Пока смерть не разлучит нас

Размер шрифта: 13

John Dickson Carr

TILL DEATH DO US PART

Published by arrangement with David Higham Associates Limited and The Van Lear Agency LLC

ООО «Издательство АЗБУКА», 2025

Издательство Азбука®

* * *

Глава первая

Возвращаясь мыслями к случившемуся, Дик Маркхэм, возможно, и усматривал некие знамения или зловещие предостережения и в летней грозе, и в шатре предсказателя, и в стрелковом тире, и во множестве прочих обстоятельств той ярмарки.

Но на самом деле в тот момент он не замечал, даже какая стоит погода. Он был слишком счастлив.

Когда они с Лесли вошли в открытые ворота с каменными столбами, увенчанными геральдическим грифоном и ясенем, перед ними открылись просторы Эш-холла. Ровные лужайки пестрели павильонами и полосатыми шатрами. На заднем плане возвышались дубы и тянулась длинная, приземистая кирпичная стена хозяйского дома.

Эту картину лет через пять Дик Маркхэм припомнит с щемящей тоской. Буйно зеленеющая, такая родная Англия, Англия белых фланелевых брюк и послеобеденного безделья, Англия, которую мы, слава богу, никогда не променяем ни на какой чепуховый лучший мир. Вот она, раскинулась во всем своем великолепии, за какой-то год до развязанной Гитлером войны, впрочем слово «великолепие» едва ли применимо к поместью Джорджа Конверса, последнего барона Эша. Однако Дик Маркхэм, рослый молодой человек с бурным воображением, вряд ли обращал на это внимание.

– Между прочим, мы ужасно опоздали, – сказала Лесли задыхающимся от смеха голосом – судя по тону, ей на это было наплевать.

Оба до сих пор шагали довольно быстро. Оба теперь внезапно остановились.

Порыв ветра, холодного для такого жаркого дня, с неожиданной яростью взъерошил лужайки. Вознамерился сорвать с Лесли шляпу с широкими мягкими полями, пропускавшими свет, вынудив девушку спешно схватиться за нее руками. Небо потемнело от клубившихся, медленно наползающих туч, словно наступили сумерки.

– Слушай, – сказал Дик, – а сколько времени?

– В любом случае больше трех.

Он мотнул головой, указывая туда, где тень грозовой тучи придавала всему нереальный, словно в кошмаре, вид, как будто солнечный свет просачивался сквозь закопченное стекло. Никто не прогуливался по лужайкам. Затрепетавшие шатры и павильоны, в которые ветер вдохнул подобие жизни, были пусты.

– Но… где же все?

– Наверняка на крикетном матче, Дик. Нам надо бы поторопиться. Леди Эш и миссис Прайс будут в бешенстве.

– А это разве важно?

– Нет, – улыбнулась Лесли. – Конечно не важно.

Он поглядел на нее: смеющаяся, задыхающаяся от быстрой ходьбы, она придерживала обеими руками поля шляпы. Он отметил отчаянную серьезность в глазах, притом что рот ее улыбался. Все ее мысли и чувства как будто сосредоточились в этих карих глазах, твердивших ему то, о чем она сказала прошлым вечером.

Он отметил естественную грацию в ее вскинутых руках и то, как белое платье облегает фигуру под хлещущим ветром. Она была невозможно, волнующе притягательна, настолько, что даже трепет ее губ и движение глаз запечатлелись у него в мозгу, словно он увидел ее на тысяче разных картин одновременно.

Дик Маркхэм, по крайней мере внешне ревнитель приличий, даже помыслить не мог, что прямо в воротах чинного парка лорда Эша, в день чопорного приема в саду, под недреманным оком леди Эш, призрак которой маячил где-то на горизонте, он заключит Лесли Грант в объятия и поцелует, не особенно заботясь о том, кто их может увидеть.

Но именно так и произошло, пока ветер проносился по парку, а небо продолжало темнеть. Их диалог (и нечего тут зубоскалить) получился чуточку сумбурным.

– Ты меня любишь?

– Ты знаешь, что люблю. А ты меня любишь?

Начиная с прошлого вечера эти самые слова повторялись снова и снова, ничего при этом не теряя. Напротив, каждый раз они казались открытием: ослепительная вспышка в мозгу от осознания. Дик Маркхэм, смутно припомнив, где они находятся, наконец-то отпустил ее, и с его губ сорвалось проклятие.

– Полагаю, – произнес он, – нам придется пойти на этот чертов крикет?

Лесли ответила не сразу. Огонь чувств в глазах померк, и она перевела взгляд на небо.

– Через минуту польет как из ведра, – сообщила она. – Сомневаюсь, что крикет состоится. К тому же…

– К тому же – что?

– Я хотела зайти к предсказателю, – сказала Лесли.

Дик не смог бы объяснить, почему запрокинул голову и разразился хохотом. Отчасти из-за наивного выражения ее лица, этой ее безоговорочной серьезности, отчасти из-за того, что ему требовалось захохотать, чтобы хоть как-то выразить одолевавшие его чувства.

– Миссис Прайс говорит, он невероятно хорош, – тут же принялась заверять его девушка. – Потому я и заинтересовалась. Она говорит, он может абсолютно все о тебе рассказать.

– Разве ты сама о себе всего не знаешь?

– Можем мы зайти к предсказателю?

Где-то на востоке слабо пророкотал гром. Крепко взяв Лесли за руку, Дик быстрым шагом повел ее по гравийной дорожке к скоплению павильонов на лужайке. Никто даже не попытался расставить их в ряд или хотя бы в каком-то подобии порядка. Начиная с аттракциона по метанию кокосов и заканчивая так называемым «прудом», из которого полагалось выуживать бутылки, каждый владелец шатра устанавливал его, сообразуясь с собственными представлениями о прекрасном. Но шатер прорицателя узнавался здесь безошибочно.

Он стоял отдельно от остальных, поближе к Эш-холлу. Больше всего он напоминал невероятно разросшуюся телефонную будку, только расширявшуюся у основания и сужавшуюся наверху. Выцветшая парусина была в вертикальную красно-белую полоску. Над пологом шатра висела аккуратная табличка, гласившая:

Великий свами
читает по ладони и в хрустальном шаре.
Видит все, знает все.

А еще большая картонная ладонь, для наглядности изрисованная стрелками.

Небо уже успело так потемнеть, что Дик разглядел свет, горевший внутри логова прорицателя, наверняка удушливо жаркого после солнечного дня. Мощный порыв ветра промчался между павильонами, барабаня и хлопая парусиной и раскачивая стенки, словно полусдувшиеся воздушные шары. Картонная ладонь нелепо задергалась, то ли маня их к себе, то ли прогоняя. И чей-то голос крикнул:

– Эгей!

Майор Гораций Прайс за «прилавком» миниатюрного тира сложил ладони рупором и орал, словно на плацу. Почти все остальные павильоны были пусты, их хозяева ретировались – очевидно, отправились смотреть крикетный матч. Отважный майор Прайс остался. Поняв, что его заметили, он поднырнул под прилавок и заспешил к ним.

– Подозреваю, он слышал? – спросила Лесли.

– Уверен, что слышали все, – сказал Дик, которого вдруг охватило жгучее смущение и приступ гордости. – Ты не против?

– Против! – воскликнула Лесли. – Против?

– Дружище! – начал майор, поглубже нахлобучивая свое твидовое кепи и слегка поскальзываясь на стриженой траве. – Дорогая! Я вас весь день везде ищу. И моя жена тоже! Так это правда?

Дик попытался напустить на себя невозмутимый вид, но выглядел при этом столь же невозмутимо, как раздуваемый ветром тент.

– Что именно, майор?

– Это бракосочетание! – многозначительно произнес майор Прайс едва ли не страдальческим тоном. Он нацелил на них палец. – Вы правда собираетесь пожениться?

– Да. Это точно правда.

– Дружище! – повторил майор.

Он понизил голос, переходя на торжественный тон, более подходящий для похорон, чем для свадьбы. Майор Прайс в преддверии важных событий становился сентиментальным, к немалому смущению окружающих. Он по очереди пожал им руки.

– Я в восторге! – заявил он с искренней симпатией, отчего у Дика Маркхэма потеплело на душе. – Как нельзя более кстати! Самое время! И я так считаю, и моя жена. Когда назначена свадьба?

– Мы пока еще точно не решили, – ответил Дик. – Извините, что опоздали на праздник. Однако мы были…

– Заняты! – подхватил майор. – Заняты! Понимаю! Больше ни слова об этом!

Строго говоря, ему не полагалось именоваться майором, поскольку он никогда не был кадровым военным, а до звания дослужился во время последней войны, но оно так шло Горацию Прайсу, что иначе его и не называли.

На самом деле он был стряпчим, и весьма расторопным. Вся деревня Шесть Ясеней, не говоря уже о половине округи, в случае судебной тяжбы отправлялась прямиком в его контору на Хай-стрит. Однако благодаря манере держаться, благодаря плотно сбитой фигуре, подстриженным песочным усам и веснушчатому жизнерадостному лицу с голубыми глазами, а также исчерпывающим (и по временам утомительным) познаниям в делах военных или спортивных, он был «майором Прайсом» даже в глазах мировых судей.

И теперь он стоял перед ними, лучась улыбкой, покачиваясь взад-вперед на каблуках и потирая руки.

– Между прочим, это просто необходимо отпраздновать, – заявил он. – Все захотят вас поздравить. И моя жена, и леди Эш, и миссис Миддлсворт, и вообще все! Ну а пока что…

– А пока что, – предложила Лесли, – не спрятаться ли нам?

Майор Прайс непонимающе захлопал глазами:

– Спрятаться?

У них над головами пролетел выброшенный бумажный пакет, подхваченный крепчающим ветром. Дубы вокруг Эшхолла махали ветвями, а парусина павильонов хлопала, словно флаги в ураган.

– Сейчас начнется буря, – пояснил Дик. – Надеюсь, эти шатры надежно закреплены. Если нет, придется их потом собирать по всему соседнему графству.

– А, ничего с ними не случится, – заверил его майор. – Да и буря уже не имеет значения. Мероприятие почти окончено.

– Хорошо у вас шли дела?

– Дела, – сказал майор, – шли великолепно. – В его светло-голубых глазах отразилось бесконечное воодушевление. – Кстати, некоторые оказались чертовски хорошими стрелками. Например, Синтия Дрю…

Майор Прайс осекся. И краска вдруг бросилась ему в лицо, словно он допустил дипломатическую промашку. Дик с привычным раздражением понадеялся, что они не начнут снова тыкать ему в нос Синтией Дрю.

– Лесли, – произнес он громко, – сгорает от желания посетить этого предсказателя будущего. Если он, конечно, еще у себя. Так что вы нас извините, но нам надо бы поторопиться.

– Да ничего подобного! – решительно возразил майор.

– В смысле?

Майор Прайс протянул руку и крепко взял Лесли за запястье.

– Идите, конечно, к предсказателю. Он все еще сидит в своем шатре. Но первым делом, – широко усмехнулся майор, – вы должны оказать честь моему аттракциону.

– Стрелять? – воскликнула Лесли.

– Всенепременно! – подтвердил майор.

– Нет! Прошу вас! Не надо!

Дик обернулся. Смятение в голосе Лесли удивило его. Однако майор Прайс в своем тяжеловесном и подавляющем благодушии не обратил внимания на волнение девушки.

Когда капля дождя клюнула Дика в лоб, майор повлек обоих к миниатюрному тиру. Тот представлял собой подобие сарая с дощатыми стенами и парусиновой крышей, а задней стенкой служил стальной лист, выкрашенный черной краской. Полдюжины картонных мишеней висели на фоне задней стены на веревке, закрепленной на блоке, чтобы их можно было подтягивать к себе после выстрела, не сходя с места.

Поднырнув под прилавок, майор Прайс нажал на выключатель. Над каждой мишенью загорелась маленькая электрическая лампочка, хитроумно запитанная от сухих батареек. На прилавке лежала богатая коллекция легких винтовок, в основном 22-го калибра, которые майор насобирал по всем Шести Ясеням.

– Вы первая, юная леди! – сказал он, сурово указав на почти наполненную монетами миску на столе. – Полкроны за шесть выстрелов. Понимаю, цена возмутительная, но это же на благотворительность. Попробуйте!

– Честное слово, – сказала Лесли, – лучше не надо!

– Чепуха! – возразил майор, выбирая небольшую винтовку и любовно проводя по ней рукой. – Вот, аккуратная маленькая модель, «Винчестер–61», бескурковая. Отлично подойдет, чтобы избавиться от мужа после свадьбы. – Он громко фыркнул. – Попробуйте!

Дик, уже положив в миску полкроны, разворачивался, чтобы поторопить ее, но замер на полпути.

В глазах Лесли Грант застыло выражение, которое он не сумел понять, за исключением мольбы и страха. Она успела снять свою широкополую шляпу; длинное каре густых каштановых волос, завитых наружу на уровне плеч, немного растрепалось от ветра. В этот момент душевного напряжения она была хороша, как никогда. Она выглядела лет на восемнадцать, а не на те двадцать восемь, в которых признавалась.

– Знаю, это глупо, – выдохнула она. Ее тонкие пальцы мяли широкие поля шляпы. – Только я боюсь оружия. Все, что связано со смертью или хотя бы с мыслью о смерти…

Песочные брови майора Прайса поползли вверх.

– Черт побери, юная леди, – запротестовал он, – от вас же не требуется никого убивать. Просто взять винтовку и пальнуть в одну из мишеней. Попробуйте!

– Слушайте, – вмешался Дик, – если Лесли действительно не…

Очевидно убеждая себя, что это просто развлечение, Лесли закусила нижнюю губу и взяла у майора Прайса винтовку. Сначала она попыталась удержать ее на вытянутых руках, но поняла, что так ничего не получится. Она огляделась по сторонам, охваченная сомнением, затем прижалась щекой к прикладу и выстрелила не целясь.

Винтовочный выстрел, не столько грохот, сколько треск, потонул в раскате грома. Отметины от пули на мишени не появилось. И громовой раскат, похоже, окончательно сломил дух Лесли. Она довольно спокойно положила винтовку обратно на стойку. Однако Дик с внезапным испугом увидел, что она дрожит всем телом и готова расплакаться.

– Простите, – сказала она, – я не могу.

– Из всех толстокожих скотов в мире, – отчеканил Дик Маркхэм, – я, должно быть, самый толстокожий, я даже не понял…

Он коснулся ее плеч. Осознание того, что она так близко, оказалось настолько сильным и волнующим, что он наверняка снова обнял бы ее, если бы не присутствие майора Прайса. Лесли уже пыталась засмеяться, и у нее почти получилось.

– Все в полном порядке, – заверила она вполне искренне. – Понимаю, что нельзя быть такой дурочкой. Но просто вот… – Она с жаром развела руками, не найдя подходящего слова. Затем она взяла с прилавка свою шляпу. – Можно уже пойти к предсказателю?

– Ну, разумеется, я пойду с тобой.

– Он принимает только по одному, – сказала Лесли. – Они всегда так делают. Ты останься, достреляй за меня. Ведь… ты же не уйдешь?

– Чтобы я ушел? – угрюмо произнес Дик. – Да это самая большая нелепость, какая только могла прийти тебе в голову.

Они мгновение глядели друг на друга, прежде чем она покинула его. И Дик почувствовал себя скверно: хотя она всего лишь направлялась в шатер в какой-то дюжине ярдов, они все равно расставались. И теперь он стоял и проклинал себя вслух, что так расстроил Лесли из-за какой-то винтовки, и проклинал весьма обстоятельно, отчего даже майор Прайс, немного послушав его в виноватом молчании, похоже, забеспокоился.

Майор кашлянул.

– Женщины! – произнес он глубокомысленно, хмуро покачивая головой.

– Да. Но черт подери, я должен был догадаться!

– Женщины! – повторил майор. Он протянул Дику винтовку, и тот машинально взял ее. После чего майор продолжил с некоторой завистью: – Вы счастливчик, мальчик мой.

– Бог мой, а то я не знаю!

– Эта девушка, – заметил майор, – просто чертовка какая-то. Приехала сюда полгода назад. Свела с ума половину мужчин в округе. Деньги, конечно, тоже. И… – Тут он умолк. – Подумать только!

– Что, майор Прайс?

– Вы сегодня видели Синтию Дрю?

Дик бросил на него испепеляющий взгляд. Майор не смотрел на Дика, вместо того с большим интересом изучая ряд винтовок на стойке.

– Послушайте, – начал Дик. – Между Синтией и мной никогда ничего не было. Мне хочется, чтобы вы поняли это.

– Я это знаю, дружище! – поспешно заверил его собеседник, стараясь при этом выглядеть непринужденно. – Я нисколько не сомневаюсь! Но все равно в известной степени женщины…

– Какие женщины?

– Моя жена. Леди Эш. Миссис Миддлсворт. Миссис Эрншоу.

И снова Дик бросил взгляд на собеседника, изображавшего беззаботность. Майор Прайс оперся одним локтем о стойку, плотный силуэт на фоне маленьких огоньков над мишенями. И снова ветер пронесся между шатрами, раздувая пыль и поднимая парусину, но никто из них не обратил на это внимания.

– Минуту назад, – заметил Дик, – вы утверждали, что они хотят поздравить нас. Вы намекнули, что они прочесывают графство в поисках нас, чтобы осыпать поздравлениями.

– Все именно так, дружище! Это чистая правда!

– Так в чем дело?

– Однако же они искренне считают – заметьте, я всего лишь хочу вас предостеречь! – они искренне считают, что в известной степени бедняжка Синтия…

– Бедняжка Синтия?

– В некотором роде. Да.

Жестом отодвинув майора Прайса в сторону, Дик прижал винтовку к плечу и выстрелил. Грохот выстрела походил на ответную реплику, хотя он рассеянно отметил про себя, что попал в среднюю мишень, лишь немного не дотянув до «яблочка». Они с майором беседовали тем настороженным, заговорщическим тоном, каким мужчины обычно обсуждают опасные личные темы.

Но Дик сознавал, какие могучие силы скрываются в тишине Шести Ясеней, какая удавка пересудов затягивается.

– На протяжении двух с лишним лет, – произнес он с горечью, – вся деревня пыталась свести меня с Синтией, хотели мы того или нет.

– Я понимаю, дружище. Очень хорошо понимаю!

Дик снова выстрелил.

– Но ничего между нами нет, говорю же вам! Я никогда не обращал внимания, никакого серьезного внимания на Синтию. И Синтия это знает. Она не могла неверно меня понять, даже если другие превратно истолковали мое поведение.

– Мальчик мой, – сказал майор, проницательно глядя на него, – можно сколько угодно не обращать внимания на девушку, но она все равно гадает, не скрывается ли за этим что-нибудь. Однако, заметьте, я прекрасно понимаю вашу точку зрения!

Дик выстрелил еще раз.

– А что до того, чтобы жениться, на радость обществу, уж извините. Лесли я люблю. Я влюбился в нее, как только она приехала сюда. Вот и все. Хотя что она во мне нашла…

Майор Прайс хмыкнул.

– Ну-ну! – произнес он с укоризной, оглядев Дика с головы до пят и махнув рукой. – В конце концов, вы наша местная знаменитость.

Дик что-то буркнул.

– Или, точнее, – поправился майор, – теперь вы одна из двух наших местных знаменитостей. Вам еще никто не рассказал о прорицателе?

– Нет. Кто он такой? Я имею в виду, это не может быть кто-то из своих, иначе его узнали бы и объявили его предсказания надувательством. Однако все, кажется, в один голос утверждают, что он исключительно хорош. Кто же он?

На прилавке стояла открытая коробка с патронами. Майор Прайс рассеянно нагреб горсть, а потом высыпал все обратно, роняя между пальцами. Он колебался, словно развеселившись от какой-то мысли.

– Я тут вспомнил, – произнес он, – надо рассказать вам о чертовски смешном розыгрыше, какой я устроил Эрншоу сегодня днем. Эрншоу…

– Погодите, майор, не уходите от темы! Кто такой этот предсказатель?

Майор Прайс настороженно огляделся.

– Я открою вам, – решился он, – если вы пообещаете хранить пока тайну, потому что он не хочет шумихи. Вероятно, он один из величайших, ныне здравствующих авторитетов в мире криминалистики.

Глава вторая

– Авторитет в мире криминалистики? – переспросил Дик.

– Да. Сэр Харви Гилмэн.

– Неужели вы имеете в виду патологоанатома из Министерства внутренних дел?

– Его самого, – с удовольствием подтвердил майор Прайс.

Не только изумленный, но и встревоженный, Дик развернулся, чтобы внимательнее взглянуть на красно-белый полосатый шатер, над входом в который дергалась и манила на ветру призрачная картонная рука.

И он увидел странный театр теней.

Вокруг клубилась теперь такая тьма, что он с трудом различал табличку, гласившую: «Великий свами, читает по ладони и в хрустальном шаре. Видит все, знает все», которая украшала эту аляповатую конструкцию. Однако в шатре горел свет, лампочка наверху. И в темноте на освещенной стенке шатра отчетливо вырисовывались две тени находившихся внутри людей.

Тени размазывались, колыхаясь вместе с тревожно раздувавшейся парусиной. И все же Дик различил женский силуэт с одной стороны, а с другой – отделенную от женщины каким-то подобием стола, приземистую, размахивавшую руками тень с удивительной, похожей на луковицу головой.

– Сэр Харви Гилмэн! – пробормотал Дик.

– Сидит там, – пояснил майор, – с тюрбаном на башке и рассказывает людям все о них самих. Он весь день был гвоздем программы.

– Он что-нибудь понимает в хиромантии или магических шарах?

Майор Прайс ответил кратко:

– Нет, мальчик мой. Зато он понимает в человеческой природе. А в этом, между прочим, и состоит весь секрет предсказаний.

– Но что сэр Харви Гилмэн здесь делает?

– Он снял на лето коттедж Поупа. Ну, вы знаете, в Виселичном переулке, недалеко от вас. – Майор снова хмыкнул. – Нас познакомил начальник полиции, и меня посетило вдохновение.

– Вдохновение?

– Именно. Я подумал: какая прекрасная мысль – попросить его сыграть предсказателя будущего и до самого последнего момента не раскрывать его личность. Более того, мне кажется, старик развлекается вовсю.

– А какой он на самом деле?

– Маленький сухопарый старичок с блестящими глазками. Но, как я уже сказал, мне кажется, он веселится на полную катушку. Об этом знают супруги Эш – он вчера вечером чуть не довел леди Эш до обморока, – доктор Миддлсворт и еще пара человек.

Тут майор Прайс осекся и снова заорал, как на плацу, едва ли не в ухо Дику. Потому что один из только что упомянутых персонажей как раз торопливо лавировал между шатрами в сторону Эш-холла.

Доктор Хью Миддлсворт, с непокрытой головой и сумкой с клюшками для гольфа на плече, широко шагал, стараясь обогнать дождь. Он отвечал за гольф на этом приеме: вам предлагалось, сделав несколько коротких ударов, уложить мяч на импровизированную подставку и получить символические призы в зависимости от того, сколько ударов потребовалось, чтобы добраться до цели. На призыв майора Прайса он яростно замотал головой, однако майор так настаивал, что доктор неохотно подошел к тиру.

Хью Миддлсворт был и хороший доктор, и всеобщий любимец.

Причины этой всеобщей любви, наверное, трудно поддавались объяснению. Этот тишайший из людей был не особенно разговорчив. У него имелись любящая, хоть и острая на язык жена и весьма многочисленное семейство.

Лет сорока, худощавый, с тонкими каштановыми волосами, начавшими редеть на макушке, доктор Миддлсворт обычно выглядел слегка встревоженным. Морщинки залегали у него вокруг глаз и рта с узкой полоской каштановых усов. Щеки были впалые, как и виски. А реплики в разговоре ему заменяла понимающая улыбка, которая вспыхивала вдруг, освещая все лицо. Происходило это бессознательно – привычка врача, беседующего с больным, однако улыбка эта творила чудеса.

Подходя к ним сейчас и перебрасывая с плеча на плечо сумку с клюшками, доктор глядел на майора Прайса с удивлением.

– Разве вы не на крикетном матче? – спросил он.

– Нет, – ответил майор, хотя и вопрос, и ответ были совершенно излишними. – Вот подумал, задержусь-ка здесь… присмотрю за предсказателем. Я как раз только что рассказывал Дику о сэре Харви Гилмэне.

– А-а, – протянул доктор Миддлсворт.

Он раскрыл рот, словно собираясь что-то добавить, но передумал и снова закрыл.

– Кстати, – продолжал майор, – там сейчас Лесли Грант узнаёт свою судьбу. Если он скажет ей, что она встретит достойного человека и отправится в путешествие, это будет чистая правда. – Он указал на Дика. – Эти двое собираются пожениться.

Доктор Миддлсворт ничего не сказал. Он просто улыбнулся и протянул руку с сильными ловкими пальцами. Однако Дик понимал, что это он от души.

– Я кое-что слышал об этом, – признался доктор. – От жены. – Выражение легкой тревоги вернулось, и он замялся. – Что касается сэра Харви…

– Если учесть, чем занимается этот молодой человек, – подхватил майор, выразительно похлопывая Дика по плечу, – сэр Харви должен быть просто бесценен. А?

– «Бесценен», – с жаром отозвался Дик, – это не то слово. Этот человек выдавал экспертное заключение по каждому убийству, нашумевшему или оставшемуся незамеченным, на протяжении последних тридцати лет. Один мой друг какое-то время жил по соседству с ним в Бейсуотере, так он рассказывал: тот зачастую возвращался домой с чьими-нибудь кишками в открытой стеклянной банке. Ральф говорит, что старик – ходячая криминальная энциклопедия, если только удастся его разговорить. А еще…

В этот момент все трое вздрогнули.

Одной из причин была короткая вспышка молнии, залившая мертвенной бледностью пейзаж, а за ней последовал ошеломительно близкий раскат грома. Молния высветила все вокруг в мельчайших деталях, словно вспышка фотоаппарата.

На заднем плане она выхватила тусклый силуэт Эш-холла из красного кирпича, с тонкими дымовыми трубами и окнами с частым переплетом, теперь словно залитыми лунным светом, – поместье почтенное, хотя обветшавшее, под стать владельцу. Она выхватила буйно раскачивавшиеся деревья. Выхватила худощавое озабоченное лицо доктора Миддлсворта и упитанную благодушную физиономию майора Прайса, сейчас повернувшегося к шатру предсказателя. Когда снова опустилась тьма и громовой раскат завершился треском, их внимание привлекло кое-что иное.

Внутри шатра предсказателя творилось нечто неладное.

Тень Лесли Грант вскочила с места. Тень мужчины тоже стояла на ногах, тыкая в нее пальцем через стол. И причудливость этой сцены с пляшущими на освещенной стене тенями не скрывала ее тревожного характера.

– Эй! – выкрикнул Дик Маркхэм, с трудом понимая, против чего протестует.

Однако гневное возмущение этих фигур он ощущал так же ясно, как будто они стояли рядом. Тень Лесли Грант развернулась, и сама Лесли выскочила из шатра.

Дик побежал к ней, забыв, что все еще держит под мышкой винтовку. Он увидел, как она застыла – белая фигура в сумраке, – словно пытаясь овладеть собой.

– Лесли! Что случилось?

– Случилось? – эхом отозвалась она. Голос ее звучал спокойно и мягко, едва ли выбиваясь из обычной тональности.

– Что он тебе наговорил?

Дик скорее ощутил, чем увидел, как карие глаза с поразительно яркими белками под ниточками бровей впились в его лицо.

– Ничего он мне не наговорил! – возразила Лесли. – На самом деле мне кажется, что не так уж он и хорош. Обычная песня о счастливой жизни, неопасная болезнь – ничего серьезного, а еще письмо с приятными новостями.

– Тогда почему ты так перепугалась?

– Я не пугалась!

– Извини, дорогая. Но я видел твою тень на стенке шатра. – Тяготясь увиденным и волнуясь все сильнее, Дик принял решение. С трудом сознавая, что делает, он сунул винтовку в руки Лесли. – Вот, подержи минутку!

– Дик! Куда ты?

– Хочу сам посмотреть на этого типа.

– Но тебе нельзя!

– Почему это?

Вместо нее ответил дождь. Упало две-три крупные капли, а затем множество их пробежало по лужайке, как будто все деревья разом, шепча все настойчивее, уговорили наконец тучи пролиться дождем.

Поглядев по сторонам, Дик увидел, что до сих пор почти пустынные лужайки запружены народом, который бежал с крикетного матча, проводившегося на другой стороне поместья. Майор Прайс спешно собирал свои винтовки. Жестом позвав его и указав на Лесли, Дик коснулся ее руки.

– Иди к дому, – сказал он. – Я скоро. – После чего он откинул полог шатра и нырнул внутрь.

Из душных недр его резко ударил голос, высокий, певучий, делано гортанный.

– Сожалею! – произнес голос. – Но мои силы иссякли. Только что ушел последний клиент. Я не в состоянии больше принять сегодня ни одной леди и ни одного джентльмена.

– Все в порядке, сэр Харви, – сказал Дик. – Я пришел сюда не для того, чтобы узнать судьбу.

Затем они посмотрели друг на друга. Дик Маркхэм не понял, почему его собственный голос застрял в горле.

В замкнутом пространстве едва ли в шесть квадратных футов под потолком висела электрическая лампочка, прикрытая абажуром. Ее свет проходил через сияющий магический шар и падал на столик, накрытый бархатом сливового оттенка, добавляя нечто гипнотическое к удушливой атмосфере.

За столиком сидел предсказатель, тощий и сухопарый коротышка лет пятидесяти с небольшим, в белом льняном костюме и с красочным тюрбаном, наверченным на голову. Из-под тюрбана глядело интеллигентное лицо с острым носом, прямой линией рта, выпирающим подбородком и ужасно нахмуренным лбом. От уголков весьма примечательных глаз разбегались лучики морщин.

– Так вы меня знаете, – проговорил он нормальным голосом, сухим, словно у школьного директора. Он кашлянул, прочищая горло, потом кашлянул еще несколько раз, возвращаясь к верному тону.

– Правильно, сэр.

– Так чего же вы хотите, молодой человек? – Капли дождя ударили по шатру барабанной дробью.

– Я хочу знать, – ответил Дик, – что вы наговорили мисс Грант.

– Какой мисс?

– Мисс Грант. Той молодой леди, которая только что вышла от вас. Моей невесте.

– Ах, невесте…

Морщинистые веки встрепенулись. Майор Прайс говорил, что эта затея веселит сэра Харви Гилмэна. Необходимо обладать несколько сардоническим чувством юмора, подумал Дик, чтобы целый день провести в душной жаре, разговаривая с фальшивым акцентом и в качестве развлечения препарируя тех, кто сидит напротив. Однако сейчас не осталось даже намека на веселье.

– Скажите мне, мистер…

– Моя фамилия Маркхэм. Ричард Маркхэм.

– Маркхэм. – Взгляд «великого свами» как будто обратился внутрь. – Маркхэм. Кажется, в Лондоне я периодически вижу пьесы сочинения некоего Ричарда Маркхэма? Пьесы того сорта, который называют, как мне кажется, – он замялся, – психологическим триллером?

– Именно так, сэр.

– В которых анализируются, если я правильно помню, образ мысли и мотивы людей, совершающих преступления. Так это вы автор?

– Извлекаю из материала все, что могу, – сказал Дик, внезапно ощутив желание оправдаться под этим взглядом.

«Да, – подумал он, – старик доволен». Сэр Харви издал звук, который сошел бы за смешок, если бы он удосужился чуть приоткрыть рот. Однако лоб по-прежнему оставался нахмуренным.

– Не сомневаюсь, мистер Маркхэм. А фамилия этой леди, вы сказали…

– Грант. Лесли Грант. – Он произнес эти слова как раз в тот момент, когда разразилась гроза и дождь полил как из ведра. Он лупил по крыше шатра с таким гулким барабанным грохотом, что Дику пришлось перекрикивать шум. – Что это за загадки?

– А скажите-ка мне, мистер Маркхэм. Давно ли она живет здесь, в Шести Ясенях?

– Нет. Примерно полгода. Но в чем дело?

– Давно ли вы с ней помолвлены? Поверьте мне, у меня имеются причины для подобных вопросов.

– Мы обручились только вчера вечером. Но…

– Только вчера вечером, – повторил его собеседник без всякого выражения.

Лампочка под крышей шатра слегка покачивалась, отчего по поверхности хрустального шара скользили яркие всполохи. Грохот дождя усилился, перерастая в рев и заставляя дрожать парусиновые стенки. Сэр Харви Гилмэн, с интересом рассматривавший своего гостя из-за магического шара, развернул руку ладонью вверх и постучал костяшками пальцев, легонько и с ленцой, по покрытому бархатом столу.

– Еще один вопрос, молодой человек, – проговорил он заинтересованным тоном. – Откуда вы черпаете материал для своих пьес?

В любой другой момент Дик был бы только счастлив рассказать ему. Он был бы польщен, даже заикался бы от восторга. Он понимал, что, похоже, оскорбляет сейчас остроносого старого патологоанатома, даже настраивает его враждебно. Однако он достиг точки отчаяния.

– Да ради бога, в чем дело?

– Я просто соображаю, как лучше донести это до вас, – пояснил сэр Харви, первый раз демонстрируя проблески человечности. Он поднял глаза. – Вам известно, кто на самом деле эта так называемая Лесли Грант?

– И кто же она на самом деле?

– Полагаю, – произнес сэр Харви, – мне лучше сказать вам.

Сделав глубокий вдох, он поднялся со своего стула по другую сторону стола. И в этот миг Дик услышал треск винтовочного выстрела.

После чего мир погрузился в кошмар.

Хотя звук был негромкий, голова Дика была уже настолько забита винтовками и мишенями, что он увидел происходящее буквально во всех деталях.

Он увидел, как в стенке шатра появилась маленькая черная дырочка от пули и ткань вокруг нее начала сереть из-за просачивающейся влаги. Он увидел, как сэра Харви швырнуло вперед – словно от удара кулака, врезавшегося ему прямо под левую лопатку. Он увидел, в одной краткой вспышке, как невозмутимое выражение лица патологоанатома сменилось гримасой ужаса.

Столик и человек едва не повалились на Дика. Но у него не было времени даже для того, чтобы протянуть руку, когда все это с грохотом приземлилось рядом с ним. Рука самого сэра Харви судорожно подергивалась, он увлек за собой покрывало со стола, и магический шар с глухим стуком упал на утоптанную траву. А затем, когда Дик увидел, как призрак кровавого пятна обретает форму и густеет на ткани белого льняного костюма, снаружи донесся ясный голос:

– Майор Прайс, я ничего не могла поделать!

Это был голос Лесли.

– Мне ужасно жаль, но я ничего не могла поделать! Зачем Дик вообще дал мне это ружье! Меня кто-то тронул за руку, а палец у меня лежал на спусковом крючке, и винтовка сама выстрелила! – Голос звучал где-то совсем близко, и даже сквозь шум дождя в нем угадывалась страдальческая мягкость и искренность. – Я… я надеюсь, ни в кого не попала?

Глава третья

В тот вечер, в половине десятого, когда июньские сумерки сгущались за окнами, Дик Маркхэм метался по кабинету в своем доме на окраине Шести Ясеней.

– Вот если бы еще не думать, – говорил он самому себе, – я был бы в полном порядке. Но как же я могу не думать?

Это же факт, что тень сэра Харви Гилмэна отчетливо вырисовывалась на стенке шатра – идеальная мишень, если бы кто-то хотел его застрелить.

«Но то, о чем ты думаешь, просто невозможно!»

– Всему этому делу, – втолковывал он себе, – найдется самое простое объяснение, если ты перестанешь пороть горячку. Прежде всего необходимо избавиться от этой паутины подозрений, от этих безобразных липких нитей, которые опутывают разум и нервы, и тебе уже кажется, что на конце каждой болтается по пауку. Ты любишь Лесли. Все остальное вообще не имеет никакого значения.

«Лжец!

Майор Прайс уверен, что выстрел произошел случайно. Того же мнения придерживается доктор Миддлсворт. И Эрншоу, банковский управляющий, который так неожиданно появился, когда сэр Харви Гилмэн рухнул с засевшей в нем пулей. И только ты один…»

Дик перестал метаться и медленно обвел взглядом кабинет, где написал столько страниц, удачных и не очень.

На столе горели лампы под шарообразными абажурами, заливая золотистым светом уютный беспорядок и отражаясь в рядах ромбовидных стекол в окнах. Имелся здесь и камин из темного кирпича, украшенный белым узором над полкой. На стенах висели вставленные в рамки театральные фотографии и пестрые афиши – из Театра комедии, театра «Аполлон», театра Святого Мартина, – объявлявшие о пьесах Ричарда Маркхэма.

С одной стены смотрела «Ошибка отравителя», с другой – «Переполох в семействе». Попытки постичь разум преступника, увидеть жизнь его глазами, проникнуться его чувствами. Афиши занимали те участки стены, которые еще не были захвачены книжными шкафами, вмещавшими труды по разным патологиям и криминальной психологии.

Была и конторка с пишущей машинкой, сейчас закрытой чехлом. А еще вращающаяся книжная полка с разными справочниками. Стояли туго набитые кресла и пепельницы на высоких ножках. На окнах висели пестрые ситцевые занавески, на полу лежали пестрые лоскутные коврики. Это была башня из слоновой кости Дика Маркхэма, настолько удаленная от большого мира, насколько и сама деревня Шесть Ясеней.

И даже название переулка, в котором он жил…

Он закурил очередную сигарету, глубоко затягиваясь в нелепой попытке вызвать у себя головокружение. Он все еще затягивался, когда зазвонил телефон.

Дик схватил трубку так поспешно, что едва не сбил аппарат на пол.

– Алло, – произнес настороженный голос доктора Миддлсворта.

Прокашлявшись, Дик отложил сигарету на край стола, чтобы взять трубку обеими руками.

– Как там сэр Харви? Он жив?

Последовала короткая пауза.

– О да. Он жив.

– А с ним… он выздоровеет?

– О да. Он будет жить.

Дик ощутил головокружительный прилив облегчения, как будто камень свалился с души, на лбу выступили капельки пота. Он взял сигарету, машинально сделал несколько затяжек, затем швырнул окурок в камин.

– Дело в том, – продолжал доктор Миддлсворт, – что он хочет вас видеть. Вы не могли бы прийти к нему прямо сейчас? Тут всего-то несколько сотен ярдов, потому я подумал…

Дик уставился на телефонный аппарат:

– А ему позволено принимать посетителей?

– Да. Сможете прийти прямо сейчас?

– Уже иду, – сказал Дик, – только сперва позвоню Лесли и расскажу ей, что все в порядке. Она названивает мне весь вечер и едва не сходит с ума.

– Я знаю. Сюда она названивает тоже. Однако… – в голосе доктора звучала уже не просто тень сомнения, – он настаивает, чтобы вы не делали этого.

– Не делал чего?

– Не звонили Лесли. Не сейчас. Он объяснит, что имеет в виду. И пока что, – доктор снова ощутимо замялся, – никого с собой не приводите и никому не рассказывайте о том, что я только что вам сообщил. Обещаете?

– Хорошо, хорошо!

– Даете слово чести, что не станете?

– Да.

Дик медленно, пристально глядя на телефон, словно в надежде, что тот нечаянно выдаст тайну, положил трубку. Перевел взгляд на стеклянные ромбики в окнах. Гроза давно уже отбушевала, наступил ясный звездный вечер, дурманящие ароматы мокрой травы и цветов успокаивали истерзанный разум.

А в следующий миг он развернулся на месте, звериным чутьем ощутив чужое присутствие, и увидел, что из дверей кабинета на него смотрит Синтия Дрю.

– Привет, Дик, – улыбнулась Синтия.

Дик Маркхэм поклялся себе, поклялся самой страшной клятвой, что не ощутит неловкости, когда увидит эту девушку в следующий раз, что не станет прятать от нее глаза, не испытает это доводящее до исступления чувство, будто бы он совершил какую-то низость. Не вышло.

– Я постучала в переднюю дверь, – пояснила она, – но, похоже, меня никто не услышал. А дверь была открыта, поэтому я и вошла. Ты не против?

– Нет, конечно нет!

Синтия тоже не смотрела ему в глаза. Разговор как будто иссяк, пересохший поток разделял их, пока она не решилась высказать, что у нее на уме.

Синтия была из числа тех пышущих здоровьем бесхитростных девушек, которые часто смеются, но все же по временам кажутся не такими простыми, как их более легкомысленные сестры. Она была, безусловно, хорошенькая: белокурые волосы, голубые глаза, прекрасный цвет лица и ровные зубы. Она стояла, вертя ручку на двери кабинета, а потом – раз! – и стало видно, как она приняла какое-то решение.

Можно было догадаться не только о том, что́ она скажет, но и как именно она это скажет. Синтия поглядела прямо на него. Сделала глубокий вдох. Она была одета в розоватый джемпер, выгодно подчеркивавший ее фигуру, коричневую юбку, чулки цвета загара и туфли. Она шагнула вперед с просчитанной импульсивностью и протянула руку:

– Я слышала о вас с Лесли. Очень рада, надеюсь, вы оба будете ужасно счастливы.

А ее глаза в то же время говорили: «Не думала, что ты способен на такое. Это, разумеется, не имеет значения, и ты же видишь, что я веду себя как паинька, однако я все же надеюсь, ты понимаешь, насколько это низко с твоей стороны?»

(О, черт побери!)

– Спасибо, Синтия, – ответил он вслух. – Мы и сами очень рады.

Синтия засмеялась и тут же, как будто осознав неуместность этого смеха, умолкла.

– На самом деле я пришла не за этим, – продолжала она, невольно краснея, – а из-за этой ужасной истории с сэром Харви Гилмэном.

– Да.

– Это ведь сэр Харви Гилмэн, так? – Она кивнула на окна, продолжая торопливо говорить. Не будь Синтия такой основательной девушкой, можно было бы сказать, что есть в ней и порывистость, и живость. – Я имею в виду того человека, который несколько дней назад поселился в старом коттедже полковника Поупа и вел себя так таинственно, что даже смог сыграть предсказателя будущего. Это же сэр Харви Гилмэн?

– Да. Все правильно.

– Дик, что случилось сегодня днем?

– Разве тебя там не было?

– Нет. Но говорят, он при смерти.

Дик уже собирался ответить, но вовремя одернул себя.

– Говорят, это был несчастный случай, – продолжала Синтия. – И пуля попала сэру Харви чуть ли не в сердце. Майор Прайс и доктор Миддлсворт подняли его и отнесли в машину, чтобы привезти сюда. Бедняжка Дик!

– С чего это ты жалеешь меня?

– Лесли – чудесная девушка, – она произнесла это с такой очевидной и неприкрытой искренностью, что он ни на секунду не усомнился, – однако… не надо было давать ей винтовку. Правда, не стоило. Она не умеет обращаться с прозаическими вещами. Майор Прайс говорит, что сэр Харви в коме и умирает. Ты ничего не слышал от доктора?

– Э-э… нет.

– Все страшно расстроены. Миссис Миддлсворт говорит, это лишь доказывает, что не нужно было устраивать тир. Миссис Прайс довольно резко ей возразила, ведь тиром занимался майор. Но в самом деле, такая жалость, хотя святой отец подсчитал, что мы собрали со всей ярмарки больше сотни фунтов. А народ начинает распускать самые нелепые слухи.

Синтия стояла рядом с конторкой для пишущей машинки, рассеянно поднимая разбросанные рядом книги, чтобы тут же положить обратно, и говорила, чуть задыхаясь. У нее самые добрые намерения, подумал Дик; она такая чертовски прямодушная, дружелюбная и милая. И все же одна проблема, проблема сэра Харви Гилмэна, терзала его, как начал терзать и голос Синтии.

– Послушай, Синтия. Я прошу прощения, но мне надо уйти.

– Никто не видел лорда Эша и не спросил, что думает он. Правда, мы же очень редко его видим, да? Кстати, почему лорд Эш всегда так странно смотрит на бедняжку Лесли в тех редчайших случаях, когда они все же встречаются? Леди Эш… – Синтия умолкла, словно очнувшись. – Что ты сказал, Дик?

– Мне надо уйти.

– К Лесли? Ну конечно!

– Нет. Выяснить, что происходит в доме по соседству. Со мной хочет поговорить доктор.

Синтия тут же выразила готовность помочь:

– Я иду с тобой, Дик. Все, чем могу, я…

– Нет же, Синтия, я должен пойти один!

Он как будто влепил ей пощечину.

Вот теперь он точно законченная свинья. Ну что поделать!

После краткого молчания Синтия рассмеялась: тот же негодующий презрительный смешок, который он слышал у нее на теннисном корте, когда кто-то, выйдя из себя, швырнул оземь ракетку. Она смотрела на него пристально, в глазах читалась тревога.

– Ты такой темпераментный, Дик, – произнесла она прочувствованно.

– Я не темпераментный, черт подери! Просто…

– Все писатели такие, мне кажется. От них этого ждут. – Она отмахнулась от этой черты характера, как от чего-то недоступного ее пониманию. – Только, что самое забавное, с тобой писательство как-то не ассоциируется. Я хочу сказать, ты спортивный, в крикет хорошо играешь и все такое. В смысле… ой, милый! Вот, снова я начинаю! Пора меня уже выставлять.

Она не отрывала от него взгляда. Разрумянившись, ее безмятежное лицо с голубыми глазами стало почти прекрасным.

– Но ты всегда можешь рассчитывать на меня, дружище, – прибавила она.

Потом она ушла.

Извиняться теперь уже поздно. Главный злодей этой пьесы выждал достаточно, чтобы девушка успела дойти до деревни. После чего сам вышел из дома.

Широкий деревенский переулок пролегал с востока на запад, петляя между деревьями и неогороженными полями. Вдоль одной стороны тянулась невысокая каменная стена, обозначавшая границы парка Эш-холла, на другой стороне, разнесенные друг от друга более чем на сто ярдов, стояли три коттеджа.

Первый принадлежал Дику Маркхэму. Второй пустовал. Третий, дальше всех сдвинутый на восток, был сдан вместе со всей обстановкой таинственному приезжему. Все эти дома в Виселичном переулке вызывали живой интерес у гостей. Каждый стоял на порядочном удалении от дороги, и экзотичности им добавляли электрические счетчики, включавшие свет за шиллинги, и отсутствие централизованной канализации.

Когда Дик шагнул в переулок, он услышал, как церковные часы вдалеке на западе пробили десять. Переулок расплывался в сумеречном свете, хотя казался не таким темным, как небосвод со звездным узором, который выглядел так, словно на него смотрели со дна колодца. Ночные ароматы и ночные шорохи отчего-то воспринимались здесь особенно явственно. Приближаясь к последнему дому в ряду, Дик бежал вслепую.

Темно.

Или почти темно.

На другой стороне дороги, напротив коттеджа Поупа, к стене парка вплотную подступала березовая роща. А к самому коттеджу примыкал фруктовый сад, чуть протянувшийся вдоль переулка на восток. В этом месте даже днем было сумрачно, влажно и полно ос. Ночью же Дик вообще не видел дома, если не считать полос света, пробивавшихся в щели между плохо задернутыми занавесками на двух окнах, выходивших на дорогу.

Его, должно быть, услышали или заметили, как он, спотыкаясь, идет вдоль сада. Доктор Миддлсворт открыл парадную дверь и впустил его во вполне современную прихожую.

– Слушайте, – сказал доктор без всяких вступлений. Он говорил своим привычным мягким тоном, но был настроен решительно. – Я не смогу и дальше притворяться. Просто нечестно просить меня об этом.

– Как притворяться? Насколько сильно пострадал старик?

– В том-то все и дело. Он вообще не пострадал.

Дик с мягким стуком прикрыл входную дверь и развернулся.

– Он потерял сознание от шока, – продолжал объяснять доктор Миддлсворт, – так что, разумеется, все решили, он при смерти или уже умер. Я и сам не был уверен, пока не привез его сюда и не осмотрел как следует. Однако, если пуля не угодит вам прямо в сердце или в голову, двадцать второй калибр обычно не особенно опасен для человека.

Слабый проблеск веселья промелькнул в добрых глазах доктора Миддлсворта под нахмуренным лбом. Доктор поднял руку и потер лоб.

– Когда я извлек пулю, он очнулся и стал ругаться на чем свет стоит. Майор Прайс сильно удивился. Он увязался за мной, хотя я всеми силами старался от него отделаться.

– И что же?

– У сэра Харви всего лишь повреждение мягких тканей. Он даже крови почти не потерял. Спина у него поболит несколько дней, но, за исключением этого, он здоровехонек.

Дику потребовалось несколько мгновений, чтобы переварить услышанное.

– А вам известно, – спросил он, – что Лесли Грант буквально с ума сходит? Она-то считает, что убила его.

Всякая веселость схлынула с лица Миддлсворта.

– Да. Знаю.

– Тогда к чему все это?

– Когда майор Прайс уходил, – отвечал доктор, избегая прямого ответа, – сэр Харви взял с него обещание никому ничего не рассказывать. Сэр Харви дал понять, что лучше всего поддерживать слухи, будто бы он в коме и долго не протянет. Однако, зная майора, сомневаюсь, что тайна сохранится надолго.

Эмоции распирали Хью Миддлсворта настолько, что он сделался почти говорливым.

– В любом случае, – посетовал он, – я молчать не смогу. Я его предупредил. Это проявление непрофессионализма. Это неэтично. Кроме того…

И снова, как уже было сегодня днем, доктор раскрыл рот, чтобы что-то сказать или предположить, но затем передумал.

– Только вы так и не ответили на мой вопрос, доктор! К чему все это?

– Он не сказал майору. Он не сказал мне. Возможно, скажет вам. Пойдемте.

Миддлсворт резко протянул руку и повернул ручку двери слева, приглашая Дика войти первым. Он оказался в гостиной, просторной, несмотря на довольно низкий потолок, с двумя окнами, выходившими в переулок. В самом центре комнаты стоял большой письменный стол, прямо над которым висела лампа. А в кресле рядом со столом, выпрямившись, чтобы не касаться спинки, сидел предсказатель будущего, только уже без своего наряда.

Лицо Харви Гилмэна было настолько угрюмо, что ни для каких других эмоций места не осталось. Дик отметил про себя, что нам нем пижама и халат. Лысая голова без тюрбана, скептический взгляд, острый нос, жесткая сардоническая линия рта. Сэр Харви оглядел Дика с головы до ног.

– Раздражены, мистер Маркхэм?

Дик ничего не ответил.

– Хотя на самом деле, – продолжал сэр Харви, – раздражаться следует мне. – Он выгнул спину дугой, сморщился, плотно сжал губы, прежде чем снова раскрыть рот. – Я предложил провести небольшой эксперимент. Но вот доктор, по-видимому, не одобряет. Надеюсь, что одобрите вы, когда выслушаете мои доводы. Нет, доктор, останьтесь с нами.

На краю пепельницы на письменном столе лежала наполовину выкуренная сигара. Сэр Харви взял ее.

– Поймите меня правильно! – настаивал он. – Мне плевать на абстрактную справедливость. Я палец о палец не ударю, чтобы заложить кого-нибудь полиции. Однако я чрезвычайно любознателен. И хочу найти, пока еще жив, ответ на одну из немногих загадок, перед которой спасовал даже мой друг Гидеон Фелл.

Если вы согласитесь мне помочь, мы могли бы подготовить ловушку. Если нет… – Он взмахнул сигарой, сунул ее в рот и обнаружил, что она безнадежно потухла. В его манере явственно сквозила мстительность. – Теперь о женщине, так называемой Лесли Грант.

У Дика наконец прорезался голос:

– Давайте уточним, сэр. О чем вы начали мне рассказывать перед тем, как все это случилось?

– Насчет женщины, – продолжал его собеседник неспешно. – Вы же влюблены в нее, я полагаю? Или думаете, что влюблены?

– Я знаю, что влюблен.

– Какая незадача! – сухо проговорил сэр Харви. – Впрочем, такое уже случалось раньше. – Он повернул голову, чтобы взглянуть на настольный календарь, показывавший четверг, 10 июня. – Ответьте мне. Она, случайно, не приглашала вас к себе домой на ужин на этой неделе или, может, на следующей, чтобы отпраздновать событие?

– На самом деле – да. Завтра вечером. Но…

Сэр Харви явно встревожился:

– Так значит, завтра?

Перед мысленным взором Дика явственно возник образ Лесли, стоявшей на фоне своего дома на другом конце Шести Ясеней. Лесли, с ее мягким характером. Лесли, с ее непрактичностью. Лесли, с ее утонченностью. Лесли, которая ненавидит показную роскошь в любом ее проявлении, никогда не красит губы, не носит украшений и броской одежды. Но вся ее скромность и застенчивость спасовали перед натиском природы, сделавшей ее теперь, когда она была влюблена, до крайности безрассудной во всех ее суждениях и поступках.

Все это пронеслось в его сознании, пока перед глазами стояло ее лицо, дышавшее страстью и благородством, не отпускавшее его. Он поймал себя на том, что почему-то срывается на крик.

– Я больше не в силах это выносить! – заявил он. – Что означает вся эта чепуха? Что за обвинения вы выдвигаете? Вы пытаетесь мне сказать, что ее зовут вовсе не Лесли Грант?

– Именно, – отвечал сэр Харви. Он поднял глаза. – Ее настоящая фамилия Джордан. И она отравительница.

Глава четвертая

Повисла пауза, в которую можно было запросто досчитать до десяти. Когда Дик все же ответил, ощущение было такое, словно смысл слов ускользает от него. Он произнес без всякого гнева, даже несколько буднично:

– Это абсурд.

– Почему это абсурд?

– Эта девчушка?

– Этой, как вы говорите, девчушке сорок один год.

Под локтем Дика стоял стул. Он опустился на него. Полковник Поуп, владелец коттеджа, превратил обветшавшую гостиную в место спокойного отдыха. От трубочного дыма белые оштукатуренные стены приобрели сероватый оттенок, а дубовые балки слегка закоптились. По стенам тянулся ряд гравюр на военную тематику начала и середины девятнадцатого столетия, сцены сражений и мундиры немного выцвели от времени, но все еще смотрелись живо. Дик уставился на эти картинки, и они расплылись перед глазами.

– Вы мне не верите, – тихо сказал сэр Харви. – Другого я и не ожидал. Однако я позвонил в Лондон. Завтра сюда прибудет человек из Скотленд-Ярда, который хорошо ее знает. Он привезет с собой фотографии и отпечатки пальцев.

– Погодите минутку! Прошу вас.

– Да, молодой человек?

– И что же, по вашему убеждению, натворила Лесли?

– Она отравила трех человек. Двое были ее мужьями, именно отсюда у нее деньги. А третий…

– Какими еще мужьями?

– Неужели это коробит вашу романтическую душу? – удивился сэр Харви. – Ее первым мужем был американский юрисконсульт по имени Бертон Фостер. Второй, Дэвис, торговал хлопком на бирже в Ливерпуле, вот его имя я позабыл. Оба были людьми зажиточными. А третья жертва, как мне говорили…

Дик Маркхэм прижал ладони к вискам.

– Боже! – произнес он. И неожиданно с этим кратким словом из него вырвалось все скопившееся в душе недоверие, весь протест, все ошеломленное недоумение. Ему не хотелось ничего знать, а хотелось вычеркнуть из жизни последние тридцать секунд.

Сэру Харви хватило милосердия выказать озабоченность и отвести глаза.

– Мне жаль, молодой человек, – он бросил потухшую сигару в пепельницу, – но так оно и есть. – Затем он окинул Дика проницательным взглядом. – И если вы считаете…

– Продолжайте! Что я считаю?

Рот его собеседника скривился в еще более сардонической усмешке.

– Вы сочиняете психологическую чепуху, исследуя сознание убийц. Мне нравятся подобные сочинения, и я охотно в этом признаюсь. Мои коллеги считают, что у меня довольно странное чувство юмора. Но если вы полагаете, что я что-то выдумываю и устраиваю какой-то замысловатый розыгрыш ради восстановления справедливости, выбросите эту мысль из головы. Уж поверьте, ни о каком розыгрыше и речи не идет.

И спустя несколько мгновений Дик в этом убедился.

– Эта женщина, – отчетливо проговорил сэр Харви, – закоренелая преступница. И чем скорее вы смиритесь с этой мыслью, тем скорее придете в себя. И тем безопаснее для вас.

– Безопаснее?

– Именно об этом я и толкую. – Лоб сэра Харви снова прорезали безобразные морщины. Он заерзал в кресле, пытаясь устроиться поудобнее, а потом сердито замер, пронзенный болью.

– Впрочем, есть один тревожный момент, – продолжал он. – По моему мнению, эта женщина не слишком умна. Однако же она повторяет, повторяет и повторяет свои преступления и выходит сухой из воды! Она изобрела некий способ убийства, который поставил в тупик и Гидеона Фелла, и меня.

Первый раз слово «убийство» прямо прозвучало в отношении Лесли. Из-за него разверзлись новые пропасти, новые двери в чертоги зла распахнулись. Дик по-прежнему пребывал в недоумении.

– Погодите еще немного! – потребовал он. – Минуту назад вы что-то говорили об отпечатках пальцев. Вы хотите сказать, она была под судом?

– Нет. Отпечатки пальцев были сняты неофициально. Она никогда не была под судом.

– Вот как? Тогда откуда же вам знать, что она виновна?

Раздражение заострило черты лица его собеседника.

– Неужели вы не можете поверить мне на слово, мистер Маркхэм, пока из Скотленд-Ярда не прибудет наш друг?

– Я этого не говорил. Я спросил, почему вы выдаете это за факт. Если Лесли виновна, почему же полиция ее не арестовала?

– Потому что не смогла доказать ее вину. Три случая, заметьте! И ни разу они не сумели найти доказательств.

И снова патологоанатом из Министерства внутренних дел, не замечая того, попытался сесть поудобнее. И снова его пронзила боль. Однако сейчас он не обратил на нее внимания. Он едва ли ее заметил. Он барабанил пальцами по туго набитым подлокотникам кресла. Его глаза с озорным огоньком впились в Дика Маркхэма, и язвительно-насмешливое выражение в них граничило с восхищением.

– Полиция, – продолжал он, – сообщит вам все точные даты и подробности. Я могу лишь рассказать то, что мне известно из личных наблюдений. Попрошу вас не перебивать меня больше необходимого.

– Итак?

– Первый раз я столкнулся с этой леди тринадцать лет назад. Наше так называемое правительство тогда еще не удостоило меня титула рыцаря. Я еще не был главным патологоанатомом Министерства. И я часто выезжал на дела в качестве судебно-медицинского эксперта. И вот одним зимним утром – повторюсь, точные даты назовет полиция – мы узнали, что американский гражданин по фамилии Фостер найден мертвым у себя в гардеробной, смежной со спальней, в доме на Гайд-парк-гарденс. Я отправился на место со старшим инспектором Хэдли, теперь суперинтендантом Хэдли.

Мы решили, что перед нами очевидное самоубийство. Жены покойного в ту ночь не было дома. Труп обнаружили полусидящим на диване у маленького столика в гардеробной. Причиной смерти стала синильная кислота, введенная в левое предплечье с помощью шприца, найденного тут же на полу рядом с ним. – Сэр Харви выдержал паузу.

Довольно жестокая усмешка прорезала морщинистую кожу вокруг рта.

– В процессе ваших изысканий, мистер Маркхэм, – он растопырил пальцы, – ваших, скажем так, изысканий, вы наверняка сталкивались с синильной, или цианистоводородной, кислотой. Проглоченная, она вызывает острую боль, но действует очень быстро. Впрыснутая в кровь, она так же вызывает острую боль, но действует молниеносно.

В случае с Фостером самоубийство казалось несомненным. Ни один человек в здравом уме не позволит убийце сделать себе инъекцию, аккуратно попав в вену, когда синильная кислота уже с десяти шагов разит горьким миндалем. Окна в гардеробной были заперты изнутри. Дверь не только была на засове, но еще и подперта ужасно тяжелым комодом, придвинутым специально. Слуги с большим трудом сумели войти в комнату.

Мы успокаивали сраженную горем вдову, которая только что вернулась домой и в изнеможении проливала потоки слез. Горе такого деликатного создания очень трогало.

Дик Маркхэм изо всех сил цеплялся за здравый смысл.

– И эта вдова, – произнес он, – была…

– Это была женщина, которая называет себя Лесли Грант. Да.

И снова повисло молчание.

– Теперь мы подходим к одному из тех совпадений, которые ошибочно считаются обычными для художественной литературы, но не в реальной жизни. Спустя пять лет, где-то по весне, я случайно оказался в Ливерпуле, давал показания на выездной сессии суда. Хэдли тоже был там, и совершенно по другому поводу. Мы столкнулись с ним в здании суда, где встречались с местным суперинтендантом полиции. И тот заметил как-то к слову…

Здесь сэр Харви поднял глаза.

– Он сказал: «Крайне любопытное самоубийство случилось на Принц-парк-уэй. Мужчина сделал себе инъекцию цианистоводородной кислоты. Человек уже не молодой, но денег куры не клюют, отменное здоровье, никаких проблем. И все же сомнений в самоубийстве нет. Дело уже закрыто». Он кивком указал на коридор. И мы увидели, как по грязному коридору идет женщина в черном в сопровождении сочувствующих. Я весьма закаленный человек. На меня не так просто произвести впечатление. Однако никогда не забуду выражение лица Хэдли, когда он обернулся и произнес: «Боже мой, опять эта женщина».

Слова были совсем просты. И все же запечатлевались невыносимо ярко.

Когда сэр Харви Гилмэн в задумчивости умолк, доктор Миддлсворт потихоньку прошел через комнату, обогнул большой письменный стол и уселся в скрипучее плетеное кресло у окна.

Дик слегка вздрогнул. Он совершенно забыл о докторе. Но даже теперь Миддлсворт не стал ничего комментировать или вступать в разговор. Он просто скрестил длинные ноги, уперся локтем в подлокотник кресла и опустил подбородок на ладонь, задумчиво уставившись на абажур лампы над столом.

– Вы хотите сказать, – буркнул Дик Маркхэм, – пытаетесь сказать мне, что это снова была Лесли? Моя Лесли?

– Ваша Лесли. Да. Слегка подержанная.

Дик начал было подниматься со стула, но затем сел обратно.

Хозяин дома вовсе не желал его оскорбить. Было ясно, что он просто старается, словно хирург, вырезать острым скальпелем из тела Дика Маркхэма то, что считал злокачественной опухолью.

– Тогда, – прибавил он, – полиция действительно начала расследование.

– И с каким результатом?

– Да с тем же, что и прежде.

– Они доказали, что она не могла этого сделать?

– Минуточку. Они доказали, что не могут этого доказать. Как и в случае с Фостером, жены в ту ночь не было дома…

– Алиби?

– Никакого надежного алиби нет. Но в нем и не было необходимости.

– Продолжайте же, сэр Харви.

– Мистера Дэвиса, брокера из Ливерпуля, – продолжал тот, – нашли лежащим поперек стола в его так называемой «берлоге». И снова комната оказалась запертой изнутри.

Дик прижал руку ко лбу.

– Надежно? – уточнил он.

– Окна были не только заперты, но еще и закрыты деревянными ставнями. Дверь на двух засовах – новенькие, тугие задвижки, которые невозможно взломать, – один сверху, другой снизу. Дом был большой, богатый и старомодный, в комнате можно запросто держать осаду, словно в замке. Но и это еще не все.

Дэвис, как оказалось, в молодости работал фармацевтом. Ему был прекрасно знаком запах синильной кислоты. Он никак не мог случайно впрыснуть себе в руку эту дрянь или позволить кому-то сделать инъекцию, поверив, будто это безобидная жидкость. Если это не самоубийство, значит убийство. Однако не было никаких следов борьбы, он не был ничем одурманен. Дэвис был толстым пожилым мужчиной, но при этом он был еще и сильным, он не стал бы кротко подставлять себя под иглу, источавшую запах синильной кислоты. И комната оставалась запертой изнутри.

Сэр Харви поджал губы, склонил голову набок, словно восхищаясь нарисованной картиной.

– Сама простота дела, джентльмены, доводила полицию до исступления. Они были уверены, что это убийство, однако ничего не могли доказать.

– Что, – начал Дик, стараясь подавить черные мысли, – что Лес… Я хочу сказать, что сказала на это его жена?

– Она, разумеется, отрицала, что это убийство.

– Да, но что она при этом говорила?

– Она просто смотрела огромными, полными ужаса глазами. Говорила, что не в силах этого понять. Она признала, что была замужем за Бертоном Фостером, но сказала, что все случившееся – это чудовищное совпадение или какая-то ошибка. Что могла ответить на это полиция?

– Они предприняли что-нибудь еще?

– Собрали сведения о ней, само собой. Те крохи, какие удалось отыскать.

– И что же?

– Они попытались препоручить ее мне, – ответил сэр Харви. – Но ничего не получилось. Ее никак не удалось связать с отравлением. Она вышла за Дэвиса под фальшивой фамилией, но это не считается незаконным, если речь не идет о двоемужии или подлоге. А ничего такого не было. Точка.

– Что же потом?

Патологоанатом вздернул плечи и снова поморщился. Ранение или же вызываемые им ощущения начали выводить его из себя.

– Финал ее пути я могу обрисовать весьма кратко. Своими глазами я этого уже не видел. И Хэдли тоже. Миловидная молодая вдова, теперь обладавшая значительным состоянием, попросту исчезла. Я почти забыл о ней. А три года назад один мой друг, живущий в Париже, которому я когда-то рассказал историю этой дамы в качестве классического примера, прислал мне вырезку из одной французской газеты.

В статье говорилось о прискорбном самоубийстве на авеню Георга Пятого. Жертвой был месье Мартин Белфорд, молодой англичанин, который снимал там квартиру. Оказалось, он только что обручился с некой мадемуазель Лесли-как-бишь-ее – фамилию я позабыл, – у которой дом на авеню Фош.

Через четыре дня после помолвки он ужинал у своей невесты, чтобы отпраздновать событие. Из ее дома вышел в одиннадцать ночи, явно в наилучшем расположении духа и совершенно здоровый. Отправился к себе. На следующее утро был обнаружен мертвым в собственной спальне. Нужно ли мне рассказывать о сопутствующих обстоятельствах?

– Все то же самое?

– В точности. Комната заперта, как водится во Франции, на все запоры. Синильная кислота впрыснута под кожу.

– А потом?

Сэр Харви всматривался в прошлое.

– Я отправил вырезку Хэдли, который связался с французской полицией. Даже их трезвомыслящие специалисты не желали видеть ничего, кроме самоубийства. Газетные репортеры, которым там позволено больше вольностей, чем у нас, называли все это трагедией и печалились по поводу мадемуазель: «Cette belle anglaise, très chic, très distinguée»[1]. Они высказывали предположение, что между влюбленными произошла размолвка, которую не хочет признавать мадемуазель, и в приступе отчаяния мужчина, вернувшись домой, убил себя.

Доктор Миддлсворт в своем скрипучем плетеном кресле вынул трубку и продул черенок.

Ему просто требовалось что-нибудь сделать, догадался Дик, чтобы снять напряжение. И именно присутствие доктора, олицетворявшего Шесть Ясеней и нормальность, придавало всему делу такой гротескный характер. Лица миссис Миддлсворт, миссис Прайс, леди Эш и Синтии Дрю проплывали перед мысленным взором Маркхэма.

– Послушайте, – взорвался Дик, – все это попросту невозможно.

– Разумеется, – согласился сэр Харви. – Но это случилось.

– Я хочу сказать, должно быть, это все-таки самоубийства!

– Вполне вероятно, что так. – Его собеседник не терял своего вежливого тона. – Или, может быть, нет. Однако же полно, мистер Маркхэм. Давайте смотреть фактам в лицо! Как бы вы их ни истолковывали, неужели все это не кажется вам хоть сколько-нибудь подозрительным? Хотя бы немного сомнительным?

Дик мгновение молчал.

– Не кажется, мистер Маркхэм?

– Ну хорошо. Кажется. Но я не согласен, что обстоятельства во всех случаях одинаковы. Этот человек из Парижа… как его звали?

– Белфорд.

– Да, Белфорд. Вы сказали, что она не вышла за него?

– Всегда все примеряете на себя, да? – вопросил сэр Харви, глядя на него с некоторым профессиональным интересом и удовлетворением. – А о смертях и отравлениях не думаете вовсе. Просто представляете себе эту женщину в объятиях другого мужчины.

Это было настолько в точку, что Дик Маркхэм разъярился. Однако постарался сохранить достоинство.

– Она же не вышла за этого парня, – настаивал он. – Неужели она получила какую-то выгоду от его смерти?

– Нет. Ни пенни.

– Тогда где же мотив?

– Да черт побери, старина! – воскликнул сэр Харви. – Неужели вы не понимаете, что к этому моменту она уже не могла удержаться?

Неуклюже, с большой опаской, он положил ладони на подлокотники кресла и рывком поднялся на ноги. Доктор Миддлсворт начал вставать с места, протестуя, однако их хозяин лишь отмахнулся от него. Он сделал несколько шагов взад и вперед по потертому ковру.

– Вам же такое знакомо, молодой человек. Вы ведь занимаетесь этим профессионально. Отравитель никогда не останавливается. Отравитель не может остановиться. Это превращается в болезнь, источник извращенного переживания – более сильного и куда более волнующего, чем все, что знает психология. Отравление! Власть над жизнью и смертью! Это же вам известно, не так ли?

– Да. Известно.

– Отлично! В таком случае взгляните на это дело с моей точки зрения.

Он с опаской протянул руку за спину, чтобы коснуться раны.

– Я приехал сюда на лето, чтобы восстановить силы. Я устал. Мне необходим отдых, и я попросил как о большом одолжении сохранить мою личность в секрете, потому что каждый дурак тут же начинает спрашивать меня о криминальных делах, которые мне уже осточертели.

– Лесли… – начал Дик.

– Не перебивайте меня. Они сказали, что сохранят мою тайну, если я соглашусь сыграть на ярмарке предсказателя будущего. Очень хорошо. Я не возражал. На самом деле мне даже понравилось. У меня появилась возможность наблюдать человеческую природу и приводить в изумление глупцов.

Он воздел палец, требуя тишины.

– И что же? В мой шатер входит убийца, которую я не видел со времен того дела в Ливерпуле. Причем она ни на день не постарела, заметьте, выглядит в точности так же, как в нашу первую встречу! Я воспользовался возможностью (а кто бы устоял?) внушить ей страх Божий.

И не успел я глазом моргнуть, как она уже пытается убить меня из винтовки. Это не обычное для нее «самоубийство в запертой комнате». Дырка от пули в стене не оставляет подобной возможности. Нет, леди просто потеряла голову. А почему? Я начал догадываться об этом еще до того, как она выстрелила в мою тень. Потому что она затевает маленькую вечеринку с отравлением для кого-то другого. Иными словами, – он кивнул на Дика, – для вас.

И снова повисло молчание.

– И не говорите мне теперь, что вас не осенила подобная мысль, – скептически заявил сэр Харви, с сомнением качнув головой. – Не говорите, что эта идея даже не приходила вам в голову.

– Не буду. Еще как приходила.

– Вы верите в то, о чем я рассказал вам?

– Да, я верю в вашу историю. Однако тут явно какая-то ошибка… если это была вовсе не Лесли…

– Но отпечатки пальцев станут для вас убедительным доказательством?

– Да. Мне придется поверить.

– Но пока, даже зная все, вы по-прежнему не верите, что она попытается вас отравить?

– Нет, не верю.

– Почему же? Думаете, в вашем случае она сделает исключение?

Ответа не последовало.

– Думаете, что она наконец-то влюбилась по-настоящему?

Ответа не последовало.

– Даже если предположить, что это правда, вы все равно собираетесь на ней жениться?

Дик встал со стула. Ему хотелось ударить кулаком по воздуху, заглушить этот голос в ушах, загоняющий его в угол, вынуждающий смотреть фактам в лицо, перерезающий все спасительные ниточки, за какие он пытался схватиться.

– Вы можете выбрать, – гнул свое его собеседник, – один из двух вариантов. Первый, как я вижу, уже пришел вам в голову. Вы желаете выложить ей все и потребовать объяснений, не так ли?

– Естественно!

– Очень хорошо. В прихожей имеется телефон. Позвоните ей, спросите, правда ли это, и молитесь, чтобы она все отрицала. Разумеется, она будет все отрицать. И ваш здравый смысл, если он еще у вас остался, должен подсказать вам это. Что возвращает вас ровно в ту же точку, где вы были изначально.

– А второй вариант?

Сэр Харви Гилмэн прервал свою пробную прогулку за спинкой кресла. Его щуплая шея вытянулась из ворота древнего халата и пижамы, словно у черепахи. Он постучал указательным пальцем по спинке кресла.

– Вы могли бы подготовить ловушку, – ответил он просто. – Тогда сами выясните, что это за личность. А я узнаю, как именно ей удалось совершить эти дьявольские убийства.

Глава пятая

Дик сел обратно. Он весьма смутно представлял себе, к чему клонится этот разговор.

– Какую еще ловушку? – спросил он.

– Завтра вечером, – начал сэр Харви, – вы ужинаете с этой леди у нее дома. Все верно?

– Да.

– Чтобы отпраздновать вашу помолвку. В точности так, как было с Мартином Белфордом за несколько часов до его гибели.

Дик физически ощутил, как по животу разливается холод. Не из-за страха – было бы попросту абсурдно предположить, что Лесли могла его испугать. Однако ощущение не проходило.

– Послушайте, сэр! Вы же не думаете, что после того я отправлюсь домой, запрусь у себя в комнате, а на следующее утро меня найдут отравившимся синильной кислотой?

– Именно, молодой человек. Еще как думаю!

– Вы ожидаете, что я убью себя?

– Это по меньшей мере гарантировано.

– Но с чего вдруг? Потому что за ужином будет что-то сказано, что-то сделано, что-то предложено?

– Очень вероятно. Да.

– И что же, например?

– Я не знаю. – Сэр Харви развел руками. – Именно поэтому я хочу быть там и видеть своими глазами.

Он на минуту умолк, усиленно размышляя.

– Прошу вас, заметьте, – продолжал он, – нам первый раз выпадает возможность увидеть все лично. Дедукция ни к чему нас не привела, это и Гидеон Фелл признал, мы должны посмотреть глазами. И есть еще одно, на что мы сможем посмотреть глазами. Расскажите-ка мне, что вы наверняка узнали о «Лесли Грант». – Сэр Харви снова нацелил палец. – Она не любит украшения, не так ли?

Дик призадумался.

– Да, это правда.

– И у нее их нет? И более того, она никогда не держит дома крупные суммы?

– Нет. Никогда.

– Мы теперь подбираемся к моменту, который не проявлялся в полной мере до смерти третьей жертвы. Когда она вышла замуж за Фостера, американского юрисконсульта, в их спальне был установлен маленький, но чрезвычайно надежный стенной сейф. Когда она вышла за Дэвиса, ливерпульского брокера, у них в доме тоже был установлен стенной сейф. И каждый раз она объясняла, что это идея ее мужа, хранившего там важные рабочие документы. И в этом не угадывалось ничего подозрительного. Однако, – прибавил сэр Харви с неожиданным жаром, – когда она жила уже одна в собственном доме на авеню Фош в Париже, там имелся точно такой же сейф.

– И что это означает?

– У нее нет украшений. Она не держит в доме денег. В таком случае зачем ей защищенный от взлома сейф? Что она хранит в этом сейфе, который ни разу не обыскивали после убийства?

Мрачные догадки, смутные, но все без исключения неприятные, всплывали в сознании Маркхэма.

– И какие у вас предположения, сэр?

Он старался сделать бесстрастное лицо, старался избегать пронзительного взгляда сэра Харви. Однако, как и до того, этот сухопарый старый черт прицепился к его мыслям, а не к высказанным вслух словам.

– В ее доме и сейчас имеется похожий сейф, молодой человек. Это так?

– Да, так. Я узнал о сейфе случайно, поскольку о нем как-то упомянула горничная. – Дик замялся. – Лесли только рассмеялась и сказала, что хранит в нем свой дневник.

Он помолчал, его разум споткнулся о то, что показалось жутким скрытым смыслом.

– Ее дневник, – повторил он. – Но это же…

– Может быть, вы призна́ете тот факт, – сказал сэр Харви, – что девушка ненормальна? Что отравитель вынужден изливать душу кому-то или чему-то и чаще всего это дневник? В любом случае я бы ожидал обнаружить там кое-что еще. Как вы помните, у нее никакого яда не нашли. И даже шприца. Возможно, они там. Или же…

– Ну?

– Нечто еще более неприятное, – ответил сэр Харви, уставившись куда-то в пустоту, отчего лицо приобрело какое-то странное выражение. – Да. Нечто еще более неприятное. Гидеон Фелл как-то сказал…

Тут его прервали.

– Я слышал сегодня в пабе, – внезапно вставил доктор Миддлсворт, вынув изо рта по-прежнему пустую трубку, – что доктор Фелл проводит лето в Гастингсе. У него там коттедж.

Казалось, заговорил предмет мебели. Сэр Харви поморщился и с некоторым раздражением оглядел комнату. Миддлсворт, продолжая затягиваться пустой трубкой, не сводил задумчивого взгляда с лампы.

– Гидеон Фелл где-то рядом? – Настроение сэра Харви переменилось, он оживился. – В таком случае необходимо пригласить его сюда. Поскольку Хэдли консультировался у него после случая с Дэвисом, и эти запертые комнаты поставили доктора Фелла в тупик. А здесь мы, как вы понимаете, сдвинемся с мертвой точки и отопрем комнату…

– С моей помощью? – с горечью уточнил Дик.

– Да. С вашей помощью.

– А если я не стану этого делать?

– Мне кажется, вы это сделаете. Так называемая мисс Лесли Грант считает, что я в коме и умираю. Значит, я не смогу ее выдать. Неужели вы не начали улавливать суть?

– О да. Я улавливаю…

– Она, конечно, сваляла дурака. Однако она вынуждена играть со своей чудесной блестящей игрушкой, которая называется убийство с помощью яда. Это не отпускает ее. Она одержима. Именно поэтому она рискнула выстрелить в меня, понадеявшись, что в глазах невинных и в основном легковерных людей это сойдет за несчастный случай. У нее уже все готово для чьей-то смерти. И она не позволит лишить себя острых ощущений.

Сэр Харви постучал пальцем по краю письменного стола.

– Вы, мистер Маркхэм, пойдете на этот ужин. Вы сделаете все, что она скажет вам, исполните все, что она вам велит. Я буду внимательно слушать из соседней комнаты. С вашей помощью мы выясним, что хранится у нее в этом знаменитом тайнике. А когда мы выясним, каким образом не особенно умная дама сумела обвести вокруг пальца полицию двух стран…

– Прошу прощения, – снова прервал доктор Миддлсворт.

Остальные двое слегка вздрогнули.

Однако доктор Миддлсворт держался как ни в чем не бывало. Поднявшись из плетеного кресла, он подошел к ближайшему из двух окон.

Оба были задернуты шторами из какой-то тяжелой и грубой материи в цветочек, теперь уже выцветшей и потемневшей от старости и табачного дыма. На обоих окнах шторы не смыкались до конца, а ближайшее было еще и открыто. Миддлсворт раздвинул шторы, и свет лампы хлынул в сад перед домом. Высунувшись из окна, он поглядел налево и направо. Затем опустил раму, задержался и довольно долго смотрел сквозь стекло, прежде чем задернуть шторы.

– Итак? – спросил сэр Харви. – Что там?

– Ничего, – сказал доктор и вернулся к своему креслу.

Сэр Харви внимательно посмотрел на него.

– Вы, доктор, – заметил он сухо, – до сих пор были не особенно многословны.

– Верно, – согласился Миддлсворт.

– Что вы думаете обо всем этом деле?

– Ладно, – произнес доктор, которому явно было не по себе. Он поглядел на свою трубку, на поношенные ботинки, затем перевел взгляд на Дика. – Все это для вас неприятно. Вам невыносимо обсуждать эту тему в присутствии постороннего человека, и я вас не виню.

– Ничего страшного, – произнес Дик. Ему нравился доктор, и он питал доверие к его мягким, интеллигентным суждениям. – Но что вы скажете?

– Если откровенно, я даже не знаю, что сказать. Но вы не можете продолжать отношения с убийцей, Дик. Это же противоречит здравому смыслу. И все же…

Миддлсворт замялся и попытался сменить тему:

– А вот ловушку сэра Харви стоило бы попробовать. Думаю, да. Хотя девушка точно должна быть сумасшедшей, чтобы затеять что-то против вас спустя сорок восемь часов после происшествия с винтовкой. Хуже того, все пойдет насмарку, если вдруг просочится новость, что сэр Харви не особенно пострадал. А майор Прайс, например, уже знает.

Миддлсворт погрузился в мрачные раздумья, покусывая мундштук своей трубки. Затем он взглянул на Дика, промычав что-то ободряющее.

– Возможно, все это ошибка, пусть даже сэр Харви и вся полиция христианского мира поклянется в обратном. Но вероятность все же остается. Однако суть в том, Дик… как это ни неприятно, но, так или иначе, вы должны узнать истину.

– Да. Это я понимаю.

Дик откинулся на спинку стула. Он чувствовал себя каким-то побитым и обессиленным, однако еще не до конца, потому что волна шока пока не схлынула. Эта мирная гостиная с батальными сценами на стенах, с потемневшими дубовыми балками и латунными каминными украшениями из Варанаси казалась такой же нереальной, как и история Лесли. Он закрыл глаза ладонями, не понимая, будет ли когда-нибудь мир выглядеть как прежде. Сэр Харви смотрел на него с отеческим сочувствием:

– В таком случае, скажем… завтра вечером?

– Ладно. Полагаю, что да.

– Вы получите все окончательные указания, – многозначительно проговорил их хозяин, – завтра утром. Надеюсь, вы даете слово, что не обмолвитесь ни звуком, ни намеком нашей шустрой подруге?

– Но, предположим, она виновна? – спросил Дик, внезапно отрывая руки от лица и едва не выкрикивая эти слова. – Предположим, что она каким-то образом виновна, и эта ваша ловушка докажет это. Что будет тогда?

– Откровенно говоря, мне плевать.

– Ее не арестуют. Предупреждаю вас, даже если мне самому придется давать ложные показания.

Сэр Харви поднял одну бровь:

– Вам хотелось бы, чтобы она продолжила веселиться, отправляя людей на тот свет?

– Да мне все равно, что она натворила!

– Наверное, пока отложим этот вопрос, – предложил патологоанатом, – и посмотрим, что вы скажете по окончании эксперимента. Поверьте мне, через сутки ваши чувства могут совершенно перемениться. Возможно, вы поймете, что увлечены ею не настолько сильно, как думали. Даете слово, что не станете путать нам все планы и рассказывать что-либо своей подруге?

– Даю. Я все сделаю. Ну а пока что…

– Ну а пока что, – вмешался доктор Миддлсворт, – вы пойдете домой и попытаетесь поспать. А вы, – он развернулся к сэру Харви, – ложитесь немедленно. Вы мне сказали, у вас есть люминал; если спина будет болеть, можно принять четверть грана. Утром я зайду, чтобы поменять повязки. Будьте любезны, сядьте уже.

Сэр Харви повиновался, осторожно опустившись в глубокое кресло. Он тоже выглядел несколько измотанным и даже утер лоб рукавом халата.

– Я не усну, – посетовал он. – Что бы я ни принимал, не усну. Узнать наконец-то, в чем суть игры… Выяснить, как именно она травила мужей и влюбленных, но никого больше…

Дик Маркхэм, который тяжело поднялся и разворачивался к двери, оглянулся снова.

– Никого больше? – повторил он. – Что именно вы хотите этим сказать?

– Мой дорогой друг! Как вы считаете, почему выбор пал на вас?

– Этого я по-прежнему не понимаю.

– Прошу вас, заметьте, – колко произнес сэр Харви, – что каждая жертва – мужчина влюбленный или по меньшей мере сильно увлеченный ею. Ослепленный. Неспособный к критическому мышлению. Нерассуждающий. Да, признаюсь, я сейчас теоретизирую. Но вы же не думаете, что выбор случайный или это совпадение? Жертва должна пребывать именно в таком состоянии ума.

– Зачем же?

– Чтобы выполнить то, что попросит отравительница. Зачем же еще.

– Подождите минутку, – запротестовал встревоженный доктор Миддлсворт.

Он взял с приставного стола свою шляпу и медицинский чемоданчик и уже собирался подтолкнуть Дика к двери в прихожую, но даже он развернулся.

– Давайте здесь рассуждать здраво, сэр Харви, – предложил он. – Вы ведь не думаете, что девушка скажет: «Слушай, у меня тут шприц с синильной кислотой. Пойди домой и вколи ее себе в руку, ладно? Сделай мне такое одолжение».

– Не настолько прямолинейно, нет.

– Тогда как?

– Это мы и намерены выяснить. Но если и существует какой-то ключ к этим делам с запертыми комнатами, я подозреваю, что он сейчас у нас. Все проходит гладко с мужчиной, у которого мозги набекрень, в затуманенном и ошеломленном состоянии ума. И ни в коем случае не пройдет ни с кем другим.

– То есть, например, с вами или со мной ничего не получится?

– Едва ли, – отозвался их хозяин сухо. – Доброй ночи, джентльмены. Тысячу благодарностей!

Выходя в прихожую, они увидели, как он улыбается, и его взгляд уже не гипнотизировал так теперь, когда дело было благополучно доведено до конца.

С запада, из Шести Ясеней, над полями поплыл звон церковных часов, отбивавших одиннадцать. Звучные ноты всколыхнули вуаль тишины, осязаемой тишины, когда Дик с доктором Миддлсвортом вышли из дома. Оба молчали из-за повисшего над ними напряжения. Шедший впереди с электрическим фонариком, Миддлсворт указал на свою машину в переулке.

– Садитесь, – предложил он. – Подброшу вас до дома.

Все то же оцепенелое молчание владело ими, оба за время короткой поездки смотрели прямо перед собой в лобовое стекло. Колеса автомобиля подскакивали на неровной дороге, Миддлсворт без всякой нужды яростно газовал и подкатил к дому Дика, пронзительно взвизгнув тормозами. Пока мотор шумно сопел, Миддлсворт поглядел по сторонам и заговорил, заглушая его:

– Все в порядке?

– В полном, – ответил Дик, открывая дверцу.

– Вас ждет скверная ночь. Хотите снотворного?

– Нет, спасибо. У меня полно виски.

– Не напивайтесь. – Руки Миддлсворта сжались на руле. – Ради бога, не напивайтесь. – Он поколебался. – Послушайте. Насчет Лесли. Я просто подумал…

– Спокойной ночи, доктор.

– Спокойной ночи, дружище.

Машина тронулась с места и покатилась дальше на запад. Когда габаритные огни скрылись за поворотом дороги с живой изгородью по одной стороне и невысокой каменной стеной парка Эш-холла – по другой, Дик Маркхэм остановился у калитки перед своим садиком. Он стоял неподвижно несколько минут. Непроницаемая чернота опустилась на душу, чернота, как будто свечу накрыли гасителем, окутала его, когда звук мотора умолк.

Сэр Харви Гилмэн, подумал он, с невероятной легкостью прочел его мысли.

Прежде всего – он вовсе не думал об убийствах. Не думал о мужчинах, которых Лесли, предположительно, отравила. Он думал о мужчинах, которым она признавалась в любви, прежде чем они умерли.

Отдельные слова и фразы, иногда целые предложения вспоминались ему и теснились в голове с отчетливой живостью, как будто он слышал их все одновременно:

«Этой, как вы говорите, девчушке сорок один год».

«В изнеможении проливала потоки слез».

«Слегка подержанная».

«Крупный пожилой мужчина».

«Чудовищное совпадение или какая-то ошибка».

«Неужели все это не кажется вам хоть сколько-нибудь подозрительным? Хотя бы немного сомнительным?»

Инфантильный. Несомненно! Легкомысленный. Несомненно!

Он пытался объяснить себе это. Но ведь именно так и чувствует влюбленный, а он влюблен в Лесли, и оттого он разъярился. Будь эти слова выбраны специально – каждое как крошечный нож, надрезающий один и тот же нерв, – они не смогли бы сделать больнее.

Он поймал себя на том, что пытается мысленно нарисовать портреты этих мужчин. Бертон Фостер, американский юрисконсульт, представлялся ему хвастливым и благодушным, несколько подозрительным, отчего его лишь проще обвести вокруг пальца. Вообразить мистера Дэвиса, «толстого старика», на фоне его «большого, богатого, старомодного дома» было и вовсе не трудно.

Мартин Белфорд, последний из трех, оставался более размытой, но почему-то наименее ненавистной фигурой. Похоже, молодой. Вероятно, беззаботный и искренний. Белфорд как будто не имел особенного значения.

Если включить хотя бы подобие здравого смысла, просто верх абсурда стоять здесь, ненавидя покойников, терзая себя образами людей, которых он никогда не встречал и уже точно не встретит. Что должно иметь значение, что имело значение, что, очевидно, имело самое большое значение во всех полицейских рапортах, так это вопиющий факт наличия шприца с синильной кислотой.

«Это не отпускает ее».

«Она одержима».

«Девушка ненормальна».

«И она не позволит лишить себя острых ощущений».

Вот эти слова должны были вспомниться ему первыми, а вместе с ними и прийти мысль о внезапно зардевшемся лице рядом со встроенным сейфом.

Факты? Еще какие.

Он уже произнес множество убедительных слов об ошибке. Но в глубине души Дик Маркхэм не верил в ошибку. Скотленд-Ярд таких ошибок не допускает. И все равно, скорее первые фразы сэра Харви, а не последующие, вспомнившись, оставляли неприятный осадок, язвили и обжигали. Если бы она только не солгала ему о своем прошлом…

Однако она ни о чем ему и не лгала. Она вообще ничего ему не рассказывала.

О господи, ну почему все так сложно! Дик ударил ладонью по столбику калитки. В доме у него за спиной горел свет, отчего мокрая трава под окнами переливалась и блестела мощеная дорожка, ведущая к входной двери. Когда он ступил на нее, его охватило ощущение одиночества – пронзительное, неприятное чувство, – словно от него отрезали какую-то часть. Это встревожило его, поскольку он считал, что любит одиночество. А теперь вдруг испугался его. Коттедж показался ему пустой раковиной, отозвавшейся гулким эхом, когда он закрыл за собой дверь. Он прошел по коридору до кабинета, открыл дверь и замер. На диване в кабинете сидела Лесли.

Глава шестая

Она рассеянно перелистывала страницы журнала и быстро подняла голову, как только открылась дверь.

В свете лампы с шарообразным абажуром, стоявшей на столе позади дивана, чистая кожа Лесли показалась особенно гладкой, когда она подняла на него глаза. Мягкие каштановые волосы, завивавшиеся наружу на уровне плеч, блестели. Она сменила белое платье на темно-зеленое с переливающимися пуговицами. «Cette belle anglaise, très chic, très distinguée». Ни единой морщинки не было заметно на гладкой шее. В ее широко раскрытых невинных глазах карего цвета читался испуг.

Мгновение оба они молчали. Вероятно, Лесли заметила выражение его лица.

Она отбросила в сторону журнал, поднялась и подбежала к нему.

Он поцеловал ее – машинально.

– Дик, – произнесла Лесли тихо. – Что не так?

– Не так?

Она отступила назад на расстояние вытянутой руки, чтобы видеть его. Ее чистосердечный взгляд вопросительно скользил по его лицу.

– Ты… ушел, – сказала она и встряхнула его за плечи. – Ты ушел оттуда. В чем дело? – И – быстро: – Это из-за предсказателя? Сэра… сэра Харви Гилмэна? Как он?

– В точности так, как ожидалось.

– Это означает, что он умрет, верно? – спросила Лесли. Ее как будто осенило. – Дик, послушай! Это поэтому ты выглядишь и ведешь себя так? – А потом она взглянула на него с ужасом. – Ты ведь не думаешь, что я сделала это нарочно, правда?

– Нет, конечно нет.

«Помоги мне, Боже, – мысленно взмолился он, – главное, не проговориться. Ни одного неосторожного слова, ни случайно вырвавшегося вопроса, который нас выдаст». Опасности тут поджидали на каждом шагу. Собственный голос звучал пусто, лицемерно и фальшиво, во всяком случае, для него самого. Поглаживая ее по плечу, он перевел взгляд на стену рядом с камином, и первое, что увидел, – желтую афишу с названием одной из своих пьес: «Ошибка отравителя».

– Точно? – настаивала Лесли.

– Дорогая моя девочка! Не думаю ли я, что ты выстрелила в него нарочно? Но ведь ты же никогда раньше даже не видела его, разве не так?

– Никогда! – На глаза у нее навернулись слезы. – Я… я даже его имени до сегодняшнего дня не слышала. Мне сказал кто-то.

Он попытался рассмеяться.

– В таком случае не о чем и беспокоиться, верно? Просто забудь. Между прочим, что же он тебе наговорил?

Дик не собирался спрашивать об этом. Он поклялся себе; он едва не заорал от злости, когда эти слова сорвались с языка. Какая-то неукротимая волна толкнула его, подхватила и поволокла против его воли.

– Но я же тебе рассказывала! – воскликнула Лесли. – Общие слова о счастливой жизни, небольшой болезни, письме с какими-то приятными новостями… Ты мне веришь?

– Конечно.

Она двинулась обратно к дивану, и он пошел следом. Ему хотелось сесть напротив, чтобы внимательно рассмотреть ее лицо в свете лампы, отрешиться от волнующей близости ее физического присутствия. Но в ее взгляде читалось, что она ждет, чтобы он сел рядом, и он так и сделал.

Лесли уставилась на ковер. Волосы колыхнулись, упав вперед, скрывая очертания ее щеки.

– Если он умрет, Дик, что со мной сделают?

– Решительно ничего. Это же был несчастный случай.

– Я имею в виду… полиция же приедет и станет допрашивать меня, или что-то в этом роде?

В комнате повисла гробовая тишина.

Дик протянул руку к сигаретнице на столике позади дивана. Пульс бился в руке, и он подумал, сумеет ли унять дрожь. Они с Лесли как будто парили в пустоте, где остались только книги, картины и свет лампы.

– Боюсь, им придется провести расследование.

– Ты хочешь сказать, все это попадет в газеты? И я должна буду назвать свое имя?

– Но это же просто формальность, Лесли… Почему бы и нет?

– Да так. Просто… – Она повернула к нему голову, явно испуганная, но все же улыбнулась, хотя и с тоской. – Просто, понимаешь, я знаю обо всем этом только то, чему ты меня научил.

– Чему я тебя научил?

Она кивнула на ряды книг, кишевшие любопытными криминальными случаями, словно яблоки – червяками, и на броские картинки и афиши, обещавшие такое прекрасное развлечение, когда имеешь дело с преступлением на бумаге.

– Ты просто зачарован всем этим. – Она улыбнулась. – Я ненавижу смерть, но, кажется, она увлекает и меня тоже. Она в некотором роде завораживает. Сотни людей, все с прелюбопытными мыслями, заключенными у них в голове… – И тут Лесли сказала то, что его удивило. – Я мечтаю о респектабельности! – выкрикнула она внезапно. – Я так мечтаю о респектабельности!

Он попытался взять легкий тон:

– А разве что-то мешает тебе добиться этого?

– Дорогой, не шути, пожалуйста! Я теперь оказалась замешанной в эту ужасную историю, хотя ни в чем не виновата. – Она снова обернулась к нему с такой тоскливой мольбой в глазах, что он потерял способность рассуждать. – Но ведь это никак не испортит нам праздник, правда?

– Ты имеешь в виду… завтра вечером?

– Да. Наш торжественный ужин.

– Конечно не испортит. А другие гости будут?

Она изумленно поглядела на него:

– Разве ты хочешь других гостей? Дик, что происходит? Почему ты отдаляешься от меня? Знаешь, еще немного – и я сама начну думать что-нибудь нехорошее.

1 Эта прекрасная англичанка, такая элегантная, такая яркая (фр.).

Продолжить чтение