Герой, девочка и демон

Пролог

Мальчик поднял глаза к небу, пользуясь моментом, когда редкое облако заслонило палящее солнце, и удовлетворённо выдохнул. Акил всё-таки смог управиться с работой по хозяйству и оставить достаточно времени до заката, а значит успеет отвести сестрёнку на морской берег, как и обещал. На всякий случай ещё раз спросив разрешения у отца, он поспешил с поля к дому, где обнаружил уже в нетерпении ожидавшую Сандру.

8-летняя девочка неуклюже переминалась с ноги на ногу, умудрившись закончить свои дела раньше. После целого дня тяжёлого крестьянского труда сестра всё ещё была бодра и весела, словно обладала бесконечной выносливостью. Пока старший брат пытался предупредить мать о месте купания, Сандра схватила его за руку и, хлопая чёрной косичкой, потащила в сторону моря.

Акил улыбнулся. Своей неуёмной энергией сестрёнка в очередной раз доказала его правоту. Ни врождённая неуклюжесть, первые годы мешавшая девочке контролировать ноги и пальцы рук; ни откровенная глупость, не позволявшая научиться говорить до пяти лет; ни ужасные дефекты речи, отягчавшие воспитание, не смогли превратить её в обузу для семьи. Как и верил Акил.

Родители, выросшие в куда более тяжёлые времена, были готовы избавиться от дочери, подававшей все признаки калеки, ибо не желали впустую тратить еду, необходимую для других семи детей. Но Акил, почему-то, полюбил и до последнего защищал неуклюжую сестрёнку, пообещав делить с ней свои порции и уделить всё свободное время её обучению. С неохотой отец согласился, хотя и, скорее всего, лишь желая позволить сыну поступить по-мужски.

И, глядя сейчас на Сандру, мальчик не жалел о по-настоящему тяжёлых годах, потраченных на неё. Будучи младше него всего на четыре года, девочка, казалось, совсем не изменилась со дней, когда сказала первые слова, и вызывала у брата лёгкие отцовские чувства.

– Блефтяфки! Блефтяфки! – неуклюже залепетала она, жалобно тыча пальцем на далёкий каменистый берег.

– Так, ты же просила отвести тебя просто искупаться! – с лёгким недовольством нахмурился Акил.

Побережье возле их деревни имело довольно крутой спуск и омывалось буйными волнами, заходивших во время бурь столь далеко, что это вынудило крестьян поселиться на ближайших ручьях, а не прямо у моря. И если песчаный берег был неудобным, то на камнях вдобавок можно было без труда подвернуть ногу или разбить голову, получив удар рассвирепевшей воды. И Акил не имел ни малейшего желания сегодня помогать Сандре собирать в таком месте камни, которыми та и так забила весь дом и двор.

– Но фолнфе выфоко! Мы уфпеем! – с искренней обидой прошепелявила девочка. – Ну пафалуфта!

Мальчик расхохотался. Сколько бы раз он не пытался сопротивляться – всё без толку. То, как сестра произносила слово «пожалуйста», было слишком смешно. И, заставив её сказать это ещё пару раз, Акил направился к берегу.

Как и всегда, она ошиблась с определением времени и добралась до пляжа, когда солнце окрасило горизонт в красный. Мальчик хотел укорить её, но промолчал, глядя с каким восторгом Сандра запищала, увидев налившиеся светом заката камни.

– Если хочешь искупаться, то уже пора: скоро домой, – через какое-то время напомнил он сестре, искренне удивившейся.

– Но я не уфпею фобвать блефтяфки!

– В темноте в воду нельзя! – эту фразу он всегда произносил жёстко и грубо, чтобы у Сандры не оставалось сомнений.

Девочка, надув губы, послушалась и выбежала на берег, где сложила несколько отполированных волнами разноцветных камушков и тонкую светло-голубую тунику, прежде чем зашла в море по грудь. Акил на всякий случай подошёл поближе, опасаясь неожиданной волны. Это было то немногое, в чём он соглашался с суровостью родителей: вода опасна. Слишком хорошо мальчик запомнил разбухший труп старшей сестры, которую волна унесла прямо из компании друзей.

Лишь маленький алый шлейф света переливался на морской пене, когда он позвал сестру на берег. Сандра уже направилась к нему, но, вдруг, резко остановилась и замерла. Акил тут же бросился к сестре.

– Что случилось?

– Блефтяфка! Больфая!

Она указала на едва заметный красный блик на дне: вдали, на глубине пары метров в иле был заметен круглый камень. Булыжник, несмотря на свою неестественную черноту, смог поймать блик багрового света, хотя казалось, будто яркий отблеск исходил изнутри. Сандра было опустилась под воду за ним, но Акил, как мог аккуратно, схватил её за шею.

– Я сам.

Отогнав сестру от глубокого места, он занырнул, с неудовольствием обнаружив, что дно несколько глубже, чем казалось сверху. Перебарывая сопротивление солёной морской воды, мальчик направился к камню, до которого осталось пару метров, когда свет солнца перестал погружаться в воду, и отблеск пропал. Акил принялся обшаривать дно руками, но попадавшиеся камни явно были другой формы.

Ощущая давление в ушах и заканчивающийся воздух, он изо всех сил всматривался в потемневшее море, но тут резкий поток воды швырнул песок прямо ему в глаза. Забыв про камень, Акил в панике всплыл, пытаясь проморгаться и, поторапливаемый разбушевавшимися волнами, отчаянно погреб к берегу.

В разуме мальчика незамедлительно пронеслось возможное будущее, в котором рассветное солнце открывает родителям зрелище его разбухшего и безобразного трупа. Пока ноги не коснулись дна, Акил в панике клялся себе больше никогда не заходить в море. Нахлебавшись воды и смутившись подобными мыслями, он невольно рассердился на сестру, которая так глупо рисковала ради какого-то дурацкого камня.

Резко и довольно грубо ответив на полный надежды вопрос, он скомандовал идти домой. Сандра, как всегда, ничего не поняв, замерла на месте и просто грустно захныкала, пополняя море детскими слезами. Лишь как следует отдышавшись, брат смягчился и пообещал, что поищет камень в следующий раз, но только на свету. Конечно, он врал, но это сработало.

Мощная волна рванулась к берегу и швырнула на несколько метров потерявшего равновесие Акила, заставив неуклюже завертеться в попытке не удариться о камни. Сандра, явно увидевшая в этом отместку за свою обиду, невинно захихикала, показывая на брата пальцем. И в этот момент раздался последний проблеск заката, отразившийся в морском дне сотней бликов. И среди них оказался тот самый. Совсем рядом с девочкой.

– Нафла! Нафла!

Акил испытал чувство гордости за сестру: даже так одержимая этой понравившейся блестяшкой, она не посмела зайти глубже в воду без разрешения, хотя ей и надо было пройти всего пару метров. Очередная волна подвинула булыжник ещё ближе, и, получив разрешение, девочка с радостным мяуканьем вцепилась в камень, из которого вырвался темно-алый свет.

Раскат тишины оглушил берег. На несколько мгновений мир засиял багряным. Волны замерли в угрожающем покое. Вода вокруг девочки разлетелась прочь. Лучи огня и тьмы вырвались из камня в небеса, заставив замереть даже их. Началось чудовищное светопреставление, сопровождавшееся проблесками абсолютной тьмы и криком Сандры. А затем свет ринулся обратно с небес, ворвавшись в тело девочки и разодрав водную гладь.

Акил пролетел несколько десятков метров и лишь чудом не сломал ничего об камни. В отличие от сестры. Оглушённая Сандра замерла на месте и не устояла перед волной, которая с гротескной силой природной ярости швырнула её на камни. Голова девочки окрасила серый булыжник алым и безвольно повисла, после чего вода накрыла безвольное тело.

Мальчик замер, ненавидя себя за трусость, убеждавшую не пытаться найти сестру. Всё внутри кричало бежать от бури, набиравшей ярость с немыслимой быстротой. Он уже сделал шаг назад, когда очередная волна вышвырнула Сандру на камни, сняв оцепенение и заставив броситься на помощь.

Ноги вспыхивали болью от каждого неудачного шага на камни, пока Акил взбирался на берег с сестрой на спине. Огромного труда стоило перебороть идею спасать её посреди бушующих волн, и, глядя на бездыханное тело, он очень надеялся, что не ошибся с выбором.

Захлёбываясь слезами, мальчик трясущимися руками придерживал сестру, пытаясь подложить что-нибудь под голову, прежде чем опустил её на песок. Тело Сандры обмякло, из головы всё ещё тёк небольшой ручеёк крови, руки и ноги окрасились иссини жёлтым цветом переломанных костей и ни единый мускул не выдавал жизни. Подняв веки девочки, Акил увидел лишь глаза мёртвый рыбы, которые даже не закрылись сами.

Немыслимое чувство вины накатило с такой тяжестью, что ему захотелось самому прыгнуть в волны. В отчаянии он неуклюже принялся пытаться откачать сестру, повторяя то немногое, что запомнил из уроков отца. Акил уже был готов сдаться, не веря, что 8-летняя девочка могла выжить с такими ранами, когда изо рта Сандры вырвался поток воды.

Она была жива. По крайней мере её тело.

Глава 1. Два сердца

Сандра не открыла глаза ни на следующее утро, ни на следующее. Даже спустя несколько дней единственным признаком жизни оставались едва заметное дыхание и меняющийся узор синяков в местах переломов. Кроме того, девочка неотвратимо теряла и без того небольшой вес и бледнела, всё меньше походя на себя прежнюю. И даже это кратно превышало все прогнозы взрослых, хоть немного смысливших во врачевании.

Акил, также получивший уйму ушибов, скорбел и винил себя столь сильно, что даже забыл про невероятные странности, вызвавшие бурю, и не стал ничего рассказывать. Это было неважно, и никто бы не поверил. В тоскливой скорби он одиноко сидел в хижине возле тюфяка с лежавшей без сознания сестрой и оказывал всю возможную заботу, не желая думать ни о чём другом. Однако, спустя ещё семь дней отец всё же вызвал его на разговор.

– Как ушибы? – как всегда немногословно спросил мужчина, умывая в бадье лицо, запотевшее от тяжёлого труда в поле.

– Прошли почти, – слегка резко ответил мальчик, совершенно не беспокоившийся о такой мелочи.

– Тогда пора за работу, – странно не приказал, но намекнул отец.

– Но я должен ухаживать за Сандрой! Ей же нужна моя помощь! – возмутился Акил, ужаснувшись от одной лишь мысли, что не окажется рядом с сестрой, когда будет нужен.

– Будешь уходить с поля пораньше и помогать вечером…

– Да, но я должен быть рядом, когда она очнётся! – возмутился непониманию отца мальчик, но застыл, услышав ответ.

– Если очнётся… – мужчина сказал это в равной степени с болью и злостью.

– Что? Как ты можешь так говорить? Она же твоя дочь!

– Потому что это так, и я с этим ничего не могу сделать, – уже холодно ответил отец. – Есть вещи, на которые повлиять нельзя, и потому нам остаётся лишь принять их, – он ненадолго замолчал, а затем с обвинением посмотрел на сына и добавил: – И раз ты не уследил за Сандрой – придётся выучить этот урок.

Мальчик наконец заплакал. Не из-за того, что его отняли от тела любимой сестры, а потому, что отец был прав. Это он не сберёг Сандру. Если бы он не отвёл её на пляж, если бы не разрешил брать тот камень…

Попавшие прямо в сердце, слова отца заставили подчиниться, и уже следующим утром мальчик отправился в поле. Знойная жара, тяжёлый физический труд и недосып настолько истощали, что даже позволяли ненадолго отвлечься от мрачных мыслей. Однако, едва солнце опускалось за горизонт, Акил мчался домой и ухаживал за всё слабеющим телом младшей сестры.

Приподнимая её голову, он по одной маленькой ложечке вливал в рот бульон, которого требовалось куда больше, чем в привычной порции, ибо это была единственная подходящая пища. Следом нужно было распеленать девочку, протереть кожу мокрой тряпочкой, промассировать мышцы, перевернуть на живот, постирать пелёнки и одежду, а затем снова одеть. Мальчик ломался день за днём, каждый вечер спотыкаясь в темноте по дороге за водой, забивая мышцы предплечий во время стирки и, конечно, не высыпаясь.

Усталость окончательно взяла своё на двадцатый день. Ложка выпадала из трясущейся руки, а глаза слипались. Акил больше не мог справляться один. Только в этот вечер он вгляделся в лица родителей и остальных братьев и сестёр. Едва заметные в тёмной хижине в свете лучины они выражали явное снисхождение. И наконец мальчик понял. Никто не верил в выздоровление Сандры. Это был урок для него. Урок, который он, похоже, усвоил.

Хотя Акил и не был способен спасти сестру, но это не значило, что не мог ничего для неё сделать. Отец лишь уважительно и с пониманием кивнул, когда мальчик взял на руки Сандру и понёс в сторону берега. Девочка любила море и заслужила в последний раз ощутить брызги волн.

Они лежали на песчаном склоне, обдаваемые лёгкой музыкой прибоя. Море словно отнеслось с пониманием и ненадолго замерло. Эта мысль вызвала злость: «Почему! Почему никто не переживает столь же сильно как он! Почему все словно ждут смерти этой милой девочки?»

Но не успел Акил возненавидеть семью, как взгляд упал на повязку на руке Сандры. Мать забинтовала дочь так, чтобы та резким движением не усугубила перелом при пробуждении. Она хотела этого, очень хотела, надеялась, но не верила.

Слёзы покатились из глаз. Акил, наконец, оказался готов принять случившееся, как приняли родители. И принять ответственность за допущенную невнимательность, лично избавив сестру от страданий. Он отправился к каменному пляжу, наверное, полдня выбирая самый красивый и круглый булыжник, с которым вернулся к телу, мирно лежавшему на песке.

Акил в последний раз вгляделся в лицо девочки: стройная фигура, большие светлые глаза, тонкие мягкие брови, аккуратные маленькие губы, ровный нос, небольшие ямочки на щеках и аккуратная слегка выступающая к острому подбородку челюсть. Она выросла бы настоящей красавицей.

Медленно и нежнее чем когда-либо он заплёл так любимую девочкой косичку и, снова заплакав, приготовился сделать то, что должен, напоследок вложив в неподвижные руки камушек.

– Блестяшка для тебя, сестричка.

Мальчик уже собирался зажать нос Сандры, когда её глаза открылись.

Счастье оказалось предательски недолгим. В щенячьем восторге Акил не заметил с каким непониманием девочка смотрела на него. А затем на деревню, дом, родителей и даже на собственное тело. С не меньшим удивлением она реагировала на все попытки заговорить с ней и даже не откликалась на своё имя. При этом, с лица Сандры не спадало странно чуждое выражение опасливости: не привычно милое или переполненное детским страхом, а скорее недоверчиво животное.

Впрочем, даже так мать столь сильно растрогалась, что устроила небольшой праздник, накрыв на стол припасы, отложенные для своих именин. Запах еды всё же смог избавить Сандру от чувства опасности и хоть немного расслабить. Кое-как усадив девочку за стол, Акил позволил спасть грузу вины и ощутил, насколько легче стало дышать.

Он с улыбкой встретил многозначительный взгляд отца, когда сестра уронила ложку в четвёртый раз подряд, и без колебаний кивнул. Как и все за столом он понял, что Сандра, похоже, потеряла память и снова обрела недуг из детства. И Акил уже знал, что это поправимо. Он снова воспитает сестрёнку.

Сказать оказалось легче, чем сделать. Хотя в этот раз его и освободили от части работы, Сандра явно не стала умнее после удара головой о камень и соображала гораздо медленнее. Кроме того, она забыла речь, вынуждая почти всё объяснять жестами, которые ещё и через раз не запоминала. Но не со зла. Девочка искренне старалась думать, зажмуриваясь и пытаясь собрать мысли. Иногда её глаза даже прояснялись, но почти всегда за этим следовал всплеск боли, пробегавший по её лицу и сопровождаемый жалобным писком.

Однако, худшим оказалось не это, а похолодевший взгляд. Сандра не помнила семью, не помнила Акила и не помнила их дружбу. И чем чаще мальчик заглядывал в глаза сестры, тем более чужими они казались. Он изо всех сил старался исправить это, балуя девочку при каждом случае, но добился лишь лёгкого принятия и тени доверия, выражавшегося в её менее напряжённой позе.

В один день, пораньше закончив работу, Акил отправился на каменный пляж, найдя самый красивый и сверкающий камень, чтобы подарить сестрёнке.

– Блестяшка, – сказал он, протянув добычу.

Сандра уронила голову набок, посмотрев на него, как на полоумного.

– Блестяшка, – в неверии повторил Акил, поймав камнем солнечный луч.

Сандра привычно зажмурилась, пытаясь подумать. Прояснившийся взгляд был пугающе холодным и даже хищным, но, когда боль снова пробежала по лицу девочки, та кивнула и взяла камень, принявшись вертеть в руках с тенью заинтересованности. А затем произнесла первое слово после травмы.

– Блефтяфка, – прошепелявила она и тут же едва заметно разозлилась, слегка фыркнула и снова протянула: – Бле-ффф-тя-ффф-ка!

Она зашипела, словно взбешённая кошка, и уже было собралась опять зажмуриться, когда услышала счастливый смех Акила, и снова недоверчиво уронила голову набок.

– Блевтявка, – наиграно неуклюже передразнил старший брат.

Взгляд Сандры стал почти взрослый, но всё же она, снисходительно выгнув одну бровь, улыбнулась. В первый раз после травмы.

Едва Акил смог добиться от сестры тени понимания речи – отец тут же отправил работать девочку, которая оказалась с этим категорически несогласна. Однако, голод оказался куда лучшим воспитателем, чем старший брат, и, после пары пропущенных обедов, Сандра, изо всех сил скрывая ярость, послушно опустила голову и попыталась понять, что от неё хотят.

Это незамедлительно добавило хлопот мальчику, который единственный хоть как-то мог объяснять ей, что делать, и был вынужден первое время ради этого бегать с поля домой. А приходилось делать это часто, прежде чем родители выяснили, что вообще можно доверить Сандре, учитывая столь серьёзные проблемы с мышлением и, казалось, утроившуюся неуклюжесть.

Прошёл год, за который Акил не прекращал попыток вернуть расположение любимой сестры, хотя и добился очень немногого, что, впрочем, было успехом на фоне остальных членов семьи. Сандра так и не научилась нормально говорить, ограничиваясь редкими короткими фразами, но, по крайней мере, начала понимать речь, хотя открыто демонстрировала это лишь брату, со временем возобновив прогулки к морю и даже подарив красивый камень на 13-летие.

Спустя несколько дней после именин и родители преподнесли подарок. Слёзно улыбавшаяся мать и потеплевший отец объявили о скорой свадьбе сына.

Акил прыгал от счастья, узнав имя избранницы: Нейра – его ровесница из деревни за одним из дальних полей. Прямые светло-каштановые волосы и высокий рост выделяли её среди прочих девочек, делая желанной парой. Они часто трудились вместе, встречались на праздниках и, если и не дружили, то по меньшей мере были хорошо знакомы. Свадьбу назначили на конец сезона, когда урожай будет засеян, но, так как работа все равно подходила к концу, молодых освободили на несколько дней раньше, позволяя пообщаться перед церемонией.

Девочка, успевшая нацепить явно не рабочее платье с красивыми яркими узорами, не была столь же восторженна партией, но и, явно, не расстроилась.

– Я думала, что выйду за твоего старшего брата, как только войду в возраст, так что просто удивлена, – избавила она Акила от тревожных мыслей.

– А я очень доволен! Рад, что это ты! – смущённо ответил мальчик.

Нейра мило улыбнулась и взяла его за руку.

– Что ж, постараемся не разочароваться друг в друге!

Они отправились на прогулку. Акил водил девочку по любимым местам и старался хоть как-то впечатлить, иногда достигая успеха. Будущие супруги уселись на берегу, завязав долгую бессмысленную беседу, неотвратимо перешедшую в обсуждение будущего.

– А что твой отец даст в качестве приданного? – спросил Акил не сильно посвящённый в подробности помолвки.

– Ох, ты будешь удивлён! – гордо вскинулась девочка. – Папа не стал скупиться и обещал подарить топор, лопату с железной оковкой и четырёх овец!

– Невероятно! – Акил едва не подпрыгнул от подобной щедрости: чтобы добыть такое пришлось бы усердно трудиться и откладывать урожай год, а то и два.

Приватность беседы прервал неестественный плеск воды. Они синхронно повернули головы, увидев бегавшую по колено в воде Сандру. Пока все крестьяне, измождённые тяжёлым трудом, пользовались каждым мгновением долгожданного отдыха, младшая сестра словно не знала усталости и изо всех сил закаляла своё тело, демонстрировавшее достигнутые на этом поприще успехи.

– Вот это да! – невольно восхитилась Нейра. – Никогда не видела такого рельефа!

Акил отлично понимал её удивление. Он испытал тоже самое, когда несколько месяцев назад увидел сестру без одежды впервые за долгое время. Прежде мальчик знал лишь два типа женской фигуры: пухлая от частых родов и отсутствия неурожаев или тощая от плохого питания и тяжёлой работы. Но стройное тело Сандры сверкала узором натянутых мышц, которые заполняли всё тело.

Подобно странному бегу в воде, она делала и другие движения, значения которых брат не понимал. По началу он думал, что сестра пытается избавиться от боли после переломов, но сейчас, глядя, как брызги воды стекали по идеально ровным кубикам живота девочки, осознал истинное назначение упражнений.

– Сандра очень изменилась, – протянула Нейра. – Недавно я встретила её в поле и едва узнала… – она увидела слегка помрачневший взгляд суженого и постаралась перевести тему: – Хотя не мне судить, ты проводишь с ней почти всё свободное время, так что наверняка заметил бы, будь что-то не так.

Акил приложил все силы, пытаясь не выдать мрачных мыслей. Он тоже не узнавал сестру. И с ней явно было всё не так. Чем больше времени он проводил рядом – тем сильнее убеждался в этом, но забывал, слыша столь любимое «пафалуфта» или «блефтяфка», звучавшие хоть и заметно реже, но всё также забавно.

– К ней просто надо привыкнуть… – он всё-таки не смог скрыть неловкость, что тут же заметила Нейра.

– В чём дело? Ты так смутился, когда я сказала, что она изменилась…

– Нет! – чуть ли не выкрикнул Акил, боясь даже допустить обсуждения терзавшей его идеи. В этом случае пришлось бы рассказать и про странный камень, и про вызванную им бурю, в реальности которых он сомневался всё больше с каждым днём. Мальчик попытался выкрутиться и обнажил другую душевную рану: – Дело в её травме…

Не успел он сделать паузу, как Нейра снова заговорила, явно предпочитая держать инициативу в беседах, что обещало бурную семейную жизнь.

– Когда она упала на камни? Ты всё ещё винишь себя за то, что не уследил за ней?

Голос девочки явно не предлагал снять эту вину. Она скорее пыталась узнать больше о будущем супруге и его привычках, готовясь к грядущей совместной жизни. Акил нашёл это в высшей степени достойным уважения, хотя и ощутил неприятное сходство с прагматизмом отца.

– Не только, – в благодарность за заботу об их будущем семейном благополучии, Акил заговорил открыто. – Когда буря набрала силу, и волны накрыли её – я струсил. Я сделал шаг назад. Всего один, но сделал. И я не могу простить себе этот шаг. Я не знаю, как искупить вину перед сестрой за то, что не бросился на помощь сразу. Неважно, что это ничего бы не изменило – я был просто обязан поступить иначе.

– Да, думаю, был, – снова честно согласилась Нейра. – Но ты же больше не повторишь такой ошибки? – испытующе спросила она, выгнув острую бровь.

– Никогда! – пообещал мальчик, чуть ли не ударив себя кулаком в грудь.

– Хорошо. Храбрость бывает разная, Акил: кто-то, как мой дядя, испытывает фортуну, отправляясь воевать или разбойничать, ну а кто-то претерпевает невзгоды ради семьи. И я предпочту в мужьях второй вариант. Не перепутай их, если, упаси боги, придёт время.

Наконец, сезон был окончен, и даже взрослые получили право на короткий отдых, в период которого и должна была состояться брачная церемония. Гости готовили подарки, а родители – угощения. Свадьба – редкий, но главный на деревне праздник, ознаменовывавший продолжение жизни.

К назначенному дню молодые сблизились на прогулках, уверившись, что идеально подходят друг другу. Больших усилий стоило им сохранять невинность до церемонии и останавливать поцелуи прежде, чем те зайдут слишком далеко. Огонь ожидания слегка омрачала лишь грядущая хоть и формальная, но разлука с сестрой, ибо жить первое время предстояло у невесты, брат которой недавно переселился в другую деревню.

На рассвете, пока все накрывали на столы и ждали гостей, Акил решил предупредить Сандру о том, что им теперь придётся видеться реже.

Прошло изрядно времени, прежде её удалось найти. Девочка сидела на небольшом холмике и со скукой смотрела на кипевшую внизу работу, в которой ей, вообще-то, следовало участвовать. Длинные чёрные волосы развевались на ветру, едва выступая из высокой начавшей желтеть травы, словно сестра была притаившимся в засаде хищником. Светло-голубая туника слегка болталась на теле Сандры, превращавшей все запасы жира в мышцы и оттого куда более стройной, чем могла при шитье предполагать пухлая мать, вырастившая пятерых подобных себе дородных девушек.

– Кофифка? – бросив быстрый взгляд на приближающуюся фигуру, спросила она, через силу и с неохотой добавив в тон вопроса просьбу.

Старший брат улыбнулся. Она очень изменилась, но приобрела какой-то другой, странный шарм. Скорее всего дело было в контрасте. Холодность даже к любящей и пытавшейся наладить общение матери и раздражительность даже к суровому и не раз наказывавшему за такое отцу немного отступали лишь перед заботливым братом, словно позволяя прикоснуться к чему-то недосягаемому для остальных.

Заранее зная ответ и потому начав заплетать косичку, Акил с лёгким вздохом обратился к сестре, медленно и чётко выговаривая слова:

– Пора самой уже. Учись.

Сандра бросила странный взгляд и промолчала, заговорив лишь, когда брат закончил помогать с волосами.

– Фафем? Ефть ты, – с искренней уверенностью, что иначе быть и не может, ответила она.

– Взрослая. Надо уметь.

Кулаки девочки невольно сжались, но она всё же избавилась от холода во взгляде и кивнула.

– Фпафибо. Мофет потом.

Акил воспользовался редким мгновением, когда Сандра ощущала себя обязанной, к чему относилась на удивление серьёзно, и предложил пройтись к берегу. При всей своей новообретённой нелюдимости и безразличии сестра умела молчать, правильно ощущая подобные моменты, и, несмотря на явную скуку, сидела и ждала, пока брат заговорит.

– Я женюсь сегодня. Понимаешь?

Сандра уронила голову набок, не став скрывать возмущения сложным словом, которые обычно просто игнорировала.

– Нейра. Моя будет. Как мама с папой, – как мог просто объяснил мальчик.

– Пвафдник? – уточнила она, указывая на деревню, чем заставила Акила разозлиться на семью: никто кроме него не трудился объяснять ей окружающий мир.

– Это называется свадьба.

– Фадьба?

Акил расхохотался от неожиданности. Слово прозвучало слишком смешно. Девочка рассержено вскочила, сжав кулаки, и легонько, явно сдержавшись, пнула брата. И хотя это было невероятно мило, он снова заметил совершенно недетский взгляд в момент вспышки гнева. Даже шутливого.

Мальчик не удержал вызванное этим смущение, которое девочка интерпретировала по-своему. Сандра, похоже, приняла это за недовольство неуспехом в произношении и начала напрягаться, готовясь попытаться произнести слово правильно. Акил, понимая, что это причинит ей боль, тут же вскочил и обнял сестру.

Она терпеть не могла, а то и вовсе ненавидела прикосновения, в лучшем случае реагируя по-кошачьи и недовольно отстраняясь, но в этот раз, скорее всего, осознала, что её попытались защитить от боли, и позволила брату задержать объятия на несколько мгновений, хотя и не смогла скрыть недовольный выдох. Всё же отпрянув, девочка взяла мешочек со своего пояса и вытряхнула несколько камней.

– Блефтяфки, – она осторожно протянула руку и, помедлив, объяснила: – Подавок.

Акил прослезился, когда принял подарок, слишком хорошо зная, насколько сестре последний год было безразлично всё вокруг. Не зная, как отблагодарить, он замер в вопросительном жесте, протянув руку для прикосновения. Сандра замерла в раздумьях, но вскоре с лёгкой брезгливостью покачала головой.

– Ты милая. Даже такая злюка.

Обвинения в злобности, к удивлению брата, заставили Сандру почти иронично улыбнуться, хотя ей больше не были свойственны столь сложные эмоции.

– Я буду скучать, – со всей теплотой кивнул мальчик.

Девочка в непонимании уронила голову набок.

– После свадьбы. Жить буду у невесты. Недалеко, но не вместе.

В этот раз он не стал мешать, когда она зажмурилась, пытаясь думать, но пожалел, когда чуть ли не впервые после травмы увидел в её глазах растерянность. Сестра завертела головой, задрожала и, перебарывая себя, всё же взяла ладонь брата, вопросительно посмотрев снизу вверх.

– Нет, – покачал головой Акил.

Скрипнув зубами, она прильнула целиком, обняв его руку, но получила тот же ответ. Уже знакомое бешенство сверкнуло в глазах, задержавшись на долгий по её меркам срок. Но это было гораздо лучше, чем увидеть там холод. Боль от вины за расставание и радость от того, что не безразличен сестре смешались внутри. А когда девочка обиделась, захныкала и побежала в сторону деревни, Акил ощутил прилив счастья: так поступил бы ребёнок, так поступила бы маленькая девочка. Мучавшие последнее время безумные подозрения слегка развеялись, и он поспешил за сестрой.

Сандра не имела шанса убежать в тунике, мешавшей как следует переставлять ноги. Брат давал ей время остыть, не нагоняя сразу, и аккуратно остановил, лишь когда до деревни осталось совсем немного.

– Послушай… – начал он, но девочка на удивление ловко и без труда выкрутилась.

Когда это повторилось ещё трижды, Акил уже собрался объясняться на бегу, но тут Сандра резко замерла.

Мальчик едва успел обрадоваться, как вдруг поймал взгляд сестры. Бешенство и обида исчезли из глаз, превратившись в холод, подобного которому он ещё не видел. В один прыжок Сандра оказалась рядом и резко дёрнула к земле. Это оказалось столь неожиданно, что Акил упал на одно колено, тут же снова испытав все сомнения и даже испугавшись девочки, которая решительным жестом прижала палец к губам.

Исключительно из-за непонимания и нежелания сильнее обидеть сестру, глаза которой ещё не высохли от слёз, он прильнул к траве и замолчал. И в этот момент Акил услышал раздававшиеся в деревне вопли.

Глава 2. Герой

Сандра снова потянула вниз, когда брат попытался встать и посмотреть. Девочка изо всех сил стиснула зубы, явно терпя боль от попыток думать, но всё же смогла вспомнить подходящие жесты. Она весьма неудачно попыталась сделать жалобное лицо и, продолжая прижимать палец к губам, указала ладонью на землю, но не встретила понимания и с заметной неохотой подала пример, начав ползти.

Всех сил Акилу стоило последовать её примеру и не вскочить, побежав к дому, который был так близко. Движение за движением он продирался сквозь густые колосья травы, подтягиваясь локтями и ногами вперёд столь медленно, что Сандра не сдержала недовольство во взгляде. Сестра же двигалась точно змея, проделав тот же путь, по меньшей мере, втрое быстрее, однако не стала выглядывать с холма.

Мальчик смог убедить себя, что дело в страхе, а не безразличии, и слегка поднял голову, которую Сандра тут же за ухо опустила. Она с раздражением прижала его к земле и раздвинула траву перед глазами. Даже в агонии ужаса Акил испытал искреннюю благодарность за такую заботу и не задумался откуда взялись подобные инстинкты у 9-летней девочки.

Взгляду предстало жуткое зрелище. Вся деревня и гости свадьбы сбились в кучу, окружённые несколькими людьми с оружием. И это были незнакомцы, даже одеждой отличавшиеся от мужчин, которым раз в год, почему-то, отдавали некоторую часть урожая. Избитый до полусмерти староста валялся под столом, запачкав белоснежную скатерть собственной кровью и лишившись широкого серебряного браслета, вызывавшего у всех соседей белую зависть. Собранные со всех дворов животные, которым полагалось стоять в загонах, пугливо и неуклюже толпились, будучи привязанными к забору, возле которого лежали вытащенные из амбаров мешки с запасами зерна на зиму.

Когда колол дрова, Акил, как и любой мальчик, представлял себя воином, размахивавшим топором, но, увидев человека с копьём, лишился и намёков на храбрость, предательски пытавшуюся пробиться через инстинкт самосохранения. Словно парализованный, он вжался в траву и замер, внимательно следя за каждым движением.

С демонстративными небрежностью и презрением отряд воинов ворошил столь заботливо приготовленные матерью угощения. Понравившуюся рыбку, коптившуюся для такого случая полгода, они забросили в мешки; бадью с непонравившейся кашей скинули со стола; жаркое из овцы, зарезанной как раз к празднику, тоже не оценили и использовали как закуску к забродившему молоку. Мальчик, полгода не евший баранину, окромя редких кусочков в супе, с ужасом смотрел, как ещё полные мяса кости летели на землю.

Он не мог понять зачем кому-то так поступать. Одно дело – отнять понравившееся, но вот так просто уничтожать чей-то труд… Акил искренне по-детски обиделся, ещё не поняв, что это даже не начало. Из домов начали выносить первые вещи. Кто-то попытался дёрнуться, тут же получив в лицо древком от ближайшего воина, кто-то взмолился, а кто-то, как мать Акила, зарыдал, теряя имущество, нажитое непосильным трудом.

Заготовленное в качестве подарка на свадьбу одеяло, ткани для одежды, спрятанные серебряные браслеты и даже железные топоры, одним из которых оказалось приданное на свадьбу – всё отправлялось в мешки и грузилось в телеги. Обида и ужас от предстоящих тяжёлых дней смешались в ядовитую тяжесть, придавившую к траве достаточно, чтобы он не успел вскочить, увидев следующий этап.

Первыми увели взрослых соседок. Две относительно высокие и дородные девушки, скованные страхом, даже не подумали сопротивляться, когда воины повели их в дом. Акил инстинктивно хотел было встать, но снова ощутил, что Сандра изо всех сил тянет его вниз со взглядом, в котором можно было, при очень большом желании, разглядеть проблески заботы.

Он наблюдал за происходящим, пока солнце не засияло в зените. Мальчик подобно сестре зажмуривался, изо всех пытаясь придумать, что может сделать. Устроить неподалёку пожар? Позвать на помощь? Отвлечь? Нет. Он ничего не мог и, благодаря преподанному отцом уроку, принял это, стиснув зубы и вжавшись в траву.

– Я ничего не могу изменить… – случайно вслух произнёс он, убеждая себя.

– Не мофефь, – едва слышно даже для него прошептала Сандра.

Где-то в глубине души Акил разозлился, что сестра не трясётся, не плачет от страха, но сейчас желал лишь утешения и потому благодарно кивнул. Он пытался вспомнить то немногое, что представлял о мире за пределами деревни, но это исчерпывалось знанием, что в одном из соседних поселений отдавали часть урожая другому господину. Медленно, совсем как сестра, мальчик догадался, что, видимо, жил где-то на границе.

Ему пришло на ум упоминание Нейры, что её дядя пошёл в воины. Похоже, где-то неподалёку шла война. Акил ненадолго отвлёкся от жалостливых всхлипов, раздававшихся из толпы, и задумался, пытаясь осознать, как у кого-то находится достаточно времени и еды, чтобы пойти куда-то далеко и сражаться.

Не в силах осознать мир достаточно огромный, где подобное возможно, он потряс головой и снова вернулся в реальность. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как какой-то воин подтянул к себе Нейру. Акил не мог поверить в происходящее: она же маленькая! Она только-только выросла для свадьбы! Почему? Что от неё хотят? Они же не могут…

Подобные мысли явно посетили и остальных крестьян, вызвав громкое возмущение согнанной в круг толпы. Отец Нейры было вскочил, но девочка успела заговорить раньше, чем державший её мужчина вытащил оружие. Даже вдали на холме Акил услышал выкрикнутое жалобным голосом: «Всё хорошо!»

Дрожа всем телом, девочка сама направилась в хижину, вызвав у нападавших громкий смех, сопровождённый несколькими шутками.

Акил снова пропитался гордостью за суженную и испытал облегчение, вспомнив её слова про храбрость и признав их правоту. Она была такой умной, такой рассудительной, но при этом ей так не повезло.

Мальчик заплакал от сожалений, что они вчера всё же решили соблюсти ритуал и лишиться девственности после свадьбы, остановив голые поцелуи в самый последний момент. Теперь невинность девочки досталась каким-то мерзавцам. Это было то, чего он мог не допустить, а потому не позволяло избавиться от чувства вины.

В слезах он лежал и ждал, когда же всё это прекратится, прикусив кулак, когда вышедший из хижины мужчина рассмеялся, а туда направился следующий. А затем следующий. Акил думал о словах, которые должен будет произнести, когда всё кончится, как вдруг всё кончилось.

Старший брат решил, что воины перепились и расслабились достаточно, и выхватил нож, воткнув в спину ближайшему. Командир, судя по одеяниям, упал с полным ненависти рёвом.

– Нет! – вскрикнул Акил, что осталось незамеченным, благодаря возникшей суматохе.

Брат чудовищно ошибся в предположении и умер в следующее мгновение, как и попытавшиеся последовать его примеру мужчины. Женщины закричали, прижимая к себе детей и умоляя о пощаде, которую могли бы получить, если бы командир погиб. Но подобие доспеха позволило пережить удар. Вставший мужчина явно не намеревался прощать содеянное и, хрипя от боли, отдал приказ.

Акил хотел было броситься на помощь, но замер, сперва от страха, а затем из-за упавшего на сестру взгляда. Слова Нейры пронеслись в разуме, заставив остановиться. Он обязан оберегать Сандру. Обязан остаться наверху и выжить, если не ради себя, то ради девочки, не способной позаботиться о себе. И ради неё должен был бросить всю остальную семью, не пытаясь прийти на помощь. Мальчик заскулил, глядя на развернувшуюся бойню, чем вынудил сестру зажать ему рот. Сандра не отпускала брата до сумерек, пока звуки угоняемого скота окончательно не стихли вдали.

Акил не хотел спускаться, но не имел выбора, да и больше идти было некуда. Сестра молча пошла следом, не выдавая своего присутствия ни единым звуком. Мальчик изо всех сил старался не смотреть в груду тел и, словно оттягивая этот момент, обходил хижины, в тщетной надежде найти выживших.

Он ощутил привкус гнили на языке и отвращение к самому себе, заметив, что подмечает в жилищах всё пригодное к использованию: швейный набор, не самое лучшее одеяло, метла с хорошей палкой, тяпка для огорода… Прежде чем зайти в свой дом, в котором лежало тело Нейры, Акил всё-таки набрался смелости подойти к трупам. Всю жизнь он резал куриц и овец, но к такому был категорически не готов: ужас, рвота и отчаяние нахлынули одновременно, заставив рухнуть на колени.

Мама, папа, два брата, четыре сестры и пятеро племянников. Зияя чудовищными ранами, тела в немой скорби лежали совсем рядом. На лицо отца легла тень горя от испытанного перед смертью бессилия. Сёстры сжимали руки в мольбе. Мать закрывала заплаканные глаза.

Не в силах больше терпеть Акил вскочил и направился прочь. Желая перевести дух, он опёрся на разгромленный праздничный стол. Вдруг, его словно окатили бадьёй ледяной воды. Сандра беззаботно сидела на скамье, обгладывая почти нетронутую косточку, и не выказывала не то, что траура, а даже сожаления, храня всё тот же холодный и безразличный взгляд.

Все подозрения о ней вернулись, умножившись десятикратно. Наивные чувства и надежды на мгновения отступили, впуская яд сомнений. Лучик света в виде выжившей младшей сестрёнки на мгновение потух, заставив испытать истинное отчаяние, внезапно переросшее в ярость.

Мальчик подбежал к Сандре и с силой выбил из рук еду.

– Ты совсем охренела! – заорал он на девочку.

Увидев непонимание, он влепил ей пощёчину, а затем, после появления обиды во взгляде – ещё одну, столь сильную, что сестра упала на землю.

Решив, что хуже этого холодного взгляда уже точно ничего не будет, Акил набрался мужества войти в дом. Нейра лежала с перерезанным горлом на родительской кровати в поднятом до пупка свадебном платье. В её глазах застыло неверие: она до последнего надеялась, что всё будет хорошо, что за пару дней переживёт позор и вернётся к обычной жизни. И так бы и было, если бы старший брат не взял в руки нож.

«Есть вещи, которые нельзя изменить», – стоя у трупа невесты, Акил снова и снова повторял себе слова отца, внезапно переросшие в разъедавший изнутри сгусток гнили.

А что он вообще может изменить? Что он может сделать и ради кого жить дальше? На что надеяться? Семья мертва, невеста мертва, ценностей нет, большей части инструментов нет, скота нет. Впереди не было ничего, кроме страданий.

Он вышел из дома, приняв эту мысль. Ничего не осталось и жить больше незачем. Тело взбунтовалось, ощутив близость конца. Все возможные инстинкты пробудились, бросая из крайности в крайность мысли мальчика, одновременно желавшего умереть и инстинктивно пытавшегося найти причины жить.

«Сестра! Позаботься о сестре!» – зазвенело в голове слишком громко.

«Нет! Это не моя сестра… Оно не может ей быть!» – наконец посмел прямо подумать Акил.

Этот поток размышлений прервала Сандра, приблизившись хищным, но мягким прыжком. Девочка, на лице которой алым пятном горел след от удара, протянула ему полную мяса косточку, глядя в равной степени виновато и с обидой. Она так и не поняла, что было не так, но искренне желала примирения. Эмоции мальчика взвились вихрем, и в это мгновение инстинкты нашли брешь в сомнениях, взяв своё.

Возможно – это Сандра, возможно нет, но больше у Акила не осталось ничего, а умирать было ещё рано.

Глава 3. Труд и покой

Сестра оказалась соломинкой, за которую Акил зацепился, борясь за жизнь. Огромного труда стоило мальчику избавиться от ненависти, вызванной тем холодным взглядом на трупы родителей. Но он помнил, что тоже предал Сандру однажды. Он сделал тот шаг назад на берегу и был должен за это, а потому смог простить девочку.

Акил кое-как смог поспать часть ночи и принялся за работу с первыми лучами солнца. Он копал могилы и таскал трупы целый день, вымотавшись настолько, что постоянно прибегавшая с добычей Сандра не вызывала раздражения.

– Блефтяфка! – радостно и гордо докладывала она без тени грусти, принося для проверки очередное металлическое изделие или небольшую жемчужину, которые не нашли нападавшие.

Такая бодрость и беспечность в подобной ситуации должны были снова вызвать ненависть, но это были единственные мгновения отдыха для ноющих от труда мышц, а потому мальчик видел лишь старательную сестрёнку, вызывавшую привычное умиление.

Не найдя моральных сил мародёрствовать, Акил передал это дело Сандре, которой явно было плевать. К тому же, в одиночку она имела шанс выполнить только эту работу – собирать всё блестящее, ценное и съедобное. Вернувшись к дому в сумерках, мальчик обнаружил вполне приличное количество ценных для быта вещей и заставленный свадебный стол.

Девочка собрала и очистила всё, что ещё можно было съесть, и, скорее всего по привычке, натаскала воды на ужин. Усталость и голод без труда заставили забыть о недавнем предназначении блюд и не подпустили скорбь к желудку. Он инстинктивно начал думать, что грозило вот-вот испортиться, а потому должно быть съедено в первую очередь.

Вдруг, случилось то, чего Акил совершенно не ожидал. Весь день бегавшая и трудившаяся, а потому явно очень голодная Сандра подвинула к нему тарелку с мясом и сыром, хотя от одного вида исходила слюной.

– Мяфко, – нехотя предложила девочка.

Она по-прежнему думала, что получила удар за то, что взяла еду, так как за год кое-как приняла, что первым за столом всегда трапезничал отец, выполнявший самую тяжёлую работу.

Мальчик не стал кривляться или спорить и жадно вгрызся в мясо. Он собирался было отблагодарить сестрёнку, оставив ей половину, когда понял, что не может: ему предстояло столько работать, что придётся тратить последние силы. А в мясе их больше всех. С трудом сдержавшись, Акил оставил ей один кусочек, ибо сомневался, что в ближайшие годы снова доведётся попробовать нечто подобное.

Девочка же наоборот, словно животное, быстро прожевала и проглотила блюдо, как будто боялась, что его сейчас отнимут. Когда уже ничего больше не лезло в живот, Акил начал убирать со стола, вспоминая как правильно хранить пищу. Вдруг, он ощутил слабый, но заметный удар по голове.

– Дувак! – злобно прошипела Сандра, схватив тарелку с костями, которые брат собирался выкинуть.

Явно ещё голодная до мяса девочка аккуратно сломала овечье ребро о стол и принялась высасывать содержимое. Мясо было слишком редким блюдом, и Акил просто забыл об этом.

– Дурак, – согласился он с сестрой, ощущая, что должен похвалить её за внимательность.

– Дувак! – снова бросила она, не оценив заботу, но, высосав последнюю косточку, завертела головой и спросила, как обычно с трудом добавляя в тон просьбу: – Ефе? Хофу ефе!

Акил лишь покачал головой, не желая сейчас объяснять, что сестра в последний раз видит мясо. Он с искренней наивностью списал на собственную усталость и фантазию последовавший задумчивый и голодный взгляд Сандры на свежие могилы. Даже сегодня ему ещё предстояла работа, которую незачем было омрачать грустными мыслями и столь безумными сомнениями.

Следующий день был обманчиво лёгким, ибо предстояло собрать инструменты для работы по хозяйству или придумать замену им, а также достать содержимое потайных погребов с зерном, которого должно было хватить до сбора урожая. Вертевшуюся поблизости и откровенно надоедавшую сестру, Акил сперва отправил сходить в соседнюю деревню, а затем собирать хворост в лесу. В другое время отправлять вдаль 10-летнюю девочку одну показалось бы странным или безумным, однако Сандра имела пугающе хорошие инстинкты и в день нападения уже доказала, что избежит опасности с куда большей вероятностью, нежели брат.

Хотя мальчик несколько раз рассмеялся, слушая, как сестра шепеляво пыталась рассказать обо всём, что видела – ничего весёлого в ситуации не было. Деревня Нейры также оказалась вырезана и разграблена. Старший брат навлёк беду на всю округу, посмев поднять руку на воина, и мальчик поклялся себе, что никогда не повторит такой ошибки.

«Герой – тот, кто делает то, что должен! А я должен заботиться о сестре… – подумал Акил и с недовольством посмотрел на Сандру. Девочка без стеснений наслаждалась беспечным бездельем, которого в это время прежде не допускали родители. Снова прогнав семена ненависти, он добавил для себя: – Должен, как бы она себя не вела. Так поступают герои!»

Акил думал, что процесс уборки трупов и откровенного мародёрства будет худшей частью новой жизни, но понял сколь чудовищно ошибался ещё в середине первого месяца. Сандра не умела ничего. Шить – не умела, готовить – не умела, убирать – не умела, работать в поле – не умела. Раньше это можно было простить, но не теперь.

Поначалу, когда нужно было принести всё полезное из деревни Нейры, натаскать воды для питья и мытья, а также запасти хвороста для приготовления пищи, она была полезна. Но после этого начались проблемы. Девочка искренне рассчитывала ограничиться хождением за водой или заданиями вроде «подай-принеси» и с возмущением не понимала, почему от неё требуют что-то ещё, однажды даже доведя брата, влепившего ей пощёчину за отказ стирать бельё.

Акил испытал чувство вины за подобный срыв, однако куда больнее оказалось то, что это сработало. В следующий полдень сестра пришла с озадаченным видом и, злясь на саму себя, как могла объяснила, что попробовала, но у неё не получается.

Мальчик помнил прошлую Сандру. Милую, нелепую и нежную. Она бы разрыдалась, обиделась и несколько дней не разговаривала с ним, получив подобный удар. Но нынешняя сестра напротив, как домашнее животное, восприняла это иначе. В ужасе от мысли, что для выживания придётся часто её бить, Акил смог успокоить себя, вспомнив, что у отца такой подход не сработал, а значит Сандра всё-таки послушалась не из-за удара, а из-за понимания, что разозлила близкого человека. Единственного, на кого ей, похоже, было не наплевать.

В итоге, после тяжёлых дней труда Акилу приходилось учить сестру выполнять новые обязанности, с которыми та категорически не справлялась. Хуже всего было то, что она пыталась. С недовольством, возмущением, спорами, но искренне пыталась.

О шитье он забыл сразу: увидев процесс вблизи, стало понятно, что девочка не способна контролировать пальцы достаточно. Те всё время едва заметно тряслись, словно она силой воли пыталась унять неправильно двигающиеся мышцы.

Доверять ей готовку было крайне рискованно, но выбора не оставалось, и раз в несколько дней Акил довольствовался горелыми, но при этом каким-то образом полусырыми лепёшками или разваренной до однородной массы кашей. Спустя какое-то время, он понял, что девочка просто физически не способна надолго удержать внимание и не забыть о еде, так что лучше кухарничать уже не станет.

Впрочем, мальчик нашёл в себе силы увидеть в этом и положительную сторону: каждый раз сестра, вынужденная есть результаты своей готовки, смотрела с искренним обвинением и недовольством, зная, что, если бы готовил брат, блюдо было бы нормальным. И подобную детскую наглость, Акил нашёл в высшей степени смешной и самонаказуемой.

На удивление, спустя какое-то время Сандре всё же нашлось место в поле. В один из дней брат по старой привычке протянул сестре лопату, дав указания. Когда пальцы коснулись древка инструмента, лицо девочки резко прояснилось, оставаясь таким невероятно долго, словно её повреждённый разум возвращал утраченный навык. Неуклюжесть исчезла без следа и даже походка словно стала другой, когда ладонь девочки сомкнулась на лопате. Сандра, сама удивлённая произошедшим, с восторгом и невиданным прежде энтузиазмом принялась работать, хотя через пару дней и пришла жаловаться, в непонимании указывая на мозоли и жалобно хныча.

Уборка навсегда стала камнем преткновения: вечным и безнадёжным спором. Девочка каждый раз была уверена, что всё ещё покрытая пылью и грязью хижина убрана идеально, и, окажись на месте Акила кто-то другой, была бы готова доказать это с ножом в руках.

– Фифто! Тут фифто! – аж подрыгивая от возмущения, повторяла она, тыча пальцем в одинокие островки чистоты.

Однажды, когда очередной спор зашёл в тупик, она фыркнула и просто повернула лицо, подставив щёку в ожидании удара и рассчитывая ограничиться этим.

– Сандра! – Акил впервые со дня смерти семьи заплакал.

Девочка повернула голову, недовольно заскрипев зубами, словно ощутила чувство вины, которое не хотела и не собиралась испытывать.

– Сандра! – мальчик сел рядом, обняв сестру. – Сандра, тебе надо работать. Не ради моей радости. Понимаешь? – недовольное сопение послужило ответом. – Я не могу не давать тебе задания. Не могу. Хочу отпустить тебя собирать блестяшки. Хочу. Но не могу. Понимаешь? – слегка заинтересовавшись, она повернула голову. – Я не могу один. Ты должна работать. Мы умрём с голоду. Понимаешь? Буду делать твои дела – мне не хватит сил. Не смогу работать – умрём. Понимаешь?

Её лицо выражало какое-то инфернально жестокое и при этом искреннее возмущение, словно слова брата оскорбляли саму суть мироздания. Девочка зажмурилась, начав думать. Много всхлипов, раньше прерывавших попытки мышления, вырвалось из её уст, прежде чем решение было принято.

– Ховофо… – прошипела сквозь зубы Сандра, невольно засопев от испытанной при раздумьях боли.

От облегчения Акил растёкся в неуправляемой блаженной улыбке.

– Я люблю тебя, сестрёнка. Ты же знаешь? Люблю.

– Я тофе… – пробубнила девочка, тут же широко распахнув удивлённые глаза, словно сама не ожидала, что скажет это.

Прошёл месяц напряжённого труда. Сандра хоть и не научилась работать лучше, но, по крайней мере, перестала откровенно отлынивать при любой возможности, а однажды даже притащила в дом пару мелких кур, похоже сбежавших откуда-то. Акил опасался, что хозяева придут искать птиц, но не смог отказаться от соблазна разбавить рацион хотя бы редкими яичками и убедил себя, что сестра вряд ли их украла, так как не уходила достаточно надолго, чтобы добраться до другой деревни.

Наконец, пришли холодные ветры, и работа в поле закончилась. Мальчик оценил, сколько успел сделать в одиночку за пару месяцев, и признал, что, приди воины дней на двадцать раньше – у него не было бы шансов позаботиться об урожае. Сейчас же поле обещало достаточно, чтобы с этого прожить вдвоём несколько лет. Однако, работа не закончилась: теперь предстояло привести в порядок, заштопать, ушить и покрыть заплатками собранные в деревни одеяла и одежду.

К концу первого месяца зимы стало по-настоящему холодно, и даже запертая хижина то и дело скрипела морозными дождливыми вечерами. Если раньше избу ночью грели десять человек, то теперь два детских тела не имели и шанса справиться.

Акил проснулся от толчков и с неохотой открыл глаза, не желая портить удобную найденную позу. Сандра сидела на коленках у кровати, изо всех сил сжав зубы. Старший брат попытался последовать её примеру, промолчав, когда это нужно, и ожидал пока девочка заговорит сама.

– Холодно… Офень холодно… – явно преодолевая нежелание, заскулила она.

Мальчик не мог согласиться: в комнате было свежо, но ничего из ряда вон. Даже за этом месяц Акил уже встретил несколько более холодных ночей, кроме того, не сомневался, что выделил сестре предостаточно одеял. Однако, только в этот момент он обратил внимание на фигуру полуголой девочки и понял. Сандра последние месяцы отдавала ему почти всю еду, а до этого целый год превращала жир в мускулы. Её телу оказалось попросту нечем греться. И, так как жечь хворост кроме как для приготовления еды было практически бесполезно – девочка нашла единственный источник тепла в хижине.

Помня её отношение к прикосновениям, Акил промолчал и лишь кивнул, чем вызвал недовольство на лице сестры. Даже дрожа и замерзая, она надеялась на отказ. Но, как и голод, холод – неотвратимая вещь. Сандра медленно, шипя при каждом прикосновении, залезла под громадную кучу одеял брата. Хотя это ему, как более взрослому, полагалось испытывать неловкость, именно она искала подвох в каждом движении на протяжении всех следующих зимних ночей и не стала скрывать радость, когда необходимость в подобном способе сна исчезла.

Впрочем, несмотря на всю неловкость ситуации, Акил снова нашёл положительные стороны произошедшего, ибо впредь Сандра перестала противиться обычным касаниям и позволяла потрепать себя по голове, в процессе чего её косичка на редкость забавно прыгала. И подобные мгновения радости оказались жизненно необходимы, когда пришло время сбора урожая.

Никогда он не представлял себе столь тяжёлой работы, продолжавшейся не то, что от рассвета до заката, но и в достаточно лунные ночи. Даже Сандра на время прекратила капризничать и искренне помогала всем, чем могла, в особо сложные дни ещё и проявляя инициативу. И самой главной помощью стала её дружба с лопатой: сестрёнка, выносливость которой и правда казалась бесконечной, выкопала достаточно потайных кладовых, в которых можно было спрятать урожай. И успела как раз вовремя.

Какие-то мужчины с оружием снова пришли. Акил чудом убедил Сандру не сбегать и не пытаться напасть, так как помнил, что примерно в это время какие-то люди приходили к старосте за зерном.

Они в равной степени удивились, что деревню вырезали и что двое детей смогли собрать какой-то урожай, однако не побрезговали взять часть того, что Акил складывал в доме. Это было немного, ибо большая часть осталась в закромах, но все равно – это был его труд. Труд, к которому эти люди не имели никакого отношения. Но у них было оружие, а потому мальчик держал язык за зубами. В отличие от сестры.

– Фто? Куда? Моё! – удивлённо крутила она головой.

Кто-то из мужчин усмехнулся, но остальные проигнорировали.

– Нет, так надо. Это их доля, – шёпотом объяснил брат, на всякий случай обняв девочку, внезапно изменившуюся.

– Фмевть… – прошипела сестра, напрягшись всем телом. – Убить фех! – без даже тени детской наивности предложила она.

– Нет. Нельзя. Нет!

Он повторил это, наверное, с сотню раз, прежде чем Сандра успокоилась, хотя и не избавилась от полного ненависти и ярости взгляда. Напоследок он наивно попросил у воинов новый топор или лопату, но получил усмешку и снисходительное объяснение дороги к ближайшему городу, где сможет поменять зерно на инструменты. Акил поблагодарил воинов и за это. Хотя, по большей мере, за то, что те не попытались изнасиловать Сандру, а его убить. После недавних событий – это уже было много.

Несколько месяцев прошло прежде, чем он смог совершить путешествие к городу. Нашедшая путь Сандра уверяла, что дорога займёт два дня, но Акил, нагруженный несколькими мешками зерна, потратил четыре. И лишь для того, чтобы прийти в ужас от того, сколь дёшево оценили его труд. Возвращаться с таким грузом обратно было бы слишком сложно, да и не мог он потратить целых восемь дней впустую, в итоге согласившись на грабительские, по его мнению, сделки. Впрочем, он не стал выменивать несколько небольших жемчужин, которые оставил для более важного случая и менее бессовестных предложений.

Вернувшись домой с солью и тканью, Акил обнаружил пополнение в виде петуха.

– Нафла, – совершенно неуклюже соврала Сандра.

– Украла, – поправил брат.

– Нафла… – поиграв глазами, ухмыльнулась девочка.

Лишь после долгой паузы Акил понял, что она пошутила. Впервые после травмы. Осознание этого снова заставило простить сестру, которую всё же пришлось как следует отругать. И, конечно, Сандра все равно ничего не поняла, решив, что, если и не права, то лишь в том, что сделала это без разрешения.

Убедившись, что оставшиеся инструменты прослужат ещё пару лет, он решил не менять имеющийся урожай сейчас, а засеять и собрать следующий, чтобы понять сколько сможет вырастить за год и сколько им необходимо на сезон. Месяцы тяжёлого труда продолжались, но, имея хороший запас зерна, мальчик хотя бы не жил в постоянном страхе голодной смерти в случае, если, например, подвернёт ногу и не сможет работать хотя бы дней двадцать.

Вскоре во дворе забегали цыплята, обещавшие новых кур и, возможно, почти ежедневный завтрак из яиц. Хотя, конечно, по лицу Сандры, понявшей, что заботиться о птицах предстоит ей, и забегало стойкое желание передушить всю живность и отправить в суп. Но даже с новыми обязанностями она находила время для своих тренировок, продолжая укреплять мышцы, вызывавшие инстинктивное восхищение изяществом форм.

Однако, юноша всё же находил это скорее проблемой, нежели чем-то хорошим: хотя девочка и становилась крайне ловкой и гибкой – она была маленькой. Даже голодавший 14-летний Акил был, наверное, вдвое тяжелее неё и без труда мог бы швырнуть одной рукой. При этом, имея столь агрессивные наклонности, Сандра вряд ли понимала бесперспективность своих тренировок, хотя и ответила подобием шутки на попытку их обсуждения.

Впрочем, она пообещала не нападать на людей, приходящих за зерном, и спустя год сдержала слово. Акил кое-как привыкал к тяжести работ, урожая хватало, цыплята росли, хозяйство крепло. Жизнь налаживалась, хотя и слилась в до жути однородную серую массу, наполненную бесконечной усталостью.

В последующих двух годах рутины самым счастливым стал день, когда сестра пришла в окровавленных портках, как бы пошло это не звучало. Но в момент, когда непонимающая причин кровотечения девочка потеряла самообладание, на её лице были испуг и слабость. Детские. Искренние. Живые и настоящие. Как у Сандры, которую он помнил.

Акил, насколько сам понимал, объяснил причину и утешил девочку, напуганную достаточно, чтобы принять заботу и сострадание. Сестра, жалобно хныча, сжалась в клубок под одеялом брата, которого не прекращала обнимать и просить о помощи. Хотя, едва успокоившись, она выдала все возможные комбинации известных ей плохих слов по поводу подобного.

– Мефофть! Мефофть! Ни хофу! Дувафкое тело! Фу! – повторяла она каждый месяц, приходя в ярость ещё и оттого, что требовалось больше стирать.

Это были редкие моменты, когда её немногословие исчезало, позволяя наслаждаться забавным говором. Кроме того, появлявшаяся в эти дни слабость заставляла девочку принимать заботу, на которую не скупился любящий брат. И каждый раз, когда обиженная на саму природу Сандра, грустно сопя, прижималась в поисках утешения, юноша чувствовал зачем работает и ни о чём не жалел, понимая, что без любимой сестры давно потерял бы рассудок от столь непомерного труда.

Со временем Акил начал потихоньку отправлять девочку исследовать округу в надежде, что в какой-нибудь деревне найдутся лишние люди, которых можно было бы пригласить. Готовых пустых хижин и ещё не одичавшего свободного поля наверняка было достаточно, чтобы заинтересовать желающих. Получив из дальних поселений согласие на обсуждение подобного, юноша решил отправиться в путь по окрестностями с предложениями после сбора урожая. Жизнь наладилась.

Они пришли снова. Не те люди, что забирали зерно. Нет, эти носили другую одежду и пришли не в дни после сбора урожая. К тому же пришли вечером.

Одинокий ишак тащил скрипучую телегу, вокруг которой шли злобно озиравшиеся мужчины с копьями. Лишь однажды увидев, на что способно это оружие, Акил, скованный страхом, застыл вместо того, чтобы побежать.

Хотя, возможно, это и не было бы лучшим решением. Пятеро явно потрёпанных воинов двигались весьма опасливо, словно ожидая засады, и вполне могли бы решить, что бегущий отправился за помощью. В то время как завидев одинокого юношу, заранее ставшего на колени, они лишь заухмылялись и, изучив остальные дома, вступили в разговор.

– Где остальные? – коротко и с угрозой спросил светлоглазый бородач с несколькими шрамами на лице.

– Мертвы. Только я и сестра, – также коротко, боясь вызвать недовольство, промямлил юноша и, поняв, что сейчас ляпнул, уточнил: – Маленькая сестра. Ещё девочка.

Воины усмехнулись, обменявшись парой шуток, но похоже не заинтересовались Сандрой.

– Деньги? – спросил из-за спины совсем юный мужчина с короткой чёрной стрижкой и почти жёлтыми глазами, опустив руку на кнут, висевший на поясе.

Акил не то, что никогда не видел денег, а даже смутно представлял, что это такое, а потому лишь растерянно покачал головой.

– Ну ты ещё про золотых идолов бы спросил у этого оборванца! – вложив усмешку и упрёк в слова, резко бросил мужчина в дорогих сапогах, похоже главарь, и обратился уже к Акилу: – Неси жрать.

Юноша не посмел даже помыслить о том, чтобы преуменьшить содержимое закромов, как делал, отдавая долю урожая. Все запасённые в погребе яйца, лук и доверху забитые миски с кашей тут же оказались на столе.

– Кур жарь, – даже не отвлекаясь от пищи, бросил парень с кнутом.

Акил повиновался. Плакал, убивая столь ценных птиц, лишь одну из которых обещал сестре на именины, но повиновался. Когда воины не удовольствовались пятью курицами, вознамерившись съесть всех, юноша упал на колени, умоляя о пощаде. Но им было плевать выживет мальчишка или нет, а потому, следом за птицами, Акил лишился топора и лопаты, уже не сдержав слёз, которые вызвали смех у парня с кнутом.

За отчаянием и унижениями, юноша совсем забыл, что сестра должна была вот-вот вернуться. Инстинкты впервые подвели Сандру, которая знала, что брат хочет пригласить новых жителей, а потому не затаилась, увидев во дворе незнакомую повозку. Девочка вошла в дом, мгновенно сориентировалась, увидев вооружённых людей и страх в глазах брата, и выпрыгнула прочь, бросившись наутёк.

Акил вскочил даже раньше воинов и бросился следом. В разуме уже пронеслись картины, как бросок копья обрывает жизнь любимой сестры. Почему-то он наивно считал, что это вероятнее, нежели что пришедшие зарежут их после ужина.

– Стой! Сандра! Стой! – закричал он за мгновение перед щелчком кнута.

Удар был явно не сильным и даже не разорвал плоть, но все равно прибил к земле. Девочка обернулась. В глазах снова стоял прагматичный холод и иногда виденная бешеная ненависть, которая каждый раз возвращала юношу в день трагедии, снова наполняя сомнениями.

– Нельзя бежать! Стой! Не надо, – пытался он образумить сестру.

К этому моменту остальные мужчины также выбежали на улицу, подтвердив подозрения Акила, так как держали копья готовыми для броска.

– Поверь мне! – сквозь боль и слёзы взмолился юноша, понимая, что, в случае его смерти, сестра все равно умрёт от голода.

Главарь явно оценил подобную покладистость и удержал парня с кнутом от второго удара. Увидев это, Сандра зажмурилась и, после вскрика боли, посмотрела на брата со смесью злости, обиды и заботы. Со сжатыми зубами и опущенными глазами она медленно приблизилась к воинам и даже задрала платье, подчинившись требованию, которое Акил вынужден был долго объяснять. Убедившись, что девочка не представляет для него интереса, главарь собрался вернуться к трапезе и подготовить ночлег.

«Хорошо! Хорошо, – подумал юноша. – Не надо быть воином. Не надо спорить. Делай, что должен. Подчиняйся и живи. Дерись – умри».

– Вот сука! – булькающим звуком промямлил слегка полный мужчина, глядя на свою руку.

– Что у тебя опять случилось, Пузырь? – с издёвкой и раздражением спросил бородач со шрамами.

– Занозу поймал, когда выбегал!

Парень с кнутом улыбнулся.

– Так значит, если бы девка не стала убегать, ты бы не поймал занозу?

– Да, получается так! – рассмеялся мужчина, понимая, что это значит.

Главарь едва заметно покачал головой.

– Сын, я позволил тебе пойти по моим стопам и стать воином, чтобы ты избавился от дурных привычек, а не культивировал их!

– Да брось, пап, в кой-то веки можно повеселиться без последствий! Я потом не буду, правда-правда. К тому же девчонка и правда виновата.

– Я согласен, а если бы я ногу подвернул из-за неё? – кивнул бородач.

Акил застонал от ужаса, когда главарь, всё же проигнорировав умоляющий взгляд, кивнул.

– Нас пятеро. Пять возможных травм. Пять лёгких ударов. И когда уйдём сдержишь слово и хоть ненадолго прекратишь, понял?

– Обещаю! – с шуткой и предвкушением прошептал юноша, расправляя кнут.

– Нет! – вскочил Акил.

– О, герой! – ухмыльнулся прежде молчавший парень богатырского телосложения. – Всё же нашёл свои яйца?

«Да, – подумал Акил, – я герой. Потому что я могу сделать то, что должен!»

– Это ведь я не обтесал как следует косяк двери! Это из-за меня занозу поймал. Я виноват. Умоляю, накажите меня! Не сестру! Меня!

Дыхание Сандры стало шипящим от бешенства, но, к счастью, внимание было приковано к ползавшему в мольбах на коленях юноше.

– Ну раз ты просишь, – рассмеялся воин, расправляя хлыст.

Щелчок кнута прибил к земле, вырвав воздух из лёгких. Даже несильный удар, хоть и не разорвал кожу – оставил ожог. Второй удар заставил завизжать, но, увидев, что Сандра шагнула вперёд, Акил попытался засмеяться.

– Всё хорошо, сестрёнка, всё… – он сорвался не в силах вдохнуть.

Во взгляде Сандры засверкало презрение, которое, впрочем, не сильно отличалось от её выражения сострадания.

– Я же говорил, герой! – даже с ноткой снисхождения усмехнулся богатырь.

После следующего удара Акил снова попытался выдать смех, смешавшийся со слезами.

– А это, сука, реально достойно уважения, – кивнул бородатый мужчина со шрамом и цокнул языком, требуя прекратить. Он присел рядом с корчащимся юношей и ухмыльнулся: – Давай-ка сыграем!

Мужчина почти за шкирку вытащил юношу на ближайший кусок ровной земли и, закрепив на руке щит, взял два копья, одно из которых бросил Акилу.

– У меня с другом, – он указал на главаря, – всё время идёт спор о том насколько же сила воли и дух влияют на боевые навыки, – белые от шрамов губы растянулись в улыбке. – Сможешь меня хотя бы поцарапать – и больше тебя не ударят. Сможешь ранить серьёзно – в отряд возьмём!

– Нет! Умоляю, не надо! – зарыдал Акил. – Я никакой не воин!