Мигель и Марисол

Марисол и Мигель едут в школу

– Сергей! Мы бежим уже.

Папин голос звучал из прихожей. Он кричал из-за спины курьера, чья лошадь переминалась с ноги на ногу у крыльца. А школьная карета стояла дальше, на дороге. Дядя Сережа сидел на облучке и смотрел то на часы, то на дом, переваливаясь с боку на бок, и рессоры поскрипывали. Он никогда не видел этой лошади. Гнедая, но почти черная, тонкая, с белым пятном на лбу, словно природа ей герб в виде лилии нарисовала. «Маститая», – подумал он – «Как так? Вроде не арабский принц». А он знал толк в лошадях. Да и курьеров в городе тоже знал.

Мигель взял оба портфеля и, залюбовавшись на лошадь, полузадом пошел в сторону школьной кареты. Пока не заметил главного.

Солнце еще только собиралось брызнуть лучиками из-за крон. Но все было усыпано тонким белым слоем. И поэтому Мигель вдруг почувствовал такую звонкую радость, что забыл про лошадь. Первый снег пах чем-то новым и сказочным. Сестренка копалась с курткой и шарфом в узкой прихожей перед двумя мужчинами, разбирающимися с пакетом, квитанцией и паспортом.

– Кто это, Женя? – Голос мамы донесся из кухни, сонный, звонкий, с легкой утренней хрипотцой.

– Детям подарки привезли! Мы бежим, Сергей!

Лошадь в упряжке школьной кареты вздернула головой и всхрапнула. Она была серая, светлая, с пятнышками. Сергей с козлов пристально посмотрел на нее, на часы, потом вернул взгляд на припорошенный первым снегом домик, с лучащимися желтым светом окнами, открытой настежь дверью и девочкой, возящейся с шарфом и пуговицами на фоне двух мужчин. Еще только-только светало. И снег на крыше казался сиреневым. «Растает», – подумал дядя Сережа, – «Припечет еще к полудню». Это был первый снег. Редкость в долине.

С кухни снова послышался голос мамы, теплый и сонный, с легкой хрипотцой на гласных:

– Кто?

– Подарки детям прислали.

– Это еще новости! К рождеству?

– Сейчас, погоди, распишусь тут!

Стройный всадник убрал квитанцию в пальто, аккуратно подвинув девочку за плечи, и, протискиваясь между ее спиной и стенкой, поцеловал ее в макушку через шарф, сбежал с крыльца и, глядя на Мигеля возле кареты, одним махом вскочил на лошадь. Они смотрели в глаза друг другу, но пол лица всадника закрывал шарф и высокий воротник то ли пальто, то ли мундира. Наверное, он улыбался, глядя на мальчика, и сходу пустил лошадь. Он коснулся шляпы (то ли придерживая, то ли в приветствии) и вихрем пролетел мимо Мигеля, чуть кивнув в его сторону. Взгляд его оставался прикованным к глазам Мигеля. Он уносился туда, откуда приехал дядя Сережа на школьной карете. Дядя Сережа смотрел ему вслед задумчивым взглядом. Тонкие ноги скакуна, казалось, не касаются снега.

Стук копыт зазвенел на понижение, деревья стояли темные, еще наполненные сумерками, и Мигель вдруг перестал его различать на фоне крон, теней и снега. Глаза заслезились. Мальчик сморгнул. Казалось, всадник слился с фоном.

– Это что за подарочки мне там принесли? – послышалось с кухни.

Марисол выставила галошки с полки и при слове «подарки» машинально обернулась. Папа стоял с пакетом в руках.

– Детям. Мне подарочки, вот, где?

– Что там, пап?

Папа покачал пакет в руке:

– Весит, надо сказать! Что-то серьезненькое!

– Это кто шлет? Мэрия? Неслабые вам подарочки! – мамин голос, теплый, с легкой хрипотцой доносился из кухни – Нам только открытки про принца с принцессой приносили. Еще пирожные корзинки.

Через открытую дверь в дом вливался запах первого снега и рассветные тени обозначились на лужайке перед домом. Дядя Сережа был виден через открытую дверь, с вожжами в руках и посматривающий на часы.

– Это вам там в нижнем Овечьевске корзинки! Нам книжки. Мы интеллектуальный район.

– Слышишь ты, верхний Барановск! Ты расчесал?

Папа снял щетку с вешалки и попытался поводить ей в средней части покрывавших всю спину Марисол желтых волос. Пока она, натягивала первую галошку.

– Это Мухтарова щетка, пап!

Она стояла на одном колене, тянула за край галошки и смотрела назад на пакет. Свежесть снежного утра струилась по низу в дом, и Марисол это чувствовала.

Папа сунул нос в пакет и одним глазом оценил содержимое.

– Фига себе! Кольцо! И шпага!

– С бриллиантом? – Голос мамы выдавал легкую иронию.

– Зеленое какое-то! Ой! Блещется в глаз прям! – Папа засмеялся. Но рука его тянула за шпагу.

– Ничё-себе! Тяжелая! Реальная прямо шпага. Мы из орешника делали! Сами, блин!

Шпага была в отдельном пакете с блестками и бантиками, и шуршала. Собственно, ее видно не было. Только эфес.

Марисол вскочила, покончив с галошами, вытащила висящую в волосах мухтарову щетку, отбросила ее в папу, и двумя руками сверху вниз выбила оба предмета из папиных рук. У папы остался только пакет под мышкой. Щетка зацепилась за свитер, вздрогнула и скатилась на доски пола. Галошки застучали по крыльцу одновременно с голосом дяди Сергея:

– Ну, мы опаздываем уже так, конкретно!

Мигель смотрел туда, где исчез всадник. Что-то было не так в этом утре. Из оцепенения его вывел шелест обертки в правой руке и приятная тяжесть металла.

Марисол уже сидела в карете и рвала прозрачную пленку своего подарка. Что-то из коробочки в руках сестренки ярким зеленым лучом блеснуло в глаз. С той стороны кареты над восточным хребтом показалось солнце. Дядя Сережа поднял вожжи. Из шуршащего на коленях мальчика свертка торчала большая серебристая рукоять.

Мигель запрыгнул на подножку, оглядел дорогу, линию горизонта, где с южных гор явно сдувало снег и пургой гнало по-над вершинами, хотя в долине было тихо, дядю Сергея, непривычно сосредоточенного на дороге, сел рядом с шуршащей подарком девочкой, взглянул сквозь окно на бегущие назад темные кроны, на сестренку, вынимающую колечко из коробочки, бросил взгляд на дверь кареты, проверил, что она защелкнулась, и стал разворачивать нижнюю часть тяжелой игрушки. Эфес был сделан из витой, словно серебряной, проволоки, а рукоять из желтого металла с мелкой насечкой в виде маленьких граней и ребрышек с лилией на конце. У шпаги были ножны! Настоящие ножны!

Что-то снова блеснуло в глаз. Марисол держала колечко правой рукой перед его носом, медленно поворачивая его по часовой стрелке. Ему показалось, что она намного старше. И красивее.

Порыв ветра качнул карету.

Туман

Пурга над южными горами поднялась выше. Серая полоса расширялась и было видно, как неистовый верхний ветер сметает снег с вершин вдоль хребта. И странным образом эта струя расширялась и словно заглатывала долину у горизонта. Но до него было еще очень далеко.

Ножны были очень красивыми. Девочка продолжала смотреть на колечко. Со шпагой на коленях, Мигель смотрел через дверь вперед на линию горизонта, но вдруг повернулся влево. Она пристально смотрела на него. Словно видела его впервые. Или увидела кого-то другого. Что-то скребануло по сердцу. Взгляд снова привлек пейзаж впереди. Дорога все еще шла по равнине, подбираясь к заросшему вековым лесом ущелью, а на горизонте бушевала стихия.

Дядя Сережа непривычно молчал. Было почти тихо. Словно перед бурей. Но буря была очень далеко. Очень. А тут в долине уже начало припекать, и снег, действительно, растаял. Первый. Ручьи журчали по дороге и стекали в кюветы. Только птицы не пели. Тихо было. Очень тихо. Ветер качнул карету. Марисол перевела взгляд перед собой. Было не холодно. Слышался скрип осей. Дядя Сережа непривычно молчал. Скоро дорога пойдет вверх на перевальчик. Вот там может будет попрохладней.

Туман пришел сразу и вдруг. Карета была уже в ущелье, среди вековых буков и грабов. Оставалось версту по серпантину в лесу, потом вниз на равнину и в поселок. В школу. Но туман пришел вдруг и такой, что дядя Сережа остановил карету. Там наверху была развилка. Одна дорога уходила вправо по верху. Лесная дорога. Для охотников. Влево шла дорога к скиту. Он стоял внизу в лесах между холмами. А в школу вперед. Только дороги расходились веером. С полянки. Маленькой полянки, которую в этом тумане не то что увидеть, ощупать было бы трудно. Голова лошади уже была полностью в молоке.

Дядя Сережа, кряхтя слез с козлов, и, не отпуская вожжи, стал вглядываться в белое марево. Его сердце билось так, что рубашка тряслась на груди. Мигель стал у двери кареты и вопросительно посмотрел на водителя.

– Дядя Сережа, что-то не понятно совсем. Мы похоже на развилке.

– Да. Похоже. Но мы по полянке прошлись и куда нас развернуло, не понятно. Держи вожжи. Придется искать спуск на ощупь буквально. Не отходи ни на миг. Пронька, вроде, спокойна, не рванет никуда. И кричи, если что.

– Хорошо. Я тут, дядя Сережа.

Сергей старался не выдать детям беспокойства. Но он был не первый раз замужем. Все его тело чуяло подвох. Но что именно – он не понимал. Он прошел, и инструкторские в северных горах, и сам водил народ. Потом был сколько лет в спецкомандировках. Тоже не на курорте. Чем его сердце можно было напугать? Но оно колотилось не по-детски. Он знал, что первое правило – не выдать паники. Он понимал, что дело не в трех дорожках с края полянки. Когда их окружали в Карнакаре и от всего отряда оставался только он да капрал, он знал, что сие есть, и какие шансы. Но тут было что-то еще. И дети. А детей он не сдал бы никому и ни за что. Он поправил кинжал на поясе и шагнул в молоко.

Мигель почувствовал ледяной пронизывающий холод. Дяди Сережи не было слышно. Уже пол часа. Пронька начала странно водить носом. Словно почуяв хищника. Мигель закрыл дверь и быстро вскочил на козлы максимально осаждая животное. Но Пронька чувствовала близость чего-то или кого-то и время пошло на секунды.

– Дядя Сережа! – изо всех сил крикнул Мигель!

Но туман поглотил его слова как промокашка чернила. Лошадь захрапела, взбрыкнула, вырвала поводья и понесла.

Карета прыгала на невидимых кочках, копыта стучали словно по пластилину, какие-то ветки били по лицу и по крыше, но странная тишина все равно наполняла пространство. Чего-то недоставало в нем. Какой-то реальности. Мигель вцепился в поручни обеими руками, готовый в любой момент соскочить при перевороте, но мысли его были только о сестре. «Только бы не вывалилась! Только бы не перевернуться!». Лошадь храпела, но ее голову почти не было видно в белом молоке тумана. Мигель пытался ухватить поводья, но качало так, что отпустить нельзя было ни одну руку. Попа половину времени была в полете и билась то тем, то этим местом. «Марисол! Прижмись к дивану, к подушкам!» – его мысли вопили в тишину. Вдруг цокот копыт из пластилинового стал более звонким, и подковы словно бы застучали по каменной мостовой. Что-то изменилось в окружающем пространстве, стало светлее и стало теплее. Заметно теплее. Пронька стала видна полностью, качать перестало, и Мигель смог отпустить руки и подобрать вожжи. Но лошадь все еще была в порыве, она вытягивалась вперед всеми силами и несла, несла, несла. Только лесной дороги не было. Была каменная дорога. С четкими краями. Туман отступал.

И стало понятно, что они скачут не вниз, а вверх. По краям стали видны деревья. Но это были лиственницы. Которых в долине никогда не росло. Да и в горах окрестных. Только сосны, да кедры на предальпийских уже высотах.

Пора было тормозить. Лошадь все-таки остановилась. Мигель открыл дверь и увидел глаза девочки. Его руки мгновенно взяли ее за плечи и выволокли из кареты. Лошадь попятилась назад, пошла боком, так что пришлось отскочить назад, и, захрапев, чуть не опрокинув повозку, по дуге поскакала вниз. То есть обратно в туман. Дверь размахнулась и перед тем, как она защелкнулась, что-то блеснуло с сиденья зеленым лучиком.

Они стояли одни. Средь огромных лиственниц. Среди тумана. На серой каменной дороге. Которую они не знали в этих краях. Не знали, потому что ее и не было в этих краях. В их краях. Но главное, что они чувствовали всем своим пониманием, что и их краев тут не было. Они были где-то, где не были и не могли быть никогда. Но это были лишь иррациональные впечатления. Лошадь не может проскакать за час больше 30 верст. А это не так много. Надо лишь сориентироваться.

Туман стал редким. Солнце не было видно, но чувствовалось, что оно сзади. И почему-то смеркалось. Даже портфели остались в карете. Впереди был поворот на боковую дорогу. Она не была каменной. Она входила в густой вековой лес. И вела налево. Марисол была маленькой девочкой. Но она смотрела на Мигеля спокойно. Почти спокойно. И как-то грустно. Она взяла его за руку и пошла к лесной дороге. Он не сопротивлялся. Резануло про шпагу. Хотя это скорее был узкий меч. Но он остался в карете. А с ним бы было спокойней.

Марисол шла быстро и ровно. Чуть впереди. И держала его за руку. Они дошли до поворота и вошли в лес. Мигель обернулся, дорога исчезла полностью из вида. Шок стал сменяться мыслями. Девочка шла уверенно. Была ли это истерическая реакция? Возможно. В любой форме психике надо как-то компенсировать травму. И лучше через мнимую уверенность. Лучше идти куда-то, чем паниковать и метаться. Марисол не чувствовала страха в данный момент. Но тоже понимала, что идет она просто так. Чтобы куда-то идти.

Мигель начал более последовательно думать. Кстати, стук копыт пронькиных был слышен еще долго-долго. Он словно не ослаблялся и плыл по воздуху над дремучими чащами. «От чего отражается звук?» – подумал Мигель. – «Не может такого быть. Большая дорога ведет в город. Марисол тянет в лес. Но тут тропа живая, куда-то придем. Почему мы не идем в город? На повороте маркировок никаких. Хуторок? Кошара пастушья? Родник?» Но менять направление не хотелось. Марисол не вспомнила про кольцо. Оно тоже осталось там, в карете. Она чувствовала теплую руку брата и вдруг развернулась, и прижалась к нему. Но никаких слез не было из нее ручьем. Просто прижалась. Он обнял ее за затылок и понюхал висок. Мамины духи. Но глаза его смотрели цепко и рыскали промежду ветвей. Было тихо. Как-то даже спокойно. Сердце Марисол тоже не колотилось. Дышала только глубоко. Мигель обернулся назад и пристально осмотрел уходящую назад тропку. Впился глазами туда, назад, прислушался – нет никого, спокойно. Только солнце садилось. Смеркалось. Причем довольно быстро.

Ветки стали темнее и гуще, поползли тени и запах хвои, мха. Было еще тепло. Первые только признаки прохладцы. Без гусиной кожи. Свежестью лишь. Она отлепилась от него, сделала гармошку губами и потянула его за руку дальше. Странно, подумал он, спокойна, егоза. Молодец. Про себя он не смог бы такого сказать с уверенностью.

Тропа расширилась, потом прошла еще лужком, мимо огромного дуба кряжистого, разлапистого, мимо ив, шелестящих серебристыми иглами своих листьев, заводи с камышом, откуда пахнуло водой, послышалось уверенное «ква» и легкий всплеск рыбешки, мимо изгороди для невидимых барашков, мимо сарая с соломенной крышей, дровницы с кучей свежеколотых дров, колодца с огромным деревянным ведром перевернутым и, наконец, они пришли. Дом стоял лицом к ним. На крыше колосилась трава. В окне горела лампада. Над лесом серебрился молодой и почти без наклона месяц. А на пороге сидел огромный, белый мохнатый пес.

Хозяева

Мигель выдвинулся вперед, придержав руку девочки, и медленно подошел на 4 метра к собаке. В сидячем виде она была почти ростом с него. Но она сидела на уступе перед дверью, мохнатым хвостом касаясь полотна двери, а передними лапами почти края ведущих к земле двух ступенек. Хвост не шевельнулся. Никакой реакции или оскала Мигель не заметил. Собака была предельно спокойна и просто смотрела на детей. «Эта не будет лаять. – подумал Мигель – эта вообще не предупредит ничем. Хорошая собака!»

– Хозяин! – крикнул мальчик, – Здравствуйте! Откройте нам!

Собака посмотрела в глаза кричащему, поднялась на лапы и тихо сошла вниз, встав сбоку между детьми и крыльцом. Не отводя взгляда. Ветер качнул куст жасмина перед домом, шевельнул волосы на лбу Мигеля, и неприжатая дверь бесшумно поддалась на сквозняк. Два зеленых глаза мелькнули в сумерках прихожей, блеснули, сказали: «Мяу», взлетели на метр вверх и потухли. Марисол перехватила руку уже двумя руками, налегла весом, и началось подскакивание за спиной на мысочках. «Включила егозу!» – подумал брат, пытаясь не качаться в такт. Марисол смотрела на собаку.

Мигель ждал. Было очень тихо. Его крик не мог быть не услышан. Ивы зашебуршали острыми серебряными листочками справа позади, и из-за них донеслось уверенное «ква». Рыбка плеснула на поверхности.

Амплитуда подскоков увеличивалась и, наконец, она выскочила вперед, сходу вцепившись в пса, который продолжал смотреть в глаза Мигелю. Но что-то было не так. Не потому, что собаки не смотрят в глаза человеку. Смотрят. Но эта собака смотрела особенно. В чем разница Мигель не мог сказать, но по спине у него пошли мурашки. Это не был страх. Это не было чувством опасности. Но этот взгляд очень сильно смутил его. И выпад Марисол был ему понятен. Он даже не дернул рукой, чтобы поймать ее.

Она была выше стоящей собаки лишь на голову, но двумя руками сдавила ей шею, а носом зарылась под ухо, чуть наклонившись и, попросту, повиснув на ней. Псу пришлось вытянуть морду вверх, но он продолжал смотреть на Мигеля. И Мигелю показалось, что он видит смех в его глазах. Мурашки волной снова прошли снизу вверх вдоль позвоночника.

Марисол сдавила шею собаке изо всех сил, укусила ее, подпрыгнула и побежала в дом. Мигель рванул было за сестрой, но взглянул на собаку, на нее и тут же выпалил – «Стой!»

Марисол была уже на пороге и повернула голову к нему.

Мигель сделал три шага в сторону собаки. Пес не изменился ни в чем. Мальчик опустился на колени и медленно приблизил руку к его морде. Пес спокойно смотрел в глаза. Мурашки пробежали новой волной, и Мигель медленно коснулся уха собаки и наклонил к ее морде свое лицо. Пес ткнул ему мокрым носом в глаз. От него не пахло псиной. Совсем. Или почти совсем. А потом пес толкнул его в грудь. Собака не была домашней. Собака не была избалованной. Собака была, что называется, рабочей. Это была ее территория, и она была тут хозяин. Никакого повода для сомнений она не давала. Она была главной, и любое действие надо было завизировать у нее. Это было понятно сразу. Однако, никаких пока охранных посылов от нее не исходило.

Мигель знал, что ряд пород впускает легко. Только вот с уходом большая загвоздка. Это он помнил. Но Сестра уже была за линией пса, она стояла на пороге, за порогом, полуобернувшись на его крик, и пес толкнул его в грудь. Мигель встал и еще раз позвал хозяина. Хотя все говорило о том, что в доме никого нет. Собака спокойно смотрела сбоку на него и на сестру. «В любом случае, нам надо ночевать. Придет хозяин, разберемся. Вроде все мирно, без странностей. Хотя!»

И тут Мигель понял.

– Марисол! Медленно выйди из дома, пожалуйста!

Сестра посмотрела с легкой улыбкой, понимая, и уверенно пошла опять к собаке и, опустившись перед ней на корточки, начала лохматить ее с двух сторон. Пес сказал: «Ву» и фыркнул ей в лицо. И опять волна мурашек прокатилась по мигелевой спине. Пес смеялся?

– Выйди за калитку, пожалуйста. Туда, за загон, за двор.

Марисол встала и вприпрыжку побежала назад за оградку для невидимых барашков. Допрыгав до туда, она села на большой серый с лишайником камень лицом к дому. Мигель плавно зашел за линию пса, поднялся на порог, переступил его и повернулся, показывая намерение двинуться назад. «Мяу» – послышалось из дома. Собака не смеялась. Она просто смотрела на Мигеля. Точнее она не смотрела, она взглянула ему в глаза, и вдруг скачками, словно медвежонок, вскидывая обе передние лапы вверх, поскакала к девочке. Там она свалила ее с камня, и они начали визжать и бороться. Мигель смотрел на это не без напряжения.

Марисол приехала к нему верхом. Собака посмотрела на Мигеля, и острое чувство то ли тревоги, то ли какого-то несоответствия стало нестерпимым. Мигель соскочил с крыльца, быстро вышел за территорию участка, обернулся, посмотрел на всадницу и ее «коня», даже не обернувшегося на него, и побежал в дом.

В прихожей можно было раздеться. Они стояли вдвоем и вешали куртки на крючки. Ботинки они сняли у самого порога. Влево была дверь в комнату. Открытая. Там был большой стол посередине, шкаф, сундук и большая широкая лавка. Вторая комната была слева. Там стояла деревянная кровать, полки и стол. Из нее был выход на задний двор. А кухня была впереди. Там тоже был столе. И два стула и без двери. На столе дымился чан. Черный хлеб лежал рядом, и запах свежей выпечки наполнял комнату. В животе заурчало. Сквозняк пробежал волной по шторам на кухонном окне и дверь почти бесшумно закрылась. Они обернулись, собаки в доме не было. Кошка запрыгнула на стул и подогнула хвост. Два глаза почти светились. На столе горела лампадка. Пахло деревом и хлебом.

– Здравствуйте! – сказал Мигель!

– Мяу – сказали со стула и провели лапой по глазу от переносицы в сторону и вниз. Потом лизнули лапу и повторили движение. Зеленые пуговицы смотрели на детей. Девочка опять почувствовала тепло, как при первом взгляде на собаку, но другое. Мигель решил не чувствовать. Он осмотрел стены и углы помещения. Резкая мысль полоснула холодком по спине. Он оглядел прихожую, пол, полки, заглянул в комнату. Одежды не было. Обуви не было совсем. В доме было чисто, как после генеральной уборки. Марисол поймала его взгляд. И вдруг посмотрела на него так, как тогда в карете. С колечком в руке. Так и не надетым на палец. Невозможно взрослее и красивее. Она прошла мимо него, коснувшись левой рукой его груди, принеся едва уловимый запах маминых духов, отодвинула один стул, взяла кошку на руки, отодвинула второй стул и поставила две тарелки на стол. С полки. Две плошки. Две большие пиалы. Глиняные, обожженные. С глазурью по внешней стороне. Выдернула головку из связки чеснока на стене и положила ее на стол. Потом села и остановила взгляд на брате. Кошка выпорхнула из рук и махом переместилась на комод, подобрала хвост и села. Мигель отвел взгляд от нее, подошел и сел за стол. Похлебка дымилась между ними. Они смотрели друг на друга. Мигель взял хлеб и разломил его. Марисол наливала похлебку. Они смотрели друг на друга.

Хлеб пах головокружительно. Мальчик поднес кусок к губам. Потом одернул руку, встал, подскочил к двери и приоткрыл ее. Собака лежала перед ступеньками на земле, положив морду на лапы и глядя на тропу, откуда они еще недавно пришли. Она не повела даже ухом. Уверенное «ква» раздалось от пруда, и маленькая рыбка плеснула в воде за ивами.

Мигель вернулся за стол, взял деревянную ложку и провалился в сладковатый вкус чечевичной густой похлебки и почти теплого, мягкого, с еще хрустящей коркой хлеба.

– Тут всего две плошки – сказала Марисол. Она опустила поднесенную ложку рядом с почти пустой пиалой и подняла взгляд на брата. И снова он мимолетно увидел ее ту, другую, из кареты.

– На весь дом. – сказала Марисол.

Похлебки же было много. Ровно на двоих проголодавшихся подростков.

Сон

Спать захотелось так сильно и сразу, что Мигель сделал невероятное усилие, чтобы подняться. Девочка лежала головой справа от плошки, ни изгибе локтя и желтые волосы стекали во все стороны. Кошка спрыгнула с комода, обернулась и пошла в большую комнату. Мигель заглянул в нее, потом взял Марисол и положил на большую то ли кровать, то ли полку. Она была сделана из красноватого дерева и откидывалась на цепях. Но была довольно широкой. Он свернул ей подушку из ее же куртки и накрыл ее пледом, лежащим тут же. Плед был словно новый. Он был не тканный, а вязанный. С темным зигзагообразным узором. Шерсть была похожа на козью, только не кололась.

Кошка смотрела пристально на мальчика с пола. Потом подошла к двери в маленькую комнату. Мигель толкнул дверь и обратил внимание на то, что дверь на задний двор закрыта изнутри на огромный засов. Но кровать в ней была куда более уютная. И на ней была постель. Свежая постель с одеялом и простынями. С подушками в наволочке. С зигзагообразным узором по краям. И, что самое странное, нетронутая, но и не убранная. Покрывало лежало сложенное на стуле рядом. И самое удивительное – это маленький мохнатый плюшевый пес. Он лежал у подушки. И был очень похож на нашего знакомого.

Кошка мяукнула и запрыгнула на бордюр в изголовье кровати. Мигель еще раз осмотрел комнату, задержался взглядом на полках, заставленных то ли рисунками, то ли тетрадками и пошел к сестре. Она совсем не проснулась. Он долго приноравливался, чтобы ее голова не соскакивала вниз и вместе с пледом и растекающимися во все стороны желтыми волосами понес в маленькую комнату. Плед смешно запутался в руках и ногах и было не просто вытянуть его, не смяв так хорошо постеленную постель. Но он справился, и кошка снова появилась на изголовье. «Где она была?» – подумал Мигель, несколько стряхнув накатившую прессом дремоту. «Если б я курил, я бы выкурил трубку на крыльце» – подумалось ему. «Смешно» – подумал он, – «Никто у нас не курит, тем более трубку». А кошка стояла на бордюре изголовья и внимательно смотрела на мальчика. Она не спрыгнула в тепло под желтые растекающиеся во все стороны волосы, она не заурчала, она внимательно смотрела на мальчика.

Мигель посмотрел на шкатулку на верхней полке. Рука потянулась к ней, но вместо этого он встал и вышел во двор. Собаки нигде не было. «Даже не знаю, как ее зовут. Как ее окликнуть? А нужно ли это?» – подумал он – «Полкан… Полковник…» – глупая мысль пронеслась у него в голове. «Чушь какая-то. Что же делать?» По идее кто-то должен был нести вахту. «Нетрудно догадаться, кто у нас дневальный» – подумал Мигель. Но уже с улыбкой. Совсем без тревоги. Без того ужаса, который туманом стоял позади сегодняшнего дня. «Дядя Сережа» – последнее, что подумал он – «Он ведь никогда не сдастся! И никогда не бросит!». И он был прав. Это не про дядю Сергея. «Дорога. Мы ушли с главной дороги». Собака появилась из шелеста серебристых ивовых листочков, смешно села с прямыми задними лапами и уверенно сказала: «Ква!». Потом плеснула рыбкой и разошлась кругами по воде. Дядя Сережа, усталый, мокрый от пота, ходил по очень крутому лесному склону и всматривался вокруг. Кинжал был в его руке. Он не собирался сдаваться. А круги бежали во все стороны и по склону, и по воде, и по дороге, которая вела в туман в обе стороны, и с которой они ушли. Потом туман стал стекаться в центр, желтеть и вдруг рассыпался желтыми волосами, и два пристальных глаза смотрели на него с легкой грустью, которую он не видел никогда, и были старше и намного красивее. Запахло мамиными духами и кошка выпрыгнула из-за плеча и пропала в то ли пальто, то ли шинели, а между шарфом и шляпой на него смотрели глаза, очень знакомые и вдруг сверкнули зеленым огоньком, и в этом блеске сгустилась клякса, потом лилия, потом тонкая почти черная лошадь дернула головой и пронизывающее, оглушительное ржание выдернуло его из сна и рассыпалось цокотом подков по каменистой дороге. Ивы шелестели тонкими серебряными листочками и цокот копыт потерялся где-то во мгле памяти. Ветер веял прохладой и качал кроны. Месяц, молодой и почти вертикальный уже горел во всю свою силу. Две звезды прицепились к нему сбоку. Мигель вздрогнул и открыл глаза. Ветер гудел в верхушках деревьев. Дверь была открыта и упиралась ему в спину. Он сидел, на крыльце, прислонившись к опоре навеса. Тело сработало как пружина и через секунду он стоял в комнате и смотрел на девочку. Сестра почти сбросила одеяло и желтые волосы растеклись повсюду. Образ папы с мухтаровой щеткой и пакетом в руке всплыл, и в сердце кольнуло чем-то острым. Лампадка горела на окне, и он перенес ее на стол, задвинув штору. Два зеленых глаза следили за ним с одной из полок.

Мигель подошел к входной двери, выглянул в поисках собаки, прикрыл дверь и опустил засов, который имелся сбоку. Пахло деревом и чистотой. Он разделся, сел на полке-кровати и закутался в пледе из мягкой неколющейся шерсти с зигзагообразным узором по краям. Потом лег. Кто-то пушистый запрыгнул на край полки-кровати. Но он уже не видел этого.

Утро, погреб и ключ

Кто-то оперся на него, и что-то невозможно-щекотное в носу выдернуло мальчика из пустоты.

Марисол видела горы и свет над ними. Он играл, переливался и становился все сильнее и ярче. Она почувствовала его сквозь веки. Проспала школу? Чьи-то руки на плечах, подвигающие ее вперед и поцелуй через шапку в макушку. Летящая под откос карета в непроглядном тумане, руки, вцепившиеся в диван, чтобы не размозжить голову о косяки. Марисол уже сидела на кровати и пробивалась сквозь волну эмоций. Она справилась с дыханием, и вдруг что-то очень-очень новое появилось в ее чувствах. Что-то очень радостное и близкое, сильное и странным образом старое, словно она помнит его сто лет. Тревога прошла также вдруг. Кто-то коснулся спины и ловко перепрыгнул на полку рядом со шкатулкой. Марисол пристально посмотрела на кошку и на цыпочках побежала на кухню. Чугунок стоял на столе и дымился. Хлеб тоже. Ноги запрыгали на мысках и поскакали к двери. Пес стоял на крыльце и словно ждал ее. Она зарылась в его шерсть лицом и обняла. Чувство радости не исчезло. Она укусила собаку за ухо и вернулась в дом. За порогом она повернулась к собаке. «Почему ты не заходишь?» – сказала она ей мысленно. «Не думай об этом», – подумала ей собака. «Хорошо» – подумала она ей. Или себе. Пес уходил по тропе, по которой они пришли. Свежевыпеченный хлеб манил невозможным запахом. Она заметила кувшин. «Молоко!», – подумала она. Она вспомнила глаза пса и свои мысли – «Не думай об этом». «Да. Пожалуй, лучше не думать. Здоровая психика нам еще ой как понадобится. Я ли это?» – сказали мысли Марисол, но вдруг засмеялись, свернулись кляксой, и ноги стали скакать на мысках, доскакали до кровати-полки, где лежал брат, и руки стали щекотать его кончиками волос. В носу.

Мигель отчаянно зафыркал и сел на кровати. Она засмеялась и ускакала на кухню. Мальчик прошел мимо нее, мимо собаки, лежащей в позе сфинкса, и подошел к колодцу. Он опустил ведро и увидел, как закачалась вода внизу, и плеск донесся вместе с холодным запахом мокрых старых дубовых стенок. Он долго пил прямо из ведра. Потом снял с себя все и вылил остатки. Вода обожгла тело. «Сколько лет прошло со вчерашнего утра» – подумал он.

Еда была еще теплой и очень вкусной. Печь дышала теплом. Лампадки не горели.

– Дверь была заперта?

Девочка подняла на него взгляд.

– Да. Глупый вопрос.

Они смотрели друг другу в глаза. Спокойно и ясно. Хотя ясно им не было ничего. Абсолютно. Кроме того, что раньше они никогда так не смотрели друг другу в глаза.

Молоко было словно из погреба. Студеное. «Надо помыть посуду – вчера нам было не до этого» – произнес Мигель. Нельзя сказать, что они чувствовали себя в безопасности. Но не было паники. Вчерашний день подизрасходовал, видимо, эмоций.

Ветер толкнул стекло и прокатился волной по крыше. Лучи восходящего солнца заиграли водяными знаками на стене сбоку. Дверь отворилась. В проеме никого не было. Была видна оградка от невидимых барашков, лужок и место, где между вековыми лиственницами начинала свой путь тропа на дорогу. Дорогу, которую они видели лишь как пятно с контурами, на замазанном белым грунтом тумана холсте. Ни начала, ни конца, ни панорамы. Только вход на тропу, по которой они и пошли.

Мохнатая белая морда появилась в проеме. Пес был достаточно большим, чтобы, стоя на земле, передними лапами стоять на крыльце. Две ступеньки лестницы были у него под пузом. Мигель видел только взгляд. И мурашки снова прокатились по его спине. Это было связано с взглядом собаки. Только в чем это выражалось было не понятно. Но Марисол долго смотреть никуда не хотела, и возня с догонялками быстро переместилась во двор.

Мигель смотрел на это, и вдруг образ шкатулки, до которой он едва не дотронулся, всплыл у него. Всадник на «коне» скакали по лужайке, а Мигель осмотрел жилище. Печка была еще теплой. Пахло дымком. Было спокойно и почему-то не тревожно. Настолько спокойно, что интерес к дому проснулся в виде того чувства, когда ты лезешь под елку, разбирать всякие пакеты с подарками и надписями. Мальчик пошел в большую комнату и осмотрелся. Сундук, шкаф, стол. Лампадка не горела. Полка-кровать была задвинута к стене, и плед лежал, как вчера на стуле. Он мотнул головой, в момент, когда включился анализ воспоминаний его действий, перед тем как он пошел к колодцу, после самых невозможных ощущений в носу.

Он подошел к шкафу. Там были подушки, одеяла, простыни и одежда. Одинаковые белые блузки, рубашки, льняные штаны, носки и белье. Причем слева женские, справа мужские.

Марисол уже щупала пальцами блузки и прочее, оттерев его вбок. От волос едва уловимо пахло мамиными духами. Волосы коснулись его руки, но защекотало в носу. Мальчик сдавил нос, а Марисол развернула одну блузку и приложила к себе. «Не высокая, похоже, хозяйка у нас. Почти как Марисол» – подумалось. Но не только эта мысль формировалась в голове. И они оба мотнули головой.

Сундук был закрыт. Старый замок висел и был довольно крепким. Он был окован медью. Зигзагообразный узор шел по краям пластин. Пахло только деревом. Марисол понюхала там, где щель. Нет, только деревом и чуть-чуть кожей и еще чем-то манящим. Мигель шел к полкам и уже потянулся к шкатулке, как Марисол вдруг вскочила на ноги. Ее глаза расширились. Руки задвигались, пятки поднялись, и она выскочила из комнаты. Мигель поспешил за ней, и на пороге она осмотрела двор и обернулась к нему.

– Шея!

– Да, – сказал Мигель.

– Мохнатая!

– Да.

– Там!

Нельзя сказать, что Мигель не понял идеи.

– Ошейник?

– На нем есть ключ. Я видела.

Они осмотрели двор и за домом. Впервые они зашли за дом. Лес довольно близко подходил к дому. Задняя дверь никуда не вела. Разве что в погреб. Погреб имел дверь и ступеньки начинались прямо от нее. Там было темно и прохладно. Но, как ни странно, довольно сухо. Там пахло мешками и всякими зернами. Но зерно хранилось не в мешках, а в ящиках. Такие не прогрызешь сходу. Хотя мышами не пахло. Пахло березовыми вениками. Но веников точно не было. И молока не было. Хотя кувшин из под него именно там и стоял. А шум ветра в погребе звучал как странный мужской хор из-за стен храма. «Может полки березовые?», подумал Мигель. Они переглянулись и пошли вокруг дома дальше.

Ветер закачал кроны и угрожающе загудел. Солнце было уже в зените. Где-то по ту сторону дороги, которую они так и не увидели. Хотя проехали по ней невесть сколько верст.

Они вернулись с обратной стороны дома. Собака сидела на крыльце, как в тот момент, когда они увидели ее в первый раз. Хвостом подпирая дверь и лапами на краю крылечка. Мигель снова пережил настороженность. Но отогнал это чувство. Он подошел к псу, присел коленями на первую ступеньку и, оказавшись с ним носом к носу и глазами в глаза, хотел сказать ему про ключ. Но вместо этого ткнулся носом в его мокрый нос, потом опустил голову и прижался лбом к его огромному лбу. Морда была еще та. Как у теленка. Вчера пережитые страхи пронеслись у мальчика в животе, в груди, в уме. Он стал погружаться в воспоминания вчерашних кошмаров. Но получил толчок в грудь. Мягкий и сильный. Тогда он сел ровно и посмотрел в большие глаза собаки. Он не мог себе признаться, что видел в них. И он сказал «Можно мы возьмем ключ?»

Собака смотрела пристально. И он сказал другое: «Можно я возьму ключ и посмотрю сундук?»

Пес поднялся, сошел вниз, скользнув по нему боком, и подошел к полезшей к нему с поцелуями Марисол. Потом повернулся и встал перед мальчиком. Мигель обнял его за шею и сказал: «Как же мне тоже хочется обнимать тебя, но разве пацаны так делают?» И добавил: «Делают. Когда на них не смотрят такие глаза. Будем держать марку. Не долго, я думаю у меня получится».

Пес сидел между ними, вытянув голову вверх, а они осматривали его ошейник, большой, весь под шерстью, с зигзагообразным узором на рыжей толстой коже. Ключ действительно висел на нем. Спереди.

– Так собаки не смотрят – сказал Мигель.

Сундук

Стопы простучали по ступенькам, по крыльцу, по полу прихожей, и две пары пяток засияли у сундука. Ключ был большой и странный. Все зубчики имели форму лепестка лилии. Малюсенького. Он входил в замок, только оставалось его всунуть на правильное расстояние. Руки торопились и выхватывали друг у друга все. Мешались руки друг другу. Потому что их было четыре. Наконец что-то щелкнуло, и ключ стал поворачиваться по часовой. С усилием. Пришлось поднажать двумя мигелевыми руками. Наконец раздался финальный щелчок, и скоба отскочила на 2см. Замок вынулся из петель и был отброшен назад. Две пары зеленых глаз смотрели на все это сверху. Прямо с крышки. Осталось ее поднять. Кошка подняла взгляд на лицо девочки, потом на лицо мальчика, задержавшись на каждом, и потом прыжком исчезла из поля зрения.

Четыре руки уперлись в крышку. Пахнуло кожей, деревом и чем-то новым, то ли духами, то ли пряностью. Незнакомым, тонким и чистым. Свет хорошо освещал содержимое. Они смотрели на него секунд 10, может быть даже 20, очень долго, замерев и прервав дыхание, и вдруг, не стесняясь в звуках, четыре руки стали доставать из него каждый свое. «Ууууууууу! Ооооооооооо! Ааааааааааа!» – были обычны для их возраста. Так что дело сосем не в этом. Дело скорее в том, что даже ураган вряд ли отвлек бы их внимание на себя в этот момент.

И поэтому ничто не насторожило их в данный момент. И на отдаленный гром, если кто и обратил внимание в доме, только не они.

Девочка вытаскивала платье, ожерелье, диадему, сумочку, платки, брошки. Мальчик вытаскивал два лука, тонкий меч, кинжал, верховой костюм, куртку и сапоги со шпорами. Седло и сбрую. Хотя седел было два.

Платье было замшевым и имело большой широкий пояс. На поясе был кинжал. На пуговицах лилия. Сапожки были тоже из легкой кожи. С тонкими мысками и очень маленькими шпорами. Еще было много разных и очень интересных вещей. В том числе книга и несколько записных книжек, исписанных странным, красивым почерком. Только на совсем непонятном языке. На дне еще была щетка для волос. Очень похожая на мухтарову щетку.

Марисол увидела платье и меч. Две вещи. Потом лук и диадему. Диадема засветилась на свету сразу, как только свет проник под крышку. Но меч тут же исчез и остались платье и диадема. Что-то внизу живота стянуло волнами, и она замерла на секунду, прежде чем вытащить платье. Под ним были сапожки и колготки. С них она и начала. Диадема прижала волосы и позволила собрать их сзади, так как, по сути, была полукороной и застегивалась сзади мягким ремнем. Ее трудно было бы сбить. Она одела великоватое платье и подтянула шнуровку. Потом застегнула пояс. Там был сложный замок, но пальцы сами сделали ряд движений и пояс оказался на талии вместе с кинжалом. Петля для крепления меча тоже была на нем. Она встала, но правая рука выхватила из сундука колчан и одним движением одела его на спину, потом она взяла лук в левую руку, а правая поднялась на уровень груди. Она взглянула на брата. Тот переводил взгляд с большого лука на меч и обратно, покачивая их в противофазе. Правая рука Марисол легла на меч и посмотрела в глаза брату. Тот поднял взгляд, разжал руку и медленно сел на попу.

Мигель вытащил все оружие кроме кинжала и пояс. Он трогал, вертел, рассматривал с разных сторон лук, стрелы, колчан, клинок, ножны, звенел и шуршал кожей. Потом вдруг влез в плотные верховые штаны, натянул сапоги, и застегнул пояс. После взял меч в левую руку и лук, который побольше, в другую. Положил их и стал напяливать куртку. Она была великовата, но это была крутая куртка и сзади можно было стянуть ремешок, а рукава подвернуть, и это выглядело незаметно. Потом одел колчан и снова взял лук и меч. Он смотрел на них переводя взгляд и покачивая, чтобы лучше чувствовать их вес. И все же его внимание остановилось на луке. Он вспомнил серебристый эфес, торчавший из свертка, и ощутил рывок левой рукой. Марисол держала меч за ножны и тянула его к себе. Ее взгляд смотрел на него пристально и спокойно. Он разжал руку и открыл рот. Она стояла перед ним в длинном замшевом выездном платье, с цветным поясом на узкой талии, с тонким кинжалом слева, тонким мягким воротником и изящной шнуровкой на груди, в сверкавшей белыми камнями диадеме, колчаном через плечо, серыми колготками, в острых сапожках с маленькими шпорами, луком и тонким мечом в другой руке. Желтые волосы были собраны сзади.

Мигель сел на пол, сглотнул, и почему-то подумал про щетку, которая была похожа на мухтарову. Марисол стояла перед ним. И на мгновение он снова увидел тот взгляд, когда зеленый лучик кольца блеснул в его сторону. Старше и очень красивую. Но это лишь мимолетно. Перед ним стояла девочка в одежде на вырост и держала в руках оружие. Которым пользоваться не умела. Одна только деталь. Она держала его, как свое. Мигель сглотнул еще раз.

Игра с луком

Днем они ходили гулять. Они шли тихо, почти крадучись. И с каждым шагом от дома их шаги становились медленнее, дыхание тише, взгляды пристальнее и въедливее. Слева остался пруд, и ивы прошелестели своими острыми серебряными листьями. И что-то коснулось спины, и что-то потянуло назад. Они прошли мимо кряжистого дуба. И птица крикнула пронзительно и звучно. Где-то вдали, там, далеко, во влажной тени, вверх по непроходимо густому склону.

Они нашли вход в лес, откуда пришли, и пошли по нему. Ноги зашагали быстрее, но настроение сменилось полностью. Проще сказать, что тут они заметили разницу между вчера и в доме. Они просто вновь стали тем, кем и были – потерянными, и в самых чреватых обстоятельствах, детьми. Мигель шел, натянутый, как струна, вцепившись взглядом в каждую точку панорамы, не переставая всеми точками живота ощущать свою сестренку, перебирающую ногами за спиной. Марисол, смотрела поверх плеча и низ живота был напряжен до упора.

Отдаленный гром докатился до них и что-то пробежало по телу. Они не дошли две трети до дороги. Да и зачем им теперь туда идти. Мигель отставил руку назад и две прохладные ладошки взялись за нее. Они стояли некоторое время. Какая-то часть их тела что-то хотела увидеть там, за лесом, слева, далеко, вверху. Но это было странное чувство. Они пошли назад.

Собака стояла сзади. Спокойно и наклонив голову чуть на бок. Она отступила с тропы и пропустила их. Когда она оказалась между ними и дорогой, Марисол перешла на прыг-скок, а Мигель стал думать о луке. И ноги побежали. Ивы прошелестели иголочками, уверенное «Ква» донеслось от воды. Обед стоял на столе.

Они умылись и пошли уплетать похлебку. Посуду пошли мыть вместе. К пруду. А собака шлепала по краю воды и брызгалась. Марисол пыталась ее укусить, но она была быстрее и убегала по линии воды. Мокрые были все. Мигель побежал за луком. Но, набросив колчан, он увидел щетку, похожую на мухтарову, и взял ее вместе с луком. Девочка сидела на крыльце, и желтые волосы растекались повсюду. А пес сидел у ее ног в позе сфинкса. Мокрые оба на всю нижнюю половину.

Мигель положил лук на пол, сел на пятки и начал операцию по расчесыванию. Не совсем понимая ни технику, ни смысл данной операции, ни мотивы своих поступков. Он приложил щетку к волосам на уровне шей и потянул ее вниз. Щетка углубилась и легко проскользила вниз по прекрасно расчесанным волосам. Глаза Марисол океаническим блеском потопили Мигеля. Всякие остатки пошатнувшегося рационализма рухнули и испарились. Мыслительный процесс остановился полностью. Щетка была вытащена из его рук, а из кармана был вытащен большой инкрустированный гребень и одет ему на челку. Потом девочка спрыгнула с крыльца и усевшись на пса, начала методичную работу щеткой, так похожей на мухтарову. Странным образом шерсть собаки поддавалась легко. Рациональное вернулось к Мигелю. «Ухоженное животное» – пронеслось в его голове. Он ей мотнул, взял лук и забыл о всем другом.

Лук был настоящим. Боевым. На кружке после школы они работали с этим снарядом, и, кстати, дядя Сережа его и вел. И Мигель понимал, что даже его сила, отправит стрелу из этого лука в путь без обратного билета. А цену стрел он понимал. Найти мишень, чтобы заведомо не промахнуться и в то же время не стрелять в упор и не делать главной глупости – не дырявить дом, оказалось непростой задачей.

«Дуб» – пронеслось в голове.

Пятки засверкали в направлении дуба, за ограду для невидимых барашков, за шебуршащие серебристыми иголками ивы, за пруд, где плеснулась и пошла кругами по воде рыбка и остановились в 10м от огромного кряжистого ствола. В небольшом отдалении за ним начиналась стена непроглядной и непролазной чащобы и легкий подъем. Полное непроходимое бестропье. Улетевшая туда стрела, была бы потеряна почти наверняка.

Мигель осмотрел плотный ствол с узловатыми выступами, огромную крону над ним, первые ветки на недопрыгиваемой высоте. И подумал вскользь «А нижние ветки где? Так давно отсохли, что и следа не видно? Кора здоровая, ствол гладкий. Король поляны»

Главное не вверх и не вбок! Руки немного дрогнули. Мигель опустил уже натянутый снаряд и перевел дыхание. Сердце стучало. Он продышался, встал, как учили, и медленно поднял левую руку с прижатым к развилке большого пальца луком. Тетива дошла до скулы, чуть ниже. Все как учили. Цель была на уровне груди, не выше. Прямо по центру. Сердце опять застучало. Он отпустил пальцы.

Тетива издала короткий свист, и стрела исчезла и тут же вонзилась куда-то. Он явно слышал стук. Но стрелы не было. Ствол перед ним был виден прекрасно. Рука медленно опустилась. Взгляд пополз по стволу снизу вверх и вдруг мурашки прокатились по спине мальчика. Стрела была в дереве, но она торчала из дупла. Оперение стрелы едва было заметно на фоне довольно большого отверстия. «Не было дупла» – подумал Мигель, – «Точно не было».

Рука не дотягивалась. Он побежал за лестницей. А лестница была за дровницей.

«Как я так засадил ее вверх с такого расстояния?» – думал Мигель, пытаясь залезть рукой в дупло свободной рукой, стоя на последней ступеньке прислоненной к дубу лестницы и обхватив огромный ствол второй. Рука пыталась захватить стрелу, чтобы начать ее шевелить и вытаскивать, не сломав наконечника. Но пальцы наткнулись на что-то еще внизу. Лестница поползла вбок и выскользнула. Стрелок остался висеть на крае дупла и потом спрыгнул вниз. Пес стоял в метре и спокойно смотрел ему в глаза. «Не может так смотреть собака» – пронеслось в голове мальчика.

– Что же нам подставить?

Собака смотрела в глаза. «Скамейка у колодца!» – пронеслось в голове.

Руки аккуратно раскачали стрелу и бросили ее вниз. А потом был вытащен пакет.

Печать была снята за столом, и четыре руки вытащили из пакета сложенный вчетверо большой плотный лист. Два лба почти касались друг друга. Это была карта. Но карта не местности. Это была схема каких-то коридоров. Какого-то этажа без окон.

– Подвал – сказала Марисол.

И лишь две двери в конце этого лабиринта были обведены красным. За ними были комнаты. Мигель поднял взгляд на девочку. Желтые волосы растекались на плечи и были прекрасно расчесаны.

– Там не было дупла.

Она смотрела на него спокойно. И он опять вспомнил про блеск кольца в карете перед его носом.

– Как же там дядя Сережа? – вдруг произнес он.

Она смотрела на него спокойно и молчала. Она была старше и невозможно красива.

Открытие замка и города

Пушистое нежное коснулось руки и упорхнуло в тень кухни. Мигель все еще сидел за столом. Карта лежала на нем сбоку. Волна дремоты поплыла над ним, и он встал.

Откинув, полку-кровать, он постелил чистую постель, и так не захотелось идти умываться, что руки потянулись к рубашке, но одернулись. Он подошел к кровати с девочкой.

Она лежала на боку, подогнув колено. Желтые волосы растекались повсюду. Дивное платье и колготки с сапожками лежали наброшенными на стуле и под ним. «Наряжалась» – подумал Мигель. Он сложил платье вчетверо, колготки и положил их друг на друга на стул. Сапожки подвинул ровно под него. «Что я делаю?» – промелькнуло улыбкой в его голове.

Он сел на край кровати и накрыл ее плечи сброшенным наполовину одеялом. «Папины черты» – подумал он – «И мамины. Никогда не замечал». Что-то сжалось в груди.

Он все-таки пошел к колодцу. Ивы едва шевелились, рыбка не плескалась, ветер затих. Из верхних чащоб прилетел одинокий крик ночной птицы. Потом еще раз.

Мигель умылся студеной водой и вдохнул свежий, холодный, неподвижный воздух. Он не чувствовал себя одиноким. И ощущения брошенности тоже не было. Собаку нигде не было видно.

Сон пришел почти сразу, как только голова коснулась подушки. Все поплыло куда-то в сторону, в сторону каких-то желтых далеких гор. Огромный замок промелькнул и исчез в тумане. А с той стороны тумана какой-то человек в сером хитоне рвал его маленьким кинжалом. Огромную толщу густого, как слежавшиеся опилки, тумана он рвал кинжалом и с отчаянным упорством вгрызался в него. «Дядя Сережа?» – что-то закричало в сердце, и картинка переместилась в долину, по бескрайнему полю которой скакал всадник. «Папа?» А в окне горел желтый свет, и кто-то стоял у окна, и желтые волосы растекались повсюду. И пахли мамиными духами. А слезы стекали по лицу. И сердце сжалось болью, и захотелось закричать, но спокойные острые глаза на закрытом наполовину лице смотрели прямо перед ним. Знакомые чем-то глаза. Где же он их видел? Ветер зашелестел в кронах и унес образы. Солнце коснулось глаз. Из кухни пахло хлебом.

«Пора нам готовить самим» – пронеслось в голове.

Марисол нарезала хлеб и расставляла плошки. Вода из колодца обожгла тело. Собаки не было. Кошка умывалась на комоде. Он сел за стол и взял ложку. Все было накрыто.

– Ты что-то видел во сне? Спросила Марисол

– Маму. Всех видел. Папу, дядю Сержу.

– Ты видел его?

– Дядю Сержу?

– Нет

– Наверное.

– Когда мы пойдем?

У Мигеля кольнуло под ложечкой.

– Пошли.

Они потерялись, оставшись одни, без малейшего понимания того, где они, почему они, и что им угрожает. Весь их уютный мир был сметен одним махом. Все, кого они любили, и кто мог их защитить, остались неизвестно где. Но они чувствовали себя иначе. Хотели ли они уйти? Они не могли бы ответить на этот вопрос. Что они чувствовали: потерю или приобретение? Могли бы они ответить себе на этот вопрос? Ждала ли их угроза? Да. Они знали это всем телом. И огромность этой угрозы они тоже чувствовали.

– Надо посмотреть, где мы.

– Я одену ботинки.

– Какие ботинки?

– Из шкафа.

– Там не было ботинок

– Там вот ботинки – Марисол достала из шкафа высокие черные ботинки. – Внизу, вот лежали.

«Не помню ботинок внизу» – подумал мальчик.

У Мигеля были неплохие высокие ботинки. В них он пришел. Пока что они бегали в основном босиком, ополаскивая ноги в тазу и вытирая полотенцем, которые они поставили в прихожей.

– Одевай, пошли!

Лес за полянкой изменил их состояние сразу. Взгляды вцепились во все вокруг. Девочка держалась за брата. Мигель шел с каждым шагом все медленнее и настороженнее. Что-то давило на живот какой-то неопределимой угрозой.

Впереди показалась полоса дороги, лес начал раздвигаться. Напряжение в животе стало очень сильным. Они замерли в тишине и молча созерцали всю открывшуюся им панораму.

Слева дорога вела змейкой вверх. Справа леса не было. Лишь рыжие скалы и камни. Вся левая сторона вплоть до вершины была зеленой от леса. Без единой полянки или крыши. А наверху, километрах в десяти от них виднелся огромный, тяжелый, старомодный и черный замок. С огромадными воротами и на видных даже с такого расстояния цепях, держащих раздвижной мост через сухой ров перед входом. Ворота были закрыты и мост поднят.

Справа на таком же расстоянии дорога вливалась в город. С красноватыми крышами домов, беловатыми мостовыми и зеленоватыми прожилками скверов. Там тоже была стена и въездные ворота. Но они были открыты настежь.

Ни одного живого существа видно не было. Хотя людей на расстоянии 10 км можно было и не рассмотреть.

К замку идти не хотелось совсем. В город? Город должен был бы сорвать их с места, притянуть к себе. Ведь там были люди, которые могли помочь им найти дорогу. И он не отталкивал их, как замок. Но оба лишь постояли, взявшись за руки и глядя вниз, довольно долго. Потом молча повернулись в сторону леса и пошли назад. У входа в лес им показалось, что они слышат отдаленный гром. Хотя небо было чистым. Они переглянулись и ускорили шаг. Уже из леса они услышали грохот, очень дальний. Возможно, грохот опускающихся цепей. Они почти бежали. Мигель пропустил Марисол вперед, и она пустилась во всю прыть. Она бежала легко и красиво. Она была в сборной школы по бегу. Собака стояла на дороге где-то посередине. «Серьезный взгляд» – подумал Мигель. Они пробежали мимо, не оглядываясь. Опять послышался тихий отдаленный гром.

Собака медленно шла к дому. Они увидели ее с кухни, где был накрыт ужин, и так ароматно пахли хлеб и похлебка. Дверь они не закрывали. Кошка стояла именно на пороге.

Большой сундук и рисунок

Марисол чувствовала непередаваемую нежность к собаке и ко всему, что видела в этом доме. И к кошке. Но ей казалось, что кошка знает все про Мигеля. А Мигель не замечает этого. В ее комнатке на полках было много вещей. И кошка часто по ним ходила. Там была шкатулка, к которой все тянулся брат, да так и не дотянулся. И он, кстати, пошел с луком играть. «В какое еще дупло придется нам лесть» – усмехнулась про себя девочка. «Какие интересные тетрадки!»

Там были удивительные рисунки. Удивительных людей! Прямо короли и принцессы, воины и простые люди. И все они были непередаваемо красивы. И выражали какое-то счастье. Только вот прочитать она ничего не могла. Все было написано на совсем не похожем ни на что языке. И буквы, и стиль. Но почему-то ей очень нравился этот язык. Она представляла себе его звучание, мелодичное, звонкое и хриплое одновременно. И ей казалось, что еще чуть-чуть и она начнет понимать его. Странные карты. С горами и перевалами. Это могло быть интересно в их ситуации. Но что-то ей говорило, что карты хоть и настоящие, не помогут. Какая-то картина стояла на полке посередине. Только ее все время заслоняла шкатулка. Видна была только рамка. Или скорее это был рисунок в рамочке.

Мигель постоял перед дубом, поискал взглядом дупло, и, надо сказать, не нашел его. При данном освещении дневной свет приходился в глаза, и на этом фоне темный ствол не давал различить ничего на себе. «Что же делать! Стою среди тысячи деревьев и не могу никуда выстрелить!» – Мигель улыбался несуразности данного факта. Он держал в руке ту самую стрелу из дупла и стоял посреди полянки. Собака пристально смотрела на него. «Ты что такой серьезный, друг мой?» – подумал Мигель – «Таким взволнованно-сосредоточенным ты не был никогда. Чего ты ждешь?»

Мигель посмотрел в синее небо с парой облаков по краю и вдруг понял, что единственная безопасная мишень для не потери стрелы – это синее небо. Только вот стрелять вертикально вверх или навесом дядя Сережа их еще не учил.

Мигель долго приноравливался, собака даже встала в стойку. Хотя это была явно не охотничья собака. «Странно» – подумал Мигель. Тетива была максимально натянута и стрела полетела в небо. Тоненькая стрела в ясное синее небо. Она просто растворилась в нем. Однако собака подняла уши вместо взгляда вверх, опустила морду и закрыла глаза. «Она слушает!» – понял Мигель. Мгновение еще и пес рванулся за дуб. Он бежал быстро и уверенно. Мигель за ним. Собака сбавила ход и начала принюхиваться. Стрела была найдена очень быстро. Она торчала из странного холма, заросшего травой и заметного только отсюда. Мигель потянулся за стрелой и вдруг увидел такой взгляд, что все его мысли просто остановились. Он присел на корточки, посмотрел на стрелу, на едва заметный холм, в глаза собаке и вдруг без сомнения понял, что он будет делать.

Лопата лежала в сарае. Положив стрелу в колчан (собака не сошла с места), он вонзил лезвие в землю и начал рыть. Железо ударилось во что-то жесткое довольно быстро. Пот лил в три ручья, азарт грел кровь. За полчаса огромная крышка сверхмассивного сундука была отрыта полностью. Вместе с отверстием для ключа. Собака сидела рядом и смотрела больше на человека. Похоже ей все было ясно. Однако Мигель даже не заметил усталости, не заметил сорванных в кров ладоней. Он упал на колени и заглянул в замочную скважину. «Да-с. Большой ключ. Где?» Попытка поддеть лопатой стальной сейф размером с карету была заведомо бесполезна. «Интересно, как это сюда притащили? Тут нужна такая подвода, которая по тропе нашей не пройдет. Где же ключ?» Собака смотрела пристально и почти в упор. Мигель застыл на ее взгляде и вдруг в его мыслях возникла ясность. «Там был не только пакет!»

Но дупла не было видно при этом освещении никак. Скамейка и лестница были принесены. Но прежде был взят лук. Мигель вернулся на место первого выстрела и повторил все. Стрела щелкнула и ее оперение завибрировало из дупла. «Интересные тут дела происходят» – подумал Мигель и выстроил пирамиду. Рука полезла вниз и почти сразу вытащила тяжелый металлический предмет.

Замок поддался и руки потянули крышку вверх. Однако, вес крышки не оставлял никаких шансов. «Действительно сейф» – пронеслось у Мигеля. Он вставил лопату в щель, и используя ее как рычаг приподнял верх сантиметра на два, наступил на конец лопаты и вставил в щель камень. Приоткрытая крышка очертилась черной полосой тени, в которую тут же заглянул один глаз. Потом другой. Что-то там было. Но света не хватало. Тогда пальцы проверили надежность камня и полезли внутрь. За толстенной стенкой кончики пальцев нащупали что-то прохладное и довольно скользкое и как могли загребли на себя. Из-под крышки выпало 5 мелких предметов. Три золотые монеты и два камня. Один прозрачный и один зеленоватый. Мигель сел на землю. Собака смотрела очень спокойно, но ее мысли были слишком глубоки для Мигеля в данный момент. Он сунул камни обратно, выковырял еще четыре монетки и положил их в карман. Странным образом он не испытал ни малейшей радости от находки. Огорчения тоже. Но наличие денег в кармане, давало большей осмысленности построению планов. Особенно в отношении города. Он встал и наткнулся на собаку. Проход был закрыт.

Мигель понял почти сразу. Еще час ушел на ликвидацию следов раскопок и маскировку всего места переносом на него стога, который имелся на краю поляны. Потом они пошли домой.

Он зашел в комнату девочки в волнительном желании поделиться с ней всей этой безумной историей. Но все эмоции развеялись мгновенно. Девочка сидела на стуле со шкатулкой на полу и картиной-рисунком в руках. То, как она смотрела на него, заставило забыть и про сундук, и про золото. Он сел рядом и взглянул на изображение – «Неужели!» Но так не хотелось анализа, не хотелось сравнений, выводов. Пусть это будут прекрасные хозяева дома. А кто же еще?

Все это было на много сильнее, чем тонны золота.

Они сидели и смотрели на двух молодых людей на фоне неба. Она стояла в замшевом платье с диадемой на голове, мечом и изящным луком. Стройная, сильная. А он был в куртке. С большим луком на спине. Только на ее руке блестел зеленый камень, а на его поясе висел меч с серебристой витой гардой и рукоятью с лилией на конце. А желтые волосы уходили за спину, стянутые диадемой. Или так казалось? Но этот взгляд он уже видел.

Они не стали делать предположений. Их просто очень поразили эти две фигуры на фоне сияющего неба.

– Что случилось? – сказала Марисол, переведя взгляд на него.

Он достал все монеты и показал их.

Ты нашел клад?

– Я нашел не клад. Я нашел все золото полушария в одной коробке.

Марисол подвигала монеты пальцем, подняла взгляд и тихо ровно сказала:

– Новые, большие, золотые. С царем и гербом. Одинаковые. Сколько и там?

– Тонны. Десять тонн.

– Это казна, Мигель. – сказала девочка.

Мигель думал не об очевидной разумности этого тезиса, ни о том, что ему это не пришло в голову. Он думал о девочке Марисол. И все его нежность и мужественность собрались в фокус и смотрели на это лицо.

– Стрела?

– Да. Что мы тут делаем?

– Мы что-то тут делаем, Мигель.

– Пора в город.

Марисол смотрела, и в этом взгляде был и стресс потерь, и ужас непонятного, и угроза нависшей опасности, и маленькая девочка с собакой, и совсем не маленькая девочка с грустью и пониманием, что еще все только начинается. И это лишь вступление. И кто-то еще.

Город

Марисол одела ботинки из шкафа. Было страшно. Собака смотрела по-особенному. Как может смотреть собака? Собака смотрела так, что было понятно, что приключения первого дня могут показаться цветочками.

«Это не мои деньги» – Сказал Мигель собаке. – «Мне надо вернуть их в казну”. Он вытащил их из кармана, посмотрел на пса и увидел, что дело не в этом. Череда умозаключений вспыхнула в его голове. Марисол стояла рядом и смотрела на плывущее облако.

– Ты знаешь, где казна – сказала она просто и повернулась к нему. Мигель вернулся и выложил деньги на стол под плошку. Совать их под крышку было слишком долго в данных условиях.

Тропа обозначилась не сразу, но вход нащупывался при подходе к лесу за полянкой. Они шли молча. Мох был повсюду, и на камнях, и на земле. Кусты голубики и брусники были увешаны и просто ломились от ягод. «Почему мы не заметили этого раньше» – промелькнуло у каждого.

Собака осталась дома.

Вид всей дороги с колоссальной громадой черного замка на горизонте, зеленью леса без полян и крыш слева и красноватыми рваным скалистым простором справа с разбросанным внизу городом поразил их. Ни одного путника, ни одной птицы, ни одного домика вдоль дороги.

Кровь стучала в висках, что-то мешало им идти вниз по дороге, чувство странной уязвимости не покидало их. Они шли молча и с каждым разом все быстрее. Идти вниз было не так сложно. Только они шли не по дороге. Они шли вдоль кромки леса, перепрыгивая через ветки да камни, кочки да ложбинки с мхом. Хотя мох был менее удобным для ходьбы, человек на дороге был бы слишком заметен.

Город не был мертвым. Он жил своей жизнью. И это было видно еще до входа в него. Дети бегали по переулкам, люди ходили по лавкам да по лоткам. Их было очень мало. Но город не был пустым. Их никто не заметил. Стражи не было. Никого на воротах не было.

Пахнуло мостовой, чуть мусором, чуть дымом, чуть известкой. Пахнуло выпечкой и пряностями. Недалеко от ворот были лотки малюсенького рынка. Овощи, выпечка, подальше мясо и утварь. Продавцы трое болтали у лотка с утварью, а ближе женщина в огромном платке с бахромой на плечах выбирала булочки и слушала рассказ продавщицы о чем-то очень важном, что можно забыть через секунду.

Дети подошли к ней сзади и сбоку. Выпечка источала известный слюновыделяющий аромат и просто притягивала к себе. Продавщица подняла взгляд на детей. Она была первая, кто обратил на них внимание. Это была женщина лет шестидесяти, еще крепкая, с красивым синим платьем до пола и шляпкой вместо платочка на голове. Она уронила хлеб, который клала в бумажный пакет. Молча, и ее состояние стало приближаться к обморочному. Покупательница схватила ее за локти и сказала: «Что с тобой, Мэри?» Потом повернулась к детям и замерла. Лицо ее побледнело на глазах. Стало тихо-тихо. Еще три пары глаз смотрели на них от дальнего лотка. Женщина покупательница сглотнула, взглянула на начавшую дышать продавщицу и сделала несколько шагов назад.

– Здравствуйте! – Сказала Марисол, – Мы хотим понять, где мы.

Шок присутствующих прошел, но на вопрос им никто не ответил. Их взгляды стали мягче и печальней. Что-то очень сильное было в их впечатлениях. Они заметно волновались. Но это были не дети. Булки были уложены в большой пакет вместе с яблоками и грушами и вручены Мигелю. Мигель попытался отказаться, но быстро понял, это у него не получится.

– Где мы? – повторила девочка

Никто не ответил, но грустная улыбка проявилась на лицах. И стало ясно, что ответа не будет. Ребята подошли к лотку с утварью и всякими сувенирами. И внимание обоих остановилось на одном из них. Это была тарелка. Такая, чтобы вешать на стену. На ней были нарисованы два человека. На фоне сияющего неба. Девушка с диадемой и луком и юноша с мечом. Зеленое кольцо сияло своим блеском, желтые волосы были убраны за спину. Донесся дальний гром. Этот рисунок был и на значках, и на чашках, и на всем, что могло его поместить. Все посмотрели туда, где вдали на вершине горы стоял замок. Облако пыли появилось у ворот. Дети пошли дальше по переулку.

Ватага мелкоты выскочила из-за поворота и наткнулась на них. Но они не пробежали мимо, как и должны были бы. Они замерли и попятились назад. Брат с сестрой зашли в магазин. Дверь была недалеко. Продавщица повернулась к ним, и они уже знали, что будет. Она тоже ничего не сказала. Она оправилась от шока через минуту и достала капли. Выпила их и вдруг вышла на улицу. Дети видели, что она смотрит на замок и на дорогу. Ее тревога была очевидна. Она посмотрела на детей почти с отчаянием.

– Где мы? – Сказала Марисол. Им было понятно, что рассказ про потерянную в тумане карету и желание вернуться к маме был здесь неуместен.

Женщина продолжала смотреть на дорогу. Они вышли тоже, но она протянула руку назад, перегородив им дорогу. Из-за ее спины они увидели конный отряд, который двигался по дороге к городу и уже почти въезжал в него. Она с силой затолкала их в дом и быстро достала плащи. Плащи с полки одежды, где они и продавались. Она накинула их на них и затолкала их в дверь кладовки. Рыцарь в черном легком обмундировании заскочил в помещение и быстро осмотрел его. Бросил пристальный взгляд на продавщицу и быстро ушел. У него был крупный широкий меч и очень небольшой, узкий щит. Серьезная защита была только на плечах и груди. Но шлем был с забралом. Лица не было видно. Только глаза.

Продавщица вышла за дверь и посмотрела на все прибывающих солдат. Они методично растекались по городу. Они искали. Мигель понял, что их пребывание в магазине совсем не полезно для его хозяйки и пока, она вглядывалась вдаль, они выскочили из дома на площадь. Три рыцаря бежали вниз по улице. Им было достаточно лишь оглянуться. Еще двое рыскали в ближайших лавках. Мигель понял ошибку. Женщина с отчаянием повернулась к ним, оставалась еще секунда, но тут цокот копыт буквально разрубил тишину. Повозка мигом выскочила на площадку перед магазином, кто-то спрыгнул с козлов и буквально забросил их внутрь. Потом тонкая почти черная лошадь выгнула шею, и искры понеслись с мостовой. Солдаты бежали к оставленным у ворот лошадям. Дома мелькали по бокам. Потом промелькнул пустырь, и повозка понеслась по лесной дороге.

Было очевидно, что они оторвались. Повозка перешла на легкую рысь и потом на шаг. Марисол смотрела на человека в плаще. Точнее на его правую руку. Точнее на мизинец. Зеленый луч бил в глаза.

Все произошло так быстро, что они не успели рассмотреть его. Он сидел к ним спиной, стройный, в плаще. На боку его была шпага. С витой серебряной гардой и золотистой граненой ручкой. С лилией на конце.

Он слегка потянул поводья. Карета остановилась на усыпанном ягодами мху, и незнакомец обернулся к детям. Маска закрывала половину его лица. Но глаза были видны. Мигель никогда бы не спутал их.

– Почему мы здесь? – Сказала Марисол, оторвав взгляд от кольца.

И тут она услышала ту красивую, звонкую, с легкой хрипотцой речь. Незнакомец сказал ей что-то очень важное. Очень нужное. И столько нежности плеснуло из его глаз, что девочка смутилась. Она опустил глаза, и вспомнила чьи-то руки на своих плечах и дурацкий поцелуй в помпон. Он снял с мизинца кольцо и одел его на правую руку Марисол. На средний палец. Оно было чуть велико.

– Но вы же понимаете все! «Вы знаете наш язык!» – сказал Мигель.

Незнакомец посмотрел на вечереющее небо, обнял Мигеля за плечи и спрыгнул на землю. Он подал руку девочке и подождал, пока они вылезут. Дальше была стена густого и непролазного леса.

– Как же там папа?

– Вам надо найти дом. – И казалось он улыбнулся под маской.

– Не знаю, кто вам тут поможет? – И опять показалось он смеется.

– Смеркается скоро. У них все в порядке.

– Но раз вы можете вернуться туда, вы можете нам помочь.

Странник помолчал секунду и едва заметно отрицательно покачал головой.

– Все гораздо интересней, дети.

Он одним махом запрыгнул на облучок и вдруг отцепив что-то от пояса, кинул Мигелю.

– Не забывай, – сказал он – пригодится!

Лошадь повернула свою морду к ним, и стало видно белое пятно в виде лилии. Они исчезли так же стремительно, как и появились.

– Нашли мы наш путь? – Тихо спросила Марисол. Кольцо блеснуло зеленым светом. Тонкий меч холодил руку Мигеля своими ножнами. Два желтых глаза обозначились между ближайших деревьев.

Дорога к дому

Они стояли снова одни, почти на закате, на усыпанном синей и красной ягодой мху, перед непобедимой стеной леса. Где-то на северо-западе от дома. Не так далеко. Километрах в пяти не больше. Только дойти до него было не просто. Точнее почти невозможно. С учетом, что выходить на дорогу им было нельзя. А они кое-что понимали в движении без компаса и без карты. Дядя Сережа рассказывал об этом часто. В деталях. То есть практически без шансов. Была и другая преграда. Лес был настолько густой и буреломный, что продираться сквозь него даже с компасом было бы очень трудно и опасно.

Но совсем не это и не черные рыцари были той проблемой, которая заставила Марисол напрячься, как натянутый лук, а Мигеля взяться за рукоять и встать перед ней. Два желтых глаза спокойно и очень с близкого расстояния наблюдали за ними.

«Почему мы не взяли спички?» – подумал Мигель.

«Пес! Где ты?» – подумала Марисол.

Волк стоял в 4 метрах от них. Очень спокойно. Он был здесь хозяин. Он видел меч. Он знал его назначение. Это не произвело на него никакого впечатления.

Звук копыт растворился полностью. Он и так не очень был слышен на мшистом покрове. Пахло прелостью и хвоей. Было не то, чтобы отчаянно. Было практически без шансов. Это был огромный матерый самец.

Он не скалил зубы и не выдавал угрозы. Это было совсем плохо. Он был слишком уверен в себе.

Мигель медленно вынул шпагу из ножен и поднял. Волк не двинулся с места и вдруг прыгнул на 5 метров назад. И снова два желтых глаза устремились на детей.

Когда он стоял между лиственниц, казалось, что за ним стена непролазного леса. Но в новом ракурсе между ним и детьми словно бы появилось пространство для маневра и ходьбы. А за ним была непроглядная стена стволов и веток.

Время застыло. Волк смотрел не мигая. Но что-то странное сквозило в его взгляде. Волчьем до мозга костей. Марисол толкнула брата вперед. Он сделал 4 шага в открывшееся пространство. Невероятная мысль стучалась в мозг. Марисол толкнула снова. Мигель подошел к животному на прежние 4м. Волк припал на передние лапы и прыгнул. Только не вперед, а опять назад с поворотом. Снова два желтых глаза смотрели на фоне непролазной лесной стены в конце короткой нехоженой тропы. Марисол выскочила из-за спины брата и пошла к зверю. Волк пошел в лес.

Мигель оглянулся. Сзади была стена леса. Беспросветная.

– Не отставай – услышал он.

Они бежали не очень быстро, давая дыханию не захлебнуться на непростой упругой тропе. Волк не оборачивался больше. Он бежал огромным замедленными прыжками, иногда останавливаясь на пару секунд. Он был красивым волком.

Если судить по тем предположениям, которые были у ребят, повозка высадила их сбоку от города. То есть где-то под домом. На лесной половине. И они пробежали уже где-то четверть.

Волк впервые оглянулся и вдруг прыгнул в сторону и исчез. Исчез настолько, что у обоих закрались мысли «А был ли он?». Но вокруг был непролазный лес. И позади в том числе. Точнее они стояли на последней микрополянке, которую открыл им волк.

Что-то очень высокое, на грани ультразвука, вывело их из ступора. И какая-то тень едва коснувшись их голов, мелькнула между веток. Они пригляделись к качнувшейся ветке. На ней сидела маленькая ласточка. «Ласточки не летают в чащобах» – пронеслось в головах. Но переглянувшись, они пошли к ней, потому что рядом с деревом, где сидела птичка, был виден проход. Они перемещались вперед, невесомая тень скользила между ними на ветку впереди. А потом они потеряли ее из виду. Но еще четверть пути по их оценкам они прошли.

Вдруг кто-то буквально проскакал по их головам и побежал дальше по веткам, ловко маневрируя пушистым рыжим хвостом. Что делать уже вопросов не возникало. Они бежали за белкой еще минут десять, и вдруг она взметнулась стремительно вверх к вершинам огромных лиственниц, и они увидели лишь ее перескок с одной вершины на соседнюю. Сумерки почти начинали стелиться. Лес сомкнулся опять. Тишина зазвенела в ушах. И вдруг снизу раздался треск. Он быстро приближался прямо к ним. Они едва успели отскочить в стороны, как огромные рога пронеслись между ними и устремились вперед по тропе между деревьями. Вот тут им пришлось поднажать. Но олень вырвался вперед, и вдруг они потеряли его из виду. Но лес закончился.

Запыхавшиеся донельзя, с вырывающимся из груди сердцем, они вывалились из стены леса на полянку за ивами, только снизу. Практически споткнувшись о собаку, лежавшую прямо у края полянки. Они повалились на нее, как на огромную подушку, и дыша как сто паровозов. По мере восстановления дыхания, потные и разгоряченные человеческие детеныши, стали прилаживаться поудобнее, вместо дальнейшего движения к дому или хотя бы приведения в порядок себя после долгой дороги или двора на худой конец. При этом собака была укушена, прижата и полностью лишена теплоотвода. «Сколько мы тут в его доме хозяйничаем, и кто кого при этом искусал» – улыбнулся Мигель. Пес вздохнул. Как же было хорошо под шерстяным боком. От Марисол едва уловимо пахло мамиными духами.

– Надо тебе из ведра поливаться, уже пора бы!

– Сам закаляйся! Пингвин!

– А что же ты будешь чумазая, от нас небось потом несет за версту.

Собака фыркнула громко и подернув мордой. Они смеялись так, что слезы потекли просто ручьем. Видимо весь кошмар сегодняшних перипетий вылился в этом смехе. Собака встала. Помешать этому было трудно. Она встала бы вместе с ними обоими. Встала, но пошла не к дому, а вдоль края поляны.

– Похоже нам туда – сказала Марисол.

Собака подошла к домику, который был дальше всех маленьких построек. Между сараем и дровницей. Там они не лазили и назначение его полагали за второй сарай. Но из маленькой трубы шел дым. За дверью пахнуло дегтярным мылом и березой. В огромном чане была вода. Вода была теплой. Веники лежали на скамейке. Дети застыли в тишине, вперив взгляды и вдыхая запах дымка и березы. Мигель икнул. Марисол, закрыв лицо от смеха, медленно осела на корточки.

– Дас! Вот это да! – промычал Мигель.

– Вместе пойдем, в простынях! Беги за ними!

Мигель показал взглядом Марисол обернуться, чуть дернув подбородок вверх. Она изящно посмотрела назад. Две простыни и две шапочки висели на гвоздях за ее спиной на стене.

Когда они вышли в простынях, мягкие, вялые, сонные, развесили постиранное, на таком вкусном, прохладном воздухе хотелось молчать. Звезды светили и мигали в небе. И странная полоска была видна особенно ярко.

– Это комета!

Они смотрели на яркую точку с большим, мутным почти прямым хвостом в пол неба. И это было удивительно, волнительно. Марисол, тонкая и стройная, в простыне, сама словно светилась в свете звезд.

– Ты у нас комета! – сказал Мигель.

Марисол оглянулась с недоверием.

– Что еще за взрывы нежности? Побереги комплименты на когда влюбишься, братец. Хотя можешь потренироваться.

Он помолчал секунду.

– Егоза капризная! Ябеда!

– Никогда я не ябедничала!

– А папина гармошка?

Одинокий крик ночной птицы донесся издалека. Потом еще раз. Марисол повела плечами и поежилась.

– В кого я тут влюблюсь, Мари?

Она обернулась.

– А я? В кого?

– Я тебе дам! – опять вырвалось у него.

Марисол бросила на него взгляд и непроизвольно фыркнула, потом опустила глаза задумчиво.

– А куда ты денешься? А вот ее мы отфильтруем, ты не переживай. Ты главное вовремя докладывай.

– Белку?

– Ласточку.

Губы сложились гармошкой, и она зашагала к дому.

Зеленый луч с пальца блеснул Мигелю в газа. Марисол заходила в дом. Собака лежала сфинксом у входа. Из дома пахло свежей выпечкой. Пирогом.

Крик ночной птицы разорвал тишину.

Дорога вверх

Марисол не было, собаки не было, никого не было. Меч лежал под одеялом. Из кухни пахло заманчиво. Пакет с булками и яблоками лежал на столе. Солнце било в пол, кошка смотрела сверху, с печки. Она лежала. Ее голова была на уровне, и Мигель ткнулся в нее носом.

– Ну как же это все может быть, прекрасный шерстяной зверь? – Ему хотелось тереться о нее носом, но она подняла левую лапку и положила ее ему на нос.

Он развернулся и пошел к колодцу. Ни собаки, ни девочки на улице не было. Волнение пробежало по телу. Уверенное «ква» донеслось из пруда. Но там тоже никого не было. Мигель был раздет, с ведром в руках, еще пустым. И вдруг побежал к пруду, на мостик для стирки, и сиганул в прохладную воду.

– Боже, как хорошо! – думал он, отплывая. Вскоре он оказался в камышах противоположного берега, поэтому поплыл по кругу. Меч лежал у мостика. Он думал о нем, он думал об отсутствии девочки. Чуть-чуть начало сосать под ложечкой. Он нырнул, и вода мгновенно обожгла холодом. Пруд был довольно глубоким. Не с первого раза удалось достичь дна. Оно было илистым и тоже холодным.

Пес и девочка несли огромную корзину синих и красных шариков. То есть брусники с черникой, да голубикой. Точнее нес пес, а девочка держала ручку и подскакивала через раз на третий и желтые волосы взметались и потом стекали вниз. «О! Вкуснятина какая!» – подумал Мигель и поплыл к мостику.

Булки с лотков были очень вкусны, но уже не хрустели и не пахли так головокружительно. Но если взять мед, намазать его тонким слоем и сверху насыпать гору ягод, то можно было лопнуть. Поэтому в какой-то момент рука девочки отодвинула от него ягоды и пакет.

– Даааа! – протянул Мигель. Желтые волосы растекались, и едва пахло мамиными духами. «Мне кажется?» – подумал мальчик – «Не может быть».

«Шкатулка!» – вдруг пронеслось у Мигеля, и он побежал в комнату. Картина теперь стояла перед шкатулкой, и он с минуту смотрел на образ двух молодых людей. Не детей, конечно. Но кольцо и меч были именно те. Или их копии. «Вряд ли копия будет так сверкать» – подумал он и отложил рисунок. Шкатулка была закрыта. В ней что-то довольно весомое, но не металлическое, двигалось и стучало по стенкам. «Ключ? Где?»» В голову не приходило ничего. Мальчик взял лук и побежал на полянку. Натянул его перед дубом, услышал плеск рыбешки, прислушался к ивам едва шуршащим, посмотрел на невидимое дупло, не увидел его и рванул в сарай. Из него он вытащил огромную старую корзину и пошел к лесу. Там он набил корзину плотно-плотно мхом, но засел за ягоды.

И все же корзина была привязана дном наружу к огромному кряжистому стволу. Стрелы ложились не кучно, но неплохо для начала. Их всего было семь.

«Все. Последняя серия» – подумал он и взял седьмую стрелу. Именно она была в дупле и в небе. Она отличалась цветом оперения. Она была с красными перьями. И она ушла в полет. Мимо корзины, мимо ствола, мимо всего. Унылый взгляд скользил по краю леса. Потом он поднял с земли палку и воткнул ее на место, откуда стрелял.

«Ни тропиночки убогой» – напевал ум. Стена леса приблизилась. Мигель обернулся и встал на линии дуб-палка. Выровнялся точно по ней и повернулся к стене непролазного леса. Перед ним был не просто проход. Там была отчетливая дорожка. И он пошел. Стрела лежала в 10 метрах посреди тропы.

Тропа петляла не сильно, но обходила бугры и камни, складки оврагов и болотца. Она была видна и впереди, и сзади. Этот момент он проверял часто. Но он шел и шел. А дорога незнакомая, ох, длинной кажется!

Мигель шел быстро. Тропа была удобной, среди мха и стволов вековых она не позволяла видеть дальше десяти метров вперед и пяти вбок. Свет сильно затенялся кронами. Почти не пробиваясь лучами, он был матовый, с яркими пятнами лучиков на стволах или земле. Можно сказать, что в разгар дня Мальчик шел по тенистому, словно вечернему, лесу. Неизвестность быстро накапливает усталость. Он сел передохнуть и собрать ягод. Странный гром долетел до него издалека. Легкий озноб пробежал по коже. Это не было приятным добрым звуком. Что-то намекало, что этот звук имеет отношение к нему с девочкой. Но он встал, подумал, и все же пошел дальше. Вскоре лес впереди осветился лучами. Похоже он подходил к опушке.

Он был осторожен. Встав за огромную лиственницу, он оглядывал картину, отозвавшуюся в нем очень сильным биением сердца. На полянке стоял дом. Без сараев и бань. Без дровниц и загонов. Просто дом. Раза в два или три больше дома кошки с собакой. На его крыше не росла трава. Она была толстой, черной, соломенной. Добротной. Свет горел в окне. Дверь была без крыльца. Просто ступенька и навес сверху. Но во дворе стояло два стога. Больших, аккуратных. Только лошадей не было. И следов копыт тоже. «Странно. Трава у тропы на полянке не примята» – заметил Мигель. Собственно тропа шла только по лесу за его спиной. Лук висел сзади. Колчан тоже. Он стоял, высунувшись из-за дерева, и всматривался в увиденное. Птица прокричала два раза. «Ворон» – Мальчик посмотрел на небо. Солнце начало клониться к закату. Пора – «Подумал он».

Двойственное желание подойти к дому и побежать обратно боролось в нем довольно долго. Он прислушивался к себе, но был очень взволнован. Да и потерять тропу, которая открылась лишь при поиске стрелы, было страшно.

Он оттолкнулся от ствола руками и уже готов был рвануть назад, но дверь открылась, и невысокая фигура, едва различимая в наступающих сумерках появилась на пороге. «Как быстро стемнело» – подумал он. Человек достал небольшой предмет и что-то делал с ним в руках. Потом приблизил к лицу, и небольшой огонек появился на пару секунд. «Трубка! Как быстро темнеет тут!» – Мигель уже почти побежал вниз, но холодок, пробежавший по спине, заставил его замереть. Человек улыбался и смотрел прямо на него. «Нет, не может быть! Отсюда его-то почти не видно! А уж меня точно!»

Марисол сидела за столом. Они же с псом нарвали кучу ягоды, и ее можно было есть до бесконечности. И почти ничего они не делали. Только вот бегали по лугу вокруг дома, и боролись у камня, и наряжались в платье с поясом и диадемой, и ходили в нем перед крыльцом, и разбросали все повсюду, и ползали под ивами по песку, и все извазюкались, конечно. И потом купались в пруду, и плавали на перегонки, и ездили верхом. Но главное, что на дубу висела огромная стара корзина. И тогда девочка вспомнила про свой лук. А чей же еще? Легкий и такой упругий. Красивый лук. И стрелы были красивыми. И наконечники. И так хотелось снова надеть платье! Но все же замызгать такую вещь ползая за стрелами…

Она тоже ходила к дяде Сергею на лук. Ее осанка была достойна книжки про амазонок. Хотя кто их знает, какие они были по правде, эти амазонки. У нее тоже было семь стрел. И все семь легли почти в центр. Она повторяла тур за туром, увлекшись и разговаривая сама с собой. Ругая и поправляя себя. А собака сидела сбоку и смотрела. Смотрела, и Мигель бы сказал, если б видел – «Так собаки не смотрят!» Но собаки, как только не смотрят!

Чай с травами, с чабрецом и смородиновым листом, дымился на столе. Мигеля не было. Было почти темно. Ночная птица повторила свой зов. «Где же ты?»

Мигель упал на корточки перед собакой, сидевшей перед крыльцом, сдавил ее шею в объятиях так, что пес напряг шею и подтянул губы, зарылся в его щеку, или что там у псов сбоку, и вошел на кухню.

Он казался выше обычного. Он что-то знал. Его глаза излучали тепло и образы. Лук висел у него на спине, рубашка была мокрая от пота насквозь. Мышцы груди и шеи играли разгоряченные. Он медленно стянул колчан, не переставая смотреть на Марисол. «Потерял мысль, похоже» – подумала она.

В контуре желтых волос ее лицо было так спокойно и светло, что он залюбовался на нее.

– Ты что-то хотел сказать, Миг!

– Мари! Я нашел дом!

Верхний дом

Ночная птица кричала всю ночь. Марисол повесила рисунок в большой комнате, и Мигель смотрел на него при свете лампадки.

Дети волновались с утра. Марисол пересыпала в маленькую корзинку ягод и завязала тряпочкой.

– Мы нарвем по дороге, если захотим.

– Мы идем в гости – сказала девочка, подняв взгляд на брата. – И там не собаки.

– Давай я один пойду!

– Пойдем вместе! Там посмотрим.

Мигель взял лук, меч, колчан, Марисол одела ботинки из шкафа. Пса нигде не было. Кошка смотрела с печки, лежа на лапках, кончики которых свешивались.

Мигель вышел из дома и внимательно осмотрел поляну. Собаки не было. Дуб пошевеливал огромной кроной. Ивы шептались во всю. Ветер приносил свой голос из-за леса. Лес стоял стеной.

Мигель встал перед дубом и достал стрелу с красными перьями. Он метнул ее в стену леса.

Марисол смотрела на брата. Тот стоял без напряжения, с повисшим на кисти луком, потом медленно оттянул тетиву, пока она не коснулась скул. Стрела свистнула между ней и дубом. Марисол развернулась к лесу и пошла к началу тропы. Стрела лежала на ней неподалеку.

Она вспомнила желтые глаза из-за деревьев. Но их не было. Кто-то щебетал в ветвях.

Пару раз они садились на поросшие мхом упавшие стволы или собирали ягоду. Пахло хвоей и багульником. Ох, как пахло багульником в этот раз! Марисол знала, что если собрать его весной и поставить в воду, он благоухает, пускает листочки и цветет. Она нарвала веточек и добавила ромашек и колокольчиков, но это уже потом, когда они вышли на полянку. Дом стоял в большом светлом пятне и легкий дымок поднимался из трубы. Стало страшно.

А может это был не страх. Но мысли путались и сердце колотилось.

– Подожди здесь. – сказал Мигель.

– Не стоит.

Ворон каркнул два раза. Дети посмотрели вверх, птица сидела не вершине крайней огромной лиственницы. Солнце было в зените, и облака рядами скользили на юг.

Они стояли перед дверью. Мигель впереди. С луком и колчаном на спине. С мечом на боку. Девочка сзади. С букетом и корзинкой. Они не решались войти. Мигель поднял руку, задержался и три раза постучал.

Секунд десять кровь стучала в висках. Взгляды замерли на коричневой двери из дубовых светлых досок. Рука сжимала рукоятку меча. Потом дверь открылась сильным спокойным рывком.

Чуть вполоборота, бросив спокойный взгляд на пришедших, красивая, среднего роста женщина с удивительными красно-рыжего оттенка волосами, в свитере и брюках, тонкая, но сильная, почти без паузы сказала:

– Ну, наконец-то!

Прижала дверь к стене стоящими у порога сапогами, сделав шаг назад, качнула головой и добавила:

– Вперед!

Что-то в ней было от южноамериканских индейцев, вот только волосы не были черными. Это был скорее костер на голове, пышный и горящий во все стороны. Да и повыше она была. Тот порыв, который испытала Марисол, заставил ее оттолкнуть брата, и она одним скачком приблизилась к ней, но рука остановила ее. Она не смогла ее обнять. Она стояла рядом и смотрела на ее лицо. Женщина положила ей руку на щеку и медленно поцеловала в волосы. От нее пахло чем-то вкусным. Потом она убрала руку с щеки, и Марисол тут же обняла ее за талию и уткнулась в нее. Мигелю тоже хотелось подойти поближе. Он стоял за сестрой. Женщина провела коротко рукой по его волосам.

– Пошли, дети – сказала она и высвободилась – Будем считать это не ошибкой, а развитой интуицией. Эмоциональные! – сказала она в комнату.

Марисол не выпускала из рук корзинки и букета и протянула их женщине. Та чуть сжала губы и забрала только букет.

– Эмоциональные дети с развитой интуицией. – произнесла она.

– Волка они не бросились обнимать? – донеслось из комнаты.

– Бедный волк. – Сказала женщина и вошла в комнату. – С них станется.

Дедушка сидел за дальним концом стола и набивал свою маленькую трубку. Она была с длинным прямым мундштуком и круглой чашечкой на конце. Он был одет в черное. Он был как китаец. Он был маленький. Сколько ему было лет? Сто? Он был молодым, но ему было очень много лет. У них тоже висел этот рисунок на стене. Это было, наверное, куплено в той лавке. Там такие тарелки с росписью как раз продавались.

– Ягоду надо со сливками есть. – сказал он девочке.

Марисол была с ним одного роста. Сливки были в кувшине, и они с дедушкой стали возиться с заливкой их в большой плошке и разливанием чая в маленькие чашечки. Китайские. Мигель почувствовал, что он очень хочет спать. Голова поплыла. Марисол с дедушкой напихивали чай и травы в чугунный китайский чайник, переливали что-то куда-то. Женщина взяла Мигеля за плечо и уложила на кровать, подложив небольшую подушку.

– Как тебя зовут?

– Исабель.

Глаза просто слипались. Марисол стала приваливаться к дедушке. Исабель взяла ее на руки, и они пошли в другую комнату. Дедушка взял, наконец, набитую трубку, снял с Мигеля колчан, сложил рядом меч и лук и пошел на ступеньки. Исабель задвинула штору.

– Эмоциональные дети. До интуиции пока далеко. Сколько они не спали?

– Да. В непростом сне им выпало проснуться. – улыбнулся дедушка.

– Курорт, я бы сказала. – Она приостановилась и задумалась. – Кто-то еще пробивается сюда. Кто-то не из этой «сказки». Не пойму.

– Кто-то ищет детей. Упертый, как носорог. Этот пробьет все. Ему наплевать в какой он «сказке». Он их видел кое-где, эти ваши сказки. – и дедушка засмеялся. Но смеялся он не как дедушка.

– Но я не знаю. Это я так, фантазирую.

Исабель и дедушка

Мигель видел всадника. Он все еще скакал по бескрайней долине. «Папа!» Но всадник не оборачивался. Потом он увидел дядю Сергея. Его лицо было в поту. Красное, жилистое, скулы обозначились. «Похудел» – подумал мальчик. Он очень сильно работал. Всем телом, руками. Он был сосредоточен. Он что-то рвал и пробивал своим кинжалом, который ему подарил капрал, когда они, потеряв всех, вдвоем пробились из окружения в Карнакаре. Какую-то плотную, как опилки вату. Только ее было много! Казалось, до бесконечности.

Кто-то еще сидел у окна и плакал. И Мигель тоже заплакал, но пес толкнул его лапой в грудь и ткнул его мокрым носом в глаз. Он что-то говорил ему, и это было понятно и очень важно, но вдруг мальчик почувствовал что-то совсем другое. И все его мышцы напряглись. Какой-то смутный образ то ли тени, то ли человека в черном плаще и маске осматривался на сером фоне. Он что-то искал. И этот образ вызвал очень большую тревогу. Сердце забилось, и человек стал поворачиваться в его сторону. Стало жутко. Чей-то голос прорвался извне:

– Похоже курортная карта заканчивается, – донеслось до него. Мальчик открыл глаза, сердце билось так, что рубашка подскакивала. Он смотрел на новый для него потолок, и тот же голос снова донесся до него:

– Эй! Иждивенцы и лодыри! Сколько можно спать? Принца с принцессой не проспите своих?

Внимание сместилось. Тревога стала куда-то рассеиваться, глаза забегали по стенам, пробежали по мечу с луком, стоящим в углу, по красивой с индейскими чертами женщине, раскладывающей на столе пиалы.

Марисол тянулась руками вверх, ногами вниз, а глазами рассматривала стены новой комнаты. Они был светлые из отесанных бревен. Удивительные пейзажи высоких, но очень крутых гор, как будто термитники высотой с километр, и маленьких домиков на них с изогнутыми крышами, висели на свитках. Там были иероглифы и красные печати. «Как они туда поднимаются?» Солнышко подбиралось к ее ногам. Пахло чаем.

Мигель поздоровался и вышел во двор – надо было умыться. Дедушка сидел на ступеньках со своей трубкой.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, молодой человек!

– Надо умыться, думаю я.

– Да, ты же уже пробежал 10 верст и упражнения все сделал. Это правильно. Сходи, вон, к колодцу.

– Я ничего не делал. Мы тут совсем лентяи. И даже все готовят за нас. Мы только едим. И спим.

Мигель сел рядом с дедушкой и приблизился к его уху.

– Как ее зовут? Я забыл.

Глаза собрались морщинками по уголкам, и оттого он стал чуть больше китаец.

– Исабель?

– У меня есть меч. – вдруг сказал он.

Дедушка фыркнул дымом.

– А мозги?

– Не уверен. Дедушка, может быть мы взорвемся? От всего этого.

– Тогда отойди подальше. И от дома тоже. Стены перебирать мне с бревнами уже не очень просто.

– Я помогу.

– Что-то у тебя разрыв в континуальной логике – улыбнулся дедушка.

– Какой? А! У нас разрыв, да. Большой, экстремальный. Как там папа с мамой?

– Наверное, они не падают духом и не опускают поводьев. Вы же воспитаны ими. Но я не знаю.

– Почему мы здесь?

– Иди умывайся.

– Кто вы?

– А вчера, когда вы в Исабель вцепились, это вас не интересовало?

– Нет. Да.

– Хорошо. Колодец там.

Мигель умывался, когда прискакала Марисол, забрала ведро, набрызгала себе на лицо воды, вцепилась в его волосы, потянула так, что Мигель зажмурился и вприпрыжку поскакала обратно в дом. «Вот как пес это терпит?» – подумал он.

Марисол уплетала по полной, но смотрела на пирог и поэтому добавку не брала. Мигель же съел три раза рагу с гречкой и пирог уже не смог. Но смотрел на него.

А чай у дедушки был волшебный, и они с Марисол что-то там опять колдовали с чайничком и малюсенькими чашечками.

– Исабель! Дедушка! «Почему мы тут?» – произнес Мигель, Марисол перестала подливать кипяток в ароматный чайничек.

– Вы не начали с того, что вы хотите к маме. Вы не плачете и сопли не размазываете. Кто вы такие, дети? Почему вы здесь?

– Исабель, не говори так! «А то мы вцепимся в тебя уже со всеми соплями», – сказал Мигель.

– Да, ты осторожно с этим. Тебе придется ходить, как ишаку с двумя мешками.

– Что здесь произошло? – сказала Марисол, и кольцо на ее пальце блеснуло зеленым светом.

– Вот это по делу. – отозвался дедушка.

Исабель бросила взгляд на дедушку.

– Два тунеядца проспали до десяти.

– Точно. – дедушка улыбался.

Вдруг стало тихо-тихо. И стало слышно, как тикают большие часы на стене. Два коротких вороньих крика донеслось из-за окна.

– Здесь была другая страна. – сказал он – та же, но совсем другая. И она была открыта, но только тем, кому она доверяла. Никто с черными мыслями не смог бы проникнуть сюда. Никакая вражеская армия. Был один секрет. Или особенность этого места.

– Она никуда и не делась. – Сказала Исабель.

– Да. Она никуда не делась. Но только враг все-таки смог проникнуть на ее территорию. А тут было чем поживиться. Наверное, сладкий удобный мир, не лучшее место для роста. Но это не так просто объяснить. Если есть червоточины, то они выйдут на поверхность. А если их нет, то не факт, что есть вообще что-то стоящее. Червяки заводятся там, где есть пища. Но это я так.

– Спорная метафора – сказала Исабель. – Кому-то может просто надо больше, чем у него уже есть. И какое ему дело до твоих червоточин?

– А как же вот про гармонию и совершенство. Разве ты не знаешь, что безупречный мастер не привлекает несчастья на свою голову?

Дедушка и Исабель переглянулись с запрятанной улыбкой.

– Ты в это веришь, безусловно.

– Это вряд ли – сказал дедушка.

– А почему никто прийти не мог? А хотели? – Марисол отложила пирог.

– Хотели.

– Зачем?

– Очень хотели. Можно сказать, что здесь люди жили красиво и ярко. Не без страданий и боли. Но здесь было неплохо. Это не всем нравится, особенно, если не ты причина успеха. И чем поживится тоже было. Но я бы не сказал, что только в этом причина. – сказал дедушка.

– А почему никто не мог пройти сюда кроме своих?

– Дело не в своих. Торговля была. Это не закрытое место. Но только дорога была одна. И с ней была одна природная аномалия.

Она не начиналась нигде. И для того чтобы найти ее надо было …

– Попасть в туман?

Они улыбнулись.

– Это только для особо одаренных. – засмеялась Исабель.

– Нет. Было семь камней. Семь черных камней. Они назывались «ключ».

– Как это? «Надо было их кидать все время?» – спросил Мигель.

Дедушка засмеялся так, что лег на стол.

– Нет-нет. Догадываюсь о ходе твоих мыслей. Нет. Надо было его просто иметь. И тогда дорога находилась.

– А как же торговцы?

– Были очень дружественные соседи или государства чуть подальше, чьи лидеры, как теперь модно говорить, вызывали безусловное доверие. Им давали камни. Они могли приезжать. Такие недели – фиесты. Торговцы, артисты, поэты, музыканты, ученые. Да и в любой момент приезжали люди, по делу. Но только с камнем. Только те, кому его давали. Он должен был быть охраняем максимально по уговору. Да и понятно, от этого зависела безопасность границ. Ведь пограничных войск не нужно было содержать.

– То есть армии совсем не было?

Дедушка с Исабель переглянулись серьезно и грустно.

– Мужчины здесь были, не сомневайтесь. – грустно сказала Исабель.

– А что, без камня совсем нельзя было прийти сюда?

– Ну вы же пришли.

– Люди прорывались и без камня. Но чаще не ища сюда дорогу и не имея своей цели тут. Разные судьбы, разные намерения. Но так чтоб армия – этого в принципе не могло бы быть. Про эту страну имевшие камень не особо распространялись по уговору, так что ее можно сказать и не было. На политической карте. Так слухи ходили.

– Но слухи не самое лучшее. – добавила Исабель.

– А вы где живете? – спросила она.

Мы живем у кошки с собакой – чуть не хором ответили дети.

Хозяева прыснули со смеха.

– Хорошо… У кошки. – Исабель закрывала глаза, когда смеялась.

– Я полагал, вы родились где-то там подальше. За туманом.

– Мы из Изларии.

Они переглянулись. Но ничего не сказали.

– А потом, что произошло в этой стране?

– Потом много всего произошло. – медленно произнесла Исабель.

Первый урок

– А как выйти отсюда? Как же люди возвращались в свои страны?

– Нужно было иметь камень. – отозвалась Исабель. – Народ собирался и шел обратно по дороге. После фиесты или еще какой поездки.

– А те, кто попадал без камня?

– Их вело что-то другое.

– И что же их выводило?

– Что-то другое, – Исабель опустила и подняла снова взгляд на Мигеля. Он сидела напротив. Ее волосы были густые и чуть вьющиеся, что давало им объем и, казалось, вес. Они были огненно-рыжие и пылающим костром окружали ее голову. Она была серьезна и очень спокойна.

– А где теперь эти камни? – спросил Мигель. – Если их найти, можно выйти отсюда?

– Куда? В туман?

Мигель долго молчал. Марисол посмотрела, как надо закладывать новый чай в чайник и взялась сама за дело.

– Мою сестру зовут Марисол! А меня Мигель. – мальчик встал.

– Своевременно. – донеслось абсолютно серьезное замечание. Дедушка придерживал руки девочки, чтобы та не обожглась. – Ничего, что мы сидим?

– Очень приятно! – Исабель согнулась пополам от смеха. Смех ее был серебристым и не похожим на ее голос, немного глухой и низкий.

Мигель сел, тоже удивляясь своему заявлению. Исабель вытерла слезы салфеткой и провела ему рукой по волосам, как в первый раз.

Дедушка с Марисол разлили новый чай по чашечкам, и всё, наконец, поставили. Чай парил из четырех малюсеньких пиалок. Дедушка встал, задрал лицо к потолку и, почти срываясь на фальцет, заявил:

– Меня зовут Ли!

У Исабель брызнули слезы от смеха, а Мигель лишь зажмурился от забавности этого жеста. Он понимал, на кого похоже было это вставание.

– Дедушка Ли! – закричала улыбающаяся Марисол прямо в лицо уже севшему обратно дедушке и ткнулась ему в плечо. Дедушка широко раскрыл глаза на секунду и потянулся за чашкой.

– Выпьем. За знакомство!

Они разобрали чашечки.

– Кто это люди на рисунке! – сказала Марисол.

– Это из местной мифологии, – дедушка чуть улыбнулся.

– Мифологии?

– А что произошло с камнями? Страну захватили? Чужая армия?

– Чужая, да. Недобрая.

– Они в замке? – Мигель посмотрел на дедушку.

– Да?

– А что этот замок был раньше?

– Там был дворец короля и место особых праздников и торжеств. Там было красиво. И жили там король с королевой. Как в сказке. И была у них дочь. Юная принцесса. Прекрасная и чистая, как первый снег. Но она училась со всеми в школе. И корону мерили все девчонки.

– Марисол, ты уже плачешь? – Исабель перебила Дедушку, у Марисол слезы выступили из глаз.

– Не знаю. Почему-то я что-то почувствовала.

– Я еще только начал рассказывать. И пока все так красиво, – улыбнулся дедушка.

– Эмоциональные дети, – протянула Исабель.

– Спасибо! – сказал Дедушка – Пора делом заняться!

Мигелю был выдан топор и огромная гора чурбанов за домом. Дровница была там же и примыкала к дому. А с задней стороны был цветник и огород. Девочки пошли что-то делать с цветами.

Мигель увлекся колкой самозабвенно, разгорячился, все мышцы играли и просили нагрузки. И когда дедушка появился, сидящим на чурбане с трубкой, он воткнул топор и побежал в дом за мечом. Ему хотелось похвастаться им. Он принес его вместе с красивыми ножнами, достал и стал двигать им во все стороны, как это делают мастера. Дедушка смотрел загадочно. Мигель подскочил к нему с мечом наперевес, довольный и собой, и своей позой умелой, и самим мечом. Дедушка оценил это позитивным таким кивком. Потом взял небольшую палочку, лежащую рядом на земле, и слегка стукнул куда-то в район гарды. Меч упал на землю между ним и мальчиком. Дедушка щелкнул его палочкой по носу одновременно ткнув мыском в лежащий меч. Меч подскочил ему в руку, да прям так, что оказался упертым почти в горло Мигелю. А палочка взлетела вверх метра на два, сделала два оборота и упала точно в макушку Мигеля. Причем на столько вертикально, что она осталась там секунды на три и потом медленно упала вбок.

Дедушка отдал меч Мигелю и с непередаваемым выражением чуть обиженного лица поплелся к входу. Мигель простоял еще секунд пять, потом развернулся и побежал за дедушкой. Он его обогнал и, встав у него на дороге, сказал:

– Вы же научите меня! Дедушка Ли!

– Конечно! – сказал дедушка – Вставай!

Мигель посмотрел перед собой. Дедушка положил между ними палку, ударил ее мыском, она подпрыгнула и оказалась в его руке, кончиком касаясь горла Мигеля.

– Во! Давай! – и бросил палку между ними.

Мигель поднял ногу, ударил по земле рядом с палкой, потом зацепил ее мыском и отправил мимо втянувшего голову и зажмурившего глаза дедушки на крышу.

– Не. Давай, ты сначала у моих учеников поучишься. – сказал дедушка, вытянул голову из плеч обратно и поковылял к дому.

– Каких еще учеников?

– Младшеньких. Чай пошли пить!

Девочки накрывали на стол. Кипяток уже дымился. Что-то они там наколдовали на клумбах, а багульник, собранный Марисол, стоял в вазе на столе и источал свой ностальгический аромат. Но главное, что он зацвел.

– Хороший знак, – сказал дедушка и принюхался к чаю, зажмурив глаза и став как бы китайцем.

Мигель молчал. Марисол ходила за Исабель хвостиком, а когда пришел дедушка, нырнула к нему под бок. Он что-то рассказывал ей про чай. Там у него было много разных мешочков.

– Пора, дети, – сказала Исабель. – Пади вас заждались хозяева? – она улыбнулась. Вы так и не рассказали про них.

– Мы ничего не рассказали! – воскликнула Марисол. – Как там мой пес? Что я ему принесу? Он лохматый!

– Да, это неожиданно. Вот, возьми улун. Расскажешь ему про него. Покажешь, как его заваривать, – дедушка стал отсыпать чай в мешочек.

– Да он в дом не заходит! Никогда!

Было похоже, что какая-то часть Исабель просто катается со смеху. А другая просто слушала с легкой улыбкой. Дедушка завязал небольшой мешочек с отсыпанным туда чаем, подмигнул и достал из шкафчика еще один чайничек. Приплюснутый, но уже глиняный. Это все положил в котомку и одел на девочку.

– Ну, на крыльце расскажешь! Котлет нет.

Мигель запустил красную стрелу, и они двинулись в путь. Начинало смеркаться. Ворон два раза прокричал с верхушки.

На полпути отдаленный гром донесся сзади издалека. Дети поежились. И добавили шагу. Пес стоял и смотрел на лес. Марисол бежала к нему и бедной собаке пришлось вытянуть верх шею, чтоб дышать, когда ее сжимали, лохматили, тянули за уши, целовали, кусали и рассказывали про дедушку, про женщину с прекрасными волосами, про перспективу учиться готовить замечательный китайский чай. Пес опустил вытянутую в небо морду, посмотрел на Мигеля, на его меч, и Мигелю снова привиделся смех в его глазах. Потом взглянул дальше за лес и в небо, встал, повернулся, и все пошли к дому.

Волк

Ранним утром Марисол уже плавала в пруду, искала лягушку, искала собаку, которой нигде не было, наряжалась в самое главное платье и одевала пояс с мечом. Зеркала в доме не было. Она подсматривала в оконное стекло. А Мигеля не было тоже. И сначала она не заметила это. Хотя пробегала сто раз мимо его полки-кровати.

Мигель спал без снов. Еще не начало светать, но он уже открыл глаза, и спать не хотелось. Он уверенно вышел и почти сразу побежал. Тропа для бега была одна. До дороги и обратно. Но он не стал выбегать на нее. Он лишь взглянул из-за ветвей на замок, и потом вниз, на город. Совсем разные чувства он испытал от этих образов. Глядя на город, он вдруг почувствовал боль. Боль и странную теплоту в эмоциях. Замок вызывал совсем другие чувства. Не было никого. Он повернулся назад, и отдаленный гром послышался издалека.

Вода в пруду была по-утреннему прохладной. Но Мигель сделал все упражнения, которым их учил дядя Сережа. На силу и на растяжку, и уже потом поплыл по кругу вдоль камышей.

Пес лежал на крыльце и смотрел в дом. Марисол колдовала с чайником и через открытую дверь посвящала собаку в тайны приготовления особенного чая. Пес слушал внимательно и улыбался. «Ну, как так может быть?» – подумал Мигель, проходя на кухню.

Они быстро подкрепились. Марисол вернулась с порога и одела пояс. Потом прикрепила к нему узкий меч. «Красивый!» – подумала она. Дети пошли вверх, привычно уже запустив стрелу. Они чувствовали себя иначе. Их настроение не было похоже на все предыдущие дни. Они особо не думали, но весь их интерес был направлен на верхний дом. Они уже успели очень соскучится по этим двум людям. Два глаза сверкнули между ветвей.

В сердце ойкнуло. Мигель схватился за меч и переместился перед сестрой. Волк смотрел почти в упор. Он был красив, огромен и не шутил. Он медленно приближался. Это был тот же самый волк, что открыл им дорогу из города. Но он был волк, и он готовился к атаке. Сомнений не было.

Мигель достал меч, Марисол сделала шаг назад. Волк приготовился к прыжку. Мигель понял, что единственный шанс – это встретить его на прыжке. Он быстро достал меч, и в этот момент волк пригнулся для прыжка. Мигель шагнул вперед, и волк прыгнул. Мигель ударил по налетающему зверю, но меч прошел сквозь воздух. И Мигель остался стоять один. Жуткий холодок прошел по спине. Он повернулся назад – волк стоял в метре от него и спокойно смотрел ему в спину. Сестра была сзади метрах в пяти с мечом в вытянутой вверх руке. «Словно из спектакля про воинов магов» – пронеслось у мальчика, – откуда такая поза? Мигель медленно развернулся и занес свой клинок. Волк припал на передние лапы и почти прыгнул. Мигель пошел в наступление первый и провалился в никуда. Волк опять стоял сзади. Так повторилось снова, и снова, и снова. И странная мысль начала формироваться у мальчика в голове. Он стал повторять свою атаку и раз за разом смотрел на перемещения волка. Мигель замедлил свои движения почти до стоячих, и волк замедлился тоже. Так они кружились в странном ритуальном танце. Не только Мигель с волком. Но и Марисол. Она была очень увлечена этим. Но волк всегда оставался позади. И первая коснулась его именно Марисол. Она смогла толкнуть его бедром вбок, когда он проскакивал сбоку. Не простые движения делал волк, как оказалось. Было не так просто понять эту игру смещений. Но вдруг волк замер и припал на передние лапы. Он не скалился. Он чего-то ждал.

Потом он прыгнул, и Мигель оказался на мху. Волк развернулся к девочке и проделал тоже самое. И началась другая игра. Собственно та же самая, только наоборот и с тем же успехом. Волк побеждал в сухую. Оказаться сзади не получалось совсем. И когда стало грустно от неудач, волк вдруг замедлился как во сне. Мигель вспомнил все только что разученные движения и худо-бедно сделал те три шага, которые позволяли ему уйти с линии атаки и переместиться за спину атакующего. Дети начали уставать. Но желание продолжать было только сильнее. И когда в очередной раз Марисол с веточкой рванула на волка, он сделал совсем неуловимый прыжок и просто исчез.

Дедушка был осажден одновременным потоком из примерно десяти слов, вылетающих на него непрерывной очередью из двух глоток: ученик, волк, сзади, вправо, влево, уход, шаг. И еще нескольких, скорее междометий.

– Я не понял? Вы мучили волка?

Дети замолчали разом.

– Да, – сказал Мигель.

– Чего только не бывает, дела твои чудные! – произнес дедушка и пошел в дом. – Вы там водные процедуры, это вот, у колодца.

– Дедушка! Я научила его заваривать улун! – вдруг выпалила Марисол!

Дедушка ничего не ответил, только глаза его сузились до совсем китайских.

– Как же это ему кстати! Замечательно! Вода у колодца.

Принц с принцессой

– Дедушка Ли! – сказал Мигель – но ведь мы учились у волка!

– Во небылицы-то плетете все время! – улыбнулся дедушка, – Волк-волк, зубами щелк. Ты его не пыталась покусать? – обернулся он к Марисол.

– А откуда вы знаете? Как я волка буду кусать? Он же не мохнатый! Зачем его кусать, дедушка!

– Да, действительно! Я не подумал.

– А откуда вы знаете?

– А что, я не вижу, как ты на мое плечо посматриваешь, – сказал дедушка, отодвигаясь плечом слегка.

– Пабло, Пабло, – тихо произнесла Исабель, о чем-то думая своем.

– Так как же они отдали камень врагу? – спросил Мигель.

– Враг – это не так просто. Он не всегда приходит с табличкой «враг». Редко.

– Чаще с другими, – обронила Исабель.

– Никто никому не давал.

– А где был камень?

– Камень был у короля с королевой. Последний неотданный камень.

– А они были красивые? – встрепенулась Марисол.

– Камни?

– Король с королевой, – Марисол посмотрела на дедушку, как на непонимающее дитя.

Исабель села за стол:

– Они очень красивые. Но не так, а иначе. Принцесса была красивой!

– Они живы? – спросил Мигель.

– Это кому-то предстоит прояснить, наверно, – тихо сказал дедушка.

– Их не казнили? Они в тюрьме? – закричала вдруг Марисол.

– Их? Нет.

– Но вы же знаете, – произнес Мигель.

– Я знаю, как чай заваривать, например. Вот ты дрова колоть будешь? Там еще пять кубов.

– А принцесса? Кто ее учил скакать на лошади? – спросила Марисол.

– Да, – сказала Исабель, – В сказках принцессы здорово скачут на лошадях, особенно принцы.

Дедушка фыркнул.

– Но она училась, да. Она хорошо училась. Она молодец была. – Исабель погрустнела.

– А зачем стога? – вдруг спросил Мигель, – Коров же нет. И у нас стог!

Дедушка посмотрел на Мигеля:

– Стога всегда лучше чтоб были. Вдруг какой козел придет. Или лошадка.

Исабель опять улыбнулась:

– Принцесса была очень красивой и очень красиво скакала на лошадях. И принц тоже.

– Принц тоже был? – поднял взгляд Мигель.

– Да. Но из другого царства-королевства.

– У него был камень?

– У него был камень. У кого положено был камень. У военачальника. Принцы не хранят камни. Это лучше делать профессионалам.

– Они дружили? – спросила Марисол.

– Кто? – дедушка повернулся к девочке.

– Принц с принцессой!

– Ну, разве это сказка? – сказала Исабель, – Это статья в школьной газете. Они любили друг друга! Очень! По-настоящему! Он увидел ее еще давно, когда его родители, король с королевой, привезли его в первый раз в закрытую страну. Потому что у них был камень. (У военачальника, конечно). Они знали короля с королевой давно, с детства. Как они встретились, это загадка. Но они были друзьями. И вот они привезли сына. Он был лет восемнадцати тогда. Среди его сверстников, друзей, да одноклассников, особо не выделялся, но старался соответствовать. Читал много.

Исабель посмотрела в окно и отпила чай.

– Он и друзей взял своих. Родители с официальным визитом, а они так, покуролесить с местными. Молодежь. Они сразу в лес. Одни, потому что местные ребята на тренировке были. Вот в наш, в этот. А там долго ли. Потерялись сразу все. А она на роднике была. Принцесса.

– Она одна ездила?

– Ну, как тебе сказать. Кого там особо бояться? И вот он смотрит, полянка, а на ней олень красивый и девочка. Она из родника пьет, он залюбовался. Сердце у него запрыгало. И вдруг медведь. Прямо к ней. Здоровый, огромадный. И вот парень видит, что ноги у него бегут, и на медведя прям. И он как был без оружия, ее оттолкнул, и руками на медведя. А тот выше его на полметра, если встанет. Он и встал. Парень в него влетел и был прижат. А Армандо думает – «Это, что еще такое за номера?»

– Какой Армандо? – спросила сидящая с широко открытыми глазами девочка.

– Из дворца. Армандо его звали. Умный был, добрый очень. Мудрый, как в сказке.

Дедушка кивнул.

– Ну, вот медведь и держит его на всякий случай. А принцесса встала и говорит: «Армандо! Он сумасшедший! Ты его отпусти!» Он его и отпустил. Принца тоже отпустило.

– У тебя голова есть? – Сказала принцу принцесса.

– Нет. – сказал Принц.

– Вот так они и полюбили друг друга.

Мигель улыбался, Марисол сидела с открытыми, как блюдце глазами.

– И пацаны потом к вечеру, все кто в чем, изодранные, из чащоб да болот наших повылезали и на дороге посередине встретились. Пошли к дворцу, а им сбоку принц с принцессой на медведе. Вы вот знаете дорожку, кстати.

– Может дрова? – сказал дедушка.

Марисол осталась помогать с тарелками всякими. И ходила хвостиком за Исабель. Исабель поставила ее сбоку протирать вымытые тарелки и чашечки.

– А вот еще смотри какие красивые есть. Вон на полке стоят. Погляди какая красота. Их Рамон делал. Мастер прекрасный. Он эти для дворца сделал. Для приемов специальных. Но вот две нам подарили из набора. Зря, наверное. Комплект все-таки был. Двенадцаь штук.

– Король вам подарил? – глаза Марисол опять округлились.

– Девочка подарила, – грустно произнесла Исабель, – Посмотри, дотянись вон.

Марисол встала на мысочки и потянулась кончиками пальцев к краю тарелок на верхней полке. Они поддались, сдвинулись и полетели вниз. На пол из керамической плитки. Сердце Марисол замерло.

Но звона не раздалось. Обе тарелки были зажаты между пальцами левой руки Исабель. В правой она держала только что помытую плошку.

Марисол посмотрела на Исабель долго и пристально.

– Красивые?

Они были очень красивые. На них была потрясающе детальная миниатюра пейзажа с горами. «Где-то я его уже видела», – подумала Марисол.

Марисол положила тарелки, отошла к окну, выдернула из связки чеснока головку и что есть силы, резко, бросила ее в Исабель. Головка замерла между большим и средним пальцем Исабель, как сигара.

– Я хочу учиться, – сказала девочка.

Исабель взяла из-за занавески у входа меч и пошла за дом. Марисол шла за ней. Женщина вышла за сад, на полянку, и медленно встала и стала перемещаться по ней с мечом. Марисол старалась повторить все в точности.

Так начались уроки.

Нищий

Дети вставали с каждым разом все раньше. Мигель бегал до дороги. Девочка делала удивительные формы с мечом. Но, когда солнце уже выходило из-за леса, они брали лук и бежали в лес. И по траве стелилась роса, а ивы еще тихо-тихо молчали, только едва шепчась своими серебристыми листочками. А рыбка играла на воде и круги появлялись то там, то тут.

И было еще одно существо, по которому они по-своему скучали – это был волк. Он притаивался за кустом, и невозможно было его угадать или предвидеть. Всякий раз он сбивал с ног кого-то из них. И, если поначалу он никак не выражал своих эмоций, то по мере тренировок, казалось, что он недоволен тем, что его не видят. Уходить с линии атаки более-менее стало получаться. Волк был прекрасным учителем. Очень тонким, очень терпеливым. Но покусать его у Марисол так и не возникло желания. Зато Мигель все больше хотел прикоснуться к нему. Хотя он тоже мял собаку, так что псу доставалось от обоих. Странный гром все больше преследовал их. И каждый раз внутри них что-то сжималось и било тревогу.

А у дедушки и Исабель они всегда чему-то учились. Хотя Мигель больше колол дрова и выжимал белье. А Марисол с Исабель с каждым разом все больше походили на две тени на фоне леса, двигающиеся, как два отражения, какого-то одного сказочного существа. Так виделось Мигелю с его дровоколотной позиции. Что-то у него стало возникать подозрение, относительно 5 кубометров. Иногда казалось, что они уменьшаются, а иногда, что наоборот, их больше, чем вчера.

А потом они сидели за столом, и каждый раз новый аромат чая наполнял комнату. И Марисол расспрашивала про принцессу и принца, а Мигель про военачальников. И столько нового они узнали про них, что им казалось, что они их знали всегда.

– Как же все-таки последний камень? – спросил Мигель – Ну, как же можно было его отдать непроверенному человеку?

– А ты как проверяешь людей? – тихо сказала Исабель. Она сидела прямая, как тополек, напротив, вполоборота к нему и смотрела на камин. Ее красноватые волосы казались светлее, почти рыжими в мерцании огня. Блузка прилегала к телу, и телом она напоминала леопарда. Казалось, она в любой момент может изогнуться для последнего прыжка. Только ее лицо было очень ясным и слишком человеческим. Глаза были такими, что в них можно было утонуть с первого раза. В них не было страшно смотреть. Но ты останавливался, как перед откосом с бескрайней пропастью и бесконечным пейзажем, обойти который невозможно за десять жизней. И скорее в них было больше грусти.

– Какая же ты красивая! – вдруг сказала Марисол.

Мигель не знал как ответить на вопрос.

– На праздничной площади однажды появился нищий. Он был легко одет и скромен. Длинный такой хитон серый с капюшоном, который он не снимал. Глаза его были почти всегда прикрыты. Да и видно их не было из-за очков с коричневым затемнением. Он не приставал ни к кому. Просто сидел на обочине и играл на свирели. Это были странные мотивы. Нездешние. Вообще в стране не было нищих. Нищих попрошаек. Все почти знали всех. И было принято работать или давать работу тем, кому она нужна. Но ведь его никто не знал. Не было в почете презрение. Или высокомерие. Ко всем относились, как к себе. Все более-менее понимали, что ты сам можешь оказаться в плачевной ситуации или наделать ошибок. От сумы да от тюрьмы, как говориться…

– Поэтому к нему не было негатива. Была еще одна причина. Он смог прийти. А прийти могли лишь очень сильные личности. И третье, он никогда не отказывал в помощи. Он видел любую трудность в людях и помогал, как мог. Он был очень чутким, проницательным, если хотите. Если кому было грустно или обидно, от чего-то, он умел разговорить и разогнать обиды или тоску.

– Он сидел на площади там, где был парадный вход во дворец. У дворца была ограда. Туда зайти без разрешения нельзя было.

– Он был хороший? – спросила Марисол.

Исабель посмотрела на девочку своими лучистыми глазами и продолжила.

– Однажды королева потеряла любимую сережку. Это был подарок короля, когда он еще был принцем из соседнего королевства и привез ей на бал. Очень стеснялся и не знал, что делать. Они еще с детства знали друг друга. Потеряла на рынке где-то. Она тоже ходила на рынок и выбирала продукты для детей в больнице. И, когда она возвращалась, нищий из-под капюшона сказал ей: «Ваше Величество, Вы так огорчены чем-то?» Она увидела его, без ничего, замерзшего в своем хитоне, с куском черствого хлеба в мешочке, и, хоть была погружена в раздумья, обратила на него внимание. «Почему ты так думаешь?»

– Ваша душа очень грустит. По вещи, которая вам очень дорога. Это видно. Не надо быть большим психологом.

– Почему вы тут? Ваша речь явно не выдает неграмотного горемыку.

– Образование труднее промотать, чем успех и карьеру, Ваше Величество.

– Так почему ты здесь? Разве тебе не предлагали работу или кров?

– Что-то не так со мной. Я могу Вам прочесть лекцию о жалости к себе или апатии, переходящей в депрессию. Формах психологической защиты в виде самобичевания. О конфликте самооценок. О разных видах тонкой гордыни. Но что-то мне мешает жить иначе. Я не хочу навязывать Вашему Величеству свое ничтожество. – он улыбнулся очень белыми зубами – Правда. Но вы что-то потеряли. Может тут я смогу чем-то помочь?

– Я потеряла сережку. Где-то на рынке.

– До свидания, Ваше Величество.

И он нашел сережку. Нашел ее где-то на рынке. В этом городе никто бы не взял себе потерянную королевой сережку. Дело не в отсутствии воров или жадин. Просто, королеву любили все, и кому ты продашь такую вещь? Где она ее потеряла – трудно сказать. Но он ее нашел.

И когда через пару дней она шла во дворец, нищий был там же, на входе.

– Вот ваша сережка, Ваше Величество! Вы все так же грустите. Кручина у Вас на сердце.

– Где ты ее нашел? – волнение прокатилось волной.

– Я подумал: все просто; как можно уронить, сережку, не снимая ее и без серьезных коллизий?

Королева смотрела на него.

– Как?

– Шерстяные козьи цеплючие платки! Вы же выбирали одежду детям из бедных семей. На Рождество. И себе. И меряли их. Женщины любят мерить все что только можно померить.

– И что?

– Все платки висят на одной длинной штанге. Если Ваша сережка еще не объявилась, то значит она просто где-то зацепилась. Я нашел ее почти сразу. Платки эти сейчас никто не смотрит. Не сезон.

– Но я бы почувствовала, как тянет сережка за ухо.

– Видимо был колючий платок. Вы же не любите козью шерсть. Вы ее терпеть не можете. Ох, как, видимо, она вам закололась, когда вы этим огромным одеялом обмотались!

Королева поежилась.

Охранник наблюдал за диалогом довольно пристально и стал подходить ближе.

– До свидания, Ваше Величество!

Королева отошла от входа, с заветной сережкой в руке. «Надо бы отблагодарить его!»

– Все в порядке, Ваше Величество? – сказал, поравнявшись с ней военачальник. Он был старый друг короля. Да и королевы. Сегодня он дежурил на входе. Даже король дежурил на входе во дворец в свой черед. Границ-то у страны не было. А расслабляться не полагалось. Поэтому было всего десять постов. Вокруг дворца, вокруг города. А служили все. Кто мог держать оружие по здоровью. Мужское сословие.

– Да! Представляешь, Виктор, он нашел мою сережку! Сыщик прям! Психолог. Увидел, что я потеряла что-то и сразу сообразил где.

– Где же?

– Платки выбирала козьи. Эти, которые я так не люблю. Но там один такой красивый был! Я думала, через платье не почувствую! Обмоталась вся, а как пошло раздражение, ой, ужас, пока содрала его с себя, ничего не заметила. Сережка на нем осталась. Надо его отблагодарить.

– Ваше Величество, – Виктор смотрел без тени эмоций от забавного рассказа. В его глазах было совсем другое чувство, – Ваше Величество! Держитесь от него подальше! Пожалуйста.

Королева посмотрела на него строго:

– Что это вы так напряглись, генерал?

Виктор промолчал. Похоже тень пробежала между ними.

– Я провожу Вас, Ваше Величество!

– Не бросайте пост, генерал, будьте бдительны.

Черная фигура сидела, съежившись у входа. Он единственный, кто не имел тут своего дома. Без оружия, без сумки даже. А ночь была звездная, почти морозная. Огромный болид прочертил полнеба с воющим звуком и вспыхнул где-то там на горизонте, за границами, которых у этого царства и не было. Виктор не сдвинулся ни на метр всю ночь. Это был первый раз, когда он почувствовал, что нить диалога и понимания между ним и королевой отсутствует. Но он был опытный профессионал.

Увидеть волка

Было еще одно очень важное событие. Однажды, добежав до дороги, Мигель увидел всадников. Мост через ров со страшным скрежетом опустился, и группа черных легких рыцарей поскакала вниз. С ними был главный. Он давал указания, и они разъезжались вдоль дороги и что-то искали на лесной стороне. Их поиски расширялись с каждым днем. И они все ближе приближались к развилке. Мигель никогда не выходил на дорогу. Он лишь наблюдал из леса. Начальник торопился и был раздражен неудачей каждый раз. Иногда на тропе мальчика встречала собака. Она смотрела, чуть наклонив голову куда-то. То ли на Мигеля, то ли выше. Обычно это как-то было связано с тем странным громом, который так пугал детей временами.

В этот день было облачно. Почти туманно. Но лягушка молчала. Собака была дома с самого утра и не отходила от них ни на шаг. Стрела открыла дорогу, и дети побежали к верхнему дому. Облака касались верхушек деревьев. Странный гром прозвучал откуда-то издалека. И вдруг Марисол остановила брата. Мигель замер. Она указала ему на невысокое густое дерево за буреломом, лежащим старым замшелым стволом. Мигель дернулся опять бежать, но Марисол остановила его резким движением. Она пристально смотрела на дерево. И легкая улыбка стала появляться на ее лице.

– Успокой мысли, смотри, – сказала она брату.

– Куда?

– Просто смотри. И ни о чем не думай. Совсем ни о чем.

– Но что я должен там увидеть?

– В том-то и дело, что капусту. Там ничего нет. Там капуста!

От несуразности сказанного Мигель расфокусировал взгляд и стал думать, а когда бессмыслица сказанного стала ясна, он вдруг увидел волка. Волк стоял прямо перед деревом и перед ними. Зеленые глаза, как обычно, сияли. Он заметил, что его увидели. И вдруг показалось, что он с чем-то согласился. Или с кем-то. Никто не побежал его гладить и тем более лохматить. Это был волк. Да и лохматить там было особенно нечего с таким подшерстком. И потом коснуться его так никто до сих пор не сумел. Так, вскользь. Как он ни старался. И вдруг волк исчез.

– Марисол, ты ужасная егоза, ябеда и все разбрасывающая везде каракатица. Я опять все складывал. Это я вообще?

– Я знаю, что ты меня ценишь. Меня поймали на слове. Я не сдавала тебя с папиной гармошкой. Они умеют, хитрые.

– Я видел папу.

– На белом коне? В долине?

– Да. И Дядю Сережу.

– Он в доме каком-то. С дедушкой.

– С дедушкой?

– Нет. Это другой дедушка. Настоящий. Ему сто лет. Больше.

– Мари, мы совсем с ума сошли?

– Да. Ты корнеплод.

И в три шага Марисол оказалась за спиной брата, после чего он получил, пинок, шлепок, был оттянут за уши больно, потом на него взгромоздились и скомандовали: «Но!»

– Сама ты овощ! – сказал Мигель и аккуратно побежал вверх по тропе. На его спине, вцепившись ему прямо в волосы, всадник, визжал, махал мечом и улюлюкал. Потом мальчик запыхался до упора, и они мягко повалились вбок в мягкий, усыпанный ягодой мох, из которого торчали кое-где веточки багульника, источая свой чарующий аромат. Мигель почти задыхался, а девочка, открыв рот, наклоняла к себе веточки голубики и слизывала ягоды.

– Да я понял, что тебя развели с гармошкой, – сказал брат, через одышку.

– Корнеплод.

– Нет, не говори так!

– Хорошо. Складыватель платья!

– Хорошо.

– У тебя дыхалка есть?

– Нет.

– Тогда лежим.

Над кронами, расчесанные ряды облачков, медленно двигались на юго-восток. Кто-то верещал в ветвях. И вдруг Мигель увидел волка. Он стоял поодаль и спокойно смотрел на детей.

Мигель вскочил и побежал к нему, но волк дождался его и опять оказался за его спиной. Но все же он был задет! Впервые задет и сдвинут с линии. Он был мягкий, из-за густого подшерстка. Мигель обернулся и ему показалось, что волк рад. Но это был волк. Два зеленых глаза жестко смотрели ему в лицо.

Через час круговращений с носителем белых клыков и торчащих, вращающихся на 180 градусов ушей они пошли к верхнему дому.

– Рыцари что-то ищут. Я стал видеть их каждый день. Они прочесывают все лесную сторону дороги. Скоро спустятся до развилки, – сказал Мигель.

Марисол поежилась:

– Ты же понимаешь, что они ищут.

– Да. Я до сих пор не могу дыхание толком восстановить, – сказал мальчик.

– О! Я знаю теперь, кто моя лошадка будет!

– Нет. Это перебор!

– Сено же есть.

– Это маскировочное сено, ты же понимаешь. И оно так, для козлов.

Марисол посмотрела на небо, на бегущие на юго-восток облака, потом опустила лицо и повернулась к брату. На него смотрела та девушка из кареты. Старше и очень красивая. Желтые волосы растекались повсюду. Едва пахло мамиными духами, которых не могло быть. Зеленый лучик с пальца блеснул Мигелю в глаза, и он сморгнул.

– А как ты думаешь? Мы успеем? – сказала девочка и медленно отодвинула прядь желтых волос с губ.

– Мари! Мы успеем?

– Нас слишком хорошо кормят здесь, – сказала сестра, уже глядя вдаль, – Нас здесь слишком любят.

Мигель посмотрел на сестру тихим, спокойным взглядом. Кулаки его медленно сжались. Лилия на конце рукоятки впилась в ладонь, лежащую сверху. Отдаленный гром донесся из-за леса. Они побежали в верхний дом.

Нищий во дворце

– Дедушка! Я увидел волка!

Дедушка повернулся неожиданно, он стоял в углу и что-то мастерил, и его глаза блеснули огнем. Мигель опешил и сморгнул. Дедушка держал в руках трубку, но другую, не свою, и полировал ее какой-то специальной тряпочкой. Марисол уже сидела за столом и раскладывала всякие чашечки и чайнички.

– Что же нищий там сидел всю ночь? – вдруг закричала Марисол, – А принцесса?

Исабель показалась в дверях с подносом с едой и сказала:

– Принцесса думала о принце.

– А принц думал о принцессе! – опять закричала Марисол, раздвигая чашечки.

Дедушка чуть втянул голову и подвигал мизинцем в ухе.

И вдруг голос такой силы накрыл всех присутствующих, словно поезд тормозил экстренно, что дети зажали голову руками, а Исабель фыркнула и засмеялась:

– Принц и принцесса – далеки от стресса!

– Дедушка, ты что? Громопад? – шепотом сказала Марисол.

– А ты стадион!

– Как ты так сделал?

Дедушка засмеялся, как проказник.

– Давай, дедушка, ты не будешь так гремучить.

– Давай!

– А нищий? – спросил мальчик.

– Он просидел там всю ночь. Генерал не сдвинулся с места, но утром рано королева пошла на поля, помогать с уборкой, и она сказала нищему:

– Я подумала, что в дальнем флигеле, где жил помощник садовника, который теперь капрал, вы можете прекрасно устроиться. Вы в цветах понимаете?

– Скорее в процессах.

– Каких процессах?

– Роста или увядания.

– Какое странное амплуа. Так вы принимаете мое предложение?

– Да, Ваше Величество, с огромной благодарностью.

Генерал стоял там, где стоял и спокойно слушал этот диалог.

– Виктор, покажите, пожалуйста, человеку его новое жилье. А как вас, кстати, зовут? – обратилась она к нищему.

– Сомбра.

– Какое странное имя.

– Да. Как уж вышло.

Королева ушла. И нищий смиренно встал перед генералом.

– Ее Величество хотят, чтоб я тут не маячил. Не портил картину. Ее можно понять. Такой тунеядец, как я – не лучший вариант для экстерьера дворца и дворцовой площади. Она уникальный монарх. Светлый и по делу. А я видал разных. Я лучше себе на горло наступлю, чем ей буду мешать.

«Игра?» – подумал Виктор.

– Пойдем, Сомбра. Это же по-испански тень. Чья же ты тень?

– Своих нереализованных добродетелей, Ваше Высокоблагородие! Извините, генерал, – и губы его улыбнулись.

Нищий не был ни безобразен, ни грязен. Его тога была всегда идеально чистая, да и сам он был всегда умыт, открыт и приветлив. И не навязчив. Однако определенным обаянием он все же обладал! И поэтому не избежал знакомства со всеми почти придворными. Особенно с женской половиной. Любая цыганка с картами явно позавидовала бы его проницательности. Никакие сердечные тайны и муки, молодые барышни скрыть от него не могли.

– Хотели ли? – вдруг встрял дедушка, глядя на Марисол.

Исабель засмеялась, но как-то грустно.

– А уж в астрологии ему просто не было равных. И что важно – его прогнозы всегда сбывались.

– Уж не назначить ли вас придворным магом? – смеясь, говорила ему королева, – А откуда у вас такие продвинутые, так сказать, знания.

– Вы же прекрасно понимаете, Ваше Величество, что это все ерунда. И прекрасно понимаете, что дело в других источника информации, совсем не звездах в квадранте. А простых и очень житейских. Эмоции женские – хоть и тайны мадридского двора – да только двор этот игрушечный.

Но для большинства дам – это было не аргумент. И ему частенько приходилось выстраивать стратегии коварные и не очень. Но чаще всего сердце чье-то оказывалось захваченным полностью, и молва о нем вышла уже за пределы замка. Хотя его и знал уже весь город. Но в новом амплуа – ибо как весельчака-предсказателя, помощника в делах любовных и просто помощника его не знали. А он помогал – да, что-то где-то там-то, везде, где рук не хватало или сил. Или устал кто сильно. Он никогда не жалел сил.

– А король? – спросил вдруг Мигель.

– Хороший вопрос, как сейчас модно говорить, – сказал дедушка, – Король пил. Пил бы, если б не генерал. Они оба испытывали форменную аллергию на этого человека.

– А принцесса? – начала с крика Марисол, но увидев встрепенувшегося грудью дедушку, набирающего воздух, завершила фразу еле слышно.

– Кто? – почти бесшумно выдохнул дедушка.

Марисол вспыхнула смехом, вскочила и совершила прыг-скок оборот вокруг своей оси.

– Да что же это такое за юла такая вулканическая? – шепотом произнес дедушка.

«Юла!» – уже готова была выкрикнуть на весь лес Марисол, но дедушка уже надул грудь, и она не успела. Она тихонько прижалась к плечу дедушки и в его черную китайскую рубашку едва слышна сказала: «Юла». И села.

– Во как пробивается-то, – улыбнулась Исабель, – Ты не будешь орать? – спросила она, повернувшись к мальчику?

– Кто пробивается, – спросил Мигель?

– Сила? – вопросительно ответила Исабель.

У Мигеля что-то заклокотало внутри, и он уже готов был что-то сделать, уже начал открывать рот, но вдруг со своего места поднялся дедушка и, как в тот раз, задрав голову вверх, почти фальцетом крикнул – «Я не буду!»

Все попадали от смеха.

– Я никогда не любил чай. Лимонад любил. А так вкусно вдруг, – тихо проговорил мальчик, – Непросто с этим нищим. Мне он сильно не нравится. «Тень». Чья он тень? Что он тут делает?

– Хороший вопрос, – засмеялся дедушка и посмотрел на Исабель, – Делает, понимаешь.

Марисол уже надулась и начала открывать рот, но дедушка вставил в него огурец.

– Надо ли это? – его глаза сузились до совсем китайских.

– Давай его выгоним! Пусть он уходит из дворца! Астролог-болтулолог!

– Давай! – просто сказал дедушка. Дрова, например, тоже. 3 кубометра еще.

– Это вот тут не совсем, я бы сказал, – покачал головой Мигель, поднимаясь со стула и допивая чай из маленькой пиалки. Он набросил курточку, что висела в прихожей, и пошел махать топором.

Ворон два раза крикнул, пролетая на юг.

Белка

Мигель заснул мгновенно. Он бежал через усыпанные цветами и нетронутыми травами луга, и скатывался в овраги, вставая и падая, впереди раскинулась большая синяя река, а на той стороне был виден огромный монастырь, сверкающий красивыми куполами. Только моста туда не было. Но бежать было очень легко. И радостно. Вдруг что-то изменилось. Всадник скакал на белом коне по рыжей пустыне, рыбка прыгнула, и круги все стерли. Кто-то стоял за алтарем в странной, маленькой церкви. Их было двое: очень старенький человек, невысокий и легкий, как пушинка, и дядя Сережа. Дядя Сережа стоял сзади и был выше его на две головы. Свет от свечей играл на их лицах. Молодая женщина в беззвучных мокасинах прошла мимо, на кухню. Было слышно, как кто-то колет дрова у сарая. Кто-то сидел спиной у окна и плакал. С длинными желтыми волосами. И от них так пахло мамиными духами.

Мигель вскочил, как ужаленный, и побежал на кухню. Кошка сидела на печке, хлеб и молоко были на столе. Молоко было прохладным, кувшин начал запотевать. Печка только разгоралась. У сарая лежали, как обычно, поколотые дрова. Не сложенные еще в дровницу.

Он собрал их, сложил в дровнице, и побежал к дороге. Солнце еще не взошло. Марисол медленно двигалась с мечом, как в замедленном сне, едва различимая в сумерках на полянке за дубом. Где стоял маскировочный стог. Ивы спали.

Рукоятка уже не холодила руку и было так тихо, что казалось звенело в ушах. Меч двигался словно сквозь смолу, и, казалось бы, ноги сами делали свои шаги. Дуб молчал, но словно бы слушал ее беззвучную поступь, мягко перетекающую с пяточки на мысок и обратно. Мигель выскочил из-за дровницы, чем-то встревоженный или чем-то озадаченный, и побежал по своей привычной дорожке.

Мальчик прибежал к развилке к началу рассвета. Отдаленный гром пронесся над ним и жуткий скрежет опускающегося моста долетел вместе с ним. Рыцари скакали вниз. Но что-то темное, словно тень промелькнуло над черными башнями. Или показалось. Сомбра – промелькнуло в голове испанское слово. Рыцари приближались и начали рассеиваться по лесной стороне дороги. Мигель побежал назад.

Собака сидела на крыльце, дверь была открыта, и Мигель упал на колени перед ней и, сжав ей шею, зарылся в белую мохнатость, вжав лицо сильно-сильно. Собака сидела сфинксом.

Мигель достал лицо из самых шелковистых волос на свете, расположил свой взгляд прямо перед глазами на огромной голове, и, глядя в них, сказал:

– Мы успеем!

– Конечно! – сказала собака.

Мигель вскочил, услышав внутри себя незнакомый, но очень волнующий мужской голос. Собака смотрела вдаль, абсолютно спокойно, она уже привыкла ко всем видам домоганий и выплесков на свою, пусть и весомую, голову.

Мигель, надо сказать, смутился. Марисол сидела внутри и мяла тесто. Она добавляла туда разные надобности, спрашивая у кошки, – «Добавим еще соли», – и, кивнув, так и делала. Брат появился на пороге и сходу вцепился в собаку, как неумеющий плавать в бревно. Потом что-то сказал ему тихо и вскочил, как ужаленный. Он был мокрый от пробежки, не смотря на все еще утреннюю прохладу. Видно было, как он собирается с мыслями. «Кладем сахара еще две ложки», – было сказано кошке, потом она кивнула и продолжила кулинарное творчество.

– Оса тебя ужалила?

– Я видел их.

– Дедушку?

– Нет. Да. Дедушку тоже. Они с дядей Сережей. Я видел их, ты видела?

Марисол медленно, словно танцуя, покачала головой из стороны в сторону.

– Они все ближе. Солдаты. Гром этот еще. Тень какая-то…

– Сомбра, – тихо, в такт ритму пакачиваний, сказала девочка, – Оставлю доходить. Нам пора вверх.

Мигель увидел волка почти сразу. Они налетели на него и началась свистопляска. Видимо, волк был доволен.

Мокрые и счастливые они лежали на теплом мху, пытаясь восстановить дыхание. Волк исчез, как обычно, вдруг и абсолютно неожиданно.

Багульник пах маняще, ностальгически. Веточки голубики висели в поле зрения. И уже пора было ими заняться, как вдруг что-то не совсем уж невесомое, вихрем пронеслось у них перед носом, заметно толкнув их лапками в грудь.

И исчезло. Пауза длилась, и внимание плавно начало переключаться на голубику. Руки уже потянулись за веточкой, как вдруг искры из глаз Мигеля выскочили вместе со слезами. Молодая жесткая шишка влетела ему прямо

меж глаз. Марисол посчастливилось. Ей шишка прилетела точно в колено.

Дети мгновенно оказались на ногах, но это им мало помогло. С верхних веток, со всех сторон в них летели шишки. И каждый раз по макушке. Сообразить какую-то защитную стратегию просто не удавалось никак. Дети едва замечали белку на новой ветке, как тут же получали шишкой в лоб. Вдруг обстрел закончился.

– Похоже наши головы пожалели. Надо будет шлем одеть какой-нибудь.

– О, небо! Ты как? Вся в ссадинах?

– Мне кажется в меня только мягкие шишки летели. Прошлогодние. Ты весь в царапинах. И шишках, – Марисол засмеялась, но что-то вдруг заставило их затаится и молниеносно переместиться в тень огромного дерева. Тот самый гром пронесся, но уже явственнее и ближе. И что-то едва уловимое пронеслось за дальними верхушками лиственниц. Их мысли почему-то замерли. Состояние из очень испуганного стало приходить в тихое, молчаливое. Это было непривычно. Тень рыскала вдали, казалось, она хочет, но не может что-то нащупать. Гром прогремел снова, но уже отдаленно. Тень исчезла совсем.

– Бежим! – Марисол рванула по тропе вперед.

Тюлень

– Ох, какие красивые-то! Шишка на шишке! – Исабель протирала смоченным полотенцем ссадины и ушибы от шишек.

– Я просто не понимаю, что делать, дедушка! – говорил Мигель, – Как на это можно среагировать? Ты видишь шишку вместе с ее попаданием в тебя.

– А ты попробуй увидеть шишку еще до желания ее бросить?

– Но как же это возможно?

– А вот как?

– Как? – закричала Марисол.

Дедушка начал надуваться.

– Нет, нет, дедушка, я молчу тихо.

– Хорошо, молчи громче, но тихо.

– Ладно.

– Кто-то ищет нас. Сегодня мы затаились. Он был уже почти близко. И потерял нас.

– Ищет.

– Дедушка! Давай учится с мечом! Марисол учится!

– А ты?

– А я?

– Вот. Еще два куба.

– А меч?

– Ну, вот мечом и коли, если такая блажь.

Мигель пошел колоть. Хотя подсчет количество кубов он считал некорректным. Он отложил топор и поставил чурбан на чурбан так, чтобы его высота была почти на уровне груди. Потом он положил руку на эфес и встал в позу, которую он подсмотрел у Марисол. Это выглядело эпически. Он медленно извлек меч, как это делала девочка в своих замедленных танцах. Он был очень настроен и сосредоточен. Сколько пар глаз наблюдало за ним из-за теневого угла дома он не видел. Наконец, после ряда странных движений в стиле покачиваний тюленя перед стаей самок, меч был занесен и с вибрирующим «Юююю-ха» опущен на срез чурбана. Меч застрял в верхнем полене так, что доставали его всем кагалом. Дедушка смеялся так, что стоять не мог. Марисол ползала следом за ним.

– Стиль… пьяного… тюленя… – плакал дедушка.

– Ю-ю-ю-ю-ю-хааааааааааааю, – вторила ему, всхлипывая, Марисол.

– Критиканы диванные! – сказал им сверху Мигель и пошел за топором.

Кто-то еще

Шишки летели яростно и с неизбежно новых позиций, предугадать которые было просто невозможно. Хвостатый рыжий зверь так стремительно и скрытно менял траекторию движения, что его появление всегда оказывалось в новом месте. И ты замечал его в тот момент, когда из глаз уже сыпались искры от шишки. Ты как бы реагировал, но уже было поздно.

«А ты попробуй увидеть шишку еще до желания ее бросить?» – эта фраза крутилась в голове. Но что же она значила? Марисол решила следить не за шишкой, а за белкой. Тем более, что два головастика, с обмотанными всеми домашними полотенцами головами и в сетке из проволоки в виде забрала, уже не очень-то боялись прямых попаданий. И вдруг она словно услышала белку. Она увидела ее мысль. Точнее она видела летящую в темную крону белку, где она точно зарядится шишкой и потом вынырнет не из того места, откуда ее ожидаешь, следуя ее траектории. И мысль улетела направо. Марисол увела взгляд направо, и точно белка оказалась на правом дереве. Но шишка полетела не в нее. И она просто сбила ее с головы Мигеля.

– Как ты это сделала? – спросил он

– Я услышала ее намерение еще до ее маневра.

Белка исчезла. Волка тоже не было. Мигель шел задумчиво. Он сильный. Он нащупает выход. Какие же битвы ему предстоят? Она вспомнила стиль пьяного тюленя и улыбнулась, но грустно, тихо, про себя почти.

Они почувствовали опасность вместе и сразу. Они почувствовали ее животом. И поэтому они как бы слились с мохом в тени огромной в три обхвата лиственницы. Тень не сновала, как это уже было. Она, казалось, нащупала след. Раньше всегда она просто бороздила окрестности. Было видно, что она не знает и не чувствует, где искать. На этот раз, пролетая над ними, она вдруг остановилась и резко повернула назад, почти по направлению к ним. Она взяла след и медленно, зигзагами, нащупывая, двигалась к ним. И вдруг они вспомнили собаку. Она лохматыми лапами подпрыгивала, как медвежонок, и почти свалила их на пол своим ласковым теплым телом. Они напрочь забыли о ситуации, и тень проскочила мимо них. Она потеряла их след. Они сидели на мху, и смотрели друг на друга.

– Я вспомнил пса, – сказал Мигель.

– Мой любимый пес, – тихо сказала Марисол и встала. Она сжала меч, и в ее глазах появился вызов.

– Ты готова пожертвовать ради него собой, Мари. Что скажет дедушка? Не знаю. Но я с тобой.

Они были маленькие дети в стране взрослых опасностей, и пока они были на тонкой ниточке защиты тех, кто их почему-то очень любил. Они были дети, но не настолько уже дети, чтобы не видеть этого.

– Мы должны успеть, Мари!

– Я не ябедничала на тебя.

– Я знаю.

– Ты корнеплод.

– Нет.

– Собиратель платья.

– Да.

Они дошли до дома.

– Он потерял наш след. Почему? – сказала Марисол, взглянув в глаза брату. Желтые волосы растекались повсюду. Полотенца были в котомке, за спиной. Вместе с проволочными масками.

Они вошли в дом. Как обычно пахло чем-то пряным и сладким. Тонким и природным. То ли деревом душистым, как можжевельник, то ли травами. Но еще был один запах в доме. Ладан? Они посмотрели друг на друга – кто-то еще был в доме. В животе похолодело. Исабель, что-то говорила, дедушка тоже, и чей-то очень тихий голос, словно треск углей в камине. Дверь была закрыта. Исабель открыла ее и вышла к ним в прихожую. Она смотрела, задумавшись о чем-то своем и тихо смотрела на детей. Показалось, что скрипнула задняя дверь.

– Кто здесь?

– Мы здесь, – сказала она и пригласила их в комнату.

Дедушка разливал чай и были еще булочки.

– Вот. Для рыцарей меча и полотенца.

– У нас ничего не получается! – хотя… – Мигель вспомнил про Марисол.

– Не все сразу.

– Он почти нашел нас!

– Почти не считается, так говорят в школе.

– Нас спас пес! – закричала Марисол и спохватилась, внимательно глядя на дедушку.

– Нас спас пес, – шепотом повторила Девочка.

– Он же не может войти на тропу? Так вы говорили.

– Это было странно как-то.

– Какой же умный пес, – тихо сказал дедушка, засыпая листочки в чайник.

– Павел… – про себя прошептала Исабель.

– Что это за дети на рисунке? – вдруг выплеснула Марисол.

– Местная мифология. Легенды края, – загадочно сказала Исабель.

– Что за легенды?

– Народные сказания лучше знает народ, – сказал дедушка, и все стали разбирать пиалки, – Фольклор, предания. В городе любят это историю.

– А что нищий?

– Нищий не особо бедствовал. И вниманием тоже обделен не был.

– А принц? – начала громко Марисол, посмотрела на грудь дедушки и уже тихо добавила – С принцессой?

– Они к свадьбе готовились! – сказала Исабель.

– Ух, ты! Платье! Танцы! Бал!

– Да танцы были крупные, – грустно промолвила Исабель.

– К назначенному дню должны были приехать Принц со своим помощником, военачальником, полковником и опорным отрядом воинов. Красивые все! Но они должны были подготовить свадьбу. Помочь с этим мероприятием. Потому что такое событие в королевстве – это для всех и надолго. Должны были быть концерты, цирк, фокусы-покусы, салют, танцы от зари до зари. Местные очень готовились все. И к свадьбе должны были бы приехать море народу из другого царства. Воины все красавцы дружественной армии, артисты, художники. Это была неплохая сила. А так был лишь передовой отрядик. Человек тридцать, не больше.

Там еще другая деталь важная была. В день свадьбы наступала смена эпох. И свойства камней пропадали. И потом королевство оказывалось закрытым на долгое время. А возможно на всегда. Потому что семь заветных камней искали снова. И для каждого камня была своя история и легенда. Они просто так не обретались. Должен был родиться герой. Точнее не герой. В чьем-то сердце должен был родиться Поступок.

– А какая сейчас молодежь пошла! То ли дело было! А что сейчас? Что они найдут? Вечную мерзлоту они найдут! – сказал дедушка таким артистическим голосом, что все прыснули со смеху.

– Да. Были проблемы со входом. После свадьбы, – добавил дедушка совсем другим тоном.

– Но ведь был седьмой камень!

– Был. Да сплыл!

Внимание и радость

Королева очень доверяла Нищему. Она показывала ему лично все особенности сада. И дворца. Разные закоулки и коридоры. Во дворцах же есть много разных потайных комнат, коридоров в никуда, специальных комнат, где слышен любой шепот, секретных подвалов, секретных ходов и скрытых дверей. Да, они часто гуляли по замку, потому что нищий был интересным собеседником. И он никогда ничего не просил за свою помощь.

Внутри самых потаенных коридоров, которыми королева хотела его поразить он действительно был в трудно-скрываемом восторге. Ему было интересно все. Он пытался не показывать вида, она это видела. Ведь в любой другой теме он всегда переигрывал ее своей эрудицией и знаниями человеческой природы. И удивить его было практически нечем. Он слегка отступал, давая королеве раскрыть детали того удивительного приключения или характера, о котором она затевала разговор, а потом всегда раскладывал точно и по полочкам все скрытые мотивы всех участников. Словно знал их лично. Точнее он подводил королеву к этим выводам. И она распутывала узел любой чарующей истории. А в их запрятанной стране чарующих историй было хоть отбавляй. И она догадывалась, что ее просто подводили к этому пониманию.

Но в лабиринтах замка он был как ребенок. Ему было все очень интересно. Он честно признался, что вот в архитектуре и строительстве он профан. Он изучал каждый камешек на стенах, каждый выступ. А королева закончила именно архитектурный профиль местного университета. А там были хорошие учителя. И тут она легко могла похвастаться эрудицией.

Королева была прямо-таки королева. Тонкий нос, аристократические черты, идеальные ушки и, конечно, осанка. Но она была в команде по гимнастике. В школе еще. Поэтому это не походило на версту ходячую. Она в любой момент могла сесть на землю в лесу и ее колени сами ложились на землю, словно резиновые. При этом сложиться вперед или вбок и расслабиться было для нее проще простого. Собственно, она поддерживала форму постоянно. И такая вот скрытая гибкость в безупречно подтянутой осанке была очаровательна. А вот король был, как Ванька-кузнец из Нижней Кобыловки. Нос картошкой, щеки вширь, походка вразвалку, кость широкая, челка та еще. Но вот дать он мог так, что мама не горюй, если что. Виктор, друг его, был куда более дворянской внешности. Поэтому их всегда путали, когда в гостях или на приеме они были в дружественном царстве, где их никто не знал. И они часто так и жили. Виктор – царь, отдувался там по всем формальным вопросам, а Король, Серхио его звали, – полковник охраны. Скажем так, что если надо было Царя-короля защитить от хулиганов, то царь Виктор просто занимал, так сказать, «трибуну» и наблюдал, как хулиганы разлетаются по углам. Царь – не царь, король – не король, а Серхио в университете был в среднем полутяжелом весе вне конкуренции. Команды из дружественных царств это хорошо знали. Любили его. Искренний он был и добрый очень. Но веселый. А вот хулиганы нет. Не знали они ничего. Поэтому и летали. По углам.

И наоборот. Если переговоры с незнакомыми инвесторами какими или еще по каким делам – тут Виктор был на коне. Он видел людей насквозь. И ему не нравился нищий. Совсем. Королю тоже. Он с ним встречаться избегал.

Седьмой камень был, кстати, всегда у короля с королевой. Он нужен был им для визитов и возвращений. Они не сидели абсолютно взаперти. Хотя кто о них знал? Пять дружественных стран. А уговор о нераспространении блюли все. Только вот сарафанное радио никуда не денешь. Куда они еще мотались вне протокола с Виктором? Вот были мысли у королевы, конечно. Но у них всегда все четко, не подкопаешься. Ее не брали.

– У короля с королевой? – спросил Мигель, – Так ведь у профессионалов он должен был быть!

– Точно! И вот тут слабое звено. А эти двое Виктору камень не сдавали на хранение.

– И где же они его хранили?

– В замке. Прямо в спальне своей. Там был сейф. С шифром. В стене над кроватью спрятан. Замаскирован. Но для опытного медвежатника, как называют профессиональных взломщиков, это было не проблемой. Хотя шифр был. И сейф был так утоплен в стене, что надо было бы пол дворца снести, чтобы его вскрыть, не зная шифра.

Королева очень любила птиц. И вдруг она увидела нищего, который что-то делал в траве у парковой дрожки. Это было не свойственно ему, он был очень озабочен и с чем-то возился, сидя на коленях.

– Вы закапываете серебрянники, чтобы они выросли на дереве? – сказала ему Королева.

– Нет, Ваше Величество. До этих высот в агротехнике я еще не дошел, – голос его был озабоченным, – И в зоологии тоже. Но в медицине я кое-что понимаю. Ему очень плохо.

– Кому?

Нищий аккуратно отодвинул ворох травы и на ладошках поднял очень красивую птицу. Небольшого размера с очень необычным и разноцветным оперением. Она вжалась в его ладони и была словно придавлена чем-то.

– Королева открыла свой безупречного рисунка рот.

– Вот! Это редкий вид. Но что с ним, в принципе, понятно. Это переохлаждение. В верхних слоях очень холодно было сегодня и вчера. Они летят высоко. Вот он упал сюда. Случайно заметил. Повезло малышу. Ходил с ним за пазухой, думал, все. Но отогрелся. Я его сюда положил, чтоб он еще восстановился. Поил вот из соломинки. Держите его!

И он аккуратно положил птичку в ее ладони. Королева волновалась. Она никогда не видела такой красивой птицы. А птица была словно пьяная.

– Эти птицы любят красоту, – сказал Нищий, – Они очень чуткие! Они не понимают слов, но слышат интонацию высказанного, как музыку. Скорее даже не на звучание слова реагируют, а на его значение для говорящего. И это их либо окрыляет, либо губит. Они как дети! Скажите ему что-нибудь очень красивое и важное для вас, и она оживет. У меня нет таких заветных слов. Поистаскался мой оптимизм.

Птичка с мольбой посмотрела в глаза королеве.

– Внимание и Радость! – вдруг сказала Королева, и глаза птицы оживились. Она вскочила на ноги, взмахнула крыльями и унеслась в небо.

– Какие странные вещи творятся вокруг вас, Сомбра.

Разговор Виктора

Солнце давало блики на стене, Занавески были открыты. Карниз был просто зашкуренной палкой, лежащей на двух кованных гвоздях. Окно было приоткрыто и щебет пернатых просто заливал комнату. Они прыгали за окном по веткам яблонь, растущих в саду, словно во что-то играли.

– Кто это был? – спросил Мигель

Ворон два раза каркнул с верхушки лиственницы.

– Тут много странников. Иногда жданных, иногда не очень. Бывают и просто путники. Они идут по звездным дорогам и иногда забредают сюда.

– Такие бывают? – громко, но без крика, спросила Марисол.

– Путники?

– Да, – уже шепотом сказала девочка.

Исабель почему-то заулыбалась, чуть наклонилась и поцеловала девочку в темечко. Марисол куда-то поплыла и потеряла нить разговора.

– Я видел некоторых, – сказал дедушка, и Исабель еще сильнее улыбнулась.

– А кто этот человек в маске? – спросил Мигель.

– Может быть он Путник? – спросил дедушка.

– Вы нас запутываете.

– Ну про кого ты спрашиваешь? Опиши человека. Имя, фамилию, должность. Звание.

– Какое звание? – почти закричала Марисол, встрепенувшись из сна, – Он в маске!

– Это человек в маске, – сказал дедушка. Исабель отвернулась.

– У него мое кольцо и меч наш! – почти кричала Марисол.

– Твое? И меч наполовину, я так понимаю? – спросил дедушка.

– Да, – немного менее императивно произнесла Марисол.

– Так это подарок от мэрии же!

– Да, – сказала Марисол.

Птички вдруг прекратили свой перманентный щебет.

– Какая мэрия! – Ее голос зазвенел в ушах у всех. Карниз отпал одной стороной вниз, перекосившись, и обе занавески со жужжащим звуком съехали одна за другой на пол. Дедушка опять подвигал мизинцем в ухе.

– Не надо, – тихо сказала Марисол. Мигель просто закрыл уши и глаза на всякий случай.

– Кх, – крякнул дедушка, – Думаю, он тебя услышал. Так у него и маска развяжется.

Исабель улыбалась.

– Это он был! – закричал Мигель.

– И ты тоже? – тихо спросила Исабель.

– Не. Не там копаешь, – покачал головой дедушка, – Он же на ло-ша-ди! Вы же сами рассказывали.

Ворон опять прокричал два раза с верхушки.

– А почему они не прогнали его? – хмуро сказал Мигель.

– Кто? Кого? – через паузу спросила Исабель.

– Виктор и король этого … – Мигель замялся с эпитетом.

– Нищего? Виктор редко встречался с ним. Он ему, если и попадался, то в толпе восторженных поклонников, вернее поклонниц. Или Королевы. Не до диалога было. Но он, конечно, нашел его. Нашел в комнате своей. Постучался, вошел. Нищий явно ждал его. Пригласил к столу, к камину. Там хорошая комната была. Это все же часть дворца.

Нищий без лишних комплиментов, посмотрел ему прямо в глаза и сам сказал:

– Много где я в том числе работал. Не особо то я шлялся по жизни, как вы прекрасно понимаете. У людей очень властных в том числе. Властных и успешных. Могущественных было бы уместнее сказать. Но звучит пафосно. Профессиональная деформация вообще неизбежная штука. А если ты тиран с неограниченной властью, то это не очень красивая форма личности, в которую превращается человек. Хотя все зависит от человека. Он может устоять в этом искушении, может и нет. Здесь очень хорошо выстроена система социальных связей. И много нехороших возможностей деформации просто сведены к мнимому. Вы молодцы.

Нищий сидел в своем чистом сером хитоне, с капюшоном словно монах, и затемненных очках. Не черных. Скорее рыжеватых. Руки его были сложены внизу, у колен. Выше среднего роста, он сидел ровно, не откинувшись в кресле и не закинув ногу на ногу. Смотрел прямо и спокойно в лицо собеседника. Его глаза сквозь очки были видны, но несколько размыто. Он не был молод, но и старым он тоже не был. Достаточно астеничен. как и положено бродяге. Но движения его были уверенными. Более чем.

– Зачем вы здесь? – тихо спросил Виктор.

– Я ищу.

– Что вы ищете?

– Я ищу выход. Для себя. Я в тупике. Я нищий. У меня есть все. Но это ничего не меняет.

– Что вы ищете?

– Выход для себя. Дорогу, которая бы дала мне новую жизнь.

– Как вы сюда попали?

– Вот как-то попал. Это загадка для меня самого. Видимо я очень хотел этого. Я слышал про Закрытое Царство Свободы и Братства. Это красиво. Я искал вход сюда. И как-то нашел. Много бродил. Если можно было бы так выразиться. Я знаю, что вы мне не верите. Ищете скрытый смысл в моих словах. Это ваша работа. Я готов вам помочь, скажите только, что я могу сделать. Хотите, чтоб я ушел – я исчезну.

– Я еще зайду к вам, – Виктор подошел к двери, обернулся, посмотрел на играющие пламенем дрова в камине, на несколько смущенное лицо нищего и ушел.

Виктор пошел к Серхио. Тот стоял у окна, но был весь в своих мыслях.

– Отдай мне камень, – тихо сказал Виктор.

Король встрепенулся и обернулся к другу.

– Погоди, не суетись.

Он отошел от окна и размял здоровенные свои плечи. Что-то хрустнуло. Потом сложил руки над головой, как пловцы перед заплывом, и потянул их назад. Только не провернул. Он не был пловцом.

– Девочка замуж выходит. Витя! Боже! Она будет жить … Ты как ты это вообще представляешь? Она же маленькая!

– Она постарше тебя, Ваше Величество.

– Ты говорил с ним?

– Да.

– И что?

– Отдай мне камень.

– Погоди, тут что-то не так. Можно подумать у тебя он в большей безопасности будет.

Скит

Сергей не услышал, он скорее почувствовал, что карету понесло. В этом сгущенном молоке любой поворот давал ошибку градусов на тридцать в ориентации. Он попытался вернутся, но полянка с развилкой не находилась. Он потерял ее почти сразу, как пошел искать развилку. Сердце стучало не по-детски. Он знал, что не вернется. Без детей он никуда не вернется.

Туман не редел, он только сгущался, и ему казалось, что это уже не микрокапельки воды, а какая-то рваная вата. Он машинально проводил перед собой рукой с кинжалом, хотя это все-таки был туман. Даже Сережа запаниковал. Не от тумана. Он потерял детей. Потерял детей! Мальчик в своей курточке легкой, да девочка в юбочке со складками со своими волосами желтыми. Но он был очень опытный. Он сел на склон и достал компас. У него был всегда с собой компас, был запас воды, шоколад, спички, таблетка для очищения воды, аптечка. Он знал зачем и почему.

Компас не показывал. Сергей не верил в чертовщину. Но магнитное поле земли было дезориентировано не меньше, чем он. Сергей посмотрел на счет маркеров или засечек. Но не был видно пальцев на вытянутой руке.

«Нельзя сказать, чтобы такая уж влажность была, – подумал он, – Вроде сухой весь».

И вдруг лица детей, скачущих в прыгающей по склону карете, появились перед его глазами. Рациональное покинуло дядю Сережу, и он стал двигаться сквозь туман, быстро на сколько мог. Натыкаясь на деревья, которые росли очень плотно и были практически не видны, работая кинжалом перед собой, словно это ему чем-то помогало.

Сколько прошло времени в этой схватке с туманом, трудно сказать. Но, наверное, не меньше суток. Сергей пил из фляжки и продолжал искать хоть что-то. Он понимал, что кареты рядом нет, полянка потеряна, и что он ищет – невозможно определить. И он каким-то чутьем понял, что стоит ему лишь повернуть назад и он выйдет из тумана. Он найдет выход. Но только назад. Но дорога назад его не интересовала.

Шоколадка кончилась. Вода еще была, так как были ручейки и впадинки с водой в камнях. Нельзя сказать, что он сбавил обороты. Шел, наверное, третий день. Туман и не думал сдаваться. Дядя Сережа тем более. Дядя Сережа, похудел, изодрался вдрызг и успокоился. Теперь его намерение было сильнее любого тумана. Но он это пока не знал. Он наткнулся на след.

Едва заметный след. След был во мху. Очень слабый. Какого-то очень легкого человека. Но Сергей был очень опытным следопытом. Скорее это была тропа. Тропа одного человека. Сергей пошел по ней влево.

Туман начал редеть, и стало видно уже метров на 10 вокруг. Стена обители появилась из тумана вдруг и была такая же бело-серая. Поэтому можно было подумать, что это обман зрения. Но дальше был храм. Точнее часовенка. И ее золотой куполок сверкал вместе с крестом на нем. «Скит», – подумал Сергей.

Сергей медленно открыл дверь и снял шапку.

– Пробился, ребенок, – сказал очень невысокий, в потертой черной рясе, очень-очень пожилой человек, не переставая зажигать вторую свечку на единственном алтаре в церквушке и не оборачиваясь, – Намахался-то пади. То-то резать туман-то. Полезное ли дело такое.

Сначала Сергею показалось, что в церкви больше людей. Но старик был один.

Сергей медленно обошел его спереди и увидел, очень старенького старичка, с бородкой и с очень ясными, смеющимися глазами и понял, что он дома.

– Ну, да, – сказал старичок, – располагайтесь, товарищ полковник, не затупился кинжал-то?

На Сергея нахлынула такая усталость, что он закачался, но ничего не ломило. Ему было тепло и комфортно. Паника из-за детей исчезла. Намерение найти их нет. Исчез истерический компонент.

– Разрешите отправиться в расположение! – вдруг выдал Сергей.

Старик зажмурился сильно-сильно и было понятно, что он просто с трудом сдерживает смех.

– За мной, шагом марш! – после паузы скомандовал он, по форме развернулся кругом и с левой ноги малюсенькими своими шагами повел дядю Сережу в пристройку. Причем маршировал только старичок. Сергей шел сзади, почему-то держа руки по швам, но попасть в этот мелкий ритм он даже и не пытался.

Последнее, что услышал лежащий Сергей было:

– Кинжалом ты себе дорогу не пробьешь, сынок.

А потом он как бы слышал пение, или это молитвы такие, и они неслись куда-то ввысь, в синеву бескрайнего неба, без тумана, без облаков. А больше снов он не видел.

Голос Отца Кассиана

Белка не давала спуску. Но Марисол уже научилась предвидеть ее намерения, а Мигель лишь только подбирался к этому.

Более того было замечено, что белка не только кидается двумя видами шишек: молодых и жестких – это для Мигеля, и легкими раскрытыми для девочки. Причем каждый раз, попадая прямо в макушку, она делала кульбит. А когда дети совсем теряли внимание – она появлялась из ниоткуда и прыгала у них на головах, обмотанных полотенцами. Однажды она схватила полотенце за кончик, размотала рывком и унесла его на верхушку. И потом оно упало сверху на голову Мигеля. Тем не менее учеба продвигалась.

Поскольку дедушка не реагировал на просьбы Мигеля научить его с мечом, он присоединился к Исабель с Марисол. Но они делали что-то очень медленное. Плавно-плавно переступая с ноги на ногу и как во сне медленно двигая мечом по загадочным бесконечным кругам и синусоидам.

В Марисол белка уже шишки не кидала. Точнее она кидала их, но молодые, твердые и рядом. Потому что попасть в нее было уже невозможно. Зато Марисол сбивала их своим тонким красивым мечом. А однажды зеленый лучик сверкнул на ее пальце, и брошенная шишка в полете развалилась на две половинки. Разрезанная словно масло. Белка сделала серию из кульбитов назад, и очередная шишка прилетела Мигелю в макушку.

А Мигель долго думал про то, что сказал дедушка про белку. Но воплотить это на практике не мог. А потом он как-то перестал об этом думать и стараться предвосхитить прыжки белки и вдруг как бы увидел белку на другом дереве, хотя она еще была в разбеге. И точно, она прыгнула на это дерево. Но шишку она в него не бросила. Она посмотрела на него и стала делать быстрые движения лапками по голове. То ли умываясь, то ли лохматя себя. Однако Марисол повалилась от смеха.

– Собиратель платья! Наконец-то!

Медленные движения тоже стали открывать Мигелю свой смысл. Он даже так загорелся этим, что по утрам за дубом делал упражнения с Марисол. А лягушка ему квакала невпопад. И Марисол сказала, что это только ему она так квакает. Потому что он собиратель платья.

А Марисол все равно вставала раньше. Вставала и наряжалась. И всегда все бросала на стуле. Но Мигель почему-то складывал все это каждый раз и даже однажды пытался ее причесать вечером гребнем. Что ему было дозволено с очень спорным выражением лица. Причем кошка с комода смотрела с точно таким же выражением. А всадник на белой лошади все скакал и скакал по оранжевой пустыне. И детям было очень грустно. Сердце сжималось. Но рыбка прыгала, и круги стирали картинку. А дядя Сережа был в каком-то странном сужающемся кверху доме, и с ним был какой-то очень маленький, но почему-то светящийся человек. Очень старенький. А однажды утром, перед тем как присоединится к медленным движениям Марисол, Мигель подошел к пруду и сказал:

– Рыбка, это ты стираешь своими кругами?

Но рыбка не отозвалась, зато ивы вдруг зашелестели, зашебуршали своими иголками серебристыми. И вдруг лягушка ответила вместо рыбки каким-то доселе неслыханным «Ква». Не обычным своим уверенным «ква», а долгим и протяжным как волчье завывание: «кваааааууууааа!». Марисол уронила меч и осела на корточки.

– Собиратель платья!

– Марисол, – спросил Мигель, – Я точно не корнеплод?

– Точно! – учительским тоном сказала девочка.

И тут рыбка плеснулась на воде, и круги побежали во все стороны.

Почему это так обрадовало Мигеля – невозможно было понять.

– Собиратель платья! – временами повторяла Марисол, делая очередное плавное круговое движение мечом и прыскала со смеха.

Они стали бегать к дороге вместе. После медленного меча. Солдаты не прекращали своих усилий. Они уже добрались до развилки. Но странным образом они не могли различить вход на тропу.

Тень какое-то время не появлялась. Казалось бы, она почти нащупала их, если только именно их она искала.

И однажды, когда они уже вышли на полянку к верхнему дому, они увидели дедушку во дворе. Он что-то там собирал на лугу подальше и ближе к лесу. И Марисол, как ужаленная, побежала к нему, звеня ножнами. Она плюхнулась рядом с ним и рассказала ему это, потом то, потом еще раз это, потом еще то и уже забыла, что рассказала и что рассказывала, и потом она села рядом с дедушкой и замолчала.

– Я тоже так думаю, – сказал дедушка, – это же просто здорово!

– Дааааа! – закричала Марисол, но не очень громко.

– А что ты тут делаешь? – заговорщицким шепотом спросила она.

– А вот я тут тебя слушаю, – таким же голосом ответил дедушка.

Дедушка был очень гибкий и спокойно и с удовольствием сидел на коленях на пятках с оттянутыми назад мысочками.

– А еще?

– Давай вкуснятину собирать! – почти закричал дедушка.

– Даваааааааааай! – закричала девочка, плюхнулась на бок и к дедушке на колено, потому что дедушка сидел на пятках. Дедушка был очень гибкий.

– Давай! – выдохнул дедушка.

И так они вкуснятину собирали. Интенсивно. Солнце уплывало за кроны, Марисол зажмурила глазки и свет на ресницах, переливался радугой. И облачка стали таять. Звук топора доносился из-за дома. Дедушка гладил ее по голове. А потом дедушка достал флейту и стал играть волшебную мелодию. Ветер поигрывал верхними ветками лиственниц, а ворон прилетел из-за леса, и донесся его крик. Потом еще раз. Только его никто не видел.

Мигель колол неисчислимые кубометры дров, не заходя в дом, потом ополоснулся у колодца и влетел в прихожую. И опять понял, что кто-то еще там есть.

Исабель стояла в дверях комнаты и смотрела туда, где был камин.

– Он такой сильный? Почему он? Кто он?

– Он воин, – донеслось из комнаты, – Но с таким большим сердцем, что оно сюда не пролезет.

– Как его остановить? Он погибнет тут. Это не его битва.

– Он сам выбирает свои битвы. Такое сердце не ошибается. У него много здесь родственных душ, поверь мне. Кто-то там носом любопытным своим суется? – интонация стала шуточной.

Мигель рванул вперед, но Исабель развернулась и оказалось вся в дверном проеме. Мальчик стоял перед ней, и она протянула правую руку и положила ее ему на щеку. Мигель немножко растаял от этого прикосновения, и импульс пропал.

– Кто там?

– Там Отец Кассиан. Ты увидишься с ним. Не переживай.

Из-за окна донесся крик ворона. Потом отворилась дверь и два великих собирателя вкуснятины ввалились в дом. Что они там насобирали в траве было довольно сомнительно, но они и не хвастались ничем. Они дружно сказали:

– Ееееесть! – и побежали за стол.

В доме кроме них никого не было больше.

Помолвка

Когда они поели, Исабель пошла на кухню с горой посуды, а Марисол хвостиком за ней. Исабель собирала посуду, а девочка ходила за ней хвостиком. Это иногда включалось в ней. Исабель не пыталась направить ее активность в рабочее русло. Она сделала три-четыре захода и стала мыть посуду. Но вдруг она посмотрела на девочку, которая стояла напротив у стены маленькой кухоньки и явно не утруждала себя мыслительным процессом. Исабель молниеносно выхватила чесночину из вязанки на стене и очень резко метнула ее в голову девочки. Марисол так и не включила мыслительный процесс, но чесночина была между ее средним и указательным пальцами левой руки. Правая просто покоилась на рукоятке меча.

– Протираем? – спросила Исабель и стала передавать ей тарелки.

– А что было дальше с нищим? – В дверях появился Мигель.

– Он исчез.

– Как это?

– Разве это такое удивительное действо в наших краях? – донеслось из комнаты.

– Приготовления к свадьбе шли полным ходом. Передовой отряд от принца, вернее от его отца, вместе с принцем и Военачальником дружественного королевства приехал в страну. При полном параде. Они разместились в городе. И все тому были очень рады.

– Особенно девчонки! – опять донеслось из комнаты.

– Уже соорудили арену, натянули шатры для артистов, для цирка, для театра. Уже приготовили площадку под фейерверки. Уже дошили наконец платье с фатой. Уже разобрались, кто ее будет нести и с какой стороны.

– Вот это было особенно трудно, – опять прокомментировали из комнаты.

– Вообще костюмы шили все. Это же праздник смены эпох. Карнавал. И костюмов Нищих тоже было навалом. Все примерялись. В общем, суматоха была еще та. На грани нервного срыва.

– То есть было два праздника? – спросил Мигель.

– Да, они как бы были два в одном. То есть эта свадьба сама по себе была прекрасна. То ли они так подходили друг другу. То ли чувства у них были такими глубокими. То ли совпадение это.

– Какое совпадение? – Мигель спросил как-то по-взрослому, Исабель бросила взгляд на него.

– Понимаешь, в этом царстве много странного. И принцессы да принцы женились по любви. И поэтому совпадение принца с принцессой быть по теории вероятности просто не могло. Такого история не знала.

– Теория вероятности тут особенно актуальна, – послышалось из комнаты.

Исабель улыбнулась.

– Плюс смена эпох. Ведь день свадьбы назначался не абы как. Он должен был произойти через ровно тридцать три дня после помолвки. И вот тут получилось совпадение – день свадьбы, да еще принца именно с принцессой, выпал точно на день смены эпох.

– А помолвка – это как? – спросила Марисол, – Это когда на медведе?

– Да, – донеслось из комнаты.

– Нет. То была первая встреча! Она у каждого своя, неповторимая. Помолвка – это, когда мужчина решается сделать предложение женщине, которую любит. И дарит ей кольцо. А она его принимает – и значит, она согласна. Тогда отсчитывают 33 дня. Но только здесь, в этой стране.

– Ну, тут могут быть нюансы. В этой стране. – опять донеслось из комнаты, – Можно поподробнее про помолвку.

– Нет, Марисол, помолвки везде одинаковы и медведи тут ни при чем.

– Возражаю! Это было просто настроение хорошее у Армандо. То есть история имела продолжение. Тридцать три дня, не сорок оказались. Второе рождение можно сказать. Инициация в мужчины, – неслось из комнаты.

Исабель смеялась, склонив голову в плечо.

– Про помолвку поподробнее, пожалуйста, – настаивали из комнаты.

– Ну, он приехал и сделал предложение.

– А детали? Про кольцо расскажи.

– Ну, важно ли это?

– Что там за детали про кольцо? – дети были заинтригованы, окончательно.

– Да ничего там особенного не произошло. Просто Принц пришел, а Принцессы не было. А он с Пабло приехал.

– Кто это?

– Военачальник, – Исабель задумалась на мгновение, – Все официально. Дружественный визит королевской особы.

– Особи, – донеслось из комнаты.

– Ну, он правильно понял, что она опять на роднике, и поскакал туда. А тропка-то ему в прошлый раз открылась, – вы же знаете какие тут у нас топологические аномалии. А в этот раз-то не очень. Ну он так по азимуту-то пару часиков по продирался. Правильно, надо сказать, направление держал. Ошибка не больше 40 градусов всего была. Потом что-то видимо сработало, и он тропу нашел. Смотрит, родник, и она там одна грустит. Красивая, воздушная. А она о нем грустила. Он как рванет к ней, кольцо на бегу достал и со всех ног. Соооооооняяя! Кричит. А Армандо там в низинке клюкву копытил. Его и видно-то не было. Он смотрит – на принцессу дикарь бежит в лохмотьях с криком, и в руке еще что-то. Ну, что ему – два прыжка, и Принц летел метров сорок. Она подходит к нему, а он спит, как в сказке. Но кольцо не выпустил. Держит двумя пальцами, как парашютист кольцо запаски. Как тисками зажал. Она к нему! Армандо пронюхал уже что к чему, давай ему искусственное дыхание делать. Откачал. Он глаза-то открывает – ничего еще не чувствует, болевой шок – ее увидел, счастливый: «Вот!» И кольцо ей протягивает! Забыл, что надо сказать. А она ему: «Я тоже очень тебя люблю! Я согласна!» Он ей кольцо пытается одеть, а у него все двоится от счастья.

Так он и вырубился, от счастья. Сознание потерял.

Вот они вечером к замку подъезжают. Армандо рысью, спереди невеста счастливая с кольцом на пальце, сзади жених, привязанный поперек. Все радуются. Папа вышел даже. Хотел сказать что-то кому-то по полной. Но дочь цела, кому что скажешь? С Армандо он ругаться не любил. Так и въехали во дворец. Вот всю ночь гудежь-то был! Помолвка Принца с Принцессой!

Это уже назавтра Король подошел к Виктору и сказал в пол:

– Ты, это, Виктор, поговори с медведем. Ты же у нас великий психолог. Что он так? Царственная особа, ядрен карась.

– Ваше Величество, медведь безупречен. Ты бы убил. И курсы по реанимации ты уже сколько раз пропустил? А он как штык.

Король боком отошел от главнокомандующего и ушел в свои покои.

Легенда

Как же томительно было смотреть на скачущего всадника по оранжевой пустыне! Рыбка всегда стирала своими кругами его. Дядя Сережа стоял за алтарем и смотрел на маленькие, но очень долгие свечки, а маленький старичок, ходил вокруг и прибирался, стирал пыль, и кто-то еще там был, и дядя Сережа стоял и смотрел уже не так, он словно копил силы, что-то крепло в нем. Ворон крикнул два раза, и женщина с желтыми волосами мелькнула у окна. Потом он бежал лугами и скатывался в овраги, и было так легко и радостно, но спереди была река. Большая, синяя река. Без моста. А за ней россыпь золотых куполов и обнесенная белой стеной обитель. И вдруг что-то словно разорвало чистую и радостную ткань, и стало очень страшно. Кто-то очень сильный и бесконечно опасный был рядом, он что-то искал, он никогда не отступит.

Мигель проснулся в холодном поту. Кошка смотрела на него очень серьезным взглядом.

Волнение улеглось, он подошел к окну. Девочка делала свои медленные движения на дальнем лужке за дубом. Он сложил разбросанные платье, колготки и пояс на стул, и пошел к колодцу.

Брат был не так быстр, он долго подбирался к сути урока. Но он был настойчив и очень способный. Их синхронность уже была словно слитая. Их шаги уже приобрели неразрывность. Их движения уже текли, как вода и могли замереть в любой точке, не теряя своей силы. Они двигались словно на одной невидимой волне. Он присоединился позже и было видно, что он плохо спал.

Утро было туманное и мох был весь в каплях. Ботинки промокли сразу. Рыцари уже были на лесной стороне и искали вход. Начальник был хмур и раздражен. Пока они были слепы. Отдаленного грома не было слышно. Стало спокойней.

Собака ждала их в начале тропы на полянке. Она запрыгала медвежонком, и это был хороший знак. Известные борцы остались возиться перед оградой для невидимых барашков. А Мигель ополоснулся и пошел в дом. Он вдруг отчетливо вспомнил про закрытую шкатулку. «Где же нам взять ключ?» – подумал он. Внутри что-то стучало по стенкам. Не очень тяжелое, но вроде не металлическое.

Мигель вышел во двор, спустился с крыльца и уперся в великого всадника с вытянутым в небо мечом, растекающимися повсюду желтыми волосами и кричащего «Йуууу-хууууу!». Голова коня уперлась ему большим мокрым носом в солнечное сплетение, а всадник простер к нему левую длань с указательным пальцем прямо в нос и сказал, перестав завывать:

– Собиратель платья! Молись!

Собака оторвала нос от солнечного сплетения и подняла огромную голову, упершись взглядом ему в глаза. Не отрывая носа от указующего перста, он опустил взгляд и спросил у коня:

– Ты знаешь, где ключ?

– В куртке, – мужским красивым голосом прозвучала его же собственная мысль.

Мальчик рванул в дом к сундуку. Он достал куртку и начал обшаривать карманы. Там были: ключ, платок с вензелем, но не лилией, записная книжка с рисунками и записью на непонятном языке. Он быстро пролистал книжку с рисунками. Там были схемы каких-то помещений, каких-то укреплений, какие-то расчеты и наброски женского лица.

Мигель бросил книжку на пол, схватил ключ и рванул в комнату. Забежал в нее, повернулся к полкам лицом, протянул руку, взял шкатулку и замер. Мысли остановились вдруг. Он даже забыл ту самую мысль, которая его только что остановила. Он встряхнул головой и стал вспоминать ее. И вспомнил. Тогда он медленно сунул ключ в карман, развернулся и шагнул обратно в большую комнату. Марисол сидела с открытой маленькой записной книжкой в руках, еще более широко открытыми глазами и в них почему-то были слезы. Он сел с ней рядом и посмотрел на один из набросков женщины, которыми изобиловала записная книжка.

– Это Исабель? Зачем ты плачешь?

– Я не плачу. Ведь мы успеем? – она повернулась к брату.

– А кто мы?

– Надо идти в город, Мигель.

Мигель встал и пошел за мечом и луком. Марисол тоже оделась. Только без лука. Она стреляла из него каждый день на закате. Корзина с травой была неплохо привязана к дубу, и стрелы ложились все более кучно. И она каждый день отходила на один шаг. Уроки дяди Сережи не прошли даром.

Красная стрела открыла нижнюю дорогу. Они одели курточки с большим капюшоном, хотя для опытного взгляда это не было хорошей маскировкой. Даже если опустить капюшон на глаза. Темных очков в доме не было. Но для прохожих – это могло бы сойти за маскировку.

Через три часа они уже были у северо-восточной стены. Прямо перед теми воротами, через которые они выехали в карете с загадочным человеком в маске.

Дорога вверх до Черного замка просматривалась полностью. Мост был поднят. Всадников не было. Было безоблачно и тихо. Дорога играла пятнами разогретого воздуха, которые так похожи на лужи.

Дети опустили капюшоны на глаза и быстро, но спокойной деловой поступью пошли в центр. Люди, в основном женщины, не обращали на них внимания, разве что провожали взглядом незнакомцев в капюшонах. Дети тоже носились со своими играми.

Магазин был пуст, и продавщица взглянула на них из-за прилавка. Она узнала их сразу. Дети подошли к ней и сняли капюшоны.

– Здравствуйте! Никого нет. Пока никого. Все тихо.

Она смотрела на них пристально, грустно и молча.

– Кто мы? – спросил Мигель.

– Как вы выросли! – медленно произнесла она.

– Кто мы? – повторил мальчик.

Женщина опустила взгляд, потом снова взглянула на них и грустно улыбнулась. Глаза ее как бы блеснули. Но ничего не сказала.

Марисол, растягивая фразу, произнесла:

– Как вас зовут, милая женщина?

– Меня зовут Валентина, милые дети. А вас как зовут?

Она была среднего роста с густыми русыми волосами. Ей было лет шестьдесят. Круглое лицо со светлыми глазами. Серыми, под платье. У нее были тонкие запястья и тонкие пальцы. Только платье еще отдавало в синеву. Как, наверное, и глаза. Сама она, видимо, была очень привлекательна в молодости. Но и теперь она была не менее обаятельна. Чем-то мягким и внимательным во всем своем облике.

– Марисол и Мигель, – представился мальчик.

– Да. Два М.

– Что за легенда, расскажите нам, пожалуйста.

Она задумалась.

– Но ведь как-то вы здесь живете?

– Да. «У нас все в порядке, – сказал Мигель, – Вам не стоит беспокоиться». Думаю и наш визит к вам останется незамеченным. Простите, если мы вам мешаем или угрожаем. Но нам нужна ваша помощь.

– Это честь для меня. «Здесь любой будет помогать вам любой ценой», – сказала продавщица.

– Что это за легенда! – вспыхнула вдруг глазами Марисол.

– Легенда довольно простая. Когда нищий украл камень, и черный король вошел в страну, после всех горестных битв и катастроф, все рухнуло. Даже надежда. Люди потеряли не только суверенитет и волю. Они потеряли Своих Мужчин, так мужественно сражавшихся в этой жуткой бойне. Пропали все, кого они особенно любили. Кто заслужил уважение своей доблестью и делами. Исчезли король с королевой, принцесса, да и принц пропал, пропали военачальники, пропала радость, пропала та живая нить, которая делала жизнь в стране той удивительной тайной, ради которой хотелось жить и бороться. Все, кто высказывал крамольные мысли пропадали в застенках. Многих пытали, пытаясь дознаться, где пропавшие воины, где принц с принцессой, где казна. Но этого никто не знает. А даже, если б и знали, не сказали бы. Мы были добрые. Но простить смерть наших близких не так просто.

При слове казна по спине детей прошел озноб.

– Дело не только в этом, – продолжала Валентина, – Мы жили своей полной забот жизни. Но тут мы смогли увидеть воочию, чем отличается свободная страна от закабаленной. Хотя на пропитание в общем хватает. И с этим никто не может смириться. Но выхода не было. И когда последние огни битвы затухли, и проигрыш навалился, как стопудовая неподъемная гиря, и все, кто мог еще защитить, пали, через несколько дней, через неделю, все вывалили на улицу и уперли свои взгляды на восток.

Это была как бы игра рассветных лучей. Но все смотрели, как завороженные. И в этом жутком отчаянии, которое они испытывали, все увидели в небе юношу и девушку с кольцом. И странный зеленый лучик от него. И две большие буквы М. И люди, а это были женщины и дети, поняли, или поверили, лучше сказать, что это и есть те, кому суждено вернуть победу.

Валентина посмотрела на девочку.

– Вот такая легенда.

Дети молчали.

– Людям нужна вера, – грустно добавила Валентина.

Грохот цепей моста донесся издалека, едва различимый.

– Он очень чуткий. Он играет свою игру. Всегда свою. «Помните это! – сказала продавщица, – Уже скачут». Они будут здесь очень скоро.

Дети выскочили из магазина и сразу увидели отряд рыцарей, во всю прыть приближающихся к городу. Где-то на середине дороги.

Они успевали добежать половину расстояния до северо-восточных ворот, если бы рыцари начали прочесывать город из центра. Но рыцари только войдя в город, сразу поскакали вдоль стены, чтобы отсечь им выход, оставив наряд у верхних ворот и веером направив половину по всему городу.

Так они не успевали. Они бежали изо всех сил, но было понятно, что клетка закроется.

Звук кареты догнал их неожиданно, и стало понятно, что надо запрыгивать. Они понеслись к боковым воротам, рыцари ехали по объездной сверху. Теперь их скорость почти сравнялась. Красивая лошадь с лилией на лбу высекала искры подковами и неслась, как вихрь, прямо как в сказке.

Они проскочили ворота и устремились к стене леса. Дорога открылась, и они исчезли для набегающих сзади всадников за густой и непролазной стеной вековых мшистых разлапистых лиственниц. Два зеленых глаза наблюдали за всадниками из-за деревьев. Оскалив клыки, и совсем не так, как обычно они светились в этом зачарованном лесу.

Но рыцари осадили коней перед стеной леса. Им не была видна ни дорога, ни след от колес, ни два зеленых светящихся глаза. Тем более белоснежные клыки. Кто-то вихрем перелетал с верхушки на верхушку по направлению движения кареты. Но когда, карета остановилась, этот вихрь и не подумал останавливаться. И его рыжий хвост несся дальше вверх и вверх. Кому он что хотел поведать? Рыжий пушистый хвост и две черные бусинки глаз.

По пути сердца

Карета остановилась, когда крики рыцарей остались позади, и ничего кроме дремучего леса и солнечных лучей, прорывающихся между сводами крон, не было видно. Кроны качали ветвями, лучики играли, а разбросанные от них веселые пятнышки перемигивались и были повсюду. Возничий развернулся к детям, и два глаза пристально посмотрели на и них.

– Валентина рассказала нам легенду, – сказал Мигель.

– Легенды – это лишь кем-то придуманная сказка, – сказал человек в маске.

– А почему вы в маске? – спросила Марисол.

– Это легенда? А почему вы уже не такие напуганные дети? – улыбнулся глазами он.

– А почему вы так чувствуете нас?

– Что вы такое говорите, сеньорита? – возничий посмотрел на Марисол, – Время тут идет очень быстро. Кого я там чувствую, я фонендоскоп?

Марисол засмеялась.

– Смеетесь. Хотя минуту назад были в смертельной ловушке.

– Как вы так чувствуете, когда надо появиться?

– Это потому, что я в маске. Все дело в ней.

Он вышел из кареты и подал руку даме.

Марисол элегантно воспользовалась его любезностью и, не выпуская руки, заглянула ему в глаза:

– Значит у вас есть камень новой эпохи?

– Ваш детективный талант, так же изящен, как и вы сами, сеньорита, – подыграл он.

– И вы герой! – чуть присев в легком реверансе, произнесла девочка.

Он опустил свою руку и спокойно сказал:

– Мне просто повезло. Но главный камень, открывающий все пути, в сердце. И есть люди, у которых он там уже есть. И им не надо его искать. Но они не очень заметны на людях. Это не про меня, конечно.

– Нам до этого далеко, – сказал Мигель, – Мы сможем дойти сами до дома? Без стрел и волков?

– Ну, для ответа на этот вопрос моей чувствительности явно не хватит, – сказал он, галантно коснувшись полей шляпы, с наигранной манерностью кивнул и махом запрыгнул на облучок. Тонкая лошадь повернула свои огромные глаза на детей, и карета исчезла среди стволов.

Марисол повернулась к лесу. Там не было ни тропы, ни прохода. Бурелом на буреломе и стволы со здоровыми нижними ветками, переплетающимися так, что протиснуться можно было бы, но не быстрее, чем через ряды заборов с колючей проволокой.

– А куда нам надо, Мигель?

– Домой.

– А зачем? Чтобы поесть и лечь спать?

– Чтобы ты укусила собаку?

– Чтобы нарядиться в платье.

– Чтобы потом пойти к дедушке?

– Чтобы потом пойти к Исабель!

Они посмотрели друг на друга.

– Чтобы прочесть записи?

– Чтобы прочесть записи, нам нужно выучить язык.

– А у кого мы будем учиться?

– У курьера?

– Это вряд ли.

– А может нам надо в другое место?

– Нам надо туда, где наш путь, – вдруг тихо сказала Марисол, – где путь нашего сердца.

– А где дорога нашего сердца?

Они смотрели друг на друга. Долго.

– Ты егоза. Но не ябеда. Я лучше стреляю из лука.

– Ты собиратель платья. Ты стреляешь по дуплам.

– Каждый мой промах стоит казны. Как минимум!

– Каждый наш промах чего стоит, Мигель?

– Если идти по дороге своего сердца, разве можно выстрелить мимо?

Они медленно повернулись и пошли. Периферийным зрением они видели, что дорога была. Она и раньше была. Просто они как-то не так смотрели. Игра света…

Лягушка сказала им «ква» целых три раза. Это было беспрецедентно. «Ну, извини! Что ты так испереживалась?» – сказала Марисол. Собака лежала у дуба и наблюдала, как они выходят из леса и медленно мимо колодца идут к крыльцу. Только у колодца они подняли ведро со студеной водой и долго пили из него. Ивы заволновались своими серебряными листочками. У крыльца они сняли обувь, отстегнули оружие, но не пошли в дом, лишь заглянули. И усталые, едва-едва побежали к ней. Они вцепились своими пальчиками в шерсть, и уткнулись с двух сторон в шею. От них пахло усталостью и здоровьем. Они росли. Они становились сильнее с каждым днем.

Мигель ломал ароматный, с хрустящей коркой хлеб и запивал молоком из запотевшей крынки. Марисол делала тоже самое, только левой рукой она листала записную книжку и поэтому хлеб просто кусала, как маленький тигр. Почти с каждой страницы на них смотрела Исабель и дивные каракули.

Ласточка и драка травами

Белка была удивительно настойчива, но она стала видна. И еще до ее умопомрачительных прыжков, ее новая позиция обозначалась. И даже стало видно, что она очень веселая и просто хулиганка. Но оказалось, что этого мало. И разрезать шишку мечом, тоже мало. Оказалось, что нужно успеть разрезать целых две шишки. Вот над этим пришлось поработать. А потом и три. И странно, что медленные движения мечом вдруг стали открывать особые смыслы, они превратили мир пулей летящих шишек в мир очень медленных движений, для которых скорость меча оказалась достаточно быстрой, чтобы успеть разрезать их все. Но это все очень странно описать, и дети особенно и не старались.

И вот в один из дней, когда они уже не просто разрезали три шишки, но стали делать это играя, из разных забавных позиций, белка вдруг исчезла. Но ее уход они не смогли предвидеть. И это их озадачило. Они стояли с мечами посреди леса, как вдруг писк на уровне почти ультразвука коснулся их ушей, и их тела мгновенно приняли боевую стойку. Но что-то сверхбыстрое и невидимое задело их виски, словно пролетевшая стрела. И даже замедлив время, как они делали с шишками, им не удалось избежать этого касания. Все перемещения, которым их учил волк, давали им преимущество, но стрела все равно касалась их. Потому что она не замедлялась, как шишка. Она оставалась быстра, как меч. Даже быстрее. И это задание было совсем не понятным. Кто же первым его разгадает? А писк все касался их ушей, и тонкое перо крыла ласточки задевало висок.

– Она что-то говорит нам, – сказала Марисол.

– Как во сне, – ответил Мигель.

– А где она? Ты ее видишь?

– Вижу, но не вижу. Она как круги по воде!

Марисол просияла:

– Сон! Но это же сон! Она во сне! – закричала девочка.

Детей словно встряхнула эта мысль. Ласточкин писк растворился в пространстве. Все прекратилось.

– Мы должны увидеть ее во сне, – сказала Марисол.

– А потом наяву?

– А потом наяву.

Дедушка ничего не сказал, когда они уже пили чай в доме, но его выражение лица было хитрющим. Хотя, ну какой из него притворщик! Исабель смотрела иначе. И это означало, что работы непочатый край. Непомерный.

– Нам надо прочитать дневник! – сказала Марисол.

– Разве чужие дневники читают? – протянул дедушка. И добавил:

– Кто дневники чужие читает – то из себя барсука представляет!

– Сам бурундук. Это дневник собакин! – императивно заявила Марисол.

Тут даже Мигель поднял брови.

– Это-то ты с чего взяла?

– Собакин!

– Кулебякин, – утвердил дедушка.

– Собакин, – упорствовала Марисол.

– Мари, ты откуда это взяла? – тихо спросил Мигель.

– Взяла, – она надула губы.

– А ты у нее спрашивала? Собакин, кошкин? А что они не люди? – спросил дедушка.

– Это сундук хозяев, – сказал Мигель.

Исабель улыбалась, но очень грустно.

Марисол сидела надувшись.

Мигель вдруг каким-то взрослым усталым голосом сказал:

– Тут может быть все что угодно. В доме нет одежды.

Марисол посмотрела на него вопросительно?

– Кроме нашей, там нет одежды. Обуви нет. Посуды. Хозяева, если и есть – она им не нужна.

То, что в сундуке – это иное. Это чье-то. Одежда кем-то ношеная. Но это одежда людей из легенды. А с этим совсем все… непонятно.

– Это одежда собаки! – совсем другим тоном произнесла Марисол, – И кошки. Не важно, как это может быть.

– Я видел их, – тихо сказал Мигель.

Марисол широко отрыла глаза и уперлась в брата. Дедушка не изменился никак. Только слегка кивнул.

Мигель поднял глаза и тем же взрослым голосом сказал:

– Я видел их. И забыл это. Они там каждый день. Каждую ночь. Но чей это дневник, я не знаю.

Марисол продолжала смотреть на него широко открытыми глазами. Потом ее мысль смутилась, и она вновь сказала:

– Это дневник собакин. И одежда ее. И лук ее. А вот чье платье, я не знаю.

– Это платье твое, – тихо сказала Исабель.

– Я уже здесь жила?

У Исабель вырвался смешок.

– Все прозаичнее, сеньорита. Это платье твое. И ты это знаешь. У принцессы было много друзей. И подруг. Сейчас это не важно. Одна из них была лучшим воином в этой зачарованной стране.

– Это ее диадема? И лук?

– Это твои диадема и лук. Так бывает. Она из них выросла.

Дедушка очень нежно заулыбался. Потом встрепенулся и безапелляционным голосом заявил:

– Кто в платье наряжается – тот кляксой называется!

– Ууууууууууууууу! – завыла Марисол – Сам клякса!

– Кто напялил диадему – тот проглатывает клемму!

– Какую клемму! Ууууууууууууууууу, – завыла опять Марисол, схватила со стены веник сухой ромашки, который висел среди дедушкиных лекарственных трав, и они перешли врукопашную. Дедушка дрался пижмой. Они полностью погрузились в сражение. Исабель встала, собрала тарелки и с фразой: «Детский сад!» пошла на кухню. Мигель думал про женщину в мокасинах и про того, кто колол дрова у дровницы.

Хморюзги

Всадник все ехал по оранжевой пустыне, точнее по горизонту за ней. Огромный медведь брел вдоль стены тумана где-то на краю. Он был очень силен и казалось следы от цепей были на всех его лапах. Кто-то сидел у окна, и слеза скатывалась по щеке, и желтые волосы растекались повсюду. И очень захотелось к ней, она была как бы за мутным стеклом. Рыбка прыгнула, и круги поплыли, и тихий голос читал странную молитву на древнем языке, и был очень спокоен, и тоже стало очень спокойно, и дядя Сережа стоял перед свечками, которые горели очень долго, и за все это время прогорели лишь на полмиллиметра. Они были очень тоненькие. Дядя Сережа смотрел вперед. Он был спокоен, и его взгляд был устремлен куда-то за огромную стену тумана, за которой по самому краю брел огромный медведь. И женщина в бесшумных мокасинах прошла мимо с крынкой в руках и ласково взглянула на мальчика. Она была в длинном свитере из серой и тёмно-рыжей нити. С обычным, скорее мужским, ремнем на поясе. С короткой стрижкой и почти черных брюках. Волосы были черные или почти черные, дымчатые. Мальчику очень захотелось встать и обнять ее, и не выпускать долго-долго, но она покачала головой и тихо сказала: «Ласточка». И рыбка плеснулась, и круги поплыли, и так не хотелось терять ее. Но круги прошли и остался лишь тихий шепот где-то в ушах: «Ласточка!». Мигель силился увидеть ласточку, но она не появлялась, и вместо этого он опять побежал по лугу, сквозь прекрасные травы, но синяя река простерлась впереди, и золотые купола сверкали с той стороны. У дровницы сильный, с длинными вьющимися светлыми волосами, коренастый человек рубил дрова. И ласточка забылась, и вместо этого он услышал гром, и кто-то очень опасный и сильный появился где-то впереди. И стало очень страшно. И что-то вытолкнуло его из сна. Мигель сидел на кровати и сердце стучало молотом в его груди. Наваждение прошло, и он побежал на кухню. Крынка стояла на столе, кошка сидела на комоде, и он бросился к ней, но она положила ему лампу на нос, не дав ему прижаться к себе. «Ласточка!» – пронеслось у него в голове.

Мигель взял меч и пошел к сестре, медленно, как во сне плавающей по лужайке со своим тонким мечом. Дуб покачивал своими ветвями в такт с ними, раньше они не замечали этого.

Тропа была почти без росы, и рыцари рыскали уже не так разбросано и бесцельно. Они изучали лес в районе развилки, плюс-минус метров пятьсот. Что-то им подсказывало, что искать вход надо именно в этом районе.

– У меня тоже есть красная стрела, – сказала девочка.

Она сбегала за луком и выстрелила в сторону стены леса. Тропа открылась, но посередине тропы стоял волк и сверкал своими зелеными глазами. Стрела была у него во рту. Он смотрел на детей. И вдруг побежал вместе со стрелой вверх. Они устремились за ним. Волк бежал и бежал, и дети тоже неслись за ним, не замечая ничего вокруг, точнее перестав это делать. С таким вожатым можно было полностью забыть про осторожность. И вдруг настоящая ласточка закружилась вокруг них. Она была такой яркой, и ее голос звучал ясно и четко. Она словно танцевала вальс вокруг них. А потом она взлетела вверх и кленовый листок стал плавно падать к ним под ноги. Они посмотрели на упавший лист, у ног их лежала стрела Марисол.

Вокруг стоял лес. Огромные лиственницы. Ни волка, ни ласточки не было. Они молча дошли до дома дедушки. И Марисол вцепилась в Исабель, как только увидела ее на пороге. Она прижалась к ней всем телом, молча и уткнувшись носом. Поскольку освободиться не представлялось возможном без боя, Исабель просто обняла ее за спину и стала целовать в макушку, напевая:

– Девочка гуляет, самая прекрасная, листик обретает, что роняет ласточка.

Марисол отцепила только голову и уставилась на Исабель.

После этого она получила последний поцелуй в нос и пока жмурилась, ее захват сзади был как-то ловко сброшен. Песня Исабель все кружилась у нее в голове.

Мигель сидел с дедушкой за столом, и они о чем-то серьезном говорили. О снах.

– Чей это язык? – спросила Марисол.

– Это местное наречие, но на этом языке говорят в стране Принца. «Да и во всех приграничных царствах, – сказала Исабель и улыбнулась, перехватив взгляд дедушки, – Приграничных». При полном их отсутствии.

– Он очень красивый!

Исабель произнесла длинную фразу на звонко-хриплом наречии. Видимо это были стихи. Это было как музыка.

– А когда мы будем его изучать?

– Сейчас, – спокойно сказала Исабель!

– Ураааааа! – закричали дети.

– Ненормальные, – сказала Исабель.

– Ботаники, – обиженным голосом произнес дедушка.

И они погрузились в урок. Учительница настаивала на перемене. Ученики поднимали бунт! Дедушка таскал еду и готовил всякие бутерброды. Но у него всегда получалось все кверхногами. Сыр с брынзой, а хлеб с сухарем, салат с маслом сливочным, а лук с редиской. Но дети не обращали на это никакого внимания и по ходу поглощали все как есть. Ворон каркнул два раза. Дедушка сказал вдруг совсем как-то просто и по-взрослому:

– Пора, ботаники!

Каким-то молодым тихим голосом. И они периферийным зрением увидели стоящего рядом крепкого средних лет мужчину в темной рубашке.

Они обернулись к нему, и он спокойно сказал на звонко-хриплом наречии:

– Пока, – и какое-то неизученное ими слово типа – Хморюзги!

Это выглядело примерна, как:

– Эхли, хморюзги!

– Что это? – спросили они у Исабель.

– Оболтусы, – сказала она и ушла из дома.

– Хморюзга! – два рта кричали друг другу и тыкали пальцем друг другу в нос.

– Пора! – донеслось сбоку.

Лес уходил назад, солнце уже клонилось к закату, птички прекратили свой щебет. Шаги были почти не слышны на мшистой дороге. Тень появилась резко и без грома.

Она пронеслась над кронами чуть сзади бегущих детей, но они заметили ее сразу. Все. Она увидела их. Она искала их все это время. Она сменила тактику. Мигель странным образом понимал через какие коридоры она нащупала его. Они исчезли под деревом и замедлили время. Это смутило ее, но не настолько. Она быстро идентифицировала их снова. Но дети закрыли тропу. Они это сделали хоть и в первый раз намеренно, но очень уверенно. И вот это оказалось проблемой для нее. Лес загудел кронами, ветер начал гудеть в верхушках. Она не могла пробиться сквозь них. Или не хотела. Она увидела их. Она их нашла. И она была удовлетворена. Сердце сжалось. Чувство большого груза навалилось, наплыло, прижало. На сколько лет они повзрослели в этот момент, что сказал бы психолог? Но это чувство прошло. Тень ушла, ушла к себе. Туда, где черные башни замка нависали над дорогой. Туда, где был еще кто-то. Кто-то черный. И кто-то еще. Они шли вниз спокойно, быстро, уверенно.

– Хморюзга! – сказал Мигель.

– Сам!

Собака стояла у самой стены. Марисол целовала ее в лоб, но впервые это было как-то иначе:

– Не волнуйся! – говорила она ему после каждого касания губами.

Но собаке это не казалось убедительным тезисом.

– Так собаки не смотрят! – сказал, улыбаясь, Мигель, тоже наклонился, прижался щекой к его шее и пошел к колодцу.

Потом он остановился на полпути, повернулся и сказал:

– Ты все дрова переколол? Мне-то оставь чуток! Трудоголик!

И уже удаляясь:

– Когда ты спишь?

Поиски ласточки

Марисол видела всадника, видела медведя, видела женщину у окна, но дядю Сережу она не видела давно. Он стоял собранный и целеустремленный. Казалось, он проломит любую стену. Но он смотрел на тонкие-тонкие свечки, которые, казалось, горели вечно. Этого она не видела. А он не видел ее. И не слышал. Но она спросила кого-то, кто стоял рядом:

– Что это?

Голос справа ответил:

– Такие вот. Горят 40 дней.

Марисол обернулась и увидела очень старенького старичка. С бородкой, в рясе потертой.

– А зачем они?

– Они возвращают. Но это не суть.

– А в чем суть?

Старичок засмеялся естественно и по-детски.

– «Возвращаются все, кто на год, кто совсем…» – пропел он из песни, – Откуда и куда? Ну да дело не в них. Хотя физика, конечно, удивительная у процесса. Но дело не в них.

– А в чем, Отец …

– Кассиан, Солнцемарья.

– А в чем дело?

– В молитве, солнце мое.

– Я хочу научиться.

– Ты же ласточку ищешь, – засмеялся он.

– А как мне ее найти?

– Так вот же она.

Девочка удивилась, но птичий крик раздался откуда-то рядом. Марисол оглянулась. На стене под куполом было ласточкино гнездо. И на нем сидела ласточка. Она посмотрела на девочку и нырнула прямо в ее сторону. Марисол шарахнулась в сторону, но она лишь коснулась ее виска крылом, как в лесу делала, и потом стала кружить вокруг нее по часовой стрелке. У Марисол закружилась голова, и она проснулась. Дедушка сидел рядом и перебирал травы на столе. Он покосился на нее и сказал:

– Только хморюзги так поступают!

– Как, дедушка?

– В моей кровати сопеть, а кто-то ведь ласточку ищет!

– А тут тепло так, – и она поджала коленки и завернулась в одеяло почти с головой.

И вдруг ей стало очень тревожно. Очень-очень. Она не могла понять, где она. Она же не может быть там. Она хотела вернуться, проснуться, но что-то ее держало, где-то между снами, и она снова увидела туман, и тревога выросла до предельного предела, до ледяного ужаса, и вдруг она услышала крик ласточки. Она понеслась туда, на него, и вдруг открыла глаза у себя в комнате. И стало очень хорошо, и женщина очень знакомая, в серо-рыжем длинном свитере с мужским ремнем заботливо смотрела на нее. Ей стало очень спокойно. И она села на кровати. И уже хотела подняться и подойти к ней, и примоститься у нее на коленях. Но вдруг плеснула рыбка, и поплыли круги, и она почувствовала щекой подушку.

Она медленно провела рукой. Она лежала на кровати. Рука нащупала пса. Белый плюшевый пес спал рядом, как обычно. Она медленно открыла глаза, первые лучики блеснули в них. Кошка сидела на полке у шкатулки и тихо смотрела на нее. Кто-то рубил дрова.

Она медленно вылезла из-под одеяла и вдруг вздрогнула. Крик ласточки донесся до нее откуда-то извне. Стук топора прекратился. Она оглянулась, прошла мимо спящего как обычно Мигеля, вышла на крыльцо и направилась к колодцу. Там она долго пила студеную воду, и лягушка поприветствовала ее своим «ква». Она кивнула. Собаки не было видно по утрам. Потом она выходила из-за дома, и Марисол прижималась к ней, и становилось спокойно. Но в этот раз собака не вышла. Марисол побежала обратно в дом снова нарядилась в платье и диадему. Потом скинула все с себя и побежала на лужайку к дубу.

Мигель искал ласточку, но потерялся в красной пустыне. Он долго шел по ней мимо странной стены, мимо каких-то холмов, по бескрайнему опустелому пространству. Туман был на краю. И кто-то большой и сильный шел вдоль этой стены тумана. Он увидел Мигеля. Мигель почувствовал это, но это был не человек. Он побежал к нему, он был прекрасен. Он был силен и смел. И он был медведь. И он сказал Мигелю: «Ты, похоже, тоже не знаешь, где вход!» «Я ищу ласточку!» – сказал ему Мигель, – «Тебе больно!» «Здесь не пролетала ласточка! Ох, если б здесь была ласточка!»

Мигелю очень захотелось ему помочь. Но он не знал как. И вдруг ужасный грохот стал приближаться, и Мигель понял, что стена рушиться, и что, если он не успеет, то он никогда не выберется отсюда. И он побежал, но, исчезая, он увидел всадника на белом коне, на самом горизонте. И Мигель оказался в церкви. И старичок спросил его: «Ты тоже ищешь ласточку?» «Да!» – ответил он. «Так она улетела с Солнцемарьей» «А как же я вернусь?» «А ты куда хочешь?» «Домой!» «Так почему же ты здесь?» Мигель засмеялся и вдруг вспомнил про дрова за домом. Человек с длинными кучерявыми волосами и крепкой спиной рубил их тем самым топором, что всегда валялся в дровнице. Он был силен и уверен в каждом движении. И он обернулся к нему: «Соня!» – сказал он ему. Мигель опять засмеялся, но рыбка прыгнула и круги стерли все. Он проснулся от стука топора, но когда открыл глаза, понял, что это было во сне.

Мигель собрал разбросанные платье и колготки с поясом, повесил на стул и пошел относить наколотые дрова в дровницу. Собака шла к Марисол, медленно двигавшейся с узким красивым мечом на лужайке за дубом. Ласточка едва коснулась его кончиком крыла и исчезла за домом.

Первый бой

Рыцари на дороге сужали круг поиска. Но тропа не открывалась им. Они следили за ними из-за деревьев. Они были осторожны.

Что изменилось после первого урока с ласточкой? Да почти ничего. Если в случае с волком они в три пота прыгали, как йоги на углях, поначалу по меньшей мере. А с белкой уворачивались от шишек да махали мечом, как угорелые. То тут, что нужно было сделать? Ласточкин едва уловимый писк, словно из другого мира куда-то звал. Касание крыла едва уловимое тоже. Но вот увидеть ее – это была загадка. А вот ночью, ночью они искали ласточку. И в какие только дебри эти поиски их не заводили. Но в этот раз они были спокойней. Они понимали, что что-то связывает их с ней не на уровне глаз, а скорее на уровне живота или еще как-то. Волк тоже появлялся не сразу. И мир замедлялся не сразу. Но как-то это они уже научились делать.

Сомбра появился без предисловий. Тень нависла над ними, сделав пару галсов, и стала опускаться между крон. Замедлить мир или скрыться, как волк, это было лишь техническим действием, чтобы ослабить силу противника. Но это был не обычный рыцарь. Он стоял перед ними в своем сером хитоне с капюшоном и рыжими очками. Большой прямой черный меч, круглой гардой и черным камнем в навершии. И его глаза светились ненавистью. А этого в этой стране они еще не видели ни разу.

Он стоял, как очень опытный воин. Как хозяин ситуации. Но он не был спокоен. Он излучал ненависть и гнев. Хотя внешне был хладнокровен. Его слова не звучали эмоционально. Скорее артистически иронично. Но они уже были достаточно сильны, чтобы понять, что это лишь маска. «Мифы из комиксов? Что вы тут делаете? Разве это ваша битва! Откуда вы взялись? Опять старикан! Все никак не угомонится!»

Дети молчали. Что-то заставило их расположиться в шахматном порядке. Девочка встала за левым плечом Мигеля. Они не были абсолютно спокойны. Но ни паники, ни страха на уровне животного, который он им внушал раньше, не было.

– Вы знаете, что мне нужно? – спросил он.

Дети не среагировали никак. И он увидел, что они становятся спокойней. Они были расслаблены и просто смотрели на него. Это вывело его из себя. Шелест вынимаемых мечей слился с тремя молниеносными шагами. Все три меча блеснули, но он провалился. Они стояли за ним, очень медленно возвращая меч в боевую позицию. Правда, он держал меч одной рукой. И у Мигеля была разрезана рубашка. И из шрама на коже текла кровь. «Неплохо, – сказал он, – но это не то, что я ожидал». И он успокоился. Он стал уверен в себе. Время разбилось на брызги. Он взялся за меч двумя руками.

Мечи звенели, как крик ласточки, словно из другого мира, движения были одновременно и сверхмедленными, и быстрыми, как пуля. Он был сильнее, он был быстрее. Оставалось совсем немного. Они держались еще за счет двойных ударов и правильной позиции, постоянно угрожающей ему из двух точек. Это не давало ему завершить удар. Но время истекало. Было не страшно. Просто была битва. Нельзя сказать, что Мигель не думал ни о чем. Нет. Совсем нет. Его было двое. И тот второй, думал о Марисол. О городе. О Валентине.

Марисол была нежной. И та вторая Марисол излучала эту нежность. К дедушке, к псу, к брату, ко всем жителям города, к Исабель и ко всем, о ком она слышала столько. Даже к медведю.

Но времени почти не осталось. Он был сильнее. Он медленно повернулся на пятках и едва заметно поправил положение своего меча. Он знал, что будет последняя атака. Он был спокоен. Уже спокоен. Лишь ненависть свою он не смог замаскировать ничем.

«Проклятый старик!» – прошипел он.

Но тут странный треск послышался справа от застывших перед последней схваткой воинов. Двух уже почти не детей и одного уже совсем не ребенка. Которые замерли перед последней атакой. Это было как лавина, как камнепад, как обрушение той стены, от которой бежал Мигель. Ветви раздвинулись и большой красивый, как в сказке, олень буквально смел Тень с его места. Сомбра отскочил метров на десять и не успел подняться, как был отброшен еще на столько же. Он поднял взгляд на стоящего в пяти метрах оленя, опустившего рога и готовящегося к прыжку и вдруг вихрем взмыл в небо. Он был ранен. Или как минимум ушиблен. Его тень, шатаясь удалилась из виду и растворилась за кронами. То ли отдаленный гром, то ли стон, то ли рык прокатился по небу.

Мигель бросился к сестре. Она стояла с поднятым мечом. Ее глаза светились, и кольцо на руке било лучами во все стороны. Ни тени страха или отчаяния не было в ее взгляде. Только нежность и странный пронизывающий пространство взгляд, сфокусированный словно на чем-то там, за стеной леса. На ней не было шрамов. Лишь большая прядь волос с правой стороны была отрублена. Мигель был весь в крови. Боли он не чувствовал.

Олень стоял в десяти метрах между деревьев и смотрел туда, где исчезла тень. Он не имел клыков. Не имел невесомости и скорости белки. Он был здесь, в этом мире, большой и красивый. И его сила была совсем не в этом.

– Марисол опустила взгляд на Мигеля, на оленя, потом снова на брата и тихо сказала: «Он имеет намерение победить! Он знает намерение победы. И его намерение нельзя отнять у него! Этому сможем ли мы научиться, Мигель?»

Мигеля начало лихорадить. Нервы дали о себе знать.

Олень медленно прошел рядом с ними и пошел в сторону верхнего дома. Вся троица вскоре вышла на поляну. Дедушка сидел на пороге и курил трубку. Олень остановился на поляне и Исабель подошла к нему. Она положила ему руку на лоб и потом наклонилась щекой к его голове. Они постояли так немного и олень, взмахнув рогами, унесся в лес. Исабель взяла мальчика за руку и повела в дом. Хотя мальчик ли был теперь этот юноша? И дело не в окрепших плечах и твердой мужской походке, и не в прямой осанке. Это был совсем другой взгляд. Не того, вырвавшегося из стены тумана, ребенка.

Поэты-кордебалеты

Раны Мигеля не были такими уж глубокими. Дедушка сделал какой-то настой из трав. Еще чего-то, Исабель наложила повязки. Боль уже не чувствовалась. Но голова иногда чуть кружилась, и в какой-то такой момент ему показалось, что он слышит, как кто-то тихо читает молитвы. Мигель встряхнул головой.

– Готовы ли мы? – спросил он, пока Исабель доматывала его руку.

– Готовы ли вы? – спросил дедушка?

– Готова ли я? – спросила Марисол.

– Готов ли борщ? – спросила Исабель.

Все посмотрели на дедушку, кроме Исабель.

– Я не знаю? – задумчиво произнес дедушка, – Может все не так однозначно…

Повисла пауза. Дети смотрели на него замерев, затаив дыхание.

– Свекла вариться дольше картошки. Но некоторые любят хрустящую. Поэтому…

Но ему не дали договорить, Мигель затянул «Нуууууууууу!», Марисол полезла за ромашковым веником, дедушка ретировался на другую сторону стола и оттуда стал говорить о неоднозначности кулинарии в вопросах свекольных супов. Добраться до него с ромашкой не получалось, потому что он перемещался. Мигель уже смеялся. Грустно, но смеялся.

Вдруг Марисол замерла. Дедушка открыл широко глаза.

– Дедушка, – вдруг выпалила Марисол, – Это ты был?

– Почему?

Мигель загнулся от смеха. Он совсем забыл про свои раны и про весь этот дневной кошмар.

– Уууууууууууууууууу! – затянула Марисол, – Ты или не ты?

– Где?

– Тут!

– А что ты ромашкой! Давай! Я и тут тебя пижмой склоню!

– Уууууууууууууууу – взвыла Марисол! – Какой пижмой! – и снова ринулась в атаку.

Дедушка перемещался. Достать его пока не получалось.

Мигеля совсем отпустило.

– Ты или не ты? – кричала ему Марисол.

– Ну, я думаю, это как со свеклой, – сказал дедушка и замер, посмотрев вверх, – и казалось сам удивился своему тезису.

– Да?

– Думаю, да.

– Уууууууууууууууууууууууууу! Все не понятно!

– Вот! – сказал дедушка, – Почему? – он с вызовом обратился к девочке.

– Уууууууууууууу! – завыла Марисол и пошла в ромашковую атаку уже по полной.

Кружения вокруг стола прервались четким: «Все! Суп!» Исабель внесла борщ. Он дымился, парился и пах так, что все сразу забыли все и стали драться за тарелки.

– А что это за Церкви? – спросил вдруг Мигель.

Все замерли с ложками и посмотрели на него.

– Какие? – спросил дедушка.

– За рекой.

Марисол посмотрела на дедушку, фыркнула и сказала:

– Церкви заречные!

– Маковки беспечные! – добавил дедушка.

– Нету к ним мосточка! – добавила Марисол.

– С красного лужочка! – добавил дедушка.

Исабель смотрела с интересом.

– Хмммммммм! – протянул Мигель – Поэты-кордебалеты! – но задумался.

Исабель тоже прыснула смехом, хотя продолжала с интересом смотреть на Мигеля.

Ласточка мелькнула за окном, коснулась крылом стекла, и едва-уловимый писк донесся словно из ниоткуда.

Мигель почувствовал, что очень хочет спать и вспомнил первый день в верхнем доме. Когда Исабель уложила его на кушетку, сложив меч и лук. И он посмотрел на нее. Она тихо, но очень ласково улыбнулась, взяла его за руку и уложила на кушетку. Голова поплыла в сон, а на том конце шел непримиримый диспут о том, кто, где, когда и почему был и о влиянии свеклы на расположение объектов, вперемешку с цветочно-травными стычками. Потом прилетела ласточка и стала кружить над ним. Молитва стала слышна сильнее, громче, и удивительный старичок спокойно стоял у красивой иконы, которую Мигель не мог рассмотреть. Ее изображение расплывалось. А ласточка кликнула, и он проснулся в пустыне. Справа была стена и какие-то руины. Медведь шел вдоль стены тумана, и он крикнул ему. Медведь сказал: «Не сдерживай удар, отпусти его». «Мы обязательно встретимся!» – закричал ему Мигель. Ласточка позвала, и он хотел побежать за ней, но вдруг увидел всадника на белом коне. Он скакал на горизонте красно-желтой пустыни и никак не мог оказаться ближе самого горизонта. И что-то очень нежное он почувствовал к нему, родное, но вдруг звук рушащейся стены разорвал пространство, и он рванулся что есть силы. Было не просто страшно! В жилах похолодело, а в висках застучало, и он уже почти пропал под этой стеной, но ласточка пискнула и коснулась его крылом. И он оказался дома. Кто-то беседовал на кухне, и он встал и тихонько стал подкрадываться к ним. «Они найдут ключи, но это не столь важно», – произнес хрипловатый мужской голос. «Бедная моя принцессочка! Ну, где же она?» – ответил женский молодой голос. «Думаю, что с принцем! Надеюсь, что так», – ответил мужской голос. «А где же Армандо? Бедный закованный Армандо! Ученый Армандо! Нежный и добрый Армандо! Но он же рвал любые цепи». «Да. Ты это принцу расскажи!»

Мальчик тихо вышел на кухню и встал у двери. Крепкий мужчина с длинными светлыми вьющимися волосами сидел слева. Молодая женщина с короткой стрижкой стояла у печки, облокотившись на нее плечом. Они спокойно взглянули на мальчика.

«Он идет вдоль тумана!» – сказал вдруг Мигель. Но голос его показался ему очень странным. Он напугал его. Они спокойно смотрели на него, однако его фраза заинтересовала их. Они ничего не ответили.

«Что же с моим голосом?», – подумал Мигель и вдруг очень заволновался, заметался, но ласточка едва-слышно пискнула, и он оказался у старичка.

«Вот же волнения разные ненужные», – сказал он и продолжил молитву.

«А дядя Сережа где?» – вдруг спросил Мигель.

«А он вот же», – тихо сказал старик и показал вперед.

На поляне, в окружении густого-густого леса сидел Дядя Сережа и смотрел куда-то за лес и на руки свои. Он что-то вырезал своим кинжалом. Но его позвать Мигель не мог. И вдруг рыбка плеснулась, и круги стерли все, и он почувствовал, что кто-то держит его за руку и тихо гладит по голове. «Исабель» – понял Мигель и подтянул колени к груди. Шрамы саданули, но ненадолго.

Первый полет

Мигель тихо открыл глаза, Исабель сидела с ним на кровати, держа его руку. Она была в сером платье, и ее густые темно-рыжие волосы были собраны сзади. Она была спокойна и смотрела на мальчика очень бережно, но думала о ком-то еще. В ее глазах кроме нежности к мальчику, была еще совсем другая грусть. Грусть о ком-то еще. Мигель заметил это, и он почти угадал, о ком она грустит. Что-то почти коснулось его своей очевидностью, но потом рассеялось, как круги от рыбки, как крик ласточки за окном.

Мигель чувствовал себя маленьким и жмурился словно он еще спит.

– Открывай глаза, здоровяк. Сколько там у тебя еще кубометров?

– А мы будем учить уроки?

Они каждый раз увлеченно погружались в изучение языка. И с таким увлечением у них дело продвигалось довольно быстро.

– Обязательно! – улыбнулась Исабель!

Юноша встал и, потянувшись, пошел к двери, набросив куртку и ощупывая перебинтованные места.

Марисол в ходе упорных цветочно-пижмовых баталий выгнала дедушку с его кровати, потому что «Там мне очень было хорошо, а ты сиди рядом!». Но дедушка пошел курить трубку, а Мигель уже сопел в кровати. Исабель отошла от него и ушла куда-то, взяв меч.

Марисол не хотела, чтоб она уходила, но ничего не сказала, и Исабель обернулась на нее из дверей и улыбнулась.

На дедушкиной кровати было очень тепло и уютно, и девочка услышала зов ласточки сразу, как только закрыла глаза. Она уже стояла посреди полянки с густыми цветами, и ласточка сделала полукруг, облетев ее сзади, и своим едва-слышным зовом потянула ее за собой. Марисол подумала, что ей тоже надо такие тонкие крылья и открыла их, и полетела вслед за ласточкой. И они пошли кружиться над полянкой, над лесом, выше в синее небо, и это так увлекло ее, что она стала кружиться и кувыркаться, пикировать и взмывать над облаками. Но ласточка позвала ее снизу и Марисол увидела дорогу. Всю дорогу. Слева лес, справа красная пустыня, вверху огромный мрачный черный замок, внизу город. Лес тянулся до горизонта, собственно, как и пустыня, только где-то на ее краю похоже была стена. Стена тумана и ее сердце чувствовало, что кто-то там есть. А глядя на город, с его терракотовыми крышами, она вдруг вспомнила о Валентине. И ей очень захотелось увидеть ее и поблагодарить за что-то. И вдруг она оказалась в магазине. Точнее в смежной с ним комнате, где за столом сидела одинокая Валентина и читала какое-то письмо. И слезы блестели в свете свечи в ее глазах. Марисол подошла к столу и Валентина подняла взгляд на нее. Она взглянула на девочку и грустно покачала головой. Марисол не была уверена, что она видит ее. Ласточка пискнула и позвала Марисол. Марисол вспомнила о своих крыльях и вышла во двор. Там она расправила их и полетела все выше. Но ласточка позвала ее извне, и она оказалась в тихой комнате со старичком. «Я не буду драться на пижме», – сказал он, посмотрев на нее. Он протирал пыль на всех иконах и прочих поверхностях. «Да ну». Марисол засмеялась и не могла остановиться. «Я не буду!» – смеялась она, но он ей сказал: «Вот дядя Сережа спит. Пусть спит. Так он мало спит. Все рвется. Дорвется чувствую я! Не буди его» И Марисол увидела дядю Сережу. Он едва помещался на узенькой лавочке в углу, накрывшись маленьким тулупчиком, который ему едва попу закрывал. «А что он тут спит?» – спросила девочка, – «У него же есть комната». «Говорит, он тут хочет, пока я тут дела всякие прибираю. А ты что к роднику не ходила?» «Нет дедушка». «А как же принцесса?»

Ласточка позвала, и девочка уже летела куда-то над лесом, и снова черный замок возвысился в конце дороги. И ей показалось на мгновение, что кто-то там очень ждет ее. Кто-то очень светлый и сильный. И очень нужный и ей, и всем. Но в этот момент, что-то угрожающее и страшное коснулось ее сознания. И этого другого она точно знала. Он был где-то в замке, во флигеле, в небольшой комнате с камином и лишь почувствовал ее. Но сквозь детский панический страх в ней вдруг мелькнула другая мысль: «Боишься». И он скривился на том конце сна, но рыбка блеснула кругами – и она была уже дома. Солнечные лучики уже касались ее глаз, и Исабель уже накрывала завтрак. «Да. Что же это за сони такие тут у нас?» – сказала она. «Ой, как я поспала тут на дедушкином месте!» – подумала девочка. Хотя на кровати сидела и, потягиваясь, потирала глаза высокая сильная девушка. Это было бы гораздо точнее.

Неделя до свадьбы. Молодожены взвешивать.

Марисол побежала на улицу и у входа встретилась с возвращавшимся братом. Он уже намахался топором, и вода из колодца прямо обожгла тело. Лоб свело на третьем вылитом на себя ведре, зато по телу пошел жар. Облачка только-только зарождались на небе, а солнце уже ласкало, и птицы включили свою разноголосицу. Они шутливо столкнулись и подняли взгляд друг на друга.

– Нам пора встретиться, – сказала девушка.

– Наверное, – сказал Мигель, – нам много чего, наверное, уже пора.

Он улыбнулся грустно.

– Он в замке. И там есть кто-то еще! Кто-то очень важный для нас и для всех! И еще какой-то монстр. Но он не имеет той силы, что тень.

Марисол отвела взгляд на кромку леса, пошевеливающего мохнатыми ветвями.

– Я брежу, Мигель? – она вернула взгляд на брата.

– Мне надо догнать тебя. В этом безумстве.

– Возьми себе крылья.

Они пошли учиться. Они говорили, читали, повторяли слова и фразы, а дедушка им мешал. И Исабель так красиво читала им тексты и стихи. А дедушка говорил всякие неправильные слова. И называл их ботаниками, хморюзгами и двоечниками. Но иногда, произносил какие-то быстрые тихие фразы на том языке, которые они еще не могли схватить, а Исабель либо улыбалась загадочно, либо прыскала со смеха.

Потом они медленно двигались там, за садом с лилиями и другими цветами, и все медленнее и загадочнее становились их движения мечом.

И когда мир, казалось, застывал, доносился крик ласточки, и она касалась, пролетая, кого-то своим невесомым крылом. Или это лишь казалось.

А потом они пошли есть пирог. Кто его приготовил – было загадкой. Потому что он был еще горячим. А Исабель была с ними. А дедушка лишь обзывался на них и ходил курить трубку. Но пирог был таким вкусным, что даже Марисол замолчала совсем. Но потом Мигель прервал тишину:

– Так что же камень? Последний черный камень.

– Он был в спальне. А страна готовилась к свадьбе. И к празднику смены эпох. И оставалось всего пять дней!

– А принцесса мерила платье?

– Принцесса и принц уже все померили. У принца еще грудь перевязана была от Армандо. Ребра. Но дело не в этом. Их уже не было.

– Как это?

– Ну, так! Они были удалены.

– Куда?

– На взвешивание.

Марисол широко открыла глаза. Мигель наклонил голову чуть вбок и вкрадчиво произнес:

– То есть женились по весовым категориям тут?

Марисол еще шире открыла глаза.

– На взвешивание своего решения, – спокойно объяснила Исабель.

– На чем?

– Интересный вопрос, – заметил дедушка.

– Что ты такое говоришь, – наконец промолвила Марисол.

– О! Дети! – сказала Исабель, – Женитьба дело серьезное. Решение надо взвесить. Хорошенько. А то наженятся, понимаешь, а потом расхлебывай, с детьми причем.

– А вот вы знаете откуда дети берутся? – встрял дедушка.

– Их приносит аист – сказала Исабель.

– А на Чукотке? – задумался дедушка.

– Но они же любили друг друга! – завопила Марисол.

– Да. Это факт. Но традиция требовала. Да и польза в любом случае, охладиться. Дистанцию почувствовать. Помедитировать маленько.

– И где?

– Для местных для этого был дом специальный на роднике. Часовенка такая. Маленькая. А для приезжих – дом в красной пустыне. Вопрос в том, что в силу топографических особенностей наших тут проводить в эти места могли люди некоторые, даже многие, я бы сказала, а вот выйти оттуда самому уже не факт. То есть только, если взвесил. Правильно. А так ты на свадьбу не придешь. И невеста будет одна. И букет кидать будет бессмысленно ни назад, ни вперед. Или жених. И такое бывало.

– Это на том роднике, где Армандо принца гасил?

– Да. На том. Но там любой мог так прийти, если ему надо попить воды. Если есть потребность в воде родниковой. Но часовенку он не найдет. А невеста – да. Там не далеко. Или жених местный.

– А кто их туда отвел? – спросил Мигель задумчиво.

Марисол уже хотелось драться ромашкой, но она не находила повода. Дедушка, по-видимому, продолжал думать о детях Чукотки. Он смотрел в угол комнаты и вверх. Исабель улыбалась. Потом уже серьезно:

– Она поскакала сама. Она же невеста с кольцом. Все по-взрослому. Она молодец была, умница. Только маленькая еще. Детский поступок. Нельзя одному. По традиции нельзя. Тебя туда отводит твоя свидетельница. Так что ее Анна догнала и отвезла туда. Еда там как бы строгая, как для поста, но ее много.

– Да, – сказал дедушка, – кто же там на Чукотке? Там как взлетишь, так и зазвенишь льдинкой. А сухарей там много. Черненькие хороши!

Исабель поморщилась, отгоняя смешинку.

– А принц, – Мигель не терял интерес к рассказу.

– Он не здешний. Его Виктор отвез. Там тоже с сухарями хорошо. Но там пожоще медитация будет. Там стена, и старый древний полуразрушенный храм. Но принц не робкого десятка был, как мы уже видели.

– А вода в пустыне откуда? – вдруг спросил Мигель.

– А там туман конденсируется! – вдруг вырвалось у Марисол.

Дедушка перевел взгляд из угла на девочку.

– По ночам, – добавила Марисол и подняла брови.

Похищение камня

– И что же было?

Исабель дорезала пирог, но все уже так наелись. Чай она тоже разливала сама и заваривала, потому что дедушка продолжал думать о трудностях логистики у аистов на Чукотке и, видимо, в иных регионах планеты. У Марисол настроение совсем изменилась. Она больше не хотела драться ромашками, она поползла на дедушкину кровать, которая стояла позади стола. Раздвигая всех, пролезая между ними и столом. Отодвинув Мигеля, по коленям Исабель, потом все же доползла. Но лечь она хотела не на подушку, а примоститься к дедушке. А дедушка сидел на стуле, на своем месте. Сзади окно, впереди стол, слева кровать. Он был все же рядом с кроватью, но не на ней. Поэтому она стала тянуть его к себе за рубашку пока не перетянула на изголовье кровати. И тогда уже уткнулась головой ему в ногу, поджала колени и притихла. Возня, которую она устроила на время перебила рассказ.

Исабель спокойно выждала все эти перетекания и продолжила:

– Оставалось пять дней. Воины Пабло жили в городе. Помогали все чем могли. Строили, таскали. Но там же девчонки в городе. Они то им проходу то не дадут. Да и наоборот. Девочки все одна краше другой. Да и с друзьями они местными то туда рванут, то играть, то на озера!

– А где озера? – спросила вдруг Марисол, не открывая глаза.

– Хочешь здесь, а хочешь там – где живет гиппопотам, – сказал дедушка.

– Озера были в низине за городом. Где терялась дорога. Там всегда начинался туман и озера. Только всегда разные. И там вот аисты, как раз.

Дедушка встрепенулся.

– Да. Там были. Редкий вид. Сизоклювые. Вот мы однажды одного…

– Вот он тебе-то клювом то … – опять не открывая глаз сказала Марисол.

– Ну и что, – сказал дедушка.

– А гиппопотам где? Ты меня не гладишь, – сказала Марисол, и положила его руку себе на голову.

– Да, – протянула про себя Исабель, глядя на дедушку, нежно поглаживающего надувшую губы Марисол, – Кто бы мог подумать, что такое возможно. Грозный Ли…

– Исабель, рассказывай! А то я тоже к тебе на коленки лягу!

Исабель улыбнулась, протянула руку и, как в первый день, провела ему по щеке.

– Исабель! Почему мы тут столько любви и детского сада испытываем, а нам надо вроде бы…

– Тебя судьба камня интересует? – не дала ему закончить Исабель, сняла резинку и встряхнула волосами. Мигель широко раскрыл глаза. Она была очень красива с этой огромной гривой красно-рыжих своих густых и мелко вьющихся волос. И с этими едва уловимыми индейскими чертами. Потом собрала их опять сзади резинкой.

– Армия страны состояла практически из всех мужчин. Они несли службу по расписанию. Вахтовым методом. Были, конечно, учения, сборы. Кто-то отдельно учился, у местных мастеров, да и пришлых. Были и дамы, которые имели очень высокого уровня подготовку. Хорошую школу. Тут были учителя, как я уже сказала.

Исабель взглянула на дедушку.

– Разные были, – сказал он, гладя засыпающую девочку по желтым растекающимся повсюду волосам.

– Некоторые очень сильные были. Очень способные.

– Были. И есть. – произнес он.

– В общем все были при деле. Молодежь тоже. Отряд Пабло вообще знал, что после смены эпохи ему неизвестно сколько придется быть тут. Все мечтали записать свое имя в герои, которым открылся камень. Пабло был умен, он взял только холостых.

– Пабло и сейчас не промах, – добавил дедушка.

Исабель загрустила.

– Я знаю героя, – не открывая глаз просопела Марисол.

– Что же дальше было? Король что делал?

– Король был Король. Он чувствовал что-то. Старался не отпускать Виктора, но суть своих опасений объяснить ему не мог. Королева все больше занималась свадьбой. А Нищий был просто на вершине своего обаяния. Он так увлеченно внимал ее рассказам про архитектуру вообще, про архитектуру замка, про стили и техники, что они целыми вечерами ходили по замку. Но спальня была засекречена. Вход в нее найти было невозможно. Это не было как тут в лесу. Никаких топологических аномалий. Чистая математика, и чуть-чуть физики. Но он был неплохой шахматист. И он понял, сколько и каких карт в колоде не хватает.

Виктору очень не нравились эти экскурсии, но разговора в саду он не слышал. Историю с птицей не знал. Поэтому он был чуть спокойнее, чем следовало бы.

А Нищий в конце концов обратил внимание Королевы на свою проницательность и внимательность к ее экскурсоводческому таланту. Он указал на несоответствия. И она не смогла уйти от темы. Она не имела права показывать вход. Но она могла говорить косвенно об этом. Ему этого было достаточно.

Когда оставалось 3 дня, все были заняты приготовлениями. Нищий сидел за вычислениями целый день. И он нашел ответ. Спальня была найдена. Виктор почувствовал неладное, но он был не очень суеверен. Сомбра вычислил, где может быть та потаенная дверь, которая ни при каких обстоятельствах не могла быть видна в силу системы освещения и зеркал. Сейф найти было не так сложно. Он был прямо в стене над кроватью. Довольно скромной для Их Величества. Но тут все жили не по светскому рангу, а скорее, как воины. Осталось ввести секретную фразу. Но, как вы понимаете, он ее знал.

– Внимание и радость! – почти хором произнесли дети. Только Марисол с закрытыми глазами.

– А дальше что? – спросил Мигель.

– Дальше Нищий исчез. Но заметили это не сразу. Оставалось два дня.

Серхио был хмур и места себе не находил. Он ходил по второму этажу из залы в залу и как бы думал. Только связных мыслей, кроме иррациональных опасений не возникало. Широченные плечи задевали косяки, и меч долбил по колонам и стенам. Серый поношенный толстый родной военный свитер, старые добрые легкие сапоги.

– Что происходит? – спросил Король у прискакавшего с объезда постов Виктора. Тот был в зеленом плаще, в крагах, с широким мечом и разгоряченный.

– Я не знаю, Серхио. Но мое сердце не на месте.

– Ты же видел Анну. Может что-то с девочкой?

– Анна вернулась еще в первый день. Все по правилам. С ней, думаю, все в порядке.

Они помолчали

– Но что-то же происходит, Виктор!

И вдруг лицо генерала стало так серьезно, что могучий и не знающий страха король, сглотнул и сел на подоконник.

– Что?

– Где он?

– Кто?

Они посмотрели друг на друга. Дверь в переговорную комнату, где они стояли, открылась, и, вся в своих мыслях, почти вбежала королева. Она посмотрела на них, осмотрела комнату и повернулась, чтобы уйти.

– Что ты ищешь, дорогая?

– А вы не видели Сомбру?

Она спросила это и ушла. Они смотрели вперед, один стоя, другой сидя на мраморном подоконнике переговорной. У огромного арочного окна. И ласточка упорно крутилась по ту сторону стекла. Словно кричала людям о чем-то.

– Идем, – тихо сказал Виктор.

И они пошли в спальню.

Там все было нетронутым. Сейф был выдвинут ими из стены, шифр введен. Камня среди нескольких фамильных ювелирных изделий и пачки писем и документов не было. Все кроме камня было на месте.

– Сколько могло пройти времени? – король смотрел на генерала.

– Максимум 15 часов.

– Объявляй тревогу. И эвакуацию женщин и детей.

– Срочно, – добавил он, но Виктор уже бежал на улицу.

Встреча под дубом

Пабло был в городе, когда она увидела его впервые. Это было года четыре назад. Она шла, закутавшись в шаль, к Валентине. И так хотелось повидаться с ней. Погрустить. И что ей до дружественных визитов каких-то наследников. И до их одноклассников из кадетского корпуса. Тоже мне «Иностранный легион». Они, конечно, были боевые, идейные, бравые. Но молодые. Даже школьницы местные еще на них не смотрели. Первый курс. А наследник был один. Принц как бы.

А уж до уполномоченных лиц, типа молодых полководцев, командированных серьезные вопросы решать и по ходу за шалопаями из училищ смотреть, ей совсем было недосуг.

И она шла парком. Большим городским парком, который граничил с южной окраиной, за которой начиналась страна туманных озер. Которые в силу известных топологических аномалий местности иногда настолько наглели, что появлялись прямо в черте городского парка. Вот радости-то было мелкоте! А в этот раз там ничего кроме положенного прудика пожарного не было. Зато приближался праздник Бобин-Буда – веселого лучника, и дети всей гурьбой наряжали деревья и развешивали свои гирлянды и мишени. Ведь, чем больше стрел будет в твоей мишени, тем больше счастья и, конечно, подарков, будет в следующем году. Они визжали и сопели, таскали за собой свои вручную склеенные гирлянды и сплетенные из луба мишени, вместе с папиными приставными лестницами. А у кого-то были папины стремянки. Ох, сколько шишек было набито в тот день! Поэтому мамы уже заранее наматывали всем на колени и на локти, да и на голову, полотенца. Но разве кто будет, находясь в своем милюзговом здравом уме, ходить в таких прикидах. Их сбрасывали за первым парковым дубом. А вот в парках они как раз-то и росли.

Но ведь самое классное, это повесить свою гирлянду, туда, на макушку. Тогда лучники будут точно стрелять по твоей мишени. Ведь для любого нормального лучника – а кто в Стране не был лучником? – засадить свою стрелу в верхнюю мишень, раскачиваемую ветром, было не то что у земли в 2х метрах да в упор. Но как же ты дотянешься до верхних ветвей?

Поэтому нужен был либо хороший верзила, либо акробат. И таких хватало среди местных. Дефицит был не в них. А в способных застрять в лапах визжащей детворы на полдня, тем более что им самим бы не мешало поучиться лазить, как «Мы в свое время!». Поэтому таковых просто не было в городе. Среди местных.

Она увидела его в окружении стрекочущей толпы детей, сдавшего все редуты и перелезающего с одной верхней ветки на другую, держащего в распростертых руках размотанную гирлянду, и еще пять привязанных сзади. Одной рукой закидывающего один конец на почти верхушку, а пальчиками другой держащегося за кончик ветки. Зубы держались за другую ветку с листьями. Он был одет в почти белый военный свитер, с поясом, с сумкой на нем. Старенький меч красивой огранки был прислонен к стволу. Сапоги были обычными, но чистыми, хотя снизу это трудно было сказать с уверенностью. Зато светлые вьющиеся длинные волосы трепались ветром и лезли ему в нос, в глаза, в рот, занятый веткой с листьями. С горьковатым дубовым вкусом. Она смотрела на него, сквозь гомон детей, сквозь блики в листве, сквозь мысли о Валентине. Она забыла о ней, забыла обо всем. Она знала, что он упадет. Но совсем не поэтому она смотрела на него.

Он летел довольно долго и где-то красиво. Пять привязанных сзади гирлянд успели раскрыть всю свою длину и весь детский колористический креатив. Дети успели отпрыгнуть. Пыли было не много.

Она подошла к нему, в последний момент сделавшему что-то типа передней страховки и возможно обошедшемуся без переломов. Медленно выплевывавшему ветку с горьковатыми листьями, подтянувшему по-детски колено и медленно отрывавшему голову от земли. Она села на корточки рядом с ним, и ее колени, выступившие из-под плаща, оказались прямо перед его носом.

В них он и уперся взглядом. А потом уже медленно поднял его выше.

– Извините, – сказал он.

Она чуть наклонилась к нему, не отодвигая коленей от его носа, и спросила:

– Вы не ушиблись.

И потом одним движением распустила свои стянутые сзади рыже-красные волосы. И слегка встряхнула головой.

– Я вот, – сказал воин. – Я с дуба.

Он ничего не мог. Он не мог даже встать. Не потому, что ушибы. Ему просто было очень трудно. Дети, приумолкнувшие на время, включили ор, и облепили его со всех сторон:

– Дядя Павел! Как вы летели! Дядя Павел!

Его тянули во все стороны. А он полусидел, полулежал на одном колене и смотрел на нее. Точнее он хотел смотреть на нее, но у него не получалось. И он то смотрел, то не смотрел, то вставал, то не очень, то протягивал руки, чтобы помочь даме, то убирал их, потому что руки стеснялись.

Она взяла его за плечи, встала и вытянула в стойку. Но расстегнувшаяся сумка зацепилась, приоткрылась и из нее выпала печать. Обычная королевская, посольская печать. Он сказал: «Извините!» и опять стал опускаться вниз. Но она изящно подняла ее и протянула ему. Он аккуратно взял ее, боясь дотронуться до ее пальцев, сглотнул и положил за пазуху через ворот. Там она упиралась в ремень и уже выпасть не должна была. Так ему стало проще и от всего комплекса его действий осталось только то, что он смотрел на нее и не смотрел. Но она стояла перед ним, без меча, которым она, пожалуй, владела раз в 10 лучше молодого перспективного полководца, без лука, без макияжа. Почти. С распущенными рыже-красными волосами. Стояла и смотрела на него. И она чувствовала что-то, о чем Учитель Ли ей не говорил. А вот полководец пытался сказать что-то, но это было в данной ситуации с очевидностью неодолимая задача. Поэтому он вдыхал воздух и выдыхал его. Смотрел на нее и не смотрел. И даже милюзга в полном составе забыла про свои мишени с гирляндами и молча хором кричала ему: «Можно я вас провожу!». Они даже отцепили от него все гирлянды и отбросили их подальше. Но он продолжал стоять почти по стойке смирно, с чуть выпирающей из-за свитера печатью, и она тихо сказала ему:

– Вы хотите угостить меня мороженным!

– Да! – уверенно сказал он.

– Урааааааааааааааа! – возопили дети!

У баррикад

Зловещее облако красноватой пыли показалось над пустыней. Первый дозор состоял из 12 человек местных воинов, сегодня несущих вахту на правой стороне дороги. Они встали небольшим каре и взяли луки. Войско неприятеля двигалось быстро, уверенно, почти лавиной. Конные воины в среднем вооружении. С мечами. Они шли во весь опор. Было ясно, что они уверены и торопятся. Их было минимум 4 тысячи. Это было в 4 раза больше, чем всего воинов в Стране вместе с иностранным корпусом.

Посыльный поскакал с донесением, хотя их приближение было видно отовсюду, спасибо особенностям места. Но так говорил устав. Оставшиеся 11 выстроились во фронт. Они могли принять любое из двух решений. Либо воссоединиться с основными силами, в силу несопоставимости численности с наступавшими, либо задержать их. Дав возможность выиграть важные секунды для организации сопротивления. Понятно какой ценой.

Наступавшее войско разделилось на две части. Нижняя поскакала в город. Верхняя часть шла прямо на них. Стало вдруг непостижимо тихо. Хотя земля уже вибрировала от копыт лошадей. Они взяли стрелы и натянули луки. Оставалось дистанции на 5 быстрых, по чуть навесной траектории, выстрела. Первая партия стрел взмыла в небо и с первым звоном тетив в уши ворвался грохот наступающей армады. Черные доспехи рыцарей, их узкие щиты и плоские шлемы окрасили все впереди в черный цвет. Казалось, они двигаются волнами. Часть рыцарей упало с коней, но это было пренебрежимо мало. Оставалось 50 метров. 11 всадников достали мечи. Они знали, что делать. И земля плакала о них.

Сломить малюсенький отряд оказалось не так просто. Они сбили темп всей армаде, вклинились в нее и перестроившись в подобие каре, практически не давали нанести себе урон. Но у них не было возможности смениться или отдохнуть.

Посыльного 11 раз кольнуло в груди. Он прискакал ко дворцу, где формировались основные части, соскочил с коня и подбежал к генералу. Из его глаз текли слезы.

– Порядка 4 тысяч. Вооружение среднее. Половина пошла на город. Вторая задержалась на дороге. Все конные.

Меньше всего сейчас Серхио хотел бы остаться во дворце. Но он был король. Виктор подбежал:

– Пабло со своим корпусом займет оборону города. Женщины и дети эвакуированы еще со вчерашнего вечера. Я послал часть к нему на помощь через лес. Они не смогут их перехватить даже с камнем. Лес их не пустит. С остальными занимаем оборону на подступах и доминирующих высотах.

– Елиб они были у нас нормально укреплены, – сказал Король, – у нас нет ни рвов, ни стен. Хлипкие баррикады, которые мы успели собрать, не остановят их. Вам надо всем идти в лес. Там они не смогут вас взять.

– И оставить город и дворец врагу?

– Да. – сказал Король, – Мы не имеем права героически погубить всех. Силы не равны. Мы должны выжить.

Прибежал посыльный со смотровых вышек дворца:

– В городе идет бой! Основная армия уже на четверть пути отсюда! Осталось 5 минут.

– Занять оборону! – Виктор повернулся к солдатам, – лучники, три ряда, остальные за мешками и баррикадами.

– Ваше Величество, – официально сказал он, – срочно и во имя Страны, берите основной отряд и идите в лес!

– Здесь командую Я, – сказал Король!

Король вышел перед войском!

– Слушай мою команду! Со мной остается только дворцовая смена! Остальные под командованием генерала уходят в лес. И там организовывают партизанскую войну. Это приказ! Генерал, командуйте!

Дворцовая смена побежала к королю и встала каре вокруг него. Конное войско черных рыцарей приближалось к входу в дворцовую зону.

Жители были очень избалованы красотой своей Страны. Ее сказочным укладом. Ее мифической историей. Ее красивыми традициями и идеалами. Они и жили в соответствии с ними. Они были сильны. Они работали и тренировались. Они не избегали трудностей. Они трудились в поте лица. Они болели и умирали. Среди них были и мастера. Но они были избалованы этой красотой. И они не справились с жесткими требованиями войны. Они все оказались в дежурном отряде. Они элементарно не подчинились приказу главнокомандующего. Время вышло. До леса очень близко. Но это расстояние оказалось слишком большим.

Баррикады не давали пройтись наступающим лавиной. 500 стрел смотрели на них из-за навалов всего, что можно было соорудить за ночь. И это мог быть значительный урон. Но не решающий.

Всадники расступились и перед ними показался в сером хитоне, без оружия, без очков Нищий.

Он поднял руку вверх, и все рыцари опустили мечи. Не снимая капюшона, он спокойно приближался к баррикадам. Когда осталось пять метров, он остановился, казалось, не обращая никакого внимания на сотню стрел, направленных на него.

– Ваше Величество! Мы не сомневались в победе! Но предполагали массу неприятностей. И на всех на них у нас есть план. Но вы выбрали наихудший из вариантов. Наихудший для вас. И вы это знаете. Поэтому я предлагаю вам сдаться. Вы сохраните своих людей и свою жизнь. И жизнь королевы. Не вы им ее давали – не вам и посылать их на гибель, если есть возможность ее сохранить.

Но на Серхио эта речь не произвела впечатления. Никакого, кроме брезгливости.

– Я не веду переговоров с нищими ворами. Оставляете камень и убираетесь вон! Мы дадим вам уйти бес потерь!

– Я хорошо знаю все детали и резервы ваши. Я их знаю лучше, чем вы, Ваше Величество. У вас нет шансов. Даже с учетом счастливых невероятных случайностей, которые иногда тоже бывают. Силы слишком неравные. Мы начнем вас уничтожать. И мы это сделаем.

– Кто командует этим войском и кого вы представляете? Где этот король? Кому подчиняются эти люди? Нищему вору? Это вряд ли. У них есть король. Но похоже он просто трус.

– Напрасно вы так, Ваше Величество! Он не лубочный герой! Он не выйдет под прицел снайперов. Ему здесь жить и много-много дел еще провернуть. Предстоит. Не сомневайтесь.

– Опустите луки! – крикнул Король, – Пусть выйдет. Мы решим все поединком.

Луки опустились, но тетивы не ослабли.

– Этот фарс, Ваше Величество, нас не интересует! – сказал Сомбра, – у вас осталось не так много времени. Вы погибнете.

Бой внизу тем не менее продолжался с той же силой. Хотя численное превосходство нападавших должно было бы сыграть свою роль уже.

Сомбра повернулся к войску. Они стояли сомкнутыми рядами. И представляли огромную массу, занимавшую казалось полстраны.

Армандо

Армандо был обычный ученый медведь, если бы только обычные ученые медведи существовали хотя бы в сказках. Нет, он не ходил в очках и не читал толстых книг. Он вообще читать не умел. Но он пришел из-за тумана. Он не был местным. Где и с кем он вырос – трудно сказать.

Всех дежурных подняли по тревоге, когда он вышел из леса. 12 смертоносных стрел были направлены на него и вели его, подходящего спокойно к дворцовой территории. Но медведь подошел к фонтану, попил из ведерка, сполоснул его и поставил на место. Потом подошел к двери в дворцовую ограду и встал у порога. Он был окружен. Даже король с королевой вышли посмотреть на такое явление природы. Маленькая принцесса стояла с няней позади и смотрела на мишку.

И тут медведь, прекрасно видевший всех, поднял лапы и кургузо, как мог, начал звонить в колокольчик. Причем данным колокольчиком не пользовался никто. Он висел там лишь в качестве декора и традиции. Позвонив, он встал и повернулся в сторону короля с королевой. Не переступая порог.

– Что это такое? – спросил Серхио у Виктора. Он волновался.

– Медведь воспитанный, – сказал Виктор.

– Витя! Это что такое! – без раздражения, но с волнением повторил Король.

– Мишка! – закричала принцесса и рванула в сторону косолапого. А надо сказать, что косолапый был самец видный. Лучше сказать редкий. То есть рекордных для популяции размеров.

Папа рванулся вперед с криком «Стой!», но девочка уже была прямо у медведя. 12 луков опять натянули стрелы.

– Погодите, сказал Виктор, – так как медведь просто сел на попу при виде девочки и отнесся к ней, как к ребенку. Король сказал:

– Что тут годить!

И стал как бы максимально спокойно приближаться к дикому зверю. Зверь его видел и никакой агрессии не проявлял. Только он был раз в десять массивнее Серхио. Серхио подошел вплотную к зверю, мурашки пошли не только у него, а у всех присутствующих. И медленно протянув руки взял девочку, которая стояла прямо перед косолапым и причесывала его шерсть на голове пальчиками. Но почувствовав, что ее забирают от медведя, он вцепилась в него руками. Ноги девочки оторвались от земли. Огромная голова медведя, сидящего на попе с девочкой вплотную и королем за ней была почти на уровне головы Серхио. Он сказал ему: «Уууууурх», но тихо, спокойно. И развел лапы в сторону. Девочка висела между ним и папой. Потом он обхватил девочку мягко под попу, точно по-человечески, и встал. Девочка оказалась выше папы полметра.

– Мама, – сказал король.

– Ууууууурх – сказал медведь и медленно пошел с девочкой к папе. Всего два шага. Но девочка перелезать с лап на руки не хотела.

Тогда медведь спокойно посмотрел на папу и, медленно поставив девочку на землю, скукошился рядом с ней. И это было мудрое решение. Принцесса тут же вскорабкалась на него. Потому что папа в шоке не сообразил забрать ее в этот момент. Медведь медленно поднялся на все четыре, и они пошли во дворец. Но не к двери, а в сад. Вся людская братия с луками и без следовала рядом. У самой красивой клумбы медведь остановился и покачал корпусом вправо-влево. Девочка правильно поняла команду и слезла. Медведь сел на попу и повернулся к народу. А потом стало ясно, что он устал. Очень устал.

– Мишка устал, – сказала принцесса.

Мишка посмотрел на нее и тихонько лег мордой на лапы.

– Я принесу тебе одеяло, – сказала принцесса и убежала.

– Что это такое, Виктор? – почти стонущим голосом сказал Король, которого колотило мелким колотуном.

Девочка пошла за одеялом. Медведь еще раз обвел всех спокойным грустным взглядом и закрыл глаза. Когда девочка ушла, Король очень медленно приблизился к зверю, сел на корточки и спросил:

– Кто ты? Что с тобой?

Медведь сказал:

– Ууууууууурх, – взглянул на него и снова закрыл глаза.

Король положил на него руку. Медведь не среагировал. Он почти спал.

– Что же это такое?

Все потихоньку подошли к медведю и всем хотелось его тоже погладить. Все понимали, что это безумие и нарушение всех правил здравого смысла. Но удержаться не могли.

Принцесса прибежала с большим покрывалом от кровати в холле. Вряд ли ему было холодно. Но одеяло он не сбросил.

С кем он вырос? Где научился звонить в колокольчик? Это было для всех загадкой. Потом уже, когда Армандо, оставшись во дворце, доказал свою мудрость и приверженность большим книжкам с большими картинками, которые он мог часами «читать» сидя в саду, все сочли его просто одним из жителей дворца. Но Армандо был не ленивая громада. Он всегда помогал, ходил в наряды и на пост, сам выбрав себе взвод. Ребята из взвода понимали, как им повезло, и старались как-то ему отплатить за его выбор. И он сопровождал принцессу. Можно сказать, что он ее охранял. И вскоре стало понятно, что прежде, чем неосторожно сорваться на принцессу, стоило хорошенько подумать. Армандо этого не любил. Еще рыл ямы под георгины. Чем-то они ему нравились.

Но когда было кому-то не по себе. Не понимание ли какое, в семье, с близкими или так просто – он обычно выходил из дворца, а там кроме короля с королевой масса народу жила, и прилаживался к Армандо. Который отдыхал в саду, если не сажал георгины. И так было здорово прислониться спиной к Армандо, можно даже прилечь на него сверху, если он не читает свои книжки, а просто лежит мордой на лампах. А можно было и заснуть. Он говорил свое «Уууууурх» – сразу все становилось намного проще и светлее.

Но временами Армандо пропадал. Пропадал на месяц, а то и на два. Его никто не спрашивал про это. Все относились с уважением к его личной и загадочной жизни. Вот и когда во дворце жил Нищий, Армандо не было. Он был в одной из своих «командировок». А ведь он бы вряд ли допустил того, что произошло.

Верхний бой

Внизу кипел бой. Вспомогательный отряд из леса ударил в тыл войску черных рыцарей. Но все равно защитников было очень мало по сравнению с наступающими.

В позициях стоящих на дороге войск началась перегруппировка. Сзади отделилась большая часть и поскакала в пустыню в обход дворцового плато. И баррикад, которые были достроены только до стен дворца. В другую сторону направился другой отряд. В сторону леса. Лес подходил довольно близко к дороге всегда, и баррикады практически упирались в него. Рыцарям явно не хотелось переходить в длительную осаду. Но преодолеть на лошадях пусть и не большие, но баррикады и завалы из натасканного из леса бурелома было невозможно.

Сомбра опять вышел из-за солдат и подошел вплотную к баррикадам. Его хитон колебался ветром. Глаза изменились. Они стали темнее. Нельзя сказать, что они светились. Но от них начала исходить какая-то другая сила. Темная и злая одновременно.

– Что-то вы приуныли, Ваше Величество! Вы же прекрасно видите расклад. Вам запишут гибель всех мужчин. На ваш счет. Они все готовы героически погибнуть. И прекратить историю. Нам, собственно, наплевать на вашу историю. Мы строим свою. И в ней допускается ваша автономия.

Он повернулся спиной и отошел метров на пять. Потом воздел руки к небу и крикнул что-то на непонятном языке. Огромная масса черных всадников с прокатившемся по пространству лязгом ответила жутким воем, и тысячи мечей сверкнули в воздухе.

Он отдал еще какие-то распоряжения.

Все спешились и переформировались в колонны, готовые пойти на баррикады бегом. Впереди появились огромные щиты, (по-видимому, узкие щиты имели возможность скрепляться друг с другом в жесткую стену) сбоку торчали щиты и мечи воинов, сзади расположились лучники.

Позади не было баррикад. Но отряд, поехавший через пустыню, которая граничила с дворцом, в обход дворца рисковал наткнуться либо на стену тумана, либо на стену, ведущую в никуда. Там никто не ходил. Задняя часть дворцового плато замыкалась не лесом и не пустыней. Там была зона тумана. Ни один исследователь оттуда не вернулся. И никто вообще никогда не появлялся именно оттуда. Из леса выходили люди – вот Армандо вышел из леса, хоть и четвероногий. Из пустыни приходили. Но чаще туман приходил на дорогу, и люди оказывались прямо на дороге, занесенные странной судьбой.

Бой был неизбежен. Отправить людей в лес? Кто послушает этот приказ? Пусть пока есть возможность раствориться за деревьями. Туда рыцари не пройдут совсем. Да и не пойдут. Хотя никто не мог предсказать поведение этих мест.

Но защитники стояли по эту сторону баррикад. И на их лицах все было спокойно. Мучительно разрывался лишь Серхио. Королева была в замке. Остальные женщины были эвакуированы в туманные озера.

По идее, защитники дворца могли продержаться лишь минуты.

Позиции замерли. Щиты, лучники. Сзади еще табун лошадей и огромный резерв. Лошади огромным живым щитом заслоняли всех, кто составлял резерв и мог бы подкреплять наступавших на баррикады. Лошади стояли очень плотно. Хотя это было, возможно, избыточно. Так как оборонявшихся было мало, и в случае атаки у них все равно не было бы возможности отвлекаться на обстрел дальних позиций.

Но тут из леса появилась плавно галопирующая, огромная, мохнатая фигура мудреца, вернувшегося из «командировки». Где он бывал и с кем, это было загадкой для всех. Но Сомбра тут же переместился за ближайший щит. Медведь мгновенно остановился, впился глазами в происходящее, его огромная голова пол секунды релаксировала, и потом издало такой силы рев, что у всех головы вжались в плечи, и в глазах лошадей отразился стресс. Гигантское животное с огромным ревом понеслось прямо на табун стоявших лошадей.

Впавшие в мгновенную панику лошади встали на дыбы и понесли назад, просто сминая всех, кто стоял сзади. Резервы оказались смешаны и наполовину растоптаны.

Стрелы, летевшие в него, Армандо даже не чувствовал. За разбежавшимися лошадьми оказались сотни солдат. Кто лежал, кто сидел, кто стоял. Медведь просто пробивал себе дорогу среди этих людей, раскидывая их направо и налево. Тяжелый меч в руках опытного воина был грозным оружием. Но тяжелым, а значит инертным. Есть подозрения, что медведь понимал не только в георгинах. Скорость его реакции и лап, была на высоте. Мечи вылетали вверх и вбок, как замедленный фейерверк. А за ними их владельцы. Пятьсот стрел взмыли в небо и тучей стали опускаться в зону вокруг медведя. Вся резервная зона оказалась вынуждена прятаться под поднятыми узкими щитами и убегать от бущующего медведя. Создать не то что огневую поддержку, создать вообще хоть что-то они в данный момент не могли.

Раздался слитный громкий крик. Защищающиеся пошли в атаку.

Те семь щитовых колон, которые оказались перед баррикадами были мгновенно окружены и теряли людей. Защитники были хорошо подготовлены технически.

Лошади в основном убежали в пустыню. Вокруг медведя продолжалась свистопляска, но уже к нему никто не пытался подходить. Его просто обстреливали из луков. Сотня стрел висела на нем. Силы его были на исходе.

Ряды наступающих переформировались, и они просто пошли в атаку. Все осадные колонны были уже разбиты, осажденные вернулись за баррикады. Бегущих в наступление встретили сотни стрел. Куча тел мешала им двигаться, но они лезли на баррикады. И все-таки их было еще очень много.

А бой внизу странным образом не утихал.

Появление черного короля

В живых оставалось человек двадцать. Они были окружены на дворцовой площади. Король и генерал стояли в центре, остальные вокруг. Наступавшие, потеряли значительную часть своих людей и практически всех лошадей, тем не менее их было еще очень много. Они занимали почти всю остальную часть площади.

Медведь лежал среди сотен тел ниже за баррикадами, накрытый огромной сетью. Из него торчали стрелы, как из ежа.

Защитники стояли кругом вокруг своего короля. Серхио был весь в крови, взгляд его был мутным и жестким. К нему точно никто бы не вышел на поединок. Виктор был в плаще поверх легкой кольчуги. Без шлема. Со своим тонким быстрым мечом. Почти не задетый ни разу. Но скорость его меча принесла многим здесь одетым в черное последний вздох.

Защитники были мобильней. У них были в основном тонкие мечи, скорее шпаги, и тонкие кольчуги.

Оставшаяся двадцатка стояла в середине, окруженная со всех сторон черной массой. На них смотрели две сотни стрел в плотно натянутых луках. Над ними с едва слышным писком кружила ласточка

– Игра закончена, Ваша Величество! Осталась лишь пара патетических фраз и эпического вида моментов героической гибели последних верных своему королю. Где Ее Величество, кстати? Я уже соскучился по ее высокому научному стилю.

Лицо короля исказилось гневом. Но он взял себя в руки.

Сомбра менялся на глазах. Его глаза все больше теряли тот ироничный легкий блеск, с которым он появился. Темный, тяжелый свет ненависти словно из груди вырывался через его глаза. Ему уже было трудно продолжать светскую риторику. Голос его понизился и перешел почти на сип.

– Ты хотел видеть короля? Ты увидишь его! Ты увидишь и его, и гибель твоих верных. Генерал, вы же у нас такой искусный воин? Идите сюда! Вы же хотите эпических сцен! – и он откинул капюшон. А потом вытащил за спиной спрятанный меч. Он тоже был тонким. Но черным.

– У меня не так много времени, мне надо разобраться с ситуацией там, внизу. Там тоже явно имеют место счастливые невообразимые случайности. Но, как я и сказал, для вас это не будет играть решающую роль. А разозленный враг хуже, чем не разозленный. Великодушия меньше.

Медведь лежал внизу, нарытый сетью. Но он, по-видимому, был жив. Потому что его заковывали в цепи. Причем лошади из повозок обоза, тоже поддавшись панике, посрывались, опрокинув все что можно. И специалисты рылись в разбросанных кучах, доставая цепи и инструменты.

– Вы можете бросить оружие, – сказал Сомбра, обращаясь к защитникам. Будете жить.

Виктор раздвинул ряды и вышел перед Сомброй. Глаза Нищего засветились черным светом и остановились на груди генерала. Виктор улыбался своей улыбкой и был похож на того юношу с первого курса военного училища, где они с Серхио, сбегали через окно спальни известно зачем и к кому.

Он ощутил легкость и словно забыл про усталость и пару касательных ран на левом плече.

Сомбра с ненавистью, посмотрел вверх.

– Проклятая тварь. Откуда она здесь?

Скорость с которой начали двигаться мечи давала повод удивиться даже мастерам. Но Сомбра отступал. Он прекрасно владел мечом. Но он явно рассчитывал на что-то еще. А этого ресурса у него не хватало.

Он отступал. Его плащ был изрезан в лохмотья. Глаза светились ненавистью и разочарованием. Ряды черных рыцарей раздвинулись и сомкнулись. Виктор остался перед ними. Никто из них не выражал желания двинуть оружием своим. Но сотни стрел продолжали быть нацеленными на всех в светлых одеждах. Ласточка сделала вираж и коснулась крылом генерала, вдруг словно помолодевшего в этой битве. И исчезла где-то высоко в небе. Над рядами рыцарей появилась словно густая серая тень и унеслась в сторону города.

Виктор отошел к своим. Ряды рыцарей раздвинулись и вперед выступила огромная черная фигура. Забрало закрывало лишь верхнюю половину лица. Огромный черный меч висел на поясе. Тяжелый черный плащ ниспадал до земли. Он был на две головы выше всех и шире раза в два. Он приподнял правую руку, и все услышали:

– Кроля не трогать! Приготовить мой дворец. И спокойно пошел ко входу.

Серхио бросился на него. Сотни стрел вылетели из луков. Но ни одна из них не коснулась Серхио. Кольчуги были качественные. Виктор почувствовал порядка двадцати ударов в корпус, понял сразу, что пронесло. Половина ребят попадала. Остальные вели свою последнюю и очень красивую битву, если только смерть может быть красивой. Они сражались долго. Серхио оказался в пустом кругу. Куда бы он не двигался, везде он натыкался лишь на отступление и глухую защиту. Он был обречен терять силы впустую. Он понял, что его окружили лучшие из вражеских специалистов. Они давали ему возможность выложиться. Потом появилась сеть, и острая горечь пронизала тело короля и всю его душу. Снизу волокли Армандо. Еще семеро светлых мечей сверкали слева от него на площади над толпой черных солдат. Огромный черный монарх поднимался по ступеням главного входа. Виктора не было видно.

Исчезновение генерала

Генерал отступал в сторону леса. Точнее он нападал. На все, что было поблизости. Но там не было никого кроме профессионалов. И они видели его только что в поединке с Сомброй, а некоторые и до этого. И сходиться с ним на короткой дистанции при данных раскладах никому не виделось резонным. Поэтому его нападения давали ему лишь пространство для перемещения. Его медленно сносило в сторону дальнего края дворцового плато. Туда, где туман играл свою вечную игру. Никто не хотел сходиться с ним в ближний бой. Но он не был сказочным героем и он должен был устать. Очень уже скоро. Это все понимали. Меч Виктора стал тяжелеть. Он стал медленнее. Его противники осмелели. Он уже скорее защищался, чем нападал. Он уже скорее отступал, чем наступал.

Сколько еще он мог продержаться? Быстрый как молния, и легкий, как ветер, Виктор. Мечи сверкали на солнце, искры вылетали, под звон дорогой стали… «Какая последняя музыка!» – подумал он. «Надо же, не страшно совсем!» Рука машинально парировала выпады, тело уклонялось от рубящих ударов, клинок делал смертоносные выпады. Но над всем этим проплыл образ города, Королевы, Короля, сейчас стоящего уже с наброшенной на него сетью где-то перед входом во дворец, доброго сильного старого друга Армандо. Но потом это все ушло и появился только один образ. Тонкой изящной девушки. Анны. Той самой одноклассницы принцессы, что была ей и подругой, и скорее противовесом. Самая лучшая фехтовальщица среди всей параллели. У кого она училась – было секретом. Но говорили, что у нее была подруга в лесу. Мало кто верил, но на соревнованиях она побеждала всех, включая мужчин и преподавателей.