так и быть, поехали, – выкинул как бы невзначай.

–«Так и быть» … – пробормотал под нос директор. – «Так и быть» – совсем обозрел.

Я с наигранным чувством достоинства залез в авто.

–В тачке не курить, – услышал тут же предупреждение.

–И дышать через раз.

–Это уже по желанию.

–Кресло какое-то неудобное, – я попробовал вдавить спину в дутую кожу.

–А я не знал, что ты сучка такая капризная.

–Теперь знаешь. Был бы бабой, тебе не дал бы – не удивил.

–Вот сомнительный ты человек – ничем тебя не удивить, – Радик вывернул руль, и мы тронулись задним ходом.

Выехали к мусорке, «запустили правое плечо вперед» и, минуя ветвистую аллею, вырвались на центральный проспект города средней полосы, отличимого от всех остальных южной рельефностью и глубоком логом, что пролег, словно шрам на лице от подбородка до лба, от начала до самой окраины.

–Выспался? – спросил Радик и включил радио на панели.

–Как заново родился – потянулся я и поглядел в окно, за которым мелькали вычурные вывески лучших заведений и сетевых маркетов, где, несмотря на достаточно поздний час, еще торговали всевозможным счастьем.

Радио зазвучало песней на зарубежном. Мужчина высоким голосом вытягивал непонятные слова. Ему на заднем фоне подпевала женщина. Голос был красив, объемен, слушая его, представлялось море, которое никогда в жизни не видел. Огромный горизонт, неизмеримый человеческим взглядом, и волна за волной, волна и…

–Что молчишь?

Я с вызовом отвернулся.

–Молчи-молчи.

Почувствовал легкий толчок локтем в плечо.

–Вот ты бесчувственный, больно человеку – с девушкой навсегда прощается. А этот, гляньте на него – молчит, и в ус не дует.

–А ты еще английский свой не забыл?

–Это итальянский, дурень.

–Как же ты достал со своим итальянским.

–Красивый язык же, – Радик повернулся в мою сторону, наигранно улыбнулся. Несмотря на легкую опухлость лица, он мог бы с легкостью сойти за голливудского актера – высокий, подтянутый, с крепкими и загорелыми предплечьями, красиво подчеркнутые закатанными рукавами черной водолазки. – Ну, я же все-таки нормальный лингвист, а никак некоторые.

–Ну, начал…

Радик повернулся ко мне и одарил яснозубой ухмылкой, словно с рекламного плаката.

– С тобой-то понятно – все забыл, сдавать памятью начал, я гляжу, еще скажи, и про цыган все забыл?

–Не припоминаю. А должен?

–Обязан….

–Слушай, как можно быть таким нудным? Тебя бабы вообще как терпят?

–Со слезами на глазах, – Радик расслабил на руле широкие ладони и влился своим ярко гэкающим акцентом в надрывную лирику заграничного исполнителя. Бывший студент с дополнительным изучением итальянского пел весьма хорошо, пусть и не проговаривал все звуки, компенсируя их тарабарщиной, но в темпераменте не уступал.

–Для бесчувственных, и особенно для отсталых, – посмотрел на меня, – рассказываю: парень прощается с девушкой, которая улетает навсегда….

–Прям навсегда?

–Прям-прям навсегда.

–Куда улетает?

–Из родной страны к морю.

–Мне сейчас прослезиться или потом можно?

–Чурка ты бесчувственный, – друг с античным размахом философа, вещающего с трибуны, поднял вверх указательный палец. – Вот-вот, слышишь эти нотки светлой тоски?

–Примерно.

–Весь мир слышит, сочувствует, так сказать, ситуации, а ты, блин, примерно. Вот сколько тебя знаю, столько поражаюсь – все тебе примерно и примерно…

–За дорогой следи, – предупредил я увлеченного Радика, который окончательно очаровался переборами мелодичной композиции.

У пешеходного перехода резко затормозил черный джип. Мы едва не врезались ему в увесистый бампер. Объехали, пристроились сбоку. Тронутый поэтическими чувствами, Радик не заметил, как опустилось стекло габаритной легковушки, высунулась оркоподобная голова и на чем свет стоит обматерила нашу лихость.

–Прощай, моя любовь… Прощай, Италия… – тянул Радик, перейдя на русский.

Башка гневалась, жилки у виска вздувались.

–Очки купи, хер бабушкин, – неистовствовали сизые губы под картофельным носом.

Угрозы расправы сыпались одна за другой. Друг, улыбнувшись водителю, словно всему миру, собрал ладонь пистолетом, показал в сторону спуска, мелькающего светофорами, стремительно сорвал авто с места, оставив беспокойство и возмущение позади. Я выключил радио на панели, настроил записанную на флешку, заезженную нами до дыр композицию, и жизнь понеслась с полной скоростью вперед, калейдоскопом огней, вниз по склону на главный мост.

Каждый день ты просыпаешься с мыслью:

«А не последний ли это день?».

Ты чувствуешь себя, как будто у тебя

На спине татуировка – мишень.

Динамики надрывались. Мы мчались навстречу будущему…

Пригородная зона встретила одноэтажной шеренгой домов с косыми крышами – один на четыре хозяина – вечная тема провинциальной периферии. С трассы съехали на пересеченку. Дорога была рыхлой, как и вся камышовая окраина. Радик вглядывался в едва освещенный высокими фонарями полумрак.

–Улица Матросова, семь, – наседал я на него.

–Да помню.

Каждый день – это меткий выстрел!

Это выстрел в спину, выстрел в упор,

За все годы можно было привыкнуть,

Но ты не привык до сих пор!

Я сделал песню, которая повторялась раз за разом, тише, потом вырубил совсем. Требовалось безмолвие.

Замысловатые тени от мохнатых сосновых макушек закрывали прямоугольные таблички с номерами домов.

–Ладно, тормози тут, – показал я на небольшой съезд у кучи мусора.

–Ага, – возмутился Радик, – давай уж тогда сразу у болота.

–Надо пешком, так не найдем.

Радик надулся, выдохнул, согласился. Но припарковал машину, не съезжая с дороги. Мы вышли, вступив в сырость. Цепким взглядом водитель осмотрел капот – не запачкался ли? Остался доволен, белизна кузова соответствовала белизне его зубов. Из зарослей веяло полынью и лежалой рыбой. В траве просвечивался пластик пивных баклажек. На крыльце кирпичного дома, сидя на порожке, курил мужчина. Торс его был обнажен. Затянутый под пузо ремень выдавливал наружу вялые, обезображенные жиром, телеса. Он безразлично смотрел то ли на нас, то ли на порезанные колючей хвоей клочки заката.

Пикнула сигнализация, и мы двинулись вперед.

–Так, двадцать первый, – закурил Радик, оглядываясь на растворяющееся в полумраке авто.

–Все равно не твоя, что боишься?

–В том-то и дело, что не моя… Фирмы. Наша, общая.

–Эта которую ты так из Европы ждал?

–Именно.

–Семнадцатый, – произнес я еле слышно, выбил из пачки сигарету. Чиркнул кремень, сиюминутной искрой опалив темноту. Табак прикурился. Дым от первой затяжки остался за спиной.

Радик оглядывался. Машины было уже не рассмотреть.

–Ох, Радик, мещанская ты натура.

–Гляжу, ты – честный пролетарий.

Таблички были едва различимы, но очевидно, что мы шли в правильном направлении. У номера одиннадцать остановились. Залаяла собака. Сквозь прутья забора вылезла зубастая пасть. После овчарка передними лапами запрыгнула на забор. Гавканье сделалось еще опаснее и слюнявей.

–Давай пройдем, – встревожился я.

Внутри все сжалось от страха. Я отошел к звенящим мошкарой кустам.

–Да пошли же, – настаивал я.

–Сейчас-сейчас, – Радик не вынимая сигареты, специально опустился, начал возиться со шнурками. –Минутку-минутку.

–Она сейчас забор перескочит.

–Ну, дай шнурки завязать.

Пес от нашей наглости изошел еще большей злобой. Радику было все равно. Привыкший -все детство с собаками был дружен, усмирял даже самых лютых и клыкастых. И по службе брал во взводе на себя кинологические обязанности.

–Да пошел ты, – рванул я быстрым шагом по уличной колее.

–Ты куда? Подожди, – кричал вслед Радик. – Последний раз такого быстрого тебя я видел, когда ты в детстве от цыган убегал.

–Я не убегал, – огорчился от неприятного воспоминания.

Их реально было трое, а я один. И угораздило меня, выбежав на свою улицу, быть замеченным своими парнями, среди которых был закадычный Радик. Они, конечно, дружно вступились. Мой позор был отмщен. Друзья с родного того двора давно уже спились, кого посадили, кто-то спасся, сбежав пытать счастье в Москве, а Радик и его неуместное воспоминание о том злополучном дне остались.

–Ага, не убегал, аж бейсболка слетела, мчал будь здоров.

Насмешки прервал показавшийся из-за заезда во двор плоский капот синей «Daewoo Nexia».

–Она, – я щелчком пальцев выстрелил окурком в лужу у обочины. Из безлунной воды торчал осколок шифера, как обломленный клык. Когда-то это был забор, огораживал, наверно, какой-нибудь облагороженный земледелием участок с картошкой или помидорами.

–Да, – Радик дал знак рукой – стоп, мы остановились.

–Давай ключи.

Радик кинул связку с овальным брелком.

–Он телефон не берет, на звонки не отвечает, две недели не платит – полный ассортимент злодея. Был бы адекват, могли бы по-хорошему договориться, но, видимо, не судьба, так что теперь все вопросы через суд.

–«Никаких переговоров с террористами», – процитировал я фразу из известного фильма.

–Точно.

–Так что, джентльмены, – Радик чинно и степенно размял плечи, приосанился, – начинаем работу?

–Приступаем, – я хрустнул шеей для пущей серьезности.

Мы принялись за дело.

Спокойно подошли к захудалому авто. Хорошо, что хозяин не загнал ее в гараж, поставил по фронту непокрашенных дверей. Стены пахли бетоном и железом. Новенький. Боюсь, зря строил, уже не пригодится. В окнах кирпичного дома горел свет, по комнатам расхаживали тени, мерцал экран телевизора. По картинке понял – новости…

Тревожный момент, вроде бы все тихо-тихо, а вдруг какая-та неожиданность. Психанет, пальнет из какой-нибудь берданки, и все – финита ля комедия – прощай, Италия.

Покосился на Радика, что был прост и невозмутим, кажется, в его голове продолжала звучать песня с красивыми переборами, несмотря на тоскливый сюжет, навевающая красивую мечту о чистых чувствах, голубом небе и соленых волнах.

Покрутил в руках черный брелок с ключами. Отыскал желтую кнопку, подставив его под случайный свет. Снял сигнализацию. Цепляя головой низкую ветвь яблони, запрыгнул в авто. Радик разместился рядом. Завел движок, который как-то на фоне тишины оказался громче положенного. Благо машина была припаркована удобно, не пришлось сдавать назад, а прежде чуть привыкать к коробке передач. Крутанул руль налево, вывернул вправо.

Вот-вот, и свобода…

Фары озарили неровную дорогу. В доме хлопнула дверь. К калитке подбежал моложавый мужчина неопределенных лет.

–Стоять, уроды! – начал он орать еще со двора, теряя на ходу тапки. Дерганул засов калитки, что поддался не сразу. Раз, два… Заело. На третий получилось.

Мы мерно покатили прочь, наслаждаясь паникой должника.

Хозяин в длинных шортах пытался догнать, собирая камни и ухабины босыми ногами. Почти нагнал. В зеркале увидел наглую, украшенную уголовным прошлым, физиономию преследователя.

–Знайте, я буду убивать! – гнев преобразился в беспомощный надрыв.

–Что он говорит? – улыбнулся я другу.

Развалившись вполоборота, Радик пристально рассмотрел заднюю часть салона. Потянулся вниз. В его руках оказались две бутылки текилы.

–Говорит, ребята, у меня в салоне ящик текилы, выпейте за свое здоровье.

Я поглядел назад – и правда – упаковка текилы.

–Добрейший души человек.

–И выносливый, мотивированный… – директор наблюдал за отстающим, матерящимся и босым бегуном. – Целеустремленный к тому же, до последнего не сдается. «Гвозди бы делать из этих людей, крепче б не было в мире гвоздей», – подвел итог поэтической выдержкой из советской классики.

Мы оторвались, Радик выскочил у своей новой любови – белой, хищной, остроносой. Рванул за мной. Издалека еще доносился нечленораздельный ор мужика. Такой будет бежать по следу, пока не обессилит. Не первый раз уже становились свидетелями, как преданность своей колымаге и собственной ненависти дает людям недюжинную силу и большую надежду.

Уступив дорогу колонне фур, оказались на плохо освещенной трассе, помчали в офис. Включил радио – без толку, ничего путевого. Покрутил тюнер. Зарубежная лирика. Лазарев, Билан, песня про «Давай с тобой сыграем в прятки»… И снова лирика на чужом языке. Кроме русского, другого не знаю. Это Радик учился с углубленным изучением иностранного, я так, чисто на преподавателя русского и литературы.

Непонятные мне голоса смолкли.

Опустил замутненное стекло. Подсвеченный пейзаж теплых окон и выступающего леса заворожил взгляд. Свежий ветер дороги захватил дух. Захотелось вырваться за всевозможные горизонты и даже чуть дальше. Город из частных домов вырос до пятиэтажных хрущевок, а потом еще выше – до высоток рабочего района и дымящихся труб. На кольце, разводящем дороги на все стороны, сиял огромный одуванчик – остаток советских времен Левого берега. Он величаво горел в вышине урбанистическим, всесильным электрическим огнем, словно маяк притягивая огоньки машин и автобусов, что, прокрутившись по кольцу, безвозвратно терялись в ночи.

У кольца задал влево, покосился в зеркало. Радик не отставал. Из его авто под электрогитару доносилось:

«Ты сказал ей: «Отдай мне свою любовь»,

Она ответила тебе: «Бог подаст».

И это был самый меткий выстрел,

Выстрел в лицо, выстрел в упор….».

Песня летела мне вслед, как и вся жизнь, чувствовал я, что еще чуть-чуть – и опережу ее на весь корпус автомобиля, на минуту, на час, а может быть, даже на целую ночь. Выдавливал последнюю мощь из дребезжащего авто. Бутылки в ящике дребезжали стеклом, словно им было тесно, и они требовали воли.

Представил, как хозяин без тапок и машины стоит во дворе своего дома и клянет несправедливость мира. Его улица почти сползла в болото. Может, давно бы и потонула, если бы не называлась – Матросова…

Наш офис «Автоломбард» находился в пожелтевшем двухэтажном здании, ничем не приметном, среди множества таких же других. И все вокруг на районе было одинаково, кроме одного строения – управление внутренних дел Левобережного округа, расположенного напротив нас. Опрятное, заштукатуренное, вылизанное метлами и цветущее красными клумбами у входа оно значительно выделялась из всего остального.

Загнав машину в гараж, засели в офисе. Кабинеты были, конечно, пусты. Операторы разошлись по домам. Технический отдел тоже. Мы расположились в приемной, убрали со стола бумаги, смахнули ладонями в мусорную корзину канцелярскую мелочь – скрепки и погнутые скобки степлера, Танькины цветные листочки, на которых она вечно что-то записывала и приклеивала, сложили в отдельную стопку. Договорились завтра все вернуть на места, чтобы она не возмущалась, педантка, что сказать – любит, когда все лежит по полочкам и расписано по датам.

Достали из шкафа с документами рюмки, лимон взяли из буфета – кто-то принес пить чай, но завтра, заручились, купим новый, никто не обидится. Квадратные лампы сильно трещали, поэтому пришлось их выключить, принести настольную. Ее чуть подрагивающий свет красиво орошал непочатую бутылку, тонкие дольки лимона на блюдце, две рюмки, сделанные из гильз от снаряда – мы с Радиком привезли их из армии, как дембельские сувениры.

Я свернул горлышко, разлил.

–Давай, – сказал я.

–За успешную операцию.

Выпили, закусили лимоном. Приободрились.

–Паленая, – сморщился друг.

–А он что, торгует ей, что ли?

–Кто он? – активно жуя лимон, спросил Радик.

–Да кто-кто, у кого мы сегодня машину изъяли. Гляжу, у тебя башка только цыган и итальянский запоминает.

–А, Пряхин этот. Да, барыжничает, – Радик открыл окно, впустив в комнату цветущую летнюю ночь, и закурил. – Редкостная сволочь. Мало того, при оформлении документов хотел нас обмануть, мол, небитая, все такое. Но Леха…

–Леха порой может толк приносить.

–Ага, оппозиционер-патриот.

Алексей был наш механик – руки росли у него откуда надо, только жалко, что руководила ими дурная голова.

–В общем, он обследовал его тарантас как следует – битый не раз, и не два… Но дело не в этом… Я его пробил через ментовскую программу – лет пять назад сидел за воровство, притом собственного друга на деньги кинул, напарника своего. С деньгами фирмы сбежал в Москву, да ни хрена не угадал, поймали. Но не мудак ли? А?

–Ты это, случаем не пытаешься, так завуалировано, тонким намеком кого-то предупредить? – попытался подколоть я раздухорившегося товарища.

–Вот что ты за человек? Тебе ничего рассказать нельзя нормально. И машина не нравится, и подтексты видишь, и от цыган бегаешь. – Радик показал на бутылку, мол, наливай.

Рюмки наполнились снова. Осушили их молча, поморщились, закусили.

–Соли не хватает, – перекосился снова Радик.

–Да просто гаражное пойло. Закусывай, не закусывай, толком не закусишь.

–Точно.

–А так чем занимался?

–Да спекулянт паршивый, купи-продай. Очередной романтик, мать его, «этапом из Твери, зла немерено». Сегодня деньги, завтра нет. Обычная история: доторговался, прогорел, но бизнес захотел продолжить – чтобы было на что, машину нам заложить и решил. Ему поначалу девчонки наши дозванивались, говорили вежливо, мол, оплатите хоть часть, мы дадим отсрочку… Он, нет бы по-человечески ситуацию разрулить, культурно, так давай на них орать, мол, вы шлюхи офисные, хер вам, что мне будет?

Радик закинул ноги на стол. Затушил окурок в стеклянной пепельнице.

–А что ты хотел? Ничего удивительного, нормальные люди машины закладывать нам не будут. Только те, которым банковский кредит уже не дают или те, которые что-то замыслили и маленькую фирму на деньги выставить захотели.

Директор, отягощенной грузом предстоящих проблем и уставший от ежедневной грязной работы, загрустил. Мне, его заместителю – в официальной должности «креативный директор», ничего не оставалось, как поддержать его. За год напряженной работы мы истощились, особенно морально, многое осточертело, в том числе, вереница наглых и бандитских лиц, по взгляду которых читается одно – мальчики, куда вы лезете, мы вас все равно разведем. Попадались, конечно, и достойные клиенты – обычные люди, загнанные современным безденежьем. Но таких, к сожалению, меньше. Но эти, наоборот, нас боялись, для них мы были уже подозрительными рожами, что хотят нажиться на честных тружениках. Подсказанная и проспонсированная сверху идея по созданию лизинговой фирмы «Автоломбард» была реализована Радиком и мной.

Будучи студентами, мы рисовали другие перспективы – Радик порывался в журналистику, в принципе, как и я. Хотя, когда проходили практику в школе ему нравилось преодавать. Мне не очень.

Ну, в любые случаи, что мы тогда хотели, оказалось неважно. Жизнь распорядилась, не вслушиваясь в наже пожелания, как и других жителей страны: еще не успевший толком начаться двадцать первый век показал нашему поколению другие возможности, и мы с радостью ими воспользовались, так как это сулило больших денег и благополучия, а еще и жизнь среди громкой музыки и электричесого веселья неоновых огней.

Мы вывернули себя наизнанку, вытряхнул из себя все, чему учили и воспитывали, чтобы это не тяготило на пути к достижению цели.

Мы построили «Автоломбард»!

«Автоломбард» – надежда на быстрые деньги для человечества.

«Автоломбард» …

К нам пригоняют машину, технический отдел оценивает, назначает цену в тридцать процентов от низа рынка. А потом, если клиент соглашается с ценой, которую мы предлагаем ему за машину, забираем дубликат ключей, а если такого не находится – то повышаем ставку, чтобы окупить стоимость их заказа.

Ввязавшийся в это человек подписывает договор – без всяких мелких шрифтов, как это обычно принято во многих компаниях, обязуясь каждый месяц возвращать установленную часть денег и спокойно кататься на своем авто; даем ему плюсом для изучения листов пятнадцать, где изложены правила лизинга, чтобы потом не было к нам никаких вопросов. И так начинается наше с ним сотрудничество. В случае, когда клиент перестает уплачивать установленную сумму, наши операторы предупреждают его о просрочке. Если уже после этого он не хочет возвращать задолженность или, как чаще всего бывает, просто не выходит на связь, приезжаем мы и стараемся культурным путем изъять его машину.

Клиенту от нас тяжело скрыться. Перед тем, как заключить договор, наши специалисты ставят на транспортное средство специальные датчики-маячки. Как раз на тот случай, если вдруг и если что… А «если что» и «вдруг» случается очень часто. И когда «если что» происходит, и «вдруг» теряется авто – мы всегда знаем, где оно запрятано. Датчики через спутники нам сообщают о его местонахождение на карте нашей страны.

–Завтра эту тачку на фирму переоформить надо, – горько выдохнул Радик, глядя в окно. За ним, кроме забора и кустов, не было ничего интересного. Ночное небо с трудом просматривалось. Зато чувствовалось, что оно чистое и полно звезд.

Думалось, что начинающееся лето будет особенным, таким, как в любовных и приключенческих романах, которые я, когда учился, читал без перерыва, сам хотел писать подобное, чтобы надрыв… Чтобы любовь и дружба, отвага и доблесть. Когда один из редакторов журнала прочитал мою рукопись, я тогда был еще студентом, сказал, что сейчас так не сочиняют, мол, это все неправда; посмотри по сторонам – секс, алкоголь и наркотики – вот правда… К сожалению, редактор в клетчатом сером свитере был прав. В его больших глазах читалось сочувствие. Писать я забросил. Да и вовремя началась служба, там уже было явно не до этого.

По дороге проехала машина, осветив фарами исписанные стены соседнего дома.

–Радик…

–Что?

–Такая дивная ночь, а мы сидим в четырех прокуренных стенах и хлебаем паленое пойло.

–Дивная, – хмыкнул друг… – Ну и словечко. Хотя, ты прав, и впрямь дивная… Нет-нет, прав – дивная. А знаешь, почему?

–Почему?

–Потому что каждая ночь может стать последней, когда понимаешь это – ночь сразу становится дивной.

–Вот ты философ.

–Да уж, – выдохнул друг и протер вспотевший лоб большой ладонью.

–Ну, что? Поехали в какой-нибудь ресторан, выпьем настоящей, отличной текилы.

–Я в ней как-то не большой специалист, не разбираюсь.

–Я научу.

Радик нарочито надул губу, мол, я подумаю.

–Поужинаем свежим шашлыком.

–С маринованным луком?

–С маринованным луком… Запьем все это дело холодным пивом из высокого фужера.

–Продолжай, продолжай, мой мальчик…

–И свежий лаваш можно будет свернуть в трубочку и макнуть в соус с зеленью.

–Великолепно.

–А потом дольку помидора.

–Нет, можно без него…

Посмеялись, помолчали, посмотрели друг на друга.

–Мне кажется, мы заслужили чуточку счастья… Хотя бы сегодня.

–Лучшая твоя мысль за последний месяц, – оживился Радик. – А даже, если и не заслужили, то возьмем у судьбы счастье авансом.

–Потом отработаем.

–Да, все потом, а сейчас только горизонт нам преграда.

–Да погнали уже.

–«Бенефис»?

–Не дорого ли?

–Вот не огорчай меня сегодня, прошу… Говорю же, до горизонта все наше… А ты – «дорого-дорого». Вот все ты опошлишь, – Радик засиял улыбкой. – В первый день лета мы заслужили самого лучшего. Все, обещай больше не мелочиться. Иначе…

–А иначе «нас на небесах окрестят лохами», – перебил я.

–Именно.

Даже не убираясь, мы вызвали такси и рванули в центр. Расположились за дальним столиком летней веранды «Бенефиса», с широкими проемами вместо окон, обвешанными цветами. Уютный ресторан благоухал ароматом ночной травы и, готовящихся, экзотичных блюд. С городской вершины оценили открывавшуюся нам панораму ночного города – новые, красиво подсвеченные огнями высотки, плавно стекающий вниз оранжевыми фонарями проспект, еще шумящий ночными огнями редких авто, край реки, чернеющий за шпилем двадцатиэтажного офисного центра. Здание-свеча высилось на берегу Воронежа, цепляя уходящие на запад сумрачные облака.

Даже и не верилось, что еще недавно мы были в низине человеческой цивилизации, и спустя какой-то час-другой, оказались среди чинно воркующих парочек и бренно коротающих время людей.

Звучала красивая и спокойная музыка, через стол сидела веселая компания девушек и парней. Наши ровесники. Они пили цветные коктейли и курили кальян. Весь их стильный вид и уверенность говорили, что жизнь их дорога, а завтрашний день успешнее следующего. Для них было будущее, а для нас?

–Здравствуйте, меня зовут Юлия, я сегодня вас буду обслуживать.

Подошла молодая официантка с белой косичкой.

–Отлично, – засмущался Радик, видимо от того, что он здесь какой-то чужой и нездешний, взял себя в руки.

Девушка положила перед нами два меню в кожаной обложке.

–Смотрите, не торопитесь.

Юлия посмотрела на меня, потом перевела взгляд на Радика.

–Не буду мешать, я подойду через три минуты.

–Можно сразу… – приступил я к осуществлению плана по ночному счастью.

–Да, конечно, – девушка улыбнулась. Достала блокнот и ручку.

–Два бокала пива светлого, бутылку текилы, этой… «Ольмеки». И через три минуты подходите еще.

Шариковая ручка острием стержня в тонких женских пальцах прошуршала по листу, записав мои слова. Официантка зачем-то улыбнулась и удалилась. Радик осмелел, задумчивым взглядом было хотел ее проводить – оценить со спины, но она неожиданно развернулась и снова направилась к нам.

–Да, забыла спросить. А вам какую «Ольмеку»? – обратилась она к Радику.

Он хмыкнул и показал на меня, мол, этот парень сейчас вам все скажет.

–А какая есть?

–«Репосадо», «Аньехо», «Альтос плата», «Бланко», «Голд».

Друг улыбкой оценил мое замешательство.

–Голд, – перебил я поток алкогольных вариаций, – предпочитаем «Голд». – Я покосился на него. Он уже изо всех сил напрягал челюсти, чтобы не прыснуть смехом. Сдержался, деловито выдохнул, принял позу серьезного человека на переговорах.

–Предпочитаем.

–Хорошо, – девушка снова дежурно улыбнулась и на этот раз ушла уже на обещанные три минуты.

–Предпочитаешь? – спросил Радик.

–Предпочитаю.

–А мне подумалось, ну, так, показалось. Нет-нет, вы не подумайте… Просто показалось – «Голд» – это единственное, что вы, человек, разбирающийся в текиле, смогли выговорить.

–Нет, просто моя любимая.

–Ага, и текила у тебя есть любимая и от цыган ты не убегал.

–Ладно, давай расслабляться.

–Начинаем, – товарищ развалился на диванчики, закинув длинные руки на спинку и с наглой ухмылкой начал осматриваться. Взгляд его остановился на компании, явно привлекающей внимание громкими остротами и яркой патетикой. Шумный коллектив напрягся, поняв, что за ними наблюдает довольная рожа Родиона Борисовича. Но замечания никто не сделал. Даже наоборот – сам сделался чуть скромнее и тише.

Только кудрявая девушка продолжила громко смеяться, слушая рассказы своих товарищей. Она единственная была не в платье, а в джинсе, мерно потягивая вино из высокого фужера, делая вид, что ей веселее других.

Девушка покосилась на наш пустой стол, словно ей стало интересно, что мы может здесь заказать? Я почувствовал себя неловко, все кругом красивое и яркое, а я расселся тут в потертых джинсах и камуфляжной футболке.

Подумал, что перед тем, как заехать сюда, надо было бы переодеться.

Девушка напоминала итальянку, периодически от собеседников отвлекалась на салат, ловко ковыряя ножом непонятные ингредиенты на широком зеленом листе, затихала, взгляд ее тут же заплывал печалью.

Когда на столе появилось то, что и планировалось еще в офисе, мы приступили к ужину и разговору. Шашлык был пряный, пропахший дымом. Таял во рту. Текила была мягкая, а пиво – свежим. И фужер, содержащий его, был высок, переливался, словно золото на солнце.

Запах шашлыка видимо лобрался и до кудрявой девушки. Он медленно повернула голову в нашу сторону, губы выразили брезгливость. И наличие текилы на нашем столе, хоть и хороший, как я понял, интеллигентности нам не придавало.

–Красота… Ла-ла, ла-ла, – сыто напел Радик, вспомнив когда-то популярный хит местной группы. – А вообще, жизнь не так уж и плоха. Ну, если разобраться, а представь мы сейчас бы работали какими-нибудт журналистами в местной газете? Лучше было бы, а?

–Нам повезло просто, что со Сергеем Ивановичем познакомились вовремя.

–Это точно, но, знаешь, значит суждено было, чтобы сложилась так, как сложилось.

–Да ты философ прям, – я не спеша закурил, наслаждаясь охватившим голову легким хмелем.

–Да, брат, – Радик взял из лежащий на столе пачки сигарету, прежде чем закурить, вдохнул ее аромат. –Хотя порой как-то большего хочется.

Я пересекся взглядом с итальянкой.

–А вот чего, не пойму. Может ты знаешь, – поинтересовался Радик, заметив, как я кошусь на незнакомую девушку. –О-о-о… Кажется, что именно хочешь ты, я как раз понял.

–Да тише ты, – я ощутил легкую неловкость.

–Молчу-молчу, – наигранно произнес друг, наслаждаясь сигаретным дымом.

Долгой паузы он не выдержал, помахал ладонью перед моим лицом.

–Да хватит, – разозлился я.

–Доверься судьбе, если оно будет, то будет, а если нет…

–Ага, из той оперы: как говорил мой дед, я твой дед.

В позолоченном полумраке возникла улыбка официантки.

–Вы что-нибудь еще хотите?

–Юлия, – отвлекся Радик от грузных мыслей. –Если мы знали, чего хотим, все было бы куда проще.

–Я вас не поняла, – сконфузилась девушка.

–Еще по пиву, – поправил я ситуацию.

–Хорошо, тогда я у вас меню возьму, – Юлия забрала у нас из-под носа кожаные папки, хранящие названия разных изысканных блюд.

Официантка исчезла, словно и не было, сладкий аромат парфюма завис над нами горьким напоминанием о завтрашнем дне, который будет тяжелым и лишенным всякого смысла. Ночь обещала быть долгой и пьяной.

–Баб, что ли, сегодня давай снимем? – выдохнул вместе с дымом Радик, погружаясь в хмельную истому.

–Не хочу.

–Да ладно. Надо же достойно закончить этот вечер, – Радик налил по рюмке, переглянулись, молча чокнулись. – Сильно понравилась? – его ухмыляющиеся лицо, подпертое большими руками, надвинулась на меня.

–Кто?

–Ты сам знаешь кто.

–Да нет.

–Да нет – это уже почти – да. Давай познакомимся?

–Нас сразу пошлют. Да и парни там с ними.

–Ну, мы же тактично… – ухмылка Радика продолжала меня давить. –А что? Мы же все-таки люди интеллигентные.

–Ага, – хмыкнул я и сделал большой глоток пива. –Не пойму, что это, как ты подопьешь, из тебя интеллигентность твоя переть начинает.

–А вот ты сам задал вопрос и сам же на него ответил.

На секунду взгляд собеседника стал абсолютно трезвым и прямым, серьезней обычного.

–Разве я не прав?

Безразлично отмолчался, влил в себя побольше пива, чтобы поскорее стать еще пьянее.

Друг не успокаивался.

–Ну, пусть у тебя рожа чуть туповата, одеваешься ты, как дебил. Но все же… Ты вон в институте лучше всех всякие литературные процессы знал. Чуть писателем не стал.

–Слушай, я не пойму, ты сейчас меня обидел или похвалил?

–Сказал как есть.

–Спасибо.

–А уж как в скоростном беге преуспевал…

–В каком еще беге?

–От цыган.

–Блядь, ты уже лет пятнадцать по пять раз на день вспоминаешь, тебе не надоело?

Радик ответил улыбкой.

–Давай знакомиться, нам все равно терять нечего, – прошептал Радик. – Только сначала еще по одной. Разлитие текилы он сопроводил попутной песней: – «А мы уходим рано, запутавшись в долгах, с улыбкой Д’Артаньянов, в ковбойских сапогах».

Ни с кем знакомиться мы не стали, продолжили пить, веранда почти опустела, осталась только пара человек из компании по соседству. Кудрявая девушка давно ушла. Когда к нам явился официант и сказал, мол, закрываемся, мы, желая вырвать последнее удовольствие у жизни, заказали напоследок по рюмке чего-то непонятного.

–Вот это, – Радик тыкнул пальцем во вновь принесенное меню.

Распив и попрощавшись с другом крепко обнявшись, я выдвинулся домой пешком. Он остался ждать такси. Обогнув угол театра, остановился у его фасада с большими светящимися афишами над широким входом: «Пир во время чумы», «Рай в шалаше», «Время назад», внизу красным шрифтом – премьера. Прочитанное почему-то вызвало разочарование. В захмелевшей голове закружили обрывки воспоминаний – веселые студенческие годы, спектакли по выходным. Одногруппники – парни и девчонки, спорящие тогда модном о Коэльо, ативно обсуждающие Гая Ричи, ярко повяившегося тогда в мировом кинематографе.

Никто из них не знал, что в будущем им придется быть кореспондентами в какой-то месной газетенке, котору никто не читает, офисными прислужниками или набравшими лишних килограммов домохозяйками. И оправдывать несбывшиеся мечты семейным счастьем, и медленно стариться рядом с каким-нибудь мужем, может быть даже совсем случайным, появившимся в жизни от сложившейся ситуации и безволия.

Ступеньки уходили вниз вместе с шумящими по бокам фонтанами. Городской ветер ловил их пропахшие хлоркой капли и уносил ввысь. Голубая плитка светилась, лавочки пустовали. А мне хотелось только одного, чтобы завтрашний день никогда не наставал – застрять бы в этой ночи и не видеть пасмурных лиц, требующих вернуть им автомобили… Не слышать ни слова жалости, ни угроз, ничего. Ступать по городу и верить, что все еще впереди… И жизнь – эта такая лирическая песня без грубых выражений и резких сюжетов, которую исполняет чудесный женский голос, красиво растягивая слова о предчувствии красивой и большой любви.

Когда поднимался по скверу, увидел одинокую девушку. Она сидела в полном безлюдии. И прошел бы мимо, если бы краем глаза не заметил, что эта та кудрявая девушка из кафе. Кажется, она плакала. Остановился.

–Что с вами? – спросил я.

Кудрявая подняла глаза. Ее печальное лицо, едва освещенное затаившимся в листве фонарем, мгновенно огрубело.

–Тебе что надо?

Голос ее был приятный, хоть и резкий.

Я ретировался, может и не плакала она вовсе, просто среди ночи вся такая красивая и молодая сидела одна, не более того.

–Я просто хотел помочь.

–Слушай, – продолжила девушка. – Ты откуда такой наглый взялся? Мало того, что весь вечер на меня пялился, так еще и здесь меня достать решил.

Я почувствовал, что разговор завязался и подсел рядом. Она, конечно, отодвинулась.

–Так что ты на меня смотрел-то? – интонации незнакомки сделались чуть добрее.

–Понравилась.

–А, ну, поздравляю.

–Что ты одна?

–Тебя спросить забыла. Если что, ты мне вообще не понравился. Это я так, – кудрявая брюнетка протерла ладонью остатки слез, – чтобы ты не надеялся.

–Мне все равно.

–Ну, тогда хорошо. Потом не огорчайся.

Дорога пустовала. Машины закончились. Случайные пешеходы тоже.

–Давай тебя до дома хоть провожу, что тебе тут сидеть одной?

–Слушай, а если, допустим, я за городом живу, как ты меня собрался провожать? Пешком?

–Давай, вставай, – резко вырвалось у меня.

–Ты мне не нравишься, – разозлилась кудрявая, но почему-то поднялась.

Я хотел было пойти вверх, она остановила.

–Стопэ, – железно и твердо вырвалось из тонких губ.

Наши взгляды пересеклись. Я подумал, что мне сейчас суждено идти одному через квартал и дальше домой, встречать завтрашний, неизбежно приближающийся, день. А ей оставаться здесь.

–Нам туда, – девушка показала в сторону, и мы пошли молча вместе.

Пересекли дорогу, направились мимо витрин с бесчувственными манекенами в модной одежде. У одного из них кудрявая остановилась. Показала на болванку со смуглым лицом, голову украшала серая кепка, шею закрывал клетчатый шарф, на теле сидел тесный костюм, через замутненное стекло не разобрать какого цвета.

–Вот такое тебе пошло бы.

–Уверена?

–Поверь мне.

–Да я буду в этом на какого-то ретро-бандита походить.

Девушка смерила меня взглядом.

–У тебя лицо слишком туповатое для этого.

–Это почему?

–Ну такое – колхозного типа, – кудрявая посмотрела в упор. – Один плюс – глаза бесхитростные.

–Я городской…

–Мне это не интересно.

Пройдя по зебре, миновали стадион, подсвеченный вышками с большими прожекторами. Оказались у нового элитного дома, самого высокого в округе. Зашли во двор, что пах еще краской новых детских площадок со скрипучими качелями, набором турников и лесенок. Сбоку крыша подземного гаража уходила вдаль, обрывалась, словно пропасть. В низине начинался частный сектор из мелких домишек и таких же мелких огоньков.

–Мы пришли, – сказала девушка.

–Поздравляю, – процитировал я недавнюю ее фразу.

–А ты еще и хам.

Прислушался к себе, понимая, что еще недавнее действие алкоголя прошло, выветрилось за пару минут. Голову приятно кружил сиреневый сумрак. Непредвиденные обстоятельства перерастали в романтическую встречу. Я закурил.

–Еще и куришь…

–Ты же видела уже.

Дальше разговор прервался, показалось, что все – сказать нам больше нечего.

А почему ты плакала? – разрядил я тишину.

–Тебе реально это нужно знать?

–Реально.

Разглядел забавную ямочку на подбородке у кудрявой, захотелось коснуться ее пальцем.

–Ты уверен?

–Уверен.

Девушка поправила непослушные волосы и направилась к подъезду.

–Тогда мне надо еще выпить, – выпалила, обернувшись.

Ножки в джинсах были стройны, укороченная джинсовая куртка обнажала изгиб талии. Несмотря на миниатюрность, походка моей случайной спутницы была уверенна, по-женски грациозна и тверда.

–Что встал?

Я последовал за вздорной брюнеткой.

Пикнул домофон. Я открыл дверь и пропустил даму вперед.

–Мужчина в подъезд должен первый заходить, бестолочь, – улыбнулась она, первый раз за короткое время нашего знакомства.

Балкон был прозрачен, открытый встречным ветрам городского поднебесья.

Семнадцатый этаж… В руках бокалы красного вина.

Сидя на полу, облокотившись на стену, мы смотрели на дымящийся трубами город. За черной и широкой рекой, усыпанный мелкобисерными огоньками, начинался левый берег. За домами, ближе к алому от плавки агломерата горизонту, дремала темная окраина, по которой я еще недавно блуждал с закадычным другом в поисках побитого авто, топча земную грязь человеческой низины.

Из кухни звучала музыка на красивом, но непонятном мне языке. Если бы я сказал, мол, не понимаю, что здесь делаю, то соврал. Я чувствовал своим крепким плечом ее хрупкое плечо – самой лучшей девушки. Я был уверен, что она самая лучшая, хотя никаких аргументов для этого не было. Если только эта чудная ямочка и, конечно, кудри… Я просто чувствовал…

Песня лилась и не останавливалась, голос певицы был нежен, а аккомпанемент навевал прекрасными далями. Может быть, даже Италией, преследующей меня целый вечер. И я бы многое мог отдать, чтобы эта песня никогда не обрывалась.

–За встречу, – хотел я чокнуться с девушкой.

–Ничего оригинальнее не мог придумать? – беззлобно вырвалось с расслабленных губ. – Хотя, хер с тобой, уговорил – за встречу.

Фужеры соприкоснулись, мы тоже. Вино показалось вкусным.

–Ты хотел знать, почему я плакала?

–Да.

–Я развелась недавно…

–Понимаю, – зачем-то протянул я, остро почувствовав собственную тупость из-за совсем неуместно употребленного слова.

–Ничего ты не понимаешь. Я сама ушла, мне надоело. Если бы ты знал, как все мне это надоело. Его интересовали только деньги. Машины дорогие, прочая херня. А главное – власть, чтобы все выше-выше подняться. Хотя, меня когда-то тоже. Нет, не так, я надеялась, что меня это интересует. Но, знаешь, мне оказалось этого мало. Это совсем мало. Вообще-вообще ничего. Думала, что благополучия мне достаточно… Оказалось, нет… А иначе… А иначе не сидела бы здесь с тобой и не ныла.

–Он тебя обеспечивал?

–Издеваешься? Если не я, вряд ли что у него в этой жизни получилось бы. Изначально все я ему дала. Только сил своих я дать ему никак не могла, поэтому он так и остался слабым… Он знает это и поэтому все больше и больше хочет…

–Чего?

–Ладно, давай не будем про это.

–Жалеешь, что ушла?

Меня тут же обжег испепеляющий взгляд.

–Ни разу…

–А что тогда?

–Я устала… Я очень устала. Очень-очень. Я всю жизнь пытаюсь сбежать. Сначала из поселка в город, потом от безденежья к деньгам, потом от просто красивой девчонки к успешной леди… И все это побег из ниоткуда в никуда, – кудрявая сделала большой глоток, хотела заплакать, но сдержалась. –Знал бы ты, как порой хочется сдохнуть. Зачем я тебе все это говорю? Наверно, потому что мне на тебя плевать, и я тебя никогда больше не увижу.

–А ты разве меня не боишься?

Женский взгляд замер на мне.

–Нет. У тебя глаза добрые… – хозяйка пристально всмотрелась в меня. – И голубые.

Кажется, она хотела сказать какой-то комплимент, но остановилась, резко отвернулась от меня, перешла на деловой тон. – Я не ошибаюсь в людях… И кажется, я тебе и правда понравилась.

Я отпил немного вина, поставил фужер в сторону. «Была не была», – подумал про себя. Прижал кудрявую к себе… Отвесит пощечину, ну и ладно. Вероятнее – просто пошлет подальше.

Я замер в ожидании реакции…

Девушка возбужденно вздохнула. Окольцевала руками мою шею. Потянулась губами. Короткий поцелуй сломал последний барьер. Я коснулся носом ее шеи, благоухающую незнакомыми мне духами.

–Ты и наглый, – сквозь удовольствие прошептали ее губы.

Кудрявая девушка оказалась невесома, я легко поднял ее одной рукой. Сам не понял, как оказались в освещенной и просторной кухне. Прижались в поцелуе к стене. Потом свет сменила темнота, как если на поезде средь бела дня въехать в туннель. Коридор, разбросанная обувь, короткие слова, вздохи, дурацкие поцелуи – детские, совсем не как в фильмах. И снова свет, только уже не электрический, а исходящий с высоты ночи…

И широкая белая кровать случайно попалась на нашем пути. Нам ничего не оставалось, как повалиться на нее, не разжимая объятий.

–Я не понимаю, что происходит, – вместе со стоном вырвалось из влажных женских губ. Но эти слова звучали словно из другой вселенной и уже не имели никакого смысла…

Широкое окно озарили первые проблески утра.

–Я тебя ненавижу, – сказала она и отвернулась.

–Я тебя люблю, – ответил я.

Неожиданно осознав случившееся, привстал, присел на краю кровати, дотронулся ногами до холодного пола. Из кухни еле слышно играла музыка. Над городом начиналось утро.

Кудрявая, закрыв грудь одеялом, оказалась рядом.

–Слушай, прошу тебя, убери эту нахальную улыбку со своего лица.

–Меня Егор зовут, если что, – я увидел себя со стороны, свою довольную рожу, помятую недавним алкоголем и женской страстью. – А тебя?

–Диана… -девушка выдохнула. – Вот и познакомились. А зачем тебе мое имя?

–А вдруг я писатель, – крепко обнял Диану. – И захочу описать эту ночь.

–А зачем тебя знать для этого мое настоящее имя? – меня тут же перебило женское недовольство. – Назови меня тогда просто какой-нибудь Аней… Ну, или еще там, придумай, включи фантазию.

Диана остановилась.

–Откуда у тебя такой шрам на спине?

–Страшный?

–Нет, тебе идет.

–Диан, – моя рука опустилась ниже талии. Мы тут же обратно повалились в растрепанную недавним и пылким счастьем постель.

–Эй, не наглей…

–Уже поздно противиться.

–Противиться?

–А что?

–Ты точно не писатель?

–Нет.

–Выражаешься как-то необычно… – я было попытался открыть рот, как тут же меня перебил поток слов. – Хотя молчи, ничего не поясняй. Для меня эта информация лишняя.

Изящная и готовая к ласке девушка оказалось подо мной.

–Ты наглый, грубый, такой нахальный… – на каждое высказывание она предпринимала попытку вырваться. – Как же мне все это нравится, – окончательно растаяла, еще недавно казавшаяся непробиваемой, женщина.

Я перевернулся на спину, Диана села сверху.

За окном восходило солнце. Пустынная комната наполнялась розовым светом.

Женская кожа была особенно бела, а грудь по-прежнему казалась недоступной и безнадежно манящей своей красотой.

–Знаешь, у меня столько поклонников.

–Не сомневаюсь.

–И столько воздыхателей, кавалеры, мать их. Все как-то ухаживать пытаются, комплименты делать. Куда-то на свидания зовут, то ужин на яхте, то еще черт-те что… Мол, решай, что ты хочешь? Если бы они знали, что я не хочу ничего решать…

–А что ты хочешь? – я сбросил с себя Диану, плотно и с поцелуем прижал всем телом к простыне. Мы оказались на другом краю кровати.

–Чтобы пришел кто-нибудь и все решил за меня… И ничего. Ничего подобного не спрашивал у меня никогда.

–И все?

–Чтобы кто-нибудь явился и взял меня честно и по-мужски.

И снова были объятия и отъехавшая от стены кровать.

–У тебя красивые плечи – большие.

–Спасибо.

–Что у тебя с носом? – я ощутил острый коготок тонкого пальца.

–Три перелома.

–Больно? – передо мной всплыла улыбка, подчеркивающее любопытство.

–Нет.

–Ты военный?

Я хотел было сказать правду, но Диана не дала мне ответить.

–Молчи, все, молчи…. Я не хочу про тебя ничего знать. Мне это неинтересно. Просто обнимай меня, пожалуйста. Пожалуйста, молчи…. И обнимай. И ответь, я красивая, да? Красивая?