Рассвет и лед

Hélène Mérelle

L’AURORE ET LA GLACE

Published by arrangement with Lester Literary Agency.

Любое использование материалов данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

Copyright © Éditions Bragelonne – Paris, 2023

© Шавронская Т. Б., перевод на русский язык, 2025

© ООО «Издательство АСТ», оформление, 2025

Глава 1. Ночной звонок

Проснувшись посреди ночи, я почувствовала в комнате чье-то присутствие.

Сердце пропустило удар, но затем, преодолев испуг, я решила изучить обстановку. Медленно расслабила судорожно сжатые на простыне пальцы и сосредоточилась на том, что меня окружает. Зеленовато-неоновое мерцание вывески на другой стороне улицы проникало сквозь закрытые шторы. За соседней стеной храпел Антон, недавно вернувшийся с вечеринки. Должно быть, это он слишком громко хлопнул дверью и разбудил меня…

Другая причина пробуждения могла заключаться в том, что нечто невидимое настойчиво взывало ко мне, прерывая столь желанный сон. Как однажды сказал мой дедушка, мы, шаманы, подобны фонарям во тьме. Словно назойливые мошки, к нам отовсюду слетаются неприкаянные духи, жаждущие общения.

Что ему нужно?

Я настолько привыкла к состоянию транса, что даже в полудреме мой разум легко открывался Другому миру. Восприятие выходило далеко за пределы мрачной квартиры, унылого университетского кампуса, сонного городка Нуук[1] и заледенелого фьорда[2]. Оно достигало необъятного неба, где мерцало одно из последних этой весной северных сияний.

– Шаманка…

Дыхание того, кто звал меня, внезапно понизило температуру в комнате. Я вздрогнула и машинально потянулась к одеялу, но его не было. Я лежала на склоне холма. Несмотря на завывающий ветер, трава оставалась неподвижной. Мороз крепко-накрепко прибил ее к земле. Влажный туман окутал окружающий пейзаж, словно саван. Я прищурилась, чтобы «прорвать» его. Он неохотно поддается. Сквозь него вижу острые зазубрины гор. Они окружают незнакомую мне бухту, усеянную дрейфующими из стороны в сторону айсбергами. Это совершенно точно не Нуук и ни один из знакомых мне гренландских фьордов.

– Куда ты меня привел? Что ты хочешь мне показать?

Дух проигнорировал мои вопросы. Его негодование обрушивается на мое тело. Я явственно ощущаю чужое недовольство, разочарование и обиду.

На кой черт он разбудил меня, если не хочет разговаривать?

Может, виной тому, что я жива, а он нет.

Я была очень юна, когда дар дал о себе знать. Во время первых трансов некоторые духи наводили на меня ужас. Те, кого постигла несправедливая смерть, зачастую бывали крайне жестокими и непредсказуемыми. Другие же осторожно ходили по тонкой границе миров, рискуя в любое мгновение исчезнуть навсегда. Дедушке потребовалась вся его выдержка и терпение, чтобы убедить меня не бояться духов. Они не могут навредить живым людям или шаманам. Самые могущественные из них способны воздействовать на природные стихии – ветер и дождь.

Атак, мой дедушка, ко всему прочему, научил кое-чему важному: именно шаман должен властвовать над духами, а не наоборот. Во время транса мое тело превращается в звездную пыль на небосводе. Она указывает путь, который должны пройти духи мертвецов. Если они хотят передать послание живым, мне следует находиться рядом, чтобы выслушать их прощальные слова, последние сетования и предупреждения. Иногда духи просто бормочут непонятные слова. Другие же, подобно тому, что воззвал ко мне сейчас, общаться не могут.

– Ну же, поговори со мной.

Но дух упорно молчал. Ветер постепенно усилился. Его порывы напоминали стук церемониального барабана, который использовали шаманы, чтобы вступать в контакт. Может быть, он один из таких мертвецов?

А вдруг это кто-то из моих вредных предков? Ничего удивительного…

Я стараюсь запомнить пейзаж, мелькающий сквозь туман: зубчатое пустынное побережье, над которым возвышается горная гряда. Мыс венчают две параллельные линии скал. Они напоминали длинные черные когти, вцепившиеся в лед.

Хотя в Гренландии более сорока тысяч километров необитаемых побережий, отыскать такое место – задача не из простых. Почему этот дух вообще решил привести меня сюда?

Я вновь пытаюсь сосредоточиться:

– Или поговори со мной, или оставь в покое.

В ушах неистово завыл ветер. Холод царапал кожу.

Ну нет, на этот раз с меня хватит.

Постепенно я закрываюсь от мира духов и прекращаю сеанс. Застывший холм превращается в тесную комнату в общаге. Шум ветра сменяется скрипом кровати. Мне нужно время, чтобы согреться, поэтому я почти с головой накрываюсь одеялом.

Сквозь щель между занавесками виднеются неоновые огни супермаркета. На вывеске изображен медведь – эмблема сети этих магазинов.

Сколько времени прошло с тех пор, как в нашем районе последний раз появлялись белые медведи?

Двадцать первый век, современная Гренландия. Животные покидают приближающиеся города, а мы называем в их честь улицы, шьем плюшевые игрушки и продаем туристам.

Дух не исчез. Краем сознания я чувствую его присутствие в углу комнаты. Он наблюдает за мной, однако гнев его сменился горьким сожалением. В конце концов он исчезает, должно быть, в поисках другого шамана, который внемлет его просьбе и поймет его.

Занятия начинаются после обеда, поэтому я плотнее укутываюсь в одеяло и решаю подремать до утра.

На этот раз свет между занавесками исходит не от неоновой вывески. Это луна бросает бледный отблеск на мое прошлое. Образы то исчезают, то появляются, кружась в воздухе, словно неуловимые снежинки… Кругом палатки из тюленьих шкур. Младенец, плотно закутанный в пеленки. Кукла из дерева и перьев. Вне всяких сомнений, я вернулась в самый страшный кошмар детства.

Я опускаю взгляд. Лужа теплой крови растопила снег. Несколько раз моргаю, и кровь исчезает. На ее месте осталась лишь дыра в отколовшейся льдине, вроде тех, что делают рыбаки.

Кукла из перьев лежит на снегу вместе с расшитыми жемчугом варежками, которые мама сшила для меня. Взглянув на руки, я вижу, что пальцы превратились в уродливые изогнутые когти. От них на льду остаются кроваво-красные полосы.

Тяжело дыша и обливаясь потом, я очнулась от кошмара. Казалось, ушла целая вечность, прежде чем я поняла, что именно меня разбудило. Голос из трещины во льду? Хриплый клич снежной совы?

Нет, глупышка. Еще ближе.

Я попыталась стряхнуть липкую паутину кошмара ровно в тот момент, когда назойливый шум повторился. На этот раз до меня дошло, что это был мобильный телефон. Это его вибрация сотрясала прикроватную тумбочку.

– Проснулась? – В трубке раздался хриплый голос Атака, моего дедушки.

– Я… Да.

Я вскакиваю на ноги, охваченная внезапной тревогой.

– Почему ты звонишь так рано? Что-то случилось? Ты… в больнице?

Сколько сейчас времени?

– Дитя, – проворчал Атак, – это не рано, а, скорее, поздно. Когда я был в твоем возрасте, мы с отцом отправлялись на рыбалку задолго до рассвета. Он всегда говорил мне…

Выдохнув с облегчением, я рассеянно слушаю уже знакомую историю. Несколько недель назад дедушка упал со стремянки и получил травму спины. Ему приходилось соблюдать постельный режим и носить корсет, пока поясничные позвонки восстанавливаются. Однако дед неохотно следовал указаниям врача, поэтому я боялась, что он попытается встать самостоятельно и снова неудачно упадет.

Не стоит так паниковать. Все в порядке.

На часах чуть больше пяти утра. Скоро взойдет солнце. Я с нетерпением жду, когда Атак сделает перерыв в рассказе, чтобы повторить вопрос:

– Так что случилось, дедушка?

– У меня есть для тебя работа. Ты знаешь Маркса из Бюро страхования морских рисков?

Я недовольно скривилась. Естественно, я знаю Маркса. Мне уже доводилось выполнять несколько поручений для него. Тогда я еще была ученицей. Честно говоря, Маркс мне не по душе. Он, конечно, компетентный специалист, но холоднее айсберга.

– На восточном побережье произошло кораблекрушение. Маркс сначала хотел нанять меня для расследования и очень расстроился, узнав, что я временно недоступен, но я убедил его, что ты обо всем позаботишься не хуже.

Пусть дед и не хочет этого признавать, но ему предстоит долгое восстановление. А постельный режим ничуть не улучшает настроение. Члены семьи стараются лишний раз его не беспокоить, но все же…

– Я не могу сейчас уехать из Нуука, у меня занятия до конца недели. Ты должен был сначала спросить меня, прежде чем договариваться с Марксом.

Атак ничего не ответил. Я слишком хорошо знаю своего деда, чтобы поверить, будто бы он сейчас начнет рассыпаться в извинениях. Скорее всего, нахмурив брови, подыскивает нужные слова.

– Но ты должна, – наконец проговорил дедушка. – Это важно.

На этот раз пришла моя очередь молча подбирать слова, поэтому Атак терпеливо ждал на другом конце линии. В нашем общении подобные паузы всегда были наполнены смыслом. Они могли означать: «Дух просил меня передать тебе это послание, но я не могу выдать его тайну и раскрыть его имя». Или: «Прежде чем ответить, я попрошу совета у духов». Но чаще всего я толкую эти молчаливые паузы как «Доверься мне».

Я мысленно проверяю расписание на неделю. Занятия заканчиваются в пятницу, затем двухнедельные каникулы перед началом весеннего семестра, так что слишком много не пропущу. На самом деле, моей главной задачей было найти новое жилье к предстоящему семестру. Поэтому деньги будут очень даже кстати, если новый арендодатель потребует залог.

– Ладно. Я возьмусь за эту работу. Ты знаешь, где произошло кораблекрушение? Как мне туда добраться?

– Скоро из Нуука туда вылетит самолет. Я попросил Свена заехать за тобой. Ты же помнишь Свена? Мы пару раз работали вместе. Я дал ему твой адрес. Он приедет минут через пятнадцать.

Я вскочила на ноги и воскликнула:

– Пятнадцать минут?! Атак, ты совсем из ума выжил?! Я не успею собраться!

– Тогда хватит болтать. Иди собирайся. Сэкономишь кучу времени. – Дедушка вешает трубку, даже не потрудившись говорить повежливее. Я коротко выругалась, глядя на потухший экран телефона, а затем отправилась в душ.

Ранним утром горячей воды у нас в избытке, пока две мои соседки не проснутся. Душевая кабинка для меня немного тесновата. Со своим довольно высоким ростом я вынуждена наклоняться, чтобы вымыть волосы под душем. Еще и постоянно локтями бьюсь о сколотую плитку.

На следующий семестр нужно найти что-нибудь получше.

Я бросила быстрый взгляд на зеркало, поверхность которого заляпана брызгами от зубной пасты и чего-то еще более сомнительного. Под глазами залегли фиолетово-синие круги, которые ярко выделялись даже на моей золотистой коже. Спутанные пряди выбились из длинной черной косы.

Следы бессонной ночи…

Меньше чем за минуту я собираю волосы в косы, попутно соображая, что нужно взять с собой в дорогу. Мне бы хотелось выглядеть как профессиональная шаманка, а не как двадцатилетняя студентка. Но, с другой стороны, на дворе уже начало марта, а значит, самым логичным вариантом будет укутаться в два слоя теплой одежды.

Куртку из тюленьей кожи мне скроила и сшила мама. Она расшила ее разноцветным бисером, традиционными инуитскими[3] узорами. А вот черный джемпер с флисовой подкладкой я купила в столичном спортивном магазине. Это сочетание современной и традиционной моды, заключенное в одном маленьком гардеробе, отражает всю мою жизнь.

Оделась я быстро. Надеюсь, мое участие в деле Маркса ограничится двумя днями, включая поездку, но на всякий случай все же прихвачу теплую одежду на смену.

В коридоре ботинки прилипают к полу и отрываются с неприятным скрипом. Эта грязь копилась месяцами, а здешние жильцы и не думали утруждать себя уборкой. Я уже приготовила деньги, чтобы покрыть оставшуюся часть аренды. В договоре были указаны три месяца, но больше я не намерена здесь задерживаться.

Я жила в комнате девушки по имени Ханна. Она уехала учиться в Данию на семестр. Аренда была оформлена на ее двоюродного брата, Майкана. Я обнаружила его дремлющим за маленьким кухонным столом. У Майкана вечно покрасневшие и сонные глаза. Он подрабатывает по ночам, чтобы оплатить учебу на журналиста, и, вероятно, только что вернулся домой с очередной смены.

Сейчас на нем одни лишь спортивные штаны. У него смуглая кожа, длинные волосы собраны в наполовину распущенный пучок. Блестящие черные локоны ниспадают на плечи. Юноша – инуит, как и я, но на этом наше сходство заканчивается. Он родился в городе, никогда в жизни не охотился и не рыбачил, не говоря уж об общении с духами предков. Майкан не знает вкуса вареной нерпы и питается исключительно фастфудом и дешевым пивом. Я протягиваю ему деньги за аренду и объясняю:

– Мне нужно уехать. Дедушка внезапно позвонил. В комнате осталась коробка с вещами, за ней я вернусь, как только смогу, хорошо?

Майкана, похоже, не особо огорчило мое внезапное дезертирство. Мы почти не знали друг друга. Здесь я не успела завести особо много друзей. По крайней мере, их было не больше, чем пальцев на одной моей руке. Здоровой руке, я имею в виду.

– Да без проблем, – говорит он, – Ханна вернется в следующем месяце, а до тех пор новых жильцов не предвидится.

До отъезда осталось примерно пять минут, поэтому я достаю две кружки и насыпаю в них несколько ложек растворимого кофе и ставлю в заляпанную жирными пятнами микроволновку. Прибор включается, издав недовольное фырканье. Беднягу не помешало бы отмыть, а еще лучше заменить…

Вся квартира такая… и моя жизнь тоже.

Инуиты говорят, что кофе должен быть крепким, как смерть, и сладким, как любовь. Сказано неплохо. Но, к сожалению, мой сегодняшний кофе – невкусный, дешевый и горький.

– Что заставило тебя подняться в такую рань? – спрашивает юноша. Голос его звучит сонно и без особого интереса к моему ответу. Нам с Майканом уже доводилось обсуждать мой род деятельности. Первый раз он заговорил об этом, когда я переехала. Парень никогда не встречал шаманов, но ему было интересно, не придет ли мне в голову рисовать магические пентакли со свечами и призывать демонов. Именно такие сцены он, должно быть, видел в телесериалах.

Моя работа даже близко ничего общего с этим не имеет…

Я осторожно ставлю чашку на стол, усеянный коричневыми круглыми следами.

– Где-то на восточном побережье на мель село судно. Я отправлюсь туда с экспертами из Бюро расследований, которые намерены выяснить причину аварии.

– Восточное побережье? Оно же дикое… – пренебрежительно фыркает он.

Я не обижаюсь, хоть и выросла там. На востоке все дикое: ветры, течения, белые медведи и уединенные деревни на окраине фьордов. Я вспоминаю о духе, который не смог связаться со мной, и зубчатом мысе без единой живой души… Именно так выглядит восточное побережье Гренландии, омываемое Северным Ледовитым океаном.

– Мне пора. Я позвоню, перед тем как заскочить за вещами, и… спасибо.

Майкан поднимает чашку в знак прощания, его взгляд слегка затуманен. Подхватив сумку, я ухожу, тихо прикрыв за собой дверь.

Оказавшись на углу здания, я замечаю, что начинает светать. Стали видны потрепанные здания на склоне, грязный снег на городских улицах. Я живу в районе Нууссуак, где расположен единственный в Гренландии университет. Уже три года я изучаю здесь теологию. Моей семье было трудно принять мой выбор. Особенно дедушке. Он считал, что все необходимое о шаманах я уже узнала от него и высшее образование не имеет смысла. Но кто вообще в семнадцать лет осознает, чего хочет от жизни? Я мечтала узнать больше о наших поверьях и верованиях других арктических народов.

Атак не видит смысла в высшем образовании, поэтому без колебаний разрешил пропустить занятия…

На перекрестке появляется машина Свена – внедорожник, заляпанный грязным снегом. В столь ранний час Свен выглядит ненамного бодрее меня. В уголках сонных глаз залегли морщинки-лучики. Должно быть, он брился второпях, рыже-седая щетина кое-где торчит. В своей криво застегнутой фланелевой рубашке он больше походит на портового работягу, чем на эксперта в области морской техники. Но я знаю, дедушка Атак высоко ценит Свена за блестящий ум.

Миновав город, мы приезжаем в аэропорт, где нас ожидает небольшой самолет. Нуук медленно просыпается: несколько мужчин в кепках и с густыми бородами направляются к причалу. Грузчики, рыбаки, работники нефтяных вышек… Этот район, с его серыми ангарами и покрытыми выцветшими граффити стенами, со стороны походит на самый обычный порт. Я рассказываю Свену о самочувствии дедушки, а затем спрашиваю:

– Маркс рассказал тебе что-нибудь об аварии?

Свен указывает на документ, где изложены основные пункты расследования. Я зачитываю вслух название севшего на мель корабля:

– «Полярная звезда».

– «Полярная звезда»… Я повидал «Борей», «Арктику» и даже «Ледяную королеву»… Все большие суда, которые проходили через Суэцкий канал, до того как арктический маршрут стал судоходным, – язвительно усмехнулся Свен. – Они серьезно думают, что, переименовав корабли, перестанут натыкаться на айсберги? Или, может быть, это принесет им удачу?

– Очевидно, этого оказалось недостаточно.

Свен, морской инженер, работает тут лет десять и знает арктический судоходный маршрут как свои пять пальцев.

– На этом пути происходит гораздо больше несчастных случаев, чем на любом другом. Твой дедушка считает, что это позволяет Марксу каждый год увеличивать страховые взносы, которые он собирает со своих клиентов!

В связи с глобальным потеплением температура в Арктике повышается в два-три раза быстрее, чем на остальной части земного шара. Теперь в любое время года можно проплыть северным путем, Северо-Восточным проходом и Беринговым проливом.

Однако безопасным такое путешествие назвать нельзя.

Чтобы добраться до места кораблекрушения, нужно пересечь Гренландию с запада на восток. Дорог здесь нет, в основном все летают на самолетах. У компании Маркса как раз имеются собственные.

Свен сразу же занимает первые два кресла, чтобы удобнее расположить свою крупную фигуру. Меня же радушно встречает Ленора, небольшого роста полная женщина с седыми волосами.

– Десс! Ты сегодня с нами вместо дедушки? Как он себя чувствует? Держу пари, ворчит, как старый медведь!

Я киваю, усаживаясь рядом с ней. Ленора – специалист по морским течениям. Она изучает изменения климата и его последствия для новых водных маршрутов в Северном Ледовитом океане. О предстоящем расследовании Ленору предупредили заранее, поэтому она предусмотрительно приготовила целый термос кофе, который мы с ней разделили.

Мы пролетаем над безбрежным ледяным покровом. Бледный рассвет окрашивает его во все оттенки голубого. Небо чистое. В пределах страны ледяная шапка кажется нетронутой и идеально ровной. На самом же деле она больше походит на толстый купол в центре острова, который постепенно сужается по краям. В этом месте ледник подбирается к фьордам, чтобы воссоединиться с океаном. Свен, сидящий справа от меня, обращает внимание на разрушающиеся ледники вокруг побережья и серо-зеленый цвет рек, которые их окружают.

– В марте ледники начинают таять еще быстрее, – говорит Ленора.

По ее задумчивому взгляду я понимаю, что она уже подсчитывает, сколько миллионов тонн воды стекает в океан прямо сейчас.

– Этой зимой выпало много снега, – произношу я. – Как думаешь, ледяной покров не вернулся к своей обычной толщине?

– Уже много лет зимние снегопады не могут компенсировать летнее таяние льда. И этот дисбаланс только усугубляется. Ученые все еще не могут прийти к единому мнению, но я считаю, что точка невозврата уже достигнута. Исчезновение ледяного покрова необратимо.

Как будет выглядеть свободная ото льда Гренландия через несколько десятилетий? Сложно представить.

Ленора ловко жонглирует телефоном, фотоаппаратом и ноутбуком, пытаясь определить на карте места, над которыми мы пролетаем. Она показывает аэрофотоснимки и указывает на ландшафт:

– Видишь ледник под правым крылом? Вот так он выглядел в прошлом году. Посмотри, как сильно он отступил от берега. А теперь взгляни на размер талого озера. В прошлом году ледяной покров потерял более пятисот гигатонн[4] льда только в виде талой воды. И это если не считать отколовшиеся айсберги.

Гигатонны? Слишком рано для такого количества нулей!

Я изучаю теологию, а не естественные науки! Однако не нужно оперировать большими цифрами, чтобы понять простую истину: температура растет, а лед тает. Я все еще пытаюсь понять, что такое гигатонна. Ленора, должно быть, понимает, о чем я думаю, поэтому сразу же поясняет:

– Это все равно что в разгар лета сливать в океан по шесть бассейнов в секунду. Следовательно, уровень воды поднимается все выше и выше…

Свен потягивается, зевая, на соседнем кресле. Он потирает глаза и протягивает руку, чтобы попросить еще кофе.

– Ты нам всем как мать, Ленора, но не нужно читать Десс лекции о глобальном потеплении. Все тут в курсе происходящего.

Ленора хмурится.

– Я слишком молода, чтобы быть твоей матерью. Но если бы я ею была, то научила бы тебя говорить «пожалуйста», когда о чем-то просишь.

– Пожалуйста, Ленора, – послушно повторил Свен, – можно мне еще кофе?

Она подает его с таким театральным вздохом, что я невольно улыбаюсь и решаю разрядить обстановку темой кораблекрушения:

– Есть какие-нибудь подробности, кроме названия судна?

Ленора возводит глаза к потолку.

– Маркс, как обычно, не захотел ничего объяснять по телефону. Конфиденциальность и все такое…

– Он позвонил мне перед самой посадкой, – подал голос Свен. – План немного изменился. Я собирался, как обычно, опросить членов экипажа, но на этот раз не получится.

– Почему?

– На месте кораблекрушения остались только капитан и лоцман, остальных моряков экстренно эвакуировали в ближайшую клинику.

– Они ранены? Я думала, пострадавших не было.

– Их необходимо тщательно осмотреть, – тихо и вкрадчиво проговорил Свен, подражая манере речи Маркса. А затем своим обычным тоном добавил: – Пропал один человек. Остальные не пострадали, даже обморожения не получили. Судя по тому, что мне удалось узнать от Маркса, об их состоянии должны судить врачи.

Я нечасто подменяла дедушку, поэтому не знала, являются ли эти процедуры необходимыми в расследовании.

– Такие обследования – обязательная часть?

– Ну, смотри, к примеру, произошла дорожная авария, – откликнулся Свен. – Инспектор подозревает действие алкоголя или наркотиков и обязан все проверить, так как это – частая причина аварий. А в условиях холода и полярной ночи велик соблазн выпить, чтобы согреться. Арктические морские пути и в обычных-то условиях достаточно опасны даже для опытного лоцмана, а если его внимание рассеяно и рефлексы притуплены…

– Будем надеяться, что Маркс сообщит нам, если анализы окажутся положительными, – вздыхает Ленора.

Видя мое изумление, Свен объясняет:

– Босс хочет, чтобы каждый эксперт придерживался своей области исследования, не вторгаясь в чужую. Это помогает избежать лишних домыслов…

– Если он решил проверить всех, а не только пилота, – заметила Ленора, – значит, что-то произошло с экипажем. Может быть, они выдали какое-то неправдоподобное объяснение аварии.

– В любом случае им повезло. Поблизости находилось океанографическое исследовательское судно «Борей». Они смогли подобрать почти всех пострадавших.

– Почти всех?

Пожав плечами, Свен добавляет:

– Один член экипажа считается пропавшим без вести, вероятно, его выбросило за борт во время крушения.

Даже я, имея ограниченный опыт в таких делах, понимаю, что это значит. Со спасательным жилетом или без, у моряка нет шансов выжить в ледяной воде. «Пропал без вести» означает, что его тело еще не найдено.

Но Свен прав: один погибший из всего экипажа – это настоящее везение. Восточное побережье Гренландии считается практически необитаемым, а единственное спасательное судно в этом районе находится в Иллоккортоормиуте[5], от которого плыть несколько часов. Даже если предположить, что вход в порт еще не перекрыт зимними льдами, то спасать их все равно было уже поздно.

Свен открывает последнее сообщение от Маркса и изучает информацию, попутно комментируя:

– Нам придется довольствоваться показаниями капитана. Похоже, он русский. Маркс сказал, что капитан плохо владеет английским, поэтому требует, чтобы все документы для него перевели.

– Умно, – усмехнулась Ленора.

Она наклоняется ко мне и объясняет:

– Капитан должен достаточно хорошо владеть английским. Это международный язык судоходства. Но, притворяясь, что он не знает его, этот человек попросту пытается выиграть время и подготовиться. Возможно, ждет адвоката.

Что ж, в любом случае это не мое дело. Я не хочу застрять в этом расследовании на несколько дней.

– Как думаешь, сколько времени потребуется, чтобы найти русского переводчика?

Свен с усмешкой покачал головой.

– Капитан «Полярной звезды» пытался перехитрить Маркса, но проиграл. Босс сумел найти на борту «Борея» человека, говорящего по-русски, и немедленно нанял его.

Ленора бросила полный разочарования взгляд на свой кофе.

– Судя по тому, как продвигается расследование, оно наверняка превратится в настоящий бардак.

Глава 2. Крушение «Полярной звезды»

Моржовый мыс, восточное побережье Гренландии

У «Полярной звезды» не было ни единого шанса на спасение. Я понимаю это, когда мы поднимаемся на вершину хребта. Корабль лежит на боку, лед сковал его изрезанный корпус.

Судно село на мель в небольшой бухте у подножья мыса Айвик, его еще называют Моржовый мыс. Он вполне заслуживает свое прозвище. Острые камни, похожие на бивни, пронзают огромный стальной корпус.

«Полярная звезда» перевозила контейнеры. И теперь ее разноцветный груз разлетелся во все стороны.

За последние два дня температура упала до десяти градусов ниже нуля. Ледяной покров почти восстановился. Вокруг огромного корабля, застрявшего в бухте, толкутся льдины. Несколько групп очевидцев наблюдают за происходящим сверху. Свен справа от меня уже достал бинокль, чтобы оценить повреждения. Судя по всему, корпус судна поврежден на треть всей длины, ниже ватерлинии.

– Даже двойное дно[6] видно. Это был прочный корабль. Он должен был выдержать.

– Ты всегда так говоришь, – возражает Ленора. – Инженеры почему-то убеждены, что технический прогресс может защитить людей от чего угодно. Нужно быть реалистом, Свен.

Свен ворчит и указывает на ярко-оранжевую куртку, в которую закуталась Ленора. Худощавая и в огромных сапогах на меху, она похожа на забытый на льдине дорожный конус.

– Технический прогресс не дает замерзнуть, правда?

– Да, но пока еще никто не изобрел материал, который способен устоять перед айсбергом…

Пока Ленора указывает Свену на огромную глыбу льда, медленно дрейфующую в море, я делаю несколько шагов назад, чтобы взглянуть на сцену кораблекрушения.

В ледяном воздухе вокруг ощущается угроза. Мы, шаманы, крайне восприимчивы к эмоциям. Это своего рода сверхразвитая эмпатия. От вездесущей ауры враждебности мне становится не по себе, к тому же непонятно, откуда она исходит. Я стараюсь запомнить эти ощущения, так же как Свен старательно фиксирует масштабы повреждения корпуса.

Вскоре мы присоединились к группе, которая уже была занята работой. Вертолет компании за несколько рейсов доставил команду техников. Двое мужчин пытаются установить палатку, но порывы ветра мешают им. Маркс лично присутствует на месте кораблекрушения. В своем элегантном двубортном пальто он притопывает ногами и нетерпеливо потирает руки, чтобы согреться. Единственное, в чем Маркс уступил полярному холоду, – серая шапка в тон его посеребренным вискам.

– Шаман Руджусууак, – произносит Маркс в знак приветствия, – вы будете помогать с расследованием на временной основе, пока ваш дед не поправится.

Я киваю, а он тем временем уже раздает указания другим участникам расследования. Температура не располагает к долгим беседам. Я не стала поправлять Маркса, когда тот назвал меня по фамилии деда. В конце концов, я происхожу из рода Руджусууак по материнской линии. Инуиты обычно используют свои имена, но Маркс, должно быть, не приемлет такой фамильярности.

Ленора уже ввязалась в спор:

– Подобные происшествия в здешних краях происходят редко. Даже если навигационная система корабля вышла из строя из-за шторма, трансполярный дрейфовый поток[7] должен был отбросить его на юг, а не на запад. Холодная вода с полюсов создает одно из самых мощных течений…

– Но корабль принесло сюда, и это факт. Наша задача – выяснить почему.

Он выходит из палатки, чтобы поговорить со Свеном, а Ленора тем временем шепчет мне на ухо:

– Для него наша основная задача заключается в написании бесконечных отчетов. В любом случае цель всегда одна: обвинить капитана, штурмана, лоцмана ледокола или гида, нанятого для переправы, но никогда не судовладельца.

Возразить мне нечего:

– И все же именно судовладельцы протаскивают сюда все больше и больше судов. Особенно в начале года.

Ленора вздыхает, как бы соглашаясь со мной, но очевидно, что все решает Маркс.

Не стоит так сердиться. Все же он платит Атаку за работу!

Как и дедушка, я намерена вести себя профессионально и быть вежливой с Марксом, даже если моя работа вызовет у него недоумение. Присутствие шамана в составе следственной группы – результат компромисса с новыми властями Калааллит Нунаата[8], страны, которую большинство людей все еще называют Гренландией. Это название она получила после датской колонизации. Иностранные государства, заинтересованные в наших природных ресурсах, похоже, испытывают глубочайшее уважение к инуитам, их обычаям и святыням. Международные компании с удовольствием нанимают некоторых из нас, и чаще всего на престижные должности. Именно так хитрый Атак аргументировал Марксу тот факт, что я могу сопровождать его в качестве ученицы. Вот почему я здесь, хотя мне всего двадцать лет и у меня очень мало опыта. Как инуитская женщина и шаманка, я являюсь идеальным представителем меньшинства Гренландии.

Немного раздражает, но, в целом, это правда.

Пока Ленора изучает траекторию движения корабля на картах, я делаю два шага в сторону и пристально смотрю на обломки. Коллеги дедушки знают, в чем заключается наша работа, однако им все равно тревожно. Из вежливости я делаю вид, что размышляю о движении корабля, а сама осматриваю окрестности в поисках того, что ощутить подвластно лишь мне.

Ледяные брызги обжигают лицо. Полярный круг совсем рядом, а северный ветер не утихает с тех пор, как два дня назад случился шторм. И именно тогда «Полярная звезда» потерпела крушение. Надеюсь, Бюро расследований поторопится и организует теплое укрытие.

А вот и они.

Как это часто бывает, духи заметили меня раньше, чем я обратилась к ним. Дедушка говорит, что ауру шамана можно почувствовать в потустороннем мире, даже если шаман не собирается вступать с духами в контакт. Они приближаются ко мне и с любопытством изучают. Это мимолетное ощущение. Если бы я не испытывала его десятки раз, то спутала бы с мурашками от порывов ледяного ветра.

Я здесь не для того, чтобы докучать вам. Я ступила на вашу территорию и почтительно приветствую вас.

Я не ожидаю встретить разгневанного духа рядом с севшим на мель кораблем. Вряд ли один из них может быть ответственен за катастрофу такого масштаба. Но такую возможность исключать нельзя. Моя работа заключается в том, чтобы определить, могло ли нечто сверхъестественное стать причиной кораблекрушения.

Пока никаких подтверждений этому нет. Крушение, похоже, произошло по самой простой причине – корабль столкнулся с айсбергом или наскочил на риф. Спрятав лицо в воротник куртки, я спешу к коллегам. В это время Маркс дает указание Дженсену:

– Необходимо определить скорость.

– Держу пари, корабль плыл слишком быстро, – отвечает тот. – Еще один идиот, который с чего-то решил, что в условиях глобального потепления сможет пересечь проливы так же легко, как и Средиземное море!

– Может, они забыли, что нужно следить за айсбергами? – предполагает Ленора. – Этой весной их появилось неожиданно много.

Все непроизвольно поворачиваются в сторону открытого моря. После нескольких дней шторма небо наконец-то прояснилось. На фоне темной морской глади и грифельно-синего горизонта дюжина величественных айсбергов дрейфуют из стороны в сторону. Ближайший из них высотой с башню, но опасен не он, а плоская глыба, едва выступающая из воды. Скорее всего, глубже прячутся острые края.

– Беспилотники засекли айсберги, – возражает Маркс, указывая на цветные точки на своем планшете. – С таким оборудованием, как на «Полярной звезде», капитан должен был быть готов ко всему.

– Мог случиться сбой, – парировала Ленора. – Во время штормов дроны не задействуют, а данные со спутников искажаются. Не говоря уж о том, что из-за сильного ветра айсберги могли просто изменить траекторию движения.

– Или, – подхватывает Свен, – они маневрировали, чтобы обойти их, забыв, что глубина пролива этого не позволяет. Пробоина в корпусе вполне может быть связана с отмелями.

Он поворачивается ко мне и объясняет:

– Пролив, отделяющий восточное побережье Гренландии от Исландии, – один из самых опасных среди новых арктических маршрутов. Он мелководный, едва достигает ста восьмидесяти миль[9] в ширину, с бурными течениями там, где талая вода из ледников встречается с морем. И ко всему прочему, там уйма айсбергов, подобных тому, с которым чуть южнее столкнулся «Титаник»…

– Я не хочу замерзнуть, как они, – пробормотала Ленора. – Здесь нет ни одной деревни или даже укрытия, чтобы согреться, пока идет расследование.

Маркс бросает раздраженный взгляд на несчастных инженеров-техников, с трудом собирающих палатку и устанавливающих оборудование. Он нетерпеливо перетаптывается. Мне кажется, что в своих начищенных до блеска туфлях он вот-вот поскользнется или отморозит ноги.

Кто отправляется за Полярный круг без пары сапог из тюленьей кожи?

Маркс поворачивается к Леноре:

– Вы пробудете здесь столько, сколько потребуется. Разумеется, крыша над головой вам будет обеспечена. Я связался с ближайшим портом и договорился о транспорте. Он скоро прибудет.

«Ближайший порт»? Речь ведь идет о Иллоккортоормиуте? До него час ехать на снегоходах на север. Надеюсь, Маркс не заставит меня сесть за руль, поскольку я не очень хорошо управляю этими штуками. И он наверняка понял это, поэтому сказал:

– Шаман Руджусууак, в ходе расследования вас будет сопровождать переводчик с «Борея». После того как вы пообщаетесь с капитаном и лоцманом, он доставит вас в порт на снегоходе. Полагаю, вам нужно будет побеседовать с местными жителями, хотя сомневаюсь, что найдутся свидетели кораблекрушения. В разгар шторма…

И в этот раз я не стала поправлять его, как это принято у гренландцев. Атак говорит, что Маркс заботится о правилах приличия не меньше, чем о своих километровых отчетах. Но я подозреваю, что его вежливость – не знак уважения, а, скорее, скрытое презрение к таким, как мы, к нашему положению в обществе, происхождению, к народу в целом. «Местные жители» – в его устах это звучит почти как «туземцы». Дикари, разодетые в тюленьи шкуры.

Как правило, Атак не придает особого значения манере общения Маркса. Он или игнорирует его, или же, наоборот, преувеличивает его грубость. Я же стараюсь улыбаться, как можно вежливее, несмотря на нервное напряжение:

– Спасибо, мистер Маркс. Я отправлюсь в Иллоккортоормиут, как только поговорю с капитаном. Хочу убедиться, что он осведомлен о правилах Арктического совета[10] касательно новых судоходных путей: ни одно судно не должно приближаться к священным местам Калааллит Нунаата. Уважение к святыням – важнейшее условие для получения разрешения на плавание в наших территориальных водах.

Знаю, что наш босс и без меня знает все законы наизусть. Однако замечаю, как он прищуривает глаза, запоминая и меня, и использование «Калааллит Нунаат» вместо датского «Гренландия». Я с осторожностью использую слово «наш». Просто чтобы напомнить ему, что нахожусь здесь, на земле моих предков.

Да, мы убиваем тюленей, делаем одежду из их шкур и верим, что духи живут среди нас. Для тех, кто разделяет эту веру, я – проводник, советчик, целитель, ясновидящая, психолог и надежный помощник.

Из-за раздражения, которое вызывает во мне Маркс, я совсем забыла о нервозности и неопытности. Пусть я еще очень молодая шаманка, но если «Полярная звезда» потерпела крушение из-за вмешательства духов, выяснить это предстоит именно мне.

На арктических морских путях можно повстречать людей со всего мира. Американцы с Аляски, канадцы, норвежцы, русские, датчане и уйма малоизвестных северных народов, которые тихо и незаметно существовали, пока из-за глобального потепления морские путешествия не привлекли к ним круглогодичного внимания. Инуиты, саамы[11], якуты, самоеды[12] и десятки других этнических групп, некоторые из них насчитывают всего несколько тысяч человек…

Мои, так сказать, очень дальние родственники разбросаны по всему Северному полюсу.

Внезапно в моей голове промелькнул образ брата – ярого защитника охоты на тюленей и кочевой жизни. Ох, с каким же презрением он бы отозвался о начищенных до блеска ботинках Маркса и его манерах… От этой мысли мне стало грустно. Я с трудом отогнала ее и подошла к трем мужчинам, что укрылись от ветра за скалистым выступом.

Как раз эти трое – отличная иллюстрация этнического разнообразия.

Мужчина, который уверенно шагает вперед, – явно русский капитан «Полярной звезды». Он одет в темно-синий бушлат. Седовласый, с резкими чертами лица и светло-серыми глазами. Он, очевидно, не в восторге от того, что придется беседовать с молодой женщиной. Он коротко здоровается, но я не понимаю ни слова. Стянув варежку с правой руки, протягиваю ему ладонь. После минутного колебания вежливость все же берет верх и капитан пожимает ее в ответ.

Это короткое рукопожатие мало о чем говорит. Шаманы не умеют читать мысли. Мы просто обладаем эмпатией в разы сильнее, чем у обычных людей. Капитан в ярости, должно быть, потому, что его стратегия под названием «я плохо говорю по-английски» провалилась. Маркс сумел предоставить ему переводчика. Еще я ощутила недоверие ко мне и тревогу. Похоже, капитан подозревает, что страховая компания попытается свалить на него вину за кораблекрушение.

Властным жестом он дает знак человеку слева от себя выйти вперед. Второй гораздо ниже ростом. Как и у меня, его глаза вытянуты к вискам, вот только мои – ореховые, а его – карие. Одинаковый разрез глаз говорит о нашем дальнем родстве. Одежда мужчины сшита из шкуры нерпы, вышивка немного отличается от моей. Я узнаю традиционные мотивы алеутов[13] – народа, живущего на Аляске, в Сибири и на многих других архипелагах Берингова моря. Они отличные моряки. Мужчина говорит на языке, похожем на мой калааллисутский, который сводит с ума европейцев: предложения состоят в нем из бесконечного количества слов, соединенных вместе. Его зовут Таку, и он лоцман «Полярной звезды».

От капитана я почувствовала лишь поверхностные эмоции, а вот с Таку все совсем иначе. Когда наши ладони соприкоснулись, я ощутила легкое покалывание – намек на присутствие чего-то сверхъественного.

Его сопровождает дух…

Иногда моряки, потерявшиеся в море, или охотники, замерзшие насмерть во льдах, возвращаются в виде духов, чтобы избавить своих потомков от той же участи. Некоторые люди верят в это и молятся таким духам, другие же называют подобное явление интуицией или шестым чувством.

Это гораздо разумнее, чем верить в духов!

Таку казался человеком, который в духов верит и охотно принимает их помощь, поскольку она весьма полезна в его работе лоцмана. Во всяком случае, он не пытался скрыть присутствие рядом с собой чего-то потустороннего – то ли из честности, то ли просто потому, что его этому никогда не учили.

Немного выждав, я позволяю своей силе соприкоснуться с чужой кожей. Это вопрос осторожности и уважения одновременно, такой же сложный, как вся эта учтивость и вежливость, которую демонстрирует Маркс. К примеру, моя мама считает, что молодым людям неприлично демонстрировать свои способности перед старшим поколением. А дедушка, в свою очередь, совершенно не стесняется устраивать зрелищные представления, особенно перед новичками, чтобы произвести впечатление.

Я же предпочитаю простоту и по возможности честность. Поскольку юный алеутский лоцман не скрывает присутствия рядом духа, я позволяю ему понять, кто я такая. Темные глаза расширяются от удивления. Должно быть, Таку почувствовал десятки невидимых сущностей, которых притягивает моя аура. Я киваю:

– Меня зовут Де́сна Руджусууак. Я шаманка, которую Морское бюро расследований пригласило в качестве консультанта. Ты можешь звать меня просто Десс.

– Мы благодарим тебя за помощь, – отвечает третий мужчина, который до сих пор стоял в стороне.

Он по очереди кивает на остальных:

– Константин Савич – капитан «Полярной звезды», а Таку, как ты поняла, – лоцман. Меня зовут Эрек, я с «Борея», буду твоим переводчиком и снегоходчиком.

Калааллисутский Эрека безупречен, хотя гласные звучат немного неуверенно. Он шагнул вперед, и только тогда я заметила, какой он высокий и широкоплечий. На целую голову выше русского капитана. Маленький алеут рядом с ним походил на худощавого подростка.

Несмотря на мощное телосложение, Эрек не представлял угрозы. Возможно, из-за него он старался казаться меньше, говорить мягче и улыбаться, чтобы не пугать меня. Ох, эта улыбка… Прекраснее я в жизни не видела. Белые зубы и гладкая загорелая кожа. Тень от длинных ресниц на резко выраженных скулах, а глаза круглые и скорее черные, чем карие.

Часть меня была настолько очарована, что я напрочь забыла, зачем вообще сюда пришла. Эрек коротко пожимает мне руку, и я не успеваю применить свои способности, чтобы проверить его на наличие магии или чего-то потустороннего. Я чувствую лишь неистовую силу, скрытую в глубине души мужчины. Он насторожен, словно хищник на охоте.

Хм, любопытно…

Эрек тут же надевает перчатки, избегая моего взгляда. Я стараюсь не принимать близко к сердцу тот факт, что он почувствовал мой дар, но при этом не выдал ничего о себе. Тут дело вовсе не в грубости. Просто есть люди, которые по своей природе осторожны.

Пока он переводит капитану Савичу мое имя и должность, я продолжаю исподтишка его рассматривать. Волосы скрыты под красной шерстяной шапкой, низко надвинутой на лоб. Его парку из тюленьей кожи подогнали по размеру. Она поношена, местами аккуратно подшита, но на ней нет никаких узоров, которые позволили бы определить, к какому народу принадлежит Эрек.

Когда он поворачивается ко мне, я еще раз попыталась:

– Как давно ты работаешь переводчиком? Калааллисут – явно не твой родной язык, но ты хорошо им владеешь.

– Благодарю. Я более или менее свободно владею всеми языками, на которых говорят на «Борее». Но признаться честно, мне больше по душе работать руками, нежели переводить. Когда нужен сильный человек для добычи ледяных кернов[14], все зовут меня. Я вожусь в машинном отделении, разгружаю ящики с припасами, иногда помогаю на кухне, когда нужно накормить много людей…

Эрек так непринужденно рассказывает о своей работе, что я забываю похвалить его, ведь сама, помимо родного языка, владею лишь английским и немного датским! Однако Савич не дает Эреку договорить, он нетерпеливо бросает несколько коротких фраз, которые член экипажа «Борея» с виноватой улыбкой тут же переводит:

– Капитан готов ответить на ваши вопросы.

Мы с дедушкой уже присутствовали на нескольких подобных расследованиях. По пути к месту кораблекрушения я вспоминаю вопросы, которые он всегда задает. Для начала я попросила Эрека узнать у капитана и лоцмана «Полярной звезды», не заметили ли они чего-нибудь странного в появлении айсберга, не слышали ли голосов во время шторма, не попадал ли кто-нибудь в неприятности, до того как подняться на борт…

Моряк, ввязавшись в драку не в том месте и не с тем человеком, может повесить на свою шею проклятие. Некоторые особо мстительные духи способны целый океан преодолеть в поисках своей жертвы, а иногда недобросовестные шаманы без колебаний призывают их, чтобы поквитаться с врагом.

Еще стоит упомянуть кражу священных реликвий. Есть коллекционеры, заинтересованные в погребальных украшениях: гребнях, иглах из слоновой кости, бусинах… Однако вряд ли кто-то из моряков признался бы своему капитану, что ограбил могилу, перед тем как явиться в порт. Но если что-то подобное все же произошло, то можно выяснить это, расспросив духа, кто нарушил его покой.

На другой стороне маленькой бухты, под защитой огромного корпуса «Полярной звезды», ветер кажется не таким сильным. Я осматриваю значительные повреждения корабля, пока Эрек задает вопросы капитану, а тот энергично качает головой.

Что ж, может, с Таку мне повезет больше…

– Я посмотрела карту. «Полярная звезда» проходила совсем рядом с Медвежьим островом. Вы там останавливались?

Загорелое лицо Таку краснеет. Его родной язык похож на калааллисут, поэтому я понимаю, о чем он говорит.

– Нет! Я не знаю… Кощунство…

Медвежий остров – это крошечный кусочек безлюдной земли на юге архипелага Шпицберген. В прошлом китобои построили здесь небольшой порт, однако теперь здесь никто не живет. Ученые время от времени проводят здесь по нескольку недель: летом – для изучения морских птиц, зимой – для измерения толщины ледяного покрова. В остальное время остров предоставлен в полное распоряжение духам и белым медведям. Лучше не беспокоить ни тех ни других, поэтому Арктический совет внес это место в список особо опасных и запрещенных к посещению.

Мы оказались перед носом корабля, глубоко погруженного в лед. Тонкий слой снега уже покрыл его. Таку, похоже, никак не мог внятно объяснить произошедшее, поэтому все больше раздражался. Эрек пришел ему на помощь и старательно переводил каждое слово.

По словам лоцмана, «Полярная звезда» придерживалась своего обычного курса через пролив Фрама, самый глубокий проход между восточным побережьем Гренландии и архипелагом Шпицбергена. Возле Медвежьего острова им пришлось остановиться из-за перегрева двигателя. На починку ушло около четырех часов. За это время судно, возможно, легло в дрейф, но Таку и капитан в один голос утверждали, что не высаживались на остров, никто из экипажа не брал шлюпку, чтобы добраться туда.

Откуда столько агрессивной настойчивости?

Если бы они так же решительно все отрицали, я бы заподозрила, что эти люди лгут. Но их позиция меня удивляет. Не менее поразительна и настойчивость духов, которые упорно пытаются привлечь мое внимание. Их голоса сливаются с приглушенным свистом ветра. Эрек, дабы разрядить повисшее напряжение, пытается пошутить:

– В это время года медведи превратили бы в фарш любого моряка, ступившего на остров. Они голодны, а человек повкуснее яиц будет.

Я хмурюсь. Откуда он может об этом знать? Хотя, должно быть, слышал, как эту тему обсуждали на борту «Борея». Медведям все сложнее охотиться на тюленей, их излюбленную добычу. Они ищут гнезда птиц и едят их яйца.

Таку прижимает руку к груди и торжественно клянется, что не осквернял остров. Он повторяет, что не несет никакой ответственности за отклонение корабля от курса. Капитан Савич пристально смотрит на меня и отвечает на каждый вопрос так, будто вовсе не нуждается в переводчике. Мы знакомы меньше десяти минут, и, очевидно, я ему уже ой как не по душе.

– Я уважаю запрет на посещение и держался подальше от острова. Но починить двигатель нужно было до начала шторма, – с сожалением перевел Эрек.

Спешку с починкой двигателя я понять могу. Ветер со стороны пролива Фрама может быть довольно агрессивным. Такой большой корабль должен держаться как можно глубже в проливе, не забывая при этом следить за айсбергами.

– Вы починили двигатель, и что было дальше?

Капитан принялся объяснять, агрессивно жестикулируя. Как оказалось, «Полярная звезда» отклонилась на запад, а затем на юго-запад после пролива Фрама. Из-за этого судно сошло с основного курса, но не критично. Несмотря на погрешности, «Полярная звезда» должна была прибыть в место назначения – бухту Онэ.

– Бухта Онэ?

Если мне не изменяет память, бухта Онэ – это пустошь из камней, серого песка и ледниковой морены[15], которая впадает в океан на побережье Блоссевилля. Французские названия были даны этому месту исследователями девятнадцатого века, чей корабль затонул здесь. С тех пор местность эта более благоприятной не стала. На самом побережье нет порта. Должно быть, удивление явственно написано на моем лице, поэтому Эрек просит капитана повторить название бухты.

– Да, все так. Эта информация должна быть прописана в декларации судового груза.

Я краснею от смущения. Мне положено быть в курсе, но я, увы, не догадалась спросить. Кроме того, не уверена, что Маркс доверил бы мне декларацию. Капитан Савич, похоже, тоже подозревает меня в неопытности. Он укоряюще тычет в меня пальцем. Голос Эрека, напротив, становится все тише. Он переводит фразы по частям, как бы давая капитану время успокоиться.

– Перед отправкой курс был утвержден… но все пошло не по плану. Двигатель, только что прошедший технический контроль, начал перегреваться… Они потеряли время… Главный инженер обвинил новых членов экипажа… Затем началась буря… Люди были…

Эрек прерывает капитана, заставляя повторить. Капитан сжимает кулаки, глаза его блестят от гнева.

Что происходит? О чем он говорит?

Я пытаюсь понять его реакцию. Глядя на раскрасневшееся лицо Таку, я впервые замечаю синяк на правой скуле. Его смуглая кожа хорошо скрывает гематому, но она уже начинает багроветь. Возможно, Таку ударился во время аварии, но, по-моему, это похоже на последствия драки.

А что до капитана… Рассеченная губа – трещина от холода или след от удара?

– На борту начались беспокойства, – наконец перевел Эрек.

– Они подрались. Это была единичная стычка или передрались все?

В вопросах поддержания порядка на судне капитан Савич создает впечатление человека компетентного и строгого. Но если он сам ввязался в драку… Интересно, выявят ли это медицинские осмотры, которые Маркс назначил всему экипажу?

Я бросаю взгляд на ветхий навес, установленный на мысе. Брезент развевается на ветру, и я замечаю термос с кофе. С горячей чашкой в руках настроение капитана может улучшиться. Поэтому я направляюсь к навесу, а трое мужчин молча следуют за мной. По мере удаления от носа корабля ветер усиливается. Хлопья снега кружатся вокруг нас. В их вихре кажется, что ко мне тянется нечто, похожее очертаниями на руки.

Я знаю, что ты здесь. Мы обязательно поговорим, но чуть позже.

С разочарованным вздохом ветер уносится прочь. Духи пропускают нас. Я замечаю Ленору, стоящую на холме в своей яркой оранжевой куртке. Маркс ждет нас под навесом, угрюмый и прямой как лыжная палка.

Воспользовавшись паузой в разговоре, я начинаю размышлять, что могло произойти на борту. Капитан вновь начинает говорить, но теперь уже куда дружелюбнее.