Сочинение на тему
Глава 1. Поехали!
– Хлудов! Ты что: оглох там?! Расселся на чемоданчике и в ус не дует. Опять ты в моём отряде мне нервы будешь мотать! О, да тут и Курицын с Кистенёвым! Опять ко мне все эти полудурки нарисовались! Ну точно: в последний раз тут работаю. Потом – пускай с такими обормотами кто другой возится. – Сокрушалась сорокалетняя учительница, устроившаяся на подработку в пионерский лагерь воспитателем.
Обычная серая тётка с завивкой, в вязаной кофте, в старомодной юбкой-миди делала отметки в тетради о прибывших на сборы детях. То же самое отмечали и другие сотрудники детского лагеря «Бережок». Четыре отряда кое-как помещались на площадке возле мемориала павшим в годы Войны. Многие ребятишки пришли с родителями. С минуты на минуту ожидалось прибытие автобусов. Рейсовые городские ЛиАЗы, прозванные в народе «Скотовозы» с трудом справлялись со своей задачей. Несмотря на номинальную вместимость, места там едва хватало на всех. Это означало, что поездка ожидается без какого-либо комфорта.
Виталий Хлудов, то есть – я: был уже не новичок в лагерях. Однако, на этот раз ехал уже в качестве участника всесоюзной пионерской организации. Меня чуть больше месяца назад торжественно приняли в пионеры и мне позволялось по любому случаю одевать пионерский галстук. Раньше, в бытность октябрёнком, мне очень хотелось «пойти на повышение». Этому способствовала царящая тогда государственная идеология. К 1988-му году кое-что изменилось, но всё же красный галстук весьма гармонично смотрелся ещё на школьной форме. Носящий его, во всяком случае, мог уже свысока смотреть на младшеклассников, по старшинству занимая более привилегированные места.
Каждый год в летние каникулы меня отправляли в детский загородный лагерь на один месяц. Июнь или июль. Чтоб дома без дела не болтался и не набедокурил чего. А я мог. В конце весны мать купила на работе путёвку за десять рублей и велела мне собираться. На антресоли ждал своего дня подписанный старый чемодан коричневого цвета. В него укладывались личные вещи, одежда, бельё, резиновые сапоги вместе с прочим незаменимым детским инвентарём. Если оставалось чуть-чуть места, то можно ещё было уложить съестное. Как в моём случае на этот раз – пачка печенья. На сборы провожать меня не стали – «много чести», так что идти с тяжёлым чемоданом пришлось одному. Как полагается, я гордо одел пионерский галстук, заправив его под синюю олимпийку. Так, чтобы «подушечка» виднелась из-под молнии. Вылинявшие как половая тряпка дешёвые советские джинсы и кеды дополнили мой образ. Да, ещё пилотку солдатскую на голову одел. В те времена – это считалось у мальчишек модно. Головной убор мне в своё время сосед подарил, чему я оказался безмерно рад. Звезда на пилотке утратилась, но носили её мало: почти как новая. Защищала от солнечных лучей, клещей и вообще – брутальный аксессуар. Ещё, с собой мать дала металлический рубль с Лениным, «на всякий случай». Его я убрал в пакет с тетрадью, ручкой и колодой игральных карт.
Придя на точку сбора, я сразу же наткнулся на двух своих приятелей по прежним «ходкам»: Петькой Курицыным и Лёхой Кистенёвым. Увидев меня, они замахали руками, приглашая тем самым присоединиться к компании. Этих ребят я знал с детского сада. В школе наши дороги разошлись, мы лишь здоровались при встрече, но в лагере вновь встречались каждый раз и как полагается – держались вместе. Так и удобнее и веселее. Увидев их без галстуков, я сразу же спросил:
– А вас что: не приняли в пионеры? Без галстуков стоите.
Друзья посмотрели на меня, как на дурака.
– Да нет, почему, приняли. Только сейчас никто уже без надобности галстук не носит. Посмотри – ты тут один как идиот его напялил. – Улыбаясь от радостной встречи ответил Пьер (так мы его звали). В остальном – друзья оделись примерно так же.
– Витас, снимай его, пока никто не увидел. – Предложил Лёха. (Меня поначалу Витаутасом прозвали, но неудобопроизносимое имя – немного затем сократили).
Я быстро снял галстук и убрал его в карман. В продолжение минут десяти мы обменивались последними новостями, пока нас и не отвлекла малоприятная воспитательница Нина Егоровна со своими сокрушительными восклицаниями. Высокий худощавый Пьер, вместе с похожим на бочонок – коренастым Лёхой недовольно взглянули на знакомую женщину с химической завивкой. Разговорчивый Пьер сразу отметил:
– Опять у нас эта дура будет.
– А начальник лагеря конечно – Марина Сергеевна Гелашвили, как всегда. Мегера. А где она сама-то? – Прогнусавил вечно сутулящийся Лёха.
– Приедет потом. – Сказал я, – она в скотовоз не полезет. Её потом муж на машине привезёт. И сынка её тут нет – видите? Без Гоги не одна очередь не обходится. Потом они все вместе заявятся, как пить дать.
Друзья в ответ закивали головами. Они также как я пришли без родителей. Моя мать работала в тот день, у Пьера родительница подрабатывала в нашем лагере посудомойкой и на тот момент ждала сына в «Бережке». Где были родители Лёхи никто не знал, да и знать не хотел. Он всегда жил у бабушки, которая редко сопровождала его по причине старческой немощи. Наконец, послышался бутылочный звук приближающейся колонны из нескольких автобусов. Когда транспорт прибыл, мы втроём нехотя втиснулись в самую заднюю часть и молча уставились в окно, держась за перила. Всё, поехали в лагерь!
Колонну автобусов с детьми сопровождала легковушка с нарядом ГАИ. Через полчаса неторопливой езды гаишники развернулись восвояси, а мы повернули на просёлочную дорогу, где нас ждал гостеприимный детский лагерь. Путь оказался узковат для больших скотовозов. По стёклам то и дело царапали ветки деревьев, словно приветствуя городских жителей в тёмном прохладном лесу. Неожиданно процессия встала возле закрытых ворот учреждения. Кто-то из взрослых вышел наружу – узнать в чём дело. Это оказался молодой физрук, лет тридцати. Минут через пять послышался его голос:
– Выходите здесь, ворота некому открыть. Ладно, хоть калитка без замка. Проходите все через неё.
Двери открылись. Ребята с чемоданами выстроились в очередь на вход в лагерь, явно не рассчитанный на такое количество входящих. Тут же прошёл слух, что кочегар, ответственный за открытие ворот накануне напился и крепко спал в своей каморке. Гена-Боевик тот ещё тип! Парни повзрослее в пошлом году несколько раз дразнили его подвыпившего, а тот затем – бегал по всему лагерю за ними с топором. Вот веселье-то было! Потому и прозвали его так. Дойдя до калитки, Пьер указал пальцем на железную вывеску сверху, воскликнув с улыбкой:
– Ты смотри-ка, а!..
Сверху было написано: «Пионерский лагерь «Бережок», свежей красной краской на белом фоне. Если внимательно присмотреться, то – через белый цвет просматривалась чья-то чёрная мазня, старательно замалёванная белым: сверху от надписи «пионерский» какой-то шутник написал буквы: «конц». Да так, что закрасить его всё же не удалось.
– Ну всё, сейчас опять начнётся: «За зону не ходить!..» Ага, конечно, сию минуту…
Наша процессия разделилась. Насельники третьего отряда направились к самому дальнему дощатому павильону, в котором нам троим предстояло незабываемо провести ближайший месяц.
Глава 2. Окрестности.
Пионерский лагерь «Бережок» располагался в очень живописном месте. Местная речка делала несколько причудливых изгибов создавая неповторимый по колориту ландшафт. Берег со стороны лагеря был пологий. В эти места нередко приезжали отдыхающие из города на личных автомобилях. Там можно было с комфортом как загорать на ярком летнем солнышке, так и купаться в реке. Для любителей рыбалки в тех местах тоже – раздолье. Ловили и щук, и карасей, и лещей. Говорят, что и сомы попадались. Все фабрики шли гораздо ниже по течению, так что – вода текла первозданно чистой. С другой стороны лагеря шёл лес. Не то, чтобы – тайга, но чаща вполне себе приличная. При плохой ориентации на местности можно и заблудиться. С северной стороны, за густой лиственной рощей находилась деревенька Кущёвка. Совсем маленькая, дворов двадцать. Местных жителей почти в ней не осталось, дома занимали дачники. Рядом с Кущёвкой когда-то было озеро, но к моей бытности в тех местах – озеро не то пересохло, не то ушло под землю. И вместо него находился глубокий песчаный карьер. Временами туда приезжала строительная техника за добротным песком. По краям бывшего озерца росла трава «Мать-и-мачеха». Один-два раза за очередь нас посылали её собирать для городских аптек. На её основе готовились некие лекарства. Для самой трудоёмкой работы привлекался бесплатный детский труд. Мы не противились. К тому же – поблизости от Кущёвки некогда располагались сады и огороды, заброшенные уже к нашему времени. Там мы свободно лакомились различными сортовыми ягодами. При желании находили топинамбур, ревень и большое количество дикого щавеля. В общем, развлекались как могли.
По центру лагеря проходила асфальтированная дорога, по краям которой стояли стенды с пионерами-героями: под их портретами шли описания подвигов, которые мы знали чуть ли не наизусть. Справа и слева от дороги, метрах в двадцати, располагались одноэтажные кирпичные павильоны первого и второго отрядов, красного цвета. Там жили ребята постарше. Совсем маленькие – ютились в дощатом павильоне четвёртого отряда. Его зеленоватый окрас как бы намекал: там – детский сад. Рядом с дорогой, с правой стороны. В самом конце – аллея разделялась на две части: по левую сторону она вела к высокому бревенчатому дому начальника лагеря, при котором был медпункт; а путь направо – упирался в синий дощатый барак, куда отправляли детей среднего возраста. Вот именно в нём я всё время и находился. Домишка синего цвета разделялся на две части – для девочек и мальчиков. Прямо по середине шло крыльцо входа в женскую половину, а чтоб попасть к нам – нужно было заходить с правого торца. Спальни разделялись общей дверью в разделительной стенке. Возле павильона стояли две большие лавочки, на которые мы и разместились всем отрядом со своими пожитками. Кому, конечно – места хватило. Наше жилище так же – оказалось на замке из-за вечно пьющего кочегара и по совместительству сторожа, слесаря, плотника и прочих достойных профессий, великого мастера Гены-Боевика. Воспитательница Нина Егоровна куда-то отошла и к нам подсела молодая темноволосая пионервожатая по имени Рада. Симпатичная.
– Привет, ребят! Я ваша вожатая буду. Меня зовут Рада. Нам сейчас нужно выбрать среди вас командира отряда и барабанщика для дружины лагеря. Ну, кто может на барабане выстукивать – признавайтесь? Смелее!
Из толпы поднялся низенький полноватый паренёк со скучным лицом.
– Ну я могу на барабане играть.
– Отлично! Тебя как зовут?
– Ну Миша я. А по фамилии – Коровин. А что мне за это будет?
– Путёвку в Артек, пожизненную и именной барабан с личной подписью от самого Горбачёва. Устроит? – Рада задорно ухмыльнулась, вызвав оживление среди ребят. Её шутка зашла. – Хорошо, а насчёт командира как?
Командиром почему-то быть никто не желал. Сидело нас человек тридцать, и все молчали как рыбы. Вожатая с трагическим видом осматривала группу, не понимая – что ей делать дальше. Тут к нашему павильону подошла высокая худая девочка с белёсыми волосами, собранными сзади, очень хорошо одетая: в потёртые голубые джинсы, синие кроссовки с тремя полосами сбоку и розовой ветровкой, явно – иностранного производства. В руках она сжимала красивый чемоданчик, тоже – явно не наш. На вид она смотрелась чуть старше нас. На год, может – два. Посмотрев робко на вожатую, девица произнесла:
– Здравствуйте, мне в других отрядах места не хватило. Сказали – чтобы шла к вам. У вас, говорят – есть.
– Командиром отряда будешь? – Сходу парировала Рада.
– Командиром чего?.. Это как есть?
– Ты что? Не местная? Тебя как зовут?
– Милда. Я из Тракая, это в Литве. Меня на каникулы сюда родители отправили. К родителям мамы. Она родом отсюда. А бабушка путёвку купила. Она тут на заводе уборщицей подрабатывает.
– Это за что тебе такое наказание? – Спросил кто-то из ребят.
– Да мы с папой… – Засмущалась девушка. – Мы на это Рождество посетили в костёл в Вильнюсе. Там ксендз очень уважаемый. Он сказал, что я в Чистилище могу застрять надолго, никаких совсем заслуг нет. Нашей семье надо либо много пожертвований на костёл делать, либо – пройти суровые земные мытарства. «Пионерский лагерь где-нибудь в средней полосе России или Сибири – подойдёт» – сказал он.
Мы хором засмеялись, чем вогнали стеснительную Милду в краску.
– Ну, насчёт мытарств – ты тут по адресу. Милости просим. Ну так что: будешь командиром? Будешь стоять впереди отряда на линейке и докладывать начальнику о построении. В мероприятиях активнее придётся участвовать. Как раз – про твои мытарства. То, что надо! – Рада расплылась в гостеприимной улыбке. – Да ладно, не стесняйся, я тоже – не местная. Из Крыжополя. Городок есть такой на Украине. У меня бабушка – цыганка была, а дед – молдаванин. Мама – украинка. Я в Виннице, в институт поступить не смогла. Там мне и посоветовали – подать документы в здешний «пед». Тут всех берут, без большого труда. Вот, я так и сделала. Поступила с первого раза! В следующем году – диплом. Сейчас у меня здесь – что-то вроде практики. Заодно – денег немного заработаю. А «костёл» – это церковь такая у вас? Я тоже как-то в церкви была, на Украине ещё. Ну как – командиром будешь?
– Хорошо, только вы если что – подскажите, что я должна буду делать. Я не совсем хорошо понимаю местных людей.
Девушка говорила совсем без акцента. Мы с любопытством разглядывали её, как иностранку. По виду, такое внимание ей не очень нравилось, и она старалась не смотреть в нашу сторону. Тут я разглядел на её шее тонкую золотую цепочку с маленьким крестиком, а в ушах сверкали серёжки в виде звёздочек. Тоже – золотые. Модная какая! Кое-кто из наших тоже – носили крестики. Только наши – выглядели простыми, из алюминия. Антирелигиозной пропаганды давно уже не было. Никто за религиозные атрибуты замечаний не делал. Допускалось ношение крестика вместе с красным галстуком. Так даже как-то интереснее выглядело. По-современному. Я ходил без креста, как некрещённый, и немного таким ребятам завидовал. Церковь у меня всегда ассоциировалась с чем-то таинственным и крайне интересным, как в сказках.
Пока мы общались с будущим командиром совершилось прибытие большого начальства. Видимо, всё-таки Гена-Боевик проснулся, так как через открытые ворота на территорию лагеря торжественно въехала «двадцать четвёртая «Волга» с Мариной Сергеевной Гелашвили. За рулём сидел её супруг. Когда авто остановилось, водитель вышел наружу и любезно открыл дверь слева. Надо сказать – муж начальницы носил большие усы и выглядел как герой многочисленных анекдотов о грузинах. Марина Сергеевна вышла с такой важностью, будто её супруг был не меньше, чем генерал. Вслед за ней, с заднего сиденья, появился и Гоги, их сын. На год младше меня, но тоже – весьма важный субъект. Отец извлёк из багажника несколько сумок и чемоданов, которые тут же, с ловкостью подхватил неизвестно откуда появившийся физрук. Гоги взял в руки лишь две сумки – те, что выглядели полегче и направился к своему месту пребывания. Мы сразу поняли: жить Гоги будет в отдельной комнате, деля её с физруком, в павильоне первого отряда. Заодно – физрук присмотрит, чтобы Гоги никто не обижал из старших ребят, когда тот начнёт вызывающе озорничать по своему обыкновению.
Серая «Волга» лихо развернулась и на большой скорости покинула лагерь. Марина Сергеевна, держа гордую осанку и дамскую сумку под мышкой, поплыла в сторону своей резиденции. Ей навстречу кинулась наша воспитательница. Нина Егоровна махала руками, пытаясь объяснить своей начальнице нечто важное. Минут через пять она пришла к нашему отряду с ключами от павильона.
– Та-ак, сколько вас теперь набирается всего? – Подняв голову как гусыня, воспиталка сделала вид – что считает нас. – Тридцать голов. Всё, впритык. Слушайте сюда, дети и запоминайте, повторять не стану: сейчас вы займёте свои койки и оставите только самые необходимые вещи. Все крупные шмотки, включая куртки резиновые сапоги вместе с саквояжами уносим на склад. Еду в тумбочках оставлять тоже – по минимуму. Скоропортящееся – нельзя. Увижу – выброшу в сортир без предупреждения. Ничего, лишний раз голодные походите, зато – в больницу с отравлением везти не надо будет. Особенно это касается вечно голодных Хлудова и его друзей. Лично, через день ваши тумбочки смотреть буду. Сегодня на вечерней линейке состоится торжественное построение в честь открытия смены. Всем быть в парадной одежде и в галстуках. Командира с барабанщиком нашли? Хорошо, после обеда не спим в тихий час: будем с вас сведения о родителях собирать. Рада – отпирай боковую дверь и проследи, чтобы вещей поменьше оставили, а я пойду на совещание к начальнику.
Свежий еловый аромат сменился сыростным запашком дощатого павильона, пустовавшего с конца прошлого лета. Койки стояли уже заправленными, что не могло не радовать. На правах старших, наша троица заняла самые лучшие места – ближе к центру, рядом с перегородкой женской половины. Я расположился рядом с дверью, в углу возле окна. Ночью, когда мальчишкам случится выходить по нужде наружу – мимо меня никто сновать не станет. В нашем отряде я заметил нескольких новичков, совсем маленьких, которым ещё придётся объяснять правила детского общежития. Самое главное – держаться какой-нибудь группы, не быть одиночкой и не создавать другим проблем. Если найдём взаимопонимание – то проживём уж как-нибудь этот месяц.
До обеда худо-бедно дожили. Звук горна оповестил насельников третьего и четвёртого отрядов о необходимости организованного шествия в столовую. Сразу бросилось в глаза: вместо специального сигнала протрубили что-то вроде «Спартак-чемпион» и мне сразу стало ясно – хорошего горниста в этот раз нет, утром придётся просыпаться самостоятельно. Ребята быстро выстроились в колонну по два и с довольными лицами зашагали утолять голод. Впереди – шла Милда, как настоящий командир. Её рост отлично вписывался в картину происходящего. Наш путь проходил по второстепенной тропинке на юг. Слева мы прошли мимо маленького домика кружка «умелые руки», а затем – мимо каменного павильона первого отряда. Справа – осталась спортивная площадка, а затем – дорога повернула налево под углом девяносто градусов. Милда подняла правую руку вверх и объявила:
– Ребят, а давайте-ка с речёвкой!
Ни секунды не мешкая первая пара девочек, идущая за командиром, во всю глотку заорала:
– Кто идёт?
– Мы идём! – Подхватил я, вместе с Пьером и Лёхой.
– Куда идём?
– В столовую!
– За чем идёте вы туда?
– Кашу есть перловую!
– Каши нет!
– Не беда, есть другая там еда!
А теперь весь отряд заорал что есть мочи:
– Если повар не накормит – то и повара съедим, поварятами закусим,
А девчонкам в лоб дадим! – Кричали мальчишки.
Девочки закричали соответственно – противоположное, да так что – все голоса слились воедино. Милда удивлённо оглянулась и засмеявшись – покачала головой. Эту речёвку она слышала впервые в жизни.
Столовая располагалась на некотором удалении, метрах в двухсот от жилых корпусов. Рядом с ней стоял домик для персонала пищеблока, где и проживала мать Пьера. Тут же сверкал стоячей водой с пиявками пожарный пруд. Любители рыбалки в нём ловили маленьких карасиков – «на живца». В пищу их употреблять не представлялось возможным, а вот щуки клевали потом – отменные. На речке, конечно, в рыбных местах. Во всяком случае – так рассказывали.
Помещение для трапезы наполнял до боли знакомый всем детям запах советского общепита. Этот неповторимый аромат не совсем свежей капусты вероятно специально запускали для того, чтобы детишки не просили много добавки, напрочь испортивши себе аппетит. Расчёт работал не всегда. Желание плотно поесть в советской детворе ничем нельзя было вытравить!
– Н-да, щи да каша – пища наша… – Проговорил полноватый и сутулый Лёха Кистенёв, поддевая алюминиевой ложкой большой капустный лист из своей тарелки. – Там ещё есть две картошины и всё…
– У меня тоже: щи – хоть хрен полощи! – Согласился я, поглядывая как старательно уплетает первое блюдо совсем маленький светловолосый мальчишка, сидящий рядом с Лёхой.
– Какая гадость – ваша заливная рыба! – Ехидничал мой сосед справа – Пьер. Он уже пережевал весь картофель из щей, оставив пустой бульон в сторону.
На второе подали макароны с холодным куском минтая. Это ещё ничего, даже – вкусно. На третье – в стаканах плескался компот. Ладно хоть не та жидкость коричневого цвета, которую громко именуют «какао». И на том – спасибо.
– Слышь, Пьер, если ты рыбу есть не хочешь – отдай её мне, я съем. – Предложил я.
– Ага, хрен вот тебе с маком. Смотри-ка ты себе в тарелку, покуда твой кусок не схомячили, пока ты будкой своей по сторонам щёлкаешь!
Из зала донёсся задорный женский голосок, принадлежавший воспитательнице четвёртого отряда:
– Дети, что надо сказать перед едой?!
– Приятного аппетита! – Хором ответили дети.
Наша троица не обращала внимания на весь этот балаган.
– Эй, а добавка есть? – Поинтересовался я у проходящей мимо очень полной женщины в поварском халате.
– Только бульон от супа остался. – Грубо ответила она.
– Не-е, не надо. Не хочу штаны гноить, они мне ещё пригодятся.
– Малой, тебя как зовут? – Спросил Лёха у своего соседа.
– Вадик я. Комаров.
– Комарик, значит будешь. Тебе сколько лет?
– Семь только. Этой осенью в первый класс пойду. Я тут впервые.
– Конфету хочешь?
– Давай! Я конфеты люблю.
Лёха снисходительно протянул новому знакомому две или три ириски.
– Ешь наздоровье, а то у меня от них только жажда, никакой пользы.
На свежий воздух мы вышли вчетвером.
– Комарик, а хочешь мы тебе короткую дорогу в лагерь через лес покажем? Мы по возможности всегда так ходим.
Мальчуган согласился. Наша компания прошла неформальным путём наискосок через лес. Тропа выводила путников к задней стене павильона первого отряда. Как раз – между торцом слева и «финскими туалетами справа».
– Это у нас «финские туалеты». – Указал я малышу на добротные дощатые памятники деревянного зодчества.
– А почему они называются финские?
– Когда я был примерно – как ты сейчас, в первый раз тоже, приезжали сюда отдыхать финны. Из Финляндии. И чтобы они не провалились случайно в местных, наших клозетах в кучу дерьма – выстроили для них отдельные номера. Потом, когда иностранцы уехали – заколотили эти скворечники наглухо. Чтоб мы их не загадили. Мало ли кто ещё приедет?
– Там, дальше по тропе – наш туалет. Он не особо надёжный. Если не хочешь провалиться в дыру – лучше туда не ходить. – Объяснил Пьер.
– А куда же? – Жалобно пискнул Комарик.
– Деревянными сортирами пользуются одни только новички, вроде тебя. Бывалые все в лес ходят. По малой нужде – в кусты, неподалёку от павильона. Там протоптанную дорожку сразу видно. По большой – отходим дальше в лес. У каждого есть своё любимое место. Безопаснее и на свежем воздухе, только успевай комаров хлопать на заднице ладонями. Иначе – до крови съедят. – Поучал я с видом знатока.
Глава 3. Открытие смены.
Вечером стаи хищных насекомых атаковали нас с удвоенной силой. Лесные кровопийцы в размере вдвое превосходили городских. У них не имелось привычки подолгу кружить над головой, выбирая участок для болезненного укола. В лесу, выбрав жертву, комар решительно садился на открытый участок кожи и безжалостно вонзал свой хоботок, вызывая тем самым неприятные ощущения. В качестве защиты использовались специальные крема, но помогали они далеко не на сто процентов.
Перед ужином всем ребятам раздали форменные синие пилотки. В сочетании с синими брючками и юбками, с заправленными в них белыми рубашками – смотрелось весьма нарядно. Наш отряд построился в колонну и ждал команду вожатой. У половины из нас ещё не были повязаны галстуки. Это тем, кому не исполнилось десять лет. Они пока – только октябрята. Я и сам в прошлый раз ходил так. Но теперь – поверх белой рубашки я уже мог носить красный галстук. Мне такая форма нравилась, хотя в среде пионеров чувствовалось пренебрежение прежними идеалами. Ходили всякие разговорчики, за которые в прежние времена могли наказать крайне строго. Теперь же – даже взрослые нередко критиковали социализм и рассказывали истории о богатой и благополучной жизни за рубежом. Всё это вызывало у меня уныние: ведь, как и многие советские дети – я искренне верил в правильность курса, выбранного нашей страной в октябре 1917-го года.
Весь лагерь стоял в каре на плацу, ожидая торжественного открытия смены. Во главе, возле флагштока располагалось место для начальника и символического оркестра из барабанщиков и горниста. Начиная с правой стороны – выстраивались пионеры первого отряда, те – кто постарше, и далее – по убыванию: второй, третий и крайние слева – совсем малыши четвёртого отряда. Гелашвили, дождавшись готовности – начала речь:
– Я рада приветствовать всех сегодня на построении для открытия первой смены пионерского лагеря «Бережок» летнего сезона тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года и готова заслушать доклады всех командиров отрядов. Докладчики – доложить готовность!
Первый отряд по виду – не планировал отличаться дисциплиной. Кое-кто из парней стоял без формы, галстуков; с видом – «А вертел я вас всех на одном месте». Тем не менее, командир отряда сумел выдохнуть из себя протокольные слова. Это был высокий, крепкого вида юноша по прозвищу – «Шеф». Я знал его по предыдущим своим очередям. Рядом с ним стояли его друзья – Кабан, Карась и примкнувший к ним Живодёр. Тоже – хорошо известные мне персонажи. Особенно не хотел я встретить здесь Кабана. Очень смуглый черноволосый амбал в прошлый раз пообещал мне при встрече надавать тумаков за то, что я на зарнице самонадеянно сорвал с него погон, тем самым – переведя бойца в разряд «раненых». Живодёр, изображавший из себя уголовника тоже – вызывал опасения: он слыл любителем обижать слабых. Карась, манерный худощавый молодой человек, охотно выполнял все приказы Шефа и позиционировал себя как-бы – его заместитель. Дошла очередь нашего отряда. Наша высокая девушка сделала шаг вперёд, сделала пионерское приветствие и бодро отчитала:
– Третий отряд в составе тридцати человек, без числа отсутствующих, на торжественной линейке в ознаменование открытие первой очереди построен! Командир отряда – Милда Буткевичюте, воспитатель – Орлова, пионервожатая – Илиеску.
После нас – шла очередь малышей. Начальник лагеря строго стояла на своём месте, тоже – в галстуке, отвечая на приветствия командиров-пионеров. В заключение она обратилась к Шефу:
– Председатель дружины лагеря, слушай мою команду: «Поднять знамя!»
Под барабанную дробь высокий юноша парадным шагом подошёл к флагштоку, взял красный флаг из рук Марины Сергеевны, прикрепил его к верёвке и поднял вверх, знаменуя окончание ритуала всё тем же салютом.
– Первая смена объявляется открытой! – Торжественно произнесла начальник. – Теперь же мне хочется сделать для вас несколько напутственных пожеланий. Во-первых, я заметила – что некоторые из вас слишком вольно себя почувствовали после объявленной в нашей стране перестройке и демократии. Дисциплину на местах никто не отменял, и я попросила бы несознательных членов всесоюзной пионерской организации – впредь приходить на важные мероприятия в подобающем виде. Как положено. И вести себя – соответственно. Во-вторых, мне очень приятно видеть новые лица в нашем лагере, и я возлагаю большую надежду на их всецелое вовлечение в общественную жизнь. Отмечу тут же – не очень приятно видеть уже хорошо знакомые физиономии, которые из раза в раз непонятно зачем осчастливливают меня своим присутствием. Для них скажу одно: если вам в лагере по каким-то причинам не нравится – можете ехать к себе домой вместе с родителями и там радовать их своими незабываемыми выходками. В-третьих, в местах общего проживания нужно поддерживать неизменную чистоту и порядок, чтобы не было так: «Это не моё, намусорил не я, потому – и убирать не мне». Никакие подобные оправдания меня не интересуют. В каждом отряде нужен график дежурств, где на каждый день чётко прописано – кто в данный момент ответственный за уборку. С них и спросят. Вожатым к завтрашнему утру надо подготовить эти самые графики и вывесить их в каждой комнате. В-четвёртых: вы, думаю – не против чтобы в конце смены для всех был организован выпускной памятный вечер с угощением. Для сбора средств на данное мероприятие – я предлагаю: всю стеклотару, оставшуюся после ваших лимонадов, сдавать мне на крыльцо в ящики. Бутылок после вас всегда остаётся много, каждая из них стоит двадцать копеек. Сдачу бутылок возьму на себя. По итогу, не сомневаюсь в том, что денег на угощение вполне окажется достаточно. Отличившиеся ребята на этом вечере получат грамоты и призы…
Эту речь я слышал всякий раз. Посмотрев на довольное улыбающееся лицо Гоги, не возникало никаких сомнений в том, что большая часть призов достанется именно ему. Протокольное мероприятие подходило к концу и мне хотелось поскорее сходить на ужин. Перловая каша или омлет – это, конечно, не предел мечтаний; но – «голод – не тётка», тут можно с аппетитом съесть что угодно, любую общепитовскую гадость. Лето началось без жары, потому – тёплая каша была бы очень даже к месту. Очень хорошо, что знакомые ребята попались – есть за кого держаться. Главное – не попадаться в поле зрения Кабана, придётся делать вид – что впервые его вижу. И тогда – всё будет нормально!
Глава 4. Хочу домой!
Обычно хочется домой на следующий день, но в этот раз захотелось в первый вечер. Превозмогая тоску, я старался делать вид – что мне очень хорошо и весело. Пьер после ужина просидел до отбоя у матери. Хорошо ему. И накормят досыта, и телевизор у неё есть. Мультики посмотрит. Лёха воспринимал пребывание в лагере с безразличием, ему всё равно, везде – одинаково. Родители, если и выходят из тюрьмы, так – пьют беспробудно. Тоже – радости мало. Когда все легли спать, он сразу же захрапел. Я так не мог. На новом месте поначалу всегда сплю плохо. Остальные ребята, похоже – также. Время от времени они вставали и бегали в туалет. На дворе стоял холод, когда кто-то возвращался, то – сразу же кутался в одеяло, как куколка, стараясь согреться. Из окна немного дуло, я даже боялся заболеть. Только этого здесь не хватало до полного счастья.
Утром проснулся от голода. В тумбочке еды не осталось. Всё подъели ещё вчера. Остальные – спят. До завтрака ждать часа четыре. Как же есть хочется! А ещё на зарядку надо идти. Не дождавшись сигнала подъёма, я встал, вышел наружу и направился к «умывалке». Справа от аллеи, по направлению к главным воротам, стояло каменное строение, разделённое на две половины. Там располагались умывальники. Через час к ним будет не пробиться. Хоть какая-то выгода от того, что встал рано. Я спокойно умылся и почистил зубы. На обратном пути мне попались несколько человек, которым – как и мне не спалось. Они также решили принять водные процедуры. Утро выдалось холодным. Первое время, я размышлял – что делать: лечь снова в кровать или одеться? Решил всё-таки одеться, а кровать – заправить. Через час с небольшим началась заряда, а следом – утренняя линейка. Явиться на неё уже дозволялось в повседневной одежде, но в галстуке. Только потом – завтрак.
– Раз, два, три! Приятного аппетита!
– Тьфу ты, чёрт, опять эта мымра из четвёртого отряда со своим аппетитом. – Ворчал Лёха, уплетая пшённую кашу, услышав традиционное приветствие.
– Ребята, сейчас вы доедите завтрак, и мы все отправимся на специальное боевое задание: «Зелёный десант». Всем бойцам приказано прибыть к местам дислокации своих отрядов! – Не унималась похожая на сушёную воблу бабенция лет двадцати пяти.
Я взглянул на комарика и увидел горящие детские глазки, которые предвкушали какую-нибудь весёлую игру в войнушку. Толкнув локтём Пьера, я тихо произнёс ему на ухо:
– Смотри, сейчас ему «крутой облом» выйдет.
– Тихо только, а то заподозрит. Чёткий сюрприз получится.
В гранёных стаканах плескалась как раз та самая противная красно-коричневая жидкость. С пенками. Фу! Комарик, морщась выпил свою порцию напитка и со всех ног побежал к павильону. Мы втроём задорно засмеялись, прикрывая рты ладонями.
– Беги-беги, а то – автомат не достанется. – Буркнул вдогонку Лёха.
Неторопливым шагом наша компания поковыляла до «дома». Мы даже через лес не пошли. Вдоль асфальтированной дороги росли дикорастущие злаки. Я выдернул один стебелёк и пожёвывал мягкий сладковатый кончик. По прибытию на место – «спецоперация» шла в полном разгаре. Комарик с кислым видом держал в руках своё оружие – большую боевую метлу. Ему было трудновато орудовать ей из-за маленького роста и неразвитой мускулатуры. «Зелёным десантом» в лагере называли обычную уборку территории. Вдоволь насмеявшись, мы услышали сзади строгий бескомпромиссный голос нашей новоиспечённой командирши:
– А вы где шляетесь, бездельники? Не стыдно вам – маленькие детки стараются изо всех сил, а этим лбам – смешно?! Ты – длинный: бери палку с гвоздём и собирай на неё бумажки и листья. Ты – пухлый: грабли. А тебя, растрёпа – как зовут?
– Виталий.
– А ты, Виталий возьми у Вадика метлу и мети как следует. С малыша хватит, всё равно – никакого толка, одна пыль стоит. Я для него что-нибудь попроще найду.
Не скажу – что уборка сильно нас обрадовала. Однако, заняться всё равно было нечем, и мы спокойно отнеслись к заданию от Милды. Когда десант закончился нашей безоговорочной победой, пришла вожатая Рада. Она велела всему отряду подойти к медпункту, где медсестра осмотрит нас, измерит рост и вес. По очереди. Зачем это делали каждый год в начале и конце смены – я не знаю, но видимо – эти данные для кого-то имели большой интерес. Медсестра не понравилась сразу. Полноватая, очкастая, губастая и вечно всем недовольная. Мымра, одним словом.
Пока большая часть отряда топталась возле избушки, я пристально рассмотрел своих товарищей. Дети как дети, обыкновенные. Что мальчишки, что девчонки. Скучноватые, недоверчивые друг к другу. Всё, как всегда. Девочки в самовязаных кофточках и ситцевых платьицах старались держаться обособленно, будто мы представляли угрозу для них. Временами, они секретничали. Шептали на ухо друг другу нечто тайное, прикрываясь ладошками, и осторожно бросая косые взгляды в нашу сторону. К обеду солнце полностью вышло из-за туч, возвещая землянам о начинающейся жаре.
Вторая половина дня посвящалась кружкам. Многие сразу же побежали в «Умелые руки», где под надзором трудовика появлялись на свет разные поделки. В основном – это были доски с выжженым на них рисунком, крашеные морилкой и покрытые лаком. Я в прошлый раз смастерил из фанерки две ракетки для игры в настольный теннис, но так ими никогда и не сыграл. В этом году было решено посетить сие заведение как-нибудь попозже, когда ажиотаж спадёт. Второй кружок занимался рыбной ловлей. Физрук отбирал десятерых мальчишек и ходил с ними на речку. Меня он никогда не брал, потому – то, чем они там занимались для меня всегда оставалось загадкой. В красном каменном павильоне второго отряда находилась библиотека. Как-то раз я взял в ней книгу про Атлантиду, в самом начале очереди, и так до конца её и продержал. Зато – прочёл, она оказалась очень интересной, с иллюстрациями и фотографиями. В библиотеке за задержку книги меня отругали и внесли в «чёрный список». А когда же успеешь прочесть толстый фолиант? Ладно, обойдёмся на этот раз без библиотеки. Ещё – много детей любили играть в шахматы. Я иногда тоже – играл, но больше – любил в карты. Это не приветствовалось, колоду приходилось прятать, правда – особых проблем я что-то с этим связанных не припомню.
В тихий час почти весь отряд разошёлся кто-куда. В павильоне остался я да Лёха. Мы отсыпались за ночь. Пьер вновь ушёл к матери смотреть какой-то фильм по телевизору. На полдник традиционно подали чай с двумя печеньками. Чай я выпил залпом, а печеньки оставил на вечер. Сильно болела голова. Пока спал днём – Солнце, видимо – светило прямо на голову. Неприятное ощущение.
Возвращаясь назад, наша троица обнаружила толпящихся людей вокруг лавочек, покрашенных в синий цвет, как и сам дощатый барак.
– Это что за столпотворение? – Спросил я у стоящего рядом Мишки Коровина.
– В шахматы играют. Никто нашу Милду не может обыграть. Даже взрослые.
– Ну пусть играют, мы чем-нибудь другим займёмся.
Пока все увлекались шахматными баталиями, Лёха обучал нас игре в «Тысячу». Нас – это меня и Пьера. Присоединившийся Митяй уже умел в неё играть. Митяй – жуликоватого вида паренёк, наш ровесник, с короткой стрижкой, похожий на «интернатовского». Игра оказалась слишком сложной для меня, но полноценную партию в конце обучения сыграть получилось.
День подходил к концу. Ничего интересного он не принёс. Правда, тоска по дому стала поменьше. Я с нетерпением ожидал ночь, так как на неё планировалось самое интригующее – обмен страшными историями. Это было очень старой лагерной традицией советских школьников. Чтобы описать данную затею, я даже отдельной главы не пожалею.
Глава 5. Страшные истории.
Летний закат при ясной погоде всегда красив. Уходя к горизонту солнечный диск, как бы на прощание, озаряет нижний край неба красноватым сиянием, словно это место есть атмосфера на какой-то другой планете. Высоко в небе летают стрижи. Их щебетанье доносится попеременно с разных сторон. Иногда одна заблудшая птица проносится совсем низко на большой скорости, но затем – вновь поднимается ввысь. В лесу наступает время прохлады. Из своих укромных мест выходит мошкара и долгоносые кровопийцы. Они начинают кружить возле скопления потенциальных жертв, выискивая подходящее существо для реализации коварного замысла. Из окна рядом с моей койкой открывался завораживающий вид. Небесное светило заходило за макушки елового леса, где-то вдалеке маячил берег реки, а между ними показывался силуэт старой заброшенной церквушки с колоколенкой, наверху которой был отчётливо виден покосившийся от старости крест. В годы лихолетья культовое сооружение устояло, но находилось в явном запустении, создавая благоприятный внешний фон для неторопливой беседы на разные мистические темы.
– Мне однажды дед рассказывал, – начал повествование в темноте комнаты невысокий рыжеволосый мальчишка с косящим к носу глазом, сидящий на разобранной кровати в одних трусах, – это с ним произошло на самом деле, ещё до войны, когда он нашего возраста был. Стоял в их селе, на самой окраине, дом. Прежний хозяин давно умер, а новый хозяин – его сын, жил в городе и дом сдавал дачникам. Так вот, в самом конце лета дачники съехали. А рядом с этим домом – был заброшенный сад с очень вкусными яблоками. Мой дед вместе с друзьями решил как-то в этот сад слазить. Вот перелезли они, значит через забор и только – яблоки рвать, смотрят – из избушки мужик выходит с обрезом. Как так? Никого ж в доме быть-то не должно? Ну все, значит – «зашухерились» и махнули назад, через забор. А мой дед не успел. Что делать? Мужик-то уже совсем близко! Смотрит: сортир стоит в углу сада, обычный «скворечник», он раз – и спрятался в него. Через дыру глядь – мужик прямо к нему идёт и затвором щёлкает, сейчас стрелять будет. Что тут делать? Дед спрыгнул прямо в очко, стоит там поуши в дерьме и только голова наружи, за «кремль» прячется. Слышит – мужик дверь-то открыл и стоит, смотрит, пыхтит и зубами щёлкает. Постоял какое-то время и всё затихло. А мой дед до утра так там в дерьме и проторчал. Родители хватились и начали шум поднимать: куда их пацан делся? В милицию заявили. Менты, конечно – быстро всё разузнали и к обеду моего деда из ямы вытащили, до смерти перепуганного. Когда же дед рассказал про мужика с обрезом – те решили его поймать. Вызвали даже подкрепление из города. Мало ли какой «кулак», может – с гражданской, от советской власти там прячется? Устроили засаду. Оделись в гражданское и залезли в сад. А у самих – пистолеты наготове. Поздно вечером смотрят – и впрямь выходит тот самый мужик с обрезом. Они закричали ему: «Стой, стреляем!», а он хоть бы что, никак не реагирует. Тогда они давай по нему из револьверов палить. Смотрят потом: а мужика то и нет! Подошли осторожно к дому, открыли дверь, а оттуда – стая летучих мышей вылетела. Покружила немного над ментами и давай их кусать. Те отмахались, конечно, но потом с ними что-то произошло и с тех пор у них появилась потребность пить кровь.
– Они в вампиров превратились! – Послышался чей-то голос из темноты.
– Это по-английски – «вампиры», а по-нашему – их «упырями» зовут. – Продолжал свой рассказ косоглазый. – И с тех пор стали они пить человеческую кровь. Поймают какого-нибудь воришку, который не нужен никому, закроют его в одиночную камеру, а ночью придут – свяжут его и давай кровь сосать! Наутро сделают всё так, будто вор этот сам и повесился. Похоронят как самоубийцу и новую жертву ищут. Только длилось это не особо долго. Их вычислило НКВД. Там тогда особый секретный отдел был, который и занимался всякой нечистью. Ментов-упырей поймали и расстреляли. А после смерти Сталина этот отдел закрыли. Потому – теперь нечистая сила плодится с огромной скоростью. В газетах и по телеку про неё запрещено говорить, вот и ходят всякие истории от человека к человеку. Только так.
– Я тоже слышал: в соседней области бесследно пропадали люди. – Продолжил разговор Митяй. – Стали расследовать и вышли на одну старуху. Пришли к ней домой и смотрят такие: рядом с диваном капли крови. Отодвигают диван, а там – подвал с огромной мясорубкой. Все, кто на него садился – проваливался в подвал и перемалывался в мясорубке. А бабка потом – из человеческого мяса пирожки пекла и на рынке их продавала.
– Про упырей ещё расскажу. – Влез опять косой. – В одном маленьком городе жила красивая девочка. Худенькая, бледненькая, с алыми губками и большими голубыми глазами. Никто толком не знал – кто она вообще такая? И вот как-то две другие девочки решили проследить за ней. Идут следом, куда она – туда и девочки. Завела их бледная в дальний заброшенный дом и идёт по коридору. А вокруг – темно! Те двое – за ней. Вдруг, резко бледнолицая разворачивается, а у неё глаза покраснели, а изо рта огромные зубищи повылазили. И как бросится на них! Растерзала насмерть, крови их напилась и снова стала как прежде. Дом потом снесли, а девочка-упырь в другой город уехала и опять – в заброшенном доме поселилась. И люди в этом городе пропадают – неизвестно куда. Так вот!
– Однажды одну девчонку мать отправила в магазин купить таз. – Послышался незнакомый голос из темноты, принадлежавший кому-то из мальчишек. – Ну вот, она его купила и принесла домой. Через несколько дней мать решила постирать в нём бельё, а из него: раз – и высунулась рука, и давай – мать-то душить! Мать вырвалась кое-как, схватила топорик для мяса и отрубила эту руку. Пошли они потом вдвоём, с дочкой, в этот самый магазин. Смотрят – а там продавщица одна без руки стоит…
– Я вот в прошлый раз, когда в лагере был, одну историю услышал от старших пацанов. Реально всё было лет пять так тому назад. – Подключился Пьер. – Тут в километре от нас ещё же один лагерь есть. «Строитель» – называется, больше нашего раза в три-четыре. Он уже от областного центра будет. Так вот, познакомились как-то двое из наших пацанов с двумя девками из этого Строителя и пошли в село, что вон там – за речкой погулять. Нагулялись и разошлись по своим лагерям. Нашим пацанам там пришлось через кладбище идти. Смотрят – а там мужик на одной могилке сидит. Сам с собой в карты играет. Те подошли к нему и говорят: «Давай с нами в карты сыграем, в дурака хотя бы». А тот и отвечает: «А давай!» Сыграли несколько партий, у одного из пацанов – карта падает на землю. Девятка пик. Тот полез её доставать, смотрит: у мужика вместо ног – копыта, как у чёрта. А темно уже. Может – показалось? Ту партию они доиграли и пацан, у которого карта упала и говорит: «Пора уже нам, поздно уже…». А друг его не врубился что к чему и дальше играть хочет. Ну, первый со всех ног ломанулся и прибежал в лагерь один. А друга-то нет и нет. На следующий день ментов вызвали, давай искать везде. Ну на том самом кладбище и нашли. Прибитым к дереву, всего в ранах и без капли крови. Мёртвого, в общем. А на дереве надпись: «Тебя спасла девятка пик»!
– Да ну, ерунда это всё, сказки наговорили тебе, а ты – больше слушай. – Лёха привстал с постели и замахал руками. – Там те чуваки на танцы с девками пошли знакомиться. И не из соседнего лагеря, а с местными. Ну и тамошние пацаны в драку и полезли, из-за баб. А они пьяные были – ножи повытаскивали, одного из наших и пришили, а тело – на кладбище утащили. Там ещё тогда менты нашли тех, кто в убийстве участвовал и посадили всех лет на десять. А второй чувак, уцелевший – ранен был, его из лагеря турнули и на учёт поставили. Меня, когда в прошлый раз менты за кражу словили – я этого кекса сам видел. Он мне и рассказал – как дело было. Так что – враньё это всё. Лучше давай Витаса послушаем, он много сказок знает. Витас, ну-ка сбацай нам что-нибудь. Только не про «чёрную руку», а то – про неё и так уже все по сто раз слышали.
– Ребя-ят! Может хватит, мне страшно! – Послышался жалобный голосок комарика. – Я и так плохо спать буду!
– Комар, ты чё там, а? Давай-привыкай. Ты же хочешь в школу пойти? Если будешь так всего бояться, то тебя там всякий обижать будет. – Снова послышался незнакомый голос.
– Вы про мёртвую невесту слышали? – Собрался я с мыслями.
– Нет, не слышали. Давай, Витас – рассказывай!
– В одном селе парень жил. И вот как-то идёт он мимо соседней деревни, смотрит – а там у дороги деваха одна стоит с женщиной какой-то, ну вроде как – с матерью. Красивая очень та девка была! Проходит он мимо них, а мать и говорит: «Хочешь, парень, с моей дочкой познакомиться?» Он им: «Конечно! Очень хочу!» Ну и познакомились. Потом эта девка стала к нему домой на ночь приходить, а мать типа – провожала и встречала её. А родители парня и рады: «Вот какая красивая невеста у нашего сына!» Да только однажды к ним в гости его бабушка пришла. А она говорят, была ведунья. Отвела внучка она в сторонку и говорит ему: «Внучок, девушка-то твоя покойница уже давным-давно! Пойдём, я тебе могилку её покажу. Много лет назад пошла эта девушка со своим женихом в лес. Жених-то вернулся, а его подруга – нет. Вроде как заблудилась. Нашли её через неделю мёртвой, всю истерзанную, а жених – пропал, как в воду канул. У матери этой девушки больше никого не было, и она как узнала о смерти дочери – сама от разрыва сердца умерла. Так и похоронили их вместе. Что там в лесу было – никто не знает, да с тех пор ходят те покойницы парой, да парней ищут. Уводят в лес и пропадают вместе. Так что – ты внучок не общайся с ней. Вот – иконки возьми и у въезда в село в укромном месте спрячь их. Они потом в село прийти не смогут». Сходили они на кладбище, бабка показала могилки. А на памятнике фотографии – тех самых: матери с дочкой. Парень испугался, сделал всё как его бабка велела. Сидит вечером дома и слышит – как та самая девушка жалобно зовёт его издалека. Зовёт час, зовёт два: не унимается. Не выдержал, пошёл к ней навстречу. А она у таблички с названием с матерью стоит и рукой ему машет. «Подойди ко мне, дай хоть попрощаться с тобой…» Тот и подошёл. А они, как схватили его и давай – в лес тащить. Парень перекрестился и давай – «Отче наш» читать. Чувствует – у них хватка ослабла. Ну и вырвался, побежал домой. В селе, когда обо всём этом узнали – то взяли, собрали народу и пришли на то самое кладбище. Раскопали могилу, открыли гробы, а там – и мать и дочь обе истлевшие, одни кости. А вот одежда – как новая, чистая, и та самая – в которой они к тому парню и приходили. Ну, взяли, раз такое дело – им осиновые колья в грудь, там – где сердце, и воткнули. Закопали всё назад и с тех пор больше они никогда не появлялись…
– Шухер! Воспиталка идёт! – Крикнул Митяй, посмотрев в окно.
Все мальчишки нырнули под одеяла. Дверь в комнату открылась, включился свет, раздался громкий строгий голос Нины Егоровны:
– Это что такое? Орёте на весь лагерь… Ой, да ладно тут притворяться – спали они, глазоньки протирают! Мне уже из других отрядов на вас жаловаться приходили. Ну-ка: спать всем! Ещё раз такое повторится – к Гелашвили на ковёр пойдёте, сразу всем отрядом, ясно? Она найдёт – что сказать вам…