Канадий

1. Блог Канадия. Подарок Судьбы

Вот как, значит, в жизни бывает. Живёшь как простой русский инженер обычного и довольно занюханного станкостроительного завода и не знаешь, что завтра попадёшь в объятья воспетого мировыми классиками города, который моментально завоёвывает твоё сердце и остаётся там навсегда… Праздник, который всегда с тобой!

Как я попал в эти райские кущи? Я, тридцатисемилетний балбес, имеющий за плечами столичный политехнический университет и пять лет бесполезного топтания производственных просторов в бывшем прусском городе, ставшем советским военным трофеем, был выбран голубушкой Судьбой для посещения родных мест моих предков. Спасибо, прапрабабушка Марта! Спасибо, бабушка Соланж! Ни одну из вас я не имел чести знать. Да что уж говорить, я и матушки моей французской почти не помню. Отец рассказывал, что она покинула нас, когда я едва научился выговаривать звук «р». Причём тогда я начал рычать по-французски, что безумно радовало мою мать, но, как выяснилось, недолго. Мои успехи во французской фонетике не остановили женщину, склонную к авантюрам, которую я с некоторых пор называю Миледи, несмотря на то, что её имя на самом деле Валери.

Прежде чем приступить к переживанию волнительных событий, наверное, я должен коротенько описать, что было до того, далеко до того. Настолько далеко, что я боюсь, что вполне могу что-то перепутать, ошибиться в датах и деталях. Ведь меня тогда ещё не было на свете.

На рубеже девятнадцатого и двадцатого веков жила-была на свете Марта де Флориан. Красавица и светская львица, она была чертовски богата, занимала великолепные апартаменты в четырёхэтажном доме в центре Парижа, блистала на балах, увлекала и сводила с ума знаменитых художников и поэтов. Умерла она в возрасте семидесяти четырёх лет.

Квартира на улице Сите д’Антен досталась её внучке Соланж Божирон, не менее красивой и богатой. Та покинула своё жилище в 1939 году, бежав на юг Франции, где в военное время было безопаснее. Запирая дверь квартиры ключом, она и предположить не могла, что больше никогда не переступит порог своего дома. Однако она аккуратно оплачивала счета за квартиру, видимо, все ж таки надеясь, что недвижимость останется её имуществом.

Думаю, что дело было именно так или вовсе не так. Нет, всё-таки было!

Соланж Божирон – боже, это имя звучит сладко, как бланманже! я чувствую его на вкус и готов повторять и повторять – так вот, Соланж Божирон была моей бабушкой. Счастливый случай для меня. Правда, я об этом узнал незадолго до её смерти.

Я получил письмо с исповедью моей бабушки. Французский язык волею судьбы я знаю, в институте даже блистал своими знаниями на языковых конференциях. Так что письмо было прочитано и понято мною дословно. Вот, что писала Соланж Божирон:

«Милый внук! Лишь в конце жизни мы понимаем, что главное достижение и главный результат пребывания человека на земле это его дети и внуки, ростки и почки, дающие дереву надежду на рост и цветение в будущем. Я рада, что смогла отыскать тебя, дитя моей безрассудной дочери.

Сама я была не очень хорошей дочерью. Рано вылетела из гнезда и редко навещала родителей, а когда покинула Париж, больше своих родных не видела.

Я родила Валери поздно, в тридцать пять. До этого мои дети рождались мёртвыми. Какова же была радость выносить и произвести на свет долгожданного ребёнка – девочку с нимбом на голове. Само собой, я слишком сильно любила мою черноволосую и синеглазую малышку Валери. Мой муж, твой дед, тоже любил крошку и баловал её без предела. Она не знала отказа ни в чём. О, как мы были не правы! Мы вырастили дерзкую, эгоистичную девчонку, которая мотала нам нервы, выпрашивая наряды, сумочки и всякие модные штучки. Дело кончилось тем, что в 17 лет она влюбилась в русского химика, который приехал в Париж в командировку, и уехала с ним в Россию, не объяснившись с нами, родителями. Записка, написанная на ходу, без слов любви, без просьбы о прощении долго хранилась у меня среди семейных реликвий. Через год она прислала письмо с фотографией, написала, что вышла замуж и родила сына. О том, что сына по желанию отца назвала Канадием, я узнала совсем недавно. У русских такие странные имена!

Милый Канадий, про тебя я знаю слишком мало. Дочь больше не писала нам, как в воду канула. Я запомнила лишь город, в котором ты родился – Смоленск, потому что сохранила единственное письмо Валери из России.

Теперь, когда я стою на пороге вечности и чувствую близость перехода в иную жизнь, я должна поделиться тем, что имею. Две недели назад я составила завещание на твоё имя, мой мальчик. Красивый лист гербовой бумаги, подписанный мною лично, хранится у нотариуса и ждёт тебя. Я написала письмо в Смоленск, надеясь, что если не дочь, то её муж получит его, но сегодня письмо пришло обратно с припиской нового адреса в Калининграде. Я не очень хорошо разбираюсь в географии, Россия слишком огромна, поэтому я не знаю, далеко ли твой город находится от центра, то есть от столицы. Это было бы не так важно, если бы не было связано с твоим приездом во Францию. Приезжай ко мне, мой мальчик, я передам тебе завещание и ключ от квартиры моей бабушки – Марты де Флориан. Верю, что квартира сохранилась, ведь я долгие годы получаю счета из Парижа и оплачиваю их. Мой дом вместе с приусадебным участком тоже принадлежит тебе. Мой муж владел виноградником, ты, наверное, знаешь, что Шампань исторический винодельческий регион. Вот уже пять лет виноградник официально принадлежит мне. После моего ухода он тоже будет твоим.

Поторопись, мой милый внук! Жду тебя с нетерпением,твоя бабушка Соланж

P. S. Сообщи о своем приезде моему управляющему – господину Лорье, он тебя встретит».

Звонить во Францию я не стал – дороговато. А когда пришло время, написал смс-сообщение с датой прилёта и номером авиарейса.

Трудно ли мне было выбраться в Париж? Голому собраться – только подпоясаться. Оформить визу, достать денег и все дела. Ах, да – заграничный паспорт!

На всё про всё ушло почти два месяца. Сказать, что я торопил время, – это ничего не сказать. Я считал дни, крестом зачеркивая их в календаре, как в детстве в преддверии праздничного события. Надо сказать, не так уж много было таких событий в моей жизни.

Итак, труба зовёт! В Париж!

2. Слёт одноклассников

Виктория отменила на сегодня занятия с двумя учениками, которых готовила к ЕГЭ. Причина веская – вечером она идёт на встречу одноклассников.

Класс у них до сих пор дружный, а это в настоящее время большая редкость. Правда, встречаются одноклассники уже не так часто, как в первые годы после окончания школы. В этом году собираются отмечать двадцатилетие выпуска.

Встречу одноклассники однажды назвали слётом, так как несколько одноклассников, разбежавшихся по стране, вынуждены были на школьную сходку прилетать.

Перед выходом Вика глянула на себя в зеркало, висящее в прихожей. Порядок! Всё идеально. Девчонки упадут от зависти – за пять лет она не прибавила ни одного сантиметра в талии, ни одной граммулечки в весе. Правда, ей это ничего не стоило, просто хорошая генетика.

На такси Вика домчалась до места слёта в одно мгновение. Антон выбрал не самый лучший ресторан в городе, опираясь на основные пожелания большинства одноклассников обеспечить бюджетный вариант. Но здесь была неплохая кухня, а главное – была возможность уединиться целой компанией на так называемой антресоли.

– У-у-у! – загудели собравшиеся, увидев приближающуюся Викторию. Первым к ней рванул Антон, раскинув руки в стороны. Вика благосклонно дала себя обнять, заулыбалась и поприветствовала всех остальных, подняв руки вверх.

Она сегодня была в лиловом комбинезоне с очень открытым облегающим верхом и широким кожаным ремнём, подчёркивающим талию. В её арсенале были и другие инструменты воздействия на мужскую половину сегодняшнего вечера. Она тронула рукой пышные каштановые волосы, открыв ушко с длинной серьгой в виде тонкой цепочки со сверкающим камешком.

– Ты как всегда хороша! – начал Антон приветственную речь.

Виктория знала, что он всех встречает комплиментами, и не придала большого значения его словам. Она обвела присутствующих взглядом. Все пятеро собравшихся, включая Антона, налетели на неё с вопросами.

Скоро стали подходить другие участники школьного сборища. Пришла Викина подруга Ленка, которая после работы успела заскочить в салон красоты, чтобы сделать причёску. Бурно встретили прилетевших из разных российских городов одноклассников, в том числе Германа.

– Гера, мы страшно рады видеть тебя! – выкрикнул Антон.

– А я рад видеть вас ещё страшнее! – ответил Герман в своей манере.

Пришёл Костик, в которого Вика в девятом классе была влюблена. Он был, конечно же, с женой Люсей, тоже их одноклассницей. Вика каждый раз как бы в шутку пыталась отбить Костика у троечницы Люси, твёрдо веря, что сама она гораздо умнее, красивее, успешнее и во всех отношениях интереснее его жены и в принципе из шутки может вырасти что-то серьёзное. Люся такие шутки воспринимала настороженно, как будто чувствовала нависшую над её семьёй опасность и всеми силами старалась нарушить планы Вики и развеять саму мысль о возможности отвоевать у неё мужа. На самом деле Костик перестал интересовать Вику, поскольку ничего выдающегося в его жизни не было, кроме троих детей.

«Проехали!» – подумала Виктория, отвернувшись от Костика.

Встреча началась бурно. Разодетые по-вечернему дамы разом превратились в девочек, кинулись рассматривать принесенные фотографии, тыкая пальцами в физиономии на снимках, привлекая к осмотру запечатлённого прошлого «мальчиков», заматеревших за двадцать лет до усатых и бородатых дядек.

Тут же пошёл обмен информацией о тех, кто не смог прийти и кого не удалось отыскать.

– Гляди – Гера!

– Этот чумазик я?

– Вовка Чекмарёв! Кто знает, где он сейчас?

– В Мурманске. Не долетел до нас.

– Ой, Ленка-то, Ленка!

– Вот это я помню…

– А это Канадий…

Народ притих. Канадий, учившийся со всеми с пятого класса, оставался мало изученным объектом.

– Тош, а Канадий придёт? – спросила Ленка.

– Не придёт. Про Канадия отдельный разговор, – ответил Антон. – Короче, потом расскажу, кому интересно.

Ещё не выпито ни капли, а градус общения так высок, что пробиться сквозь фонтан речей, восторженных междометий, смешков и откровенного хохота просто невозможно.

– Есть предложение: начать! – пробасил Виталик, закадычный друг Антона.

Он сделал ударение на первое «а», напоминая всем, что они дети Советского Союза.

– Пусть Вика начнёт, она у нас в классе всегда главная была – и в пионерии, и в комсомоле.

Вике совсем не хотелось командовать застольем и она ловко перевела стрелки на Антона. Она и в школе часто делегировала ему свои обязанности, а он безропотно выполнял все её поручения.

– Друзья мои! Если выражаться интегрально… – начал Антон…

Пока Антон долго перечислял пришедших и их достоинства, Вика прикинула: он, поди, стал примерным мужем. А ведь если бы захотела, то Тоша был бы у неё в кармане. Помнится, в девятом классе он целый месяц таскался за ней после школы, без умолку рассказывая ей какие-то невероятные истории о жизни на Марсе. Она называла его великим фантазёром, а он, считая это поощрением, в следующий раз выдавал новую порцию космических фантазий.

Нет, об Антоне можно не сожалеть. Если уж ей нужен муж, то очень состоятельный.

Тут хлопок от вылетевшей пробки с бутылки шампанского вернул Вику в настоящее.

– …Короче, выпьем за наш «классный класс»! – завершил свою приветственную речь фантазёр.

Дальше пошло шумное общение под звон бокалов. Застольный разговор кипел и пенился, все были в необыкновенном возбуждении.

Вспоминали, как прогуливали уроки и как всем классом ходили в кино и в походы в начале летних каникул, про волонтёрство, про экзамены, про то, как вызывали к директору за разбитые окна и другие школьные проступки. Вспоминали последний школьный май.

– А помните, как на уроке истории собирали деньги на мороженое, гремели под столами мелочью, передали мне, – начал Герман. – Я попросил разрешения выйти, на все мани купил мороженое в киоске рядом со школой, принёс, раздал и все его ели прямо на уроке!

– До сих пор не понимаю, как мы умудрились есть мороженое на уроке! – подхватила Люся.

– Так она старенькая была, наша Лизавета, – продолжил Антон.

– Зачем мы издевались над старой женщиной? – посетовал Виталик.

– Ну не все издевались, некоторые примерные… – начала Наталья, зыркнув на Вику.

Наталья сегодня была в отчаянно красном платье. «Красное платье на тридцатисемилетней женщине – это флаг завоевательницы!» – подумала Виктория.

– Не то, что ты! – вставила Ленка. Она сидела рядом с Викой и, как и в школе, стояла за неё горой.

– Кстати, ещё Канадий никогда не участвовал в наших проделках, – отметил Костик. – Он как будто был старше нас всех…

– Тоша, родной, ты обещал рассказать что-то про Канадия, – вдруг вспомнила Ленка.

– Канадий – это вещь в себе, – наконец вступила в разговор Вика, томно глядя на Антона. – Очень закрытая личность. Что там таинственное с ним случилось?

– Вы не поверите! – оживился подвыпивший Антон. – Короче, наш всезнайка и тихоня уехал во Францию и там разбогател!

Компания шумно ахнула.

– Ни-чё-си… – с расстановкой произнесла Ленка. – Что ж ты, Вик, такого завидного жениха упустила?

– Почему только Вика? – запротестовала Наталья. – Мы все упустили!

– Ну нравилась-то Канадию именно Вика! – оборвала её Ленка.

– Ой, как интересно! – взвизгнула Люся, а Костя посмотрел на неё с укором.

Виктория навострила ухо, но решила не демонстрировать свою реакцию ни на выявившуюся информацию про Канадия, ни на давнишние обстоятельства, связывавшие её с одноклассником. Ни к чему всем вдаваться в подробности. Она сама всё узнает у Антона.

– А помните, в шестом классе мы не дождались математичку и стали выпрыгивать из окна… – начала Вика, уводя разговор в сторону, – уже тепло было, в мае, наверное…

– Какие мы были глупые и смешные, – проговорила Ленка.

– Тогда у нас всё было впереди! А сейчас… – грустно вывел Антон.

– Мы и сейчас ещё ого-го! – звонко подвела итог Виктория. – Предлагаю за это выпить.

Снова все взялись за бокалы. Теперь пили вино.

Ленка в этот вечер излучала радость и счастье. Радость была искренняя, а вот счастье… Она любила своих однокашников, любила слёты, потому что в ресторан она выбиралась нечасто. Её приходящий и временами пропадающий мужчина не был мужем и не считал нужным тратиться на женщину, которая ему не жена. Ленка молча сносила обиду, радуясь, что у неё есть хоть какой-то кавалер. Этот прискорбный факт был известен только Вике, а остальным это знать не обязательно. Скрывая истинное положение вещей, Ленка изображала несуществующее счастье, а говорила в основном не про себя, а про лучшую подругу.

– Что ты всё про Вику говоришь, она о себе сама расскажет. Ты-то как?

– Я? – слегка растерявшись, переспросила Ленка, быстро нашлась и выдала: – Ищу смысл жизни…, но никак не могу найти.

– А в холодильнике смотрела? – пошутил Герман.

Дружный хохот напрочь разбил Ленкину философскую заявку.

Герман нравился Ленке ещё со школы. Она даже в мыслях никогда не ставила себя рядом с ним, считая, что «рожей не вышла». Вика ругала её, учила, как себя вести, чтобы обратить на себя внимание. Позже стало понятно, что у Ленки глубинная психологическая проблема, выдающая в результате низкую самооценку. Сейчас она поняла, что терять уже по большому счёту нечего, а потому она будет такой, какая она есть.

– Иногда умной женщине приходится притворяться дурочкой, – сказала Ленка в своё оправдание.

Герман тут же приобнял признавшуюся дурочку и поцеловал её в щёчку.

Через некоторое время разомлевшие одноклассники стали группками выходить из-за стола – размяться, покурить. Многие девочки, курившие во времена бурной молодости, отдав дань моде, бросили дымить, однако не все. Разбившись на мелкие компании, одноклассники и в курилке продолжали обмениваться информацией, судачили об отсутствующих – короче, сплетничали.

– Девчонки, заметили, как Люся поправилась?

– А вот Викуся ни грамма не прибавила, – с воодушевлением отметила Ленка, стряхивая пепел в керамическую пепельницу на подоконнике. – Фигурка – загляденье.

– От тоски сохнет, скорее всего, – язвительно добавила Наталья.

– А я каждый год по килограмму набираю… – призналась Танюшка. – Вот курить начала, чтоб похудеть. Как Вике удаётся не толстеть?

– Целеустремлённая она и волевая! – пояснила Ленка, преисполнившись важности. – Поставила цель: не толстеть! и не толстеет. Шесть лет в разводе, одна сына поднимает. Захотела машину. Поставила цель: и купила машину! И знаете, как ей машина досталась? В рассрочку. Почти год выплачивала взносы за машину, себе оставалось меньше, чем взнос. Так иногда последнюю неделю месяца на копейки жила, на хлебе и воде.

– Ой, да неужели? – засомневалась Наталья.

– Ты сама так смоги! – кинула ей Ленка.

Когда вернулись за стол, Наталья решила вернуться к теме отсутствующего одноклассника, который нечаянно разбогател:

– Ну так что там Канадий?

Антон в этот вечер разговелся коньячком, чего давно с ним не было, по крайней мере, на последних встречах он пил только безалкогольное пиво. Быстро потеплев, он заговорил забавно:

– Кто у нас главная женщина? – он повернул голову к Виктории. – Я так понимаю, она сейчас скажет, потому что знает то, что знает, а мы не знаем, но то, что она сейчас скажет…

– У-у-у! Антон, ты сегодня сам не свой, – сделала вывод Вика, обрадовавшись, что дальше он ничего толком не сможет рассказать, так как лыка не вяжет.

– Господи, – вздохнула Ленка, – Тоша, ты и сейчас Викин первый адъютант!

– А ты – второй! – парировал Тоша, забавно мотнув головой.

Это была чистая правда. Ленка все школьные годы тянулась за отличницей Викой и всеми силами старалась во всём её поддерживать и помогать. В восьмом классе она дождалась признания, Вика назвала её своей подругой, таковой она оставалась по сей день.

– Велика сила привычки! – вставила Ленка. – Столько лет прошло, а Тоша всё ещё думает, что Вика главная.

– Сила выучки, ты хотела сказать, – поправила Ленку Наталья. – Вика умеет строить не только мужчин, но и…

Ленка не поняла, что имела в виду Наталья. Вика демонстративно смотрела в сторону. А Антон ещё долго бурчал, нанизывая слова, ходя по кругу и не находя конца, как Остап Бендер после своего знаменитого «ибо»…

3. Сомелье Антуан раскрывает тайну

На следующий день была суббота. Часов в одиннадцать позвонила Ленка:

– Привет! «Вики или тори»?

– Скорее «виги»! – ответила Вика.

Уже давно Вика и Ленка завели игру про «виги и тори», которых Ленка упрямо называла «вики и тори», как бы намекая на имя Виктория. Таким, только им понятным образом, они сообщали друг другу о своем настроении. Тори – значит неизменность, течение жизни в заведённом порядке. Виги означает готовность к переменам и боевой настрой делать что-то новое.

– Слушай. Элен, а ведь у тебя сегодня тоже настроение «виги», – спохватилась Вика. – Колись, что-то с Германом?

– Вики-вики! Ты знаешь, кто у нас Герман? Ни за что не догадаешься!

– Миллионер? – предположила Вика.

– Приземлённо, – Ленка не умела держать интригу, поэтому тут же брякнула: – трабл-шутер!

– Едрит-Мадрид! – выругалась Вика. – А это ещё что?

– А это решатель проблем. Модное такое направление.

– Что, такое бывает? Звучит, как «помогатор» из мультфильма про фиксиков.

– Вика, трабл-шутер – это очень серьёзная и высокооплачиваемая работа, потому что для него не существует ничего невозможного, Герман мне такое рассказывал!

– А когда это он тебе такое рассказывал? – поддела Вика подругу.

– Секрет, – засмеялась Ленка. – Хочешь, угадаю, в какую сторону дует твой вики-ветер?

– Валяй!

– В сторону Франции.

– Что ж тут угадывать, Элен. Ты прекрасно знаешь, что я в июне собираюсь в отпуск во Францию. Наконец-то!

В действительности Вика давно мечтала о Франции. Она, учительница французского языка, читающая Бальзака в оригинале, ни разу не бывала во Франции и вообще за границей. Она грезила Францией, листала путеводители, выискивала в журналах подробности о путешествии во Французскую Сторону. Поначалу хотела поехать с сыном, но прикинула, что по деньгам полёт на двоих она не тянет. «Прости, Андрэ, в следующий раз!» – сообщила она отпрыску.

– Не темни, Викуся, ты прекрасно понимаешь, о чём я, – настаивала Ленка. – Во Франции появился достойный объект для женщины, ищущей себе надёжного спутника жизни.

Вика не стала юлить. Да, она заинтересовалась новостью о Канадии.

– От тебя ничего не скроешь, Элен.

– Я тебя хорошо знаю, только… в этот раз не поддерживаю.

– Ой, сейчас будешь заливать про любовь и всё такое? – закипятилась Вика.

– Ты на богатство клюнула, а сам Канадий тебе безразличен. Ты и сама не будешь счастлива и мужику жизнь испортишь.

Про любовь-нелюбовь у подруг был давний спор. Ленка пыталась уговорить Вику, Вика никак не соглашалась, что любовь в отношениях важнее, чем финансы.

– Мне не само богатство нужно, Элен. Я устала. Я не могу расслабиться! Моя жизнь – сплошной стресс от хлопот и дум о завтрашнем дне. А с богатым мужем я не буду работать. И вообще…

Вика распалилась.

– Много раз тебе говорила: ты не останавливаешься, потому что у тебя такая натура. Ты деятельная, энергичная. Только твою энергию нужно направить в другое русло.

– Ага! Куда направить?

– На личное счастье.

Вика плюнула и бросила трубку.

Надо успокоиться. Она пошла в кухню готовить завтрак сыну, потому что домашний труд отвлекает от треволнений и душевных мук.

Она вспомнила, каким был Канадий в школе: невысокого роста, с жёсткими, чёрными как вороново крыло волосами и светлыми, кажется, голубыми глазами. Красотой не отличался, а в юном возрасте девочкам нравятся высокие красивые мальчики. Канадий был лучшим по всем предметам, золотая голова класса. Но Вику оценки Канадия не трогали.

Вид у него был такой, как будто он ни в ком не нуждался, был сам себе друг, партнёр и собеседник. Никому ничего не доказывал, но всегда мог ответить на любой вопрос учителя. «Феноменальные знания!» – говорил о нём директор школы на выпускном вечере. Конечно, со своей умной башкой он мог поступить и выучиться на кого угодно. На дипломата, например.

Кем же он стал? В последний раз на слёте Канадий был лет десять назад. Он побыл за общим столом не больше часа. Сидел, отрешённый и весь в себе, философ, едрён-батон! Она даже не поинтересовалась, где и кем он работает. Может, Антон знает.

Ну не нравился ей Канадий в школе. Нравился, не нравился – это всё детство. А теперь взрослая жизнь.

Надо расспросить Антона про Канадия, у него все ниточки: телефоны, электронные адреса. Вика нашла нужный номер телефона.

– Тоша, друг сердечный, привет! Прости, если отрываю.

– «Разрешите вас оторвать, – сказала одна пиявка другой. Разрешаю!» Рад слышать тебя снова, правильная наша девочка!

– Вчера ты назвал меня главной женщиной, – заметила Вика.

Тоша расхохотался.

– Прости… вчера, короче, я был не в форме.

– Знаешь, мне хотелось бы… хм-м… кое-что узнать у тебя. Только ты не подумай…

– Уже подумал, – снова засмеялся Антон. – Ты про Канадия? Я сегодня всё утро вспоминал, рассказал я про него или нет.

– Не рассказал. А мне интересно.

– Значит, так, – крякнул собеседник, – ты как сегодня, свободна? Муж отпустит ненадолго?

– Я в разводе, Тоша, – свободна, как ветер.

– А сын?

– Сыну четырнадцать. Я для него сейчас скорее раздражитель, так что ему за счастье, если мамы какое-то время не будет дома. Ты меня на свиданку приглашаешь, что ли?

– Ну что-то вроде, – Тоша замялся. – Рассказать я тебе, девушка, и по телефону бы мог, но… короче, мне нужно тебе кое-что показать.

– У тебя есть фотки Канадия? – заволновалась Вика.

«Вот посмотрю, какой он сейчас, и всё решится!» – смекнула она.

– Через час в «Рыбной деревне»… э-э-э… у «Мадам Буше». Тебе, вроде, близко будет…

– Мне всё близко, я на колёсах.

– Ух ты! Ну ты даёшь, Виктория! И сама водишь? Какая модель?

– Сама-сама. Сама купила, сама за рулём. «Шкода Фабия», – отрапортовала Вика.

– Что ж вчера не похвалилась?

– Я думала, Элен всем раззвонила.

– Элен это Ленка что ли? – ухмыльнулся Лёшка. – Забавная ты, Вика. А как бы ты меня по-французски назвала?

– Антуан.

– Ну вот! А то всё Тоша да Тоша.

Через час «Шкода» подкатила к «Рыбной деревне». Виктория выскочила из автомобиля и заспешила в кафе. Она вполне соответствовала майскому субботнему дню – платье василькового цвета, каштановые волосы, распущенные по плечам, лёгкие белые туфли-лодочки. Кто увидит – ни за что не подумает, что перед ним завуч школы.

Антуан встретил её дежурным комплиментом:

– Ты прекрасна, как майский день! Что пить будешь?

– После вчерашнего только воду без газа, – ответила Вика, садясь напротив бывшего одноклассника.

– Девушка, – позвал Тоша официантку, – короче, нам водички без газа и… пивка, пожалуй, – он заглянул в меню. – «Хольстен», нет, нашу «Золотую бочку», пожалуйста.

– Алкаш! – обозвала Вика одноклассника, покачав головой.

– Не алкаш, а независимый сомелье… – с укоризной проворчал жаждущий заглушить похмелье. – И не качай головой! Ты коньяк с вином не мешала.

– Итак, – нетерпеливо настаивала собеседница.

Он вынул из барсетки планшет и положил его на стол.

– Ну давай уже, показывай, Антуан, – заёрзала Вика. – Ты испытываешь моё терпение.

– Не торопись, Виктория! Ух, какие у тебя сегодня глаза!

– Чайного цвета, как в песне…

– Нет. Они сегодня цвета… густо заваренного чая. И горят огнём охотницы!

– Давай без лишних слов, Антуан. Пожалуйста!

– Короче, Канадия я не видел года три. А где-то несколько месяцев назад он уехал во Францию.

– Навсегда?

– Не перебивай. Я всё по порядку расскажу. Но сразу скажу, что подробностей не знаю.

Официантка принесла заказ. Тоша прильнул к огромной кружке с пенным.

– Короче, в январе или в феврале, неважно, Канадий сам позвонил мне, – начал он, отхлёбывая пиво из кружки. – Я, само собой, удивился. Мы с ним не дружили, даже приятелями не были. И вдруг звонок. Ладно, телефон он мог узнать у Костика, потому что Костику он тоже звонил до меня… Короче, звонит и почти в лоб, без расшаркиваний спрашивает, могу ли я ему одолжить довольно большую сумму денег, мол, отдаст по возможности в этом году. «Столько не могу, – говорю ему, – но частью помочь постараюсь». Договорились, встретились, я отдал ему свободные деньги, которые не успел положить в банк.

– И что он сказал? Что едет во Францию?

– Нет, Вика, ничего он не сказал. Ни словечка. Поблагодарил, конечно, и всё. Проходит время, не помню, сколько. Звонит мне Костик. «Слушай, – говорит, – ты про нашего Канадия новости знаешь?» «Нет, – говорю. – Знаю только, что ему деньги были нужны». А он мне: «Уехал Канадий и вовсе не в Канаду, а во Францию. И живёт в шоколаде, представь себе!» Ты помнишь, конечно, какой стишок мы про нашего умника придумали?

– Канадий в Канаде живёт в шоколаде, – скороговоркой проговорила Вика.

– Вот-вот! – Антон вздохнул. – Короче, Костик рассказал, что нашёл на одном сайте блогерскую страницу Канадия. Заинтересовался, естественно, имя-то далеко не стандартное, может, даже единственное – родители-химики назвали сына как ошибочно открытый химический элемент. Надо ж было додуматься! Ссылку на сайт он мне скинул. И что же? Похоже, это наш Канадий. Пишет о себе. Это то ли дневниковые записи, то ли книга.

– Про ошибочный элемент не знала, – призналась Вика, потом прибавила: – Ссылочку мне, сильвупле!

– Будет тебе ссылочка. Подожди, – Антон сделал большой глоток и продолжил: – Почитаешь – ахнешь! Такой лёгкий стиль! Так он залихватски описывает свои похождения. Кто бы мог подумать, что такой интроверт, как Канадий может писать так кудряво, с иронией – ну, просто соловьём заливается.

Вика была в полном недоумении. Канадий – писатель?

– А что он заканчивал, не знаешь? Он разве не технарь? – спросила она с таким ошарашенным видом, что Антон забеспокоился.

– Ты… это… не волнуйся так, – он положил руку на плечо одноклассницы. – Он технарь. Учился, кажись, в машиностроительном институте в Питере, а может в политехническом. Ну мало ли – открылся талант!

– Ну да, он же был во всех областях дока…

Он допил пиво. Вика застывшим взглядом смотрела на бутылку воды.

– Ой, прости, – пробормотал Антон, увидев пустой стакан спутницы. – Ты совсем ничего не выпила.

Он налил в стакан воды из бутылки и подвинул его к Вике.

– Да-а-а уж! – протянула она. – Удивил так удивил, Антуан.

– Выпей водички, француженка, – настаивал Антуан. – Дальше не менее интересно будет. Короче…

Вика сделала глоток воды, потом другой, оказалось, что ей очень хотелось пить.

– …из записок Канадия становится ясно, что он наполовину француз…

Тут Вика чуть не захлебнулась. Пришлось вытирать подбородок салфеткой.

– …ты не знала? – Антуан держал интригу, как заправский рассказчик. – Не волнуйся, никто не знал. Ну что родители его были химики, все слышали. Оказалось, что его родная мама ушла из семьи, когда он был ребёнком. Папаша женился второй раз. А мама, истинная француженка… не помню, куда она делась. А вот бабушка его нашла и, короче, пригласила к себе, во Францию. Вот тут-то ему деньги и понадобились. Костик ему тоже одолжил сколько-то…

– И что? Канадий не отдал долг?

– Пока нет. Он отдаст, я знаю. Ему от бабушки дом и квартира достались. Дом как дом в небольшом посёлке в Шампани, а вот её квартира в Париже была заперта и простояла в нетронутом виде больше семидесяти лет!

– Откуда ты знаешь? – у Вики глаза на лоб полезли.

– Так он в своём блоге написал. Так всё подробно! Сейчас фотки покажу…

Вечером Вика по телефону рассказала Элен всё, что узнала от Антона про Канадия.

– Я попробую его отыскать во Франции, – заявила Вика решительным тоном. – Что зря время тратить. Совмещу приятное с полезным! Разве я не заслуживаю мужа-богача?

– Ты настырная, ты сможешь, – грустно констатировала Ленка. – Не промахнись, подруга!

– Слушай, Элен, а дай-ка мне телефончик помогатора на всякий случай…

– Не сомневалась, что ты захочешь воспользоваться помощью Германа. Только не называй его помогатором, а то он обидится. Трабл-шутер – запомни!

4. Блог Канадия. Привет, Париж!

И вот я на земле якобинцев.

Франция! Страна революций и реформаций, Вольтера и Великого Наполеона, которого французы до сих пор чтут; классической литературы с произведениями Мольера, Бальзака, Гюго, Доде, Экзюпери; незабвенных импрессионистов Моне, Мане, Дега, Ренуара, Сезанна; смешных комедий с Луи де Фюнесом и Пьером Ришаром, фильмов с Аленом Делоном, Жераром Депардье и Жаном Рено и каннских кинофестивалей; высокой моды и Коко Шанель; замечательного вина и хрустящего багета.

Кстати, о багете. Его ещё нужно поискать. В аэропорту перекусил бургером – да здравствует международный фастфуд!

При всём том расслабляться мне нельзя. Я же приехал по делу. Я приехал к бабушке! Мне даже не до парижских достопримечательностей. Бабушка живёт в Шампани – звучит так, будто она с утра до ночи принимает ванны с шампанским. Я прямо-таки вижу мою французскую бабулю в белой батистовой сорочке в шляпе с широкими полями в ванне с пузырчатым напитком и с бокалом в руке.

Что-то меня не туда занесло. Серьёзней надо быть, Канадий. Тебе ещё в наследство вступать.

Есть одно обстоятельство, которое стесняет движения моей души – это ограниченная сумма денег. На первый взгляд она достаточно велика, мне даже пришлось залезть в долги, чтобы набрать деньжат на путешествие. С другой стороны, Франция – страна недешёвая, ох, недешёвая. Судя по тому, что я уже истратил на бургер и дорогу до центра Парижа. И ещё я представления не имею, сколько времени я пробуду на этой благословенной земле и соответственно сколько евров мне придётся потратить.

По желанию бабушки я сообщил о своём прилёте. Но в аэропорту никто меня не встретил. На выходе я потыкался в поисках транспорта до города. В этот момент зазвонил мой мобильник:

– Это Эмма Лорье. Добрый день, Канадий! Вы же Канадий, я верно говорю?

– Вечер добрый! – отвечаю я. – Верно, я Канадий.

– Простите меня. Я должна была вас встретить и сопровождать в Шаво-Куркур. Но опоздала. Знаете, у нас иногда так случается, что поезда выезжают с опозданием. Стало быть, я на вокзале. Теперь не знаю, как и где мы встретимся. Если вы согласны подождать, то… Впрочем, в любом случае сегодня на обратный поезд мы не попадаем.

– Не волнуйтесь, мадмуазель. В аэропорт вам приезжать точно не стоит, – говорю я. – Значит, вы не на машине?

– Мне очень неудобно, но машина в ремонте. Я добиралась на перекладных. Вам есть где переночевать?

– Я не предполагал, что сегодня попаду в Шампань, и забронировал гостиницу в Бри-сюр-Марн на одну ночь, ведь уже довольно поздно. А вы?

– Я могу остановиться у тётушки. Значит, встретимся завтра?

Она сказала, что её тётушка живёт недалеко от острова Сите, где находится Собор Парижской Богоматери. Там мы и договорились встретиться у главного портала.

– Утром в девять? – предлагает дальше Эмма.

– В десять, – я прикинул, что завтра мне захочется выспаться. Чай, не на работе.

– А как вы выглядите? Как мне вас найти? – снова спрашивает моя телефонная собеседница.

– Я буду в рыжем парике и с красным носом, – отвечаю я.

Она хихикнула:

– Тогда я буду с красными волосами. Мы друг друга не пропустим!

Мне стало смешно. Неплохое начало!

Ещё дома я забронировал номер в дешёвой гостинице на краю Парижа, в Бри-сюр-Марне, что по-русски звучит как Бри на реке Марн или Бри-на-Марне. Дело было к ночи и, добираясь на перекладных до этого спального местечка, я по дороге ничего толком не увидел, да и не рассматривал. Пришлось сконцентрировать внимание на чужих реалиях. Всё ж не каждый день пользуешься, например, парижским метро. Я слегка растерялся перед автоматом. Тьфу! Пришлось попросить прохожего купить мне одноразовый билет и посмотреть, как он это делает. Потом я долго разбирался с линиями метро, тут тоже свои особенности, не совпадающие с правилами Московского метро.

Гостиничный портье подарил мне при вселении схему метро, а карту города я взял с собой из дома. В номере я приступил к изучению путей и подходов к разным объектам, как будто мне предстояло сражение. Надо было сориентироваться хотя бы на завтрашний день.

Интересно, где тут находится заветная бабушкина квартира? Далеко ли от острова Сите?

Завтра я буду знакомиться с Парижем! Даже ноги задрожали от волнения.

5. Блог Канадия. Огненная Эмма

Чудный мартовский воздух! В Калининграде ещё лежит снег, а в Париже цветут тюльпаны.

В метро я глазел в окно. Большую часть времени электричка шла над землёй.

Вышел на главной станции – Шатле-ле-Аль. Это центр.

Париж сияет соблазнительным благородством архитектуры, таящей внутри сокровища мирового искусства, многочисленные кафешки манят запахом бриошей и круассанов, сам воздух здесь пропитан духом свободы и независимости. Весна и свобода создают неповторимый микроклимат французской столицы. Тут же забываешь про российских бабушек с лавочки, которые грозят пальцем всякому вольнодумцу, про скованные заботой лица соотечественников, про то, что многое у нас ещё находится под контролем и запретом: «Низзяя!» и проникаешься демократическим воздухом французской революции и душа запевает «Марсельезу».

Кстати, о бабушках. Моё дело тянет меня в Шампань, где меня ждёт бабушка. Нужно туда поспешить.

И всё-таки я буду последним негодяем, если не побываю у Эйфелевой башни, не осмотрю Нотр-Дам-де-Пари, не увижу улыбку Джоконды. Дай-ка я попробую сманить Эмму побыть в Париже денёк. Лучше целый день до ночи, а завтра в Шампань. Интересно, сколько ей лет? Голос звонкий, молодой.

Так я думал, пока шёл к знаменитому собору.

Солнце бьёт в глаза, пахнет цветами, ощущение нереальности – просто фантасмагория какая-то! Я не мог поверить в реальность происходящего и слегка нервничал. Бабушкино наследство вдруг показалось мне сказочным сном. Может, всё это неправда – и Париж, и бабушка, и наследство? Может, это чья-то шутка?

Вижу, впереди, на абсолютно безоблачном голубом парижском небе строгим силуэтом величественно возвышается Собор Нотр-Дам де Пари. Это не шутка. Это реально Собор, о котором благодаря Виктору Гюго читающие люди планеты знают всё – и про необычайные размеры, и про восхитительную розетку на фасаде, и про фигуры горгулий и химер, страшными мордами выступающие по многочисленным граням собора и выполняющие роль водостоков. Горгульи и химеры находятся по бокам Собора довольно высоко, даже очень высоко. Иногда мне кажется, что они несчастные: узкие плечики, грустный взгляд – жалкие такие. А ещё они вроде с интересом смотрят вниз. Вот бы посмотреть на Париж с этой высоты глазами горгулий. Как им там видится жизнь людей?

А людей тут собралось, ой, как много! Пришедшие сразу не расходятся. Перед главным порталом построен ступенчатый амфитеатр – трибуны, как на стадионе, есть где посидеть и полюбоваться огромным средневековым зданием. Здесь можно пофотографироваться и сделать передышку перед дальнейшим походом к следующей достопримечательности.

Где ж тут моя Эмма? Как она выглядит? Толстенькая тётенька или долговязая девица?

Обвожу взглядом стоящих у главного портала и дальше сидящих в амфитеатре. На трибуне я вижу огненно-красную шапку волос. Во даёт! Неужели это Эмма? Она парик прикупила или волосы срочно покрасила?

Пробираюсь к ней. Ура! Девушка вполне себе, по крайней мере, стройная. И тридцати ей точно нет.

– Эй! – кричу я ей издалека, потом подхожу ближе и брякаюсь рядом на скамью. – Всё-таки я тебя нашёл. Надеюсь, ты Эмма?

– Надеюсь, ты Канадий? – вопросом на вопрос отвечает девушка. – Где же твои рыжие волосы и красный нос?

– Я думал, что ты насчёт волос пошутила, – начинаю я беседу.

– Какие шутки? Я – серьёзная девушка.

– Как называется цвет твоих волос?

– Индейское лето.

Индейскими у Эммы были не только волосы. Одета она была весьма странным образом: расстёгнутая куртка с бахромой из экокожи бордового цвета, под ней оранжевая футболка с рисунком немыслимой космической катастрофы, розовая тюлевая юбочка, на ногах чёрные высокие сапоги. Но самое примечательное в её внешности, кроме огненно-красных волос, – это что-то невообразимое вокруг глаз серо-угольного цвета. Я не знаю, как это называется. Я бы назвал это марево заклинанием век.

Позже я понял, что ничего странного и необычного во внешности Эммы нет. Пожалуй, у неё просто нет вкуса. Уже в первый день на улицах Парижа я видел столько самобытных персонажей, что Огненная Эмма с индейским раскрасом глаз оказалась в их ряду неинтересной классической героиней.

– Как бабушка? – спросил я, чтобы не было сомнений, что я внук, то есть что я хороший внук.

– Соланж Божирон девяносто пятый год, что тут скажешь… Она не ходит, плохо ест. Капризуля…

– Ты за ней ухаживаешь?

– Что ты! Нет. Я дочь управляющего виноградником Божирон, – она говорила, теребя кисточку на «молнии».

– Ты тоже Божирон?

– Да нет. Виноградник Божирон, то есть он принадлежит семейству Божирон. А я Эмма Лорье, дочь управляющего. На винограднике прошла вся моя жизнь и там я – царица!

– Сколько тебе лет, царица виноградника? Надеюсь, умирать ты не собираешься?

– Чего это умирать? – девушка от возмущения выпучила глаза.

– Ты ж сказала, что вся твоя жизнь прошла! – объясняю я.

– Тьфу, ты! Это так говорится! Мне двадцать семь.

– Наш план на сегодня, Эмма Лорье? – спрашиваю я.

– Я скажу, только обещай, что не убьёшь меня, – неожиданно заявляет она.

– Клянусь, что не убью, – отвечаю я, заинтригованный такой заявочкой.

– Соланж ещё не знает, что ты прилетел, – она виновато замолчала, потом вскинула на меня глаза-стрелы и пролепетала: – Я ей не сказала… Очень хотелось погулять по столице. Что тут скажешь?.. В деревне много дел, отцу в винограднике помогаю. В Париже была всего пару раз… Если мы побудем здесь день-два, потом приедем вместе в Шаво-Куркур – для Соланж сюрприз будет. Это ж не преступление!

– Эмма, мон амур, ты не представляешь, как я… – почти закричал я и смутился.

Девушка продолжала крутить яркую кисточку на куртке.

– Я хотел сказать, что совсем не преступление, если мы останемся и посмотрим Париж, – сдерживая эмоции изрёк я. – Правда…

– Оставим дело на завтра! – радостно подтвердила она. – Давай в Собор! Я там не была.

Мы подхватились и быстро протиснулись перед сидящими на лавке к лестнице. А по лестнице нас прямо-таки понесло. Внизу мы чуть приостановились и чинно зашагали к знаменитому собору.

Эмма оказалась высокой и крепкой девицей – бьюсь об заклад, что на руках у неё накачаны бицепсы, только под курткой они не видны.

Когда мы триумфально вплывали в открытый главный портал Собора, раздался колокольный звон – низкие гулкие звуки довольно символично обозначили начало моей французской истории. Очень хочется, чтоб из неё вышла книга.

После осмотра Собора Парижской Богоматери мы с Эммой пошли гулять вдоль набережной Сены.

– К Эйфелевой башне! – наметил я цель прогулки.

– Ты уверен? – нерешительно спросила Эмма, неловко взмахнув рукой, так что розовая юбочка зазывно запорхала, открывая жилистые ноги.

– Да тут до башни рукой подать! – вскричал я, вскинув руку в сторону творения Эйфеля.

До Эйфелевой башни мы не дошли. Магическая красавица-башня манила нас издалека, но никак не приближалась. Я по честности устал и еле тащил ноги. А Эмма, на удивление, двигалась по-прежнему бодро, прямо как солдат, совершающий марш-бросок. Когда по моему хотению мы свернули с набережной и по мосту Согласия вышли к площади, я буквально простонал:

– Если не сяду, то упаду!

– А я голодная как волк! – призналась виноградная царица.

Мы не стали привередничать и уселись в первом попавшемся, довольно симпатичном кафе передохнуть и пообедать.

Рядом за столиком сидела русская пара довольно зрелого возраста. Они громко разговаривали друг с другом, как, бывает, в маршрутке кто-то громко говорит по телефону, заставляя всех пассажиров слушать про его дела. Мужчина фотографировал свою даму, вскакивая с места и устраиваясь между столиками. Оба крутили головами, он указывал пальцем то влево, то вправо. В это же самое время они поедали мороженое – не лакомились, не ели, а именно поедали, будто это нечто сверхделикатесное, что бывает на обед один раз в жизни.

«Руссо туристо» – это совершенно удивительный вид туристов. Никогда не бывавший за рубежом российский гражданин превращается на чужой земле в ребёнка, попавшего в волшебную страну, в зазеркалье, не иначе. Он ведёт себя наивно и непосредственно. Само пребывание по ту сторону границы для него настолько событийно, что он, избранник Судьбы, чувствует себя королём – тут всё для него! Он шагает, дышит, рассматривает и воспринимает чужестранную реальность как нечто запредельно необыкновенное. Он расслабляется и плывёт по волнам нахлынувшего настроения, он никому ничего не должен, он отдыхает, наслаждается свободой, и ему хочется всё вокруг потрогать, попробовать на зуб, сожрать взглядом, впитать саму заморскую атмосферу. Эх, донести бы её до дома, родных и знакомых. Пусть они завидуют!

Вся эта фигня касается и меня. Я здесь чувствую себя мальчишкой, хотя по возрасту должен уже быть отцом семейства…

6. Первый блин комом (1 июня)

Виктория летела в Париж транзитом с пересадкой в Цюрихе.

– Ты ещё и в Цюрихе побываешь! – с завистью проговорила Ленка, держа в руках авиабилет подруги.

– Ты невнимательна, Элен. В Цюрихе пересадка длится всего сорок минут, – поправила Вика. – В лучшем случае успею швейцарского кофе выпить.

Не успела. В самом начале было объявлено, что самолёт в Цюрих прилетел с опозданием, поэтому пассажиры должны без промедления бежать к другому авиалайнеру, следующему в Париж. В ажиотаже народ побежал по стрелкам-указателям, как в квесте, где-то проезжая на движущихся дорожках, где-то широко шагая своими ногами.

Едва бухнувшись в кресла самолёта, пассажиры вынуждены были пристегнуться, как велел голос пилота. Стюардессы наспех помахали руками, объясняя, как пользоваться спасательным жилетом, тут же загудели двигатели и… через несколько минут стальная крылатая махина была уже в воздухе.

Вторая половина полёта была совсем короткой, по ощущениям самолёт, только набрав высоту, тут же начал снижаться.

Во время полёта Виктория пыталась сосредоточиться на своей основной цели. Она взяла с собой огромный список мест, которые непременно надо посмотреть, чтобы рассказать потом, что была там-то и там-то и видела всё своими глазами. Она не увлекалась ни живописью, ни архитектурой, но как учитель должна была закладывать зачатки культуры, направлять подрастающее поколение в области правильного проведения досуга, быть для школьников образцом культурного человека.

При всем этом Вика вбила себе в голову, что ей непременно нужно найти Канадия. Прочитав его посты в блоге, она открыла для себя тайну скрытного умника – он умеет радоваться жизни. Он очень даже привлекателен, а главное – поскольку богат, то жених на зависть! Вот она утрёт нос всем знакомым и мало знакомым дамочкам, которые шушукаются у неё за спиной. Перед одноклассницами опять же будет чем гордиться. Она же была лучшей в классе, а личную жизнь не устроила. Даже троечница Люся завоевала красавца Костика, а она, Виктория, всех ухажёров растеряла.

Однако не само замужество было необходимо женщине со звучным именем Победы. Ей казалось, что деньги спасут её от вечной скачки белки в колесе. «Выйду замуж и буду отдыхать!» – думала мечтательница.

В десять часов вечера по местному времени радостная путешественница сошла на французскую землю, вернее в пространство авиа-терминала. Без труда нашла вертушку с багажом своего рейса. Правда, людей было подозрительно мало, и через некоторое время остались четыре человека. Все смиренно ждали свой багаж, но на круговую ленту не выходило ни единой сумочки, ни одного чемоданчика.

Стало понятно, что багаж несчастной четвёрки не успел попасть на борт парижского самолета во время пересадки в Цюрихе.

«Японский городовой!» – выругалась про себя Виктория. Опоздавший багаж – такое не могло с ней случиться! Она считала себя очень организованной женщиной. Она умела разруливать любые казусные ситуации. Она контролировала всё и вся, добиваясь, чтобы жизнь текла, как положено. И тут такое!

Виктория относилась к тем женщинам, которые, не раздумывая, бросаются на амбразуру. При этом тоненькая и миловидная, она могла бы давно найти приют под крылом сильного орла, будь она чуточку послабее… Всю жизнь ей мечты вились вокруг «настоящего полковника», но ей было невдомёк, что «настоящие полковники» пугаются «генералов в юбке».

– Не вешать нос! – громко распорядилась она, обращаясь к стоявшим рядом с пустым конвейером пассажирам. – Нужно подходить к решению вопроса конструктивно.

Люди пожимали плечами. Один паренёк оказался французом. Он объявил, что нужно найти стойку, где решается проблема с опоздавшим багажом.

Вика перевела для остальных предложение француза. Стойку долго искать не пришлось. Очень скоро группка невезучих под руководством француза и Вики, исполняющей роль толмача, заполняла заявления с указанием адресов для получения багажа.

Служащий, занимающийся формальностями, связанными с опоздавшим багажом, подарил всем по сумке с вещами первой необходимости. Не весть какое богатство, но сумки удобного размера и благородного серого цвета несколько улучшили настроение мужчин, а женщина в квартете была одна – Виктория. Сумке она не обрадовалась. Завтра придётся знакомиться с Парижем в дорожном наряде, так как багаж с модным гардеробом обещали привезти в гостиницу не раньше вечера следующего дня.

Теперь ей предстояло найти стойку аренды автомобилей и взять ключи для «Шкоды» – именно «Шкоды», поскольку Вика ещё дома изучила эту модель до винтика. Она продумала всё до мелочей, чтоб не растеряться в салоне чужого автомобиля и на улицах незнакомого города. Хорошо, что подробную дорожную карту она положила в дамскую сумочку.

Ну вот, наконец, путешественница увидела вывеску «Auto-partage». Чернокожие клерки тут же сообщили ей, что автомобиль готов к поездке, и даже побренчали ключами. Осталось решить вопрос с окончательной оплатой. Виктория выпрямилась, достала карту для оплаты, гордясь тем, что так умно продумала свой двухнедельный отпуск – как удобно будет передвигаться по Парижу и не зависеть от транспорта. Вот сейчас она на автомобиле поедет в гостиницу…

И тут случилось непредвиденное.

– Ваша карта не подходит для оплаты, – сообщила креолка за стойкой.

– Как не подходит? – возмутилась Вика. – Почему? Я с этой карты заплатила аванс.

– Нужна другая карта – кредитная, – ответила девушка. – С дебетовой карты можно заблокировать деньги, но не снять. Ваша авансовая сумма не оплачена, а заблокирована. Нужно произвести оплату. Давайте кредитную карту!

Господи! Она бы выложила все карты, какие у неё только были, лишь бы получить, наконец, ключи от автомобиля и уехать. Но кроме дебетовой у неё в сумочке лежали лишь две карты – географические – Франции и Парижа.

Вика запаниковала, покраснела, закашлялась. Молодой человек с африканским загаром предложил ей воды. Она замахала руками.

Как же так? Опять прокол! А ведь она так готовилась к своему первому отпуску за границей. Никто не подсказал ей, что арендованный автомобиль нужно оплачивать кредиткой! А она не знала и не могла знать. Что-то не так, что-то не так… Она верила, что невезучесть – это категория, придуманная легкомысленными людьми. Почему это случилось с ней, серьёзной и организованной?

– Я отказываюсь от машины, – чуть не плача вымолвила Виктория. – Как мне добраться вот до этой гостиницы?

Она протянула бумажку с адресом забронированной гостиницы сотруднице за стойкой. А вдруг и в гостинице потребуют кредитную карту? Отпуск закончится, не начавшись. Боже, как несправедливо!

Темнокожая француженка написал на бумаге, как проехать к гостинице на метро, другой вариант – стоянка такси у аэропорта.

Немного подумав, Виктория решила взять такси. У неё совершенно не было настроения ковыряться с линиями незнакомого метро. Первые часы пребывания во Франции не доставили ей никакого удовольствия.

«Это наш проверочный забег!», – вспомнила Виктория поговорку на французском языке, что эквивалентно русской поговорке: первый блин комом.

7. Блог Канадия. Куда глаза глядят

Есть люди, которые легко переносят регулярность жизни, предложенный режим, вызванный необходимостью. Они живут себе, в ус не дуя, каждый день отправляясь по заданному маршруту, по некоему невидимому коридору, выстроенному Судьбой. Не сказать, чтобы они были полностью довольны обозначенным ходом жизни, но терпеливо сносят монотонность, привыкая к тому, что практически ничего не меняется, жизнь течёт ровно – без взлётов и падений. Налицо эдакая запрограммированность.

Я отношусь к другой категории людей. Я – бунтарь, причём бунтарь неявный, невидный. Бунтую против рутины! Терпеть не могу ежедневное повторение одного и того же действия. Не понимаю людей, которые каждый день едят один и тот же завтрак, к примеру, овсяную кашу. Каждый день год за годом – овсянка, сэр! Умереть со скуки можно.

Поэтому не люблю строить никакие планы. Я пускаю в жизнь Неожиданность и Импровизацию – добро пожаловать! Когда иду гулять, то не знаю, где закончится моя прогулка, потому что, будучи почти у цели, которая меня чем-то притягивает, я могу резко свернуть в сторону – вдруг там ещё интереснее.

Именно я скомандовал свернуть к мосту, когда почувствовал, что мне срочно нужно передохнуть и подкрепиться. После обеда мы не пошли к Эйфелевой башне, потому что я вырулил в другую сторону.

Наевшись местным фастфудом в виде блинчиков с разными начинками – м-м-м! вкусно! – я повёл Эмму смотреть Площадь Согласия.

– Откуда ты знаешь, что это Площадь Согласия? – удивилась девушка.

– Ну как же? Я читал… – наверное, я рассуждаю странно, думая, что абсолютно все люди читают книги. – Вот египетский обелиск в самом центре. Он был подарен королю Луи-Филиппу каким-то египетским правителем в тысяча восемьсот… не помню, каком году. Сюда его привезли в разобранном виде, а потом уже на месте собирали из фрагментов.

– Ты такой умный, Канадий! – подметила Эмма, и я расплылся в улыбке.

– С одной стороны – Елисейские поля, с другой – Сад Тюильри. Только я не знаю точно, где что, потому что не помню, что – слева, что – справа.

– Ой, расскажу соседям, что была на Елисейских полях, – воскликнула моя Индейская попутчица, – они умрут от зависти.

По-французски это звучит несколько иначе: завистники умрут, но зависть будет вечна. И в этом что-то есть!

Потом мы фотографировали друг друга у сногсшибательных фонтанов, немного похожих на фонтаны в Москве на ВДНХ.

С площади мы свернули в сторону – ну так, случайно и пошли по какой-то улице.

– Давай посмотрим карту, – Эмма остановилась. – Куда мы идём?

– Предлагаю не смотреть, – настаивал я на своём. – Пойдём, куда…

Я хотел сказать: куда вывезет кривая, но понял, что не смогу сказать эту фразу по-французски.

– …куда глаза глядят! – договорил я.

По дороге рассматривали крупные вычурные здания, здесь много довольно высоких построек на уровне четырех-пятиэтажного дома. Но таких высоток, как в Москве нет. В жилых домах решётчатые балконы или просто декоративные решётки под окнами. На некоторых окнах и балконах подвешены длинные ящики с яркими цветами в лучших европейских традициях.

Эмма всё время вела меня в мелкие магазинчики, покупая какие-то прибамбасы для себя. Внутри одного магазина на прилавке стоял внушительный пластиковый ящик с какими-то штуковинами. К нему прикреплён листок с записью от руки.

– Эй, подруга, – обратился я к Эмме, – прочитай, будь добра, что тут написано.

Почерк писавшего оставлял желать лучшего, а узнать, что демонстрировалось в этом таинственном ящике, очень хотелось.

Эмма принялась читать, слегка спотыкаясь о закорючки, но мастерски выворачивалась.

Вот, что там было написано:

«Честно говоря, мы не знаем, что это. Оно издает прикольные звуки и отлично подойдет, чтобы убить минут пять. Мы даже не заказывали этого. Мы получаем упаковку с ними каждый месяц без обратного адреса. Мы уже писали в службу доставки, но они ничего не знают. Пожалуйста, купите их. Мы хотим, чтобы они, наконец, исчезли. Мы не знаем, что происходит. У нас сотни этих штук. Помогите».

Любая женщина бросилась бы к неизвестной пищалке, чтобы потрогать, рассмотреть и обязательно придумать, как её лучше всего применить. Но виноградница не повелась на приманку и безразлично повернулась к ящику спиной.

Я глянул на ценник – один евро.

– Всего один евро! – возвестил я. – Я возьму парочку.

– За один евро я могу выпить чашку кофе в Эперне, – продекларировала Эмма.

Я положил пищалки в карман, и мы продолжили путь.

8. Блог Канадия. Дамское счастье «Лафайет»

А сколько в Париже уличных кафе! Кругом красивые французские названия, связанные с едой: брассери, буланжери, патиссери. Еда для француза – святое дело. Ещё не все кафе открыты на улице, но многие уже готовятся – расставляют столы и плетёные стульчики, раскрывают яркие тенты от солнца.

Эмма всю дорогу заглядывала во все кафешки, рвалась купить что-нибудь съестное и урвала пару пончиков. Тьфу ты! Ну нельзя же постоянно жевать!

– Смотри! – говорю я Эмме, махнув головой в сторону здания, показавшегося слева. – Там что-то фантастически красивое!

Конечно, мы свернули влево. Ух ты, да это театр.

Моей красноволосой подружке, по-моему, это было неинтересно.

Я очень хорошо изучал Париж дома. А вчера прошёлся по карте.

– Должно быть, это Гранд-Опера! – выдал я.

– Ты здесь уже был? – удивилась заподозрившая что-то Огненная Эмма.

– Я в Париже в первый раз, – признался я. – Честно-честно. Просто я любопытный человек. Меня всё захватывает и увлекает! Я разрываюсь от любопытства и от радости! Ваша столица ни на что не похожа и заслуживает внимательного изучения.

– Расскажи! – попросила Эмма, но по её взгляду я понял, что в прогулке ей нравится не познавание нового, а просто отдых от физического труда и рассматривание вещей в магазинных витринах.

Я было открыл рот, но сказать ничего не смог. Перед нами высилось импозантное здание с колоннами, лепниной, множеством декоративных украшений. Нижний этаж – пардон! в Европе это вовсе не этаж – нижняя часть здания оформлена высокими арками и массивными пилонами, перед которыми установлены скульптурные группы. Вблизи Гранд-Опера производит мощное впечатление.

– Хочешь, зайдём внутрь? – предложил я.

– Да что там делать? – нехотя ответила растерянная девушка. – Я есть хочу.

– Опять?

– Люди едят не меньше трёх раз в день, – парировала Эмма.

М-да! Мне очень хотелось войти внутрь оперного театра, посмотреть на богатый интерьер, но, видно, не сегодня. Придётся кормить мою провинциальную попутчицу, не хочется сразу скандалить.

Я огляделся. Через дорогу от театра у многоэтажного здания толпились люди.

– Сюда! – скомандовал я. – Похоже, это универмаг. А в больших универмагах всегда есть где перекусить.

– Ура! – обрадовалась провинциалка, надеясь не только поесть, но и полазить по отделам со шмотками.

У входа мы рассмотрели план расположения разных отделов, нашли на пятом этаже закусочную. Кроме того, меня заинтересовало название «Терраса», но я стал сомневаться, попаду ли я туда. Моя спутница загорелась от одного слова «универмаг», так что скоро её отсюда не увести. Эх!

Вошли в главный зал и ахнули. Наверху над всеми этажами возвышается купол, составленный из витражного цветного стекла. Это Галерея «Лафайет», вспомнил я. Господи, какая роскошь и какое величие! Об этом удивительном магазине писал Флобер в романе «Дамское счастье», уже тогда это место было шикарным.

Я долго не мог оторваться от купольного витража и чуть было не упустил Эмму.

На пятом этаже мы вкусно и недорого пообедали, в предложенных столовских лотках я даже нашёл подобие супа. Эмма ела мясо, ровно и методично разжёвывая длинные волокна. Я взял на второе рыбу – неслабый такой кусок сёмги с овощами гриль. С пятого этажа я ещё раз полюбовался красотой купола, напоминавшего калейдоскоп, моя дама смотрела вниз – а там и правда «дамское счастье» от именитых модельеров, ювелиров и косметических фирм!

Всё-таки я решил сходить на «Террасу» на крыше универмага, с Эммой договорились, что она найдёт меня именно там. Её-то я точно не пойду искать.

«Терраса» оказалась открытой смотровой площадкой, покрытой зелёным искусственно-травяным покрытием. Кое-где стоят пластиковые кресла и толпится много-много людей. Вид с террасы открывается совершенно фантастический! Весь Париж как на ладошке, основные цвета Парижа: светло-серый и белый – красота! Совсем близко верхушка Гранд-Опера, можно рассмотреть некоторые детали подробнее. Отсюда виден Собор Парижской Богоматери, в другой стороне – творение Эйфеля, до которой мы так и не дошли.

Через некоторое время одно из кресел освободилось и я сел, чтобы немного поработать – зафиксировать впечатления, так сказать.

Часа два я спокойно водил стилусом по сенсорной клавиатуре планшета. Наконец появилась Эмма. В руках у неё были пакетики, значит, шоппинг удался.

– С покупками! – поздравил я девушку.

Она оставалась невозмутимой, правда, похвалилась, что удалось кое-что оторвать со скидками.

– У-у, ты печатаешь на планшете? – заинтересовалась Эмма. – Я думала он у тебя для фотографирования.

– Не только. Это графический планшет. Я на нём работаю.

– А кем ты работаешь?

– Лучше тебе не знать… – вздохнул я, ведь сам я не сильно жалую свою профессию. – Это неинтересно. Но я очень хочу стать писателем. Вот пишу про Париж.

– Что тут скажешь! – протянула Огненноволосая, – Вот выйду на пенсию… закончу свою вторую книгу.

– О! Ты тоже пишешь?

– Нет. Читаю, – хмыкнула Эмма.

– Артистка! – засмеялся я. – Один – ноль.

Я свернул работу, встал и, повернувшись к перилам, обрамляющим площадку, проговорил:

– Смотри, француженка, тут весь Париж с высоты птичьего полета!

– Впечатляет! – она задумалась на мгновенье, потом неожиданно спросила: – Как ты думаешь, за сколько можно снять в Париже квартиру?

– По-моему, квартиру в Париже можно снять только на фотоаппарат.

Эмма хохотнула и показала пальцами: один – один.

Она снова повернулась лицом к городской панораме. А я скосил глаз на свою спутницу. Матерь божья! У неё был такой блаженный вид, как будто она владелица не одной квартиры, а всего Парижа.

Народ на Террасе не убывал. Многолюдье здесь нисколько не мешало. Парижане живут по принципу: «Все можно, если это не мешает окружающим», другими словами: «Живи и не мешай жить другим!». Здесь, на Террасе, царит атмосфера релаксации и отдыха.

9. Он или не он? (1 июня)

Гостиница «Дарсе» имеет всего две звезды. Виктория, пережив неожиданный стресс в аэропорту с багажом и автомобилем, волновалась, что гостиница может стать третьим пунктом, который насовсем убьёт желание знакомиться с Парижем.

Вопреки ожиданиям, отельчик оказался очень милым, номер – чистеньким и уютным. Впрочем, Виктория могла сравнить своё парижское жилище лишь с немногочисленными российскими гостиницами и с одним санаторным номером в Луге. За рубежом Вика никогда не бывала.

Заснуть сразу не получалось. Перевозбудилась. Пролежав с полчаса, она решила встать и поизучать карту Парижа.

Перед поездкой она узнала домашний адрес Канадия и навестила его младшую сестру Альбину. Та вспомнила Вику по школе, хоть между ними была большая разница. Альбина показалась Вике симпатичной женщиной, которая легко идёт на контакт. Её рыжие кудряшки стали для Вики подтверждением высказанного Антоном предположения, что сестра у Канадия сводная, ведь у него-то волосы чёрные и прямые.

– Я помню вас, Вика, – призналась Альбина, когда Виктория представилась. – Вы почти не изменились. Только Канадия сейчас нет.

– Знаю. Я к вам, – с порога заявила посетительница.

Альбина про себя восхитилась стройной Викторией. Ей должно быть тридцать семь, как и брату, а она такая тоненькая и ремешок на талии, подхватывающий академическое платье, так славно подчёркивает фигурку.

– Что бы вас ни привело ко мне, я с радостью помогу вам. Зовите меня Алей, мне так привычней.

Виктория никогда не была в гостях у Канадия и с интересом рассматривала квартиру, в которой он жил. Довольно несовременная обстановка, старая мебель, ковёр на стене, но везде убрано, чисто.

– Вы сказали, что помните меня, Аля, но ведь мы не были знакомы.

– Ну как же! Канадий был влюблён в вас, и если рассказывал, то только про вас. Было ощущение, что в вашем классе только вы двое и учились.

– Давай на ты, что ли? – предложила Вика.

– Давай.

Гостья продолжала рассматривать интерьер: занавески двадцатилетней давности, на окне кактус, на диване – гобеленовое покрывало, в углу – телевизор, самый обыкновенный. Вся обстановка в приглушённых тонах. Создавалось впечатление, что время здесь застопорилось в девяностых годах.

– Я здесь не живу, – как бы оправдывалась Альбина. – Просто пока нет Канадия, захожу к отцу, приглядываю за ним, если так можно сказать. Убираюсь, готовлю. Хочешь есть? Я только что сварила рыбный суп.

– Спасибо, нет, – ответила Вика, усаживаясь на диван. – Может, чаю.

– Да-да. Я сейчас.

Аля засуетилась, принялась убирать со стола вещи, искать чашки в серванте.

– Аля, давай по-простому, в кухне, – предложила Вика. – Я не гость, надолго тебя не задержу. Хочу кое-что узнать у тебя.

В кухне тоже было чисто – Вика всегда замечала непорядок. Правда, видно было, что хозяйство ведут мужчины – эстетикой тут никто не заморачивался.

– Наверное, к чаю ничего нет, – стушевалась Аля, – хотя сейчас поищу варенье.

– Аля, скажи, правда ли, что Канадий уехал во Францию?

– Да. Он получил письмо от своей бабушки, она пригласила его в гости. Он сначала не хотел ехать. Знаешь, он из таких людей, которые могли бы весь век просидеть дома, лишь бы их не трогали…

– Да, я помню, – поддакнула Вика, – он и в школе был странным, бирюковатым.

– Он… – Аля запнулась, – странный, может быть, но… очень добрый и доверчивый. Он одарён, у него такой ум, который не даёт ему покоя…

– …горе от ума, – резюмировала Вика.

– Канадий много читает и работает, чтобы реализовать те способности, которые ему даны от природы. Он учёный. У него в комнате… – Аля вскочила, – я покажу.

Женщины двинулись через гостиную в комнату Канадия.

– Вот, – открывая дверь, выговорила Альбина.

Комната была похожа на шкатулку, вернее на внутреннюю часть какого-то сооружения со сложным механизмом – на стенах полки до потолка с книгами и коробками, среди которых было понасовано и понатыкано всякой всячины, как будто в доме предвидится ремонт, и многие вещицы, которые некуда девать, без всякого порядка и смысла раскиданы по полкам. В углу на подставке установлен огромный прибор, от которого отходят рычажки и проводки. Стол у окна завален всякими инструментами. Только кровать, заправленная синим клетчатым пледом, выдавала жилище человека.

– А где он работает? – спросила Вика.

– Официально он работает в НИИ общей физики. Он там сразу поразил всех своими знаниями и идеями. Ему давали лабораторию, но от завства он категорически отказался… В целом, руководство пошло ему навстречу и разрешило работать дома. Иногда, когда чего-то не хватает дома, он ходит в институт, но очень редко… Иногда – на завод, господи, не помню, какой завод. У Канадия куча изобретений! Он помешан на своей работе.

Они вышли из комнаты учёного. Вика сделала про себя вывод: Канадий – не просто интроверт, а интроверт-гений.

– А он писал дневник? – поинтересовалась Виктория.

– Все какое-то время ведут дневники, – ответила Аля. – Канадий не исключение.

– А семья? У него есть жена?

– С этим у него проблемы. Жена была очень давно. Она его не выдержала, ушла.

– Всё очень странно, – задумавшись, вымолвила Виктория. – И совсем не вяжется…

– С чем?

– С тем, что он пишет в блоге. Ты знаешь, что он ведёт блог в интернете?

– Нет. Канадий и блог? – Аля была озадачена. – Что-то про лазеры?

– Вовсе нет, – возразила Вика. – Он взахлёб пишет о чудесном Париже. Он ведь уехал в Париж?

– Ну да, улетел, где-то в конце марта. Не хотел, сопротивлялся, но мы с отцом уговорили его. Всё-таки бабушка, да ещё наследство какое-то. Деньги его мало интересуют, но… Ты видишь, как мои мужчины живут. Деньги не помешают.

Альбина развела руками, показывая вокруг.

– Я замужем, живу в другом конце города, – продолжала она. – Разрываюсь на два дома. Трудно…

Виктория глубоко вздохнула. Может, зря она планирует связать свою жизнь с Канадием? Душа-то к нему не лежит, а тут ещё такие дополнительные трудности… Впрочем, если Канадий действительно стал богатым наследником, то богатства на всех хватит.

Альбина чай не пила, рассказывая про брата, она теребила салфетку, двигала свою чашку, клала ложку то на блюдце, то на стол. Она доверилась Вике и без стеснения открывала секреты брата. Впрочем, было ли это секретом?

– Знаешь, он не любит никаких средств передвижения – ни поездов, ни самолётов, ни даже троллейбусов. Перелёт был для него пыткой, я знаю. Может, это не он пишет в интернете?

– Подписано его именем. Канадий – не просто редкое имя, по-хорошему и имени такого нет! И потом он пишет о бабушке с виноградником и какой-то парижской квартирой. Я помню, что в школе он писал первоклассные сочинения.

– Да-а-а?! Таких совпадений не бывает, – Аля плюхнулась на диван. – Это он.

– Так вот, то, что он писал, похоже на дневниковые записки – где и с кем он бывал, что видел, но уже около месяца в его блоге не появляется ни одного сообщения, ни одной строчки. Куда он подевался?

– Что ты хочешь этим сказать? Он пропал? – забеспокоилась сестра бедолаги.

– Вы с ним поддерживаете связь? – перебила её Виктория.

– Канадий сказал, что приедет и всё нам с отцом расскажет. Мы не очень-то и надеялись, что он будет что-то сообщать.

– Даже эсэмэски не присылал?

– Одну прислал, когда прилетел в Париж. Отец наказал обязательно сообщить, чтобы мы тут не волновались. Самолёты, знаешь ли… И эта его нелюбовь к… да что уж там… это фобия.

– Аля, первого июня я лечу во Францию в отпуск. Давно хотела. Загранпаспорт оформила, авиабилеты два месяца назад купила. А тут случайно на слёте… на встрече с одноклассниками я узнала про Канадия…

– Ты летишь в Париж? – сестра Канадия с надеждой посмотрела на Вику.

– Да, – сдержанно ответила Вика.

Во время общения с бывшей одноклассницей брата Альбина заметила в её облике и поведении волевую натуру. Эта сможет помочь!

– Вика, Викочка, попробуй найти его! – с жаром обратилась она за помощью.

– Именно поэтому я здесь. Ты мне расскажи, всё, что ты знаешь про бабушку с виноградником.

Альбина пересказала письмо бабушки Соланж, написала Вике в блокнот её адрес. Слава богу, хватило ума списать его с конверта, само письмо Канадий взял с собой в поездку.

– Вот ещё мой мобильный телефон. Звони, Вика! Найди его…

Сидя в гостиничной постели, Вика наметила план на завтра: первым делом она прогуляется к Эйфелевой башне. Это её давнишняя мечта! Нет, сначала она посетит одно из мест, указанных Канадием в его записках: улица Сите д’Антен, гостиница в Бри-сюр-Марне, Шаво-Куркур.

Пожалуй, надо найти бабушкину квартиру, раз уж она в Париже. Адрес Канадий написал в своих записках. Она долго разглядывала на карте Парижа улицу. Ага, сначала нужно доехать на автобусе до площади Шоссе д’Антен и от неё отходит сама улица, на которой нужно найти дом номер два. А потом к Эйфелевой башне. Непременно! Цель на завтра намечена.

Вика убрала карту и выключила бра над кроватью.

Сомнения всё же не давали покоя отпускнице, которая решила начать свой отпуск с поиска бывшего одноклассника. В одном посте он написал, что бабушка учила его французскому языку. Что это? Художественный вымысел? Он же ехал знакомиться с бабушкой, которую никогда не видел.

С другой стороны, он помнит школьницу Вику! Это неоспоримый факт.

Но самое главное, как замкнутый и помешанный на работе учёный-физик начал писать восторженные посты о своих впечатлениях? Сдвиг мозгов на основе эмоционального взрыва? А что? Наверное, это вполне может быть… может быть… может быть…

10. Блог Канадия. Встреча с бабушкой

Вчера вечером мы договорились с Эммой, что сегодня двинемся в Шампань. Меня вдруг одолела совесть. Моя родная бабушка ждёт меня – печалится, а я радуюсь жизни, слоняясь по Парижу.

Ещё одним фактором, сподвигшим меня прервать знакомство с французской столицей, стала моя спутница. Огненная Эмма к вечеру неожиданно начала проявлять такой откровенный женский интерес ко мне, что я еле отбился. Я понимаю: Франция – это страна, где нет ни зимы, ни лета, ни нравственности, как писал Марк Твен. Одна любовь! Но нельзя же так стремительно вовлекать приезжего чужака в свою религию. Тем более, что я такой податливый.

На самом деле я адски влюбчив. Легко вхожу в состояние любовной эйфории, потом плавно выхожу из неё. До сих мне удавалось обходить острые углы в отношениях мужчина-женщина, грозящие увести меня в супружеское ярмо. Никто из моих прежних милых дам не предъявлял мне претензий, не выдвигал ультиматумов, не катал на меня заяв ни в какие инстанции.

Я остаюсь котом, который гуляет сам по себе.

А Эмма… Ну Эмма… Не мой вариант, в общем. И, ко всему, жутко не люблю женской инициативы – прям так и хочется нагрубить. Женщина не должна быть легкодоступной и предлагать себя никоим образом не должна!

Короче, утром мы встретились на вокзале Пари-Эст. Эмма накануне обещала прийти пораньше и купить билет на десятичасовой поезд Париж-Страсбург.

Не зная точно, сколько времени займёт мой переезд до места из Бри-сюр-Марна (всё-таки за городом живу), я вышел из дома слишком рано. Дошёл до метро, вдыхая первоапрельский цветочный воздух, и на метро за полчаса доехал до вокзала. Глянул в программу в планшете – преодолённое расстояние равно восемнадцати километрам. Тоже мне расстояние!

Метнулся к кассам. Конечно, Эммы ещё не было. Ну не стоять же в ожидании компаньонки и билетов, которые она купит. Излишек времени, получившийся в результате моего раннего приезда, я потратил на поиски нужной кассы и покупку билетов в Эперне. Уфф! Справился. Тут-то и появилась Эмма. Вид у неё был недовольный, точняк, не выспалась. Но круги вокруг глаз были нарисованы, как вчера. А может, она их не смывает?

– Привет! Я опоздала? – кисло спросила она.

– Доброе утро! – ответил я. – Нет. Это я рано припёрся.

На французском я не знаю, как сказать «припёрся», поэтому употребил простой глагол. А жаль, хотел выпендриться.

По дороге к платформе я вытащил билеты и вышагивал, обмахиваясь ими.

Ровно в десять наш высокоскоростной поезд тронулся и помчал нас в Эперне, что в регионе Шампань. Правильнее сказать: Шампань-Арденны. Главное не проскочить пункт назначения. Впрочем, если б не бабушка, я был бы не против попасть в Страсбург, там я ещё не был. Честно сказать, где я только не был!

Эперне для меня тоже место незнакомое, но вчера перед сном я кое-что почитал про этот маленький французский городок. Эперне – это сердце Шампани, самопровозглашённая столица шампанских вин, где располагаются знаменитые винодельческие дома.

В поезде я уставился в окно как в экран телевизора, по которому показывают передачу о путешествии по Франции.

Я соорудил из расставленных пальцев прямоугольник и как камеру навёл сначала на пейзаж за окном, потом на Эмму. Девушка начала просыпаться.

Снова смотрю в «оконный телевизор». «Прямо за столицей простираются владения региона Иль-де-Франс», – слышу я голос воображаемого диктора. Один за другим мимо проплывают маленькие уютные то ли городки, то ли деревеньки, поля, лужайки и коровки, коровки, в основном светлые, розовенькие, стильные такие французские коровки.

– Глянь, – говорю я подруге, – какие красивые коровки!

Эмма прыснула:

– Коровки – это насекомые, ну такие с красными крылышками и чёрными точками! А эти за окном – коровы.

Тьфу ты! Перепутал.

Дорога до Эперне заняла чуть больше часа. Как тут всё близко! Из Москвы за час можно доехать лишь до Подмосковья. А во Франции мы доехали из столицы до виноградного региона.

– За нами приедет машина, – сообщила Эмма при выходе. – Я вчера звонила отцу. Он передал Соланж, что ты сегодня приедешь, а за нами пришлёт водителя.

Я бы с радостью побежал знакомиться со столицей шампанских вин, но моя спутница потянула меня за собой.

По дороге я вертел головой в разные стороны, пытаясь увидеть, рассмотреть и запомнить всё, что мне встречается, как будто мне предстоит на этой территории играть в казаки-разбойники.

– Ты цветы покупать будешь? – между делом спросила Эмма.

– Кому? Тебе? – удивился я.

– Что тут скажешь? – посетовала девушка, заведя глаза к небу. – Внук приехал к бабушке, которую он ни разу не видел! Ты, поди, и подарка никакого не привёз?

В этот момент я остановился и замер. Как же я появлюсь к бабушке без подарка? Но признаваться, что я такой-сякой, мне не хотелось.

– Эмма, радость моя! – начал я оправдываться. – Я подумал, что цветы растут у бабушки в саду. У неё ведь есть сад?

– У неё есть цветы, но любой… бабушке будет приятно получить знак внимания… как ты считаешь, дурья твоя голова?

Эмма в первый раз позволила себе обзывательство. Видимо, на родной земле она чувствовала защиту или ей стало всё равно, что я про неё подумаю.

– Где здесь продают цветы? – я стал искать глазами бабушек с букетами.

У нас таких по городу много. Весной подснежники из леса тащат – никакие запреты им не страшны, потом несут с дач тюльпаны, нарциссы, летом где-то по полям обрывают ромашки и васильки, а уж осенью – снова с дач астры и гладиолусы.

Но местная жительница указала на цветочный киоск. Неожиданный случай! Эперне – местечко чуть больше деревни, а цветы продаются в киоске.

Я выбрал букет из белых и сиреневых цветов неизвестного мне сорта, просто ткнув в него пальцем.

В один миг подгрёб к своей красноволосой спутнице. Она уже что-то жевала.

– Хочешь? – спросила она, протягивая мне завёрнутый в бумагу бутерброд. – Бабушка прислала.

Я отказался.

Рядом стоял «Пежо» красного цвета, водитель которого высунулся из окна и помахал мне рукой в знак приветствия.

– Бонжур! – сказал я ему и по знаку Эммы уселся на заднее сидение.

Сама она села впереди, рядом с водителем.

– Это – Канадий, это – Жильбер, – представила нас девушка.

Жильбер звучит, как удар по печени. Помнится, я слышал, что есть такая болезнь – синдром Жильбера. Ему я, естественно, ничего не сказал. А он без стеснения принялся меня оценивать:

– А он ничего себе – смазливый, наш внук. И одет как парижанин. Ишь какой франт! Ты, небось, уже втюрилась, любвеобильная наша.

– Полегче, чурбан! – оборвала его Эмма. – Он, между прочим, понимает по-французски.

Слова «втюрилась» и «чурбан» я выудил из контекста, потому что определённо их не было в моём французском лексиконе.

Я был уверен, что оделся вполне демократично: футболка в полоску трёх французских цветов, что, в принципе, совпадает с российским триколором, узкие джинсы тёмно-синего цвета, дорожная сумка тоже синяя. Что тут парижского? Надо посмотреть, во что одеваются провинциалы.

Из Эперне мы уже выехали и ровненько ехали по дороге, где рапсовые поля перемежались с виноградниками, и только заканчивалась одна деревня, тут же начиналась другая.

Наконец, я прочитал на указателе «Шаво-Куркур». Значит, мы на месте.

Автомобиль остановился у изгороди, увитой плющом.

Я вышел и, как Красная Шапочка, приготовился к встрече с бабушкой, представив себе пухлую старушку в белом кружевном чепце, лежащую в постели. Только пирожков у меня с собой нет. Зато есть цветы.

Эмма повела меня по каменистой садовой дорожке к дому. Сад уже утопает в зелени, а на клумбах вовсю цветут тюльпаны разного цвета.

– Соланж, – громко возвестила Эмма входя в дом, – смотри, кого я привела!

Она быстро прошла через комнату, которая, скорее всего, играла роль гостиной, я широким шагом следовал за ней. Дальше она зашла в распахнутую дверь и махнула мне рукой, чтобы я тоже зашёл.

Это была спальня. В самом центре изголовьем к окну стояла широкая кровать. На ней полусидела или полулежала очень сухонькая старушка с желтоватым цветом лица. Никакого чепца на ней не было.

– Канадий, мальчик мой, – проскрипела бабушка, – подойти ко мне. Эмма скажи ему, чтобы он подошёл.

Видимо, бабушка думала, что я не знаю французского языка, и Эмма каким-то образом должна стать моим переводчиком.

– Бонжур, бабушка, – проговорил я и поцеловал её в щеку. – Я рад тебя видеть!

Она вдруг застонала и заплакала. Господи, что я сделал не так? Я вопросительно посмотрел на Эмму, та пальцами показала, что всё в порядке.

– Он говорит по-французски! Он меня понимает! – рыдала бабушка.

– Извини, не предупредила тебя, – принялась объяснять девушка. – Это её обычное состояние. Что тут скажешь? Сегодня это радость.

Она повернулась к Соланж и громко сказала:

– Канадий принёс тебе цветы! Я поставлю их в вазу.

– Да-а-а, я вижу, – это азалии? – спросила бабушка.

– Да-да, азалии, – поспешила ответить Эмма.

Она спросила что-то про погоду в Москве, я стал подробно рассказывать про климатическую разницу между столицами. Она внимательно слушала, изредка всхлипывая.

Эмма поставила вазу с моими азалиями на столик рядом с кроватью. Нашла на постели Соланж носовой платок и утёрла ей слёзы.

– У самой нет сил, – пояснила она. – Ты пока посиди с ней. Скоро придёт Виолет, сиделка. Она все хлопоты возьмёт на себя. Еду готовит Луиза, эта глуховата, как и Соланж. Поэтому привыкай говорить громко.

Она развернулась и исчезла в дверном проёме.

Я несколько забеспокоился. Но тут увидел, что Соланж задремала. Слава богу! Пойду осмотрю дом.

11. Блог Канадия. Заветный ключ

Сразу столько всего свалилось на меня! Бабушка, её дом, её палисадник, её виноградник, люди, которые всё, включая бабушку, обслуживают.

Из всего списка больше всего мне понравился палисадник, который я по первости принял за сад. В нём всего несколько деревьев и кустов, две клумбы с оранжевыми, сиреневыми и красными тюльпанами и очень скромная беседка, заросшая зеленью. Луиза сказала, что это гортензия, просто она ещё не зацвела.

Дом Соланж Божирон это место, в котором можно заблудиться, при том, что метражом он не сильно велик. Всё потому, что в доме два выхода и в каждой комнате по две двери, а гостиной – даже три. В далёкие годы, когда был жив хозяин, мой дедушка, и хозяйка была молода, дом был наверняка большим богатством. Теперь он постарел, каменные стены потемнели, но увитые плющом и ещё каким-то вьюнком, они придают всему жилищу волшебно-уютный вид, а всё здание напоминает сказочный домик из книжек Шарля Перро.

Во время прогулок по деревне я заметил, что тут все дома одинаково старые, почти прижатые друг к другу, они стоят рядком, образуя линию улицы. В центре церквушка из того же потемневшего камня, на колокольне – часы с римскими цифрами. Здесь много зелени и аромат первых цветов, спрятанных за каменными заборами. Кованые фигурные ворота, металлические детали и фонари над входом в дом. Кое-где булыжниковые дорожки, а проезжая часть улицы асфальтирована! Если бы ни эта современная деталь, то вся деревня смотрелась бы как средневековая реликвия. Хочется ходить и вдыхать необыкновенный воздух Шаво-Куркура.

Был я и на винограднике, который может стать моим. Конечно, меня сопровождала Эмма. В деревне она выглядела по-другому: джинсы и голубая футболка, вместо сапог полусапожки без каблуков, исчезли тёмные круги вокруг глаз – я её сразу и не узнал.

– Эмма, – говорю, – ты ли это?

– Под ноги смотри, – указала мне виноградница, – здесь тебе не город.

Она рассказывала мне о том, как растят виноградную лозу, как подвязывать растущие побеги к шпалере, как надо вовремя обрезать густые пучки – у нас они, вроде, пасынками называются.

– Когда делают тихое вино – ну, без пузырьков, или чтоб убрать лишнюю кислотность, никогда не используется сахар для подслащивания. Но в Шампани подслащивают. Что тут скажешь? Это абсолютно нормально. Сахар с небольшим количеством вина, которые добавляют в бутылку перед укупоркой, называют дозажный ликер.

– Никогда не слышал.

– Теперь знай. Большинство шампанских вин производится с применением этого ликера. А если его в вине нет, то на этикетке пишут: dosage zero или брют натуральный.

– Разберусь, – пообещал я и тут же поинтересовался: – А какие сорта винограда идут на приготовление шампанского?

– В основном три сорта: Пино Нуар, Пино Менье и Шардоне. Остальные сорта тоже разрешены. Но шампанское из них не найти. Самого винограда мало.

– А когда начинаются работы на винограднике?

– А в мае и начинаются, – с воодушевлением взялась она рассказывать, углядев мой интерес. – Нужно обработать лозу от вредителей – от филлоксеры.

Эмма – настоящая виноградная царица. Что тут скажешь?

Итак, несколько дней я провёл в доме бабушки Соланж. Однажды вечером она позвала меня к себе, а Виолет попросила выйти.

– Дитя моё, – прохрипела бабушка, – сегодня я должна отдать тебе ключ… от моей столичной квартиры. Подойди к комоду, открой нижний ящик…

Я выполнял указания Соланж, подтверждая свои действия словами: подошёл, открыл…

– …слева… или нет, справа у задней стенки шкатулка. Достань её.

Я достал. Подошёл к кровати и показал шкатулку.

– Она! – почти закричала бабушка. – Дай её мне.

Потом она снова указала мне на комод и велела отыскать в другом ящике книгу. Я отыскал и протянул её бабушке.

Она вытащила из книги сложенный пожелтевший листок, а из шкатулки – круглый двухбородочный ключ – прямо как у Буратино, только не золотой.

– Вот и пришёл срок, – проговорила владелица ключа, – ты должен съездить в Париж и осмотреть квартиру. Там вряд ли что-то сохранилось… Портрет Марты де… Флориан?.. ах, сомневаюсь. Но сама квартира… думаю, сама квартира…

Она захрипела, потом затряслась и разрыдалась. Ну вот опять! Я досадовал, когда Соланж по нескольку раз на дню ни с того, ни с сего начинала рыдать. Луиза на это говорила, что нервная система старушки настолько ослабла, что любая эмоция вызывала у неё такую неадекватную реакцию.

Я присел на край кровати и взял бабушкину руку. Она стала затихать.

– Я обязательно посмотрю квартиру и всё тебе расскажу. И ещё…

Я хотел сказать, что непременно сфотографирую квартиру и покажу ей фотки в планшете, потом решил, что не смогу объяснить, что фотографии будут не бумажные и что такое планшет.

Бабушка Соланж умудрилась заранее оформить на меня доверенность на совершение действий с её имуществом по моему усмотрению – не знаю, как точно называется это документ по-русски. От меня требовалась только подпись в присутствии нотариуса, который пришёл прямо в дом к Соланж Божирон.

– Ты уверена, что это Канадий Будкин? – спросил нотариус, белоголовый старик, чуть ли не ровесник бабушки. – Ты видела его документы?

– Не сомневайся! – твёрдо ответила Соланж. – Я не буду обижать моего мальчика недоверием.

– Документ действителен до ухода из жизни мадам Божирон, – предупредил меня нотариус не моргая и протянул мне только что подписанную доверенность. – Но при вступлении в наследство…

Он не успел досказать предложение до конца, моя бабуля снова расплакалась. Слёз уже не было, были только всхлипы и стон…

На следующий день я самостоятельно поехал в Париж. До Эперне меня довёз Жильбер, всю дорогу развлекавший меня побасенками из деревенской жизни. Я немного нервничал, потому что пустая болтовня сбивала меня и не давала сосредоточиться на осознании ответственности момента.

Сегодня я передвигался, как во сне – в ощущении сгущённого до состояния желе воздуха. Мне хотелось лететь, а выходило медленное плавание.

Часовая поездка на транзитном поезде Страсбург-Париж показалась мне целой вечностью. Несколько станций метро, переход, снова метро, потом поход пешком.

Наконец я на улице Сите д’Антен. Слава богу, дом номер два должен быть в начале улицы. Я подошёл к четырёхэтажному дому с замиранием сердца. В первый момент я даже не рассмотрел, как он выглядит, так я спешил.

Открыл дверь подъезда. Внизу в застекленной каморке сидела консьержка. Довольно полная маленькая женщинка в круглых очках подняла глаза, отложила книжку – надо же, читает!

– Вы к кому? – спрашивает.

«К самому себе!» – хотел сказать я, но понял, что разговор затянется, а я спешил на встречу с бабушкиным прошлым и моим будущим. Надо было сформулировать ответ как можно короче, но максимально внятно. Я постарался:

– Я – доверенное лицо Соланж Божирон, которая выехала из этого дома в тысяча девятьсот тридцать девятом году и больше не возвращалась. Всё это время до сегодняшнего дня она платила за квартиру, у меня есть с собой квитанции. Я должен войти в квартиру по желанию хозяйки. Ключ она мне тоже дала.

Я не стал говорить, что на всякий случай я взял с собой смазку для замков и кой-какой инструмент, любезно принесённый Эммой.

Консьержка встала, сняла очки, оправила платье по бокам, потом опять надела очки, но говорить не смогла – язык к нёбу пристал. Я понимаю – момент исторический! Я терпеливо ждал, когда тётенька догадается, что для вскрытия квартиры пусть даже доверенным лицом необходимо присутствие какого-то официального лица. В это время я вынул бабушкин документ, квитанции и ключ и повертел всем этим перед глазами тётеньки.

Та надолго замерла, потом покрутилась, как будто искала что-то. Наконец, она открыла рот:

– Вы… это… давайте это… нет… надо, чтобы… я позвоню в…

«Ну давай уже! Я же жду!» – думал я, перебирая бумажки.

В итоге консьержка позвонила в жандармерию. Мне пришлось ждать приезда представителей правоохранительных органов. Я представлял себе, что приедут жандармы из фильмов про Сан-Тропе, то есть люди в такой светло-бежевой форме и в фуражках, как у Луи де Фюнеса. Да что уж там, я ждал самого Луи де Фюнеса.

Довольно быстро прибывшие жандармы – их было двое – лишь отдалённо напоминали жандармов из Сан-Тропе. Форма у них была тёмно-синяя с голубыми рубашками. Пожалуй, фуражки с чёрным высоким околышем, которые, как я потом узнал, называются кепи – ха-ха! – напоминали весёлых киношных «мух». Я читал когда-то, что жандармов во Франции называют мухами.

Дождался! Оказалось, что квартира, в которую я так стремился, находится на третьем этаже. Лифт сегодня по стечению обстоятельств не работал, но я этого не заметил, взлетев на третий этаж первым. Жандармы, однако, не остановились, а продолжали подниматься. Один из них, подняв палец вверх, напомнил: третий!

Ах, да! В Европе первый этаж вовсе не этаж, то есть наш четвёртый минус один – французский третий.

Потом началась ожидаемая возня с замком. Ключ, так нежно хранимый Соланж в тайном месте, не понадобился вовсе. Неужели за семьдесят два года дверь в эту квартиру никто не открывал?

12. Блог Канадия. Дворец Спящей красавицы

Сим-сим, откройся! Та-дам! Меня пропустили первым. Я первым и чихнул! Потом чихнул жандарм, тут же – другой. Несколько минут все вошедшие яростно чихали, причём чох разобрал такой, что я думал, у меня через нос все внутренности вылетят. Потом начали по очереди кашлять, брызгая слюной. Я выбежал на лестничную клетку, за мной через мгновение вывалились жандармы, чертыхаясь и отряхиваясь. Один смачно плюнул.

Да уж, про инструменты для вскрытия двери я подумал, а к борьбе с семидесятилетней пылью не приготовился.

– Нужна вода! – сделал я вывод и изобразил рукой опрыскиватель, сопровождая действие звучным «пых-пых».

«Мухи», недолго думая, полетели по этажу звонить соседям и объяснять, что нам нужен опрыскиватель, а лучше два. Жандарм, который помоложе, переговорив со старшим, побежал вниз, а тот, что постарше, собирал оборудование для борьбы с пылью. Нашлись внушительный распылитель и обычный пульверизатор для цветов, кроме того, пожилой француз из соседней квартиры принёс ведро с водой.

Пока блюститель порядка возился с приготовлениями, я посматривал внутрь квартиры через открытую дверь. Первое, что бросилось в глаза, – это огромное окно почти от потолка до самого пола, много света и клубы пыли на свету.

Минут через пятнадцать прибежал молодой жандарм с медицинскими масками, мне тоже дал одну. Вооружившись водяными приборами, жандармы смело вошли в апартаменты моей бабушки. Я – за ними.

Ребята брызгали вокруг водой, прибивая пыль, а я, как Синдбад Мореход, ворвавшийся в пещеру с сокровищами, бродил туда-сюда, пытаясь закрыть рот и протереть глаза, но и то, и другое оказалось невозможным. То, что я увидел, было похоже на внутренности сказочного дворца, в недрах которого в хрустальном ложе лежит Спящая красавица, объятая столетним сном.

Из холла мы прошли в гостиную с тремя винтажными окнами до пола, в деревянные рамы которых вставлены мелкие квадратные стёкла. Мебель, вся в пыли, стоит себе, как стояла. Напротив окон вдоль стены тянется длинный и высокий сервант из красного дерева, на минуточку – с посудой! Пригляделся: старинный фарфоровый сервиз на дюжину персон, хрустальные вазы и бокалы, мелкие стаканчики, рюмочки, пепельницы и ещё бог знает что. У другой стены квадратное зеркало в широкой деревянной раме на узком комоде, а может, это и не комод вовсе. В углу огромная напольная ваза – сказал бы я: китайская или византийская, но по честноку – не знаю какая. А стулья-то, стулья! Обитые когда-то дорогой тканью, с изогнутыми ножками, со сложным резным узором на спинках. На стенах картины в золочёных рамках, на полу стопками стоят кипы бумаг, а сам пол расписной, что ли – по рыже-коричневому полю в строгой последовательности выложены резные листья, похожие на папоротник.

А вот настоящий клад: стеллаж и длинная этажерка с книгами! Ничего себе, библиотека мне досталась! Мне не терпелось взять в руки хоть одну книгу, но только я тронул пальцем книгу на уровне глаз, с неё полетела пылюка, а она на книгах особенная, у меня заслезились глаза.

Я всё водил взглядом по комнате. Огромный трельяж, комод, столик на гнутых ножках, кресло. В углу рядом со стеллажом стоят старинные часы в высоком деревянном корпусе с резной короной наверху. Протёр циферблат: половина двенадцатого. В далёком тридцать девятом году прошлого века в половине двенадцатого утра или вечера здесь остановилось время.

– Глянь, – слышу, один жандарм из другой комнаты говорит напарнику, – краля какая!

Я вбежал в комнату быстрее напарника. Это была спальня. Бог мой, спальня моей бабушки! Здесь она была молодая, она покинула своё парижское жилище в двадцать три года.

– Где мадмуазель? – спрашиваю я.

– Да вон, внизу. Видно, со стены упала, веревка от времени истлела.

Да, рядом с гардеробом из тёмного дерева наискось примостился женский портрет. Я взял его в руки, повернул как надо и обалдел… Портрет написан маслом, наверняка, выдающимся художником. И, несмотря на почти вековую пыль, я увидел писаную красотку. Вот ты какая, Спящая красавица, – глаз не отвести! Сидит полубоком, в платье с открытыми плечами и полуоткрытой грудью, платье в облипку, каштановые волнистые волосы собраны сзади… Чудесная, почти прозрачная кожа, карие глаза с лукавиной… Это шедевр!

– Это… как же… – начал я вспоминать вслух, – бабушка говорила, что это портрет… Марты де Флориан. Я возьму его с собой.

– Это как бы не полагается, – начал младший жандарм, – надо сначала… это как её…

– Почему не полагается? – встрял второй. – У месье есть документ, всё, что здесь находится, принадлежит мадам Соланж… э-э…

– Божирон, – подсказал я.

– Вот, – продолжил жандарм. – А месье – доверенный, по сути, действующий от её лица.

– Я отвезу этот портрет бабушке, порадую старушку, – радостно подытожил я.

Тем временем местные фараоны закончили обработку пыльных поверхностей, попросили меня подписать бумажку о вскрытии квартиры и удалились, оставив меня посреди утвари начала прошлого века.

– Там ещё кухня, – сообщил мне перед уходом младший жандарм, утирая лицо маской. – Лампочки нужно заменить, отопление и водопровод отключены, газопровода не нашёл. Воду можно подключить. Идите, я покажу где. Но учтите, краны в критическом состоянии, тут можно устроить потоп. Вроде всё.

– А сколько может стоить эта квартира? – успел спросить я.

– Очень дорого, месье, – ответил старший. – Этот дом находится близко к центру. Это очень дорогой район.

– Как мне закрыть дверь?

– Замок сломан, – отрапортовал младший. – Но я оставляю вам навесной. Тут есть петельки. Потом установите новый замок.

Я обвёл глазами спальню. Деревянная кровать с резным изголовьем, постель заправлена, только что побрызганные водой подушки, скорее всего, пойдут на выброс. Два зеркала: одно овальное в рамке на туалетном столике с резными ножками в углу рядом с окном; другое – круглое, на полу, прислонено к стене. Внизу под тумбочкой скамеечка для ног – весь комплект из потемневшего красного дерева. На столике всякая всячина дамская, здесь моя бабушка наводила красоту. У окна чучело страуса, на полу тряпочный Мики-Маус.

У меня зарябило в глазах. Пожалуй, на сегодня хватит.

Перед уходом я заглянул в кухню. И тут интересно! Медная посуда! Если её сдать в металлолом, то…? Тьфу, вот я свинья! Антиквариат в металлолом? Хотя всё равно можно попробовать кое-что продать. Куда ж это всё девать? Бабушке вряд ли всё это нужно.

Я решил остаться в Париже, снять неподалёку гостиницу, позвонить в Шаво-Куркур и вызвать помощника. Один я тут не справлюсь. Тут ещё книг, бумаг, посуды, подсвечников и мелких вещиц – вагон и маленькая тележка!

13. Опять двадцать пять! (2 июня)

Виктория привыкла жить по расписанию, согласно режиму, плану и другим чётко расписанным или неписаным правилам. Поэтому она проснулась довольно рано. Она приготовилась к открытиям дня, мысленно прокрутив, что она скажет Канадию, если она найдёт его в бабушкиной квартире. Вика была почти уверена, что её бывший одноклассник изменился в лучшую сторону, ведь то, что и как он описывал в своём блоге, характеризовало его как оптимиста и весельчака.

Наступление нового дня омрачал лишь тот факт, что ей придётся показаться Парижу и Канадию во вчерашнем наряде. В подаренной в аэропорту сумке она нашла футболку универсального размера, которую использовала как ночнушку, зубную щётку, пасту и расчёску. Ну хоть это.

Она привела себя в порядок, повесила дамскую сумочку на плечо и вышла в свет.

Дорога получилась недлинной. «Оказывается, я живу совсем недалеко от Канадия. Вот совпадение!» Она не очень-то верила в везение и тем, кто хвалился или уверял её в том, что повезло или повезёт, она отвечала: «Везёт тому, кто везёт!» По крайней мере, все свои удачи она приписывала не счастливому случаю, а прилагаемым усилиям и рвению.

Она быстро нашла дом и удивилась, что стояла у нужного подъезда, когда на часах ещё не было десяти.

Подъезд был закрыт. Опа! Как же попасть внутрь? По домофону не получится, ведь она не знала номера квартиры. Она автоматически посмотрела вверх на окна, как будто надеялась, что Канадий подойдёт к окну и увидит её.

Начинался тёплый июньский день.

В этом году, как никогда, ей дали отпуск прямо с первого июня. Её обязанности передали учительнице пенсионного возраста, которая отработав весь июнь, уйдёт из школы навсегда. Кроме Лены, практически никто не знал, что завуч Виктория Николаевна собирается в отпуск в Париж. Она не хотела спугнуть удачу. Вот вернётся из дальних стран с победой и тогда уж поведает миру и о Париже и о парижском женихе. В своей женской победе она почти не сомневалась.

В школьные годы на проявление симпатии со стороны Канадия она либо не отвечала, либо реагировала грубо.

Был случай, когда Канадий взял на себя её вину. В кабинете биологии она нечаянно разбила витрину выставочного шкафа. Ну совершенно нечаянно! Она попыталась представить себе партнёра по танцам, взяв в руки стул, подняла его и повернулась, как в вальсе. Стул попал в витрину! Вика побелела, она была примерной ученицей, и вдруг такое. Прозвенел звонок, вошла учительница, увидела разбитое стекло в шкафу.

– Кто это сделал? – строго спросила она.

– Это я, – сказал Канадий, вставая.

Учительница не поверила ему, но дальше пытать класс не стала. Так было удобней: сознался – значит, виноват! Однако для Вики парень не стал героем.

Однажды в апреле Канадий принёс Вике подснежники. Милый букетик из ярко синих цветков – прелесть. Но Вике было стыдно принимать цветы от Канадия, неуклюжего и необщительного. Она взяла букетик и сунула ему в верхний карман пиджака.

– Вот тут им и место! – резанула она. – Жених деревенский.

Не смотря ни на что симпатия Канадия не заканчивалась, а в старших классах превратилась во влюблённость.

Вика считала, что Канадий однолюб и, даже если он подзабыл свою юношескую любовь, то увидев её, он вспыхнет обновлённым чувством.

Стоять перед подъездом она устала. Вдруг входная дверь открылась, и из неё вышел полноватый мужчина средних лет, гладко выбритый и щеголеватый.

– Простите, месье, – обратилась к нему Виктория, – не могли бы вы мне помочь? Я из России, ищу человека, который в этом доме купил… нет, который, возможно, въехал в квартиру недавно…

Она не успела договорить.

– А-а, вы, наверное, имеете в виду квартиру на втором этаже, – ответил мужчина. – Где-то месяц назад кто-то переехал в наш подъезд. Как фамилия вашего знакомого?

– Будкин. Он русский.

– Смотрите здесь, – мужчина повернулся к домофону. – Фамилии всех проживающих в доме. Звоните и вам откроют.

– А в какую квартиру переехали? – спросила Вика. – Номер квартиры какой?

– У нас нет никаких номеров. Въехали, как я уже сказал, в квартиру на втором этаже – из лифта направо по коридору последняя дверь.

Он не стал ждать, повернулся и ушёл.

Вика стала читать табличку с фамилиями на домофоне. Будкина не было.

Может, ещё не успели поменять фамилию в табличке? А может, он уже продал квартиру? Надо попасть в указанную квартиру и всё узнать.

Но как попасть внутрь? Вика чуть не плакала! Вот тебе и Франция! Что ж тут всё так не по-человечески.

Прошло не меньше тридцати минут. Наконец, к подъезду свернули две женщины.

Теперь Вика обратилась к дамам с просьбой пустить её в подъезд. Те не сразу поняли, что ей собственно надо, но она взмолилась, и дамы поверили не столько словам, сколько навернувшимся слезам русской женщины, которая ищет своего возлюбленного. По истине, Франция – страна любви, подумала Вика, облегчённо вздохнув.

Она поднялась на второй этаж по-французски, свернула направо и постучала в последнюю дверь. Открыли не сразу.

На пороге появился молодой человек лет двадцати пяти и, удивлённо пялясь на Викторию, спросил:

– Добрый день, мадам. Я что-то нарушил? Почему вы стучите в мою дверь?

Вика, сбиваясь, попыталась рассказать про русского Канадия, потом про заброшенную квартиру, которая простояла больше семидесяти лет запертой и таила кучу старинных вещей…

– Мне сказали, что вы недавно въехали в эту квартиру. Вероятно, это и есть та самая квартира. Мне нужно узнать, где мужчина, который её продал? Может, вы случайно знаете его настоящий адрес?

– Это просто сказка – то, что вы рассказываете! Мои родители купили эту квартиру через агентство «Мезон Руж», никакого мужчину я не видел и не знаю. А что касается заброшенной квартиры и семидесяти лет, то это ошибка или обман. Вы сами посмотрите! – он махнул рукой внутрь своей квартиры. – Разве похоже это жилище на старинную квартиру?

Вика во все глаза смотрела через открытую дверь в комнату. Ей хотелось войти и рассмотреть всё хорошенько, но француз не пускал её внутрь. Мой дом – моя крепость! – вспомнила Вика девиз европейцев.

Ну да, квартира была мало похожа на ту, которую описывал Канадий и к акую она видела на фотографиях у Антона. Там окна до пола, а тут – обычные, хоть и большие окна.

– И вообще, год постройки этого дома, кажется… – парень на минуту задумался, – тысяча девятьсот шестьдесят пятый.

Ой, а ведь Канадий писал про квартиру на четвёртом этаже! Сначала Вика рванулась было наверх, потом сконфуженно засмеялась сама над собой и поплелась вон из дома, который оказался вовсе не тем домом, который был описан у Канадия в блоге. Но ведь он чётко написал адрес!

Почему всё так не заладилось? Вика не могла найти ответа. Её отлаженная система, жизненный уклад и идеально выстроенная линия поведения дали сбой.

От такой оплеухи судьбы Вика сникла. Она не замечала ни прекрасной летней погоды, ни прелести парижской архитектуры. Чтобы вернуться в нормальное настроение, Вике требовалось время для медитации.

Она завернула в ближайший сквер и села на скамейку с причудливо вывернутой спинкой из кованого металла. Отвлечься от действительности ей не удавалось. Из головы не выходила квартира, которую ей надо было найти в Париже, хоть убейся. Теперь это дело чести!

Вдруг её осенило! Канадий нарочно указал неправильный адрес дома, ведь он писал свои посты, мечтая написать книгу. Не путевые заметки, не мемуары, а художественную книгу. Ему не было необходимости, а если поразмыслить, то и никакого резона сообщать всему миру адрес квартиры, где лежат сокровища!

14. Блог Канадия. Сокровища Марты де Флориан

На следующий день я снова явился на «явочную» квартиру. Шучу.

Квартира, долгое время бывшая тайной для проживающих в доме по улице Сите д’Антен, стала притягательным пунктом для многих жильцов. Дверь я не запер, поэтому время от времени любопытные соседи, в том числе и с нижних этажей, заглядывали ко мне, задавали вопросы, с любопытством рассматривали вещи и мебель вокруг.

Я не очень-то понимал, что мне делать со всем добром, которое свалилось на меня вместе с квартирой. Я бродил по комнатам, водил пальцем по старинным зеркалам, рассматривал картины, полистал книги, нашёл стопку рассыпавшихся писем и рядом бечёвку, которая сдалась, потеряв свои изначальные свойства по закону сопротивления материалов. Были ещё какие-то тетради. В бумажных носителях я понимаю больше, чем в посуде, украшениях и произведениях искусства, потому что я умею и люблю читать.

Решил начать именно с бумаг и книг, то есть с того, в чём я более или менее кумекаю. Я нашёл пачку медицинских масок, надел одну, из высокой стопки бумаг взял сверху тетрадь, стряхнул пыль, огляделся, отыскал глазами какую-то материю – то ли покрывало, то ли скатерть, обтёр тетрадку с обеих сторон. Теперь можно открыть. Тетрадь открылась в середине, записи внутри были сделаны от руки на французском. «Господин Ламбер не появляется уже два дня, – прочитал я и усмехнулся: фамилия запоминающаяся, обожаю сыр «Ламбер». – Я боюсь за него, ведь…»

Тут в квартиру вошла моя Огненная Эмма. Было уже около одиннадцати. Вчера я просил помощника, мне прислали помощницу. Или она сама решила приехать? Ведь по телефону я разговаривал именно с ней.

– Привет, подруга! – я развёл руки в стороны. – Что делать со всем этим хозяйством, я просто не представляю.

Эмма была в джинсовом комбезе и клетчатой рубашке без индейского раскраса. Вчера я предупредил её об уборке помещения, поэтому она появилась в рабочем виде, с пластиковым ведром и шваброй.

– Ты что везла весь этот реквизит из деревни?

Потрясённая Эмма всё ещё не могла произнести ни слова. Она пошла по гостиной, как по музею, не притрагиваясь ни к чему, но вглядываясь в детали обстановки.

– Маску надень, – посоветовал я. – Мне вчера «мухи» оставили целую пачку.

– Мухи? – наконец, она разморозилась. – Ты имеешь в виду фликов?

– Я имею в виду ваших полицейских.

– «Мухами» они были сто лет назад, – хмыкнула Эмма. – Они уже давно флики!

Девушка продолжала рассматривать интерьер и утварь.

– Э-э-то-о всё тут стояло и лежало со времён молодости Соланж? – наконец, произнесла она.

Я закивал головой.

– Я купила этот, как ты сказал, реквизит здесь в магазине, – объяснила Эмма. – Но я смотрю, вряд ли мы вдвоём одолеем уборку.

– Эх, подруга, – снова начал сетовать я, – я боюсь, что не справлюсь не только с уборкой. Посмотри, сколько тут всего. Что всё это выбросить? Рука не поднимется. Тут же всё настоящее – хрусталь, фарфор, серебро, картины. Продать квартиру вместе с потрохами?

– Бумаги можно смело выбросить, – предложила провинциалка.

– Нет уж! Бумаги не трожь! Здесь могут быть такие интересные зацепки, но тебе не понять… Вот тряпки истлели, можно и в помойку.

– Что тут скажешь, – произнесла Эмма свою любимую фразу, – писателю бумаги подавай. А мне тряпки сойдут. Вот эта, например.

Она подхватила пальцем покрывало с кресла, бывшее когда-то роскошным атласом с вышитыми птицами.

– Постираю аккуратно и сойдёт, – расценила она, опустив покрывало на кресло.

Моя помощница совершила экскурсию в спальню, потом в кухню и вернулась в гостиную.

– В общем, вот, что я думаю, – вымолвила она, по-хозяйски оглядывая интерьер вокруг. – Если будем вдвоём тут козликаться, вовек не управимся…

Само собой, она употребила какой-то незнакомый мне глагол, но по смыслу отлично подходит «козликаться».

– …так вот. Нужны помощники, – подытожила Эмма.

– Будем звонить в Шаво-Куркур? – спросил я простодушно.

– Вы, русские, такие странные, – хихикнула она, – зачем нам нужны помощники из деревни? Тем более, что просто так сюда никто не поедет. Нужно платить. Если всё равно платить придётся, то лучше уж сделать заказ в клининг-фирме в Париже. Кстати, деньги Соланж дала.

– Мне тоже, – заметил я.

– Тебе однозначно она дала деньги на развлечения, – вставила Эмма. – А мне – на дело.

– А кто у нас умный-преумный?

Девушка вдохновилась комплиментом и, встав в позу нападающей тигрицы, продолжала:

– Ты ищи телефон фирмы, а я начну уборку с кухни.

– Увы, Эмма, не начнёшь. Нужно вызвать водопроводчика и менять краны, иначе мы можем устроить потоп…

– Тогда… – девушка задумалась. – Я пойду искать водопроводчика, у соседей спрошу. А тебе… ты идёшь покупать краны.

– Господи! – вскричал я. – За что мне всё это?

– От упавшего на тебя счастья не спрячешься! – засмеялась Эмма.

Время шло.

Решил не останавливаться на описании того, чем нам пришлось заниматься здесь, в этом Клондайке, до момента, когда весь интерьер, включая предметы роскоши – а их оказалось немыслимо много – достиг нужной чистоты и заблестел, как полагается. Осуществляя поиски нужных людей, оформление каких-то формальностей, выясняя законные установления, выполняя всякую прочую муру, которой я, в принципе, никогда не занимался, я мечтал погрузиться в бумаги, которые по моему велению никто не трогал. Я сам пропылесосил корешки книг, тетради и стопки бумажных листов.