Сайберия. Пожиратель

Глава 1

Погода в последние дни не радовала – ветра дули холоднющие, почти каждый день шли мерзкие мелкие дожди вперемешку со снежной крупой. А уж ночные заморозки и вовсе стали такими кусачими, что утром не хотелось на улицу высовываться.

Поэтому очередное занятие «на свежем воздухе» под руководством Кабанова-младшего не вызывало у студентов Горного ни малейшего энтузиазма. Тем более что в этот раз оно шло последним в расписании и грозило растянуться до конца дня. Преподаватель по основам выживания решил организовать настоящий поход в лес – со следованием по карте и компасу по заданным маршрутам и разбивкой лагеря из подручных средств.

В настоящий лес мы, конечно, не отправились – ограничились Академическим парком. Благо, размеры его позволяли устраивать даже такие походы.

Размерам этим я удивлялся с самого начала, особенно когда в руки попал план парка. По сути, Университетский проспект, идущий с севера на юг, отрезал от города изрядный кусок земли, ограниченный с запада и юга рекой. Этакий полуостров, похожий на неровную выпуклую линзу. По площади получалось гектаров четыреста, причём участок этот был освоен едва ли на треть. Облагороженная часть парка – корпуса университета, дендрарий, вымощенные плиткой дорожки и беседки – располагались в юго-восточной части, возле главных ворот и дальше вдоль улицы. А в глубине парк постепенно превращался в обычный смешанный лес, выходящий к дикому неблагоустроенному берегу.

В общем, земли под нужды университета было отдано с большим запасом. С точки зрения городской управы это, наверное, выглядит расточительством – участок-то вкусный. По сути, в самом центре города. Но принадлежит он не местным властям, а императору, так что строить здесь что-то своё они не могут.

Учебную форму мы перед занятием заменили на гимнастёрки, плотные галифе, сапоги и непромокаемые куртки. И это было очень кстати – не прошло и двадцати минут с начала занятия, как зарядил дождь. И без того унылое мероприятие заиграло ещё более мрачными красками, поскольку благоустроенные тропинки кончились, и в ближайшее время придётся месить сапогами грязь, смешанную с палой листвой.

В «поход» отправился весь первый курс Горного, но, чтобы не переться одной толпой, Боцман разделил нас на несколько групп. Каждой он выдал свой маршрут, на котором было заложено несколько тайников, которые нужно было отыскать и забрать из них некие предметы. Это заодно служило и способом проверки добросовестности студентов – конечная-то точка маршрута была одна, и был соблазн рвануть к ней напрямик.

Я, конечно, попал в одну группу с Полиньяком и Варей. Помимо нас в ней оказался Кудеяров-младший с дружками, староста группы Трофимов и ещё несколько знакомых ребят. Впрочем, я со всеми на курсе уже более-менее познакомился. По крайней мере, узнавал в лицо.

Сына Фомы, к слову, будто подменили. Он уже давно, ещё со времён истории с албыс, перестал подначивать и меня, и Жака. Но в последние дни и вовсе стал вести себя показательно вежливо. Даже, я бы сказал, заискивающе.

Что ж, немудрено. Шила в мешке не утаишь – то, что я Одарённый, скрывать было уже совершенно невозможно. Слухи о том, что я, а то и вся наша троица связаны со Священной Дружиной, тоже уже разлетелись по всему университету – это мне Трофимов рассказал. Но тут, конечно, и сам Путилин постарался – пару раз в открытую подвозил нашу троицу на занятия на своём роскошном чёрном «Даймлере». Да и о том, что статский советник переезжает в особняк Василевских, тоже наверняка уже многим известно.

В общем, с тем же успехом я мог бы нацепить значок Священной дружины на лацкан студенческой формы – чего уж скрывать-то.

Думаю, и слухи о моём истинном происхождении тоже уже начали просачиваться. И, хоть я и продолжал обучение под сиротской фамилией Сибирский, отношение ко мне и со стороны студентов, и со стороны преподавателей несколько изменилось. Причём именно после того губернаторского приёма.

Хотя, может, я преувеличиваю. И без того намёков было достаточно. Одарённый, живёт в ранее заброшенном особняке Василевских… Тут уж любой сложит дважды два.

Впрочем, если раньше я опасался раскрытия своего инкогнито, то теперь, после разговора с Вяземским, стал себя чувствовать гораздо увереннее. Да и счёт в банке этой уверенности здорово прибавлял, хотя за последнюю неделю я его уже слегка распечатал.

Ещё из приятных моментов – то, что мне удалось-таки решить вопрос с албыс. Время, конечно, покажет, насколько моё решение было верным. Но главное – я избавился, наконец, от самого острого из дамокловых мечей, зависших над моей головой. Теперь уже можно было не опасаться, что моя одержимость обернётся полной потерей человеческого «я». Дух албыс перестал пожирать меня изнутри, кошмары прекратились, и я впервые за долгое время смог вздохнуть спокойно.

Правда, ненадолго. Остальные-то проблемы никуда не делись. И главные из них – это обкладывающая нас со всех сторон Стая и сбежавший Арамис-Арнаутов со своей чернявой подружкой. Толком даже непонятно, это две отдельные проблемы или одна большая. Свет на это мог бы пролить пойманный Грач, однако он, по словам Путилина, оказался весьма неразговорчивым.

А через три дня после поимки вампир и вовсе был обнаружен в казематах мёртвым. Причём отправиться на тот свет ему явно помогли. Я, конечно, здорово отделал его в ходе той драки в «Хаймовиче», но Дети Зверя – народ живучий, так что даже без медицинской помощи Грач уже через пару дней был вполне себе бодрячком. Если бы не кандалы с синь-камнем – регенерировал бы ещё быстрее. Но крупнокалиберная пуля, снёсшая ему полчерепа, оказалась непосильным испытанием даже для вампирского здоровья.

Путилин после этого инцидента ходил мрачнее тучи. Признался, что до этого ещё и тело Барсенева, отправленное местным «федералам» – в Службу Экспертизы – тоже бесследно пропало.

– Стая, как всегда, мастерски заметает следы, – мрачно ворчал он, как обычно, ходя из угла в угол со скрещенными за спиной руками. – А я пока мало что могу им противопоставить. Действовать приходится практически в одиночку!

Бросив взгляд на меня, он добавил:

– Без обид, Богдан. Ты очень помог мне, и не раз. Но я сейчас говорю не об охотничьих делах. В истреблении чудовищ ты как раз очень хорош, и надеюсь, ещё не раз меня выручишь. Но, увы, в работе Священной Дружины есть и… другие стороны.

Я тогда промолчал. Хотя я-то знал, что к исчезновению тела Берсенева Стая не имеет отношения. Это Фома постарался, причём по распоряжению губернатора. Но я пока не решил, стоит ли делиться этой информацией.

Чисто по-человечески я Путилину симпатизировал, да и сотрудничество с Дружиной выглядело делом перспективным, а главное – близким мне по духу. Но всё же после того, что я подслушал в библиотеке губернатора и после разговора с самим Вяземским у меня возникли некоторые сомнения.

Как бы тут не оказаться между молотом и наковальней.

Священная Дружина – это императорская спецслужба, и карьера в ней, наверное, может многое принести. При этом трудностей службы – например, связанных с охотой на чудовищ – я не опасался. Наоборот, работа как раз по мне, и пока Путилин рассматривает меня именно как простого Охотника, истребителя чудовищ – всё в порядке.

Однако Путилин уже знает про Колизеум. И про то, что зверинец в усадьбе обер-полицмейстера наверняка связан с этими подпольными боями. Я сам его навёл на эту версию. И когда он начнёт копать в этом направлении, рано или поздно у нас возникнет конфликт интересов не только с Кудеяровым, но и с Вяземским. А надо ли оно мне?

Впрочем, будем решать проблемы по мере их поступления. А пока – попытаюсь не усугублять ситуацию. Надо набирать силу. Во всех смыслах, не только в плане развития Дара. Сам по себе Дар – это лишь что-то вроде пропуска в местное высшее общество. Но какое место в итоге в нём займёшь – зависит от тебя.

Не то, чтобы я так уж рвался сделать карьеру и разбогатеть. Это всё же не совсем в моём характере. Однако я уже достаточно времени провёл в этом новом теле и новом мире, чтобы потихоньку обзавестись целями и ориентирами.

Поначалу из-за потери памяти и из-за навалившихся на меня проблем над этим некогда было задумываться. Я просто плыл по течению, пытаясь хоть как-то разобраться, куда я угодил, а заодно отбиваясь от летящих со всех сторон ударов. Но постепенно у меня вырисовывался план – куда, собственно, плыть.

И, как ни крути, картина эта складывалась из тех осколков, которые я получил на старте. Нет, можно, наверное, совсем отказаться от наследия прежнего хозяина тела и попытаться жить жизнью обычного человека. Но, сдаётся мне, даже так какая-нибудь из тайн прошлого рано или поздно меня настигнет.

А значит – надо быть к этому готовым. Расквитаться, наконец, с доставшимися мне в наследство врагами, попытаться завести новых союзников и разгадать те тайны, что окружают бывшего хозяина этого тела. Кто я вообще такой, что за странные ритуалы проводили надо мной в детстве? Почему я был разлучён с отцом? Что тот искал в глубинах Сайберии, потратив на это всё своё состояние?

В общем, целей много, больших и малых. Деньги, положение в обществе – это скорее инструменты для их достижения. Но пока их нет – я никуда и не смогу сдвинуться.

После событий в «Хаймовиче» минуло уже больше недели, но ничего особо значимого за это время не произошло. Даже удивительно. Стая, хоть и явно наращивала своё присутствие в городе, пока не давала о себе знать. Возможно, упыри всё ещё не разобрались со внутренними склоками. Арамис с Бэллой как в воду канули. Кудеяров меня в свои подпольные бои уже не заманивал, и я знал, почему. В местных газетах основной темой по-прежнему был предстоящий визит императора, но сам Романов пока не торопился заявляться – похоже было, что он задерживается в Демидове еще на какое-то время. И это, кажется, только ещё больше нервирует местных чиновников.

Мне же эти дни передышки пошли только на пользу. Я сосредоточился на учёбе, на тренировках и на изучении архива Василевского, а также в целом содержания фамильной библиотеки. Там оказалось немало книг, не менее полезных, чем фолианты, которые я позаимствовал у Скворцовой.

Как говорится – учиться, учиться, и ещё раз учиться. Кстати, интересно, а в этом-то мире автор этого высказывания существует? И чем занимается?

Правда, нынешнее занятие я, как и большинство первокурсников, с радостью пропустил бы. Перспектива в ближайшие пару часов шариться по сырому промозглому лесу с облетевшей листвой и искать какие-то там тайники не прельщала. Но и свалить отсюда под шумок было нельзя. У меня и так уже накопилось немало прогулов, а Боцман – точно не из тех преподов, кто может прозевать даже одного отсутствующего студента.

Так что я шагал в составе своей группы, предоставив, делать всю работу Полиньяку и Трофимову. Тем как раз задание пришлось по душе, и они ещё с несколькими парнями увлеченно прочёсывали заросли, то и дело сверяясь с картой. Продвигались мы довольно шустро, и имели все шансы прийти к месту стоянки первыми.

Я тоже старался не терять времени попусту, но по-своему.

У меня в последние дни возникла новая проблема. Рост моего тонкого тела здорово ускорился, и соответствующим образом возросли аппетиты в отношении свободной эдры. По моим ощущениям, вместительность моего грудного узла – Средоточия – выросла в несколько раз, но при этом мне сложно было удерживать в нём хоть какой-то запас. Вся эдра впитывалась тонким телом, как губкой.

Поначалу это происходило из-за того, что нужно было залечить меридианы, обожжённые во время экспериментов с жар-камнем. Но и после этого моё магическое естество осталось столь же прожорливым.

Раньше я мог пополнить запас эдры в Средоточии, просто «вдохнув» свободную взвесь, витающую в воздухе практически везде. Но сейчас я этого уже попросту не мог сделать, потому что и так неосознанно пылесосил все свободные частицы в довольно большом радиусе вокруг себя. И этого не хватало.

Раньше довольно неплохим подспорьем для пополнения эдры были деревья в саду усадьбы. Но за эти дни я осушил весь сад полностью, и на какое-то время об этом источнике придётся забыть. Деревья накапливают эдру очень медленно – неделями, а то и месяцами.

А голод всё не утихал. Мне даже приходилось быть осторожным в людных местах, чтобы неосознанно не вытягивать энергию, например, из кристаллов солнечника. Они использовались повсеместно и были для меня лёгкой добычей.

Единственное, что пока по-прежнему спасало – так это мои ежедневные медитации у Гранитного дуба в Академическом парке. Но и этот древесный гигант уже не казался таким уж бездонным источником эдры, и отдавал свои запасы очень неохотно. Ощущение такое, будто пытаешься пить через трубочку что-то очень густое и вязкое.

Разгадка была проста – моё тонкое тело не просто укрепилось, а достигло предела, за которым его ждало некое перерождение, выход на новый уровень. Однако процесс этот требовал пищи в виде эдры. И много пищи.

Впрочем, судя по всему, с этой проблемой рано или поздно сталкивается любой мало-мальски сильный нефилим. Магическая энергия – ценный ресурс, и достаточно редкий, даже здесь, рядом с Сайберией. Поэтому-то нефы и спонсируют охотничьи экспедиции на таёжных тварей – для добычи грудных карбункулов.

У меня, как у Пересмешника, ещё большое преимущество перед остальными – за счёт своей универсальности я могу перерабатывать любую эдру, без жёсткой привязки к конкретному Аспекту. Да и способности свои могу применять более часто, а не копить энергию неделями. Но даже это сейчас не спасает меня от постоянного голода.

Голод этот, к счастью, не отражается на моём физическом состоянии. Разве что бывает неуютно, когда грудной узел опустошается полностью – я чувствую себя в такие минуты безоружным. Но эту проблемку удалось со временем решить. Я разделил Средоточие на несколько изолированных друг от друга отсеков и зарезервировал один из них как некий неприкосновенный запас. Он всё равно потихоньку просачивался, но не так быстро, как незащищенные.

Поиски новых источников эдры для меня теперь стали одним из главных приоритетов. По крайней мере, пока трансформация тонкого тела не завершится.

Вот и сейчас, оказавшись в незнакомой части парка, я выискивал подходящие деревья и вытягивал из них накопленную эдру. Больше всего её было в измененных растениях типа камнедрев, чёрной осины, кустов пепельного багульника. Их-то я в первую очередь и выискивал, стараясь не особо отбиваться от группы.

К моменту, как мы вышли к берегу, я успел изрядно пополнить свои запасы. Которые, впрочем, начали тут же таять, быстро впитываясь в ауру. Казалось, будто узлы пульсируют, жадно поглощая энергию и становясь чуть ярче и плотнее.

Это бы подняло мне настроение, если бы не разошедшийся уже не на шутку дождь, вдвойне неприятный на открытом пространстве.

– Только Боцману дождь нипочём, – проворчал Трофимов из-под капюшона.

– Ага, в своей стихии, – поддакнул кто-то из ребят.

– Может, всё-таки на этом и закончим, а? Неужто строить что-то заставит прямо в этой слякоти?

Кабанов-младший стоял на самом краю обрыва над рекой, его чёрный длинный бушлат блестел от воды, капюшон трепетал от порывов ветра. Но сам преподаватель при этом был неподвижен, как статуя, и молча наблюдал за приближением нашей группы. Мы действительно прибыли первыми, за нами с небольшим отрывом следовала ещё одна команда. Остальные немного задержались, но и их уже было видно за деревьями.

– Карты и жетоны из тайников сдать мне! – объявил он, когда мы приблизились. – И разбираем ножи и топоры вон с тех колод. Разбивать палатки и строить шалаши сегодня не будем…

По рядам студентов прокатился вздох облегчения, тут же сменившийся многоголосым стоном, когда Боцман продолжил.

– … вместо этого сейчас быстренько соорудим навесы от дождя, разведём костры и просушимся.

Перечить Борису Георгиевичу не было смысла. Да и от дождя хотелось поскорее спастись. Так что, отправив Трофимова и Полиньяка сдавать карту, остальные члены отряда поспешили к площадке чуть поодаль, где стояло несколько деревянных чурок, в которые было воткнуто десятка два ножей и несколько топоров.

Никаких инструкций, а уж тем более помощи со стороны Боцмана ждать не приходилось – преподаватель, похоже, сначала хотел поглядеть, как мы будем разбираться сами. И, к моему удивлению, большая часть нашего отряда не умела толком обращаться ни с ножом, ни с топором, а о том, как соорудить простенький навес из веток и лапника – вообще понятия не имела.

– Эх, горожане, едрить вас в качель! – ворчал, вернувшись, Трофимов. – Белоручки хреновы! Чего ж тогда в Горный-то попёрлись, в изыскатели?

– Я вообще-то на инженерном факультете, – огрызнулся Кудеяров, с некоторой брезгливостью берясь за рукоять топора. – И для того и образование получаю, чтобы самому потом мозоли не набивать.

– Ну-ну. Только вот в тайге всяк должен уметь хотя бы самое необходимое. Как костёр развести, как шалаш устроить, как охотиться…

– Верно рассуждаешь, студент Трофимов, – одобрительно кивнул Боцман, проходя мимо нас. – Но вы бы поторопились, пока до исподнего не вымокли.

Трофимов, как староста, уже по привычке взял на себя организационную работу. Распределил обязанности – кого-то отправил на заготовку длинных жердей, кого-то на лапник, кого-то – на поиски хвороста для костра. Место для бивака мы успели застолбить самое удобное – на ровной площадке между двумя недалеко стоящими деревьями, которые можно было использовать в качестве основных опорных столбов.

Работа закипела, и разошедшийся дождь только подгонял – хотелось, наконец, от него укрыться. А если ещё и костёр удастся разжечь и хоть немного погреться и обсохнуть – то вообще шикарно будет. Правда, в это мне пока слабо верилось – кажется, найти достаточно сухие ветки будет сейчас проблематично.

Эта часть парка была уже совершенно неухоженной и даже не огороженной, и по сути являла собой участок леса. Река тут была довольно широкой – с полкилометра, но к югу от нас был виден мост. На противоположном берегу тоже темнел лес, но из-за деревьев там и сям поднимались столбы печного дыма – похоже, там какое-то село, а может, и не одно. Так что ощущения, что мы в диких местах, не возникало. Тем более что дорога сюда от университетских корпусов, даже с учётом извилистого маршрута с поиском тайников, заняла от силы час.

Поэтому, когда из кустов донесся шорох и отрывистый не то рык, не то всхрап, мало кто воспринял его всерьёз.

– Это кто там хрюкает в кустах? Кочан, ты что ли? Ну иди сюда, кабанчик, за ухом почешу!

– Я те сам щас… почешу! – обиженно отозвался Кочанов с другого края поляны, показывая кулак.

Но хрюканье донеслось и чуть позже – уже более отчётливое, и совсем рядом. Ещё немного – и под смех и улюлюканье первокурсников на поляну выскочила пара поросят – щетинистых, полосатых, сердито повизгивающих. Их, похоже, спугнул кто-то из ребят, углубившихся в чащу в поисках хвороста.

Животинки были размером с собаку, шустрые и жутко визгливые. При виде людей они разнервничались и принялись носиться кругами, прошмыгивая мимо гогочущих балбесов, пытающихся их ухватить. Даже строгие окрики Боцмана не особо помогли – вскоре весь лагерь стоял на ушах.

Впрочем, продлилось это недолго, потому что из кустов донеслись вопли уже совершенно другого рода. Вскоре, несясь сквозь заросли напролом, к лагерю выскочило двое студентов с вытаращенными от ужаса глазами. Один вообще, не останавливаясь, рванул дальше вдоль берега, не разбирая дороги. Второй, напротив, попытался взобраться на ближайшее дерево.

То, что их кто-то преследует, было слышно издалека – позади них раздавался треск ломаемых ветвей и глухой тяжелый топот. Но, что странно, самого преследователя не было видно до последнего, хотя кусты были не особо густые, поскольку листва с них по большей части облетела.

Наконец, чудище с глухим раскатистым рыком выскочило на открытое пространство. Высотой оно было чуть выше пояса среднему человеку, но этот параметр в данном случае мало что значил. Потому что весом тварь была центнера в три, и вооружена внушительными клыками, загибающимися кверху так, что больше походили на бивни мамонта.

– Секач! – выкрикнул кто-то, и студенты прыснули врассыпную, словно потревоженная рыбья стайка.

– Отойти всем! – рявкнул Боцман, в руках которого уже каким-то чудом успел оказаться наган. – Не злите его!

Вепрь с ходу, не останавливаясь, сшиб с ног попавшегося ему на пути парнишку, подбросив его высоко в воздух, будто тот был тряпичной куклой. Движение животного было нереально быстрым – показалось даже, что он будто бы размазался в воздухе, мгновенно перетекая из одной точки пространства в другую. Ринулся дальше и чуть было не повторил то же самое со вторым, но тут на его пути оказался Кочанов. Он как раз перед этим обстругивал длинную жердь, чтобы вбить её в землю, и теперь попытался отпугнуть кабана, держа эту палку наперевес, как копьё.

– Назад, Кочанов! Не геройствуй!

Голос Боцмана заметно дрогнул. Пытаясь отпугнуть зверюгу или хотя бы отвлечь его от студента, он сделал несколько шагов в сторону зверя и пальнул в воздух. Стрелять в самого кабана пока не стал, и я уже понял, почему.

Вепрь был матёрый, крупный, отожравшийся за лето, и револьверные пули его только разозлят. Но главное даже не в этом. Я ещё из-за кустов разглядел яркую, как пламя костра, багрово-оранжевую ауру.

Секач-то непростой. Одарённый. Точнее, изменённый, поправил я себя, вспомнив лекции Коржинской. Зверюга приноровилась поглощать не только корешки да шишки, но и эдру, и весьма в этом деле преуспела.

Это отражалось на нём даже визуально. Щетина на спине поблескивала металлическим отсветом и больше напоминала иглы дикобраза, копыта были размером с чайное блюдце, а помимо полуметровых клыков на лбу и морде отросла добрая дюжина острых костяных шипов. При этом на боках были заметны десятки застарелых шрамов – похоже, подраться кабаняка любил, причём с обладателями неслабых когтей. И помогали ему в этом не только клыки и свирепость, но и Дар.

Аспект его с ходу определить было сложно, а уж тем более его конкретное воплощение. Но, похоже, эти его мгновенные перемещения, едва заметные глазу, мне не привиделись. А может, зверь и ещё что-то умеет, но проверять это, если честно, не хотелось. Лучше уж покончить с этой свинотой раньше, чем она успеет кому-то навредить.

– Сибирский, куда?! Стой, дурак!

Вопли Боцмана я услышал мельком, уже за спиной, потому что на всех парах рванул кабану наперерез.

«Ко мне! Слышишь, животное? Ко мне!».

Секач, оглушительно фыркнув, как раз ринулся на Кочанова и застывших неподалеку от него приятелей, но услышав мой мысленный приказ, вдруг замер, остановившись так резко, что взрыл передними копытами землю.

Парням эта секундная заминка позволила прийти в себя и отпрянуть в сторону. Кудеяров, споткнувшись, завалился на спину, но пополз дальше прямо так, отчаянно отталкиваясь от скользкой сырой земли ногами и локтями. Кабан дёрнулся вслед за ним, и бедняга заорал в голос.

«Ко мне!!».

Зверюга взвизгнула и замотала башкой, словно пытаясь освободиться из невидимой сети. Длинная щетина вдоль хребта, больше похожая на иглы, вдруг вздыбилась, сделав чудовище визуально ещё больше.

Я в несколько прыжков преодолел разделяющее нас расстояние и остановился в нескольких шагах перед зверем, загораживая ему путь. Правый кулак сжался до побелевших костяшек, острый конус эдры, заряженной Аспектом Укрепления, заставлял воздух перед ним дрожать, как рябь на воде. Но я продолжал накачивать его силой. Тут можно не бояться переборщить. Нужно обойтись одним ударом. И промазать нельзя.

Препод, как назло, тоже пошёл в атаку. Тоже побежал на кабана, матерясь на чём свет стоит и приказывая мне убраться. На бегу высадил в него весь барабан нагана и, отбросив бесполезный ствол, выхватил из-за пояса нож.

Эти маневры вызвали у меня лишь вспышку раздражения. Нет, я всё понимаю, ты преподаватель, и пытаешься уберечь студентов от опасности. И вообще, бывший вояка с геройским прошлым. Но куда ты лезешь-то со своей пукалкой? Не видишь, что за чудовище перед тобой?

Кабана револьверные пули не особо впечатлили, но отвлекли. Ещё раз дёрнув башкой, он сбросил с себя морок и оглянулся в сторону орущего на него Боцмана.

– Сибирский, назад! – выкрикнул преподаватель, резкими взмахами ножа пытаясь отвлечь зверюгу на себя.

– А ну, молчать! – рявкнул я на него в ответ и, подхватив левой рукой валяющийся под ногами камень, швырнул его в секача.

Тот снова развернулся на меня. И вдруг ломанулся вперёд с такой скоростью, будто его в пушку зарядили и выстрелили. Снова врубил этот свой форсаж – метров пять преодолел буквально за мгновение. Я едва успел встретить его ударом сверху вниз – коротким и резким, без замаха.

Впрочем, сила самого удара в данном случае не имела особого значения. Важна была лишь точность и количество влитой эдры.

Внешне, наверное, выглядело эффектно. Визжащий кабан, который должен был меня сшибить с ног не хуже грузовика на полном ходу, будто с разбегу воткнулся в невидимую преграду. Визг резко оборвался, сама щетинистая туша резко уткнулась башкой в землю и по инерции кувыркнулась. Я едва успел отскочить в сторону, чтобы меня не задело.

Рухнул секач рядом, так что земля под ногами ощутимо содрогнулась. Захрипел, замолотил в воздухе всеми четырьмя копытами, взметая в воздух целые комья сырого дёрна. Вся морда его была раздроблена и смята так, будто угодила под паровой пресс, левый клык и большая часть костяных наростов на морде торчали обломками.

Но тварь была ещё жива. Примерившись, я саданул снова, с не меньшей силой, и опять целясь в голову. На этот раз звук удара было хорошо слышно – жутковатый, глухой, влажный, будто здоровенной кувалдой ухнули по сырому бревну. Кабан резко замер, словно его выключили. Но я на этом не остановился – переключился уже на основной свой Аспект и запустил в него призрачные щупальца и принялся жадно поглощать свободную эдру. Втянул её в себя за пару секунд, потом, разрывая и переваривая тонкое тело, добрался до узла-сердечника, содержащего саму суть Дара.

Не знаю, сколько конкретно это длилось – вряд ли дольше десяти-пятнадцати секунд. Я в эти мгновения не замечал ничего вокруг – процесс поглощения чужого тонкого тела захлёстывал меня волнами эйфории, и отвлечь от него меня, наверное, не мог бы даже выстрел в упор. Не знаю, как это выглядело со стороны, но, наверное, жутковато – я замер, оскалившись, дрожа и простирая руки перед собой, будто пытаясь поднять что-то тяжелое. И это тяжелое действительно приподнималось – туша кабана на пару мгновений даже оторвалась от земли, но потом рухнула, стоило мне закончить.

Секач был хоть и матерый, но всё же не настолько, чтобы успеть сформировать твёрдый карбункул. Его «сердце», содержащее Аспект, представляло собой сгусток заряженной эдры, который я, не глядя, упрятал в свободную ячейку Сердечника. Разберусь потом, в более спокойной обстановке.

Дождь по-прежнему шелестел, лужи бурлили от падающих капель, из-под туши кабана медленно растекалась разбавленная дождевой водой кровавая лужа. И этот шум дождя был, пожалуй, самым громким звуком, потому что застывшие вокруг меня сокурсники, кажется, даже дышать перестали, вытаращившись на меня так, будто привидение увидели. Лишь постанывал чуть поодаль парень, которого успел отшвырнуть секач. Но, судя по тому, что бедняга уже стоял без посторонней помощи, ему повезло – отделался лёгким испугом.

Боцман, всё ещё сжимающий в здоровой руке бесполезный нож, вообще выглядел так, будто его обухом в лоб ударили. Лишь глядел то на кабана, то на меня.

Эйфория от победы и от здоровенной порции эдры быстро схлынула, сменившись досадой. Ну, вот, теперь новая волна слухов и пересудов обо мне обеспечена! Только-только удалось местных репортёров от себя отвадить…

Я тоже окинул взглядом тушу чудовища, и тело захлестнуло жаркой волной запоздалого адреналина. А ведь здоровенный, гад. К счастью, схватка закончилась быстро, и опасных сюрпризов он преподнести не успел. Но если бы я промахнулся хоть немного… Или силы удара не хватило бы… Это могло бы очень скверно кончиться. Ещё и препод вылез в неподходящий момент, чуть не сорвав мне всё дело…

Переведя дух, я исподлобья взглянул на Боцмана и проворчал:

– Знаете, что, Борис Георгиевич? Так, на будущее… Не надо лезть мне под руку, ладно?

Глава 2

– Ох, и скандал опять будет! Гейзехуза точно из ректоров попрут. Только-только ту историю с албыс забывать стали – и на тебе! Такую свинью ему опять подложили…

– Ага! Причём в прямом смысле.

– Но как эта зверюга там оказалась? Неужто с того берега приплыла? Там же река саженей в пятьсот, а то и больше!

– Почему обязательно приплыла? Может, по мосту перебралась. Ночью, например…

– Да там вообще целое стадо, похоже! Сначала-то на поросят наткнулись. Мелкие совсем.

– Значит, минимум одна матка тоже там пасётся. А то и несколько. Кабаны, бывает, в здоровенные стаи сбиваются…

– И как охрана-то это всё прозевала? Ещё пару недель назад весь парк вон с солдатами прочёсывали, когда убийцу Бергера искали…

– Кстати, а видели, как Кочан-то на это чудище с дрыном попёр? Не сдрейфил же…

– Так это не от большого ума. Чего ты такому кабаняке острой палкой сделаешь?

– Ой, кто бы говорил! Ты вообще дёру дал так, что только пятки сверкали!

– Мы за подмогой побежали!

– Ага, как же…

Я слушал оживлённо судачащих между собой студентов вполуха, больше занятый своими мыслями. Ребята же тараторили без умолку, скрашивая себе обратный путь к учебным корпусам. Мы шагали через парк напрямик, уже без хитроумных маршрутов, усталые, мокрые и грязные – оставаться дальше на берегу и устраивать костры для просушки уже, конечно, не стали.

Меня, к счастью, никто не донимал, хотя взгляды я на себе ловил постоянно. Но стоило самому оглянуться – как любопытствующие тут же прятали глаза. Да и вообще, держаться старались чуть в стороне – вокруг меня будто бы невидимая преграда образовалась радиусом в пару шагов. Даже приятели – Варя, Жак, Глеб Трофимов – держались чуть позади.

Колыванова на меня вообще, кажется, обиделась. Я сначала и не понял, почему.

– Варь, ты чего?

Девушка сначала дёрнула плечом и отвернулась, показывая, что не хочет разговаривать. Но тут уже забеспокоился и Жак – тоже начал её расспрашивать. Наконец, она неохотно проворчала:

– Просто… Жестокий ты, оказывается, Богдан. Зачем убивать-то было несчастную животину?

– Вот те раз… – опешил я. – А что ж, смотреть на него, что ли? Опасная зверюга-то. Кучу народа мог поранить, а то и убить.

– Но ты мог бы его просто… прогнать. Да и вообще, он же просто своё стадо защищал!

– А я – своё, – усмехнулся я.

– Ой ли? – прищурилась она. – Сдаётся мне, ты не потому на него накинулся, что ребят защитить хотел. А ради добычи.

– Ну зачем ты так, Варвара! – возмутился Полиньяк, но Варя, упрямо склонив голову, посмотрела на меня искоса.

– Ты вообще здорово изменился, Богдан. Раньше ты таким не был.

– Каким «таким»?

Она помедлила, подбирая слова.

– Хищник ты теперь. Я это прямо чую. Аж страшно становится.

– Ну, тебе-то нечего бояться, Варь. Ни тебе, ни другим моим близким.

Она лишь вздохнула и отвернулась. Я не стал больше на неё наседать. Да и вообще, то, что меня на время оставили в одиночестве, меня вполне устраивало. Обсуждать произошедшее не было желания. А вот подумать, прислушаться к себе – не мешало бы.

Добыча мне досталась хоть и лёгкая, но довольно весомая. Сложно оценить точное количество поглощённой эдры – я пока не нашёл для этой субстанции внятных единиц измерения, так что приходилось опираться исключительно на собственные ощущения. И выходит так, что за один присест я слопал объем, который до этого не мог накопить и неделю. Пожалуй, перед этим последний подобный куш мне перепадал только с русалки, на которую мы наткнулись в усадьбе Берсенева. Но в этот раз я довёл дело до конца и заполучил «сердце» с заключённым в нём Аспектом. И мне не терпелось исследовать его подробнее, а то и опробовать в деле.

Нематериальный голод, терзавший меня все последние дни, кажется, немного унялся. Всё тонкое тело пульсировало, светящиеся дуги между Узлами мерцали, будто неоновые трубки. Да и сами Узлы будто бы… окрепли, что ли. Изначально они выглядели этакими медузами – полупрозрачные, с нечёткими очертаниями и ещё более призрачными внутренностями. Но сейчас их структура становилась всё чётче. Особенно у Грудного узла. Тот, хоть визуально и не увеличился в размерах, с каждым днём становился всё плотнее и ярче. А после победы над измененным секачом в районе солнечного сплетения и вовсе начало покалывать, будто там засела дробина.

Собственно, у меня уже давно была версия, объясняющая, что со мной происходит. И сейчас я лишь получил ей лишнее подтверждение.

На месте Средоточия постепенно формируется кристаллический карбункул. Это важный этап в развитии нефилима – примерно, как появление кадыка и ломка голоса у мальчишек в пубертатный период. Тонкое тело начинает напрямую воздействовать на организм, вызывая формирование новых органов. Тут-то и пролегает грань между обычными Одарёнными и настоящим нефилимом. Причём физические кондиции тут не имеют значения – основную роль играет развитие самого Дара и количество поглощённой эдры. У кого-то карбункул может появиться уже в преклонном возрасте.

Что ж, как говорится, всё идёт по плану. Я становлюсь сильнее, и сила эта мне очень пригодится. Вот только, кажется, если сидеть на подножном корме, этот переходный период может затянуться. Чтобы кристалл в груди, наконец, оформился, мне нужно влить в него ещё немало энергии. Как сегодня. И для результата понадобится что-то посерьёзнее кабана-переростка.

Надо выходить на охоту…

– Богдан! Так что, ты с нами?

Обернувшись, я с некоторым удивлением увидел Кудеярова-младшего. Его бессменные спутники – Ванька Кочанов и Сашка Пушкарь – маячили чуть позади. Жак и Варя тоже смотрели на меня вопросительно.

– Ты о чём? – нахмурился я. Сосредоточившись на своих мыслях, я, кажется, пропустил часть разговора сокурсников.

– Насчёт «Погребка». Кабак это небольшой. Недалеко тут, на Александровской. Сейчас переоденемся да двинем туда. Отогреемся, обсушимся да отпразднуем. Я угощаю.

– Что вы праздновать-то собрались?

Кудеяров растерялся.

– Ну так… Победу твою. И вообще, что всё так удачно обошлось. Ты же нас спас, получается!

– Ага! – поддакнул Пушкарь. – Вот, ребята хотят выпить с героем!

– Тоже мне победа, – усмехнулся я. – Свинью завалить.

– Ну, не прибедняйся, Сибирский! – добавил кто-то из задних рядов. – Вон, у самого Боцмана чуть глаз не выпал. Как ты кабаняку-то этого… Почитай, одним ударом!

Будто только и поджидая начала этого разговора, одногруппники быстро окружили меня полукольцом, загалдели. Я даже немного растерялся, почувствовав себя звездой в толпе фанатов.

– Да будет вам, – отмахнулся я. – Я неф. Для меня это всё – раз плюнуть. А вот кто настоящий герой – так это Иван. Уж храбрец-то точно.

Кочанов, на которого тут же обернулась добрая половина сокурсников, от неожиданности покраснел.

– Да я чего… Я просто…

– Кочан, конечно, тоже молодец, не спорю, – не унимался Кудеяров. – Но давай уже без дураков, Богдан. Выпьешь с нами? И ты, француз, не тушуйся. Или вы всё дуетесь из-за той истории в начале года? Так то ж ерунда. Ну, подурачились с ребятами, занесло чуток. С кем не бывает…

Он уже не первый день настойчиво набивался в друзья, но сегодня, пожалуй, впервые делал это настолько явно, на глазах у всех. Мне, впрочем, от его потуг было ни холодно, ни жарко. На фоне тех событий, что вокруг меня сейчас крутились, все эти студенческие тёрки казались мышиной вознёй.

– Выпьем, Павел Фомич. Но как-нибудь в другой раз, – ответил я, впрочем, без язвительности. – У меня сегодня ещё куча дел, так что давайте без меня. А вот Полиньяка и Варю можете захватить, если захотят.

Сокурсники разочарованно загудели, но я уже развернулся и пошагал дальше. Жак догнал меня чуть погодя.

– Да что с тобой, Богдан? Ты как будто сбегаешь от кого-то.

– Действительно сбегаю, – усмехнулся я. – Если хочешь – сходи с остальными в кабак этот. Дома увидимся.

– Да не хочу я сегодня пить! Завтра же с утра опять на учёбу. Но ты-то куда спешишь?

– Сейчас новости до ректора дойдут и, как пить дать, расспросы всякие начнутся. Не хочу время на это терять. У меня и правда дела. Заберёшь мою форму, а? Я даже переодеваться не хочу – сразу рвану домой.

– Ладно, – вздохнул Жак.

Мне действительно не терпелось разобраться с трофеем. Даже начал приглядываться к нему прямо на ходу, но лучше, конечно, отложить все эксперименты до дома.

Мы как раз уже подходили к учебному корпусу Горного института, и на крыльце показалась Амалия – секретарша Кабанова. Спускаться, правда, не стала – снаружи по-прежнему накрапывал дождь. Прикрывая причёску папкой с бумагами, Амалия вытянула шею, высматривая кого-то.

– Ребята! Сибирского не видели? Николай Георгиевич его к себе вызывает!

Я, не дожидаясь, пока она отыщет меня взглядом, шмыгнул в сторону, скрываясь за глыбой парящего эмберита, установленной перед входом в институт, а потом, перемахнув через невысокий заборчик, припустил рысцой напрямик к главным воротам, срезая путь по газонам.

Когда добрался до дома, дождь уже утих, хотя небо было по-прежнему обложено сплошным ковром облаков. Уже начали спускаться сумерки – темнело сейчас всё раньше с каждым днём.

В саду усадьбы было непривычно людно и вовсю кипела работа. За три дня бригады наёмных рабочих успели его здорово преобразить. Конечно, ещё много чего нужно сделать, да и охвачена лишь малая часть усадьбы, но всё же кое-что уже начало вырисовываться.

Дремучие заросли вдоль забора, выходящего на набережную, основательно причесали – обрезали лишние ветви, избавились от сухостоя, проредили кустарник. Аллею, ведущую от главных ворот к зданию, а также проезд к гаражу расчистили от бурьяна и годами копившегося хлама. Срезанные ветки и прочий мусор всё еще высились во дворе и саду огромными горами, но их уже начали вывозить – к моему приходу грузовик с доверху наполненным кузовом как раз выезжал из ворот.

Машину провожал Демьян, в неизменной своей домотканной рубахе с закатанными рукавами, обнажавшими могучие волосатые лапищи. По нему было видно, что весь день он работал, не покладая рук, но при этом, что удивительно, был гораздо веселее и бодрее, чем обычно. Происходящее ему было явно по душе.

А ведь поначалу он в штыки воспринял мою идею пригласить Путилина устроить штаб-квартиру Священной дружины прямо здесь, в особняке. Мы даже повздорили на этот счёт. Я, если честно, и сам сомневался. Но Путилин моё в шутку брошенное предложение воспринял вполне всерьёз, и вернулся к нему уже с конкретным планом.

– Не волнуйся, я не собираюсь превращать усадьбу в проходной двор, – заверил он меня. – Дружина ведь не полицейский участок, толпы просителей к нам ломиться не будут. Да и много места я не займу. Мне нужна лишь небольшая спальня, кабинет для работы и надёжный сейф для хранения снаряжения и важных документов… Лучше даже два.

– Ну… думаю, это можно будет обеспечить.

– Ах, да, и ещё – тёплый гараж для моего «Даймлера». И место для некоторых… гимнастических упражнений. Но и с этим, как я понимаю, тоже проблем не будет.

– С условием, что вы обещаете мне показать пару приёмов, – усмехнулся я.

Но и это предложение Путилин воспринял вполне серьёзно.

– Обязательно. Можем тренироваться вместе, мне как раз сейчас надо потихоньку разрабатывать руку. Заодно освоишь кое-какое снаряжение Охотников – из того, что сможешь использовать, не навредив себе.

– Но почему вы хотите обосноваться именно у меня? Мне казалось, вам это как-то даже… не по чину, что ли. Дружина – это ведь императорская служба. Разве правильно будет, если штаб-квартира будет располагаться в частном владении?

– От императора я получаю кое-какое финансирование. Однако большую часть хозяйственных и организационных вопросов Дружина решает с помощью местных властей. И в моём случае обосноваться у тебя было бы очень хорошим ходом. Этот особняк – на особом положении. Он ведь вне юрисдикции губернатора, ты ведь в курсе?

– Да. Он может принадлежать либо потомку Василевских, либо вернётся во владение Романовых.

– Я уточнял этот вопрос. Формально, после смерти Аскольда усадьба уже считается владениями императора. И, если в ближайший год никто не предъявит права на наследство – отойдёт в казну окончательно. Но наследника должен признать сам Романов.

Так, значит… Вот почему Вяземский так легко отказался от притязаний на эту усадьбу. Знает, что она всё равно ему не достанется. Даже, пожалуй, наоборот – получить её он сможет, только если я вступлю в свои права. У меня-то её можно будет выкупить. Или вынудить продать. Не зря же он намекал про старых кредиторов…

– А то, что здесь будет территория Священной дружины, как скажется на статусе этого дома?

Путилин усмехнулся.

– Зришь в корень. Да, в некотором роде скажется. Помещения Священной дружины, даже арендуемые временно, считаются императорскими владениями и полностью неприкосновенны для местных властей. Так что, если нужно будет укрыть что-то… Или укрыться самому…

Путилин взглянул на Демьяна. Тот был свидетелем нашего разговора, и слушал его внимательно, с неизменно мрачным и подозрительным выражением лица.

– Ну, и наконец, последний довод…

Статский советник вынул из кармана конверт и протянул его мне. Внутри оказалась внушительная стопка красноватых купюр. Навскидку – не меньше пяти сотен червонцами.

– Как я уже говорил – некоторые финансовые возможности у меня есть. Я ведь не просто прошусь на постой. Я готов арендовать помещения на тех условиях, какие ты выдвинешь. И, если нужно, посодействовать в их ремонте. В пределах разумного, конечно.

На том тогда и порешили. Под нужды Дружины мы выделили Путилину несколько комнат на первом этаже здания, в восточном крыле. Попасть в них можно было через главный вход.

В связи с этим пришлось запустить целую лавину всяких приготовлений. Мало было расконсервировать эти комнаты. Нужно было запустить отопление всего первого этажа в этом крыле, обеспечить возможность подъезда к зданию на машине, да и в целом облагородить территорию.

Все эти хлопоты я со спокойной душой передал Демьяну вместе с пачкой купюр. Сам я с Полиньяком и Варей остался пока в бывшем крыле для прислуги – комнаты там были небольшие, но уютные, и нас вполне устраивали. К тому же та часть дома имела отдельный вход, и это было для меня важно. Велесов и вовсе собрался зимовать в своём бревенчатом флигеле на заднем дворе – он к нему уже привык.

– Ну ты и размахнулся, – улыбнулся я своему камердинеру, пропуская мимо тяжело гружёную машину. – Это ж сколько ходок понадобится, чтобы всё это вывезти?

Я кивнул на огромную, выше человеческого роста, гору спиленных веток, высящуюся справа от ворот.

– Это пусть лежит. Попилим дальше, и в печку пойдёт, – отмахнулся Велесов. – На свалку я только самый негодный хлам отправляю. Пятый кузов уже за сегодня. Водостоки вон все прочистили да большую часть труб там заменили. А то там такое старьё гнилое, что, кажись, ещё при Петре ставилось. Новые уже ставим, уже вот-вот должны управиться.

– Дело хорошее. Только хватит у нас финансов-то?

– Ну, больше, чем у нас есть, не потрачу, – хохотнул Демьян. – Да и я ведь только самое необходимое правлю, чтобы к зиме подготовиться. Большая часть дома пока так и останется закрытой. Но хоть снаружи марафет немного наведем. Ты глянь только! Немножко причесали сад и двор – и уже глаз как радуется!

Он был прав – усадьба даже после элементарной уборки преобразилась до неузнаваемости. Раньше дом, едва выглядывающий из дремучих зарослей, выглядел мрачно и заброшенно, в духе старинных романов ужасов. Но сейчас аллея, ведущая от главных ворот к зданию, просветлела, по бокам от неё показались скрывавшиеся раньше в бурьяне мраморные статуи и чаши. Саму дорожку тоже расчистили, и плиты на ней хоть и изрядно потрескались, но всё ещё были крепкими и ровными.

Сам особняк тоже будто бы просветлел – с окон на первом этаже восточного крыла убрали деревянные щиты, сами стёкла вымыли, как и добрую часть фасада. Входную группу тоже отмыли и облагородили, а справа от крыльца двое немолодых уже мужичков в рабочей одежде поправляли отмостку вдоль стены, замешивая бетон в глубоком цинковом корыте.

– Путилин опять где-то в отъезде? – спросил я, заметив, что окна кабинета на первом этаже не горят.

– Да нет, здесь. В гараже возится. А ты сам-то чего, как обормот вырядился? Где форма-то студиозуса?

– А… – отмахнулся я. – Потом расскажу. У тебя вон, смотрю, ещё дел полно.

– Это да. Ещё много чего надо успеть засветло.

Я оставил Демьяна дальше хлопотать по двору. Сам же, заскочив в свою комнату и переодевшись в сухое, отправился в гараж.

Здесь тоже многое преобразилось за последние дни. Вывезли несколько грузовиков всякого мусора, так что внутри стало гораздо просторнее и светлее. Светильников, кстати, тоже добавили, а в качестве отопительных элементов пока установили пару жаровен с кристаллами огненного эмберита. Но вообще, здесь раньше было полноценное водяное отопление, нужно его только отремонтировать. И, судя по штабелю труб, высящихся рядом с воротами, Демьян этим уже озаботился.

Ворота, ведущие на другую улицу, пока так и оставались закрытыми наглухо, зато главные, через которые можно было заехать внутрь со двора, были уже отремонтированы и даже покрашены. Сверху, с крыши, доносился стук молотков – ещё одна небольшая бригада чинила кровлю. Тоже давно пора было этим заняться – в дальнем углу во время дождей подтекало.

Машин здесь сейчас стояло всего три – две самых ценных из старой коллекции Виталия Василевского, не на ходу, и эмберитовый мобиль Путилина – чёрный красавец с массивной хромированной решёткой впереди. При желании здесь можно было разместить и втрое больше, и ещё осталось бы место под хранение всякого сопутствующего добра. Однако левую половину гаража мы окончательно решили отвести под тренировочный зал.

Эту зону отделили от основной части гаража перегородкой высотой пару метров, на которой закрепили старые резиновые покрышки, а по низу примерно до уровня пояса заложили мешками с песком. Часть булыжников, что я сюда натаскал, оставили, но добавили к ним ещё несколько приспособлений – перекладины, параллельные брусья, грубые манекены для отработки ударов, сделанные из толстенных брёвен. В центральной части поверх бетонного пола обустроили квадратный дощатый помост где-то пять на пять – невысокий и без ограждения. Поверх досок я ещё хотел выложить жесткие войлочные маты, но пока не знал, где их раздобыть.

Я думал, что Путилин возится с машиной – он этим занимался каждый вечер с тех пор, как переехал в усадьбу. Но, к своему удивлению, обнаружил его в тренировочном зале.

Несмотря на прохладную погоду, статский советник был лишь в тёмном полотняном кимоно с рисунком из золотых перекрещенных секир на спине, а обувь его представляла что-то вроде закрытых войлочных тапочек. Меня он заметил не сразу, а может, сделал вид, что не заметил. Держа левую руку за спиной, он орудовал узким коротким клинком, обычно прячущимся в его трости.

Я с интересом понаблюдал за его техникой, весьма далёкой от традиционного фехтования. Приёмы эти были явно предназначены не для борьбы с другим вооружённым клинком противником – никаких тебе финтов и блоков. Почти сплошь стремительные, смертоносные удары, наносимые порой под неожиданными углами. Колющие либо размашисто-рубящие, способные запросто отсечь конечность. Блестящий клинок, врезаясь в вертикально закреплённое бревно в углу помоста, глубоко впивался в древесину, время от времени выщелкивая из неё кусочки.

Судя по количеству отметин на бревне, к тренировке Путилин приступил не очень давно. При этом чувствовалось, что силы в вылеченной руке пока недостаточно, и Охотник отрабатывает скорее сами траектории ударов. Внешне-то он был уже вполне в порядке, и как показала наша вылазка в усадьбу Барсенева, даже стрелять уже мог сносно. Но владение мечом, тем более на таком уровне, чтобы можно было противостоять чудовищам – это куда более серьёзная нагрузка на мышцы и связки.

К слову, я пару раз предлагал ему свою помощь в качестве целителя, но получил вежливый отказ под предлогом того, что лечением уже занимается другой Одарённый, и в курс этот желательно не вмешиваться. Этим Одарённым, конечно, была Лебедева. Ради её сеансов Путилин и посещал каждый день территорию университета, причём, кажется, дело было не только и не столько в медицинской необходимости.

Впрочем, тут я вкус старшего товарища вполне одобрял. Лилия Николаевна – исключительно приятная женщина.

– О, а вот и ты! – опуская клинок и вытирая свободной рукой пот со лба, выдохнул Путилин. – Припозднился ты сегодня.

– Много занятий было. А вы, я вижу, уже совсем молодцом! Скоро окончательно вернётесь в строй?

– Ты мне льстишь, Богдан. Так, поиздевался немного над бревном. Оно-то ответить не может, а вот с реальными противниками мне пока тягаться рано. Хотя… может, попробуем?

Он вложил клинок в трость и отставил её в сторону. Взамен взял со стойки один из деревянных тренировочных мечей – увесистый, с закругленным острием, больше похожий на черенок от лопаты или бейсбольную биту.

– Я, конечно, понимаю, что с нефилимом мне не тягаться. Но, с другой стороны, в фехтовании ты не силён, так что, может, у меня есть кое-какие шансы…

– А давайте!

Закатывая рукава, я вышел на площадку, переключаясь на новый трофейный Аспект. По пути из института я его всё же немного поизучал, пытаясь расшифровать простейшие энергетические конструкты, лежащие в его основе и похожие формой на древние шаманские руны. Делать это на ходу, конечно, было неудобно, но основу я, кажется, ухватил.

Как и большинство Аспектов, характерных для диких животных, этот был совсем простеньким. Это даже не Дар Зверя – тот представляет собой гораздо более сложную конструкцию с кучей индивидуальных особенностей и, по сути, сплавлен из нескольких Аспектов.

Этот, добытый с вепря – как раз составляющая часть вампирского Дара. Та, что обеспечивает их сверхчеловеческую силу и скорость. Правда, сам кабан им пользовался очень эпизодически, выплескивая накопленную эдру короткими вспышками. Поэтому и ускорения у него были такие рывковые, разовые.

Что ж, на примере Укрепления я уже знал, что даже простенький Аспект в умелых руках может превратиться в мощное оружие. К тому же, Дар Пересмешника даёт мне бесценное преимущество – я использую все эти магические способности не по наитию, а чётко видя и понимая, что к чему.

Путилин кивнул мне на стенд с тренировочными мечами, но я покачал головой и встал в стойку для рукопашной – вполоборота к противнику, одна нога вперед, руки подняты на уровне груди, ладонями вниз.

– Давайте попробуем так.

Он неодобрительно покачал головой, но всё же, перехватив оружие обеими руками, закружил вокруг меня.

– Уверен?

– Аркадий Францевич, ну я вас умоляю. На прошлых выходных я поймал заряд дроби в упор. Теперь вы думаете меня испугать деревяшкой? Давайте, не жалейте меня. Покажите, что умеете.

– Ну что ж, не обессудь…

Атаковал он стремительно, без раскачки. И, что самое неприятное в его стиле – так это то, что многие его удары получались очень неочевидными, коварными. Двигая одним лишь корпусом, я довольно легко уклонился от косых размашистых ударов в голову и плечи, подогнул ногу, избегая подсечки по голени, но потом закругленный конец деревяшки больно ужалил меня в живот справа – так, что дыхание перехватило. Я едва успел отпрыгнуть назад, разрывая дистанцию. Но тут же, после секундной заминки, поманил противника движением ладони.

И он охотно принял предложение.

Целый град ударов со всех сторон – в рваном темпе, с резкой сменой направлений. Я завертелся, пригибаясь, уворачиваясь и временами чертыхаясь, пропуская болезненный удар. Скорость реакции и самих движений у меня была заметно выше, чем у Путилина – сказывалась разница между обычным человеком и нефилимом. Но при этом Охотник с завидной регулярностью умудрялся достать меня – чисто на технике, с помощью обманных финтов и мгновенных, жалящих ударов под неожиданным углом. Он просто-напросто переигрывал меня раз за разом. Это больше походило на шахматную партию, чем на спарринг.

Новый Аспект при этом всё никак не хотел проявляться. Судя по структуре светящихся «рун», составляющих его, ему требовался для запуска некий триггер – условие, при котором эдра выплёскивалась бы из тонкого тела в реальный мир.

Разгадка пришла сама собой, когда я вдруг получил палкой прямо в нос – вскользь и не сильно, но от боли аж звезды из глаз брызнули. Волей-неволей адреналин и злость разлились по венам, и одновременно внутри будто что-то взорвалось. Воздух вокруг сгустился, звуки стали какими-то растянутыми и на полтона ниже. Зато само тело будто распирало изнутри от неожиданной лёгкости.

Следующий финт Путилина я успел-таки разглядеть. Обманный замах с прицелом в голову, и тут же – разворот кисти и резкий увод «острия» тренировочного меча вниз и вбок, чтобы поднырнуть под инстинктивно вскинутую для защиты руку и ужалить в рёбра. Я отчетливо разглядел плавное, будто в замедленном повторе, движение и успел развернуть корпус вправо, пропуская деревяшку мимо. Мало того – успел и отскочить чуть назад, попутно хлопая по мечу левой ладонью – как можно ближе к перекрестью гарды.

Длился этот буст скорости буквально несколько мгновений, и когда он закончился – все ощущения резко изменились, будто бы я на огромной скорости вынырнул из-под воды. Или наоборот.

Путилин, стиснув зубы, со стоном потирал кисть. Выбитый из его руки тренировочный меч отлетел далеко в сторону, застучав по дощатому полу.

– Всё в порядке, Аркадий Францевич? Дайте-ка я взгляну…

Я переключился на Аспект Исцеления, оценивая состояние Охотника. Вроде обошлось – если бы был серьёзный ушиб или повреждение связок, я бы это разглядел. Да и сам Путилин, отмахнувшись, покачал головой. Подошёл к обронённому мечу, валяющемуся на краю помоста и, не наклоняясь, подцепил его носком ноги за середину, подбросил в воздух. Поймав за рукоять, тут же эффектно крутанул им, с гудением рассекая воздух. Повернувшись, поманил меня свободной рукой. В глазах его мелькнул азарт и тщательно контролируемый гнев.

– Ещё! – требовательно скомандовал он, снова бросаясь в атаку.

– Ну, ещё так ещё… – пробормотал я.

Тренировались мы довольно долго, делая иногда перерывы и возобновляя спарринг с новыми силами. Время летело незаметно. На теле моём к концу этого сеанса наливались синевой десятка два гематом, особенно на руках – иногда увернуться не получалось, и приходилось отводить удар тренировочного меча прямо предплечьем. Путилину тоже досталось – порой я, не рассчитав скорость и силу, выбивал у него из рук оружие так, что пальцы потом немели на пару минут. Сами деревяшки тоже не выдерживали – собственно, остановились мы как раз потому, что Охотник переломал об меня все три деревянных меча.

Несмотря на полученный ущерб, оба мы были довольны, как слоны. Кто не занимался единоборствами – вряд ли поймёт этого удовлетворения от работы с достойным спарринг-партнёром. А Путилин, несмотря на уже не юный возраст и недавнее ранение, противником был очень опасным. Будь у него в руках настоящий клинок, мне бы не поздоровилось.

Впрочем, я бы в этом случае тоже дрался совсем по-другому. И, боюсь, тогда у статского советника не было бы ни единого шанса. И он это тоже понимал.

Изрядно уморившись, мы ополоснулись из висящего в углу рукомойника. Путилин выудил из кадки с водой пару тёмных бутылок «Пильзенского», которые предусмотрительно прихватил из дома. Мы присели с ним на краю помоста и, откупорив пиво, сделали по глотку и одновременно с наслаждением выдохнули.

– Как самочувствие? – поинтересовался я, заметив, как он, чуть морщась, растирает правый бицепс.

– Завтра будет понятнее, – усмехнулся он. – Я все эти дни берёг руку, старался не натрудить. Но Лилия Николаевна говорит, что связки уже в порядке, можно понемногу давать нагрузку…

Отхлебнув ещё пива и поставив бутылку на помост, он подошёл к перекладине и, легко запрыгнув на неё, подтянулся раз десять – плавно, сосредоточенно, будто прислушиваясь к своим ощущениям.

– А что по поводу Арамиса? Никаких новостей?

Спрыгнув, он вернулся к помосту и ответил, только сделав ещё один глоток из бутылки:

– Увы. Как сквозь землю провалился. И по поводу чернявой дамочки этой, которую ты описывал – тоже глухо. Хотя вроде бы оба приметные, должны были где-нибудь засветиться…

– Вы вроде бы планировали допросить выживших заговорщиков из «Молота»? Всё ещё не получается договориться с Охранкой?

– Как раз сегодня переговорил с двумя «молотовцами». Но толку нет. Про Арамиса они мало что знают. Говорят, появился в городе недавно, в середине лета. Якобы прибыл из Петербурга. Участвовал в нескольких последних собраниях ячейки, но в каких-то реальных делах замешан не был. Впрочем, реальных дел и не было. Местная ячейка беззубая, полностью под контролем Охранки. А вот как раз Арамис пытался мутить воду.

– А Бэлла?

– С той вообще какие-то странности. Никто про неё ничего не может сказать. Мне дали взглянуть на протоколы допросов остальных членов ячейки. Тоже полный голяк. Не знай я тебя, подумал бы, что эта дамочка тебе примерещилась.

– Если бы… – усмехнулся я. – Ну, а вообще, что думаете? Может, они сбежали из города?

Он вздохнул.

– В нынешней ситуации это было бы даже к лучшему. Но я бы на это не рассчитывал. Этот Арнаутов, похоже, рисковый и очень дерзкий тип. Грач перед смертью намекнул, что он задумал что-то очень масштабное. Возможно, покушение на самого Романова, когда тот прибудет в Томск. Хотя это, конечно, звучит бредово…

– Разве? Мне казалось, для революционеров смерть императора – это чуть ли не главная цель. Неужели не покушались на него раньше?

– Пробовали, конечно. По-моему, раз пять или шесть пытались взорвать. Давно, еще в семидесятых, когда всё это революционное движение только начинало набирать силу. И застрелить пробовали много раз. Один случай, помню, был громкий – специально для покушения какой-то умелец изготовил особую дальнобойную винтовку, стреляющую вот такенными стальными пулями…

Путилин максимально раздвинул большой и указательный пальцы.

– Ещё и синь-камнем откуда-то разжился, и часть пуль была полая, с кристаллами внутри.

– Я так понимаю, взяли его до того, как он успел опробовать оружие в деле?

– Почему же. Застиг императора на открытом пространстве, прямо посреди Сенатской площади. Сам на крышу Адмиралтейства как-то пробрался, так что, пока его обнаружили и скрутили, он успел в Романова всадить всю обойму, что у него была.

– И что же – не пробил?

Охотник усмехнулся и искоса взглянул на меня.

– Ты, Богдан, будто вчера родился. Почему, думаешь, его величество Александра Палыча кличут Неодолимым, Несокрушимым или прочими похожими прозвищами?

– Ну, я слышал, что с помощью своего Дара он покрывается каменным панцирем…

– Да даже без панциря плоть у него уже твёрже камня. Говорят, и весит он пудов двадцать. Под его рост и вес даже кареты и мобили специальные делают – с усиленными рессорами.

– Хотите сказать, он совершенно неуязвим? Так не бывает.

– Может, и так. Но в военных кампаниях он участвовал не раз, и его не раз накрывало шквальным артиллерийским огнём. И – как об стенку горох. В общем, если и есть у Романова уязвимые места – о них ничего не известно. Однако расслабляться рано. Потому что, судя по протоколам допросов, всё же какие-то намёки на большой план имеются. Охранка местная уже который день на ушах стоит. И, кстати, твой старый приятель Орлов тоже в Томске.

– Да, я уже в курсе. Видел его мельком на приёме у Вяземского. Какого чёрта он вообще припёрся?

– Не знаю, не знаю… – задумчиво покачал головой Путилин. – Но с губернатором он, судя по всему, договорился, и действует в одной команде с местным отделением Охранки. Возможно, и часть своих людей сюда подтянул.

– Следы заметает, – проворчал я. – Грач ведь работал на него. Возможно, и Арнаутов тоже.

Путилин тяжело вздохнул. Этот разговор я заводил с ним не впервые – за несколько дней до этого уже подробно рассказывал ему обо всех своих подозрениях насчёт связи Стаи с демидовской Охранкой. Точнее, конкретно с Феликсом Орловым.

– Это слишком серьёзные обвинения, Богдан. И у нас никаких доказательств.

– Есть свидетельство самого Грача. Да и их разговор с Барсеневым я частично подслушал. Похоже, тот тоже был в курсе…

Статский советник в ответ лишь невесело рассмеялся.

– Слова двух упырей. Мало того – мёртвых упырей. Тело одного из которых вообще исчезло без следа. Сам понимаешь – всё это к делу не пришьёшь. Единственный человек, помимо тебя, свидетельства которого мы сейчас можем официально оформить – это та девочка, дочка твоего камердинера. Но…

– Да всё я понимаю, – отмахнулся я. – И Раду в это дело точно не нужно впутывать. Я просто добраться хочу до этого Орлова. И выяснить, наконец, что к чему!

Кулаки мои невольно сжались, и это не ускользнуло от внимания Путилина. Он понимающе кивнул и положил мне руку на плечо.

– Прекрасно тебя понимаю. Пожалуй, как никто другой. И, чем смогу, помогу. Но не забывай, с кем имеешь дело. Орлов – потомственный нефилим из очень уважаемого рода. Он в клане самого Демидова, а с тем даже Романов вынужден считаться. Обычные людские законы против таких не действуют. Нужно сделать так, чтобы им занялся Императорский Трибунал. Но для этого понадобятся очень веские улики.

Тут уж настал мой черёд тяжело вздохнуть.

– Это будет нелегко, Аркадий Францевич…

– Ты прав. Пожалуй, единственный шанс прищучить Феликса – это взять Арнаутова. Живым. Чтобы он мог свидетельствовать на трибунале.

Я задумчиво кивнул, снова приложился к бутылке. И замер, прислушиваясь к звукам, донёсшимся снаружи.

Молотки на крыше давно стихли – пока мы с Путилиным тренировались, бригада закончила работу. Да и вообще на улице к этому времени уже давно стемнело. Заметно похолодало. Сейчас, когда я начал потихоньку остывать после тренировки, это уже чувствовалось – одет-то я был довольно легко, а чаш с жар-камнем не хватало, чтобы прогреть всё помещение.

Выскочив из гаража, первое, что я увидел – это мечущиеся из стороны в сторону лучи фонарей на дорожке, ведущей от задних дверей особняка к флигелю Демьяна. Потом разглядел в потёмках Варвару, Полиньяка, Раду. В руках последней вместо фонаря поблескивал воронёными стволами «Тигрёнок» – массивная короткая двустволка, подаренная отцом.

Сам Велесов, неожиданно выскочив из-за кустов, отряхнулся по-звериному и раздражённо рыкнул, отворачиваясь от яркого света. Глаза его в луче фонаря вспыхнули зелёным, как у огромного кота.

– Ну, чего всполошились-то? – проворчал он слегка невнятно из-за вылезших клыков. – Домой идите!

– Мне показалось, чужой проскочил кто-то… – возразила, оглядываясь, Рада. – И Варя вон что-то почуяла…

Варя озиралась насторожённо, и магическим зрением я видел, как ядро её ауры ворочается, вот-вот норовя развернуться. Девушка сдерживала его на самой грани, так, чтобы Дар не прорвался. Но глаза её полыхали звериным огнём не хуже, чем у Велесова, ноздри трепетали, чутко втягивая воздух, а пальцы неосознанно скрючивались, будто звериные лапы с когтями.

– В дом, говорю, идите! – повторил непререкаемым тоном Демьян. – Я разберусь.

Мы с ребятами переглянулись, и я успокаивающе кивнул им. Те нехотя потянулись обратно к зданию. Я же отправился за Демьяном, перехватив у него Дар – вампир возвращался к флигелю без фонаря, и в темноте немудрено было споткнуться. Путилин, следовавший за нами, из-за этого изрядно отставал.

Попутно я принюхивался, пытаясь понять, что произошло. Чужих запахов вокруг и правда было много, но их можно было объяснить тем, что в последние дни на территории усадьбы работали бригады ремонтников.

Впрочем… У самого флигеля, мне, кажется, удалось различить один особый след – поначалу едва заметный, но потом резко обративший на себя внимание щекочущим ноздри терпким нечеловеческим запахом. А приглядевшись магическим зрением, я различил и тонкий шлейф того, что я называл остаточной эдрой.

Здесь недавно, буквально только что, побывал нефилим. Судя по характеру следа – вампир.

– Кто это был? – спросил я, когда Демьян уже был у двери. – Кто-то из Стаи? Раньше они не осмеливались соваться прямо сюда.

– Да так… – неохотно буркнул тот. – Почтальона прислали.

Я подошёл ближе и разглядел на двери в избу небольшой листок бумаги, пришпиленный узким обоюдоострым ножом со знакомым гербом в виде волчьей головы. Демьян одним движением выдернул стилет, пробежался взглядом по едва различимым в лунном свете строчкам на записке. И помрачнел ещё больше.

– Ну, вот и дождались… – пробормотал он.

– Что там? – заглядывая ему через плечо, спросил я.

Почерк был крупный и разборчивый, и я успел прочитать короткий текст сам прежде, чем Велесов смял записку в кулаке.

«Послезавтра в полночь. Знаменский скит, 300 саженей к северу. Закончим то, что начали на Медвежьей горе».

Вместо подписи стояла лишь витиеватая буква «С» с точкой.

– Похоже на вызов, – сказал я.

– Он самый. Я-то думаю, что это волки так долго кружат вокруг меня, но не бросаются. Что ж, из Петрова града сюда путь неблизкий… Но, видно, старые обиды не забываются.

Велесов обернулся на нас с Путилиным через плечо, сверкнув зелёными звериными радужками.

– Сам Сумрак явился по мою душу.

Глава 3

– Сумароков в Томске?! – переспросил Путилин. – Сам глава Стаи?

– Это… Мои старые счёты, ваше благородие, – проворчал он. – Вас не касается.

– Ещё как касается! – жестко ответил Охотник. – Забыл, с кем говоришь?

Демьян недовольно рыкнул, искоса взглянув на меня. Во взгляде его так и читалось «Ну вот, а я предупреждал».

– Пойдёмте-ка в дом, господа, – продолжил Путилин. – Думаю, нам есть, что обсудить. Встретимся в моём кабинете.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и зашагал к дому, почти неразличимый в темноте в своём темном кимоно.

– Ну, не сопи ты так, – усмехнулся я. – И так вижу, что недоволен. Но, раз уж мы сотрудничаем с Дружиной, держать эту историю в тайне не получится. Да может, и не надо?

– Ты не понимаешь, Богдан. Твоё решение я, скрепя сердце, принял. И даже готов помогать, если дело касается охоты на каких-нибудь лесных тварей. Но тут… Мало того, что придётся идти против своих. Так ещё и с Дружиной. Это сочтут предательством.

– Ну, тут уж пора определиться, кто для тебя свои, а кто чужие. Ты ведь давным-давно не в Стае. Так что не всё ли равно?

Он вздохнул, опустив косматую голову.

– А что, кстати, за манера-то такая – записки оставлять с местом встречи?

– Сумрак вызывает меня на бой один на один. Старый обычай. Всё по правилам – место выбрал подальше от людей…

– Что за Знаменский скит?

– Монастырь заброшенный, к югу от города. И время выбрал не просто так… – Велесов взглянул на небо. – Послезавтра как раз полнолуние.

– И ты действительно собираешься идти?

Демьян поглядел вслед ушедшему Путилину.

– Ладно, поговорим дома. Это всё надо крепко обдумать…

Четверть часа спустя мы собрались втроём в новом кабинете Путилина.

Комната была большая, но пустоватая – из всей мебели тут остался только письменный стол, несколько кресел и книжный шкаф, полностью занимающий одну из торцевых стен. На полу раньше лежал ковёр, но его отдали в чистку, и сейчас о нём напоминало лишь прямоугольное пятно на паркете.

Впрочем, с тех пор как я заглядывал сюда в прошлый раз, Путилин успел разместить здесь кое-какие личные вещи. Возле стола расположилась лаконичная стойка с двумя японскими мечами, на стене появилась карта города и окрестностей с какими-то пометками, а рядом с письменным прибором появилась изящная фарфоровая статуэтка восточной танцовщицы и громоздкий телефонный аппарат, довольно дорогой на вид – чёрный, отделанный бронзой и слоновой костью. Телефонную линию в усадьбу провели в первый же день, как Путилин переехал. Благо, тянуть было недалеко – ближайший от нас почтамт находился на другой стороне улицы.

Сам статский советник встретил нас при полном параде – в таком же строгом чёрном кителе японского покроя, в котором я увидел его впервые, на груди поблёскивала золотыми секирами бляха Священной Дружины. Когда мы вошли, он как раз медленными отточенными движениями приводил в порядок свои бакенбарды с помощью небольшой костяной гребенки. Баки были густые, с уже начавшей пробиваться сединой, но даже они не могли полностью скрыть мелких красноватых шрамов на щеках, переходящих на шею. Из-за этих шрамов волосы растут неровно и приходится отращивать их настолько длинными – чтобы проплешины не так бросались в глаза.

Эта его забота о внешнем виде меня немного забавляла. Учитывая род его занятий, шрамов на нём – хоть отбавляй, и это неудивительно. Но именно эти, на лице, он почему-то старается скрыть.

Отвернувшись от зеркала, Путилин убрал гребень в карман и, будто прочитав мои мысли, произнёс:

– Эти отметины у меня с детства. Всё никак не могу извести, хотя и к целителям обращался.

– С детства? И как вы их заполучили? Неужто при воровстве соседских яблок?

Он усмехнулся.

– Яминокису. С японского переводится романтично – «поцелуй ночи», или «поцелуй тьмы». Невзрачная на вид плавучая морская водоросль, что-то вроде обычных саргассов, но мутировавшая под влиянием Ока Зимы. Получившая морозостойкость, но заодно и ещё одну очень неприятную особенность. Поверхность сырых яминокису очень ядовита, на коже остаются незаживающие ожоги. И, что самое поганое – они болят и воспаляются под воздействием света. Даже много лет спустя. Поэтому приходится их прикрывать.

– Я сразу понял, что вас много связывает с Дальним востоком, – кивнул я. – Наверное, это редкость. Я слышал, Япония – очень закрытая страна.

– Да. Мой отец как раз был в составе дипломатической делегации, в шестидесятых годах отправленной на восток – так сказать, для установления контактов. Я вообще из династии дипломатов. Дед больше тридцати лет работал послом в Поднебесной. Все три его сына пошли по его стопам. Двое старших до сих пор в посольстве. Мой отец был младшим, и выбрал другое направление…

Путилин, спохватившись, жестом пригласил нас к письменному столу. Мы с Велесовым уселись в старые резные кресла с лакированными гнутыми спинками. Под весом старого вампира кресло жалобно скрипнуло, и он невольно подобрался, аккуратно устраивая лапищи на подлокотниках и будто прислушиваясь – не развалится ли мебель под ним в следующую минуту.

Сам Путилин занял место за столом и, водрузив локти на старое потёртое сукно, сцепил пальцы в замок. Взгляд его был внимателен и исполнен тревожного ожидания. Повисла долгая пауза, и чтобы хоть как-то разрядить обстановку, я спросил:

– А как вы вообще тогда оказались в Петербурге? Да ещё и в Священной дружине?

– О, это долгая история, достойная приключенческого романа. Увы, самому быть на месте главного героя не всегда весело. Дипломатическая миссия моего отца поначалу шла вполне успешно. Удалось основать полноценное русское посольство в Осаке, он перевёз туда и жену с детьми – мне тогда было лет шесть. Несколько лет мы прожили там. А потом…

Он опустил взгляд, брови его сдвинулись.

– Я за малостью лет не понимал, что конкретно тогда произошло, да и до сих выяснить это не представляется возможным. Был какой-то конфликт с местной знатью, обернувшийся трагедией и для моей семьи, и для всего посольства. Меня и младшего брата в последний момент удалось выслать из страны на каком-то утлом судёнышке. Но оно попало в шторм, потерпело крушение… Там-то я и получил эти шрамы. Меня подобрали рыбаки из какой-то захолустной деревушки на Кюсю, и я много лет потом скитался, прежде чем удалось добраться до родственников в Шанхае. Довелось побывать и юнгой на китобойном корабле, и пиратствовать на корабле одного мятежного ронина, и участвовать в экспедициях в восточные области Сайберии, к Амуру и к озеру Ханка…

– А когда вернулись в Китай, не захотели оставаться в русском посольстве? Дядья разве не предложили свою помощь?

– Оба дяди не очень-то поверили, что я сын Франца Путилина. К тому времени, когда я добрался до Шанхая, вся его семья давно считалась погибшей. Да мы и в целом не нашли общий язык. А работа дипломата, сам понимаешь, совершенно не в моём характере. Впрочем, от родственников мне ничего и не надо было, кроме помощи в получении документов, с которыми меня приняли бы в делегацию, отправляющуюся в Россию. Я всегда мечтал вернуться на родину. Хотя, строго говоря, родился-то я в Шанхае…

Снова повисла пауза. Путилин явно избегал основной темы разговора, для которой и позвал нас к себе. Да я и сам не торопился её поднимать, а уж Велесов – тем более.

– Вы, кстати, знали, что основа нефилимской знати в Японии – именно упыри? – неожиданно спросил он.

Я пожал плечами, Велесов лишь выжидательно прищурился.

– Да, эта информация не очень распространенная, да и вообще про Страну восходящего солнца мало что известно. А ещё меньше из этого – достоверные данные. Даже с Поднебесной империей они не поддерживают отношений. Однако я-то знаю, о чём говорю. Тамошних нефилимов называют ёкаями, и самый распространённый среди них Аспект – это именно Дар Зверя.

– Из-за того, что его можно передавать другим?

– Именно. В отличие от Российской империи, упыри там не вне закона. Наоборот, они на самом привилегированном положении. Собственно, сама императорская династия триста лет назад стала вампирской, а вслед за ней – и все основные аристократические кланы. А в дальнейшем Дар зверя стал чем-то вроде награды, даруемой самым верным самураям. В итоге большинство ёкаев – это именно вампиры.

– Занятно…

– Ну, я бы другое слово подобрал, – невесело усмехнулся Путилин. – Потому что я-то видел, во что это превратилось для обычных людей. Когда страной правят кровопийцы – в буквальном смысле – народ превращается для них в нечто вроде домашнего скота. И помимо обычных налогов они регулярно собирают особую, страшную подать… Я много всякого дерьма насмотрелся там, на островах.

Обычно невозмутимый, тут он заметно разгорячился, так что в голосе прорезались злые металлические нотки. Сделал паузу, чтобы немного успокоиться.

– К слову, это обязательно выльется во что-то ещё более страшное. Ёкаям наверняка скоро станет тесно на островах, и период их автаркии может закончиться завоевательным походом. Под удар, конечно, в первую очередь попадёт Корея и Поднебесная империя. А может, и британские колонии в Новом свете. Но и нам не стоит расслабляться.

– Ну, между нами своеобразный щит в виде Сайберии… – возразил я.

– Ты прав. Поэтому в ближайшем будущем войны с ёкаями я не опасался бы. Хотя их стычки с китайцами становятся всё более частыми и кровопролитными. Больше всего я боюсь другого… Что у нас такие, как они, тоже постепенно захватят власть. Поэтому, оказавшись в Дружине, главной своей целью избрал именно борьбу со Стаей.

Он взглянул на Велесова, который слушал весь его рассказ молча, с прищуром и, кажется, вообще не двигаясь.

– Поймите меня правильно. У меня нет ненависти ко всем Детям Зверя без разбору. Хотя, признаюсь честно, поначалу я не видел между ними никакой разницы. Упырь – он и есть упырь, и уничтожая этих тварей, делаешь мир чище.

– Но разница есть, – наконец, прервал молчание Демьян. – А тех, кого можно называть упырём, и среди обычных людей хватает.

– Справедливо. Хотя, повторюсь, в начале своей карьеры я был гораздо более нетерпимым по отношению к Детям Зверя. И знаешь, что заставило меня усомниться?

Велесов промолчал – видно, посчитал вопрос риторическим.

– Мне доводилось допрашивать многих упырей. Особенно мне были интересны матёрые, первородные. Они самые опасные, но в то же время, как ни удивительно, они же и самые… человечные, что ли. И именно от них я чаще всего слышал ностальгические истории о том, что изначально Стая представляла собой совсем не то, во что превратилась сейчас. О единении с природой. Об изначальном Кодексе… И о Седом волке.

Демьян продолжал слушать, не отводя взгляд, лишь на последней фразе прищурился чуть сильнее.

– Правда, все они утверждали, что основатель Стаи не то погиб, не то покинул её. В любом случае, о нём не было вестей много лет. А вместе с ним были забыты и прежние заветы. И заправлять всем стал новый вожак…

Путилин помолчал. Может, ждал, что кто-то из нас прокомментирует его рассказ. Может, просто собирался с мыслями. Но пауза становилась всё более неловкой и напряжённой. Я даже пожалел, что мы не захватили с собой графин с фирменной демьяновской сивухой. Похоже, разговор нам предстоял такой, что без пол-литра не разберёшься.

Сам Охотник, похоже, тоже это чуял. Откинувшись на спинку стула, он устало вздохнул.

– Поймите меня правильно, господа. Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела, если вы сами этого не попросите. Но если понадобится – вы можете рассчитывать на всестороннюю помощь. Людей у меня крайне мало. Но я мог бы предоставить кое-что из своего арсенала…

– Обойдусь, – буркнул Велесов. – Сумрак и так наверняка выставляет меня предателем, спутавшимся с Дружиной. Не хватало ещё заявиться на сход с вашими цацками. Вызов вожака – это честный поединок один на один.

– И вы так уверены, Демьян, что со своей стороны Сумароков будет предельно честен?

Старый вампир ненадолго отвернулся, будто обдумывая, стоит ли вообще продолжать разговор. Мы встретились с ним взглядом, и я ободряюще кивнул.

– Я вот в этом тоже сомневаюсь, Демьян, – сказал я. – Очень смахивает на ловушку. Причём не особо-то изощрённую.

– Если бы Сумрак хотел убить меня подло, в спину – то нашёл бы способ. Но он нарочно вызывает меня на бой. Для него важно одолеть меня на глазах у других волков. По всем правилам. Чтобы вместе со мной сгинул сам дух прежней Стаи.

– Почему? Думаешь, в Стае могли остаться твои сторонники?

Он задумчиво пожал плечами.

– Не знаю, как он обставил моё исчезновение, что наплёл по этому поводу остальным. Да и столько лет уже прошло… Но раз он не попробовал замять это дело по-тихому – значит, слухи обо мне уже прокатились по Стае. И теперь от меня так просто не избавиться. Ему не столько меня надо убить, сколько память обо мне. А лучше всего – выставить предателем. Потому и говорю – никакой Дружины, никаких фокусов с синь-камнем, вообще никаких посторонних!

– Но я-то могу с тобой пойти? Не думаешь же ты, что я тебя одного там брошу?

Демьян засопел, упрямо склонил голову.

– Ну, а совсем не идти? – настойчиво продолжил я. – Не обязаны мы играть под дудку этого твоего Сумрака. Если уж и придётся биться – то лучше делать это на наших условиях.

– Тогда он может зайти с другого края, – мрачно отозвался Демьян. – Раду подкараулить где-нибудь. Или кого-то из твоих приятелей. За всеми не уследишь.

– Идти, в любом случае, нужно, – неожиданно вмешался Путилин. – Это редкий шанс прикончить самого Сумарокова.

Велесов скептично фыркнул.

– Да насчёт вас-то всё понятно, ваше благородие. Выслужиться хотите. Да и вообще, обезглавить Стаю – это, наверное, мечта всей Дружины. Только что-то хреново ваша Дружина старается, раз Сумрак обосновался в самой столице, и до сих пор жив.

Путилин усмехнулся в ответ, порывисто вскочил со стула и прошёлся по комнате. Но, как всегда, быстро взял себя в руки.

– Как вы уже поняли, я не особо-то жалую вашего брата. Частью это можно объяснить воспоминаниями о японских кровопийцах. Но в ходе работы в Петербурге я упырей невзлюбил ещё больше. И знаете, почему?

– Нет, но чую – сейчас узнаем, – проворчал Велесов.

Путилин вернулся за стол. Достал курительную трубку, стиснул зубами её костяной мундштук, начал рыться в ящике стола в поисках табака. Курить-то он, похоже бросил, причём относительно недавно – я несколько раз видел его с трубкой во рту, но она всегда была не раскуренная. Вот и в этот раз, опомнившись, он с раздражением бросил её обратно в ящик.

– Когда я стал Охотником… Как это произошло – вообще отдельная история, но сейчас не об этом… Уже тогда, больше десяти лет назад, ходили слухи, что дела в Священной Дружине обстоят неважно. Финансирование сокращается, со стороны губернаторов порой почти открытый саботаж. Кто-то связывает это с тем, что Дружина, собирая информацию обо всех сверхъестественных существах, в том числе Одарённых, вмешивается в частные дела нефилимов. Кто-то – с тем, что в последние десятилетия появляется всё меньше реальных угроз в виде чудовищ из Сайберии, так что профессиональные Охотники превращаются в этакий пережиток и скоро будут вообще не нужны.

– Жители Томска с этим бы не согласились, – усмехнулся я.

– Ну, статистика говорит о том, что тварей в тайге и правда становится меньше. Хотя, может, они просто реже стали выходить в обжитые земли. Но ты прав, совсем без Охотников не обойтись. Большинство тварей может одолеть отряд хорошо вооружённых людей или нефилим с развитым боевым даром. Но чтобы победить самых опасных, нужны знания, специальная подготовка и артефакты с синь-камнем, оборот которого в империи строго ограничен…

Путилин мотнул головой.

– Впрочем, мы отвлеклись. По мере службы в Дружине я понял, что у её упадка есть и ещё одна причина, тщательно скрываемая. Увы, я не силён во всех этих подковёрных интригах, так что, пока допёр до сути, несколько раз едва не погиб от предательских ударов в спину. И потерял своего напарника – молодого парня, которого с азов начинал учить делу Охотника. Который был для меня почти как сын…

Мы продолжали молча слушать, и я лишь снова пожалел, что не захватил с собой спиртного. Но и прерывать Путилина было бы сейчас кощунством – он впал в то состояние, когда мыслями возвращаешься к событиям прошлого, которые обычно стараешься забыть. Взгляд, устремленный в одну точку, чуть затуманился, голос стал приглушённым и монотонным, будто Охотник читал с листа.

– Помню, то дело мне передал один следователь из уголовки. Такой… толковый мужик, честный. Из тех, что на службе по призванию. Он бился с тем случаем больше полугода, но ему постоянно палки в колёса ставили. Четырнадцать молодых девушек, убитых и обескровленных в одном районе, но при этом начальство упорно не хотело объединять эти случаи в серию, да и вообще пыталось замять каждый из случаев. Вплоть до того, что терялись улики, документы…

– Обескровленных? – уточнил я.

– Да. Характерные раны на шее, от клыков. Вообще, настоящих вампиров – тех, что реально пьют кровь своих жертв – среди нефилимов изначально немного. Дар Зверя почти всегда включает в себя Аспект, позволяющий поглощать жизненную энергию и эдру, но для этого совсем не обязательно делать это… в таком стиле. Поглощение крови – это скорее ритуал, чем реальная необходимость. Верно?

Путилин взглянул на Демьяна, и тот тяжело вздохнул.

– Верно, – подтвердил он. – Просто так… проще. Особенно для новичков. Но я всегда бил по шапке тех, кто приучал молодняк к такому. Начнёшь сосать кровь – и никогда не раскроешь свой Дар по-настоящему. И к тому же… не по-людски это.

– Что ж, в нынешней Стае порядки совсем другие, – криво усмехнулся Путилин. – Я бы сказал, противоположные. Этот подход, наоборот, пропагандируется, и даже обставляется с этаким романтическим флёром. Но главное даже не в этом… Когда мы начали раскручивать то дело, то выяснилось, что жертв куда больше. И чем дальше мы продвигались, тем больше препонов нам ставилось с самых неожиданных сторон.

Поначалу я решил, что действует вампир из какой-то высокопоставленной семьи со связями в полиции, либо сам каким-то образом пробравшийся высоко по служебной лестнице. Потому что взятками такие дела не замнёшь – там далеко не разовые случаи. Но чем дальше мы распутывали это дело, тем становилось страшнее. Я, конечно, к тому времени знал о Стае, знал, что она прикрывает своих. Но даже не предполагал, насколько глубоко она запустила щупальца в высший свет Петербурга. И самое главное – не понимал, чем упыри вообще могут взять по-настоящему высокопоставленных чиновников. Там же сплошь нефы. Чем Стая может их взять? Подкупить? Запугать? Это же смешно.

Но в итоге нам удалось-таки размотать одну из ниточек. На это ушло почти два года, я возвращался к этому, казалось бы, безнадёжному делу снова и снова, каждый раз, когда образовывался перерыв между другими случаями. Но того ублюдка я всё-таки выследил. Подвела его именно приверженность к юным девушкам. Да ему ещё и не любых подавай. Чаще всего упыри орудуют где-нибудь на Лиговке, нападая на проституток или бездомных. Таких и искать никто не будет. Но этот охотился на чистеньких и невинных. Сплошь девушки из приличных семей, некоторые даже из зажиточных. Гимназистки из Смольного, молодые монашки…

Путилин прервался, снова помотал головой.

– В общем, это долгая история. Главное – что тем упырём оказался сынок одного князя из клана самих Юсуповых. Пустоцвет, как таких называют. Сын нефа, но сам Дар не унаследовал или всё никак не мог пробудить. Но нашёл другой способ.

– И что же, папаша позволил обратить его в упыря? – спросил я. – Или сынок просто поставил его перед фактом?

– У меня нет доказательств, но… я думаю, первое. И этот случай не единичный.

Велесов впервые с начала разговора сбросил маску хмурой недоверчивости.

– Юсупов по доброй воле связался со Стаей? Прямо под боком у императора? Чего ради?

– Повторюсь, у меня нет доказательств. По крайней мере, тех, что можно было бы предъявить на трибунале. Впрочем, возможно, поэтому я всё ещё жив, пусть и сослан в самую дальнюю губернию. Ну а насчёт «чего ради»… Полагаю, дело обстоит так. Не секрет, что нефилимские династии вырождаются. Особенно это касается как раз столицы. Первородные нефы, основатели родов, постепенно уходят на покой. А их немногочисленные потомки уже во втором-третьем поколении наследуют Дары пожиже, чем у отцов и дедов, а то и вовсе рождаются пустоцветами. При этом очень немногие спешат повторять подвиги предков и отправляться в Сайберию, чтобы сражаться с чудовищами. Ведь мало победить какую-нибудь таёжную тварь – надо ещё и выжить после того, как поглотишь сердце. А статистика по этому поводу печальна. Мало кто готов рисковать. Да и сами нефы над своим чадами трясутся, как Кощей над златом.

– Но есть и другой путь, – понимающе кивнул я. – Обратить своего наследника в вампира.

– Именно. Дар Зверя, даже не первородный, а переданный другим вампиром, уже наделяет человека долголетием, иммунитетом к большинству болезней, силой и энергией. А большего и не надо. Всё остальное – власть, деньги, влияние – у них уже есть. А Сумароков… Он недавно по протекции Юсуповых и некоторых других старых родов получил графский титул. И вот тут не знаю. Либо и сам Романов в курсе ситуации и таким образом делает шаг по легализации Стаи, либо кое-кто осмелел настолько, что водит его за нос. Но я одно скажу…

В голосе его снова прорезались дрожащие стальные нотки – он явно принимал близко к сердцу то, о чём говорил.

– Когда мы накрыли того щенка Юсуповых на тайной сходке, устроенной им и его дружками в загородном особняке… Это было похоже на греческую оргию, совмещенную с кровавыми дикарскими жертвоприношениями. Никогда не забуду ту девчушку, распятую на столе… Они пьют кровь не потому, что так проще научиться поглощать силу. А потому, что им это нравится, чёрт побери! Нравится чувствовать себя высшими существами, для которых люди – лишь корм.

Нынешние нефилимы, конечно, в целом те ещё зажравшиеся упыри. Петровское «Зерцало доблести» сейчас читается, как комедийный памфлет. Но, боюсь, со временем они могут выродиться в нечто гораздо более мерзкое. Я ведь не просто так рассказал про японских ёкаев. Я видел, как это бывает.

В кабинете повисла напряженная, тягостная тишина. Велесов помрачнел, стиснув зубы, кулачищи его сжались до побелевших костяшек, а магическим зрением я видел, что аура его тревожно пульсирует, будто он пытается сдержать рвущийся наружу Дар. Впрочем, так и есть – я так явственно почувствовал исходящую от него волну отчаяния и бессильной ярости, что часть её передалась и мне.

– Твоей вины тут нет, Демьян, – сказал я. – Это всё Сумароков.

– Он всегда был таким, – глухо проговорил вампир. – Всегда грезил о власти, о превосходстве над человеческим родом. Я говорил тогда, что это его и погубит. Его и всех, кто решит пойти вслед за ним. Старый дурак! Мне нужно было придушить эту его ересь ещё тогда, не считаясь с потерями. Знал бы я, куда это всё приведёт…

– Ещё не поздно, – заметил Путилин. – И то, что Романов вскоре должен приехать в Томск, нам только на руку. Если мы преподнесём императору голову Сумарокова, и расскажем обо всём – здесь, вдали от столицы, вдали от всех тех, кто уже замаран связями со Стаей…

– И что дальше? – огрызнулся Демьян, показав клыки. – Я знаю, во что это выльется. Романов на расправу скор. Устроит новый крестовый поход против Детей Зверя, как в петровские времена. Притом новообращенные упырьки из барских семей выкрутятся. А под каток попадут такие, как я, как Варя, как те, кто со Стаей и дел-то не имеет, и Дар свой пытается держать в тайне.

– Смотря как всё это преподнести. И есть у меня одна идея…

– Да неужто?

– Да вы послушайте, Демьян! – Путилин не выдержал и снова вскочил со стула. – Я об этом думаю с тех самых пор, как Богдан познакомил нас. Я ведь сразу догадался, кто вы. Те волки на допросах описывали вас довольно подробно…

– И что стало с теми волками? – с горечью спросил Велесов.

Путилин опустил голову.

– Казнены… Вообще, сейчас, по прошествии лет, я понимаю, что все они попадали в наши руки не случайно. Старые, мудрые, осторожные волки, десятилетиями скрывающиеся от людей… Их получалось выследить только по наводкам, спускаемым начальством. А вот откуда начальство получало эти наводки… Думаю, Сумароков целенаправленно сдаёт их. Тех, кто мешает ему. Тех, кто против того, во что превратилась Стая.

Демьян, не выдержав, грохнул кулаком по столу и глухо зарычал.

– Но ещё не поздно всё исправить! – горячо продолжил Путилин, будто не замечая этого. – Романова можно убедить отменить петровский эдикт. Если Стая вернётся к истокам, откажется от притязаний на власть, Дети Зверя могут занять достойное место в империи. Здесь, на границе между Сайберией и царством людей. Может, даже влиться в ряды Дружины и экспедиционных корпусов. Нефы-то туда идут неохотно, так что помощь Детей Зверя будет неоценимой. Тем более что тайга – это ваша стихия.

– Мечтатель! – фыркнул Велесов. – Не бывать тому. Император сроду не признает нас, даже как пушечное мясо. А уж чтобы волки пошли в Дружину – к тем, кто не первый год охотится и истребляет таких, как мы…

– Но ведь вы же пошли? Вы же помогли нам одолеть ту ведьму?

– Это другое дело…

– Вовсе нет! Именно это я и предлагаю! Вместе с людьми бороться против настоящих чудовищ. Вместе, понимаете? Не пытайтесь показать, что это для вас не важно. Вы ведь наверняка и Стаю основали именно поэтому. Чтобы у таких, как вы, было некое подобие семьи. Общие цели, общие ценности, свои законы. Раз уж люди отторгают вас из своей общины, вы создали свою. Просто Сумароков извратил всю эту идею. И самих волков направляет по ложную следу.

– Тут ты прав. И добром это не кончится, как ни поверни. В то, что лично мы с тобой можем жить в мире и даже помогать друг другу, я верю. Но в том, что люди признают всю Стаю, даже если я снова заявлю о себе и начну собирать вокруг себя волков…

Велесов категорично покачал головой.

– Мнение людей меняется, – возразил Путилин. – Нефилимов поначалу вовсе не принимали, церковь предавала их анафеме. А теперь? Важно не то, что простые смертные думают. Важно, что решит император и остальные власть имущие.

– Может быть, – пожал плечами Велесов. – Но в этом-то и главная загвоздка. Дело-то ты хорошее задумал, и вижу, что искренне в него веришь. Но… ты ничего не решаешь. Никто из нас не решает.

Хлопнув ладонью по столу, он поднялся и направился к выходу. Путилин попытался было его остановить, но старик на оклики и ухом не повёл. Дверь за его спиной тяжело хлопнула, ставя жирную точку в споре.

Путилин, сокрушённо разведя руками, взглянул на меня.

– Что скажешь, Богдан? Может, тебе удастся его убедить?

Я задумчиво покачал головой.

– Не знаю, не знаю, Аркадий Францевич. Ну, до визита императора время ещё есть. И даже до намеченной встречи с Сумароковым ещё два дня. В целом-то идея красивая. Но я согласен с Демьяном – шансов, что император нас послушает, очень немного.

– И что же? Сдадимся, даже не попытавшись?

– Посмотрим. В конце концов, что ж мы шкуру неубитого медведя-то делим? Рассуждаем так, будто голова Сумарокова и правда у нас уже на блюдечке с голубой каёмочкой.

– Тут ты прав, конечно. И я очень беспокоюсь и за Демьяна, и за тебя, если уж ты решишь ему помогать. Кстати, уверен, что тебе стоит соваться в это дело без прикрытия? Может, всё же и мне пойти? Если получится, подтяну ещё несколько местных Охотников – из бывших, уволенных при Юдашеве. Я стараюсь потихоньку восстанавливать штат сотрудников…

– При всём уважении, Аркадий Францевич… – я тоже поднялся, давая понять, что разговор окончен. – Думаю, Демьян прав. Дружину в это дело впутывать не стоит. Мы разберёмся с Сумароковым сами, по-своему. А уж там посмотрим, как презентовать этот трофей императору.

Он явно хотел возразить, но что-то в моём взгляде заставило его замолчать. Нахмурившись, он проводил меня взглядом до самой двери и лишь коротко кивнул на прощание.

Предстоящая заваруха обещала быть самой серьёзной из всех, в которые я до этого попадал. Но странным образом это не пугало меня, и даже не тревожило. Наоборот, вызывало томительное предвкушение и азарт. Частично это в целом в моём характере, это я уже понял. Но вдобавок было и ещё кое-что – глубинное, вызревающее внутри естество, заставляющее даже на матёрых упырей смотреть не как на опасных врагов, а как на добычу. Голод, чуть утихший после утреннего инцидента с кабаном, начал пробуждаться снова.

Варвара сегодня правильно сказала, пусть и не совсем понимая реальное положение дел. Я действительно хищник. И бороться с этим, пожалуй, бессмысленно и даже вредно. Скорее наоборот, нужно признать свою природу и научиться жить в гармонии с ней.

Не так уж важно, кем я был раньше. Теперь я Пересмешник. Прирождённый убийца нефилимов.

И я голоден.

Глава 4

Ночью ударили заморозки и повалил снег, укрыв улицы плотным белым пологом толщиной не меньше ладони. Кроны деревьев снова стали пушистыми и почти не просматривались насквозь, но уже не от листвы, а от налипшего на каждую веточку инея и снега. Смотрелось это всё очень нарядно, особенно на контрасте со вчерашней серой хмарью и грязными улицами.

Снег и до этого выпадал, но понемногу, и быстро таял. Но в этот раз, кажется, мог продержаться до самого вечера – погода была хоть и ясная, но холодная, при дыхании изо рта вырывались заметные облачка пара.

До университета мы с Варей и Полиньяком отправились пешком – встали все рано, и времени было достаточно. Городские пацаны, несмотря на ранний час, уже высыпали на улицы целыми ватагами – строили крепости, лепили снеговиков и с упоением играли в снежки, да так, что и прохожим частенько доставалось. Мы по дороге раз пять попадали под обстрел, а однажды угодили в настоящую засаду. Тут пришлось задержаться и дать отпор задорно гогочущей банде.

Бой оказался скоротечным, но очень насыщенным. Используя численный перевес, мелкое хулиганьё поначалу чуть не погребло нас под снежным курганом – снаряды явно были заготовлены заранее в огромном количестве. Но когда запасы исчерпались, агрессоры получили отпор и были быстро деморализованы. Вскоре они были вынуждены ретироваться с поля боя с визгами и щедрыми порциями снега за шиворотом.

Варя, погнавшись за одним из шалопаев, оступилась на обледенелой мостовой и упала. Улица после ночных заморозков вообще была очень коварна – под слоем снега там и сям скрывались замерзшие лужи или перемешанная затвердевшая грязь, так что приходилось двигаться осторожно – не поскользнёшься, так споткнёшься. Жак тут же подбежал к девушке, помог подняться, потом принялся заботливо отряхивать её от снега и поправлять одежду. Варя была в порядке – плотное пальто смягчило падение. Оба хохотали и что-то друг другу говорили наперебой – растрёпанные, с раскрасневшимися на холоде щеками.

Помощь друг другу у них неожиданно для меня, но, похоже, вполне закономерно сменилась долгим поцелуем. Обнялись, не замечая никого вокруг и не в силах друг от друга оторваться. И, странное дело, даже неплохо смотрелись вместе. Полиньяк был ростом даже чуть повыше Варвары, а пальто несколько скрадывало его худобу и нескладность. Впрочем, наверное, дело даже не в этом, а в том, каким уверенным, отчаянным он становился в её присутствии.

Я поначалу хотел было их подождать, но потом отвернулся и не торопясь зашагал дальше, чтобы не мешать. Пусть догоняют. На ходу улыбался – задумчиво и чуть грустно.

За ребят я был искренне рад, хотя поначалу и не верилось, что у них что-то выйдет. В каком-то смысле я им даже немного завидовал. Самому мне было пока совсем не до амурных дел, да и кандидаток на горизонте не было.

Истомина была мимолётным приключением. Продолжать общение с ней ни к чему, да и чревато последствиями.

С Вяземской та же история, хотя тут, думаю, так просто дело не кончится. Лизавета явно положила на меня глаз, и мешает ей лишь постоянный контроль со стороны отца. В университет она вернулась, но теперь её везде сопровождают сразу трое телохранителей, следящих за каждым её шагом. Мы пару раз пересекались в парке, но не удавалось даже переговорить – ограничивались лишь мимолётными приветствиями на ходу. Хотя даже так дочка губернатора умудрялась так красноречиво стрелять глазками, что в жар бросало.

Впрочем, всё это даже к лучшему. Нет, барышня, безусловно, выдающаяся, недаром слывёт первой красавицей университета, а то и всего Томска. И, конечно, поразвлечься с ней я был бы не прочь. Но именно что поразвлечься. Глубоких чувств она у меня не вызывала, а здравый смысл говорил, что держаться от неё стоит подальше. По крайней мере, пока.

Одно дело, если бы я мог претендовать на роль её жениха. Стать зятем томского губернатора – это по местным меркам настоящий джек-пот. Но будем реалистами – скорее всего, для Лизаветы я не больше, чем очередное мимолётное увлечение. По слухам, она та ещё нимфоманка, и мой короткий опыт общения это только подтверждал.

Интересно, как это папаша-то её умудряется оставаться не в курсе её похождений? Или для нефов законы морали не писаны? Впрочем, может, телохранители-то к ней приставлены не только ради безопасности, но и для того, чтобы блюсти её честное имя…

В целом-то, и помимо Вяземской, в университете девчонок хватало, хоть и было их гораздо меньше, чем парней. При желании я мог бы давно с кем-нибудь закрутить роман. Парень-то видный, и к тому же после истории с албыс окутанный флёром героической загадочности. У меня вообще порой складывалось впечатление, что меня знает уже весь универ, и буквально каждая студентка, встретившись со мной взглядом, начинала робеть, краснеть, хлопать ресницами, а кто посмелее – так и открыто кокетничать.

Настоящий, молодой Богдан наверняка бы не устоял перед всеми этими соблазнами. Но мне, с высоты куда более богатого опыта, было как-то даже неловко размениваться на этих юных дурочек. Тем более, что нравы в этом мире были всё же более строгие, чем в моём, и местным девушкам нужно заботиться о своей репутации.

Была, впрочем, девушка, к которой я испытывал очень неоднозначные, но трепетные чувства. Это Рада. И тут я сам себя не узнавал – будто превратился в безусого юнца, робеющего от каждого взгляда. Умом-то я понимал, что Рада – вообще не мой вариант. Совсем юная, ещё подросток, хоть и скрывает в себе огромную магическую силу. Но я ничего не мог с собой поделать – каждый раз, когда видел её, в груди всё сжималось. Ловил каждый её взгляд, каждое слово.

Кажется, и она чувствовала что-то похожее. Обычно она была очень живая, весёлая, любознательная. Быстро сдружилась с Полиньяком и Варей, и вместе они могли болтать и смеяться целыми вечерами. Но вот наше с ней общение становилось всё более неловким. В моём присутствии Рада смущённо прятала взгляд и становилась молчалива. А уж если вдруг случайно оказывались наедине – вообще беда. Что из меня, что из неё каждое слово будто клещами приходилось тянуть.

Неужели я всё-таки втрескался в эту ведьмочку с льдисто-голубыми глазами? Вот ведь угораздило…

Задумавшись, я и не заметил, как Варя с Жаком догнали меня. Француз, подкравшись, ещё и закинул мне за шиворот целую пригоршню снега, так что взбодрился я мгновенно.