В этой истории не будет злодея, и человек есть закон

Глава 1

Когда Эндрю вбежал в первый отдел по делам межрасовых коммуникаций, он едва не разлил на себя кофе от того, как сильно ему не терпелось выложить Хён Соку на стол ту новость, что только что застала его на пороге.

– Хён, ты же помнишь, что на завтра намечается День траура из-за событий на Нью? – мужчина отдал ему эспрессо и с грохотом упал в своё кресло, в один глоток осушая половину своего остывшего латте.

– Офицер Арно, будь добр, прекрати обращаться ко мне на «ты». – Нарочито медленно проговорил подполковник Квон, не отнимая глаз от стопки бумаг. – Как ты мог заметить, обстоятельства не дают мне забыть о Ньюэре.

– Ладно, Хён, не души меня лишний раз. Пока никто не слышит, я могу обращаться к тебе так, как захочу. – Запрокинув голову, Эндрю прикончил кофе и, отставив бумажный стакан в сторону, повыше закатал рукава. Офицер Арно никогда не носил пиджаков, всегда пах вишней, а галстук надевал только по праздникам. Лишь ему одному было дозволено нарушение дресс-кода ПОПДМК. – Там, на улице, все стены облепили плакатами с серьёзными надписями. Вот неужто они не понимают, что если по такому поводу дать нам выходной, то только его люди и заметят? Таким, как мы, должны с ходу объяснять, что печаль других не причина для собственной радости. Все наши беды они прировняли к очередному поводу выпить.

– С каких это пор ты нам моралистом заделался? – всё так же погружённый в работу, Хён Сок продолжал наводить порядок в документах. Он никогда не придавал особого значения тем словам Эндрю, что не относились к работе отдела, и вечно упускал из виду одну явную его черту – Эндрю Арно просто не мог оставаться в стороне от чужих бед.

– Там ведь такое дело! Как в таком обществе можно растить детей и заводить семьи? В нём нет ни понимания чести, ни постоянства, ни безопасности. Кто знает, что с ним случится тогда, когда оно само столкнётся с проблемой? Конечно, легко всем сейчас думать о том, что случилось на Ньюэре. Когда беда коснётся и нас, никто не будет к ней готовить народ и давать ему время подумать. – Эндрю скрестил на груди руки и огорчённо опустил голову. – Он всего этого попросту не переживёт, потому что ни на своих, ни на чужих ошибках люди и фолки Вайнкулы учиться не собираются.

– Сомневаюсь, что у тебя когда-нибудь будут дети. – Сказал Хён Сок лишь затем, чтобы хоть что-то ответить. Разговоры Эндрю всегда его отвлекали.

– Хён, да ты же меня совсем не слышишь. Четыре года прошло с того инцидента на Нью, а они так и не устранили последствия. Единственное, к чему их председатель приложил руку, дак это к тому, чтобы поддержать новую секту и дать ей нелепую кличку официальной религии. Никто не занимается интеграцией общества в новый мир.

– От тех, кто молится рекам, сложно ожидать чего-то другого.

– От того, кто сидит во главе первого на Вайнкуле отдела, занимающегося вопросами межрасовых коммуникаций, обычно рассчитываешь услышать нечто более толерантное и терпимое.

– Ты не учёл того, что мне твои упрёки совершенно безразличны. – Подполковник Квон вдруг замер, задержав перед лицом одно из заявлений. – В нашем кафетерии нет окон. Ты что, снова бегал в соседнее здание к той официантке за бесплатным латте?

– Ну вот, с тобой ничем нельзя поделиться, ты во всём видишь один негатив. – Эндрю закатил глаза, разворачиваясь к работе, что уже давно ждала его за плоским экраном компьютера прямо между вкладками чатов и карточной игры, которую он открывал в свои редкие перерывы. Хён Сок почти не видел, как Эндрю работал, но почему-то лишь эту игру всё время и замечал.

Когда Ньюэра рухнула, Квон Хён Сок никак не отреагировал на сообщение, что передавали по всем табло и приборам, которые только могли его выставить. На Вине давно привыкли слышать подобные вести о Нью, что с самого начала оказалась поражённой шестой казнью египетской. Из всех обиталищ людей она стала куда значительней всех остальных полна неприятностей.

Четыре года назад, когда на Ви впервые поступил доклад о чрезвычайной ситуации на Ньюэре, никто и не удивился тому, что именно она пала жертвой очередного бедствия, которое, словно мотылёк светом, увлеклось ею. После того, как вокруг местной столицы люди воздвигли стены, природа простила их. Подобно Матрёне блаженной, она миловала чужие проступки, даровала культуру и веру, чистое поле и лес, что непокорённым простором оставался лежать на одинокой планете, ожидающей своих новых детей. Благая да гордая Нью оказалась до странного схожа с милым сердцу да покинутым домом – Землёй. А Земля так и оставалась прекрасна, правда, людей на ней стало заметно меньше. Ведь как для хлеба нужно облагородить почву и высадить рожь, так и для доказательства своего права на всякое сущее необходимо покорить старую жизнь и сместить её с трона. Ньюэра стала второй планетой, на которой человек постановил свои порядки. И за это он поплатился.

Первым ответом стал новый вид проказы, ожидавший человечество там, где оно не хотело идти на уступки, но стало вынуждено о них задуматься. Ему пришлось. Природа заставила. И, когда Беннеты прикоснулись к формуле сыворотки, что могла удержать болезнь, люди не смогли с ней не смириться. «Налог на жизнь» – так говорил каждый живущий, обречённый на нескончаемое повторение долгого цикла, да для одной лишь цели – дать своим детям возможность прожить ещё хотя бы год в том лживом мире, что продолжал укрываться от кары. Человек не излечил вирус, он его подавил, да потому должен был отречься от нового мира и запереть на замок все пути на выход. Никто не мог покинуть Ньюэру, и ни душа не желала её навещать. Лишь Луна, мнимый, рукотворный спутник, возвысившийся над орбитой Нью, стала местом для встреч. Ведь кому-то планета должна была продавать срубленные с неё леса. Одним взмахом топора Ньюэру в миг обезглавили.

В начале было Слово, и Слово это было у Бога, но слово было Человек. В Него он вдохнул жизнь, и жизнь была свет. В тот момент, когда планету поразила вторая вспышка, попутный для человека свет исчез. Люди стали создавать своих Богов, но даже они не смогли дать им такой желанной вести с указанием на то, что убило пять миллиардов жителей Нью, отняв у мира треть человечества. Но Вина не проронила и слезы, ведь пока смерть одного человека становится трагедией, смерть миллионов продолжает приходиться для остальных статистикой. Великое таинство и впредь подхватывается людьми как таковое, ведь, пока Нью терпела убытки, никто не желал ей помочь. Сын человеческий даже не думал пытаться. Зелёная планета оказалась одна, а люди заперты по своей собственной глупости. Когда председатель Медчер срубил первое дерево, он с холодным рассудком обрёк людей на смерть. Второй его ошибки природа не стерпела, а остальные председатели до сих пор боятся повторения его участи.

– Ты идёшь на то событие? Будет шествие вроде того, что проводят на праздники. – Сказал Хён Сок, закончив намечать план действий на завтра. – Мне нужна твоя помощь.

– Хён, ты сума сошёл так всё это называть? – Эндрю отвернулся от компьютера и посмотрел на него с тем презрением, какого в нём никогда и не было. Всегда он лишь делал вид, что сомневается в здравом рассудке подполковника Квона. – Пятая эпидемия чумы, миллиарды пропавших без вести, а ты говоришь – праздник? Как тебе вообще в голову пришло всё это сравнивать? Мне страшно за твою сестру. Жить с таким бессердечным человеком, как ты, равносильно смерти.

– Я не услышал ответа. – Собирая папки в дипломат, Хён Сок помедлил. Кэсси просила его больше не носить в дом работу, но, кажется, в который раз он собирался её ослушаться. – У тебя уже есть планы?

– Нет, но, кто знает, может быть, моя девушка позовёт меня на свидание. – Эндрю едва заметно улыбнулся и снял узкие очки, что обычно спасали его при чтении всего того моря бумажной волокиты, что мучила его глаза почти каждый день.

– Не позовёт.

– Это ещё почему? – выражение его лица стало разочарованней прежнего. Из них двоих он узнавал об их общих планах в самую последнюю очередь. Рядом с Хён Соком Эндрю всегда был вторым.

– Завтра мы едем в третий Округ. Поступила жалоба на амфи. Они странно себя ведут.

– О Боже, Хён, я же говорил, что терпеть не могу, когда ты так делаешь. Со своей работой ты занимаешь все мои выходные, у меня и на отношения времени не остаётся. – Офицер Арно устало выдохнул, в последний раз откинувшись на спинку стула. Каждую подобную выходку подполковника он смиренно проглатывал.

Был глубокий тёмно-синий вечер, когда Хён Сок наконец запер дверь офиса и вышел на веющий прохладой воздух. Маленький затхлый домишка – вот всё, что представлял из себя первый отдел по делам межрасовых коммуникаций. И только новенькая золочёная табличка с аббревиатурой ПОПДМК намекала на то, что в этом подполье не шьют мелочёвку на ржавых станках бежавшие с Нью мигранты. Шёл пятый год, как самый молодой подполковник занимал своё законное место. И пятый год с его отдела сыпался песок так, будто в Округе с такой лёгкостью возможно было его отыскать.

Только пробило девять, как Эндрю сбежал в том направлении, где обычно пропадали все его обеды – в крохотном кафе, пользовавшимся большим спросом в череде домов рабочих. И оставалось оно на плаву не столько из-за дешёвых обедов, сколько благодаря молодым и приветливым официантам, что с фолковским радушием принимали любого гостя. Хён Сок даже не удивился, что вновь остался один держать путь до дома по оживлённой суетой улице. Он никогда не любил транспорт, и несмотря на то, что жил в получасе ходьбы от отдела, своим силам продолжал доверять куда больше, чем машинам и их водителям. Хотя, конечно, и такая у него была, но лишь для того, чтобы при любом удобном случае одалживать её сестре. Лин настолько часто обращалась к нему за этой услугой, что в один момент он перестал просить её возвращать ключи. Кажется, Хён Сок и не хотел понимать, насколько удобной станет его жизнь, если однажды он напомнит сестре о том, что авто покупал для себя.

Киоски с уличной едой пытались соревноваться во внимании со звёздами, и, стоило одной из них подмигнуть людям, как все взгляды тут же падали на прилавки, полные рыбных лепёшек, тонких мясных лент, зарытой в панировке курицы, пива и закрученных узкой спиралью чипсов. После долгого рабочего дня ни одно тело не могло позволить себе пройти мимо, и даже тогда, когда в одной лавке кончались пирожки с красной фасолью, рядом тут же открывалась следующая, под завязку набитая пуноппанами и китайскими пельменями. В юности Хён Сок часто пропадал среди этих толп, но тут же возвращался, как только ему удавалось ухватить парочку онигири или булочек со свининой. Одну держа в руках, а другую в зубах, он спешил вернуться в офис, где его смирно дожидались документы. Квон Хён Сок никогда не давал себе послаблений, и даже тогда, когда время обеда по собственной воле сократил себе до десяти минут. Именно потому в свои двадцать семь Хён Сок и стал подполковником. Никаких облегчений и снисхождений, лишь нескончаемый труд и вечные переработки.

Фолки расступались перед ним точно так же, как и перед любым другим человеком. Они освобождали места, даже если в этом не было необходимости, кланялись тем, кто по одной лишь случайности решил похвалить их за хорошо проделанную работу, и оставляли чаевые неприличных размеров. Всех людей это устраивало, ни один фолк не думал и жаловаться. Так было принято, и даже теперь, когда Хён Сок стоял на светофоре, несколько фолков уступило ему дорогу. Под защитой куполов главенствовали люди, и других альтернатив они просто не знали.

Когда нога человека впервые ступила на Вайнкулу, ему тяжелым трудом пришлось приспособиться к её условиям. Поверхность очередной новой Земли оказалась покрыта толстым слоем льда, что поверх укутывал снег, в своей глубине укрывающий гейзеры, поочерёдно взрывающиеся за пределами Округов. Вина разбивалась на горы, множественные фьорды и пастбища, где свой корм добывали амфи – единственные животные, которых человеку не пришлось разводить. Они и сами прекрасно справлялись со своей жизнью ещё задолго до того, как оказались названы людьми. Правда, никто и не спрашивал фолков, кем они считали амфи ещё до той поры, как их своими расценили люди. Как говорили в народе – фолки, словно белые лилии, нежные, слабые, и прекрасные, только вот уж давно люди не видели их вживую. Если бы на Древней Земле однажды услышали о фолках, то расценили бы их как очередную выдумку. Просто не могло что-то живое быть столь совершенным. Не должна была Великая Мать природа предавать род людской и всеми своими благами награждать иного своего сына.

Ещё Луис Кортес, исследователь, раньше всех остальных спустившийся на Вину и ощутивший все её метели и вьюги, начал разговор о необходимости союза фолков и людей. Их бледные руки ничем не отличались от человеческих, а светлые жёлтые с оранжевыми сердцевинами глаза едва ли видели иначе людских. Тонкие белые волосы, острые черты лица, да знакомый человеку язык – фолки предстали перед Кортесом новой, ранее не знакомой расой людей, да ей же и продолжили оставаться тогда, когда Луис погиб, при жизни едва не успев застать памятник, что своим трудом воздвиг один из прошлых председателей в первом Округе Вины. Заслуг Кортеса не смел умалять никто, но до сих пор редкие умы, продолжающие ломать головы над загадками Вины, всё же несмело роптали о том, что до первооткрывателя должен был быть кто-то ещё. Молву их пресекали на корню, ведь никто не должен был вводить смуту в общество, которому для неё было достаточно лишь разрешения. Пока председателем был Моис, толоки были дозволены лишь за его спиной, да потому там и оставались легенды о фолках с иными глазами, давно ушедшей культуре и древних призраках. Но у слухов всегда есть почва, и не важно, лжива она или истинна.

Памятник Луиса Кортеса до странного походил на Колумба в старой Барселоне. Та же богиня Ника, те же грифоны, то же одухотворённое лицо, да только внизу его обступали не львы да люди, а амфи, фолки, лисы, волки, и совсем крохотные зайцы, одного из которых Луис подхватил на руки в перчатках скафандра. Благородный, смелый, стремглав пустившийся в путь на поиски новой жизни – Кортес стал примером для многих, да потому его туловище, что так почётно отлили из бронзы, украшало главную улицу первого Округа Вины. И всякий раз, как Хён Сок натыкался на него по пути с работы домой, у него никак не выходило оторвать глаз, и ему всё казалось, будто макушкой Луис почти упирается в купол. Полезная вещица, однако, как часто про себя думал Хён Сок, ведь рукой Луис указывает прямо туда, где стоит южный вход, за которым в своих поселениях коротают дни бездельные фолки. Подполковник Квон ни разу не заставал их за работой. Впрочем, у него всегда был талант появляться в самое неудобное для того время.

Среди пурги пашни не выставишь. В мире инея не выкормишь свыше нескольких миллиардов человек, а потому Верховным правительством был дан указ – определить места безопасности и выстроить над ними купола того размера, что будет достаточен для домов и полей, единого государства и дюжины городов. Люди укрылись от ненастий, да только не всех непогода страшила. Оставив все возникшие вновь правила и обычаи, часть единого народа ушла в буран, а яранги и хижины-иглу десятилетиями продолжали прятаться за снегами склонов. Их никогда не пытались держать, ведь в и так до предела накалённой обстановке председатель Моис не мог допустить той ошибки, что когда-то привела беду в угодья Медчеров – если природа твердит о повиновении, ослушаться её не смеет никто. Возможно, именно поэтому Вина избежала тех бедствий, что Нью приняла за данность. Но этот урок был не единственным, какой человечеству стоило бы вынести из той страшной трагедии.

Мысли покинули голову Хён Сока в тот же момент, что он поднялся по первым ступеням своего дома. Три лестничных пролёта, и подполковник Квон наконец вставил ключ в замок, отпер его и с небывалым облегчением снял пальто с плеч. Присутствие Кэсси всегда позволяло ледяной броне на его теле немного ослабить хватку.

– Ты сегодня рано. – Кассандра появилась в проходе и, бедром упёршись о дверной косяк, улыбнулась ему. Свет с кухни осторожно касался её силуэта, понимая, что ничего лишнего к нему добавлять не стоит. Картина и без того выходила свыше всяких похвал.

– Ночью будет дождь, а я одолжил зонт Эндрю. Он всегда забывает о приличиях, когда дело доходит до встреч с его новой подружкой. – Хён Сок тяжело выдохнул, отвлекая внимание от дипломата с документами отдела. Он всё-таки принёс в дом работу. – Уверен, будь у меня машина, Эндрю и её бы попросил, чтобы отличиться перед ней.

– А ты только и радуешься, когда Эдди что-нибудь у тебя берёт. – Кэсси засмеялась. – Только вот Лин уже на время выдала твою машину своему мальчику. Он сказал, что больше не хочет, чтобы она возила его, и лишь это решение она смогла принять для себя сродни приемлемому. Ну, ты и сам знаешь, какие у них отношения.

– Что? – он едва сдержался, чтобы не воскликнуть так, что сестра могла бы его услышать. – И как Лин? Ты с ней уже говорила?

– Конечно, но, ты же понимаешь, что в двадцать один не сильно-то хочется прислушиваться к советам двадцатисемилетней подруги. Хоть и Лини сама их у меня спросила, зрелостью молодость никак не восполнишь.

– Я в свои двадцать один только на твои слова и обращал внимание. – Хён Сок устало потёр шею, под грузом ответственности пытаясь выпрямиться. Но встать ровно у него никогда не выходило. Даже с помощью Кэсси.

С тех пор, как родители Хён Сока и Лин погибли, он никак не мог отделаться от чувства, что и так чрезмерно тяжёлым долгом остро терзало его душу с того самого времени, как до него дошло, что у людей вообще есть душа. Учиться, работать, каждый день забирать Лин с дополнительных занятий в школе и лишний раз доказывать окружающим, что он достоин быть её опекуном, никогда не было просто. Но Кэсси уже давно старалась брать на себя ту часть, что касалась их примирения. Всегда, сколько он себя помнил, она была с ними рядом.

Лин так и не вышла на ужин, но, как по секрету Кассандра рассказала Хён Соку, тот поднос с едой, что она оставила у её комнаты с несколькими расписанными тонкими закорючками почерка листами, полными добрых слов и лучших пожеланий поскорей разобраться со своим парнем с группы колледжа, всё же удостоился кроткого «спасибо» на одной из салфеток, на которой Кэсси подарила ей свой поцелуй. Она всегда была хороша в благородных жестах и романтических поступках, и Лин всякий раз уступала перед ними, ведь без памяти была влюблена во всё, что касалось Кэсси, её книг и до самых небес возвышенных в них чувств. В этом они прекрасно сходились, и, посмотрев на них, невозможно было сказать, что когда-то единственным, что их связывало, был Хён Сок. Он всё не мог перестать надеяться на то, что Лин не хмурится хотя бы с Кэсси. Когда мама ушла, Квон Лин совсем перестала при нём улыбаться.

– Знаешь, пока мы одни, я бы хотел сказать, как бесконечно ценю твоё чуткое сердце. – Хён Сок не без силы заставил себя встать из-за стола, понимая, что слишком скоро прикончил ужин. Уж давно он успел запомнить, что, стоит ему произнести пару слов о великодушии Кэсси, как она тут же улетит с превосходным осознанием того, что на этом вся её работа здесь завершена.

– Говори, раз так хочешь. – Кэсси взглянула на него своими по лисьи хитрыми глазками, поставив подбородок на скрещенные пальцы и наблюдая за тем, как старый друг облагораживает кухню после её кулинарных изысков.

– Кэсси, я и не представляю, каких трудов тебе стоит заходить к нам каждый вечер и спасать наш дом. И ты всегда помогаешь мне с Лин, если что-то случается, пока меня нет. Даже не знаю, как мне отблагодарить тебя за то, что ты для нас делаешь.

– Это всё? – спросила Кассандра, когда пауза после его слов оказалась достаточной, чтобы подобное заподозрить. Под шумом воды и скрипом губки о посуду она прекрасно замечала его смущение.

– Всё.

– Ну, Квон, сегодня ты явно превысил свой лимит тёплых фраз. – Кэсси просияла, и уголки её губ немного приподнялись. – Спасибо, но ты и так даёшь мне то многое, о чём я и не смею просить вслух.

– Ты снова об этом. – Хён Сок обернулся, заметив, как Кэсси в одно движение собрала свои вещи и прошла в коридор. – Уже уходишь?

– Да. – Крикнула она из прихожей, успев проскользнуть в свои ботинки. Каждый раз Кэсси чудом умудрялась исчезать в мгновение ока, и в умении становиться невидимой в любой возможный момент у неё было не занимать. Но Хён Сок всегда замечал все её попытки сбежать. – Ты напомнил мне, что ночью будет дождь, а я, как на зло, ужасно желаю промокнуть. Для моей работы полезно периодически возвращаться домой с угрозой простуды или, что ещё лучше, пневмонии и смерти.

– Возьми хотя бы моё пальто. – Он выбежал к ней, впопыхах набросив на плечо ещё мокрое полотенце. Хён Сок уж с сотню раз успел попенять себя за свой длинный язык, всё время невольно напоминавший Кэсси о том, что ей пора идти.

– Спасибо. – Кэсси поцеловала его щёку, застёгивая пуговицы его пальто, больше смахивающего на чёрную шинель. – Давно мечтала пропахнуть офисной пылью и терпким кофе. – Она рассмеялась, в карман сложила телефон с блокнотом и вышла за дверь.

Кэсси всегда уходила, а Хён Сок никогда не упрашивал её остаться. Так они порешали ещё тогда, когда впервые оказались друг перед другом полностью безоружными. Он никак не мог позабыть взгляда той девочки, с чьими полными слёз глазами встретился после занятий в школе в одном из пустых классов. Ровно пятнадцать лет тому назад Хён Сок понял, что без Кэсси был словно без голоса.

Глава 2

Ничего лучшего, чем повторить за природой, человечество не придумало. Хоть купол и прятался в небесах, его всё же можно было разглядеть, а особенно тогда, когда шёл дождь. Это всегда случалось ночью, ведь, как надумали люди, куда приятнее засыпать под стук капель по подоконнику да в сонном мареве подслушивать ту песню, что распевают ручьи, стекающие в желоба у дорог. Потому два, а то и три раза в неделю род человеческий покоился в объятьях дождя, что усмирял пыль на тротуарах и головы тех счастливчиков, которым повезло провести это время вблизи чего-то, хоть столь отдалённо напоминающего родную Землю. Листья деревьев блестели от влаги, цветы распускались в объятиях травы, а их крошечные головки высовывали свои жёлтые лица на встречу солнцу. Каждое подобное утро казалось Хён Соку таким, каким могла его написать только Кэсси. Лишь ей было под силу создать что-то настолько прекрасное.

Запах мокрого асфальта, газета, которую Кассандра всё время приносила в его дом потому, что та очаровательно смотрелась рядом с её чашкой для кофе в аккуратном блюдце на стеклянной столешнице, и шуршание большой чёрной куртки. Со вчерашнего вечера Лин так и не вышла из своей комнаты. После того, как она трижды захлопнула дверь перед носом Хён Сока, он больше надеялся узнать, как сестра планирует провести выходной от учёбы день. Но, хоть Квон Лин и была всегда резка с ним так, как ни с кем другим, Хён Сок принимал это её особое отношение. В этом он чувствовал себя ей не безразличным. И именно этого он и заслуживал.

– Я выезжаю в третий Округ, вернусь поздно. – Сообщил Хён Сок сестре из прихожей, в последний раз проверяя документы в сумке. – Еда в холодильнике, и я перевёл тебе деньги на такси, если захочешь съездить до своего друга. Сегодня сыро, будь осторожна. – Закончил он, надеясь, что хоть одно слово долетело до Лин. Но ответа от неё так и не последовало.

Конечно, доехать до северного входа было бы куда удобнее, если бы Лин всё-таки вернула брату машину. Когда-то пройти пешком сквозь весь первый Округ, как то ни раз проделывал Хён Сок, можно было не меньше, чем за пятнадцать часов. Но тогда его спина болела не так часто, ноги мчали без устали, а разум был пьян невозможно сильно. Когда он расстался с Кей, ему и не приходило в голову, что добираться от того дома на окраине можно было как-то иначе, чем через испытание изнурительной ходьбой с несколькими перерывами на ланч. Будто сам себя наказывая, Хён Сок продолжал мучить своё тело, возвращаясь из бара, где у Кей была работа. Сколько бы они это ни обсуждали, Хён Сок так и не смог понять, в чём причина его собственного к себе отвращения. Возможно, дело было в том, как часто он устраивал полные криков и слёз сцены, или, быть может, вся проблема заключалась в его отношениях с фолком. Но он всегда старался относиться к фолкам точно так же, как и к людям. Почти каждый раз у него это отлично выходило, не считая той случайной суммы черт, что напоминала ему об одном давно знакомом фолке. Оказалось, что всеми ними Великая Мать природа наградила именно Кей. И для Хён Сока они были одним большим издевательством.

Вагон метро мерно покачивался, заставляя людей и фолков внутри то и дело наклоняться друг к другу и чувствовать едва заметный запах алкоголя от тех, кто уже успел опробовать подделки отборных вин с Ньюэры во вдруг возникшее посреди рабочей недели воскресенье. Пот, лаванда и немного табака. Хоть Хён Сок и редко мог воспользоваться возможностью побаловать себя поездкой в воздушном метро, эту специфическую смесь он мог распознать всегда. Счастливчики, что успели сесть и избежать тесноты толпы изредка поглядывали на него с нескрываемым удивлением, поражаясь тому, как кому-то могло взбрести в голову потратить выходной на вылазку в холодную атмосферу Вины. Определённо, Хён Сок казался одним из тех сумасшедших, кто не считал гибель Ньюэры поводом для увиливанья от работы.

Плакаты с большим зелёным шаром, где-то покрытым огнём, а где-то уже чёрной выжженной почвой были больше похожи на постеры к постаппокалиптичному боевику. Старые лозунги, что пытались снова быть актуальными, украшали все стены. «Земля – наш дом» – гласил каждый баннер, вот только с Землёй уже давно было покончено, и вопрошать к людской совести стало слишком поздно. Разговоры и пересуды застаивались в душном воздухе, пока ветер не подхватывал их и не доносил до слуха Хён Сока.

– Я слышал, Ньюэру будут бомбить. – Говорили одни.

– Думаешь, им это кто-то позволит? Настолько большой источник природных ресурсов нужно ещё поискать. – Отвечали другие.

Как это обычно бывает с пустыми разговорами, все они в конечном итоге оказывались правы. Ведь когда-то и толоки имели своё содержание. И всякий раз любое дуновение становилось ураганом.

Председатель Медчер так и не вернул Нью утраченные земли. Кто-то находил ему оправдания, кто-то считал, что определяет его судьбу никто иной, как некий Божий суд, но все согласно сходились в том, что на плечи председателя взвалили непосильную ношу, и никто иной на том же месте не совладал бы с ней так же стойко, как то смог сделать Арис Медчер. Потеряв жену и сына, он оставался сильным, не давал эмоциям воли и лишь молился, чтобы беда обошла его дочь Фобию. Жалость и здесь сыграла с народом злую шутку. Сами того не замечая, люди прощали его огрехи, прислушивались к словам новой церкви и возлагали на неё слишком большие надежды. Пока одни продолжали молиться суровой реке Кали, в её водах омывая покрытые кровью руки, иные лишний раз толковали о новом понимании Библии и кризисе прошедшей эпохи. Хоть Хён Сок и не верил в Бога, он всегда ненароком прислушивался к словам, что твердили о его могуществе. Но если Бог и правда всесилен, то почему он, Квон Хён Сок, всё ещё безнаказан? Пока религия не могла ответить ему, она оставалась полна предрассудков.

Вот уже как полчаса Хён Сок ждал Эндрю у северных ворот, когда тот пришёл и отвлёк его от попытки понять выкованный на них узор. В такой близи их контур сливался с чёрными ячейками стекла, составляющих купол. Хён Сок всегда поражался их практичности – ведь всегда куда проще было сменить испорченную деталь, чем работать над всей конструкцией. Когда он в последний раз говорил об этом с Кэсси, она лишь воскликнула: «А мне казалось, что это одна большая аллюзия на соты в ульях у пчёл. Очень даже мило, что мы не позабыли о своих корнях и продолжаем поддерживать старые идеи». Каждое её подобное замечание звучало так, словно бы люди и правда когда-то жили в ульях и теперь вспоминают о правилах предков. Но уж кто, если не Кэсси, понимал что-то в древних порядках.

– О, полковник Квон, Вы уже здесь. – Пытался незаметно отдышаться Эндрю так, будто за мгновение до этого не бежал со всех ног до угла дома, за которым наводил на себя деловой вид и натягивал улыбку совершенно не пропустившего с десяток будильников человека. – Я немного задержался, ну, понимаете, пробки.

– Не понимаю. – Он тяжело выдохнул, заметив, как Эндрю перед ним натягивает шапку и большие с желтыми стёклами очки, безуспешно ища что-то по карманам. – Офицер Арно, будьте добры в следующий раз отнестись к работе так, чтобы создать хотя бы образ ответственности. Вы всегда совершенно не собраны. – Хён Сок протянул ему свои запасные рукавицы с тем серьёзным выражением лица, какое только мог сохранить при виде его растерянной благодарности. Эндрю всегда по-особому относился к всему тому, что давал ему Хён Сок. Словно бы это значило для него куда больше, чем он мог ему показать.

– Чтоб Вы знали, я, между прочим, не выпил и бокала вина, а хотя мог бы. – Он стоял, гордо задрав нос, пока наспех надетая шапка не соскользнула с его светлой непричёсанной шевелюры. – По правде говоря, я вообще ничего не пил и не ел со вчерашнего дня. Вы и не представляете насколько глубокомысленно я подхожу каждому нашему делу.

– Полковник, всё готово. – Вдруг подбежал к ним мужчина, поправляя козырёк своей кепы. – Машина подъехала и ждёт Вас.

– Только подъехала? – удивился Эндрю, успевший себе вообразить, что только из-за него все и стоят. – Что же Вы, сэр, знали, что я просплю? – он тут же прикрыл рот рукой в большой рукавице, про себя сетуя на свой длинный язык.

– За столько лет работы с тобой сложно было не запомнить, что твои часы опаздывают ровно на тридцать минут. – Продолжая сохранять невозмутимость во всех своих действиях, Хён Сок развернулся и зашагал прочь к боковой стороне северных ворот. Там, за маленькой дверцей, их уже поджидал пикап.

Говорить о том, что Эндрю позабыл абсолютно всю свою экипировку, было бы излишне. Единственное, что он успел прихватить, так это термос с тем самым кофе, что постоянно варила ему одна официантка из кафе «Холи Белли» на углу хилого зданьица, точно такого же, как и место офиса их отдела. Но даже его офицер Арно не мог испить, ведь, пока отвинтить крышку в рукавицах у него не получалось, а озноб не давал их снять, гордость не позволяла обратиться к Хён Соку, что и так помог ему запрыгнуть в высокую машину и застегнуть ремень безопасности на теле, ставшем совсем неловким и неуклюжим в утеплённой куртке. Эндрю кривил всей душой при одной лишь мысли, что ему придётся выйти в погоду, от которой он вечно прятался под куполом. И он бы не покидал его пределы, если бы друг в лице подполковника Квона лишний раз не заставлял Эндрю составлять себе компанию в нечастых, но долгих разъездах.

Зелёный цвет очков подходил под цвет кожи Хён Сока, что в морозе казалась совершенно оливковой. Хоть в пикапе можно было обойтись и без них, он никогда не откладывал очки тогда, когда в присутствии Эндрю можно было притвориться спящим и избежать участия в его бессмысленных разговорах. Все те речи, которыми он занимал водителя, беседуя то о политике, то об искусстве, то о своей новой девушке, казались Хён Соку до смешного быстро сменяющимися.

– А Вы слышали, что сегодня Эмили Брамс поедет к дато фолков? Воистину удивительное событие. Это ведь первая на нашей истории серьёзная попытка из просто знакомых отношений сделать людей и фолков друзьями! Не пойму только, почему только об этом не говорит весь мир.

– Потому, сэр, что широко известно об этом только в Ваших кругах. Но я с Вами, конечно, абсолютно согласен. Со стороны заместительницы председателя это отважнейший шаг, решиться на встречу с правителем фолков. – Со всей возможной вежливостью ответил мужчина, с ноткой неудовольствия в голосе лишь от того, что его вырвали на работу в законный выходной.

– Прошу Вас иметь в виду, уважаемый, что дато никакой не правитель в нашем понимании этого слова. Дато Конон – лишь лицо, выступающее со стороны фолков, но никак не строящее свои порядки на их территории. Дато не властитель, а лидер, ведущий за собой тех из народа, кто управляет им по воле разрозненно живущих фолков.

– Да-да, сэр, конечно. Простите за недопонимание. – Затараторил шофёр, абсолютно ничего не смыслящий в подобных тонкостях, которые были ему совершенно безразличны.

Разговор всё никак не мог иссякнуть, и Хён Сок с трудом унимал смех в те моменты, когда Эндрю вставлял свои излюбленные шутки. Хоть он и был чрезмерно энергичен там, где оно того не стоило, и излишне сдерживался при любом неудобном для Хён Сока случае, подполковник Квон не мог допустить себе и мысли, что однажды обзаведётся напарником лучше, чем офицер Арно. Кажется, это случилось ещё при их первой встрече. Они прикипели друг к другу так, что с переездом Эндрю в кабинет Хён Сока друг от друга их было просто не оторвать.

Чёрные островки земли, прямо там, где чаще обычного пробивались гейзеры, пятнами покрывали белую поверхность Вины. Как сказала бы Кэсси: рисовали её с далматинца, да только одного не учли – щенята, хоть и кусаются, но остаются милее всех зверей. Вайнкула же таким качеством похвастаться не могла. Её безжалостные морозы, жестокие ветра и словно загустевший под напором холода воздух едва можно было приписать к обстановке, привычной для человека Земли. Но даже здесь, прячась на экваторе чужого дома, люди не видели погоды лучше. Те дни, что не грозили обморожением и давали редким лучам тёплого солнца коснуться человеческих щёк, были единственными, когда можно было с твёрдой уверенностью заявить: «Сегодня прекрасная погода! По крайней мере, для Вайны». Пределом мечтаний каждого жителя Ви, как бы то ни казалось странным совпадением, всегда оказывалась фантазия хоть раз в жизни увидеть лето. Примерно такое, каким его показывали на плакатах с Ньюэрой. Как бы усердно народ Вайнкулы не пытался это отрицать, скрыть зависть было ему не по силам.

Белоснежные моря вздымались, поднимались и опускались, словно воды великого океана, не знающего покоя ни в свете дня, ни во мраке ночи. Нескончаемые горы и холмы молочного песка, рябящего в глазах так, словно потусторонние силы запрещали осматривать священную местность, и ни одного животного. Все разбежались, когда человек проложил дорогу под свои собственные нужды. Огни вдоль трассы горели то жёлтым, то красным, заставляя снег уподобляться себе. Если бы Эндрю хоть раз соизволил взглянул в окно, то тотчас же удивился тому, как красивы бывают проделки мороза, но он всё никак не мог оторваться от попавшегося ему под руку бедного человека, что на несколько часов оказался заперт с ним в одном до неприличия узком пространстве.

– Приехали, сэр. – Без промедлений объявил мужчина, стоило машине наконец притормозить.

– Что? Но это же никакой не третий Округ! Или купол над ним решили снести в угоду снежному королевству? – офицер Арно едва не потерял дар речи, заметив низкорослые домики на тёмном земляном плато, но, благо, эта беда в который раз обошла его стороной.

В самом деле он никак не мог терпеть холод. Для Хён Сока он никогда не имел значения, но Эндрю, кажется, вовсе не представлял с ним жизни. Ради двух вещей во всём мире он мог его выносить. Первой была его любимая подруга Ики, а второй – Хён Сок. И если в общении с Ики его ещё спасало наличие в деревушке фолков интернет-сети, то уже ничто не могло помочь ему справиться с подполковником Квоном.

– Мы должны забрать амфи. – Как всегда спокойно проговорил Хён Сок, помогая Эндрю спуститься с высокорослого пикапа.

– Боже, Квон, – он вплотную прислонился к его уху, яростно шепча, – чтоб ещё хоть раз я согласился помочь тебе вне работы. Я словно в девятом кругу ада, а ты – Люцифер.

– Не забывай, что за это тебе платят.

– И то верно. – Эндрю тут же склонил голову, недовольно смотря куда-то вперёд. – Но если я и соглашусь задержаться здесь, то только затем, чтобы увидеться с Ики.

Пока Эндрю едва выдерживал поцелуи мороза на своём лице, Хён Сок смирялся с его опозданиями и недовольствами. Окажись кто другой на его месте, он бы не выдержал и дня с таким коллегой. Но с Эндрю всё было по-другому. Такого, как он, просто нельзя было отпускать.

Небольшая деревянная табличка, что с приходом людей воздвигли недалеко от дороги, гласила – «Патуи». Фолки всегда с радушием относились ко всему человеческому, из-за чего, однако, теперь ни одна живая душа не знала, как их поселения звались прежде. Наслушавшись невероятных историй о Древней Земле, фолки не только с открытым сердцем приняли их культуру, но и не мало переняли из неё для своего личного удовольствия.

– Здравствуйте! – напевая себе что-то под нос, совсем юная девушка подбежала к ним, своим внешним видом соответствуя всем чертам фолков – длинные заснежено-белые пряди, желтоватые глаза и с розовизной бледная кожа. Как среди фолков, так и среди людей её с лёгкостью можно было назвать такой миловидной, словно она была только-только распустившейся в снегах розой. Ики едва держалась, чтобы в радости от долгожданной встречи не повиснуть на шее офицера Арно, но его хмурый вид явно дал ей понять, что сминать свои лепестки о его ледяные руки не стоит. – Господин Квон, Эндрю, вы так давно к нам не заезжали. По и Ко совсем извелись вас дожидаться! – не без доли упрёка произнесла она, поправляя меховой воротник своей куртки.

– Здравствуй, Ики. – Слегка кивнул ей Хён Сок, продолжая идти к деревне.

– Ах, Ко! – тут же оживился Эндрю, догоняя их. – Ики, расскажи же мне, как поживает моя малышка? Наверняка подросла ещё больше, да так, что папа на неё ни в жизни не влезет!

– Навещай ты её почаще, то давно узнал бы, что Ко родила.

– Что?! – он вдруг остановился, разинув рот, но тут же прикрыл его, боясь запустить ледяной воздух внутрь. – Но от кого? От По? Она ведь даже со мной не посоветовалась! Надеюсь, малыш здоров? И почему ты мне об этом не написала?

– Малыши. У Ко тройня.

– Что?! – ещё громче воскликнул Эндрю, и, к счастью Хён Сока, наконец лишился слов.

Совсем крохотная Патуи всегда славилась своим гостеприимством даже с учётом того, что ни одно поселение фолков не могло остаться в стороне от нуждающихся и никак не причастных к нему проходимцев. Не более сотни постоянно проживающих в ней фолков, с дюжину гостевых домов для безбедных и честь имеющих да нескончаемые поля мха, плауна и лишайника. Амфи никогда не изменяли мир под себя. Мир сам изменялся под них, сначала подарив им фолков, что облегчали бы роды да холили их детёнышей, а затем прислав и людей, чтобы те разнообразили однотонные белёсые горы и равнины своим присутствием. Но таким очаровательным зверям можно было простить что угодно, и даже то, что лишний раз они отказывались и сдвинуться с места без порции свежей рыбы. И фолки, и люди отлично понимали, что жизнь одного амфи стоит дороже, чем все их вместе взятые.

Двускатные крыши, слегка припорошённые снегом, выкладка серых камней у троп и поднимающийся от земли пар. Однажды последовав за амфи, потерявшие кров фолки обнаружили заветное место. Прогретая заложенными в глубине земель гейзерами территория да чудом сохранившие былое величие могучие деревья с радостью приняли их, позволив покинуть пещеры и пастбища льда, не дававшие и шанса на мирную и спокойную жизнь. С давних пор амфи стали для фолков священными. Пожалуй, это случилось ещё до того, как им удалось узнать от людей подобное слово. От рождения амфи имели невероятное чутьё к местам рождения гейзеров, что раскрывали свои рты навстречу застывшим в воздухе кристаллам льда и с шумом горячо выдыхали в каждой глубокой трещине Ви. Таланты амфи, и даже те, что были скрыты от любопытных глаз детей человеческих, невозможно было переоценить, а потому и люди, стоило им завидеть безмятежно бредущих по заснеженным улочкам истинных хозяев Вины, вмиг наложили запрет на бесчеловечное обращение с жизнями зверей.

– Вам повезло, бабуля Ия как раз собиралась пройтись. – Ики пробежала по протоптанной дорожке к одному из стареньких домиков, на вид не содержащему в себе ничего, кроме прихожей да махонькой кухни, и с нетерпением в него постучала. – Бабуля, господин Квон и Эндрю пришли!

– А ведь меня всегда бесит, что твоё имя упоминают перед моим. – Произнёс Эндрю, под толщей одежды едва сумев повернуть голову в сторону друга.

Тут же раздался такой скрип половиц, что, казалось, они готовы были вот-вот развалиться под весом мельчайшей старушки. По её завязанным в узел почти прозрачным волосам нельзя было отгадать, всегда ли они цветом походили на метель или поседели с возрастом. Платки и шали на её плечах выглядели куда теплее, чем куртка Эндрю, и ему вмиг стало ещё холоднее, чем прежде.

– Офицер Арно, подполковник Квон. – Ия улыбнулась, и морщины на её лице тут же разгладились. – Рада, что вы заглянули к нам, но знаю, что повод не добрый.

– Да, там что-то с амфи, но мне Хён Сок решил не докладывать. – Всем своим видом расцвёл Эндрю от того, что в кои-то веки к нему обратились прежде, чем к Хён Соку. – Бабуля, скажите, могу я увидеться с Ко? Желательно прямо сейчас.

– Конечно, Ики Вас проводит. – Она одними лишь пальцами провела от ещё более развеселившейся девушки к нему, словно в магическом жесте растягивая между ними связующие нити. Её одежды слегка колыхнулись, подтверждая всю тайну обряда. – А Вы, любезный, не проводите ли старую немощь до её кресла? – продолжила бабуля, когда Эндрю сбежал под руку с сестрой, что родили ему чужие родители. Их голоса разносились по округе, привлекая внимание фолков, не привыкших к такому количеству молодой крови. Была бы на всё воля Эндрю, он бы избавился от холодов и навсегда остался в Патуи, только бы приглядывать за своей милой Ики.

– Буду только рад, Ия. – Согласился Хён Сок, предсказывая, что затеяла всё бабуля не просто так.

Ещё два года назад, когда он вступил в должность, то ему пришлось с удивлением вычитывать весь тот список, что оставил ему предыдущий подполковник первого отдела по делам межрасовых коммуникаций. Конечно, ему и без того было известно, что в круг его новых обязанностей будут входить личные выезды на экстренные случаи, но это было уже из ряда вон. Отныне Хён Сок должен был гарантировать своё периодическое присутствие в разного рода местностях, граничащих с жизнью не только амфи и фолков, но и мхов, сломленных ветрами деревьев и даже рыбы, что, если быть честными, была ему целиком и полностью неинтересна. Если председателю Моису, все эти дела постановившему, так хотелось подобной внимательности к мелочам, то, по мнению Хён Сока, он мог бы открыть отдел по делам иноземной рыбы, чтобы проследить, когда же у неё наконец проклюнется сознание, но, кажется, для всех проще было распоряжаться ему самому посещать берега рек и озёр, не смотря на то, что с давних пор одним из первых существовал отдел, занимающийся вопросом психики животных, растений, грибов и даже бактерий на Вайнкуле.

Хоть Патуи и лежала у него под самым носом, Хён Сок долго не мог решиться избрать её своей остановкой по пути из одного Округа в другой, но судьба решила иначе. В очередной метели водитель его пикапа потерял дорогу из виду, пока сам Хён Сок с интересом рассматривал бушующую и неприступную пургу в запретной близи. Но, конечно же, делал он это не для себя, а для Кэсси, что по крупицам собирала все сведенья из внешнего для первого Округа мира в исключительно поэтических целях. Когда машина остыла, приборная панель погасла, а мороз принялся с усердием стучать в окна, на помощь пришли амфи. Показав ближайшую деревушку, звери с большой охотой приняли новых гостей в свой дом. За одну ночь фолки и Хён Сок смогли прижиться друг с другом до того, что старейшина деревни Ия вручила ему ключи от дальнего из домов. Лин не раз пыталась выяснить, что такого брат сумел им наплести, но он продолжал с искренней убеждённостью заявлять о том, что не помнит, чтобы произносил хоть слово до того, пока не пришло время прощаться. Так подполковник Квон принял почётное звание жителя деревни фолков, что носила имя, случайно подслушанное одной растерянной девчушкой в разговоре людей – Патуи, вышедшее из давно позабытого слова, что непреднамеренно сболтнул путник, не слишком чётко говоривший на латыни.

У края обрыва материка стояло кресло-качалка. Кого бы бабуля Ия ни просила сопроводить её, никто не верил, что у старушки имеются дела на границе с нескончаемым океаном. «Какой вздор! Что же она могла там позабыть в такой мороз? У человеческих стариков с возрастом на холод начинают болеть кости». В ответ на все чужие возгласы Ия лишь сильнее куталась в шаль, смелой рукой поправляя шапку на жидких волосах. Из людей один только Хён Сок никогда не задавал ей лишних вопросов, и её это несказанно радовало.

– Расскажи мне, милый, как поживает твоя семья. – Ия улыбнулась, шагая ближе к краю плато. Снизу на неё смотрел бесконечный водный простор. – И сними-ка очки, я хочу видеть твой взгляд.

– Как скажете. – Повинуясь просьбе, словно приказу, Хён Сок избавился от очков и тут же сощурился в ответ на ударившее в глаза солнце. Оно всё пыталось пренепременно заглянуть в его лицо, на что он как истинный стоик не обращал и малейшего внимания. – Лин в полном порядке. В последнее время много занимается.

– Но это же ещё не всё? – бабуля сложила руки за спиной, наблюдая, как непослушный ветер раскачивает её кресло. – Как же Кассандра? И Кей?

– Кей? – от этого имени Хён Сока словно передёрнуло. – Не знаю. А Кэсси пишет новую книгу.

– Всё никак не уймётся. – Хриплый смех раздался откуда-то из-под платков. – Она всегда мне нравилась. Жаль только, что ты так и ни разу её к нам не привёл. – Ия замолчала, терпеливо выжидая, пока Хён Сок подхватит тон и скажет в ответ хоть слово, но этого так и не случилось. – Ты не против, если старушка поведает тебе одну историю? – Бабуля приземлилась в кресло-качалку, умещая весь свой вес меж двух её резных ручек, а затем прислушалась к ветру, словно на его волнах корабли приносили ей все те сказания об ушедших неведомых существах, которыми она любила баловать слух юных фолков. – Когда-то давно, когда я была ещё совсем девочкой, жилось в этом мире совсем уж тяжко. Старые Боги, пещеры, иглу, ледяные дворцы, хранящие тепло точно так же, как это делают ваши невесомые шелка. Я часто бывала одна, царапала что-то палкой на каменной глади рядом с рисунками древних и приговаривала на родном фолкском, да вот только всё не могу припомнить, как именно он звучал. Кажется, я совсем позабыла, как говорили наши прошлые голоса ещё задолго до того, как вы подарили нам новые. Тогда-то меня и прозвали Ией. Богов ради, не помню даже, что это имя означает, но при виде меня тот человек произнёс что-то, от чего на его глазах выступили слёзы. Ни раз я заходила к нему и слышала, как дух его умирает от боли. Только вот заговорить с ним я всё никак не решалась. Да и видят Творцы наши, он бы меня и не понял.

Хён Сок про себя улыбнулся тому, как бабуля Ия всё спутала. Ведь сюда человечество пришло не более шестидесяти лет назад. Бабуля никак не могла повстречать людей, по меньшей мере, за двадцать лет до прибытия Луиса Кортеса. Религия фолков, подобно людской, с каждым поколением начинала звучать всё менее убедительно.

– А человек тот был высок. Волосы его походили цветом на почву нашу дроглую, а глаза блестели на солнце словно разных цветов камни. Я никогда раньше не видела людей. И человека его красоты после больше не встречала. Кажется, он и правда был первым, с кем мы, фолки, столкнулись на Вайне.

И снова бабуля ошиблась. Её описание Кортеса никак не походило на реальность. Но Хён Сок продолжал слушать. Он всегда был рад компании этой старушки.

– С новыми словами пришло новое понимание. Конечно, тяжело было привыкнуть к тому, что нас вы прозвали фолками, а неизведанным ранее вещам приписали и вовсе чудные названия, если тогда и заметили их вовсе. Острова, материки, океаны. Всего этого мы никогда не знали, потому что просто не могли увидеть, что мир стелется шире наших землянок. А искусство… – Ия счастливо наполнила лёгкие свежим воздухом, прикрыв лицо шалью. Всё-таки и ей иногда становилось холодно. – В детстве я не могла и мечтать о том, чтобы мои черкания можно было назвать таким замечательным словом. Потом я часто воображала, что искусство так прозвали лишь после того, как тот человек увидел то, чем я расписала стены родного дома. И было бы славно, если бы это оказалось правдой. Это значило бы, что брат мой изучал то, что я создала собственными руками.

Бабуля замолчала, продолжая с мечтательным выражением поглядывать на разлившийся перед ней океан. Его волны изредка бились о скалы, покрывая белоснежный берег новыми узорами из водорослей и путая всё старое. Словно подрагивающие с ложбинками морщин пальцы бабули, он продолжал вить свою историю, между собой связывая незримые воспоминания хрупкой да невидимой паутиной. В этом океан был очень схож с Ией. Они оба часто сочиняли те удивительные вещи, что до чужого слуха могли донести лишь дивные птицы.

– Ну а ты, Хён Сок? Ты молчишь потому, что тебе нечего сказать, или ты просто не знаешь, как это сделать?

Её рассказ, упавший на хладную землю, намертво врос в неё корнями никогда бы не ужившегося здесь дерева. Один только Хён Сок успел услышать вопрос до того, как и он стал частью промёрзшей до самых глубин Вины.

– Слова на моём языке не заслужили быть понятыми. – Ответил он, и вслед за его дыханием группа снежинок пошла в неведомом танце.

– Любая мысль достойна того, чтобы однажды её представили свету.

В подтверждение суждения бабули где-то в дали вскрикнула птица. Возможно, Хён Соку просто послышалось, но он принялся шарить глазами по безграничному небу. Слушать он привык, но вот говорить ему отчаянно не хотелось.

Эндрю прибыл как раз в тот момент, когда терпеть тишину Хён Соку стало невыносимо. Рука об руку с Ики он успел начесать и загладить каждый сантиметр шерсти Ко – большого собакоподобного зверя, чрезвычайно схожего с белой медведицей. От части она была такой же лопоухой и вечно улыбающейся, как и Эндрю, что гордо восседал на своей любимой животине. В глаза Ко он всегда смотрел так, словно бы они были его собственные.

Бабуля ничего не возразила тогда, когда подполковник Квон совместно с офицером Арно покинул Патуи, на прощание бросив ей лишь скромное «До встречи». Как то обычно и бывало, мнение Ии ещё надолго задерживалось в его голове, вводя в смятение ум и тревожа душу. Всю дорогу Хён Сок продолжал тяготиться очевидной правдой, периодически невольно вовлекаясь в беседы Эндрю. Оказалось, что его Ко действительно родила трёх малышей амфи от По – грузного и обычно сердитого животного мужа, что под своим кожаным подобием седла не прекращал фыркать от того, что кого-то снова посадили на него сверху. Хён Сок отлично его понимал, а потому всё чаще коротал путь от деревни до третьего Округа на машине. Но сегодня никто не был согласен сопровождать его в этом пути. Кроме Эндрю, конечно. Он же со своей Ко ладил до того превосходно, что ни в каком седле и вовсе не нуждался.

А картина всё не менялась, лишь Патуи стремительно отдалялась вместе с тем, как рельеф пустел, а небо светлело с приближением третьего Округа. Амфи, радостно высунув языки, мчались вперёд, изо всех сил стараясь не отвлекаться на игры и снег, трещащий под весом их мохнатых лап. Ветер стихал, седые холмы медленно опускались, то тут то там мигая сияющими под солнцем крохотными отблесками. Две куртки продолжали скрипеть в выходной тишине до тех пор, пока Ко и По не попытались сбросить их у высоких витиеватых ворот.

– Эй-эй! Потише, Ко! – вскрикнул Эндрю, когда его амфи закружила у самого входа в третий Округ. Как бы он ни старался, ему так и не удалось удержаться, и, едва поняв, что происходит, офицер тут же оказался лицом в сугробе. Рюкзак, перелетевший через голову, лишь усугубил его положение.

– Сэр, Вы в порядке? – двое женщин, с ног до головы укутанных в пуховые ткани, обошли Эндрю и попытались помочь несчастному выбраться из снега. – Мы Вас вытащим, только не брыкайтесь! – в ответ на все их просьбы офицер лишь активней болтал ногами.

Как и всегда успешно спешившись с По, что не мешал ему лишь потому, что сам хотел поскорей от своего наездника избавиться, Хён Сок подбежал к взволнованной амфи и внимательно пригляделся к её движениям. Морда опущена, нос, окунувшись в припорошившие утоптанную тропу снежинки, изредка похрюкивает, совсем как у мопса, когда тот начинает склоняться к старости. Хвост то повиливает, то опускается, а толстые складки покрытой шерстью кожи прикрывают глаза. Хён Сок слишком часто видел подобное в Патуи, чтобы не заметить и спутать признаки угрозы. Им нужно было бежать. Срочно.

– Где все? – сквозь завесу белого тумана позвал он патруль, каждодневно стороживший границы Округа. – Почему вы одни?

– Дак это, сегодня же траур. Все уже разошлись по домам и отмечают. – Ответило тело, доставшее значок патруля из кармана и нацепившее его на грудь. – И мы бы тоже ушли, да только вот Вас ждали.

– Срочно вызванивайте главных. – Продолжил настаивать Хён Сок, лишь из последних сил себя сдерживая.

– Зачем же, полковник? Только оторвём от семей добрых людей.

– Да затем, что здесь сейчас прорвёт гейзер! – он повысил голос, перекрикивая шум за своей спиной. Для осознания понадобились считанные секунды. Ко тут же схватила его за воротник и одним рывком оттащила туда, куда ранее сбросила Эндрю. Земля затрещала так, будто намеревалась вот-вот расколоться надвое.

Практически идеально очерченный круг слегка просел по центру, пока под гнетущие звуки испускаемого недрами Вины жара не провалился окончательно. Небольшая лужица образовалась там, где мгновение назад стоял Хён Сок. Теперь же с высоты снежной кучи он наблюдал, как почва медленно покрывается водой. Кажется, она почти что кипела, хоть промёрзшая атмосфера и пыталась всеми силами остановить непривычный для неё жар. Густое облако пара поднялось с того места, что так тщательно обнюхивала Ко.

– Чёрт бы вас обеих побрал, какого хрена вы ещё тут стоите?! – подполковник Квон едва устоял от того, чтобы не вцепиться в шелестящее под ногами нечто, в страхе позабывшее о том, что случившее входило в его зону ответственности. – Быстро вызывайте патруль! И на руки мне всех амфи из недавнего протокола!

– Да, сэр. – Оба голоса в унисон задрожали, заметив, как налитое озерцо принялось медленно раскачиваться.

Чем живее плескалась вода, тем сильней тряслись руки, нащупывающие заветную кнопку на приборе. Окоченевшие пальцы слабо держали служебную рацию, призрак в которой не спешил отвечать на экстренный вызов. Когда же ленивое «Да?» послышалось от явно выпившего начальника, Хён Сок чуть не вырвал рацию вместе с варежкой до смерти перепуганной женщины.

– Вы там совсем сдурели? Алек, ещё раз тебя не будет на месте, и я устрою тебе такую проверку, после которой тебя и в жизни не возьмут на приличную работу! – загнанный в трубку мужчина уже было хотел возмутиться, но Хён Сок не дал ему вставить и слова. – Гейзер! Прямо напротив ворот! Ты хоть понимаешь, чем всё это грозит? Основной путь из Округа перекрыт, а это ещё не главная проблема. Внутри купола амфи давно чувствуют, что всем вам хана! – глава патруля вновь попытался сердиться, но что-то в речи подполковника заставило его тут же одуматься. Возможно, причиной тому послужило то, что Хён Сок кричал в трубку так, чтобы визг норовившей взорваться земли не перекрыл ни единой его реплики. – Живо тащи сюда патруль, полицию и свою задницу, Алек, пока вас там к чёртовой матери не сварило в кипятке!

Сжав рацию так, что бедный передатчик чуть не затрещал в его ладони, Хён Сок швырнул его обратно, совсем позабыв про то, что вместе с тем его держала рука мертвенно-бледной патрульной.

– И как мне оставить это всё на вас двоих, а? Пока полиция прибудет, вы все здесь со страху передохните.

– Полковник, успокойтесь. – Не без удачи Эндрю всё же выбрался из западни. Его рукавица мягко коснулась плеча друга. – Они такие лишь потому, что Вы их немного припугнули, я прав? – сжавшиеся всем нутром двое, не выдавив из себя и слова, лишь слегка качнули головами. – Ну вот видите, полковник Квон, всё в полном порядке. Идите, Вам ещё разбираться с внутренними проблемами Округа, здесь уж мы трое как-нибудь справимся.

– Ты уверен? – Хён Сок уставился на него всё ещё горящими злостью глазами, выпустив из виду собственное же правило обращения на «Вы» в присутствии посторонних. Пока Эндрю всегда помнил его и успешно применял на деле, не желая подвергать сомнению авторитет старшего по званию друга, Хён Сок с трудом удерживал самоназванный закон в памяти в те моменты, когда кровь кипела в нём куда сильней, чем огненные воды гейзера.

– Конечно, сэр. – Ладонь Эндрю незаметно скользнула на спину подполковника и слегка прошлась по ней вверх и вниз так, чтобы никто, кроме Хён Сока не заметил скрипа болоньевой ткани его куртки. – Вам уже пора идти. Возьмите Ко с собой, она самая проворная амфи из всех, что я знаю.

Даже с учётом того, что на самом деле Эндрю был знаком с тем количеством амфи, которое можно было пересчитать по пальцам одной руки, правота его слов казалась неоспоримой. Хоть Хён Сок по-своему и любил По, но в ловкости он мог позавидовать любому другому своему сородичу. Зверь с угрюмой гримасой разлёгся вдоль трассы, живой изгородью перекрывая дорогу и без того отсутствующим машинам. Пойми По предложение Эндрю, он бы с радостью на него согласился.

– Ко, идём. – Хён Сок постучал себя по бедру и амфи резво подскочила к нему. – Не подходите к нему слишком близко. Скоро вода покроется льдом, но на этом всё не закончится. – Он бросил взгляд на начинающую скрываться под тонкой стеклянной корочкой дыру, что чёрными водами зияла на усыпанной свежим снегом поверхности. На вид невинная, теперь она казалась не такой опасной, как то описывал Хён Сок. – Весь транспорт сворачивать, людей не пропускать. И ещё, – под прикрытием очков подполковник посмотрел Эндрю прямо в глаза, – следи за По. Любое подозрение с его стороны – бегите. Встретимся в участке Алека. Будь осторожен.

Офицер Арно ничего не возразил, а если бы и сказал что-то в ответ на поручение подполковника Квона, то тот всё равно бы этого не услышал. Проскочив в приоткрытый въезд в третий Округ, Хён Сок скрылся в нём, после себя надолго оставив едва уловимую смесь горького кофе и бумажных чернил, которыми всегда были перепачканы его не знающие покоя руки.

Глава 3

Одни тихие улицы сменялись другими, что были переполнены лицами, ратующими за сохранение скорби по падшей Ньюэре. Шляпы, словно вторым скальпом покрывающие их головы, подозрительно напоминали древние шапочки из фольги. «Подселенцы с цветными глазами пришли вслед за Первым!». Их оглушительные возгласы, то и дело долетавшие до слуха Хён Сока, раздражали его и так предельно натянутые нервы. Сейчас они казались ему до того невыносимыми, что он едва успевал следить за дорогой, отвлекаясь на вскрики восседавших в переулках толп. Редкие прохожие с нескрываемым удивлением смотрели на Ко, кажется, совсем не замечая человека на ней. Амфи никогда не позволялось бродить внутри Округа даже в присутствии кого-то, кто уровнем ранга был бы схож с подполковником Квоном. Но в этот раз случай выходил из ряда вон всех предписаний.

Хён Сок точно знал, куда ему нужно, но Ко решила провести его своей дорогой. Лихо огибая дома, машины, изгороди и мусорные контейнеры она неслась к тому месту, что вот-вот обещало сотрястись открытием нового гейзера. Её лапы мягко стучали по тёплому асфальту, кое-где расставляя капли от растаявшего снега, в том числе и на идущих ей навстречу незнакомцах. Они с полными изумления глазами озирались на могучего зверя, не зная о беде, норовившей отобрать землю из-под их прочно ступающих по ней ног. Хён Сок всем нутром чувствовал, как недра Вины разрывает кипящий водный поток прямо под каждой из этих несведущих голов.

Ко замерла посреди одного из перекрёстков, пока редкие машины маячили перед её мордой и сигналили вслед большой белой туше, беспорядочно слоняющейся по проезжей части. Несколько полицейских выскочили из своих автомобилей наперевес с чёрными как смоль дубинками. Их руки уже было потянулись к пистолетам Макарова, но Хён Сок на ходу спрыгнул с Ко и, насколько то позволяло его морозное обмундирование, скинул очки и шапку. Бусины холодного пота проступили на его высоком лбу, и при одном только взгляде на него каждый мог заразиться одолевающей его тревогой.

– Подполковник Квон? – выступил вперёд один из мужчин в форме, пряча пистолет в кобуру. – Сэр, мы, конечно, знали, что Вы прибудете, но никак не ждали встретить Вас на проспекте и площади Луиса Кортеса. Да ещё и в паре с амфи.

– Вам уже доложили о случившемся перед входом в Округ? – холодно бросил он, наблюдая за точно вымеренными движениями Ко. Даже под слоем асфальта она явно чувствовала приближающееся к ним бедствие.

– Да, сэр, но нам не стоит так об это распространяться, – к своей беде полисмен подошёл к Хён Соку ближе и принялся шептать ему почти в самое ухо, – иначе люди будут на взводе. Ну, Вы ведь понимаете. Лучше дать народу передохнуть, не даром ведь Ньюэра страдала.

– Слушай сюда, – Хён Сок на мгновение оторвал взгляд от Ко и уставился на мужчину так, будто бы вместе с тем приставил невидимое дуло прямо к его виску. – Мне поступило по меньшей мере пятнадцать сообщений о том, что амфи бунтуют и пытаются сбежать от своих придурков хозяев. Ты можешь себе представить, что это значит?

– Нет, сэр. – Пытаясь скрыть напряжение, полисмен вытянулся, словно по струнке.

– То, что они, будь вы все неладны, даже не удосужились изучить поведение амфи прежде, чем завести их. А они показывают вам, идиотам, где в вашем Округе рванёт гейзер! Но нет, вы только и умеете, что просиживать свои горящие штаны в УАЗах! – голос Хён Сока сорвался на озлобленный крик. – Дак какого хрена, вы, идиоты, не прочесываете местность, а? Где, чёрт тебя дери, все амфи, о которых вы мне писали? И почему ты стоишь передо мной как пришибленный, а не перекрываешь перекрёсток, пока здесь кого-нибудь не убило?

Но раньше, чем мужчина успел переварить услышанное, Ко остановилась. Внимательно присмотревшись к ней, Хён Сок замер. Там, где она жалобно скребла лапой по бамперу одной из машин, на неё истошно вопила перепуганная женщина. Её чадо с восхищением разглядывало большую добрую морду, длинными нитями слюны покрывающую лобовое стекло их минивэна.

– Вот чёрт.

Кровь сбежала от и без того бледного лица Хён Сока, когда тот метнулся к пытающейся перевернуть машину амфи. На наполнившейся людьми улице им обоим становилось всё жарче и теснее.

– Отгоните ваш автомобиль. – Обратился к женщине Хён Сок, схватив Ко за шкирку. Слишком крупная для того, чтобы так просто поддаться его усилиям, но достаточно смышлёная, чтобы понять их, амфи тут же отпрянула и принялась искать на земле что-то вновь привлёкшее её внимание.

– Вы мне за всё заплатите! – особа пригрозила подполковнику пальцем, не желая и слышать обо всей серьёзности ситуации. – Ваша собака поцарапал мою машину. Вы хоть представляете, какие это деньги для матери-одиночки?!

– Если Вы сейчас же не отгоните автомобиль, то станете просто одиночкой!

Вдруг его возглас перебил едва слышный треск. Земля загудела до того сильно, что, кажется, прямо под ними готов был разверзнуться проход в ад. Если бы небо видело это, оно бы тут же затянулось тёмными тучами, обещая шторма и ливни как неизбежное будущее, но купол надёжно скрывал от его глаз любой человеческий грех. С тяжёлым дыханием земля выпустила тонкую струю, что, ударившись о дно минивэна, растеклась по подрагивающему асфальту словно унизительный плевок. И лишь тогда, когда гибель собственного детища казалась неизбежной, мать догадалась начать искать ключи. Дверца машины захлопнулась вместе с тем, как её бестолковый ум оставил ребёнка внутри, дабы защитить его от непомерно мохнатого чудища. Малыш продолжал непонятливо озираться, пытаясь отыскать источник неизвестно откуда взявшегося шума.

Человечество вскрикнуло, когда по земле расползлись первые трещины. Полисмены, взявшие ситуацию в толк, успели перекрыть все дороги и огородить зевак от трагедии, что они неустанно пытались заснять на свои телефоны. Хён Сок и в панике разрыдавшаяся мать остались последними посреди бедствия, что уже было готово настигнуть Округ и одного его крохотного жителя. Злополучные ключи всё никак не желали найтись.

Разобрав в переполненном гвалтом воздухе вторую точку, в которой зверь, старый как сама Вселенная, метил разинуть свою пасть, Ко заметно для одного лишь Хён Сока поскребла новую область, силившуюся засветиться улыбкой очередной пропасти в лопнувшем и местами провалившемся грунте. Звучный мертвенный стрёкот поднимался до самого купола и со звоном отбивался от него обратно к земле. В ответ на гул взрослые в страхе взревели вместе с детьми. Казалось, будто третий Округ вот-вот разобьётся надвое. Хён Сок не выдержал и попытался руками выбить окно запертой дверцы.

Почуяв неладное, Ко метнулась к нему и зубами вцепилась в капюшон, но, быстро высвободившись из её хватки, Хён Сок одним лишь жестом приказал ей уводить женщину. Забившись в истерике, та чуть было не дала бедному зверю по морде, но амфи смиренно вытерпела все её выступления. Разжав челюсть, Ко выкинула человеческое тело куда-то в толпу и уже было нацелилась на друга любимого ею Эндрю, но путь до него затрещал и принялся расходиться по швам.

Издав подобие животного гогота, грунт решил расколоться. Щель растянулась почти по самому центру беспокойного Округа. Асфальт, окончательно треснув, поддался напору толщи воды и выпустил пар. Словно надолго затянувшись сигарой, разлад замер, собираясь открыть внутренностям купола новый мир, полный жара и пылающих озёр. Хён Сок с силой вдарил по стеклу, но оно и не планировало ему поддаваться. Пока ноги его тонули в образовавшейся яме, машина выла, а бурлящая вода просачивалась в ботинки, малыш продолжал глупо хлопать глазами, заворожено наблюдая за тем, как неизвестный машет ему и просит отойти от окна. Послушно с ним согласившись, мальчик отполз на сидении, едва подоспев к тому моменту, как осколки заполнили салон минивэна. Третьего удара сильных рук Хён Сока стекло не выдержало и, зажав уши от усилившегося грома, кроха тут же попала в объятья бесшумно шуршащей куртки. Земля вновь готовилась с усилием выдохнуть.

Заметив, что Хён Сок не успевает высвободиться из цепких лап верхней корки асфальта, Вина зажмурилась. Замерев всего на мгновение, она дала ему шанс. Разжала пальцы, распахнула стальные тески. Подошва оторвалась вместе с мясом совсем новой зимней обуви, полоснув ахиллово сухожилие Хён Сока выросшим из почвы остриём. Он едва не вскрикнул, но что толку, когда в возросшем гомоне его никто не услышит. Один только малыш на руках заставлял Хён Сока самому себе обещать, что в этом вареве он не сгинет. Начинающие гореть ноги старались окончательно не развариться в лишь нарастающем кровавом море. Мальчонка взвыл, короткими пальчиками вцепившись в шею спасителя. Разорванное сухожилие насилу несло их тела к замершей в ожидании толпе. Вода волновалась так, будто огромного вида чудовище всей тушей билось в самом сердце Вайнкулы.

Бежать было невозможно, идти тоже. Хён Сок едва вышел из пекла по казавшейся бесконечной дороге асфальта, когда из его разгорячённых рук выхватили ребёнка. Упав замертво, он потерял любые чувства, кроме ноющей острой боли в обожжённых ногах. Оба гейзера взорвались, словно по чьей-то указке, а горячие капли дождём окропили ослабевшее перегретое тело, угрожающее под этим ливнем вконец раствориться. Дух покинул Хён Сока вместе с тем, как уставшее сердце пропустило пару таких необходимых жизни ударов. Великая Мать наконец показала свой гнев.

– Да не умер он! – кто-то громко шептал в конце палаты, пока другое лицо захлёбывалось слезами, склонившись над подушкой Хён Сока.

– Отвали. И вообще, не подслушивай! – образ промокнул глаза странным непомерно большим лоскутом светлой ткани.

– Да как тебя не подслушивать, ты же только и делаешь, что ноешь целый день – «он умрёт, он умрёт!». И вообще, зачем тебе его рубашка? – с явным ехидством призрак у окна весь скривился, пока и сам невольно не шмыгнул носом, сбросив с себя всю имеющуюся у него спесь.

– Если тебе так завидно, то пойди и достань себе свою!

– Ага, и как же? Ты ведь даже штаны его забрала. Для чего они тебе только? У него дома таких полный шкаф!

– Эти другие. Если с ним что-то случится… – тончайший голосок вновь залился слезами. – Я боюсь, что у меня ничего от него не останется. Я ведь так с ним и не попрощалась.

– Ладно тебе, Лин. – Образ приблизился, и, сложив руки на плечи сломленной девушки, окончательно прояснился. Его поза приобрела самый трагический вид из всех возможных. – Прости, я не должен был пытаться шутить над тобой, но я тоже волнуюсь. Слишком сильно, чтобы держать себя в руках.

– Знаю, Эд. – Она внимательно посмотрела на вещь, что плотно сжимала меж подрагивающих пальцев. – Ты прав, она мне не нужна. Возьми лучше ты, у меня будет другая.

– Что вы двое тут делаете? – едва разлепив пересохшие губы, Хён Сок не смог выдавить из себя больше ни звука. Больничная палата нехотя вырисовывалась перед ним. Сестра посмотрела на него так, будто он прямо сейчас вдруг воскрес.

– Хён Сок! – Лин упала на его грудь и в момент обвила шею руками.

– Хён, чёрт возьми, да нас из-за тебя чуть удар не хватил! – облегчённо выдохнув, Эндрю во всю заулыбался. От радости он совсем позабыл, как обычно смущённо прятал заплаканные глаза. Позволить себе не скрываться он мог лишь при Лин и её ожившем брате. Когда жизнь вновь заискрила под обожжённой кожей его лучшего друга, Эндрю не придумал ничего стоящего, кроме как с энергией заявить. – Ты знаешь, что у тебя почти остановилось сердце? Ты получил тепловой удар такого масштаба, что ещё бы чуть-чуть, и твоё обожжённое тело не стерпело б нагрузку! Хён, там ты чуть не умер.

– Хён Сок… – рыдая навзрыд, Лин едва могла сложить слова в речь.

– Ладно, слушай, я… – он запнулся, понимая, что сказать всё ему не даёт присутствие его сестры. – Хён, я правда ужасно рад, что ты проснулся, а то мы тут все слегка сума посходили, пока ты лежал без сознания. Кэсси уже битый час отгоняет от тебя журналистов, звонко смеётся и делает вид, что не может найти ручку для автографов. Одним лишь чудом она их там держит, иначе они б давно стащили тебя с койки и наградили медалью за какую-нибудь отвагу.

– Мальчик где? – в горле Хён Сока першило так, будто нечто в шерстяных валенках прохаживалось по снегу прямо в его глотке.

– С матерью, я так думаю.

– Она не удосужилась и спасибо сказать. – Вдруг подключилась Лин, оторвавшись от него всего на долю секунды. – Ни одной весточки. Будто заметила лишь то, что ты выбил стекло в дорогом ей минивэне, а не спас её любимого сына. – Она слабо сжала кулаки, без силы ударяя по краю одеяла. – Стоило ли оно того теперь, когда на тебя скорей подадут в суд за разбой, чем отблагодарят по заслугам? От отца ты совсем ничему не научился.

– Жизнь всегда достойна любых усилий. – Прокряхтел Хён Сок, пока жажда вязала его язык.

– Да, конечно, сейчас. – Эндрю схватил стакан с тумбочки, но Лин тут же поймала его и сама приложила к губам брата. Редкие капли воды падали с его подбородка на белые простыни. Кажется, только теперь ей начинали открываться огрехи их общего прошлого. Того прошлого, где мама и папа ещё были в силах их примерить.

Плотные бинты, странного вида аппарат на ноге и накрепко опоясанное сухожилие. Кэсси сняла квартиру неподалёку от пробившихся гейзеров, ведь Хён Соку всё не имелось на них взглянуть. А смотреть было на что. Отказавшись от костылей, Хён Сок шёл, перекинув одну руку через шею Эндрю, что готов был сложиться под его весом, и не мог оторваться от зрелища, превосходящего все ранее видимые им масштабы. Все те, кто ранее высмеивал Нью за её неудачу, теперь и сами оказались в беде, сулившей лишь большие потери для Вины.

Прошло порядка двенадцати часов перед тем, как швы на асфальте закончили расходиться. Земля разрывалась, оставляя на кипящей воде лишь нечастые островки тонкой корки из всплывшего мусора. Новое озеро заняло собой весь тот перекрёсток, что имел центр в месте, где ещё совсем недавно Хён Сок помогал спастись мальчонке, не ведающему о пропасти, раскрывшейся под его ногами. Тогда материнский минивэн едва не сомкнул пасть на тонкой ребячьей шее. Кажется, Хён Сок был ничем не лучше своего непутёвого отца, но Лин была готова положить голову за то, чтобы он не повторил его ошибок.

Квон Му Хён был одним из тех людей, вслух о которых можно было говорить либо хорошо, либо никак. И не только потому, что вот уже как девять лет его не было в живых. Любой, кто был лично знаком с Му Хёном знал, что молвить о нём в дурном тоне были в состоянии только родные. А они многое могли рассказать о том, кого не стало уже тогда, когда он впервые оставил своих детей и исчез из дома задолго до их рождения. Ведь таким, как Му Хён, заводить семьи не стоит.

Глава семейства Квон мнил себя таковым не потому, что имел достаток больше своей жены. Ни для кого не секрет, что Бао приносила в дом куда больше Му Хёна, при жизни пропадавшего на работе чаще, чем то было принято у любого приличного мужчины с пивными барами и забегаловками по пути домой, куда Хён не имел и малейшего желания сунуться. Излишне гордый, он взваливал на себя ту долю ответственности, что обычно приходилась на целое подразделение. Будучи простым клерком, Му Хён все дни и ночи коротал за работой, стоящей куда меньше, чем он себе представлял. Бао часто не заставала его дома неделями, ведь когда Хён возвращался, да лишь затем, чтобы сменить рубашку, он испарялся так быстро, что дети не успевали и заметить его присутствие.

Отец всегда отличался никчёмной способностью делегировать ответственность. И проявлялось это не только в том, что всю часть работы он брал на себя – Хён Сока и Лин он полностью возлагал на Бао, а ей оставалось лишь успевать в выходные от работы часы воспитывать их и наводить вокруг себя привычный порядок. Хоть это и отлично у неё получалось, Хён Сок ужасно тосковал по отцу, и умер он для него прежде, чем это успело случиться на самом деле.

Лин с Кэсси не переставали болтать всю ту недолгую дорогу, которую помогали Хён Соку справиться с раненой ногой – от машины и до крыльца небольшого пятиэтажного здания. Порой от их разговоров его ум начинал болеть до такой степени, что, кажется, сознание готово было отключиться в любую минуту, лишь бы не воспринимать всю ту мелочевку, что для них была превыше всего. Они больше не говорили ему о том, как последнюю половину суток молились за его жизнь да только и делали, что успевали менять его пропитавшиеся холодным потом простыни. Хён Сок бесконечно любил их, а потому принимал удары и колкости двух острых девичьих языков, не упускающих и шанса напомнить ему, как своей смертью он ужасно их огорчит. Ведь иначе кто будет заправлять ПОПДМК и приносить им с работы свежие новости о настоящей обстановке между людьми и фолками? Да и, в конце концов, кто, если не Хён Сок, станет утешать Эндрю, когда дама сердца наконец решит его бросить? Кэсси с этим не справится, а Лин и самой не мешала бы серьёзная помощь в этом сложном деле.

– Полковник Квон, сэр. – Серьезного вида мужчина подбежал к ним и встал в стойке, что выглядела чрезмерно торжественной для того, от кого так сильно разило табаком. – Разрешите узнать, как Ваше здоровье? В больницу мы доступ так и не получили.

– И чёрт с вами. – Устало произнёс Хён Сок, ещё затуманенным взглядом смотря куда-то перед собой.

– Но, сэр, меня послал…

– Алек. Я знаю. Он стоит в двух шагах за моей спиной и думает, что я не замечу.

– О, Хён Сок, дорогой мой друг, как ты? – как ни в чем не бывало тот вышел из своего укрытия и нервного похлопал старого знакомого по плечу. Пара чёрных прядей ненароком выскользнула из-под его фуражки, но Алек продолжал непринуждённую для него беседу. Даже после того, как Хён Сок высказал ему за все промахи, он не мог не смотреть на него с уважением. Порой в его взгляде Эндрю различал настоящее восхищение. И это начинало его раздражать. – Знаю, вчера у тебя вышел тяжёлый день, но ты отлично справился.

– Чего ты хочешь? – бросил ему вопрос Хён Сок, меж пятен пытающийся разглядеть его сконфуженное лицо. Всё выглядело так, словно кто-то взрывал фейерверки прямо под его носом и их частые искры выжгли дыры на опалённой сетчатке.

– Я просто пытаюсь быть вежливым. – Алек скривил губы, искоса посматривая за реакцией Эндрю и Кассандры, обступившими Хён Сока. Либо он пытался высмотреть в них что-то для себя важное, либо сам не хотел открывать то, что намеревался от них спрятать. Тем не менее, даже когда его отчитывали, выглядел Алек чрезмерно завороженным подполковником Квоном. – Мы сами не подозревали, что это случится, ведь никак не могли знать, что гейзеры взорвутся в этот день и в этом месте. Но ты, подполковник, мог бы приехать и раньше, раз уж у нас на всю Вину лишь один человек понимает поведение амфи.

– Да как у Вас язык поворачивается говорить такое? – не сдержался Эндрю и высказал своё недовольство так, что лживое спокойствие на лице главы патруля мигом сменилось недоумением. Всегда в таких ситуациях офицер Арно сглаживал углы, но в этот раз молчать он просто не мог. —Мы с полковником прибыли на следующее же утро после Вашего отчёта. Сделать всё быстрей было просто невозможно.

– Офицер Арно, я, конечно, наслышан о Вашей вопиющей наглости, но Вы могли бы и не встревать в разговоры, которые Вас не касаются. – Алек натянул улыбку и попытался вернуть прежнюю невозмутимость. На большее у него попросту не было сил. Судя по всему, вчерашний выходной он провёл на славу. Синяки ещё проглядывали под покрасневшими глазами. – Будьте осторожны, офицер, не всем подобные места достаются так просто. Чтобы занимать хоть сколько-нибудь высокую должность, другие работают не по одному году. Смотрите, как бы Вас не понизили, иначе обратно вы с той же скоростью не заберётесь, а то и ещё хуже, – он выдержал паузу, ожидая вопросов, но всем и без того было известно, что он скажет, – Вас уволят, и отдадут место офицера кому другому.

– Да когда ты уже заткнёшься? – Хён Сок сконцентрировал всего себя на том, чтобы вытерпеть и не дать ему пинка прилюдно, но Алек уже выглядел так, будто ему только что отвесили неслабую пощёчину. В его карих глазах блеснуло что-то совсем странное. – Слушай, я знаю, что мы с тобой не очень-то ладим, но можешь ты хоть сейчас оставить меня в покое? Пришли ты бумаги чуть позже, всё пошло бы амфи под хвост. По твоей же милости никто не погиб.

– Но, сэр, жертвы были. – Вставил своё слово патрульный, продолжающий железно держать стойку смирно. Алек хотел было заткнуть ему рот, но не успел, и нужная мысль успела долететь до слуха Хён Сока вместе дымом от его сигарет.

– Что? – он вздрогнул всем телом. Случилось то, чего Хён Сок так боялся. Пока сознание его спало, Великая Мать брала своё. – Где ещё прорвало? Какой Округ? Сколько гражданских?

– Ничего сильно смертельного. – Почти безразлично ответил Алек, хотя весь его вид говорил об обратном. – Так, пара случайных прохожих. Могло быть и хуже. Бережёных Бог сберёг.

– Взорвалось ещё два гейзера, все в нашем Округе. Пятьдесят человек пострадало, ещё тридцать погибло. – Начал патрульный, пока начальник смотрел на него с нескрываемым презрением. Похоже, хладнокровие Алека и ему изрядно надоело. – На окраине земля провалилась прямо под жилым домом, пока одна семья находились в его подвале. Видимо, решили, что там будет безопасней, но из них никто не выжил. Последний гейзер пришёлся на торговый центр. Весь первый этаж залило, люди оказались заперты в магазинах. Когда спасатели приехали, некоторые уже потеряли сознание и упали в воду. С десяток человек повредило зрение или полностью лишилось его, получили сильные ожоги и травмы. Остальные погибли.

Когда он замолчал, никто не смог произнести ни слова. Лин, всё это время придерживающая брата за руку, мертвой хваткой вцепилась в неё и залилась горючими слезами. Алек больше не мог притворяться. В день поражения Ньюэры, Вайнкула и сама пала жертвой бедствий. В этом ни один не смел сомневаться. Двадцать четвертое ноября для всех стало чёрным днём. Эндрю вдруг стало до смерти страшно.

Как Хён Сок ни старался, он не мог оторваться от зрелища, растелившегося на прозрачном, ещё только вчера образовавшемся озере. Бассейн волновался, а берега его шатались так, будто невидимый могучий дух напустил под купол ветер. Пар поднялся к небу и покрыл его стекло влажной плёнкой. Оба гейзера снова желали взорваться, пока люди сновали у их берегов и старались заснять необыкновенные откровения природы. Но ей было не важно, попадут ли раскалённые брызги на кожу проходимцев и любознательных журналистов. Фонтан собирался подняться над Округом и объявить о новой трагедии.

– Вы это видели? Машина Эмили Брамс перевернулась в пурге! – вскричал кто-то из толпы, окружившей гейзер, словно новоприбывшего зверя в зоопарке. Телефон в его руке потряхивало то ли от волнения человека, то ли от беснующейся стихии под его носом. – Похоже, заместительница председателя мертва. И фолки приложили к этому руку.

Глава 4

В выходные и отпуск Хён Сок всегда чувствовал себя так, будто его насильно отстранили от дел. Теперь же всё обстояло таким образом, словно он давно вышел из употребления.

Подполковник Квон работал триста сорок пять дней в году. Воскресенье и суббота приходились ему днями самоуправления, больничные он не брал, а вечера проводил за обязательной проверкой почты, рассылкой писем и заметками на счёт того, как ему лучше скомпоновать своё время и не тратить лишние минуты на болтовню и перекусы. Сон строго с двенадцати до шести, тренировка, душ, завтрак и дорога до ПОПДМК. В отделе он оказывался раньше коллег, отпирал офис, заваривал кофе и садился за работу. Остальные лишь лениво подтягивались к девяти часам, включали аппаратуру, сверяли время прибытия и ухода. К этому моменту Хён Сок уже мониторил оповещения о новых заявках, просьбах и прочих делах чрезвычайной важности, которые всем остальным были совершенно неинтересны.

К обеду Эндрю приносил ему что-нибудь, что можно было съесть прямо за рабочим столом, и лишь изредка Хён Сок соглашался выделить пятнадцать минут на то, чтобы посидеть с ним в кафетерии, и тогда каждый, кто видел его, негромко восклицал: «Ну надо же! Сам Зевс спустился с Олимпа. Парни, берегите своих женщин». Эндрю шикал на них раньше, чем подполковник успевал заметить витающую в воздухе суету, и потому несчастные коллеги испарялись ещё до того, как Хён Сок мог им что-то ответить.

С момента смерти Эмили Брамс прошло не больше недели, а Хён Сок всё поражался – как люди могут быть так спокойны, зная, что, по распространённой молве, фолки убили заместительницу председателя Моиса? Хоть люди и оплакивали её на каждом канале вещания, с экрана не сходила другая печальная мысль. Моис участвовал в прямых эфирах, призывал народ к спокойствию и высылал помощь родственникам недавних жертв. Председатель всегда отличался своей благосклонностью – то он нарочно отказался от своей фамилии и, подобно всем фолкам, оставил для себя одно только имя, то спонсировал больницы и школы, то со своей руки помогал колледжам и ВУЗам. Моис стал первым, кто в культуре изменил что-то под фолков. Вслед за ним некоторые семьи выписались из своих фамилий, и от того лишь больше стали ценить оставшиеся у них имена. Это был первый шаг к тому, чтобы и люди, и фолки начали верить каждому слову Моиса. А председатель всё желал для них лишь большей выдержки.

Все понимали, что хуже пропажи Эмили Брамс были гейзеры, угроза раскрытия которых казалась куда более зловещей, чем возможность скверных отношений с одной из многочисленных живых рас на Вине. По крайней мере, человечество всегда оставалось в мире с амфи, что с радостью предоставляли ему свои услуги по поиску подземных течений и трещин земли, угрожающих распахнуться в широком зевке пасти древнего ненасытного зверя.

– Хён Сок, Эндрю вернулся! – окликнула его Лин, продолжая наводить порядки в доме так, словно бы дух мамы Бао через неё благословлял сына на успешное выздоровление. Только вот он поправляться совсем не спешил.

– Хён, я уже устал носиться для тебя с этими бумажками. – Офицер упал в кресло и бросил на стол перед собой стопку документов, пытаясь произвести впечатление человека, прошедшего через огонь и воду ради одного ценного артефакта. Но, не желая ему подыгрывать, гора вмиг рассыпалась по стеклянной столешнице и приняла совсем непринуждённый вид. – Когда ты уже выйдешь? Алек прожигает мне затылок взглядом каждый раз, как замечает в столовой патрульных. Все говорят, что ты настоящий спаситель третьего Округа.

Как подполковник Квон повредил ногу в жарком порыве самопожертвования, так он оказался пригвождённым к постели, а если и быть совсем точными, его заперли в снятой Кассандрой квартире, где за ним неустанно ухаживала Лин, а работу в их общих дом доставлял Эндрю вместе со свежими новостями и слухами о Герое Вайнкулы.

Как ни странно, Героем Хён Сока считали все, кроме него самого и Лин. Она не переставала повторять ему о том, как никому в этом окончательно отчаявшемся мире не сдалась его храбрость. Замечая, но на него подобные речи не производят совершенно никакого впечатления, Лин с дня на день планировала завязать с этим, но снова и снова у неё это не получалось. Как и всегда, она терпеть не могла всего, что относилось к работе его отдела.

– Замолчи, Эд. Ты всё время приносишь с собой всякую чушь. – Лин незаметно вошла в комнату и встала прямо за креслом Эндрю. От неожиданности он чуть не подпрыгнул на месте, благо сил на это у него не хватило. – Зачем ты всё это рассказываешь? Хочешь, чтобы Хён Сок так собой загордился, что полез бы туда, откуда живыми не выходят?

– А ты почему не на занятиях? Нашла себе причину прогуливать?

– Не твоего ума дело.

– И не твоего, видимо, раз уж ты не сидишь за домашним заданием и не учишься в этом своём медицинском.

– Тебе-то зубрёжка книжек никак не помогла. Сколько не занудствуй, а ты тупой, как пробка.

– Хватит. – Хён Сок хотел лишь попросить их вести себя тише, но молния между ними заискрила и заставила его оторваться от текста. – Лин, пожалуйста, я работаю.

– А ты ничем его не лучше. Ты хоть понимаешь, насколько глуп был твой поступок? Ты выставил себя полнейшим придурком. Мне стыдно, что теперь люди знают, что мой брат такой самонадеянный болван. Ты ни в жизни не получишь ни моей, ни чьей-либо другой благодарности за своё бесстрашие. – Она с силой сжала подол платья так, что костяшки её тонких пальцев вмиг побелели. – Хён Сок, ты идиот. Никто не будет гордиться тобой, если ты умрёшь, спасая других. Я до конца жизни буду ненавидеть тебя вместе с отцом за то, какие мужчины в нашей семье идиоты!

Лин вышла, даже не хлопнув дверью. Она всегда так делала – исчезала тихо, как мышка – когда узнавала о чём-то, что брат всеми силами пытался от неё скрыть. Например, когда заметила его письмо с приглашением в академию Министерства внутренних дел Вайнкулы незадолго до того, как мама скончалась от того тяжёлого горя, что просто не смогла вынести. Бао ушла вслед за Му Хёном с разницей всего лишь в три года. Хён Сок слишком часто вспоминал об этом, чтобы наконец отпустить утерянное детство, а Лин никогда не была готова к тому, чтобы пережить новообретённое сиротство. Когда отец погиб, спасая одного несчастного парня, что едва не попал под колёса грузовика, она рыдала днями и ночами, сокрушаясь над тем, что вместо того фолка в аварию угодил Му Хён. Хоть и умер он мгновенно, её не покидали сны о мольбах и муках, что отец пережил на предсмертном одре перед тем, как приехала скорая. В тот день папа вновь забыл вернуться с работы. Но в этот раз окончательно.

Хён Сок знал, что всякий раз, как сестра грубила ему, то делала это без злых намерений. А Лин всегда понимала, что брат без пререканий примет каждый её укол да лишь улыбнётся так, будто они ещё совсем дети и дурачатся в отчем доме. И это всегда несметно её раздражало.

– И ты не пойдёшь за ней? – спросил Эндрю, когда наблюдение за работой друга вконец его утомило.

– Нет. – Бросил Хён Сок и, поймав странную мысль, записал её на исполосованном листе. Когда Лин злилась, непутёвый старший братец никогда не мог найти нужные слова, а, может, и вовсе считал, что этого делать не стоит. Во всём, что касалось разговоров, с ранних лет он не был мастером.

– Ну, мы оба никогда не умели находить общий язык с девушками. – Продолжил Эндрю, да только потому, что хотел наконец поделиться новостью. – Я со своей, кстати, недавно расстался.

– Да ну. – Протянул Хён Сок, ничему в его словах не удивляясь.

– Она сказала мне, что не выдержала разлуки, но мы не виделись всего неделю. – Эндрю огорчённо вздохнул. Очевидно, Хён Сок был первым, кому он в этом признался. – И что прикажешь с этим делать, Хён? С кем я ни знакомлюсь, всех не устраивает моя работа. Можно подумать, это я виноват в том, что в нашем отделе должность офицера включает в себя столько командировок. Если бы ситуация позволяла, я нашёл бы кого прямо в ПОПДМК, и вот тот человек или фолк точно бы знал, на что идёт. – Он замер, ожидая поддержки, но тут же недовольно осунулся, когда лучший друг ничего не ответил на его сокрушения. Молчание всегда было отличительной чертой Хён Сока. Он владел им так, как никто другой. – И что, тебе даже сказать мне нечего? Мог бы хоть слово вставить.

– Да встречайся ты с кем хочешь. – Ради приличия Хён Сок всё же поднял на него глаза. – Хоть с моей сестрой, – он небрежно махнул в сторону двери, – всё равно будешь лучше того её одногруппника.

– Ну и зачем мне твоя Лин? Она относится ко мне даже хуже, чем ты. Если и выбирать из двух зол, то я остановлюсь на меньшем.

– Что? – окончательно потеряв суть разговора, Хён Сок замер, опасаясь, как бы не понять лишнего.

– Ничего, просто шутка. – Эндрю в поражении вскинул руки. – На самом деле, кажется, мне пора взять перерыв. Если не в работе, то во всём остальном. Как у вас, кстати, идут дела с Кассандрой?

– Чего? – Хён Соку пришлось серьёзно задуматься, чтобы догадаться, куда клонит его коллега. Сейчас он чувствовал себя куда более скованным, чем на рабочем месте. В чувствах любовных и дружеских он был силён не больше, чем в понимании намёков, чего нельзя было сказать о ведении следствий и присмотром за порядком. Сейчас в руководстве отделом ему не было равных, но, когда дело доходило до отношений, Хён Сок был глуп, как наивный ребёнок. – С Кэсси всё как обычно.

– Не пойми превратно, но мне вот вообще не ясно, что у тебя понимается под «обычно». – Эндрю продолжал настаивать, чувствуя, что Хён Сок наконец включился в разговор. В последнее время такое случалось не чаще, чем хоть один день проходил без происшествий. То есть ни разу за последнюю неделю.

– Обычно – значит просто. Она не усложняет жизнь мне, а я ей.

– Не то, чтобы я чего-то не знал про отношения, но ваши это уже что-то на неземном.

Эндрю, как он то любил делать, сам себе улыбнулся, прикрыв рот ладонью так, будто благодаря одному только осознанию, что разбирается он в чём-то лучше своего друга, от удовольствия мог рассыпаться по креслу. После случившегося его единственная задача состояла в том, чтобы носиться с документами и наводить справки для раненого на поле боя со стихией начальника. Как только Хён Сок получал письмо на электронную почту, Эндрю должен был в срочном порядке отправляться за всеми подробностями, а потому редкие смешки с Кэсси и быстро себя исчерпывающие беседы с Хён Соком стали его единственной отдушиной. Правда, самому Хён Соку было не до его расспросов и шуточек, ведь на горизонте зрела проблема, о которой раньше он мог лишь догадываться.

Эмили Брамс пропала. Всего лишь пропала, а не умерла, хоть то и яростно доказывали СМИ и остальные противники вмешательства фолков в жизнь заместительницы председателя. Просто не могли такие нежные создания, как фолки, взять и совершить подобное. Сам же председатель к этим разговорам не имел совершенно никакого отношения и никак по этому поводу не высказывался. Хоть косвенно смерть Эмили и была признана, согласиться с ней Хён Сок никак не мог. Но не предчувствие говорило ему об обратном. Подполковник Квон никогда не опирался ни на что другое, кроме неоспоримых фактов.

Дату встречи Эмили Брамс с фолками назначили они сами. По заявлению дато Конона – в тот день намечался самый разгар местного праздника, что ранее не знала ни одна душа, кроме тех, что обитали в Свароге – единственном поселении фолков, претендующем на звание города. Эмили не смела отказать им, ведь кто, как не человек, вторгнувшийся в уже устроенную жизнь, должен ей подчиняться? Ещё Луис Кортес пришёл к постановке одного нерушимого правила: «Пойти против фолков – то же, что пойти против Родины. Мы вошли в их дом, а потому обязуемся хранить и чтить его, как благодарные гости. Убить фолка – то же, что кусать руку, которая тебя кормит. Мы не смеем перечить воле судьбы, что оказалась к нам так милостива. Вселенная подарила нам сводных братьев и сестёр, а потому долг каждого из нас ставить их наравне с кровными родственниками. Имя Великой Матери нашей общей – природа, да только отец Создатель различен. Но как отличаемся телом, так душами сходны. Не амфи друг человека, а человек друг фолка. И не забудем же мы, детины рослые, кто есть отцы и матерь наши». Хён Соку эти слова всегда казались полными раболепного благоговения. Совершив ошибку на Древней Земле, человечество не желало больше ставить себя превыше другого живого существа. Но чувство это осталось, ведь от того, что говорить о нём запрещали, думалось оно впредь куда чаще, чем раньше. Человек желал вновь почувствовать свою власть.

Ни для кого в первом отделе по делам межрасовых коммуникаций не было секретом, что назревает раскол. Одни, жалобно воющие о нечистых мыслях соседей, нескончаемо препирались с другими, что давно приняли себе за долг воздвигать любого фолка на пьедестал жизни. Но кто же был истинным венцом творения? Для Хён Сока ответ был очень прост – амфи, что не доставляли хлопот ни людям, ни фолкам, ни даже самим себе. Пока амфи неприкосновенны, у них ещё может быть что-то общее. У истинных хозяев Вайнкулы, фолков и людей.

– Сходи в отдел кадров. Запроси у них дело Алека и всех тех, кто подавал документы на место в патруле за пять лет до него. – Устало потирая переносицу, Хён Сок наконец отложил бумаги в сторону. Эндрю до того не ожидал новой просьбы подполковника, что не успел и отдышаться, как его снова отправили бороздить просторы третьего Округа в поисках новых зацепок к делу, в которое его не посвящали.

– Зачем оно тебе? Он так тебе осточертел, что ты решил начать копать на него?

– Можно и так сказать. – Сделав себе ещё пару заметок, подполковник Квон расписался в одном из бланков. – Держи, заполнишь всё как попросят моим почерком. – Он улыбнулся, и Эндрю это добило окончательно.

– Да что с тобой? Что здесь смешного?

– Просто подумал, что не зря ты учился писать моей рукой. Как оказалось, полезная штука.

– Ну на хрен. – Эндрю встал и в один шаг преодолел расстояние между ними. Ткнув указательным пальцем в грудь Хён Соку, он сказал со всем накопившемся в нём возмущением. – Я у тебя на побегушках уже целую неделю, а ты так ничего мне и не рассказал. Зачем тебе планы зданий, старые отчёты об амфи и их содержании? Что ты там ищешь, чёрт возьми? Я столько лет работаю на тебя, Хён Сок, что уж кто-кто, а я имею право знать, что ты замышляешь.

– Ладно, я скажу. – Улыбка его стала ещё шире, а в тёмных глазах мелькнуло что-то, до странного напоминающее гордость. Эндрю впервые решил поставить его на место. И тут он был с ним как никогда согласен. – Знаешь, почему Алек в тот день так смирно попивал пиво на окраине города? Потому что он всё знал. – Схватив офицера Арно за галстук и потянув его на себя, Хён Сок повторил свои слова так, чтобы он точно всё понял. – Алек знал, что в тот день в третьем Округе прорвут гейзеры, и я это докажу.

Глава 5

Хён Соку не нужды были ноги, чтобы вывести Алека на чистую воду. Хён Соку не нужны были руки, чтобы по старой привычке перебирать дела и искать в них ошибки. Ему был нужен лишь Эндрю, что по первой же просьбе добудет ему ту информацию, с которой его догадки начинали бы сходиться в теорию.

– Вот же ублюдок. – Хён Сок подписал последний листок и вложил его наверх пирамиды. – Сначала этот гадёныш присылает мне отчёт вечером перед выходным днём, потом убирает людей с патруля, посылает за мной на площадь Луиса так, чтобы они застали меня до того, как взорвутся гейзеры.

– Можно помедленней? Я записываю. – Ручка Кассандры активней забегала по блокноту, выводя аккуратные и длинные тонкие буквы, но столь важный процесс тут же прервал Эндрю.

– Хён, давай с начала. – Он выхватил блокнот и перечеркнул всё то, что до этого рисовала Кэсси. Её витиеватый почерк не подходил даже для черновика протокола. Когда она уставилась на него со всем своим недовольством, Эндрю ей лишь улыбнулся, поправляя узкие очки на своей переносице. – Вроде рукописи издаёшь, а пишешь, как дитя малое.

– Ну, в детстве с прописями у меня всё всегда было отлично.

– Оно и видно. – Офицер Арно засмеялся, и от того Кэсси не осталось ничего другого, кроме как сдаться его шутке. Смотреть на то, как двое его самых близких людей вместе придаются веселью, было, конечно, приятно, но не в характере Хён Сока допускать праздность на рабочем месте.

– Вы либо пишите, либо отдайте дело Лин. Я позвал вас только потому, что с языком вы обращаетесь лучше меня.

– Да правда, что ли? А мы уж думали, ты у нас мастер всяких слов. – Эндрю продолжил улыбаться, пока не получил от Кассандры удар в бок. Если Хён Сок и принимал подобные замечания с терпением, то Кэсси их попросту не выносила. Отдышавшись от очередного приступа смеха, офицер Арно наконец собрался. – Ладно, прости, Хён, продолжай.

– Я говорю вам о том, что Алек знал о гейзерах ещё до того, как они раскрылись. Он знал всё и молчал до тех пор, пока не стало слишком поздно.

– Начни с завязки, а уже потом выдавай кульминацию. – Вставила Кэсси.

– А, по-моему, это ещё только развитие. – Поправил её Эндрю, приподняв очки и неотрывно разглядывая пирамиду бумажных флажков Хён Сока. В аккуратной схеме были расставлены все детали и случаи.

– Со мной будешь спорить? Я уж получше тебя разбираюсь в письме. – Продолжила Кэсси. – Хён Сок, если ты хочешь, чтобы тебе поверил кто-то, кроме нас, излагай всё последовательно.

– Вот тут должно быть отмечено, что Алек хитрец каких поискать. – Эндрю указал на пространство между сообщением о том, что Хён Сок попал в больницу и короткой запиской о ситуации на гейзере в первую их встречу с Алеком, когда глава патруля поделился с подполковником Квоном недовольством его работой. – Кэсси, ты помнишь, как Алек прятался за нашими спинами? Да он ведь не от Хёна скрывался, а от тебя! Ты же видела его в больнице? Что он в ней забыл ранним утром после четырёх взрывов? Наверняка решил спрятаться там от ответственности. А как дёргался его глаз после слов о том, что от гейзеров погибли люди? Да он ведь бродит за Хёном попятам!

– Может, пытается отбелить свою репутацию? Если бы его заметили, сказал бы, что пришёл проведать Хён Сока. Сейчас мнения об этом имени чище прозрачной льдины. – Лин, что в один момент появилась в дверях, наконец подала голос. В последнее время этой вошло ей в привычку – внезапно объявляться и пропадать, а всё лишь затем, чтобы приглядывать за больным старшим братом.

– О, наш великий Герой подполковник Квон, – шёпотом бросил Эндрю, поглядывая на Лин, но та всё равно его услышала. Всеми пальцами с силой сжав плечо Эндрю, она не оставила ему иного выбора, кроме как завершить свою тираду, толком её и не начав. Лин точно знала, что он будет восхищаться Хён Соком не в шутку. Эндрю давно понял, что она не хочет слышать об этом и слова. – Хорошо, Хён, давай по порядку.

– Спасибо, Лин. – Кивнув в сторону сестры, Хён Сок наконец начал свой рассказ. – Отчёт я получил аккурат в девять вечера двадцать третьего ноября. Алек знал, что по вторникам мы до восьми, но его тугой ум не догадался до того, что я остаюсь на рабочем месте до десяти. Он неверно идентифицировал опасность, а потому и срочность рассмотрения дела. Все явления, касающиеся гейзеров, носят первый порядковый номер в организационном реестре. Я собираюсь за уши притащить Алека на стол Центрального аппарата управления третьим Округом и добиться его отстранения от дел.

– Но ведь это не всё? – дождавшись паузы в речи Хён Сока, Кассандра в удивлении подняла брови. – Ты столько готовился, собирался с мыслями. Я ожидала витиеватую историю с морем неожиданных поворотов.

– Он всегда знает больше, чем говорит. – Эндрю поставил точку и отложил блокнот. – Хён ничего не скажет до тех пор, пока все не поверят в эту малую часть его правды.

– Я попросил тебя вести записи, а не судить мою манеру вести беседы.

– Зачем же тогда здесь я? – Кэсси заглянула в предложенный офицером текст и до глубины души оскорбилась. Он был до того сухим и монотонным, что смотреть на него ей было тошно. – Хён Сок, ты же знаешь, что я совсем не умею писать отчёты.

– Я хочу, чтобы ты под своим именем подготовила статью для СМИ. Про то, что Алек обо всём знал. И на одном листке я написал кое-что, но это лишь для привлечения внимания. На самом деле, половина из того, что там написано, ложь.

– Что? – она ахнула, но лишь затем, чтобы скрыть хитрую улыбку. Кэсси всегда любила встревать в неприятности с Хён Соком, ведь точно знала, что он не бросит на неё опасного дела. Если бы на Вайнкуле имели моду выбирать самых добросовестных граждан, то Квон Хён Сок и Кассандра Аллен в рейтинге людей занимали бы самые значимые места, и уже ни для кого не было важно то, насколько часто они в личных целях пользовались властью друг друга.

– Тебя любят фолки. Тиражи твоих книг на их поселения превосходит печать их собственных авторов. Они прислушаются к тебе, и мне это пригодится.

– Без проблем. – Кэсси в радости подсела к нему и принялась перебирать те листки, что он стройной пирамидой разложил именно для этой задачи. На миг опомнившись, Кассандра подняла от них голову и многозначительно ею покачала. – Но я, конечно, поражена твоей просьбой. Кто бы мог подумать, что сам подполковник Квон привлечёт меня к участию в таком грязном деле.

– А то, почему ему нужно твоё влияние на фолков, тебя не интересует? – Лин нахмурилась, с напряжением оглядывая спокойных друзей, чьё равновесие, казалось, не пошатнул бы даже взорвавшийся у них под боком гейзер. В отличии от неё они с подобными делами успели свыкнуться.

– Нет, и спрашивать я не собираюсь. – Похлопав на месте рядом с собой, Кэсси не смогла спрятать улыбки. – Лини, не хочешь помочь мне? Тексты твоего брата не понять даже тогда, когда он печатает их на компьютере.

– Вот, держи. – Эндрю протянул ей блокнот, на что Кэсси лишь махнула рукой, продолжая изучать материалы. – Чего ты снова нос воротишь?

– Я узнала всё, что мне нужно. А вы двое лучше идите и не мешайте творческому процессу своими неприличными записками.

Если бы слова Кэсси услышал кто-то, незнакомый с её вкусами, то тут же решил бы, что Эндрю взаправду писал непристойности в то время, как наблюдал за Хён Соком. Но большим издевательством в её глазах выглядел текст, что, хоть и сохранял положенную структуру, отличался полным отсутствием изящности. Эндрю знал это, но также отлично понимал и то, что она подтрунивает над ним, своей проницательностью заметив то, что всё время ускользало от внимания Хён Сока.

Лин уже было хотела помочь брату подняться, но Эндрю её опередил. Подхватив друга под руки, он дал тому на себя опереться и, словно живой костыль, зашагал под его указкой. Широкие плечи Хён Сока едва не переломили стройный силуэт мужчины, что рядом с ним казался совсем юнцом. Сильней вцепившись в его торс, Эндрю весь выдохся, когда всё же смог донести Хён Сока до спальни.

– Боже, Хён, я едва под тобой не сломался. – Эндрю свалился на кровать и положил руку на сердце. – За такое мне положена хорошая премия.

– На этом твоя работа ещё не закончена. – Тот на секунду замешкался, пока Хён Сок не поднял блокнот и вместе с ручкой не сложил на его грудь. – Нам нужно сделать кое-что, только вот ни Кассандра, ни моя сестра не должны об этом узнать. Для начала, закрой дверь и не шуми. Все подробности останутся в этой комнате.

– Ты себе хоть представляешь то, какую форму обретает всё тобой сказанное? – он поднялся и запер дверь изнутри, пока Хён Сок с недоумением пытался догадаться о его мыслях.

– У меня нет ни единой идеи, что ты там себе напридумывал, но на повестке дня стоит серьёзная проблема.

– Да, у меня тоже. – Эндрю открыл блокнот на чистой странице и попытался на нём сосредоточиться, но по неизвестной Хён Соку причине стало ему до того душно, что он вынужденно расстегнул верхние пуговицы рубашки. Нервно сглотнув, офицер Арно постарался подходяще настроить разум. – Ну, и как мне тебе с ней помочь?

– Для начала присядь.

От этих слов Эндрю напрягся лишь ещё больше. Разместив себя рядом с другом, он потянул себя за воротник и тяжело вздохнул. Хён Сок какое-то время потомил его молчанием, думая, как лучше донести всё имеющееся, и только потом вновь завёл разговор.

– Что ты думаешь об Алеке?

– Что? – Эндрю вздрогнул, когда понял, что он снова обратился к нему.

– Все мы работаем в органах внутренних дел. Алек наш коллега. Как он тебе?

– Почему ты спрашиваешь? – явно ожидая чего-то другого, Эндрю напрягся. – Чего ты привязался к этому Алеку? Тебе мало той повестки, что выдвинет Кэсси перед фолками? И что такое ты там для неё спрятал и не хочешь говорить мне? Я всё равно обо всём узнаю, когда статью выпустят.

– Кэсси не будет ничего публиковать. По крайней мере, пока.

– Хён, к чему ты клонишь?

– Я кое-что выяснил, но ты можешь мне не поверить. Ни Кэсси, ни Лин, ни кто-либо ещё не должен знать, что это правда. Для них это лишь слухи для того, чтобы запугать Алека. – Хён Сок с усилием сглотнул, готовясь объявить главную тайну. Тревожная улыбка выдала всё то предвкушение, что он испытывал перед этим своим первым великим открытием. – Понимаю, прозвучит совсем странно, если я вдруг заявлю подобное, но это правда. Я изучил его досье, резюме при приёме на работу, и все те документы, что ты нашёл под его именем. Ошибки быть просто не может. Алек, которого мы всё это время принимали за человека, оказался фолком.

Эндрю трясущимися руками сжал блокнот. От одной только мысли о том, что Хён Сок прав, он едва не лишился чувств. Его переполненный тревогой взгляд упал к измявшимся страницам. Глаза взволнованно обежали написанное, пытаясь разуверить сознание в настигнувшем его ужасе. Это просто невозможно. Общество бы никогда такого не допустило. Алек, глава патруля третьего Округа, один из авторитетнейших членов органов государственной власти и тот, кто в последний момент послал отчёт в ПОПДМК – фолк. Фолк, что по собственной воле лишил жизни тридцати человек и покалечил пол сотни. Новости хуже офицер Арно в своей жизни ещё не слышал. Мелкая дрожь завладела его телом, а холодный пот выступил на лбу. Эндрю всегда боялся того призрака смерти, что прямо сейчас стучался в их дверь, да лишь затем, чтобы начать армагеддон.

– Этого не может быть. – Он поправил очки и лишь сильней ухватился за сердце. Эндрю точно знал, что Хён Сок не ошибается, но его правда грозила чем-то куда более опасным, чем простым увольнением госслужащего. Эндрю открылось одно – всему миру конец в том его виде, в каком Луис Кортес его им оставил. – Хён, это…

– Я не могу рассказать об этом никому, кроме тебя. И ты не можешь. – На мгновение поймав его пальцы на груди, Хён Сок опустил их. – Это только между нами. Ни слова коллегам, ни слова семье и друзьям, даже если они не поверят.

– Да никто, чёрт возьми, не поймёт, что всё это значит. – Эндрю судорожно задышал, побледневшими от страха губами произнося. – Ведь все фолки знают поведение амфи. Он слишком подробно его описал, чтобы можно было в этом сомневаться. Алек осознавал все нюансы.

– Гейзеры взорвались в тот же день, что пропала Эмили Брамс. Если Алек не выдаст нам всю подноготную, я, чёрт возьми, пристрелю его прямо в том долбаном кресле, за которым он прятался, пока гибли наши люди.

– Если кто-то об этом узнает, начнётся война. – Голос Эндрю дрожал, пока сам он едва сдерживал рыдания. – Что происходит, Хён? – он поднял на друга полные слёз глаза. – Когда мы отдадим отчёт начальству, нас либо убьют гражданские, либо прикончат идолопоклонники фолков.

– Лучше мы их, чем они нас. Это наша работа.

– Замолчи, Хён. – Пока туфли Эндрю беспокойно стучали по тёмному ковру, руки его нервно сжимали колени. – Как ты можешь думать об этой чёртовой работе? Нам всем грозит смерть, понимаешь?! – он почти сорвался на крик, когда Хён Сок надавил на его плечи, совсем не понимая, как лучше себя повести, но и это ни капли не помогало. – Мы все умрём, Хён, а ты продолжаешь видеть во всём лишь работу. Говоришь об убийстве Алека, хотя знаешь, что он фолк, и за такое тебя самого разрешат на электрическом стуле! Никто не должен и пальцем трогать фолков, но тебе всё плевать, ты не видишь совершенно никакой разницы между нами. Только вот проблема в том, что ни человек, ни фолк умирать не должен! Для тебя все равны, так ведь? Я и сам для тебя не больше, чем один из второстепенных служащих, которому ты по ошибке позволил к себе приблизиться. Я прав, иначе почему здесь Лин и Кэсси? Мы должны были быть только вдвоём. Потому что это наше дело. Наша работа. Наша с тобой. – Ладони накрыли его глаза, а губы вдруг задрожали. – После всего я всё ещё твой подчинённый. Тебе всё одинаково безразлично.

– Эндрю, я…

– Замолчи. – Он попытался вырваться из его рук, но не смог. Эндрю давно осознал, что в действии Хён Сок куда лучше, чем в разговоре, но от того ему становилось лишь хуже. – Я столько пытался добиться от тебя хотя бы слова, и единственное, что ты можешь сказать мне, дак это то, что Алек, чтоб его, фолк. Ты хочешь, чтобы я вместе с тобой хранил этот позор. Так поступают все подполковники. Свои отвратительные грязные мысли оставляют на коллег рангом ниже. Ни в чём ты не открывался мне больше, чем в руководстве. Со мной ты лишь начальник, от которого ничего другого мне и ожидать то не стоит! – Эндрю ударил его в плечо, да лишь затем, чтобы найти повод к нему прикоснуться. Хён Сок всегда знал, что по собственной воле он никому не причинит вреда. – Если всё так, тогда какого чёрта ты продолжаешь делать вид, будто мы друзья?

Эндрю вновь попробовал встать, и тогда Хён Сок наконец догадался, чего тот добивается. В одно движение усадив Эндрю ближе к себе, он обнял его, да так, как в детстве проделывал это с Лин. Прижался к груди, словно бы тем старался выбить из лёгких весь воздух, и в пол силы скрестил руки на понурой спине. В подобном положении Хён Сок подолгу сидел с ней, пока его присутствие не начинало ей надоедать, но с Эндрю дела обстояли совершенно иначе. Для него Хён Сок не был противен даже тогда, когда из-за его открытия весь мир обещал пасть в чёрной воде и синем пламени.

Эндрю не мог противиться его воле, да по той лишь причине, что не хотел. Хён Сок задержался, да только из-за того, что его другу это было нужно. Так он всегда думал – они общаются, ведь так пожелал Эндрю. Он позволяет Эндрю работать в своём кабинете, ведь пару лет назад это взбрело ему в голову. Начиная с самого их знакомства в первый рабочий день младшего офицера Арно хотеть мог только Эндрю. Так думал Хён Сок, совсем не беря в расчёт того, что теперь они оба сидели на этой кровати потому, что его рука привела Эндрю к ней.

– Я не совсем понимаю, как рабочий разговор привёл нас к этому. – Сказал Хён Сок, да так, что Эндрю содрогнулся всем телом. От того, что сидели они совсем рядом, коленями Хён Сок легко касался его бёдер, но его это совсем не смущало. – Не от того ли, что ты так молод, мы оказались в подобном положении?

– Можешь разговаривать со мной не так официально? Хотя бы сейчас. – Руки Хён Сока всё ещё лежали у него меж лопаток. Его пальцы сплетались на них так, словно всё это было обычным делом, но Эндрю не мог припомнить и случая до этого дня, когда друг звал бы его по имени.

– Я всегда обращаюсь к тебе на «ты», когда вопрос не касается отдела.

– С этим сложно поспорить, ведь ты никогда не придерживаешься со мной собственных правил.

– Это потому, что с тобой я чаще Хён Сок, чем подполковник Квон. – Эндрю задумал высвободиться, но вновь потерпел неудачу. В своём собственном большом желании Хён Сок совсем позабыл, что и у Эндрю оно было. А сейчас он ничего не хотел так же сильно, как избавиться от лица, что подбородком упиралось ему в макушку и дыханием щекотало кожу. – Но как бы это ни было приятно, нам стоит вернуться к делу.

– Тогда отпусти меня, Хён.

– Только при условии, что ты точно в порядке. – Эндрю промолчал, зная, что ложь ему ничем не поможет, а потому Хён Сок продолжил, не меняя позы, в которой сам чувствовал себя лучше, чем если бы они были порознь. – Я рассказал тебе об Алеке не только потому, что мы коллеги и друзья. Эндрю, я знаю, что ты такие ситуации чувствуешь лучше меня. Ты знаешь, что о них думают люди. Не проходит и одной рабочей смены, чтобы я не слышал твоего мнения о положении в обществе. И я хочу, чтобы ты помог мне.

– Помог с чем?

– Ты ведь и сам сказал – назревает война. Её признаки на лицо. – Хён Сок тяжело вздохнул и сильней стиснул Эндрю у груди. – Пока не стало слишком поздно, мы должны предотвратить их следующий шаг. Будь то фолки или люди, не имеет значения, пока на кону безопасность планеты, где живёт моя сестра.

Глава 6

Эндрю написал отчёт, а Хён Сок отослал его начальству Департамента управления и организации деятельности уполномоченных по делам межрасовых и межвидовых взаимодействий. Оттуда призыв выяснить детали причин отсутствия положенного внимания патрульных к своим должностным обязанностям во время всеобщего Дня памяти погибших на Ньюэре попал прямиком в Центральный аппарат управления третьим Округом. Офицеру Арно несколько дней пришлось ломать голову чтобы выбрать форму, в которой он изложит все претензии Хён Сока, что по итогу коснулись не одного лишь Алека. Каждый, кто в своё время сошёл с дежурства раньше положенного, не явился вовремя и задержался в тот момент, когда на счету стояли десятки жизней несчастных прохожих и жителей обвалившихся зданий, был либо уволен без права возвращения в органы внутренних дел, либо обложен штрафами. Кэсси предлагала Хён Соку упросить руководство оставить запрос анонимным из соображений безопасности, ведь заголовки и без того продолжали пестреть его именем, но подполковнику Квону только это и было нужно. Кадры очевидцев, на которых он спас жизнь встреченного им в самом сердце бедствия мальчика, играли его репутации на руку. Если коллеги и могли назвать Хён Сока несносным и требовательным, то народ с радостью принимал его образ Героя.

Тому рою, что подполковник Квон разворошил собственными руками, был необходим почти полный месяц, чтобы вновь осесть и прийти в норму. Пока напряжение тянулось в воздухе тончайшими струнами, люди грезили повышениями, а база данных патруля третьего Округа заметно пустела, Хён Сок не раз огорчал Алека своим появлением. Он неотрывно смотрел на спину чужака, что в его владениях наводил свои порядки, читая инструктаж новобранцам и в ответ получая полные восторга и уважения вздохи. Хён Сок всегда с вниманием заглядывал в глаза каждому, кого встречал в коридорах или ловил в кафетерии. Алеку ничего не оставалось, кроме как молча надеяться, что тот скорей оставит его душу в покое и вернётся в столицу.

Каждый, кто не работал с Хён Соком, считал его благороднейшим человеком из возможных. В его собственном же отделе ни один не осмеливался и заговорить с ним. Ещё Эндрю в свой первый рабочий месяц с недоумением спрашивал: «Как у ПОПДМК ещё нет полковника?», а Хён Сок отвечал точно так же, как и всем другим возмущённым языкам: «До полковника ещё никто не сумел дослужиться». Небольшой была разница между ролью подполковника и того призрачного полковника, которого никогда и не существовало. С руководством отделом, что следил лишь за тем, чтобы и без того отсутствующие конфликты не возникали, а председатель Моис всегда знал о волнениях, бродивших по улицам в непричастных к нему головах, Хён Сок отлично справлялся, а потому сам же и был той властью, что стояла во главе ПОПДМК. Вот только каждодневно выслушивая то, как из глубочайшего уважения его настоящее звание чередуют с прозвищем полковника, он не считал себя его достойным. Особенно часто этим промышлял Эндрю. Он почти никогда не обращался к Хён Соку в соответствии с его истинным статусом.

Но когда нет идеала, нет и потолка, что ограничивал бы стремления, а потому Хён Сок бесконечно рвался достигнуть небес, за которыми его ожидали лишь всё возрастающие ожидания. И чужие, и свои собственные. Ведь, если все считали правильным звать его полковником, значит, в этом была доля правды.

– Звали, Алек? – даже не пытаясь сделать вид, что к главе патруля у него осталась хоть толика почтения, Хён Сок без стука вошёл в его кабинет и закрыл за собой дверь. Этой встречи он ждал нестерпимо долго.

– Прекращай этот цирк, Квон. – Не скрывая своих намерений начал Алек, пока Хён Сок ещё стоял на пороге. От его пристального взгляда не ускользнула ни одна деталь. За те недели, что Хён Сок провёл в отделе лишь названного человека, тот без устали за ним наблюдал. – Твоя нога давно здорова, и не думай врать мне, что это не так. Притворяться хромым не имеет смысла, все и без того считают тебя идеальным гражданином, что уберёг не одну жизнь. Но это ведь просто смешно. Хотел поговорить со мной? Валяй. Только потом не жалуйся, что я упразднил тебя с твоей краткосрочной должности наставника. Ты слишком долго трепал мне нервы.

– Не понимаю, о чём Вы, сэр. Разве Вам не нравится то, что сейчас я нахожусь под Вашим крылом? – одним нажатием заперев замок изнутри, Хён Сок едва удержался от улыбки. Поджав губы, он наконец повернулся к Алеку и остановился у его стола. Новоявленный подчинённый сверху вниз смотрел на своего временного начальника.

– Я спрашиваю, чего ты добиваешься? Думаешь, если приластился ко мне, то я, как и все, встану перед тобой на колени? Какой тебе с этого прок?

– Что Вы, сэр, конечно же я не жду того, что Вы передо мной падёте. Вы ведь уже давно имеете своё место под столом другого руководства.

– Кто дал тебе право так со мной разговаривать? – ударив кулаком по стопке документов, Алек поднялся. Лицо его сменило гнев на страх и трепет вместе с тем, как Хён Сок приблизился к нему. И, всё же, ничто не могло скрыть того, как Алек почитал подполковника Квона.

– Разве у меня есть особые причины быть с Вами мягким? – демонстративно посмотрев ему то в один глаз, то в другой, Хён Сок отстранился. Он уже было хотел выложить все карты на стол, как вдруг в осторожности отстранился. – Я просто хотел узнать, почему же наши взгляды на мир так расходятся.

В мгновение Алек всё понял. Упав в кресло, он схватился за голову. Хён Сок явно переусердствовал.

Три с лишним недели подполковник Квон мучил его опытным взглядом, невзначай брошенными улыбками и красноречивыми фразами. Невыносимым становилось видеть его за работой и на тех обедах, что он стал проводить в обществе новых коллег-людей, да всё для одной лишь цели – выследить в них фолков. Алек боялся его, страдал тревогой каждый раз, как покидал свой кабинет и оставался один на один с кошмаром, в котором вновь встречал человека, что одним словом мог разрушить всю его жизнь. Хён Сок был единственным, у кого вышло раскрыть тот обман, которого Алек стыдился последние пять лет.

– В чём я ошибся? – сжимая свои не по-настоящему тёмные волосы, фолк едва держался, чтобы не потерять контроль над собой. Что молчание, что разговор – всё в равной мере заставляло его сердце биться о рёбра с той силой, от которой в любой момент они могли дать трещину.

– Спустя столько лет вы так и не наладили производство цветных линз. – Точно выверенная речь Хён Сока острым лезвием била Алека по больному месту. – Больших трудов стоит подобрать те, что полностью скроют желтизну вашей радужки. Но стоит отдать должное, не у всех карий цвет выглядит так натурально, как у Вас, сэр. Кто же Ваш особый поставщик?

– Ты больной, Хён Сок. Больной человек. – С силой вжав ладони в веки, Алек молился, чтобы тот чужой цвет навсегда отпечатался на его глазах. Сожаления лишили его смелости поднять голову. – Как можно было заметить? Кто, кроме тебя, долбаный ты подполковник, может различить эти проклятые детали?

– Один мой старый знакомый фолк однажды подсказал мне, что вы любите представлять себя людьми. Кто бы мог подумать, что отношения с фолком окажутся полезны мне в таком важном деле.

– Зачем ты это рассказываешь? Зачем ты всё откопал? – тяжело дыша, Алек не переставал шептать самому себе в руки. – О Боги, за что вы пришли по мою душу.

– Ты должен знать, что я не настроен идти против фолков.

– Я могу здесь работать. Я по закону заслужил своё место.

– И ради чего оно тебе нужно, если для получения звания главы патруля ты отказался от прошлого? Ты забыл обо всём лишь для того, чтобы совершить преступление.

Алек молчал. Невыносимо тяжело ему было слышать то, о чём он глубоко сожалел. Хён Сок не ведал, что творил с ним. Понять такое мог только фолк.

Словом председателя Моиса не было запрещено допускать фолков до государственных должностей, но одной лишь молвой общество постановило незримое для других кощунство. Фолки могли заявляться на конкурс в отдел, но тот, кто отвечал за его итоги, всегда выбирал человека. Народу это объяснялось с легкой руки – квалифицированных людей куда больше, чем фолков, что пожелали бы обременить свою жизнь лишней ответственностью. Не положены оказались расспросы о происхождении, ведь резюме с лихвой выдавало все недостатки рождения. Врать никто не решался. Но Божий Посланник оказал Алеку поддержку, о которой никто иной не смел и мечтать.

Если бы человечество узнало о том, что одним из его защитников является фолк, то оно бы и бровью не повело, но сами фолки оказались бы против. Как может он, простой и бесцветный зверь претендовать на место, что по праву принадлежит члену расы, даровавшей им культуру? И до человека фолки имели религию, но тот, кто пришёл за ними, всё перечеркнул. Первый из людей стал их пророком, а Алек пошёл против самого Бога.

Все его документы были в порядке, вот только очевидным упущением оказалось то резюме, что подал некто за полгода до Алека. Схожая дата рождения, один университет, да только разная форма имени. Никто бы не задал человеку вопрос, с чего вдруг при рождении он не получил фамилии. С появлением фолков в жизни людей изменений в обществе произошло не меньше, чем среди фолков с момента высадки на Вайнкулу Луиса Кортеса и команды его корабля. Днём погружённый в заботы ПОПДМК, ни одну ночь Хён Сок просидел над документами, пока не застал там того самого фолка, что лишил себя второй половины имени и скрылся в обличии Алека в поисках лучшего места.

– Александр, Вы, кажется, не до конца поняли мои намеренья. – За прошедшие в тишине минуты подполковник Квон ни в чём не выдал нетерпения. От звука давно забытого имени нервы фолка дали трещину, и дух из его разбитой оболочки чуть не затерялся в душном кабинете вместе с вопросом, твёрдым тоном нарушившим и без того хрупкое равновесие. – Мне просто нужно выяснить, как ты получил возможность допустить смерть гражданских.

– Если бы я знал, что это случится, то всё равно ничего бы не изменил. – Сгорбленная фигура наконец осмелилась подать голос.

– Не изменил, потому что тебя всё устраивает, или произошедшее не твоего ума идея?

– И что ты хочешь услышать? План, который лично я выдумал для того, чтобы убить их? – Алек попытался выпрямиться, но нервная система дала сбой. Локтями упёршись о стол, фолк вновь упал лицом в ладони. – Я из последних сил стараюсь забыть об этом, но ты, зная все ответы, продолжаешь пытать меня. Чего ты ждёшь? Что я во всём сознаюсь?

– Было бы как раз кстати.

– Ты один из тех чёртовых ублюдков, кто добивает лежачего. – Со всхлипом вдохнув, он наконец поднялся. Хён Сок мог бы сжалиться перед его смертельно бледным лицом, но оно никак не могло заставить его позабыть о людях, что пали жертвой его прихоти. Ведь под удар гейзеров не попал ни один фолк. За пределами столицы они редко позволяли себе бывать в местах обитания их Богов. – Можешь представить себе, какого нам, когда мы всю жизнь смотрим на вас так, словно бы нам одним не повезло родиться в рубашке? Ведь все фолки юродивые. И ты прознал каждый мой шаг, но до тебя так и не дошло, что я мог сделать хоть что-то для таких, как я. Мне помогли, но я сам заслужил своё место. Я всего лишь хотел быть полезным.

– И ради этого ты убил их собственными руками.

– Идиот, ты же видел план того долбаного здания! – уныние его сорвалось на крик. – Не смей отрицать это, Хён Сок, Эндрю наверняка стащил к тебе все бумаги! И знаешь, что там? А? Этот дом стоит чётко по центру одного из гейзеров. А торговый центр? И кто это всё спроектировал? Ты выследил их и прижал к стенке, или один я оказался удостоен такой чести? Вы, люди! Вы сами виновники всех своих бед, но я твой козёл отпущения! Я просто хотел добиться уважения, чтобы не заглядывать в ваши рты в поисках ответов. Это вы построили купол на месте, где должны были прорвать гейзеры! Вы сами же себя убиваете, а ты всё продолжаешь напоминать мне о том, как меня использовали!

Пара туфель прошла по коридору и остановилась за дверью. Хён Сок вновь перегнул палку, но ему было не важно, останется ли сказанное в тайне. Алек стал вынужден вновь хоронить свой раскрытый позорный секрет, пока третьи лица не прознали о его ростках.

– Сэр, Вы в порядке? – полный беспокойства вопрос прервал решительный стук в дверь. Так и не дождавшись ответа, незнакомец продолжил. – Сэр, Вы опоздали на учения, подполковника Квона тоже нигде нет.

Новая волна паники с головой накрыла Алека и утащила его на самое дно, когда после нескольких отпущенных взволнованных фраз ещё одно тело подошло к кабинету и дёрнуло ручку со словами:

– Сэр, люди волнуются. С Вашего дозволения, я вхожу!

– Оставьте нас. – Едва повысив тон бросил Хён Сок.

– А, полковник Квон, простите!

Быстрые шаги вновь прозвучали и испарились за пределами душного помещения. Хён Сок и Алек вновь оказались одни, а струна, натянутая между ними, оказалась задета чужим дыханием и едва удерживалась от того, чтобы лопнуть.

– Ты запер дверь.

– Это так.

– И ты знал, что я не выдержу и повышу голос. Ради этого ты давил.

– Всё верно.

– Хочешь, чтобы я доверился тебе? Сболтнул лишнего только потому, что ты делаешь вид, будто уважаешь мой статус? – Алек с силой сжал кулаки и его ногти впились в утратившую тепло кожу. Обычно нарумяненное счастливой жизнью лицо потеряло любой цвет, а тёмные круги под глазами и впалые щёки совсем скрыли за собой прежнюю личину фолка. Он не считал свою новую роль ложью, но для Хён Сока она была ничем иным, как обманом. Алек надеялся лишь стать достойным человека. – Ты же и не пытаешься понять, что без меня всё вышло бы точно так же.

– Тебе предложили, и ты не смог отказать. Согласился лечь под того, кто даст тебе это место, да только вот не учёл, что придётся убить. – Всё тем же бездушным голосом продолжал Хён Сок. В такие моменты его терпение не знало границ. – И кто же это был? Человек или фолк? Ради кого ты так умело кривил отчёты, стараясь раньше времени не дать мне узнать о том, что амфи чуют раскрытие гейзеров?

– Я пытался сделать всё правильно. Спасти вас от самих себя! Но ты пришёл и вместо помощи всадил мне пулю в лоб. Раньше на тебя было больше надежды. Уходи. Исчезни наконец из моей жизни! – Алек толкнул стол с такой силой, что документы и компьютер слетели с него, словно бы ничего не весившие тени. Руки его тряслись, а онемевшие пальцы не слушались. Будь у фолка сейчас пистолет, он бы выстрелил. Но не в Хён Сока, а в себя самого.

– Ты меня вынуждаешь. – Хён Сок достал из-за пазухи аккуратно сложенный файл. Последние недели он каждый день носил его с собой в ожидании, когда Алек наконец пригласит его к себе на тот разговор, что они оба желали сделать их последней встречей. – Возьми-ка вот это. Узнаёшь имя? Будь добр, прочти для меня заголовок.

Задержав взгляд на бумагах, Алек застыл. Всё его существо до смерти боялось увидеть то, что он в них прятал. Накрыв ладонью глаза, Алек едва не лишился сознания, когда наконец собрался с мыслями и в ледяных руках сжал файл. Его взгляд замер на названии:

– «Любовь и ненависть в третьем Округе: глава патруля признан фолком, обвинённым в подделывании документов и связанных с этим смертях людей». Авторства Кассандры Аллен.

– Там есть много любопытных фактов. Например, о том, как ты бросил семью и родную деревню. Правда, не все они настоящие, но их будет достаточно, чтобы все твои в это поверили. Посмотри, здесь и фото есть. Тебя засняли, пока ты был на службе. – Хён Сок в одно движение убрал со своего пути стол и склонился над фолком, пальцем указывая на изображение в углу листа, но Алек не обращал на черно-белую копию себя никакого внимания. Отшатнувшись от своего убийцы, он сполз по стене и зарыдал в углу кабинета.

– Ты не посмеешь. Ты не можешь. – Фолк застонал, приложив руку к сердцу. Его белая рубашка казалась ярче мёртвенно-бледного лица, а синие губы с трудом шевельнулись в вопросе. – Почему ты делаешь это со мной?

– Она ещё не опубликована, но у неё есть все шансы на жизнь, если ты не расскажешь мне, кто надоумил тебя скрывать правду.

– Никто. Никто, не заставлял меня. – Меж глубоких вздохов Алек не переставал содрогаться в стенании. Хён Сок и правда убил его. – Меня лишь попросили не портить людям траур.

– День памяти погибших на Ньюэре ты превратил в свой личный праздник.

– Прекрати. Хватит. Я сказал тебе всё, что должен был. Это несправедливо.

Алек больше не смог произнести и единого слова. Затонув в слезах скорби по своей прошлой жизни, фолк в собственной жалости утратил контроль. Подняв с пола измятую статью, подполковник Квон сложил её на обратно во внутренний карман. Александр, которого ему удалось застать врасплох, скулил у его ног, понимая, что одними угрозами дело для него не закончится. Но и здесь он ошибся. Подхватив фолка под руки, Хён Сок усадил его в кресло и вернул остальную мебель на место.

– Думаю, ты понимаешь, что случится с тобой, если ты дашь мне ещё хоть один повод заподозрить тебя в причастности к бедам людей. Ты настоящий позор своей расы, и не удивительно, что такому как ты ничего не объяснили. – Остановившись уже на пороге, Хён Сок в последний раз посмотрел на Алека, прежде чем захлопнуть дверь. – Можешь и дальше жить в своём выдуманном мире, для меня нет и малейшей выгоды наводить в обществе смуту раскрытием твоего обмана. И вспомни этот мой поступок, когда тебя вновь попросят стать чужим ручным псом.

Из заметок о пропавшей Эмили Брамс. День, когда снег омыл её глаза и сделал взор кристально чистым

Как только всё это время люди уживались с фолками? Вопрос за вопросом снежным ворохом путал разум Эмили, но в голову ей неизменно приходило другое – вернее будет спросить, как фолки терпят людей с самого момента их появления?

Эмили Брамс никогда не понимала, как же так вышло, что захватчики Вайнкулы остались безнаказанными, а что ещё хуже, оказались почитаемыми светлыми душами фолков. Им принадлежало всё самое лучшее – бледные, словно обескровленные лица, бесцветные волосы и янтарно-жёлтые глаза. Ресницы их подрагивали даже от легкого дуновения ветра и своей непорочностью они были похожи на безупречно чистые лилии калла, с которыми не каждый фолк имел честь познакомиться. Кажется, будто кто-то намеренно создал их подобными тонкой, слегка изгибающейся ножке, нежнейшим раскрытым лепесткам и голым от сахарной пыльцы золотым пестикам. Фолки были бесподобны, и люди с досадой принимали их за должное. Если бы две эти живые расы смогли возыметь общих наследников, человек тут же заполнил бы хижины фолков своими чернявыми отпрысками. Но Великая Мать обо всём позаботилась, и даже о том, чтобы сводные братья всегда оставались таковыми.

Мысли воображаемой метелью бились в разуме Эмили, пока настоящая кружила среди исполинских размеров елей, а ветер завывал под самым небом. Когда-то на родине человек называл столовые горы старыми, изжившими свой век пнями от неописуемых деревьев кремниевой эры. И теперь, когда голова сверх меры раскалывалась, шапка съехала на глаза, а под курткой кусался мороз, Эмили чувствовала себя как раз где-то там, на оставленной Древней Земле, пока её брошенное судьбой тело успело изрядно припорошить свежевыпавшим снегом. Невесомое покрывало срывал пробивающийся сквозь хвою порыв ветра, отнимая последнюю надежду на тепло. Рядом ярким огнём лежал свет одиноко мигающей фары автомобиля.

Когда Эмили ехала в Сварог, она знала, что авария может оказаться одним из неожиданно возникших случаев. Вайна всегда была беспощадна. Но, если бы ей кто заранее сообщил о подобном, она бы не пренебрегла той последней кофтой, от которой замок на её пуховике отказывался застегнуться. Он и сейчас норовил дать трещину, но, как ни странно, это оказалось меньшей из бед, что настигла Эмили двадцать четвёртого ноября.

Траур людей фолки обозначили своим торжеством. Никто ей так и не рассказал, что именно они планируют отмечать – день памяти святых мучеников или, быть может, всемирный праздник земных моржей и кукурузы. Будучи заместителем председателя, Эмили точно знала, что собственных праздников фолки никогда не имели, но, оставаясь человеком, она с нетерпением ждала пиршества и украшений в главном поселении своих уважаемых коллег по управлению делами Вайнкулы. Эмили всем сердцем чувствовала, как прямо в этот момент заготовленный для неё чай становится слишком терпким, а накрытый блюдами стол медленно остывает. О, если бы прийти в себя было куда проще, она давно бы преодолела всё расстояние до Сварога за считанные секунды. Но всё то в одной только теории, а она, в отличии от практики, всегда легко поддавалась Эмили.

Лишь после того, как ноги перестали чувствоваться вовсе, она из последних сил вынудила себя подняться. Ледяной воздух с шумом пролетал пазухи, задерживался где-то под рёбрами и превращался в густое облако пара. Дорожки давно исчезнувших слёз застыли на щеках, превратившись в колючие льдинки. Понадеявшись на слабые руки, Эмили оттолкнулась от земли так же, как если бы вдруг невзначай задремала за столом в своём офисе. Потому то она в него и пошла – только бы избавиться от лишних тягот жизни, полной треволнений и преград, по форме подозрительно напоминающих сугробы. Копаться в бумагах и приводить информацию в порядок у неё всегда получалось куда лучше, чем выбираться за пределы тёплого дома в преддверии полярного дня.

Едва дошагав до перевёрнутой машины, Эмили вдруг поняла одну очень простую вещь – она попала в кювет, водитель не дышит, а вещи зарыло под толстым слоем рассыпавшегося белоснежного пепла. Похоже, что вулканом оказалась она, иначе как объяснить то, что в свою первую вылазку в обитель фолков она оказалась одна, а на сотню миль в округе обрушилась снежная лавина? Это был первый раз в жизни Эмили, когда она видела мёртвого фолка. От того всё её нутро было готово вывернутся наружу. Бездыханное тело покрылось тончайшей ледяной корочкой. Но нельзя было медлить. Если она задержится ещё больше, этот жест фолки воспримут как оскорбление.

Нашарив в кармане почившего разбитый телефон, Эмили отбросила его в кучу к остальной сломанной технике и горько пожалела, что не знала имени бедолаги. Большую часть дороги он молчал и был не сильно разговорчив тогда, когда его подопечная пыталась разузнать у него о местных достопримечательностях природы и прочих любопытных местах. Подобные секреты всегда были доступны одним лишь фолкам. Она хотела было на прощание прикрыть его веки, но, благо, судьба сама сделала это за неё, освободив и так плохо держащуюся Эмили от пристального взгляда опустевших стеклянных глаз. Видимо, жизнь решила хоть в малом оказать ей услугу, напоследок оставив у себя в вечных должниках. Эмили искренне верила в это – двадцать четвертое ноября и правда завершающий день, что ей предстоит пережить на скованной льдами Вайнкуле, и завтра кто-то другой перевернёт календарь на её столе, где она собственноручно обвела красным маркером день своей кончины. Но что ещё важнее, собственной смертью Эмили рушила отношения между людьми и фолками. Этого нельзя было допустить. Слишком многое зависело от её присутствия в Свароге.

По правую руку простирался густой на вид лес, по левую – завывала метель в чистом поле. Приземистые фонари вдоль дороги так и кричали – «ну же, Эмили Брамс, пройдись вдоль нас!». Но то ли её высшее образование и долгая работа с многочисленными документами, что она готовила на стол председателю каждый день в течение последних двух лет, то ли странное, похожее на озарение чувство, что именно так бы и поступил опытный соискатель, уговорило Эмили оторваться от белёсого безжизненного света. Двадцать четвёртое ноября пришлось выходным днём не только для людей, но и для фолков. Одна только мысль, что её опустевшую холодную куртку найдут лишь сутки спустя ещё не до конца проспавшиеся водители, приводила к другому озарению – прежде чем идти теряться по лесу, лучшим решением будет пройди вдоль него с надеждой, что хоть кто-то из фолков решит провести своё празднество на заснеженных холмах у этой опушки.

Идти оказалось не просто, но ещё тяжелей было остановиться. Вместе с тем, как руки в толстых рукавицах немели, а шарф с оледеневшего от слёз лица срывал непослушный ветер, ботинки вязли в снегу всё чаще. Под скрип баллона и свист вьюги Эмили со всеми возможными усилиями вышагивала сквозь необъятные сугробы и непомерно корявые громадные корни высочайших елей. Ей всё мерещилось, что воздух замёрз, застыл и никак не позволяет вздохнуть, крохотными кристалликами царапая её кожу и поджатые губы. Погода не уставала играться с ней, а чужая природа возилась с приёмным ребёнком, выставляя над его головой широкие хвойные ветви. Эмили была благодарна за ту заботу, что Великая Мать подарила ей тогда, когда не дала хрупкому телу окоченеть на промёрзшей земле.

Метель гудела в ушах, оставляя после себя немыслимо неприятный звон, но сквозь него пробивалось другое – кто-то кричал, звал её, пытаясь окликнуть девушку, что вот уже несколько часов плутала в зиме рука об руку с ознобом. И она бы и не услышала этого голоса вовсе, если бы пришлая куртка не зашуршала прямо у неё перед носом.

– Извините, мисс, Вы в порядке? – прикрыв лицо от холодного ветра, внеземной голос обращался к ней так, будто бы уже давно ожидал увидеть здесь именно человеческую душу.

– Я? – остановилась Эмили, но лишь тогда, когда упёрлась в грудь незнакомца. Она с трудом могла пошевелить языком, что чуть окончательно не примёрз к её нёбу. Эмили была согласна идти ещё до бесконечности долго, только бы кровь навек не застыла под кожей.

– Что Вы здесь делаете? Вам нужна помощь? – продолжал некто, натянув капюшон на глаза. Ему совсем не нравилось стоять под открытой пургой, но ради Эмили он продолжал мириться с её колючими поцелуями.

– Я Вас не слышу! – вскричала девушка, попытавшись выглянуть из-под шарфа, но тот вместе с шапкой и варежками, которыми она прикрывала покрасневшие от мороза уши, скрывал от неё все чужие заботы.

– Если Вы заблудились, то я могу Вам помочь. Идите за мной.

Незнакомец махнул ей, но этого было явно недостаточно для того, чтобы Эмили Брамс наконец поняла что к чему. Чуть подождав, некто подошёл ближе и своей лёгкой рукой повёл её сквозь упавшие на землю белоснежные тучи. Его рукавица мягко стряхнула снег с трясущихся плеч, аккуратно поправила непокорный шарф и, соскользнув на спину, одним кротким нажимом направила Эмили за собой. Ноги, что раньше не слушались, на этот раз шагали смелее, словно мечта о скором спасении озарила их куда быстрее, чем разум Эмили. А бушующий ветер всё не уставал пытаться вырвать дух из её промёрзшего тела.

Обогнув лес по его самому обрывистому краю, кто-то, кто всё это время прятался за мехом куртки, вмиг схватил свою подопечную за руки, когда та едва не провалилась в подстроенную непогодой ловушку. Медленно съехав по прозрачному, почти стеклянному склону, он поманил её за собой, пока буран окончательно не спрятал его силуэт за белой дымкой. Очертания почти пропали, когда Эмили наконец ступила на ледяной скат и, так и не успев привыкнуть к скользкой поверхности Вины, кубарем скатилась к его подножию. Она могла поклясться, что незнакомец издал тихий смешок, помогая её уставшему телу подняться с земли, но всё казалось ей до того безразличным, что лишь слабый жёлтый свет в проёме невидимой хижины был для неё значим. Только он и то тепло, что он должен был подарить её окоченевшим пальцам.

Эмили не сразу заметила, что тот дом, в который зашёл неизвестный, прятался за щелью в скале. Он невольно в нём скрылся, думая, что она всё ещё следует за ним, и вернулся лишь тогда, когда заметил пропажу новой знакомой. Ему вновь пришлось всеми силами уговаривать Эмили пойти за собой.

За длинным извилистым коридором каменных стен лежала пещера, словно нарочно приготовленная Вайнкулой для экспедиционной команды ровно из одного участника. Надувной матрац с нейлоновым спальником, складной стул и широкую столешницу, выступающую прямо из гранита, кто-то заботливо протёр от пыли, местами подсветил лампами и бережно согрел. В полном одиночестве лежали прикрытый блокнот, наполовину опустевший вещевой мешок с остатками былого провианта и потрёпанная временем книга.

– Ну, вот и добрались. – Некто ступил вперёд, стягивая с себя капюшон вместе с шапкой. Его собранные на затылке светлые волосы выглядели белее того снега, что он стряхнул с ботинок на гладкий каменный пол. Фолк замер, со смятением в тёмно-жёлтых глазах смотря на гостью. – Может, Вам чаю или ещё чего? Вы наверняка устали после долгой дороги, на Вас совсем лица нет.

– Да, спасибо. – Неуверенно произнесла Эмили, из прохода наблюдая за тем, как фолк начал суетиться ещё до её ответа. Похоже, что помощь ей приносила ему какое-то особое удовольствие. С его лица не сходила улыбка.

– Вот, держите. – Он тут же плеснул травяного чая в единственную имеющуюся кружку, и запах чего-то, что фолки использовали заместо мёда, ударил ей в нос, но было это куда приятней прежнего холода, продолжающего терзать её лёгкие так, словно бы попал в них настоящими осколками льда. – Могу я узнать Ваше имя? – наконец собравшись с силами, нерешительно спросил её спаситель. Казалось, ему и не нужно было слышать этого от неё, он и без того знал достаточно, но правила приличия вынуждали его поступиться со своей гордостью.

– Эмили. – Проговорила девушка, будто бы и сама не уверенная в том, что говорит правду. – Эмили Брамс. А Вы?

– Кари. Просто Кари. – Со счастливой улыбкой сказал парень так, словно бы получил наиприятнейший комплимент. – Пожалуйста, общайтесь на «ты», со мной такая вежливость ни к чему. Вы ведь уже наверняка поняли, что я фолк, так ведь?

– Поняла. Только что. – Эмили кивнула, сделав вид, словно эта мысль озарила её лишь тогда, когда Кари признался, что фамилии у него нет. Хоть фолки и переняли культуру людей, фамилии оказались им непосильны точно так же, как и для Эмили притворство, что она не приняла решение по поводу своего мессии ещё тогда, когда пара его светлых локонов блеснула в свете лампы. Обращать внимание на такие детали у людей было не принято, но от того, что говорить о них вслух запрещалось, обдумывались они на порядок легче. – Тогда и ты говори без предубеждений.

– В отличии от Вас, я не могу позволить себе такой привилегии. Обращаться к человеку на «ты» – дурной тон. И ведь вы тоже со своими Божествами придерживаетесь этой формы. Я сразу это смекнул, когда прочитал людские заметки в библиотеке. Кажется, это был текст-обращение к чьей-то матушке, что по вашим годам написали в девятнадцатом веке. – Кари вновь просиял, вполне довольный своей эрудицией. Сказать что-то подобное одному из тех, кого почитаешь больше собственного отца, было для любого фолка великого рода достижением. Вот только Кари был совсем не таким. Ему хотелось лишь, чтобы Эмили им восхитилась. – Но что же Вы всё-таки здесь делаете, Эмили Брамс? В наших краях человека днём с огнём не сыщешь. У Вас, должно быть, на то есть веская причина.

– Я должна была быть в Свароге на одном из праздников. У меня сорвалась важная встреча. Дато может неправильно всё понять. – Он так сосредоточенно внимал каждому её слову, что от одной только мысли о его взгляде на себе Эмили становилось дурно. Под пристальным вниманием все ошибки так и лезут наружу. Взяв остатки воли в свои руки, она наконец дала сердечному любопытству пересилить стеснение. Одним своим вопросом ей предстояло разбить все ожидания фолка. – Кари, ты что, правда считаешь, что Бог – человек?

– Ну конечно! И в Вас самой находится прямое тому подтверждение.

– И почему же тогда, по-твоему, я по Божьей воле оказалась брошена одна в метель?

– Потому что мне предназначалось помочь Вам. Это всё проделки судьбы, не иначе. – Кари рассмеялся тем же самым голосом, каким совсем недавно нашёл смешным её падение со снежной горы. И именно эта предательская усмешка на тонких губах выдала фолка подчистую.

– Ты лукавишь.

– Да как я могу, Эмили Брамс? Фолкам не положено скрывать от человека ничего, что он хотел бы услышать.

– Зачем притворяться, если узнал меня? – тот акцент, что он делал на её фамилии окончательно разрушил его образ слепого восхищения.

– Но ведь и Вы сразу же прознали во мне фолка. Не так ли, Эмили? Однако указывать на это у Вас не принято точно так же, как на цвет кожи и половую принадлежность. Вы молчите об этом потому лишь, что боитесь, что Вас кто-то осудит. На самом деле каждый из вас только это и замечает.

И Кари был прав. Всё это время пристально наблюдая за ней, он понял её раньше, чем успел услышать имя. Имя той самой Эмили Брамс, что направлялась в Сварог на Коляду фолков, позаимствованную его народом у людей и поставленную в совершенно непредназначенный для неё день. С того момента, как Кари услышал о Коляде, его не покидало чувство, что подобрали её специально под Эмили. К приезду заместительницы председателя создали праздник, что неизбежно становился плебейским развлечением в руках ещё не совсем просветлённого фолковского народа. Кари он раздражал даже больше, чем присутствие в его убежище человека, которого он сам же в него и привёл.

– Ты, очевидно, помог мне не потому, что разглядел в той пурге заместителя председателя?

– Думаешь, раз я фолк, то обязательно должен бегать за тобой только из-за того, что ты человек? – потеряв всякую нужду в притворстве, Кари расстегнул пуховик и упал на стул с самым непринуждённым видом из всех, что только мог принять со всей своей нескрываемой неприязнью. Он больше не желал сохранять лицо. Ему хватило бы одного – показать Эмили, как ему безразлично то, что её тело и душа принадлежат другой живой расе. Кари разговаривал с ней точно так же, как если бы она была надоедающим ему фолком.

– Конечно же нет. Странным было бы ожидать от фолка чего-то большего простого самоунижения. Знаешь, как вас называют на моей родине? – она выдержала паузу, достаточную для того, чтобы Кари смог подумать, но не ответить ей. В голове его вертелись всевозможные лестные выражения, и Эмили с радостью разбила все его ожидания. – Бездельники.

– А мы говорим – романтики. У вас же, впрочем, это слово совсем потеряло свой тон.

– И вы придали ему новый смысл.

– Чего? – в смятении Кари нахмурил свои белые брови. Настал его черёд слушать, и не потому, что так решил человек. Прислушаться его заставил голос Эмили Брамс. Наконец ей пригодились годы изучения теории и всех возможных касающихся фолков наук.

– Я годами изучала вашу историю и то, как вы обогатили нашу культуру. Традиции фолков – вот что служит настоящим примером толерантности и либерализма. Вам ведь совсем нет разницы в том, у какого народа брать привычки? Вы впитываете то, что считаете приемлемым, но не заставляете других принимать вашу веру. Вы изменяетесь и изменяете. Нет законов, нет прав, да вот только живёте вы, фолки, лучше нашего. Где ты видел человека, что позволил бы себе устроиться в скале, да ещё и возле одного из самых красивых фьордов Вайнкулы? Даже метель не смогла скрыть от меня его природной мощи. Нигде нет вам подобных, а всё потому, что уже давно каждый сантиметр обложили налогами. Ещё немного, и они распространятся на границы наших собственных тел. Только вот для вас они навсегда останутся чужды.

На одном дыхании проговорила она, наконец признавшись в восхищении одному из предметов своего многолетнего изучения. Правда, теперь эта затея не казалась ей такой же заманчивой, как и раньше. Кари был совсем не похож на того фолка, с которым девушка всё это время представляла встречи. И, всё-таки, не все офисные грёзы должны выноситься за пределы ящика её рабочего стола.

– Закончила или есть что добавить?

– Есть. – Эмили протяжно вздохнула, в последний раз ощутила лёгкую сладость чая, что продолжала держать в руках, и, пока былая решимость не улетучилась, заявила. – Я ухожу. Спасибо за помощь. Покажи мне ближайшую деревню и на том разойдёмся.

– Вот оно что. – Фолк смягчился да рассмеялся так, будто Эмили сказала самую большую глупость из всех, что он только слышал за всю свою жизнь. – Хочешь уйти? С большим удовольствием расстрою тебя – ничего не выйдет. Поселений нет на милю в округе.

Эмили собиралась было что-то сказать, но тут же передумала давать Кари очередной повод себя высмеять. От всей навалившейся на неё печали она в один глоток осушила кружку и только теперь присмотрелась к ней. Фолк не удосужился даже протереть её. На светлом ободке виднелись высохшие цветные капли и следы от его губ.

Все люди знали, что фолк никогда не причинит вреда человеку просто потому, что у коренных жителей Вайнкулы издревле была такая натура. И Эмили, просиживая дни в своём кабинете, придерживалась этого всем очевидного мнения, но не потому, что как и все остальные воображала, будто бы таковыми фолков создала природа. Для человечества они как были, так и оставались тёмным, неизведанным лесом. Но Эмили Брамс верила в их благоразумие. Как может оказаться жестоким тот народ, чьи дети в своё время с таким радушием приняли в свои объятия Луиса Кортеса и его заверения в том, что люди окажутся фолкам полезны? Его ложь была всем очевидна, но фолки решились впустить его. Понимали ли они, что и без их дозволения нога человека ступит на земли Вайнкулы и к исполнению своих прихотей приучит всё естество, или мужчина с рыжей бородой и большими амбициями внушил им доверие, не могла подозревать даже Эмили. Она была готова раскрыть людям глаза на само существо фолков, и её статус с лихвой позволял ей вдохнуть жизнь в свои былые надежды, но Кари всё изменил. С ним Эмили чувствовала себя в точно такой же опасности, как и с возможным человеком. Слишком много в нём было от тех, кто собственными руками разрушил свой прежний дом.

– У тебя от холода что-то в голове переклинило, или ты всегда такая? – он шутил над ней так, словно бы получил для своих забав новую живую игрушку, и продолжал бы веселиться и дальше, если бы лицо Эмили вдруг не стало бледней его собственного. Без особой на то причины Кари предал этому слишком большое значение. – Ладно, я, кажется, переборщил.

Фолк поднялся с места и тут же засуетился. В одном углу собрав спальник, матрац и все имеющиеся одеяла, Кари над головой поднял руки и встал в свете одной из ламп. Эмили могла бы подумать, что он раскаивается, но ей ещё не доводилось видеть того, чтобы фолки хоть о чём-то сожалели.

– Понимаю, я выгляжу как маньяк, да и веду себя соответствующе, и ты правильно делаешь, что боишься меня, но у меня и в мыслях нет причинить тебе вред. – Он пытался не пугать её, что у него всё никак не выходило. – Это мой первый опыт личного знакомства с человеком. До этого я с вами лишь работал.

Кари был ужасно сконфужен, но не потому, что заметил за собой ошибку. Просто Эмили оказалась другой. Она явно была не такой, какой он её представлял. Если люди знают об этом мире куда больше, чем фолки, то почему они могут позволять самим себе быть слабыми? Кари всегда считал, что люди крепки и резки, словно острые камни на дне расщелин. Один неверный шаг у самого обрыва – и ты покойник. Если они так могущественны, что в любой момент могут сломать его, то лучшим решением будет защитить себя ещё до возможной схватки. Но этот человек был другим. Раньше их страх Кари замечал только в кино, и Эмили ни капли не была похожа на всех известных ему актрис. Они никогда не запинались так же часто, как и она, не смотрели на него полными слёз ужаса глазами и уж тем более не отворачивались лицом к стене так, будто бы он оказывался лишним в собственном доме. Лишь единожды раньше Кари доводилось встречать кого-то столь человечного, и Эмили вела себя совсем не так, как он. Всё это выглядело до странного неправильным. Словно бы человек и фолк совершенно ничем друг от друга не отличались.

Эмили не нашла иного выхода, кроме как без лишних церемоний принять предложенное ей место на одиноком надувном матраце. Жёлтые огни рябили в глазах, а продолжавший оставаться всё таким же пристальным взгляд Кари начинал действовать на нервы, но ничего иного ей и не оставалось. Эмили пришлось лишь тихо смириться с прославленной фолковской гостеприимностью. За ней придут. Обязательно придут, но, похоже, будет уже слишком поздно. Эмили скорей выйдет без ботинок и куртки под открытое небо Вайнкулы, чем пробудет с ним ещё хотя бы сутки. В такие моменты ей как никогда не хватало привычного кабинета, вороха бумаг и нескольких смятых пластиковых стаканчиков из-под кофе, которыми всегда был полон её стол. Сегодня эта старая любовь стала казаться нездоровым пристрастием. Ведь перемены Эмили Брамс любила даже меньше нестерпимого холода, а изменения, обещанные ей Кари, грозили перерасти в самую настоящую революцию.

Прошло достаточно времени, прежде чем она смирилась со своей незавидной участью и приняла спящий вид для того, чтобы Кари не осмелился с ней заговорить. Обрывки его фраз продолжали эхом повторяться в её голове, да так настойчиво, что ей начинало казаться, будто бы он на самом деле шепчет их прямо у неё над ухом. Эмили впервые столкнулась с подобным. Кто-то осмелился использовать в её сторону худшее выражение, какое она только могла себе представить. «У тебя от холода что-то в голове переклинило, или ты всегда такая?». В личной вселенной Эмили никто и не думал о том, чтобы воспринять её достойной таких фраз. Она считала это неприемлемым, но, несмотря на все ожидания, Эмили не оскорбилась с предоставленной её размышлениям шутки. Она стала причиной мыслей не обо всём человечестве или свободе фолков. Впервые за долгое время Эмили подумала о себе.

Кари был прав – фолки всегда говорят людям то, что они хотят услышать. Эмили должна была от этом узнать. И о том, что фолки ведут себя совсем не так, как то пишут в новых учебниках, и то, что она и правда совсем не готова к настоящей жизни. Целую вечность Эмили Брамс была прилежной ученицей и всезнающим советником председателя. Оказалось, о чём-то она не имела и понятия. Эмили не знала всего. Вдруг неизвестность стала для неё непроглядной. Теперь ни на что нельзя было опереться, ведь в реальном мире никто не спрашивал с неё ссылку на источники и авторов её мыслей.

Размышлять обо всём и ни о чём одновременно было то того тяжело, что Кари начинало казаться, что это он, а не Эмили, с несколько часов пробыл в буране, хотя и было бы неверно отрицать, что мороз не успел добраться и до его головы. Вся вода его тела превратилась в лёд, кровь застыла в жилах, а ум отказался работать. Он, конечно, подозревал, что с заместительницей председателя всё будет не так просто, но ему никак не удавалось подготовить себя к тому, что она будет вести себя с ним точно так же, как с человеком. Среди людей было не принято прямо выказывать фолкам почтение и уж тем более восхвалять их заслуги в развитии культуры. Обычно Кари слышал от коллег и знакомых те же мнения, которые мог прочитать в любой из статей в интернете. «Фолки сохраняют наши ценности, поддерживают их и передают следующим поколениям! Они покровители былых устоев!». Фолки всегда укрепляли, но никогда не вкладывали. Им не дано было сочинять и конструировать, а могли они лишь воспринимать и копировать. Присудить фолкам роль в развитии прогресса значило бы отнять эту должность у человека.

«Мы привнесли новый смысл» – снова и снова, словно тайную мантру, вторил ему внутренний голос. Если бы Эмили взглянула на Кари, то не сумела бы оторвать от него глаз. Он упивался её словами, посмеивался куда-то себе в ладонь и не мог унять улыбки. Лицо его светилось, а белоснежные волосы совсем спутались от того, как часто Кари хватался за голову. Сейчас он был счастливее всех когда-либо живших на Вайнкуле фолков. В этот день, в ставший безразличным ему праздник Коляды, Кари впервые признали достойным членом общества. Он был наравне с людьми. Его вдруг возвысили до самих Богов. До одного его собственного Бога.

Кари долго молчал прежде, чем вновь дерзнуть поразить Эмили своей оригинальной проницательностью. Сначала он думал не торопиться, зайти издалека и, дабы поберечь её усталую голову, лишь потом перейти к сути, но живой интерес не позволил ему придерживаться этой тактики до конца. Во вступлении он был скромным и робким, как истинный фолк, не давил и не выпытывал подробности, выслушивал и снова спрашивал. Литература, живопись, прикладное искусство – ничего не ушло из-под любопытного бледного носа, и спустя даже пару часов его спрос на ответы Эмили утихать не собирался. Кари поддался своему энтузиазму и совсем измотал человека, каждое слово которого вызывало в нём бурю новых волнений.

– Оскара Уайльда ты читала? А Жюль Верна и Кассандру Аллен?

– Читала, и не только их. Работы Паколя и других фолков тоже. – Девушка едва повернула голову в его сторону, продолжая рассматривать цветные блики лампы на нависшем над ними потолке. Были ли они такими по случайности, или Кари приберёг именно этот светильник для подобного особого случая, ей оставалось только гадать. Как бы ни обстояли дела на самом деле, Эмили не сводила с огней взгляда. – Хочешь узнать что-то ещё или на этом сочтёмся? Я рассказала достаточно, чтобы утолить твой интерес.

– Впервые встречаю такого образованного человека. – Сказал Кари сам себе, открыто удивляясь тому, что Эмили не пренебрегает ни старыми классиками, ни только начинающими раскрывать свой талант современниками. – Хочешь, чтобы я больше не спрашивал? Ну хорошо. – Он вдруг резко встал и в один шаг оказался под боком у Эмили, что продолжала кутаться в спальный мешок. – Ты пойдёшь со мной к пещерам на западе. И это утверждение.

– Ещё чего? – она вяло отмахнулась от него одним лишь кончиком рукавицы и всё продолжала смотреть на расползающихся по камню световых зайчиков.

– Никогда бы не подумал, что скажу это, но ты, пожалуй, знаешь побольше моего. – Кари скрестил на груди руки, явно недовольный тем, что предмет его жгучего любопытства не обращает на него и малейшего внимания. – Разве тебе самой не будет интересно узнать больше о старом бытие фолков? Ещё до того, как вы, люди, пришли и привили нам свои мифы и легенды, словно целебную сыворотку от воображаемого безрассудства. – Молчание его огорчало, а то, что Эмили в упор не замечает для себя очевидной выгоды этого предложения, начинало казаться глупостью, присущей всем людям, которых ему довелось знать. Но Эмили была слишком редким шансом для того, чтобы Кари мог позволить себе её упустить. Он глубоко вдохнул, на пару секунд задержал дыхание и выдохнул. Ему, как и всегда, не хватало терпения, а она не придавала его словам совершенно никакого значения. – Если ты не доверяешь мне, то мне тебя не уговорить. Когда метель спадёт, я не буду держать тебя и просить остаться, а отведу к твоим людям, но ты должна понимать, что теряешь. Твои знания, мои умения – мы просто созданы для совместной работы. Тебе не хватает того, чего у меня в достатке. Я дополню тебя и не дам пропасть так, как ты могла это сделать ещё пару часов назад.

– Раз уж так хочешь помочь, то просто посмотри. – Её взгляд зацепился за выступ в стене, по-видимому, являющийся лишь малой частью одной изъеденной временем картины. Сначала палец Эмили указал на стену, затем рука скользнула ниже, а источник рисунка прояснился. В щели у потолка виднелись подтёртые веками цветные пятна.

Реакция Кари последовала незамедлительно. Он тут же схватил одну из ламп и поднёс её ближе к размеченной неизвестным мастером ложбине и пригляделся. Испещрённое потёртостями углубление напоминало палитру ныне почившего художника. Кто-то явно выдолбил его одним из булыжников, только вот место для этого выбрал не совсем подходящее – слишком высокое, чтобы оказаться удобным даже для самого дородного фолка. Находка тут же разрешила все недомолвки. По воле судьбы человеку и фолку пришлось стать командой.

В попытке лучше разглядеть достойный внимания артефакт Эмили с Кари перепробовали многое – начиная неудачным опытом увеличить свой рост при помощи складного стула и заканчивая первым общим провальным сотрудничеством. Они пытались перетаскивать булыжники, но их совместных усилий было недостаточно для того, чтобы поднять и наименьший из них. Эмили подпрыгивала на матраце, но и за сотню коротких мгновений ей не удавалось достойно рассмотреть находку. В конце концов Кари взял дело в свои руки. Он убедил Эмили взобраться на его плечи и опереться о них коленями, и после всех безуспешных попыток она просто не смогла отказаться.

– Давай выше. – Девушка едва успела ухватиться за выступ в стене, когда Кари под ней чуть было не потерял равновесие. Фолк отличался отменной сноровкой, но никакой не силой.

– Куда ещё выше.

Он весь раскраснелся в потугах удержать чужие ноги над собственной головой, но более того оказалось для него невозможным. Кари почти перекинул Эмили через плечо, когда она решилась в последний раз выпрямиться и постараться пальцами дотянуться до каменной трещины. Стоило ей замереть в сантиметре от цели, как несколько крупинок древней краски опало на её ладони. Кари с трудом тянул время, но более было не в его компетенции. Тело фолка не выдержало, колени затряслись, а Эмили без какой-либо надежды на помощь рухнула вниз.

Головой приземлившись на матрац, она едва не сорвалась на крик от того, с какой скоростью её копчику пришлось пасть в объятья ледяного пола. Кари тут же склонился над ней и рассыпался в извинениях, но Эмили было не до них. В своих руках она держала доказательства наскального искусства фолков, и оно совсем не было похоже на то, что описывалось в учебниках. Разжав ладони, она показала Кари чёрную, словно зола, пыль. Эмили приняла решение. В ней говорил дух исследователя, что рвался познать что-то новое. Что-то, что сотворил чужой ум, и чего люди до неё никогда не видели. Она наконец использует свой интеллект по назначению.

– Хорошо, я пойду с тобой на запад. – От восторга руки её тряслись, а тёмные крошки подскакивали и разлетались. Ей ещё нужно было отойти от аварии и слов Кари, но всё знакомое меркло по сравнению с ранее никому не известным. – Покажи мне пещеры.

– Уверен, такого чуда там будет в разы больше, – тяжело дыша, Кари поймал Эмили за запястья. Он никак не мог наглядеться на отпечатки древних рисунков, оставшихся на её коже. – Ты точно не пожалеешь, что променяла Коляду на меня. Мы совершим открытие, что сотрёт всю былую историю людей и фолков.

Глава 7

Алек не раскрыл ничего. Ни того, кто именно помог ему занять его должность, ни того, по чьей указке он дал людям причину быть спокойными в тот день, когда землю под их ногами разрывали гейзеры. Учения новобранцев в патруле подошли к концу, а потому оставаться в третьем Округе более не было смысла. Лин собрала вещи Хён Сока и сложила их в машину Кэсси, а Эндрю закончил править документы почерком подполковника Квона.

Пока Хён Сок обхаживал Алека, наводил порядки в чужой окружной системе и отвечал на вопросы журналистов, считывая с листка то, что ему заранее подготовила Кассандра, он ни на день не забрасывал работы в собственном отделе. ПОПДМК как был под его началом последние пять лет, так под ним и оставался. Слишком большую ответственность взвалил на себя Хён Сок в свои бывшие двадцать два года, но иначе человечество на Вайнкуле не могло себе позволить покоя. Каждый Округ имел свой отдел по делам межрасовых коммуникаций, да вот только подполковник Квон заведовал центральным. В его власти было сохранять и преумножать.

И устарела старина, да вот только новизна отвергала все причуды прошлого. Как в своё время поговаривал Луис Кортес: «Не одним лишь опытом измеряется понимание. Не хотите повторять ошибок предшественников – замените их, а капризы будущего преобразите на свой собственный лад. Дайте потомкам волю, и они укажут вам дорогу». Никто не понимал эти слова так, как председатель Моис. Потому-то он и избрал из всех возможных кандидатов ту Эмили Брамс, что в итоге расположилась под его дверью – во взаимопомощи людей и фолков виделась дальнейшая жизнь, и она сама могла принять в нём участие. В равной мере уважая культуру вышедшего из моды человечества и его новых братьев, она имела все шансы стать мостом между ними. Но один случай решил всё за неё.

– Эй, Хён Сок, ты вообще меня слушаешь? – Лин толкнула плечо брата, вырывая его из раздумий.

– Нет. – Открыв перед ней дверцу машины, Хён Сок вслед за сестрой усадил в неё и Эндрю. Высокий подъём внедорожника не давал им обоим забраться в него вместе с тяжёлыми и объёмными куртками.

– Сделай одолжение, – когда он захотел занять кресло спереди, Кэсси аккуратным движением убрала его руку с ручки двери. – Сядь сзади. Боюсь, если ты снова заговоришь со мной о работе, я нарочно выеду в кювет. Меня это совсем не воодушевляет.

– Как грубо.

Хён Сок едва заметно улыбнулся, поддаваясь её ненавязчивому намёку. Он прекрасно понимал, как всех утомили его мысли и идеи о нарастающем межрасовом конфликте. За последнюю неделю сестра не меньше восемнадцати раз затыкала его при всяком случае, как проклятый чарами профессии язык упоминал фолков и любую связанную с гейзерами тему. А всё лишь потому, что рассуждать об этом при Эндрю он не решался. И без того в его душе чрезвычайно сильно отзывался каждый из заголовков последних новостей Вины.

– Может хотя бы сделаешь вид, что тебе не плевать на меня? – Лин с неохотой сдвинулась с места, когда Хён Сок своим телом сместил на неё Эндрю. – Я битые полчаса твержу тебе, что завтра же верну твою машину.

– Что, твой парень нашёл себе что-то получше? – засмеялся Эндрю и тут же получил за это по затылку. – Эй! Могла бы относиться ко мне и поуважительней! Я хотя бы не использую тебя для того, чтобы ты сидела с моим младшим братом и готовила мне обеды.

– Зато ты с моим братом сидишь и без просьб. – На этих словах Кэсси не смогла сдержать улыбки. А Лин всё продолжала. – Не будь ты таким тугодумом, то понял бы, что твои шуточки здесь ни к чему.

– Это ещё почему? Я всегда прекрасно справляюсь с разряжением обстановки.

– Дурак, разряжать её нужно лишь потому, что ты сам вечно её напрягаешь!

– Могу я поехать, или кто-то из вас ещё хочет пересесть ко мне? – обернулась к ним Кэсси, даже не пытаясь скрыть своего веселья. Она как никто другой любила наблюдать за препираниями Лин и Эндрю. В этом они ей до ужаса напоминали её саму и маленького Хён Сока. – Лини, не хочешь составить мне компанию?

– Ну уж нет, я лучше прищемлю себе голову дверцей, чем сдамся ему. – Она с наигранным пренебрежением махнула в сторону Эндрю. – Но всё равно не хочу здесь сидеть. Хён Сок, займи место между нами, иначе за поездку я свихнусь.

– Куда ещё больше-то? – Эндрю схватился за край шапки Лин и натянул её ей на нос. И лишь после того, как в ответ получил по лицу рукавицей, он наконец смог остепениться. – Ладно, я сам.

Собрав в себе те последние силы, что ещё не успел забрать с собой смех, он поднялся и с трудом перекинул одну ногу через Хён Сока. Тот и не смел возражать – ему было искренне безразлично, в каком порядке они займут сиденья, ведь главным для него было другое. Пока беспорядок в обществе лишь зарождался, его самые близкие люди думали только о том, как поделить возможность провести путь рядом с ним и в конец не разругаться. Но не в его силах было сохранить в них эту беззаботность. И даже будучи в самом сердце жизни, он не мог позволить себе ею насладиться.

Стоило Кэсси тронуться, как от первого же удара колёс о лежачий полицейский тело Эндрю решило ему уподобиться. Не справившись с управлением, он потерял равновесие и упал прямо на колени Хён Сока. Затерявшись в слоях одежды, Эндрю так и просидел часть пути, пока не нашёл свет за шапкой, шарфом и капюшоном. Лин тихо посмеивалась над ним до тех пор, пока Хён Сок не поместил друга на его новое место и не пересел сам. Незамедлительно от подполковника Квона последовал первый приказ – всем пристегнуть ремни безопасности, и Лин в том числе. Кэсси долго терпела, пока эта манера не стала необходимой. Лишь на подъезде к воротам механизм щёлкнул, а полуулыбка заиграла на её губах. Кассандра знала, что Хён Сок следит за тем, чтобы она обязательно исполнила этот жест точно так же, как и всегда наблюдал за любым её действием. И им обоим это ужасно нравилось.

В один из самых тёплых дней весны, когда погода за куполом стояла на пять градусов выше, чем обычно, а снег на стёклах не прятал от людей солнечный свет, ученик пятого класса Квон Хён Сок в обед наблюдал за игрой старшеклассников. Ланч, собранный им самим, давно закончился, а потому ему не оставалось ничего другого, кроме как молча грызть одну из шпажек, что раньше на себе держала виноград. Уже в то время Хён Сок отлично обучил себя быстро управляться с едой, ведь только так у него появлялось больше времени на то, чтобы подсматривать за другими учащимися. Ему нравилось всё: от футбола до летнего хоккея, от игр с мячом и до простых подтягиваний. Главное, чтобы участвовали парни, и занятие их было изнуряющим, да только вот в этом его никто не понимал. Ни один из ребят не хотел составлять ему компанию в игре в баскетбол, да только потому, что боролся Хён Сок не на жизнь, а на смерть. Даже лучшие когда-то друзья не пытались переброситься с ним в камень-ножницы-бумага, ведь точно знали, что на простом выигрыше он не остановится. А Хён Сок в свою очередь отчётливо замечал за собой, что если за день не станет победителем хоть одной маленькой дуэли, то дома снова сорвётся – вырвет несколько листов из тетради, поколотит подушку или ещё кого другого, а всё из-за одной старой обиды. Любому взрослому она бы показалось глупой и неважной, но не ему. Ребёнка Хён Сока всю его короткую жизнь мучила тоска. Он бесконечно сильно скучал по отцу, которого у него никогда и не было.

Мячи летели, а вышибалы были в самом разгаре. С прежнего места незаметно посматривая на игру, Хён Сок несколько раз едва успевал увернуться от удара в голову, пока кое-кто другой всё же не принял его на себя. Несчастная фигура, вставшая посреди дорожки для бега и по пути растерявшая все свои бумажки. Девочкой этой была Кассандра Аллен, и она до неприличия спокойно повела себя после того, как кто-то забил гол ей в макушку. Несколько парней в цветных майках подбежали к ней и в извинениях принялись кланяться в ноги. Так Хён Сок подумал сначала, пока не заметил, что они лишь собирали с земли чужие тетради.

– Прости! Прости, Кэсси, мы не хотели!

– Да мне то что, это ваша беда. – она отмахнулась от пары тянущихся к её голове рук.

– Тебе нужно к школьной медсестре. Срочно. – Новый подошедший поймал её за рукав и потащил в сторону школы.

Тогда Хён Сок и не думал о том, что те старшеклассники не зря знали имя девочки, что активно брыкалась и противилась им так, будто бы заранее понимала, чем обернётся всё дело. Он не знал, вернули ли ей потерянные вещи и обошлось ли дело без травм, а до того, зачем её отвели за школу, ему и вовсе не было интереса. Хён Соку было всё равно, и он лишь продолжал со спокойной душой катать во рту деревянную шпажку. Кассандра оказалась замечена им лишь тогда, когда через пару недель залилась слезами прямо у него на глазах.

Очередной пустяк свел их вновь. Если Квон Хён Сок и был из тех, кто ничего и никогда не терял, то один его старый друг пришёлся самым обыкновенным разиней, и, пока тот отсиживался на, как всегда, долгом обеде, Хён Сок согласился поискать его учебник, ведь после ночного дождя ещё влажная трава всё никак не давала старшим ребятам заняться своими привычными играми. Он решился помочь лишь от нечего делать, и там, в одном из Богом забытых классов, он встретил её.

Кассандра в одиночестве сидела за партой, сложив под голову руки и пару тетрадей. Волосы её были растрёпаны, рубашка выпала из брюк, а галстук, перекинутый через плечо, уныло свисал по понурой спине. И Хён Сок бы спросил, почему она выглядит так, будто вот-вот сорвётся и уволится с должности генерального директора самой важной из всех фирм, но его опередили. Всё те же парни без всяких церемоний ввалились в дверь и бросили на него пустой взгляд. Сами они были безликими. Точно такими же, как и все те, кого можно запомнить лишь по дурным поступкам, но не по личным качествам. Лиц у них не было, тел тоже, одни только мутные пятна эмоций налипли на их белые воротнички, когда кто-то из них похлопал Кэсси по плечу.

– Эй, ты уже закончила?

– Ещё нет. – Лениво ответила Кассандра и указала им в сторону Хён Сока. – Уходите и не мешайте мне, или я всё расскажу ему.

Заметив на себе пару лишних глаз, Хён Сок на секунду остановился копаться в парте своего друга. Хотя он и не подозревал о том, что происходило в другом конце кабинета, он бы с большой охотой отказался попадать под прицел нападок старших, что отняли бы драгоценное время его обеда. Когда молчание затянулось возмутительно долго, Хён Сок наконец вставил своё слово:

– Я её не знаю.

– И что же нам тогда с тобой делать? – многозначительно кивнув друг другу, старшеклассники направились к нему. – Слушай, парень, мы не хотим проблем, если ты понимаешь, о чём мы.

– Ещё как понимаю. – Посмотрев под столы, Хён Сок приметил краешек учебника. За его взглядом проследил самый высокий из ребят, а улыбка медленно растянулась на его лице. И всё проклятая привычка Хён Сока слишком долго задерживать взгляд на том, что ему важно. – Если не хотите, чтобы я создал вам эти самые проблемы, то просто не мешайте мне.

– А ты не слишком ли наглый для такой мелочи?

– Нет, а вот ты достаточно тупой для такой громадины, так что замолчи и дай мне забрать…

– Не это ли ты ищешь? – не успел Хён Сок дотянуться до книги, как её тут же поймал один из парней и показательно поднял над головой. С искривлённым смехом ртом он вертел в руках нужную ему вещицу. Хён Сок потянулся за ней, но всё безрезультатно. Норму роста Квон Хён Сок нагнал лишь через год.

Кто-то безымянный, что, как и все, ничем не выделялся из толпы, уже было хотел оттолкнуть его, но Хён Сок вовремя запрыгнул на стул и, подскочив на нём, выхватил учебник. Казалось, именно для этого момента он в одиночестве повторял всё то, что наблюдал на площадке, но, как показало будущее, звёздный час Хён Сока ещё не настал. Явно оценив его трюк, парни лишь больше расхохотались. В дружеской манере потрепав его по голове, старшеклассники наконец вышли, напоследок бросив:

– Кэсс, мы ждём тебя после трёх. Только в этот раз ничего не потеряй.

Хён Сок в недоумении остановился, пытаясь прийти к решению, считать ли этот жест наглостью или неким знаком одобрения, но так в том и не разобрался. Девочка, что продолжала сидеть с галстуком на плече, вдруг разрыдалась. Её всхлипы и горючие слёзы окончательно выбили Хён Сока из колеи, а потому он в оцепенении простоял ту пару минут, что понадобилась ему для осознания всей обрушившейся на него беды. Если кто-то увидит их вместе, то тут же решит, что это он её обидел. Больше всего на свете Хён Сок не любил предрассудки, и лишь во избежание их бросился Кассандре на помощь.

– Тебе лучше не делать этого здесь. – Сказал он, протягивая Кэсси платок, что всегда прятал в свой карман. Раньше за него это делала мама. Хён Сок понял, что началась взрослая жизнь, именно в тот момент, когда Бао стала об этом забывать. О нём забывать.

– Мне вообще не стоило соглашаться на всё это. – Девочка приняла платок и уткнулась в него носом. Слова её прозвучали так, будто бы Хён Сок и так должен был всё понимать. И вновь его поставили в роль растерянного ребёнка, что не умел ясно трактовать фразы чуждого ему исполнения.

– И зачем ты это сделала? – притворившись, что смысл всегда был ему очевиден, Хён Сок в поиске подсказок украдкой взглянул на тетради Кассандры. Аккуратные ряды стройных букв танцевали неизвестные ему обряды. Такого в его классе ещё не изучали.

– Сначала мне просто понравилось, что они считают меня умной, но теперь я терпеть не могу их похвалу! – Кэсси вскочила и уставилась на него полными не по возрасту зрелого гнева глазами. – Как они вообще смеют пугать меня! Разве я похожа на человека, которому можно угрожать? – она остановилась, кажется, ожидая от него разумного ответа.

– Я не знаю, как выглядят люди, которым нужно угрожать. – Недолго думая произнёс Хён Сок. Тогда он слабо представлял себе ситуацию, в которой кто-то представлял бы из себя того, кого стоит запугивать.

– Понимаешь, какое это оскорбление? Делать вид, будто бы я и впрямь тот человек, на котором можно вымещать злобу! Да никто недостоин такого отношения!

– И правда. – Во второй раз вставил своё слово Хён Сок, но теперь уже не к месту.

Кэсси задумалась, в последний раз промокнула глаза его платком и со всей возможной серьёзностью спросила:

– Скажи мне, ты сильный?

– Что?

Когда она склонилась к нему, он в недовольстве отпрянул. Такие выходки никогда его не устраивали – интересоваться у него о том, в чём он сам не был уверен, было самым настоящим высмеиванием его знаний. Не для того Хён Сок все выходные напролёт сидел над уроками, чтобы его уличали в том, что он о чём-то не имеет понятия. И почему-то всегда пробелы в познании касались его самого. В себе Хён Сок не понимал ничего.

– Ну, ты дашь себя поколотить или ещё чего хуже?

– Чего?

– Позволишь рукам показать свою волю и унизишься непричастной пущенной кровью?

– Говори проще.

– Ты себя уважаешь?

– Я не знаю.

– Тогда мне не о чем говорить с незнайкой. – Она вдруг отошла от него и зашагала прочь, уже через плечо бросая. – Сильные люди никогда не обидят других, ведь они и без того знают, что они сильные. А ты слабый, раз опустился до обзывательств. Мне нужен кто-то, кто по моей просьбе никого не убьёт. У тебя же на лице написано, что ты ничему не знаешь меры.

Кэсси ушла, и Хён Сока это задело. Громкие слова загнанной кем-то в угол девчонки, что использовала слишком много фраз не по возрасту. Значительная их часть тогда осталась для него загадкой, но одно Квон Хён Сок понял точно – он слаб, ведь может намеренно задеть другого. Его подозрения на свой счёт оказались правдой. В свои двенадцать лет он неподобающе сильно нуждался в самоутверждении, и всё потому, что некому было показать ему, что значит быть для самого себя значимым.

Несколько дней позже той злосчастной встречи Хён Сок продолжал мучить свой разум и повторно обдумывать одну и ту же мысль, что ненароком заложила ему в голову Кэсси. Мама Бао и без того часто задавалась вопросом, что за наваждение напало на её бедного сыночка, что помогал ей с сестрой и домом с тех самых пор, как Му Хён увлёкся работой. Но если бы она и спросила, Хён Сок всё равно не смог бы ответить. Неприемлемо рано у него появился характер, и сформировался он грубыми срезами там, где Хён Сок не позволял себе лишнего, и чрезмерно выпирал в том месте, что оставалось его единственной слабостью. Хён Сок многое себе запретил, ведь за мамой Бао и Лин всегда нужно было присматривать. Но за всё собою сделанное он требовал вознаграждения. Ему не нужны были ни новая спортивная форма, ни несколько золотых монет под подушкой. Хён Сок желал восхищения и похвалы, а там, где их не хватало, ему угоден был страх. Ведь именно таким всегда и казался Хён Соку образ отца. Му Хён был слишком хорош, чтобы обращать внимание на собственного сына. Это значит, что он был силён и могущественен. Из этого выходит, что Хён Сок слаб и беспомощен. Но он никогда не хотел быть таким. Чтобы занять место рядом с отцом, его нужно заслужить.

Для Хён Сока всегда существовал один понятный путь. В школе высший ранг занимали те дети, что умели драться. Хён Сок смотрел на них и не видел других вариантов. Это значит, что достоин тот, кто может проявить силу. Из этого выходит, под рукой всегда нужно иметь того, за чей счёт получится себя проявить. Хён Сок и сейчас сохранил за собой такую привычку. Эндрю был с ним, и он же оставался беспомощным. Вот только его не приходилось запугивать. Потому что он просто не хотел Хён Сока бояться. Так Эндрю разрушил все его планы.

После того, как неприятная ему своим откровением девочка ушла, Хён Сок бы вовек так и не вспомнил о ней, если бы однажды она не нашла его в коридоре и не обратилась к нему по имени:

– Квон Хён Сок.

– Что? – вытянувшись словно по струнке, он едва удержался от того, чтобы не отвернуться. Люди куда сообразительней него самого ему всегда мало нравились, а Кэсси как раз была одной из тех, кто знал о нём больше, чем сам Хён Сок.

– Мне нужно встречаться с тобой.

– Что? – с трудом сдержавшись от удивления, он лишь слегка повысил голос.

– Это твой любимый вопрос? – Кэсси улыбнулась и рукой поманила его за собой.

В те года Хён Соку было совершенно не интересно всё то, что происходило вне поля его зрения, и Кассандра как раз в эту область входила. Он остался стоять, наблюдая, как Кэсси забегает за угол и ничем не выдаёт своего там присутствия. Его никак не трогало то, что она может сказать ему. Хён Сок и не желал знать того, зачем Кэсси всё это устроила. Но если ему было так всё равно, почему он продолжал наблюдать за коридором в ожидании, когда же она наконец выбежит к нему? Хён Сок и сам не мог дать себе вразумительного объяснения. Тогда в его распоряжении не было совершенно никаких ответов.

Вновь затянув молчание на долгие минуты, он сорвался и прошёл за угол. А Кэсси всё так же стояла там готовая ему объясниться.

– Зачем ты впутываешь меня в свои проблемы?

– Затем, что ты сам уже себя в них впутал. – Она наклонилась к нему и прошептала у самого уха. – Ты так дрожишь от восхищений! Всё ждёшь хвалебных речей от старшеклассников? А что если я предложу тебе уважение от всех остальных за то, что ты спасёшь меня от их гнёта?

– Объясни всё понятно или я уйду.

– Как здорово, что ты ставишь мне условия! То же самое скажи и им, хорошо?

– Говори уже зачем я тебе. – Хён Сок недовольно скрестил на рубашке руки и заранее уставился на Кэсси своим самым недоверчивым взглядом.

– Ладно-ладно. – Кассандра отпрянула и приготовила себя к рассказу. Спрятав волосы за уши и затянув галстук чуть туже, она неясно для чего похлопала себя по груди. Хён Сок расценил этот жест не иначе как уверенность в собственных словах. Ему с ранних лет нравилось думать, что все убеждены в правоте своих действий. Он и сам мечтал стать таким. – Ты, наверное, его и не знаешь, но в одном из наших параллельных классов есть мальчик, который мне очень нравится. Ну, понимаешь, он круглый отличник и результаты его тестов даже лучше моих. Он обычно ни с кем не общается, но однажды подошёл ко мне и…

– Давай без подробностей. – Оборвал её Хён Сок и нервно застучал ботинком об пол. Меньше всего он хотел бы, чтобы кто-то заметил то, как он шушукается здесь с малознакомой девчонкой.

– Его старший брат как-то сказал, что поможет мне чаще встречаться с тем мальчиком, если я буду писать за него эссе и доклады. Я по глупости согласилась, но теперь и друзья того парня всякий раз просят меня об одолжении, а я уже так прельстилась их уважаем ко мне, что совсем забыла, что можно им и отказывать! Теперь каждый из них на меня давит и без конца твердит, что если я чего-то не сделаю, то они всё расскажут ему!

– Как ты вообще можешь делать домашнее задание старшеклассникам?

– Только это тебя волнует? Я учусь достаточно много для того, чтобы понимать, о чём думают в своих сочинениях такие, как они. Ты, знаешь ли, мог бы и поинтересоваться тем, для чего здесь ты.