Астраханская уличная драка

Надеюсь, кто-нибудь из вас поймёт. Пожалуйста.

№ 1 Резкий и грязный.

Мечтаю о полёте: Бог теряется в самых ярких огнях. Мечтаю о полёте: Бог – единственный кусочек головоломки. В детстве я любил головоломки. Мечтаю о полёте: Бог такой же холодный, как первая ночь, когда я почувствовал себя одиноким. Мечтаю о полёте: Богу плевать на твои порнушные сны. Мечтаю о полёте – нож под кривым углом под грудь, прямо в сердце, чтобы сделать тебя стойким, как надгробие. Фигуры с бесполезными глазами перемещаются по доске. Бог больше, чем мы можем себе представить. Пришло время залечить эту рану.

Борис Паче – высокий, с уродливой короткой стрижкой, белая рубашка с воротничком и жёлтая жилетка. Он выглядел сосредоточенным, на лбу у него выступили капельки пота. Нельзя определить, где он находится.

«В брюхе механической твари. Тараканам, рождённым наполовину в гнили, комфортно обитать в кромешном мраке. На свет они выползают только когда сильно голодные, и когда хотят развлечься. Сегодня, пока собирался, я смотрел по телевизору на красивые лица. Они клянутся, что их любовь реальна; они смеются рядом с тобой, но на самом деле здесь некому верить. Одного взгляда на меня достаточно, чтобы понять, что я бездушное ничтожество. По глазам видно, я буду не против, чтобы одной ночью меня выключили навсегда. Наверное, в этом трагедия моей жизни – у меня нет рычага выключения. Кто-то скажет, это неплохо. Но для меня это ещё один день в пыточной. И суть в том, что даже в пыточной я остаюсь жив».

Ночь. Возвышающиеся здания на фоне тумана и назревающей бури. Ночь тяжёлая, никаких лучей света на небе. На переднем плане хулиганьё курили на территории. Люди Гобдева. На фоне, в тени, многоквартирный дом с горящими окнами квартир. Двое низких молодых парней и смуглый громила. Это главарь. Они поморщились от тошнотворного запаха, вони этого города. Огромного, больного. Блюющего и испражняющегося на улицы. По этим рекам плыли никчёмные жизни, оставаясь незамеченными до самой смерти.

У всех сломанные уши. На них разноцветные спортивные костюмы, на логотипе изображены два силуэта людей, занимающихся сексом, с кругом и штриховкой вокруг него. Как на логотипе «Охотников за привидениями». У главаря на футболке висели дорогие тёмные очки. Все бросили окурки под ноги. Возле их ног валялось тело убитого, усыпанное десятками ножевыми ранениями. Он испачкал своей кровью кроссовок одного из нападавших.

«Снаружи я слышу визжащих обезьян, сбежавших из клеток».

Главарь облокотился на багажник автомобиля и демонстрировал изуверам-теням отрубленное окровавленное предплечье. На его обезумевшем лице кровь. Он хвастался, что делал себе имя этим поступком.

Борис смешал все мысли в коктейль, который начинал действовать с префронтальной коры головного мозга, постепенно спускаясь прямо к его ногам.

«В последнее время я часто стал грузиться… Зачем мы вообще выползли из темноты?»

…неожиданно Борис выпрыгнул из багажника и с двух ног ударил главаря в позвоночник. Отрубленная рука упала на землю. Последний улетел вперёд, ковыряя клювом землю. Молодые поймали его и в ужасе отшатывались, словно так и надо, внимательно наблюдая за движениями Бориса.

Через долю секунды тело Бориса с широко раскрытыми глазами, в замешательстве, парило в воздухе над землёй – его голова откинулась назад. Его голова с тем же выражением на лице ударилась в окно автомобиля, разбивая стекло. Главарь нанёс ответный мощный удар, достал нож, бежал на него, замахнулся ножом, Борис исполнил уход, – наклонил корпус, нога сделала шаг в сторону от линии атаки – и дальше ударил главарь в подмышку. Остальные в смятении таращились на него.

Главарь захрипел, его рот открыт в форме буквы «О». Зрачки медленно опустились вниз. Борис атаковал его самодельной заточой, сделанной из ручки зубной щётки и острым лезвием на конце, обмотанным скотчем. Он попал в артерию. Голова жертвы начинала наклоняться вниз, Борис резко убрал руку, взорвался гейзер крови, прямо из раны. Кожа главарь побледнела, словно остывший пепел в костре. Потом началась мясорубка.

Борис скрутил торс вокруг оси, «поймал» мразь на прямом ударе и быстро уколол в печень. Враг кричал, как настоящая обезьяна, продолжил бить Бориса, попадая в цель; один и другой зажали к автомобилю, избивали руками и ногами. Он терпел боль. После нового удара глаз Бориса стал синим и закрылся, однако это позволило ему сделать шаг к противнику – он взял того в захват и впечатал немецким суплексом с животной силой. Он специально бросил его небрежно, что в итоге привело к следующей сцене: уродец лежал с открытым переломом руки и скулил, бурая кровь хлестала во все направления, рука выкрутилась под неестественным углом. Кость ушла прямо через предплечье.

Ещё с большей яростью тремя ударами сломал бедро другому говноглоту, он осел на землю, покраснел и взвыл. К этому времени «крупный зверь» сдох. Борис громко дышал, наклонил голову, посмотрел на руки в крови. Костяшки опухли, кожа содрана. Вместе с болью он почувствовал неприятное жжение.

***

Из камеры видеонаблюдения: аптека. Как неприятность, Борис вошёл в чистое белое помещение, оставляя кровавый след на полу. Он спокойно подошёл к столику, нанёс дезинфицирующий раствор на руки. Напуганная молодая девушка в синей униформе за окном сделала шаг назад, когда он приблизился к ней.

– Бинты, – он швырнул испачканные кровью деньги.

– Может вам…

– Нет. Только бинты.

Замешкав, девушка отошла к нужной полке, взяла пачку бинтов, вернулась, осторожно положила бинты к дикому незнакомцу, забрав его деньги. Далее она наклонилась, что бы отдать сдачу, но Борис ушёл так же внезапно, как и появился.

Белая фигура Бориса шлялась по тёмно-синему городу с яркими инопланетными зелёными огнями. Вдали от поля битвы, где лежали холодные искалеченные тела.

Мимо готической башни, машина может украсть твоё мясо, но она не сможет отнять душу. Люди здесь – удобрение. Как дерьмо, всё это лишь часть круговорота, ритма жизни и смерти. Он долго двигался на север, – его окружение постепенно выцвело до сплошного белого цвета с объёмными зернистыми тенями. Пространство вращалось вокруг него на сто восемьдесят градусов. Сирены, выстрелы, звуки завода разложения становились всё тише, пока не осталась прекрасная тишина.

«Этой ночью я всё закончу».

***

Школа. Борис снова вернулся сюда не через какой-то портал, или временную петлю. Это было нечто столь огромное, что в попытках это понять, он чуть было не обезумел. Как будто плавание через бесконечные дни грусти, злости, страха, скорби. Окружённый островами, сделанными из плоти.

Норка с шумом появился в школе: в первый день сломал пальцы старшекласснику на футбольном поле на глазах напуганных хулиганов, когда в здании шли уроки. Но на этом он не остановился. Его тихая слава распахнула крылья шёпотом учеников, кто стал свидетелем его драк, которые теперь исчислялись пальцами двух рук.

Норка завязал шнурки на кроссовках, встал с ступенек, расправил плечи. Внезапно его рубашка пропиталась потом, сквозь неё проступали следы ожогов. Он поднял пиджак, встряхнул, надел. Школьный коридор, тёмный и убогий, как всегда. Норка прошёл в дальний угол, оглядываясь по сторонам. Он зашёл в туалет, набрал холодной воды в ладони, выплеснул всё на мрачное лицо, а затем стукнулся лбом о зеркало с закрытыми глазами.

Борис, у которого на правой щеке пластырь, выглядевший почти так же, как и сейчас, в сером жилете с рисунком обезьян и чёрных брюках, стоял у двери туалета и ждал Норку. Последний вышел и улыбнулся ему. Борис шёл рядом, они пришли к входной двери, и охраннику ничего не оставалось, как открыть им дверь. Норка достал из кармана пиджака пачку сигарет. Все ещё улыбаясь. Это немного жутковато. Борис напряжённый. Норка дал одну сигарету ему, прикурил, другую – закурил сам.

– Пойдём. Купим сигареты, – с скрипучим звуком он открыл дверь.

Борис ничего не ответил. Он прикрыл свои слабые глаза от яркого света. Вокруг них ничего не видно, кроме чистого белого пространства. Прохладно.

Они вышли за территорию школы через отверстие в бетонной стене, изрисованной граффити. Зашли в дворы, курили и долго шагали на север, волосы и одежда припорошены серо-белым снегом. Бледные, ненасыщенные цвета. Никаких слов, только тишина.

Через время, их уши и щёки покраснели от холода. Они докурили сигареты. Из-за неровной дороги, Борис и Норка поднимались и спускались по земле, потом подтянулись на бетонные плиты, следом спустились на другую сторону и вышли к пляжу. Плоское, безликое полотно простиралось до горизонта во всех направлениях, совершенно лишённая цвета и каких-либо особенностей, под унылым серым небом. К ним вели два ряда следов, тянущихся по снегу.

«На западе, в девяти километрах стояла гостиница, а прямо за ней было поле и заброшенное здание. У гостиницы был магазин. Я тогда не спросил у него, почему мы к нему не пошли. Оказалось, это было неважно».

Сопли текли из носа, конечностей они почти не чувствовали. Спустились вниз по склону, прошли по ледяной реке до ближайшего острова. Борис от ужасного мороза обнимал себя, один раз чуть не шлёпнулся об лёд. Прошли через весь чёрный остров с костлявыми деревьями, испарились в заледеневших камышах, которые трескались и падали во время всего долгого пути. Потом Норка встал спиной к Борису, расстегнул ширинку, с облегчением брызнул жёлтой струёй на снег. Они шли дальше.

– Бойко из одиннадцатого Б переманивает младшие классы на свою сторону. Он хочет, чтобы меня исключили, слышал? – спросил Норка. Они остановились в центре пустой местности.

– Да. Вот козлина.

– Я привёл тебя, чтобы рассказать свой план. Неделя будет бешеной, будет много сломанных рук, всё как всегда.

– Откуда в нём взялось столько энергии.

Норка ухмыльнулся. Он повернулся к нему.

– Борис, ты же будешь рядом, если всё пойдёт не по плану?

– А когда всё складывалось по плану?

Они смеялись.

***

В стиле акварели: Влад летал по квартире, пиная пустые бутылки, внимательно изучая пространство вокруг себя несколько раз, чтобы точно не забыть ничего важного. На подбородке – трёхдневная щетина. Синие мешки под глазами. Интерьер квартиры окрашен песочным цветом с белыми карандашными линиями длиной в три четверти. Повсюду его работы: картины расцветали алхимическими красками, двигались и боролись, чтобы пробраться в наш мир. Влад пытался собрать их все, аккуратно связав верёвками. В то время как Влад находился на ярком свету, на заднем плане, в тени около двери, стояла тёмная фигура.

– Папа, я не хочу уезжать.

– Заяц, всё хорошо, не нужно бояться. Посмотри на столешницу, видишь этот фантастический парк развлечений? Это лучше, это гораздо лучше нашего дома. Много приколов и американские горки!

– Папа, я не могу кататься на горках. Меня укачивает.

Неловкая пауза.

– Но тоннель любви тебе нравится?

В этот момент девочка вот-вот заплачет. Влад подошёл к дочери, опустился на колени чтобы обнять, но она с криком обиды убежала от него. В последнее время она никому не позволяла прикасаться к себе, много плакала и была тенью. Казалось, с его дочкой случилось что-то не очень хорошее.