Повести о любви

Жизнь по расписанию

Она наблюдала за падающим белым снегом из окна кабинета своего загородного дома. Кружащий снегопад, словно танцующая балерина, рассыпал своими движениями воздушные поцелуи, приветствия и благодарности наблюдающим за чудесное сотворение природы – умением быть наблюдателем. Пушистый снегопад привлекал постоянное внимание зрителей, он нуждался в вознесении чуда – явления, олицетворении миролюбивого небесного царства, он полагался на богатое воображение зрителей в выборе жизненного маски – костюма в широком театрализованном представлении.

Она любила быть наблюдателем, зрителем своей нелегкой, но очень интересной игровой жизни. Ее игра заключалась в восприятии ее, как главной героини в цирковом театрализованном жизненном номере, окружающими людьми, которые посещали ее представление, где она демонстрировала свой высочайший класс своей профессии. Она любила наблюдать за тем, что происходит вокруг нее и за ответной реакцией своих наблюдений, вниманием зрителей, как отражающим элементом своих взглядов.

За окном январские снежинки кружились вальсом и желали ее внимания, они с нетерпением ожидали аплодисментов за бесконечные танцы. Влюбленным взглядом, ценящим ее искусство, хотели от единственного и самого важного зрителя похвалы, рукоплесканий, признаков знака высочайшей оценки коллективного, массового, гармонического взаимодействия. Под действием ветра, словно под взмах дирижерской палочки, массовый снегопад подчинялся ее высочайшему музыкальному таланту. Снегопад заигрывал с ветром – руководителем, незатейливо глупил, демонстрировал начинающие профессиональные навыки. Первые успехи подчинения мастеру и соответственно вытекающие из этого процесса результаты. Он был легок и прекрасен в кружении, любимый ученик готов был отдать себя своему учителю. Полагаясь на его опыт, мастерство и природные великие знания. Она с огромным любопытством рассматривала каждые мельчайшие движения в танце своих прекрасных учеников, восхищалась их послушанием. Она забывала обо всем, что происходило за рамками этого процесса, диалога учителя с учениками. Подчиняясь ее мысленному взору, который указывал на недостатки и достоинства, послушные ученики в необходимые моменты благодарили за приятные заметки и с большой осторожностью исправляли недочеты.

Вирджиния вспомнила свою молодость, в свое время ей тоже приходилось подчиняться в хорошем смысле этого слова своему учителю, мастеру жизни и мастеру клоунады. Продолжая наблюдать за любимым зимним явлением, она перенеслась в далекое прошлое, когда она была молоденькой девочкой и познакомилась со своим любимым учителем.

Вирджиния очень любила цирк, артистов, зверей, арену, клоунаду. Будучи маленькой девочкой, родители постоянно водили дочку на приезжий цирк. Она не пропускала ни одного представления. Завораживающим взглядом, окаменевшая от внимательного напряжения, она крепко цеплялась за ручки кресла, в прикованном положении отсиживала трехчасовое зрелище, не разлучаясь с креслом и ареной. В ней зародилась мечта,– стать артисткой цирка. Окончив школу, Вирджиния отправилась поступать в московское цирковое училище. Все шло по маслу, как у профессионального художника. Вирджиния не была веселым человеком по жизни, но она очень любила клоунаду. В ней не проявлялись признаки клоунских выражений, она не умела гримасничать, не умела копировать и повторять изображения гримас людей. Вирджиния была довольно спокойным и уравновешенным человеком. Но где- то далеко внутри горели угольки незажженного огня, огня в движении тела, он еще не вспыхнул, необходимо было приложить волшебную руку фокусника и совершить чудо в пробуждении скрытого таланта. Вирджиния готова была это сделать, она не нуждалась в чьей- либо помощи со стороны, она в себе чувствовала искусную руку волшебника и только сама желала произвести чудесный ритуал пробуждения. Ощущая в себе внутренний огонек, который еле- еле светился, она явилась на вступительный экзамен. Абсолютно не обладая никаким талантом, она рискнула проявить себя внезапно, стоя перед сидящей группой преподавателей и сотворить перед ними то, что не умела, во всем надеялась и полагалась на незажженный, почти затухающий внутренний огонек.

Войдя в аудиторию, представ перед зрителями – преподавателями, она почувствовало отсутствие страха и волнения, который как не странно преследовал ее всегда и везде. Ее сразу же приняли за смельчака. Уверенную нахалку, которая явилась перед ними, профессионалами, восхитить, удивить, и доказать:

– Чем я хуже вас. Смотрите и любуйтесь. Я сейчас смогу сделать то, что никогда не умели вы.

Вирджиния сама удивилась внутреннему хамству и самоуверенности. Внутренний огонек проснулся и начал творить чудеса, без вмешательства искусной руки хозяйки. Всматриваясь в лица преподавателей, она ощущала себя на их месте, наблюдая за циничным и своенравным поведением внутреннего зрителя. Он начал выдавать т-а-к-о-е, что никогда не пришло бы в голову Виржинии, откровенно говоря, когда- то приходило, но в мысленных фантазиях в тот момент, когда она сидела в зрительном зале цирка. Поэтому, на первый взгляд ничего особенного в ней и не произошло.

– Но почему именно в тот момент, когда я стаю сейчас здесь, в этой аудитории произошло напоминание давних фантазий? Почему именно сейчас я готова совершить невероятные вещи? Почему именно сейчас я готова повторить сцены цирковых актеров, за которыми наблюдала всегда, а главное без специальной подготовки и капитальной репетиции?– в один миг уложились все возникшие вопросы.

Ее тело заиграло, мышцы зашевелились, кто-то сверху дергал ее за ниточки и заставлял совершать телодвижения. Ей казалось. Что что-то невидимое сверху и малознакомое внутри включили все необходимые инструменты и приборы для игры. В тишине Вирджиния услышала женский голос:

– Девушка, представьтесь, пожалуйста.

Она также тихо ответила:

– Вирджиния.

Ваша фамилия?– снова послышался вопрос.

– Нет у меня фамилии.

И тут началось. Она не понимала, что говорит, потому что уже никого не слышала, но очень хорошо ощущала, что в роль уже вошла.

Строгий голос произнес:

– Как нет фамилии? Девушка, вы не в игрушки пришли играть с нами, а поступать в серьезное заведение. Ведите себя прилично.

Вирджиния еще больше начала ничего не видеть и никого не слышать. Она заметила лишь одного человека, молодого человека лет тридцати, тридцати пяти. Он внимательно следил за ее странным поведением и ждал следующего непредсказуемого шага со стороны очень интересной, на его взгляд, девушке. Вирджиния смотрела на него, а он на нее. Его она выбрала объектом для ориентира в своей игре.

Снова послышался строгий голос:

– Девушка, вы меня слышите, я вас спрашиваю, назовите свою фамилию, в противном случае комиссия прекратит ваше прослушивание.

Последнее предложение еще больше приблизило ее к началу своего представления. Оставалось повторять движения внутреннего огонька – суфлера.

– Вы у меня спросили фамилию? Вас интересует мое загадочное происхождение? А вам не достаточно моего загадочного имени? – Вирджиния медленно начала приближаться к строгому объекту, по ее замыслам, объект напоминал председателя комиссии. Подойдя вплотную к длинному столу, взгляд Виржинии резко изменился, мимика точно соответствовала объекту, который сидел напротив нее. Все вокруг замешкались, одновременно смутились, только один представитель, внимательно наблюдавший, не поддерживал всех остальных, на его лице появилась незаметная улыбка, с симпатичными складками возле губ. Вирджиния это заметила, это ее поддержало, и она продолжила общение с председателем.

– Вы, что молчите, я вас спрашиваю? Хорошо! Не хотите отвечать, я отвечу за вас. – Имя у вас замечательное, очень красивое и необычное.

К мимике и голосу Вирджиния добавила жесты. Она сложила руки у себя на груди. Важно и гордо направилась в обратную сторону. Обнаружив свободный стул, она его поставила в центре, также важно и гордо медленно забралась на него и продолжила свою речь:

– Сейчас я для вас изображу Виржинию, то есть себя. Смотрите внимательно.

Импровизированные жесты все больше удивляли зрителей – преподавателей. Она начала производить немыслимые движения рук и ног, переминаясь с ноги на ногу, взмахивая руками вверх поочередно меняя каждую, Вирджиния пыталась изобразить огонь. Пламя рук поднимались над ее головой, ее движения были настолько гармоничны, что изображаемое явление в действительности напоминало вспыхнувшее пламя. Одновременно с этим менялась мимика лица. Сморщенные жесты лица изображали жжение, обжигание, словно ее, как Жанну Д 'Арк сжигали на костре, потом жесты лица менялись на более приятные ощущения, когда ты, например, паришься в бане или в сауне. Испытываемое блаженство смягчало ее взгляд в лице, медленно растапливало предыдущие ощущения и в итоге лицо принимало умиротворенный вид, вид спящего или только- только засыпающего человека. В этот момент ее движения рук и ног замедлили темп, тело приняло в один момент неподвижную стойку, а после медленно-медленно опускалось на стул, сворачивалось в маленький комочек и с закрытыми глазами изображало глубоко погруженного в сон человека. Через несколько секунд она продолжила, применяя к пантомимо больше словесных произношений. На следующем этапе своего представления, она пыталась войти в роль профессиональной клоунессы. Вирджиния снова стала приближаться к столу, где сидели ценители исскуства. Строгий председатель стал еще строже и испуганным взглядом смотрел на выступающую артистку или «наступающую». Подойдя вплотную к столу, она освободила строгую женщину от страха и направила свой взор на улыбающего милого молодого человека. Вначале речи она взъерошила свои короткие волосы, потом протянула руки к его голове, и повторила тоже самое. Он не удивился и продолжал улыбаться.

Вирджиния изобразила образ распутной клоунессы. Расставив ноги на ширине плеч, прижав руки кулачками к груди. С оголенным левым плечом, она в пол оборота повернулась к нему и изобразила плачущую нетрезвую женщину. На лице действительно появилась гримаса грустной и несчастной женщины, и действительно покатились слезы из глаз. Искаженным полупьяным акцентом клоунесса произнесло:

– А вам тоже не нравиться мое имя?– немного пошатываясь, поддерживая свой корпус, перешагиванием с ноги на ногу и балансируя руками, она продолжала, обращаясь к нему со следующим вопросом:

– Я несчастная женщина, от меня ушел любимый человек, вас когда-нибудь бросал любимый близкий человек?

Молодой человек немного смутился, но в душе продолжал восхищаться артистичностью молодой девушки. Он прекрасно понимал, как профессионал, что это экспромт. Повторить такое невозможно.

– Это настоящая актриса! Превосходное зрелище!– подумал он. Ее энергетика передалась ему, он завелся от одного образа, он возбудился и потихоньку начал входить в свою роль. Привстав со стула, он направил свой взгляд на девушку, его лицо начало искажаться. С взъерошенными волосами на голове он смотрелся очень смешно. Создавая зеркальный образ девушки, преподаватель повторил страдание и несчастье, но уже мужчины. Вирджиния не собиралась выходить из образа, прекрасно понимая, что к ней подключилась поддержка. Она настроилась на игру в «дует». Молодой человек вышел на минисцену, по пути продолжая входить в свою роль. Он подошел очень близко к девушке и приступил к началу диалога:

– Вы спросили, счастлив я или нет?

Его лицо изобразило последнюю степень грусти,

– Я вам отвечу – счастлив.

Его речь замедлилась и постепенно начала принимать характер Виржинии. Язык немного заплетался, окончания слов проглатывались, откровенные и искренние слова заминались, не успев выйти на свет. Со временем застенчивость полностью начала съедать искренность в произносимых словах, в целях не выдать себя в своем персонаже. Вирджиния тот момент уловила.

– А знаете почему?– продолжил он.

– Знаете или нет?

Его тело покачивалось почти синхронно с ее телом. Периодически взгляд закатывался вверх, он пытался руками схватится за оголенные плечи девушки, с целью удержаться на ногах, но у него ничего не получалось, потому что Вирджиния отталкивала его своими плечами, сама, еле-еле стоя на ногах

– Почему?– нетрезвым акцентом произнесла она.

– Почему, по-че-му. А зачем вам это нужно делать? А?– изъявительным тоном обратился он к собеседнице, ближе и ближе приближаясь к ее лицу.

– Тогда не спрашивайте. Зачем вы мне нужны со своим счастьем. А давайте лучше выпьем!– произнесла она.

– Да-вай-те. Наливай!– и, протянув руки со стаканом, изображая реальный предмет.

Вирджиния начала изображать раскрытие хранящего секрета в наружном кармане своей кофточки и медленно, очень медленно его вытаскивать.

Она изобразила вскрытие сосуда, дублируя основные звуковые сигналы, при переливании жидкости из одного сосуда в другой. Молодой человек залпом выпил и только после спросил:

– А вы?

– А я не пью,– ответила она.

– Я тоже,– повторил он.

– Понимаю, вы же счастливый человек, зачем вам это?– произнесла она.

– Действительно, вы правы. Я счастлив, что встретил вас. Давайте за это выпьем.

Еще больше охмелев, еле-еле вымолвил он. Она мило улыбнулась и радостно промолвила, еще больше освобождая левое плечо от верхней одежды.

– С удовольствием! Что-то жарко стало. Не правда ли?

– Вы правы, я весь вспотел, сейчас станет еще жарче.

Преподаватель начал махать руками перед лицом Виржинии, изображая ветер. Его руки колебались вместе с его корпусом тела.

Таинственными движениями Вирджиния достала из левого кармана кофточки стакан и с ухмылкой продолжала кокетничать и улыбаться, с теми же изображениями основных звуков, переливающейся жидкости.

– За вас!– произнес он.

– За меня? Почему за меня, за встречу!– возразила она.

– Нет, за вас!– настаивал он.

– За вас, Вас – это я или вас – это я и вы. Нет! А вы кто? А, вы – это вас. Тогда за вас! – путалась она.

– За вас, за ваше выступление, за ваше поступление,– выходя из роли, произнес Алексей, изображая последний игровой момент, и выпил за удачное поступление девушки.

Вирджиния засмеялась и, следуя примеру Алексея, тоже медленно начала выходить из образа.

– Спасибо,– произнесла она, поправляя кофточку на плече.

В зале послышались аплодисменты, вслед за ними закричали:

– Браво, браво!

Одна лишь суровый председатель оставалась непоколебимой. Решение о принятие девушки в училище было объявлено при ней.

– Мы вас берем, вы зачислены в учебное заведение, – произнесла председатель, вслед за ее приговором снова послышались апплодисменты.

Вирджиния была очень рада этому известию. В этот момент ей сложно было осознать то, что она сейчас натворила. Еще раз, поблагодарив комиссию, она выскочила из аудитории и побежала переваривать совершенное деяние.

Непоколебимость

Отец увеличил скорость автомобиля. Я сидел рядом, дрожа от страха.

– Что ему пришло в голову? Что он задумал? Неужели утренняя ссора с матерью, вывела его из равновесия? – подумал я.

Уже два года, как они живут отдельно. Один раз в месяц, по воскресеньям, он приезжает к нам и забирает меня на целый день. Каждый раз при встрече у них происходят скандалы, и каждый раз мне вместе с ним приходится нервничать.

– Папа, успокойся, не обращай внимания на маму, ей сейчас нелегко, поэтому она нервничает при каждом твоем визите. Я думаю, она жалеет о том, что вы сейчас не вместе, – успокаивал я отца.

– Леша, ты взрослый мальчик, тебе уже десять лет, и, наверное, понимаешь причину нашего развода. Она сама во всем виновата. Если бы ни этот чудак, мы были вместе. А сейчас она начинает жалеть о прошедшем и винить меня во всех своих грехах, – нервы отца сдавали, у него начинали трястись руки, голос становился хриплым.

– Папа, ну зачем ты так, мама ни в чем не виновата и ты тоже. Зачем вы ссоритесь? Вам не надоело? Я ждал тебя целую неделю, а сейчас приходится успокаивать тебя, а вечером успокаивать мать. Мне все это надоело, – я тихо заплакал.

Отец продолжал давить на газ, его руки продолжали дрожать, напряжение в лице росло. Он не замечал встречных машин.

– Остановись, остановись! – кричал я.

Отец меня не слышал.

– Остановись, я прошу тебя, остановись! Я хочу домой, отвези меня обратно. Я хочу к маме, – мое его стало бледным, я напряженно смотрел на водителя, и вдруг увидел, абсолютно чужого человека. Это был не мой отец.

– Это все мистика. Так же не бывает, но я вижу чужого человека. Отец меня не слышит, он не слышит моего голоса, не слышит моей просьбы, он меня просто не замечает. Зачем я ему нужен, зачем он каждый выходной приезжает за мной? Я жду его каждое воскресенье, а он со мной так поступает, – мысль пронзила мозг, пролетела насквозь и оставила своим движением огромный след. В дальнейшем она никогда больше не меняла своего образа.

То воскресенье было последним, незавершенная встреча, пустой выходной, отъезд и скорое возвращение домой стали последним в общении с отцом.

Я помню, отец в тот день сильно испугался, когда я ему сказал:

– Отвези меня к маме, я не хочу тебя видеть, больше не приезжай к нам.

Он еще больше заволновался, у меня создалось впечатление, что за последние два года, его приезды за мной и времяпровождение, были ненастоящими, а какими – то выдуманными и выгодными для него. Я тогда не понимал, в чем же вымысел. Для этого потребовалось немало лет.

Моя сестра, Светлана, была старше меня на пять лет. В сложившейся семейной ситуации она разбиралась очень хорошо. Ей все было понятно, кто прав, кто виноват. Светке не пришлось сильно мучиться по поводу развода родителей. Она непринужденно и хладнокровно относилась к бесконечным разладам и ссорам родителей. Их неустойчивые супружеские отношения ее мало интересовали. Она прекрасно понимала, невзирая на свой ранний возраст, что когда-нибудь, в прекрасный день их союз расыпится, поскольку они абсолютно разные люди по своему содержанию.

Я удивлялся ее равновесию и непринужденностью в характере. Однажды, я у нее спросил за месяц до развода родителей:

– Свет, как ты думаешь, чем все закончится?

Она уверенно ответила, словно давно готовилась к моему вопросу.

– А ты, что сам не видишь? Ничем хорошим подобные отношения не заканчиваются. Более того, и после разрыва, если он произойдет, они останутся прежними.

– Ты, что с ума сошла? Ты, что несешь, дура! Мать с отцом любят друг друга. Они не будут больше ссориться. Скандалы бывают в каждой семье.

Света перебила меня и добавила:

– Но только не в таких количествах. Ты еще молодой, позже все поймешь.

Сестра так уверенно это сказала, будто заранее знала будущее нашей семьи. В этот день мы с ней крупно поссорились. Я ей доказывал, что этого не случится, а она мне доказывала обратное. Мы, как два прогнозера доказывали каждый свою позицию на тему взаимоотношений наших родителей. Светка была упрямой девчонкой, твердила свою позицию и пыталась доказать мне, что это самый лучший выход для них обоих и для нас. Я доказывал обратную сторону обсуждаемого вопроса, пытался не отставать от сестры в упрямстве. Невольно я брал с нее пример, набирал тем самым опыт в убеждении своих позиций. Хотя я и был младше сестры, я прекрасно понимал свою взрослость по отношению к ней. Я очень хотел, чтобы родители никогда не ссорились и были образцовой семьей. Светка этого не хотела, потому что не видела в этом никаких оснований, но ей нужно было правильно донести до меня свою правдивую позицию, не нарушая детскую психику, хотя бы просто вселением надежды на положительный результат в любом случае. Вероятно, она еще сама была ребенком, потому что не умела грамотно выразить свою мысль, включая убеждения на положительный настрой. Я долго с ней не разговаривал, был сильно обижен на ее черствость и безразличие по отношению к родительским взаимоотношениям. Она старалась не замечать моего молчания, потому что была уверена в своей правоте и безошибочности. Она словно безумный маньяк, сидела со мной рядом возле телевизора, не произнеся ни слова за двухчасовой просмотр телепередачи. Я удивлялся ее непринужденности и устойчивости ее натуры. Я не мог себе представить сестру плачущей, расстроенной, эмоциональной. Создавалось впечатление, будто у нее внутри сидел железный кол, который придерживал ее и не позволял сломиться под воздействием любого вида нагрузки. Мне трудно было представить сестру, удрученной горем или какой либо бедой, трудно было также представить ее в настроении или в отсутствии его. Это был нуль, нейтрал. Я ее представлял именно так. Ее жизнь в самой себе, в своем мире, меня наводила на страшные мысли, причем противоречивые и разноплановые. Мне сложно было понять, что представляет из себя этот человек. Порой меня мучили сомнения, я представлял ее совершенно другим человеком, добрым, скрытным, ограниченным общением с близкими людьми. Может быть, ее хладнокровие и непоколебимость была просто протестом домочадцам. Сложно было найти истину в этой девушке.

Мы жили в частном доме Краснодарского края в одной забытой, бывшей станице под названием Белореченская. Дом состоял из трех комнат, одной гостиной и двух детских комнат. Одна принадлежала мне, другая большей площадью – сестре.

Однажды, после очередной ссоры родителей, отец ушел из дома. Мать плакала, я пытался всячески ее успокоить. Светка, присутствуя при этом скандале, продолжала спокойно, невозмутимо смотреть телевизор. Через некоторое время она встала и переселилась в свою комнату, будто демонстрируя своим поведением надоедливость и бесполезность бесконечных ссор и доказательств их бессмысленности. На этот раз Светкино поведение меня убило окончательно. Айсберг, неподвижный ледяной айсберг. Под жарким солнцем он не способен растопить себя, не говоря уже о сдвиге с места. Ей все равно, ее ничего не интересует, это сухарь. Внимание, направленное на свою персону отворачивает ее от окружения. Я долго возмущался, терпению пришел конец. Семья разрушается, а ей все равно. Создавалось впечатление, что она живет с чужими людьми. Я решил ей все высказать. Постучав в дверь комнаты, я обнаружил ее запертой.

– Света, открой, это я, Леша. Открой, мне с тобой необходимо поговорить.

– О чем? – ответила она. Ее голос не был похож на свой.

– Открой, я прошу тебя. Ты сама знаешь о чем.

– Мы с тобой уже все решили, высказали каждый свое мнение. Что тебе еще нужно? Я объясняю один раз. А если ты не понял, значит, ты из серии непонимающих людей, – ответила она. Ее голос сменился, стал тихим и грустным.

– Ну, открой, прошу тебя. Я младше тебя, ты должна уступать мне,– умолял я.

– В чем я тебе должна уступать? Ты не маленький мальчик, каким себя представляешь. Это твоя глупость, считать себя таковым. Я все сказала! – ее голос стал совсем тихим.

– Ну, открой. Не мучай меня и маму. Не прячься от нас, мы общая семья, – я продолжал стучать в дверь.

Тихие шаги приближались к двери, и она незаметно отворилась перед моим лицом.

– Что тебе нужно? Отстань от меня. Я тебе все уже сказала.

Светка была вся заплаканная. Я впервые в жизни увидел ее такой. Слезы ручьем бежали из ее глаз. Стесняясь, она закрывала лицо руками и попросила меня оставить ее в покое. Я настойчиво вошел в комнату сестры, присел на ее кровать и тоже заплакал. Неожиданное явление поразило меня до глубины души. Я плохо знал своего близкого человека. Вдруг я понял, ее хладнокровие и невозмутимость, были ненастоящими, ими она защищалась, пытаясь не выдать свою горячую душу и поразительную восприимчивость. Я обнял сестру, прижал к себе и попросил у нее прощение.

– Светка, прости меня, пожалуйста, я дурак, я плохо разбираюсь в людях. Я – неграмотный, я не смог разобраться в близком человеке. Я понял, ты, как и я, очень переживаешь за семью, просто умеешь не подавать вида. Ты молодец!

Светка молчала, тихо продолжала хныкать, на правом рукаве моей рубашки нарисовалось огромное мокрое пятно. Немного успокоившись, Светка произнесла:

– Лешечка, прости меня, пожалуйста, дура это я. Мне следовало в первую очередь успокоить брата, а я больше думала о себе. Как известно, о младших братьях нужно заботиться. Я другим способом пыталась это сделать. А именно, создать бесконфликтную обстановку, тем самым нейтрализовать скандал. Я нашла для себя, надеюсь, и в помощь другим, именно такой прием защиты.

– Светка, ты все сделала верно, это я дурак, не понимал тебя, осуждал и ненавидел. Ты просто выводила меня из терпения. Твоя независимость лишала меня ясности. Прости меня, пожалуйста. Я плохо тебя знал, но сегодня мне все стало ясно. И часто у тебя такое бывает?

Светке трудно было говорить, ей сложно было признаваться, но, тем не менее, не ожидая следующего вопроса, она ответила сразу:

– После каждой ссоры. Я старалась не подавать вида о своей боли. Мне было очень тяжело слушать бесконечные крики и оскорбления. В такие моменты родители даже не пытались уединиться в глухом месте для выяснения личных отношений, чтобы не травмировать нас. Им легче это было сделать публично, демонстрировать детям трагичность родительских отношений. Поздний вечер и ночь были моими любимыми подругами. В одиночестве я успокаивала себя и общалась с ними. Слезы, вылитые в подушку, видели мои травмы. Только они понимали меня, понимали, как мне нелегко сейчас на душе. Я не была уверена в том, что ты меня поймешь. Твой суровый взгляд и пристальное наблюдение за моим поведением стерли доверие к брату. А сейчас я понимаю, что мы скованы одной проблемой, но каждый из нас по-своему видит степень трагедии.

После этой беседы я изменил свое отношение к сестре. Для меня она стала добрым и понимающим человеком. Внешнее отображение личности не всегда соответствует душевному внутреннему состоянию. Реакция на необратимые вещи может быть по – разному выражена.

Мне уже пятьдесят шесть, я часто вспоминаю и анализирую первую откровенную и доверительную беседу с родной сестрой. После этого у нас изменились отношения, мы по-новому начали смотреть друг на друга.

В двадцать пять лет, я занялся серьезным бизнесом. Светлане было уже тридцать. Собственно, она и пригласила меня принять участие в этом ремесле. Она уже была преуспевающим бизнесменом, и нуждалась в честных достойных коллегах. Я согласился, хотя раньше к этой профессии не имел ни малейшего отношения. Мне предстояло многому научиться у сестры.

Бизнес заключался в бизнесе денег. Бизнес на деньгах был самым сложным делом на рынке. Сестра инвестировала капитал в организации, специализированные на творческих процессах. Долгосрочные вклады приносили ей огромную прибыль. Бизнес на прибыли от развития творческих процессов был достаточно интересным и выгодным занятием, ко всему прочему полезным для государства. Инвестирование капитала под строительство, или реконструкцию какого – либо предприятия, служило выгодным вариантом для обеих сторон. В первые дни мне не все было ясно, я многого не понимал. Постоянно обращался к сестре за помощью. Но я был уверен в себе, я верил, что у меня все должно получиться. Моя голова способна укладывать неизвестную информацию. Я очень увлекся новым занятием, оно приносило мне массу удовольствия. Мне хотелось все больше и больше познавать неизвестные мне приемы. Сестра во многом помогала мне, я до сих пор ей благодарен.