Его глаза были широко открыты, но зрачки затянула мутная, белесая пленка. Он был мертв. Но не это было самым страшным. Его кожа на ощупь была холодной и влажной, как у только что выловленной рыбы, и покрыта мелкими капельками, похожими на конденсат. И из его полуоткрытого рта выползали крошечные, полупрозрачные червячки.
У одного отсутствовала половина лица, обнажая черную, иссохшую кость черепа. У женщины в разорванном платье из живота свисали синеватые кишки, волочась по земле с противным шлепающим звуком. Они шли не шатаясь. Их походка была медленной, целенаправленной, марионеточной. Самые ужасные были их глаза — у одних пустые, молочно-белые.
Из его глаз по щекам медленно стекали густые, кровавые слезы. В его руках, сжимая рукоятку так, что костяшки пальцев побелели, была большая ручная дрель с ржавым, зазубренным сверлом.
Сверло с глухим, скрежещущим хрустом вошло ему в висок. Сначала послышался звук, словно сверлили толстую кость.
