Практикум ФАН

Глава 1. Махровый реалист

«След кометы Трилучия шел над самой головой старого алхимика в ночном небе. Чертыхаясь и хромая, приподнимая тяжелую грязную и прожженную кислотой мантию, он брел в свою башню. На календаре был три тысячи двадцать пятый год после исчезновения человечества с этой планеты. Старый алхимик нес в башню драгоценную находку: большой фолиант неорганической химии древних обитателей Земли. Брел он в сладком предвкушении того, как проведет всю ночь, разбирая у свечи таинственные знаки и формулы. Капюшон мантии то и дело съезжал ему на глаза. Он чертыхался, останавливался, поправлял его и хромал дальше. Дойдя, наконец, до сложенной из бурых кирпичей башни с табличкой «Водонапорная станция» над входом, он с трудом открыл щербатую и перекосившуюся от времени дверь. Протиснувшись в проход, в темноте он оступился и неловко боком толкнул тяжелую дверь. Дверь заскрипела ржавыми петлями как раненный единорог и больно защемила ему его чешуйчатый хвост. Алхимик вскрикнул и пыльные стены башни ответили ему глухим эхом…».

И тут, в стеклянные двери лаборатории интенсивной симуляции Факультета Аналитической Неврологии (ФАН), громко постучали. За стеклом махала руками и подавала знаки к немедленному открытию замков миловидная девушка из секретариата университета. Тучный бородатый Профессор вскинул взгляд на двери, с сожалением закрыл чудесную бумажную книгу про хвостатого алхимика и пошел встречать незваную гостью.

– Лизонька, дорогая, Вы что, не видите? Я занят! У меня сеанс!

– Но, Дмитрий Артемьевич! Вы всегда заняты, а между тем, вы все еще не заверили списки своих студентов на курс «Знаю людей», которые я вам отправила еще третьего дня! Документы не могут больше ждать! Сколько можно?! Я требую, чтобы Вы сделали это сейчас и при мне! Иначе вы опять забудете, как в прошлый раз!

– Лизонька, посмотрите туда, сделайте милость! Вы видите в этой капсуле зеленого от напряжения третьекурсника?! Видите? Мне нужно следить за его жизненными показателями и мозговыми импульсами. Он может в любой момент выйти из транса и напрочь выпасть из учебного процесса! Это очень важная работа, я занят. Списки подождут.

– Вижу я, как Вы заняты. И Лиза покосилась на лежащую на кресле профессора книжку. – Ничего не будет с вашим третьекурсником. Он и медосмотр сегодня у медицинского бота проходил перед погружением в симуляцию, и приборы, если случится нервная перегрузка, запищат как резанные. У нас же хорошая капсула симуляции, последнего поколения. Так, что, уважаемый Дмитрий Артемьевич, давайте, при мне поставьте все нужные галочки на допуск и я оставлю Вас с вашим «зеленым» и вашей книжкой наедине.

– Жестокая, Лизонька! Вы очень жестокая! У меня и органайзера-то с собой нет …, – начал было бубнить Профессор.

Но Лизонька решительно протянула ему свой электронный университетский органайзер. Тот нехотя взял эту маленькую плоскую вещицу, потыкал в нее пальцем и перед ним открылся воздушный экран с нужными ему списками. Пробежав глазами знакомые фамилии, он запечатлел в воздухе свою подпись и свой фирменный «одобрямс», закрыл экран и отдал вещицу секретарше.

– Ну, вот дел-то на пять секунд, а не напомнишь, так вы и не соизволите!

Лиза резко повернулась на своих модных каблуках, словно солдат на плацу и направилась к двери. Профессор вздохнул и вслед уходящей девушке проговорил:

– А поцеловать? Душечка, а поцеловать?

Лиза тут же обернулась к нему и засмеялась.

– Ой, Дмитрий Артемьевич, Вы все шутите! Да, только я не ветеринар осеменитель из вашего старинного анекдота, а вы не корова. За что же мне вас целовать?! И она хихикнула. Кстати, на следующей неделе, не забудьте отправить представления на ваших студентов с рекомендованными для них местами практики. Если пришлете вовремя, обещаю, я вас поцелую, в щечку! Будьте уверены!

Она еще раз хихикнула, и выпорхнула из комнаты. Стеклянные двери закрылись за спиной бойкой секретарши.

– Ну, хоть что-то, – проворчал себе в бороду профессор и вернулся в свое кресло рядом с прозрачной капсулой симуляции, в которой неподвижно лежал молодой человек лет тридцати.

Профессор водрузился в свое кресло. Взял было книгу в руки, но настроение читать куда-то испарилось. Он вглядывался в лицо «погруженного в чужие воспоминания» и вспомнил вдруг, как сам когда-то изучал глубинные сценарии человеческой жизни. Капсула у него была попроще. В ней периодически тошнило от нервной перегрузки. После серии погружений в капсуле, приходилось пропивать курс антидепрессантов, потому что психика погружающегося была полностью дезориентирована, и некоторое время «жила чужим психическим материалом». Но, даже тогда оно того стоило. Эмоции тех воспоминаний накатили на профессора и он, предчувствуя, что сейчас выдаст что-то полезное для работы, мысленно приказал мозговому имплантату писать внутреннюю речевую продукцию, и стал проговаривать у себя внутри то, что само на ум шло:

– Эх, друг мой ситный! Почувствовать себя в шкуре другого человека, побыть другим человеком – это конечно незабываемый опыт, который раз и навсегда лишает человеческий ум многих и многих иллюзий. Другой вопрос, как жить потом с этим знанием дальше. Как жить, когда понимаешь, что человека сформировало такое количество им прожитых событий, которое ни осознать до конца нельзя, ни даже просто поименовать и перечислить. Не то, чтобы исправить! Другой – это другой, и понять, почему в своей жизни он делает именно это и именно так, нет никакой возможности, даже гипотетической.

Не для каждого человека возможно в принципе сначала познать, а потом навсегда отбросить вопрос: «почему Другой – есть Другой?», да еще и психически не разрушиться после этого глубинного понимания. Именно поэтому капсула симуляции всегда имела и имеет личностные и возрастные ограничения применения.

Профессор мысленно приостановил запись. Сам себе хмыкнул насчет внутренней самоцензуры и проговорил свою мысль до конца, уже без всякого мозгового запечатления:

– Вот смотрю я на тебя, парень, и думаю, а вовремя ли ты в эту капсулу лег, чтобы понимать другого человека, да еще женщину? И как вы все на это решаетесь? Ну, ладно я. Тогда мы всех эффектов капсулы не знали. А сейчас же точно известно, что если лечь в капсулу чужих воспоминаний слишком рано, можно дезинтегрировать собственную личность очень надолго тире навсегда. А если очень поздно по возрасту, то гарантированно навредить собственному психическому здоровью, потому что для восстановления после этого опыта нужна гибкая психика и достаточные психические ресурсы организма. И в любом случае – это опасно, даже с соблюдением всех условий. Опасно, ясен пень, а вот такие, как наша секретарша, относятся к этому, как к какой-то чертовой компьютерной игре-бродилке. Вообще не улавливают разницу между быть кем-то другим и играть в кого-то другого. Увы, такие вне естественные эксперименты с психикой сделать безопасными невозможно. Это тебе не игрушки. Эхе-хех!

Профессор вздохнул, вспомнил, что его внутренняя речь в голове сейчас автоматически не пишется и не отправляется в раздел «заметки» на личном ПК. Опять включил усилием воли самописец и продолжил мысленно наговаривать текст чуть с большим преподавательским пафосом:

– Большое знание о других людях всегда стоит больших усилий и больших исходных ресурсов. Очень больших. Даже больших психических ресурсов, чем знания о самом себе. И это конечно печаль… Печаль, печаль, особенно для мужчин, ведь гибкая, адаптивная и способная выносить большую неопределенность психика, прямо скажем не наш конек. У женщин капсула получается лучше. Тут мы им проигрываем с вживанием в опыт другого организма. А вот же, пойди разбери почему! И все же факт, женщины капсулу переносят лучше. Может и правда, Ева, прежде чем Адама на яблоко уговорить, сама с древа познания втихаря регулярно питалась. Сказка ложь, да в ней намек…

Профессор хихикнул, когда представил, как скажет эту шутку студентам.

Потом он глянул еще раз в капсулу и подумал: «Господи, лекциями уже не только говорю, но и думаю. Профдеформация на старости лет во всю голову»!

– А, все равно! Да говорил ведь это уже студентам миллион раз, а не каждый раз выходит так сформулировать! Нужно бы и эту запись вставить в лекцию и заставлять этих торопыг визировать текст о прочтении при подготовке к погружению. Есть, конечно, об этом же учебные тексты, но еще одна напоминалка лишней не будет! Может хоть кого-то из этих вьюношей остановит. Может хоть на сто первой лекции у некоторых жетон осознания опасности провалится куда надо. А то все торопятся, торопятся в капсулу, а потом академы берут «на восстановиться». И этот вот «зеленый» тоже залез, похоже, рано. А теперь вон, страдает. Чего торопился, чего лез? До курса «Знаю людей» дозреть нужно. Мог бы еще годик другой подождать, подрасти… Эх, и ведь не отговоришь их! Торопятся! А потом вот такие «зеленые» лежат, хуже покойников в гробу.

Профессор вздохнул, скомандовал прекратить запись внутренней речевой продукции и решил попить чайку. По русской традиции – сладкого, для сладкой жизни. Он встал и, прежде чем отойти к встроенной кухонной панели, похлопал по стеклу капсулы, и сказал вслух, обращаясь к «зеленому» студенту, хотя конечно тот его и не мог слышать. И все же, чем черт не шутит, мелькнуло у профессора в голове, эффекты полевых взаимодействий ведь до сих пор не изучены, может и услышит. И профессор сказал чуть громче, чем сначала хотел:

– Ты так-то сильно не напрягайся, друг! Правда, какой ты весь бледный, аж зеленый! Плохо тебе, поди… все равно зря ты так стараешься! Не разберешься ты все равно с Афродитой. Богиня! Не нам убогим мужланам чета. Митингуй – не митингуй, все равно получишь х..й! То есть упрешься в ограничения собственного восприятия, сформированного опытом проживания в фаллическом теле. Чтобы понимать женщин нужно отказаться от всего фаллического в себе. Отказаться, только это невозможно, потому что гарантированно потеряешь себя и разрушишь собственную личность. А это та же смерть! Вот, вот! Эх, паря, женщины не познаваемы!

– Ну, ладно психотипы других мужчин, там все еще более-менее понятно и близко по физиологии. А у этих есть матка и скачущий гормональный фон, повышенная психоэмоциональная адаптивность, два речевых центра и густые межполушарные связи в мозгу. У них вариативность используемых психзащит – как мужикам и не снилась. Их природа к родам подготовила, а там ощущения боли двенадцать из десяти. И психическая агрессия ого-го какая, сдерживаемая, между прочим, только мускульно более слабым телом, чем у нас. Будь они физически посильнее, они бы нас, как самки богомола, на завтрак ели. Что они мускульно слабее, нам просто очень сильно повезло. Природа подсуетилась. Ну, очень сильно, но это к слову.

– Короче, сочувствую тебе, братишка! Сочувствую! Напрягаешься, напрягаешься, а все равно ни черта не поймешь! Не было еще в истории человечества таких прецедентов. Вот такая загогулина судьбы: они нас понимают, когда хотят понять, а мы их нет. Так природа задумала и исключений не предусмотрела. Может оно и к лучшему…

Профессор помолчал, еще раз вздохнул, а потом добавил:

– И придется тебе, паря, как всем мужикам в нашей профессии, идти в формалисты или теоретики. Полевая и потоковая работа в психологии – это не для нас. Спечешься, как яблочко в духовом шкафу, помяни мое слово. Тонкое искусство эмпатии и незаметных со стороны интервенций только этим богиням подвластно. Ну да, собственно начальством в психологии тоже работать не плохо. Пойдешь по научной или управленческой части, там должности, звания, почет, студентки молоденькие в рот смотрят, пока у них префронтальная кора не сформируется полностью… Ты сильно-то уж не расстраивайся! Все социальное у тебя будет… Экх, хе-хе… Только женщин нам не понять, мозговая тара не та. Эх, не та. Другие они, понимаешь, другие.

– Ну, хоть посмотришь, как они нас мужиков видят из своего тела и обстоятельств. Вот тебе подсказочка: дай собственной Аниме нащупать структуру в этих женских воспоминаниях. Отдайся своей женской части своей психики и она тебя оттуда выведет, и не будет тебя так колбасить до тошноты. Доверься, даже если ее мир кажется тебе хаосом. Хаос это запредельно организованный порядок. Там расслабляться нужно в ноль, чтобы его ходы и выходы чувствовать. А если усвоишь, что Анимы в принципе непознаваемы, потому что их психические структуры находятся за пределами сознания и имеют иную логику жизни, я тебе уже зачет нарисую за старания. Так что, расслабься! Тяни по малому. А я пойду чайку попью. Не балуй тут…

Профессор похлопал по капсуле рукой, потом сунул свою бумажную книжку под мышку и пошел на другую сторону большой комнаты за чаем сам. Хотя, в принципе, мог бы и робота сгонять, но размяться и немного сбросить напряжение нужно было не только погруженному в чужие воспоминания студенту, но и самому профессору. Он это отлично понимал.

Глава 2. Про «таких» романы не пишут

Она старалась двигаться спокойно и расслабленно. Быстро не говорить. Резко не поворачиваться. И тревожно голову не вскидывать, когда услышит обращение к себе: «Света, вы…». Обстановка была «снова и опять» незнакомой. Незнакомый корабль. Незнакомые люди. Летят в незнакомое место. И черт ее дернул устроить себе очередной стресс и купить обучающий семинар по новинкам в области виртуальной одежды для личных медиа персон и игровых аватаров.

Хотя, какая разница: что так стресс, что так стресс. Поездочка эта все же лучше. По крайней мере, отвлекает. Так сидела бы дома и депрессивно думала: «Зачем жить следующие двадцать лет, подаренные общеобязательным клеточным омоложением от современной медицины?».

А, правда, зачем? Все уже было в жизни, всего было достаточно, было много любви, хорошая работа, путешествия, долгий счастливый брак и дети. Дети и даже внуки уже выросли. Муж не дожил. Друзей почти не осталось. Работа тоже кончилась чисто по возрасту. Тут молодым рабочих мест не хватает, чтобы еще отштукатуренных изнутри и снаружи стариков держать. А главное, не особо и интересно, что там будет дальше и на работе, и вообще.

Новых знакомств не особо хочется. Жить, чтобы только развлекаться? Тоже нет, не манит. Игроманкой, чтобы не выныривать из сетей, как многие сейчас, Света никогда не была. К родственникам каждый день не влечет. Гулять на воздухе в одиночку надоедает, хоть и нравится. И в целом, пусть снаружи она еще ничего, но внутри-то возраст «созерцания жизни» все равно накрывает. И тянет в уединение.

А если в уединении пересидишь чуть дольше своей приятной дозы, то опять депрессия и скука. И сейчас ей только и остается, что развлекаться «тряпочками», как раньше говорили, иногда встречаться с подругами, и каждый божий день мучительно выдумывать, чем бы еще заняться.

Еще повезло, что остался хоть какой-то интерес к эстетике, а так бы совсем опустилась и перестала вставать из постели по утрам. Так что, как не крути, а шкаф и одежда нынче единственная соломинка, что еще держит наплаву мою старую душу, думала Светка. И хорошо, что шкаф нынче удвоенный! Вот ведь когда-то у людей был всего один нормальный материальный шкаф одежды, а теперь как минимум два. И реальная одежда и виртуальная.

Нормальная одежда, «тряпочки», в своих фасонах поменялась не очень. Ну, разве что материалы стали лучше. И забыли все, что такое потеть или мерзнуть в своей одежде. Правда теперь по фасонам реальная одежда все больше напоминает старинные пижамы, широкие комбинезоны, свободные сорочки и шаровары, а у некоторых «любителей» термобелье «в облипку». Ведь все эти скромные кофты и штаны простейшего кроя, считай большую часть времени, никто не видит под «медиа-персоной». Главное, чтобы было по размеру, не стесняло движений и не терло. Зато буйство фантазии модельеров ушло в виртуальный мир, в котором люди бросились создавать свою «новую внешность», «медиа-персону», в просторечье «медийку». Про себя эту одежду Света называла «обои». Но, эти «обои» были ох как недешевы. А нужны были каждый день разные и для компьютерных игр, и для аватаров всех мастей, для жизни и для работы.

Когда все вокруг стали и в обычной жизни носить «медийку», то есть скрывать свою внешность под оптической иллюзией, которую генерировал маленький подкожный гаджет, востребованность и цена виртуальной одежды взлетела до небес. А людские комплексы относительно своей настоящей внешности расцвели со страшной силой. И никакие психологи не могли помочь от притяжения «идеального образа себя» и смены этого образа с такой же быстротой, как меняли перчатки аристократы других времен.

Светку это особо не коснулось, потому что женщина она была уже «древняя», рожденная и прожившая свои первые пятьдесят во времена, когда и вовсе никакой «медийки» не было. И, тем не менее, когда эта сначала игрушечка для элит, а потом и повальное увлечение всех подряд, появилась, Светка тоже не избежала соблазна, выдавать себя ежедневно за кого-то другого.

Всегда выбирать из серии бесплатных вариантов и быть медийно «как все» – ну, такое. Грустно и зачем быть клоном, аки инкубаторская курица? А покупать ограниченные серии и брендовое очень дорого. И программировать что-то оригинальное для себя не просто и нужно учиться. И еще некоторые элементы фасонов и образов защищены авторским правом и нужна лицензия. И за здорово живешь, попу себе, как у очередной звезды медиа, не нарисуешь, она тоже защищена лицензией и страховкой от скачивания. А только собой старенькой, хоть и регулярно клеточно обновляемой по полису гражданина, быть как-то скучно. И такая вот с этими виртуальными платьишками и внешностью катавасия. Короче, проблема! И что делать?

Пару недель назад, Света вытряхнула себя очередной раз из добровольного затворничества и грустных дум про «ничего уже не интересно», и записалась «учиться». Опять. Учиться и учиться, как завещал великий и не в ночь помянутый. Как все это надоело! И учиться без конца надоело тоже! Устала развиваться! Ну, сколько можно? И, кажется все, уже не могу, а все равно приходится, иначе тоска смертная. Последние годы Светка все время жила «на этой растяжке»: тяга к уединению и невозможность пребывать в нем долго, потому что бесит.

Один день она говорила себе: «Ну, почему нельзя жить спокойно и медленно? К черту друзей, к черту редкую работу, к черту визиты к правнукам, там и без меня воспитателей хватает. Давай так поживем! Убежать бы от всего этого в лес. Да там и в лесу уже на каждой кочке системы слежения. Кто-то будет за мной наблюдать, что само по себе неприятно. А еще этот кто-то может решить, что у меня крыша поехала и веду я себя не социально и пора вызвать мне санитарный борт. Нет, даже лес теперь не вариант уединения и возможность для «побыть собой без оглядки». Посижу-ка я дома. Просто посижу!».

А другой день уже ныла: «Не получается! Ну, почему не получается тихо и медленно жить? Потому, что не получается! И в лесу не получится! И дома не получается тоже! Да даже если бы и можно было скрыться в лесу или дома, сколько ты там в этом уединении пробудешь, пока в конец не одичаешь? Через три месяца уже будешь волком выть совсем без людей и выглядеть в собственном доме как бомжиха из под моста!. И работать не вариант. Тут молодых на работу из-за роботов не берут, чего уж нам старым перечницами соваться на постоянную работу? Так, раз в год по великим праздникам, может, позовут «опять не нужный опыт передавать незаинтересованным молодым», и все».

И куда не кинь – всюду клин. И как правильно выбрать ритм общения и уединения – не понятно в Светкином случае совершенно. Потому что кризис у нее. Кризис. Очередной. Возрастной. Потому и мотает по крайностям, а в золотую середину выйти и найти новый образ жизни приятный и ее натуре, и ее возрасту все никак не выходит. А тут еще постоянные изменения во внешней среде и каждый раз внутренний баланс тю-тю. Да чтоб им всем с их беспрестанными инновациями! Такая вот селяви.

В стародавних бы газетах или книгах написали что-то вроде: «Увы. Света была из несчастного поколения двух технологических скачков, когда на веку одного человека техника и уклад жизни полностью поменялись дважды и в своей технологической основе, и по духу. Поменялся и продолжал меняться каждый день. Так что, далеко не каждый мог угнаться за изменением обычаев и освоением новых технологий, которые все прибывали и прибывали, как снежный ком. Вещи вчера еще функциональные и любимые становились бесполезны, быт полностью обновлялся. И у людей, словно каждый день исчезал вчера еще знакомый и обжитой дом, а заодно и самоидентичность. Нигде не копились воспоминания, не оставалось памятных мест. Некуда было прийти, чтобы там все было «как обычно», точно как вчера, знакомо «как двадцать лет назад». Исчезли «альбомы с фотографиями» или просто семейные кинохроники, потому что люди за несколько лет забывали свое лицо из-за часто сменяемой «медийки», не узнавая себя и других на изображениях даже трехлетней давности, не то, что десятилетней.

Даже тело человека под «медийкой» часто менялось и приобретало невиданный до того функционал и неожиданные побочные сложности. Многие старались от этого спастись коллекционированием уже вышедших из употребления вещей. Превращали свои дома в музеи бесполезных вещей. Расцвели виртуальные рынки «антиквариата». «Коллекционером хоть чего-нибудь» становился каждый первый. Люди не успевали адаптироваться и очень скучали по старине, но технический галоп был неумолим. Все искали места с минимальным уровнем «технического шума», инноваций и безостановочного видеонаблюдения технических систем. Но, никакие законы, этические установки и стратегии совладания за этим стремительным обновлением всего и вся уже не могли поспеть. Отчего жизнь становилась сумбурной все больше и больше. А мошеннические схемы ведения бизнеса процветали. Контроль над инновациями был утрачен, и не понятно, временно или навсегда.

Стресс, стресс, сплошной стресс. Нет давным-давно никаких газет, а бумажные книги читают только те, кому по профессии положено или по умственным предпочтениям доступно. Но есть информационные каналы по желанию клиента «из любого утюга»: хочешь через имплантат в своей голове, хочешь через активные панели на стенах домов на улице, хочешь на воздушном экране в транспортном боте, где хочешь, там и смотри и слушай. Понемногу, но обязательно для каждого. И отключить этот поток полностью нельзя, и новости, и политическая повесточка, обязательная для любого гражданина, обязана быть «просмотрена – прослушана», чтобы «центробежные силы инноваций не разорвали общество на куски», как в конституции прописано в разделе «обязанности гражданина». Что, в общем, и правильно, чисто для самосохранения хоть какой-то государственной общности. И, тем не менее, нервирует тоже. Да что поделать?

И вот Светка летит куда-то, что бы хапнуть себе еще одну порцию стресса и научиться самой себе программировать одежду в нужном количестве. Скажи ей кто-нибудь в ее двадцать лет, что так будет, она бы не поверила. И посреди всей этой болтанки очередного возрастного и общественного кризиса чувствует себя она круглой дурой, потому что не понимает, как вокруг нее все устроено. Все экранчики эти воздушные, и все эти подкожные гаджеты, и медиа-персоны эти множественные, как функционируют – большинству людей не понятно. Да и не только это!!!! Не опозориться бы, по своему глубокому техническому невежеству! Вот какие нервы!

А еще, Света никогда до этого не летала на кораблях дорогих частных компаний. И сейчас откровенно пялилась на дизайнерские изыски летательного бота «как коза на новые ворота». Пассажирский салон корпоративного летательного модуля был сравнительно небольшим. Зато отделка была из очень дорогого пластика, внешне не отличимого от красного дерева, горного хрусталя и настоящего серебра. Что называется «под старину». Пассажирские кресла по бокам были напичканы огромным количеством сенсоров с непонятными значками. Только вот Светлана не умеет всем этим пользоваться и спросить об этом сейчас неловко.

Лучше эти сенсоры совсем не трогать. Не хотелось бы некстати и внезапно для себя упаковаться в изолированную от всех капсулу для сна или в медицинскую кабину для экстренной помощи. А по всему было видно, что эти функции во всех креслах салона есть и бог его знает, чем еще напичкано это чудо техники. Ладно, главное осанкой держаться расслабленно и не дергаться, а всю остальную неловкость и растерянность скроет медиа-персона, иллюзорная внешность, которую она себе сегодня выбрала.

Светке вспомнился вдруг момент, когда впервые «надела» медиа-персону и пошла прогуляться по улице. Как ей нравилось сочетание несочетаемого, о котором всегда мечталось. «Красота и абсолютный комфорт в одном флаконе». Она видела свои ноги в чудесных туфлях на высоком каблуке и при этом не испытывала никакого дискомфорта при ходьбе, потому что эти высокие каблуки были только иллюзией. Их видела она и окружающие, а на самом деле, под медиа-персоной, у нее на ногах были мягкие тапочки с амортизирующей подошвой и анатомической стелькой, и идти в них было просто чудо как приятно! А потом был «вау-эффект», когда она, прогуляв по парку около часа и совершенно забыв о том, как она сейчас для всех выглядит, увидела себя в зеркальных поверхностях стен одного универсального здания и не узнала себя.

А когда пришло понимание, что в отражении она, это было похоже на чудо! Надел на себя медиа-персону, забыл про нее и потом вдруг увидел свое сильно улучшенное отражение. Когда это впервые, это еще то переживание удивления и восторга! Жаль, что человек ко всему хорошему быстро привыкает и дальше начинает видеть только недостатки любого положения дел. И с медиа-персонами тоже так случилось.

С одной стороны, медиа-персона облегчала жизнь. Общество тотальной видео слежки и цифрового контроля, породило спрос на технологии невидимости, позволяющие скрывать истинное лицо, но не факт самого присутствия. И после принятия закона «о невидимости», программировать себе «ложную внешность», носить на себе медиа– персону, то есть световую иллюзию, воспринимаемую и камерами и глазами человека, как настоящую реальность, стало принято повсеместно.

А с другой стороны ношение этих медиа-персон породило очередной всплеск неврозов у людей, которые привыкли улучшать свою внешность в медиа-персоне и боялись ее снять потом даже дома и при близких людях, чтобы они не увидели, что человек под медиа-персоной совсем не такой красивый, как показывает. Были, конечно, и обратные случаи, когда люди «уродовали» себя в этой иллюзии или улучшали совсем немного. Но, в любом случае, отношение людей к своей реальной внешности сильно изменилось в худшую сторону.

Света, не была исключением из этого всеобщего процесса и тоже улучшала свою медиа-персону как могла. А чего такого, психологи хоть бывшие, хоть настоящие, тоже люди! «Все прыгнули и я прыгнула, а чего я лысая что ли?» – оправдывалась перед собой Светка иногда. Но, надо сказать, оправдывать себя ей приходилось не часто. Все же, в основном она себя глубоко одобряла и никакого скрытого внутреннего конфликта у нее не было. Как она всегда говорила своим ученикам и коллегам: «…я здоровый невротик, про таких, как я, никто романы не пишет. У меня обычная жизнь и никаких неразрешимых внутренних противоречий. А что психолог, так профессиональный талант дышит, где хочет. И в нормальных людей его тоже иногда заносит».

Короче, Светка любила объясняться, в том числе с самой собой, рефлексировать обо всем подряд, но оправдываться ей случалось сильно не часто. Может потому, что она свято верила своему папе, который ей однажды сказал: «Ты права, какая есть дорогая!». А может она, так же как отец, была просто спокойно уверенным в себе человеком. Без перегиба: ни в сторону большой самоуверенности, ни в сторону каких-то больших сомнений в себе. Обычная психика, ничего супер геройского, без всякого постоянного и огнеупорного внутреннего конфликта или «поломатого места в психике», как еще говорили ее коллеги. О таких, действительно, романов не пишут.

«И чего это у меня сегодня мысли скачут то про одно, то про другое?» – думала Светка, сидя «по струнке» в шикарном под кожу кресле шикарного летательного корабля. «Стресс, однозначно, стресс новизны! Можно было бы уже и привыкнуть. Да, как тут привыкнешь?».

Глава 3. Соблазн коллекционера

Сегодня медиа-персона Светки была платиновой блондинкой с шикарно уложенной прической. Хотя ее собственные волосы были самыми обычными, русыми с проседью и, кстати, давно не стриженными как надо и собранными в простую гульку на затылке. С фигурой Свете заморачиваться особо нужды не было. Она и в реале была стройная, среднего роста. Так что и медиа-персону она настроила на свой обычный рост, объем тела и размер груди. Ну, ладно, грудь она все же немного скорректировала, увеличила на один размер и приподняла, не без этого.

Из виртуальной одежды на ней был классический брючный костюм. Из украшений только брошь на жакете и еще карманы с красивой обстрочкой и вышивкой на жакете и брюках. То, что она сама называла «скромненько, но со вкусом». И выглядела она в этой «медийке», по ее собственному мнению вполне прилично ситуации. Хотя, возможно, окружающие и решили, что она старомодна. «Да и хрен с ними, с окружающими», – подумала Света. Все же, кое-какие навыки из прошлой жизни ей не давали полностью слиться с мнением окружающих насчет модного ныне фасона. И она еще помнила слова древних великих модельеров, что главное не последний писк моды, а личный стиль. И крепко за них внутренне держалась в этом современном калейдоскопе ежедневных перемен всего и вся.

Света еще раз обвела взглядом весь пассажирский салон корабля: «Так, соберись дорогая, сосредоточься! Семинар уже фактически идет и не хотелось бы пропустить что-то действительно важное из того, что несет ведущая. Но и фильтровать, что она вещает, тоже нужно обязательно!»

Кроме ведущей и Светы в салоне было еще четверо. И хотя узнать, кто все эти люди были под «медийкой» – не было никакой возможности, но представлялись они сегодня так:

Молодая парочка, которая совсем не понятно, как тут очутилась. Вряд ли они интересовались семинаром, на который по какому-то недоразумению летели. Беспрерывно они интересовались только друг другом. Держались за руки, смотрели друг другу в глаза, перешептывались и то и дело целовались.

Солидный мужчина, который сразу, как уселся в кресло, открыл несколько личных воздушных экранов и чего-то там изучал и двигал. Похоже, работал и собирался работать весь полет, не отвлекаясь на болтовню ведущей семинара. Которая, кстати, трещала без умолку, не давая, впрочем, никакой действительно полезной информации, а лишь обещая «потрясающую и запоминающуюся экскурсию в мир современных технологий модной индустрии» и всячески мотивируя участников семинара «обратить особое внимание» на продукцию одной известной компании.

Что с нее взять, Бот, специальный робот, со встроенной множественной медиа-персоной. Настали такие времена, что реальные технические специалисты никаких семинаров не ведут. И можно попасть только в такую группу, как эта, где робот тарабанит повестку, щедро пересыпая не очень-то богатый полезный материал торговыми манипуляциями.

Чтобы выжать что-то полезное из нынешних семинаров и не накупить ничего ненужного и бесполезного, ухо нужно держать востро. Тем более, что кажущаяся медиа-персона бота выбирается обучающим агентством «под личные предпочтения участников группы». И очень тяжело включить критическое мышление, когда ты, открыв рот, смотришь на робота, не отличимого от твоего кумира детства или «предпочитаемого типа полового партнера», или «человека» похожего на одного из твоих родителей. Ох уж эти роботы «индивидуальной реальности», каждому участнику группы видятся так, чтобы максимально удерживать его внимание.

Свете медиа-персона бота транслировала себя как известного специалиста по моде 20 века. Любимого, надо сказать, специалиста. Показывала ей ироничную женщину средних лет, якобы намекающую глазами на некоторую абсурдность информации, которую ей приходится сообщать. И, ненавязчивыми жестами и движениями тела, заставляющую рассматривать ее отличный макияж и костюм в стиле тех времен.

Глядя на серьезного мужчину с «работой в дорогу», Света могла бы поручиться, что робот сейчас транслировал ему медиа-персону типа «предпочитаемый образ делового партнера иного пола» с мимикой и интонациями речи его мамочки, которую он никогда не слушал, но против воли всегда слышал и запоминал, что она говорила.

Парочке влюбленных, скорее всего, медиа персона представлялась девочкой ангелочком, которая ворковала что-то на заднем фоне их сознания, а иногда звук слов становился для них вдруг громче и они бессознательно реагировали только на нужные названия и фразы. А вот кем робот-бот представлялась последнему человеку в салоне, кудрявому мужчине лет тридцати, даже предположить было сложно. Потому что, он реально дремал с самого начала полета, не переводя, впрочем, кресло в режим спальной капсулы.

Усилием воли Света стряхнула с себя дурман продажных технологий последнего поколения и еще раз огляделась в салоне. С левой стороны от ее кресла в стенку корабля были вмонтированы полочки с разными красивыми безделушками. Да, дизайнеры салона были последовательны в соблюдении стиля его оформления. Все же красиво в этих дорогих корпоративных модулях! Могут себе позволить богатенькие компании. Не то, что в дешевых летательных капсулах в аренду, которыми Света обычно пользуется.

А это что тут такое? На самой нижней полочке стояла толи древняя, толи сделанная под старину подставка для сотового телефона времен первого технологического скачка. Это была фигурка космонавта, которая держала в руках, похоже настоящий старый сотовый телефон. «Нокию». Супер! Большая редкость, даже если это имитация. Сейчас-то вообще никаких сотовых нет. Есть скрытый под кожей малюсенький гаджет «песчинка» для аудио и видео связи с людьми и «онлайн субъектами и объектами».

Вот бы рассмотреть эту «Нокию» поближе, подержать в руках, погладить, не привлекая к себе внимание робота, подумала Света. И в ее голове тут же созрел план, как она незаметно кладет «Нокию» в карман, а потом идет в туалет и рассматривает ее там во всех подробностях. Может быть телефон даже настоящий, антикварный, а не декоративный муляж! Вот была бы удача. Не каждый день такое увидишь. Редкая возможность! И от «мотивирующего на ненужное» бота ненадолго смотаюсь, передохну, а то он навнушает мне тут. Совсем совести у продавцов семинаров нет!

В следующую секунду, ее рука уже незаметно опускала телефончик в карман брюк. Она встала, слава богу, не задев ни одного сенсора на кресле и пошла в сторону туалета. Медиа-персона робота удивленно приподняла бровь, глядя на Свету, но ничего не сказала. Зато кудрявый молодой человек открыл вдруг глаза и заинтересовался Светиным уходом.

В туалете Света вытащила «Нокию» из кармана и не могла ею налюбоваться. Очень хорошая. Такую бы, да себе в коллекцию! Хочется, очень хочется. Нет, надо положить на место. Этот внутренний конфликт между «хочу и надо» Светка через пять минут решила в пользу «будем посмотреть». И перепрятала телефончик между грудей, под эластичное бра, которое носила вместо бюстгальтера.

Место надежное, проверенное. Чего она только в своей жизни там уже не прятала. Бывали в том тайном месте и фишки казино, и барьерные контрацептивы, и баллончик с газом для самообороны. И, конечно, всевозможные ключи, пока ключи еще были предметами, а не подкожной исчезающе маленькой нано-фигулькой, которую нельзя потерять.

Глянув в зеркало и еще раз поправив все на себе, Света открыла дверь туалета, и неожиданно встретилась глаза в глаза со стоящим за этой дверью кучерявым молодым человеком.

– Светлана Анатольевна, отдайте мне то, что Вы взяли, – сказал он и загородил ей дорогу.

– А вы, собственно, кто?! – повысила голос Света.

От неожиданности Света вспылила. Она совсем не любила подчиняться и в такие моменты внезапной гневливости, всегда была иррационально упряма. Уставившись в глаза кучерявому, она попыталась его обойти, но он снова встал у нее на дороге.

– Я воздушный маршал. Вот мое удостоверение.

У него на лацкане пиджака высветилась его должность, номер личного удостоверения и ФИО «Корнеев Олег Павлович». Света про себя выругалась, но вида не подала. Хорошо, что медиа-персоны не краснеют и он не может ничего считать по ее лицу, только по движениям тела. Отдавать она точно ничего не хотела и пошла в словесную атаку.

– И что с того???

Она приняла вызывающую позу, подбоченилась, а потом вздохнула всей своей визуально увеличенной медийной грудью. На мужчин это всегда производило впечатление, но почему-то не в этот раз. Кучерявый даже кадыком не дернул. Стоял на ее дороге скалой.

Света мельком глянула ему через плечо. В салоне было без изменений. Ведущая болтала, все были на местах. Над головой бота ведущей бежала световая строка: «время прибытия к месту посадки 3 минуты». Что ж, можно потянуть немного время и потом «убыть» с группой на семинар. «А там до вечера, что-нибудь, да придумаю», – решила она. И уже почти внутренне расслабилась, но не тут-то было. Этот Олег Павлович придвинулся к ней чуть не вплотную и тоже повысил голос:

– Предупреждаю! Я имею право вас обыскать. Руками!

«Вот же, блин-банан, какой настырный», – подумала Света. А вслух сказала ему в тон:

– Я ничего не брала! Ничего!

И тут же подумала: «Ну, понимать же надо! Сказала, что не брала – значит, не отдам! Не будет же он мне между грудей шарить. Нет у него таких полномочий». А вслух уверенно добавила:

– Да обыскивайте! Пожалуйста! И подняла руки.

Кучерявый не торопливыми уверенными движениями ощупал ее по рукам и ногам, похлопал по бокам. И попросил наклониться. Светка возмутилась:

– Вы издеваетесь? Я буду жаловаться!

А сама подумала: «Хитрый, но из моего тайничка ничего таким макаром не вылетит!». И наклоняясь, улыбалась сама себе. Ну вот неожиданно смешно ей стало: «Ну, надо же! Не бедная компания, а сканера нет. Маршала с голыми руками отпускают в рейс. Жадюги!»

Когда она выпрямилась и оправила жакетик, Олег Павлович стоял от нее с левого боку очень близко и внимательно в нее вглядывался. От него приятно пахло. «А он, ничего так!», – неожиданно для себя подумала Света. «Хотя, кто его знает, какой он там под «медийкой». Или он без нее?».

И тут ведущая усилила свою громкость, и объявила, что они прибывают к месту назначения и она всех просит приготовиться на выход. Участники семинара потянулись мимо Светы и кучерявого. Света тоже сделала движение за ними, но Олег Павлович подхватил ее под локоть и придержал.

– Я еще не закончил!

– Потом закончите. Вечером! – Света вырвала свой локоть и с прищуром глянула в глаза маршалу, – мне пора на семинар. Вы не можете меня удерживать! Я за семинар заплатила!

А потом рванула со всех ног за группой, выскочила из корабля и упс, согнувшись чуть не пополам, грохнулась носом в траву. «Нокия» от такого телесного кульбита выскользнула из под бра и упала рядом с ней. Она ее торопливо подобрала и сунула опять за пазуху, но кучерявый все видел и в один прыжок уже стоял рядом с ней. Он протянул к ней руку, видимо, собираясь повторить требование отдать «Нокию», но глянул за спину Светы и что-то его остановило.

– Ой, ма! Что сейчас будет! – от неожиданности и невпопад сказала вслух Света, имея ввиду свой прокол с телефоном. Но тут модуль, на котором они прибыли закрылся и взмыл вверх. А кучерявый остался стоять истуканом рядом с ней с вытянутой рукой и только беспомощно провожал свой корабль глазами.

Светка демонстративно отряхнулась и встала. Ей доставляло некоторое удовольствие видеть этого воздушного маршала удивленным и оцепеневшим. Правда, она еще не поняла, что случилось. Вроде воздушный маршал все время рейса обязан находиться на борту и без него корабль не улетит. А тут, похоже, лопухнулась не только Света, но и маршал. И хотя логичнее было бы ей поспешить и догнать группу, любопытство взяло верх. Она бесцеремонно дернула за рукав кучерявого и спросила:

– А чего это он без вас ушел? Он же, полуавтоматический?

Олег Павлович, все еще смотрел вослед модулю и ничего не ответил. Светка настаивала:

– Ну, вызовете его обратно. Через имплантат.

– Я вызываю. Он не реагирует.

Кучерявый наконец перевел взгляд на Светку и каким-то охрипшим голосом сказал:

– Вы что-то про это знаете? Отдайте мне телефон! Сейчас же!

Светка опять вспыхнула и чуть язык ему не показала, но сдержалась. Понятно же уже было, что за пазуху он к ней точно не полезет. Не тот типаж. А вслух надменно так сказала:

– Ничего я не знаю. Сначала с модулем своим разберитесь. А я спешу! Мне пора! У меня группа уходит!

И она повернулась к нему спиной и уже даже сделал пяток шагов по траве, когда сообразила, что никого не видит и куда идти не знает. Где группа? В растерянности она обернулась:

– А идти-то куда? И как без дороги идти? Чего нас в чистом поле высадили?!!!

Кучерявый молчал. Вокруг них была только нехоженая трава. Рядом березовый лесок и река. На реке по правую руку от них, чуть вдалеке, но в пешей доступности, грохотала водой старинная ГЭС. Они стояли у подножья косогора длиннющей насыпи. А где-то наверху этой дамбы, теперь было понятно, что это именно дамба, виднелись столбы с электрическими проводами и слышен был шум машин.

– Да, где это мы, черт подери?!!! Я вас спрашиваю! Очнитесь уже! Где мы? Светка запаниковала по-настоящему. Воздушный маршал пошел вверх по косогору. И только через плечо ей бросил:

– Понятия не имею.

Глава 4. «Попадалово»

Медленно и с частыми остановками Света и Олег поднялись по косогору наверх к дороге. В пути молчали. Света просто прибывала в тихом недоумении от всего случившегося. А кучерявый наверное сосредоточенно пытался связаться с кораблем, хотя бог его знает.

Интересно, думала Света, чем он там внутри напичкан, этот воздушный маршал? Сама она все эти «подкожные дела», имплантаты и микрочипы, не любила, но знала многих, которые пихали в свое тело столько мелкой нанотехники и не только нано, что во время грозы даже молнии к себе притягивали, как залежи «редких металлов и сплавов».

Тем временем они остановились у бетонной дороги. О, все цифровые небожители! Как же давно Света таких дорог не видела! Она даже наклонилась на мгновение, чтобы почувствовать руками теплый пыльный асфальт. Настоящий! Минут пять оба стояли и чуть не открыв рот, смотрели, как по этому асфальту туда и сюда медленно едут настоящие колесные машины и автобусы на бензиновых двигателях! А в них сидят живые люди! Обалдеть!

Машин было довольно много. И чтобы не глотать пыль у дороги, они, не сговариваясь, перебежали на другую сторону трассы к парапету, за которым плескалось рукотворное море, водохранилище. Оттуда дул свежий ветерок и над водой летали и кричали чайки.

Сели прямо на парапет. Впечатлений было слишком много. Сердитый настрой кучерявого на тему телефона, который Светка умыкнула, сдулся. Он как-то обмяк, сгорбил спину. И Светка впервые обратила внимание, какие у него грустные в сущности глаза. Усталые и грустные. Она его даже пожалела, сама не зная за что. И почувствовала какое-то с ним родство. Это было странно, но Светка давно не удивлялась своим интуитивным реакциям. Более того, она им доверяла. А сейчас она чувствовала, что момент более чем подходящий, чтобы начать общаться с кучерявым чуть более дружески. У нее было столько вопросов в голове, что она спросила первый попавшийся:

– Это что? Мы в Парке Реконструкторов, что ли? А почему это в описании семинара не было заявлено?

Олег Павлович даже головы к ней не повернул. Отвечал, глядя на едущие мимо них ретромашины.

– Потому, что мы не должны были здесь быть. И к тому же, я что-то не помню ни одного Парка Реконструкторов с настоящей ГЭС. Вы про такой парк слышали?

– Я нет. Я только в маленьких парках бывала. Не больше футбольного поля. А тут одна ГЭС, вон какая большая, и дамба еще эта. А что ваши имплантаты, нано помощники и гаджеты, молчат?

– Да. А ваши? Проверьте прямо сейчас. Кучерявый посмотрел на нее серьезно. А она легкомысленно отозвалась:

– Ой, можно подумать, у меня много тех имплантатов. Ну, щас.

И Света начала нажимать в разных местах своей левой руки. Олег Павлович даже разочарованный вздох не смог подавить.

– У вас что, такое старье стоит, что его нажимать нужно?

– Да уж, не ваша спецтехника! Обычный набор потребителя: документы, банковский счет, экстренный вызов медицинской помощи и полиции, информационный канал, переводчик, навигатор и ключи. И кстати, ничего не работает! Сообщила Света.

– Паршиво. У меня тоже ничего, – кучерявый отвернулся и стал смотреть в сторону ГЭС.

Они помолчали.

Вокруг было красиво, как в сказке. Летнее небо было голубое-голубое. С воды тянуло свежестью. По морю на мелкой волне бежали две маленькие яхточки под парусами. А старинные машины все ехали и ехали и в ту и в другую сторону. Нет, столько антиквариата ни в одном Парке Реконструкторов точно не найти. Тут что– то явно другое. Совсем другое. И Свете почему-то сразу вспомнилось ее раннее детство. Она жила когда-то с родителями у такой же ГЭС.

Посидели и помолчали еще.

В конце концов, Олег Павлович встал и решительно пошел к дороге. Света посмотрела ему в спину, но даже не приподнялась. Он сделал еще пару шагов и не почувствовав видимо ее рядом, обернулся.

– Ну, чего сидим? Кого ждем? Нужно к людям идти. Пошли, помашем проезжающим, может, подберет кто.

– Насколько я помню, на дамбе, ведущей к ГЭС, машинам останавливаться нельзя. Только в случае аварии. Бесполезно махать. Не остановится никто. Ногами нужно идти. Только вот куда?

Светка и не собиралась двигаться с места, пока они не договорятся. Хотя этот индюк кучерявый, похоже думал, что она везде за ним должна бегать как хвостик. Вон решил «тормозить тачку» и сразу пошел, а поговорить? Даже не обернулся. Светка к таким нюансам всегда была чувствительная. Либо отношения на равных, либо никаких отношений. И это лучше прояснить прямо сейчас. Подчинятся она ему не будет.

По вдруг ссутулившейся осанке и в целом позе Олега, Светка сделала вывод, что Олег должно быть понял, что налаживать отношения «с этой мамзель», то есть с ней, все же придется и хотя бы до момента, как они отсюда выберутся. Но не нашел ничего лучше, чем опять впасть в раздражение. И начал язвить.

– Это откуда же вы это «помните», что машинам на дамбе останавливаться нельзя? – сказал он.

– Читала. Я вообще, историей интересуюсь, начитанная, – Светка болтала ногой сидя на парапете, делая вид, что его раздражения в упор не видит.

– Я заметил, что интересуетесь. И старые телефоны поэтому же воруете? – продолжал язвить кучерявый.

– Не ворую я. Это была минутная слабость. Простительно для коллекционера. Да и возмещу я его стоимость. Только отдать его вам больше не просите!

– У меня сейчас проблемы посерьезнее, чем ваша клептомания. Пошли уже. Хватит рассиживаться. Потом отдохнете.

– И в какую сторону идти? Туда, в сторону причалов, откуда яхточки плывут? Далеко! Я устала. А через ГЭС нас могут не пропустить. Как с охраной объясняться будем?

– Я смотрю, вы прямо в подробностях что-то про ГЭС читали. Пойдемте, я поговорю. Пропустят.

Света пожала плечами. Тяжело слезла с парапета и пошла за Олегом Павловичем к ГЭС.

Не мытьем, так катанием, она все равно заставит его с собой считаться. Не было над ней командиров и не будет. А глаза, блин, у кучерявого все же красивые. Хоть и характер не фунт изюму! Ну никакой галантности к даме! Да, и вообще, чего это она его по имени отчеству величает? И молодой он вроде. Да, Олег, он и есть Олег. Упустил модуль, значит нечего его и по отчеству звать, решила Светка и, по крайней мере, для себя и не вслух, иначе как «Просто Олег», решила его больше не называть.

На удивление, на подходе к ГЭС их никто ни о чем не спросил. И даже не остановили. Будки охраны и на той и на другой стороне от ГЭС были пусты. Им тут явно свезло, если вообще можно назвать везением все их сегодняшнее «попадалово». Они шли и краем глаза смотрели, как многочисленные рыбаки закидывали длинные удочки в бурлящую воду, с грохотом падающую из створов ГЭС. И периодически вытаскивали довольно приличную рыбу. «Судака ловят», – почему-то подумалось Светке. «Ну, конечно судака. Эх, сейчас бы спуститься к ним поближе. Посидеть на травке, послушать грохот падающей воды. Посмотреть, как они рыбачат подольше. А этот Олег, так широко шагает, за ним не угонишься. Куда несется?»

А еще, Света шла и думала, что про семинар можно забыть. Пропали деньги. Это жаль, очень жаль. А с другой стороны, очень неожиданно, но ей тут спокойно и как-то хорошо. Нет страха, немного недоумения и все. Правда, как в сказку попала. И кругом все такое родное.

Кучерявый явно не разделял Светиных чувств и любований этим местом. Он, похоже, хотел побыстрее все разъяснить и закончить. И, казалось, что продолжи Светка канючить на тему «посмотреть на рыбаков» или скажи опять что-нибудь невпопад, так он пуще прежнего язвить начнет. Или даже на ругань сорвется. «Тоже мне, спецагент – воздушный маршал», – решила Света.

Под оглушающий шум падающей вниз воды, они перешли на другую сторону платины ГЭС по узенькому тротуару, огороженному высоким бетонным забором с толстым металлической сеткой поверху. До жилых домов было еще минут десять ходу. Олег, шел чуть впереди Светы и явно не страдал словоохотливостью на стрессе. А ей опять приспичило срочно поговорить. Она догнала его и бесцеремонно повисла на его руке. Ну, а что? Раз он до сих пор не догадался предложить руку уставшей даме. Нужно брать инициативу на себя. И Светка взяла. Вырываться он не стал. Но взглянул на нее впервые с искренним удивлением. И она тут же выпалила:

– Ну, придем мы сейчас к людям. И что мы у них спросим?

– Спросим название города.

– А что спрашивать-то? Вон, смотри на мозаичном панно по ту сторону дороги написано «Новосибирская ГЭС». И эта самая ГЭС изображена. Значит город Новосибирск.

– Тогда спросим, какой сейчас год.

Светка аж замерла на полном ходу. Олег этого не ожидал, запнулся и вынужденно остановился. А Светка тут же затараторила:

– В смысле, какой сейчас год? Тот же, что и с утра был. Не думаешь же ты, что мы ни с того ни с сего в другое время попали. Это же только разрабатывают. И это безумно дорого. И кто мы такие, чтобы лететь на семинар по программированию одежды, а прилететь вдруг сюда? Нееее, это бред!

– Вот и проверим, бред или не бред. Кучерявый продолжил свое движение по направлению к ближайшим видимым жилым домам и потащил на своей руке за собой не особо упирающуюся Светку. А она продолжала эмоционировать:

– Да Олег Павлович, да ну, не может такого быть! Ну не может! Потому что не может быть никогда!

Кучерявый не ответил и даже шага не убавил.

– Ну, почему мы не можем остановиться и спокойно поговорить обо всем? – блажила висящая на руке у Олега Светка.

– Потому, что не о чем тут разговаривать. Я хочу знать год, – и он потащил ее за собой дальше.

Шли они по тротуару вдоль дороги. Людей навстречу никого. Светка с трудом пыталась уложить в голове мысль про «другой год» и «провал во времени». И все равно в ее голове ничего не укладывалось.

Подошли вплотную к кварталу двухэтажных симпатичных домиков рядом с набережной. Домики аккуратно покрашенные, с высокими этажами, «сталинки», как она помнила из своего детства. Вокруг тополя, сирень и рябины. Зелено так. У каждого дома лавочки в тенечке. И у ближайшего к ним дома тоже, а на лавочке сидят две бабушки в платочках, словно со старинной картинки списанные.

Света осталась стоять в сторонке, а Олег решительно к ним подошел. И начал говорить на русском, потому что переводчик у него тоже не работал и он не мог вежливо обратиться к незнакомым людям, как положено в таких случаях, на общеземном эсперанто.

– Здравствуйте. Не подскажите, какое сегодня число?

Бабушки переглянулись между собой. И та, что поприветливее, ответила.

– 27 июля, голубь мой. Воскресенье. А ты что, с похмелья?

– Да, есть такое дело. А год не подскажите?

– Ну, ты видно крепко вчера вмазал. Да, с утра 1986-ой был.

– Какой?

– 86-ой!

И тут в разговор включилась вторая, гораздо более сердитая старушка.

– Ну ты и алкаш! Допился! А нацепил-то на себя что? Это у тебя что, рейтузы что-ли? Ты где такие штаны в облипку взял? У бабы что ли своей? А она у тебя ничего так, только тоже как басурманка одета, иностранка что ли? Ээээ! Стыдись! А то совсем сопьешься! Это же надо? Ну ладно в числах потерялся. А он даже год забыл! Маму твою как зовут, тоже забыл? Эээ!…

Олег дослушивать этот древний лавочный спич не стал и чуть не бегом от старушек припустил к Светке, которая все слышала. 1986-ой!!!! Это надо было переварить им обоим и они быстрыми шагами подались подальше от старушек. И только пройдя квартал, сели на уединенную лавочку в тенечке большего тополя. Солнце было в зените. Очень хотелось пить. И есть, кстати, хотелось тоже.

Они сидели на лавочке уже довольно дольно долго, когда Олег после всего этого продолжительного молчания констатировал:

– Одежда у нас для этого времени не подходящая. Поменять бы ее.

Светка пожала плечами.

– Не выйдет. Я в медиа-персоне. Мне, чтобы ее «переодеть», нужно домой попасть к себе, в наш 2050-тый. Или дождаться, когда тайминг кончится и «медийка» сама исчезнет. А кстати, под «медийкой» у меня одежда может и больше этому времени подходящая. Шаровары и тельняшка с длинным рукавом. На ногах тряпочные кеды. Если я шаровары подкатаю до коленки, совсем тут как своя буду. Такая баба с причала. А у вас, Олег Павлович? Одежда или «медийка»?

– У меня «медийка». И это странно, что она работает. Ничего не пашет, а она почему-то есть. Одежда под ней, да, тоже для этих мест сгодится. Штаны широкие, майка и рубашка. На ногах, правда, эластичные ортопедические скриты.

– Скриты, это те, что на мокасины без подошвы или на носки похожи? Ну, да. Местным смешно наверное будет, как мужик в носках по улице ходит. И когда у вас тайминг кончится?

– А у вас?

– Ну, я рассчитывала на семинар до вечера и на дорогу. Выставляла на восемнадцать часов работы. Только я не знаю, сколько мы уже здесь. Время навигатор показывал, а он молчит.

Светка непроизвольно погладила иллюзорную ткань своего костюма. И вздохнула, подумав о том, что будет, когда «медийка» с нее спадет. Тем временем, Кучерявый продолжал разговор:

– У меня больше. Придется легенду придумывать, чтобы тут «алкашом» не воспринимали.

– И что, какую «легенду»?

Светке почему-то совсем не хотелось в это вникать. Она явно расстроилась от мыслей про момент, когда «медийка» кончится. И ни о чем другом думать пока не могла. Она и не помнила уже, когда она среди людей без «медийки» появлялась. И остаться сейчас вдруг без нее, Светке было страшно.

Кучерявый, похоже, не замечал перемены ее настроения. И продолжал говорить:

– Можно представляться, что реально иностранцы, например. Как та бабулька про тебя сказала.

– Вряд ли прокатит. Сдадут нас в милицию без документов. И Светка вздохнула.

– Ну, сдадут, так сдадут. Может быть, так нас искать легче будет.

Кудрявый смотрел прямо перед собой, на море, которое виднелось через небольшой прибрежный парк.

– А вы думаете, нас будут искать? – с надеждой посмотрела на него Света. Он не повернул к ней лицо.

– Не знаю. Путешествия во времени не узаконены. Мне нужно подумать…. Интересно, где тут можно попить? Что думаешь? Есть идеи?

Он на нее, наконец, посмотрел и встретился с ней глазами.

– О, Великий Гудвин, наконец-то он начинает со мной советоваться и смотреть на меня, а не на море! Это прогресс! – съехидничала Светка.

И тут мимо них проехал пацан на велосипеде. И Светку словно кипятком обдало. Она ойкнула и отшатнулась! Она узнала мальчишку! Это был ее сосед по детству. Лешка, ну, как его? Да, вспомнила! Карпович! Она еще на него заглядывалась девочкой. Ну, вот всегда у нее была эта слабость к кудрявым. И у Алеши Карповича тоже были кудри.

Мальчишка уезжал от них, она смотрела ему в след до тех пор, пока он не скрылся между домами. И только в этот момент, когда он уехал, Светка по-настоящему поверила, что она действительно в прошлом. Каким бы невозможным это не казалось! И не просто в прошлом, а в своем собственном прошлом. На ОбьГЭСе, там, где она жила с папой и мамой в детстве.

Глава 5. Путь в родительскую квартиру

«Так я же тут все знаю!» – зажглось в мозгу у Светки. В ней словно энергия новая появилась. Она резко встала со скамейки и окликнула кучерявого, который изучал в этот момент пыль под своими собственными ногами и сидел на лавке, крепко задумавшись.

– Эй, подъем! – спешно сказала она Олегу, – Я знаю, где попить. Тут колонка уличная недалеко. И даже денег местных знаю, где взять!

– Откуда знаешь? – кучерявый не спешил вставать.

– Ну, знаю и все. Какая тебе разница? Ты пить хочешь? И я хочу. Пойдем.

На этот раз Олег спорить не стал. Как-то устало поднялся и они пошли по дорожке между домами. Светка точно помнила куда идти и сама себе удивлялась. Она думала, эти воспоминания детства давно похоронены внутри нее. Но, нет. Ноги сами вели ее куда нужно.

Она, как гончая, шла по следу своей памяти. И колонка оказалась ровно на том месте, как она помнила. Так волнительно и чудно было снова нажимать на тугой рычаг уличной колонки, немного поскальзываться на мокром вокруг нее, и, наклонившись, пить воду, ломящую холодом зубы, немного захлебываясь под сильной струей, брызгающей во все стороны.

А Олег еще и смешно отфыркивался, когда пил, словно он лошадь на водопое. Так смешно, что Светка даже от души расхохоталась, наверное первый раз за весь этот день. И назвала его вслух без отчества, Олегом, а он не возражал. И про то, что он пьет как лошадь, ему сказала. А он только улыбнулся. «Ну, лед тронулся», – подумала Света. «Можно теперь с этим воздушным маршалом как с человеком общаться».

Напившись и умывшись, кучерявый заговорил первым:

– Что ты там насчет местных денег говорила? У тебя что, план есть? Рассказывай, давай.

– Так мы уже точно «на ты»?

– Да рассказывай уже!

– Ну, ладно. У меня есть гипотеза, что это прошлое не какое-то случайное. Это мое прошлое. Я его помню. В 1986 году у моих родителей тут квартира в паре кварталов была. На Ветлужской. Если сегодня воскресенье, значит папа умотал к бабушке помогать с огородом. Мама или дома, или по магазинам ходит. А мы с братом или во дворе играем или в квартире. Я знаю, где у папы заначка. Если удастся попасть в квартиру, я ее стащу.

– Вот клептоманка-то! Никогда бы не подумал, но скажу, что это хорошо. А откуда ты знаешь про отцову заначку? Заначки это же вроде всегда дело тайное, нет?

– А для внимательного ребенка тайн в отчем доме нет. Ты разве не знал?

– Ну что ж. Ладно. Пошли на Ветлужскую или как ты там сказала.

И они пошли. Идти-то было всего ничего, минут двадцать спокойным детским шагом, как Светка помнила. А взрослыми шагами может и того меньше. Света шла и удивлялась, какое все реально маленькое. Маленькие жилые кирпичные трехэтажки, с маленькими окошечками в маленьких кухоньках и спальнях квартир. Балконные окна и двери немного шире, но тоже маленькие. Узенькие тротуарчики и дороги. Маленькие магазинчики. И ее маленькая школа номер сто двенадцать по пути. Ох, вот на нее было приятно посмотреть. «Сталинский ампир». Красивая, с высокими потолками внутри, большими окнами и массивными деревянными дверями, постройки пятидесятых годов двадцатого века. Потом уже в двухтысячных годах, ее обили как сарай пластиковыми панелями и расширили. Смотреть уже было не на что и Светка про нее давно не вспоминала. Может и нет ее давно уже в реале, про это тоже Светка была не в курсе.

И вот она опять перед ней, как в детстве. Голубым и белым покрашена. Большие деревянные окна, большое парадное крыльцо. Только входить как-то боязно и череда историй «оттуда» в висок долбится совсем некстати. Ну не готова Света во всех «подробных подробностях» столкнутся сию минуту с этим своим детским прошлым про школу. Может быть, как-нибудь потом, попозже. А сейчас, нужно переключиться, отвлечься, понять на что купить еду и где ночевать, что тоже не ясно! Так что школа – потом, потом, может быть! Светка только обернулась на нее еще раз, когда они мимо нее проходили. И все. Большего и не хотелось.

Дошли до домов побольше и поновее. Повернули за угол и вот она, картина маслом: единственная в то время девятиэтажка на Ветлужской. Стоит на огромном пустыре, в низине, узкая тропинка к ней идет через болотце, по деревянному настилу над большой трубой отопления. Слева притулился, почти вплотную к девятиэтажке, детский садик с кустами рябины на площадках для прогулок. Справа большая трансформаторная будка. Поодаль за девятиэтажкой небольшой заводской стадион и железнодорожная узкоколейка на склады соседнего завода. И все. Ни деревьев, ни кустов вокруг дома. Только болото с утками, лягушками и камышами!

До строительства этой девятиэтажки тут озеро было, потом осушили его часть, поставили большой панельный дом. Осушили, да не все. Получилась вокруг дома неглубокая заводь, больше на болотце похожая, чем на озеро. И, тем не менее, местные романтики, его озером называли. Ребятишки из округи по весне, когда воды побольше, на плотах по нему то и дело плавали. Получали, конечно, за это от родителей, когда с «озера» мокрыми по пояс приходили, но дух странствий неискореним и не убиваем. А еще в том «озере» мелкая рыбешка водилась, ее пацаны на прокорм местным котам ловили и для поставков папам подкидывали, для более серьезной рыбалки «на живца».

Была у дома и своя страшная история. Еще когда девятиэтажка строилась, в ней реально убили маленькую девочку. Маньяк какой-то, место-то подходящее, глухое, на отшибе. И соседи и дети потом многие годы эту историю рассказывали и фамилию этой девочке друг другу шепотом говорили: «Овечкина». Ужас, что такое. Кошмар. Спокойные очень времена на криминал были, а тут такое. Долго это в народной памяти сидело и изнутри многих часто будоражило.

И вот Светка опять тут. Как все иначе, когда смотришь на это взрослыми глазами! Ого! Пустырь такой огромный и заболоченный вокруг одного единственного дома. Ну, и пейзаж! Даже взрослыми глазами впечатляет. Днем все было просто серым и промышленным местом. А вот в сумерках и ночью, я помню, к дому всегда было идти жутковато. Особенно когда «Собаку Баскервилей» Конан-Дойля прочитала, на макулатуру купленную. Идешь в сумерках, вокруг болото и, кажется, вот– вот, эта собака залает, и прибежит прямо на тебя из ночи. А еще гадала, в каком месте дома, девочку все же убили…только бы не в нашей квартире! Только бы не в нашей! Эти мысли, помню, гнала от себя особенно тщательно. Но были они, были!

Как хорошо всегда становилось, когда дверь квартиры за мной закрывалась и я оказывалась рядом с отцом. Вот от кого в любом состоянии всегда исходило чувство защищенности и безопасности. И я думала, да, если бы маньяк или такая собака завелась, отец бы и ему и ей шею скрутил в один прием махом. «Не боииись, Светка, все решу!». Отец так никогда не говорил, он просто всегда так делал. Рядом с ним всегда было спокойно, даже если мать скандалила. От отца исходила ощутимая всем телом уверенность физически очень крепкого уравновешенного мужчины, защитника и бойца. Да, пожалуй после отца, Светка и не чувствовала такой защищенности ни с кем. Как ему это удавалась, когда от матери постоянно исходила угроза получить табуреткой в спину, Светка даже взрослая так и не поняла.

Они с Олегом уже подходили к дому 22а, как Светка вдруг почувствовала сильную усталость во всем теле. Захотелось сесть, прямо тут, на трубу с отмостками и больше никуда не идти. А еще лучше, просто очнутся у себя дома в 2050 году. Ох, такое знакомое Светкино ощущение. Упадок сил на сильных эмоциях.

Слишком много впечатлений! Слишком много противоречивых впечатлений и воспоминаний явно создавали психическую перегрузку. Слишком много и разом! И ГЭС, и школа, и колонка, и Лешка на велосипеде, прямо голова пухнет! Как же это все сложно, когда так подробно по волнам своей памяти идешь! Тьфу! Морок!!!!

Светка потерла руками лицо, пытаясь отогнать лишние сейчас воспоминания об отце и матери. Но, даже усилием воли переключившись на просто рассматривание пейзажа, даже вроде перестав думать в своей голове словами, Светка чувствовала, что по мере приближения к девятиэтажке настроение испортилось напрочь и энергия из тела ушла.

Воспоминания теснились внутри Светки. Часть из них она прогоняла, пыталась не думать, не называть, не вспоминать подробно, но и тех, что беспрерывно и навязчиво пролезали ей в голову вполне хватало, чтобы раздавить кого угодно. Не только приятное и прекрасное, что было с ней в этой девятиэтажке посреди пустыря с болотом, которое по весне и во время дождей превращалось в озерцо. И про которое родители шутили, что у них «дом на озере». Но и многие горькие подробности жизни их семьи, о которых ей бы хотелось навсегда забыть, опять перед ней стояли во всей эмоциональной и реально видимой глазу «красе».

И, если ее предположения про то, что это именно ее прошлое, верны, то если туда пойдет прямо сейчас, она опять встретится со своим детским миром лицом к лицу. Вживую столкнется со своим реальным прошлым, не смягченным никакими детскими розовыми очками. Ах, черт! Ну, зачем все так?! Запал Светкиной энергии испарился. Светка сидела на трубе и не хотела вставать, стала ныть и жаловаться Олегу, что устала и совсем не может идти. Кучерявый взял ее под руку и молчком, чуть ли не силой потащил ее за собой.

В какой-то момент все яркие ощущения последнего часа внутри Светки будто выключились. Навалилась апатия. Угол ее обзора сузился до руки Олега, на которой она почти висела и до пыльной дорожки под ее ногами. Был ли кто-то во дворе? Встретили ли они кого по дороге? Она не заметила. «Что воля, что не воля, все равно!».

Когда подошли к первому подъезду, Светка плюхнулась на лавочку у подъезда и сказала, что не знает, что дальше делать. Кучерявый предложил обсудить ей все вместе. Светка с трудом преодолев некоторый ступор, сказала: «Ладно». И он стал ее расспрашивать.

– Какая у них квартира?

– Номер один.

– Да ладно! Кто живет в квартире номер один?! Во все времена там либо дворницкая, либо ЖЭУ.

– А у нас вот, квартира номер один. И вот наши окна на первом этаже.

Помолчали. Светка шарила по двору глазами, все думала, вдруг она увидит среди детей на их любимом месте, у трансформаторной будки, себя или брата. Но, нет.

Там была только «колечная Вичка», как ее называли во дворе. У Вички отсутствовал локтевой сустав на правой руке. Она такая родилась, потому что мама ее крепко пила, и, не трезвея даже на день, рожала одного ребенка за другим. У Вички в семье было уже два брата и еще одна сестра, тоже с разной степенью инвалидности. Но, мамаша ее и не собиралась на этом останавливаться.

Светка смотрела, как Вичка играет в мяч, кидая его в стенку трансформаторной будки и ловко ловя его неподвижной правой рукой, которая в локте не сгибалась и не разгибалась, а всегда была в одном положении согнута в локте на 30 градусов. У Светки сжалось сердце. Она и в детстве Вичке очень сочувствовала, а сейчас и вовсе на нее без слез смотреть не могла. Отвернулась.

Вичка была хорошая. Никогда не обижала маленьких и избегала ссор и драк во дворе. Только из-за ее семьи и скудного словестного запаса, с ней почти не играли дети. Им было с ней скучно. Она в свои десять лет была развитием как пятилетка. Хорошая, добрая, но пятилетка. И сверстники ее сторонились, а малыши любили. Так что второй любимой игрой Вички, после игры в пристенок, была песочница, где она возилась с малышами и их игрушками, потому что со своими игрушками у нее дома было туго. Светка хоть и отвернулась, что бы носом не захлюпать, но слышала стук мяча о стенку и боялась уже в серьез того, что может и умом поехать от всей этой реальности прошлого.

Олег на это смотрел, смотрел. А потом взял ее за руку и сказал:

– Так, слушай сюда. Смотри мне в глаза. Нам нужны деньги. Хочется есть. Соберись. Как ты собиралась их достать?

– Я не знаю. Я думала, что по пути придумаю. А теперь я не хочу туда идти.

– И чего ты там боишься?

– Ничего. Просто не хочу и все.

– Ну, давай еще посидим. Когда проголодаемся еще сильнее, появятся идеи. Хотя у меня уже есть одна. Давай, скажи мне, где заначка, я сам ее достану. А ты тут посидишь.

– Ты не найдешь. Она в прихожей за плинтусом. Там надо знать, где именно он легко отходит от стены. Это совсем узенькое место. И мне тебе не объяснить, потому что, потому …, – попыталась что-то возражать Светка. На что Олег твердо сказал:

– Нарисуй план прихожей на земле, я соображу.

Светка представила себе, как чужой человек входит в их квартиру и шарит по прихожей. Ну, уж нет. Если брать отцовы деньги, то только ей, а не кому-то «не пойми кому».

– Я сама пойду. Ничего тебе там делать. Это мой дом.

– Ну, иди тогда! Чего сидишь? Иди!

– Ну, и пойду! – сказала Светка и пошла в подъезд и вовсе без всякого плана в голове.

Подъезд был свежеокрашенный, чистенький. Ящики почтовые по линеечке, голубые, аккуратные, без замков. Двери лифта пахнут новьём. Совсем не такой подъезд, каким он ей помнился в годы попозже, в перестройку– перестрелку. Двери все тоненькие, чуть ли не картонные, замки символические. Не боялись тогда ничего люди. Какие двери строители поставили в квартиры, те и стояли. Даже замки многие не меняли. И никаких подъездных перегородок, тамбуров и железных дверей с засовами изнутри.

С трепетом она подошла к двери с номером один. Толкнула ее рукой наобум, а она оказалась незапертой. Вот же, сколько мать ее ругала, что двери по деревенской привычке нараспашку, а ведь все равно не закрывала ни она, ни брат! Для приличия Светка постучалась и услышала детские шаги в прихожей. Ей открыл мальчик, лет восьми. Брат. Виталька. Маленький, худенький, глаза темные вишни в пол-лица. И тут же сообщил:

– А родителей дома нету. Вы тетя к кому?

– Я с твоей мамой вместе работаю. Телефона у вас нет, можно я ей записку напишу. По работе к завтрему очень надо. Только у меня бумаги и ручки нет. Дашь?

– Проходите в коридор. Я вам сейчас из тетрадки Светкиной вырву. Сейчас!

И братец побежал в комнату, а Светка стала шарить за плинтусом и тут же нашла, несколько рублевых и трехрублевых бумажек. Да, не густая была у отца заначка. Но и то хлеб. Как только она выпрямилась, вбежал Виталька с листочком в клеточку и шариковой ручкой. Господи, какая все же древность! Светка взяла в руки листок в клеточку и ручку, подержала, соображая, что же написать. И ничего не придумала.

– Знаешь что, малыш. Я передумала. Не буду маму твою дергать в выходной. Завтра на работе все решим. Если родители будут спрашивать, скажи что тетя Лена заходила просто так, повидаться. И все, ладно?

– Ладно.

«Ох, какой же брат все же худенький! Прямо тростиночка! Весь в материнскую породу. А мне в детстве так не казалось». И тут Светке неумолимо захотелось взглянуть на квартиру, которая ей уже много лет снится иногда. Мысль, что сказать брату пришла мгновенно:

– Можно, я на шторы посмотрю в комнатах, а? Разреши, пожалуйста, очень надо. Можно?

– Да, смотрите. А вам зачем?

– У меня знакомая должна привезти ткань портьерную из Прибалтики. Мне одной много, подумалось вот, какие у вас шторы? Может матери твоей предложить?

И с этими словами она прошла сначала в зал их двухкомнатной квартиры. Там стоял раскладывающийся диван, на котором спали родители. Большой обеденный стол со стульями, который родители использовали как письменный и на гипотетический «случай гостей для праздничных обедов и ужинов», которых в их квартире отродясь не было, потому что мать гостей не жаловала. Еще был книжный шкаф, шифоньер для одежды, тумба маминой швейной машинки и тумбочка с телевизором. На полу дорожка ковровая: красное поле, с зелеными полосами по бокам. Не уютно. Ремонт свежий еще, но от застройщика, без затей. Мебель старая и в разнобой. Зато книг и тетрадей с записями у обоих родителей много. Инженеры оба. Мать математик и программист. Отец инженер механик, наладчик холодильных установок для промышленных компьютеров. Куча грамот и благодарностей «за добросовестный труд» у обоих. А еще и грамоты за рацпредложения и за всякие мелкие изобретения по работе у отца.

Работали они много, даже дома, когда не ругались. И на шифоньере книги стояли и лежали в несколько рядов. И на полу еще немного. Она взяла в руки первую попавшуюся отцовскую тетрадь. Полистала ее. Там были какие-то чертежи от руки и математические выкладки. Ничего в этом не поняв, поставила на место. Виталька стоял рядом и внимательно на нее смотрел. Просто чтобы что-то сказать, она сказала:

– Не, не нужны твоей матери шторы. В зале, по крайней мере, точно не нужны. И так вполне хорошие тут висят. Белые, в рубчик поперечный, с серо-голубыми мелкими цветами, ничего так, модно. Вполне. Ладно, давай детскую посмотрим.

Виталька кивнул и хвостиком за ней пошел в детскую спальню. Тут тоже все просто. Две кровати у противоположных стен для Светки и брата. У окна письменный стол. На противоположной от окна стене полки для книг, от пола до потолка. На кривеньком паркете палас серый с разноцветными мелкими крапинками. Рядом с кроватью брата доска на стене, в кармашке доски мел. Брат еще в школу не ходит, а мать его уже на доске буквы писать учит. Со Светкой она так не занималась. Еще, ниша в стене с дверью, там вешалки для одежды. Дверь ниши как всегда открыта. Одежды детской немного у обоих. А на полу ниши старые толстые журналы стопками. Такая вот «Наука и жизнь» во всех комнатах.

И Света только взглянув на эту нишу вспомнила, что там жили мыши и по ночам шуршали. Никто их не боялся, но иногда они так противно грызли и возились в тишине ночи, что совершенно невозможно было уснуть. Они жрали старые журналы «Наука и техника», «Клуб путешественников», «Иностранная литература». И не только жрали, разрывая на мелкие кусочки то, что не проглотили, но и гадили там же. Вот в чем была основная противность от мышей. Периодически обгрызенные и загаженные журналы выкидывались, и их место занимали прочитанные новые журналы. Если бы не мыши, квартира бы уже давно заросла этими журналами, как она заросла книгами и рабочими тетрадями родителей. Поэтому может и хорошо, что выводить мышей в квартире было бесполезно. Много раз пробовали, но это же первый этаж. И мыши всегда снова приходили из подвала. Ровно так же, как сверчки, которые жили у батареи за холодильником на кухне. И упоительно пели почти каждый вечер, словно семья снова жила в частном доме в поселке, где за печкой тоже жил сверчок.

Не забывая свою легенду про «шторы», Света снова похвалила для брата шторы и в детской. При чем, совершенно искренне. Они ей всегда нравились. Мать сделала их из двух тончайших шелковых японских покрывал, просто пришив к ним петельки для гардин. Шторы были изумительные, ярко желтые. Шелк блестел и был, пожалуй, самым дорогим по деньгам и художественной ценности предметом во всей квартире. Где их взяла мать, Светке было совершенно неведомо. Но, она подолгу смотрела в детстве на эти шторы, любовалась ими и днем и ночью, когда ей было нечего делать или просто хотелось смотреть на что-то красивое.

– Восхитительные шторы! – вслух сказала Света, даже не брату, а просто от полноты чувств и самой себе.

На кухню она не пошла. Зачем? Ей и так было через край эмоций, а все, что было на кухне, она и так помнила в мельчайших подробностях. Кухня 6 квадратных метров. Холодильник у окна. Плита «Горение» с крышкой. Стол – тумба для посуды, муки, круп, сахара и специй. Один навесной шкафчик для кастрюль. Над раковиной железная сушилка для посуды, под раковиной мусорное ведро. В простенке от двери до раковины железные навесные полки для всякой всячины. Малюсенький, со столешницей 50 на 50 сантиметров, столик вплотную к стене ближе к окну и три табуретки. Из-за размеров этого столика семья никогда не ела вся вместе, ибо просто негде. Ели все по очереди. И мать всех выгоняла с кухни, когда готовила. Шторы там висели никакие, старые, серые, льняные, застиранные, вылинявшие. Чего там смотреть?

Кухня для Светки в этой квартире была местом не любимым. В основном их-за матери. Мать часто раздражалась, когда Светка приходила на кухню. Видимо матери нужен был свой угол в маленькой квартире и чтобы там никто рядом с ней штаны не просиживал. Мешали ей там все, даже отец. А однажды, в обострение их конфликтов с отцом, когда Светка зашла на кухню воды попить и повернулась к матери спиной, в нее прилетела табуретка. От неожиданности больно не было, так, синяк на спине, но было страшно и обидно. Больше Светка к матери спиной старалась не поворачиваться. Дети быстро учатся, особенно когда чувствуют опасность.

На самом деле, что мать больна, Светка и маленькая догадывалась. Только один отец никак не хотел верить, что у матери что-то не то с психикой. Всегда ее оправдывал какими– то обстоятельствами, причинами всякими, почему она так нервничает. Хотя она на самом деле была больна и ее бы к психиатру показать уже тогда, когда она начала внезапно кидаться в Светку всякими предметами, но отец так до самой своей смерти и не поверил, что мать не в себе. Любил. Спрашивал, чем Светка ее так разозлила. А на самом деле материнские странности всегда проявлялись внезапно и без особой причины. И хуже всего было осенью и весной.

В общем, нет, нет и нет. На эту кухню смотреть, Светка сейчас не пойдет. Ни ногой! Ничего хорошего о той кухне в воспоминаниях не было. Да и просто у входной двери в эту кухню постоять, Светке хватило! Вон сколько позабытого неприятного в голове разом всколыхнулась. Вот же, черт!

Она резко развернулась на пятках, и решительно направилась к выходу из квартиры. На ходу, бросив маленькому брату:

– Ладно, все понятно! Ну, я пойду. А двери на замок закрой за мной, чай не в деревне все же!

Малыш кивнул и Светка выскочила на лестничную клетку, как ошпаренная. Вышла из подъезда. Села на лавку и разрыдалась. Брата похоронили всего года два назад. А тут он опять маленький…ох. Тяжело. Олег будто и внимания не обратил на ее слезы. Сразу к ней придвинулся и полушепотом спросил:

– Ну, как? Достала? Сколько?

Она кивнула и шмыгнула носом.

– Не много. А что шепчешь-то? – тоже шепотом его спросила, вытирая глаза.

– Да не знаю, – уже нормальным голосом отозвался Олег. – Все посмотрела? Во все комнаты зашла, – без вопроса сказал он.

Потом через паузу добавил:

– Долго тебя не было.

– Да уж. Зашла! И чего это «долго?». Можно подумать, там Версаль, долго в нем ходить?

Светка про кухню, что не заходила, решила ничего не говорить, а то опять разреветься, а это ни к чему.

– Долго, долго, уж мне поверь! Я в окошко смотрел. Извини, не утерпел. Окна низко довольно. Там у вас все книгами и тетрадями завалено. У тебя родители кем были, что макулатуры столько в доме?

– Советскими инженерами.

– А, ну понятно. Пойдем отсюда. Я по пути кулинарию видел. Поедим.

Светка выдохнула с усилием. Помахала себе на глаза руками. Еще раз выдохнула и поднялась. Правда, лучше прямо сейчас уйти, а то она так и будет рыдать на этой скамейке, под окнами нелюбимой родительской квартиры. «Ох, не для слабонервных такие путешествия в прошлое. Правильно, что они не законны! И пусть такими и остаются!»

И Светка поплелась за Олегом снова по дорожке, через пустырь и болотце. А там в камышах лягушки квакали, а еще и утки дикие плавали с утятами. «Вот надо же, – подумала Светка, – а про утят то я совсем забыла!»

Чем дальше они отходили от Ветлужской 22а, тем легче ей становилось. «Ну, надо же, как у меня в этом возрасте было все неспокойно оказывается», – думала Светка. «Я и забыла совсем. А тут все ощущения опять нахлынули, только мельком на квартиру и брата посмотрела, а плющит и таращит до сих пор».

Да и правду сказать, сложный тогда в семье был период. Мать тогда болеть начала с головой и на Светке все время срывалась, как на старшей и как на «бабушкиной дочке». Конфликт у матери с бабушкой был вечный и вялотекущий, а Светке доставалось, потому что мать бабушку достать не могла. Не та весовая категория силы, с бабушкой тягаться. А тут Светка и лицом и повадкой вся в бабулю. Ну и отыгрывалась мать на дочке. А сына заласкивала.

Светке было обидно, ей тоже хотелось, чтобы мать ее любила. А мать как будто этого и не понимала совсем, не замечала. Отец погуливал. Мать ревновала страшно и вечер через вечер в доме скандал был, и стулья по дому летали только так. Страшно детям. Хотя родители все время им говорили, что «идите в свою комнату и не высовывайтесь», и «не детского ума это дело» и «вам беспокоится не о чем», «покричим и помиримся, не суйтесь!». А тревожно было, жуть.

Пока семья жила с бабушкой в поселке, никогда такого не было. А тут папе квартиру дали, как ведущему специалисту, мать обрадовалась, что одна хозяйка в доме будет и понеслось. И хозяйка она оказалась никакая, и только за сыном привыкла смотреть, и отца, в отличие от бабушки, за холку держать не умела от всяких глупостей. Без бабули вся семья получилась, как беспризорники. Черт побери, вспоминать такое горько.

Тем временем, крутя в голове все это прошлое, Света на автомате плелась за Олегом. За всеми тяжелыми мыслями, она и не заметила, как они подошли к подвальчику с большой вывеской «Кулинария».

Глава 6. Еда в советской кулинарии. Расспросы в автобусе. И «он завис».

– Сколько у тебя денег? – спросил Олег, когда они спустились по ступенькам в «Кулинарию» и встали у стеклянной старинной витрины. Светка вытащила деньги, пересчитала. Оказалось – семь рублей.

– «На поесть» точно хватит. Целых семь рублей!

– Ну давай смотреть, что тут есть.

И он уставился на витрину, которая была разделена на два прилавка со стеклом. На одном по эмалированным ванночкам были разложены два вида котлет, картофельное пюре, тушеная капуста, блины стопкой и сырники. На другом стояли торты и пирожные нескольких видов: эклеры, бисквитные с цветочками из разноцветного масла и ровненькие «картошки» с масляной «птичкой» на верхушке у каждого. Светкины любимые. Вот их, да с лимонадом «Крем-сода», вот это праздник души и тела!

Ассортимент не великий, но выглядит все аппетитно и свежо. Продавщица, толстая тетка в белом фартуке и накрахмаленном кружевном «чепце», приколотом к ее рыжей химии невидимками с обеих сторон, по моде всех буфетчиц Советского Союза. Она посмотрела на них несколько недоверчиво. Приняла их за иностранцев видно. Но, когда Светка заговорила совсем без акцента, немного расслабилась. Свои, просто сильно малахольные, додики, таких в соседнем Академгородке много. Подумала наверное: «Видать оттуда». И дальше общалась с ними уже без всякого интереса и эмоций.

Еды они взяли по простому: пюре с котлетой каждому. Олег взял себе два эклера и чай, а Светка на десерт естественно свою детскую радость, пирожное «Картошка» и лимонад. Давно забытый вкус! И правда, очень вкусно. Химии в еде никакой. Светка уронила на кафельный пол часть котлеты. Проводила этот кусок взглядом с сожалением, а потом что бы под ногами не путался, еще и запнула его ногой в дальний угол. Олег на это никак не отреагировал. А Светка подумала: «Эх, такая неловкая! Все по-прежнему, и на пол крошу также».

Все и правда было как в детстве, когда она тут пирожные после школы покупала. И плитка на полу та же, серая выщербленная и в трещинку. Она в детстве ей не нравилась, казалось старой, требующей замены, а сейчас почему-то такой прекрасной показалась, родной, что просто удивительно.

Только кусок котлеты было немного жалко. Котлета была вкусная. А денег на все про все потратили два рубля сорок три копейки. Бюджетненько. Светка уже и забыла, что семь рублей – это совсем немаленькие деньги по этим временам. Хотя «Кулинария» всегда была дороже, чем любая столовка. Но, дешевле, чем ресторан. На семь рублей и в ресторане можно было погулять целый вечер и даже с пивом. Только это сейчас не про их честь. А напиться бы сейчас до поросячьего визгу, совсем бы не помешало. Хоть расслабилась бы. Только в эту сторону Светка, спохватившись, думать себе запретила. Эх.

Они ели молча. Стоя за одним из трех высоких столиков заведения. И глядя через утопленное в землю окно на ноги проходящих мимо кулинарии людей. Олег ел очень сосредоточенно. А Светка все шарила взглядом по сторонам.

Народу в «Кулинарии» считай, не было. Выходной. Только за тортом, внуку на день рожденья, бабулька какая-то зашла. Они с продавщицей как старые знакомые потрещали про этот день рожденья. И все. Старушка взяла торт и лимонада три бутылки и ушла. И продавщица тоже ушла во внутренние помещения кулинарии и только гремела оттуда какими-то толи ведрами, толи тазами, толи поддонами. Сообщая, что она на рабочем месте вообще-то, работает. Так что ели Света с Олегом «без особого пригляду».

После еды Олег стал искать глазами туалет, что Свете тоже давно было нужно и она его движение поняла, как ей показалась, без слов. Но в «Кулинарии» туалета не было. О чем она ему и сказала. Выхода было только три. Кусты, что прямо скажем не здорово. Ресторанчик через дорогу от кулинарии и напротив кинотеатра «Волна» или уборные самого кинотеатра. О чем Светка Олегу тут же и сообщила. Решили идти в кинотеатр. Там проще всего. В выходные на дневные сеансы людей много, туалеты всегда открыты и никто не остановит. В общем, разобрались с этим вопросом они без приключений. Но, что делать дальше?

– Где будем ночевать? Вот у меня какой вопрос к тебе Света! – сказал Олег, когда они не зная куда идти, просто сели на лавку у кинотеатра и уставились на вручную намалеванную афишу фильма «Спортлотто-82».

– А как ты думаешь, нас ищут? Может нам вернутся на место высадки? – перевела она тему на другое.

– Наверное ищут, – Олег неуверенно кивнул, – это сейчас не очень важно. Если нас ищут, то найдут где угодно. А нам нужно позаботиться о ночлеге. Может в квартиру к родителям твоим вернемся? Придумаем что-нибудь. Попросимся.

– Нет. Чего мы придумаем? Мать не обрадуется чужим. Виталя сразу скажет: «А эта тетя уже приходила и маминой сослуживицей представлялась» и как потом объясняться? Нет, это не вариант.

– А куда тогда? Это же твое прошлое. Соображай!

– Я пытаюсь… А, кстати, Олег, а твое прошлое, когда и где было?

– Я москвич. Потомственный. Мое прошлое рядом с ВДНХ. Но, примерно в те же годы.

– Так мы ровесники? Вот не ожидала! Я думала ты сильно младше.

– С чего это вдруг «сильно младше»?

– Ну, так… мои ровесники обычно по последнему писку моды свою медиа-персону не одевают. Брюки у тебя и правда, как местные бабкины рейтузы. Такое без брезгливой дрожи только молодежь наша тамошняя может носить. У моих ровесников вкус все же менее продвинутый.

– Да дались вам всем эти брюки! Под ними же у меня нормальные широкие штаны, а современный дресскод воздушных маршалов соблюдать надо. Чего улыбаешься? Чем ты так вдруг стала довольна? Мы в прошлом с тобой застряли и нам ночевать негде! Чему тут улыбаться?

– Да так. Я малость напрягалась, на тему как я тебе покажусь, когда медийка кончится. А теперь нормально, ты тоже не мальчик и совсем не к поцелуям манящий. Нормально.

– Не понимаю тебя. – Олег насупился. Видать фраза про «к поцелуям не манящий» ему по гордости мужской чиркнула. И это Светку насмешило еще больше. Еле сдерживаясь, что бы ему в лицо не рассмеяться, она отреагировала мгновенно:

– Да, ладно. Все ты понимаешь! – зажала себе рот рукой, чтобы еще чего не брякнуть и в кулак уже досмеялась.

– Не важно! – повысил голос Олег, – Вот совсем сейчас «по барабану» все твои намеки, телячьи глупости и бабские заморочки. Где ночевать будем, придумай!

Светка уже просмеялась и немного покашляла, чтобы серьезность восстановить свою. И уже спокойным голосом сказала:

– Придумала я уже все. К бабушке моей поедем. В мой детский рай. Вон, видишь остановка? Там сядем на автобусе номер 23 до Академа. И дальше на автобусе 109 до поселка Геологов.

– А денег-то нам так далеко хватит?

– А ты точно мне ровесник, а? Совсем расценок местных не припоминаешь? Шесть копеек билет на автобус! Еще и продуктов бабуле купим, чтобы не с пустыми руками явится. У нее дом большой. Три спальни, зал, кухня и веранда летняя, где тоже спать можно. Все сейчас пустое. А что сказать, я по дороге придумаю. Бабуля у меня мировая. Нас точно на улицу не выгонит. Поживем пока у нее. А дальше видно будет.

Олег встал и указал руками в сторону остановки. Без слов, одними глазами говоря: «Ну, так что? Чего сидим? Кого ждем? В путь!». И не дожидаясь пока Светка поднимется с лавки, направился к остановке автобуса. А она пошла за ним. И еще и подумала, «Ишь какой! Прошлое мое, а он везде вперед меня норовит побежать! Ну, что за человек?!».

Впереди, через дорогу виднелся запыленный, покрашенный мутно оранжевым, железный навес с двумя стенками, железной лавкой и крышей. Остановка автобуса 23 и 45. И нужный им 23-тий подошел неожиданно быстро. Пришлось даже немного пробежаться через дорогу. Они заскочили в задние двери. Автобус сразу тронулся.

Свободных мест было полно, сели в самую середку автобуса. Светка у окна, кучерявый рядом. Она выдала ему мелочь и он сходил, бросил 12 копеек в кассу и открутил два билета. Вернулся, сел, сказал ей: «Ничего себе, как трясет и шумно! Я совсем это забыл». И они поехали снова по направлению к ГЭС, туда, откуда пришли в обед.

Солнце клонилось уже к вечеру, небо и море в окошке было такое красивое, а в автобусе было так с непривычки жарко и с непривычки оглушительно шумно от работы двигателя, шума колес и дребезжание дверей, от звуков дороги несущихся в открытые форточки салона. Так непривычно, после кондиционера и тишины машин другого времени, что они несколько минут не проронили ни слова. Осматривались, озирались, ощущали, привыкали, после комфортных машин их времени, этот антикварный шум и вибрации, а еще запахи бензина и дыма от папирос водителя! Боже мой, дыма папирос! Боже, как же чудесно все пахнет, после всей этой стерильности пассажирских летающих модулей.

Мимо проплывали незабываемые места Светкиного детства. Да еще и с внутренними подробностями и смыслами, про которые она совсем забыла. Автобус долго ехал по дамбе ГЭС и Светка, не отрываясь, смотрела на «Обское море». Потом они поехали по старому мосту над шлюзом. И тут ее снова нагнали не самые приятные чувства.

Светка моста над Шлюзом всегда боялась, после того, как однажды они писали изложение в школе на тему подвига советского спортсмена, олимпийского чемпиона, который спасал людей из упавшего с такого же моста в воду автобуса. Нырял в холодную воду до тех пор, пока не вытащил всех. И заплатил за это потерей здоровья и спортивной карьерой. Когда она писала изложение об этом подвиге, она живо себе представила именно их мост над шлюзом и как туда падает автобус 23. Представляла себя в этом автобусе и уже не могла от этой фантазии отделаться.

Каждый раз боялась, когда ехала через шлюз. Каждый раз искала глазами запасные выходы, молоточки для разбивания окна, инструкции про «в случае аварии выдавить стекло». И представляла себе, как вдохнет перед погружением в холодную воду последний раз и очень глубоко. Чуть не наяву видела, как салон автобуса наполняется водой до самой крыши. Как люди кричат и мечутся в панике. А когда автобус затонет, она попытается выбить стекло ногами. И если получится, вытолкнет еще кого-то из этой ловушки. Но, это если хватит сил. Если хватит сил… И вот, этот забытый страх детства снова вернулся, когда они ехали через шлюз. Светка оцепенела. Какой же все-таки страшный мост. Как высоко падать с него любой машине на дно глубокого шлюза. Ужас. В детстве она верила, что все же спасется, хотя и пострадает. А сейчас, сейчас…нет. Уже старая, веры в силы своего тела никакой. Зато ужас, что рядом могут погибнуть молодые люди, просто парализующий.

Кучерявый, наконец, обратил внимание на то, что Светка сжала руки на коленях до побеления пальцев, сидит окаменевшая вся и почти не дышит, и начал ее дергать за локоть и пытаться разговорить. Под неподвижностью ее он подозревал тревогу или чего похуже. А то кто ее знает, может ее там под «медийкой» инфаркт хватил и что он тогда будет делать?

– Светлана Анатольевна, вы себя хорошо чувствуете? Что с вами?

– Нет, ничего. Сейчас пройдет. Просто вспомнилось тут. Сейчас пройдет.

– Что вспомнилось?

– Да, так. Ничего. Личное.

– Вы точно нормально себя чувствуете? Может вам таблетку?

– Какую еще таблетку? У вас что, таблетки есть?

– НЗ. Неприкосновенный запас, есть с собой. Несколько штук. И биовещества и нанороботы, для жизненно важных органов. В кармане на всякий случай. Для себя. Как вы изволили заметить, я же тоже «уже не мальчик».

– Не, не надо. Уже почти прошло.

– Как скажете. Скрытная вы все-таки дама, Светлана Анатольевна. И вроде болтаете много, а ничего действительно важного из вас не вытянуть.

– Это вы о чем? Что действительно важное? – удивилась Светка.

– О чем, о чем??? О реальном самочувствии вашем, о чем!

– А что про него болтать? Скоро «медийка» свалится и все мое самочувствие будет, что называется на лицо. Подождите немного.

И она отвернулась к окну. И подумала: «Вот врун, самочувствие его мое якобы волнует. За свою задницу поди испугался, что бабка кони бросит в неудавшейся экскурсии конторы, а ему отвечать придется как представителю компании. Вон, глаза так и бегают, когда на меня смотрит. Да, пошел он». И Светка привычно прикрыла свою тревогу и испуг гневом, и снова почувствовала в себе прилив сил. И мысли ее в голове снова зашевелились: «И чего это он опять на Вы перешел? Хотя и она тоже. Из-за ее переживаний что ли опять дистанция между ними? И что она такого сделала, что он ее снова по Имени Отчеству? Да, наплевать!». Выяснять все это прямо сейчас ей не хотелось.

Ехать было еще далеко. И Светка стала смотреть в окно. Кучерявого это явно не устроило. И он взялся за ее запястье, привлекая ее внимание снова. Видимо, не совсем ей поверил про «все уже прошло» и хотел контролировать ее состояние, толи пульс щупал, толи разговор продолжить хотел, чтобы по голосу и адекватности в ответах понять, что там с нею. Вот гусь, но надо отдать ему должное, когда хотел, он мог увлечь беседой женщину.

– Светлана Анатольевна, а чем занимались ваши родители?

– В смысле? Я же сказала, инженерами были. Покосилась на него Света.

– Чем конкретно на работе занимались?

– А вам зачем?

– Разговор поддержать. В окошке смотреть нечего: дорога, лес, дома. Все типовое. Вот, и спросил. От скуки. Я, конечно, понимаю, что вам тут интересно. У вас все родное. Но, взгляните на это моими глазами. Типичный сибирский городок. Даже не город, а какой-то поселок городского типа в лесу и рядом с водохранилищем. Я таких в молодости видел перевидел. Если откровенно, ничего интересного.

– Вам после вашей «типа столицы» не интересно?

Светка поджала губы и вслух ничего не сказала, но подумала: «Ишь, не интересно ему! Да что б ты понимал, это же Академ! Центр сибирской науки! Тут айкью на квадратный километр больше, чем где-либо в мире и в эти времена, и во все последующие. Тут колыбель многого, чем ты сейчас пользуешься в жизни, «морда» ты «медийная». Ему не интересно, видите ли!».

Кучерявый словно и не заметил гневно выпрямившуюся Светкину спину, и бодро продолжил:

– Ну, что-то вроде того. Так, где работали ваши родители?

Светка вздохнула. Ну, хочет мужик поговорить, ладно. Не часто он хочет. Поговорим. И Светка показала рукой в окно:

– Вон, видишь большое здание? Это НИИ СИСТЕМ. Тут мама программистом работает, то есть работала. Она пишет, то есть писала программы для большой ЭВМ в несколько этажей. У нас дома всегда было полно «распечаток», такой длинной как обои бумаги с нолями и единичками. И еще перфокарт картонных с дырочками в промежутках между теми же единичками и нулями на них напечатанными. И как мы только эту бумагу и картон не использовали! Бумага была отличного качества. Белая, ровная, с круглыми аккуратными дырочками по обоим краям. На задней стороне можно было рисовать и писать бесконечно. Представь, какие длинные можно было делать рисунки, если у тебя под рукой метров пятнадцать белейшей бумаги?

Ну, я и рисовала на ней целые панорамы и бесконечные сюжеты один за другим. После такого поля для творчества, альбомного листа А4 всегда было мало. Формат А4 просто клочок жалкий, по сравнению с той бумагой для ЭВМ. А из перфокарт, кстати, отлично было клеить поделки. Тонкий и прочный картон, правда в некоторых местах кучно в прямоугольную дырочку, но это тоже прикольно бывало. Клеишь какой-нибудь домик из картона, а на нем рисунок из дырочек, забавно.

А еще мама нам записки на кухонном столе на перфокартах оставляла. Все эти унылые напоминалки: «Купите хлеба, деньги под запиской», «Суп в холодильнике» или «Винегрет в синей кастрюле». Или «Тыквенная каша под одеялом на кухонном столе». Это она в основном для брата младшего в его школьные годы писала. Я и так найду. А у него, как у всех мужчин, поломка бытовой ориентации в домашнем пространстве. Ни носки свои на полке сам найти не может, ни еду в кастрюле или холодильнике. И у отца так же. Вечно их «собирать» и им «накрывать на стол» приходилось, сами не управятся, так и будут голодные сидеть или в грязных носках из дома уйдут.

Кучерявый кивнул, и усмехнулся.

– Знакомо. А мама не говорила, какие именно программы писала?

– Может и говорила, да я что понимала то? Один раз только помню, она особенно серьезная и задумчивая дома ходила и все в тетрадку какие-то пометки делала. Отец спросил, о чем она думает. А она сказала, что оборонный заказ в институт поступил. Толи траектории каких-то ракет, толи разведывательных спутников, они там рассчитать должны были. Не помню. Помню, что мама на работе задерживалась в то время часто, это да. И папа за ней на наших зеленых жигулях ездил к институту, чтобы она с работы затемно одна не ходила и на остановке долго не ждала автобус. А нам с братом все повторял: «Потерпеть нужно. Оборонный заказ. Сделают и мать дома будет чаще». Хотя, какой с нее дома толк, что она будет чаще? Все равно, думает все время о чем-то, как ни здесь. То с отцом поругается. То на кухне запрется. То с братом поласкается. Для меня так вообще, что есть она дома, что нет. Странные люди математики! Брат, кстати, в нее вырос. Тоже «программер». Тоже математик.

– А отец кем работал?

– Отец был инженер-механик, специалист по промышленным холодильным установкам. Он в Институте вычислительной техники и точной механики работал. Налаживал и обслуживал холодильные установки для промышленных ЭВМ. По всей стране в командировки ездил. Он и в Риге, и в Москве, и в Ленинграде, запускал большие ЭВМ. Там такое дело, что когда идет запуск, вроде все должно на бумаге работать, а на деле часто не работает и не понятно почему. Вот он был человеком, который находил почему и исправлял. Слушалась его техника, понимаешь? Чутье у него техническое было. Дома кипы дипломов и свидетельств о рацпредложениях валялись. Он ими не гордился, а бабушка гордилась. Собирала их в специальную коробочку. Я бабушку сейчас понимаю, единственный сын! Умный, талантливый. Я бы тоже собирала грамоты в коробочку и гордилась.

А мама посмеивалась и над папиными достижениями, и над бабушкиной гордостью. Она– то вообще, как не от мира сего была. И кстати, когда папе для рацпредложения нужно было сделать и официально оформить математические расчеты, он маму просил. Она делала. Папе расчеты были не нужны, он в уме и на глазок сделает и у него работает. А другие вроде все рассчитали, а техника не включается и все. В руках у отца талант был. А у мамы в голове. Разные они очень были. Отца на работе ценили, премиями и квартирами награждали, и машины он покупал вне очереди. А мать никогда не светилась, у них только начальник лаборатории Отто, что-то от их совместной в лаборатории работы имел и все. И знаешь, похоже, мать это устраивало. Я не знаю, почему.

– А у мамы родители кто были?

– Она рано осиротела. Мать офицер медицинской службы, в войну на санитарном поезде ездила. Оперировала, бывало круглосуточно и надорвалась там. Страшное же было дело вывозить под обстрелами раненых в тыл. Кстати, в этом поезде и своего будущего мужа, маминого отца встретила. Он разведчиком на фронте за языками ходил, а до войны учителем иностранного языка работал. Немецкий знал, потому собственно и разведчик. После войны мамина мама совсем мало пожила. Умерла, когда дочке было три года. А отец мамин спился. Он ранен был на фронте не раз и контужен. После войны все это себя дало знать. Болело все. И он пил, чтобы забыться и спился. Чтобы дочь этого не видела, да и потому, что заботиться он о ней не мог нормально, отец ее в интернат сдал сразу после смерти матери. И иногда к себе забирал пожить на день-два. Мама говорила, что лучше бы не забирал. Больно было видеть, как он пьет, а потом еще и от контузии своей безумствует. Маме пятнадцать было, когда он умер. Родни у нее никакой. Вернее была родня, да отвернулась от нее вся. Дело в том, что ее мать с отцом, до войны имели другие семьи и детей, а с фронта к своим не вернулись. Уехали вдвоем в Сибирь два фронтовика, и начали новую жизнь. Не могли вернуться. Война обоих искорежила. Не простили им родные этого. Так мама осталась одна, без родни, в интернате.

– А родители отца?

– А ты чего меня расспрашивать взялся? Чего такой подробный интерес? Тебе вообще зачем знать про моих родителей? Лучше про своих расскажи. Баш на баш давай. Я тут в одного не нанималась тебе всю подноготную рассказывать. Хочешь, чтобы я еще о себе говорила, расскажи о себе! Да не ври! Я пойму.

– Ну вот, оттаяла! На «ты» опять перешла!

– А это ты первый начал опять на «вы»! Я-то тут причем?

– Ладно, ладно, замнем для ясности! Знаешь, у меня все проще. Отец кадровый военный, мать с ним всю жизнь по гарнизонам. Закончила педагогический, а работала кем придется. Смотря в какое место пошлют. Работа у нее одна была настоящая – быть женой отцу. Они и в родную Москву-то вернулись, только когда обоим к пенсии близко было.

– И какой же ты тогда потомственный москвич?

– А я и брат в Москве у маминой бабушки с дедушкой выросли. Это они нас поднимали, учили, воспитывали. Простые честные люди были. Бабушка на почте работала, а дед в метрополитене.

– И где ты учился?

– А где я мог учиться, с таким отцом? Пошел по его стопам. Окончил военное училище. Служил в инженерных войсках. Только с женой мне так, как ему, не повезло. Не нашлось такой же верной, и готовой со мной по всей стране мотаться.

– И что, ты не был женат?

– Ну, почему же. Был. Два раза. И сын есть. И внук уже взрослый. Да нет, ты не подумай, все на самом деле хорошо сложилось. И детство у меня было счастливое. И жизнь интересная. Просто не так, как у родителей.

– Жалеешь, что не как у них?

– Поздно уже о чем-то жалеть. Просто смотрю, как ты по своему прошлому ходишь и думаю: «Я бы так не смог». Все это ворошить, вспоминать, а что еще хуже, взрослыми глазами наяву видеть. И по второму кругу проживать. Нет, мне и первого вполне хватило. А ты вон, ничего, держишься.

– Да, уж. Местами погано и волнительно все. Как будто я сплю, вижу сон длинный– длинный и проснутся очень хочется, а никак. То дыхание перехватит как на Шлюзе, то сердце скачет, тарахтит часто, а потом успокаивается. Утомительно это. Хочется в свое время. В привычную жизнь.

– Ты давай, продержись еще. Найдут нас скоро, должны найти.

– Ты так уверенно про это говоришь. «Найдут!». А что ты про подобные случаи знаешь?

– А ты?

– Я-то как раз ничего не знаю, кроме того, что путешествия в прошлое – это незаконно.

– Так и я знаю не много. Только то, что опыты ведутся. И то, что на них есть коммерческий спрос.

– Господи, да кому это нужно, какой коммерческий спрос?

На этот вопрос не было Свете ответа. Кучерявый отвернулся к окну и стал в него очень сосредоточенно смотреть, будто там что диковинное увидел. Светка тоже глянула. Ничего особенного. Всего лишь проезжали длинную надпись вдоль дороги: «Российское могущество прирастать будет Сибирью. М.В. Ломоносов». «И что? Чего замолчал-то? Вот и пойми этого мужчину! То расспрашивает, настойчивее не придумаешь, то раз и будто выпал, выключился из беседы».

«Толи правда заинтересовался местом, которое они проезжали. Толи вид сделал, чтобы некомпетентным в чем-то не выглядеть», – подумала Света. «Бог его знает, на что он среагировал. Ну не любят мужчины признаваться в бессилии повлиять на ситуацию и незнание мужчины тоже не любят обнаруживать. Может поэтому «прерывание разговора», а может, задумался о чем-то. Самый неверный материал для анализа – это человеческая натура. Вот чего замолчал? Чего разговор оборвал?

Светка сначала недоумевала от такого внезапного завершения завязавшегося было длинного разговора. А потом рассердилась и тоже стала смотреть в окно в другую сторону. «Подумаешь, очень надо мне с тобой разговаривать! Это же тебе тут скучно, а мне блин весело и интересно!» – думала Светка. А интересно и правда было. Последний раз она видела Академгородок совсем не таким «свежеиспеченным».

Все такое новенькое: научные институты стройными рядами на проспекте Лаврентьева, жилые дома на Морском, Дом ученых такой нарядный, и деревья везде еще маленькие. Люди одеты иначе, лица у людей другие. Спокойные, не напряженные, не натянуто улыбчивые, как нынче принято, но расслабленные и уверенные в завтрашнем дне. И говорят тихо все между собой. Никто на улице не орет и громко не смеется. «Ярко вести себя» тут не принято. Все очень сдержанно, интеллигентно и это прям чувствуется, и по поведению людей в автобусе, и на остановках, и на улице. И темп жизни чувствуется, что медленный. Город, лес и все везде пешком и не торопясь. Атмосфера такая приятная, соснами в форточку автобуса пахнет. Машин мало. Реклам нигде и никаких. Следящих устройств тоже нет. И в воздухе ничего не стрекочет, нет никаких дронтов и летающих модулей. Только птицы летают. Хорошо!

На конечной остановке Олег как-то оттаял от своего оцепенения и они спокойно вышли. Время клонилось к вечеру. Светка настояла дойти до Торгового центра – «стекляшки» и купить чего-нибудь из продуктов, чтобы к бабуле не с пустыми руками ехать. Кучерявый сначала идти не хотел, но потом, убедившись, что Светка без этой закупки дальше не двинется, подчинился. И опять побежал впереди нее, будто знал куда идти. Светку это уже стало реально напрягать и она спросила:

– Ты дорогу что ли знаешь?

– Нет, конечно. Но тут и знать нечего. Широкая асфальтовая дорожка от остановки одна, значит она к магазину. И лаврентьевский принцип прокладывания дорожек в Академе я знаю. Где люди тропинки протоптали, где всем удобно и поток идет, там и заасфальтировали. Логика! А ты тащишься как черепаха, давай прибавь шагу. А то мы до закрытия все выбрать не успеем. Они же до семи?

– До семи. Хм, ну хоть что-то ты из прежней жизни помнишь.

– Помню, помню. Давай шагай. Или тебе буксир нужен? – и кучерявый галантно и с улыбочкой выставил свой локоть, без слов предлагая на него опереться Светке.

– Иди давай, обойдусь без буксира пока.

В торговый центр они сходили без приключений. Купили хлеба, булочек с помадкой, докторской колбасы, две банки тушенки, яблоки, и сетку, чтобы все это нести. Очень удачно купили три банки зеленого болгарского горошка, его как раз «выбросили» в продажу несколько ящиков. Повезло, в Академе всегда со снабжение было лучше, чем в области.

Светка долго пялилась на «старинные» кассы. Ну красивые же аппараты! Красивые! Металлические, с царапинками, с кнопочками, и звучат! Ах, как они звучат, точно поют. Тук-тук, кнопочки. Потом «ххххххы» чек вылезает. Отбили. И кассирша на них работает живая! С ней общаться нужно, ну прекрасно же! Не то, что эти бездушные и вездесуще сканеры из их времени прибытия.

Денег осталось немного. «Только бы до бабули добраться, а там видно будет», – решила Светка. Кучерявый взял довольно увесистую сетку с продуктами и рысью потащил ее от торгового центра. И куда человек торопится, не понятно. Я даже еще толком не придумала, что бабуле скажу, а он все спешит куда-то, спешит. И Светка уже привычно пошла за ним, чуть отставая.

Когда вернулись на конечную остановку, уже конкретно так вечерело и автобусы уже плохо ходили. И они просидели на лавке по ощущениям не меньше сорока минут. А Кучерявый все молчал.

«Он вообще, нормальный?» – подумала Светка. «А даму кто развлекать общением будет? То разговаривает, когда ей не до него, то молчит, хотя надо бы продолжить знакомство. Да и хрен с ним».

Время тянулось как-то очень тягуче, медленно. Усталость от впечатлений делала свое дело. Раздражало еще, что автобус не едет, а сколько не едет – не понятно. Без навигатора было страшно не привычно.

Со временем в этом прошлом вообще как-то странно. Вроде по конкретной дороге идешь, ее только и должен видеть, а параллельно еще не просто мысли в голове словами бродят, а прям видения «как параллельная жизнь» из разного другого прошлого. То ползут медленно-медленно и ты как бы тоже там, то пролетают по касательной и ты в них ощущениями не углубляешься, но с конкретной дорогой по хронометражу не вяжутся, путаница какая-то.

И от этого многогранно и разновременно проживаемого в одном моменте совсем теряешься, долго или коротко ты по этой конкретной дороге идешь? Как будто ты не в себе и все ощущения времени нарушены. Может, поэтому я тут везде позади Олега иду, а он несется впереди на всех парах. Это же не его прошлое. Он же его так многомерно как я, наверное не переживает. Ему вон и часы вроде не нужны, он не растерян. И его внутреннее ощущение времени не сбито, так как у меня. Хотя, бог его знает, что у него там внутри. Он вон тоже как-то странно зависает, как сейчас. Стоит и не шевелится, как на плацу. Так нормальные люди не стоят.

Мда, жалко что общественных часов на конечной нигде не висит. Можно конечно было бы спросить время у прохожих, у кого часы на руке. Да, как-то неудобно. И так все украдкой на Светку с Олегом пялятся из-за одежды. Украдкой, потому что в Академе люди воспитанные. Но, не стоит их воспитание еще больше вопросами напрягать. А то еще и помогать бросятся, к себе в гости позовут «иностранцев», может в гости даже за руки поведут, гостеприимных людей в Сибири во все времена много. Или в милицию позвонят. И так может быть, позвонят из автомата ближайшего и скажут, что мол иностранцы-потеряшки на конечной, на Морском, трутся. Вы там никого не теряли? А они тутова. Заявлений и ориентировок на них нет? А чего они без сопровождающего? Иностранцы же без сопровождения по Академу не ходили в это время. Это же не туристический город. Если и приезжали, то по работе, и одни по городку не бегали. А мы как раз выглядим именно как иностранцы. Не поверят же, что местные мы. Я бы на их месте не поверила. Короче, выбора нет. Стоим. Ждем. Ждем. Как немножко пьяные от впечатлений, не трамвая ждем, но автобуса. И ощущения все «не в своей тарелке».

Светка подняла голову к темнеющему небу, и тут почувствовала на шее неприятный укус. Автоматически хлопнула себя по шее. Комар, е мое! Полетели на вечерний холодок! Их тут туча потемну будет. Скорей бы автобус пришел. Сожрут же без привычки! Завтра красные пятна на месте укусов будут. Светка встала с лавки и сорвала с ближайшей березы веточку, чтобы отмахиваться от комаров. Кучерявый посмотрел на нее весьма укоризненно, чего ты, мол, вандалка этакая, деревья ломаешь? Но развивать тему вслух не стал. И тут подошел наконец-то 109-ый.

Глава 7. Земля детства

Уже темнело, когда они выгрузились из автобуса на остановке «поселок Кирова». Автобус останавливался на горке, а за остановкой сразу был спуск с холма к железнодорожной ветке и дальше к морю. И вид на Обское море и остров Патмос с остановки был шикарный. Солнце садилось, ветерок с воды был свеж. Светлана поежилась. Тут, на холме, всегда было холоднее на несколько градусов, чем в стоящем в лесу Академгородке и холоднее, чем на более низком берегу ОбьГЭСа. Сумерки быстро спускались, но дорогу к бабушкиному дому Светка легко прошла бы и в полной темноте с завязанными глазами. Потому что помнила ее, как свои пять пальцев.

Тут начинались места, которые она знала телом, а не только глазами. Вся земля вокруг бабушкиного дома и на подходах к нему была в детстве исследована ею буквально всеми частями тела, всеми органами чувств и буквально на каждом квадратном метре.

Исследована, когда они с пацанами играли в ножечки и искали место, чтобы не увидел никто и чтобы земля была ровная, без травы и не сильно твердая для ножа. Исследована, когда они прятались везде, где можно спрятаться и частенько ползали на пузе по-пластунски, когда играли в партизан. Исследована, когда в оврагах они строили свои тайные блиндажи и тайком разводили костры, на которых, понятное дело никого не спросясь, жарили утащенный из дома хлеб и картошку в углях пекли. Исследована, когда бывало Светка летала с разбегу да оземь или со всего маху со своего велосипеда, лыж и коньков по всем этим буеракам, деревьям, кустам, лопухам, горкам и оврагам. А так же заборам, сараям и другим постройкам всего частного сектора. Потому что слоняться, играться и кататься было больше «негде».

Хотя, уточним для верности, «негде» – это кроме далекого школьного стадиона в Новом поселке и маленькой хоккейной коробки у них в Боровушке, которую и заливали и от снега чистили не каждый год. А весь их остальной «детский стадион» был везде, где замерзла достаточно большая лужа для коньков, где была достаточно крутая горка, чтобы съехать с нее на санках или попе. Где были достаточно глубокие весенние ручьи, чтобы бродить по ним в резиновых сапогах и следить, как сосновая кора с самодельной мачтой из проволочки и бумажки, в виде твоей «пиратской шхуны» бежит и переворачивается в холодной весенней воде. И где были достаточно глубокие и снежные овраги, чтобы штурмовать их склоны по грудь в снегу и воображать, что ты в горах и попал под лавину.

Ну, и железные гаражи, чтобы прыгать с одного на другой или в снег с их крыши, потому что сегодня мы играем в «Тарзана» и, что поделать, в «его Джейн», потому что «с нами девчонки!». «Какие девчонки?». «Так Светка с Наташкой, они же девчонки!». «А, ну, да. Забыл!». Ну, и конечно гонки по пересеченной местности на велосипедах, это вообще наше все. Короче, своя земля – это своя земля.

Это был Светкин детский рай, посреди которого стоял дом ее бабушки. Единственное место в ее жизни, где она была дома, без всяких оговорок типа «моя квартира», «родительская квартира», «наша с мужем дача» и тому подобного. Дом, настоящий дом, он все равно у человека один. Из детства. А все остальное – «убежища в дальнем пути» и только. Не всем везет обрести дом в детстве. Некоторые ищут его всю жизнь. Но у Светки все было именно так: «Мой настоящий дом здесь на Лесной», а все остальное «стоянки» в долгом путешествии по жизни.

И вот она, дорога в мой дом. И прямо сейчас нужно было перейти дорогу и подняться тропинкой по холму еще выше, до первой придорожной улицы Поселка Кирова, который только условно был отделен от поселка Геологов (он же Боровая партия, в просторечье Боровуха) оврагом. И своей автобусной остановки тогда у геологов не было. Таким же оврагом Боровуха раньше была отделена от Нового поселка. Хотя все три поселения давно уже срослись соседскими и родственными связами между собой в одну цепь домов, разделенную только условно оврагами и перелесками.

Сначала нужно идти вверх по холму, по тропинке. Потом за тремя домами на Дорожной улице вниз, в овраг и опять по тропинке среди осин и берез. Через самодельный мостик на дне оврага. А потом вверх в горку и вот она улица Лесная. Выйдешь из глубокого заросшего деревьями оврага и прямо к дому бабушки, в аккурат к ее палисаднику с черемухой и ирисами.

Когда Олег и Света спустились в овраг, совсем стемнело. И кучерявый уже не бежал впереди паровоза, то есть Светы. Видимо «логики» в этом почти диком месте с его тропинками и зарослями, в отличие от Академгородка, он не видел. И куда дальше идти, не чувствовал. «Городской. Что с него взять», – подумала Светка. И опять погрузилась в свои обострившиеся ощущения этого места: запахи осины и березы, пыль, неровности тропинки под ногами, комары, ночная прохлада на коже, от которой даже современная одежда под «медийкой» не спасала.

Когда поднялись из оврага к дому, Светка остановилась и посмотрела в светящиеся окна бабушкиного дома. Повернулась к кучерявому и сказала:

– Нужно договорится, что брехать будем.

– И что же?

– Я скажу бабуле, что я ее племянница из Семипалатинска, Ленка. Дочка ее родной по отцу сестры, бабы Маши. Она Ленку только маленькую на фотографии видела. А мне на «медийке» сейчас лет тридцать. И Ленке сейчас примерно так. Может прокатит. У нас женщины в роду похожи.

– А я кем буду?

– Ну, допустим, Ленкиным женихом. Потому что я точно знаю, что Ленка пока не замужем. Не складывается у нее ничего. Баба Маша в письмах моей бабушке все на нее жаловалась. «Ветреная особа», писала о ней. «Журналистка, прости господи». Бабуля с подружками своими с улицы это обсуждала за чаем, а я подслушивала за печкой. Уж больно у них всегда разговоры интересные были про всех, кто у нас в поселке бывал и про родственников тоже. Мне конечно по малолетству никто бы докладывать такое не стал, так я подслушивала, чтобы в курсе событий быть.

Наши тетушки и бабушки с улицы, еще тот «местный комитет партии», формирующий поселковое общественное мнение. Все ценные сведения к ним стекались. Обсуждались. Ставились на голосование, а потом их решения «внедрялись в нашенскую жизнь».

Так что мое тайное местечко за печкой, не одну детскую попу спасло от ремня. Бабушки между собой совет держали, а я уже потом «с детями», кого это касалось, разговаривала про то, что про них решили и что теперь их ждет. Хотя, конечно, не только про наказания были решения. Были и про поощрения, и про поддержку. Например, бабульки могли хором решить, что какой-то ребенок на улице «уж больно тощий, не кормит поди мамка». И начать его в гости зазывать и подкармливать. И не только про ребенка могли решение принять. Могли и про сноху какую, и про отца семейства соседского порешить, хвалить их прилюдно хором или ругать тоже прилюдно.

Ни разу меня за той печкой «не спалили». Стратегическая такая точка у меня была. Шкодили мы много, прикрываться тоже нужно было коллективно и в показаниях своих не расходиться и не путаться. Так и жили, коллективом соседским. Понимаешь?

Кучерявый кивнул. И они пошли к большим дубовым воротам на Лесной 4. В сумерках уже было плохо видно, но рука Светкина сама собой нащупала веревочку, торчащую из круглого отверстия в двери. Защелка с другой стороны ворот лязгнула и раздался заливистый собачий лай.

– Ой, блин! Про Айку-то я и забыла! – прошептала Светка. Приоткрыла дверь и запричитала, как в детстве:

– Айка, Аичка, свои! Свои! Собака прекратила лаять, но это было еще не все. То, что она не лает, не значит, что она пропустит. Это Светка точно про Айку знала. Айка сторож неподкупный. Нужно было как-то умудрится дать ей себя понюхать, но так чтобы она не тяпнула тебя зубами от полноты чувств. Айку понять можно. Мало ли кто тут по ночам бродит, а у нее служба! Светка приоткрыла дверь ворот ровно настолько, чтобы Айка могла просунуть нос, но не схватить ее за ногу. И придвинулась к двери. Этого Айке хватило, она узнала запах. И погремела цепью по бетонированному полу двора, возвращаясь к себе в будку.

– Ты тут пока стой, – сказала Светка кучерявому, – Айка только меня впустит, я как все в нашей родне пахну. А ты чужой. Тебя только бабушка впустить может.

Светка вошла во двор и закрыла за собой дверь ворот на металлическую щеколду. Айка ее из будки отслеживала, немного рычала, но пропустила. И Светка выдохнула и невольно улыбнулась тому, что ворота все такие же. Как в сказке: «Дерни за веревочку, дверь и откроется!».

Для порядку Светка постучалась на входе в сенки, хотя дверь занавешенная тулью от комаров, по их деревенскому обычаю была открыта. Прошла по лесенке в три ступеньки и еще раз постучалась, уже на входе в дом. В доме довольно громко работал телевизор и бабуля, похоже, не слышала ни лай Айки, ни два Светкиных предупредительных стука. В прихожей и кухне горел свет, но никого не было. А звук телевизора шел из зала.

Светка сняла туфли и прошла в зал. Бабуля сидела на диване и вязала носок на пяти спицах. Светка увидела ее и обомлела. Бабуля была моложе, чем Светка сейчас. Но выглядела гораздо старше. Маленькая такая женщина в домашнем байковом халате. С очень глубокими морщинами на лице, шее и даже на руках. Седые волосы на затылке в гульку собраны и заколоты круглым гребнем. Ни одного украшения на ней нет. Ни сережек, ни крестика, ни бусиков, как носили соседские бабушки. На ногах шерстяные носочки беленькие, собственной ее вязки. Из айкиной же шерсти связанные. Бабуля повернула лицо к Светке и Светка ели сдержалась, чтобы к ней на грудь со слезами не кинутся. Так в ней все внутри поднялось, и любовь, и радость, и тоска одновременно. Все же это вам не хухры-мухры, с тем, кого похоронил и о ком долго горько плакал всю жизнь, вдруг встречаться снова. Бабуля нашлась в этой ситуации первой.

– А собственно чьих будете? – не вставая с дивана, прищурившись, довольно холодно и громко, поверх звука телевизора, сказала бабушка. Светка и забыла, что голос у бабули был всегда командирский.

– Я Лена. Дочь Марии Трофимовны, из Семипалатинска. Здрасти, баб Маш! Извините, что поздно. Мы немного заплутали, пока до вашей Лесной добирались из Новосибирска.

– Ты не одна что ли? А как Айка тебя пустила?

– Не знаю, как пустила. Я с женихом. Он за воротами стоит. Меня пустила собака, его нет. Он же по-нашенски не пахнет.

Бабушка отложила вязание и тяжело поднялась с дивана. Сделала два неловких шага навстречу Светке и стала ее рассматривать. Найдя все фамильные черты в ее лице и фигуре, улыбнулась.

– Ну, здравствуй, Лена! Проходи, будь как дома. Сейчас я за твоим мужиком схожу. Айка без меня его не пропустит, это верно.

Бабушка одела в прихожей свои дворовые галоши и вышла в сенки. А Света пошла на кухню, села на свой в детстве самый любимый стул за обеденным столом. И с удовольствием вдохнула родной запах дома. А пахло у бабули на кухне как всегда сдобными булочками с сахарной посыпкой и капустными щами. Вкусно!

Через пару минут на кухню зашел кучерявый с бабушкой. Он на ходу как-то очень складно врал, почему они без чемоданов. Мол, в гостинице оставили, не думали, что будем долго добираться, а вот как получилось. На ночлег-то пустите? Бабуля глядя больше на Ленку тут же сказала, что «И нечего глупости спрашивать! Поживите у меня. Чего по гостиницам деньги тратить? Вот завтра ты, женишок съезди за вещами и живите сколько хотите!».

Потом бабуля их накормила щами, со своего огорода огурчиками со сметаной, напоила крепко заваренным на травах сладким чаем с булочками и свежей малиной, пересыпанной сахаром. Пока ели, не расспрашивала. Все на Светку смотрела, да лучшие кусочки им подкладывала.

А как поели, началось: «А как Маша там поживает? А не хворает ли? А почему мне не часто пишет? А как братик твой Лена, как Вовчик? Лена, ты мне точно все рассказываешь? Как-то ты без подробностей, устала что ли с дороги? Ну, так и правда, время позднее. Я тебе в спальне дальней постелю на перине. А жениху диван в зале разложу, не маленький он у тебя в детских на полуторках спать. И не смотри на меня так! Не смотри! Вот станете мужем и женой, штамп в паспорте мне покажите, тогда и на одной кровати стелить вам в нашей семье будут! А завтра я вам баню натоплю, попаритесь, помоетесь нормально. Чего? В гостинице душ принимали? Чего ты мне про душ заливаешь? Это в каком же душе отмыться можно до чиста?! Ой, не перечь бабушке! Рассказывает она мне про душ, тоже мне городская! Леен, а чего у тебя мужик так странно одевается? Из ГДР приехал? Это что в неметчине сейчас так ходють? Срамота. Ты ему скажи, что у меня Толины вещи в шкафу есть, пусть переоденется завтра что ли. А то ведь, кумушки-то наши с улицы, как увидят, раскудахтаются. Они журналистов-то в глаза никогда и не видели…».

Пока бабуля стелила кучерявому на диване, Олег расспрашивал на кухне Светку:

– А как это две сестры родные по отцу и по матери, обе Марии Трофимовны получились? Как?

– Ой, да просто все. В деревне они жили. Одну дочку Машей назвали, а другую Марусей. Паспортов в деревне тогда не было. А когда девочки выросли и деревенским наконец стали давать документы, то паспортист заявил, что нет такого официального имени «Маруся» и обеих девушек Мариями записал. Управился так. Вот и получилось, что две родные сестры и обе Марии Трофимовны, обе Маши. Хотя между собой я слышала, они так и зовут друг друга как в детстве. Мою бабушку Марусей, а Ленкину Марией.

– Забавно, – сказал кучерявый, подошел к окошку, стал смотреть в палисадник и опять завис. Стоит в одну точку смотрит и не шевелится. Светка подошла сзади и толкнула его легонечко в спину, а он как каменный. И не реагирует.

– Это что же такое делается? Он так и на ОбьГЭСе , и в автобусе зависал, и в Академе. Он больной что ли? Чего окаменел то весь? – Света толкнула его еще раз и он встрепенулся, как проснулся только что. Глаза бегают.

– Чего ты? – спрашивает ее. А что она скажет?

– Не знаю, говорит Света. Ты как застыл весь….

– Не обращай внимания. Бывает у меня. Задумываюсь. Аппаратура внутри меня шалит, сама знаешь, не мальчик и напичкан ею под самую завязку.

– Ты же на дамбе сказал, что не работает у тебя ничего внутри!

– Вот и не работает. Видишь, отключаюсь временами.

– Не понятно, – сказала Светка. А сама подумала: «Подозрительно!». А потом направилась в спальню и через плечо уже ему «Спокойной ночи» пожелала.

Повозившись немного со своей настоящей одеждой, кое-как Светка сняла ее на ощупь. Достала из кармана и покрутила в руках «Нокию». И чего она так в нее вцепилась там на корабле? Ну, телефон. Ну, кнопочный. Ну, такого у нее в коллекции нет. И что? Тут в бабулином доме, где все такое антикварное по-настоящему и тотально, «Нокия» эта уже была не раритет. Светка вздохнула и затолкала ее в карман своих брюк, которые сложила на стуле у кровати.

Как же восхитительно было снова лечь на бабулину перину и прямо утонуть в ней. Какие там рекомендации медиков про жесткие матрасы? Не, не слышали и слышать не хотим. На перине так удобно, словно она под тебя подстраивается и каждый изгиб тела мягко повторяет. Будто ты опять маленький и тебя ласково обнимает кто-то, кто тебя больше, греет со всех сторон и на ручках держит, только еще удобнее. А еще это тяжелое ватное одеяло! Как говорится, хочешь высыпаться и спать спокойно всю ночь, заведи теплое и тяжелое одеяло. Ты под ним уснешь и будешь всю ночь как в матке, ровно так, как тело помнит. Не сильно, но чувствительно сжимаемый со всех сторон, защищенный и согретый. Такое одеяло любое напряжение и тревогу успокоит, и будет тебе «утро вечера мудренее». А если станет жарко, можно ступню из-под одеяла высунуть. Вот у бабули всегда были правильные тяжелые ватные одеяла. Как же приятно прожить это заново.

Света смотрела в окно с кровати. В небе была яркая луна. Тени от узорчатого тюля на окне тянулись по полу. Воздух в деревянном доме был свеж и приятно прохладен. Ночная бабочка, неведомо как залетевшая с улицы, билась об стекло окна. Все было такое умиротворенное, тихое, родное, что Светка подумала: «Не надо мне никуда. Тут останусь, и будь, как будет. Счастье-то какое, опять дома! И бабуля жива!». Подумала, а потом смотрела, все смотрела, на узорчатую тень от тюля на окне. И мысли все ушли, перина ее убаюкала и согрела. И она почти уснула, когда в комнату на цыпочках вошел кучерявый и тронул ее за плечо.

– Эй, Светлана, извини, мне очень неудобно, но где у вас уборная?

– Чего ты раньше не спросил?

– Раньше не надо было и не к слову. Сейчас надо.

– Блин. Пойдем что ли.

Светка с сожалением встала с кровати и не пододевая ничего под «медийку», фактически в одних реальных трусах, повела Кучерявого из дома через двор в огород. Шли потемну, нигде не включая свет, чтобы не будить бабушку. Кучерявый пару раз споткнулся и чуть на Светку не рухнул, но как-то в последний момент вырулил. «Куриная слепота у него что ли? Чего в темноте так плохо видит?» – подумала Светка, но вслух ничего не сказала.

Айка во дворе порычала на них из будки, но лаять не стала. Умная.

В огороде все было залито лунным светом. И в этом лунном свете Светка показала кучерявому довольно справный деревянный туалет. А что. Классический поселковый туалет с дыркой и аккуратно порезанной газетой вместо туалетной бумаги. У них хоть свет в туалет был проведен. У соседей и того не было. Кучерявый как такие удобства увидел, чертыхнулся. Светка опять промолчала, развернулась и ушла в дом. И уже засыпая слышала, как он спотыкаясь в темноте в дом вернулся. Как-то справился, старичок. Только подумала и тут же, обнимаемая со всех сторон периной, провалилась в видения. И не понятно, толи это сны были, толи воспоминания. Только всю ночь, история за историей перед глазами, как и не спала совсем. Утром уже списала все на стресс. Да и правда сказать, попадешь так в дом своего детства и глаз сомкнуть не сумеешь от переживаний и воспоминаний. Бывает.

Глава 8. Без маски

Ранним утром запел петух в бабушкином курятнике у дома. Света лежала и слушала его, вот точно как в детстве. Потом встала и открыла окно в спальне. Утренняя прохлада сладким воздушным потоком потекла в комнату. Подоконник уже нагрелся от солнца. И поставив на его теплую поверхность руки, Света выглянула в окно. Ну, точно! Малина у забора уже созрела! Недолго думая, по своей старой детской привычке, она вылезла в окно. И пробежавшись босыми ногами между грядок, за какую-то минуту оказалась у малины. Ягодки и листья светились капельками росы. Света рвала малину и складывала себе в рот, пока не набила его битком. А потом одним разом придавила всю эту массу ягод языком об небо. Сок обильно потек в горло. Восторг! Она аж присела на корточки, чтобы ничто не отвлекало ее от этого чудесного ощущения во рту и во всей остальной окружающей ее действительности, и абсолютно полной телесной радости жизни. Лето, дом, малина, роса, утро, воздух такой же вкусный как малина! Восторг!

И надо сказать вовремя она присела! Гремя крышкой эмалированного бидона, через огород к задней калитке бабуля шла за молоком. Она летом всегда так по утрам делала. К поселковому магазину из соседнего совхоза приезжала «бочка» с молоком. И все поселковые жители выстраивались кто с банками, кто с бидонами, кто с бутылками в очередь к этой бочке. И молоко надо сказать в бочке было отличное, вкуснее, чем с завода или из магазина.

Давно, еще по детству, бабуля не раз заставала Светку утром босой и в ночнушке на грядках или у малины. И всегда, впрочем, без всякой злобы, ругала ее за то, что она не обутая и без кофты: «Прохладно же! Чего бегаешь по огороду, как бахлачка? И опять весь подол мокрый от росы и землей запачкан! Не напасешься же мыла твою ночнушку каждый день стирать! И чего не обутая? Иди, обуйся, надень кофту! Нечего по холодку раздетой бегать!». А на следующий день все повторялось сначала.

Светка проглотила, наконец, всю ягоду и дождавшись, когда бабушка закроет за собой калитку в дальней стороне огорода, встала на ноги и продолжила свой праздник желудка и всех остальных телесных чувств. Наевшись малины, она решила вернуться в дом тем же способом, что из него вышла. Залезла в окно и уже собиралась его прикрыть, как увидела свое отражение в зеркале. И даже охнула. А «медийка» то все, нету! И она голая в одних трусах!

Она кинулась к комнатному зеркалу. В отражении на нее смотрела весьма и весьма взрослая женщина. У нее были такие же глубокие морщины на лице и теле, как у бабули. Были такие же, в старческих пятнах, кисти рук. Зубы были получше и побелее, так это современные технологии. Были бы свои, были бы как у бабули, через один железные. Да, Светка была стройная и подкачанная, потому что всю жизнь любила танцы и вовсю пользовалась биодобавками для омоложения организма. И никакой проблемы с грудью у нее не было, потому что в реале грудь у нее всегда была маленькая и аккуратная, а в «медийке» она ее себе дорисовывала исключительно «пользы для», чтобы мужчины велись на формы и на ее умные глаза внимания не обращали.

Все же жизнь, на втором витке технологий, физически стала гораздо легче и длиннее. Светкина спина не согнулась от тяжелой работы на земле. Как говорила бабуля: «Языком молоть – не мешки ворочать!». Руки и ноги не были поражены артритом, как у бабули. Светкин потомственный артрит, кстати, окончательно вылечили только недавно, запустив ей в кровь каких-то нано роботов. Но, взгляд ее в зеркале был взглядом пожилой женщины и все ее прожитые 89 лет были с ней.

Она натянула штаны, бра и тельняшку, обулась. Кое-как пригладила пятерней свою седую прическу. И не долго думая бросилась в зал к кучерявому. Действовать нужно было быстро, бабуля за молоком от силы еще минут двадцать будет ходить.

Кучерявый блаженно спал, развалившись посередь дивана. И бабушкин полосатый кот, не показывающийся в доме весь вчерашний вечер, спал у него в ногах. «Медийка» кучерявого пока была на месте. И он дрых в образе симпатичного мужчины средних лет. Вполне себе еще секси, а в композиции с котом, так и вовсе ми-ми-ми. Красавчики! Прямо пастораль! Надо их будить! Света толкнула рукой кучерявого в плечо. Он не отреагировал. И тогда она уже потрясла его посильнее, приговаривая: «Ну, Олег Павлович, просыпайся! Мне драпать надо!». И только тогда он открыл глаза.

– Чего? Куда? Вы кто?

Кучерявый спросонок смотрел на нее, как козел на новые ворота.

– Кто, кто? Я! Светлана Анатольевна! «Медийке» моей амба. Давай соображай быстрее!

– А… И че? – кучерявый зевнул и потянулся.

– Че, че? Бабуле я никак не объясню, почему вчерашней Лены нету, а есть еще одна копия ее в доме! Все, я побегу. В овраге тебя дожидаться буду. А ты скажи бабе … не знаю что! Придумай! Куда я уехала и зачем! Все, я ушла.

И Светка действительно побежала, только еще зарулила на кухню, схватила со стола две сахарные булочки. Сунула их по карманам брюк. И даже успела зачерпнуть из эмалированного ведра колодезной холодной воды железной кружкой. И прямо с этой кружкой и пошла в сенки, а потом во двор, по пути из нее отпивая. Оставила недопитую кружку на крыльце, как и в детстве всегда делала. И прошмыгнула в ворота, до того, как Айка спохватилась на такое быстрое движение полаять или выбраться из будки.

Светка пробыла в овраге по ее подсчетам больше часа. А кучерявый все не идет и не идет. Ей надоело ждать и она тихонечко через забор пробралась в палисадник. Зашла за дом со стороны курятника и глянула в огород. Ага! Как же иначе?! Кучерявый грядки поливает из шланга. Припахала его все же бабуля, с ее вечным лозунгом «кто не работает – тот не ест!». Поди еще и воду в баню будет ведрами с колодца таскать. Бабуля раз решила, что сегодня баня, по любому его припряжет.

Света вернулась в палисадник и посидела еще немного у клумбы с ирисами. А потом услышала разговор и шаги в доме. Приподнялась на цыпочках и заглянула через открытое окно в зал. Там у книжного шкафа к ней спиной стоял кучерявый и чего-то в нем шарил. Света чуть вслух от удивления не присвистнула. А чего там искать-то? Может он думает, что бабуля в книжках деньги прячет? Так нет. Баба в подполе за досками лестницы схрон имеет, это да. Но, там если не знаешь, где искать, так и не найдешь. А в шкафу-то что? Там отцовы и мамины книжки, и тетрадки с записями. А еще фотоальбом. И журналы, «Работница» еще с выкройками, мать же шьет! Бабушкиных книг нет. У бабули образование три класса сельской школы. Она только телевизор смотрит, не читает. Да и зачем ей читать? Она про жизнь такое знает, что словами передать невозможно и ни в одной книжки написать нельзя.

Надо же, как подробно он там тетрадки пересматривает! Вот, дурак! Точно деньги ищет. Ну, пусть ищет. Тут в зал зашла бабушка и Светка сочла благоразумным смотаться по– быстрому опять в овраг. Сидела там под осиной и смотрела, как стрекозы летают над травой и папоротником. Ела булочки. Думала, чтобы такого насочинять, чтобы и в этом облике к бабуле вернуться.

А что, было бы здорово! По огороду бы ей помогла и с заготовками, и с курями, и свиньями. Чего она в одного с хозяйством пластается? Отец от силы раз в неделю приедет, поможет. Этого же мало! Невестка на огород глаз не кажет. Типа дети, работа, своя квартира со сверчком и мышами. «Хозяйство большое», делать не переделать! Никогда толком не понимала суть их конфликта. Чего мать с бабулей не поделили? Зачем родители от нее уехали в тесную конуру, на первом этаже жить? Тут же дом, природа, огород двадцать соток, баня, лесочек, море пятнадцать минут ходу, раздолье, ляпота!

Хотя, может просто надоело им строем у бабули ходить. Она же и сама почти не отдыхает, и другим без дела сидеть не дает. А они типа «ученые», то пишут у себя в тетрадках что-то, то читают. То вообще лежат каждый в своей комнате и в потолок смотрят, думают. А бабушка не одобряет все это. Говорит «на работе надо работать», а дома за своим хозяйством следить. Кто вас свининой и курятиной на зиму обеспечит? Кто банки на зиму закатает? Кто детишкам сошьет все и свяжет? Пушкин?

«Может быть», – думала Светка, – «если я рядом с ними сейчас побуду, да взрослыми глазами на все посмотрю, то пойму? А может и нет. Чужая душа потемки, даже если это душа родных людей. Может правда представиться бабулиной еще более дальней родней из Поспелихи? А что, может сработать!». Был однажды случай на Алтае. Ездила Света отдыхать на турбазу рядом с Белухой. И увидела там женщину, такую, что сама опешила сразу. Странное чувство смотреть на незнакомого человека и понимать, что вы родня. Да, у нее волосы русые чуть светлее. Вы не похожи чертами лица и ростом, но фигура та самая. И та же мимика. Та же манера «аккуратно ходить», не размахивая руками, мелкими шагами, «без резких движений», плавно и держать спину «мягко». Не сутулясь и не прямо как палка, а «пружиня во всех отделах». Та же манера, разговаривая понижать голос, делать его грудным, заставляя всех к тебе прислушиваться. «Играть голосом».

Смотрела тогда на нее Светка как завороженная, от неожиданности такой встречи. Ведь с тех пор, как семья уехала из деревни, которую основал их род, родственников-то своих не часто и встретишь. И родная кровь эта на Светку смотрела так же! Подошли друг к другу, поздоровались. Выяснили, давно ли обе из Поспелихи. Оказалось давно, даже родились обе не в ней, но кодовое слово «Поспелиха» обе понимают. Нет, пламенной любви или дружбы не случилось. Все же слишком разные жизни жили, но удивление от этой встречи и такого узнавания своего человека, которого никогда не знал, осталось навсегда.

Да уж, думала, Света, своих с чужими не перепутаешь. Даже если и немногих своих в жизни видел. Чего же кучерявый так долго там пашет?! Делов-то с огородом и водой в баню, начать и кончить. Мой бы отец уже давно все переделал, а этот копается. Хотя, может бабуля его обедать усадила. От нее без «накормить до отвалу» не очень-то и уйдешь. Она из военного поколения, для нее «любить – это кормить» однозначно. И гостей это тоже касается.

Интересно, догадается кучерявый и мне чего-нибудь принести или пустой придет? Может он к пожилым, пусть и клеточно обновленным и отреставрированным косметологией женщинам, но без «медийки», как-то иначе относится, чем к женщинам за визуальной иллюзией спрятанным. Все же взгляд у него был довольно ошалелый, когда я его разбудила. Кто его знает, какие у него там убеждения по отношению к ровесницам. Когда убегала, размышлять об этом было некогда, а вот придет и узнаю.

Глава 9. Разговор в овраге

В какой-то момент на солнышке под осиной Светку сморило и она как-то отключилась. Когда открыла глаза, первым делом увидела ноги кучерявого в дурацких по последней моде рейтузах «с педалями» и туфлях, очень похожих на индейские мокасины. Она подняла глаза выше. Кучерявый внимательно ее рассматривал, а в руках у него была сетка с запотевшей банкой молока, видимо из бабулиного холодильника и еще что-то, завернутое в вафельное полотенце. Булочки, догадалась Света.

– Ох и бабушка у тебя. «Мягкая сила», другого определения и не подберу. Пока все ею намеченное не переделали, не отпустила. И не требует вроде, а не откажешь. О тебе спрашивала. Пришлось сказать ей, что у тебе ночью зуб разболелся и ты с утра пораньше уехала в поликлинику в Академ. И вернешься к ней снова не раньше, чем через пару дней, потому что у тебя еще дела в городе. И что я с тобой вместе приеду еще. Гостинцев вот тебе передала. Чуть полбидона молока мне не вручила. Хорошо, что у нее еще со вчера банка литровая молока в холодильнике была. А то бы сейчас с бидоном к тебе пришел, а я их с детства терпеть не могу. Неудобная все же вещь, не знаю как ты, а я полный бидон никогда до дома не доносил. Вечно проливал по ротозейству. Будешь молоко с булочками?

– Давай. Пить хочется. Пока тебя ждала, разморило всю.

Светка стянула упругую резиновую крышку и стала пить прямо из банки. Молоко было вкусное и холодное, такое, что даже дыхание в груди перехватило. Светке пришлось отдышаться после нескольких больших глотков, пока в груди не прошло и она продолжила пить, ну очень вкусное молоко.

«Вкус детства», хоть и расхожее выражение, но уж очень точное в этом случае. Молоко кончилось как-то очень быстро и Светка поставила банку «под лопушок», не далеко с тропинкой, чтобы добрые люди ее с собой отсюда забрали. Потому что банка стеклянная, да еще и с крышкой, вещь в хозяйстве очень нужная.

Вернулась к кучерявому. Села на траву. Он еще немного потоптался над ней и тоже сел на траву рядом. И тут Олег вдруг «замерцал». Сквозь уже привычное Свете лицо молодого мужчины стали проглядывать совсем другие черты. Медиа-персона кучерявого начала таять и улетучиваться. И буквально через минуту рядом с ней сидел уже совершенно другой человек. Сильно старше. Пожалуй, даже старше самой Светы. Довольно высокого роста. Сутулый и худой, со впалыми щеками. Седой, с очень коротко остриженными волосами. Так коротко, что от его природных кудрей ничего не осталось. Одежда на нем была простая и мешковатая, почти как на Светлане. А мокасины все те же. Если честно, выглядел он плохо. Бледный, на лбу испарина. Плечи поникшие. Глаза полуприкрыты, будто он в обморок собирается упасть. Светке даже показалось, что он чем-то и давно хронически болен. Бледный, бледный, аж зеленый. Вот не выглядел он как здоровый человек совсем. И дело было не в возрасте.

– Ого. А «медийка» твоя все, – только и сказала Света.

Он посмотрел на свои руки. Вздохнул. Достал из сетки последнюю булочку и стал молча есть. Светка отвела от него глаза. Сорвала травинку и стала покусывать ее кончик в задумчивости: «Почти не соврал в «медийке» про себя. Просто моложе сделал и рост зачем-то убрал». Про рост она буквально через минуту и спросила. А Олег Павлович, больше язык у нее даже про себя не поворачивался называть его кучерявым, ответил:

– Мужчинам невысоким легче затеряется в толпе и их меньше опасаются. Поэтому я выбрал иллюзию внешности «пониже».

– Говоришь, как разведчик какой.

– Я и есть, в некотором роде, разведчик.

– Ты же вроде воздушный маршал, нет?

– Это я сейчас воздушный маршал. А были и другие времена в моей жизни. Ладно. Пошли куда-нибудь, чего в овраге сидеть.

– Пошли. А куда?

– Не знаю. Просто отсюда пошли.

Он встал и замер как истукан. Глаза закатились, он побледнел еще больше, хотя, казалось бы, куда еще бледнеть, итак как хроник тяжело больной выглядит. Светка испугалась. Травинку плюнула. Подскочила, попыталась его поддержать, а он холодный весь как покойник и не гнется. Точно как истукан. Даже не дышит кажется и как стоит, не понятно. Она инстинктивно одернула от него руки. И стала вглядываться в его лицо. Потом решилась и пощупала пульс у него на шее. «Пульс вроде есть. Живой. Черт возьми, да что с ним такое?» – не зная, что дальше делать, Светка просто села рядом с ним на траву и стала ждать. Через пару минут он, наконец, очнулся и посмотрел на нее осмысленно. А потом сел рядом с ней.

– И что это было? – нетерпеливо выпалила Светка.

– Времени у меня мало тут осталось. Плохо мне. Нужно отсюда выбираться. Иначе помру.

– Как выбираться-то?! Нас, похоже, и не ищут совсем.

– Света, давай на чистоту. Нас с тобой и не теряли.

– В смысле «не теряли»?

– В смысле, что наши тела сейчас лежат в известной мне медицинской клинике, в реанимационных капсулах, в том нашем времени, в искусственной коме. Мой мозг соединен с твоим мозгом специальными сенсорами. Нужные зоны памяти в твоем мозгу химически активированы. И оба наших сознания сейчас «видят один сон на двоих». И его генерирует большей частью твое спящее сознание, которое блуждает по закоулкам простимулированных зон твоей памяти. Сейчас ты – моя работа. И если это продолжится еще сутки, я сдохну тут физически.

– Тааак…, – протянула Светка, – но я не подписывала согласие на искусственную кому и не давала никаких разрешений ни на какие сны вдвоем! А ты что, на этом заработаешь? Да? Ну и дохни тогда. Мне-то, что?

Олег на ее выпад не отреагировал. И стал ей спокойным голосом, медленно выговаривая слова, как маленькой объяснять:

– Да. Это не законно. И да, если выживу, я на этом заработаю, так же как агентство памяти в купе с медицинской клиникой.

Светка почувствовала, как ее щеки краснеют от гнева. Она встала, отвернулась и отошла от Олега. Потому что боялась, что не сдержится и залепит ему пощечину, и может быть даже начнет пинаться. Все же не каждый день тебя так грубо и так нагло «в темную» используют те, кто вроде бы должен был тебя лечить и тебе помогать.

Нет, Светка не была наивной и знала, в каком мире живет. Но гневу внутри нее это было без разницы. Она даже отвернулась от кучерявого, который в один миг потерял в ее глазах всякое уважение, в том числе уважение к его возрасту и сединам. «Старый враль! Да, провались ты!»

И тут она почувствовала, что сзади он кладет ей свои руки на плечи и легонько пытается повернуть ее к себе. Светка еле сдержалась, чтобы не заматериться, но стерпела. Не смотря на весь свой гнев, она понимала, что кучерявый про ситуацию знает больше и ей нужно с ним говорить, чтобы понимать, что происходит. Нет, Светка была совсем не дура. И обуздать себя, когда надо, могла.

Она подняла на него глаза. Он тут же снова с нею заговорил голосом спокойным и убеждающим:

– Света. Помоги мне, а я помогу тебе. Мы вместе отсюда выберемся. Ведь тебе и правда все это просто снится. А когда ты выйдешь из комы, ты все забудешь. И меня забудешь и то, что мы тут были, тоже забудешь.

– Да не хочу я ничего забывать! И возвращаться никуда не хочу! У меня тут бабуля живая, дом, родители, брат живой. Не зачем мне возвращаться. Лучше тут останусь.

– Не говори ерунды! Не можешь ты тут остаться. Я же про тебя все знаю! Тебе есть к кому возвращаться. У тебя там взрослые дети, внуки! Подруги. Нормальная вполне жизнь. Нечего тебе тут, в прошлом, делать. Да, пару лет назад у тебя умер муж, а месяц назад умерла одна из подруг и ты загремела от этих переживаний в клинику с проблемами сердца. Но это все пройдет. Точно тебе говорю. Тебе есть, зачем продолжать жить.

А в этом времени и в коме ты долго не протянешь. Еще никому не удавалась больше недели с высокой мозговой активностью тут продержаться. Не хочешь же ты, в конце концов, мозг свой спалить и овощем остаться? Пойми, не можешь ты даже физически тут долго быть! Протянешь чуть больше меня. Посмотришь, как я окончательно выключусь и исчезну, удовлетворишь свое чувство мести и все.

Он сделал паузу, вздохнул, и продолжил.

Тебя, может быть и выведут из комы, а меня наверное уже не смогут. Потому, что ту токсичную химию, которую в меня сейчас закачивают, чтобы я внимание в твоем сне сохранял, скоро мое тело начнет отторгать. Оно уже и сейчас отторгает и я выключаюсь периодически, сама видела как. А там, в клинике, мне в этот момент дозу повышают и бесконечно повышать ее нельзя. Тело может просто не выдержать в любой момент. Сама видишь, я не мальчик, во мне и правда уже всего искусственного сверх всякой меры. Если помру, это даже форс-мажором считаться не будет, потому что согласие на такие риски я подписал. Ну, пожалей ты меня. Ну, пожалуйста. Я же знаю, ты не злая. Помоги мне! А потом сочтемся, обещаю.

Светка на него все еще злилась. «Вот же супостат, знает куда давить! На жалость! Он на ней деньги зарабатывает, а она его жалей!» – Светка, поджав губы, молчала. И кучерявый заговорил снова.

– Ну, прости ты меня, что я сразу не сказал. Понимаешь, все должно было произойти быстро. Мы быстро должны были оказаться в нужном месте, сразу тут, на Лесной. Ты быстро должна была в этом месте вспомнить и найти то, что ты точно видела. Я должен был это увидеть и запомнить, и все. Никаких сложностей и проблем. Дело пары часов. Врачи на приборах увидели бы маркеры, что мы сделали и нас вывели бы из комы. Я бы вернулся. И ты бы вернулась. И ты бы все тут же забыла.

А все пошло кувырком. Мы «высадились» не там. Я не смог тебя направлять, потому что все время вырубаюсь от особенностей твоей памяти и психики. И могу только следовать за тобой, но не вести тебя по этому сну в нужное место. Я вижу, куда мы идем только на несколько секунд вперед, а это мало, очень мало. И так тоже не должно было быть. Но, понимаешь, мозг до сих пор штука темная и про некоторые его индивидуальные особенности никак не узнать, пока к нему своим мозгом не подключишься. А особенностей у твоего мозга предостаточно, чтобы я тут работать почти не мог.

– И что же это за особенности такие?

– Понимаешь, плотный у тебя поток образов в воспоминаниях. Слишком подробный. Тут любой оператор вязнуть начнет и терять концентрацию внимания. Обычно воспоминания клиента – это что-то вроде серии коротких «вспышек», отдельных сюжетов, малоподвижных картинок, между которыми паузы и время беспамятства, передышки. В эти моменты я могу вклинить в общее наше мыслительное пространство какие-то свои образы, которые будут направлять следующую ассоциативную серию вспышек памяти клиента на нужную мне тему.

А у тебя пауз нет, ну или почти нет. Ты даже когда якобы «спишь» тут, то еще какие-то сны во сне видишь. И мне не перехватить инициативу. Я даже свои воспоминания об автобусах моего детства вставить в это пространство не смог. Я честно пытался. Сосредотачивался, чуть не до обморока, но дудки. Я могу только за тобой следовать и предвидеть на несколько секунд вперед, но не более.

И у меня от этого ментальная перегрузка. Сбоит все уже в моем мозгу. Я знал, что будет сложно физически это выдержать, но не предполагал до какой степени сложно. Понимаешь, обычно образы памяти у клиентов это просто расплывчатые картинки, которые мы смотрим вместе. А у тебя это полноценная реальность. Она движется, она продолжается и продолжается. Со звуками, с вибрацией, с запахами, с температурой, все так красочно, что даже глаза режет. И все это потоком катит, без всяких передышек.

Это никто не выдержит. Я не знаю, какого тебе уникума нужно искать в операторы, чтобы он в этом потоке, как рыба в воде плавал.

– Хм, ну, допустим, все так, как ты говоришь. И что же тогда мы ближайшие часы должны тут найти, чтобы тебя в клинике химией на смерть или до инвалидности не отравили?

– Нам нужно найти очень простую вещь. Зеленую клеенчатую тетрадку в клеточку. 98 листов. В ней математические формулы, написанные твоим отцом. Так называемое математическое обоснования одного его рацпредложения, точнее прибора, в те времена чисто гипотетического. В агентстве памяти видели эту тетрадку недавно, когда потрошили мозг одного очень известного академика. Он частично тетрадку эту видел и запомнил очень давно, когда еще был рядовым кандидатом наук в институте, где работал и твой отец тоже. Твой отец ему показывал, но тогда эти формулы не произвели на будущего академика никакого впечатления, потому что не ясно было, куда их применить. А теперь, одна японская контора, может заплатить очень существенные деньги за содержание этой тетрадки, чтобы так сказать «заново не изобретать велосипед».

– Да ладно! Что ты мне рассказываешь? Какие формулы? Это же когда было! Еще до первого технологического рывка! Кому это старье, пусть даже математическое, нужно?! Я думала, мы клад какой с золотыми монетами искать сейчас пойдем или компромат на кого высокопоставленного, а ты мне тут про какую-то тетрадку лепишь!

Светка честно недоумевала от слов Олега Павловича. Он же почувствовал, что она вроде справилась с эмоциями и идет на контакт, поэтому продолжил:

– Да, эти формулы сейчас – все равно, что клад давно закопанный. Ты пойми, многие вещи в истории человечества изобретались и открывались по нескольку раз. Первый водолазный костюм Леонардо Да Винчи когда придумал и начертал? А потом все было забыто на несколько веков. И сделали и изобрели его заново уже совсем другие люди, когда для этого созрели исторические условия, появились подходящие материалы и технологии их обработки. А Америку ту же, сколько раз открывали и переоткрывали? И чтобы вот так, каждый раз с нуля, не переоткрывать и не переизобретать, нынешние агентства памяти ищут перспективную информацию и перспективные изобретения в мозгах тех, кто был свидетелем этого. Да, это физически рискованно для операторов и носителей сведений и потому еще не законно. Да, это делается можно сказать подпольно и без согласия. И да, это практически «промышленный шпионаж» в мозгах и памяти людей по всему миру. Но это точно стоит риска!

Он замолчал. И стал всматриваться в Светкино лицо, проверяя эффект от всего им сказанного. Хорошо, если ей хватит благоразумия сотрудничать, а иначе вся его миссия в этот раз пойдет прахом. Да, он приврал немного насчет «неминуемой смерти» своей через сутки, чтобы ее подтолкнуть к сотрудничеству. Но плохо ему в ее плотной ментальной реальности было совершенно объективно и выключался, и страдал он тут по-настоящему, а не выдумано. И прекратить эти страдания как можно быстрее, хотел совершенно искренне.

Светка все еще хмурилась. Ей явно нужно было время переварить такие новости. Когда она заговорила, то смотрела в сторону, а не ему в лицо. Так, что кучерявому понятно стало, что она его все еще не простила, все еще злиться, но держит свои эмоции в руках. Так, что на искренность и ее доверие с ее стороны ближайшее время рассчитывать не приходится.

– Ладно, допустим, я тебе поверила. И да, ты знаешь куда давить. Я действительно не хотела бы быть даже косвенной причиной чьей-то инвалидности или гибели, даже твоей, старый ты пройдоха. Но, что же нам теперь делать, чтобы найти эту зеленую тетрадь? Я же совершенно ее сейчас не помню!

Олег Павлович выдохнул. Кажется еще одного сеанса убеждения Светки прямо сейчас не понадобится, хотя, кто их женщин разберет! Заартачится, заупрямится и послать все в пень, такая как Светка точно может в любой момент. Как она с телефоном в отказку пошла! Так ведь вещицу и не вернула. Сказала, что не видела, значит, не отдаст. Как у нее в анкете было сказано: «гневливая, но добрая и отходчивая». На это и будем надеяться. Ладно, нужно ковать железо пока горячо. И кучерявый кинулся ковать.