Дайджест. Фантастика

Победитель литературного конкурса космической фантастики «К звёздам»

Победитель литературного конкурса остросюжетной прозы «Со слов очевидцев» в номинации «Лучший фантастический детектив»

Лонг-лист международной литературной премии «Электронная буква»

Аннотация:

Сектор Фобос – космическая пустота, спастись от которой не удавалось еще никому. Это территория аномалий, поглощающая любого, кто осмелится на нее ступить. Потеряв несколько экспедиций, человечество все равно не отказалось от попыток узнать, какие сокровища могут таиться за печатью из воплощения худших кошмаров.

Новая экспедиция станет особенной. На мобильной станции, огромной, как целый город, собраны очень разные люди: добровольцы, готовые рискнуть всем ради науки, и опаснейшие из преступников, работающие за помилование. Им предстоит провести вместе десять лет – в ограниченном пространстве, единственной искорке жизни среди мертвой пустоты.

Но может оказаться, что самая страшная тайна Сектора Фобос – не его аномалии, а способность пробираться в разум и душу.

Часть 1. Экспедиция Нерии-Рузанова

– Вы убили сто одиннадцать человек. Можете ли вы хоть что-то сказать в свое оправдание?

– Я планировал убить сто пять, но увлекся, да и цифра понравилась.

Понимаю, я себе такими ответами не помогаю. Но мне уже ничто не поможет, а смотреть, как судью перекашивает от моих слов, занятно и даже забавно. На мою судьбу это никак не повлияет, смертный приговор мне полагается в любом случае.

Их лет двадцать назад вернули в судебную систему, смертные приговоры эти. Практиковали достаточно редко и за очень узкий перечень преступлений. Все равно находились толпы активистов, доказывавших, что это негуманно и даже худшим порождениям рода человеческого нужно давать шанс. Так что при каждом суде с потенциальным смертным приговором у стен собирались протестующие, как правило юные, фотогеничные, не особо обремененные мозгами, зато выносливые и способные орать до двадцати четырех часов в сутки.

Но в день моего приговора у здания суда никого не было, да оно и понятно. Я не просто преступник, я легенда, но легенда темная. С такой свяжешься – и не докажешь уже никому, что ты воин света на стороне добра. На само упоминание моего имени принято хмуриться, реакция по умолчанию любого порядочного гражданина. Точнее, моего прозвища, мое имя мало кто помнит, журналисты постарались.

Так что в суде я вполне мог себе позволить что угодно, моя судьба была предрешена задолго до того, как началась эта постановка на тему современного правосудия. Возможно, от меня ждали попыток оправдаться или давления на жалость, но мне было лень.

Они все равно не поймут. Недостаток легендарного образа в том, что он уже устоялся, и толпа не желает его отпускать – как любимую игрушку, без которой младенцу не заснуть. Мне положено быть не человеком даже, а монстром, который жрет невинных и запивает кровью праведников. Зловеще хохоча при этом, естественно. Кстати, жрать и хохотать одновременно – та еще задача, но мы, монстры, справляемся.

И разве такое существо, нарисованное журналистами и принятое толпой, имеет право говорить о том, что даже серийные убийцы не всегда убивают из удовольствия? Чаще всего – да. Но иногда – потому что так нужно, потому что кто-то должен сделать, и хреново, что эта участь выпала тебе, однако жаловаться некому, и ты просто делаешь.

Судья не готов был слушать точно так же, как я не готов был говорить. В его крошечных глазках с первого заседания плескалась искренняя ненависть того, что отчаянно хочет казаться хорошим человеком, но рядом с такими, как я, разом ощущает свои пороки очень уж горячо и остро. Наказывая меня, он отпускает пару-тройку грехов себе, по-другому обычно никак.

А может, он был знаком с тем федеральным судьей, которого я убил. Это тоже вариант.

В любом случае, мой смертный приговор он произносит с нескрываемым удовольствием. Он ждет реакции – я вздрогну? Я заплачу? Я посмотрю на него в наивном шоке того, кто надеялся выжить?

Однако я продолжаю разглядывать его как груду компоста в шапочке. Интересно, кто сделал форму федеральных судий настолько дебильной? Наверняка тот, чьего родственника тоже приговорили к расстрелу. Отомстил, как мог. Вот о чем я думаю, пока судья рассказывает мне, что от моей никчемной жизни осталось всего восемь дней.

Он это замечает, не совсем же дурак.

– Ваши жертвы наконец получат отмщение, которого заслуживают! – Он делает очередную попытку полить меня пафосом. Презрение, которое он щедро закладывает в обращение на «вы», должно подчеркнуть, насколько он лучше меня. – Вам неведомо милосердие!

Мне надоел этот цирк, пора его сворачивать, и я показательно удивляюсь:

– Почему же? Ведомо. За время наших не слишком приятных встреч у меня было не меньше десяти шансов тебя убить. Но я действительно не хочу портить цифру сто одиннадцать.

Он поперхнулся воздухом, побледнел. Попытался рассмеяться, но получилось больше похоже на кашель. В конце концов судья осознал, что показное благородство сохранить не получится, и визгливо потребовал увести меня прочь.

Вот таким был финал моей истории, осталось лишь послесловие – эти восемь дней в камере и последующая казнь. Расстрел. Чаще назначают инъекцию, кстати, но со мной решили не рисковать – они и сами не знают, какой яд меня возьмет, а какой – нет.

Между прочим, я сказал судье правду. Я действительно мог бы его убить. После задержания меня пытались разоружить, как могли, но очень сложно найти оружие, спрятанное под кожей. В тюремные охранники гениев не берут… Точнее, не так. Гении сами не идут работать тюремными охранниками, есть занятия поинтересней. Ну а те, кто все-таки устроился на такую должность, искренне верят машинам. Они считают, что если сканер ничего не нашел, то ничего и нет. Им и в голову не приходит, что кто-то может использовать нейрочип, чтобы передать сканеру нужные сведения. Ну а традиционный обыск в моем случае бессмысленнен – разве что вивисекция, но это дело хлопотное, да и защитникам прав человека все-таки придется пошевелиться в таком случае, чтобы не растерять остатки репутации.

Так что оружие у меня было. Достаточно, чтобы обеспечить судье все те ощущения, о которых он с ужасом читал в предоставленных полицией протоколах. Точно так же я мог поступить с парой-тройкой охранников и конвоиров. Но я чертовски милосерден, хотя журналисты об этом не напишут. Большее, что я сделал после своего задержания – лишил руки того охранника, который решил развлечься самосудом после того, как меня доставили в тюрьму. Его коллег это настолько впечатлило, что с тех пор они лишний раз ко мне не совались, обращались вежливо и не забывали здороваться.

Таких убивать даже неловко, да и незачем. Ни к ним, ни к судье я не чувствовал той же ненависти, которую испытывали ко мне они. Если бы их убийство стало возможностью побега, я бы еще подумал. Но за мое пребывание в тюрьме отвечали в основном машины, а с ними так просто не разберешься.

Я не сожалел и не боялся. Я ведь давно уже знал, к чему все идет. Для меня изначально было всего два варианта: погибнуть при задержании или быть убитым цивилизованным обществом. Первое я сделать попытался, не получилось, и мне досталось второе.

Собственная смерть не пугала меня и не вызывала никаких сожалений. Я сделал все, что должен был. Я выполнил все обещания, данные живым и мертвым. Если бы меня не схватили, мне было бы непросто решить, что делать дальше, а так и раздумывать не придется. Это безрадостно, однако по-своему правильно.

Возможно, другие приговоренные мучаются в ожидании казни. Не зря ведь говорят, что ожидание смерти хуже самой смерти! Не знаю, подтвердить не могу. Я ощущал лишь усталость и покой. Я даже испытывал определенное любопытство по поводу собственной смерти… Как это будет? Что я почувствую? Смогу ли встретить тех, кого уже нет? Или все это брехня, и дальше – только тьма? Но в таком случае тоже не особо страшно, потому что «я» – точка отсчета любой Вселенной. Нет этого «я» – и ничего нет, я растворюсь в космосе и останусь лишь страшным образом в учебниках по криминалистике.

Мой обретенный покой продержался шесть дней после суда и дал трещину, лишь когда ко мне явился Андрес Тре́вор.

Я не ожидал его увидеть. Нет, в принципе, он имел право прийти – посмеяться, поиздеваться надо мной, попытаться унизить: именно Тревор в итоге поймал меня, когда многие другие не смогли.

Но я точно знал, что ему такое не нужно. Тревор – идейный полицай, из династии таких же. Много поколений ищеек, которым плевать на все, кроме жажды справедливости. Идеальный хороший парень, который сдержал абсолютное зло вроде меня. Да мы с ним обеспечили человечеству такую историю противостояния, что, если парочка журналистов не лопнула от восторга в процессе написания статей, даже как-то обидно.

И вот как раз поэтому Тревор не должен был приходить. Свиноподобные увальни вроде судьи глумятся громко и показательно. Такие люди, как Тревор, наблюдают за поверженным противником с благородным презрением. Я не сомневался в том, что он посетит мою казнь и будет за всем наблюдать лично. Но являться ко мне в камеру?.. Это еще зачем?

Кто-то другой на месте Тревора, да тот же судья, велел бы сковать меня всеми возможными наручниками перед такой беседой. Завернуть в кокон, желательно – из титана. Однако Тревор просто позволил мне остаться на месте, свободным, и даже велел конвоирам выйти. Замок заперли снаружи, и это гарантировало, что я никуда не денусь из камеры, однако не обеспечивало выживание моего гостя.

Да уж, он всегда умел заинтриговать. Естественно, я не собирался бросаться на него диким зверем – лень, да и интрига тогда останется нераскрытой. Я по-прежнему сидел на койке, скрестив под собой ноги, и наблюдал за полицейским. Со стороны я выглядел непроницаемо равнодушным, это давно уже мое выражение лица по умолчанию. Я даже не задал Тревору ни одного вопроса, хотя он наверняка этого ждал. Но я полицейским не подыгрываю, он мог бы это усвоить. Тревор – один из немногих в этом мире, кого я уважаю, однако симпатии я к нему не испытываю.

Я не сомневался в том, что он заговорит. Без острой причины навестить меня его бы здесь не было.

– Я хотел посмотреть, как ты сдохнешь, – равнодушно признал он. – Мне не нужно было бы даже подговаривать расстрельную команду, тебя все слишком ненавидят, чтобы сразу стрелять на поражение. Ты бы мучался – и ты это заслужил.

Вообще-то, сейчас расстрел проводят роботы. Но и это я не сказал, я уже сообразил, что ему очень хочется затеять со мной спор. Потому что спор – это поражение обеих сторон, так или иначе. Не важно, кто в итоге одержит верх, если ты вступил в спор, ты уже позволил себя задеть.

Поэтому я продолжил молчать, не спуская с Тревора равнодушных глаз. Я прекрасно знаю, что взгляд у меня тяжелый. Он пугал тех, кого я убил, не меньше оружия.

– И я думал, что правосудие наконец восторжествовало, – после недолгой паузы продолжил Тревор. – Но, к сожалению, еще не все поняли, что ты такое… Хотя казалось бы! Я не знаю, что творится в головах у высшего руководства, однако тебе готовы предложить сделку.

Снова пауза. Тревор уверен, что уж теперь-то я поддамся хоть каким-то эмоциям. Еще бы! Разве не любой смертник мечтает о крошечном шансе сохранить жизнь?

Не любой. Я вот, например, не мечтаю. Я прекрасно знаю, что жизнь бывает очень разной, и нет причин сохранять ее любой ценой.

Когда ожидание снова не привело ни к какому ответу, Тревор не выдержал, нахмурился, позволил гневу мелькнуть в голосе:

– Ты человек вообще или рептилия? И ведь они все это знают, они видели, что ты такой… Но они все равно предлагают тебе работу. Якобы твои знания так уж ценны, а твой талант еще можно использовать.

Вот тут он позволяет себе капризы, не достойные того, кто меня поймал. Тревору не хуже меня известно, что я во многом уникален. Достоинства противника нужно признавать, иначе долго не проживешь. Да он и признавал, он ведь стал не единственным, кто объявил на меня охоту, но только он в итоге остался в живых.

Я механик. Я изобретатель. Я медик. Что из этого заинтересовало его боссов? И с чего вдруг? Я не единственный механик, изобретатель и медик в галактике, есть куда более сговорчивые и законопослушные.

Сообразив, что вывести меня на эмоции не получится, Тревор перешел к сути:

– В ближайшее время будет организована научно-исследовательская экспедиция в Сектор Фобос. Знаешь, что это такое?

Неплохой трюк – уже новая попытка вовлечь меня в разговор. Но нет, Тревор, старайся больше. Я продолжил смотреть, не моргая.

– Уверен, что знаешь, – сам себе ответил полицейский. – Лично я считаю, что эту гнилую дыру вообще не стоит трогать, слишком много жизней она уже отняла. Однако наверху почему-то решили, что, если швырнуть туда кого-то вроде тебя, может получиться нечто стоящее. Туда отправится мобильная станция «Ви́а Ферра́та». Экипаж будет состоять из добровольцев и таких, как ты – отбросов, которым поручат самую опасную и тяжелую работу. Естественно, управлять всем будут добровольцы. А чтобы ты и твои дружки не особо нарывались, вам имплантируют несколько контролирующих чипов. Будешь марионеткой, как тебе?

Надо же, как интересно… Не роль марионетки, разумеется, это очередная провокация Тревора, которую я ему снисходительно прощаю. Вся эта история…

Я никогда особо не интересовался Сектором Фобос, мне это было не нужно – он никак не затрагивал мои цели. Но Тревор прав, я знаю, что это такое. И я прекрасно понимаю, зачем туда снаряжают экспедицию, почему решили использовать кого-то вроде меня. Если что и вызывает недоумение, так это добровольцы – ради чего вообще соваться туда, где шансы умереть куда выше, чем выжить?

Но причины наверняка есть, да и не касаются они меня, меня куда больше волнует собственная участь.

За прошедшие дни я ни разу не усомнился, что моя жизнь кончена уже потому, что для нее не осталось причин продолжаться. Кто бы мог подумать, что именно Тревор, из всех людей, притащит мне такой подарок?

Я почувствовал первые искры интереса в душе. Живого любопытства. Желания узнать, что же будет дальше, что может быть дальше… Даже не помню, когда последний раз испытывал такое.

Несложно было догадаться, почему Тревор вызвался лично поговорить со мной. Он достаточно хорошо меня изучил, чтобы сообразить: я соглашусь. Терять мне нечего, а смерть в Секторе Фобос намного интересней расстрела – это если рассматривать худший вариант. Отменить решение руководства полицейский не мог, и лучшее, чего он добился, – права побеседовать со мной лично.

И вот теперь он пытался манипулировать мной, причем так примитивно… Жаль, конечно. Не ожидал, что гнев настолько затмит ему разум.

– Ты ведь доволен, не так ли? – презрительно поморщился Тревор. – Готовишься и там делать то, что делал. Столько новых жертв, замкнутое пространство…

– Лирика, – наконец соизволил заговорить я. – Сколько?

Это тоже было важно. Тревор не бесился бы так, если бы миссия стала билетом в один конец. Его бы устроило то, что я сдохну в муках где-нибудь на бескрайних просторах Сектора Фобос, желательно – перед объективом камер, чтобы вся Земля смогла насладиться моей агонией. Но он злится, да и наличие добровольцев подразумевает, что превращать станцию в общую могилу никто не собирается.

– Десять лет, – выдавил из себя Тревор. – Миссия рассчитана на десять лет. Если выживешь и хорошо себя проявишь, тебе будет даровано помилование.

Тут он окончательно утратил показное спокойствие, было видно, что его аж трясет – от злости и несправедливости произошедшего. Надо же, он действительно верит, что я могу заработать помилование… Кто бы мог подумать, что после всего случившегося он еще способен на наивность?

Я ни на миг не усомнился, что никакого помилования не будет. Слишком уж одиозной фигурой я стал, та самая общественность, которая обычно ратует за права человека, будет требовать порвать меня на части. Но даже до этого не дойдет: если я вдруг каким-то чудом переживу десять лет в Секторе Фобос, я наверняка «случайно погибну» на обратном пути. Вероятнее всего, руководство уже разработало не менее пяти сценариев этой «случайности». Я бы на их месте так и поступил.

Но сейчас это не важно, десять лет в Секторе Фобос интересуют меня куда больше, чем попытки меня убить.

– Если в тебе осталось хоть что-то человеческое, откажись, – вдруг сказал Тревор. Не проорал со злостью, а как будто попросил… непривычно. – Ты прекрасно знаешь, что я изучил твое дело. Я знаю, почему ты убил тех людей… Ты не был тем чудовищем, в которое превратился. Но ты наверняка понимаешь, что обратного пути для тебя нет. Тебя нужно уничтожить сейчас, иначе будет хуже…

– Нет, – равнодушно отозвался я.

Может, он и решил, что это оскорбление, но я сделал ему комплимент. Кого-то другого я вообще ответом бы не удостоил.

Увы, Тревор был не в том состоянии, чтобы это осознать. Он все-таки поддался ярости:

– Все еще оправдываешь себя? Да, ты же для каждого убийства аргументы находил! Ты людей в фарш превращал, но самодовольно разглагольствовал о том, что это были плохие люди, значит, их убивать можно!

Утрирует. Во-первых, я разглагольствовать не люблю, во-вторых, собой я тоже был не очень доволен. Я просто один раз объяснил, почему сделал то, что сделал.

– Ну а я что же? – не унимался Тревор. – Какую базу ты подогнал под то, что сотворил со мной?

Что ж, у него было право на такой вопрос – учитывая, что в мою камеру он не пришел на своих двоих, а приехал на инвалидном кресле. Хорошем, антигравитационном, полностью автономном… но кого такое волнует, если это все-таки инвалидное кресло?

Вряд ли для героя, поймавшего «самого Гюрзу», пожалели хоть каких-то ресурсов. Медицина сейчас неплохая, просто и она не всесильна. Никакое киберпротезирование не восстановит то, что разрушено слишком сильно, а то и вовсе утрачено окончательно.

Если бы Тревора могли поставить на ноги хоть как-то, это бы уже сделали. Но я ожидал чего-то подобного, мне еще при нашей последней встрече показалось, что я видел там, на площадке, фрагмент его позвоночника. Такое не заменишь стандартным протезом.

Мне следовало и дальше молчать, но я тоже не лишен слабостей. Я решил, что мой давний противник достоин ответа, врагов мы порой уважаем не меньше, чем друзей.

– Ты знал, на что шел. Ты принял мое дело не сразу. Я уже убил больше семидесяти человек. Ты знал, что я сделал и как это сделал, но все равно вызвался меня поймать.

– Я просто выполнял свою работу! – отрезал Тревор.

– Правда? Дело только в этом? Или тебе хотелось стать тем, кто все-таки остановит Гюрзу – маньяка, который много лет творил что хотел?

Тут уже он унял праведный гнев, отвел взгляд. Беда хороших людей в том, что совесть делает их слишком очевидными. Тщеславие сыграло в его решении не последнюю роль, и Тревор признавал это.

– Ты добился своего, – подытожил я. – Ты теперь тоже легенда. Твое имя будет рядом с моим, ты станешь символом всего, во что верил. В ближайшее время тебя будут приглашать на праздничные речи в честь выпусков из полицейской академии и интервью. Ты напишешь книгу. Ты женишься минимум от скуки, а желающих тебя осчастливить наверняка уже хватает. Но ты никогда больше никого не поймаешь. Тебе тридцать восемь лет, а ты не можешь ходить. Так что ты планируешь делать с остатком своей жизни? Оно действительно того стоило?

Не знаю, зачем я наговорил так много. Может, чтобы Тревор перестал корчить из себя невинную жертву. Когда ты бросаешь вызов монстру, ты не можешь ожидать, что он будет дуть тебе на содранные коленки. А может, все дело в том, что мне его действительно жаль.

Я не хотел, чтобы с ним случилось… вот это. Там все закрутилось слишком быстро, я ничего не планировал, он – тоже. Но он меня выследил, пришел арестовать, а я не сдаюсь в плен. Мы сцепились, когда иначе было нельзя. Я предупредил его, что не буду жалеть. Да и он меня не жалел… По сути, то, что под прессом конвейера в тот день оказался он – чистая случайность. Сорвались с подвесной лестницы мы одновременно, просто я упал рядом с машиной, а Тревор – внутрь, и он, дезориентированный, ослепленный болью, не смог вовремя выбраться.

Странно, что вообще выжил. Видимо, его начальство решило, что в истории о Гюрзе необходим живой герой, и медиков заставили вывернуться наизнанку, собирая Тревора по кусочкам.

Но он всего этого не понял… Может, поймет потом, а сейчас ему мешает гнев.

– Издеваешься надо мной? Что, уже празднуешь неожиданную победу?

– Нет. Но предложение я приму.

Тревор откинулся на спинку инвалидного кресла, смерил меня усталым взглядом. Я вполне обоснованно ждал очередной атаки. Если бы он смирился с тем, что я полезу в экспедицию, он бы покинул мою камеру. Нет, он еще надеется что-то изменить, однако меня это мало волнует. Я даже по-своему понимаю его злость: меня ожидает пусть и короткая, но яркая жизнь, а ему предстоит принять роль, которую он представлял совсем иначе и которая не способна его порадовать.

Роль демонстрационной модели федеральной полиции. Интересно, если бы он знал, что все закончится вот так, захотел бы он умереть тогда, в нашей последней битве? Я бы на его месте захотел. Но обернулось все иначе, и я позволил ему последние колкости.

– Знаешь, а может, и к лучшему, что ты сдохнешь в Секторе Фобос, – усмехнулся Тревор. – Ведь если бы тебя расстреляли на Земле, тебя могли бы похоронить рядом с Кристиной. Так что ей повезло – вряд ли она хотела бы иметь хоть что-то общее с той мразью, которой ты стал.

Я недооценил своего противника. Тревор все-таки не превратился в жалеющего себя калеку, он сумел ударить неожиданно и больно…

Он упомянул Кристину, а Кристину упоминать запрещено. Я не всегда убиваю лишь тех, кто не знает об этом, да и то зависит от обстоятельств. Но Тревор все прекрасно знал, он ведь действительно изучил меня для того, чтобы поймать.

Он намеренно упомянул ее… Мою единственную личную святыню.

Мою мертвую святыню.

Я захотел убить его – и я мог его убить. Сколько бы это заняло? Секунду, две? Наблюдающие за нами через камеры охранники не успели бы даже сообразить, что происходит, не то что остановить меня. К моменту, когда они вытащили бы палец из задницы, или чем там занимаются люди их уровня развития, Тревор был бы мертв.

Я хотел это сделать… не знаю, каким чудом остановился, как сумел опомниться. Может, сработали инстинкты – или Тревор чем-то выдал себя. Но до того, как нанести ему последний удар, я сообразил, что он хочет умереть.

Вот что было его планом с самого начала, вот зачем он явился в мою камеру на самом деле – а вовсе не чтобы взывать к моей совести, в которую он вряд ли верит. Тревор ведь намного умнее охранников, он знает, что оружие у меня осталось. Ему хотелось, чтобы я его убил, и он сначала заставил меня расслабиться, поверив в его истерику, ну а потом хлестнул упоминанием Кристины, когда я был меньше всего к этому готов.

Причины, в общем-то, на виду.

Первая – как раз то, что я сказал. Мы с ним всегда были похожи, потому он и поймал меня. Тревор – хищник по своей природе, гончий пес, которого спускают на потрепавшего овец волка. Но вот ему тридцать восемь, а он не может самостоятельно зад подтереть. И даром ему не упали все эти лекции перед скучающими студентами. Ему сдохнуть хочется и не видеть каждый день то, во что он превратился.

Вторая – ему хочется победить меня еще раз. Если я сейчас убью его вот так быстро и легко, я продемонстрирую его начальству, что я слишком опасен и непредсказуем. Со мной нельзя связываться, меня невозможно приручить, а значит, мои таланты не получится использовать в экспедиции. Мы с Тревором умрем практически одновременно, только он – довольный собой, а я – с чувством сожаления, которого не было все эти дни.

Хорошая попытка, но нет. Если уж Кристина за что и не простила бы меня, так это за то, что я упустил второй шанс так бездарно. Что же до его предположения… Она не злилась на меня. Тревор не слышал, как она кричала перед смертью… Вряд ли он, даже после всего пережитого, способен предположить, что существо, рожденное разумным, может издавать такой дикий животный крик.

Так что вряд ли Кристина злилась бы на меня за то, что я заставил людей, виновных в ее гибели, кричать точно так же.

Но Тревора все это не оправдывало, он почти обошел меня, почти спровоцировал. Я решил, что имею право на маленькую месть.

– Тебе видней, – пожал плечами я.

Вот так. Два коротких слова – но их достаточно, чтобы лицо полицейского исказилось от ярости. Охранники, наблюдавшие за нами, наверняка не поняли, что произошло, ведь я же не сказал ничего особенного, самая банальная фраза!

И только мы с Тревором поняли, что скрывается за ней. Потому что мы оба последний раз наблюдали его правый глаз у меня на ладони за секунду до того, как я его раздавил.

Это, кстати, было намеренно, а то, что он распрощался с позвоночником, – случайно. Однако объяснять такое Тревору я не стал.

Да и не нуждался он в моих объяснениях. Он направил кресло вперед, попытался дотянуться до меня, ударить, придушить… Он наверняка знал, что ничего уже не получится. Но ярость, вызванная несправедливостью, была слишком сильна, чтобы сопротивляться ей.

– Помогите! – насмешливо крикнул я, без труда ногой отталкивая от себя кресло. – Меня пытаются убить! Я очень напуган!

Я специально считал, сколько времени потребуется охранникам, чтобы добраться до камеры. Шесть секунд. Непростительно долго, давно пора менять их на машины.

Тревор не сдавался до последнего. Он кричал, он предупреждал, что со мной нельзя связываться. Я чудовище, которое невозможно подчинить, я не помогу экспедиции, я разрушу ее, все будет зря… Разумеется, он обращался не к пыхтевшим вокруг него охранникам, которые даже калеку не могли толком вытолкать из палаты, а к тем, кто будет позже просматривать видео нашей стычки.

Но они ему вряд ли поверят. Они решат, что в прошлом гениальный полицейский из-за травмы и горя слетел с катушек. Эмоции всегда ослабляют… Он на записи будет выглядеть слабым, а я, смиренно сидящий на койке, – покорным и разумным.

Люди, как правило, игнорируют самые толковые предупреждения.

Я убедился в этом, когда уже на следующий день меня забрали из камеры смертников. Дали подписать документы о возможном помиловании, которые, конечно же, не имели никакого значения. Отправили в центр подготовки, где я изо всех сил изображал дрессированного зверька. Разместили в моем теле контролирующие датчики, окончательно убедившие их в том, что я теперь не угроза, а ресурс.

После этого меня отправили на ту самую мобильную станцию «Виа Феррата», где я в первый же день вскрыл центральный компьютер.

Началась моя новая игра. Минус пока только один – красивую цифру сто одиннадцать, похоже, придется изменить.

Елена Со́гард встречалась с каждым, кто должен был умереть по ее воле. Из тех, разумеется, кто дожил до суда. Многих уничтожили еще при задержании, хотя она настоятельно просила, чтобы этого не делали. Она прекрасно понимала: там, в запале боя, они ничего не осознают, не заметят даже и уж точно не поймут, за что именно наказаны.

Елену в военной полиции уважали, ее просьбы старались выполнять, поэтому до суда дотянули почти все причастные к случившемуся… Она стала частой гостьей в единственной на всю Землю тюрьме, предназначенной для содержания смертников.

Сначала к ней тут относились настороженно, в тюрьму редко заглядывают военные столь высокого звания. Очевидно, охранники опасались, что Елена на самом деле проверяет их, скоро последует официальный выговор, взыскание, увольнение… Но ничего подобного не случилось, и они свыклись с мыслью, что адмирал Согард является исключительно за тем, о чем заявляет.

Они порой даже рисковали заговорить с ней первыми – не принимая в расчет обязательное приветствие, разумеется. Вот и теперь, пока Елена проходила досмотр, один из охранников доверительно сообщил:

– Знаете, а ведь говорят, что Гюрзу помиловать собираются… Самого Гюрзу – и выпустить! Может, вам что известно, адмирал?

Елена лишь покачала головой. Она не интересовалась серийными убийцами, особенно теперь – у нее своих проблем хватало. Но про Гюрзу она, конечно, слышала, слишком уж громким было его дело, отзвук до всех долетел. Этот человек не просто убивал, он выбирал очень, очень влиятельных жертв. Поэтому Елена сильно сомневалась, что кто-либо рискнул бы даже речь завести о его помиловании. Непонятно, откуда появляются такие слухи, но к реальности они наверняка не имеют никакого отношения.

В комнате досмотра она еще думала про Гюрзу, потом перестала. Она прошла контроль и оказалась в зале для переговоров, уже ставшем привычным.

Террорист ждал ее там, пристегнутый одновременно к креслу и столу. У этого человека было имя, которое Елене сообщили, она просто предпочла не запоминать. Террорист есть террорист, выбирая такой путь, он теряет право на имя и личность, он становится угрозой, которую надлежит устранить, только и всего.

За минувший год Елена на таких существ насмотрелась. Они все были разными, по большей части – ничтожными. Они делали вид, что раскаиваются, унижались, рвались ей ноги целовать. Что угодно, лишь бы не прощаться с жизнью! Так странно… Они, без сомнений и сожалений приговорившие других, свою шкуру очень даже ценили. Им просто казалось, что они неуловимы. Когда рушилась эта иллюзия, наступал черед еще одного открытия: они смертны.

Тот, с которым Елена встречалась сегодня, был последним в списке. Вроде как один из лидеров, потому ему и удавалось скрываться дольше других. Глядя на него сейчас, Елена готова была поверить, что он поумнее остальных. Этот не рыдал и ни о чем не просил. Он ненавидел свою собеседницу, это факт – и даже не за то, что она сделала с его товарищами, он начал ненавидеть ее раньше, больше года назад, потому и сотворил то, что спровоцировало охоту.

Но его ненависть не была лишена достоинства. Понимая, что все кончено, террорист не разменивался на слезы и мольбы. Он сидел напротив Елены с видом человека, который просто проиграл ей партию в шахматы.

– Вы ведь не ожидали, что все завершится вот так? – спросила Елена.

Ответной ненависти к этому человеку она почему-то не чувствовала. Но она давно уже ничего не чувствовала, внутри поселилась пустота, сначала незаметная, разрастающаяся все быстрее, пожирающая все, что было важным когда-то. Елена, увлеченная охотой, не заметила, как это началось, ну а потом пустота кормила сама себя, лишая свою носительницу стремления к переменам.

– Было бы глупо решаться на что-то с таким ожиданием, – покачал головой террорист. – Мы рассматривали нечто подобное как один из вариантов… Правда, не в вашем исполнении. Вы должны были умереть раньше.

Его вежливость не была ироничной или показной. Террорист просто знал, что истинная ненависть выше банального хамства. Тоже показатель того опасного ума, который год назад разрушил жизнь Елены.

– Даже если бы я умерла, на вас бы начали охоту, – сказала она.

– Да. Но, возможно, сделано это было бы хуже. К чему гадать? Мы уже никогда не узнаем.

– Вас не задевает то, что вас победили?

– Вы не победили нас, – возразил террорист. – Вы нас просто остановили. Для ваших союзников это определенно благо. Но лично вы… Не думаю, что это так уж много для вас изменит. Скорее, наоборот.

– Меня расстроит ваша смерть?

– Финал охоты за нами. Теперь, когда у вас нет цели, вам придется признать, что ваша жизнь не сможет стать ни прежней, ни мирной. Возможен ли вообще покой для вашей усталой души?

Елена ушла, так и не дав ему ответа. На казнь она не явилась, однако она и к другим не приходила. Сам процесс умерщвления ее нисколько не привлекал. Всех, кто был в списке, она отмечала как достигнутые цели и двигалась дальше.

Теперь же двигаться было некуда, террорист оказался прав. Это не стало для Елены откровением, если бы она задумалась о будущем, она пришла бы к такому же выводу. Она готова была принять то, что ее дальнейшая жизнь будет безрадостной. Что с того? Радость – не единственный мотив двигаться дальше, есть еще служение людям. На нем Елена и решила сосредоточиться.

Но кое-что предугадать у нее все-таки не получилось. Дни после завершения охоты не стали безликими – они стали мучительными. С Еленой что-то происходило… То, что прежде казалось ей невозможным.

Она чувствовала их. Ее дом был пуст, в этом она не сомневалась, компьютерная охранная система все подтверждала. Но при этом рядом с Еленой то и дело мелькали тени, слышались голоса, даже смех тех, кого давно уже нет в этом мире. Они все были мертвы – и все равно оставались рядом с ней. Как будто воспоминания вдруг вырвались из ее сознания и обрели плоть и кровь.

Елена никогда не была склонна к мистике, поэтому сделала единственный возможный вывод: она начала сходить с ума. Или продолжила? Тогда, год назад, стресс оказался сильнее, чем она предполагала. Она ошиблась, поверив, что справилась с ним, и теперь травма ее догнала.

Елена не собиралась делать вид, что ничего не происходит. Да, она боялась потерять работу – ведь это единственное, что у нее осталось в жизни. Но при ее должности она не имела права эгоистично ставить себя выше других, поэтому Елена запросила внеочередную проверку на психологическое соответствие.

Однако психолог ее не отстранила. Девушка, которая годилась ей во внучки, провела все необходимые тесты, протокол она соблюдала великолепно, просто ей еще не хватало опыта, чтобы скрыть свой страх перед адмиралом.

– Я не вижу причин отстранять вас от службы, адмирал Согард, – извиняющимся тоном сказала она. – Ваши результаты великолепны, даже лучше, чем раньше, до… Простите.

– Вы можете упоминать любой момент моего прошлого, – позволила Елена. – Мне нечего скрывать. Да, я не чувствую снижения работоспособности, когда я на службе, все хорошо. Проблемы начинаются дома. Эти галлюцинации не могут быть нормальны.

– На самом деле могут. Вы пережили чудовищную трагедию, и это нормальная реакция психики. Каждый справляется по-своему.

– Вы не считаете лечение необходимым?

– Я не думаю, что лечение здесь вообще возможно. Я могу прописать вам успокоительные. Но есть четко заданные критерии того, что подразумевает отстранение от службы, и это не ваш случай.

От успокоительных Елена отказалась – они лишь замедляли мышление и ничего по-настоящему не меняли. Она заставила себя двигаться дальше, принять призраков, поселившихся в ее доме. Ни на что особо не надеяться, просто делать то, что получается. Рабочий компьютер каждый день проверял ее отчеты на эффективность, она сама этого хотела. Для флота она по-прежнему оставалась ценным ресурсом.

Елена ожидала, что так будет и дальше. Она продолжит существовать, пока получается, а однажды поймет, что просто не может, и найдет способ все завершить. До тех пор она не ждала серьезных перемен, считая, что им неоткуда прийти. Елена была сама по себе, никто не должен был обратить внимание на то, что с ней происходит.

Однако кое-кто все же обратил. Марк Риттер назначил встречу через ее секретаря, не объясняя причин. Елена такого не ожидала: они с бывшим однокурсником оба дослужились до высоких должностей, но работали в разных подразделениях, у них не было никаких общих интересов. Как друг, Марк старался помочь ей год назад, но что он мог? Да ничего – как и все остальные.

А он еще и пришел к ней в самый обычный день, когда ничего не происходило. Елена не стала отказываться от встречи, причин не видела, хотя и истинного любопытства не ощутила.

Марк явился в ее кабинет со службы, при полной форме, и не похоже, что визит он собирался сделать неформальным. Он запер за собой дверь и активировал блокировку любой записи их разговора.

– Не самое обычное начало, – усмехнулась Елена. – Это уже тот момент, когда ты достаешь пистолет и стреляешь мне в лоб, чтобы не мучилась? Или еще подождать?

– Я знаю другой способ сделать так, чтобы ты не мучилась.

– Это была шутка.

– Это не шутка, Лена, – вздохнул Марк, занимая кресло по другую сторону стола. – Я вижу, что с тобой происходит. Не буду спрашивать, почему, или возмущаться тому, что ты не восстановилась. Я не знаю, как я повел бы себя на твоем месте. Я просто вижу, что ты несчастна.

– Все в порядке. Моя задача не в том, чтобы быть счастливой.

– Да, но жизнь – это больше, чем служба. И, полностью отрываясь от жизни, можно потерять нечто важное, то, без чего нам никак… Жить должно быть хотя бы интересно, если не хорошо.

– Слишком много философии для меня. К чему ты клонишь?

– Я хотел бы предложить тебе работу, – признал Марк. – Не лично я лично тебе, а передать тебе задание, которое уже сформулировано во флоте. Выбирают только того, кто сможет справиться с таким, и я предложил тебя. Кандидатуру одобрили, и, если ты согласишься, миссию поручат тебе.

– Что за задание?

– Через несколько месяцев будет запущена исследовательская миссия в Сектор Фобос.

Такого Елена точно не ожидала – да и с чего бы? О том, что Сектор Фобос существует, знали многие, во флоте так и вовсе все без исключения. Ну, существует и существует, пускай. Никто не собирался исследовать его или просто туда соваться, все прекрасно знали, что это территория смерти.

Поняли это не сразу, конечно, как не сразу и объединили пять галактик в единый сектор. Сначала их просто открыли, одну за другой, расположенные рядом, далеко от Земли, но в пределах досягаемости. Произошло это больше тридцати лет назад в обсерватории, построенной на марсианском Фобосе. Тогда казалось, что это не имеет большого значения, название прижилось куда позже – слишком уж хорошо оно подходило этому объединению.

По причинам, которые не удалось выяснить до сих пор, эти пять галактик были полны космических аномалий. То, что происходило там, не встречалось ни в одном из известных землянам секторов. Там можно было наткнуться на что угодно, территория, казавшаяся мирной, в любой момент могла превратиться в смертельную ловушку.

Сначала Сектор Фобос пытались исследовать удаленно, по протоколу, как и положено. Но большая часть оборудования там не действовала, снимки и видеоролики не отображались на экранах, приборы фиксировали неизвестное излучение, а потом и вовсе ломались. Роботы, отправленные в Сектор, очень быстро исчезали без следа.

Елене всегда казалось, что все это достаточная причина держаться от Сектора Фобос подальше. Разве мало в космосе места? Разве мало галактик, которые хорошо исследованы, не так опасны и даже полезны?

Однако ее мнение разделяли далеко не все. Многих аномалии завораживали, люди впервые за долгое время столкнулись с абсолютной неизвестностью. Сразу стало понятно, что Сектор Фобос живет по своим законам. Но некоторым ученым почему-то казалось, что из его особенностей можно извлечь пользу, найти там не смерть, а сокровища.

Одним из таких ученых оказался Гидео́н Не́рия, молодой теоретик космоса, уже заявивший о себе. Сектор Фобос манил его, стал тем самым «неведомым берегом», который некоторым почему-то дороже спокойной и безопасной работы в лаборатории. Нерия не только собрал команду единомышленников в научном мире, но и нашел такого же психа в рядах флота. Отправиться с ним согласился Николай Руза́нов, капитан, которому путешествия были милее жизни на любой из известных планет. Обоим нужны были новые горизонты, пусть и по разным причинам.

Два фанатика повели в неизвестность череду исследовательских и боевых кораблей. В том, что экспедиция Нерии-Рузанова обречена, никто даже не сомневался. Понять, как такое вообще разрешили, оказалось очень сложно.

Определенные сомнения появились, лишь когда миновал первый год экспедиции. Корабли не только продолжили путь, они стабильно передавали на Землю ценную информацию о Секторе Фобос, который оказался даже более удивительным, чем предполагалось изначально. Пошли осторожные разговоры о том, что, возможно, опасность была переоценена. Загадочный мир уничтожал технику, но щадил живых людей, отважившихся его покорить.

Впрочем, долго вся эта романтическая чушь не продержалась. Спустя два года контакт с экспедицией, рассчитанной на пять лет, был потерян. Сектор Фобос без малейшего предупреждения перемолол все корабли.

Нельзя сказать, что экспедиция Нерии-Рузанова была совсем уж бессмысленной и напрасной. Часть Сектора была освоена, там даже установили две полноценные космические станции, ставшие своего рода границей доступной человечеству территории. Но этот ничтожный успех был несравним с массовой потерей высококвалифицированных ученых и военных. Сектор Фобос объявили запретной территорией для всех без исключения.

И ведь это было правильно! Человечество двигалось в разные стороны и нигде больше не встречало такого сопротивления со стороны Вселенной. Так зачем же нарываться и терять все новые жизни?

Но то, что казалось очевидным Елене, явно представлялось руководству иначе.

– Почему туда снова сунулись? – спросила она. – Спустя столько лет.

– Есть причины.

– И все? Это все, что ты можешь мне сказать?

– Пока – да. Это секретная информация, Лена.

– У нас с тобой одинаковое звание и одинаковый уровень доступа. И ты мне будешь говорить о секретности?

– Звания недостаточно, – покачал головой Марк. – Нужно специальное разрешение на доступ к этим материалам. А оно предоставляется только при подписании документов о неразглашении. Пока просто послушай то, что можно знать при твоем нынешнем уровне доступа. Новая экспедиция в Сектор Фобос состоится в любом случае, это уже решено.

– Зачем? У Земли переизбыток талантливых ученых?

– Это не будет повторением истории Нерии-Рузанова. Начать хотя бы с того, что на сей раз мы отправим в Сектор Фобос не отдельные корабли, а мобильную исследовательскую станцию, спроектированную специально для аномальной зоны.

– Нельзя специально спроектировать что-то для зоны, которую совсем не знаешь, Марк.

– Слово «совсем» здесь неуместно, мы знаем о Секторе куда больше, чем раньше. Наш научный отдел считает, что «Виа Феррата» готова к очень серьезным испытаниям. Там работают умные люди, не новички, они знают, о чем говорят. Станция рассчитана на столетнее автономное пребывание в космосе. Столетнее! Однако миссия у нее куда скромнее – продержаться в Секторе Фобос десять лет.

– Нерии и Рузанову полагалось продержаться и того меньше, но у них почему-то не получилось, – сухо напомнила Елена.

– Опять же, мы учли их ошибки. Миссия не только в том, чтобы проводить исследования. По пути «Виа Феррата» будет устанавливать точки передачи данных. Мы ведь не знаем, что именно случилось с экспедицией Нерии-Рузанова. Сначала с ними была потеряна связь, но на тот момент не было оснований считать, что они в опасности. Их официально признали погибшими лишь через пять лет. Точки передачи позволят станции постоянно оставаться на связи с Землей, это минус одна проблема.

– Которая все равно не дает оснований признать миссию хоть сколько-то безопасной.

– Нет, не дает, – согласился Марк. – О том, что она если не самоубийственна, то близка к этому, будут знать все ее участники. Но она же будет революционной, не похожей ни на что. Это многие понимают, добровольцев, желающих отправиться в Сектор Фобос, хватает, мы даже можем позволить себе не брать всех подряд, а проводить тщательный отбор. Но есть позиции, для которых нужны особенные кандидаты. В первую очередь – командир корабля. И, надеюсь, ты понимаешь, почему я предложил тебя.

Елена действительно понимала. Управление целой станцией требовало не только высокого звания, но и специфического набора навыков, да и немалого опыта. Причем в любой ситуации, а уж во время миссии на аномальную территорию – тем более.

Кто вообще мог согласиться на такое? Из действующих адмиралов – никто, у них нет причин тратить десять лет жизни на одно путешествие… и это еще при лучшем раскладе! Следовательно, руководство флота могло рассчитывать либо на младших чинов, у которых карьерные амбиции щедро пересыпаны слабоумием и отвагой, либо на стариков, которым претит покой, а обратно на службу их не пускают. И то, и другое станет уязвимостью на подобной миссии.

Ну и есть еще Елена… Год назад она отказалась бы, сразу и уверенно. Но год назад Марк вряд ли предложил бы такое! Теперь же он знал, что терять ей нечего.

Назначение Елены на роль командира «Виа Ферраты» выгодно флоту, тут и сомневаться не приходится. Но выгодно оно и Елене, так что нельзя сказать, что Марк собирался использовать ее горе. Такая миссия будет опасной, сложной – и потребует максимальной концентрации, каждый день. Ну и конечно, в Секторе Фобос точно не найдется ничего, что напомнило бы ей про случившееся на Земле.

– В этой миссии ведь есть подвох, не так ли? – сдержанно улыбнулась Елена.

– И не один.

– Но я узнаю… когда?

– Ты узнаешь прямо сейчас, если подпишешь соглашение о неразглашении, – пояснил Марк. – Это обяжет тебя молчать об услышанном – но не стать командиром «Виа Ферраты». Я доверяю тебе, Лена, и я верю, что тебе это поможет. Если эти десять лет тебя не исцелят, то ничто не исцелит, уж прости за откровенность.

– Преимущества старой дружбы… Скинь документы на мой компьютер, я все подпишу.

Она еще не согласилась занять должность командира, и все же в этот миг они оба уже знали, чем закончится их разговор.

Девчонка была совсем молодой – лет двадцати, вероятно… Плохо, если двадцати. Это не во всех колониях совершеннолетием считается. А может, просто выглядела так, хорошенькая, свежая, круглолицая, кудряшки еще эти… Даже в смерти красавица. Лет через пять, пожалуй, окончательно расцвела бы и получила ту яркую, счастливую жизнь, которую заслуживала.

Но об этом думал только Отто, стоящего рядом с ним ночного смотрителя интересовали куда более прагматичные темы:

– Хорошо, что легкая! Сразу вся в печь поместится, да и праха от нее мало.

– Да уж, – криво усмехнулся Отто. – Хорошо. Начинай!

Ночной смотритель не задумывался о том, что перед ними, по сути, вчерашний ребенок. Он бесцеремонно сгреб тело с мобильной платформы, швырнул на поддон. Печь уже работала – но ночью она всегда работает. Смотритель не стал поправлять труп или произносить прочувствованные речи, как девушка упала, так и оставил ее. Он запустил программу утилизации, поддон накрылся защитным куполом и медленно двинулся в дышащую жаром пасть печи.

– Прах смешается с общими отходами, – деловито сообщил смотритель.

– При проверке не найдут?

– Не-а, там в отстойнике уже много всякого накопилось, я еще мешалку запущу, потом – пресс. Ни одна машина не найдет, там заложена погрешность на биоматериалы!

Ну вот и всё. Была юная красавица, а теперь – биоматериал в компостном отстойнике… Отто заставил себя не думать об этом, все равно уже ничего не исправишь. Он расплатился с ночным смотрителем и направился к себе. По пути обнаружил, что на руках еще осталась кровь – совсем немного на коже, ну и полоски под ногтями.

Кровь принадлежала не девушке, разумеется. Вся ее кровь осталась внутри, страшные повреждения скрывались под кожей. А это… Часть наказания, последовавшего за ее убийство. Отто и сам признавал, что на сей раз отхлестал их жестко – использовал хлыст с усилителем, таким обычно особо крупный скот в колониях подгоняют. Удары получились настолько сильные, что пробили даже их крепкие шкуры.

Вот только Отто сильно сомневался, что урок так уж много значил для них. У них ведь повышенный болевой порог, да и терпеть они умеют. Он прекрасно видел, что некоторые смотрели на него виновато, некоторые – с вызовом. Пока что ситуация оставалась под контролем, но он понятия не имел, сколько это еще продлится. Отто давно уже не чувствовал себя таким уставшим и старым.

Ами́на ждала его дома. Она хотела отправиться с ним к печи, но он запретил – его одного было достаточно, он хотел уберечь от печального зрелища хотя бы жену. Амина, разумеется, знала, что случилось, но знать и видеть своими глазами – это разный опыт.

Она встречала его в прихожей, взволнованная, немного бледная. В воздухе пахло травами – она знала, что он не будет ужинать, и просто заварила ему чай. Амина сразу же обняла мужа, словно желая показать, что поддерживает его во всем.

– Нормально все? – тихо спросила она.

– Насколько нормальной можно считать такую ситуацию, – вздохнул Отто. – Тела нет. Смотритель будет молчать – у него есть для этого свои причины. Камеры я проверил, ничего не записалось.

– Пойдем в столовую, отдохнешь.

Раньше он приходил в себя быстрее. Отто не знал, почему это изменилось. Может, возраст или годы испытаний сыграли свою роль… А может, раньше у него еще было право верить, что такие убийства – чистая случайность и они раскаиваются. Теперь уже нет, случайностей накопилось слишком много.

Гостиная встречала его тишиной и покоем. Отто опустился в удобное кресло, принял от жены чашку с горячим успокоительным чаем. Он был дома, в своей маленькой крепости, в единственной точке безопасности среди ледяного безмолвия космоса… а перед глазами все еще стояла утилизационная печь и хрупкое тело, исчезающее в ней, похожее скорее на сломанную игрушку, а не на человека.

По сути, эта девушка и была игрушкой – для них.

– Ты узнала, кто она? – поинтересовался Отто, делая первый глоток.

– Да. Одна из новых горничных для вип-апартаментов.

Отто прекрасно знал, что это лишь красивое название для элитной проститутки. На космических станциях не было потребности в живых горничных – со всем справлялись роботы. Но некоторые клиенты делали вид, что не приемлют на своей территории машины. А некоторые молодые люди, мужчины и женщины, показательно заявляли, что готовы за такие деньги заниматься только уборкой.

Может, эта новость и должна была уменьшить горечь в душе Отто, да не сложилось. Какая разница, кем была эта девушка? Она не сделала ничего плохого и уж точно не заслужила такую страшную участь!

Мысли об этом усилили ярость, он не выдержал, швырнул чашку с успокоительным чаем в стену, да так, что дорогой фарфор разлетелся на крупные осколки.

– Какого черта она вообще пошла с ними?! – прорычал Отто. – У них же все на рожах написано! Сколько можно объяснять этим молодым дурам, чтобы не связывались?..

Амина восприняла его выходку спокойно, она даже не вздрогнула. Она слишком хорошо понимала, что сейчас творится у мужа на душе. Она подошла ближе и опустила руку ему на плечо.

– Не все говорят, чтобы не связывались, – напомнила она. – Ты предупреждаешь, я предупреждаю. Но есть те, для кого все наоборот. Они произносят красивые речи о том, что кочевники совершенно не отличаются от людей. Таким образом из опасных созданий они превращаются в обиженных изгоев. Молоденькие дурочки очень легко романтизируют такое. Я больше чем уверена, что она пошла с ними не ради денег.

Да уж… А о том, что она умерла, никто не узнает, так что даже ее смерть не станет полноценным предупреждением. И он, Отто, был вынужден приложить к этому руку!

Но иначе он не мог. Он был способен наказать их, избить так, чтобы вся комната полосами крови покрылась, кричать на них, да хоть проклинать… Но обречь на смерть – никогда.

– Ты ведь понимаешь, что они не все делают это? – спросила Амина, обнимая его. – Я думаю, один или два.

– Я тоже так думаю. Но я не понимаю, кто именно, а остальные молчат!

Отто действительно был согласен с женой. Они там не все озверели, он даже не сомневался, что в большинстве своем они осуждали убийство девчонки. Но они все равно не сказали ему, кто виновен! Когда Отто принес хлыст, спины подставили все. Ни один из них ни словом, ни взглядом не намекнул, кто же на самом деле убил малолетку эту.

– Они и будут молчать, – мягко произнесла Амина. – У них совершенно четкая система ценностей, в которой семья, клан всегда будут на первом месте.

– Да, вот только если об их выходках станет известно, весь клан дружно на эшафот отправится! Неужели они не в состоянии это понять?!

– Я думаю, они понимают больше, чем тебе кажется. Возможно, там, между собой, они даже накажут убийцу, но тебе об этом не скажут. Отто, они любят тебя и попытаются сделать все, чтобы это не повторилось.

– А толку-то? В первый раз, когда такое случилось, я еще мог верить, а теперь… У меня такое чувство, что я теряю контроль. И я понятия не имею, что будет со всеми нами, если этот контроль действительно исчезнет.

Никому другому он не признался бы в этом. Уверенность давно стала частью профессии Отто Ба́рретта, весь мир должен был верить, что ему неведомы страх и сомнения. Решения он принимал быстро и жестко, он следил за тем, чтобы его приказы выполнялись. Он был человеком, который держит в руке хлыст, и если такой человек делает это недостаточно уверенно, он будет в лучшем случае осмеян, в худшем – разорван на части своими же подопечными.

Сегодня, наказывая их, Отто и мысли не допускал, что они окажут сопротивление. А ведь могли бы! Любой из них смог бы убить Отто с такой же легкостью, как ту несчастную девушку. Но им и в голову не приходило даже попытаться… Это пока. Раньше ему казалось, что угрозы для него не будет никогда, теперь на многое пришлось взглянуть иначе.

Но если Отто чувствовал, как груз ответственности давит на него до треска костей, то Амина и теперь оставалась спокойна. Он поэтому и рассказал ей – порой только поддержка жены спасала его в час самого сильного шторма.

– Ты просто устал, – сказала Амина. – Устал душевно, а это куда страшнее, чем усталость тела. Усталость все окрашивает в темные цвета и подталкивает к неправильным выводам. Я наблюдаю за ними точно так же, как ты. Их любовь к тебе по-прежнему абсолютна, Отто. Ты их отец, это не изменится никогда. Есть ли для тебя угроза со стороны того, который взбесился и уже начал отнимать жизни? Вряд ли. Но даже если есть, остальные теперь будут присматривать за ним особенно внимательно. Если он хотя бы подумает о том, чтобы причинить тебе вред, остальные расправятся с ним. Их верность друг другу велика, но их любовь к тебе намного сильнее.

Отто знал, что она не пытается его утешить, каждое ее слово было правдой. Ему всегда нравилась эта способность жены – говорить правильные слова в нужное время. Он ничего не ответил, просто поднес руку Амины к губам и поцеловал.

Нельзя сказать, что мрачные мысли разом его оставили, но на душе все-таки стало легче.

Амина дала ему паузу, несколько минут покоя, в которые они оба наблюдали за имитацией живого пламени на стене комнаты. Лишь почувствовав, что он немного расслабился, жена перестала улыбаться.

Получается, и у нее были не лучшие новости. Это не расстроило Отто, то, что придется снова решать проблемы, он принял как естественную часть жизни.

– Со станции нам все-таки придется уехать, дорогой, – признала Амина. – Я понимаю, что тело девочки не найдут, и все равно ее исчезновение заметят. Станция маленькая, а публика сюда прибывает непростая. Хотя я понимаю, что если мы резко снимемся с места и запросим перевод сразу после ее исчезновения, это будет выглядеть очень подозрительно… Пожалуй, нам придется выждать месяц-другой, но уже сейчас подбирать варианты.

– Не придется. У меня есть запрос на перевод, пришел на прошлой неделе.

– На прошлой неделе? И ты не сказал мне?

– Не сказал, потому что не воспринял всерьез. Я не собирался принимать это предложение.

Судьба все-таки странно плетет свои нити… Когда Отто получил приглашение на мобильную станцию «Виа Феррата», он счел это дурной шуткой. Миссия на десять лет вдали от цивилизации? Да еще и в Секторе Фобос? За кого его вообще держат в полиции флота? Он никогда не подвергнет свою семью такому испытанию!

А теперь вот испытание неожиданно превратилось в возможность. Отто прекрасно знал, что в любой момент может найтись достаточно сообразительный детектив, способный заметить след из исчезновений, уже протянувшийся за семьей Барреттов.

Но это перестанет иметь значение, если они отправятся в Сектор Фобос. За десять лет любые подозрения забудутся, да и они вернутся героями. Разве кому-то придет в голову обвинять героев в чем-то столь банальном, как убийство малолетней проститутки? Не доказанное, между прочим, убийство!

Все это он объяснил теперь Амине. Он ожидал, что жена начнет сомневаться, раздумывать, она ведь тоже прекрасно знала, что такое Сектор Фобос. Однако Амина восприняла новость с привычным спокойствием.

– Это как раз то, что нам нужно, – объявила она.

– Звучит так, будто ты даже рада…

– Я действительно рада. И дело не в том, что мы переедем далеко отсюда. Ты сомневаешься в том, что удержишь контроль нам ними? Теперь у тебя есть десять лет, чтобы во всем разобраться. Я уверена, что этого срока хватит, ты вычислишь убийцу и избавишься от него. А как только его не станет, остальные по-прежнему будут верны тебе. Мы служим людям, Отто, и мы можем сделать очень много хорошего.

– Разве это оправдывает убийство той девочки?

– Нет, конечно. Ни ее, ни какой-либо другой жертвы, не сделавшей нам ничего плохого. Но отменить случившееся мы уже не можем, зато можем работать на благо других людей.

Звучало и правда неплохо, хотелось просто принять все это как новую версию реальности и успокоиться. А Отто права не имел, жизнь научила его: за любое легкомыслие можно заплатить очень серьезную цену.

Даже соглашаясь на такую миссию, он должен был воспринимать ее объективно, а не как единственно возможный план спасения.

– У работы на «Виа Феррате» есть два больших недостатка, – признал Отто. – И у обоих недостатков есть имя.

Первой проблемой стала Елена Согард. Ее уже официально назначили главой станции, так что сомневаться, придется иметь с ней дело или нет, бессмысленно. И Отто осознавал, что поладить с ней будет непросто.

В космическом флоте существовало несколько путей дослужиться до звания адмирала. Первый занимал больше всего времени, зато справедливо считался самым простым и безопасным: административная работа. Вчерашние курсанты на долгие годы расползались по кабинетам, заполняли документы, придумывали образовательные и социальные программы, писали статьи. Они редко покидали планеты и станции приписки, но их это не волновало. Они еще в годы обучения усвоили, что в космосе, вообще-то, умирают, и порой довольно мучительно. Их это не прельщало, они предпочитали не рисковать и просто дожидались нового звания через определенный временной промежуток. Формально такие адмиралы были равны всем остальным, но на самом деле никто не воспринимал их всерьез. Да и насладиться новым званием они не успевали – чаще всего оно становилось почетным пенсионным подарком.

Второй путь был связан с обучением. Тут военным приходилось не только тексты придумывать, но и проводить практические занятия. Хотя Отто это всегда забавляло: битвам курсантов учили те, кто никогда не был на настоящем поле боя. Впрочем, такие преподаватели свято верили, что компьютерная симуляция ничем не отличается от реальности, и разубедить их было невозможно.

Ну и был третий путь – для таких, как Елена Согард. Самых шальных и яростных, тех, кто кидался в битву чуть ли не в первые дни после выпуска. Они становились адмиралами достаточно редко – просто потому, что умирали слишком быстро. Но те, кому хватало не только смелости, но и ума, брали одну вершину за другой. К ним относилась и Елена Согард. Она, не задумываясь, бросала вызов всем – от пиратов с контрабандистами до колониальных армий. Дурой она не была, Отто изучил пару разработанных ею стратегий и вынужден был признать, что они безупречны. Казалось, что природа просто забыла отсыпать Елене хотя бы крошечную порцию инстинкта самосохранения. Там, где другие делали паузу, невысокая худощавая женщина уверенно двигалась вперед.

Звание адмирала Елена получила в пятьдесят лет. Ей не было до этого дела – как и до многих наград, сыпавшихся на нее годами. Любое поощрение она воспринимала лишь как новые полномочия. Она не собиралась почивать на лаврах, Елена по-прежнему уверенно совалась в самое пекло, а судьба берегла ее, будто заинтригованная тем, что еще вытворит эта странная женщина.

Но любой удаче приходит конец. Елене давно пророчили смерть в бою, она уже, кажется, даже привыкла к сумрачным предупреждениям. Однако того, что случилось год назад, она вряд ли ожидала… Да и никто не ожидал, иначе предотвратили бы.

Когда Отто узнал об обрушившейся на Елену трагедии, он не сомневался: вот теперь адмирал точно сломается. Потому что никто, ну совершенно никто не способен вынести такое и остаться прежним! Осторожно примеряя эту чудовищную ситуацию на себя, Отто признавал, что не справился бы.

Да и Елена наверняка изменилась – но не так, как должна была. Она не сломалась, она стала еще решительнее, злее, отчаяннее… Ей хватило года, чтобы раздавить всех причастных к тому нападению. Отто уважал ее за это, но пересекаться с ней точно не хотел.

И вот теперь ему предстояло служить под ее началом. Отто доводилось бывать на разных станциях – и иметь дело с разными командирами. Он умел ладить с людьми и грамотно выстраивать отношения. Чаще всего руководители станций признавали в нем равного и не лезли в его дела. Порой они даже оказывались слабее, и Отто не без удовольствия принимал роль серого кардинала.

Но что-то подсказывало ему, что с Еленой Согард так не получится. Если на «Виа Феррате» кто-нибудь пропадет и кровавый след приведет к его детям, она наверняка без сомнений всю семью на расстрельную линию выставит!

Он не собирался скрывать это от Амины. Искренность и возможность получить совет давно стали для него одними из преимуществ брака.

– Да, это действительно серьезное обстоятельство, которое нужно учитывать, – согласилась жена. – Но такой ли большой недостаток? Может, наоборот – это как раз то, что нам нужно?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты прекрасно знаешь, что они очень хорошо чувствуют силу личности, они быстро разбираются, что человек собой представляет. Будем откровенны: на этой станции не командир, а сопля. Они это знают, вот и устроили тут охоту. Но если Елена Согард действительно так хороша, как о ней говорят, она станет для них дополнительным сдерживающим фактором. Они знают, что ты их не убьешь, однако поймут, что она как раз убьет.

А ведь это и правда неплохо… Отто давно искал для них дополнительный поводок, который они точно не порвут. Кто сказал, что таким поводком не способен стать живой человек?

Если так, Елена Согард и правда была одновременно проблемой и решением. Из причины отказаться от миссии она вдруг превратилась в причину согласиться.

Но ведь дело не только в ней, есть и обстоятельство номер два…

– Мне сообщили, что там будет Гюрза, – признал Отто. – И, если мы согласимся выполнять обязанности станционной полиции, он вполне может стать нашей проблемой.

Глаза Амины, прекрасно темные, похожие на далекий космос, заметно расширились от удивления.

– Гюрза?.. Подожди, тот Гюрза, который серийный убийца, или я что-то путаю?

– Он самый. Сто одиннадцать трупов – и это только из доказанных.

– Но что он будет делать на станции?

– Работать, очевидно.

– Они совсем с ума сошли?! – поразилась Амина.

– Да нет… Если отбросить эмоции и сосредоточиться на фактах, то не самое безумное решение. Хотя, на мой взгляд, неудачное. Я понимаю, чем Гюрза может быть полезен. Я просто не представляю, как они планируют его сдерживать.

Гюрза был не единственным серийным убийцей в федерации – если бы! Но славу он заслужил даже не кровожадностью, хотя и она впечатляла. Нет, легендой он стал благодаря редкому уму и изобретательности.

Свой кровавый путь он начал с убийства пиратов, однако на это не обратили внимания. Полиция не предпринимала особых усилий, чтобы его поймать, он ведь, по большому счету, упрощал им жизнь. Да и Гюрзой он тогда не был, просто очередным охотником на пиратов, такие периодически появлялись. Это и не удивительно – если учитывать, сколько крови пролили сами пираты.

По-настоящему Гюрза обратил на себя внимание, когда убил влиятельного бизнесмена, богатейшего человека одной из колоний. Вот тогда разом напряглись очень многие – и полиция, и военные, и правительство. Отто находил это омерзительным, но от фактов не отворачивался никогда: если умирал один богатый и влиятельный человек, шуму поднималось куда больше, чем после смерти десятка обывателей.

Для этого было больше причин, чем казалось на первый взгляд. Да, его деньги, слава и влиятельные друзья играли тут не последнюю роль, однако дело было не только в них. Просто настолько богатые люди умели позаботиться о своей безопасности, особенно в колониях, где жизнь никогда не была простой. Они готовились к нападению пиратов, собственных недовольных соседей… Кого угодно!

Но Гюрза умудрился обойти и сложнейшую компьютерную систему безопасности, и целую армию телохранителей. Он не просто убил того бизнесмена, он пытал его много часов – а никто даже не заметил! Когда весьма удивленные охранники обнаружили вместо босса фарш, Гюрзы и след простыл.

Ситуация казалась хоть и скандальной, но контролируемой. Тогда считалось, что бизнесмена убил не один человек, а прекрасно подготовленная команда профессионалов, наверняка наемники высшего уровня. Но на любых профи обычно находятся профи покруче, никто не сомневался, что очень скоро убийцы будут схвачены, и до суда там дело не дойдет.

Не сложилось. Лучшие силы полиции и флота лишь смогли определить, что за смертью бизнесмена стоит всего один человек. Правда, поверить в это окончательно они не решались, но убедили и себя, и окружающих, что случай единичный. Наверняка что-то личное, больше такое не повторится, нереально же…

Гюрза все-таки повторил. Да, не сразу, на подготовку у него ушло несколько лет. Зато и ставки возросли: он уничтожил федерального судью. Тогда же он подтвердил, что это серия: как и в случае с бизнесменом, при убийстве был использован яд генномодифицированной гюрзы, заработавший серийному убийце его прозвище.

Первый скандал еще не утих, как грянул новый. В одинокого убийцу, который истребляет сильных мира сего, пришлось поверить. Оскорбление получилось бы сильнее, только если бы Гюрза заявился в центральное управление полиции и плюнул директору в лицо.

На поиски серийного убийцы были брошены немыслимые прежде силы – настоящая армия! Но Гюрза затаился, как змея среди камней. Полиция пыталась предугадать его следующий ход, многие судьи и влиятельные политики расширили штат охраны. Гюрза же легко, будто между делом, убил женщину, превратившую свою личную станцию в идеально защищенную крепость, и снова исчез.

Друзья погибшей назначили за его голову огромную награду, достаточную для покупки пары-тройки космических кораблей. Дети Отто увидели это предложение, попытались присоединиться к охоте, но он сразу запретил.

– Если хотите прожить подольше, держитесь подальше от двух врагов, – пояснил тогда старший из Барреттов. – Первый – тот, кто откровенно сильнее вас. Второй – тот, о котором вы ни черта не знаете.

Они поворчали, но послушались. Как оказалось, не зря. Большую часть наемников Гюрза легко обошел стороной, нескольких, особо старательных, убил так, что желающих получить награду за его голову резко поубавилось.

Он окончательно закрепил за собой славу непредсказуемого чудовища, когда казнил лидера неоязыческой секты. Вот уж кого оберегали со всем рвением! Охрану такого человека невозможно запугать или подкупить, но Гюрза подобным и не занимался. Он просто пробрался в храм, где жил обожаемый многими лидер, и сделал то же, что и обычно.

Тогда, помнился, шеф полиции на общефедеральном телевидении произнес очень драматичную, прочувствованную речь на тему «больше никогда». Зря он, конечно. Отто тогда сразу сказал Амине, что шаг популистский и преждевременный. Гюрза доказал, что он прав, когда убил губернатора колонии Эверли. Шеф полиции ушел в отставку.

Отто начал подозревать, что Гюрза остановится, лишь когда устанет, да так и войдет в историю непойманным. Однако нашелся в полиции достаточно умный молодой энтузиаст, который сумел арестовать серийного убийцу. Хотя такой ли умный – вопрос отдельный. Насколько было известно Отто, Гюрза при задержании отделался легкими травмами, которые исцелили за один сеанс. Молодой детектив, в свою очередь, навсегда остался инвалидом – несмотря на старания лучших медиков федерации.

Суд над серийным убийцей был закрытым, в полиции хорошо понимали, насколько сильно унизил их Гюрза. Но Отто слишком хотелось посмотреть на этого загадочного монстра, и он использовал все свои связи, чтобы попасть на одно из многочисленных заседаний.

Первый взгляд его разочаровал. Отто ожидал увидеть гиганта, воина, очевидно сильного, равного его детям… А увидел он мужчину среднего роста, тонкокостного, а потому казавшегося болезненно худым – хотя он наверняка был из тех, у кого мышцы просто не разрастаются, а сухо обвивают кости, сохраняя при этом немалую силу. Внешность у серийного убийцы была непримечательная – не красавец, не урод, из тех, кого легко упустить в толпе и еще легче забыть.

Отто даже заподозрил, что полиция снова ошиблась, взяла не того. Ну не может такое ничтожество быть тем самым Гюрзой! Однако потом Барретт встретился с серийным убийцей взглядом, всего на секунду, но этого хватило.

Было в этом взгляде что-то совсем уж нечеловеческое, такое, рядом с чем даже дети Отто казались невинными ангелочками. Как будто сама смерть вдруг заняла человеческую оболочку, неприметную забавы ради, и теперь насмешливо наблюдает за людьми. Наваждение длилось недолго, потом развеялось, однако Отто больше не сомневался, что задержали кого надо. Новость о смертном приговоре Гюрзы он воспринял с определенным облегчением.

И вот теперь им предстоит оказаться на одной станции… Нет, Отто действительно понимал, почему использование Гюрзы – разумный шаг. За долгие годы охоты серийный убийца доказал, что он чертовски умен, изобретателен и впечатляюще образован. Вопрос в том, захочет ли он использовать это на благо станции – или устроит там нечто такое, рядом с чем и Сектор Фобос покажется райским садом.

– Мне кажется, все не так плохо, – заметила Амина. – В конце концов, в полиции тоже не дураки работают! Его наверняка напичкают таким количеством контролирующих датчиков, что этим парнем можно будет управлять с помощью пульта!

– Да, должны.

– А еще он, как ты говоришь, из выборочных убийц. Он редко устраивал массовую резню, он предпочитал долго выслеживать сложную добычу. Мне кажется, он на «Виа Феррате» станет вести себя осторожней. Это раньше у него была вся федерация для игры в прятки, он будет знать, что десять лет ему предстоит провести на ограниченной территории!

– Ты очень изящно подводишь меня к мысли, что предложение нужно принять, – усмехнулся Отто.

– Не слишком изящно, раз ты сразу меня раскусил!

– А могло быть иначе?

Она рассмеялась, и он прижал ее к себе. Не нужно было говорить, что он согласится – это и так стало очевидно. Вот только Амина думала, что все причины они уже обсудили. А Отто просто не считал нужным тратить время и душевные силы на еще одну, но сам он о ней не забывал.

Он действительно надеялся за эти десять лет вычислить, кто из его детей превратился в убийцу. Но когда это станет ясно… Как поступить? Отто был совсем не уверен, что у него хватит сил на казнь или хотя бы смертный приговор.

Другое дело, если ему удастся натравить виновного на Гюрзу, сделать так, чтобы сцепились два монстра, и тогда хотя бы одна из проблем решится сама собой.

Челнок не мог упасть лишь потому, что некуда тут падать. Верх и низ относительны, сила притяжения играет со всем, что оказывается в ее власти. А в космосе все иначе, некуда тут рухнуть, однако это вовсе не означает, что смерти нет рядом. Она есть – и она повсюду, ей предстоит лишь определить, как именно забрать себе пассажиров челнока. Возможно, окончательно выйдет из строя система жизнеобеспечения, и они задохнутся. А может, окажутся во власти ближайшей звезды и сгорят заживо. Или их раздробит один из осколков основного корабля, и это будет еще не худший вариант, потому что тогда все закончится быстро.

Лишь одно многим наблюдателям казалось очевидным: спастись пассажиры уже не смогут. Видно, что система управления вышла из строя, челнок поврежден слишком сильно, он постоянно кружится, и к нему даже ремонтный дрон не пошлешь, о полноценной бригаде механиков и речи идти не может. Люди внутри все еще живы – но уже мертвы. Такой вот печальный парадокс, один из многих в космосе.

Верили в это многие, но не все. Ри́но отказывался принимать мысль о том, что он проиграет кому-то. И не важно, что на сей раз его противником выступил не человек, а сам космос, Рино поражение не устраивало в любом случае.

Поэтому он развернул истребитель, направляясь к кружащемуся челноку. Начальство среагировало быстро, но все равно на пару секунд позже, чем ожидал Рино. И вот этих тугодумов он должен слушать?

– Лейтенант де Бернарди́, немедленно отзовитесь!

– Я и раньше отзывался, – резонно напомнил Рино, примеряясь к бешеному танцу челнока.

– Что происходит? Вам было велено возвращаться на борт основного корабля!

Ему и правда было велено, да и остальные истребители, исследовавшие место катастрофы, давно улетели. Но Рино предпочитал не подчиняться приказам, которые считал откровенно нелепыми.

– Этот челнок способен вместить двадцать человек, – сказал он. – Учитывая панику, которая наверняка началась на корабле из-за пожара, туда набилось не меньше тридцати. И эти люди все еще живы, вон, внешний датчик подтверждает!

– Спасательная операция – не ваша забота. Возвращайтесь на корабль для получения дальнейших приказов!

Рино прекрасно знал, что это будут за приказы: сидеть и не дергаться. Поэтому он просто отключил рацию.

Он осознавал, что его истребитель челнок такого размера не то что не сдвинет, не остановит даже. Если он попытается провести сцепку, рухнут они оба. У Рино был только один шанс помочь этим людям: подлететь достаточно близко, чтобы сбросить на крышу, ну, или куда получится, ремонтных дронов, обслуживавших его собственный корабль.

Задача, простая на словах, на деле казалась невыполнимой. Челнок двигался резко, быстро и непредсказуемо, вокруг по-прежнему парили обломки корабля, неподалеку только что полыхнула какая-то вспышка, звезда еще эта дурацкая рядом… Рино понимал, почему отступили остальные. И ему тоже следовало, а он не мог, и не только из сочувствия этим людям. Он видел перед собой вызов, и он не простил бы себя, если бы просто пролетел мимо.

Со станции ему не мешали, потому что помешать не могли. Он оказался слишком далеко для захвата, а что еще можно тут изменить? Выстрелить в него, чтобы уничтожить наверняка? Сомнительная мера! Рино не сомневался, что там сейчас половина корабля в истерике мечется, но это его не волновало.

Он подлетел к челноку вплотную быстро, но этого расстояния все равно не хватало. Рино прекрасно знал: попытка будет всего одна. Если он промахнется и дроны улетят в пустоту, людям конец. Если они вообще живы… Он видел, что немногочисленные крошечные иллюминаторы спасательного челнока покрыты кровью, тряска и переполненность не прошли даром. Но Рино запретил себе думать, что все уже кончено, хоть кого-то спасти еще можно!

Он все-таки решился. Сделал все быстро, так, как только он и умел. Подлетел на критическое расстояние, заставившее внутреннюю систему истребителя взвыть сиреной предупреждения. Открыл люки, сбрасывая вниз пару плоских, похожих на пауков дронов. Вывернул штурвал, уводя машину от столкновения.

Они с челноком в итоге сыграли в ничью. Рино преуспел уже в том, что оба робота достигли цели и тут же деловито двинулись в разные стороны, чтобы устранить самые опасные повреждения. Но за эту победу пришлось заплатить: челнок его все-таки задел, и истребитель закружился, чуть ли не в штопор уходя.

Ближайшая звезда, кажется, обрадовалась этому… Рино прекрасно понимал, что это невозможно. Но ему за годы службы не раз говорили, что он склонен к определенному драматизму, вот и космос ему проще было воспринимать как отдельный мир, а не как холодное безжизненное ничто.

В мире должны быть свои обитатели, и звезда вполне подходила на роль затаившегося хищника. Теперь она будто потянулась к нему, готовясь перехватить, сжечь… Сделать его точкой, исчезающей в вечном сиянии – наверняка именно эти кадры показали бы потом в сюжете о его гибели.

Не сложилось, не в этот раз. Рино и сам не представлял, каким чудом ему удалось увести машину в сторону. Компьютер еще немного пошумел, указывая на критический уровень угрозы, потом угомонился. Истребитель, помятый и чуть обожженный, снова свободно парил в космосе.

Конечно же, был скандал. Рино сильно удивился бы, если бы его не было. То, что большая часть пассажиров челнока в итоге выжила, чуть улучшило его положение, но от головомойки не спасло. Ему припомнили то, что он не первый раз нарушает правила и игнорирует приказы. Рино не спорил – и не извинялся, словно намекая, что сделает такое снова, если придется.

Он прекрасно знал, что от службы его не отстранят, таких летчиков мало. А как еще его можно наказать? Понизить в звании? На звания ему плевать. Лишить премии? У Рино на счету скопилось столько денег, что он слабо представлял, на что их вообще тратить. Да и потом, ситуация все-таки щекотливая: получается, его покарают за то, что он рискнул собой ради других?

Как он и ожидал, начальство само запуталось в этой истории. Рино отправили под домашний арест до принятия окончательного решения. Он согласился, хотя и не любил такое. Он подозревал, что домашний арест и станет его наказанием.

Ну а потом обстоятельства начали изменяться сами собой, и начальство, вероятнее всего, десять раз пожалело, что не позволило Рино отправиться на очередную миссию.

Оказываясь вдали от истребителя, Рино неизменно скучал, он терпеть не мог покой. Чтобы хоть как-то отвлечься, он обычно просматривал сведения о самых опасных, чаще всего – секретных миссиях, находящихся в разработке у флота.

Так он и узнал про всю эту заварушку с Сектором Фобос. Рино всегда принимал решения быстро, ему хватило пары мгновений, чтобы понять: вот оно. Именно туда ему и нужно!

Он давно уже заметил, что обычные миссии начали утомлять его. Но утомлять не сложностью, а наоборот – предсказуемостью. Каждый раз, получая очередное задание, он знал, что справится. В этом не было вызова, а значит, не было и пространства для роста. Редкие эмоциональные встряски он получал лишь в таких случаях, как с тем челноком, но их было слишком мало, да и рассчитывать на такое нельзя.

Другое дело – экспедиция в загадочный Сектор Фобос. Это ведь не просто неизведанная территория, это шанс повторить маршрут легендарного Николая Рузанова. Рино мало кем восхищался в этой жизни, однако Рузанова он уверенно мог назвать своим кумиром. Рино даже видел его один раз – очень давно, еще в детстве, всего секунду, когда капитан прошел перед восхищенной им толпой на каком-то там параде. Кажется, в этот миг Рино и понял, кем хочет стать…

То, что Рузанов в итоге пропал без вести и был объявлен мертвым, Рино не смутило. Истинные герои не умирают в своих постелях.

Естественно, он сразу же подал заявку на участие в этой миссии, не уточняя, как именно узнал о ней. Он был уверен, что никаких проблем не возникнет, потому что летчики-испытатели на таких заданиях всегда нужны, и тем больше было его удивление, когда он получил уверенный отказ.

Причину ему не назвали, да и не обязаны были – это армия, а не дискуссионный клуб. Кто угодно бы смирился… но кто угодно и не обладал достаточной наглостью, чтобы подать заявку на проект, о котором он вообще не должен знать. Поэтому вместо того, чтобы смиренно отправиться на новое задание, Рино напросился на встречу с руководителем своего подразделения.

– Ты совсем страх потерял, – сказал тогда его командующий. Вопросом это не было.

– Всего лишь хочу послужить человечеству, – с невинным видом сообщил Рино.

– В другом месте послужи! И нормально, а не как обычно. Не нужно тебе это, Бернарди, просто поверь мне.

Дураком Рино не был и прекрасно знал, что за такими словами обычно скрывается много очень неприятных деталей. Таких, о которых и при секретных миссиях говорят в последнюю очередь. Получается, экспедиция в Сектор Фобос, которая по определению не может быть простой, еще и интригами обрасти успела…

Однако и это было для Рино не так уж важно. Там, в неизвестной пустоте, его будто ждала специально созданная для него дорога. И плевать ему было, что стремятся получить в Секторе Фобос какие-нибудь политики и бизнесмены. Он просто хотел стать первым, кто залетит так далеко… Дальше, чем Рузанов, и это по-своему лестно.

– Мне это нужно. Думаю, лучше назначить меня туда сейчас, чем потом и после всех этих скандалов…

– Каких еще скандалов? – растерялся его собеседник.

– Ну, знаете, когда пресса узнает, что флот затеял какую-то заведомо самоубийственную мутную миссию…

– Бернарди, ты вот прямо сейчас активно закрой рот! Ты понимаешь, что за это под трибунал пойдешь?!

– А я тут при чем? Не я же до этого докопаюсь!

Рино терпеть не мог шантаж, но считал, что если очень нужно, то можно. Ну а командир, в свою очередь, понимал, что угрозы не пустые.

Контакт с журналистами у Рино был налажен давно и надежно. Не то чтобы он к этому стремился, как-то само собой получилось. Он в ранней юности выиграл несколько крупных соревнований, потом стал летчиком-испытателем, совершившим ряд важных открытий. Ну а еще он нравился публике, это Рино тоже признавал.

Он не зацикливался на своей славе, однако уверенно использовал этот инструмент, если возникала необходимость. Вот и теперь он предпочел вспомнить, что давно заслужил обожание толпы, которая будет очень внимательно прислушиваться к каждому его слову.

– Ты ведь понимаешь, что это на десять лет? – напомнил ему командир. – Десять лет вдали от твоих фанаток!

– Фанатки у меня везде будут, – усмехнулся Рино. – Мне важнее, чтобы было пространство для полета. А там его хватает!

– Не говори потом, что я тебя не предупреждал.

Вообще-то, прямым текстом его и не предупредили, но об этом Рино решил не говорить. Понимал ли он, что может умереть там? Понимал. Однако в глубине души почему-то не верил, хотя порой пытался себя заставить. И все равно ему казалось, что смерть его просто не догонит… Такая убежденность на многое позволяла решиться.

Рино не сомневался, что не пожалеет о своем решении. Его нисколько не смутило то, что его все-таки понизили в звании и определили на «Виа Феррату» простым летчиком. Повеселило даже! Неужели они всерьез думали вот так его задеть? Тогда они его не знают.

Его направление на миссию намеренно затягивали, ожидая, что он передумает. Рино оставался невозмутим. Когда даже до самых твердолобых представителей руководства дошло, что его решение уже не изменится, за ним прилетел корабль, призванный доставить его на станцию «Николай Рузанов» – последнюю границу освоенного человеком мира перед Сектором Фобос. Рино считал такую точку старта более чем символичной.

Первую награду за свое упрямство он получил еще до начала миссии. Он как раз подлетал к станции, когда впервые увидел «Виа Феррату», уже дожидавшуюся свой экипаж и пассажиров. Восхищение, захлестнувшее Рино, было настолько сокрушительным, что он невольно прильнул к иллюминатору, пытаясь получше разглядеть грандиозную, ни на что не похожую конструкцию.

Нет, он, конечно, догадывался, что станция, специально разработанная для Сектора Фобос, будет особенной. Да любая мобильная станция считалась вершиной инженерной мысли, потому что одно дело – стабилизировать такую громадину где-нибудь на орбите, другое – сделать пригодной для передвижения через огромные расстояния на большой скорости. Поэтому делались такие станции редко, каждая мгновенно привлекала к себе внимание, ее название знали даже гражданские, совершенно не интересующиеся космическими путешествиями.

И даже на таком фоне «Виа Феррата» заметно выделялась. Она была самым крупным творением рук человеческих, какое Рино только доводилось видеть. Невольно мелькнула мысль: больше она Луны или меньше? Должна быть меньше, конечно же… Или нет? Подлетая все ближе к ней, закрывающей собой звездную россыпь Сектора Фобос, понять было сложно.

Рино прекрасно знал, что это модульная станция, иначе и быть не могло. Дело тут не только в том, что монолитную конструкцию такого размера невозможно создать, это еще и вопрос безопасности. Никто не знает, что произойдет с ними в Секторе. Они должны быть готовы при первой же необходимости изолировать или даже уничтожить любой из отсеков. Рино было любопытно, насколько возможно уменьшить «Виа Феррату», чтобы там по-прежнему выживали люди, и как долго она протянет при измененном размере.

Но пока ей ничего не угрожало, и он продолжил изучать свой будущий дом. Определить форму станции можно было разве что по чертежам, пока же Рино показалось, что она похожа на некое подобие древнего арбалета, причем перевернутого. Впереди – круглая площадка командного пункта и центрального компьютера. Дальше – чуть изогнутая линия крыльев, удерживающих бесчисленное множество звездных панелей. Рино не сомневался, что станцию питает несколько ядерных реакторов, однако такие панели – штука хорошая и нужная, особенно в дальних путешествиях.

За линией крыльев начиналась основная часть корпуса, вытянутая и как будто плоская. Рино понятия не имел, что там находится, однако не сомневался, что скоро узнает. Поместиться могло что угодно – включая какую-нибудь колониальную столицу.

Завершалась станция еще одной дугой, куда меньшей, чем ее крылья, с пятеркой хвостовых двигателей. Если судить по тем станциям, на которых Рино доводилось бывать, там располагался технический отсек. Все модули станции соединялись между собой основными и дополнительными креплениями, которые напоминали раскинувшийся в космосе лабиринт тоннелей – или паутину. Глядя на «Виа Феррату», Рино невольно подумал, что десять лет на ее борту окажутся не таким уж сложным испытанием, как его предупреждали. Да только на то, чтобы один раз ее всю обойти, наверняка уйдет года три!

Он лишь сейчас понял, что даже не выяснил, сколько человек полетит с ним в экспедицию, кто это будет. Хотя какая разница? Он отправился в путь не ради приятного общения.

Корабль, доставивший Рино к Сектору Фобос, направился к станции «Николай Рузанов», как и полагалось. И если раньше Рино мечтал попасть сюда, то теперь почувствовал лишь легкий укол раздражения. Как будто пограничная станция стала препятствием на пути к его мечте… Да, не зря ему говорили, что он мечтатель. Он и не отрицал.

Ему нравилось думать, что именно здесь, на уникальной станции, плывущей сквозь неизведанные просторы, начнется его настоящая жизнь.

Ми́ра до последнего сомневалась, стоит ли соглашаться на эту миссию.

С одной стороны, десять лет – это очень много. В прошлом это и вовсе была значительная часть жизни, в которую могли уместиться те самые пресловутые лучшие годы. Теперь, когда средняя продолжительность жизни составила сто пятьдесят лет, все воспринималось несколько иначе. И все равно десять лет – срок внушительный, вполне достаточный для того, чтобы сойти с ума. Мира не могла не думать о том, что все эти годы она будет заперта в одном месте, с одними и теми же людьми. Такая перспектива пугала ее даже больше, чем легендарный Сектор Фобос. Мира ценила свободу выше званий и денег, а тут она будто в тюрьму отправлялась… Она понимала, что сравнение не совсем верное и чересчур драматичное. Однако оно пробиралось в мысли снова и снова, как бы Мира ни гнала его прочь.

А с другой стороны, это уникальная возможность. Мира не заблуждалась на свой счет, она прекрасно знала, что построить карьеру ей будет очень непросто. Сирота без малейших связей, да еще и не самая сговорчивая. Конечно, она была умна, но на большинстве миссий выдающийся интеллект и не требуется, среднего вполне хватит.

Другое дело – путешествие в Сектор Фобос. Любой, кто переживет эти десять лет, может рассчитывать на солидную должность и внушительную зарплату. Для Миры это означало, что над ней будет меньше начальников, которых она на дух не переносила. Отдать десять лет, чтобы получить свободу на всю оставшуюся жизнь – если вот так все преподнести, звучит очень даже неплохо!

Да и потом, это было приключение. Еще одна странная мысль, от которой никак не избавиться… Мира вполне справедливо считала себя слишком взрослой и слишком циничной для наивного детского восторга. А тут он вдруг вернулся через предвкушение чего-то неизведанного, но при этом особенного, важного. Она полетит туда, куда никто еще не летал, увидит то, что и представить не могла… Разве не ради этого живут люди? Мире казалось, что причина если не единственная, то уж точно одна из основных.

После долгих сомнений она все-таки подписала контракт и в тот же день отправилась на станцию «Николай Рузанов», готовиться к путешествию.

Там она впервые увидела «Виа Феррату». Для Миры это стало первым подтверждением того, что она сделала правильный выбор: ей отчаянно захотелось путешествовать на этой станции. «Виа Феррата» была настолько грандиозна, что впечатлила бы кого угодно, а Мира ведь оставалась инженером, она видела больше, чем смог бы любой гражданский. Она признавала, что человек, спроектировавший мобильную станцию, наверняка гений. Теперь оставалось проверить, хватит ли его гениальности для выживания в Секторе Фобос.

Мира напросилась на заселение одной из первых, за несколько дней до начала миссии. Никакой необходимости в этом не было, ей просто хотелось оценить станцию во всем величии до того, как внутрь попадут другие люди и все испортят. Поскольку таких фанатиков оказалось мало, разрешение ей выдали сразу.

«Виа Феррата» была отдельным миром, ярким и полноценным. Попав внутрь, очень легко было забыть, что ты находишься в космосе. Размер станции и дополнительные уровни защиты сводили количество иллюминаторов к минимуму – их функцию по большей части заменяли специальные наблюдательные площадки.

Внутри же баланс света и тени регулировал компьютер. В его распоряжении оказались лампочки всех возможных видов, трехмерные экраны и голографические проекторы. Благодаря этому очень легко было поверить, что ты вообще на Земле, ты никуда не улетел – вот же поля, вот цветы, вот солнце поднимается над горами! Мира знала, что все это делалось для сохранения психического здоровья экипажа на долгих миссиях. Но это все равно было потрясающе красиво, для «Виа Ферраты» не пожалели лучшего оборудования, и она легко превосходила стандартные станции – с их слепяще яркими цветными иллюзиями и одним и тем же видео коровы, жующей одуванчик.

Глядя на все это, Мира не просто наслаждалась красотой, она думала о том, что кто-то вложил в эту экспедицию очень большие деньги. Интересно, почему? Уж явно не из теоретического научного интереса! Да и не ради установки маяков. Наверняка они надеются получить какую-то прибыль, но какую – Мира не представляла.

Да и не касалось ее это, пусть о прибыли командир беспокоится на пару с учеными! Мире же предстояло работать в техническом отделе, причем одним из руководителей, ее контракт это предусматривал. Ну а свою работу она прекрасно знала и любила.

Мира еще немного побродила по общим залам, наслаждаясь трехмерными иллюзиями земной природы. Она хотела хотя бы заглянуть в рекреационный отсек и зону лабораторий, но путь туда оказался заблокирован – видимо, все это было подготовлено уже как поощрение за работу, а то и вовсе считалось зоной ограниченного допуска. Мира не стала возмущаться, она направилась в жилой отсек.

Тут поджидал еще один приятный сюрприз – по крайней мере, ни на одной станции Мира с таким не сталкивалась. Коридоры, объединявшие жилые каюты, были оформлены под старину, с имитацией настоящих ковров, наверняка самоочищающихся, и медных светильников на стенах. Казалось, что это не космическая станция, а какой-нибудь музей, подражающий круизным кораблям, рассекавшим океаны века два-три назад.

Мира подозревала, что при аварийной ситуации все эти декоративные элементы мигом скроются в стенах. Но нельзя ведь десять лет прожить в боевой готовности! Станцию снова оформили так, чтобы ее обитатели наслаждались путешествием, насколько такое вообще возможно.

Спустившись на уровень ниже, Мира наконец отыскала выделенную ей каюту. У двери она остановилась, провела рукой по поверхности, казавшейся деревянной. И на ощупь как дерево, надо же… Мира прекрасно знала, как это сделано – и сколько это стоит. Настороженная часть ее, та, что обычно отвечала за выживание, снова потребовала разобраться, ради чего на экспедицию потратили столько денег, откуда эти деньги вообще взялись. Однако Мира раздраженно отмахнулась от гласа рассудка и снова позволила себе наивную радость. Какая разница, что за деньги и в чем подвох? Мира уже на все согласилась, и она подозревала, что, если она прямо сейчас захочет отказаться от миссии, никто ее так просто не отпустит.

Да и зачем отказываться? Это у других инженеров шансы выжить куда выше на обычных станциях. Для Миры же контраст был не столь велик, она оказывалась в опасности везде, куда бы ни направилась, так что по-настоящему уверена она могла быть лишь в настоящем моменте.

Она наконец открыла дверь и шагнула в комнату, которой предстояло стать ее домом на ближайшие десять лет.

На секунду Мира испугалась, что вся эта показуха с дорогим дизайном останется снаружи. Может, высшему руководству и выделят роскошные апартаменты, а младшим офицерам придется довольствоваться небольшой клетухой, где койка установлена прямо над блоком хранения.

Но нет, «Виа Феррата» продолжала очаровывать. Мира провела на космических станциях всю жизнь, однако никогда еще у нее не было такой большой и светлой каюты. На стенах полно световых панелей, помогающих регулировать цвета и освещение внутри спальни, кровать полноразмерная, оборудована внутри ниши, чтобы защитить спящего, если во время его отдыха произойдет авария. Есть стол, шкаф даже, на заполнение которого у Миры остро не хватало личных вещей. Однако больше всего ее порадовала пусть и крошечная, зато собственная душевая комната.

Хотелось воспринимать это как подарок от щедрых организаторов – и Мира воспринимала, отчасти так оно и было. Но циничный голос разума, который помог ей прожить куда дольше многих ее друзей, пояснял, что дело тут не только в доброте. Все это – лучшее оборудование, удобная мебель, красота интерьеров, – призвано создать максимально комфортные психологические условия.

Получается, у тех, кто планировал миссию, были все основания полагать, что психика экипажа окажется под угрозой. Они подстраховались, но… Мира сомневалась, что, если в Секторе Фобос действительно так плохо и страшно, как говорят, всех этих подушечек и душевых будет достаточно.

Впрочем, печалиться она не собиралась, ей все равно нравилась эта миссия. Да и времени на философствования не осталось: после того, как она окончила осмотр, пришла пора идти на первое собрание.

По условиям контракта Мира должна была занять руководящую должность, но не высшую. Иными словами, ей предстояло возглавить одно из подразделений технического отдела, а вот самим отделом должен был управлять кто-то другой. Ему же полагалось определить, какое именно подразделение достанется Мире и остальным его подчиненным.

Она рассчитывала на одно из более престижных боевых подразделений – и не без причины. Механиков, принимавших участие в активных военных действиях, во всем флоте было не так уж много, с опытом Миры – еще меньше, и вряд ли кто-то из них согласился на десятилетнюю миссию. Так что Мира имела полное право претендовать на отдел летчиков-испытателей или операторов дронов.

Она намеренно пришла в зал собраний первой, чтобы изучить всех, с кем ей предстояло работать. Долго оставаться в одиночестве ей не пришлось, через минуту к ней присоединился мужчина в военной форме.

Он был молод – может, чуть старше Миры, но не слишком, от силы на пару лет. Не вчерашний курсант, разумеется, и все равно слишком юный для того, чтобы носить погоны старшего офицера. А он их носил. Уже это не понравилось Мире, обернулось тревожным предчувствием в душе, которое она заставила себя подавить. Рано еще делать какие-то выводы, оснований маловато… Хотя те, что есть, удручают.

Званию этого мужчины не соответствовал не только возраст, внешность тоже была совсем не такая, какой ожидаешь от старшего офицера. Мужчина был высоким, но при этом каким-то рыхлым, мягким, очевидно слабым. Плечи узкие, а вот бедра широкие, чуть округлые, почти по-женски. Казалось, эволюция сделала все, чтобы этому человеку было очень удобно долгими часами сидеть в кресле, просматривая и создавая документы. Кожа светлая, да еще руки такие мягкие, ухоженные, с аккуратными чистыми ногтями – явно после процедур.

И все это не было недостатками, нет, конечно… Просто Мире все сложнее становилось подавлять тревогу.

Она прекрасно знала таких офицеров, сталкивалась с ними раньше. Это администраторы, те, кто прячется в своих уютных кабинетных норах, пока сильные и агрессивные погибают на поле боя, так и не дождавшись повышения, да и не нуждаясь в нем. Они не всегда трусливы и никогда не глупы. Они просто здраво оценивают свои возможности и не рвутся в пекло. Ну зачем умирать, если можно не умирать? Каждый год из академии выпускается несколько десятков офицеров, они пусть и формируют печальную статистику потерь флота!

Мужчина, стоявший перед Мирой, явно был еще и карьеристом. Он не просто укрылся от забот и тревог в безопасном кабинете, он сделал все, чтобы его звания сменялись не за выслугу лет. Он был миловидным – Мира впервые использовала это слово, размышляя о мужчине. Черты лица мягкие, щеки круглые, не из-за лишнего веса, просто так распорядилась природа. Глаза огромные, голубые, немного водянистые, хотя это их не портит. Нос небольшой и аккуратный, такому многие женщины позавидовали бы – как и крупным полным губам. Мужчина напоминал карикатуру на одного из тех пухлых ангелочков, которых очень любили изображать на картинах художники прошлого. У него даже волосы были светлые – правда, не вьющиеся, а подстриженные коротко и стильно в откровенной попытке скрыть залысины, которая все равно не удалась.

Мужчина сам подался к Мире, улыбнулся так очаровательно, что ему сразу хотелось доверять. Мира доверять не собиралась, однако умение себя подать отметила. Она протянула офицеру руку, рассчитывая на полноценное рукопожатие. Однако мужчина осторожно сжал ее кисть двумя мягкими теплыми ладонями, будто в гигантскую подушку завернул. Мира еле удержалась от того, чтобы отдернуть руку.

– Здравствуйте, – он полыхнул еще одной лучезарной улыбкой. – Вы первая – какое рвение! Люблю такое со стороны своих подчиненных!

Он был мил и сладок, но он сразу обозначил, кто есть кто. Это от Миры тоже не укрылось.

– Мира Волка́тия, военный инженер, механик, лейтенант, – отрапортовала она. – Прибыла для прохождения службы на миссии «Виа Феррата».

– Боже, как официально! – рассмеялся мужчина. – Нет, я вас не виню, не поймите неправильно. Я знаю, какая обстановка царит на других станциях, там такое приветствуется. Но у нас все будет иначе! Давайте дождемся, когда явятся остальные, и вы все узнаете!

Свое имя он так и не назвал. Похоже, за милыми улыбками и дружеским воркованием скрывалось именно то, что сразу отозвалось в душе Миры чувством тревоги. Инстинкты редко ее подводили.

Она не стала настаивать, знала, что это бесполезно. Мира просто кивнула и заняла свое место. К счастью, остальных офицеров долго ждать не пришлось, потому что необходимость оставаться наедине с этим ухмыляющимся пупсом ее здорово напрягала.

Хотя нельзя сказать, что появившиеся в зале люди успокоили Миру и заставили поверить, что миссия пройдет как надо. Скорее, наоборот! Третьим на встречу пришел гигантский во всех отношениях мужчина. Он был высоким, явно больше двух метров, и он же был очень полным – настолько, что Мира засомневалась, пройдет ли он в дверь. Прошел, не застрял даже, видно, опыт помог. Голова мужчины, лишенная волос, сливалась с телом, короткая шея просто терялась в складках жира, и это делало его силуэт похожим на каплю. Лицо, непримечательное, с на удивление мелкими чертами, казалось сонным, будто мужчина еще не до конца осознал, где он находится и для чего.

Военный с такими габаритами казался бы карикатурой, но военным этот мужчина как раз не был, на встречу он пришел в комбинезоне старшего станционного механика. Мира знала такой тип специалистов: они служили в основном на гражданских объектах, свое дело знали отлично, но вовсю пользовались возможностями искусственной гравитации, чтобы поменьше двигаться, да и вообще не утруждаться. А поскольку все это влияло еще и на обмен веществ, заработать в таких условиях лишний вес – дело пары месяцев.

По-хорошему, такого типа не следовало направлять на особо важную миссию. Но Мира изначально подозревала, что желающих провести десять лет в смертельной опасности наберется не так уж много. Младший персонал укомплектовали заключенными, это ей тоже было известно. Но доверить им управление все же не могли, вот и пришлось брать тех, кто согласился.

И все же интересно, почему согласился этот толстяк? Такие, как он, не любят риск, да и вряд ли ему нужно много денег – старшие механики и так получают неплохо. Мира собиралась выяснить при случае, но пока это было не так уж важно.

Остальные двое были военными. За толстяком в зал вошла женщина, невысокая, миниатюрная и… непонятная. Она сделала такое количество пластических операций, что Мира не бралась определить ее возраст. Забавно даже… Пластическая хирургия переживала очередной расцвет, те, кто продавал «услуги красоты», сделали все, чтобы меняться считалось престижным. Они обещали новую уникальность, а вместо этого плодили визуальных клонов. Нет, может, это было особенностью Миры, но она искусственные изменения мгновенно считывала.

У женщины, гордо носившей офицерскую форму, была непропорционально большая грудь, зауженная талия, наверняка через удаление или смещение ребер, переформированные скулы, стандартизированный нос и такие пухлые губы, что казалось, будто они вот-вот взорвутся. Она, надо признать, удивила Миру больше, чем улыбчивый херувим-начальник. Такие, сосредоточенные на внешности, лишенные боевой подготовки, высоко обычно не взлетают… Как она вообще попала во флот? Почему ее пригласили сюда? Причина должна быть… У всего есть причина, даже если не очевидная.

Ну и последний присоединившийся к ним офицер вообще не удивил Миру, он как раз смотрелся здесь гармоничней всего. Мужчине было около восьмидесяти лет, спортивная подготовка заметна – тело подтянутое и сильное, да и выправка военная. Знаки отличия на форме подтверждали, что он, как и Мира, в боевых действиях участвовал. Да еще и лицо благородное, хотя кожа странная, многовато морщин, и будто чуть обвисшая, однако для такого могло быть несколько объяснений. Пока что он нравился Мире, она мысленно обозначила его как союзника.

Когда они собрались в зале, пухлый начальник закрыл дверь и зачем-то хлопнул в ладоши.

– Ну вот, все и пришли! Здравствуйте! Коллеги, я вас поздравляю с тем, что скоро начнется одна из интереснейших миссий в вашей жизни! Шутка ли – участвовать в экспедиции, которая, возможно, изменит судьбу человечества!

Если у Миры и были еще какие-то надежды на то, что пухляш окажется полноценным военным, просто с необычной внешностью, теперь они полетели куда-то в сторону канализационных фильтров. Он не говорил как военный. Он говорил как торгаш – выбор слов, эти его вечно скачущие вверх интонации… да всё вместе! Человек, действительно служивший в армии, просто теряет способность вести такие речи.

Мира понятия не имела, сколько задниц он поцеловал, чтобы добиться своего нынешнего назначения. А может, от него просто хотели вот таким способом избавиться минимум на десять лет, если повезет, то и навсегда? Ну, тогда она могла бы поаплодировать тому, кто это придумал, если бы он не подсунул пухляша в ее жизнь.

– Меня зовут Альберт Ли́чек, – продолжил между тем ее руководитель. – Да, я буду вашим боссом. Но я не хочу, чтобы это на вас давило! Я понимаю, что обычно работа на военных миссиях идет иначе. Однако наша миссия больше исследовательская, чем военная, это раз. Ну и мы будем жить тут вместе десять лет, это два. Я не хочу, чтобы мы тратили душевные силы на эту строгость. Нам будет куда проще, если мы станем вести себя как друзья, не просто коллеги, а почти семья!

Мира видела, что, кроме нее, это смущает лишь старшего мужчину. Измененная женщина была в восторге. Толстяк, кажется, вообще не слушал, он будто готов был в любой момент задремать.

– Все вы станете руководителями своих подразделений, – объявил Личек. – Вы и так об этом знаете. Кто куда направится – я скажу позже. Пока же продолжим знакомиться! Я уверен, вы за годы службы устали от этой нудной официальщины. Поэтому здесь, на борту «Виа Ферраты», у нас будут особые правила! Мы будем обращаться друг к другу на «ты» и по имени. Вы удивлены? Я знаю! Да, сначала будет непривычно, но скоро вы увидите, что так намного проще. Наша работа тяжела, так упростим же ее насколько это возможно. Я прошел специальное обучение по построению здорового коллектива, так что я обязательно вам помогу.

Мира почувствовала, как мышцы напрягаются до предела. Тело будто требовало бежать отсюда как можно дальше – и не зря! Опыт показывал: за словами «построение здорового коллектива» ничего хорошего обычно не следует.

Личек же униматься не собирался:

– Упражнение первое! Давайте назовем друг другу свои имена и пожмем друг другу руки!

Мира была настолько растеряна, что пока предпочла подчиниться. При этом она даже не слышала толком, кто там что говорит, кто как себя называет. Это было и не важно: у каждого из них был доступ к базе данных с именами всех сотрудников. Так что Личек действительно устроил из этого упражнение, пытаясь превратить их всех… в кого? В команду? Мира сильно сомневалась, что это лучше для работы, чем строгая военная дисциплина.

Если бы дело ограничилось неформальным общением, Мира еще могла смириться с этим. Однако Личек готов был делиться с ними результатами обучения и дальше.

– Это просто замечательно, рад знакомству с вами, помните, меня вы можете звать Альберт – но при этом не наглеть! – И он шутливо погрозил им пальцем. Засмеялась только женщина. – Перейдем ко второму упражнению. Мы будем жить и работать вместе, мы должны доверять друг другу. Давайте же обнимемся, так мы быстрее начнем привыкать к новой команде!

Он сказал это – и первым вскочил с кресла, демонстративно раскинув руки в стороны. Это уже был бред, совсем бред… Кто вообще допустил этого блаженного дурачка до управления техническим отделом уникальной станции?!

Это должно было закончиться здесь и сейчас, Мира не двинулась с места и не сомневалась, что остальные начнут задавать начальнику очень неприятные вопросы.

Просчиталась.

Первой к Личеку присоединилась женщина, причем с такой же улыбкой на лице и демонстративным энтузиазмом. Что ж, теперь понятно, как она построила хоть какое-то подобие карьеры! За ней последовал сонный гигант, ему вообще было все равно, что делать, он просто соображал туго, потому и медлил. Старшему мужчине происходящее было противно, он этого не скрывал… Однако указание Личека он все равно выполнил! Со страдальчески-презрительным выражением лица, но выполнил же, и только это имело значение.

Прошла минута, и на своем месте осталась только Мира. Остальные уже обнимались, как малолетки какие-то.

Личек дал ей паузу, а потом все-таки поинтересовался:

– Ну а ты что же, Мира? Давай, присоединяйся к нам!

Он посмотрел ей в глаза, и это был совсем другой взгляд. Не искристое дружелюбие бодрого недоумка, нет. Личек, стоявший спиной к остальным, прекрасно знал, что они его лицо пока не видят, и позволил Мире узнать чуть больше… правду узнать позволил.

Не был он блаженным дурачком, который надеется стать другом всем и каждому. Прямо перед Мирой стояла хитрая крыса, которая прогрызла себе путь наверх острыми зубами, скрывавшимися за сладкой улыбкой. Все те упражнения, которые проводил тут Личек, не были на самом деле игрой или доброй глупостью. Он здесь и сейчас проверял, насколько велика его власть над подчиненными, готовы ли они делать то, что не укладывается в рамки служебных инструкций.

Старший военный, более опытный, понял это раньше Миры, потому и пошел обниматься. Мира не представляла, почему, но у мужчины явно были причины держаться за эту работу.

Да и у Миры тоже. Она не сомневалась: если примет правила Личека, будет у него на хорошем счету. Такие мелкие царьки, как он, обычно стараются заработать преданность сначала пряником, потом кнутом. Он прекрасно знал, что его власть не пойдет дальше технического отдела, на других уровнях свои акулы. Но технический отдел – это много, это сердце «Виа Ферраты»! Личек хотел контролировать биение этого сердца целиком и полностью.

Мира должна была подыграть ему. Натянуть на лицо милую улыбку, встать, обнять всю эту странную группу. Быть хорошей. Быть частью команды. Если старший военный смог, то и она должна!

А она вдруг почувствовала, как в груди разгорается прекрасно знакомое злое пламя. То самое, которое она много лет пыталась погасить, да так и не смогла.

«Только попробуй это сделать, – шелестел в сознании тот самый голос. – Попробуй подчиниться ему, и уже я перестану тебя уважать, вот тогда тебе любой Личек плюшевым мишкой покажется, я твою жизнь в ад превращу!»

Голос угрожал всегда – но Мира не всегда подчинялась. Однако здесь и сейчас она почувствовала, что солидарна с ним: если не обозначить границу немедленно, эти десять лет пройдут куда сложнее, чем она ожидала.

Поэтому Мира поднялась, однако не сделала ни шага к обнимающимся офицерам. Она чуть наклонила голову и холодно произнесла:

– Простите, канара́л, но нет. Я буду выполнять ваши приказы во всем, что связано с работой. Не более того. Я никому не позволю дотрагиваться до меня или даже использовать мое имя без особого разрешения.

Остальные напряглись, хотя старший мужчина чуть заметно улыбнулся. Личек тоже улыбку удержал, однако взгляд голубых глаз стал обжигающим, колючим… у ангелочков такого не бывает. Хуже всего то, что это был взгляд не мелкого ничтожества, которое на самом деле боится всего и всех. Личек был противником посерьезней, а образ, который он выбрал, лишь удачно маскировал это.

Но отступать Мира не собиралась. Может, она и перегнула палку, назвав его «канаралом»… Это обращение балансировало на грани вежливости, так говорили с любым старшим по званию, который не вызывал ни малейшей симпатии. Официально не придерешься, но всем всё ясно.

Так пусть и ему будет ясно! Мира не представляла, на каком поводке оказался старший мужчина, раз готов терпеть такое. Но на ней-то ошейника нет!

Личек попытался разрядить ситуацию:

– Мира-а-а! Ну не будь ты такой букой! Дружить намного проще, чем показательные выступления здесь устраивать!

– Лейтенант Волкатия, – невозмутимо поправила Мира. – К вашим услугам, но только на службе… канарал.

– Ой, как хочешь! Надеюсь, очень скоро ты оттаешь и присоединишься к нам!

Казалось, что он и правда смирился, решил отложить ее подчинение на потом. Однако Мира прекрасно понимала: он этого не забудет. С точки зрения Личека, она не просто отказала ему, она его унизила. Такие люди мстительны и не прощают оскорблений, особенно публичных.

Ну так и хрен бы с ним! Мира демонстративно опустилась на кресло, всем своим видом показывая, что ждет полноценных указаний. Пусть мстит ей, если придумает как. В том, что он не уволит офицера с боевым опытом за день до начала миссии, она не сомневалась. Это вызвало бы слишком много вопросов со стороны высшего руководства, перед ним Личек наверняка сохраняет репутацию хорошего мальчика, который со всеми дружит.

Они выполнили еще несколько упражнений – бродили по кругу, по очереди закрывали глаза и направляли друг друга. Насколько помнила Мира, подобные развлечения обычно включали в себя и умение поймать товарища, падающего на спину. Но, видно, присутствие гиганта побудило Личека отказаться от такого.

Все это время то Личек, то остальные косились на Миру. Они ждали, когда она занервничает, почувствовав вину перед коллективом. Однако она продолжала сидеть на месте с отсутствующим видом. Внутренний голос замолчал, она чувствовала себя уверенно, и это было важнее всего.

Наконец Личек угомонился и позволил остальным вернуться на свои места. Женщина косилась на Миру с неприязнью, старший мужчина униженно отводил взгляд. Гиганту было все равно.

– На сегодня хватит, спасибо вам за доверие и сотрудничество – почти всем, кроме нашей дорогой лейтенанта Волкатии, которая, уверен, еще одумается, – неловко подмигнул ей Личек. – А теперь самая интересная часть: кто же какие подразделения возглавит? Кто же, кто же? Начнем с лейтенанта, раз уж она вытерпела все наши небольшие шалости! Лейтенант возглавит подразделение бытового обслуживания.

От удивления Мира замерла, не в силах даже сделать вдох. Ей послышалось или?.. Нет, судя по самодовольному взгляду Личека, ничего ей не послышалось. С местью он решил не затягивать.

Подразделение бытового обслуживания было единственным полностью гражданским в техническом отделе – не несущим никакой пользы для военной карьеры. А ведь карьера стала одной из причин, по которым Мира вообще согласилась на эту миссию! Да, она должна была отдать десять лет – но вернуться уже опытным руководителем военной структуры.

Однако назначение Личека подразумевало, что для военных она эти десять лет проведет практически безработной.

– Двигаемся дальше, – щебетал между тем Личек. – Руководством операторами дронов займется Хьюго!

– А? – встрепенулся гигант. – Я? Ладно…

Мира наконец опомнилась:

– Я прошу пояснений!

– А что случилось? – озабоченно поинтересовался Личек.

– В чем причина того, что именно меня назначили следить за бытовым обслуживанием?

– Я как руководитель считаю, что так будет лучше.

– Опять же, должна быть причина, – настаивала Мира. – У меня есть боевой опыт, это отражено в моем деле. У кого еще есть такой? При всем уважении, канарал, у вас есть?

Старший мужчина снова еле заметно улыбнулся. Личек покраснел, и Мира понимала, что делает себе только хуже, но ей было плевать. Она не собиралась десять лет следить за чистильщиками фильтров и наладчиками канализации! Она этим вообще никогда не занималась. А в Сектор Фобос она, получается, решилась лететь, чтобы там нормально работали унитазы?!

Не важно, какую власть хотел получить Личек, что он о себе возомнил. Были ведь нормы, были заслуги… Он не мог вот так нагло ломать систему!

Однако сам Личек был настроен решительно:

– То, что я хочу создать в коллективе свободную атмосферу, не значит, что вам все дозволено, лейтенант! Вы сразу же позволили себе оспаривать мое решение, давить на меня опытом пытаетесь… Только знаете, что? Инструкции рекомендуют нам учитывать военный опыт, но не обязывают это делать! Вы можете работать с гражданскими. Хьюго может работать с военными. Мы все будем осваивать новые возможности! А если вы настолько со мной не согласны, кто мешает вам уволиться? «Виа Феррата» еще никуда не летит!

Это был опасный момент, рискованный для них обоих, потому что они не знали, что будет, если Мира согласится. Возможно, Личеку достанется за потерю ценного специалиста. Возможно, ей не позволят уйти, и он почувствует еще большую власть над ней… Кстати, вполне могут не позволить. Объективных причин нет: инструкция действительно не обязывает начальника выполнять те обещания, которые Мире дал рекрутер и на словах. С точки зрения высшего руководства, ее прошение наверняка будет казаться капризом, ведь такие, как Личек, обычно на хорошем счету.

Получается, пытаясь хлопнуть дверью, она вредила своей карьере даже больше, чем принимая предложенную должность.

Мира заставила себя сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться и еще раз все обдумать. Кто сказал, что она и правда будет заниматься этим десять лет? Личек уже начал опасную игру, удовлетворяя свои амбиции. Сейчас он торжествует, потому что отплатил Мире за унижение сполна. А дальше-то что? Она с механиками справится, но справится ли с операторами толстый Хьюго? Эта работа сложнее, чем кажется, особенно для человека без военного опыта. Ну а когда на гиганта посыплются неудачи, высшее руководство спросит не с него. И произойдет это скорее рано, чем поздно!

Нужно затаиться и ждать, так лучше. Да и потом… Мира должна была признать это хотя бы себе: ей понравилась эта космическая станция. Ее манил Сектор Фобос. Она хотела остаться.

– Итак, что же вы решили, лейтенант? – напомнил о себе Личек. – Желаете нас покинуть?

– Нет, канарал. Я выполню все, что нужно.

– Вот и славно, уверен, мы поладим… пусть и не сразу.

Как и ожидала Мира, тем, кто с Личеком не спорил, достались должности поприятней. Услужливо хохочущая женщина возглавила подразделение летчиков. Старший мужчина должен был командовать наладчиками-испытателями. Этот хотя бы справится, а вот женщина… Ее летчики, скорее всего, съедят и не поперхнутся. До Миры доходили слухи, что в миссии участвует сам Рино де Бернарди. Каковы шансы, что он покорится тетке, которая заходит в комнату через пять минут после собственных грудей?

Личек привык плести интриги в условиях административных станций. Ему понадобится время, чтобы освоиться на «Виа Феррате». И если за это время он наделает достаточно ошибок, сам отправится унитазы чинить!

Но пока Мире предстояло потерпеть. Она делала вид, будто назначение ее больше не задевает, только так она могла не радовать Личека лишний раз.

Заключенных доставили на станцию на следующий день, прямо перед вылетом. В некоторых подразделениях им предстояло работать наравне с добровольцами, но бытовым обслуживанием, делом трудным, грязным и неблагодарным, занимались только преступники. Да, не глупые, их и пригласили из-за определенных навыков. Но какая разница? Мире хватило одной встречи с ними, чтобы понять: расслабиться точно не получится.

В ее подразделении оказалось больше двадцати человек. Они ни на миг не забывали, что в их тела встроены устройства, способные их убить. Однако знали они и то, что сразу после старта миссии каждый механик станет на вес золота. По их наглым, насмешливым взглядам Мире сразу стало понятно: на выполнение работы ей придется тратить примерно столько же энергии, сколько на удержание этой своры в узде.

Страха перед ними Мира не испытывала, ей доводилось иметь дело с разными людьми – в том числе и уголовниками, когда она работала механиком на конвойном корабле. Подчиненные как таковые ее не волновали, она не могла избавиться от чувства досады. Когда она поднялась на борт «Виа Ферраты», ей казалось, что эта миссия станет уникальной возможностью, приключением даже… а потом появился слизняк, на которого она в других обстоятельствах дважды не посмотрела бы, и все испортил.

Мира выдержала столько, сколько нужно: представилась механикам, провела первый инструктаж, подметила, кто как на нее смотрит. Уже сейчас прикинула, кто начнет наглеть первым и как это пресечь. Но пока проблем не было, и находиться рядом со своими подчиненными больше, чем требовалось, она не собиралась.

До вылета оставалось меньше часа. Предвкушение счастья на душе сменилось на редкость паршивым ощущением. Мира до сих пор не была уверена, что правильно поступила, не покинув станцию. Злость дополнялась гневом, мысли путались. Ей только и оставалось, что отойти подальше, в технические коридоры, туда, куда без необходимости не забредают.

Там она дала волю ярости. Позволила себе закричать, зная, что мерный гул машин это скроет. Ударила кулаком по металлической панели рядом с собой, била снова и снова, представляя перед собой самодовольную рожу Личека. Нет, ну какая же скотина… Из тех, кто прогибается перед начальством в ожидании того момента, когда сам станет начальством и будет издеваться над другими. Причем он этого не понимает, он действительно верит, что он выше Миры!

Металл ее срыв выдержал, рука – нет. Кожу Мира все-таки раздробила, на панели остались брызги крови, рука пульсировала острой болью. Однако боль как таковая даже помогала: теперь можно было сосредоточиться на ней и отвлечься от более серьезных проблем.

По крайней мере, к такому Мира готовилась. Она не ожидала, что у нее вдруг появится компания.

– Зря вы так, – прозвучал у нее из-за спины незнакомый мужской голос. – Какой бы ни была причина, зря.

Мира мгновенно обернулась и, увидев, кто стоит рядом с ней, не шарахнулась лишь потому, что для человека военного такая реакция стала бы слишком унизительной. Хотя повод определенно имелся! В тоннель зачем-то спустился горбун.

Она уже видела его при первой встрече с подчиненными. Такого сложно не заметить! Он был бы очень высоким, не ниже гиганта Хьюго, если бы его позвоночник не изогнулся дугой. Теперь же он напоминал странное создание, похожее на человека – и все равно отличающееся. Ноги короткие, кривоватые, и он старается скрыть это свободными рабочими брюками. Верхняя половина тела, напротив, могучая, со слишком длинными руками и неравномерно развитой мускулатурой грудной клетки.

Лицо тоже искаженное, намекающее, что его состояние вызвано не травмой, а генетической аномалией. Один глаз скрылся за крупным, с куриное яйцо размером, наростом. Второй затерялся где-то под кустистой бровью. Нос какой-то мягкий, почти бесформенный. Рот хотя бы самый обычный, но скрывающий омерзительно кривые зубы.

Горбун прекрасно знал, какое впечатление производит. Он пытался спрятать лицо за волнистыми каштановыми волосами, единственной его привлекательной чертой, но получалось слабо.

Мира давно уже не видела ничего подобного – при современном уровне медицины! Однако и шокирована она не была. Уже сейчас она могла сходу подобрать несколько объяснений состояния горбуна: родители-нелегалы, жизнь на устаревших станциях, мутация, вызванная одной из редких колониальных болезней. Он ведь преступник, и прибыл он сюда явно не с Земли!

Мира не планировала разговаривать с ним как с равным, такое лучше не начинать – потом не снимешь со своей шеи всех подчиненных! Она не обратилась к горбуну напрямую, просто достала личный компьютер и открыла базу данных сотрудников.

Итак, перед ней стоял Тоби Калибан, сорок один год, родился на Этре́е, что объясняет мутацию – источники сильнейшего радиоактивного облучения там были официально признаны только двадцать лет назад. Четыре года грабил крупные федеральные банки, ломая одну совершенную систему защиты за другой, что объясняет, за какие умения его пригласили на «Виа Феррату». Получил за это пятьдесят лет срока, что объясняет, почему он согласился.

А вот объяснения того, почему он потащился за ней, Мира пока не находила.

– Что вам нужно? – поинтересовалась она. Несмотря на то, что перед ней стоял подчиненный, да еще и преступник, уподобляться Личеку она не собиралась и с каждым старалась говорить вежливо.

Горбун улыбнулся и протянул ей кровоостанавливающую салфетку – такие многие механики постоянно носили с собой, потому что при работе с укрепленными станционными кабелями случалось всякое. Мира привычно насторожилась, прикидывая, можно ли таким образом ее покалечить или отравить. Однако салфетка выглядела самой обычной, в заводской упаковке, а кровь из расшибленной руки все еще предательски капала на пол. Чуть посомневавшись, Мира все же взяла салфетку и перекрыла рану.

– Благодарю.

– Не за что.

– Пытаетесь сразу установить контакт?

– Пытаюсь, – не стал выкручиваться горбун, и это впечатлило Миру даже больше, чем его помощь. – Но не стать любимцем начальства, если вы об этом.

– Неужели?

Горбун развел массивными ручищами.

– Мы все застряли в этом ведре на десять лет, нравится нам это или нет. И если мы будем рычать друг на друга, выясняя отношения, получится весело, но недолго. Лично я попытаюсь сделать все, чтобы эти годы были сносными, если уж не счастливыми. А любимцем я ни у кого и в детстве не ходил, рожей не вышел.

– Рассуждения верные, кроме самокритики, – оценила Мира. Рука под повязкой быстро перестала болеть. – Но они не объясняют, почему вы преследовали меня. Или вы оказались тут случайно?

– На кой мне заходить сюда случайно? – удивился горбун. – Преследовал, разумеется!

– Похвалить могу лишь за честность. Зачем вы меня преследовали?

– Несложно было догадаться, что вы злитесь – вы разве что не дымились во время инструктажа. И я заметил, как на вас смотрит начальник технического отдела – ну тот, похожий на отрыжку левкерийского опоссума. Я прекрасно знаю, как это работает: бывает начальство, которое адекватно, а бывает такое, которое может превратить жизнь в ад.

– Вам-то какое дело?

– Если ваша жизнь превратится в ад, вы рано или поздно начнете срываться на нас, – рассудил горбун.

– Даже если так, изменить этого вы не можете.

– Я хотя бы попытаюсь. Не составите мне компанию?

Мира бросила быстрый взгляд на часы.

– Боюсь, вашим планам по усмирению меня придется подождать, – сказала она. – До старта полета осталось меньше получаса, я планирую наблюдать за этим с площадки.

Не важно, сомневается она или нет, все ли ее устраивает. Раз уж она осталась на станции, Мира планировала сполна насладиться всеми ключевыми моментами путешествия, и начало полета, когда они покинут принадлежащую людям территорию и пересекут границу Сектора Фобос, определенно было из таких.

Тоби это не смутило:

– Да, нечто подобное я вам и предлагал. Только вы должны понимать: наблюдательная площадка в главном корпусе будет переполнена. Так не лучше ли воспользоваться другой?

Мира не сразу сообразила, что он имеет в виду, но потом горбун указал на соседний технический тоннель, ведущий в хвостовую часть корабля. А ведь там и правда находился обзорный пункт! Правда, предназначенный для наблюдения за двигателями, совсем маленький, но какая разница? Доступ туда мало у кого есть, да и вряд ли о нем вспомнят. Там точно не придется отвлекаться на то, чтобы оттолкнуть от себя половину экипажа!

Она могла бы отправиться туда одна, запретить горбуну сопровождать ее, и он бы послушался, он достаточно сообразительный для этого. Однако Мира прекрасно понимала, что так не честно, поэтому она лишь сдержанно кивнула.

– Полагаю, вы правы.

Им пришлось поспешить, и все-таки они успели. Они как раз вошли в маленький зал с прозрачной куполообразной крышей, когда станция вздрогнула и медленно, едва ощутимо двинулась вперед.

Лучше всего отсюда просматривались двигатели – и уже они были прекрасны. Сейчас, когда они наконец заработали в полную силу, они напоминали Мире проснувшиеся вулканы, наполняющие все вокруг белым и голубым сиянием.

Но даже они меркли перед величием космоса. Идея горбуна оказалась даже лучше, чем предполагала Мира. На основных наблюдательных площадках хорошо видно «Виа Феррату», и забыть, что ты на станции, невозможно. Однако теперь Мира повернулась так, что станция осталась у нее за спиной, а перед ней раскинулся Сектор Фобос, снисходительно принимающий незваных гостей.

Мира не раз видела космос – иначе и быть не могло, если учитывать, что она провела там всю жизнь. Она видела звезды, и постепенно возникло ощущение, что все они примерно одинаковы.

Однако Сектор Фобос оказался исключением уже на старте. Он был самой яркой космической территорией, какую только доводилось видеть Мире. Он сиял красным и фиолетовым, он полыхал странными спиралями синего, он как будто взрывался там, вдалеке, на несуществующем горизонте, сам себя пожирал – и порождал заново. Он не был замершей картинкой, пригодной разве что для учебника. Он жил, пульсировал, как будто дышал…

Он казался Мире величественным существом, наблюдавшим за ней через такую тонкую преграду из стекла. И вот ведь какое дело… Это должно было напугать ее, потому что перед ней был левиафан, способный сокрушить ее между делом, отнять жизнь за долю секунды. Она осознавала это и все равно не боялась. Она думала лишь об одном: Сектор Фобос меня видит. Такую крошечную, ничтожную по сравнению с ним, как будто не имеющую для него значения и все равно признанную им.

Мира могла бы затеряться в величии Вселенной, а вместо этого остро, ярко ощутила собственную реальность.

Я есть.

Я уже здесь.

И так просто я не отступлю.

Прямо у меня за спиной – три перемотанных кабеля, а дальше – бездна, которая убьет меня примерно за четыре с половиной секунды. Если я каким-то чудом переживу само падение с такой высоты, химические фильтры и лопасти вентиляторов точно завершат дело. При таких вводных у меня есть все основания превратиться в мумифицированный фарш – первый во Вселенной. Но я уже и без того легенда, так что пропущу эту возможность.

Никакого страха я не испытываю. Чтобы умереть, нужно упасть, а я не падаю.

Мне нравится отдыхать в шахтах очистки воздуха. Во-первых, здесь легче дышится – почти как на Земле. Я чувствую движение потока, и это очень похоже на ветер, прилетающий со стороны теплых морей. Во-вторых, кроме меня сюда никто не суется, дураков нет. Одиночество всегда помогает мне обдумать свои дальнейшие действия.

А поскольку на этом корабле мне предстоит провести ближайшие десять лет, я обустроил тут постоянное убежище, чуть сместив три крупных силовых кабеля так, чтобы они превратились в подобие гамака. Я не первый раз мерно и лениво покачиваюсь над темной шахтой, напоминающей распахнутую пасть гигантского червя. Раньше удовольствие мне мог испортить только Со́ркин, который прибегал к шахте и вопил, что не следовало меня и спасать, раз я так жажду умереть. Но его тут нет, можно не волноваться.

У меня были все основания себя вознаградить: пока мои дела на «Виа Феррате» складывались очень неплохо. Мне быстро удалось получить доступ к основной базе данных станционного компьютера. Правда, остались еще профильные архивы, доступные лишь высшему руководству, в них так просто не влезешь. Но мне и не надо, не сейчас так точно. Мне требовалось лишь удалить все данные о себе – и вот их больше нет. Не важно, что там переслали из тюрьмы, что сообщили. Теперь им известно обо мне только то, что они где-то прочитали или слышали. Интересно, много ли на станции моих фанатов? Даже если кто-то найдется, страшилки от журналистов не помогут им меня поймать.

Показания от датчиков, вживленных в мое тело, все еще идут на центральный компьютер. Сами датчики я, разумеется, отключил, а эти показания – чистая цифровая фантазия. Когда ее обнаружат местные полицейские, они обрадуются, побегут туда, куда укажет компьютер – и никого не увидят. Вообще никого. Сначала я подумывал развлечься и перекинуть свои показатели на какого-нибудь бедолагу из добровольцев. Но потом я выяснил, что полиция здесь представлена семейством Барреттов, а там далеко не все обременены мозгами и в шутке могут не разобраться.

Так что мои цифровые координаты неизменно будут направлять полицию к пустому месту. Некоторое время Барретты еще побегают кругами и потыкают во все кнопки наугад. Потом что-нибудь сломают и поймут, что с помощью компьютера меня не найти.

Вопрос в том, какие выводы они сделают.

В идеале они подумают, что я воспользовался возможностью и сбежал с «Виа Ферраты» еще до начала полета. Увы, не у всех Барреттов череп занят ложноножкой. Тот же Отто Барретт, патриарх семейства, может догадаться, что никуда я не денусь, побег слишком рискован, а десять лет миссии меня вполне устраивают. Поймет ли он, что я создал ложное досье вместо собственного? Спрятался под маской? Очень может быть. Но у него нет ни единого шанса разобраться, что это за маска. Я уже выяснил, что экипаж корабля, если причислять к нему ученых и обслуживающий персонал, составляет больше пяти тысяч человек. И вот в этой толпе незнакомцев старый Отто будет меня выискивать? Что ж, удачи ему.

Хотя о чем это я, вряд ли он озадачится таким. Он будет ждать, пока я сделаю следующий ход, такие, как он, верят, что серийные убийцы не могут долго обходиться без жертв. Нет, я не отрицаю, что рано или поздно мне придется тут кого-нибудь убить. Но пока у меня хватает других планов.

Первые дни полета прошли нормально. Сначала все оставались напряженными, ожидая, как же проявит себя тот самый Сектор Фобос. Однако либо он был переоценен, либо ему оказалось на нас плевать – как бы то ни было, Сектор Фобос пока не отличался от любой изученной галактики. Уже на третий день полета атмосфера на станции стала заметно спокойнее, человек, как водится, привык ко всему.

А это значит, что работа шла своим чередом. Я дисциплинированно придерживался определенного для меня графика и получал свои десять часов отдыха после четырнадцатичасовой смены.

Первые два часа я провел над бездной, раздумывая над следующим шагом. Ну а потом пришло время действовать.

Я переоделся в закрытых технических помещениях, заблокировал их и вернулся в общие коридоры. В жилой сектор заходить не стал, там мне ловить нечего. Я сразу направился в рекреационный отсек.

Кто бы ни планировал эту миссию, они сделали все, чтобы мы тут не слетели с катушек раньше срока. Честно говоря, я никогда раньше не видел такой заботы о психическом здоровье персонала. А еще тут в научном отделе неожиданно обнаружился психолог с мировым именем, которому на подобной миссии вроде как делать нечего. Все вместе это намекает, что подобные меры – далеко не благотворительность, нам просто не все говорят.

Однако с этим я разберусь позже, не люблю метаться.

Рекреационный отсек привычно встречал меня неоновым великолепием, мерцающим, исходящим голограммами всех видов, орущим музыкой. Помню, читал я как-то научную статью, посвященную представлениям о будущем, существовавшим в прошлом. Так вот, если бы мне пришлось выбрать одно слово для описания рекреационного отсека, я бы предпочел «киберпанк». Нет, были тут и другие уровни – с бассейнами, солевыми гротами, мягкой музыкой. Но меня интересовала та часть грандиозного подбрюшья «Виа Ферраты», где царствовало нагромождение металла и разноцветных огней. Территория порока, если уж называть вещи своими именами. Тут можно было найти развлечения для любых потребностей тела – от секса до легкой наркоты. В попытке подлатать душу сюда не приходили.

При этом нельзя сказать, что руководство само себя радостно ткнуло ножом в ногу, организовав на станции уютный уголок анархии. Да, полиция в этот отсек не заглядывала – если только поразвлечься. Но постоянно бегали АЗУ, похожие на крупных металлических собак, однажды я даже боевого дрона модели «Эдокс» видел. Центральный компьютер присматривал за тем, чтобы люди не покалечили и не поубивали друг друга. Все остальное было разрешено.

Не бесплатно, об этом тоже позаботились. За каждую смену мы получали оплату, ее и тратили на развлечения. Хочешь копить – копи. Но все платежи компьютерные, так что нелегальной торговли тоже можно не ждать, пока какой-нибудь умник не придумает способ обмануть систему.

Я мог бы, мне это просто не нужно, у меня сейчас другие интересы. Я прикрыл глаза защитными очками, у меня от этого проклятого мельтешения неона мигрень начинается. Возле клубов и «комнат транса» я не задержался, сразу направился в бордель.

Знавал я станции, где в секс-индустрии работали преимущественно живые люди – так дешевле. Иронично, но факт. Однако на «Виа Феррате» посторонние были не нужны, хотя и естественные потребности никто не отменял. Проблему решили быстро и незатейливо, заселив просторный отель десятками антродронов. Тут любой пол и возраст найти можно, выбирай!

Но, как бы забавно это ни звучало, в борделе меня пол и возраст не интересовали. Я внимательно высматривал кое-что совершенно другое.

– Привет, красавчик, – приветствовала меня бордель-маман. – Готов провести здесь лучшую ночь в своей жизни?

Она была довольно примитивным роботом – откровенно механическим, обладающим очень условным сходством с человеком. Это делалось для того, чтобы перевозбужденные клиенты не использовали ее, иначе кто у двери стоять будет? Хотя на некоторых станциях, насколько я слышал, сходство с консервной банкой останавливало не всех.

Робот был старой модели, не думаю, что она долго хранит записи, если вообще делает это. Ее задача – сгенерировать для меня приветственную фразу и активировать того робота, которого я выберу.

– Ну что, красавчик, кто на тебя смотрит? – скрипнула бордель-маман. Видимо, так она воспроизводила смех.

Смотрели-то на меня все без исключения не занятые роботы. Судя по количеству зеленых огоньков над комнатами, клиентов сегодня собралось мало, так что я получил доступ практически ко всем ресурсам борделя. Это хорошая новость. А плохая в том, что нужного мне робота среди них не было.

– Это все, что есть? – поинтересовался я, больше не обращая внимания на строящих мне глазки кукол.

– Обижаешь, мой хороший! Первая неделя работы. Распаковано и запущено десять процентов инвентаря.

Это, кстати, недоработка – вот такие речевые коды для бордель-маман. Хотя мне-то что, мне важен смысл слов!

– Веди на склад, – потребовал я.

– Прости, красавчик, всему свое время и место! Бери одну из тех кобылок, что уже готовы, они все резвые!

Ага, а вот тут она перешла на пошлое в худшем смысле кокетство. Получается, речевой код у нее вообще битый, нормальную плату пожалели. Это делает мою задачу даже проще.

Я огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что за нами никто не наблюдает, и попробовал перехватить эту дуру через беспроводную сеть. С роботом посложнее не прокатило бы, но с этой игрушкой сработало отлично, прямо с первой попытки. Если бы кто-то сейчас наблюдал за нами через камеры, он бы решил, что я просто придирчиво выбираю себе шлюшку на ночь. Я же тем временем переписывал код бордель-маман, пока не добился нужного результата.

– Ладно, красавчик, вижу, что ты не из простых, – заявила она с такой улыбкой, что кто-нибудь другой на моем месте уже бежал бы в сторону убежища. Разработчик наверняка считал, что улыбка очаровательная. – Пойдем, познакомлю тебя со спящими девочками!

Она покатилась на склад, а я последовал за ней. Там выставка была поинтересней – запас секс-игрушек на ближайшие десять лет. Мужчины и женщины. Любой цвет кожи, волос, глаз. Похожие на людей – и откровенно измененные, для любителей другого типа развлечений. Был даже целый ряд кукол, подозрительно напоминающих детей, и это мне не понравилось. Сначала я подумывал просто безнадежно сломать их, но потом решил потратить чуть больше времени и обеспечить любому извращенцу, который закажет такого «партнера», действительно незабываемую ночь – вот только не такую, как он рассчитывал.

К этому моменту бордель-маман укатилась обратно к дверям, и я остался на складе один. Я неспешно шел перед прозрачными капсулами с секс-роботами, и настроение у меня становилось все хуже. Не потому, что не мог найти себе достаточно привлекательную девицу – я с роботами вообще в этом плане не связываюсь, при всей их реалистичности, не могу избавиться от ассоциации с пылесосом, а она сбивает настроение. Мне здесь нужно было нечто совершенно иное, однако, похоже, я просчитался… Нет, подождите-ка…

Я остановился перед капсулой с очаровательной блондинкой, такой реалистичной, что без этой упаковки и компьютерного сканера я с легкостью принял бы ее за настоящую женщину. Осмотр сопроводительных документов ничего мне не дал, однако она очень напоминала объект моего поиска.

Я освободил куклу из упаковки и активировал ее.

– Привет, мой сладкий, – проворковала она. Голос звучал куда приятней, чем у скрежещущей бордель-маман.

– Как тебя зовут? – поинтересовался я.

– Рози – и я сделаю для тебя что угодно!

Я бросил быстрый взгляд в прилагавшийся к кукле каталог услуг и скомандовал:

– Ситуацию номер двенадцать разыграй.

– Да, мой повелитель!

Рози подошла поближе и бухнулась передо мной на колени. Ее дальнейшие действия были вполне предсказуемы, но дожидаться их я не стал – опять же, мне не то нужно. Я вогнал в заднюю часть шеи куклы, между имитацией позвонков, металлическую спицу, и робот тут же застыл в движении. Я тем временем достал нож, зажал его в одной руке, другой собрал волосы девицы в хвост и приподнял, обнажая затылок. Я без малейших сомнений разрезал кожу на том месте, где череп крепится к шее, сдвинул лоскут в сторону острием ножа и увидел именно то, что и надеялся увидеть: титановый сплав и серийный номер.

– Ну, привет, ИН–208, – усмехнулся я.

Века эдак полтора назад очень предприимчивая семья Ма́рретеров, прежде работавшая на разные корпорации, основала собственную компанию по производству боевых дронов. Их преимуществом было то, что они сами проектировали и сами изготавливали машины. Начинали они, насколько я помню, с мелких летающих самоубийц, потом дошли до танков, причем одних из лучших в федерации, космических бомб и противопехотных андроидов. Последние и вовсе стали их визитной карточкой, обеспечив и славу, и солидное состояние многим поколениям.

Но все когда-нибудь кончается, порой самым неожиданным образом. Дариуса Марретера, последнего адекватного представителя этой семьи, убили наемники – то ли конкуренты подослали, то ли родня его жертв, я толком не разбирался. Зато понаблюдал немного за его наследниками, у него двое было, парень и девушка. Девица бизнесом не интересовалась, она экспериментировала с психотропами и вскоре по интеллекту уподобилась картошке. Интересен скорее ее брат, который неожиданно объявил себя пацифистом и отказался от всех военных контрактов.

Очень сложно удержать на плаву фирму, выпускающую оружие, если ты пацифист. Особенно если тебе еще и нужно выплачивать неустойку – внезапно захлестнувшее юного Марретера миролюбие не стало причиной творить что угодно. Он попытался быстренько переставить производство на другие рельсы, не смог и не нашел выхода лучше, чем вышибить себе мозги. То есть, сестра снова стала чуть умнее его, у нее хотя бы орган в черепной коробке удержался. Странная семья, конечно.

Компания Марретеров была ликвидирована, а чтобы оплатить долги, стали разбирать уже изготовленное оружие со склада. Тут и выяснилось, что горе-наследник умудрился продать несколько партий дорогущих боевых роботов в сферу секс-услуг. Идиотизм? Он самый. На одном уровне с самоудовлетворением пистолетом. Но сделка была заключена по закону, и отобрать андроидов не смогли.

И очень зря, кстати. Не представляю, почему представители инспекции решили, что роботов будут использовать по назначению. Пираты и прочая крайне неприятная публика быстро смекнули, что механических проституток можно выкрасть и перепрограммировать – а точнее, вернуть к исходным настройкам. Полиции и военным пришлось потратить немало времени и сил, чтобы остановить нашествие наемниц в стрингах. Думаю, если бы Марретер уже не опустошил свою голову, кто-то бы сделал это за него.

Последствия его бизнес-забав были устранены, все, кроме одного – партия роботов модели ИН–208 оказалась отгружена с нарушением, она просто затерялась среди секс-кукол. Но если знаешь, что искать, можно и наткнуться на такую вот жемчужинку, как Рози. Укрепленный титановый сплав в основании. Великолепный процессор, возможность автономной работы. Слоты для быстрой установки любого оружия. А главное, внутренний реактор, способный обеспечить этой красавице фактическое бессмертие.

– Что ж, Рози, знакомство оказалось приятным, – объявил я. – Теперь нас ждет очень продуктивная ночь.

Однажды Елена Согард наблюдала, как квазар пожирает корабль, полный людей. В тот день она впервые подумала о том, что космос – это на самом деле живое существо, о котором они ничего не знают, просто притворяются, что уже многое изучили, чтобы подбодрить самих себя.

Что же до гибели того корабля, то Елена была в некотором смысле причастна. Она преследовала контрабандистов, которые прекрасно знали, что, попавшись, проведут остаток жизни в колонии-поселении. Им почему-то казалось, что ничего страшнее нет.

Чтобы оторваться, они решились свернуть в зону, объявленную бесполетной из-за близости квазара. Им казалось, что они могут пролететь по границе… Только не было там никакой границы. Квазар опасней черной дыры будет, зону его влияния сложно оценить. Они сглупили и поплатились за это. Все произошло быстро: в один миг корабль был, в другой – исчез, как будто скользнул сквозь пространство и замер… Но именно когда он замер, она велела своей команде резко сдать назад и ни в коем случае к нему не приближаться.

Потому что корабль на самом деле уже был мертв. То, что они видели перед собой, стало всего лишь образом, миражом на фоне сияющего впереди квазара, как будто бесконечно далекого, но уже имеющего здесь свою власть.

Она потом не обсуждала случившееся со своими помощниками и перевелась на другой корабль. Тогда ей казалось, что ничего страшнее она уже не увидит. Год назад она поняла, что ошиблась.

Теперь Елене снова казалось, что она приближается к тому самому квазару. Сектор Фобос принимал их мирно, путешествие проходило строго по плану. Ничего необычного не наблюдалось, станция работала идеально, и все же… Тревога не уходила. Она будто стелилась сразу за металлическим корпусом «Виа Ферраты», она выжидала, как дикий зверь, уже начавший охоту. И Елена старалась подготовиться ко всему, хотя понимала, что это невозможно.

Но если с Сектором она ничего поделать не могла, то за дисциплиной на своей станции следила строго. Она должна была знать, что именно происходит на «Виа Феррате».

В путешествии Елену сопровождали два помощника, каждый из которых имел право занять ее место, если с ней что-то случится. В обоих она пока не разобралась, поэтому доверяла им ровно настолько, насколько требовали обстоятельства.

Глава технического отдела, Альберт Личек, каждый день прибегал с отчетом сам. Его не нужно было вызывать, он светился радостью, будто только предвкушение встречи с Еленой давало его жизни смысл. Елена прекрасно знала такой тип людей, и лучшее, что она могла сделать для Личека, – держать мнение о нем при себе. Он, вероятнее всего, рассчитывал на иную реакцию.

Отчеты научного отдела были сухими и сдержанными. Иногда Елена довольствовалась только ими, иногда вызывала ученых на беседу. Эксперименты, которые они проводили в лабораториях, ее не интересовали. Куда больше командира волновало… оно. То, что погубило экспедицию Нерии-Рузанова. То, о чем знал лишь узкий круг избранных, и не без причины. Если бы об этом стало известно всем, они вообще добровольцев для «Виа Ферраты» не нашли бы!

Но оно пока не приближалось, и ученые не замечали ничего подозрительного. Елена заставила себя не думать о том, что это просто вопрос времени.

Внимательно наблюдала она и за Барреттами. Елена много слышала о них, раньше не сталкивалась, да и теперь не могла сказать, что так уж рада их назначению. Неужели нельзя было определить в полицию хотя бы половину людей? Сейчас там, получается, одна семья, состоящая в основном из кочевников и их приемных родителей. Это неприятно само по себе, а если учитывать слухи, которые сумрачным облаком ползли следом за Барреттами от станции к станции, ситуация становится только хуже.

А тут еще и оказалось, что по «Виа Феррате» носится в равной степени гениальный и безумный серийный убийца!

Когда Елена только сообщила об этом, Отто Барретт улыбнулся со сдержанным превосходством:

– Не переживайте, канарал, скоро я предоставлю вам возможность побеседовать с ним.

В последующие дни улыбка Барретта-старшего заметно померкла. Ни он, ни его бешеная свора не могли выйти на след Гюрзы. Это было паршиво, хотя и несло в себе определенные плюсы. Гюрза затаился, он пока ничего плохого не сделал, а вот Отто Барретт в самом начале миссии получил по хребту и теперь обращался к Елене исключительно «адмирал Согард».

Она справлялась, и вся команда справлялась, но порой Елене казалось, что следом за ними незримой свитой летят призраки кораблей Нерии и Рузанова, умоляющие их вернуться.

Елена заставила себя поверить, что все хорошо. Она просто выполняла свою работу – так, как не каждый робот сможет. Плохих новостей она не ждала и все равно их получила.

То, что новости будут плохими, она поняла мгновенно, еще до того, как они прозвучали. Потому что приятных новостей в Секторе Фобос быть и не могло, а ради дружеского общения в пять утра никто не приходит. Но именно в это время раздался нервный, быстрый стук в дверь ее личной каюты.

На пороге стоял один из помощников Елены, заметно напряженный, сжимающий кулаки, чтобы не сорваться.

– Что случилось? – спросила Елена, опуская приветствие.

– Это прозвучит невероятно, командир, вы только не думайте, что я это выдумал, все подтвердилось…

– По делу!

– Мы все еще в Секторе Фобос, но… совсем не там, где ожидали.

Часть 2. Кровь человеческая

Никто не говорил механикам о том, что случилось – но от механиков такое и не скрыть. Это в других отсеках либо бессильно нервничали, пытаясь угадать причину замедления станции, либо вообще ничего не заметили.

Мира же сразу сообразила, что что-то не так. У постоянной жизни в космосе есть и свои плюсы, например, умение идеально чувствовать движение через пространство, распознавать работу двигателей по звуку, настраиваться на вибрацию металла. Когда все идет своим чередом, это ничего не значащие обстоятельства, но вот когда происходит сбой, они рассказывают даже то, что начальство пытается скрыть.

Мира знала, что на первый месяц пути не запланировано никаких остановок и серьезных экспериментов – по крайней мере, за пределами станции. Да, они путешествовали по неизвестной территории, но пока что – условно неизвестной. Об этой части Сектора Фобос люди хоть что-то знали благодаря телескопам и разведывательным дронам.

Так что у этой остановки не было причин, кроме тревожных. Поломка? Нет, об этом механики узнали бы сразу. Но «Виа Феррата» по-прежнему работала безупречно, а вот резко побледневший Личек умчался куда-то, ничего никому не объясняя.

Не то чтобы кто-то собирался его спрашивать… Мира сразу направилась в центр управления, ей нужна была надежная информация.

Как оказалось, ранним утром в показаниях компьютера произошел сбой – или, по крайней мере, тогда еще все думали, что сбой. Потому что правдой это быть никак не могло! Машина начала принудительную перезагрузку системы, так обычно бывает, когда компьютер сталкивается с критической ошибкой. Уже это не добавило операторам хорошего настроения, они напряженно ждали, какие показатели отразятся на экране.

Цифры не сходились. Компьютер показывал, что они не просто преодолели грандиозное расстояние – они оказались в соседней галактике! Стартовали в Иту́ми, теперь находились в Китро́не. И обе эти галактики входили в Сектор Фобос, вот только чтобы попасть из одной в другую, понадобился бы не один год – но уж никак не неделя и тем более не ночь!

Сначала операторы думали, что ошибка в системе, они находятся там, где и должны, просто компьютер показывает непонятно что. Но простейшее внешнее наблюдение доказало, что техника их как раз не подвела. Вокруг них сияли звезды Китрона: эта галактика тоже была приграничной, а потому изученной.

Связь с Землей они не потеряли… пока не потеряли. Вот только держали они ее не через станцию «Николай Рузанов», с которой вылетели, а через станцию «Гидеон Нерия», на которой очень удивились полученному от них сигналу.

Мира чувствовала, что все вокруг растеряны. Начальство вряд ли это покажет, а вот простые члены экипажа и не пытаются скрыть. И Мира их понимала! Они-то уже успели расслабиться, решили, что все эти байки про Сектор Фобос – так, ерунда, ошибка неудачной экспедиции. А если что-то и случится, они обязательно будут готовы, ведь так?

Но готовы они не были, Сектор Фобос будто посмеялся над ними. Ощущение, что снаружи притаилось гигантское живое существо, усилилось. Справляться с этим самостоятельно Мире не хотелось, обратиться было не к кому, да и не привыкла она доверять… Ситуация казалась безвыходной, пока она не заметила в одном из коридоров знакомую фигуру, узнающуюся с первого взгляда.

Горбун брел по коридору, неспешно что-то расчерчивая на личном компьютере. Он и Мира оказались в одном из внешних переходов, с иллюминаторами, однако Тоби даже не смотрел на чужие звезды, сиявшие с той стороны.

Мира могла бы пройти мимо, никаких поручений для подчиненного у нее не было, а она почему-то все равно направилась к нему.

– Почему ты так спокоен? – не выдержала она.

– А чего суетиться? – удивился горбун. – Мы знали, что нас будет мотать, не на курорт ведь отправились.

– Да, но это… Это же невозможно объяснить!

– Почему невозможно? Просто кротовая нора.

Мира растерянно уставилась на него, пытаясь понять, шутит он или нет. Даже слова «просто» и «кротовая нора» не имели права стоять рядом! Явление было редким, малоизученным, остающимся в основном в теории. А Тоби стоит тут и говорит об этом так, будто в существовании разрыва в пространстве нет ничего особенного!

Но он не шутил, он продолжал сдержанно улыбаться – скорее из вежливости, никакого веселья в его улыбке не было. Страха, впрочем, тоже, горбун умудрялся даже теперь плыть по течению.

– Как это может быть кротовая нора? – опомнилась Мира. – У них же есть визуальные признаки! И даже выработана программа раннего компьютерного обнаружения… Почему компьютер не предупредил нас, что мы к ней летим?

– Потому что программа обнаружения была создана только на теоретических расчетах, – напомнил Тоби. – Никаких экспериментов не проводилось. Что же до внешних признаков… Да, у тех явлений, в которых мы раньше предполагали кротовые норы, они есть. Но это Сектор Фобос, тут она вполне могла оставаться незаметной – или появиться прямо рядом с нами.

Горбун повернул к собеседнице компьютер, демонстрируя схему перехода, расчерченную пусть и грубовато, но вполне точно. Ему явно казалось, что все нормально, это просто занимательная задача, которую нужно решить. А у Миры кровь холодела от мысли, что прямо перед огромной космической станцией раскрылась черная пасть космоса, заглотившая и «Виа Феррату», и сопровождавшие ее корабли. Им повезло, что Сектор Фобос перенес их сюда, не причинив никакого вреда. Но если бы он решил их раздавить, что бы они сделали?

Ничего. Однако им полагалось готовиться к такому с первого дня путешествия.

– Ты выглядишь как человек, которому не помешала бы пауза с чашкой кофе, – заметил Тоби.

Мира проигнорировала обращение на «ты» от подчиненного, сейчас у них обоих было свободное время, она просто кивнула.

С продуктами на «Виа Феррате» проблем не было, и дело тут не только в начале пути. Мира бывала на станциях, которые изначально загружались стандартными пайками. Нравится, не нравится, а придется глотать белесую кашицу три раза в сутки.

Здесь же постарались на славу, и в маленькой комнате отдыха витал запах настоящего крепкого кофе, а машина выдавала полноценный напиток вместо чуть подкрашенной коричневым водички.

Получив стаканчик, Мира тут же сжала его обеими руками, ей вдруг показалось, что она ощущает холод, хотя на самом деле холода не было. Тоби же умудрился усесться расслабленно – даже при его искаженной фигуре. Похоже, ему в своем теле было вполне комфортно.

– Как думаешь, что будет дальше? – задумчиво поинтересовалась Мира.

– Думаю, где-то на Земле от трех до пяти ученых лопнут от восторга.

– Что?.. Ты о чем сейчас? Я думала, есть риск отмены миссии!

– Отмены точно не будет, – покачал головой Тоби. – Слишком много времени и сил в это вложено, про деньги вообще молчу. Да и та кротовая нора, которая нас сюда швырнула – это что?

– Жуткая космическая глотка…

– С нашей перспективы. А с перспективы тех, кто уютно устроился на Земле, это величайшее сокровище для развития дальних космических путешествий. Собственно, именно за такими сокровищами нас и послали в Сектор Фобос. Ну а на нас как на людей всем плевать. Ты-то еще пригодишься, а я что? Урод и преступник, не думаю, что мне вообще живым полагается вернуться.

Как странно… Он говорил жуткие вещи, но от его спокойного тона все равно становилось легче. Тоби был во всем уверен – он, обладавший куда меньшей силой, чем Мира! А если так, имеет ли она право трястись тут от бессмысленного волнения?

– Спасибо, – кивнула она. – Хотя при других механиках обращайся ко мне на «вы». Извини, но так надо.

– Да вообще без проблем, меня такое не задевает. При моей роже ты либо избавляешься от проблем с самооценкой очень быстро, либо даришь себе выстрел в висок на шестнадцатилетие.

И снова он заставил Миру улыбнуться, надо же…

А еще он оказался прав. Ни о какой отмене миссии речи не шло, о том, что станция «непредвиденно сменила маршрут», командир Согард объявила с завидным хладнокровием. Вроде как – прыгнули из одной галактики в другую и прыгнули, с кем не бывает?

Но кое-какие действия им предпринять все же предстояло: командир объявила, что они здесь установят первую коммуникационную точку. Эти небольшие автономные станции, призванные упрощать связь и получение координат, уже прозвали «маяками». Они должны были стать первыми робкими доказательствами того, что человек проложил дорогу через Сектор Фобос. Кто-то наверняка считал их флагами покорения неизведанного пространства, однако Мире это казалось смешным. Сектор Фобос их только что проглотил и выплюнул, не разжевал лишь потому, что еще не наигрался. Какое уж тут покорение?

Установка маяков считалась главной задачей «Виа Ферраты». На корабль их загрузили много, однако каждый все равно был на вес золота, потому что построить новые на борту не представлялось возможным, и запас этот нужно было растянуть на десять лет.

Как же Мире сейчас хотелось оказаться в ангаре! Понаблюдать, как роботы неспешно доставляют со склада первую коммуникационную станцию, отдаленно похожую на огромную семечку. В этом даже было что-то символичное… Правда, совершенную гладкую форму маяк сохранял только на борту. Там, в космосе, ему предстояло выпустить антенны и малые маневренные двигатели. Но ведь и семечка, если задуматься, выпускает корешки!

Финальной подготовкой маяка к запуску занимались наладчики-испытатели. Их возглавил старший офицер, которого, как уже знала Мира, зовут Жи́ван Са́вич. Ее догадки насчет него подтвердились: он и правда не раз принимал участие в боевых действиях, был ранен, потом узнал о «Виа Феррате» – и решил испытать свои силы, на Земле у него все равно никого не осталось.

Он справится, должен, так ведь дело не в этом! Мире важно было хотя бы наблюдать, прикоснуться к тому, что будет творить историю… Не вышло. Потому что Личек отнял у нее такую возможность, причислив к гражданским, и Мира вынуждена была следить за отправкой маяка вместе со всеми.

Она не думала, что ее состояние можно распознать со стороны. Да, ей было обидно, но не слишком, контроль над собой она не утратила, и все равно Тоби каким-то непостижимым образом снова оказался рядом.

– Не переживай о том, на что не можешь повлиять, – тихо посоветовал он. – Неизвестно, что еще изменится за десять лет.

– Ты опять следишь за мной?

– Присматриваю. И нет, я не флиртую, я не верю, что душа превыше внешности, да и склонностью к романтике не отличаюсь.

– Есть вероятность, что мы становимся друзьями.

– Очень может быть, – усмехнулся горбун.

Задумывалось это как шутка, потому что Мира друзей в жизни не заводила – да и не собиралась, слишком очевидная уязвимость. Но сейчас почему-то стало не смешно.

Мира глубоко вдохнула и медленно выдохнула, представляя, как вместе с выдохом ее тело покидает гнев. Помогло, пусть и не до конца. По крайней мере, за запуском маяка она могла наблюдать спокойно.

Это и правда было красиво: серебристая семечка, такая большая на складе и такая крошечная в пасти космоса, плавно покинула «Виа Феррату». Маяк двинулся вперед, неспешно, величественно, как гость, который не теряет уверенность в себе, даже явившись без приглашения. Сейчас она должна выпустить двигатели, закрепиться, подать первый сигнал станции… Уже вот-вот… В любой момент…

Ничего не произошло.

Остальные наблюдатели, следившие за запуском с обзорной площадки, еще не поняли, что возникли проблемы. Люди посмеивались и поздравляли себя с «первым завоеванием». Мира же прекрасно понимала, что перед ними сейчас не чудо инженерной мысли, а бесполезный кусок металла. Миновали все допустимые сроки, маяк должен был активироваться!

Она перевела взгляд на Живана, который из ангара тоже поднялся на площадку. Это было не обязательно, но, видно, ему хотелось принять всеобщие поздравления сразу же после первого запуска. Однако теперь ему было не до торжества: мужчина хмурился, он выглядел растерянным, он уже достал личный компьютер и что-то просматривал.

Мира попыталась пробиться к нему, но толпа не пускала – на обзорной площадке всегда было мало места для всех желающих. А ведь сейчас каждая минута на счету! Это могло стать проблемой, но не стало, потому что вмешался Тоби. Его, такого здоровенного, очевидно страшного, на станции побаивались, больший ужас внушали разве что кочевники. Но их здесь не было, Барретты следили за запуском с другой площадки, так что горбун уверенно двинулся вперед, а Мира устроилась за его спиной.

Тоби не просто доставил ее к Живану, он стал между ними и толпой живой стеной, заграждая инженеров от всех остальных.

– Что произошло? – тихо спросила Мира. Она ни на миг не забывала, сколько вокруг любопытных ушей.

– Сам не знаю, – проворчал Живан. – Мы его настроили, на борту отзывался, сейчас почему-то не видит нас…

– Условия снаружи могли измениться, и мы работаем с другими координатами. Автозапуск тоже не сработал?

– Какой еще автозапуск?..

– Там же две системы активации! – напомнила Мира. – Автозапуск по таймеру и через сигнал со станции. Вы ведь все включили?

– Я… да, конечно, он просто тоже не работает!

Говорить Живан мог все, что угодно, правда все равно мелькнула – во взгляде, в напряжении мышц… Он не сделал этого! Он как будто не знал, что у любого маяка две системы активации, хотя все это знали, потому что все проходили одинаковый инструктаж. Но тот, кого назначили главой наладчиков-испытателей, потому что он охотно обнимался и держал рот закрытым, допустил критическую ошибку – и один из драгоценных маяков был потерян навсегда…

Или нет?

– Я могу все исправить!

Эти слова Рино де Бернарди услышал очень четко. Нет, тихо на обзорной площадке не было с самого начала. Сперва люди радовались тому, что маяк покинул станцию без проблем, потом насторожились, когда эта штука замерла там, как гигантский серебряный гроб. Они обсуждали что-то, возмущались, придумывали объяснения. Но это была пустая болтовня, Рино в таком легко разбирался. Он знал, на какие слова нужно обращать внимание, и реагировал на них мгновенно.

Он перевел взгляд туда, откуда слова прозвучали, и обнаружил мужчину и женщину в форме офицеров, а рядом с ними живую горбатую глыбу в комбинезоне механика. Глыба Рино не интересовала, потому что помалкивала, куда интереснее оказалось наблюдать за офицерами.

Они оба злились, это чувствовалось. Но гнев женщины был искренним, эмоциональным, она явно ощущала за собой правоту. Мужчина же заставлял себя злиться, преодолевая стыд. Так бывает, когда ты знаешь, что допустил ошибку, но не извиняешься, а воюешь со всем миром – то ли из гордости, то ли чтобы не получить еще сильнее.

Рино не волновало, кто там где накосячил. Он уже разобрался, что сам по себе маяк не заработает, а волшебное слово «исправить» пока произнесла только эта женщина.

Он направился к ним. Тратить слова на напрасную вежливость Рино не любил, особенно в критических ситуациях, поэтому сразу спросил:

– Что случилось и что делать?

Женщина разгневанно повернулась к нему, явно собираясь послать подальше, но ругательства так и не прозвучали. Ей хватило секунды, чтобы по форме распознать, что перед ней стоит летчик-испытатель. Ее это неожиданно воодушевило:

– Маяк был настроен неправильно, но, если меня доставят туда, к нему, я могу изменить настройки вручную!

– Я уже сказал, что это исключено! – возмутился второй офицер. – Это не по инструкции!

– А инструкцию уже нарушили, когда автозапуск проигнорировали!

– Я его включил, он просто не сработал!

– Хватит, – вмешался Рино. – Какая разница, кто что испоганил? Уже очевидно, что штука не работает, надо чинить!

– Это нельзя починить, – настаивал старший мужчина. – Слишком опасно, мы просто запустим второй маяк, проведя работу над ошибками!

– Мы не можем ими вот так разбрасываться!

– Но почему нельзя полететь туда и все исправить? – поразился Рино. – Вот же он, совсем недалеко!

– Потому что вылеты в Сектор Фобос запрещены до полноценной разведки, – напомнил офицер. – Не говоря уже о выходе человека в открытый космос, и…

– Я готова рискнуть, – перебила его женщина. – Я точно знаю, что нужно делать, но делать это надо сейчас.

– Тогда я тебе помогу, – кивнул Рино.

Она была младше по возрасту, но старше по званию. Правила требовали, чтобы он обращался к ней на «вы», однако Рино такого не любил, он вообще мало кого подобной чести удостаивал. Для него уважение выражалось в другом, и эта женщина уважения как раз заслуживала.

Но если ее предложение обрадовало, то старшего мужчину чуть ли не трясло от гнева.

– Так дела не делаются! Разрешение на вылет нужно получить от Фионы, а она никогда такого не допустит!

Услышав это имя, Рино лишь досадливо поморщился. Ах да, Фиона. Та невнятная тетка, которую назначили его руководителем. Рино хватило одного взгляда на нее, чтобы решить: ей он будет подчиняться ровно настолько, чтобы не довести дело до трибунала, и не более.

– У нас нет времени на запрос разрешения, маяк отдаляется! – Женщина указала на иллюминатор.

– Вот именно, – подтвердил Рино. – Поэтому сейчас и полетим!

Старший офицер еще что-то вопил, но его никто не слушал. Тогда он попытался удержать женщину, однако ему помешал горбун, и это позволило Рино и его спутнице быстро покинуть площадку.

– Мира Волкатия, – представилась она на бегу.

– Рино. Тебе придется давать мне подсказки, потому что обычно я занимаюсь разведкой, а не ремонтными работами!

– Разберемся!

Она была вполне симпатичным созданием, Мира эта. Сначала Рино ее толком не рассматривал, не до того было: когда существовала проблема, он решал ее, все остальное теряло значение. Но сейчас, пока они преодолевали лабиринт коридоров, у него появилась возможность разглядеть женщину, бегущую рядом с ним.

Мира была высокой, хотя все равно ниже его, подтянутой, но не откровенно мускулистой. Темная форма эффектно подчеркивала редкий фарфоровый оттенок кожи – она даже от быстрого бега почти не раскраснелась. Черные волосы волновались от движения, однако обычно наверняка были прямыми, строгие линии, обрамляющие скуластое лицо. Даже скудного освещения технических коридоров хватало, чтобы разглядеть пронзительный голубой цвет глаз женщины.

То, что она красива, ничего не меняло прямо сейчас, но в будущем давало повод для новых встреч.

Они добрались до ангара, и Рино привычно направился к «Ястребу», но Мира его остановила.

– Нет, с разведывательного корабля меня высадить не получится!

– Да, это я что-то промахнулся… Какой тогда подойдет?

Мира молча кивнула на один из стоящих рядом челноков – не слишком больших, однако покрупнее «Ястреба». Если разведывательный истребитель, острый, стремительный, сразу производил впечатление хищника, отлитого из металла, то эти кораблики больше напоминали то ли жуков, то ли аквариумных рыбок.

С такими Рино обычно не связывался: они ведь неуклюжие, да еще и тошнотворно медленные… Он не выдержал, нахмурился, и Мира истолковала его реакцию неверно.

– Ты не умеешь их водить?

– Я все водить умею! – оскорбился пилот. – Просто не все люблю.

– Тогда приготовься терпеть душевные муки, потому что только этот и подойдет!

Им достался челнок «СМ–2100», предназначенный в основном для перелетов от станции к сопровождающим ее кораблям и обратно. Но и для выхода в открытый космос он, в принципе, подходил, хотя риск был такой, что и думать об этом не хотелось. Отговаривать свою спутницу Рино все равно не стал: она бы не вызвалась на такое, если бы в чем-то сомневалась.

Разрешение на полет им никто не давал, однако и блокировку не поставили. Получается, тот мужчина не добежал еще с кляузами куда следует… А может, просто постеснялся, явно же все произошло из-за его ошибки!

Скафандр Мира натягивала уже на корабле. Рино же в это время выводил челнок к люку – туда, где поджидала знакомая чернота. Или не знакомая? Иронично… Он осознал, что, возможно, стал первым человеком, выведшим малый корабль в галактику Китрон, только минуты через две после начала полета. Хотя это и не мудрено: пока что их окружение не отличалось от привычного Рино космоса.

Ну а потом философствовать уже не получалось, его внимание перетянула на себя рация, неожиданно развизжавшаяся голосом его непосредственной руководительницы.

– Бернарди, вы что себе позволяете?! Это немыслимо! Как вы посмели!

Она злилась вполне искренне, а Рино вдруг почувствовал, что ему хочется рассмеяться. Она даже сейчас настолько его опасалась, что обращалась как к равному! Его прошлые руководители использовали куда более короткие и менее цензурные определения в его адрес. А эта… Как будто собирается кого-то избивать – но двигаясь при этом на цыпочках.

– Я просто оказываю содействие, – невозмутимо отозвался Рино. Он смотрел то на Миру, которая перешла к самой интересной части переодевания, то на маяк, серебристо поблескивавший впереди.

– Вы бы сначала разобрались, кому собираетесь оказывать содействие! – издевательски заявила Фиона. – Эта женщина занимается бытовым обслуживанием, ее сфера ответственности – делать так, чтобы кулинарные машины прогревали суп до нужной температуры!

– Вот сейчас одна машина в космосе даже суп прогреть не может. Будем исправлять.

– Бернарди, вы издеваетесь надо мной?!

– Нет, конечно, – убежденно соврал Рино. – Кажется, тут помехи со связью…

– Не смейте отключать рацию!

– Что говорите? Не слышу, помехи жутчайшие просто!

– Бернарди!

– Ох, пропадаю!

Развлекаться ему надоело, и он попросту отключил связь. О том, чтобы прислушаться к словам Фионы и вернуться на «Виа Феррату», он даже не думал.

Он видел: Мира знает, о чем говорит, она в себе уверена. В моменты всеобщей суеты такая уверенность резко взлетает в цене. Это вовсе не исключало, что она действительно работает на станции простым бытовым механиком. Рино прекрасно знал: звания и должности далеко не всегда раздают за реальные заслуги.

Взять хотя бы Фиону… Более неприспособленное существо в роли своего начальника Рино и представить не мог. Насколько он сумел выяснить, на повышение она пошла в рамках программы поддержки. Фиона была родом то ли из Финляндии, то ли из Эстонии, то ли из Латвии… Это не принципиально, важно то, что во флоте давно уже существует программа квот для «малых космических наций», которой обычно пользуются не самые талантливые, а самые предприимчивые.

Вот поэтому Рино доверял делам, а не словам.

Когда они добрались до маяка, Мира завершила подготовку, но обнаружилась неожиданная трудность: на борту не было страховочного каната. По крайней мере, полноценного, для людей. Нашелся только тонкий металлический трос, на таких обычно грузы поднимали и спускали. Да и то в условиях станции! Рино не брался сказать, как поведет себя такая игрушка при попытке выйти в открытый космос.

Похоже, придется все же отступить… Можно даже сказать Фионе, что это он ее послушался, пусть порадуется. Как вариант, она порвется от восторга, хоть что-то смешное за день произойдет!

Но в том, что починка маяка отменяется, Рино был уверен ровно до тех пор, как Мира закрепила трос на поясе скафандра.

– Ты что делаешь? – удивился он.

– Что и собиралась.

– Слушай, уже очевидно, что я повышенной осторожностью не отличаюсь, но… Это слишком! Нужно вернуться на станцию и взять страховку, это займет не так уж много времени!

– Если бы речь шла о полете туда-обратно – да, – кивнула Мира. – Но теперь представь всех механиков, которые повиснут у нас на ногах, едва мы окажемся внутри. Нам не позволят попробовать второй раз.

– Зачем им это?

– Чтобы не утратить право говорить, будто маяк был сломан с самого начала, а не они все испоганили!

– И ты готова рискнуть жизнью ради какого-то дурацкого маяка?

– Нет. Я готова рискнуть жизнью, чтобы у нас на станции работали как надо, а не как получится!

Он все равно до конца ее не понимал, но это было и не важно: он видел, что она не отступит. И Рино готов был ей помочь.

Хотя задача получилась не из легких. «СМ–2100» – модель примитивная, громоздкая, она изначально не предназначалась для того, чтобы застывать в космосе. Рино оставалось только летать по малому кругу над маяком, и даже это требовало предельного контроля. Одно неверное движение, несвоевременное увеличение или уменьшение скорости – и все пропало…

Но если ему было трудно, то его спутницу поджидал настоящий ужас. Камера, установленная в салоне, позволила Рино наблюдать, как открылся люк – а за ним поджидала тьма. Да, развеянная светом далеких и близких звезд, но все равно абсолютная, такое вот странное сочетание. Может потому, что у нее не было границ – и жизни тоже не было. Для человека это смерть в чистом виде, как ни крути.

Мира должна была все это понимать. Скорее всего, она и понимала – но все равно прыгнула. Быстро, уверенно, без колебаний. Рино сомневался, что сам смог бы сделать это так же безупречно. В этот миг от гибели Миру защищал только скафандр, такой тонкий, созданный для привычного космоса, не для Сектора Фобос…

Хотя отличия были не всегда и не везде. Похоже, эта часть запретной территории никакими аномалиями не отличалась, потому что скафандр нагрузку выдержал. Тонкая светлая фигурка скользнулся через черноту и вполне ловко закрепилась на серебряной поверхности маяка.

Она-то справлялась, но Рино куда больше беспокоил трос. Эта проклятая штука натянулась до предела, непонятно, что там вообще с креплением… Хотелось пойти и проверить лично, хоть что-то изменить, а он не мог: штурвал нельзя было отпускать ни на миг.

Он снова активировал рацию, но сразу же переключился на частоту скафандра.

– Слышишь меня? – спросил Рино. – Как оно там?

– Слышу. Как я и ожидала, проблема не в маяке, а в том, что на «Виа Феррату» нанимают людей без мозгов.

– Кстати, требования о наличии мозгов в анкете и правда не было. Но ты справишься?

– Да, дай мне пять минут, и все будет готово!

Пять минут – это совсем немного, но только если ты уверенно стоишь на исправной космической станции и смотришь на негостеприимный космос через иллюминатор. Если же тебе приходится проделывать ювелирную работу инструментом уровня булыжника, и минута вечностью покажется!

Однако торопить Миру или намеренно запугивать ее Рино не собирался. Да все она прекрасно понимает… Для него цена ошибки – ее жизнь, сам-то он ничем не рискует! Вот она и притворяется, будто совершенно не боится.

Им обоим сейчас нужно было притворяться, и оба справлялись. Рино заставил себя смотреть только на панель управления, иногда бросал взгляды на Миру, возившуюся с маяком, и никогда – на до предела натянутый трос. Как будто взгляд мог стать той последней нагрузкой, которую эта мелкая дрянь не выдержит!

Но пока все шло неплохо – и должно было, если бы динамики рации снова не изошли капризным голосом Фионы.

– Бернарди, возвращайтесь на станцию немедленно! Это приказ!

Рино смущал не сам приказ, в котором не было ничего нового, а то, что Фиона сумела запустить рацию и снова обратиться к нему. Для такого необходимо перехватить контроль над челноком через центральный компьютер!

Сама бы Фиона не справилась, не смогла просто, это высший пилотаж. Поэтому Рино сразу же спросил:

– Кто там с вами?

– Никого! – поспешно ответила Фиона. – И какая разница?! Вы приказ слышали? Выполняйте немедленно!

– Я не могу его выполнить – и тем более немедленно. Мира сейчас работает внизу, она настраивает маяк.

– Бернарди, мы возвращаем вас обоих! От того, какую роль вы в этом сыграете, зависит лишь ваше наказание!

Он прекрасно понимал, к чему она клонит: если компьютер смог перехватить контроль над рацией, то и челноком управлять сможет. Этого Рино точно не ожидал… хотя стоило бы! Но он привык летать на разведывательных истребителях, перехватить контроль над ними не так просто.

С обыкновенным гражданским челноком другая история… которая сейчас могла стать очень печальной.

– Если вы собираетесь протащить Миру на тросе к кораблю, это все равно что убить ее! – предупредил Рино. – Мы используем трос для малых грузов, он не выдержит!

– Все он выдержит, раз до сих пор выдерживал!

Рино все-таки сорвался:

– Да послушай же ты меня, дура полуграмотная…

Вспыльчивость всегда относилась к его главным недостаткам – и никогда не доводила до добра. Вот и сейчас Фиона оскорбилась мгновенно, она даже договорить ему не дала:

– Ну, все, Бернарди, вы доигрались! Вы отстранены!

Его пугало не отстранение, а то, что челнок все-таки двинулся – сам по себе, и не теми мелкими безопасными кругами, которые Рино обеспечивал раньше, а в сторону станции.

Мира, конечно же, это заметила:

– Эй, что там происходит?! Я не готова подниматься!

– Нас пока не спрашивают, они перехватили управление!

– Что? Нет! Постарайся остановить их, у меня все получается, я почти закончила! Скажи им!

Но говорить было бесполезно, на той стороне кто-то уперся – то ли Фиона, то ли кто посерьезней. Они думали, что на кону только судьба маяка. Они даже не понимали, что могут сотворить с Мирой! Если сейчас они стянут ее и трос оборвется в космосе, она же… она погибнет, челнок не подходит для спасения! Она будет лететь в никуда, пока Сектор Фобос не поглотит ее – или пока она сама не снимет шлем, чтобы прекратить мучения.

Рино не мог этого допустить. Он попытался остановить корабль, обходя команды центрального компьютера. Кое-что у него получилось: движение замедлилось. И все равно челнок дергался слишком сильно, о былом покое и речи не шло. С каждым его рывком трос тянул Миру вверх, и ей пришлось всем телом прильнуть к маяку, чтобы не сорваться.

– Рино! – крикнула она.

– Да я пытаюсь! – напряженно отозвался пилот.

Он и правда не отвлекался на эмоции – для злости еще будет время. Пока же Рино двигался быстро и точно, как машина. Он отвинтил крышку панели, вытянул наружу провода, припоминая, где какой. Дурацкая старая модель… Какой же…

Вот этот, да!

Он перерезал провод, внутренний компьютер челнока тут же взвыл предупреждением, однако предупреждение это было желанным. Потому что оно означало потерю связи со станцией.

Рино справился – и все равно опоздал. За секунду до того, как перерезать провод, он услышал странный громкий щелчок из салона, за которым последовал удар металла по металлу. Пилот уже тогда понял, что это значит, просто запретил себе все осознать.

А теперь вот пришлось. Потому что неумолимую реальность подтверждали и камера наблюдения из салона, и взгляд в иллюминатор.

От последнего рывка трос все-таки оторвался и теперь парил в космосе рядом с Мирой бесполезной нитью. Челнок мог лететь куда угодно, это уже не имело никакого значения. Одинокая человеческая фигурка сжалась на крошечном неработающем маяке прямо над бесконечной, беспощадной пустотой.

И там ей теперь предстояло остаться навсегда.

Мира не была готова к тому, что все закончится именно так. Вроде как должна была подготовиться – и не сумела. Да, она знала, что миссия опасна и она может умереть. Но ей казалось, что это произойдет в уникальных обстоятельствах, ради особой цели… Не здесь, не так!

Она вцепилась в маяк так, как в той самой фразе утопающий цепляется за соломинку. Мира понимала, что и сам маяк ни на чем не закреплен, он точно так же завис в пустоте. Он может рухнуть в любой момент, подлетев чуть ближе вон к той планете, например. Он сам по себе ничего не изменит… И все же здесь Мира сохраняла хотя бы иллюзию того, что у нее есть убежище, а с ним и надежда.

Рино, надо отдать ему должное, не улетел, челнок по-прежнему кружил вокруг маяка. А толку от этого? У него нет оборудования, чтобы затащить Миру внутрь. Нужно лететь обратно на станцию, вызывать помощь… но, когда он вернется, будет слишком поздно.

Потому что для этой миссии она взяла обыкновенный ремонтный скафандр. Он легкий, маневренный, и это плюс. А минус в том, что тут предельно малый запас кислорода… Который прямо сейчас истекает слишком быстро, потому что от страха сердцебиение ускорилось, вдохи стали частыми, глубокими. Заметив это, Мира заставила себя успокоиться, смотреть только на маяк – и не смотреть по сторонам. Стало чуть легче, но показатели, отображенные внутренним монитором скафандра, ее не радовали.

На связь с ней пытались выйти и Рино, и станция, но Мира их не слушала. Они несли какой-то успокоительный бред, а ей сейчас нужен был полноценный совет! Однако каждый на этой миссии сам за себя, вот и ей придется выпутываться самой…

По крайней мере, она так думала. А потом передатчик снова заработал, и в динамиках шлема зазвучал знакомый голос.

– Фух, получилось… Пришлось вскрыть протокол защиты, но ты, если что, скажи, что приказала мне как начальница, а то ж еще пять лет срока накинут!

– Тоби? – выдохнула Мира. – Это ты?

– Кто ж еще? Такой божественный голос только у меня и у соловья, но соловьи в Секторе Фобос вряд ли водятся.

Несмотря на серьезность ситуации, Мира не сдержала смешок. Она перевела взгляд на немыслимо далекую станцию – и не почувствовала того ледяного ужаса, который сковывал ее раньше. Может, потому, что она смотрела не на пустоту, а на Тоби, даже не видя его.

– Ты уже знаешь, что со мной случилось? – спросила она.

– Вижу. Ты определенно украшаешь собой Сектор Фобос, но когда ты намерена вернуться?

– Я… не уверена, что смогу.

Она надеялась, что Тоби поддержит ее, утешит, а он вместо этого рассмеялся, легко и весело. Так, что хотелось одновременно присоединиться – и придушить его своими руками.

– Не драматизируй, – посоветовал он. – При должном усердии тебя можно затянуть обратно на станцию вместе с маяком. Но это будет долго и сложно, а снаружи лучше не задерживаться, так что давай-ка сама.

– Ты действительно думаешь, что я торчала бы тут, если бы знала, как вернуться? Трос оборвался!

– Ну и на кой тебе этот трос? Отстегни ты его вообще, болтается сейчас, как сопля из известного места…

– Понимаю, что тебе весело, но я действительно могу умереть здесь!

– Не умрешь, – голос горбуна неожиданно зазвучал серьезно. – Но лучше времени не терять. В каком состоянии маяк?

Он будто ледяной водой ее облил. Мира, поддавшись страху, совершенно забыла про то, что делала. Но теперь она снова открыла панель управления, с которой возилась до обрыва троса.

– Почти норма, могу запустить за минуту…

– Вот и запускай. Сейчас вы с ним в обнимку болтаетесь так, что я ни одной приличной метафоры придумать не могу. Как только ты его запустишь, маяк стабилизируется, любые дальнейшие расчеты станут попроще. И для меня, и для твоего будущего бывшего.

– Тоби, пошел на хрен…

Намеки Мира не оценила, но в остальном горбун оказался более чем полезен. Он успокаивал – и голосом, и тем, что подсказывал возможные действия. Когда можно сосредоточиться на чем-то, паника отступает. У тебя по-прежнему нет гарантий, что все получится и ты выживешь, но ты уже не жертва, ты хоть как-то влияешь на свою судьбу.

Мира сказала ему правду: она действительно почти завершила настройку. Она сумела запустить ту самую программу, которую благополучно упустил Живан. Минута, две, и маяк вздрогнул, как только что проснувшийся зверь, завибрировал, выпуская из корпуса антенны. Мира, не помнившая их точного расположения, в этот миг чуть не сорвалась, но сумела вовремя сместиться, да еще и ничего не сломав. Это тоже придало ей уверенности.

– Отлично, вижу, что там нужные лампочки замигали, – оценил Тоби. – Теперь так… Передай Ромео, чтобы оставался на том же расстоянии, что и сейчас, но скорость сбросил до восемнадцати…

– Тоби, что я сказала про «на хрен»?

– Мне оттуда инструкции диктовать будет неудобно. Так вот… Как только он наловчится летать по кругу, пусть развернет корабль на девяносто градусов. Таким образом люк окажется прямо перед тобой. Закрепись между двумя центральными антеннами. Когда челнок будет пролетать на нужной скорости возле первой, – возле первой, а не прямо перед тобой! – оттолкнись изо всех сил от маяка и лети в люк. Скорее всего, я перестраховываюсь и отталкиваться можно даже слабее. Но при худшем раскладе ты просто головой о потолок шмякнешься, зато жить точно будешь.

Это был тонкий расчет. Такой, в котором важна каждая деталь – включая мастерство пилота. Мира не любила доверять свою жизнь расчетам, произведенным кем-то другим, однако сейчас у нее не было выбора. Со стороны ее положение было понятней, да и Тоби не дурак. К тому же, у него нет ни единой причины убивать ее – кроме того, что он преступник… Так ведь вор, а не психопат!

Ей пришлось довериться ему. Она передала его инструкции Рино, и тот тоже оказался не в восторге. Однако пилот отчаянно хотел ей помочь, и, пока не вмешался Тоби, у него ничего не получалось. Это был момент слепой веры для всех…

С управлением Рино справился, однако Мира не сомневалась, что так будет. Она замерла на маяке, строго в том месте, которое указал горбун. Она думала, что не решится с первого раза, позволит челноку намотать пару кругов, привыкнет к его движению… А потом она просто оттолкнулась ногами от металлического корпуса и полетела вперед.

Несколько секунд она была во власти Сектора Фобос. Может, это наивно – считать, что раньше, укрываясь на неработающем маяке, она была защищена от него. Но все же именно сейчас, во время этого короткого полета, Мира почувствовала ту бесконечность, которая ее окружала. Миллиарды звезд – и бесчисленные световые годы пустоты. Рваное пространство повсюду… Что, если оно перехватит ее в полете? Вырвет из реальности, выбросит в другую галактику, одну, обреченную на немыслимые муки…

Однако муки эти остались лишь в ее воображении. Мира прочувствовала каждый миг полета, поэтому он показался ей вечностью. На самом же деле все завершилось довольно быстро: она влетела прямо в объятия искусственной гравитации, стукнулась о потолок и упала на стену, тут этот шутник горбатый тоже не ошибся.

Рино наверняка наблюдал за салоном через камеру. Убедившись, что Мира внутри, он закрыл люк, развернул челнок и запустил автопилот. Вскоре после этого он появился рядом с ней, помог ей подняться и снять шлем.

– Ты как, живая? – спросил он.

– Да уж… Вопреки всему!

– Прости, что так получилось… Но это не было ошибкой, они просто перехватили управление! Думали, что нас обоих дотащат до станции, хотя я сразу сказал, что идея плохая…

– Даже не сомневаюсь, что это наши… дорогие коллеги развлеклись. Мне вот любопытно, что будет дальше?

Ситуация действительно складывалась необычная. С одной стороны, она и Рино нарушили несколько приказов непосредственного руководства. С другой, запустили маяк, устранили проблему – и это было чертовски важно. Вопрос лишь в том, кто будет принимать решение.

Рино нервничал куда меньше. Убедившись, что Мира жива и здорова, от остальных трудностей он беспечно отмахнулся:

– И что они сделают, уволят нас? Ну, удачи в поисках других сотрудников!

Мира только плечами пожала. Она и при первой стычке с Личеком думала, что он не сумеет ей по-настоящему отомстить, однако этот гаденыш соображал удручающе хорошо.

Обратно на станцию они вернулись без проблем и быстро… даже слишком быстро. В ангаре их встречала целая делегация, и уж явно не как почетных гостей! Мира видела, что на площадке ожидает сама Елена Согард. Это не сулило ничего хорошего.

Они с Рино покинули челнок вместе и направились к командиру станции. Но прежде, чем Мира успела сказать хоть слово, вперед выскочил Личек. Он стал между своей подчиненной и командиром, виновато улыбаясь и чуть опустив голову.

– Адмирал Согард, я приношу свои извинения за сложившуюся ситуацию. Я принимаю всю ответственность за случившееся, лейтенант Волкатия не должна понести никакого наказания!

От неожиданности Мира даже лишилась дара речи. Это еще что? У Личека внезапно совесть отросла? Нет уж, даже Сектор Фобос на такие аномалии не способен!

Но к чему тогда это шоу? Руководитель технического отдела действительно был виноват – в том, что не проконтролировал работу Живана, не убедился, что маяк настроен правильно. Однако такой человек, как Личек, просто не мог взять и признать это, он как раз должен был переводить всеобщее внимание на мелкое нарушение со стороны Миры, чтобы скрыть свой прокол.

Впрочем, долго интрига с этим внезапным всплеском благородства не продержалась.

– Да, это она допустила ошибку с маяком, – продолжил Личек как ни в чем не бывало. – Но она же все исправила! Мне кажется, это сейчас самое главное.

Такой наглости Мира не ожидала даже от него. Его ложь ведь очень легко опровергнуть, достаточно должностную инструкцию прочитать! Или он решил, что она усвоила урок и больше не будет ему противостоять? Да черта с два, сейчас нарвется!

Отступать Мира не собиралась, она готовилась выложить всю правду здесь и сейчас, она просто не успела. Центральный компьютер уже настроился на заработавший маяк и тут же запустил оповещение:

– Внимание персоналу! Получен входящий сигнал.

– С «Гидеона Нерии»? – насторожилась Елена. – Но мы с ними проводили сеанс, связь слабая, зачем им тратить на это ресурсы?

А вот Мира уже понимала, что так просто не будет. Связь с «Нерией» и правда была отвратительной, да и потом, вряд ли ее сеанс мог совпасть с запуском маяка так идеально. Тут наверняка все намного сложнее…

– Сигнал получен с космического корабля «Мария Янисса́р», – бесстрастно сообщила система, не способная осознать весь ужас сказанного.

Зато остальные осознать могли – в ангаре повисла гнетущая тишина. Каждый сейчас пытался принять то, что они получили сигнал с одного из кораблей экспедиции Нерии-Рузанова – сгинувшей в Секторе Фобос тридцать лет назад.

Нельзя сказать, что экспедицию сразу списали со счетов, как только с ней была потеряна связь. Она была слишком важна для Земли, да и у исследователей хватало влиятельных друзей, которые очень хотели их вернуть. Поэтому Нерию и Рузанова искали, причем долго и всеми доступными средствами. Находились даже смельчаки, готовые лично направиться в Сектор Фобос, однако это запретили сразу. На тот момент потеря нескольких великолепно оснащенных кораблей серьезно ударила по флоту, новая трагедия была недопустима.

Так что ставку сделали на технику, однако она оказалась бесполезна. У телескопов изначально были сложности с изучением Сектора Фобос, и они никуда не исчезли даже когда возникла такая благородная цель, как спасение экспедиции. Галактикам было плевать, они хранили свои секреты надежно, поглощая все отправленные к ним разведывательные дроны.

Экспедицию признали погибшей, когда других вариантов не осталось. До начала собственной миссии Елена убедилась в этом, изучив все архивные документы, даже те, которые мало кому показывали.

И вот теперь их компьютер уловил сигнал от «Марии Яниссар». Никакой ошибки тут быть не могло, программа, в отличие от людей, не озадачивалась шокированными аргументами вроде «Это же невероятно!». Цифровой код передан верно, значит, это тот самый корабль. А уж где он шатался тридцать лет – компьютер «Виа Ферраты» не волновало.

При этом сигнал не был осознанным обращением экипажа. Они получили стандартное послание, которое запускается, если произошла катастрофа. Просьбу о помощи, которая, вероятнее всего, уже никому не нужна. Когда по приказу Елены операторы попытались наладить полноценную связь с «Марией Яниссар», ответа они не получили.

И все же где-то совсем близко сейчас поджидал мертвый корабль, проигнорировать который они не могли.

Как только о случившемся стало известно, тут же нашлись добровольцы, готовые лететь на сигнал и все проверить. Это Елену не удивило: на такие отчаянные миссии чаще всего соглашаются фанаты своего дела, которые о научном азарте думают больше, чем о сохранении собственной жизни. Понятно, почему их заинтересовала возможность прикоснуться к легенде!

Но Елену их желания не волновали, она не собиралась терять часть своей команды. По ее приказу в сторону сигнала отправили беспилотный разведчик, модель с невинным названием «Одуванчик», перевозившую на себе несколько десятков съемочных дронов.

Пока беспилотник добирался туда, Елена просматривала данные по «Марии Яниссар». Корабль был, по сути, космической лабораторией. Из тех, что в экспедициях следуют в центре колонны, потому что за безопасность отвечают не они. Оружия никакого нет, защита только пассивная. Зато она вполне надежная, да и на борту отличное оборудование даже по нынешним временам, не говоря уже о годах экспедиции. И все равно это странно… Если бы Елену попросили предположить, мог ли хоть один из тех кораблей пережить тридцатилетнее путешествие по Сектору Фобос, она бы сделала ставку на военный корабль вроде «Инфи́нитума». Но исследовательский борт… С чего бы? Почему так?

После нескольких часов размышлений Елене пришлось признать, что она не угадает. Ей оставалось ждать вместе с остальными.

Наконец беспилотник добрался до системы красного гиганта, из которой и исходил сигнал. Ничего примечательного, в общем-то, тут Сектор Фобос снова не демонстрировал никаких аномалий. Звезда старая, массивная, тусклая, скудно отдающая красно-рыжий свет горстке безжизненных каменистых планет. Многовато астероидов, конечно, но это не критично, движутся они предсказуемо и не представляют особой опасности. Унылое место, не примечательное ничем, кроме единственного исключения…

– Это действительно она, – прошептал второй помощник Елены, стоящий рядом с ней возле основного экрана, на который и шло изображение с дронов.

Командир станции напряженно кивнула. Это была «Мария Яниссар»… и одновременно не она. Елена посвятила космическому флоту всю жизнь, она порой первой посещала новые миры, участвовала во многих битвах, следила за экспериментами, но такого не видела даже она.

Да и остальные вряд ли сталкивались с чем-то подобным. На некоторое время зал заволокло молчание, тяжелое, почти физически ощутимое – как густой туман, налетающий перед рассветом. Первой заговорить решилась Ли́лли Хе́тланд, и сказала она то, о чем сейчас наверняка думали все:

– Господи… что с ней случилось?

От исследовательского корабля, пусть и значительно уступающего «Виа Феррате», но все равно величественного, осталась от силы пятая часть. Всего один фрагмент, беспомощно парящий в космосе, лишенный света, движения… самой жизни.

Все остальное исчезло. Рядом не было ни обломков, ни указаний на объект, с которым «Мария Яниссар» столкнулась. Да и сомневалась Елена, что это было столкновение. Обломок выглядел слишком странно: целая хвостовая часть, а там, где должен быть разлом, – абсолютно ровная линия. Безупречная. Как будто от корабля отрезали кусок острым ножом… Невозможно? Да, безусловно, и Елена не собиралась даже воспринимать это как полноценную теорию.

Но и не верить своим глазам она не могла. Елена видела, что часть корабля срезана, и не могла это объяснить. Зато все, что осталось за срезом, никак повреждено не было. Похоже, в момент катастрофы на «Марии Яниссар» сработала аварийная система. Она изолировала оставшиеся помещения, использовала автономные источники жизнеобеспечения и запустила в космос просьбу о помощи.

Все это могло быть сделано с людьми на борту или без них, просто по протоколу. Можно ли там было выжить? Да, однако на момент катастрофы выжившие уже не смогли бы управлять компьютером, хвостовая часть корабля для этого не приспособлена. Можно ли там было выживать тридцать лет? Теоретически – тоже да, но Елена не представляла, как такое возможно. Корабль это, может, и выдержит, а вот человеческий разум – вряд ли.

– Сканирование уже запущено? – равнодушно поинтересовалась она.

Это ее помощники могли позволить себе шокированный шепот и недоверчивые взгляды. Пока Елена оставалась на посту, она должна была вести себя безупречно.

Как это часто бывало, ее спокойствие привело в себя экипаж, полноценная работа тут же продолжилась. Ну а дроны, отправленные к красному гиганту, разведку и не прекращали, они на удивление время не тратили.

– Да, командор, – отозвался оператор. – В принципе, на таком расстоянии работает все, можем получить полную картинку.

– Так получайте.

Елена понимала, о чем он говорит: порой Сектор Фобос блокировал некоторые виды разведывательных сигналов. Но теперь, когда дроны подлетели вплотную, оборудование работало неплохо. Они пытались выяснить, что скрыто внутри, а Елена смотрела лишь на остатки корабля, казавшиеся почти зловещими в тусклом свете гигантской звезды.

Корабль не пострадал, первое впечатление оказалось верным. Елена прекрасно видела, что нет ни вмятин, ни копоти, ничего! «Мария Яниссар» будто совсем недавно покинула порт приписки. Единственным, что нарушало идеальную картину, стало то, что сохранился единственный фрагмент.

– Жизни внутри нет, – наконец сообщил помрачневший оператор. – Но есть искусственная атмосфера и биологические объекты.

Он не стал пояснять, что это означает, все и так понимали. Похоже, кто-то катастрофу на «Марии Яниссар» все-таки пережил. Компьютер обеспечил все условия для ожидания помощи, и эту помощь ждали… Год, два? Сколько можно находиться в огрызке корабля, возле чужой звезды? Без связи, без надежды? Елена не знала, однако «биологический объект» – это останки тех, кто так и не дождался.

Дроны не могли сообщить им подробности, они не были рассчитаны на такую ситуацию. А знания эти необходимы – и из уважения к погибшим, и, что еще важнее, потому что угроза могла сохраниться. Тридцать лет для космоса – ничто. То, что погубило «Марию Яниссар», вполне могло таиться где-то совсем близко.

Да и потом, не похоже, что здесь были уничтожены все корабли экспедиции. Куда тогда делись остальные? Слишком много вопросов, слишком мало ответов…

– Мы не поведем туда «Виа Феррату», – заявила Елена. – Слишком велик риск. Отправим челнок с командой добровольцев. Их задача – забрать тела для достойного захоронения и выяснить, что случилось.

Она не стала говорить о нынешней угрозе, чтобы не накалять обстановку. Но, как и следовало ожидать, столь примитивный трюк не сработал. Угроза уже была с ними, висела в воздухе, таилась в тенях – и просто так исчезать она не собиралась.

Конечно же, мне не следовало входить в команду добровольцев – и, конечно же, я туда сунулся. Слишком уж велик был соблазн получить новые знания и прикоснуться к неведомому. Смерти я не боялся уже давно, еще до того, как на суде прозвучал мой приговор.

Хотя сейчас я рисковал не только жизнью, но и свободой. Когда тебя ищет половина станции, включая весь полицейский отдел, лучше оставаться в тени и лишний раз не привлекать к себе внимание. А в небольшой группе добровольцев так не получится, но оно определенно того стоит. И раз уж я вылез, я не собирался жаться по углам, опустив голову, теперь наглость прятала меня лучше любой маски.

Пилотом челнока, доставившего нас к «Марии Яниссар», стал Рино де Бернарди, но я не сомневался, что это будет он. Да если бы кто-то другой попробовал вызваться, этот прославленный летчик-испытатель выдавил бы ему глаза через уши! Потому что такие, как Бернарди, в жизни обычно любят только две вещи: скорость и славу. Уважать его я мог лишь за половину этих стремлений.

Технический отдел представляла Мира Волкатия. По-хорошему, это следовало сделать Альберту Личеку, у роли начальника есть не только преимущества, но и целый ряд обязанностей. Однако такие, как Личек, собой не рискуют, это я тоже прекрасно знаю. Мне было любопытно лишь одно: как он вывернется? На что сошлется? Головная боль, внезапный приступ поноса? Предписания редкой религии, о которой никто не знает?

Однако Личек поступил изящней, не первый раз убеждаюсь, что он не дурак. Прежде, чем вызваться, он спросил, нет ли среди его сотрудников добровольцев. Естественно, Волкатия записалась сразу, у нее глаза горят так, что за два километра видно. Как только она с энтузиазмом припрыгала к челноку, Личек сделал вид, что жертвует такой возможностью на благо юного дарования. И рыбку съел, и… короче, насыщенный у него день получился.

Но это к лучшему. Мира устраивает меня больше, чем Личек. Во-первых, она из честных энтузиастов, лишенных карьерных амбиций. Во-вторых, она умна, да и смелости не лишена, она совсем недавно это продемонстрировала. Ну а в-третьих, у нее есть тайна. Нехорошая, темная тайна. Такое я тоже люблю – тайны упрощают управление людьми.

От научного отдела примчалась его глава, Киа́на Боке́о собственной персоной. По-хорошему, следовало бы прислать врача, тем более что медиков у них там хватает. От теоретика колонизации толку особо не будет. Хотя, может, у Кианы есть еще какая-то специализация, ее досье я изучил поверхностно. Мне все ее личные звездочки и не важны, мне достаточно усвоить, что она из тех, кто и коллеге вивисекцию устроит, если это будет сулить серьезное научное открытие.

Я надеялся, что ими дело и ограничится, что полиция предпочтет переждать. Не сложилось. Отто Барретт вытряс из защечного мешка аж двух своих детей. Он смиренно заявил, что это ради нашей безопасности. Но, скорее, ему важно, чтобы все произошедшее на «Марии Яниссар» увидели глаза, которым он может доверять, а доверяют Барретты только своим.

Если меня что и удивило, так это то, что он выбрал для этой миссии Сату́рио. Отто демонстративно называет своими детьми всех кочевников, работающих под его началом, и заявляет, что любит их одинаково. Но это, разумеется, брехня и игра на публику. Сложно игнорировать тот факт, что некоторых кочевников он просто усыновил, а в некоторых течет его кровь, пусть и непрямой линии. Сатурио как раз из таких.

Но он же из тех, что поумнее. Возможно, поэтому и выбрали. Себя он в руках держать умеет, и это хорошо, потому что ему придется присматривать и за сестрицей. Не чтобы она не пострадала, а чтобы она никому из нас голову не откусила. Судя по хищному взгляду, это тоже вариант. Впрочем, Бру́ция еще ни разу ни на чем крупном не попадалась – или ее семье удалось это скрыть. Так что пускай пялится, никого из собравшихся она смутить этим не может, мы тут фанатики, не до нее нам.

До системы красной звезды мы добрались без проблем. Место было неуютное: свет этот кровавый, гигантские каменные осколки, заполонившие пространство. Это давило, создавало ощущение, что мы оказались в брюхе у какого-то гигантского космического монстра. Ползем теперь в напрасной надежде на спасение, которого просто нет… Не самая приятная картина, и мои спутники в большинстве своем предпочитали не выглядывать в иллюминаторы, их это нервировало. Всех, кроме кочевников, этих вывести из себя сложнее, но им смотреть было не интересно.

А вот я очень внимательно наблюдал за этой солнечной системой и почти сразу заметил кое-что настораживающее. Однако с выводами я пока не спешил, на моей памяти преждевременные выводы выкопали не одну могилу.

Бернарди подвел челнок к обломку корабля мягко, на максимально доступное расстояние. Вот теперь уже свободных мест возле иллюминаторов не осталось, все мои спутники прильнули к стеклам. Да и я в стороне не отсиживался – там было, на что посмотреть!

Уже на видео срез выглядел впечатляюще. Но там еще можно было надеяться на ошибку техники, помехи, сбой оборудования… Теперь же мы получили возможность наблюдать то, что осталось от «Марии Яниссар», своими глазами. Мы должны были верить, хотя верить не хотелось. Разум привычно искал всему объяснения, а отсутствие таковых его пугало.

Срез оказался не просто гладким. Он оказался зеркальным. Полагаю, нет смысла говорить, что такого прежде не видел ни я, ни кто-либо из моих спутников. «Мария Яниссар» была сделана из сплава, стандартного для космических кораблей того времени… да и нашего тоже, за тридцать лет ничего принципиально не изменилось. Из него можно сотворить зеркало, но при должном усердии и использовании вспомогательных веществ.

Тут же в зеркало превратили всю границу обломка. Там, где корабля коснулась неведомая сила, отделившая этот фрагмент, все изменилось. Мне отчаянно хотелось дотронуться до этого среза, убедиться, что он действительно идеально гладкий. Но это было невозможно, да и не так уж важно.

Мы уже знали, что никакого остаточного излучения здесь нет, дроны проверили это еще до нашего прилета. Обломок был безопасен, и мы могли изучать его. Понять бы еще, как!

– Мы можем получить фрагмент? – оживилась Киана. – Он нам совершенно необходим!

– Только через дронов и через защитную капсулу, – заявил Бернарди. – На борт я эту штуку не приму!

– Но дроны могут его потерять!

– Тогда нам придется смириться.

Спорить она не стала. Это на станции у Кианы звание повыше, на таких миссиях пилот обычно принимает на себя обязанности капитана, пока мы на челноке, приказы отдает он. Правда, когда мы ступим на обломок, командование перейдет как раз к Киане. Парадоксы власти, которые меня одновременно забавляют и удручают.

Но на борт мы не спешили, пока мы изучали внешнюю часть корабля.

– Ну и чем это отхреначили? – поинтересовалась Бруция. Кочевники чаще всего говорят с такой небрежностью, будто им доверили пасти свиней, а они планировали после обеда управлять галактикой. – Лазером или что?

– Все, что нам знакомо, можно сразу исключить, – покачала головой Мира. – Уже на уровне анализа дронов мы определили, что это явление не похоже на известные нам.

– Какой изящный способ сказать «мы ни фига не знаем»! – расхохоталась кочевница.

В этот момент ее брат, не говоря ни слова, щелкнул пальцами, и Бруция тут же заткнулась. Любопытная у них в семье иерархия, надо будет понаблюдать, но потом.

– Слушайте, есть идея, – сказал Бернарди. – Что, если они столкнулись с инопланетным разумом? Каким-нибудь очень крутым, более развитым, чем мы, и он по ним ударил сверхоружием!

Летает он, конечно, хорошо. Как птица летает. Но и мозгов примерно как у курицы.

Я не счел нужным реагировать на эту глупость, пожалел только, что Рино не приучен закрывать рот по щелчку пальцев, как Бруция. А вот Мира была о нем более высокого мнения, она принялась тихо ему что-то объяснять.

Я пытался понять, что это может быть – не только по тому, что видел перед собой, но и по тому, что мы миновали, добираясь сюда. Догадки у меня появлялись, но все они казались нереальными. Даже аномалией Сектора Фобос нельзя объяснить все подряд. В конце концов, то, что для нас – аномалия, на самом деле представляет собой знания, до которых мы просто не доросли. У нас нет оборудования, соответствующих органов чувств… Или мы до этого не додумались, так тоже бывает.

Мои философствования были прерваны заявлением Кианы – вроде как спокойным, однако заметно присыпанным капризными нотками.

– Я бы хотела попасть на борт! Думаю, снаружи мы уже увидели достаточно.

– Достаточно, – кивнул Рино. – Например, то, что вся стыковочная зона куда-то улетела.

– Но тут же есть срез, вот внутренние двери!

– И что? Инженеры, проектировавшие этот корабль, вряд ли предполагали, что эти двери однажды окажутся снаружи, они для челноков не приспособлены!

В чем-то он прав: в нашем распоряжении оказался челнок простейшей модели, от такого не стоит ожидать способности приземляться на любую поверхность. И все равно решение у этой проблемы было, причем даже не сложное. Я надеялся, что Рино додумается до этого сам, потом украдкой бросил взгляд на Миру. Однако она очень не вовремя мыслями решила улететь непонятно куда.

Пришлось вмешаться мне. Это плохо, каждый раз, когда я рот открываю, на меня тут же кочевники пялятся, а я такое не люблю.

– Можно использовать аварийный шлюз, – сказал я.

Вообще, аварийный шлюз – штука полезная. Это мягкая труба, способная создать герметичный переход к люку любого типа. Ее в свое время придумали для спасения людей с кораблей, терпящих бедствие, такой шлюз можно хоть к иллюминатору приспособить, и все будут живы… если не накосячат с установкой, тогда присоединятся к космическому мусору, но это уже совсем другая история.

Рино тут же бросился к панели управления, он-то знал, что я прав. Да все знали, просто некоторые решили повыпендриваться.

– Это же очень опасно! – возмутилась Киана.

Кочевники переглянулись, девица тихо фыркнула. Я едва сдержался от того, чтобы закатить глаза. Мира вновь проявила завидное терпение:

– Не думаю, что на этой миссии следовало ожидать хоть чего-то безопасного. Вы можете подождать нас на челноке.

– И упустить шанс изучить такой уникальный случай? Вы издеваетесь надо мной?

– Но если вы готовы рискнуть, почему жалуетесь? – растерялась Мира.

– Я не жалуюсь, я заявляю протест. Если таким, как вы, вовремя не напоминать о проблемах, вы и дальше будете думать, что все идет как надо!

Интересно, кто-нибудь в итоге понял, чего она хотела? Включая саму Киану.

Спорить с ней никто не собирался, потому что в этот момент Рино запустил-таки шлюз, и от челнока к ближайшей двери потянулась серая труба. Пока система работала над стыковкой, мы натягивали скафандры, которые вряд ли нас спасут, если что-то пойдет не так. Но от того, что мы хотя бы пытались подстраховаться, становилось чуть спокойней.

Киана, кстати, была права – ну так, по большому счету. Аварийный шлюз действительно не предназначен для входа и выхода. Изначально его проектировали для того, чтобы паникующие, как вариант – уже немного подгорающие люди с воплем ужаса скатились в безопасность. Но другого пути на корабль все равно нет, а если так, зачем говорить об этом?

Все вроде как понимали, что это неизбежно, однако, когда настал момент перехода, никто не осмеливался стать первым. Даже мое воображение успело нарисовать не слишком приятный полет в никуда, что уж там. Я все равно готов был решиться, я просто оказался дальше всех от выхода, и Мира меня опередила.

Она боялась до последнего, но когда настал момент действовать, она не металась и не дрожала от ужаса. Мира уверенно пошла по мягкой, чуть прогибающейся под ее ногами ткани тоннеля. Думаю, она в этот момент запретила себе думать о том, что нас окружает и что находится прямо у нее под ногами.

Я двигался последним – как наименее подготовленный из членов группы. По крайней мере, официально. Никто не говорил об этом, но все знали: это сделано для того, чтобы я, погибая, не утащил никого с собой. Хотя их тогда тоже ждет сомнительное будущее: сильно сомневаюсь, что за ними пришлют спасателей.

Я для вида покряхтел и посокрушался, однако этот спектакль был рассчитан в основном на кочевников. Когда я убедился, что они потеряли ко мне интерес, я позволил себе ускориться и перешел в коридор возле открытого Мирой люка.

Я неплохо знаю такие корабли, как «Мария Яниссар». Двигателей у них в хвостовой части нет, в отличие от той же «Виа Ферраты». Не лучший расклад, из-за которого эту модель и сняли в итоге с производства, хотя здесь и сейчас это не важно: если бы на огрызке корабля остался двигатель, ничего бы это не изменило. Большего внимания заслуживает тот факт, что рядом с нами полно лабораторий и рабочих кабинетов, они обычно оснащены автономной системой жизнеобеспечения и пригодны для многолетнего выживания.

Но чтобы воспользоваться таким убежищем, до него надо добежать, и что-то мне подсказывает, что успели не все.

Мои спутники старательно нагрузились всеми возможными датчиками, какие только смогли найти. Они проверяли, есть ли рядом с нами облучение, не ошиблись ли дроны насчет активных форм жизни… Мне было все равно, я даже не пытался проверить, опасно тут или не очень. Может, потому что я смертник. Или социопат – мне разве что дьявольское пламя вместо крови за время суда не приписали. А может, все дело в том, что «Мария Яниссар» была уничтожена силой настолько грандиозной, что мы рядом с ней просто жалкие мошки, на которых никто не будет тратить энергию.

Именно я первым открыл первую из сохранившихся дверей. Это было не так сложно: корабль не запускал дополнительных протоколов защиты, считалось, что если кто-то выжил снаружи, то опасность не угрожает и скрывающимся внутри. Спорная теория, хотя тут она не важна: я бы не навредил людям, оказавшимся внутри, даже если бы захотел.

Некому уже было вредить, последние обитатели этого зала, в прошлом относившегося к рабочим кабинетам, давно умерли. Мужчина покончил с собой: сколько бы лет ни проходило, как бы далеко ни уходил прогресс, старая-добрая петля висельника по-прежнему выполняла свою роль.

Но нам был интересен не он, а женщина. У женщины не было ноги, и, судя по остаткам формы, она на корабль прибыла не такой. Срез удивительно гладкий и как будто… прижженный? Сказать наверняка сложно: оба тела предсказуемо мумифицировались, иначе в условиях искусственной атмосферы и быть не могло.

Кстати, умерла женщина не от потери конечности. На это недвусмысленно намекает разнесенный на осколки затылок.

– Кто ее убил? – спросила Мира, подключившись к общей системе связи. Снимать шлемы никто не рисковал, хотя датчики показывали, что воздух безопасен и пригоден для дыхания. – Он?

– Она сама, – возразил я. – Входное отверстие вон, под подбородком, он бы так стрелять не стал.

– А как бы стал? – заинтересовалась Бруция.

Кочевнице определенно хотелось меня смутить, но у меня не было настроения ей подыгрывать.

– В лоб, – бросил я и вернулся к осмотру раны.

Я ожидал, что ко мне присоединится Киана, это ведь ее работа больше, чем моя. Но она зачем-то пыталась включить личный компьютер погибшего мужчины и на странную травму женщины внимания не обращала.

Зато рядом со мной опустилась Мира. Вряд ли ее радовало это зрелище, однако собой она владела неплохо.

– Ее задело то, что уничтожило корабль, – сказала она. – Все равно не понимаю, почему она потеряла только ногу… Сила, способная сотворить такое с кораблем, должна была сжечь ее целиком…

Я молча указал на остатки защитного лабораторного костюма, валявшегося у стены. Вероятнее всего, он и спас женщине жизнь, когда все произошло. Вот только благом это не было.

Она прожила достаточно долго, чтобы мужчина смог перетащить ее сюда. При этом он даже не попытался перетянуть жгутом ногу – видимо, не было необходимости, она не теряла кровь. Думаю, та самая сила едва-едва коснулась ее, но этого оказалось достаточно для таких последствий.

– Труп женщины необходимо забрать с собой, – распорядилась глава научного отдела. – Мужчину можно оставить тут, он неинтересен.

– Адмирал Согард велела забрать всех, кого получится, – холодно напомнила Мира. – Эти люди заслуживают достойного погребения!

– Какая антинаучная сентиментальность, – усмехнулась Киана.

– Не припомню, чтобы вы говорили об этом командиру.

Мира наживает врагов так безрассудно, что это даже мило.

Упоминание адмирала подействовало, Киана приказала кочевникам переместить тела в изоляционные мешки. Я ожидал, что Барретты пошлют ее подальше, но нет, эти двое предпочли подчиниться. Любопытно.

Другие залы около разлома оказались пусты. Но так и должно быть: те, кто находился ближе всех к неизвестной энергии, наверняка погибли. Да и та женщина вряд ли успела бы спастись, мужчина просто быстро среагировал. Тогда он еще верил, что спасает их обоих.

Другие выжившие нашлись дальше… Хотя сейчас слово «выжившие» звучит слишком иронично. Мы набрели на просторную лабораторию, в которой на момент катастрофы явно шли работы, потому что внутри оказалось с дюжину человек.

Они не поладили. Тут не надо быть гениальным психологом, чтобы понять это. Люди, на тела которых мы теперь смотрели, умерли много лет назад, но система жизнеобеспечения сохранила историю их недолгого пребывания здесь.

Похоже, первое время они еще на что-то надеялись. У них была еда, вода, может, даже связь с другими кораблями… если остались другие корабли. Они верили, что их спасут. Но время безжалостно шло вперед, а помощь так и не прибыла. Компьютер отказывался открывать дверь, сообщая, что коридор не пригоден для пребывания, а скафандров тут не было.

Злость смешивалась со страхом, накапливалась, потом выплескивалась наружу. Они нападали на любого, чьи слова или даже взгляды им не понравились. Били всем, что под руку попадется. Делали хоть что-то в ситуации, когда ничего сделать нельзя.

Сатурио окинул мешанину иссохших тел презрительным взглядом и отошел в сторону, всем своим видом показывая, что их он забирать не будет. Его сестра, сообразив, что на этот раз брат от нее вежливости не потребует, тут же азартно пнула чью-то оторванную руку.

Мне опять следовало сдержаться, а я опять не смог. Видно, старею. Я взял те изоляционные мешки, что выдали мне, и начал собирать останки сам. Не для того, чтобы побесить Барреттов, слишком мелко для меня. Просто этих людей легко осуждать, считая, что уж я бы на их месте спасся!

Только я вряд ли спасся бы. И кочевники. И кто угодно. Слишком мало ресурсов – и слишком много неопределенности, которая для человека порой страшнее любых пыток.

Мира и Бернарди то ли поняли это, то ли нашли свои причины присоединиться ко мне. А вот Барретты сознательность не проявили, но я бы удивился, если бы кочевники поступили по-человечески. Они окинули нас презрительными взглядами и покинули зал. Киана, чуть посомневавшись, последовала за ними.

Не лучшее решение с ее стороны. Это кочевники, да еще из семьи Барретт, готовы к чему угодно, они выживут в любом случае. Киана же не из тех ученых, которые всегда сохраняют хладнокровие, она как раз может и нарваться, ей разумней держаться поближе к нам. Но она решила иначе… и когда ее вопль прозвучал из всех динамиков, я и глазом не моргнул.

Мира и Бернарди прекратили работу, насторожились, пилот потянулся к боевому лазеру. Я спокойно закончил упаковывать очередного мертвеца. Либо у Кианы просто нервы шалят, либо ее уже не спасти, от любой другой угрозы защитят кочевники.

Скоро подтвердился наиболее вероятный вариант: Киана взяла себя в руки и потрудилась перейти с крика на слова:

– Все сюда, срочно! Вы должны это увидеть!

В переводе с языка Кианы на человеческий – «Я не хочу больше смотреть на это одна, особенно когда два кочевника рядом ошиваются». Если бы я тут был один, я бы задержался на несколько минут забавы ради. Но Мира и Бернарди вели себя как те самые положительные персонажи, от которых обычно становится тошно уже к середине истории, они отправились спасать Киану.

Я не отставал от них не из симпатии к главе научного отдела, мне просто было любопытно увидеть, что довело ее до такого состояния. Что ж… Должен чуть уменьшить приписанную ей истеричность: зрелище нас действительно поджидало непростое.

В дальнем зале оказался изолирован только один человек. И он, в отличие от своих товарищей по несчастью, на стены не бросался и мебель не крушил. Но и от безумия он защищен не был, он сотворил нечто несравненно худшее.

Все, что мы наблюдали перед собой теперь, было покрыто засохшей кровью. Поскольку человек внутри находился только один, гадать, чья же она, не приходилось. Но мужчина не просто выводил какие-то каракули, он писал: стены, пол и даже потолок оказались исчерчены сложнейшими формулами.

На такое ушел бы не один час… и даже не один день. Получается, узник корабля действовал с умом: он брал столько крови, сколько нужно, перебинтовывал рану и приступал к своей чудовищной работе. Это позволяло ему некоторое время остаться в живых, однако он и сам понимал, что вечно такое продолжаться не может.

Он даже умереть себе спокойно не дал. Зал, в котором он оказался заперт, раньше служил лазаретом, поэтому мужчина и протянул так долго. Но когда время истекло, он устроился на операционном столе и начал вскрытие самого себя. Смерть, как и следовало ожидать, настигла его в процессе.

В итоге его убежище превратилось в склеп, исчерченный кровавой вязью… который мы невольно разрушили.

Кровь – очень и очень паршивый материал для записей. Понятия не имею, почему он не нашел ничего получше, с этим я разберусь потом. Сейчас было важно кое-что другое: открыв дверь, мы нарушили изоляцию убежища, изменили поток воздуха, и засохшая кровь начала слетать со стен легкими бурыми хлопьями.

Мира тоже это заметила:

– Сфотографируйте тут все, скорее, пока записи не исчезли!

– Зачем? – поразился Сатурио. – Я, конечно, не эксперт, но в этих уравнениях нет смысла.

Для обывателя действительно нет. И для меня нет, по крайней мере, так легко я этот смысл не найду, не буду выпендриваться. Но я не верю, что человек, уже осознавший свою смерть, последние мгновения потратил на бессмысленный набор цифр.

Мире все-таки помогли, камеры были активированы, но поздновато: не меньше трети уравнений уже было потеряно. Она выругалась так, как даме не следовало бы, зато следовало бы главе механиков, так что все в порядке. Потом Мира отдала распоряжение, которое полагалось отдать Киане:

– Забираем его, проверяем другие залы и уходим, мы и так задержались!

Тоже верно, не стоит забывать, что наш единственный путь к спасению в буквальном смысле удерживается тонкой нитью, а нам еще мертвецов переносить.

Миссию можно было считать не провальной – мы чего-то добились и не погибли сами. Правда, Мира явно расстроилась из-за того, что мы потеряли уравнения, ей одной хватило на это ума. Не повезло ей, что я социопат и меня не слишком волнуют чувства других людей.

Иначе я сказал бы ей, что провел полное сканирование лазарета в миг, когда ступил туда – до разрушения кровавых записей.

Кети Сабау́ри не хотела во всем этом участвовать. Однако она и в экспедицию отправляться не хотела, так что она изначально не ждала ничего хорошего. Она даже подумывала о том, чтобы отказаться от того предложения, остаться в тюрьме. Но потом обстоятельства изменились и Кети все-таки согласилась стать одним из медиков «Виа Ферраты».

Она старалась подготовиться к тому, что тут будет трудно, как могла. Однако вскрытие мумий – это уже перебор! Вроде как и не страшно, не опасно, но… Глядя на этих мертвецов, Кети не могла не думать: если Сектор Фобос уже сотворил такое с людьми, чего еще от него ожидать?

Впрочем, Кети была на вскрытии лишь ассистенткой, ей полагалось выполнять указания и не делать никаких выводов. Разобраться, что же произошло, предстояло доктору Петеру Луйе́.

Когда Кети впервые увидела его на станции, она глазам своим поверить не могла. Сам Петер Луйе, здесь, серьезно? Да этот человек написал значительную часть учебников, по которым она училась! Его имя знали все, кто хоть отдаленно связан с медициной. Ну и конечно, он точно не преступник. Перед ним были открыты все дороги Вселенной, а он почему-то предпочел десятилетнее путешествие на «Виа Феррате». Это, может, и должно было вдохновить Кети, но не сложилось. Она все надеялась спросить у него о причинах такого странного решения, однако ей отчаянно не хватало смелости.

Как бы то ни было, Луйе определенно не тяготился пребыванием на станции. В первые дни от него, как и от других медиков, вообще ничего не требовалось, и он большую часть времени проводил в саду или в библиотеке. Но когда командир поручила ему организовать вскрытие, он и глазом не моргнул. Как будто это нормально! Хотя у него, в отличие от Кети, было право отказаться.

Он и теперь осматривал женщину, доставленную в морг, без сожаления, зато с нескрываемым интересом.

– Просто поразительно, – заключил он, осторожно касаясь плотной корки, блокировавшей рану на ноге.

Он был в защитных перчатках, и все равно Кети почувствовала приступ тошноты, который едва удалось подавить.

– Что это такое? – спросила она. Говорить сейчас было проще, чем молчать.

– Я не могу точно сказать… Такого я не видел еще никогда.

Вроде как обычные слова в такой ситуации, а скрывалось за ними многое. Кети прекрасно знала, что старший врач побывал если не во всех колониях Земли, то в большинстве так точно. Он видел разные миры, планеты с уникальными условиями, он вылечил и подробно описал несколько новых болезней. Но теперь он даже предположить не мог, с чем они столкнулись!

– Это какой-то нарост?

– Это ее собственные клетки, тут сомнений нет, – покачал головой Луйе. – Вопрос лишь в том, что довело их до такого состояния. Удаление тканей, похоже, было проведено точнее, чем лазером. Возможно, что и быстрее. Ну а потом часть плоти ее ноги превратилась в такую вот корку, мгновенно блокировавшую рану. Кровопотеря была минимальной.

– Ну а боль? – еле слышно произнесла Кети. – Боль минимальной точно не была…

– Скорее всего, нет. Если только под влиянием какого-нибудь наркотика, но мне сказали, что на момент ранения женщина была в лабораторном костюме, она работала, так что вряд ли. Боль была не меньше, чем при потере конечности. Возможно, больше.

– И как она выжила?

– При этом можно выжить, – пожал плечами Луйе. – В потере одной конечности нет ничего особенного. Если же тот, кто ее спас, вколол ей стимулятор, шансы на жизнь резко повысились.

Он говорил об этом как о любом другом научном эксперименте. Он будто не понимал, что скрывалось за его словами – и за всей этой ситуацией.

Кети же не могла не представлять эту женщину живой. Как страшно ей, должно быть, было, как она кричала, отползая от неведомого излучения, искалечившего ее. С каким ужасом смотрела на мигом зарубцевавшуюся рану… Мужчина, который перетащил ее в убежище, наверняка думал, что спасает ее. На самом же деле он сделал хуже, он просто продлил ее агонию.

– Стандартное оборудование нам ничего не даст, – досадливо поморщился Луйе. – Я попробую немного переформатировать сканер, но быстро не получится. Убери ее в хранилище, сейчас займемся мужчиной.

Кети лишь кивнула. Она не стала указывать, что для таких заданий можно было взять робота, с Луйе это бесполезно. Ему нравится говорить с кем-то во время работы, даже если мнение собеседника его не интересует, вот и вся причина, по которой он потребовал живую ассистентку.

Выполнить его указание было не так уж сложно: Кети использовала антигравитационную платформу, чтобы перевезти тело в хранилище. После этого манипулятор сам снял с платформы один труп и положил другой.

Судьба этого человека была не менее страшной… Кети уже слышала о нем, а теперь получила возможность лично осмотреть чудовищные раны, покрывавшие его руки, ноги, живот и грудную клетку. В отличие от случая женщины, эти раны не были загадочными, их причина определялась сразу, хотя легче от этого не становилось.

Луйе, бросив быстрый взгляд на тело, определил:

– Он нанес все это сам.

– Да, так и было написано в предварительном заключении, – кивнула Кети. – Не понимаю, почему нас заставляют работать с этим телом! С женщиной-то ясно, почему, но с ним…

– Что же вам ясно?

– У нее уникальная травма, а он просто сошел с ума в изоляции!

– Вполне логичное предположение, – согласился Луйе. – Но если бы это действительно было так, разве не начал бы он наносить себе раны быстро, хаотично, стараясь поскорее со всем покончить? Вот поведение безумца! Он же делал нечто совершенно иное.

Теперь, когда останки очистили от одежды, определить, о чем говорит Луйе, было несложно. До своей смерти мужчина и правда долгое время наносил себе раны, а потом сам себя лечил. Кети слышала, что он писал на стенах своей кровью. Она была рада, что ей не довелось это увидеть.

Он неплохо обрабатывал раны, некоторые даже начали заживать. Однако он издевался над собственным организмом снова и снова, в какой-то момент заживление стало невозможным. Мужчина слабел, критический порог был преодолен задолго до самой смерти – за день, может, за два.

Когда он понял это, он не стал ускорять процесс. Он провел вскрытие самого себя… по крайней мере, начал. Он вполне профессионально сохранил образцы собственных костей и тканей, в том числе и внутренних органов. Он продержался дольше, чем Кети казалось возможным, и в итоге погиб.

Естественно, они ожидали, что он указывает им на что-то. Собранные им образцы тут же передали в лабораторию, и… ничего не добились. Мужчина был здоров, он умер исключительно от травм, которые нанес сам. В его теле не было ни бактерий, ни вирусов, ни даже неопознанных веществ. Ничего подозрительного, даже намека! Кто-то предположил, что вещество, на которое он указывал, просто исчезло из-за мумификации. Но Луйе считал, что это маловероятно: в зале были созданы отличные условия.

Так что это было все-таки безумие, просто проявившееся таким странным образом.

– Да, тут тоже стандартными средствами не обойтись, – вздохнул Луйе. – Буду думать. Пришлите сервисных ботов для очистки хранилища, мне уже надоел этот скорбный дом.

– В смысле? – растерялась Кети. – Вы же говорили, что хотите еще поработать с телами…

– Я и буду работать, с ним и с женщиной. Я сейчас говорю про тех, которые друг друга поубивали, про эту груду останков. Они только понапрасну место занимают!

– Я так поняла, командир хотела, чтобы мы максимально восстановили тела перед кремацией…

– Это дурацкая затея, – отмахнулся Луйе. – Совершенно ненаучный подход. Их прах все равно будет смешан, так зачем понапрасну тратить время? С ними все ясно, с этими двумя – нет, мне нужны только они. Поэтому введите команду, приберите тут и можете быть свободны.

Он ушел, не дожидаясь ее ответа. Это и к лучшему: Кети нечего было ему сказать. Она не сомневалась, что Луйе сейчас направится в лабораторию, полностью сосредоточится на оборудовании, раньше завтрашнего дня его можно не ждать ни в морге, ни в лазарете.

И это хорошо. Кети убедилась, что он ушел, потом запустила стандартный анализатор. Нет, она не собиралась игнорировать указания Луйе, она знала, что успеет все выполнить.

Но прежде всего ей нужно было разобраться с собственной кровью.

Мира была на станции – и одновременно на корабле. Как будто тело вернулось вместе со всеми, а мысли остались там. Слишком уж страшным это было… Огромный, в прошлом величественный корабль, рассеченный на части. Иссохшие тела, перемешавшиеся внутри. Сети кровавых уравнений, расчертившие стены и потолок. Как можно просто отстраниться от такого?

Она не могла избавиться от ощущения, что они упустили нечто важное. Они приняли произошедшее на «Марии Яниссар» за череду несчастных случаев и отдельных трагедий. Но что, если все было взаимосвязано? И жертвы, которых они нашли, не последствие аварии, а ее причина?

Подобный вывод казался глупым и необоснованным, поэтому Мира не рисковала обсуждать такое с окружающими, однако сама от размышлений отстраниться не могла. Она попыталась разобраться в уравнениях, написанных кровью, однако это ни к чему не привело. Слишком они были странными, запутанными… Да и потом, когда дрон начал фиксацию, часть надписей уже исчезла, так что эту подсказку можно было считать утерянной.

И все же, все же… Как просто продолжать путь после такого? Нет, у кого-то получалось: Мира прекрасно знала, что в лабораториях вовсю идут эксперименты, их данные через маяк отсылаются на Землю. Да и сама она выполняла свою работу, будто ничего особенного не произошло. Однако работа эта была несложной, так что времени для размышлений и сомнений у Миры хватало.

Беспокоилась не она одна: «Виа Феррата» сбросила скорость до минимальной, она почти зависла в пространстве. Это противоречило плану, но адмирал Согард, похоже, не спешила к системе того красного гиганта, в которой до сих пор оставался обломок «Марии Яниссар»… да и, вероятнее всего, там он и останется навсегда.

После работы Мира отправлялась бродить по станции. Никакой определенной цели у нее не было, просто так ей легче думалось. Обычно ее прогулки длились пару часов и завершались в ее каюте, но сегодня что-то пошло не так почти сразу.

Она добралась до одного из общих залов отдыха, в котором сегодня была установлена иллюзия осеннего леса. Трехмерный принтер создал модели деревьев, цветов, даже травы, а компьютер дополнил их проекциями, запахами, ветром и теплом, имитирующим переменчивые лучи солнца. Находясь здесь, можно было поверить, что ты все еще на Земле, твоя жизнь в твоих руках, а Сектор Фобос тебе просто приснился.

Этот зал не пользовался популярностью у экипажа. Такого и следовало ожидать – тут собрались в основном добровольцы, фанатики своего дела, и преступники, осужденные на длительные сроки. Такая публика сентиментальностью не отличалась никогда, им больше нравилась та часть зоны отдыха, где гремела музыка, а из приоткрытых дверей призывно подмигивали механические шлюхи.

Однако Мире даже нравилось, что здесь пусто, от леса она получала хоть какой-то покой. Правда, сегодня и с этим не сложилось: когда она добралась до зала, там уже кое-кто был. Присмотревшись к движению за ветвями, Мира без труда распознала три женские фигуры. Одна ускорилась, она, похоже, хотела уйти, а две другие преследовали ее. Делали вид, что не могут догнать, петляли, но это, конечно же, было для них просто игрой, кочевники всегда так развлекаются со слабой добычей.

Они знали, что она никуда не денется, и не ошиблись. Они дождались, пока девушка окажется перед чередой поваленных сосен… Интересно, это компьютер изобразил тут бурелом или кочевники изначально подготовили себе площадку?

Девушка замерла, прижавшись спиной к старой сосне, она переводила испуганный взгляд с одной преследовательницы на другую. Присмотревшись внимательней, Мира узнала ее – невысокая, полная, с кудрявыми волосами, запоминающаяся внешность. Точно одна из медичек. Насчет имени Мира так уверена не была, но предполагала, что Кети.

Преследовательницы что-то спрашивали у нее, но она только таращилась на них с ужасом, она, похоже, была из тех людей, которые кочевников панически боятся. А еще на рукаве медицинской формы Кети стояла красная метка. Это означало, что девушка не из добровольцев, ее на «Виа Феррату» доставили прямиком из тюрьмы. Интересно, что же такого натворила милая маленькая Кети, что получила срок больше десяти лет?

С этим можно было разобраться потом. Мире очень не понравился хищный блеск в глазах кочевниц. Вряд ли они изначально собирались причинить Кети серьезный вред, однако все возможно – теперь, когда преследование добычи по лесу раззадорило их.

Так что Мира не стала ждать в стороне, она направилась к застывшей среди сосен троице.

– Что вы делаете? – холодно поинтересовалась она.

Она помнила, что среди кочевников семьи Барретт всего две женщины, так что узнать их оказалось несложно. Одной была Бруция – та самая, которая тоже летала на «Марию Яниссар». Эта все время ухмылялась, смотрела на окружающих многозначительно и нагло. Она была достаточно умна, чтобы не нарываться на драку откровенно, но чувствовалось, что ей очень хочется размяться.

Ее спутницей оказалась старшая дочь Барреттов, Умбре́ния. Это имена экипажа Мира запоминала лениво, прекрасно зная, что за десять лет все равно выучит те, что по-настоящему нужны. Информацию о Барреттах она выучила сразу, от такого порой жизнь зависит!

В отличие от сестры, Умбрения не улыбалась, она казалась спокойной, однако Мира подозревала: это тот самый омут, в котором водятся черти. Красные глаза кочевницы горели опасным пламенем, так бывает у зверя, которого уже раздразнили, и все его равнодушие – лишь часть охоты.

– У нас разговор, – бросила Умбрения. – Иди своей дорогой.

Кети не сказала ничего, но ее взгляд теперь был прикован только к Мире. И во взгляде этом таилось столько мольбы, что несложно было догадаться: никакой разговор ей даром не нужен, она этого не хотела, но ее никто не спрашивал.

– Здесь моя дорога, – пожала плечами Мира. – И я с удовольствием послушаю ваш разговор.

– Какого хрена? – нахмурилась Бруция.

Но если Кети перед ними мгновенно робела, то Мира выдержала взгляд кроваво-красных глаз без особого труда:

– Люблю слушать человеческую речь!

– В смысле – «человеческую»?! – тут же окрысилась Бруция. – Ты на что намекаешь?!

Однако ее сестра, и сама далекая от спокойствия, оказалась умнее, она опустила руку на плечо Бруции, призывая сдерживаться. После этого она повернулась к Мире:

– Все закончится хорошо, только если ты уйдешь.

– Очень странный подход к дружеской беседе.

– Эта девушка не из твоего отдела. И не говори, что вы подруги, мы почувствуем ложь.

– Не скажу, – легко согласилась Мира. – Не подруги, и она не из моего отдела. Но и не из вашего. Так что вам от нее понадобилось? Она в чем-то подозревается? Арестована? Тогда давайте я ее вместе с вами провожу в полицейский отдел!

Они ничего не сказали ей, но в этом и был ответ. Они не собирались вести Кети в свой отдел, иначе не стали бы устраивать эту беготню по лесу. Для такого у них не было оснований, не выглядела она как человек, который станет нарушать закон!

Но и в то, что все происходящее – инициатива кочевниц, Мира не верила. Она достаточно слышала об Отто Барретте, чтобы не сомневаться: это он хочет контролировать все, что происходит на станции. Знать даже то, что ему знать не положено. Но он слишком умен, чтобы нарываться открыто, он всегда оставляет за собой возможность сказать, что не был предупрежден об инициативе своих детей и они обязательно будут наказаны.

Доказать такое невозможно, да и не изменило бы это ничего для Кети. Мире оставалось лишь надеяться, что кочевницы отступят, не станут связываться с лишним свидетелем. Тогда все еще закончится хорошо…

Не вышло. То ли они не хотели расстраивать папочку, то ли просто засиделись без дела, сказать сложно. В любом случае, Бруция все-таки сорвалась с места и бросилась на Миру. Умбрения к ней не присоединилась, однако и остановить сестру не попыталась.

Многие считают, что драться с кочевниками – гиблое дело, у простого человека и шанса нет. Мира знала, что все немного сложнее. Если говорить о грубой силе как таковой – да, человек с кочевником не сравнится. Так ведь есть еще скорость, мастерство… удача, в конце концов!

Все началось настолько быстро, что у Миры не было даже времени обдумать, каковы ее шансы на победу. Оно и к лучшему: она подозревала, что шансов не было вообще. И все равно она дралась – из того самого упрямства, которое в прошлом уже доводило ее до беды. Если бы не оно, Мира бы даже с Личеком не поссорилась, ходила бы теперь начальницей какого-нибудь боевого подразделения и горя не знала! Но тогда ей пришлось бы отказаться от самоуважения, а оно было для нее важнее любых карьерных высот.

Поэтому и теперь она вела себя неразумно, не отступая в драке. Бруция явно надеялась, что все закончится быстро, но просчиталась. Мира использовала единственное преимущество, что у нее было: нагромождение деревьев. Оно сдерживало кочевницу, не давало прыгнуть вперед. Если бы Бруция дралась с кем-то из своих, она бы наверняка приняла это просто как обстоятельство. Но то, что ей не удавалось за пару секунд расправиться с обычным человеком, выводило ее из себя.

Это было хорошо и плохо одновременно. Хорошо – потому что злость делала ее движения неуклюжими и предсказуемыми, давала больше шансов на сопротивление. Плохо – потому что в нарастающей ярости Бруция могла и не остановиться в нужный момент, сделать то, за что ее отцу придется долго оправдываться… Так ведь она все равно не будет наказана! Кочевников мало, они на вес золота, заменить никого не получится. Мира слишком хорошо понимала: Бруция может ее убить и отделаться мелкими неприятностями. Интересно, осознавала ли это Бруция?

Даже судьба, видно, восхитилась безрассудной храбростью Миры и решила подыграть ей. В очередной попытке добраться до противницы Бруция все-таки оступилась, замедлилась, зависнув на поваленном бревне. Мира тут же воспользовалась этим, чтобы ударить, сбрасывая кочевницу вниз. Бруция упала, да еще и неудачно – так, что острый сук прошил ее ногу насквозь чуть ниже колена.

Рана была бы не опасной даже для человека, а уж для кочевницы – тем более. Так ведь дело не в ране, дело в оскорблении! Когда пролилась кровь, и Бруция, и Умбрения одновременно оскалились, совсем по-звериному. Они бросились вперед, и Мира, прекрасно зная, что от двух противниц не спасется, приготовилась к неизбежному.

Мир наполнился хаосом, закружился, полыхнул болью. За скоростью ударов Мира уследить и не надеялась, просто закрывалась, как могла. Где-то совсем близко кричала Кети, но это не имело большого значения, о ней даже кочевницы забыли. Мира потеряла опору, она не знала, что будет дальше…

В следующий раз, когда мир все-таки замер, она обнаружила, что прижата спиной к древесному стволу. Ее удерживала за шею Умбрения, и земли Мира ногами не касалась. Дышать было мучительно тяжело, и все-таки возможно: кочевница не перекрыла кислород… Пока не перекрыла.

Да и в целом, нельзя сказать, что эти девицы потеряли контроль. Мира поняла это, когда чуть отступило головокружение и развеялась тьма перед глазами. Тело пульсирует болью, однако это ушибы, не переломы, все кости целы. Правый глаз почти заплыл, и все равно через него можно подсматривать за миром. Левый видит нормально. Кровь струится из обеих ноздрей, во рту от нее тошно, но это снова внешние повреждения, никаких серьезных внутренних травм нет.

Пока нет – а могут появиться в любой момент. Это ясно читалось в красных глазах кочевницы.

– Ну, что скажешь теперь? – насмешливо поинтересовалась Умбрения.

– Скажу, что вы, две идиотки, нарвались на серьезные неприятности, – кроваво усмехнулась Мира.

Где-то в стороне испуганно охнула Кети. Она, должно быть, решила, что Мира сошла с ума от страха и боли. Она явно была новичком на космических станциях, она не знала…

Существовало всего два способа выйти живым из конфликта с кочевниками. Первый – бежать изо всех сил, забиться в самый темный угол и молить всех известных тебе богов, чтобы им было лень гнаться за тобой. Второй – сражаться до конца, даже если ты откровенно слабее и победить не сможешь.

Потому что впечатлить их способна только смелость, слезы и мольбы о пощаде скорее развлекут. Да и потом, Мира не слышала еще ни об одном случае, когда разумные переговоры с кочевниками кому-то помогли. Нет, если уж драка началась, лучшее, что можно сделать – это сохранить гордость.

Однако Мире все-таки не повезло. Она слишком сильно разозлила кочевниц, и отступать они не собирались.

– Поздравляю, ты все-таки сделала хуже всем, – процедила сквозь сжатые зубы Умбрения.

Она отвела назад руку, собираясь ударить. И это не было блефом, не было простой попыткой запугать. Мира понимала: такого удара будет достаточно, чтобы проломить ей лицевые кости. Может, убить сразу… или не сразу, но это будет уже и не важно, потому что кочевницы явно приготовились заметать следы.

Но даже зная это, Мира все равно не отвела взгляд, она смотрела в красные глаза до последнего.

Этим «последним» должен был стать удар, меняющий все. Однако его все-таки не было, и вовсе не потому, что Умбрения неожиданно одумалась. Ей помешал свист: резкий, громкий, легко перекрывший шелест ветвей и тихие всхлипывания Кети. Так хозяин подзывает обратно охотничьих собак…

На звук повернулись все женщины, находившиеся в этот момент на площадке. В какой-то момент Мира решила, что к ним пришел сам Отто Барретт, хотя это было бы глупо. Он не станет вот так заявляться на место преступления – и свистеть тоже не станет. Нет, на дороге стоял его старший сын, правая рука отца.

Сатурио ничего не сказал сестрам, просто посмотрел на них, однако этого оказалось достаточно. Мира еще во время полета на «Марию Яниссар» заметила, что он без слов управляет своей семейкой. Умбрения разжала руку, они с Бруцией отскочили назад, подальше от забрызганного кровью места драки.

Мира на ногах не удержалась, упала на землю, закашлялась, пытаясь отдышаться. Медичка тут же кинулась к ней, осторожно поддержала, потом вколола что-то – и через пару секунд стало легче.

За это время Сатурио приблизился к ним и теперь нависал над Мирой белесым силуэтом. Помогать ей или извиняться он не собирался.

– Какой досадный несчастный случай, – только и сказал он.

– Тот, который не заслуживает внимания высшего руководства? – криво усмехнулась Мира, глядя на него. Хотелось подняться, а не валяться у его ног, но на это сил пока не хватало.

– Именно так.

– Да, наверно… Но наше начальство не то чтобы перегружено работой. Я все-таки предложу им рассмотреть эту историю, а они пусть сами решают, что с ней делать дальше.

– Что ты делаешь?! – испуганно пискнула Кети. – Они же убьют тебя! А заодно и меня!

Мира не обратила на нее внимания, не стала объяснять, что на корабле, напичканном камерами наблюдения, убить кого-то и спрятать тела очень непросто. И даже кочевникам простят не все, а война со всей станцией семейству Барретт не нужна. Они еще могли совершить глупость, опьяненные запахом крови и яростью момента… Но это девицы. Сатурио другой, он собой владеет хорошо.

Кети не понимала, что Мира в этот миг не угрожала ему, она требовала компенсацию за травмы. А вот Сатурио ее понял.

– Это не было жестокостью ради жестокости, тут и говорить не о чем, – вздохнул он. – Мы просто выполняли свою работу.

– Какую же?

– Мы искали Гюрзу.

– Какую еще гюрзу? – растерялась Кети. – Откуда здесь змеи?

Она действительно не понимала, и это было нормально. А вот Мира почему-то догадалась сразу… Слишком уж много шума было в новостях, слишком часто мелькало это прозвище. Гюрза умудрился задеть все сферы: не только криминальную, он разозлил сектантов, он щелкнул по носу политиков, когда прикончил губернатора. Он сделал все, чтобы о нем услышали…

И он же не имел никакого отношения к «Виа Феррате». С чего бы? Мира решила бы, что это блеф или даже издевка со стороны кочевника, но Сатурио все еще смотрел на нее серьезно и смеяться не собирался.

– При чем тут Гюрза? – спросила Мира, наконец поднимаясь на ноги. Она все равно была на голову ниже Сатурио, но с этим здоровяком вообще сложно сравниться.

– А ты не знала? Он на корабле. Ах да, я совсем забыл, что вам решили не говорить. И вам об этом лучше не говорить.

Вот и ее компенсация… Сатурио предложил ей в качестве оплаты ценные знания. Мира еле заметно кивнула, давая ему понять, что принимает сделку. Хотя еще большой вопрос, проще жить с такими знаниями или сложнее…

Гюрза на корабле! В замкнутом пространстве бесконечно далеко от Земли. Он еще и не под контролем, он где-то затаился, и никто не знает, где. Его даже кочевники не могут отыскать! А он уже убивал кого угодно, что помешает ему устроить резню на «Виа Феррате»?

Мира повернулась к Кети и велела:

– Иди к себе.

– Но… Я… А ты как же?

– Иди к себе и забудь все, что ты здесь видела.

Спорить Кети больше не стала. Ее смелости хватило лишь на то, чтобы задать хоть какой-то вопрос, не удрать сразу. Но теперь, когда Мира дала ей четкое позволение, она не задержалась. Ей не нужны были секреты, она боялась кочевников даже больше, чем раньше. Все ее силы ушли на то, чтобы не бежать из зала, а ограничиться быстрым шагом.

Когда она оказалась достаточно далеко, чтобы ничего не услышать, Мира уточнила:

– Как здесь вообще оказался Гюрза?

– Кому-то показалось, что принять его на работу – хорошая идея.

– Так же, как других заключенных?

– Да. С поправкой на то, что он изначально не был похож на других заключенных.

Вот тут Мира была полностью согласна с кочевником. Того, кто додумался снять Гюрзу со скамьи смертников и отправить на «Виа Феррату», хотелось приложить тупой башкой о ствол сосны – да покрепче!

Да, новостных сюжетов о том серийном убийце было достаточно, чтобы понять, насколько он гениален. Так пусть со своей гениальностью и подыхает! Страшно было даже не то, что он убивал людей – в эпоху космических исследований все непросто, тот же Сатурио вряд ли может похвастаться чистыми руками. Дело в том, как Гюрза это делал, ради чего…

Он убивал ради самого убийства, наслаждался жестокостью. Та самая гениальность, которой прельстились большие боссы, стала инструментом для чудовищных поступков. Гюрза не заслужил снисхождения, он просто не мог быть полезен людям.

Но нет, кто-то там, наверху, додумался подсадить эту тварь на «Виа Феррату»! Ему-то что, начальство к станции и близко не подойдет, страдать и умирать будут другие. Ну а дальше все развивалось вполне логично: Гюрза сбежал при первой же возможности. Кто вообще поверил, что какие-то там жалкие импланты смогут его сдержать? Сами ведь понимали, что имеют дело с гением. Так почему они решили, что его гениальность будет включаться лишь по приказу?

– Может, он сбежал со станции до начала миссии? – с надеждой спросила Мира.

– Может, и так, – пожал плечами Сатурио. – А может, и не сбежал. Я думаю, что не сбежал.

– Почему?

– Потому что «Виа Феррату» очень хорошо охраняли, это секретный объект. И потому что Гюрзе здесь, с нами, проще, чем нам с ним. Ты ведь понимаешь, о чем я?

– Да… Да, я понимаю.

Что ж, Сатурио не зря считался у Барреттов одним из руководителей, он и правда был умен. Он осознавал, что именно эти сведения не позволят Мире подать официальную жалобу на кочевников. Теперь, когда она знала, что Гюрза рядом, она не могла ослабить полицию – единственное, что защищало их от этого психопата.

Кочевники ушли, оставив ее в осеннем лесу одну. Кети действительно смылась и возвращаться не собиралась. Изначально Мира еще хотела обсудить с ней, чего требовали Барретты, теперь же это отошло на второй план. Все ее мысли занимал Гюрза.

Он где-то рядом… Но он не будет ползать по трубам или прятаться на складе, не его метод. Он не какой-нибудь беглый уголовник, который трясется над своей свободой. Он гребаный гений, который наверняка захочет ходить тут царем и каждым своим появлением на виду унижать тех, кто его ищет.

Как он может это сделать? Да только под чужой личиной! Обладая нужными навыками, можно создать какую угодно маску. А навыков у Гюрзы хватает… Кем он способен стать? Кем-то показательно мирным? Или опасным? Чуть-чуть изменить себя – или изменить кардинально? Может, он притворится женщиной? Или роботом?

Слишком много вариантов, слишком мало подсказок. Понятно, почему бесятся кочевники! Они не могут взять след, ведь следов этих тысячи. Гюрза, судя по совершенным им преступлениям, умеет если не все, то многое. Он механик, пилот, медик и солдат. Его изображение не показывали в новостях, чтобы не обеспечить ему лишнюю славу, однако славу он все равно получил. Сатурио прав, он может спокойно жить на «Виа Феррате» годами, он ведь не допускает ошибок… или нет?

К своему огромному удивлению, Мира обнаружила, что одну ошибку Гюрза все-таки допустил.

Я видел, что кочевники насторожились из-за состояния тел, обнаруженных на «Марии Яниссар». Те двое, что летали на корабль, недооценили масштаб проблемы, однако Отто Барретт быстро вправил мозги своим детям. Теперь они бегали по станции, надеясь получить хоть какую-то информацию о проведенном вскрытии. Получается, адмирал Согард не дала полиции свободный доступ к этому отчету… умное решение, хотя и несколько рискованное.

Меня выводы, сделанные медицинским отделом, не слишком интересовали, я предпочитал свои собственные. Ну а отстраниться от этого дела я не мог, причем на сей раз даже не от скуки. Угроза по-прежнему была рядом, она затаилась где-то совсем близко. Раньше расстояние между солнечными системами считалось серьезным, изначально – непреодолимым. Но в масштабах нашего путешествия оно не так уж велико… Да и в масштабах той силы, которая погубила «Марию Яниссар», тоже. Понятно, что станция намного больше корабля. Но если она получит критические повреждения, это перестанет иметь значение.

Так что пока кочевники бегали за медиками, я изучал систему красного гиганта, в которой погибла «Мария Яниссар». Я сосредоточился только на этом и… ничего не нашел. Красный гигант сам по себе не особо опасен… если не лететь прямо в него, однако вряд ли экспедиция Нерии-Рузанова решила развлечься именно этим. Да и потом, если их всех вдруг посетило неудержимое желание покончить с собой, корабли бы просто сгорели. А у нас тут необъяснимый обломок, за которым в итоге никто не прилетел.

В общем, после нескольких неудачных теорий тему красного гиганта я решил ненадолго оставить. К этому моменту на станции наступила условная ночь, ритм жизни замедлился, сместился в подбрюшье, полное музыки и нехитрых развлечений. Научный отдел в такое время по большей части пустовал, а именно там располагался морг.

История гибели экипажа «Марии Яниссар» была не так важна, как уничтожение самого корабля – хотя бы потому, что не грозила лично мне, а сочувствовать незнакомцам я не склонен. И все же это была загадка, которая в потенциале способна принести проблемы, так что я должен был заняться ею.

Систему наблюдения я отключил заранее, после этого войти в морг было не так уж сложно. Трудности возникли бы, если бы Отто выставил охрану, но до этого он не додумался.

Основное освещение я включать не стал, ограничился несколькими локальными источниками света – так проще спрятаться, если за мной все-таки кто-нибудь придет. Первым делом я изучил отчет по вскрытию доставленных нами мумий, но там не было ничего интересного. Как я и ожидал, медики зациклились на женщине со странной травмой и мужчине, расписавшем комнату своей кровью.

Ну и зря, кстати. Там все понятно – ровно настолько, насколько это нужно для выживания. Женщина пострадала случайно, и меня не волнует, как именно уничтожили ее плоть и что она при этом испытывала. Мне нужно знать, откуда появилось то излучение, а не как оно действовало.

Мужчину многие сочли безумцем, и не без причины. Меня же не покидало ощущение, что именно он сохранил здравый рассудок до последнего. Я уже изучил часть его вычислений, но пока мне не удалось понять, к чему они относятся. И все же такие формулы ты в состоянии истерики не выведешь, да и его трюк с получением образцов собственных тканей наверняка продиктован не помешательством. Тут у меня определенные догадки появились, их я и хотел проверить в морге.

В первое время у меня все шло неплохо. Послать образцы тканей в большую лабораторию я не мог, пришлось довольствоваться анализатором, установленным в морге, но он как раз показал именно то, чего я втайне ожидал. Ответ действительно скрывался в образцах, вот только не тех, за которые ухватились наши медики, а тех, на которые на самом деле указывал погибший.

Я как раз размышлял об этом, когда неожиданно открылась дверь – и вспыхнуло центральное освещение. Оно на секунду ослепило меня, но адаптировался я быстро и увидел женщину, направлявшую на меня пистолет.

А вот это фигово. Не пистолет, нет – если бы я погибал каждый раз, когда кто-то направлял на меня оружие, я бы разложился на какой-нибудь колониальной планете задолго до того, как «Виа Феррата» появилась на чертежах. Плохо, что женщина обошла меня, подобралась так близко, хотя я подстраховался. Значит, я оценил ее неверно…

– У тебя хорошая система оповещения, – сказала Мира. – Она должна была предупредить тебя о приближении посторонних, не так ли?

– Такой был план, – кивнул я.

– Я бы попалась, если бы не знала, что иду к самому Гюрзе. Но я знала и отключила ее на расстоянии. Ты ни в чем не ошибся, если тебе интересно.

– Да. Я просто не ожидал, что ты догадаешься.

Она держалась неплохо. Мира побаивалась меня, это она скрыть так и не сумела, однако страх она держала под контролем. Но тут я как раз не ожидал от нее меньшего, она удивила меня лишь тем, что всё поняла. Жаль ее убивать… если придется.

А может, не придется? Мира пришла одна, кочевники не стали бы таиться, напали бы на меня сразу. Они появились бы тут независимо от того, кому она раскрыла бы свою догадку: хоть Отто Барретту, хоть адмиралу, против меня меньшую силу не послали бы.

Вывод напрашивался сам собой.

– Почему ты никому не сказала?

Даже если я ее удивил, виду она не подала, просто сдержанно улыбнулась:

– Хотела. Но тогда для меня бы все закончилось, а я решила, что какое-то общение у нас еще может сложиться.

– С психопатом и массовым убийцей?

– Ты серийный убийца.

– Два в одном, – уточнил я. – Мне случалось убивать до пятидесяти человек одновременно.

– Ты взорвал пиратский корабль, я читала. Мы здесь не для того, чтобы обсуждать твое прошлое. Я еще не решила, как быть, и могу вызвать помощь в любой момент. Пока что союз с тобой кажется мне плохой идеей. У тебя есть пять минут, чтобы меня переубедить.

Вот такое я не люблю. Все эти попытки шантажа, приказной тон… Могла бы вести себя чуть повежливей. Я уже придумал три гарантированных способа убить ее и еще три спорных. Пока что Миру спасало лишь то, что в чем-то она права: на «Виа Феррате» порой нужны союзники, а у меня выбор даже меньше, чем у нее.

– Ты ведь не скажешь мне, как ты выяснила, кто я такой, – заметил я.

– Нет. Но могу сказать, как нашла тебя здесь…

– По датчикам. Я и так знаю, поэтому не спрашивал. Если вычислить, какое имя я использую, настроиться на датчики не так сложно, я их не отключал, просто замаскировал след. Но ты достаточно умна и опытна, чтобы вскрыть эту маскировку. Ладно, твои способности юного детектива обсудим потом.

– Да, сейчас мы обсуждаем твое право на жизнь, – холодно напомнила она. – Дашь мне причины не выдавать тебя?

– Кроме того, что ты уже достаточно заинтригована? Хотя это сомнительное притяжение – серийных убийц неоправданно романтизируют. Гораздо большее значение имеет то, что мы с тобой похожи.

– В смысле?

Прежде, чем ответить, я заглянул ей в глаза. Мира не была наивной и уж тем более безмозглой. Но у человека, который честен, всегда остается преимущество перед тем, который что-то скрывает. Благодаря ее догадливости я остался без прикрытия, а вот она… Она все еще притворялась.

– Мы оба не те, за кого выдали себя, когда ступили на «Виа Феррату», – пояснил я. – Но я преступник, от меня не ожидали иного. А тебе как, собственная праведность не жмет?

– Я не понимаю, о чем ты!

Слишком быстро, слишком громко. Мира и сама осознавала, что ее слова прозвучали неубедительно, но отступать пока не собиралась, она все еще тыкала в меня этим дурацким пистолетом. Как ребенок, честное слово.

Я поднял обе руки над головой. Мира тут же нахмурилась:

– Ты что делаешь?

– Ощущаю непреодолимую волну раскаяния. Давай, вызывай полицию, я готов сдаться.

– Ты думаешь, я этого не сделаю?

– Думаю, что сделаешь. А я в стремлении стать законопослушным гражданином расскажу им все, что знаю, и про себя, и про тебя. Чтобы, так сказать, очистить этот корабль от скверны.

– Твоим словам никто не поверит!

– Как будто так сложно проверить. И ты даже не спросила, что это будут за слова. Одна из причин, по которым тебе нужна моя помощь, как раз в моем молчании.

– Одна из? Неужели больше одной? – поинтересовалась Мира.

Она попыталась изобразить сарказм, но и сама поняла, что получилось паршиво. Наш спор заканчивался, она чувствовала это. Чтобы ускорить события, я не стал отвечать ей, теперь я смотрел не на нее, а на пистолет.

Наконец она не выдержала:

– Если я уберу оружие, ты убьешь меня!

Секундой позже в стену у ее головы вонзилась длинная металлическая игла, истекающая ядом. Ужасно не люблю такие демонстрации, да и иглу жалко. Но тут я решил, что Мире не помешает кое-что уяснить сразу… А еще мне хотелось проверить, нажмет она на спуск или нет. От выстрела я бы уклонился, но работать с ней не смог бы, не люблю истеричек, и вторая игла полетела бы ей в глаз.

Мира не выстрелила, только выругалась так, что, кажется, яд от смущения испарился.

– Я убью тебя в любом случае, если захочу, – пояснил я. – Но ты бы не пришла сюда одна, если бы верила, что я действительно расправлюсь с тобой.

– Ладно, сдаюсь, – простонала Мира, убирая пистолет за пояс.

– Иглу убери, яд вытри, иначе у медиков возникнет слишком много вопросов, на которые мне неохота отвечать.

– Откуда ты эту иглу вообще достал?

Ее вопрос я проигнорировал, сказал другое:

– Если бы все было как раньше, до этой миссии, я бы не позволил тебе задержаться в живых. Но обстоятельства изменились, на «Виа Феррате» мне могут понадобиться союзники. Раз уж ты решила навязаться на эту роль, делай то, что я говорю, и тогда проживешь дольше.

– Я не навязывалась!

– Ты пришла.

Ворчать Мира могла сколько угодно, для меня куда большее значение имело то, что иглу она убрала, а теперь искала защитные перчатки и нейтрализатор для яда. Она будет подчиняться. Это не слабость, на самом-то деле, безмозглая гордость губит быстрее прямого заряда в голову.

Мира же достаточно умна, чтобы понимать: прямо сейчас она уязвима. Она будет сотрудничать, пока не найдет способ меня убить. Но сделать это она попытается в одиночестве, так что меня все устраивает.

– Так почему ты пришел сюда? – спросила она, когда стена была зачищена. – Тоже хочешь понять, что это было за излучение?

– Здесь я это не пойму, мне интересно кое-что другое. Тебе тоже.

Тела, которые уже исследовали медики, я не трогал. Я переместил на рабочий стол фрагменты тел тех людей, которые погибли, сражаясь друг с другом. Все указывало на то, что их уже подготовили к кремации. Полагаю, это сделают завтра утром, так что успел я вовремя.

Мира подошла ближе к столу, чтобы рассмотреть жутковатую смесь иссушенных останков.

– Что в них интересного? Они просто не выдержали испытание изоляцией и убили друг друга!

Мира сказала то, о чем думали все, по сути, назвала причину, по которой медики не проводили полноценное вскрытие. Но для них это простительно. Мне любопытно другое: почему психолог, работающий на «Виа Феррате», не заинтересовался этим случаем?

Даже в условиях изоляции и нарастающего чувства безнадежности эти люди должны были вести себя не так. Мог ли кто-то из них подраться, поддавшись стрессу? Вполне. Но остальные растащили бы их. Речь идет об экипаже исследовательского корабля, ученых, подготовленных к таким испытаниям. Они ни при каких обстоятельствах не должны были поддаться истерии и начать драку, во время которой рвали друг друга на части голыми руками.

Но они это сделали. По причине, на которую указал мужчина из соседней комнаты. Я мог бы объяснить все это Мире, однако объяснять я просто не люблю, а мы с ней и так говорили слишком долго.

Поэтому я взял со стола ближайшую голову, которая после долгих лет в условиях искусственной атмосферы превратилась в череп, обтянутый иссохшими мышцами, тонкой, как древний пергамент, кожей и остатками волос. Голову в драке никто не отрывал, это небрежная транспортировка сделала свое дело, но мне так даже удобней.

– Что ты делаешь? – насторожилась Мира.

И снова я не ответил ей – но снова на нее смотрел. Она – на голову в моих руках, я – на нее. Мне любопытно было проследить за ее реакцией на мой поступок. По-прежнему не сводя с нее глаз, я размахнулся и ударил голову о край металлического стола с такой силой, что череп раскололся на две части, как спелый кокос – да простит мне покойник это сравнение.

Мира не вскрикнула, и это хорошо. Но она вздрогнула, она быстро разозлилась, она явно готовилась меня упрекнуть за бесчеловечное отношение к трупу – хотя чего она ожидала от психопата? Я и с живым человеком так могу поступить, если очень надо…

Не суть. Читать мне нотации Мира не стала, потому что в этот момент она увидела, что именно находилось в черепной коробке.

На стол высыпалась груда странных неровных желтоватых комков. Понятно, что время и искусственная атмосфера сделали свое дело. Но даже с учетом этого человеческий мозг должен был выглядеть не так, для того чтобы понять это, медицинское образование не нужно.

У меня, кстати, медицинское образование есть – оно требовалось, чтобы мои жертвы не умирали слишком быстро. Но не думаю, что эта информация добавит Мире доверия ко мне.

– Что это такое? – опомнилась она. – Что с ним случилось?

– Не только с ним.

Я потянулся к другой голове, однако Мира умоляюще сложила руки:

– Не нужно, я верю на слово!

– Там может оказаться не совсем то, но нечто близкое. Это заболевание, уникальное. Вот на что он пытался указать нам. – Я посмотрел на хранилище, в котором дожидалось своего часа тело мужчины. – Он проводил вскрытие на себе, чтобы мы сделали то же самое с ними.

– Он мог бы просто написать инструкцию!

– К моменту, когда он сообразил, что это необходимо, писать было уже негде – или он был не в состоянии. Он тоже поддавался болезни, но сопротивлялся этому. В его теле сохранились повышенные дозы нейростимулятора. Местные умники решили, что препарат он принял ради успешной вивисекции.

– А он просто сопротивлялся болезни…

– Именно. Я проверил все образцы тканей, которые мог в условиях морга. Эти люди были больны, поэтому и бросились друг на друга.

– Надеюсь, это не заразно? – поежилась Мира. – После стольких лет…

– Вряд ли. Я сомневаюсь, что заражение изначально происходило от человека к человеку. Перед доставкой на «Виа Феррату» тела прошли необходимый карантин, все без исключения.

– Они могли быть больны тем, что нам неизвестно.

– Это один из вариантов. Второй – их болезнь стала результатом мутации, вызванной внешним воздействием.

Разбираться с этим самостоятельно я даже не собирался. Я планировал оставить все результаты сегодняшних анализов в морге, пускай медики с ними возятся. Разумеется, подпись к такому подарку не предполагалась, меня даже не заподозрят – беглым серийным убийцам полагается младенцев жрать да девиц насиловать, а не помогать экипажу. Неожиданные бонусы моей работы. Правда, из-за появления Миры придется еще раз перепроверить цифровой след, но это как раз терпимо.

Проблема в том, что эта болезнь вряд ли связана с той энергией, которая уничтожила «Марию Яниссар». Если только через облучение… и то сомнительно. Скорее всего, причины у этих явлений разные, и меня как раз волнует та, которая не лечится уколом нейростимулятора.

Мне казалось, что все очевидно, но Мира почему-то зациклилась на менее важной из проблем.

– Слушай, а это не может быть паразит? – задумчиво поинтересовалась она. – Я понимаю, что проверка на паразитов входит в стандартные карантинные меры, но все же… Что, если это не земной паразит, а нечто такое, что они подцепили в Секторе Фобос?

– Я бы спросил, когда зародилась твоя любовь к древним фильмам ужасов, но мне не интересно.

Не понимаю, почему об этом вообще нужно говорить. Не важно, откуда взялся предполагаемый паразит – с Земли, с ближайшей планеты или с крылышек пьяной феи, которая врезалась в иллюминатор. Если он смог воздействовать на людей, он – форма жизни, достаточно близкая к ним. А если так, его должны были обнаружить наши сканеры, круг замкнулся.

Я ожидал, что Мира и сама поймет это, но она продолжала рассуждать:

– Что, если он сохранился не во всех телах? Или впал в анабиоз? Он может проснуться в любой момент, сообразив, что мы снова рядом… Он воспользуется тем, что никто даже не думает его искать, и нападет!

Сначала я почувствовал раздражение из-за того, что она уперлась и не желала двигаться дальше. Она будто доказывала, что ее нужно убить, работать с кем-то слишком сложно… Но потом мне стало не до того. Раздражение схлынуло само собой, сменившись тем неповторимым триумфом, который приносит понимание. И не просто понимание, а решение той самой задачи, которая еще недавно казалась невозможной, слишком запутанной… Слова Миры неожиданно стали подсказкой, ключом, которого мне так не хватало.

Я понял, что погубило «Марию Яниссар».

Рино любил загадочных женщин, но лишь до определенного предела. Она подошла в баре, бросила пару намеков – и вот они уже в постели, выясняют все, что было скрыто. Примерно такой сценарий. Когда же интрига затягивалась и переползала в сферу работы, пилоту становилось неуютно.

Тем не менее, когда Мира попросила его помочь, он не отказал. Не только потому, что она была красивой женщиной – хотя и это приятный бонус. Просто он чувствовал: она отличается от других инженеров, с которыми он уже познакомился на «Виа Феррате». Мира была достаточно увлеченной, чтобы решиться на вылазку в обломок корабля, но при этом достаточно хладнокровной, чтобы не зацикливаться только на этом.

Вот и теперь она попросила помощи Рино спокойно, оставляя за ним право отказать. Когда же он согласился, Мира оформила полет по всем правилам, получила на него разрешение, чтобы они снова не вляпались в неприятности.

Ей не стали отказывать, потому что начальству на самом деле было не до нее. «Виа Феррата» замедлилась так сильно, что, можно считать, остановилась. При том, что очевидной опасности не было! Мало ли, что произошло с кораблем экспедиции, исчезнувшей тридцать лет назад. Рино слышал, как помощники адмирала уговаривали ее вернуться к первоначальному плану, пройти если не через систему красного гиганта, то рядом с ней. Елена Согард пока упрямилась, и Рино ее отчасти понимал. «Виа Феррата» – огромная громоздкая бандура, куда менее маневренная, чем «Мария Яниссар». Если снова проявит себя то самое излучение, она уже никуда не денется, и размер ее не спасет. Все люди на борту будут обречены.

Так что лететь вперед – не выход, стоять на месте – не выход, а где этот выход – непонятно. На фоне всеобщего волнения и сомнений просьба Миры о краткосрочном исследовательском полете просто затерялась, согласие дали, не разбираясь. Одной из причин стало то, что запрос она послала сразу помощникам адмирала, игнорируя своего непосредственного начальника. Рино догадывался, что Личек ей это еще припомнит.

Но пока рядом с ними не было никакого Личека, да и проблемы отошли на второй план. Поскольку высадка на этом задании не планировалась, Рино выбрал для полета знакомый «Ястреб». Таким кораблем управлять – одно удовольствие, это не громоздкий «СМ–2100»! Истребитель плавно скользил через пространство. Рино осознавал, что смертельное излучение может возникнуть в любой момент, но почему-то не боялся. Ему казалось, что нет угрозы, от которой он не сумеет уйти на «Ястребе».

Он ожидал, что Мира все-таки восхитится мастерством пилота – оно ведь и правда было исключительным! Однако его спутница словно не замечала ничего вокруг, погруженная в свои мысли. Это несколько задевало, и Рино решил прервать молчание:

– Так и не скажешь мне, что мы здесь делаем?

– Ищем кое-что…

– Что именно?

– Я думаю, мы оба поймем это, когда увидим. Ты можешь залететь туда?

Рино был уверен, что она снова попросит его осмотреть «Марию Яниссар». Обломок корабля уже маячил впереди сумрачным надгробьем, особенно зловещим в свете красного гиганта. Но Мира неожиданно указала в сторону, туда, где четко просматривалось скопление астероидов.

Пилот попытался понять, что именно привлекло внимание его спутницы, и не смог. Астероиды были самыми обычными, разного размера, не какие-нибудь светящиеся или движущиеся в разные стороны аномалии. С точки зрения Рино, смотреть там было совершенно не на что, а летать не так приятно, как через свободное пространство. Но Мира настаивала, и ему пришлось согласиться.

– Только как-нибудь помедленней, – попросила его спутница.

– А быстро и не получится, иначе наше путешествие закончится весело, звонко и быстро.

Теперь все внимание Рино было сосредоточено на нахождении дороги. Он уже и не надеялся разобраться, что Мира выискивала среди астероидов, потому что сам он находил путь. «Ястреб» и правда напоминал осторожную птицу, пробиравшуюся среди силков. Порой гигантские глыбы проплывали так близко, что, если бы не защитное стекло, их можно было коснуться рукой.

Рино этим не восхищался, он знал, что истребитель в любой момент может оказаться в ловушке. Такая машина задний ход не дает, если астероиды сомкнутся, будет очень невесело! Но Мира будто не понимала этого. Она прильнула к иллюминатору, напряженная до предела, и высматривала что-то там, где высматривать было абсолютно нечего.

Он уже готов был позабыть об образе джентльмена и предъявить ей ультиматум: либо она объясняет все нормально, либо они летят обратно на станцию! Но не пришлось: Рино услышал, как его спутница тихо охнула, достала фотосканер, начала снимать их окружение.

– Да что там такое? – не выдержал пилот.

– Посмотри на третий крупный справа. Только как-нибудь так, чтобы мы при этом не врезались!

Рино только фыркнул: за кого она его держит, за разведчика или за станционного таксиста? И все же в нужном направлении он посмотрел – и вмиг понял, что так поразило Миру.

На крупном астероиде четко просматривался идеально плоский срез. Слишком ровный, чтобы быть частью его естественного формирования или последствием столкновения. Не зеркальный, как у «Марии Яниссар» – так ведь и это не металл! Камень все равно выглядел странно: абсолютно гладкий, будто отполированный.

Это не могло произойти, никак… если не вмешалась та самая загадочная энергия, которую они пока не сумели определить.

Астероид оказался не единственным таким в скоплении. Продолжив путешествие, они нашли еще несколько. У всех размер среза был разным, и зависело это явно от того, как далеко они оказались от загадочной энергии. Рино подозревал: те астероиды, что находились прямо на ее пути, стали частью космической пыли, не различимой человеческим глазом. А может, от них и вовсе ничего не осталось…

Однако пугало Рино даже не то, что эти астероиды здесь были. Нет, гораздо большее значение для него имело то, что они все оказались не рядом. Те, у которых обнаружился плоский срез, равномерно распределились среди остальных, тех, у которых никого среза не было. Это отняло бы не один год, космос никуда не спешит. Рино ученым не был, однако сейчас это и не требовалось, чтобы сделать единственно возможный вывод.

Она была здесь… Энергия, которая уничтожила «Марию Яниссар». Она не прибыла с кораблем, не убила его где-то еще, а потом швырнула сюда. Нет, она таилась в этой системе, но проявляла себя не постоянно. Вопрос лишь в том, когда это случится в следующий раз? Будет ли предупреждение? И… дотянется ли она до соседней солнечной системы? Все это казалось нереальным, но что в Секторе Фобос вообще подчиняется законам, открытым на Земле?

– Как ты догадалась, что они здесь будут? – спросил Рино.

– Я не догадалась, я их заметила, еще когда мы пролетали тут первый раз. Просто рассматривать не стала, не поняла, что это важно. Но потом добавились новые сведения.

– Ты понимаешь, откуда берется энергия?

– Нет. Ей неоткуда браться.

Вот с этим Рино был согласен. Их окружали обычные астероиды, пара каменистых планет с небольшими спутниками, в центре системы тускло сиял красный гигант. Теоретически, он и был единственным источником энергии. Но Рино знал, что научный отдел изучил все показатели, связанные с ним, еще до вылазки на «Марию Яниссар».

Это был обычный красный гигант, жутковатый на вид, безумно опасный в будущем – но в таком далеком будущем, что для людей оно подходило под определение слова «никогда». И на этом – всё! Рино прибыл в эту систему уже второй раз, но никаких других объектов не обнаружил.

– Мы можем возвращаться на базу?

– Еще нет, – отозвалась Мира. – Давай осмотрим вон ту планету.

– Думаешь, там будет то же самое?

– Думаю, надо смотреть.

Планета, которую она выбрала, располагалась ближе всего к красному гиганту. Понятно, чего пыталась добиться Мира: если излучение каким-то непостижимым образом вырабатывает звезда, планета точно должна была пострадать!

Вот только планета оказалась цела. Рино добрался до ее орбиты, выпустил несколько наблюдательных дронов. Они с Мирой потратили на исследования много часов, но так ничего и не добились. На поверхности планеты, расположенной у самого красного гиганта, не обнаружилось ни одного следа загадочного излучения. При этом астероиды находились не так уж далеко, в масштабах космоса – в том же месте. Так почему же они пострадали, а она – нет?

– Похоже, энергия прилетает откуда-то извне, – предположил Рино.

– Да нет, он считает, что она затаилась здесь, – задумчиво отозвалась Мира.

– «Он»?

Она спохватилась, виновато улыбнулась, как человек, сболтнувший лишнего.

– Это я так… Нам пора возвращаться, наша миссия и без того продлилась слишком долго, я запрашивала меньше времени.

– Это самая неловкая попытка сменить тему из всех, что мне попадались.

– Я просто провожу обсуждения этих проблем со своими подчиненными, а мне вроде как нельзя, они ведь все бывшие заключенные… Или не бывшие… Короче, немножко нарушаю служебную тайну, не говори никому, пожалуйста!

Вот это как раз могло быть правдой. Однако непонятно, почему Мира начала суетиться: какая разница, были ее подчиненные преступниками или добровольцами? На «Виа Феррате» все равны, от этого никуда не денешься. Да и Мира прекрасно владела собой, а тут вдруг почти испугалась.

Рино все это очень не понравилось. Предположения подбирались одно мрачнее другого: Мире кто-то угрожает, может, давит на нее… Личек зашел так далеко? Однако Рино, как ни старался, не мог представить этого опарыша в роли злодея, способного запугать Миру. Ну а кто тогда?

Он пытался расспросить ее по пути, однако Мира только отшучивалась. На станции она и вовсе удрала почти сразу. Она не попросила Рино помочь ей с отчетом, не сказала даже, что будет этот отчет писать… Опять же, и у этого могло быть объяснение. Мира все-таки инженер, а ее спутник – пилот, и его обязанности заканчиваются в момент, когда можно встать из-за штурвала. С остальным она могла бы справиться сама, но…

Рино уже решил, что одну ее не бросит.

Мира до сих пор не могла до конца поверить, что она действительно это делает. Она связалась с преступником! И не просто с преступником – это само по себе было бы еще не так плохо на станции, где преступники составляют восемьдесят процентов населения. Но она-то выбрала серийного убийцу! Да еще и легендарного. Если бы такое рассказали ей о ком-то другом, Мира уверенно сказала бы, что у той девицы помешательство.

Однако теперь «девицей с помешательством» была она сама. Ну а что делать, если ей не оставили выбора? Она ведь больше не на Земле, где можно кому-то пожаловаться, уволиться, уехать навсегда. Она заперта с этими людьми на много лет, и ей нужно как-то приспосабливаться. Она уже поняла, что с Личеком поладить не удастся без парочки поцелуев в задницу, а к этому Мира была не склонна. После того, как она несколько часов провела в лазарете, она окончательно убедилась, что и с местной полицией договориться нереально, кочевники будут творить то, что им выгодно, Мире же позволят стать в лучшем случае инструментом.

Так что – да, союз с Гюрзой был равносилен игре с огнем, но только огонь ей и оставили.

Она уже понимала, что не выдаст его, когда шла на встречу с ним. И понимала, что он может ее убить. Мира не тешила себя напрасными надеждами насчет собственной гениальности. Гюрза убивал людей, у которых была в распоряжении маленькая личная армия, охрану которых планировали лучшие стратеги федерации. Но разве это кого-нибудь защитило? Она пошла на риск – и в итоге выжила.

Правда, сделка все равно оказалась не из приятных. Гюрза ясно дал ей понять, что не воспринимает ее как равную, ей хотя бы поначалу предстояло играть роль подчиненной. А еще он не пообещал не убивать ее. Однако поручения он отдавал строго по делу, подчиняться ему было проще, чем Личеку, и… он действительно оказался гениален.

Когда он велел Мире отправиться обратно к красному гиганту и осмотреть астероиды, она решила, что он издевается над ней. Власть проявляет! Но потом она увидела те срезы… Похоже, Гюрза действительно понял нечто важное, а ей и слова не сказал. Это бесило, однако вынудить его говорить Мира не могла. Ей только и оставалось, что запастись терпением.

Он сам сказал ей, где его найти. Если бы он этого не сделал, Мира бы не справилась: он учел свои ошибки и не позволил бы ей отследить его так же, как в первый раз. Теперь датчики, вроде как связанные с ним, показывали совершенно другие координаты.

Гюрза занял одну из запасных кают. Мира не была уверена, почему они вообще остались: не набралось достаточно человек или эти помещения предназначались для экстремальных ситуаций вроде аварий или эпидемий? Как бы то ни было, пока пустовала половина этажа, считавшаяся надежно заблокированной: двери не открывались ни одним ключом, кроме контрольного.

Но Гюрзу это не смутило, когда Мира присоединилась к нему, он уже неплохо обосновался. Он явно не только что пришел, он успел установить в спальне проектор, который разместил на стенах те самые кровавые уравнения, считавшиеся утраченными.

Он не пытался их переписать, не присматривался ни к одному из них повнимательней. Он просто сидел на кровати и спокойно обводил взглядом свое окружение.

Он вообще оказался не таким, как представляла Мира – и уж точно не таким, как притворялся под чужим именем. Она предполагала, что сразу же заметит в серийном убийце жестокость, ярость, безумие, которое позволило ему погубить стольких людей.

Но если безумие в Гюрзе и было, он сумел запрятать его очень глубоко. Он оказался самым равнодушным человеком из всех, кого встречала Мира. При этом принять его равнодушие за апатию было невозможно. В Гюрзе не было той очевидной физической силы, что в Сатурио из кочевников или даже высоченном, мускулистом Рино де Бернарди. Но рядом с ним невозможно было заподозрить, что он слаб. Раньше Мире казалось, что журналисты придумывают известным убийцам прозвища просто так, чтобы звучало красиво. Но, пообщавшись с Гюрзой, она вынуждена была признать, что на сей раз они не ошиблись.

– Ты был прав, – сказала Мира.

– Это мне знать не нужно, – покачал головой Гюрза. – Это я и так знаю. Ты сделала снимки?

– Да, хозяин! – насмешливо отозвалась она.

Насмешку Гюрза проигнорировал, он просто забрал у нее блок с информацией. Эти данные он перекачал на собственный компьютер, и очень скоро проектор добавил к кровавым уравнениям карту системы красного гиганта с отмеченными на ней точками, белыми и синими.

Мира между тем рассматривала уравнения, надеясь хотя бы теперь найти в них какой-то смысл. Она не призналась бы в этом никому, даже себе, однако ей хотелось впечатлить Гюрзу. Прочитать эти данные так, как он, показать, что она не глупее… Не вышло, и это неприятно стукнуло по самооценке. Снова.

– Ты все еще веришь, что он писал на стенах не случайные символы? – поинтересовалась Мира.

– Если бы они были случайными, ты бы не нашла рядом с красным гигантом то, что нашла.

– То есть, ты не угадал?..

– Я не угадываю. Я либо знаю, либо узнаю.

Цифры и символы, начертанные кровью, были неровными, явно созданными быстро. Тот человек спешил… Он знал, как мало у него времени, и у него не осталось ничего дороже собственной крови. Но он все это отдал…

– Ты сказал, что у тебя есть теория насчет того, что убило корабль, – напомнила Мира. – И что снимки позволят тебе эту теорию проверить. Так?

– Да.

Ну вот кто так отвечает? Понятно же, что этот вопрос – просто подводка к полноценному объяснению! А Гюрза или не сообразил, или издевался над ней. Скорее, второе… или ему просто не было дела.

Мире пришлось уточнить:

– И что же?

Возможно, на этот раз он готов был ей ответить. Гюрза ей больше не угрожал, он полностью сосредоточился на уравнениях. Но и от Миры он не отмахнулся… он просто не успел заговорить.

Его компьютер взвыл предупреждением и мгновенно убрал со стен уравнения и карты. Вместо этого проектор показал изображение коридоров, прилегающих к каюте. А там неожиданно стало людно! На этаж, пустой в иное время, спешили кочевники.

Тут были все или почти все, отлично экипированные – на простое дежурство так не ходят! Они знали, куда шли и зачем. Они очень грамотно перекрывали все пути к отступлению.

Они охотились на Гюрзу. Они признали его силу и сейчас сделали все, чтобы его поймать, они не сомневались, что он скрывается здесь, они знали наверняка.

Ну а сообщить им о таком мог лишь один человек: Мира. До того, как Гюрза начал общаться с ней, он неделями оставался непойманным, теперь же он просто угодил в западню. Объяснение могло быть только одно, Мира и сама признавала это… И лишь она знала, что оно ложное!

Она никому его не выдавала, ни с кем его не обсуждала. Только вот у нее не было ни единого способа это доказать, она сейчас выглядела как предательница, которая решила выслужиться перед начальством и укрепить свои позиции на корабле.

Она отвернулась от проекции и посмотрела на Гюрзу. За дверью уже был слышен топот, кочевники приближались. Истекали последние минуты, в которые можно что-то изменить, хотя и непонятно, зачем…

Но, наткнувшись на ледяной взгляд Гюрзы, Мира вдруг поняла, что не успеет. Она была не виновата, однако слов оправдания все равно не нашлось. Они оба понимали, что очень скоро он будет пойман, возможно, убит – и что времени, оставшегося до этого, ему вполне хватит, чтобы отомстить предательнице.

Вот чувствовал же, что не нужно соглашаться на эту миссию, знал… Как будто сама Вселенная предупреждала! А он не послушал, и чем все это закончится – непонятно.

Отто Барретт понимал, что это опасные мысли. Сожаление никогда не приносит с собой ничего хорошего, ошибку нужно или исправить, или принять. Но на сей раз ни опыт, ни разум не спасали, чувство досады оказалось слишком сильно. Отто оставалось лишь признать его – и справляться с последствиями.

А он-то думал, что хотя бы в первый год миссии главной трудностью станет Гюрза, шатающийся непонятно где! Так нет же… Его дети чувствовали тревогу, которую не всем удавалось подавить. Остатки «Марии Яниссар» не внушали оптимизма по поводу дальнейшего путешествия. Но главное, Елена Согард принимала решения, которые Отто совсем не нравились. Пока он заставил себя смириться, потому что знал: любой конфликт с ней способен перерасти в бунт. Однако Отто уже сейчас не исключал, что на такое придется пойти.

Он пытался просчитать то, что просчитать невозможно, и злился еще больше. К счастью, это не самое приятное занятие прервала Амина, заглянувшая в его кабинет.

– Ты сейчас не занят? – уточнила она. – Тут кое-кто хочет с тобой поговорить.

Официально Амина не работала на станции, она прибыла сюда как его супруга. Но самой Амине порой становилось скучно, и тогда она брала на себя роль его секретаря. Отто вполне устраивало то, что жене известны все его дела, так проще было обращаться к ней за советом, если понадобится.

– Кто? – уточнил он.

– Рино де Бернарди.

А вот это уже интересно. Отто не знал по именам всех, кто путешествовал на станции – не хватало еще запоминать несколько тысяч неудачников! Однако он уделял особое внимание тем, кто имел значение. Прославленный летчик-испытатель, который со скандалом выбил себе место на «Виа Феррате», был как раз из таких.

При этом никаких общих тем для разговоров у них не было. Бернарди относился к тем, кто кочевников не любит – не открыто, для этого он слишком умен, просто достаточно, чтобы держаться от них подальше. Сатурио сообщил, что во время полета на «Марию Яниссар» пилот вел себя вежливо, но держал дистанцию и даже чуть не сорвался, когда Бруция решила поприставать к нему со своими дурацкими шуточками.

Такие, как Бернарди, лишний раз в полицию не бегут, любую проблему он бы попытался сначала решить самостоятельно. Или к нему опять кто-то из кочевников привязался? Отто с сожалением признавал, что такое тоже возможно.

Гадать он не стал, позволил пилоту войти. Бернарди держался неплохо, однако Отто проработал в полиции достаточно долго, чтобы понять: ему тут не по себе. И все равно пилот не развернулся и не ушел, он занял место напротив Отто.

– Я бы хотел вас кое о чем попросить, – заявил Бернарди.

– О помощи, полагаю? – усмехнулся Отто. – За другим ко мне обычно не приходят.

– О помощи – да, но не только. У меня есть основания верить, что один мой друг попал в неприятности, связался с кем-то странным. Точно не по своей вине! Просто по ошибке. Мне важно сделать так, что друг этот не только будет спасен, но и не подвергнется никакому наказанию…

Чувствовалось, что Бернарди непривычно сразу все: просить о помощи, говорить неуверенно, подбирать слова осторожно. Такие, как он, не делают это ради собственных интересов, скорее, ради кого-то другого.

Но умиляться Отто не собирался, он мигом насторожился. Похоже, этот «друг» связался с кем-то, кто им манипулирует. Умным и неуловимым. А на станции как раз скрывается такой человек!

– Ваш друг может быть в большей опасности, чем вы предполагаете, – предупредил Отто. – А мне без надобности сажать всех подряд, мне тут под тюрьму чуть ли не контейнер для завтрака выделили. Поэтому я гарантирую: никакой ответственности для него не будет, но мне нужно знать, что происходит.

Теория все-таки могла развалиться, если бы Бернарди начал разглагольствовать о каких-нибудь внутренних интригах. Однако все оказалось именно так, как ожидал Отто: Гюрза проявил себя.

Начальнику полиции давно уже казалось, что Мира Волкатия ведет себя подозрительно. То она просчитывала то, что просчитать не могла, то чинила маяк, который ее же коллеги и испоганили. Она была слишком спокойна при вылазке на обломок корабля, а в довершение всего еще и ввязалась в драку с его детьми! Сатурио уже тогда заметил, что ее храбрость либо подкрепляется какой-то тайной, либо основана на слабоумии. На дуру эта девица не тянула, а тайна только что раскрылась.

Правда, Бернарди не знал и половины этих подробностей. Он просто оказался достаточно наблюдательным, чтобы заподозрить: Мирой кто-то манипулирует. После того, как они снова слетали в систему красного гиганта, пилот проследил за своей спутницей. Он с удивлением обнаружил, что она направилась на закрытый этаж. Кому понадобится прятаться там? Уж точно не тем, кто находится на станции законно! Даже не подозревая о том, что Гюрза рядом, Бернарди не забывал, как много на «Виа Феррате» преступников.

– Мира не плохой человек, – уверенно заявил пилот, завершив свой рассказ. – Она хочет только добра, она пытается решить проблему. А кто-то пользуется ее добротой!

– Совершенно верно, – согласился Отто. – Я даже догадываюсь, кто, и вы были правы, что сообщили мне.

– Я могу как-то помочь?

– Не нужно, сил у нас хватает.

Чувствовалось, что Бернарди не хотелось уходить, однако настаивать он не решился. Как только пилот убрался из его кабинета, Отто открыл на экране схему корабля и вызвал к себе Сатурио.

Надо же, как все удачно сложилось… К убежищу, которое облюбовал Гюрза, можно было добраться двумя путями, тут преступник проявил свойственную ему осторожность. Но в распоряжении Отто было достаточно кочевников, чтобы перекрыть оба.

Он понимал, что Гюрза легкой добычей в любом случае не станет… да и его поимка не решит самые серьезные проблемы, зависшие над «Виа Ферратой». Но от того, что хотя бы с этим удастся разобраться, настроение у начальника полиции заметно улучшилось.

Он рассказал Сатурио все, что услышал от пилота. Старший сын был единственным из кочевников, кому Отто доверял безоговорочно. Сатурио никогда его не подводил, он и сейчас не загорелся азартом охоты, он сохранил холодный разум.

– Сдерживаться нельзя, лучше атаковать всеми силами, – сказал он. – Гюрза наверняка защитил свое убежище, даже если не ожидал разоблачения.

– С ним будет еще та девица, но она вряд ли опасна.

– Вообще не опасна, сестры разобрались с ней за минуту. Если у нее будет пистолет, понадобится две. Но я должен знать… Их нужно брать живыми или мертвыми?

– Живыми – если получится, – ответил Отто. – Гюрза действительно ценен. Но вы для меня на первом месте, сохранение ваших жизней в приоритете. Если возникнет необходимость убить Гюрзу, сделайте это.

– А девушка?

Отто вспомнил об обещании, которые вытянул из него Бернарди, и тяжело вздохнул. Как можно дожить до таких лет и сохранить наивность – он не представлял.

– Девушка вообще не имеет значения, поступайте с ней как угодно.

Она уверена, что я ее убью. Это даже забавно. Обычно Мира маскирует свои эмоции лучше, но тут она растерялась и вся на виду: мышцы напряжены, поза человека, готового к обороне, взгляд загнанный. Интересно, если я на нее ногой топну, она до потолка подпрыгнуть сможет? Хотя нет, еще один вариант реакции – попытка меня пристрелить, а нам сейчас не до таких забав.

– Угомонись, – бросил ей я. – Я знаю, что это не ты.

Я и правда знаю. Нет, Мира вполне способна сдать меня полиции – и она наверняка долго об этом думала, прежде чем явиться ко мне. Но она бы поступила не так. Она бы не стала устраивать весь этот спектакль с выполнением моих поручений, она не пыталась бы изобразить моего друга, она для такого слишком горда. У нее вражда – это вражда. Да и потом, зачем ей рисковать своей жизнью, оставаясь со мной наедине перед самым арестом? Ну, или убийством, в зависимости от того, какое сегодня настроение у Барреттов.

При этом она наверняка причастна к бардаку. Кочевники пришли вскоре после нее, она не была достаточно осторожна, чем-то выдала себя во время вылазки. Придется ее обучить, но не сейчас.

Компьютер недовольно пищит, реагируя на первую попытку взлома. Думаю, план у полицейских бесхитростный – и примерно такой, как обычно. Вломиться в каюту, уложить всех, кто внутри, на пол или сразу пристрелить. Но выданный им код не сработал, я заранее позаботился о том, чтобы так было. Минуты три-четыре у нас теперь есть, этого достаточно.

Я отключил свой компьютер, его я планировал забрать с собой, проектор – нет, этого добра и так хватает. После этого я сдвинул в сторону заранее отвинченную техническую панель, которая обычно давала ремонтникам доступ к скрытому в стенах оборудованию корабля.

Мира весьма не вовремя решила застыть от удивления, и мне пришлось ее поторопить:

– Идешь?

Если бы она продолжила тупить и дальше, я бы отказался от идеи работать с ней. Но Мира опомнилась достаточно быстро, чтобы простить ее оплошность, она первой скользнула в полумрак технического тоннеля. Я последовал за ней и использовал минимальный заряд взрывчатки, чтобы заварить за нами люк. В иных обстоятельствах я бы вообще поджег комнату, но на станциях таким лучше не развлекаться.

Мира механик, к техническим помещениям она привыкла, так что и теперь сохранила спокойствие. Но она не знала, куда двигаться дальше, поэтому позволила мне идти первым.

Я же давно допускал, что меня рано или поздно найдут. Первой это сделала Мира, ошибку допустил я. Теперь ошибка была за ней, но какая разница? Моя подстраховка все равно сработала.

Первое время Мира двигалась молча, видно, пыталась запомнить маршрут. Потом сообразила, что это бесполезно, да и тот грохот, который подняли в каюте кочевники, наконец затих. Она решила развлечься беседой:

– Ты на меня не злишься?

– Ты ведь жива.

– Доходчиво… Они теперь знают, что я связана с тобой.

– Они предполагают это на основании чьих-то слов или собственных наблюдений издалека, – уточнил я. – Доказательств у них нет. Либо они получат видео, где мы вместе и очевидно заодно, либо застанут тебя рядом со мной. Без этого ты можешь хоть польку на столе у Отто Барретта плясать, за это тебя не арестуют.

– Но и он такое вряд ли оценит!

Она расслабилась, улыбнулась даже. Пока что это к лучшему, и я решил больше ничего ей не говорить. Хотя как-нибудь потом придется все же объяснить, что полиция не всегда действует по закону. Я их сейчас выбесил, это привычная часть моих отношений с представителями власти. Дальше все зависит конкретно от Барреттов: поведут они себя разумно или будут мстить всем подряд, пользуясь уникальностью нашего положения.

В любом случае, влиятельный покровитель никогда лишним не будет, и именно к такому покровителю я нас вел.

Мне несложно ориентироваться в технических коридорах. То, что «Виа Феррата» построена по уникальному проекту, не так уж важно. В технических коридорах всегда прослеживается одна и та же логика размещения оборудования, этому меня еще Соркин научил. Только обывателям кажется, что там нет никаких ориентиров. На самом деле в общедоступных коридорах заблудиться куда проще из-за попыток дизайнеров повыпендриваться. Ну а к строительству технических помещений дизайнеров не подпускают, и это делает жизнь намного легче.

Мира просто следовала за мной, она ни о чем не спрашивала. Это хорошо, болтовня бы нас отвлекла, а нам нужно спешить. Я не сомневался: изначально Отто Барретт не сказал командиру станции ни слова о попытке меня поймать. Удачно забыл, разумеется. Но как только станет очевидно, что все сорвалось, он может и отчитаться. Мне же необходимо застать Елену Согард в одиночестве.

Тут мне повезло: когда мы добрались до ее личной каюты, Елена все еще находилась внутри, но уже облаченная в форму – она явно готовилась к выходу. Я собирался сразу же выбраться, но Мира меня задержала. Она тоже разглядела через щель вентиляции, к кому именно мы заявились без спроса.

– Подожди! – прошептала она. – Ты что делаешь?

– То же, что и ты.

– А именно?

– Временно беру в заложники командира станции.

Время поджимало, да и долгие объяснения я не люблю, так что я откинул в сторону руку Миры и первым покинул укрытие. Мою спутницу ожидало серьезное испытание. Понятно, что я пришел сюда не ради этого, но заодно я хотел проверить, насколько верной Мира способна мне быть.

Я еще ни разу не подталкивал ее к откровенному преступлению, хотя мы и знакомы не слишком долго. Но при этом она знает, что на кону судьба всей станции. Так что выбор и правда будет непростой, однако простые задачи я не люблю.

Елена от нас не шарахнулась, она вообще обернулась на звук открывающегося технического люка так, будто только подобным образом к ней обычно и приходят. Но меньшего я от нее не ожидал – она не из тех, кто добивается повышения красивыми глазами и правильными речами. Перед нами был боевой адмирал, и, если такого человека удается застать врасплох, это уже признак маразма.

Так что своим спокойствием Елена меня не задела, она сделала это иначе. Адмирал окинула нас быстрым взглядом, оценивая, кто перед ней, и кивнула обоим:

– Лейтенант Волкатия, Павел, здравствуйте. Признаться, я не ждала вас – ни сейчас, ни оттуда. Но вы наверняка объясните, почему мои ожидания не имеют значения.

Вежливость порой задевает сильнее, чем любые оскорбления. Понятно, что Елене было известно и о назначении меня на корабль, и о моем побеге. Да и то, что я стер данные о себе в центральном компьютере, изменило для нее не так уж много, основы она знала. И все же она могла бы общаться так же, как остальные, с презрением, используя всем известное прозвище.

Она поступила иначе. Вежливость не подразумевает использование прозвищ, да еще и навязанных кем-то. Елена изначально посмотрела на меня как на обычного человека, не забывая при этом, что я серийный убийца.

Был ли я тронут до слез? Ну нет, конечно. Но я это запомнил.

Я к ней обращался тоже на равных, с должным уважением, которое я обычно испытываю не ко всем.

– Получилось не по протоколу и не по правилам вежливости, – признал я. – Это я прошу извинить. Но иначе было нельзя: мои старые друзья не вовремя решили поиграть в догонялки, а мне нужно срочно кое-что сообщить вам.

– Меня про эти игры в известность не поставили. Хотя я все равно считаю, что нам нужно пригласить на встречу и ваших друзей, это сделает беседу интересней.

Елена двинулась к выходу. Я мог бы остановить ее, но не стал, о том, что это испытание и для Миры, я не забывал ни на миг.

И Мира меня не подвела. Я остался на месте, а вот моя спутница двинулась наперерез адмиралу. Мира первой достигла выхода из каюты и закрыла его собой. Вид у нее при этом был виноватый, но решительный. Думаю, она одновременно гордилась собой и мысленно составляла завещание.

– Адмирал Согард, я прошу меня простить, только… Выслушайте его, пожалуйста. Это нужно для спасения станции!

– Лейтенант, вам не кажется, что вы слишком часто начали нарушать правила ради высших целей? – холодно осведомилась командир станции.

– Кажется. И прямо сейчас мне кажется, что меня за это вышвырнут за борт. Но прежде, чем такое произойдет, послушайте его… Он мне не друг, я знаю, что он серийный убийца, однако я верю, что он может спасти станцию!

Что ж, я впечатлен. Не очередным намеком на мою гадостную сущность, это меня вообще не задевает, я привык. Мне понравилось то, что Мира сумела упереться, хотя прекрасно знала, к каким последствиям это способно привести.

Елена ее решимость тоже оценила, она не стала прорываться с боем, хотя могла бы. Она опустилась в кресло у рабочего стола и спокойно сказала:

– Я вас слушаю.

– Станцию нужно уводить как можно дальше отсюда, – заявил я. – То, что уничтожило «Марию Яниссар», все еще там. Оно способно проявить себя в любой момент, и предугадать время его активности я не смогу. Зато могу сказать, что за пределы звездной системы эта энергия наверняка выходит. Если она долетит до нас даже ослабленной, не выживет никто.

– Пока что это абстрактные угрозы, – отметила Елена. – Вы так и не сказали, откуда эта энергия придет.

– Из центра системы.

– Из красного гиганта? Вы действительно считаете, что он опасен?

– Я не считаю, что он опасен. Я считаю, что внутри него притаился пульсар.

Я прекрасно знал, как они на это отреагируют. Мне было любопытно лишь, кто первой произнесет вслух фразу, наверняка мелькнувшую в мыслях у обеих.

Опыт победил. Елена сумела промолчать, а вот Мира выпалила:

– Этого не может быть!

– Объект Торна-Житков, – невозмутимо напомнил я.

Есть во Вселенной такая пакость, и обе мои собеседницы об этом прекрасно знали. В теории существование подобных объектов было описано еще в конце двадцатого века. Позже, намного позже, когда человечество решилось отлететь подальше от Земли, существование двойных звезд подтвердилось, причем в разных формах. Но, как правило, все сводилось к тому, что снаружи был виден красный гигант, а внутри у него таилась нейтронная звезда.

Насколько я помню, изначально предполагалось, что либо звезды сливаются на этапе формирования, либо нейтронная проникает в красный гигант, ввинчивается, как паразит – именно благодаря этой теории слова Миры и подтолкнули меня к нужному выводу. Практика показала, что нет никакого «или». Объекты Торна-Житков могут рождаться и первым способом, и вторым, и наверняка еще парочкой способов, о которых мы ничего не знаем, потому что человечество по-прежнему младенец в масштабах Вселенной.

Припомнив об этом, Мира и Елена перестали доказывать мне, что красный гигант не может быть двойным. Но и верить мне они не спешили.

– Это все равно не может быть пульсар, – настаивала Мира. – Потому что пульсар испускает энергию…

– Стоп, – прервал ее я. – Не надо рассказывать мне, с какой частотой пульсар испускает энергию и как это происходит. Не надо объяснять, что в объектах Торна-Житков внутренняя нейтронная звезда никогда не проявляет себя подобным образом. У вас нет задачи переспорить меня. Вы должны смотреть на факты: у нас хватает доказательств того, что время от времени из красного гиганта вырывается поток энергии, уничтожающей материю. Поскольку сам красный гигант этого делать не может, это делает что-то, скрытое у него внутри. Полагаю, энергия той, внутренней, звезды накапливается и в какой-то момент вырывается наружу. Она замедляется, разрушая на своем пути ряд объектов, потом рассеивается расстоянием. Но расстояние это намного больше того, на котором находимся мы.