Путешествие в Пандору

Благодарности:

Хочется поблагодарить не только героев рассказа, которые действительно много значат для меня, но и всех, кто помог вдохновиться, был первым читателем и критиком, а также всем тем, кто сделал возможным бумажный формат.

Путешествие в Пандору

Я писала этот рассказ и до конца не могла решиться на публикацию, ведь сюжет основан на реальных событиях в моей жизни. Да, эти события происходили достаточно давно, однако же, их влияние нельзя недооценивать в жизни взрослого человека. Если в детстве мы усвоили привычку защищаться, лгать, обвинять и сваливать вину на другого, если мы с самого детства привыкли получать что-то легко и просто, то во взрослой жизни это может стать реальной проблемой. И проблема даже не в том, что с этим (с определенными привычками) нужно поработать, а в том, что они становятся частью личности, формируют эго, а работа с эго самая болезненная, сложная. И первое, что нужно – рассмотреть его. Даже это получается не у всех – это слишком больно. Так вот, во время проживания сложных событий в жизни, УМ человека формирует программы защиты, а когда этих программ становится критически много – появляются целые паттерны поведения, которые цепляют события, знакомства, образ жизни, уводя все дальше от того истинного человека, который просто проживал непростой период. Самое грустное, что человек неистово защищает образ жизни, свои эмоции, которые были сформированы дюжиной защитных механизмов, а не им самим… Сомнения в публикации рассеяла мой друг, SMM-специалист, которая выложила пост, где рассуждала о замалчивании чего-то, что может помочь другим. Ну я и решила говорить… Идея рассказа заключается в попытке донести, что мы сами авторы тех реакций, которые выдаем на события из-за непонимания природы человека, природы прощения и из-за невозможности простить, защищая свое эго. И самое главное, как мы через всю жизнь проносим события из прошлого. Кто-то обиду на родителей, кто-то страх из-за разбитой игрушки в песочнице и потом всю жизнь живет в страхе.. Но все можно изменить! Если после прочтения хоть один человек задумается о важности работы с собой, пойдет в работу – значит все не зря. Однажды я решила проехать в тот двор, где когда-то мы с родителями жили. Влияние этого места сложно переоценить и чтобы было понимание, предлагаю окунуться в события, которые разворачивались двадцать лет назад. Итак, я прикрыла глаза, чтобы сделать концентрацию внимания и не провалиться в воспоминания уже там, на месте.

27 августа 2003 года.

С начала августа того года мы с бабушкой и двоюродным братом проводили время на базе у какого-то озера. Такие поездки были для меня возможностью отдохнуть от родительского дома, побыть на природе, позагорать и накупаться. Бабушка и брат тоже решали свои вопросы – я могла принести ведро воды, мы с братом играли и это позволяло отдохнуть бабушке, да и брату было не так скучно. По выходным к нам приезжали мои дядя и тетя – родители брата, привозили много вкусной еды, мы плавали на лодке, рыбачили, гуляли и была иллюзия, что это и мои родители тоже, ведь я чувствовала себя ребенком, которого балуют, с которым дурачатся взрослые, а это было сильно непривычно для моей обыденной жизни.

В тот день закончился срок путевки и мы все вместе вернулись в город, где меня уже ждала мама и мы планировали поехать на городской пляж до самого вечера. На улице было довольно тепло, солнце уже не было обжигающим, а лишь слегка пригревало, как будто поглаживая лицо последними теплыми деньками. Мы с мамой лежали на пляже и делились новостями:

– Мам, ты представляешь, мы с дядей поймали карпа! Вооот такого! – я с сияющими глазами развела руки в стороны и показала размер рыбины. – Мы его взвесили и он оказался около трех килограммов, представляешь! – мой восторг не знал предела и я ждала реакцию мамы, пытаясь рассмотреть эмоции на ее лице.

Ее лицо не выражало ничего, точнее выражало отрешенность и явно она что-то обдумывала, будучи не здесь. Она посмотрела на меня, потом отвела взгляд и произнесла:

– Я пол покрасила. Интересно, высох уже?

Когда я только открыла дверь в квартиру, то сразу поняла, что случилась накладка. Пол был выкрашен только в нашей комнате, а следы обуви были по всей коммунальной квартире: на коричневом линолеуме следы мужских ботинок ведут на кухню, в туалет и в комнату. Дверь в комнату чуть приоткрыта и я слышу громкую музыку, запах сигарет и шаги отца. Открывается дверь комнаты и стоит он. Я почему-то столбенею и внимательно рассматриваю его: серая футболка, худые руки, сине-зелёные треники с вытянутыми коленками, его взгляд карих глаз, который он не может сфокусировать. Его ноги обуты в тапки темно-серого цвета в светлосерую крапинку. Вокруг подошв тапок собралась краска с пола. Папа неуверенно стоял на ногах, а на краске с замазкой ноги скользили.  Пока я стояла в своём оцепенении, в квартиру зашла мама, сняла уличную обувь, переобулась и начала проходить в комнату. Папа хватает ее за волосы и пинком заталкивает в комнату, выкрикивая ругательства, оскорбления и маты:

– Где вы, две б**ди были? Снова в побег удариться хотели? – он стоял в проходе комнаты, а за его спиной,  в комнате что-то громыхало— видимо, это он маму швырнул так, что она задела что-то в комнате.

Я вижу, как эта худая фигура покачиваясь стоит в проеме комнаты правым боком ко мне, размахивает руками, а от избытка злости слюни летят изо рта, зубов мало и от этого его рот кажется ещё более безобразным. Вдруг это животное разворачивается в мою сторону и идёт на меня, снимая по пути с ноги тапок, продолжая материться и ухитрившись не упасть. Я же, за несколько недель своего отсутствия, от такого обращения несколько отвыкла, и тут получаю  удар по лицу. На мгновение я даже начала терять сознание – от неожиданности, от боли, от страха, но быстро очнулась и почувствовала, как мою шею сзади сдавила рука отца настолько сильно, что я сейчас потеряю сознание, но на этот раз взбодрил меня еще один удар по лицу. Я теряю равновесие и от падения меня удерживает только его рука, которая стискивает шею. Щека после удара пылает, на лице отпечатался каждый развод на подошве этого ненавистного тапка с тяжелой резиновой подошвой. Каждый тапок весил грамм по триста, наверное. Я каким-то чудом вывернулась из тисков отца и, прижимая руку к пылающей щеке, бегу прочь из квартиры. Слёзы застилают глаза, лицо горит, шею ломит, голова кружится от ощущений в шее, обида, боль, унижение – со всеми этими чувствами я бегу не разбирая дороги. Скоро в школу и этот ад не закончится никогда – так думала я в тот момент.

Я бегу и понимаю, что больше так невозможно жить, нужно положить конец всему, решить вопрос радикально. Рядом железнодорожный пешеходный мост – можно сброситься с него. Ещё ближе стройка – можно тихонько повеситься там или сброситься на штыри. Можно лечь под поезд. Как вариант, наесться таблеток… но каких?

Слёзы катятся по лицу,  все щиплет, глаза опухли и тут я вижу Оксану. Это моя подружка, которая тогда жила тогда через подъезд от меня.

– Катя, что случилось у тебя? – спрашивает она, рассматривая меня.

– Отец избил – я начинаю говорить, но горло сдавливает и я захлебываюсь в рыданиях. Мне так стыдно, что я живу вот так! Мне хотелось, чтоб меня не видел никто и никогда, что на мне клеймо, я ненавидела себя за то, что со мной творил отец!

– Пойдем, я посижу с тобой, расскажи мне, что произошло?

– Оксана берет меня за руку и ведет к ближайшей скамейке.

Я разговариваю с Оксаной, отвечаю на ее вопросы, постепенно слезы высыхают, а я в какой-то момент говорю вслух Оксане:

– Так не может больше продолжаться! – мои губы искривились в спазме. –  Я не могу это терпеть! Или он или я! – последняя фраза затерялась в слезах и всхлипываниях.

Я рыдаю с новой силой, ведь мне так хочется жить, смотреть на солнце, гулять с подругами, плавать в озере и чтоб меня не били.

– Пойдем к нам чай пить. С печеньками. – подруга решительно встает и берет меня за руку. – Пойдем!

Спасибо Оксане и ее родителям, которые начали со мной разговаривать и вернули меня в момент сейчас.

– Катя, оставайся у нас, не надо тебе сегодня домой идти – говорит тетя Лена – мама моей подруги.

– Разве я могу не пойти? – тихо спрашиваю я и начинаю горько плакать, всхлипывая и тихо вытирая слезы, которые щедро катились по щекам.

– Каааатя, ну давай хотя бы милицию вызовем, а? – тетя Лена пыталась найти варианты, чтобы помочь мне и маме.

– Тетя Лена, все бесполезно! Его выпустят и он изобьет нас еще сильнее. Это все бесполезно, понимаете? – какая-то волна жара окатила меня от четкого понимания, что все бесполезно.

Затем в голове появляется образ мамы, ощущение, что прямо сейчас ее избивают или вообще убили. А потом пришло понимание, что нужно идти домой. Желание покончить с собой несколько ослабело, но я твердо решила вернуться к нему завтра, ведь жить ТАК я больше не могу! Тем временем, я пила чай и рассматривала быт у Оксаны:  ее мама хлопочет на кухне, наливает чай и подкладывает мне варенье. Ложки лежат в красивом стакане, чашки целые, без сколов – стоят на блюдцах, на столе чистая тканевая скатерть, варенье в вытянутых розетках выглядит очень красиво. Рассматривая это все, я думала, что со мной так никогда не произойдет и не будет у меня своей кухни, красивых чашек и вазочки с печеньем, а так мучительно хотелось! Я видела, что Оксана залюбленный ребёнок, который называет родителей «мамочка» и «папочка». У меня же язык не поворачивался назвать так своих. Я начинаю с горечью осознавать, что так и не успела пожить в любви и заботе родителей и уже не поживу никогда. А так хотелось! Родительского внимания и ласки, добрых взглядов и заботы. Отца «папочкой» я называла, когда он хватал палку и шел на меня с ней, когда боль от побоев была нестерпимой и я начинала умолять, переходя на визг:

– Папочка, не бей меня!

У моей подруги был кот, компьютер…. Много всего, как мне тогда казалось. Все, что нас окружает – это просто есть. Дом, квартира, кот, деньги, работа или бизнес… Но ценностью это все наделяет сам человек, давая оценки. Тогда я была на дне и поедать варенье из розеточки, а не из банки— было верхом достатка для меня. Чувство тоски и безнадеги разрывали на части, а я шла домой, как на эшафот, размышляя о маме. Как она будет, если я умру? Я представляла своё раздавленное поездом тело и мне было жалко маму – видеть своего ребёнка растерзанным…. Наверное, лучше вешаться. Я плохо помню события вечера, зато хорошо помню события ночные, когда отец поднял меня с дивана  за волосы.

– Эй, тварь, у тебя где деньги на учебники?

Я пыталась вытащить свои волосы из его цепких рук, но удар за ударом сыпались по лицу, голове, а каждый новый удар порождал звон в ушах, но мне было уже все равно. Боли нет, желания покупать какие-то учебники тоже нет. Я отдаю деньги – я ведь умирать собралась. Ложусь спать, отвернувшись к стене и вдогонку получаю пинок по спине. Мне все равно, делай, что хочешь, отец! Я издаю какой-то звук, отец выходит из комнаты в последний раз, а я с чувством, что завтра все закончится рыдаю и засыпаю.

28 августа 2003 года раздался тот самый звонок в дверь, который перевернул мою жизнь.

От громкого звука звонка, который прозвучал дважды, я резко поднялась и села, протирая глаза, растирая лицо после сна.

После тяжелого сна, ощущение огромной бетонной плиты чуть не вдавило меня обратно в постель, но звонок раздался снова. После таких снов и состояний сложно выбираться в реальность. Больно даже моргать, не то что думать. Однако, вспышками в голове проносятся детали вчерашнего дня: пьяный отец, крик, вонь, смесь запахов из перегара и краски, мат, шлепки, стоны, удар тапком по лицу, звон в ушах и обжигающая боль на лице… Я прижимаю руку к пылающей щеке и все это снова проносится перед глазами, только вспышки ярче и сопровождаются головной болью. В таком состоянии сложно возвращаться в реальность, поэтому я покрутила головой и встала. Я смахиваю с подушки клок моих вырванных волос, одеваю тапки и по окрашенному полу, с еще невысохшей коричневой краской, иду открывать дверь. Пока я дошла – на тапки налипло много краски и они вместо синих стали коричневыми по бокам. На пороге стоял милиционер.

– У Вас отец есть? – он строго и по-деловому посмотрел на меня.

– Да, есть – отвечаю я, параллельно пытаясь сообразить, что натворило это животное и разглядывая испорченные тапки.

– Ваш отец обнаружен здесь, рядом. Он на улице, выходите.

Забыв о щеке, я набрасываю куртку и выхожу на улицу в чем есть.

На мне застиранная футболка и желтые фланелевые штаны, которым лет восемь. “Что значит обнаружен? При чем здесь я?” – эти мысли одна за другой приходят в голову, пока я иду на улицу. Мои волосы всклокочены и собраны в хвост, щека распухла, глаза сухие и заплаканные. Из зелёных они превратились в серые. Веки с трудом разлепляются, а я, ссутулившись, иду за милиционером, кусаю губы и нервно тереблю обгрызенные ногти. Потихоньку ум включается и вспоминает вчерашние намерения. Мое тело передвигает ноги, а я продолжаю размышлять над способом ухода: прыгать с ж/д моста, лечь под поезд, веревка, таблетки? Этим картинкам на смену приходят другие: мое растерзанное тело, похороны.

«Я. больше. ТАК. не могу!!!» – чеканила я шагами.

«Я не могу это терпееееееть!» – завывал кто-то внутри меня.

Ощущение безнадежности и бессмысленности этой жизни накрыло меня будто куполом: комната в коммуналке с моим скрипучим диваном, голубые обои на стенах, громкий холодильник, в котором полки грохочут от вибрации самого холодильника. Звук такой сильный потому что полки пустые и нет никакой еды. Зачем это все? Это никогда не закончится! Через подъезд, прямо на дороге лежит он. Тот кто мучил маму и меня пятнадцать лет. Но что-то было здесь не то. Почему он так странно лежит? На дороге…

Я перевожу взгляд чуть левее и среди зеленого газона вижу лопату. Ее черенок выглядывает из-за зарослей травы, лопухов, как фрагмент чего-то. Догадка, что он мёртв, чуть не свалила меня с ног! Эта мысль настолько ясно и сильно пронзила меня, что я зашаталась. Ну да, точно мертв, вон лужа крови под головой. Я всматриваюсь в то, что еще вчера было живым организмом, передвигало ноги, размахивало руками – дышит или нет? Понимаю, что не дышит. Значит реально!

Он сдох.

Это был шок, меня как будто накрывало и накрывало волной, а дыхание перехватило от понимания: отец мёртв! Я не могу сделать вдох, чтобы сказать хоть что-то. Спазм, одышка, холодные пальцы сжимаются в кулаки.  Ум молчит, а язык сам формирует слова и рассказывает милиционерам что-то. Одного из них зовут Максим, он внушает доверие, что-то говорит, спрашивает, а я только потом начинаю различать речь:

– Екатерина, когда отца видели в последний раз? – Максим начинает что-то записывать.

– Ночью он ушёл.– губы начинают дрожать от нервного напряжения, а меня саму пробирает дрожь. – Пьяный он был, – продолжаю я.

– Он говорил, куда собирается пойти? – вопрос Максима вызывает недоумение, ведь отец никогда не отчитывался, куда и на сколько он уходит. Отчитывались только мы с мамой.

– А где Ваша мать? Когда она ушла из дома? – Максим продолжает спрашивать и записывать ответы.

Он спрашивал что-то ещё, а я понимаю, что больше не потребуется отчитываться, что глава под названием «Папа» в моей книге жизни дописана и только это важно сейчас! Максим отводит меня чуть в сторону.

– Мне кажется Вы замёрзли. Может домой? – взгляд его тёплых, карих глаз направлен прямо на меня. Я начинаю различать легкую небритость и что-то очень человеческое во взгляде этого молодого мужчины.

– Нет, мне нормально. – я поспешно отвожу взгляд от него, а по спине пробегает табун мурашек и холодок. Как же он не похож на моего отца! На нем форма с блестящими пуговицами, погоны. Я хочу поступать в школу милиции и с интересом рассматриваю форму.

Максим записывает что-то, я вижу его красивые руки и начинаю давать себе обещания. Я больше не буду грызть ногти. Я решила жить!

Все заняты отцом, работой, а я каким-то образом понимаю, что жизнь идёт дальше, никому нет до меня дела и чуть отхожу, вижу кучу щебенки, на ней какую-то доску, усаживаюсь на эту конструкцию и чувствую, как с бешеной скоростью меня уносит. Жизнь просто схватила меня и, враз, по щелчку все переменилось. Я размышляю о жизни дальше и моё тело вибрирует. Рассматриваю куст сирени и понимаю, что он был вчера, есть сегодня, будет и завтра, а вот меня могло не быть и отца уже нет. Я поднимаю голову вверх и готова кричать от чувств, которые переполняют меня:

– Меня больше никогда не ударят! Вчера был последний раз!

– Я больше никогда не буду голодать! Я убью, обману, украду, но больше никогда я и моя мать не будет голодать!

– Я всегда смогу за себя постоять!

– Меня никто больше не обидит. Ни словом, ни делом! Иначе не поздоровится!

– Я разнесу в пух и прах любого, кто скажет что-то плохое!

По телу мурашки, зубы стиснуты, в горле давит, на глазах слезы. Я адресую свои обещания тем, кто придумал эту жизнь. Мне пятнадцать и я готова взять у этой жизни своё, раз уж меня оставили жить уже в который раз!

В голове тут же появилась Скарлетт О’Хара, а мурашки продолжали табунами носиться по всему телу! Я как-будто со стороны себя увидела в доспехах и очень-очень сильную! Я сижу на щебенке, прямо в пижаме и каких-то кроссовках, ощущаю новую жизнь каждой клеточкой. На небе облака, вокруг сырость, начинает пахнуть осенью, листья на деревьях потихоньку желтеют, люди спешат на работу, закутавшись в куртки, а моя жизнь проносится перед глазами…

Когда в пятнадцать исчезает иллюзия “дочки”,  появляется новая иллюзия “женщины”.  Тогда, в августе, я-”ребенок” будто умерла. Приняла множество решений, начала строить жизнь так, чтобы не обижали, не голодали, всячески борясь за свою независимость. Мне все время хотелось защищаться, но поскольку реальная угроза миновала, отца больше нет, я ждала подвоха везде, параллельно возводя стену вокруг себя. Внутри моего мира были мечты о крепкой семье, о достатке, о верных друзьях, о стабильном доходе – все не как у родителей. Все строго наоборот! Я мечтала, что выйду замуж, что муж будет оберегать меня, любить и никогда не позволит кому-то меня обидеть. Муж будет зарабатывать, помогать с детьми, возить на море и гулять в парке за ручку, а еще он будет красивым, спортивным, деловым, будет зарабатывать и все время проводить с семьей. На друзей и подруг тоже возлагались надежды о верности, о доброте, поддержке… Мне даже в голову не приходило, что я отдаю свою жизнь в распоряжение других, а этих других делаю узниками своих представлений о них и их поведении. Я постоянно возвращалась к той коммуналке и сравнивала – достаточно ли сильно моя жизнь сегодня отличается от той, которую я проживала там. За много лет было и много друзей, с которыми приходилось расставаться из-за того, что они пытались внести свои правила в мою устоявшуюся за столько лет концепцию о поддержке, безусловной любви и т.д. Те самые доспехи, через которые я взаимодействовала с окружающим миром, уже изрядно надоели, я производила не всегда то впечатление, которое хотела, а моя жизнь в башне, которую я сама же и построила, в которую оказалась заточена – становилась все более одинокой и скучной. В этих доспехах я пыталась любить, строить карьеру, бизнес, училась, дружила…  Они давили и вынуждали каждый день преодолевать серую тоску, которая съедала все краски.

В моём случае я приняла решение, что на меня никто и никогда не поднимет руку, не скажет и даже не посмотрит косо в мою сторону.

Это был постулат. А если у вас есть постулат, вы будете что-либо делать только в соответствии с ним. Это похоже на программу, которая управляет вами без вашего ведома. Постулат часто путают с выбором. Человеку кажется, что он делает выбор, но по сути, он действует исходя из протокола, который когда-то неосознанно был создан им самим, например, как я тогда, глядя на умершего отца. Или, например, сейчас, я избегаю всех ситуаций, где мне может что-то угрожать. А что это означает?

Да по сути, я избегаю любого контакта с любым человеком. И как вы думаете, сможет ли такой человек найти друзей, выйти замуж, сделать карьеру и быть при этом счастливым?

Да, он сможет, но всегда будет ожидать удара. Ни минуты покоя и ощущения безопасности. Именно с такими постулатами, спустя почти двадцать  лет, я подружилась с компанией, где мы вместе работали над внутренним миром, познавали себя и дружили. Это компания необычных людей, которые могут чуть больше, чем просто психология. Но наши взаимоотношения, наше общение было настоящей драгоценностью для меня и я не задумываясь принесла эту драгоценность в свою жизнь, то есть в свою башню и всячески оберегала, веря, что это только мое. Конечно, мои друзья не захотели быть заточенными вместе со мной, а тем более, соответствовать моим от них ожиданиям и враз прекратили со мной общаться. И вот я снова чувствую себя так же противно, как будто меня избили и унизили. Вот я снова покрепче заворачиваюсь в доспехи и укрепляю оборону в башне, начинаю создавать еще более крепкие постулаты, чтоб уж наверняка…

Пребывая в препротивном состоянии, я решила прогуляться и вспомнив работу с психологом, забрать свои единицы внимания с того места, где они были оставлены.

Что же такое внимание?

Это чистое сознание, с которым каждый человек приходит в жизнь. Внимание – это самый ценный ресурс каждого человека.

Для наглядности, приведу пример: вы хотите поменять квартиру. Или машину. Или работу. Неважно.

Как только вы начинаете изучать вопрос – начинают происходить события: попадается объявление, вы слышите, что где-то нужны сотрудники, друг за чашкой чая рассказывает новости и вы слышите что-то по вашей теме. Все! События закручиваются! Остаётся только делать: позвонить по объявлению, отправить резюме и пр.

Все это происходит благодаря вашему вниманию. Внимание каждого человека – это бесценный ресурс. Внимание, ваши деньги, знания, ваше время и т.д. направляются туда, где внимание.

За внимание каждого человека происходит борьба – среди продажников, рекламщиков, журналистов… Проводя время бесполезно, вы сливаете свой ресурс в бесполезное.

Для того, чтобы изменения происходили в ВАШЕЙ жизни, важно направить внимание именно на нее. Вспомните, что бы вы хотели сделать, а руки не доходили? Возможно, СЕЙЧАС тот самый момент, чтобы начать? Направьте внимание, поизучайте вопрос – увидите, как все начнёт изменяться. Вам нужно будет только подхватить.

Единицы же внимания – это частицы внимания, которые вы добровольно или не всегда добровольно отдаете. Например, бесцельно залипая в сериал – вы отдаете внимание туда. А если сериал – это часть вашей деятельности, например, вы критик, то смотреть сериал – это часть вашей работы, вашей жизни – тогда просмотр имеет цель, которая идеально вписывается в вашу жизнь.

Еще единицы внимания блокируются или “замораживаются”, когда вы принимаете решения во время каких-то событий, а эти события потом, спустя время продолжают вызывать отклик внутри. Когда единиц внимания заморожено слишком много, человек чувствует упадок сил, на него влияет все бОльшее число программ… Ну да это отдельная большая тема.

 После событий с папой, родилась новая личность, которая крепла с каждым годом и с каждым косым взглядом в мою сторону. А с самой собой, с чистым сознанием, с другими людьми, с их желаниями, меня разделяла еще большая пропасть, только я игнорировала нарастающую отчужденность. Взамен я находила утешение в том, чтобы поменьше чувствовать, старательно подавляя негативные эмоции, но, как известно, если эмоции подавляются, то подавляются все – и позитивные, и негативные. Время шло, а когда случались моменты радости – я сильно винила себя за это, мысленно возвращаясь к тем событиям, к маме, жизнь которой загублена моим отцом, а не ушла она от него из-за меня. Когда-то поверив, что все происходит из-за меня, что папы не стало из-за меня – последующие действия совершались на основе этих решений. Зацикленность на тех событиях постоянно возвращала меня в прошлое, не позволяя жить здесь и сейчас. У меня не получалось создать семью, а когда я молилась Богу, усердно и от души – все равно ничего не получалось, мужчины появлялись и уходили. Помню, как после тридцати лет я сняла крест и прекратила молиться и ходить в церковь, раз Бог не слышит меня. Только Я есть у меня. Только Я сама могу что-то сделать. Это Я дружу, консультирую, выстраиваю процессы на работе. И именно МЕНЯ предали мои друзья, отвернувшись от меня в один день и разом. Когда я прочитала сообщения от них про сжигание мостов и отрубание суков – меня окутал страх. Он схватил меня за горло и потянул в самый центр ящика Пандоры, там, где я годами копила обиды, случаи с предательствами и приготовилась пополнить свою коллекцию еще и этим… Но, на этот раз программа сломалась…

…Подъезд, где мы жили с родителями оказался открытым и я решила войти, поднялась на второй этаж… Вот та дверь, а этажом выше жила соседка Женька, а в квартире напротив пожилая интеллигентная пара… Воспоминания проявлялись все четче и вдруг дверь в нашу старую квартиру открылась. На пороге стояла взрослая женщина, с голубыми глазами и белыми кудрявыми волосами. Ее волосы не доходили и до плеч, а мелкие кудри были чуть растрепаны. Женщина довольно высокая, чуть полноватая. Ее взгляд был теплым и каким-то добрым, а открытая улыбка несколько озадачила меня.

– Катя, ну наконец-то! Заходи давай! – она пошире раскрыла дверь, чтобы дать мне войти, а я отметила ее ласковый и спокойный голос, который будто окутывал меня.

– А Вы кто? – только и сумела выдавить из себя я.

Женщина, тем временем, вышла из квартиры на этаж, взяла меня за руку и восхищенно осматривала.

– Ну ты повзрослела, конечно! – она улыбнулась. – Хорошо выглядишь, сейчас даже не подумать, что ты жила здесь. – она обняла меня, – Ну пойдем, чего тут стоять!

Я, вспомнив про свои доспехи, натянула дружелюбную мину, хотя внутри сгорала от любопытства и страха, но все же зашла в квартиру.

В квартире все изменилось и из бывшей коммуналки она превратилась в уютную жилую квартиру. На стенах я увидела картины маслом, на потолке современные люстры, а кухня была соединена с бывшей соседской комнатой и стала современным вариантом гостиной. В гостиной, кстати, тоже была приятная обстановка – живые цветы повсюду, все очень аккуратно и ухожено, а на диване лежал счастливый шпиц.

– Ты можешь называть меня Лена, – она произнесла это тихо и как-то очень мягко, так, что мне пришлось прикладывать усилия, чтобы слышать ее, но делала я это с удовольствием, мне приятно было наблюдать за этой интеллигентной дамой.

– Лена – это имя моей любимой тети, – я несколько расслабилась и улыбнулась, не зная, как поддержать разговор.

– Да, Катюш, я знаю, – она улыбнулась немного грустно и села рядом с собакой на диван, указывая мне в светлое кресло. – Она ведь из тех немногих людей, кто позволяет тебе чувствовать себя живой, правда?

Мое лицо вытянулось от удивления, но я продолжала сохранять видимость спокойствия и уверенности. Тем временем, Лена вошла на кухню, поставила на деревянный поднос чашки, чайник с изумительно пахнущим чаем и вернулась на диван. Я же разглядывала розетки с вареньем и вспомнила, как много лет назад точно такие же, такой же вытянутой формы розетки были в доме моей подруги Оксаны и горло стиснула клешня ужаса, а в глазах собирались слезы. Я собрала волю в кулак, чтобы не расплакаться перед этой женщиной и даже не заметила, как ко мне подошла другая, азиатской внешности женщина и сказала, указывая на кожаную куртку на мне:

– Позволь, я заберу твои доспехи! – она улыбалась, а ее взгляд будто прожигал меня.

Что-то сильно резануло слух, а я рассматривала женщину.

Достаточно взрослая, но помоложе Лены, стройная, миниатюрная, стрижка каре и чуть осветленные волосы с теплым оттенком придавали ухоженности и задора всему строгому образу. Я сняла куртку и снова посмотрела на Лену. Странно, подумала я, эта азиатка не похожа на домработницу, но выполняет странную задачу.

– Это Гульнара – Лена по-дружески обняла ее. – мы соседи, дружим, в гости друг к другу заглядываем… Иногда я сижу с ее детьми – она многодетная мать, представляешь! – они обе рассмеялись, а я с удивлением рассматривала этих женщин, глупо улыбаясь.

Внезапно за спиной я услышала шаги и обернулась. Прямо на нас шел высокий, худой мужчина лет сорока в очках и с короткой бородкой, в которую хитро, но как-то по-доброму улыбался. Его походка была бодрой, в глазах задор, а в руках чемонданчик с инструментами.

– О, Лёша пришел! Привет, родной! – Лена протянула к нему руки и Алексей послушно направился к ней, чтобы обнять.

Пока они обнимались и Лена пошла показывать Алексею течь, Гульнара рассказала, что Лёша тоже дружит со всеми соседями, помогает по хозяйству, что у него золотые руки и качественнее, чем он – никто не сделает домашнюю работу.

– Вообще, все мы работаем с людьми. Только методы чуть отличаются. Лёша через дело, через действие и реальный труд руками, – она улыбнулась, рассматривая меня.

– А Лена? – мне стало интересно.

– Лена спасатель. Она бывший медицинский работник и выхаживает самых безнадежных через добро, внимание, она всех пожалеет, все для нее будто ее собственные дети.

– А ты? – я уже с трудом скрывала любопытство

– А я… А у меня другие методы, потом расскажу. Но еще у нас есть Катя – она пробуждает сознание, Аня – она всегда и всем расскажет про твое дело, научит, так, чтоб ты сама могла рассказывать… С тех пор, как ты уехала – многое изменилось. – Гульнара присела рядом с собакой и погладила шпица по шерстке. Она присела так, чтобы Лена смогла занять свое место.

Тем временем из кухни вернулась Лена и сообщила, что течь устранили, она села рядом с собакой и пес абсолютно счастливый, завилял хвостом при виде любимой хозяйки.

– Вообще, я хотела просто посмотреть на квартиру, где прошло мое детство… – начала я. – Здесь слишком много воспоминаний, – я замолчала и буквально физически почувствовала, как невидимые доспехи начинают давить и переливаться, не давая прорваться эмоциям.

– Тяжело? – вопрос Гульнары пронзил тишину.

– Да, – я опустила голову.

– Вот поэтому ты здесь! – присоединилась Лена. – Мы хотим помочь тебе исцелить дыру в твоем сердце, которая разделяет тебя с нами. В дыру вместо любви, принятия и веры, ты складываешь страхи, обиды и оценки.

– Я не против ее исцеления, но каким образом вы собираетесь это делать?

– Дорогая, ну не бывает простого и прямого пути, иначе ты не была бы здесь. Мы перепробовали много всего и, как бы то ни было, все требует некоторого времени и даже взаимоотношений, правда? – с этими словами Лена посмотрела на меня, а я вдруг увидела многие картинки из прошлого, которые позволили накопить обиды, в том числе и последнее предательство друзей, когда они все вместе отвернулись от меня и я осталась совсем одна, хотя уже поверила, что они со мной навсегда.

– Вы ведь знали, что я приеду? – доспехи стали трещать по швам.

– А как это знание поможет тебе? И что это меняет, Катюш? – голубые глаза Лены стали какими-то синими и обволакивали меня добротой…

– То есть у меня был вариант не приехать? – продолжала приставать я.

– Катя, ты вольна уехать! Ты веришь в это? – жесткий вопрос Гульнары прижал меня к стенке.

– Да, могу, – растерянно ответила я и посмотрела ей в глаза. Жесткость и необыкновенная чувствительность удивительным образом перемешались в этих карих глазах, которые продолжали внимательно изучать меня.

– Конечно! Нам не нужны пленники! Мы не станем удерживать тебя страхом, как это делал твой отец или запирать тебя под замок.

– Катюш, – заговорила Лена, – если ты хочешь продвинуться хотя бы на сантиметр в освобождении от твоей роли, то мы можем поговорить о счастье, о его природе.  – Счастливо жить ведь нужно еще и уметь. Означает ли счастье, что ты можешь делать все, что захочется или накладывает обязательства по знанию законов жизни? – она потянулась за чайником и налила в чашки чай для меня и Гульнары, затем вышла на кухню за чашкой для себя и вернулась.

– А семья? Семья, Катя, смогла бы сделать тебя счастливой? Имеешь ли ты право затыкать свою дыру семьей? Другими людьми, мужем, ребенком?

Я сидела, словно оглушенная, а что-то внутри шевелилось в попытках защищаться.

– Только Бог может тебя освободить. Но свободу и счастье нельзя навязать…

Мои глаза метали молнии и сдерживать негодование было почти невозможно:

– Какой Бог? Вы о чем? Сколько раз я к нему обращалась, а он не дал мне ни семью, ни освобождение, ни счастье…. Теперь вот отобрал друзей.

Гульнара сидела вытянутая, как струна, а Лена потянулась к кофейному столику, на котором стоял чай, поставила чашку, потом неожиданно взяла меня за руку и тихо сказала:

– Катя, счастье – это процесс, впрочем, как и свобода.

А процессы требуют взаимоотношений – с собой, с другими людьми и только тогда, когда ты начнешь принимать все, как оно есть, всех – какие они есть – ты сможешь быть счастливой и свободной. – Ее глаза излучали доброту, а голос был таким тихим и твердым, что гул мыслей мне пришлось заглушить, чтобы послушать и понять о чем мне толкует эта женщина. – А все, что подавлено и бурлит у тебя внутри – начнет выходить, – она еще понизила голос и я поняла, что она завершила свою мысль.

– Откуда ты знаешь, что у меня внутри? – я выпалила этот вопрос и осеклась. Похоже эти люди слишком много обо мне знают. А может это просто компания сумасшедших? Я рассматривала этих двух женщин на предмет сумасшествия, как услышала:

– Мы не то, что ты думаешь! – промолвила Гульнара и вышла.

Я встала и под взглядом Лены подошла к окну. Когда-то из окна кухни на улицу выходил уличный холодильник и зимой там можно было хранить разные мелочи, а на ту часть, которая торчала на улицу раньше прилетали голуби.

Однажды я прикормила голубей крошками на этом холодильнике, а голуби обгадили холодильник и мне чуть не досталось от папы. Тогда я, из страха перед наказанием, хотела свалить вину на соседского мальчика – его не стали бы наказывать, но мама посоветовала признаться, ведь папа обещал, что не накажет меня. Я призналась тогда и навсегда запомнила это чувство облегчения, когда признаешься в чем-то, говоришь правду и знаешь, что не попадет за правду.

Я смотрела в это окно, которое имело не столь плачевный вид, как раньше и вдруг на металлический подоконник окна прилетел воробей. Он с интересом разглядывал меня, а я его и тогда подошла Лена.

– Катя, твоя оборона все равно, что птица без крыла, понимаешь? – она тихонько пальцем стукнула по стеклу и воробей улетел. – Ты не можешь быть счастливой, обвиняя всех вокруг в том, что они не соответсвуют твоим представлениям о дружбе, любви, партнерстве.

Лена положила руку мне на плечо и подождав несколько секунд, чтобы слова достигли глубины сознания продолжила:

– Понятно, что иногда бывают ситуации, когда хочется побыть в своей ракушке, только вот если засидеться в ней, если надеть на себя доспехи, как ты тогда, на куче щебенки – ты забудешь как это – быть счастливой.

Я молчала. Говорить не хотелось.

– Видишь ли, Катя, – к нам вернулась Гульнара, – когда ты осознаешь, что нет никакой обороны, потому что не нужны границы – ты начинаешь жить ровно так, как было задумано жить каждому человеку, а когда ты строишь стены, ты становишься птицей, которая перестает летать.  – она прислонилась к стене кухни, рассматривая нас с Леной. – Хотя, конечно, сидя в своей башне в доспехах, ты не перестаешь быть человеком, но качество жизни, ее восприятие – становятся иными!

Мой мозг закиипал.

– Катерина, Бог может все! Помнишь про чудеса исцеления? – голос Алексея доносился из прихожей. – Это случилось потому что обычные люди из плоти и крови поверили в Бога и его всемогущество. Они всегда на связи с Богом вне зависимости от обстоятельств! – Алексей скинул ботинки и бодро зашел на кухню. – Всемогущество! – он сделал особый акцент на этом слове.

– Лёша это прошел на своем опыте! – голос Гульнары прозвучал убедительно и мягко. – Сейчас вон ходит, – она шутливо ткнула его в бок, а раньше….

– Так хватит! – Лёша взял большую кружку и налил в нее воды, отпил несколько глотков, посмотрел на меня удивительно ясным взглядом голубых глаз и проговорил:

– Люди определяются не по наложенным ограничениям, а по умению и способности их преодолевать, уверовать в то, что любые ограничения Бог может снять!

Мы все вместе помолчали, а потом я не нашла ничего лучше, чем спросить:

– А почему в квартире, где так много говорят о Боге я не вижу икон, крестов?

Все трое расхохотались.

– Катя, ну право слово, Бог – это не Иисус, не Будда и не Аллах. Это все его доверенные лица, которые поверили, отдались его воле и сотворили чудеса. А разнообразие религий существует лишь для наведения порядка и соответствия укладам жизни населения, где преобладает та или иная религия. – Алексей, прохохотавшись, утирал слезы.

Гульнара, предложив отужинать всем у нее, отправилась домой, а Лена и Алексей остались, мы еще немного говорили о животных, играли с собакой Лены, а потом, когда Алексей отправился в магазин за материалами для ремонта в квартире, Лена вдруг сказала мне:

– Я знаю, что твоя душа полна боли, злости. Катя, работаем! Вместе, пока ты работаешь и я работаю, мы сможем хоть как-то уменьшить толщину стен твоей башни. Постарайся сохранить хоть каплю, хоть крошку веры в людей и в Бога, которые в тебе остались, хорошо?

Я молча кивнула.

Ужин у Гульнары удался на славу. Я познакомилась с ее тремя детьми, а кроме Алексея, Лены и самой хозяйки, была еще Катя и Аня.

Аня все время сидела в телефоне, периодически журила всех за отсутствие контента, успевая с удовольствием уплетать невероятной вкусноты овощи.  Катя говорила мало, но ее постоянно хотелось слушать, внимание постоянно уходило на эту красивую женщину с невиданной красоты шевелюрой кудрявых волос. Под ее взглядом почему-то было сложно формулировать мысль, все казалось каким-то не столь уж важным. Мои новые знакомые спрашивали у меня про моих друзей, про планы, про работу… Позже я пересела на удобный диван, засмотрелась на младшенького Гульнары, который спокойно играл с машинкой и незаметно для себя – уснула.

Проснулась я глубокой ночью от движения и увидела Катю, которая только что укрыла меня пледом.

– Раз ты не спишь, пойдем гулять!

Я поежилась под пледом, потом сладко потянулась и проговорила:

– Пойдем!

Мы вышли на школьный двор. В этой школе я училась, здесь прошло мое детство и я знала каждый сантиметр этих дворов. Мы улеглись на спортивной площадке, прямо на скамейках для болельщиков и стали смотреть на звезды. Я поразилась, что сквозь смог промышленного города звезды можно увидеть так ясно и на мгновение даже показалось, что мы падаем в это звездное осеннее небо.

– Ух ты! – прошептала я.

– Наслаждайся, пока ты в человеческом теле и на этой материальной планете. Там, куда ты отправишься после смерти – такого нет. Как и чувств. Принимай все чувства, которые приходят к тебе, не блокируй и не подавляй, ведь это счастье – чувствовать.

Мы снова замолчали.

– Такое ощущение, что я знаю тебя давно и мне комфортно молчать с тобой. – мне впервые за долгое время захотелось проговорить то, что я чувствовала в тот момент.

– Остальных ты тоже знаешь. – ее голос прозвучал и затих.

– Мне бы хотелось быть с вами со всеми, – я шепотом проговорила и подперла голову рукой.

– Ситуация, Катя, довольно необычная. Ты действительно влипла. Твои друзья захотели помочь тебе избавиться от боли и ушли. Но не надо думать, что их отсутствие в твоей физической реальности оставляют ваши отношения в прошлом. Возможно, именно сейчас они и становятся более настоящими.

– Но как такое может быть? Отношений-то нет! – я развела руки в стороны.

– Прикольно, да? Отношения становятся настоящими, когда вы готовы друг друга отпустить, но выбираете быть вместе. И это не только дружбы касается. – она перевернулась на другой бок.

– Я ничего не понимаю, Кать. Но подумаю.

– Ой, только не надо думать! – она тихонько засмеялась.

К моему удивлению, я тоже обнаружила себя смеющейся, причем, как-то душевно, как давно не смеялась, возможно, даже ни разу в этой жизни.

– Катя! – шепнула я. – Я  чувствую себя потерянной и безнадежной. Я без них никто, хотя раньше так не думала.

– Знаю, но я с тобой. Все мы с тобой. И они – твои друзья – тоже с тобой. Ты под защитой.

– Верю тебе. – я краешком сознания зацепила трепет в теле и усилием воли удержала его еще на несколько секунд, чтобы зафиксировать и не забыть, как в теле выглядит вера.

– Идем домой, – мы стали подниматься, – переночуешь у Гульнары, раз уж оттуда все началось. Она обняла меня за плечи и мы отправились домой по ночным дворам.

Утром я проснулась в чужой квартире, которая расположена в подъезде дома, где прошло мое детство, где было пережито и перечувствовано столько, что некоторым хватило бы и на всю жизнь. Обрывки вчерашнего дня пытался проанализировать ум.

Что я делаю в чужой квартире? Почему осталась ночевать? Могу ли доверять всем этим людям? Кто они вообще такие? Почему ночью соседи оказываются в квартирах друг друга? Надо ли мне тихонечко отсюда свалить и обходить десятой дорогой это место, которое похоже превращается в аномальную зону?

По привычке мысли несли меня по закоулкам памяти, идей, вероятностей и вдруг я обнаружила себя в некой А-реальности, где нет ничего общего с тем, что происходит прямо сейчас. А сейчас, между прочим, из кухни Гульнары доносился аромат кофе и я слышала детский смех и мужской голос. Я выбралась из объятий дивана в гостиной, на котором так и уснула под пледом, наступила на какую-то резиновую игрушку, которая издала неожиданный звук и вышла на кухню. Кухня оказалась небольшой, было заметно, что хозяйка проводит здесь немало времени и вся утварь используется по назначению и постоянно: чайник, мультиварка, микроволновка, ложки и вилки расположены так, чтобы всегда оказались под рукой, когда потребуется. Обеденный стол, после вчерашнего ужина, сложен и приставлен к стене, а на столе уже стояла тарелка со стопкой свежих блинчиков. В детском кресле сидел довольный малыш, по уши измазанный в твороге, но абсолютно счастливый.

– Кать, у нас перепланировка намечается, потому раздрай. Леша помог составить план и сказал все осуществит сам, чтоб мы не нанимали никого. Ты присаживайся. Кофе? – она подняла свою чашку чуть вверх, будто показывая мне, какой именно кофе.

– Да, с удовольствием! – я потерла глаза, еще раз взглянув на малыша. Интересно, Гульнара видела, что его отмывать придется?

– Гульнара, а ты сердишься на своих детей иногда? – мне было интересно, как она управляется с тремя.

– А кто ж не сердится? Бывает выхожу из себя, когда вижу, что они исполняют, – она обернулась на меня и улыбнулась, наливая кофе. – Но я даже в моменты, когда сержусь, все равно их люблю, ничуть не меньше, чем когда не сержусь. – с этими словами она поставила передо мной чашку с кофе.

В этот момент в квартиру вошли Лена и Алексей, следом семенила Аня, записывая видео о том, что пришла завтракать с друзьями и что завтра у нее марафон по продвижению в соцсетях. Едва они вошли в кухню, Аня запретила всем прикасаться к еде, пока она все не отфоткает и всех не отметит, после чего все послушно убрали руки от блинов.

Алексей показывал Гульнаре какие-то чертежи, планы и списки стройматериалов, Лена складывала блины для Кати, чтобы отнести ей, а Аня принялась с интересом рассматривать меня.

Ее карие глаза посветлели в лучах утреннего солнца, и стали золотистыми, в них были какие-то неуловимые искорки, будто пузырьки лимонада. Длинные темные волосы раскидались по плечам, а она напустила на себя деловой вид и задала мне вопрос:

– Почему ты не пишешь про свой опыт в соцсетях? – она ткнула пальцем в экран своего телефона и продолжила, – я не понимаю, чем ты занимаешься?

– По-твоему обязательно вести соцсети и рассказывать на каждом углу про свою деятельность? – я почувствовала раздражение, решив, что у нее профдеформация и в каждом человеке  она видит героя соцсетей.

– Конечно! Ну хорошо, я пока молчу о твоем опыте-опыте, ну а о том, что ты любишь делать? То, что ты любишь делать может быть полезно другим!

– Я ничего такого не делаю, что было бы полезно другим, – я начала смотреть в окно, потихоньку закипая от того, что она задела что-то важное внутри меня.

– Значит все еще впереди! – она подпрыгнула от восторга на стуле и с аппетитом откусила блин. – Гульнара, это лучшие блины в моей жизни! – простонала она, пережевывая еду и прикрывая глаза от восторга.

– Мне так нравится, как вы общаетесь и дружите! – я решила сменить тему, – И что у вас совсем нет субординации? Иерархии? Вы вот так и живете? – я подождала пока она дожует и приготовилась послушать.

– Звучит мерзко. – она вскользь взглянула на меня и схватила в руки телефон, начала что-то в нем делать. – Как-то несвободно, ты знаешь, – последнюю фразу она проговорила и подняла на меня глаза. – Суу-бооор-ррррди-нация, – она говорила это слово, будто пробуя его на вкус. – Ну и ну! Просто гадость!

На помощь мне пришла Лена:

– У нас союз, Катя. У нас взаимоотношения, а не структура с правилами, властью, иерархией.

– Но как может быть какая-то система без правил? Ведь везде – от детского сада и до дома престарелых есть правила, структура, ответственные, точки контроля… – я вспомнила свой опыт управленца и начала загибать пальцы.

Лена чуть поморщилась, будто услышала что-то неприятное и проговорила:

– Все, что ты перечислила – именно то, что мешает создавать настоящие взаимоотношения. Иерархия, правила, приказы, что там еще… – она задумчиво посмотрела на меня и тепло улыбнулась, – Катюш, это имеет отношение к независимости, а не к взаимоотношениям.

– А что плохого в независимости? – я не удержалась и перебила ее, провожая взглядом уходящую и довольную завтраком Аню.

– Когда ты выбираешь независимость, правила, вместо развития взаимоотношений, ты подчиняешься неким правилам, так? – она крутила в руках чашку, из которой только что отпила кофе.

– Ну да. Правила помогают ориентироваться и быть ответственным за свой участок работы. – я не понимала, почему такие элементарные вещи нужно объяснять человеку, который явно вырос и трудился при СССР, где была куча правил.

– Ну смотри, кто-то ведь правила и указы пишет? Значит кто-то стал объектом манипулирования? А кто-то стал манипулятором. Кукловодом. Власть – это оправдание, чтобы заставить тех, кто слабее, выполнять то, что хотят более сильные.