Человек с лицом убийцы

1

Инна Скороходова вышла из ванной комнаты и, вытирая голову полотенцем, мельком глянула на циферблат часов, висящих в спальне. Было без пяти минут одиннадцать. Ее муж Александр сидел в кресле возле туалетного столика и читал. Он поднял голову и, улыбнувшись жене, отложил книгу.

– Ты такая соблазнительно-ароматная после душа, что мне хочется тебя съесть, – сказал он, притягивая Инну к себе и целуя ее.

Они были женаты только девять месяцев и еще не успели перейти от стадии влюбленных молодоженов к стадии, когда супруги начинают привыкать друг к другу и считать вполне естественным, что они живут вместе под одной крышей. И Инна, и Александр работали посменно, дежуря целыми сутками, и встречаться вечером или проводить вместе выходные было для них большой редкостью. Возможно, именно по этой причине они не надоели друг другу, и каждый проведенный вместе час был для них маленьким праздником.

Поцелуй мужа заставил Инну отбросить полотенце в сторону. Она всем своим существом потянулась к Александру, отвечая на его ласку. Но тут ее телефон, лежащий на тумбочке возле кровати, подал сигнал, оповещавший, что пришло СМС-сообщение.

«Потом посмотрю. Наверняка опять директор беспокоит. Просит выйти завтра и подменить кого-то из воспитателей», – подумала молодая женщина и не стала отвлекаться на такие пустяки, как эсэмэски от начальства.

Вспомнила Инна о сообщении только спустя час, когда уже начала задремывать, расслабившись в сладкой истоме после ласк мужа. Чтобы не потревожить заснувшего с ней рядом Александра, она в темноте нашарила на тумбочке телефон и, повернувшись к супругу спиной, прочитала эсэмэску. Сон как рукой сняло. Инна резко села на кровати и уставилась на сообщение.

– Ты чего вскочила как подорванная? – сонно спросил Александр.

Он включил бра и, сев на кровати, взял ее за плечо и заглянул в лицо.

– У тебя такой вид, словно ты привидение увидела.

Инна молча протянула ему телефон. Муж удивленно посмотрел на нее, потом прочел сообщение и нахмурился.

– Это от кого? – спросил он тревожно и вернул ей мобильник.

– От Тони Макаровой. Вернее, она была Макаровой, а теперь Шишковская. – Инна повернулась к мужу и, посмотрев ему в глаза, нервно сказала: – Надо к ним съездить. Я не усну, пока не выясню, что там у них случилось. Представь, если это правда и она там сейчас одна… Надо, наверное, вызвать полицию.

Инна вскочила с кровати и стала поспешно натягивать на себя одежду.

– Постой. – Муж взял ее за руку, останавливая. – А это не может быть шуткой, розыгрышем? Кто это – Тоня Макарова, которая сейчас Шишковская?

– Саша, ты не понимаешь, эта девочка никогда не врет. – Инна заметила, как лицо мужа приняло насмешливо-скептическое выражение, и, не переставая одеваться, быстро сказала: – Знаю, это звучит нереально. Современные дети чаще всего патологические врунишки, но не Тоня. Ты просто ее не знаешь. Ну что ты стоишь? Одевайся! Или мне одной ехать? – спросила она с вызовом.

– Нет, конечно же, я тебя одну никуда не отпущу. – Александр стал быстро одеваться. – Но, может быть, все-таки лучше позвонить в полицию?

– Нет, девочка написала мне, а значит, ей требуется именно моя помощь. Ну, сам подумай – приедут взрослые чужие дядьки и станут ходить по квартире, допрашивать ее. Ей в любом случае нужен будет кто-то из взрослых, которых она хорошо знает, чтобы ей было спокойнее. А со мной у нее очень даже хорошие и доверительные отношения.

– Как знаешь, – вздохнул Александр. – Но обещай мне, что как только мы узнаем, что произошло, ты сразу же вызовешь полицию.

– Да-да, конечно же! Пойдем быстрее!

Скороходовы быстрым шагом вышли из квартиры и, спустившись в подземный гараж под домом, сели в машину. Инна назвала Александру адрес, по которому нужно ехать, а сама начала набирать номер Тони, пытаясь до нее дозвониться. Она набирала номер девочки несколько раз и все время слышала один и тот же механический голос, сообщавший, что телефон абонента выключен или находится вне зоны сети.

– Ну почему я сразу не посмотрела, от кого пришла эсэмэска?! – воскликнула она в отчаянии. – Мы столько времени потеряли! А вдруг с ней случилось что-то ужасное?!

– Инночка, успокойся. – Александр положил ей руку на колено. – Сейчас мы приедем и все выясним.

Дороги были практически пусты в этот поздний час, и Скороходовы доехали до нужной улицы в считаные минуты. Выскочив из машины, Инна подбежала к подъезду и набрала номер квартиры, ожидая, что кто-нибудь откликнется ей через домофон и откроет двери. Она позвонила несколько раз, но двери ей никто не открыл.

– Слушай, наверняка это какая-то злая шутка, – положил ей руку на плечо Александр, который все это время топтался позади и нервно курил. – Если бы кто-то был дома, то тебе наверняка бы открыли двери. Люди могли уехать за город. Завтра ведь суббота. Есть у этих Шишковских дача?

– Вроде как есть, – уныло ответила Инна.

– Ну, вот видишь! – Александр щелчком закинул сигарету в урну.

– Может, позвонить кому-нибудь из соседей и попросить, чтобы открыли нам двери? – слабым голосом спросила у мужа совета Инна. – Вдруг все-таки это не шутка и девочка действительно в опасности?

– Инна, посмотри, который час. Ночь на дворе! Люди спят. Если ты так волнуешься, то, может, тогда все же есть смысл вызвать полицию? – вздохнул Александр. – Но если хочешь знать мое мнение, то надо подождать до утра. Если телефон девочки не включится утром, тогда уже стоит поднимать тревогу и вызывать полицию. А пока что я вижу во всем этом только некрасивый и злой розыгрыш.

– Ты так думаешь?

Инна с тоскливой надеждой смотрела на дверь подъезда, словно бы ожидая, что та сейчас откроется и они смогут войти. Но все вокруг было тихо, и только одинокое окно на третьем этаже горело приглушенно-синеватым светом ночника.

Медленно и нехотя молодая женщина направилась к машине, время от времени оглядываясь на подъезд. Когда она села в машину, то клятвенно пообещала себе, что завтра прямо с утра пойдет в полицию и обо всем там расскажет. Шуткой было это сообщение или нет, но они будут обязаны его проверить. Просто так словами: «Помогите, он их всех убил!» – семнадцатилетняя Тоня Макарова не стала бы разбрасываться.

2

Спала Инна ужасно плохо. Всю ночь ей снился один и тот же кошмар, в котором она убегала от какого-то маньяка в черной маске и с огромным ножом, кружила по пустынным улицам и все время забегала в какие-то тупики. Но как только маньяк, загнавший ее в ловушку, подходил и замахивался на нее своим ножом, сон прерывался, и Инна просыпалась в холодном поту. Через некоторое время она, успокоившись и восстановив дыхание, вновь засыпала, и все начиналось заново – погоня, тупик, замах ножом, прерывание кошмара, холодный пот и ужас, охватывающий молодую женщину. Крепко уснуть ей удалось только под утро.

Александр, который работал хирургом в одной из детских больниц, уходил на смену рано и будить жену не стал, давая ей возможность отдохнуть от пережитого волнения. Инна, как только открыла глаза и вспомнила обо всем, что случилось вечером, сразу же стала звонить Тоне. Но телефон молчал, и тревожное состояние вернулось к Инне. Она быстро, на ходу выпила чашку чая и отправилась в ближайшее отделение полиции, чтобы хотя бы узнать, что ей следует делать дальше. Игнорировать такое сообщение она не имели права, и поэтому Инна решила быть настойчивой и, если потребуется, дойти до самого высокого полицейского начальства, но заставить проверить, где сейчас находится Антонина Шишковская.

Прижимая телефон к груди, как нечто драгоценное, Инна вошла в отделение полиции и растерянно остановилась. Возле стойки дежурного стояли двое – средних лет мужчина в форме полицейского и молодой парень в грязной, разодранной рубашке и в порванных, а вернее, порезанных джинсах. Инна не сразу поняла, что ткань разрезана, а не в модных прорехах, к тому же одежда парня испачкана не только грязью, но и кровью, а поняв, содрогнулась.

Полицейский, закончив что-то говорить дежурному, указал парню на один из стульев, стоящих в вестибюле, и сказал:

– Посиди пока тут, сейчас мы врача вызовем, чтобы он зафиксировал твои боевые раны. А пока вспомни все фейсы напавших на тебя. Через пять минут выйдет оперативник, который тобой и займется, а я пошел. Моя смена закончилась. Присмотри за ним, – бросил он дежурному и ушел.

Дежурный высунул голову из застекленного помещения, в котором он находился, и обратился к Инне:

– Гражданка, вам кого?

Но не успела она ответить, как в дверь вошли трое мужчин. Один рассказывал что-то смешное и размахивал при этом руками, а двое других смеялись.

– Троицкий, – окликнул одного из них дежурный. – Тебе клиента привели. Говорит, что на него напали с целью ограбления. Вон сидит. Забирай и разбирайся с ним. Врача мы ему уже вызвали.

Тот, кого он назвал Троицким, остановился, а двое других пошли дальше, оглянувшись на Инну и окинув ее оценивающим взглядом. Раненный ножом парень встал, привлекая к себе внимание оперативника. Но тот на него даже не посмотрел, а подошел к Инне и спросил:

– Что у вас?

– У меня вот… – Инна быстро открыла СМС-сообщение и показала его полицейскому.

Тот прочел, нахмурился и махнул рукой парню:

– Посиди еще. Я смотрю, у тебя ничего смертельного нет. Подождешь. Кто написал? – спросил он у Инны.

– Девочка. Моя бывшая воспитанница из детского дома. Ее удочерили. Вы не подумайте, она очень серьезная девочка и не могла так пошутить. Я очень за нее беспокоюсь.

– Адрес, – коротко бросил оперативник.

– Мы с мужем проживаем… – начала было говорить женщина, но Троицкий ее прервал:

– Не ваш. Где живет девочка?

Инна назвала улицу и дом.

– Это не наш район, – нахмурился оперативник.

Он полминуты подумал, а потом направился к стойке дежурного.

– Набери мне дежурного с Тверского.

Когда через минуту дежурный протянул ему трубку, Троицкий, быстро поздоровавшись, спросил:

– Вам сегодня с утра не поступал вызов с Большой Дмитровки? Ага. Понял, – выслушав, что ему сказали на том конце провода, ответил оперативник. – Просто к нам тут женщина зашла, которая может оказаться полезной. У нее есть кое-какая информация по этому делу. Какой телефон? Запиши, – кивнул он дежурному и продиктовал телефон. – Хорошо. Сейчас свяжемся.

Предав трубку дежурному, он повернулся к Инне, молча и серьезно посмотрев на нее, вынул свой сотовый и стал набирать записанный дежурным на клочке бумаги номер.

– Полковник Гуров Лев Иванович? Это капитан Троицкий с Хитровки. К нам пришла женщина, у которой есть важная информация касательно вашего дела. Да. Сама пришла. Нет, сам я ее привезти никак не могу. У меня вон потерпевший сидит весь в крови. И вообще своих дел полно. Присылайте сами кого-нибудь за ней к нам в отделение. Да, я думаю, что дождется. Как ваша фамилия? – закрыв микрофон рукой, спросил он Инну.

– Скороходова Инна Витальевна, – быстро проговорила молодая женщина.

– Скороходова. Она в вестибюле посидит. Хорошо, я ей скажу.

Закончив разговор, Троицкий вздохнул с некоторым облегчением и, указав Инне на стул, сказал:

– Садитесь и ждите. За вами в течение двадцати минут должны приехать.

– Кто? – непонимающе спросила Инна.

– Девочка ваша живет в районе, который относится к другому отделению полиции. Это не наш участок. Я позвонил куда нужно, и за вами приедут. Им и расскажете и о своем странном сообщении, и о девочке. Лады? Пойдемте, потерпевший, – махнул он рукой парню.

– А что там случилось? – Инна попыталась задержать Троицкого за рукав. – С девочкой все в порядке? – Она тревожно посмотрела на оперативника, но тот только еще больше нахмурился.

– Приедут, и все узнаете, – коротко бросил он на ходу и удалился, уводя за собой хромающего потерпевшего.

Время ожидания длилось для Инны бесконечно долго. Она сидела на стуле неподалеку от стойки дежурного и невидящим взглядом смотрела куда-то на пол. В отделение заходили и куда-то уходили какие-то люди, но женщина не обращала на них никакого внимания, поглощенная своими мыслями и воспоминаниями. Очнулась она лишь тогда, когда ей задали вопрос:

– Это вы Скороходова?

Инна подняла глаза и увидела возле себя моложавого мужчину немногим за пятьдесят, с приятным лицом, в сером костюме и с такими же серо-стального цвета глазами.

– Да, это я. Инна Витальевна, – представилась она и протянула мужчине руку.

Тот осторожно, словно боясь нечаянно причинить ей боль, пожал ее и тоже представился:

– Полковник Крячко Станислав Васильевич.

– Полковник? – удивилась Инна.

– Да. А почему это вас так удивляет?

– Просто я думала… думала…

Инна растерялась и не знала, что ответить.

– Неважно, что вы думали, – улыбнулся мягкой улыбкой Станислав. – Расскажите мне, что у вас случилось.

Крячко снова усадил женщину на стул, с которого она встала, когда здоровалась с ним, и сел рядом, приготовившись внимательно ее выслушать.

– Понимаете, вчера вечером мне пришла очень странная и весьма тревожная эсэмэска от моей бывшей воспитанницы. От Тони Макаровой. Ее усыновили… Ой. Удочерили четыре с половиной года назад. Очень хорошая семья.

– Шишковские… – Станислав кивнул, показав женщине, что он знает, о ком идет речь, и стал ждать продолжения рассказа.

– Да-да, Шишковские… Вы уже знаете? Что произошло?

– Давайте сначала вы мне покажете сообщение, которое вам прислали, – предложил Станислав, уклонившись от ее вопросов.

Инна торопливо открыла сообщение в телефоне и протянула его Крячко. Тот прочел его, снова понимающе кивнул и спросил:

– А почему вы только сегодня утром решили обратиться в полицию?

И хотя в голосе его не было осуждающей ее интонации, Инна почувствовала себя виноватой.

– Понимаете, сообщение пришло вчера очень поздно, – стала она объяснять. – И я не сразу просмотрела его. Только ночью. – Инна в волнении покусала губу. – Мы с мужем решили съездить к девочке домой. Я пыталась ей перезвонить, но телефон был отключен. По домофону нам тоже никто не ответил и двери никто не открыл. И мой муж предположил, что меня разыграли. Но Тоня – она не такая. Она так никогда бы не поступила.

Инна говорила быстро и, как ей казалось, бессвязно, но Крячко внимательно слушал ее и не перебивал, а потому она подробно рассказала ему и о чувствах, охвативших ее, когда она получила эсэмэску, и о том, как они с мужем все-таки решили подождать до утра, а потом уже сообщать в полицию.

– Ну, хорошо, – кивнул Станислав, когда Инна закончила рассказ, и встал. – Давайте вы поедете сейчас со мной и еще раз все расскажете, но уже под запись. И еще. Мне прямо сейчас нужен номер телефона девочки. Сколько ей лет?

– Уже семнадцать, – уверенно ответила Инна, тоже вставая. – Исполнилось две недели назад. Именно тогда мы с ней и общались в последний раз, – добавила она и спросила: – Ради бога, скажите, что с ней случилось?! Я очень беспокоюсь за Тоню.

– Мы и сами пока ничего не знаем о ней, – ответил Крячко. – Девочка пропала, а ее приемные родители убиты. Оба были сегодня утром найдены у себя в квартире. Мертвыми.

Инна застонала, ее ноги стали ватными, и она обессиленно опустилась на стул.

– Господи, ну почему же я сразу не прочла эту чертову эсэмэску! – прошептала она и расплакалась так горько и навзрыд, словно она сама еще была маленькой девочкой, только что потерявшей своих родителей.

3

Полковник Лев Иванович Гуров тоже в эту ночь спал плохо. Кошмары ему не снились, зато снилась такая бессмысленная белиберда, что смотреть ее во сне Лев Иванович отказывался напрочь, предпочитая вглядываться в темноту. Проснувшись в два часа ночи, он никак не мог уснуть снова, ворочался, отгонял прилипчивые мысли, которые никак не давали ему расслабиться, и тихо, по-хорошему, завидовал жене Марии, которая сладко посапывала рядом.

Так и промаявшись до утра, Гуров встал и только-только вышел из спальни на цыпочках, дабы не разбудить супругу, как его сотовый завибрировал у него в руке. Звонил его начальник и друг – генерал Петр Николаевич Орлов. В принципе в таких ранних звонках начальства для Гурова не было ничего нового и особенного, но все равно он всякий раз напрягался в ожидании плохих новостей. Да, собственно, с хорошими новостями Орлов так рано, да еще и по выходным, ему никогда не звонил, работа у них была такая – принимать по утрам выходных дней только плохие новости. Оперативникам вообще по статусу не полагались хорошие новости. Единственным утешением после таких неприятных звонков для Льва Ивановича и его коллег по уголовному розыску было быстрое раскрытие преступления и поимка и наказание виновного.

– Не разбудил? – поинтересовался Петр Николаевич, и в голосе его слышались насмешливые нотки, словно он только о том и мечтал, чтобы разбудить Гурова с утра пораньше и не дать ему досмотреть хороший сон.

– Нет, – устало буркнул в ответ Лев Иванович. – С двух часов бессонницей маюсь. Так что мог бы и раньше позвонить. А то я совсем не знал, как уснуть без твоего звонка.

– Не ворчи, – уже более добродушно ответил ему Орлов. – Меня самого сегодня в шестом часу подняли. Звонил сам начальник Следственного комитета… Вот уж кому не спится по утрам, – ухмыльнулся Петр Николаевич, давая понять Гурову, что им еще повезло и с профессией, и со статусом.

– Что там у нас опять приключилось? – Гуров со вздохом сел на стул, пытаясь собраться с мыслями. Голова после бессонной ночи отказывалась быть ясной.

– Двойное убийство, ограбление и киднеппинг… Кажется. Я сам не совсем понял всех тонкостей происшествия. Так что будешь вникать в суть сам, на месте. Убили, как я понял, депутата городского Совета и его жену. Она, кажется, режиссер-документалист. Их дочь-подросток пропала. Во всяком случае, в квартире ее не обнаружили.

– Может, просто убежала, испугавшись, или дома ее на момент убийства не было… – предположил Лев Иванович, которому очень хотелось, чтобы его предположения были правдой. Он всегда тяжело переживал, когда сталкивался с насилием над детьми.

– Не знаю, может, и так, – помолчав, ответил Орлов. – Вот и разберешься. Поднимай Станислава, и сразу езжайте по адресу, на Большую Дмитровку. Там уже работают эксперты и Евгений Разумовский. Это его участок. Ты ведь его, кажется, знаешь?

– Да, мы уже работали с ним вместе, – припомнил Лев Иванович. – Раскрывали на его участке убийство профессора-химика. Неплохой оперативник, толковый.

– Вот и хорошо. Значит, трений не будет. Все, хватит разглагольствований, работать пора.

Орлов назвал Гурову адрес, по которому произошло убийство, и, прежде чем отсоединиться, добавил то, что он обычно и говорил в таких случаях:

– Каждый вечер мне докладывать, как продвигается следствие.

– Мог бы и не напоминать, – заметил Лев Иванович и первый прервал связь. Он немного посидел, приходя в себя, а потом набрал номер своего напарника, Станислава Крячко.

Тот ответил не сразу, и голос у него был сонный.

– Такой классный сон снился, – недовольным тоном проговорил он. – Я такого карася поймал огромного и только начал его сачком поддевать, а тут ты со своим звонком…

– Везет же некоторым, – ухмыльнулся Лев Иванович. – Мало того, что по ночам спят, так еще и на рыбалку ходят во сне.

– Какое там везет, – рассмеялся Станислав. – Карася-то я так и не поймал. А ведь так мечтал, как мы с Натальей его в сметане зажарим.

– Нам сейчас с тобой не до карасей в сметане будет, – прервал его мечтания Лев Иванович. – Только что говорил с Петром. Нам с тобой срочно велено ехать на Большую Дмитровку.

– Я так и думал… – с сожалением вздохнул Крячко.

– Что ты так и думал? Что нам нужно ехать на Большую Дмитровку? – улыбнулся Лев Иванович.

– Нет, – зевая, ответил Станислав. – То, что все эти твои ранние звонки в субботний день не к добру. То и подумал.

– Тогда я тебя сейчас еще больше огорчу. У нас не просто двойное убийство и ограбление, но, по всей видимости, еще и киднеппинг.

– Ох! – не удержался от расстроенного восклицания Станислав. – Уже одеваюсь.

– Я за тобой заеду, – пообещал Гуров и, закончив разговор, направился в ванную.

Когда он оттуда вышел, Мария уже хлопотала на кухне.

– Я все слышала, – сказала она мужу. – Какой кошмар. Кого похитили?

– Девочки-подростка не оказалось в квартире, когда обнаружили тела ее родителей. Я сам еще ничего толком не знаю. Поэтому просто повторил тебе слова Петра, который тоже все знает только с чужих слов. Все это только предположения.

– Будем надеяться, что девочки просто не было дома на момент преступления, – с надеждой в голосе заметила Мария. – Садись, позавтракай.

– Маш, времени нет, – хотел было отказаться Лев Иванович, но, посмотрев на расстроенное лицо жены, согласился: – Ладно, только по-быстрому.

В просторной двухуровневой квартире на Большой Дмитровке, куда прибыли Гуров и Крячко, было полно экспертов-криминалистов и прочего профессионального народа из уголовного розыска. Встретил полковников капитан Разумовский, средних лет мужчина с хмурым выражением лица, которое ему придавали лохматые, сросшиеся на переносице брови. Глаза же Евгения Северьяновича, напротив, отличались необычайной живостью. Казалось, что они жили отдельной от всего остального лица жизнью. И в то время, когда лицо выражало хмурость и недовольство происходящим, глаза быстро и цепко выхватывали из окружающей обстановки все детали, запоминали все мелочи и анализировали обстоятельства. Да, именно так – глаза анализировали обстоятельства. Настолько в них отражались все мысли сыщика и даже выводы, к которым он приходил в результате размышлений.

– Я велел пока ничего не трогать и оставить тела как есть до вашего приезда, – заявил он, пожимая руки Гурову и Крячко.

– Медэксперт их уже осмотрел? – спросил Лев Иванович и оглянулся в поисках тел.

– Они на втором этаже, – кивнул в сторону лестницы Разумовский. – Если хотите поговорить с медиком, то он тоже наверху.

– Хорошо, – кивнул Лев Иванович. – Я поднимусь, а ты, Станислав, осмотри все на первом этаже. Узнай расположение комнат и поговори с экспертами. Спроси, что у них уже имеется на данный момент.

Гуров поднялся по лестнице в сопровождении Евгения Разумовского. Тот по ходу давал ему некоторые сведения об убитых:

– Супруги Шишковские – Ирина Николаевна и Валерий Викторович – были найдены сегодня утром убитыми у себя в спальне. Их обнаружила домработница, которая вернулась в начале пятого утра. Вообще-то Жанна Валентиновна, так звать домработницу, тоже проживает в этой квартире. У нее есть своя комната на первом этаже. Но вчера она ночевала у своей сестры, к которой ездила на празднование юбилея. Вот сюда, налево, – показал Разумовский на неширокий коридор, который привел их к двери спальни супругов Шишковских.

В комнате царил кавардак. Дверцы большого шкафа-купе были сдвинуты в стороны, а все вещи из шкафа раскиданы по полу спальни. Ящики комода были также выдвинуты, а верхний из них даже выломан. По всей видимости, его дернули с такой силой, что сломали панель. Сама постель на кровати была собрана в большую кучу посредине, и, только подойдя ближе, Гуров обнаружил среди подушек и простыней тело мужчины лет пятидесяти пяти – все в крови. Раны были и на голове, и на лице, и на теле. Невольно создавалось впечатление, что его всего истыкали чем-то острым.

– Ему нанесли не меньше тридцати ударов ножом, – раздался тихий голос у Гурова за спиной.

Лев Иванович оглянулся и увидел перед собой невысокого, в очочках с тонкой оправой и сильно кучерявого доктора в белом халате и медицинских перчатках. Гуров оглянулся, удивленный, как этот человечек смог так незаметно появиться у него за спиной, ведь когда они с Разумовским входили в комнату, то он, Гуров, в ней никого не заметил.

– Я был в ванной и осматривал тело женщины, – догадавшись о его недоумении, показал медэксперт на небольшой проход возле шкафа-купе, который Гуров сразу и не заметил.

– Орудием убийства был нож? – уточнил Лев Иванович и представился человечку.

– Новак, Веслав Новак, – в ответ представился человечек, блеснув очочками, и только сейчас Гуров обратил внимание на его легкий акцент. – Нож все еще в теле женщины. Мне сказали, что пока не надо ничего трогать. Поэтому все мои предположения пока только предположения, и ничего больше, – недовольно посмотрев на Разумовского, заявил медэксперт.

Гуров с интересом посмотрел на человечка, но тот проигнорировал его взгляд и, повернувшись, направился в ванную, откуда он только что вышел. Лев Иванович пошел за ним. На чисто-белом кафельном полу лежало еще одно тело. Женщина была обнаженной, рядом валялось большое махровое полотенце, все пропитанное кровью или, во всяком случае, чем-то, похожим на кровь.

– Я позволил себе дерзость снять с нее полотенце, – сказал медэксперт. – Иначе как бы я ее смог осмотреть. Женщину, по всей видимости, убили двумя ударами. Видите. – Новак присел на корточки и показал на рану на горле и на нож, торчащий из груди женщины. – Но опять повторюсь – это только мое предварительное мнение.

Гуров задумчиво посмотрел на тело, пытаясь представить себе всю картину произошедшего, и сказал:

– Можете работать с телами. Все, что мне нужно, я уже увидел. Но после осмотра я бы хотел с вами поговорить обо всем более подробно.

– Понятное дело! Сейчас ни о каких подробностях и речи не может быть! – чуть ли не радостно воскликнул Веслав Новак и, быстренько выдернув нож из груди женщины, аккуратно передал его Разумовскому, который, словно того и ждал, подставил ему пластиковый пакет для улик.

Гуров вышел из ванной комнаты и снова осмотрел спальню. Его внимание привлекли два чемодана, которые стояли с другой стороны кровати.

– Они так и стояли там, когда вы приехали? – спросил он у Евгения Северьяновича, указывая ему на чемоданы.

– Да, там и стояли, – кивнул тот и добавил: – По утверждению домработницы, супруги сегодня должны были улететь в командировку. Ирина Николаевна должна была начать съемку нового фильма. Поэтому она и вернулась от сестры домой так рано, чтобы проводить их.

Лев Иванович подошел к чемоданам, задумчиво посмотрел на них, а потом, не оглядываясь, спросил Евгения Северьяновича:

– У вас есть перчатки?

– Да, вот. – Разумовский протянул Гурову пару латексных перчаток.

Лев Иванович надел их и аккуратно стал осматривать чемоданы. Открыть он их не смог – на замках был установлен код.

– Я так понимаю, эксперты на втором этаже еще не работали, – заметил он.

– Да, я пока что велел им снять все отпечатки и следы на первом этаже.

– Какие еще комнаты, кроме спальни, есть на втором этаже?

– Есть еще три комнаты. Первая от лестницы – комната девочки, вторая – кабинет, а третья – та, что ближе к хозяйской спальне, – гостевая комната, она же кальянная.

– Пойдемте посмотрим и их. Особенно меня интересует комната девочки. – Гуров посмотрел на Евгения Северьяновича, ожидая, что он просветит его по поводу ее исчезновения.

– Дочь Шишковских – не их родная дочка, она приемыш, – начал рассказывать Разумовский. – У них был сын, но он умер. А несколько лет назад Шишковские решили удочерить девочку. Чтобы, значит, было кому оставлять наследство. А оно у них немаленькое. Я пока что лишь коротко переговорил с Жанной Валентиновной, домработницей. В основном о том, при каких обстоятельствах она обнаружила своих хозяев убитыми. Поэтому сам еще не в курсе подробностей о семейной жизни Шишковских.

– Хорошо, я сам с ней поговорю, – ответил ему Лев Иванович и вошел в комнату, которую Разумовский назвал комнатой дочери.

Пока он шел по коридору, заглянул мимоходом и в две другие комнаты. В них царил такой же кавардак, как и в спальне супругов. Тем удивительнее было то, что в комнате девочки был идеальный порядок. Казалось, что хаос и смерть, которые господствовали во всей квартире, не коснулись этой комнаты, ее чистоты и первозданности. Гурову вообще показалось, что в этой комнате никто никогда не жил, настолько в ней было все идеально – как в комнате-музее. Нигде не валялось ни бумажки, ни соринки, ни пылинки. Постель заправлена идеально ровно, книги ровными рядами стояли на полке, компьютерный стол, на котором девочка, по всей видимости, занималась уроками, был девственно-чист. На нем не было ни компьютера или ноутбука, ни тетрадок, ни других каких-то школьных принадлежностей. На стене над кроватью висел один-единственный постер с картинкой из какого-то аниме-фильма, и все. Если не знать наверняка, то трудно было понять вообще, что в этой комнате несколько лет жила девочка-подросток.

– Странно все это, – пробормотал Лев Иванович себе под нос.

Он вошел в комнату и открыл сначала ящики компьютерного стола, потом ящики комода и прикроватной тумбочки. Во всех ящиках было пусто. Ни в одном из них Гуров не нашел ни одной ручки или карандашика, ни носка или чулочка, ни учебника или косметички, которая, по мнению Льва Ивановича, обязательно должна была быть у девочки семнадцати лет от роду. Заметив в глубине комнаты две двери, он открыл обе. Одна вела в небольшую гардеробную, а вторая в туалетно-ванную комнату.

В ванной все было так же идеально чисто, как и в спальне. А вот в гардеробной Лев Иванович обнаружил несколько вещей, висевших на вешалках, и пару коробок от обуви. Открыв их, он нашел в одной из них совершенно новые туфельки-лодочки, а вторая – та, которая была задвинута в самый дальний угол верхней полки, – была доверху набита рисунками. Да не просто рисунками, а весьма профессиональными зарисовками, выполненными частью простым карандашом, а частью пастельными мелками. Гуров взял коробку и вышел с ней в комнату, едва не столкнувшись в дверях с Разумовским.

– Что-то интересное нашли? – спросил Евгений Северьянович и, увидев в руках Гурова коробку с рисунками, воскликнул: – Ага, Жанна Валентиновна говорила мне, что девочка очень талантлива и рисует настолько хорошо, что впору хоть сейчас принимать ее в Союз художников России!

Глаза Разумовского загорелись таким любопытством, что Гуров не смог отказать ему в удовольствии взять из коробки несколько рисунков.

– Удивительно! – восхищенно проговорил оперативник, рассматривая зарисовки и наброски с видом гурмана, поглощающего устриц. – Знаете, я очень люблю живопись, – невольно признался он Льву Ивановичу. – Будь у меня хоть какой-то капитал, то обязательно бы занялся собирательством и коллекционированием картин. А так приходится довольствоваться посещением музеев и картинных галерей, – рассмеялся он.

– Да, рисунки просто великолепны, – должен был признаться и Лев Иванович. – Не знаете, девочка занималась в художественной школе или студии?

– Нет, не знаю. Надо у Жанны Валентиновны спросить, – не отрывая блестевших от удовольствия глаз от эскизов, ответил Разумовский.

– Ну, тогда можете разрешить экспертам подняться на второй этаж, а я поговорю с домработницей, – ответил ему Лев Иванович.

– Она в своей комнате на первом этаже. Это рядом с кухней. Вы сами увидите. Я просил ее не уходить и подождать, пока с ней смогут переговорить.

Разумовский с большим сожалением оторвался от рассматривания рисунков и, сложив все обратно в коробку, повернулся, чтобы идти за Гуровым. Он быстро и цепко осмотрел комнату девочки и заметил:

– Тут постарались с уборкой. Не думаю, что мы найдем в этой комнате хоть какую-то зацепку или указание, где нам искать девочку. Похоже на то, что или она сама, или тот, кто ее увел, очень не хотели, чтобы ее нашли.

Гуров молча согласился с Евгением Северьяновичем и стал спускаться по лестнице на первый этаж.

4

Домработницу, женщину лет шестидесяти, Лев Иванович застал сидевшей у небольшого столика в кресле. Комнатка, в которой проживала Жанна Валентиновна, была опрятной, но без излишеств, обставленной просто и со вкусом. На кровати лежало какое-то рукоделие, а сама хозяйка комнаты сидела, сложив руки на коленях, и смотрела прямо перед собой невидящими заплаканными глазами. Когда вошел Гуров, она вздрогнула и перевела взгляд на него, но ничего не сказала, а только вытерла нос кончиком смятого платочка, который держала в руке.

– Здравствуйте, я полковник Лев Иванович Гуров, – представился Гуров и огляделся в поисках стула, но такового не нашел и аккуратно присел на край кровати, переложив на стол рукоделие. На столе, как он только что заметил, стояла фотография, на которой был изображен молодой неулыбчивый парнишка. Гуров решил, что это сын домработницы, и, отведя глаза от фото, спросил женщину: – Вы, Жанна Валентиновна, как я понял, жили и работали у Шишковских?

Лев Иванович посмотрел на домработницу, ожидая ее реакции. И она последовала незамедлительно. Женщина вдруг залилась такими горькими слезами и разрыдалась так отчаянно, что Гуров был вынужден встать со своего места и, выглянув из комнаты, крикнуть:

– Принесите кто-нибудь воды!

Женщина-криминалист, которая работала на кухне, выполнила его просьбу. Гуров протянул кружку домработнице, и та стала пить, делая небольшие глотки, и всхлипывать в перерывах между ними. Минут через пять она успокоилась и, посмотрев на Льва Ивановича, сказала:

– Спасибо, мне уже лучше.

– Если вы сейчас не можете говорить, то давайте перенесем нашу беседу на завтра. Но тогда вам придется приехать в отделение, – предупредил женщину Гуров.

– Нет-нет, я отвечу на все ваши вопросы, – торопливо ответила домработница. – Я просто… Просто никак не могу отойти от всего этого ужаса. Никак не ожидала увидеть когда-нибудь такое своими глазами, а не по телевизору. К тому же, – она вытерла набежавшие на глаза слезы, – я столько лет прожила в этой семье, что они стали для меня очень близкими. Они моя семья.

Женщина пытливо посмотрела на Гурова, словно спрашивая его, понимает ли он ее.

– Да, я вас понимаю, – с сочувствием в голосе ответил на немой вопрос женщины Лев Иванович. – Вам сейчас очень непросто. Но и вы ведь понимаете, насколько важно нам знать все об этой семье и о том, что тут произошло, чтобы найти человека, причастного к этому преступлению.

– Конечно, конечно, – закивала головой Жанна Валентиновна.

– Вот и хорошо. Тогда назовите мне для начала вашу фамилию, возраст и сколько лет вы работаете в этой семье, – попросил Лев Иванович.

– Астапова Жанна Валентиновна, – сказала женщина и протянула Гурову свой паспорт, который лежал на столе, уже приготовленный специально для такого случая. – Мне пятьдесят девять лет. А работаю и живу я в семье Шишковских уже давно – почти двадцать семь лет. Теперь вы понимаете, что они для меня значили, – добавила она и всхлипнула, но тут же взяла себя в руки и сказала: – У меня даже другой своей комнаты или квартиры нет. Куда мне теперь идти, понятия не имею.

– У вас есть сестра, – посмотрел на нее Гуров.

– Есть, – вздохнула Жанна Валентиновна. – Но ее муж наверняка будет против, чтобы я жила у них. У нас не очень хорошие с ним отношения.

– Пока ведется следствие, можете жить в этой квартире. Вы ведь тут прописаны?

– Да, – безрадостно кивнула женщина.

– Вот и живите себе на здоровье, а там видно будет. Но давайте вернемся к семье Шишковских. Расскажите мне о них все, что вы знаете.

– Все, что знаю? – удивленно посмотрела на него Астапова и горько улыбнулась. – Если я буду рассказывать все, что я знаю об этой семье, то выйдет книга потолще, чем «Война и мир».

– А вы расскажите коротко и самое главное. Начните с того, как вы устроились к ним на работу.

– В Москву я приехала из Саратовской области. Мой будущий муж проходил там службу в армии. Их часть стояла неподалеку от нашего села. Мы познакомились, а потом он привез меня в Москву, и мы поженились. Жили в коммуналке, но дружно… Ничего, что я рассказываю о себе? – спросила она Гурова. – Мне просто так проще будет объяснить все обстоятельства, при которых я попала к Шишковским.

– Ничего, рассказывайте, как вам удобно. – Лев Иванович понимал, что, начни он торопить свидетельницу, та растеряется и может упустить что-то важное в своем рассказе.

– Но через три года муж начал пить, в пьяном угаре сильно избил меня, и у меня случился выкидыш. Врачи сказали, что своих детей у меня не будет. Мы развелись, но продолжали жить в одной комнатушке. А куда бы я пошла? В деревню вернуться – позор. Да и некуда было возвращаться. Брат с сестрой, когда я уехала, поделили между собой нехитрое родительское наследство. Я для них теперь была столичная штучка, которая и так вся в шоколаде, как сейчас говорят.

Жанна Валентиновна глубоко вздохнула и продолжила:

– Приходилось терпеть. Я устроилась работать продавщицей в один из небольших овощных магазинов. Вскоре мужа убили по пьяной лавочке, и вся комната осталась в моем распоряжении. Но я недолго радовалась. Пришла сестра мужа и стала гнать меня, заявляя, что она является наследницей этого убогого жилища. Так я оказалась на улице, и только благодаря добрым людям мне удалось снять комнатушку в общежитии. Но через несколько лет общагу решили отремонтировать и сдавать в ней комнаты в два раза дороже. Я осталась бы на улице, но Бог снова помог мне и познакомил меня с Шишковскими.

Жанна Валентиновна замолчала, и задумчивая улыбка скользнула в уголке ее губ.

– Наш магазинчик стоял как раз рядом с домом, в котором в то время проживали Ирина Николаевна и Валерий Викторович. Они всегда заходили в него покупать фрукты и овощи. И всегда только вместе. Мы симпатизировали друг другу и часто просто болтали о том о сем. Я немного завидовала им. Невооруженным глазом уже тогда было видно, как они любят друг друга и как заботятся друг о друге. На тот момент, когда я осталась без жилья, Ирочка была беременна. Увидав мои заплаканные глаза, она спросила, что у меня случилось. Я рассказала ей все как есть. А кому мне было еще рассказывать? Они предложили мне работать у них. Правда, платить много они мне не могли, но у меня, по крайней мере, был свой угол и еда. Так я и стала няней у Елизара – сына Шишковских, который родился вскоре после того, как я перебралась к ним жить.

Жанна Валентиновна снова замолчала и посмотрела на дверь, ведущую в комнату. В ней стоял Разумовский и внимательно слушал, о чем рассказывала женщина.

– Прямо сериал, а не жизнь, – цокнул он языком. – Ничего, если я тоже поприсутствую? – спросил он у Гурова.

Тот не возражал, и Астапова продолжила свой рассказ:

– Так уж получилось, что именно после рождения Елизара карьера Ирины как режиссера пошла в гору. Валерий Викторович, который был на то время вольным писателем, начал писать для нее сценарии, разрабатывать темы, собирать материалы. В общем, стал ей первым и незаменимым помощником. А пока они работали, я воспитывала их сына и ухаживала за ним. Елизар рос очень замкнутым мальчиком. Ему явно не хватало материнской ласки и поддержки отца.

Вдруг Жанна Валентиновна оживилась, ее лицо покрылось румянцем, и она воскликнула:

– Только вы не подумайте, что Шишковские были плохими родителями! Просто они были очень увлечены своей работой. Оба были творческими натурами, и то, что они делали, занимало практически все их свободное время. Но Елизара они любили. Всегда привозили ему кучу разных игрушек, одежды из заграницы или из путешествий по стране. А когда мальчик стал подростком, то они всегда брали его с собой в отпуск. Ездили отдыхать на море все вместе.

– Вы говорили, что Елизар умер, – вспомнил Евгений Северьянович.

– Да, весьма трагичная история, – кивнула Жанна Валентиновна и опустила голову.

Все некоторое время молчали, а потом Лев Иванович спросил:

– У Шишковских были какие-то враги? Ведь у таких знаменитых и успешных людей всегда найдутся конкуренты и завистники.

– Знаете, нет, – покачала головой Астапова. – Они были настолько милы и приветливы, что у них не было врагов или завистников. Друзей было много – это да. В доме часто устраивали праздники и приемы. Дни рождения справлялись шумно и весело. Их друзья нередко приходили к ним в гости вместе с детьми. Но это было еще до того, как умер Елизар, – опечаленно нахмурилась женщина и снова замолчала.

– Как в их доме появилась Антонина? Взять из детского дома сироту было осмысленным решением? – спросил Лев Иванович.

Жанна Валентиновна не успела ответить, потому что мобильный телефон Гурова зазвонил, и Лев Иванович отвлекся на звонок. Переговорив с кем-то пару минут, Гуров извинился и вышел. Выходя, он шепнул Разумовскому:

– Похоже, судьба подкидывает нам еще одного свидетеля. Звонили с Хитровки, говорят, что к ним пришла женщина, у которой есть сведения о пропавшей девочке.

Разумовский оживился и вышел следом за Гуровым.

– Она знает, где девочка? – спросил он Льва Ивановича, но тот только плечами пожал:

– Понятия не имею. Знаю только, что пришла сама и сказала, что получила странное СМС-сообщение от Антонины. Но так как это не их участок, то они позвонили в Тверской район, а дежурный, в свою очередь, дал им мой номер телефона. Мол, так начальство велело.

– Надо срочно поговорить с этой женщиной, – заметил Евгений Северьянович.

– Я сейчас Станислава за ней пошлю. Пусть узнает, что там у нее за эсэмэска, и, если нужно, привезет женщину сюда. Вдруг и вправду что-то важное.

Переговорив с Крячко, Гуров вернулся в комнату домработницы. Но предварительно попросил Разумовского разузнать, были ли в доме и в самой квартире видеокамеры. И если таковые есть, то как на них можно просмотреть записи.

– Что ж, Жанна Валентиновна, давайте продолжим разговор. Мы остановились на том, что вы мне расскажете все, что знаете об Антонине.

Женщина, которая сидела, опустив голову и задумчиво теребя платок, подняла бледное и заплаканное лицо и посмотрела на Гурова:

– Лучше бы они не брали Тоню из детского дома, – глухо сказала она, и губы ее сжались в тонкую ниточку.

5

Гуров снова мельком взглянул на фотографию на столе и спросил:

– Почему вы так думаете? С девочкой были какие-то проблемы?

Жанна Валентиновна несколько минут молчала, а потом ответила:

– Нет. Она не была проблемной девочкой в полном смысле этого слова. Но… Но она не любила своих приемных родителей. Она была… Как вам это лучше объяснить… Она была вообще очень малоэмоциональным ребенком. Нет, она не грубила никому, была со всеми вежливой и одинаково ровно относилась и к родителям, и ко мне, и к учителям. Но Тоня не любила, когда ее обнимают или целуют. Сразу же вытирала щеку рукой, если ее кто-то целовал. Она почти не имела подруг и редко выходила куда-то из дома.

Астапова замолчала, что-то обдумывая, и через минуту продолжила:

– Девочка много читала и очень красиво рисовала. Господи, – вдруг горько выдохнула она и провела ладонями по лицу, – что это я о ней в прошедшем времени-то говорю! В принципе Тоню можно было понять. Она столько пережила в своей жизни. Вы не обращайте на меня внимания. Просто я, уж не знаю почему, всегда сравниваю ее с Елизаром. Наверное, потому, что я очень его любила. По сути, он был для меня как родной сын. Я его вырастила и воспитала. А Тоня… Тоню взяли в семью уже большой девочкой.

– Это Елизар? – спросил Лев Иванович, кивнув на фотографию на столе.

– Да, это Елизар, – кивнула она. – Я никак не могла понять Ирину и Валерия, зачем они, предав память сына, взяли на воспитание девочку из приюта. Она ведь им была совершенно чужая. Все фотографии Елизара, те, что были у них в рамках или висели на стене, они убрали с глаз долой. Спрятали в шкаф перед тем, как привести девочку в дом. Как так можно было поступить? Я не понимаю.

– Может, они просто не хотели показывать Антонине, что она будет всего лишь заменой их умершему сыну, – предположил Лев Иванович.

– А разве она не была ему заменой?! – горько воскликнула Жанна Валентиновна и посмотрела на Гурова сквозь набежавшие на глаза слезы.

– Ну, это вопрос не ко мне. Я ведь не знал, какие отношения были у Шишковских с девочкой, – развел руками Гуров. – Давайте с вами оставим пока эту тему и поговорим о том, как вы обнаружили тела. Расскажите сначала, что происходило накануне вечером – когда вы ушли из дома и куда собирались уехать супруги Шишковские.

– У Ирины Николаевны наметилась съемка в Карелии. Они с Валерием Викторовичем готовились снимать фильм о туристических местах и красотах природы этого края. Чемоданы собирала им я накануне утром. А они сами весь день ездили по каким-то своим делам.

– А Тоня чем занималась? – уточнил Лев Иванович.

– Антонина с утра была в школе. Наверное, в школе. Я не в курсе. Но обычно она не пропускала занятий. Очень была правильная и ответственная девочка, – ответила Астапова. – А днем… Знаете, я не видела ее, когда она вернулась из школы, – вдруг нахмурила брови домработница. – Сама я уехала к сестре уже после пяти часов вечера, но девочки, кажется, дома в это время еще не было.

– Угу, – кивнул Лев Иванович и что-то отметил у себя в блокноте. – Продолжайте.

– Сами Шишковские приехали уже тоже после того, как я уехала к сестре. Мы с ними заранее договорились, что я останусь ночевать у сестры, но приеду к шести часам утра, чтобы проводить их. Я вернулась даже раньше – в четверть пятого утра. Приехала на такси. Дверь открыла своим ключом, вошла, разделась и, переодевшись, сразу же вышла на кухню. Хотела выпить кофе, а потом приготовить для Ирины и Валерия завтрак. В доме было тихо. Когда в половине шестого я сварила кофе и кашу… Валерий Викторович всегда ел на завтрак какую-нибудь кашу. Я поднялась наверх, чтобы узнать, проснулись они или их нужно разбудить. Дверь в кабинет была приоткрыта, что было необычным. Ее всегда плотно прикрывали, как и все остальные двери комнат вдоль коридора. Вы ведь заметили, что коридор там узкий и открытые двери мешали бы свободно проходить к спальне Шишковских?

– Да, я обратил на это внимание. Там действительно узкий коридор, – согласился Гуров. – И вы, конечно, заглянули в комнату и увидали царящий там беспорядок. Так?

– Да. Я вначале подумала, что в кабинете находится кто-то из Шишковских, и заглянула туда, чтобы пожелать доброго утра. Но когда увидела беспорядок, то заволновалась не на шутку. Там был такой кавардак, что у меня сложилось впечатление, будто побывали воры. Тем более что никого из супругов в комнате не было. Я разволновалась и прошла дальше. Открыла двери в гостевую комнату и увидала, что и там все перевернуто вверх дном.

Жанна Валентиновна замолчала и тяжело задышала, стараясь справиться с волнением, нахлынувшим на нее из-за воспоминаний об утренних событиях. Гуров не торопил ее и ждал, когда она справится с эмоциями.

– Тогда я разволновалась еще больше и бросилась в хозяйскую спальню, чтобы поднять тревогу и объявить об ограблении… То, что я там увидела, совсем добило мою нервную систему, и я упала в обморок. Не помню, сколько я пролежала без чувств. Когда пришла в себя, то сразу же быстро спустилась на первый этаж и позвонила в полицию.

– Вы не заглядывали по пути в комнату Антонины? – поинтересовался Лев Иванович.

– Нет. Я о ней совершенно забыла в этот момент. Просто из головы вылетело, что она тоже могла быть убита ворами. Я вспомнила о ней только тогда, когда уже вызвала полицию. Но не решилась подняться и посмотреть, жива девочка или нет. Только когда приехали из уголовного розыска, я сказала… Евгений Северьянович, кажется… – Жанна Валентиновна вопросительно посмотрела на Гурова, и тот кивнул. – Да, я сказала ему, что в доме есть еще девочка и она должна быть в своей комнате наверху. Он пошел посмотреть, а потом позвал меня и спросил, а точно ли в этой комнате кто-то жил. Я очень удивилась. Но когда вошла, то поняла, что он имел в виду.

– У Антонины в комнате всегда был такой порядок?

– Тоня – аккуратная девочка и сама убирала свою комнату. Не хотела, чтобы я или родители входили к ней. Она сразу же, как появилась в доме, попросила родителей позволить ей самой убирать в своей комнате и просила их стучать в двери, если они хотели войти к ней. Мне не понравилось, что она ставит приемным родителям такие условия, и я даже высказала Ирине Николаевне все, что думаю по этому поводу, – снова недовольно поджала губы Жанна Валентиновна.

– И что она на это вам ответила?

– Сказала, что девочку можно понять. Мол, у нее никогда не было отдельной комнаты, и ей хочется иметь свое личное пространство. Тоня – личность творческая, сказала она мне тогда, ей нужно место для уединения.

Эти слова домработница произнесла со скепсисом. По ее лицу было видно, что она не очень любила приемную дочь Шишковских, но Лев Иванович не стал сейчас задумываться на эту тему, хотя и сделал себе мысленную пометку досконально разобраться в сути этой неприязни.

– Хорошо. Чистота чистотой, но ведь в комнате не было практически никаких личных вещей девочки, – заметил Гуров. – Как вы это объясните?

Астапова пожала плечами:

– Понятия не имею. Единственное, что мне приходит в голову, – это она убила родителей, ограбила их и, собрав вещички, куда-то сбежала со своим сообщником.

– Вы думаете, у нее был сообщник? – Лев Иванович удивленно приподнял бровь.

– Не знаю. Но одна она не смогла бы совершить такое. – Жанна Валентиновна затеребила платок в руках и, опустив голову, стала смотреть на пол прямо перед собой.

– Вы сказали Евгению Северьяновичу, что супругов Шишковских ограбили. Вы уже знаете, что украли? – после некоторого молчания спросил Гуров.

– Нет. Мы еще не смотрели, что было украдено. Я просто предположила, что было ограбление. Такой бардак после себя мог оставить только тот, кто искал в доме что-то ценное. Вот я и подумала…

– А много в квартире было ценных вещей и какие?

– Да много всего было, – вздохнула домработница. – Надо бы все на месте осмотреть. Так-то я каждую вещь помню, где какая лежит.

– Что ж, тогда пойдемте и будем смотреть вместе. Евгений Северьянович! – позвал Гуров, выходя из комнаты Астаповой.

Разумовский не замедлил появиться.

– Я тут, – улыбаясь, сказал он. – Сам только что хотел к вам заглянуть. – Он покосился на Жанну Валентиновну, стоявшую позади Гурова, и, взяв Льва Ивановича под руку, отвел его чуть в сторону. – Мы тут интересную штуку нашли. В квартире были установлены несколько цифровых мини-видеокамер, реагирующих на движение. Качественная съемка могла проводиться только в дневное время или в освещенных комнатах. Специальных инфракрасных подсветок оборудование не имело, но зато время съемок было большим.

– Это хорошо, – обрадовался Лев Иванович. – Удалось что-то посмотреть? Куда камеры передавали запись?

– Видеокарту нашли, сейчас с ней работает наш специалист. Но хочу сказать, что сами камеры не были отключены от программы, поэтому, возможно, мы увидим на записи, что происходило в квартире.

– А что насчет наружных камер? На подъезде, насколько я заметил, когда входил, тоже была видюшка.

– Да, мы ее осмотрели. И с ней тоже непорядок. Кто-то, по всей видимости преступник, выдернул кабель прямо из камеры. Высунулся из окна в подъезде и выдернул, – недоуменно покачал головой Разумовский. – Но видеокарту вынули и тоже проверят. Но уже в лаборатории.

– Ладно, как только будут результаты, вы мне скажете, а пока найдите нам пару понятых, и пойдемте с Жанной Валентиновной по комнатам. Будем составлять список вещей, которые пропали. Если таковые обнаружатся, – добавил он со вздохом. – Сдается мне, что ограбления не было, а вещи раскидали, чтобы создать иллюзию, что ограбление имело место.

Разумовский с интересом посмотрел на Гурова, гадая, что навело Льва Ивановича на такие мысли, но расспрашивать ни о чем не стал и молча отправился за понятыми.

6

Не успели Гуров и все остальные подняться наверх и заняться списком украденного, как вернулся Станислав Крячко. Вместе с ним в квартиру вошла молодая, лет двадцати девяти, очень симпатичная женщина.

Крячко тут же отозвал Льва Ивановича в сторону и, кивнув на женщину, тихо сказал:

– Это Инна Витальевна, воспитатель детского дома, из которого была удочерена Антонина. Оказывается, девочка вчера поздно вечером прислала ей СМС-сообщение с просьбой о помощи. Впрочем, ты сам должен на это сообщение взглянуть. Я взял у женщины номер, с которого ей было выслано сообщение, и сейчас попытаюсь определить, где находится телефон девочки. Заодно поеду в офис мобильной связи и возьму распечатку с сотового. Ты поговоришь со свидетельницей?

– Да, конечно. Иди. Я сейчас же с ней и поговорю, – заверил его Гуров, и Станислав быстрым шагом удалился в сторону коридора.

– Евгений Северьянович, – позвал Гуров Разумовского, – придется вам самому заняться с Жанной Валентиновной составлением описи. Мне срочно нужно поговорить еще с одним свидетелем.

Разумовский с интересом посмотрел на Инну и, кивнув, стал подниматься следом за понятыми и домработницей на верхний уровень квартиры.

– Чтобы нам никому тут не мешать, давайте пройдем вон в ту комнату, – указал Гуров Инне на комнатушку домработницы, и молодая женщина, растерянно кивнув, прошла туда через кухню.

– Простите меня, – остановилась она в дверях и повернулась ко Льву Ивановичу. – Мне никто ничего не рассказывает… Я хочу знать, где Тоня…

– Давайте присядем, и я вам все разъясню, Инна… Забыл отчество, – улыбнулся Гуров.

– Витальевна, – подсказала Инна и нерешительно огляделась вокруг.

– Садитесь в кресло, Инна Витальевна. А я себе стул вот на кухне взял. – Гуров поставил стул возле столика и сел на него.

Инна тоже села и вопросительно стала смотреть на Льва Ивановича, ожидая, когда он ей объяснит, что происходит.

– У вас есть сообщение от вашей бывшей воспитанницы, которое вы получили вчера вечером. Я правильно понял?

– Да, правильно.

Инна включила свой мобильный и, нажав несколько кнопок, отдала его Гурову. Тот прочел сообщение, нахмурился и вернул телефон обратно.

– Расскажите мне все, что вы знаете об этом, – он кивнул на сотовый у нее в руках.

– Я ничего не знаю, кроме того, что Тоня прислала мне вчера вот это сообщение.

Инна быстро и подробно рассказала Гурову о вчерашних событиях и закончила тем, что утром она отправилась в полицию.

– Расскажите мне о Тоне все, что знаете, – попросил Лев Иванович. – Вы ведь были ее воспитателем и наверняка в очень хороших отношениях с девочкой, раз она обратилась к вам за помощью в трудный для нее момент.

– Да, я работаю воспитателем в детском доме и до сих пор… как это лучше назвать… дружу с Антониной. Она необыкновенная девочка. Не такая, как все остальные. Хотя судьба у нее складывалась очень непросто. Она попала в детский дом после ужасной трагедии. Ее отец убил ее мать из ревности прямо у нее на глазах. Тонечке тогда было семь лет. Мать похоронили, отца посадили на пятнадцать лет, а Антонина осталась жить с бабушкой – маминой мамой. Через три года бабушка умерла от сердечного приступа, и Тоню отправили в наш детский дом.

– А других родственников у нее не было? – прервал рассказ Инны Гуров.

– У Тони есть дядя – родной брат отца. Но он не захотел брать девочку к себе, – ответила Инна. – Не знаю причин. Но сама Тоня говорила мне, что рада, что он от нее отказался. Потому что он плохой человек.

– Понятно. Как девочка восприняла то, что она оказалась в детском доме?

– Тоня очень тихая и спокойная девочка. Когда я ее узнала получше, то была очень удивлена, что она никогда не старается никого обмануть или схитрить. Если она не хотела о чем-то рассказывать или вынужденно врать, то просто молчала. И никакими клещами из нее нельзя было вытянуть ни слова. Сначала наши девочки не приняли ее и стали даже издеваться над ней, исподтишка делали ей всякие пакости. Но она очень стойко все переносила и никогда на них не жаловалась. Старшие девочки даже один раз ее побили. Но и тогда она промолчала. Была как маленький партизан, – невольно улыбнулась Инна, вспоминая.

Она замолчала, словно не зная, что еще ей рассказать.

– Сколько лет она пробыла у вас, пока ее не удочерили, и как Шишковские познакомились с Тоней? – подсказал ей Лев Иванович вопросы, ответы на которые его интересовали.

– Ей было десять лет, когда она пришла к нам, и двенадцать с половиной, когда уехала жить к Шишковским. Получается, что в детском доме она пробыла два с половиной года, – сделала нехитрый подсчет Инна. – Как она познакомилась со своими будущими родителями? Наверное, это была судьба. Ирина Николаевна снимала большой документальный проект о судьбах детей, попавших в детские дома. Было несколько серий, кажется, четыре, и в фильме она рассказывала не только о наших детках, но и о детях еще из трех московских детских домов. Она хотела привлечь общественность к проблеме насилия над детьми и вообще к домашнему насилию.

Инна глубоко вздохнула и, переводя дух, снова осмотрелась. Ее взгляд упал на фотографию Елизара, которая стояла на столике. Она некоторое время смотрела на нее очень внимательно, но потом отвела глаза и стала рассказывать дальше.

– Сначала Шишковские просто приходили к нам и разговаривали с детьми и персоналом, знакомились, а потом стали снимать сюжеты и брать интервью. В общем, не знаю, что там принято при съемках документальных фильмов. Наверное, Тоня больше других детей зацепила их и своим характером, и своей жизненной историей, и они стали часто наведываться к ней уже после съемок, общаться, гулять, а потом и вовсе стали забирать к себе на выходные. Наверное, уже тогда они приняли решение удочерить девочку.

– А как сама Антонина относилась к таким визитам?

Инна задумчиво улыбнулась и пару минут молчала. Гуров посмотрел на часы и нетерпеливо поерзал на стуле, но торопить женщину не стал.

– В детском доме я работаю не только воспитателем, но и психологом на полставки. И поэтому всегда должна быть в курсе не только дел и поведения наших подопечных, но и их душевных переживаний, их фобий и вообще всего, что касается внутренних конфликтов между детьми, – стала объяснять Инна. – Тоня, как я уже и говорила, была девочкой своеобразной. Не сказать, что она была замкнутой и нелюдимой, но она тщательно выбирала, с кем ей общаться, а кого сторониться. С Ириной Николаевной и ее мужем она подружилась удивительно легко. Словно бы знала, что эти люди посланы ей свыше, чтобы изменить ее жизнь.

– Извините, что перебиваю, – вмешался в ее монолог Лев Иванович. – Домработница Шишковских рассказала мне, что Антонина была не слишком привязана к своим приемным родителям. Она говорит, что девочка не очень любила, когда к ней проявляли какую-то ласку.

– Да, Тоня в силу того, что она пережила в раннем детстве и как вообще воспитывалась своими настоящими родителями, не очень доверяла людям. Хотя она хорошо и вежливо ко всем относилась… Ну, как ко всем? Я имею в виду тех, кто не мешал ей, не обижал ее намеренно. Помните, я рассказывала, что ее побили старшие девочки? Так вот, после драки, а Тоня там была не просто пассивной жертвой, а защищалась, как могла, все ее обидчики как-то вдруг присмирели и больше не пытались ее обижать. Мне стало интересно почему. Я поговорила с одной из немногих подруг Тони, и она мне рассказала под большим секретом, что это Тоня отвадила их обижать себя. Она украла на кухне нож, когда там дежурила, и четыре вечера подряд вылавливала своих обидчиц в туалете по одной. Приставляла к их горлу нож и говорила, что если кто-нибудь из них хотя бы еще раз к ней притронется, то она ее убьет.

– Вот даже как! – Гуров покачал головой. – А эта девочка, оказывается, не так уж безобидна!

– Нет-нет, что вы! Она не такая, как вы подумали. Я потом поговорила с ней, спросила, правда ли это, что она угрожала ножом, и Тоня честно ответила, что это правда. Не стала юлить или отнекиваться. Но добавила, что просто хотела напугать девочек, чтобы они от нее отстали, а иного способа придумать не смогла. Нож она потом сразу же вернула на место.

– Но, как бы там ни было, а это – угроза убийством с применением оружия. Это – статья, которая вменяется подросткам с четырнадцати лет, – заметил Лев Иванович.

– Я ей то же самое сказала, – вздохнула Инна. – Но она только улыбнулась и пообещала, что больше такого не повторится. Этот инцидент был единственным. Тоня вообще-то была очень спокойной и сдержанной девочкой.

– Была? – Гуров вопросительно склонил голову и посмотрел на Инну.

– Я имела в виду то время, когда она жила в детском доме, – пояснила женщина.

– Но вы ведь общались с ней и после? Потом, когда она стала жить у Шишковских, она не показалась вам такой же спокойной и сдержанной?

Инна закусила нижнюю губу, покусала ее в раздумье и ответила:

– Да, мы общались, но в основном или по телефону, или через интернет. У меня есть свой чат, в котором общаются и со мной, и между собой все желающие такого общения воспитанники, и бывшие воспитанники в том числе. Тоня хотя и не часто, но заходила туда и писала сообщения. Рассказывала, как ей живется с приемными родителями и вообще о разных своих делах и успехах в школе и в рисовании. Девочка великолепно рисует!

– Да, я видел некоторые ее рисунки, – отозвался Лев Иванович. – Инна Витальевна, мне бы очень хотелось почитать в вашем чате сообщения Антонины. Это можно как-то устроить?

– Вообще-то да. Я не удаляла историю переписки. Наверное, технически это как-то возможно, но я сама не сильна в новых технологиях.

– Ничего страшного, – успокоил ее Лев Иванович. – Мы пришлем вам нашего специалиста, и он сделает все, что нужно. Скажите только, когда и куда ему подъехать.

– Я сегодня и завтра выходная. Так что можно и, наверное, даже лучше, если он приедет ко мне домой.

Она назвала адрес, и Гуров записал его в блокнот.

– Скажите, а Антонина никогда вам не жаловалась на своих приемных родителей? Может, рассказывала о каких-то трениях с ними или ссорах?

– Вы на что намекаете? – с подозрением посмотрела на сыщика Инна. – Думаете, что это Тоня убила своих родителей? Но ведь в сообщении она четко написала – что некто убил их. Ведь я правильно поняла – Шишковские убиты, а Тоня пропала? Наверное, тот, кто убил их, похитил и Тоню. А может… Может, он и ее убил? – Она с испугом посмотрела на Гурова.

– Я ни на что не намекаю, – привычный к таким обвинениям со стороны свидетелей, спокойно ответил Лев Иванович. – Мне нужно выяснить все обстоятельства дела, поэтому я и задаю естественные в этом контексте вопросы. Так что? Были у Антонины проблемы с родителями?

– Нет, – не очень уверенно ответила Инна. – Во всяком случае, Тоня ни о чем таком мне не рассказывала. Но ведь я вам говорила уже, что она никогда ни на кого не жаловалась, даже если ее и обижали.

– Ну да, ну да. Она предпочитала сама решать такие вопросы, – покивал Лев Иванович.

Инна вспыхнула.

– Вы не правы. Тоня не способна на убийство! – воскликнула она. – Вы ведь ее совсем не знаете!

– На убийство она, может, и не способна, а на месть? – жестко посмотрел в глаза воспитательницы Лев Иванович. – Вы ведь сами рассказывали, как она угрожала ножом обидчицам. Она могла найти кого-то, кто помог ей отомстить за обиду, если предположить, что таковая обида была нанесена ей приемными родителями.

Инна не ответила и сидела, опустив голову и не глядя на Гурова. Губы ее были упрямо сжаты, словно она не верила в то, что говорил ей этот оперативник, и считала все его слова полной чушью.

– Ну, хорошо, – уже мягче произнес Лев Иванович. – Будем считать, что все, о чем я тут говорил, только предположение – одна из версий случившегося. Видите ли, Инна Витальевна, я много лет работаю в уголовном розыске и встречался с такими невинными на первый взгляд убийцами, что теперь просто не имею права отбрасывать любую версию, которая может иметь хоть какое-то разумное объяснение случившемуся в этом доме.

– Да, я понимаю, – тихо проговорила Инна. Она подняла на Гурова глаза, полные слез, и спросила: – Чем я могу вам помочь? Я не могу сидеть просто так, сложа руки и ничего не делая. Ведь именно моей помощи ждала Тоня. Именно мне она написала сообщение…

– Напомните мне, в котором часу пришла эсэмэска, – попросил Гуров.

– Около одиннадцати. – Инна скользнула пальцем по телефону, просмотрела сообщение и добавила: – Без четырех минут одиннадцать.

– А почему вы сразу не позвонили в полицию? – задал Гуров тот же вопрос, что ей задавали и Крячко, и оперативник из отделения, в которое она пришла утром.

Инна рассказала всю свою историю заново. Смущаясь, она опустила лишь причину того, почему сразу не просмотрела сообщение.

Лев Иванович задумчиво выслушал ее и заметил:

– Да, беда – она никогда не приходит вовремя. Это не радость, которую мы ждем и на которую можем надеяться ежечасно и ежеминутно. Беда, она всегда как тать, подкрадывается внезапно. Мы не ожидаем беды. Не хотим ждать. И, чаще всего, даже не думаем о ней. Чтобы, не дай бог, не накликать ее на свою голову. Ладно, – покачал он головой. – Давайте с вами пока что остановимся на том, что вы покажете нашему специалисту вашу переписку с Антониной. А там видно будет. Вы можете ехать домой. Ваш адрес у меня есть. Дадите номер телефона?

– Да, пожалуйста.

Инна встала, продиктовала Гурову номер мобильного и нерешительно шагнула к двери.

– И все-таки я не верю, чтобы Тоня могла такое сделать со своими приемными родителями. Я имею в виду – убить их. Она, скорее, просто ушла бы от них, и все.

Молодая женщина дошла до дверей, а потом, повернувшись, спросила Гурова:

– А это не мог быть Тонин отец? Ведь он сидел за убийство. Не мог он вернуться из тюрьмы и убить несчастных Шишковских?

– Мы проверим и эту версию, – ответил Лев Иванович. Он встал и проводил Инну до входной двери, протянул ей руку на прощание и сказал: – Спасибо вам.

– За что? – удивилась женщина.

– За то, что все-таки побеспокоились и пошли в полицию. Вы нам очень помогли. И, надеюсь, еще поможете.

– Да-да, конечно, помогу. Только скажите, что нужно делать! – с энтузиазмом отозвалась Инна.

– Пока только то, о чем я вас просил, – улыбнулся ей Лев Иванович и, развернувшись, ушел в глубину квартиры.

Инна стала медленно спускаться по лестнице, а перед глазами у нее стояло полное отчаяния лицо Тони, которая молча, с мольбою смотрела на нее в ожидании, что она поможет ей и выдернет из того кошмара, в который попала девочка.

7

Проводив Скороходову, Лев Иванович отправился наверх. Медэксперт уже закончил с предварительным осмотром, и его помощники выносили тела из спальни. Гуров посторонился, пропуская их, и остановил выходившего из комнаты Новака.

– Веслав, нам нужно поговорить. У вас найдется пара минут, чтобы рассказать мне о состоянии тел?

Медик остановился, снял очки, близоруко прищурился, просматривая их на свет. Потом, не торопясь, достал платок и протер стекла.

– Примерное время смерти – половина одиннадцатого вечера, – сказал он. – Мужчина в это время уже лежал в постели, а его жена принимала ванну. По всей видимости, преступник вошел в спальню и сразу накинулся на мужчину. Завязалась борьба. Жертва отчаянно сопротивлялась. Иначе я не могу объяснить то обстоятельство, что мужчина получил столь множественные ранения и порезы по всему телу. В том числе и на ладонях. Женщину убили уже после. Она, по всей видимости, услышала шум борьбы и вылезла из ванной. Успела накинуть на себя только полотенце.

– Простите, что перебиваю, – остановил его Лев Иванович. – Мне показалось, что лицо женщины на самом деле отображает удивление, но никак не испуг.

– Да, я тоже обратил на это внимание, – согласился с ним Новак. – В отличие от мужчины, она даже не сопротивлялась. Очень похоже на то, что убийца просто подошел к ней на близкое расстояние и два раза ударил ее – сначала в шею, а потом в грудь. Она упала, а он, даже не зная, умерла она или нет, вышел из ванной.

– А она не сразу умерла?

– Нет. Она еще жила минуты три. Пойдемте, я вам покажу.

Гуров последовал за медэкспертом, и они, пройдя через спальню, вошли в ванную комнату.

– Вот тут он ее, скорее всего, и ударил ножом, – указал Веслав на темное пятно недалеко от раковины. – Она упала и, видимо, когда падала без сознания, ударилась головой о край раковины. Я нашел под волосами свежую гематому. Когда убийца ушел, женщина через какое-то время очнулась и попыталась ползти в сторону двери. Видите, смазано все. Но потом снова потеряла сознание и, больше не приходя в себя, умерла от ран и потери крови.

– Да, скорее всего, так и было, – согласился с мнением медика Лев Иванович, осматривая место происшествия.

– Более точное обоснование я напишу, как только сделаю вскрытие. Если это срочно…

– Да, это срочно, – жестко перебил его Гуров. – Если нужно, то я прямо сейчас отправлю с вами на вскрытие Разумовского.

Новак посмотрел на часы, снова снял очки и протер стекла.

– Пусть подъезжает через час. Я все подготовлю. У меня еще одно тело срочно нужно осмотреть. Уже позвонили и сказали приехать на освидетельствование. Нашли мертвым какого-то бомжа на Сретенке. То ли сам выпил что-то непотребное, то ли собутыльники его придушили.

– Хорошо. Через час, – согласился Лев Иванович. – Я скажу Евгению Северьяновичу, и он подъедет.

Новак торопливо удалился, а Гуров направился в кабинет. Проходя мимо приоткрытой двери, он увидел Разумовского и Жанну Валентиновну с понятыми. Евгений Северьянович сидел за столом и что-то писал, а домработница, открыв ящики в старинном (или сделанном под старину) секретере, что-то ему говорила.

– Как у нас дела? – обратился Гуров к Разумовскому.

– Дела идут, контора пишет, – пошутил оперативник. – Похоже, ничего существенного в доме не было украдено. Во всяком случае, немногие драгоценные вещи и крупная сумма денег, которые лежали, можно сказать, на самом виду, не были взяты.

– Я не нашла пока что кошелька Ирины Николаевны, – заметила Жанна Валентиновна. – Но, возможно, он в ее сумочке, которая находится сейчас в гостиной. Она собиралась ее взять с собой, когда они поедут на съемки. Там же должны быть билеты на самолет и другие документы.

– Где эта сумка? – заинтересовался Гуров. – Вы в нее сегодня не заглядывали?

– Нет. Я ничего никогда не трогаю из личных вещей хозяев и все вещи во время уборки ставлю точно на то же место, где они всегда и стоят, – с какой-то даже гордостью за свое такое необыкновенное качество заявила Жанна Валентиновна. – А сумочка лежит на небольшом столике у окна. Это не маленькая дамская сумочка, а кожаный шопер, который надевают через плечо.

– Да, я видел такую внизу, – вспомнил Гуров. – Но почему-то подумал, что это сумка кого-то из экспертов.

Он спустился вниз и, отыскав глазами описанную домработницей сумку, подошел и открыл ее. Потом начал аккуратно доставать из нее разные предметы и складывать их на стол, предварительно внимательно рассматривая каждый из них. За этим занятием его и застал Станислав Крячко.

– Чем это ты так увлеченно занят? – спросил он Гурова, усаживаясь в небольшое кожаное кресло рядом со столиком.

– С этой сумкой Шишковские собирались лететь сегодня в Карелию, – мельком глянув на напарника, ответил Лев Иванович. – Билеты на самолет, паспорта и всякие нужные в полете мелочи я уже нашел. А вот денег – ни копейки. Домработница сказала, что в сумке должен быть кошелек, но тут его, по всей видимости, нет. Надо отдать сумочку на экспертизу. Пусть посмотрят на предмет отпечатков и прочего.

Лев Иванович аккуратно сложил вещи обратно в сумку и, подозвав одного из экспертов, передал ему сумку как возможную улику.

– У тебя что нового? – спросил он у Станислава.

– Ничего, – развел тот руками. – Странная получается история со звонками на телефон Антонины. Никаких других звонков, кроме как от родителей, двух-трех подружек, а также пары учителей я в распечатке не обнаружил. Может, у нее была еще какая-то сим-карта, о которой мы не знаем? Но я проверил, никто из Шишковских других симок на имя Антонины не оформлял. Да и на имя Макаровой Антонины оформленную сим-карту не обнаружил. Есть вариант, что девочка могла пользоваться сим-картой на чужое имя. Но проверить это мы пока никак не можем.

– А что с ее телефоном? Удалось узнать, где он сейчас находится?

– И тут у нас облом. Последний раз сигнал с него прошел из этого дома. Это и была та самая эсэмэска, которую девочка послала своей бывшей воспитательнице. После этого, примерно минуты через две, сигнал пропал. Видимо, сим-карту вынули из телефона. Я так предполагаю, что если у Антонины и есть какой-то номер телефона для связи, то это тот самый номер, о котором мы пока что ничего не знаем.

– А с чего ты вообще взял, что у нее есть еще какой-то другой номер, да к тому же не оформленный на нее? – с интересом посмотрел Лев Иванович на Крячко.

– Ты видел ее комнату? – вопросом на вопрос ответил Станислав и многозначительно посмотрел на Гурова.

Напарники давно уже научились понимать друг друга с полуслова, и Льву Ивановичу не нужно было объяснять, что его друг имел в виду.

– Думаешь, у нее был сообщник? Ну что ж, как одну из версий это можно допустить. Девочка, которую внезапно похитили, не станет собирать с собой все свои вещи и заранее прибираться в комнате, – согласился Лев Иванович. – Но я бы предположил и другой вариант развития событий.

– Интересно узнать, какой?

– Возможно, что Антонину по каким-то причинам не устраивали ее отношения с приемными родителями, и она собиралась убежать из дому. Может быть, ей даже кто-то в этом решил помочь. Например, ее парень, – стал объяснять одну из своих версий Лев Иванович. – Не забывай, что девушке было уже семнадцать и у нее вполне мог быть друг, который не нравился ее родителям. А дальше все могло развиваться по стандартной схеме – скандал, запрет на встречи с любимым, ссоры, слезы и решение бежать из дворца в шалаш… В общем, не мне тебе рассказывать. Мы с тобой с такими сериалами не раз сталкивались в своей работе.

– Да, такой сюжет тоже имеет место быть, – согласился с ним Станислав. – Но и при таком раскладе Антонине нужен был еще один номер телефона, о котором могли знать только она и ее кавалер. Хотя есть и еще штук пять вариантов, которые не стоит сбрасывать со счетов. Вот только все они не оправдывают такое преступление, как убийство родителей.

– Согласен. Но послушай, что я тебе расскажу.

И Лев Иванович рассказал напарнику историю с ножом, которую поведала ему воспитатель из детского дома.

– Хм, – задумался Станислав. – Думаешь, что она отомстила им за плохое к себе отношение?

Гуров пожал плечами:

– У нас пока что слишком мало информации. Нужно еще раз поговорить с домработницей. Пока все, что я узнал от нее об Антонине, не дает повода думать о мести со стороны девочки. Мне во всей этой истории не нравится одно – все камеры в квартире и возле подъезда были выведены из строя. Кто-то специально их ослепил, а значит, готовился к убийству, когда пришел в этот дом. Ладно, мне нужно переговорить с Разумовским. Я совсем забыл, что ему надо будет поехать на вскрытие тел.

Лев Иванович направился к лестнице, но потом остановился и, повернувшись к задумавшемуся в кресле Крячко, сказал:

– Я поговорил с Инной Витальевной по поводу Антонины. Думаю, что тебе нужно съездить к ней домой и просмотреть переписку Тони в чате. В общем, долго рассказывать. Скороходова сама тебе все объяснит. Ты ведь сможешь все там скопировать и распечатать?

– Без проблем, – кивнул Станислав и поднялся с кресла. – На какое время ты с ней договорился?

– Можешь ехать к ней хоть сейчас. Вот ее телефон и адрес. – Гуров протянул ему листок, вырвав его из блокнота. – Заодно спроси у нее – вдруг она знает, был ли у Антонины парень.

– Спрошу.

Крячко взял листок с адресом и отправился на выход, а Гуров пошел наверх. Евгения Северьяновича он застал уже не в кабинете, а в хозяйской спальне, и сообщил ему, что через полчаса тот должен будет поехать в морг и присутствовать при вскрытии жертв. Разумовский поморщился, но ничего не сказал. Он знал, что выбора у него нет и ехать ему придется. Лев Иванович прекрасно понимал коллегу. Он и сам не любил (впрочем, как и все остальные оперативники уголовного розыска) присутствовать при таком малоприятном зрелище. Но от этого никуда не денешься – их работа в принципе не подразумевала приятного времяпрепровождения. Так что одной неприятностью больше или меньше – значения не имело.

– Никакого кошелька в сумке я не нашел, – громко, чтобы его услышала и Жанна Валентиновна, сказал Гуров.

– Если нет там, значит, его украли, – расстроенным, но уже довольно спокойным голосом ответила домработница. – Телефона Ирины Николаевны тоже нигде нет, – добавила она.

– Да, кстати, – заметил и Разумовский, – телефон Валерия Викторовича мы нашли, он был под кроватью. Наверное, попал туда во время борьбы с преступником, а вот второго телефона – его жены – мы нигде не обнаружили.

– Много вещей пропало из спальни? – спросил Гуров, глядя на стоявшие возле кровати чемоданы.

– Почти все на месте, – ответила домработница. – Нет только телефона Ирины Николаевны и дорогих наручных часов Валерия Викторовича. Он всегда, когда снимал их, клал в ящик прикроватной тумбочки. Впрочем, мы еще не все тут осмотрели. Может, еще что-то пропало.

Гуров отвел взгляд от чемоданов и спросил Разумовского:

– Никого на обход соседних квартир еще не посылали?

– Нет. Я сам хотел походить и узнать, не слышал ли кто подозрительного шума из этой квартиры. Убийство произошло в одиннадцатом часу вечера. Еще не самое позднее время.

– Хорошо, тогда я сам обойду соседей и поговорю с теми, кто дома. А вы, – он обратился к понятым, пожилой паре, которые тихо сидели на стульях возле двери в комнату, – ничего не слышали? Из какой вы квартиры?

Мужчина лет семидесяти, седой и полный, посмотрел на Льва Ивановича грустными, как у шарпея, глазами и ответил:

– Мы с женой живем в квартире напротив. Вантинфан наша фамилия. Но в одиннадцать мы уже спали. Мы рано ложимся, – вздохнул он тяжело, словно у него была одышка и ему трудно было дышать.

– Значит, вы ничего такого подозрительного не слышали? Жаль. Ну что же, поговорю с другими соседями. Долго вы тут еще будете? – поинтересовался Лев Иванович у Разумовского.

– Уже заканчиваем. Надо сюда экспертов запускать. И так уже нервничают и торопят нас. Вы там скажите, пускай идут наверх.

– Хорошо, я скажу, – ответил Гуров и вышел из комнаты, бросив на ходу домработнице: – Жанна Валентиновна, нам с вами сегодня еще один разговор предстоит. Так что пока никуда далеко не девайтесь.

– Так куда я денусь-то, – тихим и усталым голосом отозвалась женщина.

8

Из соседей Шишковских по подъезду Гуров почти никого не застал дома. Что, в общем-то, было неудивительно. День был субботний, и многие уже успели выйти из дому – кто-то уехал на дачу, а кто-то ушел в магазин или просто прогуляться. Май в этом году выдался на удивление теплым и солнечным. Гуров вышел во двор и огляделся, прищурившись. После сумрачного подъезда солнце показалось ему таким ослепительно-ярким, что он невольно пожалел, что не прихватил из дому темные защитные очки. Какой-то молодой и хорошо одетый мужчина неподалеку от него торопливо докуривал сигарету, стоя возле урны.

– Вы живете в этом подъезде? – спросил его Лев Иванович.

– Да, а что? – сухо ответил мужчина и с подозрением посмотрел на Гурова.

Лев Иванович кивнул и достал удостоверение.

– Уголовный розыск, – сказал он и спросил: – На каком этаже вы живете?

– На четвертом, – нервно ответил мужчина и оглянулся. – А что, собственно, случилось?

– Вчера вечером на пятом этаже были убиты ваши соседи. Шишковские. Вы их знали?

– Ирину Николаевну убили?! – мужчина ошарашенно посмотрел на Гурова. – Конечно же, я знал и ее саму, и мужа. Они у нас личности знаменитые. Она документалист, а он… Писатель, кажется, или что-то в этом роде.

– Да, что-то в этом роде, – отозвался Гуров. – Я могу с вами поговорить? У вас найдется несколько свободных минут?

– Да, пожалуйста. Вот только оставлю эти сумки в квартире и спущусь. Мы сегодня гостей ждем, продукты вот кое-какие купили… Жена с дочкой в парикмахерской остались, а меня домой отправили. – Мужчина кивнул на тяжелую сумку, которую держал в руках.

– Хорошо, я вас тут подожду.

Лев Иванович огляделся и, увидев неподалеку лавочку, направился к ней. Мужчина вернулся через пару минут и тоже сел рядом. Он снова достал сигарету, а потом, немного подумав, предложил и Гурову. Тот отказался и спросил:

– Как мне к вам обращаться?

– Долгих Игорь Филиппович, – протянул тот руку для пожатия.

– Лев Иванович, – представился Гуров. – Вы хорошо Шишковских знали?

– Да как хорошо… Соседи и соседи. Здоровались всегда, если встретимся, про погоду и обо всяких глупостях иной раз словом с ними перемолвишься, вот и все знакомство. Хотя если честно сказать, то я Ирину Николаевну и ее мужа давно знаю – с ранней своей юности. Они в этот дом переехали, когда у них сын еще маленьким был. Елизаром его звали. Да и я тогда еще пацаном, можно сказать, считался. Мои родители с Шишковскими сильно дружили.

– А вы с Елизаром тоже дружили? – спросил Гуров.

– Не, какое там! Он меня лет на четырнадцать младше. Какая уж тут дружба-то, – рассмеялся Долгих. – У меня свои интересы и друзья были. Да я в квартире у Шишковских только пару раз всего и бывал-то. Когда они только переехали и когда сына хоронили. Из вежливости, по-соседски, значит.

– Ясно. Значит, и Антонину, их приемную дочку, вы тоже плохо знали?

– Отчего же плохо? Хорошо я ее знал. Лучше, чем Елизара. У меня ведь тоже дочка есть ее возраста. Я рано женился, – добавил он и улыбнулся Гурову хорошей и доброй улыбкой. Сразу было видно, что в семейной жизни он счастлив и о ранней женитьбе нисколько не жалеет. – Моя Юлька с Тоней в одном классе учится.

Улыбка вдруг сползла с его лица, и он серьезно и даже несколько испуганно, словно до него только что дошло, что произошло с его соседями, спросил:

– А Тоня? Ее тоже убили?

Гуров ответил не сразу, он смотрел на кончик недокуренной сигареты Долгих и молчал, но потом все-таки проговорил:

– Нет. Вернее, я не знаю. Во всяком случае, ее тела в квартире не обнаружили. Она… Девочка пропала, и мы не знаем, что с ней. Скажите, а ваша дочка, если она дружила с Тоней, не может быть в курсе, куда или с кем Тоня могла уйти из дома?

– Вы полагаете, что ее не похитили, а она ушла сама? Так, что ли, получается? – удивленно посмотрел на Льва Ивановича мужчина.

– Все обстоятельства, во всяком случае пока что, говорят о том, что она сама ушла из дома, – нехотя ответил Лев Иванович и добавил: – Но информация эта чисто конфиденциальная.

Гурову, конечно, не очень хотелось, чтобы такая информация была известна кому-то еще, кроме следователя и оперативников, ведущих дело, но ему нужно было поговорить с дочерью Долгих, и он не стал скрывать очевидное.

– Понял, не дурак, – кивнул Долгих и затянулся сигаретой.

– Вы вообще поздно ложитесь спать? Вчера ничего подозрительного в подъезде не слышали?

– Ложимся обычно поздно. Жена сериал какой-то смотрит по телику. А вчера еще салаты разные строгали с ней допоздна. Кстати, – вдруг вспомнил Игорь Филиппович, – вчера Юлька домой пришла только около двенадцати вечера. У подружки сидела до ночи и к ЕГЭ готовилась. Юрка уже спал в это время, так она его разбудила и с днем рождения начала в двенадцать часов поздравлять. Еле угомонили их обоих. Но подозрительного ничего не слышали.

– Юрка – это ваш сын? – Гуров посмотрел на Долгих.

– Ага, – ответил тот гордо. – Ему сегодня пятнадцать исполняется. Вот гостей и ждем к ужину.

– Ничего, что девочка так поздно домой приходит? – покосился на мужчину Гуров.

– Нет. Она ведь в соседнем подъезде была у одноклассницы. Так что все нормально.

– Понятно. А Антонина с ними, значит, не готовилась к экзаменам… – как бы между прочим заметил Лев Иванович.

– А вы мою Юльку спросите, почему Тони с ними не было. – Долгих выкинул сигарету в урну. – У них какие-то рамсы последний месяц были. Подробностей не знаю, но мне кажется, из-за какого-то мальчика. А что вы хотите – возраст! – философски закончил он.

– Значит, вы даете добро на разговор с вашей дочерью? В вашем присутствии, естественно.

– Да пожалуйста, – пожал плечами Долгих. – Если это хоть что-то прояснит, то я только «за». Дочка у меня боевая, – добавил он, улыбнувшись. – Но если с ней случится что-то страшное, порву за нее любого.

– Когда я могу с ней поговорить? – не обращая внимания на последние слова мужчины, спросил Лев Иванович.

– Давайте завтра. Сегодня, сами понимаете, у сына днюха, и не до разговоров.

– Хорошо. В одиннадцать утра нормально будет, если я приду?

– Да, вполне. Я скажу Юльке, чтобы никуда не планировала смыться.

Долгих назвал номер своей квартиры, и Лев Иванович, распрощавшись с ним, вошел в подъезд, где нос к носу столкнулся с Евгением Северьяновичем. Разумовский торопился на вскрытие и на ходу бросил Гурову:

– Через пару часов вернусь и привезу данные по видео с подъезда. Кстати, Андрей там закончил обрабатывать материал с камер в квартире и пишет отчет. Подробности мне некогда было выяснять.

– Я сам с ним поговорю, – ответил Гуров и стал подниматься по лестнице.

Техник сидел на кухне и печатал в лэптопе.

– Андрей? – уточнил Лев Иванович имя молодого специалиста.

Тот, не отрываясь от компьютера, кивнул.

– Евгений Северьянович сказал, что есть результаты с камер квартиры.

– Минуту, я сейчас закончу и все расскажу, – попросил парень, не переставая печатать.

Гуров огляделся вокруг и, увидев на сушилке чистый бокал, взял его и налил себе воду из кулера, стоящего возле холодильника.

– Вот и все. – Техник Андрей повернулся ко Льву Ивановичу. – Так что вас интересует?

– Все, что касается видеокамер в этой квартире, – ответил Гуров и добавил: – Все, кроме разве что разных технических тонкостей установки и работы.

– Понял. Так вот, камеры в квартире без инфракрасного излучателя и отражают картинку только при дневном свете или если в комнате, где они установлены, включен свет. Стоят они не везде. На первом этаже камеры есть в прихожей, гостиной, на кухне и в столовой. В комнате домработницы я камер не обнаружил. На втором этаже только две камеры – в кабинете и в коридоре. В остальных комнатах полный приват. Теперь главное – все камеры были просто ослеплены, а не отключены от программы.

– Это когда им заклеивают обзор? – уточнил Гуров.

– Ну да. Глазок им закрасили синей краской. Мне кажется, это простой акрил для рисования. Но экспертиза покажет точнее. И точно известно, что этот фокус с ними проделала девочка. Ее лицо четко просматривается на видео, а потом она подносит к камере палец, измазанный краской, и все… Картинка пропадает.

– Но звук-то остается? – уточнил Лев Иванович.

– Это – да. Звук присутствует, и очень даже четкий. Я прослушал часть записи после того, как камеру ослепили. Неплохо различаются звуки шагов и другие звуки, например, падения предметов, даже слышно, как в спальне хозяин борется с убийцей, то есть слышны крики. Но вот что касается внятной речи и диалогов, – Андрей покачал головой, – тут придется работать со специальной аппаратурой. Пока что слышен только шепот, но о чем говорят, непонятно. Я все карты забираю с собой и буду их прогонять через программу.

– Да, пожалуйста. Это очень важно. Нам нужно точно знать, что тут происходило.

– Думаю, ко вторнику я смогу предоставить следствию конкретный материал, – Андрей закрыл портативный компьютер и положил его в сумку, что висела на спинке стула. – Что-то еще?

– Пока вопросов нет, – задумчиво ответил Гуров и, распрощавшись с техником, заглянул в комнату домработницы.

Жанна Валентиновна сидела в кресле все в той же позе, в какой Гуров увидел ее в первый раз.

– Можно? – спросил он разрешения войти.

Женщина посмотрела на него и молча кивнула. Гуров сел на стул, который принес в комнату, когда разговаривал с Инной, и спросил:

– Как вы себя чувствуете? Может, лучше перенести наш разговор на завтра?

– Нет-нет, все нормально, – ответила Жанна Валентиновна и сразу же добавила: – Насколько это «нормально» вообще сейчас может быть. Хотите, я приготовлю чай или кофе?

– Нет, спасибо, – отказался Лев Иванович. – Но если вы сами хотите выпить чаю, то мы можем переместиться на кухню. Я понимаю, что со всеми этими треволнениями вам необходимо выпить что-то бодрящее.

– Да, я бы не отказалась от кофе. Чай я пью только на ночь.

Они перешли на кухню, Жанна Валентиновна зарядила и включила кофемашину. Потом, налив напиток себе в чашку и добавив в него сливки из холодильника, она присела за стол. Гуров подождал, когда она сделает глоток, а потом попросил:

– Расскажите мне подробно об отношениях Тони с родителями.

– А что рассказывать? – тихо ответила Астапова. – Нормальные были отношения. Ровные. Практически без ссор, а уж тем более – без скандалов. Антонина, как я и говорила, ко всем относилась спокойно и вежливо.

– Вы сказали, что ссор практически не было, что наводит на мысль, что хотя бы изредка, но они были, – заметил Гуров.

– Куда без этого, – пожала плечами домработница. – Даже с родными детьми всегда случаются непонятки и причины для ссор, а уж с приемными, у которых и генетика-то к тому же не очень хорошая, – тем более.

– Но вы ведь в курсе, по какой причине бывали ссоры?

– По разным причинам. В первый раз Тоня обиделась на Ирину Николаевну из-за того, что та не позволила ей завести в доме собаку. Это было в первые полгода, когда Антонина только появилась в доме. Девочка принесла с улицы собаку, грязную, лохматую, блохастую и наверняка больную. Никого в этот момент не было дома. Я уехала на рынок, а Шишковские были на работе. Принесла и стала ее мыть в общей ванной. Состригала ей шерсть, и все это смывалось в канализацию. Естественно, все засорилось, и пришлось вызывать сантехника. Но я не к тому это говорю. Дело в том, что у Валерия Викторовича аллергия на шерсть животных. Поэтому в доме Шишковских никогда не было ни собак, ни котов.

– Поэтому Тоне и не позволили оставить собаку, – понимающе кивнул Гуров.

– Да. Но до девочки это не сразу дошло. Она устроила демонстративное молчание и целых три дня не желала общаться ни с Ириной, ни с Валерием. Но потом попросила у них прощения, и все наладилось. Ирина Николаевна очень переживала тогда эту ссору.

– А каковы были другие причины ссор?

– Разные. Например, Антонине не позволили брать альбомы с фотографиями, на которых изображен Елизар. Она хотела с них рисовать его портрет, но у нее забрали все альбомы и велели больше не трогать.

– Интересно почему?

– Не знаю. Мы с Ириной Николаевной никогда на эту тему не разговаривали. Но я так думаю, что Шишковским не хотелось ворошить прошлое.

Она немного помолчала, отпивая маленькими глотками кофе, а потом добавила:

– Все фотографии Елизара Шишковские потом увезли в свой загородный дом. Осталась только та, что у меня в комнате. Но в мою комнату Антонина никогда не заходила. Во всяком случае, когда я бывала дома.

– А где находится дача Шишковских? – заинтересовался Гуров.

– В Каширских дачах, у них коттедж и участок на десять соток, – ответила Астапова. – Они иногда и зимой туда уезжают. Но в основном в выходные – в весенне-осенний сезон. А отпуск чаще всего за границей проводят. Вернее, проводили, – грустно опустив голову, уточнила Астапова.

– А в последнее время Шишковские и Тоня ссорились?

Жанна Валентиновна вздохнула и кивнула.

– Буквально неделю назад была ссора. Причем не совсем обычная.

– В каком смысле – не совсем обычная?

– Ну, обычно ссоры в доме проходили тихо. Антонина просто дулась на родителей и закрывалась в своей комнате, не выходила обедать со всеми вместе, а всю еду демонстративно уносила в свою комнату, – объяснила домработница. – Но в этот раз все было по-другому. Я была на кухне, когда услышала, как наверху сильно хлопнула дверь. Сначала я не придала этому значения, подумала, что дверь закрыло сквозняком. Но потом я услышала шаги и голос Ирины Николаевны, которая просила Тоню впустить ее в свою комнату. Но девочка не открывала двери, и тогда Ирина начала стучать и громко звать ее. Наконец дверь открыли, и я услышала, как Тоня громко и с обидой в голосе что-то выговаривает матери. Что она говорила, я плохо расслышала. Девочка, по всей видимости, была где-то в глубине своей комнаты.

– Извините, что перебиваю, – остановил ее Гуров. – В квартире вообще хорошая слышимость?

– Да. Слышимость в квартире хорошая, но то, что делается на первом этаже, на втором слышно только при открытых дверях в комнату. И наоборот, если на втором этаже двери закрыты, то на первом не слышно, что делается в комнате, – объяснила Жанна Валентиновна.

– Хорошо, продолжайте.

– Я четко слышала, как Ирина вошла в комнату Тони и стала ей объяснять, что она все еще несовершеннолетняя и находится под контролем родителей, которые ее кормят и одевают, поэтому ей следует прислушиваться к здравым советам, которые они дают своей дочери. На что Антонина громко выкрикнула, что она не просила, чтобы ее удочеряли, а потом дверь в ее комнату с грохотом захлопнулась, и дальше я не слышала, о чем они говорили. Через десять минут девочка выскочила из комнаты и, бегом спустившись по лестнице, вышла из квартиры, громко хлопнув входной дверью.

– А Валерия Викторовича, значит, в это время не было дома? – задался вопросом Гуров.

– Нет, его не было, – подтвердила Астапова. – Он уезжал по депутатским делам. После ухода Тони из дома Ирина Николаевна какое-то время не выходила из комнаты девочки. Мне кажется, что она там плакала. Во всяком случае, глаза у нее, как я заметила позже, были покрасневшими. Но потом я услышала, как она вернулась к себе в спальню. Двери она не закрывала, и я слышала, что она стала кому-то звонить и жаловаться, что Тоня ушла из дому и не хочет ничего слышать по поводу того, что ей не следует встречаться с тем молодым человеком.

– С каким молодым человеком? – насторожился Лев Иванович.

– Понятия не имею. Я не имела привычки любопытничать и выспрашивать у Ирины подробности дел, которые касаются только их семьи, а она со мной на эту тему сама не заговаривала. Хотя обычно делилась со мной разными проблемами и советовалась по разным поводам. Их отношения с Антониной мы с ней ни разу не обсуждали. Наверное, это было слишком уж личной темой для Шишковских.

– Вы думаете, она звонила мужу?

– Скорее всего. Потому что примерно через час он приехал, и они вместе вышли из дому. А вернулись уже с Антониной. И девочка, и Ирина Николаевна – обе были с заплаканными глазами, но обнимали друг друга за талию, когда вошли. По всей видимости, они помирились или пришли к какому-то консенсусу, потому что больше ссор между ними не было, и все шло тихо и мирно до сегодняшнего утра. Вернее, до вчерашнего вечера. – Жанна Валентиновна вытерла платком набежавшие слезы.

– Жанна Валентиновна, я должен вам задать один деликатный вопрос, – с запинкой произнес Лев Иванович и посмотрел прямо в глаза домработнице. – Не думайте, что я спрашиваю из простого любопытства, но по своей работе я просто обязан задавать в том числе и не совсем удобные вопросы.

– Да, я понимаю, – кивнула Астапова.

– Скажите, как Валерий Викторович относился к своей приемной дочери? С Ириной Николаевной мне все более или менее ясно. Насколько я понял, она, как мать, принимала большее участие в воспитании Тони. А вот как к Антонине относился ее приемный отец?

Жанна Валентиновна задумалась на минуту, а потом ответила:

– Опять же, я выскажу вам только свое личное мнение на этот счет. Договорились?

– Да, конечно же, – согласился Лев Иванович. – Вы могли наблюдать за Шишковскими, и у вас наверняка сложилось какое-то свое мнение. Поэтому все нормально.

– Мне кажется, что Валерию Викторовичу не очень нравилась вся эта затея с удочерением девочки, – сказала Астапова и, отпив из кружки уже остывший кофе, поморщилась.

– Вот даже как! – Лев Иванович наклонил голову, приготовившись внимательно выслушать аргументы домработницы.

– Еще до того, как девочка постоянно стала жить в доме, супруги Шишковские много говорили на тему ее удочерения. И из их разговора я поняла, что Валерий Викторович больше склонялся к тому, что им нужно принять в семью мальчика. Он хотел сына. Но Ирине Николаевне легла на сердце именно Антонина, и она ничего слушать не хотела. Говорила – или берем к себе Тоню, или вообще никого. В конце концов Валерий Викторович уступил жене, но сам довольно прохладно относился к Антонине. Он хотя и старался быть с девочкой ласков и покупал ей разные безделушки к праздникам, но большого участия в ее жизни и воспитании не принимал, предоставив это жене.

– У него не было никакого интимного интереса к Тоне? – Гуров решил задать вопрос, что называется, в лоб.

Астапова как-то испуганно посмотрела на сыщика и покачала головой:

– Нет. Такого не было. Я же говорю, что он ровно к ней относился. Если бы что-то такое было, то я бы наверняка заметила.

После этих слов щеки у Жанны Валентиновны вспыхнули, и она, чтобы скрыть свои чувства, уткнулась в чашку с кофе и стала медленно цедить окончательно остывший напиток. Это стыдливое замешательство не укрылось от глаз Гурова, и Лев Иванович решил, что, наверное, у домработницы и ее хозяина была интрижка. Иначе отчего бы ей так краснеть, отвечая на вопрос об интимных пристрастиях Шишковского? К тому же за столько лет Астапова так и не вышла замуж и не обзавелась своей семьей, что также говорило в пользу того, что она не просто так держалась за эту семью и столько лет проработала на одном месте, жертвуя своим личным счастьем.

– Ну что ж, Жанна Валентиновна, – Лев Иванович поднялся со стула, давая понять, что пока других вопросов к домработнице у него нет, – оснований не доверять вашим словам и наблюдениям у меня нет. Надеюсь, что девочку в скором времени найдут и все обстоятельства произошедшей трагедии прояснятся.

– Я тоже надеюсь, что она жива и здорова, – тихо отозвалась на его слова Астапова. – При всем своем прохладном отношении к Антонине я бы не хотела, чтобы с ней случилось что-то ужасное.

9

Гуров вышел из комнаты домработницы и снова поднялся на второй уровень квартиры. Криминалисты, а их было двое, уже сворачивали свою работу и собирали в чемоданчики образцы биоследов, собранных в спальне Шишковских. Лев Иванович не стал их ни о чем расспрашивать – знал, что, пока все материалы не будут тщательно исследованы в лаборатории, узнавать от специалистов что-либо бесполезно.

Гуров неспешным шагом прошелся по спальне и завернул в ванную. На телефоне заиграл рингтон, сообщавший, что звонит Крячко.

– Слушаю. – Гуров остановился посредине ванной комнаты, машинально осматривая пространство вокруг себя.

– Я снял копии с переписки в чате, но пока не увидел там ничего, что помогло бы нам в расследовании, – доложил Станислав. – Единственное, за что зацепился взгляд, – это последнее сообщение Антонины. Но писала она не воспитательнице, а своей подружке, с которой дружила, когда жила в детском доме. Подружку зовут Динара. Ей сейчас восемнадцать, она учится в Московском политехническом универе и живет в общаге. Запись была сделана примерно четыре дня назад. Антонина написала ей, что временно не сможет ей писать и звонить, потому что у нее в жизни намечается крутой поворот, но потом она с ней свяжется и все подробно расскажет.

– Похоже, что девочка планировала побег заранее, – заметил Гуров. – Какие у тебя планы на сегодня?

– Я узнал у Инны Витальевны номер телефона этой Динары. И даже успел с ней созвониться. Мы через полчаса встречаемся в «Шоколаднице» на Большой Семеновской. Хочу поговорить с девушкой, вдруг узнаю что-то полезное об Антонине. Кстати, именно номер телефона Динары был вбит в сотовый Антонины наряду с некой Юлей. Я проверил по распечатке.

– Юлия, это, наверное, Долгих – соседка и одноклассница Тони. Ну хорошо. Я пока еще в квартире Шишковских. Подожду приезда Разумовского, а заодно спокойно осмотрю тут все.

– Тогда до связи и удачи, – распрощался Крячко и прервал разговор.

Гуров прошелся по всем комнатам, внимательно осматривая каждый сантиметр площади, но ничего, что бы привлекло его внимание, не нашел. И тут он вспомнил о коробке с рисунками Тони и решил более пристально рассмотреть их. Он уже собирался выходить из комнаты девочки с коробкой в руках, как на пороге появилась Жанна Валентиновна.

– Мне уже можно прибирать в квартире? – спросила она. – Ваши специалисты сказали, что они закончили работу и ушли.

– Да, я думаю, что можно убирать, – ответил Гуров. Он уже начал спускаться по лестнице, но остановился и спросил: – Вы можете мне найти фотографию Антонины? Желательно за последний год.

– Да, конечно, я сейчас найду и принесу вам ее, – устало кивнула Жанна Валентиновна и направилась в спальню Шишковских. В руках она держала ведро и швабру.

Лев Иванович спустился и через гостиную прошел в небольшую столовую, что была перед кухней. Он сел за стол и высыпал все рисунки из коробки, перевернув ее содержимое, так что сверху оказались самые нижние и, по всей видимости, самые ранние работы девочки. Гуров перевернул верхний из листочков и стал внимательно рассматривать изображенное на нем лицо. Портрет молодого человека, нарисованный простым карандашом, был так тщательно проработан, что казался и не нарисованным даже, а сфотографированным, настолько реалистично он выглядел. Фотографию же потом отсканировали на альбомный лист и получили, таким образом, изображение, которое Гуров сейчас держал в руках. Лев Иванович всматривался в нарисованное лицо, и ему казалось, что он уже где-то видел и эти колючие, но с красивым разрезом глаза, и жесткие, но правильной формы губы, и волевой подбородок с симпатичной ямочкой. Но только вот не мог вспомнить, где он их видел.

– Вот фотография Тони, – к Гурову подошла домработница и протянула ему карточку. – Шишковские в марте ездили на ВДНХ, гулять и на выставку, и Валерий Викторович сфотографировал Антонину возле одного из павильонов. Обычно Шишковские не печатали семейных фотографий после смерти сына, а просто загружали их в компьютер. Но Тоня сама попросила отца в этот раз сделать исключение. Она хотела отнести ее в школу для оформления какой-то газеты к выпускному вечеру.

Тут взгляд Жанны Валентиновны упал на рисунок, который Гуров держал в руках, и она так сильно побледнела, что Лев Иванович испугался, что ей сейчас станет плохо.

– Что такое? Вам знакомо это лицо? – Он подвинул домработнице стул, и женщина села.

– Это Елизар, – уверенно сказала она. – Этот рисунок сделан, наверное, с той фотографии, которая стоит у меня на столе. Во всяком случае, очень похоже.

– Ах да, – вспомнил и Лев Иванович. – А я все смотрю и никак не вспомню, где я видел этого молодого человека. Подумал было, что Антонина нарисовала своего друга, из-за которого она поссорилась с приемной матерью.

– Не понимаю, почему ей так всегда хотелось нарисовать Елизара, – тихо и растерянно проговорила Жанна Валентиновна. – Ради этого она даже в мою комнату заходила и срисовывала его с единственной фотографии, которая осталась в доме.

– Наверное, он чем-то ей понравился, – предположил Гуров. – Елизар был очень симпатичным молодым человеком.

– Да, мальчик был очень красивым, – с грустью отметила Астапова. – От своих родителей он взял все только самое лучшее – мамины глаза и волосы, папин овал лица и нос. Мне до сих пор его не хватает, хотя с его смерти прошло уже больше шести лет.

Она встала и, не говоря больше ни слова, ушла, а Гуров остался рассматривать рисунки. И чем дольше он их рассматривал, тем больше убеждался, что внизу коробки лежали не ранние работы Тони, а, наоборот, более поздние. Настолько они отличались и по качеству, и по технике рисования.

Разумовский вернулся в квартиру только через три с половиной часа. Гуров уже собирался уходить, не дождавшись его, но тут раздался звонок в дверь. Жанна Валентиновна открыла, и Евгений Северьянович быстрым шагом направился в гостиную.

– Ты бы разулся, что ли, – кивнул на его грязные ботинки Лев Иванович. – В квартире только что прибрались.

– Ой, простите меня, – стал извиняться перед домработницей Разумовский, спешно скидывая уличную обувь. – Не подумал.

Он отнес ботинки в прихожую и, вернувшись, попросил Жанну Валентиновну:

– Можно мне чаю сделать? Совсем запарился. С утра, как савраска, даже воды выпить некогда, не то что поесть нормально.

– Давайте я вам бутерброды сделаю, – уныло предложила Астапова. – У нас полный холодильник всего. Кто это теперь есть будет, просто не представляю.

– Вы и будете, – ободряющим тоном ответил Разумовский. – Вас пока что из квартиры никто не гонит. Живите, пока все не устаканится. У кого-то из Шишковских есть близкие родственники?

– У Ирины есть брат, но сводный. Он где-то в Австрии живет с семьей. У Валерия Викторовича тоже есть двоюродный брат. Он… Я даже не знаю, где он сейчас. Они не общались. Знаю, что он есть, но где… – Она пожала плечами и пошла на кухню.

Сыщики направились за ней.

– Устали, – не спросил, но утвердительно сказал Разумовский и сочувственно посмотрел на женщину. – Мы скоро уйдем. Вот только выпью кружку чаю и покажу вам пару фотографий. Бутербродов не надо. Просто глотну горячего, и все.

– Как хотите, – не стала спорить Астапова.

– Вот смотри, что удалось распечатать с видео над подъездом. – Разумовский разложил на кухонном столе несколько фотографий и повернулся к Гурову. – Это последнее, что камера сняла перед тем, как ее вырубили. Завтра мы еще поработаем с камерами в округе. Надо проследить маршрут этого типа. Он последний, кто входил вчера вечером в подъезд. И по времени этот визит идеально совпадает с моментом преступления.

Лев Иванович склонился над фотографиями и стал их рассматривать. На них был запечатлен молодой мужчина в джинсовом костюме и в кепке с надписью «Рибок» на английском языке. В руках он держал объемную спортивную сумку. На одной фотографии было изображено, как он только проходит по двору, а на другой – мужчина был снят совсем рядом с подъездом. На этой фотографии он остановился и, подняв голову, смотрел прямо в камеру. Третья и четвертая фотографии были увеличенными копиями со второго снимка, и на них лицо смотрящего в камеру мужчины было видно четко и во всех подробностях.

И опять у Льва Ивановича мелькнула мысль, что он уже видел это лицо. Но высказать свое предположение Разумовскому он не успел. Позади сыщиков раздался звук разбитого бокала, а потом и падения тела. Оглянувшись, они увидели Жанну Валентиновну, лежащую на полу в обмороке.

– Вот черт, – ругнулся Евгений Северьянович, и они с Гуровым кинулись поднимать женщину.

– Похоже, что ей стало плохо от всех этих переживаний и переутомления, – сделал вывод Лев Иванович, когда они с Разумовским отнесли Астапову к ней в комнату и положили ее на кровать. – Интересно, где в этом доме аптечка? Или лучше вызвать «Скорую помощь»? – спросил он у коллеги. – Вдруг это сердечный приступ?

– Вообще-то очень даже похоже, – посмотрев на женщину, ответил Разумовский. – Вызывай врачей, а я посмотрю, что мы можем сделать до их приезда.

Гуров стал вызывать «Скорую», а Евгений Северьянович, послушав пульс и сердечный ритм у женщины, открыл окно в комнате и отправился на поиски аптечки. «Скорая» помощь приехала быстро. По-видимому, машина была на вызове где-то неподалеку. Жанне Валентиновне сделали какой-то укол. Женщина через некоторое время пришла в себя и вопросительно посмотрела сначала на врачей, а потом и на Льва Ивановича, который стоял рядом с кроватью.

– Я, кажется, потеряла сознание, – слабым голосом проговорила она.

– Молчите, вам пока нельзя разговаривать, – ответил ей Лев Иванович.

– Вас нужно отвезти в больницу и провести обследование. Предварительный диагноз – сердечная недостаточность, – объявила Астаповой фельдшер «Скорой помощи». – Вы родственники? – спросила она у Гурова. – Соберите ей вещи.

– Вообще-то мы не родственники, – нахмурился Лев Иванович. – Я из уголовного розыска. Сегодня в этом доме произошло преступление, и мы с коллегой, – он посмотрел на Разумовского, – его расследуем.

– Кто-то из родственников у вас есть вообще в городе? – нахмурив и без того хмурый лоб, спросила врачиха у Астаповой.

– Сестра только, – растерянно ответила Жанна Валентиновна и снова вопросительно посмотрела на Гурова.

– Давайте мне ее номер телефона, я ей позвоню и все объясню, – отозвался на ее взгляд Лев Иванович. – Я оставлю ключи от квартиры соседям. Пусть ваша сестра возьмет нужные вещи, чтобы передать вам, а потом снова отдаст ключ соседям. Куда вы ее отвезете? – спросил он у фельдшера.

Та назвала номер больницы, и санитар с водителем стали укладывать Астапову на носилки. Гуров тем временем переписал номер телефона сестры домработницы.

– Не переживайте, все будет нормально, – сказал он в утешение женщине.

– Это был Елизар, – внезапно четко и довольно громко сказала Астапова, когда ее уже начали выносить из комнаты. – Там, на фотографиях, которые принесли. Это был он. Я узнала его.

10

Слова Астаповой заставили Льва Ивановича задуматься. Когда женщину унесли, а все вопросы с ее сестрой были решены по телефону, Разумовский и Гуров собрались уходить. Передав ключи соседям – пожилой паре, что выступала понятыми, – и пояснив им, что ключи от квартиры Шишковских будут пока находиться у них, сыщики стали спускаться по лестнице.

– Погоди, Евгений Северьянович, мне нужно один вопрос решить. – Гуров остановился на четвертом этаже и позвонил в квартиру, номер которой ему назвал Долгих. Дверь открыла симпатичная, стройная, улыбчивая блондинка. Увидев на пороге двух незнакомцев, она перестала улыбаться и настороженно поинтересовалась:

– Вам кого?

– Игорь Филиппович дома? – спросил Гуров. – Мы с ним сегодня разговаривали по поводу ваших соседей с верхнего этажа.

– Вы из уголовного розыска. – Женщина все так же настороженно смотрела на сыщиков. – Да, он мне рассказал, что случилось. Игорь! – позвала она, сделав полуоборот в сторону гостиной. – Иди сюда, тебя тут спрашивают!

Появился Долгих и, узнав Гурова, кивнул.

– Что-то случилось? – спросил он, с любопытством глядя на Разумовского.

– Нет, ничего нового, – успокоил его Лев Иванович. – Просто я хотел предупредить, что завтра к вам поговорить с дочкой приду не я, а мой коллега. Нет, не этот, – ответил он на взгляд мужчины. – Но он скажет, что от меня. Его фамилия Крячко. Станислав Васильевич Крячко.

– Хорошо, – пожал плечами Долгих и спросил: – Пока что никаких зацепок, кто бы это мог сделать, не обнаружили?

Гуров едва заметно улыбнулся, потом достал фотографию, на которой был запечатлен похожий на Елизара Шишковского молодой мужчина, и показал ее Долгих.

– Вы его знаете? – спросил он и внимательно стал следить за реакцией Игоря Филипповича.

Тот взял фотографию в руки и, близоруко прищурившись, некоторое время изучал ее.

– Можно, я схожу за очками? – спросил он и, не дожидаясь ответа, удалился. Вернувшись через полминуты, он еще раз внимательно изучил фото и уверенно кивнул:

– Очень похож на Елизара Шишковского, – заявил он. – Если бы я не знал, что парень был убит шесть лет назад, то сказал бы со стопроцентной уверенностью, что это он и есть. Да, очень уж похож. Только на фото он выглядит уже повзрослевшим и, так сказать, заматеревшим. А погиб ведь совсем молодым парнем. Не в курсе, кто это на самом деле?

– Хм, что ж, спасибо. Очень помогли, – не отвечая на вопрос Долгих, сказал Гуров и стал прощаться: – Не забудьте, завтра в одиннадцать к вам придет мой коллега.

– Да, помню, – рассеянно снял очки и почесал висок Долгих.

Он в задумчивости постоял еще немного на пороге, глядя, как оперативники спускаются по лестнице, а потом закрыл дверь.

– Странная это история, – заметил Евгений Северьянович, когда они с Гуровым вышли на улицу.

Гуров не стал спрашивать Разумовского, что он имел в виду под этими словами. Было и так ясно, что он подразумевал историю с фотографией, сделанной из записи на видео. Гурову тоже было странно, что на ней все узнают покойного Елизара Шишковского.

– Мне вот что интересно, – задумчиво проговорил Гуров. – Елизар Шишковский, по утверждению Жанны Валентиновны, умер шесть лет назад. Интересно отчего? Долгих упомянул слово «убит». Надо бы получше расспросить домработницу об этом. Завтра же этим и займусь.

– Так воскресенье же завтра, – напомнил ему коллега.

– Да, точно. – Лев Иванович провел пятерней по волосам и взъерошил их. – Но все равно попробую. Схожу к Астаповой в больницу и поговорю с ней об этом, – упрямо заявил он и добавил: – Чем быстрее я выясню все подробности, тем скорее сегодняшнее расследование у нас стронется с мертвой точки. Что-то мне подсказывает, что тут что-то не так с этими опознаниями. Возможно, если я буду знать обстоятельства гибели молодого парня, то это как-то ускорит ход расследования убийства Шишковских. Иногда прошлое настолько бывает связано с настоящим, что приводит к неприятным последствиям и через много лет.

– Да, такое бывает, – согласился с ним Разумовский. – А мне что делать? – поинтересовался он.

– А вы, Евгений Северьянович, будете отвечать за улики, и чтобы у меня вовремя были отчеты по всем экспертизам. Вы привезли отчеты судмедэксперта? Я за всей этой суетой забыл вас спросить об этом. Новак сразу вам все написал?

– Да, я просил его об этом и стоял над душой, пока он мне все не сделал как надо. Вот они, в этом файле. Тут и фотографии с видео, – протянул Гурову небольшую папку Разумовский.

– Хорошо, спасибо, отдыхайте до понедельника. А потом начинайте требовать от экспертов отчеты и поторапливать их с экспертизой. Вы хотели еще проверить другие видео с улицы. Это важно. Нам нужно знать, откуда пришел этот молодой человек. Вас отвезти домой или…

– Или. Я хотел еще в управление заскочить и кое-какие отчеты написать. Но у меня машина. – Евгений Северьянович кивнул на припаркованную неподалеку старенькую «Ладу».

– Тогда до понедельника, – протянул ему руку Гуров.

Едва Лев Иванович отъехал от парковки возле дома Шишковских, как его телефон снова зазвонил. Номер был незнакомым. Гуров быстро нажал прием вызова и торопливо спросил:

– Кто это?

– Здравствуйте, Лев Иванович, – раздался приятный женский голос. – Это следователь по особо важным делам Чернова Оксана Романовна. Мне поручили вести дело Шишковских. Я только что об этом узнала. Вы могли бы ввести меня в курс дела?

– Если вы не возражаете, то давайте встретимся через час. Я хотя бы поем в какой-нибудь забегаловке. С раннего утра ничего не ел, а уже четыре часа. Куда мне подъехать потом?

– Приезжайте в Следственный комитет. Номер кабинета, в котором я буду, узнаете у дежурного. Я сама еще в пути. Так что пока доберусь…

Следователь по особо важным делам Оксана Романовна оказалась тридцатипятилетней пухленькой, среднего роста брюнеткой с ярко накрашенными губами и сильно подведенными глазами. Одета она была отнюдь не в форму, как это полагалось следователям такого ранга, а в обычные джинсы и пуловер домашней вязки.

– Прошу прощения за ненадлежащий вид, – улыбнулась она, отвечая на немного растерянный взгляд Гурова, – но я не из дома. Звонок начальства застал меня за городом. Поэтому пришлось ехать на работу в том, что оказалось под рукой. Сегодня выходной день, поэтому мне простительно. Рассказывайте, что там у нас приключилось.

Она села и жестом пригласила Гурова последовать ее примеру. Лев Иванович рассказал Черновой все, что знал о Шишковских и о том, что произошло вчера вечером в их доме. Закончил он доклад словами:

– Весьма странным выглядит то, что и домработница, и сосед по подъезду, который давно знал семью, признали в мужчине, входящем в подъезд, умершего сына Шишковских.

Следователь помолчала, потом спросила:

– А что вы сами думаете по этому поводу?

– Пока что ничего, – честно признался Лев Иванович. – Не люблю делать поспешных выводов, когда на руках у меня слишком много вопросов и нет ни одного ответа на них.

– Тоже правильно, – согласилась с ним Чернова, рассматривая фотографии с изображением человека, похожего на Елизара Шишковского. – И как вы собираетесь искать ответы на свои вопросы? – Она сложила фотографии стопкой и протянула их Льву Ивановичу.

Гуров убрал снимки в папку и ответил:

– Попробую завтра пройти в палату к домработнице и поговорить с ней. Надо узнать, как умер Елизар. Покажу фотографии кое-кому из своих агентов, пусть поспрашивают в своем окружении о нем. Вдруг кто-то знает этого субъекта и подскажет нам, где его найти. Ну а уже после буду действовать в зависимости от полученных результатов.

– Мне кажется, что не мешало бы еще выяснить, где учился этот Елизар, и показать фото тем, кто с ним учился. – Оксана Романовна указала красивым наманикюренным пальчиком на папку. – Например, его преподавателям и однокурсникам.

– Да, я уже тоже думал на эту тему, – мысленно улыбнулся Лев Иванович.

Его всегда занимала манера некоторых следователей давать оперативникам советы, которые особой ценности не имели, а были обычными серобудничными рабочими моментами, которые все опытные опера и без подсказок должны выполнять, проводя следствие.

– Что ж, Лев Иванович. – Чернова деловито посмотрела на Гурова и, словно бы угадав его мысли, сказала: – Вы человек опытный, и не мне вас учить, как проводить следствие. Но надеюсь, что в понедельник вы принесете мне все имеющиеся у вас на данный момент материалы и отчеты для подробного изучения. – Оксана Романовна встала и протянула руку, прощаясь. – До понедельника.

Гуров вышел из кабинета Черновой в некотором замешательстве.

«Для чего надо было приезжать сюда сегодня?» – задался он вопросом, но потом просто махнул на него рукой, решив, что пути мыслей и логики начальства неисповедимы для простого оперативника, а поэтому нечего об этом и размышлять.

Не успел он додумать эту мысль до конца, как ему позвонил Петр Николаевич Орлов – его непосредственный начальник.

– Ну и как? – задал он вопрос.

– Что – как? – с ехидцей в голосе осведомился Гуров.

– Ты мне не придуривайся, – хмыкнул генерал. – Сам знаешь, о чем я спрашиваю. Как продвигается следствие?

– А как оно должно продвигаться в первый день расследования? Никак. Пока что собираем информацию.

Орлов помолчал, пыхтя в трубку, а потом сказал добродушным тоном:

– Я тут подумал, а почему бы нам с тобой коньячку не выпить с устатку? Суббота как-никак сегодня. Приедешь ко мне, посидим, все обсудим. Станислава с собой прихвати.

– С этого и надо было начинать, – рассмеялся Лев Иванович. – Давай на семь вечера договоримся. Я домой заеду, хоть освежусь. Весь уже черт знает чем пропитался – на улице жара, в квартире у Шишковских жара…

– Вот и ладненько. Жду. – Орлов отключил связь.

Гуров позвонил Крячко. Тот ответил сразу:

– Только что вышел из кондитерской. Завалила меня эта Динара информацией. В первый раз вижу девушку, которая так много говорит и практически ни о чем.

– Но хоть что-то полезное удалось у нее узнать? – поинтересовался Лев Иванович.

– Да, вроде как удалось. Ты прямо сейчас хочешь, чтобы я тебе все рассказал?

– Нет. Я сам только что от следователя вышел. Сейчас можешь ехать домой, а в семь встречаемся у Петра. Он нам обещал по коньячку налить.

– Чего это он такой щедрый сегодня? – рассмеялся Крячко.

– Угадай с одного раза, – усмехнулся Лев Иванович.

– Ну, раз сегодня ни у кого из нас нет дня рождения и на календаре не праздничный день, то значит, генералу понадобился от нас подробный отчет о проделанной сегодня работе, – без запинки отрапортовал Станислав.

– Точно! Так что встречаемся у Петра, и там ты рассказываешь, что интересного узнал от подруги Антонины.

11

– В общем, так, – начал рассказывать Крячко, когда Лев Иванович доложил Орлову все известные ему подробности убийства Шишковских. – Динара – это та самая подружка Антонины, которая рассказала воспитательнице об инциденте с ножом…

– Что еще за история? – поинтересовался Петр Николаевич, и Гуров коротко пояснил, что Станислав имел в виду.

– А эта девочка – та еще штучка, – покачал головой генерал. – Ну-ну, и что там? – посмотрел он на Станислава.

– По словам Динары, дружит она с Антониной чуть ли не с первого дня, когда та появилась в детском доме. Хотя Динара и старше Тони на год и характеры у них совершенно разные, но это не помешало им стать лучшими подругами. Динара рассказала, что, когда Антонина была удочерена Шишковскими, она ей жутко завидовала, потому что сама мечтала о семье. В общем, не это важно. Учиться Тоня пошла в шесть лет. И училась почти на «отлично». Была твердой хорошисткой. Память у нее хорошая, и к тому же она много читает, а значит, много всего знает.

– Ты давай о главном, – перебил его Орлов.

– Я и говорю о главном, – парировал Станислав. – Когда Антонину удочерили, то общение между девочками не прекращалось. Тоня часто приезжала в детский дом и привозила всем кучу конфет и других сладостей. А на Тонин день рождения Шишковские забирали Динару к себе на пару дней погостить. Секретов у Тони от лучшей подруги никогда не было, и она все рассказывала ей, несмотря на ее, Динары, болтливость. Наверное, Динара была единственной, с кем Антонина была откровенна и ничего не скрывала, – заметил Крячко. – Во всяком случае, девушка мне рассказала такие подробности из последних месяцев жизни Антонины, которые навряд ли знал кто-то еще. Буквально три дня назад, уже после того, как для Динары было оставлено сообщение в чате их бывшей воспитательницы, Тоня позвонила подружке по телефону и предложила встретиться в той самой «Шоколаднице», в которой и я сегодня с ней встречался. Они проговорили больше часу.

– Интересно о чем? – с интересом посмотрел на Крячко Орлов.

– Ну уж точно не о том, что девочка планирует убить своих приемных родителей, – хмыкнул Станислав. – Они говорили о парне, а вернее, о молодом мужчине, в которого влюбилась Антонина и с которым она собиралась убежать от родителей.

– Ага. Потому что они не позволяли ей встречаться с человеком, который старше ее на несколько лет, – понимающе кивнул Лев Иванович.

– Не просто на несколько лет, а на целых десять лет, – уточнил Крячко.

– Ого! И где она его нашла?

– Динара говорит, что Тоня познакомилась с ним в какой-то кафешке. Антонина кроме гимназии посещала еще и одну из лучших студий рисования в Москве, на Цветном бульваре. Там, напротив этой школы, есть какое-то кафе, в котором Антонина обычно после занятий ждала, когда родители приедут за ней на машине и заберут ее. В общем, примерно восемь месяцев назад этот парень подсел к ней за столик, и они познакомились.

– Тоня не показывала его подружке? – с интересом спросил Гуров. Ему очень хотелось иметь свидетеля, который бы или подтвердил, или опроверг следствию, что человек, которого опознают как умершего Елизара Шишковского, и друг Антонины – одна и та же личность.

– Нет, она его ей не показывала и с ним не знакомила, но описывала его и… – Крячко сделал паузу и хитро посмотрел на Гурова.

– И показывала Динаре его портрет, который она сама и нарисовала, – продолжил мысль Станислава Лев Иванович.

– В точку, – кивнул Крячко и продолжил: – Девушка утверждает, что Антонина настолько увлеклась этим мужчиной, что готова была даже уйти от родителей. По ее словам, Игнат, так зовут ее друга, так любит ее, что обещал сделать все для ее счастья. Предлагал выйти за него замуж, как только ей исполнится восемнадцать. Но… – Станислав снова многозначительно посмотрел на Гурова и на Орлова, который все это время хмуро слушал рассказ Крячко. – Хотя Антонина постоянно уговаривала друга пойти и познакомиться с ее приемными родителями, он наотрез отказывался это делать.

– И чем он аргументировал свой отказ? – нарушил свое молчание Орлов.

– По словам Антонины, Игнат не хотел шокировать ее родителей своей внешностью, – ответил Крячко. – Дело в том, что еще при их первой встрече Антонина сказала своему новому знакомому, что он очень сильно похож на родного сына Шишковских, который умер шесть лет назад. Это и стало аргументом для отказа. Кавалер предлагал своей возлюбленной просто расписаться и потом уже поставить ее родителей перед фактом. Прийти вдвоем к Шишковским домой и объявить о женитьбе.

– Во как! – покачал в недоумении головой Петр Николаевич. – А почему она вдруг приняла решение бежать с ним? Хотя постой, я и сам догадаюсь. Она от него забеременела. Так?

– Приз в студию! – Крячко потянулся за бутылкой и налил всем коньяку. – Динара так мне и сказала, что, мол, Игнат уговорил Антонину бежать с ним и обещал, что как только все устроится, то они сразу же покаются и все расскажут Шишковским.

– Я так предполагаю, что они и время побега подобрали самое, по их мнению, подходящее. Шишковские должны были рано утром улететь в Карелию. В это время Антонина, по мнению родителей, еще спала, и ее не хватились бы сразу. Родители спокойно уезжают, не зная еще, что их дочь не ночевала дома. Поднять шум должна была домработница, – добавил Лев Иванович свои рассуждения к рассказу Крячко.

– Динара говорит, что Тоня планировала оставить родителям письмо в своей комнате, в котором она все им объясняет.

– Но потом все пошло наперекосяк, не по плану, – хмуро заметил Петр Николаевич. – Письма ведь в доме не обнаружили, как я понял? – вопросительно посмотрел он на Гурова. Тот отрицательно покачал головой, и генерал, вздохнув, продолжил: – Хотел бы я знать, как развивались события в этот вечер и что привело к тому, что родители Антонины были убиты.

12

В палате, в которую положили Жанну Валентиновну, лежали еще две довольно пожилые женщины.

– Здравствуйте, – поздоровался Гуров со всеми и подошел к кровати, на которой лежала Астапова. – Вот вам витамины, – ободряюще улыбнулся он и положил на тумбочку пакет с фруктами.

Женщина смутилась и, зардевшись, поблагодарила Гурова. Льву Ивановичу понравилось, что домработница не стала отнекиваться от его гостинца и жеманиться, как это обычно делают малознакомые люди, когда им что-то приносят в больницу.

– Еле пробился к вам, – пожаловался Лев Иванович. – Больно строгая у вас тут дежурная медсестра.

– И правильно, – заметила одна из женщин, которая с любопытством смотрела на посетителя и внимательно слушала, что он говорит. – Ежели позволить родственникам приходить к больным, когда им вздумается, то это и не больница будет, а проходной двор.

– Это ты так говоришь, потому что к тебе и приходить некому, – поддела ее вторая женщина и добавила: – Пойдем, Михайловна, в коридор прогуляемся, пусть люди поговорят о своем.

Женщины вышли, и Лев Иванович спросил Жанну Валентиновну:

– Как вы себя сегодня чувствуете? Сестра к вам приезжала?

– Да, приезжала. Привезла все, что нужно. И чувствую я себя сегодня намного лучше. Спасибо вам.

– Главное – поправляйтесь, а остальное все уладится, – приободрил женщину Лев Иванович. Он минуту помолчал, осматривая палату, а потом сказал: – Вы вот, Жанна Валентиновна, сказали мне вчера, что на фото узнали своего воспитанника – Елизара Шишковского. – Гуров достал из кармана фотографию, полученную с видеокамеры. – Я понимаю, вы вчера были вся на нервах, уставшая и в шоке от всего произошедшего с вашими работодателями. А сегодня вы уже успокоились и наверняка можете мне точно сказать, видели вы когда-нибудь этого молодого мужчину. Вы ведь могли вчера ошибиться?

Лев Иванович, пристально глядя на домработницу, протянул ей фотографию. Та нерешительно взяла снимок и долго не сводила с него взгляда, внимательно рассматривая изображение. Потом она вернула фото Льву Ивановичу и сказала, вздохнув так тяжело, словно ей нечем было дышать:

– Думаете, я не понимаю, что это не может быть Елизар? Я все понимаю. Он умер, и его не вернуть. Но если это не он, то этот молодой человек очень на него похож. Даже одежда на нем… У мальчика тоже был такой же джинсовый костюм, – после некоторой паузы добавила она.

– Жанна Валентиновна, расскажите, отчего умер Елизар Шишковский, – задал, в свою очередь, вопрос Лев Иванович и сочувственно посмотрел на женщину. – Я понимаю, вам тяжело ворошить старые воспоминания, но я спрашиваю не из простого любопытства.

– Да, я понимаю. – Астапова расправила ладонями одеяло и, глядя в сторону двери, словно опасалась, что их будут подслушивать, тихо ответила: – Елизара убили, когда он возвращался из Сочи на поезде.

– Вот как… – Гуров с нескрываемым интересом подался немного вперед. – Вы знаете подробности? Если вам тяжело сейчас об этом говорить, мы можем перенести наш разговор…

– Нет-нет, я все расскажу, – поспешно перебила его Астапова. – Вдруг это как-то поможет вам в расследовании.

– Конечно же, поможет, – заверил ее Лев Иванович и приготовился выслушать рассказ.

– Это было шесть лет назад. Вернее, в сентябре этого года будет уже семь лет с того времени, как Елизара не стало…

Жанна Валентиновна говорила тихо, с перерывами. Дышать ей все еще было трудно, но она была полна решимости рассказать Гурову всю историю до конца.

– Во второй половине августа Ирина Николаевна и Валерий Викторович отправились в Сочи. У Ирины там должны были проходить съемки очередного фильма, но выехали они на пару недель раньше с намерением отдохнуть на море. Родители решили взять с собой и Елизара. В сентябре он должен был вернуться в Москву и выйти на учебу. Меня тоже звали с собой, но я на тот момент приболела и отказалась ехать с ними, решив, что для меня это шанс всерьез заняться своим здоровьем и спокойно походить по врачам.

Губы Жанны Валентиновны задрожали, но она сразу же взяла себя в руки и продолжила:

– Вернуться Елизар должен был второго сентября. Но он в тот день не вернулся, хотя я его и ждала, и приготовила его любимый пирог с маком и изюмом. Когда он не приехал домой вечером, то я стала звонить Ирине Николаевне. Сказала ей, что Елизар не вернулся домой и на мои звонки не отвечает. Она же, в свою очередь, заверила меня, что отец посадил его на поезд и даже подождал, когда состав тронется. Узнав, что сын пропал, они всполошились и стали тоже ему звонить на сотовый. Но и им никто не отвечал.

– Простите, что перебью, – остановил Астапову Лев Иванович. – А почему никто раньше с ним не догадался созвониться? Ведь из Сочи до Москвы ехать на поезде не меньше суток.

– Елизар был уже не маленьким мальчиком, – ответила Жанна Валентиновна. – Ему был почти двадцать один год. Как я потом узнала, он сам должен был позвонить матери, как только доберется до дому. Но когда он не позвонил, никто не придал этому особого значения. Да родителям и некогда было об этом думать. В этот день начинались съемки, и все были заняты. Никто ведь не думал тогда, что можно вот так взять, сесть в поезд и не доехать до дома, – вздохнула Астапова.

– Не помните, в каком часу должен был приехать Елизар в Москву?

– Помню, – кивнула Жанна Валентиновна. – Этот день я никогда не забуду. В десятом часу утра. На Киевский вокзал.

– А почему вы ждали до вечера, а не позвонили родителям сразу, когда поняли, что Елизар куда-то подевался?

Женщина пожала плечами.

– Дело в том, что я накануне вечером звонила Елизару сама. Хотела узнать, когда прибудет поезд и в котором часу он будет дома, – сказала она. – Он в тот момент еще был в поезде.

– И он ответил вам?

– Да, ответил. Сказал, что будет только после обеда. Потому что ему нужно будет сразу проехать в университет и написать заявление за два дня, что он отсутствовал. Мол, звонил куратор и спрашивал, почему Елизар не вышел на учебу. А потом он собирался встретиться с кем-то из приятелей. Я больше и не стала ему звонить. Но вечером, когда он не вернулся, позвонила ему опять.

– И его телефон молчал, – понимающе покивал Лев Иванович.

– Да. Телефон был отключен. Я подождала еще два часа, в течение которых пыталась ему дозвониться, но когда он не появился в одиннадцать вечера, то позвонила Ирине Николаевне.

– Понятно. И что было дальше?

– Дальше было возвращение родителей в Москву. Они сразу же написали заявление в полицию, и Елизара стали искать. Нашли его, а вернее все, что от него осталось, только через месяц.

– Где нашли тело?

– Недалеко от старой дачи Шишковских в селе Немчиновка. Это…

– Это Одинцовский городской округ, я знаю, где это, – быстро сказал Лев Иванович. – Сейчас, насколько я помню, у них дача совсем в другом месте.

– Да, они продали тот дом. Это был старый дом деда Валерия Викторовича. Но после смерти Елизара они его продали, чтобы… – Астапова снова тяжело вздохнула. – Чтобы не быть возле того места. Вы понимаете меня?

– Да, понимаю, – ответил Лев Иванович.

– Там, на краю села, есть небольшой лесок. В нем грибники и нашли полуобгоревшее тело Елизара.

– И родители опознали его?

Астапова удивленно посмотрела на Гурова.

– Конечно, опознали. И по одежде, что была в тот день на Елизаре, и по чемодану, который валялся неподалеку в кустах, пустой. Иначе бы никак и не получилось. Тело и лицо мальчика сильно обгорели.

Как Жанна Валентиновна ни крепилась, но слезы все равно побежали у нее по щекам. Гуров оглянулся на дверь палаты и спросил:

– Может, мне вызвать медсестру?

– Нет-нет, не нужно…

Женщина поспешно стала вытирать слезы со щек тыльной стороной ладони. В этот момент в палату вошли две соседки Астаповой и, вопросительно посмотрев на Льва Ивановича и плачущую Жанну Валентиновну, молча расселись по своим кроватям, давая понять посетителю, что они вернулись и уже никуда не уйдут.

– Что ж, – Гуров встал со стула, – я вас больше не буду сегодня расспрашивать. Вам нельзя волноваться. Последний вопрос, и я оставлю вас отдыхать. Виновного нашли?

– Нет, – покачала та головой. – Насколько я знаю, никого тогда так и не нашли.

– Понятно. Желаю всем скорого выздоровления, дамы, – галантно поклонился сыщик пожилым соседкам, коротко кивнул Астаповой и быстрым шагом вышел из палаты.

– Это ваш брат или муж? – поинтересовалась у Жанны Валентиновны одна из женщин. – Такой вежливый мужчина.

– Это из уголовного розыска, полковник, – ответила Астапова и отвернулась к стенке, давая понять, что на дальнейшие вопросы соседок по палате она отвечать не собирается.

13

Гуров вышел из больницы и прищурился от яркого солнечного света. Он немного задержался на крыльце, пребывая в размышлениях, потом решительно достал свой сотовый телефон и набрал номер Астаповой. Та ответила не сразу.

– Жанна Валентиновна, это снова Гуров вас беспокоит. Вы уж извините, что не даю вам отдохнуть, но у меня возникла одна мысль. Вы говорили, что у Шишковских есть где-то в Каширских дачах дом.

– Да, есть коттедж, – подтвердила Астапова.

– Мне бы хотелось побывать в нем и осмотреть. А больше не у кого спрашивать позволения, кроме как у вас. Не подскажете, как я могу туда попасть?

Жанна Валентиновна немного помолчала, по всей видимости, она не ожидала, что к ней обратятся с такой просьбой, но потом, объяснив, как найти дом Шишковских, добавила:

– Ключи от него лежат в квартире, в прихожей. В левом ящичке комода. Это запасные ключи. А где те ключи, которыми постоянно пользовались Шишковские, я не знаю. Может, где-то в борсетке у Валерия Викторовича? Она лежит тоже в прихожей. На полке в шкафу-купе. Третья, кажется, полка слева.

– Хорошо. Если вы не против, я воспользуюсь ключами, а потом положу их на место.

– Да, пожалуйста, – тусклым и равнодушным голосом отозвалась Астапова.

Гуров закончил разговор и посмотрел на часы. Через полчаса у него была назначена встреча с агентом, так что в Каширские дачи, расположенные в Домодедовском районе, он не успевал съездить до этой встречи никак. Но побывать в квартире у Шишковских и найти там ключи от дома он вполне мог. Тут он вспомнил, что Станислав Крячко именно сейчас должен беседовать с Юлией Долгих – подругой Антонины, – и решил, что надо бы прихватить с собой и его. Вдвоем осмотреть дом будет намного быстрее и проще.

Старушка-соседка, отдавая Льву Ивановичу ключи, спросила:

– Вы убивца-то найдете? А то страшно нам спать по ночам. Вдруг он вернется и нас с дедом тоже того… По дому слухи пошли, что это покойный сын Шишковских их убил. Мол, встал из могилы и отомстил им за то, что они удочерили Антонину, а саму девушку с собой забрал. Прямо живьем под землю утянул, вурдалак.

– Не переживайте, – улыбнулся Гуров. – Убийцу мы поймаем обязательно. И не верьте разным сказкам. Вурдалаки только в страшилках и старых легендах девушек похищают.

– Эх, молодежь, – прошамкала старушка. – Ничего-то вы не смыслите в жизни. Никакие это не легенды и сказки, а самая настоящая правда. Моя бабка самолично с такой вот нечистью сталкивалась. Еле убереглась. Жуткая история…

Соседка осуждающе покачала головой и прикрыла двери квартиры.

Ключи от дачи Лев Иванович нашел быстро. Они, как и сказала Жанна Валентиновна, лежали в комоде. Гуров взял их и собрался было уходить, но вместо этого вернулся обратно из подъезда в прихожую и открыл шкаф. На полке он нашел мужскую борсетку из темно-коричневой кожи и открыл ее. Никаких ключей, хотя бы отдаленно напоминавших те, что он только что взял в комоде, в сумочке не было. Тогда Лев Иванович решил поискать ключи по всей квартире. Но, заглянув во все возможные и пригодные для хранения таких ключей места, он также ничего не нашел.

– Интересно, интересно, – пробормотал он себе под нос и вышел из квартиры.

Вернув ключи соседке и спустившись на улицу, Гуров стал набирать номер телефона Станислава, но тот и сам уже выходил из подъезда.

– А ты тут чего делаешь? – удивился он, увидев Гурова.

– Это ты вовремя вышел. Я только что собирался тебя набрать и поинтересоваться, долго ты еще будешь у Долгих или нет.

– Что случилось-то?

– Ничего, за исключением того, что я собирался взять тебя с собой в Домодедово.

– И что мы там с тобой забыли?

Лев Иванович вкратце пересказал Крячко свой разговор с Астаповой, а также результаты поиска ключей от дачи, и добавил:

– Ключи из сумочки, по всей видимости, забрали с собой или Тоня, или тот, кто убил Шишковских, что, впрочем, не исключает того факта, что они действовали вместе.

– Думаешь, что они могут скрываться в Каширских дачах?

– Не думаю. Слишком уж просто все это было бы. Но осмотреть дом не помешает. Так что… – Гуров посмотрел на часы и заторопился. – Мне сейчас нужно встретиться с моим агентом. Хочу ему отдать копию фотографии с подозреваемым. Пусть поспрашивает, может, наш субчик из новеньких в криминальном мире, и его кто-нибудь опознает. А заодно и фотокопию Антонины ему вручу. Пусть поищут и ее. Потом поедем с тобой в Каширские дачи.

– Где встречаемся?

– Нигде. Поедешь со мной и подождешь в машине. Я постараюсь быстро управиться. Кстати, тебе тоже не мешало бы кое-кому из своих бравых ребят показать фотографии, – подсказал другу Лев Иванович.

– Да я уже и сам на эту тему подумывал, – ответил Крячко и направился к своей машине.

Через сорок минут Гуров и Крячко, который пересел в машину ко Льву Ивановичу, уже ехали по направлению к Домодедову.

– Никак у меня не выходит из головы это странное совпадение, – заметил после долгого молчания Лев Иванович. – Антонина встречает молодого человека, который похож на умершего, а вернее, на убитого Елизара Шишковского как две капли воды, и буквально через несколько месяцев знакомства это приводит к убийству ее приемных родителей. Как думаешь, есть тут какая-нибудь связь?

– Связь может быть самая разная, – ответил Станислав. – Первый вариант – Антонина говорит своему другу, что он очень похож на умершего сына ее приемных родителей, и у того возникает план воспользоваться этой информацией и убить Шишковских с целью ограбления. Никто ведь не подумает, что это совершил покойный сын Шишковских.

– Ты погоди, – прервал его Лев Иванович. – Никаких больших ценностей не было украдено. Значит, мотив убийства был иной.

– Месть? – Крячко посмотрел на напарника.

– Это более вероятный вариант, – согласился Гуров. – Вот только причина мести мне пока что не очень видится. Парню не позволяли встречаться с Антониной? Но это не повод убивать ее родителей. Она могла просто сбежать с возлюбленным, а потом прийти к родителям с покаянием и внуком на руках. Так часто бывает, и на том бы история и закончилась. Но тут что-то другое.

– Может, этот Шишковский как-то грязно приставал к девочке? – предположил Крячко. – А она, насколько я понял, девица с характером, и спускать обиды на тормозах не в ее правилах.

– Не знаю, может, оно и так, – неуверенно ответил Лев Иванович, немного помолчав. – Но Астапова уверяет, что Валерий Викторович не имел такого пристрастия и вообще был неплохим приемным отцом для Антонины, хотя первоначально и не очень желал ее удочерять. Есть у меня еще одна версия. Но, хотя она тоже маловероятная, проверить ее не мешало бы.

– Какая? – заинтересовался Станислав.

– Приемных родителей Антонины мог убить ее родной отец. Я наводил о нем справки. Макаров Алексей Дмитриевич был осужден за убийство матери Тони, отбывал или отбывает срок в Тульской исправительной колонии строгого режима номер один. Но я пока что не знаю, сидит он до сих пор или был выпущен досрочно. Надо завтра разузнать об этом подробнее.

– Хочешь, чтобы я узнал?

– Нет, я попрошу Разумовского найти эту информацию. Ты занимайся пока поиском девочки, а я завтра подниму старое дело по убийству Елизара Шишковского. Кстати, что там тебе рассказала Юля Долгих о своей подружке?

– Как она мне заявила, они уже не подружки, – усмехнулся Станислав. – Девочка, конечно же, расстроилась, когда узнала о гибели Шишковских и пропаже Тони, но сильно ее исчезновением удивлена не была.

– Вот как? И почему?

– Говорит, что предполагала, что вся эта история плохо для Тони закончится.

– Какая история?

– То, что она связалась с мужчиной старше себя на десять лет. В отличие от Динары, которая хорошо знала характер Тони и старалась с ней не спорить, Юля – девочка домашняя, избалованная любовью и с большими претензиями и к себе самой, и к тем, с кем она водит дружбу. Юлия Долгих рассказала, что когда Тоня познакомилась с Игнатом, влюбилась в него и поделилась с ней этой новостью, то она сразу же предупредила подругу, что добром такие отношения не закончатся.

– Умная девочка, – заметил Лев Иванович.

– Да. Но Тоня ее и слушать не хотела. Этот тип, по словам Юлии, словно зомбировал девушку. Она, кроме него, ни о чем и не думала. Учиться стала хуже, к выпускным экзаменам почти не готовилась. Говорила, что все и так прекрасно знает и как-нибудь все сдаст. На вопрос подруги, куда она собирается поступать после школы, Тоня отвечала, что пока об этом не думала, но зато точно знает, что скоро выйдет замуж за своего Игната и уйдет жить к нему.

– Но ведь ей только недавно исполнилось семнадцать, а в голове уже такие планы, – заметил Лев Иванович.

– Вот и Юля ей то же самое сказала. Слово за слово, и они разругались, что называется, вдрызг, перестали общаться и даже разговаривать.

– Поругались они, как сказал мне Юлин отец, месяц назад, – отметил Гуров. – Наверняка Антонина начала подумывать о побеге именно в то время, когда узнала о своей беременности. Ну, хорошо. Даже если она хотела просто бежать со своим возлюбленным Игнатом, то почему они вдруг решили убить ее родителей? Не похоже, чтобы Шишковские застукали их в момент побега. Мужчина был в кровати, а женщина принимала ванну, – задумался Лев Иванович.

– Тайна, покрытая мраком, – изрек Крячко, подводя итоги их рассуждениям. – Кажется, мы прибыли в Каширские дачи. Какой у Шишковских номер дома?

Гуров назвал номер, который дала ему Астапова, и они стали высматривать нужный им поворот.

Пришлось немного покружить по улицам, чтобы найти нужный коттедж и припарковаться возле него. Выйдя из машины, оперативники осмотрелись.

– Тихо и мирно все вокруг, – отметил спокойствие поселка Станислав. – Просто-таки идиллия!

– Коттедж стоит на краю, поэтому и спокойно, – ответил на это замечание Лев Иванович. – Семейные пары с детьми наверняка где-нибудь в центре поселка расположились. Нам так даже лучше. Меньше будет любопытных соседей.

– Вы кого-то ищете? – раздался голос позади них.

Лев Иванович и Станислав оглянулись и увидели низенького парня нерусской национальности, который стоял, опершись на мотыгу.

– Мы на дачу Шишковских приехали, – не стал скрывать Лев Иванович. – Вы их знаете?

– Валерия Викторовича? Знаю. И его жену тоже знаю. Я тут у их соседей работаю. За участком смотрю и за соседским участком заодно присматриваю, – практически без акцента ответил молодой человек. – Нет их сегодня на даче. Не приезжали.

– Вас как зовут? – Крячко подошел к работнику ближе и показал удостоверение. – Мы из уголовного розыска.

Видно было, что парень вдруг струхнул. Он отступил на шаг от Станислава и даже не стал смотреть на удостоверение, которое тот ему показывал.

– Нету никого, и моих хозяев тоже нет, – стал твердить он и понемногу отступать к воротам своего дома.

– Да вы чего испугались-то? – усмехнулся Станислав. – Нам просто нужно узнать у вас кое-какую информацию. Мы с коллегой не кусаемся, – оглянулся он на Льва Ивановича. – Ну, так как вас зовут?

– Азиз я, – нехотя ответил молодой человек. – Я тут законно. Документы показать могу, – на всякий случай добавил он.

– Мы не из миграционной службы, – ответил ему Гуров, подходя ближе к Азизу. – Нам ваши документы не нужны. По крайней мере, пока вы не совершили что-то противозаконное. Не совершили? – Он пристально и строго посмотрел на парня, чем еще больше его смутил.

– Нет. Я тут уже три года работаю. Меня многие местные знают.

– Это хорошо, что вас знают в поселке, – заметил Станислав. – Значит, и вы всех знаете. Знаете ведь?

– Знаю, – кивнул Азиз.

– Вот и ответьте нам на вопрос – в этот дом вчера никто не приезжал?

– Не знаю. Не видел. Днем точно никого не было. Может, кто-то и приезжал вечером. Но я уходил. В гости к земляку ходил. Мы с ним его день рождения отмечали, плов готовили, пиво пили. Меня отпустили, – снова на всякий случай добавил он. – Мои хозяева вчера вечером дома были. Утром только сегодня уехали.

– А вы когда из гостей вернулись?

– Ночью и вернулся. В два часа это было. Но никого у соседей не было видно. Ни свет не горел в доме, ни машины не видно. Они на машине всегда приезжают. Шишковские, я имею в виду.

– А как еще можно до вас добраться? Автобусы ходят из Москвы?

– Ходят, ходят, – согласно закивал Азиз. – Я сам на автобусе езжу. Последний автобус от нас в половине шестого уходит, – для чего-то добавил он, хотя никто его об этом и не спрашивал.

– Ладно, спасибо, Азиз. Мы пойдем и сами все осмотрим. Но ты никому тут не болтай, что с уголовного розыска приезжали и на дачу к Шишковским заходили. Понял? – строго посмотрел на мигранта Гуров.

– Понял, понял, – часто и с энтузиазмом закивал головой парень. – Никому не буду говорить. Зачем мне говорить? Это не мое дело.

– Вот именно, – заметил Станислав и, похлопав парня по плечу, отправился следом за Львом Ивановичем. Нагнав его у самых ворот дачи Шишковских, он спросил: – А что мы, собственно, будем у них искать?

– Сам не знаю, – пожал плечами Гуров. – Но ведь ключи из квартиры Шишковских не просто так исчезли. Наверняка в этот дом хотели войти. Но вот для чего? Прятаться тут бесполезно. Беглецы понимают, что если мы будем искать Антонину, то обязательно наведаемся и сюда. Значит, только для того, чтобы что-то забрать отсюда. Приехать, взять нужное и уехать. Например, на последнем автобусе.

– Или вечером, на такси, – предположил Крячко.

– Может, и так. – Гуров открыл двери ключом, который привез с собой, и вошел в дом. – Но тогда такси должно было ждать их где-то в другом месте, а не возле дома. Остановись они рядом с коттеджем, это привлекло бы внимание соседей. Но все равно – опросить жильцов соседнего дома нужно хотя бы для того, чтобы проверить, прав я или нет.

Войдя в дом, Крячко и Гуров сразу же поняли, что в нем кто-то побывал до них. В прихожей наблюдались следы кавардака, которые вели вглубь помещения. Вещи с вешалки были сняты и демонстративно раскиданы по полу. В холле и в спальне Шишковских на полу, креслах и в других местах валялись еще вещи: мужские, женские костюмы, платья, рубашки и обувь. Создавалось впечатление, что кто-то впопыхах собирал чемоданы и при этом сильно куда-то спешил. Все ящики в шкафах и комодах в спальне, а также на кухне, в гостиной, кабинете и в столовой были выдвинуты. Некоторые вещи из них вынуты, а остальные перевернуты и лежали как попало.

– Кто-то что-то искал, – заметил Крячко.

– Да, наверное, – не так уверенно, как его коллега, отозвался Лев Иванович.

– Что? – Станислав вопросительно посмотрел на Гурова.

Тот понял, о чем спрашивает его друг, и ответил:

– Это может быть и инсценировка ограбления. Как та, которую мы наблюдали в квартире Шишковских. Я не утверждаю, что сюда приезжали только для того, чтобы тут все просто перевернуть. Скорее всего, наведывались за чем-то конкретным. А остальное было проделано только для того, чтобы у полиции создалась иллюзия ограбления.

– И как ты думаешь, что они могли искать? – спросил Крячко.

– Не знаю, что искали в доме они, но я приехал сюда, чтобы найти фотографии Елизара Шишковского, – ответил ему Гуров. – Давай-ка с тобой поищем какие-нибудь альбомы, а потом вызовем сюда экспертов. Надо же узнать, кто тут побывал.

– А разве не понятно и так? – Крячко начал осматривать секретер в комнате, в которой они с Гуровым находились. По той обстановке, которая тут присутствовала, можно было предположить, что это был хозяйский кабинет.

– Кроме того, что тут могли побывать Антонина и ее бойфренд? – уточнил Лев Иванович и сам же и ответил на свой вопрос: – Это могут быть и настоящие воры, которые решили поживиться в отсутствие хозяев, или откинувшийся с зоны отец Антонины, или… В общем, кто угодно мог навести тут беспорядок.

Через час поисков фотоальбомы с фотографиями Елизара Шишковского так и не были найдены. Оперативники облазили весь дом от подвала до чердака, но все оказалось тщетным.

– Сдается мне, что или Жанна Валентиновна что-то путает, утверждая, что все альбомы были отвезены в этот дом, или именно их, эти фотографии, искали, нашли и забрали, – сделал вывод Лев Иванович.

14

– Интересно, для чего нужно было красть старые фотографии? – задался вопросом Крячко. – Может, все-таки искали что-то другое, а их прихватили для отвода глаз?

– Отчего тогда для отвода глаз не забрали дорогой телевизор и компьютер в кабинете? Нет, – покачал головой Лев Иванович, – фотографии забрали с каким-то намерением. Для чего-то они были нужны. У меня есть одна мысль, но мне она кажется несколько абсурдной.

– И что же это за мысль? Погоди, попробую угадать…

Крячко на минуту задумался, а потом сказал:

– Ты думаешь, что фотографии забрали специально для того, чтобы как-то указать нам на Елизара Шишковского. Мол, это он восстал из мертвых и убил своих родителей. Запутывают следствие таким образом.

– Да, что-то вроде этого и пришло мне в голову. Ладно, со временем все прояснится. Но мне нужна хотя бы одна фотография Елизара в подростковом возрасте. Вернее, его школьная фотография. Что ж, придется действовать по-другому, хотя времени это и займет больше, чем хотелось бы, – недовольно нахмурился Лев Иванович. – Пойдем поговорим с этим Азизом. Мне нужны номера телефонов его работодателей.

Они закрыли коттедж, и Гуров, прежде чем уйти со двора, решил обойти дом вокруг и осмотреть территорию.

– Вдруг обнаружу еще какие-нибудь следы пребывания вчерашних гостей, – пояснил он Крячко свое намерение.

Станислав отправился вместе с ним. За домом они обнаружили небольшую постройку, что-то вроде закрытой веранды для барбекю. Окон на эту сторону двора в доме не было, поэтому увидеть веранду, не обойдя коттедж, не представлялось возможным. Лев Иванович направился к пристройке и, отворив двери, заглянул внутрь. Это и вправду оказалось помещение для трапезы. Кроме обеденного стола и стульев в нем стояли еще небольшой столик, шкафчик с посудой, а у одной из стен был сложен камин с решеткой для барбекю. Возле камина располагалась железная подставка для дров с несколькими поленьями и старой газетой, воткнутой между решетками.

Присмотревшись, Гуров заметил, что кроме дров и газеты в дровянике торчит еще что-то, очень похожее на черно-белую фотографию. Подойдя ближе, он с удивлением понял, что это была фотография, на которой были запечатлены старшеклассники с преподавателем. Гуров вынес фотоснимок на улицу и стал его рассматривать.

– Что нашел? – подошел к нему Крячко, который уходил осматривать местность вокруг пристройки.

– Нашел, что искал, – не скрывая своего удивления, посмотрел на него Лев Иванович и протянул фотографию. – Вот это – Елизар Шишковский, – указал он на одного из старшеклассников на фото. – Десятый класс «А».

– Хм. Мне почему-то кажется, что эта фотография была оставлена специально для нас, – заметил Крячко, внимательно рассматривая снимок. – Где ты ее нашел?

– Торчала из дровяника, – ответил Гуров. – И ты прав, кто-то специально положил ее туда. Но вот для нас или для каких-то других целей?..

– Ну не Шишковские же хотели ее сжечь, – пожал плечами Крячко.

– Значит, ее могла положить туда только Антонина. Больше некому, – уверенно ответил Лев Иванович. – Надо отдать ее в лабораторию, пусть проверят на отпечатки пальцев. На глянцевой бумаге они должны быть четкими. Ладно, пойдем отсюда. Больше нам искать тут нечего.

Выудить у Азиза номера телефонов его работодателей было непросто. Парень почему-то был уверен, что после этого его обязательно должны уволить. А терять хорошее и денежное место он не хотел. Гурову с Крячко с трудом удалось убедить его, что никто его увольнять не станет. А если такое случится, то они будут ходатайствовать за него. В крайнем случае найдут ему другое место, ничуть не хуже этого. Звонил его хозяевам Гуров тут же, при нем, и с его, Азиза, телефона, чтобы показать, что он хочет только узнать, не приезжал ли кто-то вчера вечером в соседний коттедж. Переговорив, он отдал сотовый обратно, а заодно сунул в руку работника пятисотенную купюру.

– Это за звонок с твоего телефона и за беспокойство, – пояснил он.

Азиз не стал отнекиваться и, быстро поблагодарив, сунул денежку в карман джинсов.

Когда они отошли к машине, Крячко спросил:

– Ну как? Видели они что-то или нет?

– Я разговаривал с женщиной. Она говорит, что видела только Антонину, а больше никого. Они вообще бы и не знали, что из соседей кто-то приехал, потому что ни она, ни муж не видели подъезжавшей к коттеджу машины Шишковских. Но совпало так, что хозяйка вышла на крыльцо примерно часов в шесть вечера и увидела, как Тоня выходит со своего двора. Девочка вышла за ворота, огляделась, увидела, что соседка смотрит на нее, махнула ей рукой, приветствуя, и тут же быстро ушла во двор, закрыв калитку. Решив, что она просто не видела, как приехали соседи, женщина постояла и тоже ушла в дом. На мой вопрос, не видели они позже вечером, горел ли свет у Шишковских, она ответила, что не обратила на это внимание. А рано утром, как и сказал Азиз, они уехали в Москву.

– Ясно. Значит, они или не включали свет вовсе, чтобы не выдавать свое присутствие. Или уехали на вечернем автобусе, – заключил Станислав.

Гуров и Крячко стали садиться в машину, и тут телефон Станислава зазвонил.

– Наталья меня уже потеряла. Обещал ей в двенадцать быть дома, а уже половина второго, – пояснил он Льву Ивановичу и ответил жене: – Я скоро буду. Мы тут со Львом… Что? Повтори, плохо слышно. Связь тут неважнецкая. Ага, понял. Передам.

Крячко отключил телефон и заявил Гурову:

– Наши жены приглашают нас на обед в ресторан. Им стало скучно сидеть дома в такой теплый и солнечный день, и они решили, пока нас нет, прогуляться в Сокольниках. Проголодались и теперь ждут нас в «Бакинском домике».

– Ну, раз так, не будем заставлять дам ждать, – улыбнулся довольной улыбкой Лев Иванович. – В конце концов, у нас с тобой выходной или как?

– Скорее «или как», чем выходной, – усмехнулся Крячко.

За обедом Гуров сидел задумчивый и активно в разговорах не участвовал. Мария, заметив такое настроение мужа, спросила:

– Ты чего это такой хмурый? Сложное дело попалось и никак не можешь расслабиться?

– Да, что-то вроде того, – ответил Лев Иванович. – По всему получается, что совершил преступление человек, который умер почти семь лет назад. Вот и гадай, что там произошло на самом деле.

– Что ты говоришь! – удивленно воскликнула Наталья, которая, услышав ответ Гурова, заинтересовалась его словами. – А подробности не расскажете?

– Нет, не расскажем, – улыбнулся Станислав. – Пока идет расследование, никто не должен знать никаких подробностей. Тем более – жены. Они такие болтушки. – Он хитро посмотрел на жену.

– Наверное, это просто кто-то, кто очень похож на покойного, – заметила Мария. – У людей реально есть двойники. Только вот встретиться с ними получается далеко не всегда. Это – большая редкость. Мне Леночка как-то рассказала одну очень странную историю, которая с ней приключилась. Если хотите, я вам ее расскажу.

– Леночка – это та, которая твоя подруга из театра? – уточнила Наталья.

– Да, она самая.

– Рассказывай, – решительно произнесла жена Станислава.

Мария вопросительно посмотрела на мужа, и тот, кивнув, сказал:

– Давай, рассказывай. Может, твой рассказ и наведет меня на какую-нибудь мысль.

– Это было года два назад. Я совсем было забыла эту историю, но сейчас вспомнила. Так вот. Мы тогда были на гастролях в Томске. Леночка тогда, как и обычно, была в запасном варианте в двух спектаклях. Но в какой-то момент ей пришлось заменить одну из актрис. Та наелась мороженого накануне спектакля и, подхватив ларингит, потеряла голос. После спектакля к нам в гримерную вламывается какой-то тип и, увидев Леночку, кидается к ней с криком и хватает ее за руку.

– А что он кричал-то? – хихикнула Наталья.

– Ага, крикнул он, я все-таки тебя поймал! Мы, естественно, все всполошились, Леночка опешила от неожиданности и стала отбиваться от мужчины. Кто-то вызвал охрану, и мужика выкинули и из гримерной комнаты, и вообще из театра, хотя и с трудом. С ним были два каких-то громилы, которые, как потом выяснилось, были его телохранителями. Но на этом история не закончилась. Когда этого странного типа увели, а Леночку отпоили коньяком, то стали у нее выпытывать, кто это такой. Леночка же, сделав круглые глаза, стала уверять нас, что вообще первый раз видит этого мужчину и понятия не имеет, кто это. Когда первый шок от происшествия прошел, все стали подшучивать над Леночкой и строить различные предположения.

– Наверное, это псих какой-то из дурдома убежал, – предположил Станислав.

– Да, сначала так мы и подумали, – согласилась Мария. – Через пару дней после происшествия, когда все уже подзабыли об этой истории, Леночка, с которой мы жили в одном номере в гостинце, вдруг куда-то пропала. Причем пропала на целые сутки. Ночевать в гостинице не ночевала и на звонки не отвечала. Вечером спектакль, а ее нет. Мы с главным режиссером решили идти и заявить в полицию, что пропал человек.

– Дай угадаю, – перебила ее Наталья. – Как только вы собрались идти в полицию и писать заявление, тут-то она и появилась.

– Это точно, – улыбнулась Мария. – Так и случилось. Мы, конечно же, кинулись к ней и давай расспрашивать ее, где она была и как она могла так нас напугать! Мы, мол, за нее переживали. А она молчит как рыба. Не говорит ни слова! Сказала только, что все нормально и беспокоиться не о чем. Спектакль отыграли на «отлично». Леночка была в ударе. А после спектакля в гримерную принесли огромный букет шикарных и дорогих роз.

– И все они были для Леночки! – догадался Крячко.

– Именно! – Мария подняла указательный палец, акцентируя внимание всех присутствующим на данном факте. – Опять все стали приставать к Леночке, чтобы она рассказала, от кого цветы и где она пропадала целые сутки. Но Леночка только загадочно улыбалась и не раскрывала своей тайны.

– Но ведь с тобой она потом все равно поделилась, – заметила Наталья.

– На то подруги и существуют, чтобы делиться с ними сокровенными тайнами, – философски заметила Мария. – А история, которая с ней тогда произошла, была и впрямь весьма необычная и загадочная. Сейчас расскажу.

– Да? Только сейчас расскажешь? А я думал, что ты уже минут пятнадцать как рассказываешь, – со смехом поддел ее Лев Иванович.

– То была присказка. Сказка будет впереди, – зная ехидный характер мужа, ничуть не обиделась на его слова Мария.

– Вот как. Ну, тогда сказывай свою сказку, – махнул рукой Лев Иванович.

– Жил-был один весьма состоятельный вор в законе, – начала рассказывать Маша. – Как его зовут, я говорить не стану. Это не моя, а Леночкина тайна. Так вот, была у того вора любимая женщина, которую он любил, холил и лелеял, но держал постоянно при себе и воли вольной не давал. И однажды эта птичка из его клетки упорхнула – исчезла неизвестно куда, но зато известно с кем – с одним из молодых телохранителей вора. Вор в законе, само собой, стал расследовать это безобразие и искать свою неверную возлюбленную. Но она как в воду канула вместе с охранником и кучей денег, которые похитила из сейфа своего благодетеля, то есть вора. А деньги – это не просто были деньги, а воровская касса.

– Во влип мужик, – покачал головой Крячко.

– Да, приятного мало, – согласилась Мария. – Но как бы там ни было, а первое, о чем стал думать этот вор в законе, – это не как поймать беглецов, а где взять деньги, чтобы его свои же за них не прикончили. Пришлось продавать всю имеющуюся в наличии недвижимость, один заводик и парочку эксклюзивных авто. Оставил вор себе только квартиру и простенький, миллионов за пять, джип. В общем, еле выкрутился, но все же свой авторитет малость подрастерял. Тогда и дал он себе клятву найти беглянку и наказать ее как следует. Годы шли, босс криминального мира старел, а женщину, которая его бросила, он так и не мог найти. До тех пор…

– Пока не увидел на сцене Леночку, – догадалась Наталья.

– Да. Оказалось, что Леночка – точная копия его сбежавшей любимой женщины. Ну, прямо-таки как две капли воды они похожи, – покивала Мария.

– Капли только нам кажутся похожими, – заметил Лев Иванович. – На самом же деле все они разные.

– Вот именно, – согласилась с ним его жена.

– Я так предполагаю, что Леночка была в гостях у этого вора в законе и пыталась ему доказать, что она не та, за кого он ее принял, – предположил Станислав.

– Он выкрал ее с улицы, когда она выходила из магазина, – продолжила рассказ Мария. – Выследили ее молодцы, когда она была одна, запихнули в машину и отвезли куда-то за город, в дом этого самого вора в законе. Она струхнула вначале и даже с жизнью распрощалась, когда увидела перед собой того мужчину, что напал на нее в гримерной. А потом, когда поняла, что он принял ее за другую женщину, стала ему объяснять, что он ошибся. Ну, вы Леночку знаете. Она женщина не из трусливых, и язычок у нее подвешен. Она ему быстро втолковала, что к чему. Он вначале не поверил. Закрыл ее в какой-то комнате и велел своим охранникам проверить информацию.

– А потом очень удивлялся, что она сказала правду, – расхохотался Крячко.

Следом за ним рассмеялись и остальные.

– Да, но зато потом, когда он понял, что ошибся, он стал умолять ее не сердиться на него, предлагал ей руку и сердце, говорил, что это судьба, что он на все готов, чтобы только исправить свою оплошность… В общем, остальную половину суток Ленка провела, как царица Шахерезада, – отсмеявшись, закончила рассказ Мария. – От благ и от замужества она, конечно же, гордо отказалась, но в память о необычной встрече подарок от нечаянного кавалера все же приняла.

– И что он ей подарил? – Наталья от любопытства так и подалась вперед. – Колечко с бриллиантом или браслет шикарный? Что там в таких случаях дарят провинившиеся воры в законе?

– Ни то и ни другое, – улыбнулась Мария. – Мне в свое время тоже было любопытно узнать, что он ей подарил. Но Ленка показала мне этот подарок только после долгих уговоров. Это было их совместное фото. Как раз тот момент, когда мужчина встал на одно колено перед Леночкой и уговаривал ее выйти за себя замуж.

– Ничего себе подарочек, – недоуменно покачал головой Крячко. – Это кто же их так запечатлел?

– Это Ленка сама попросила, чтобы их вот так сфотографировали. Объяснила, что ей будет приятно время от времени смотреть на эту фотографию и вспоминать, как такой большой и важный человек стоит перед ней на коленях и просит о замужестве, а она гордо отказывается.

– И что, авторитет пошел на выполнение такой просьбы? – удивился Гуров.

– Он просто выполнил данное ей слово. Правда, с одним условием, – улыбнулась Мария.

– С каким условием? – поинтересовалась Наталья.

– Сначала она выпросила у него обещание, что он выполнит одну ее невинную просьбу, а когда он неосторожно пообещал сделать для нее все, что угодно, попросила такую вот постановочную фотку. Ей, видите ли, понравилось, как он просил ее выйти за него замуж. Но раз она не может этого сделать по известным причинам – она его не любит, – то пусть этот момент останется у нее на память об их встрече в виде фотографии. Он не мог отказать ей в просьбе после того, как обещал сделать все, что она попросит, но поставил условие, что фотографию эту она никому никогда не покажет. Леночка ему клятвенно обещала, но на всякий случай при этом держала два пальчика скрещенными у себя за спиной.

– Ага, поэтому она и показала тебе эту фотографию, – улыбнулся Гуров.

– Да, наверное, только поэтому, – согласилась Мария. – Если бы она так не сделала, то этой фотографии она бы мне ни за что не показала, и мне пришлось бы просто поверить ей на слово, когда она рассказала мне всю эту историю с похищением и обознатушками.

15

История, случившаяся с подругой жены, навела (после некоторого размышления) Льва Ивановича на одну интересную мысль, которую он решил проверить. Но для начала он захотел подробнее изучить дело об убийстве Елизара Шишковского. Поэтому в понедельник он позвонил Разумовскому и рассказал ему обо всем, что им с Крячко удалось узнать за выходные и об Антонине, и об Елизаре.

– Евгений Северьянович, у меня к вам еще одна просьба. Созвонитесь с Тульской исправительной колонией номер один и узнайте о Макарове Алексее Дмитриевиче. А конкретно – отбывает он срок до сих пор или был выпущен досрочно? Это нужно сделать прямо сегодня.

– Макаров – это настоящий отец Антонины? – уточнил Разумовский. – Понял, узнаю. Что-то еще?

– Да. Желательно к вечеру подготовить все отчеты по уликам, собранным в квартире Шишковских. И еще. Я вчера не стал никого беспокоить, но сегодня криминалистам нужно обязательно съездить на Каширские дачи и поработать на даче Шишковских. Там явно побывали, и мне интересно знать, кто побывал. Ключи от коттеджа я завез дежурному в ваше управление. У него и заберете. А я сам поеду в Одинцовский район изучать дело об убийстве Елизара.

– Хорошо. А Станислав…

– Станислав Васильевич занимается поисками Антонины, – быстро ответил Гуров на незаданный вопрос Евгения Северьяновича. – У меня вечером, на пять часов, назначена встреча со следователем, которому поручили вести дело Шишковских. Поэтому к этому времени мне нужно иметь как можно больше информации и бумажек… В общем, вы меня поняли.

– Понял, – буркнул не очень довольный такой спешкой Разумовский. – Начальству главное, чтобы были отчеты, а не результат.

– На то оно и начальство, чтобы иметь дело с бумажками, – добродушно заметил Гуров. – Это мы в основном с людьми работаем, но зато с нас и спрос больше. Мы с тобой, – Гуров сам не заметил, как перешел на «ты», – Евгений Северьянович, передовой отряд, так сказать. И нам в случае чего голову первым рубать будут – и враги, и свои.

Сразу после разговора с Разумовским Лев Иванович отправился в следственный отдел города Одинцово и стал разыскивать там следователя, который занимался в свое время делом Елизара Шишковского. Оказалось, что этот следователь уже вышел на пенсию и его дела предали другому – Липовцу Аркадию Аркадьевичу.

Липовец оказался молодым, но весьма сумрачным и необычайно спокойным, даже как будто бы сонным мужчиной, который вообще очень мало походил на следователя. Но, узнав, что Гуров интересуется старым и нераскрытым делом почти семилетней давности, он оживился.

– Отлично, – улыбнулся он, и его лицо просветлело. – Сейчас я вам его найду.

Липовец открыл сейф у себя в кабинете и достал целую кипу папок.

– Видите, – кивнул он на кипу, – это все нераскрытые дела, которые достались мне по наследству. Я, если честно, хотя и прочитал дело Шишковского, когда мне все это хозяйство было передано, но помню о нем смутно. Так что подробности узнавайте сами из документов. Они тут практически все в наличии.

– Что значит – практически все? – осторожно осведомился Лев Иванович.

– Практически все – это значит, что практически все, какие были на тот момент у оперативника, который это дело должен был раскрыть, но не раскрыл за неимением подозреваемого.

– Что, вообще никакого подозреваемого в деле не было? – удивился Гуров.

– Нет, зачем же – ни одного? – Выражение лица Липовца снова стало сонно-сумрачным. – Один подозреваемый, кажется, все-таки был, но он как в воду канул. Никто его не видел с тех самых пор, как он сошел с поезда, кажется. Не удалось его найти. Впрочем, сами посмотрите в деле. Если будут вопросы, то фамилия и телефон оперативника, который расследует это убийство, в документах есть, – явно скучающим тоном закончил следователь и добавил: – Я вас оставлю одного. У меня дела, как вы понимаете.

И, протянув Гурову нужную папку, следователь удалился из кабинета. А Лев Иванович стал изучать документы из дела под номером 14364 об убийстве Шишковского Елизара Валерьевича.

Перед ним раскрылась следующая история. В начале сентября в отделение полиции Тверского района супругами Шишковскими было написано заявление о пропаже их двадцатилетнего сына Елизара. Розыски молодого человека шли, в общем, как и полагается – были опрошены проводницы поезда, в котором ехал Елизар, и два пассажира, которые откликнулись на просьбу полиции и позвонили в отделение. Но ни проводница, ни пассажиры не могли точно сказать, где и когда вышел Елизар и ехал ли он до самой Москвы или же вышел раньше на какой-нибудь пригородной станции.

Проводница и вовсе утверждала, что Елизар, который ехал в купе, перешел в другой вагон классом пониже – в плацкартный. Когда именно он это сделал, она не была в курсе, потому как не видела. Но в какой-то момент она переходила из одного вагона в другой и столкнулась с Елизаром. Парень курил в тамбуре и, остановив ее, сообщил, что встретил своего старого знакомого и перебрался в другой вагон. Вообще-то такие вещи, как переход из одного вагона в другой, не разрешалось делать, и проводница сказала ему об этом, предупредив, что постельное белье, раз он не собирается ночевать в ее вагоне, он должен в таком случае сдать ей уже сейчас. Разговор этот происходил поздно вечером, примерно в половине двенадцатого. Парень не стал спорить, а сделал так, как велела ему проводница, после чего она благополучно забыла об этом пассажире до тех пор, пока ее не стала расспрашивать о нем полиция.

Выяснить, в каком вагоне и с кем ехал оставшееся до Москвы время Елизар, не удалось. Те же пассажиры, которые откликнулись по объявлению о розыске, были лишь его попутчиками по купе и знали то же, что и проводница – Елизар перешел с вещами в другой вагон.

Оперативники опрашивали и других проводников, надеясь, что кто-то из них заметил в своем вагоне лишнего пассажира, но те так и не смогли ничего вспомнить. Елизар перешел в другой вагон ночью, а утром состав уже подходил к Москве, и проводникам надо было убирать мусор в вагоне, принимать от выходивших пассажиров постельное белье и следить, чтобы никто не проспал свою станцию. Так что обращать внимание на пассажира из другого вагона им было некогда.

Далее шли отчеты с места, где было найдено тело Елизара. Нашли его, как и говорила Жанна Валентиновна, в небольшом леске между двумя селами – Немчиновкой, в которой в то время была дача у Шишковских, и Ромашковом. Полиция установила, что убийство произошло как раз в том месте, где и было обнаружено тело, и сожгли его тоже тут же – облив голову и верхнюю половину туловища бензином. Предполагаемое орудие убийства – большой камень – найдено рядом с убитым. Несмотря на дожди, которые лили почти всю осень, экспертам удалось обнаружить на камне следы крови, которая соответствовала группе крови Елизара.

Оперативникам также удалось выяснить, что некий молодой человек, по описанию очень похожий на Елизара Шишковского, купил в начале сентября у одного из местных ромашковских алкашей небольшое количество (примерно пару литров) бензина. Дачу в Немчиновке тоже проверили, но точно установить, жил ли кто-то в доме в то время, когда было совершено убийство, не представилось возможным. Походило на то, что все следы, если они и были, тщательно стерли. Что, впрочем, давало основание думать, что в доме кто-то все-таки обитал какое-то время. Ведь идеальный порядок не сам собой навелся и пыль не сама стерлась с мебели и пола. Соседи же говорили, что никого не видели на даче уже давно. Шишковские приезжали туда полгода тому назад – еще весной, и то на пару дней, а потом и не появлялись уже. Следы во дворе, если таковые и были, давно были смыты дождями.

Опознание тела проводилось по всем правилам. Кроме того, что у убитого была одна группа крови с Елизаром Шишковским, родители признали в нем своего сына по одежде, в которую был одет Елизар, когда уезжал из Сочи, чемодану и другим мелким вещам, которые обнаружились у него при себе. Например, по часам.

Пустой чемодан был найден неподалеку от тела, что говорило о том, что Елизара каким-то образом заманили в этот лесок и ограбили. Но Гурову показалось странным, что, забрав и мобильник, и остальные вещи из карманов и чемодана, убийцы отчего-то не стали снимать с руки Елизара дорогие золотые часы.

«Вероятно, потому, что они слишком уж заметны и их трудно будет продать, – подумал Лев Иванович. – В отчете написано, что на них была гравировка с внутренней стороны. Подарок от отца на восемнадцатилетие Елизара».

Еще более странным Гурову показался выбор места убийства – неподалеку от дачи Шишковских. Поразмыслив над этим фактом, Лев Иванович пришел к мысли, что такой выбор не был случайным и убийца неплохо знал эту местность. Впрочем, как он выяснил позже, прочитав все дело до конца, к такому же выводу пришли и оперативники. Они тщательно проверили оба села на предмет маргинальных личностей, бывших осужденных и другого контингента, который мог быть причастным к такого рода преступлению. Были проверены также все знакомые и друзья Шишковских – и самого Елизара, и его родителей. Искали оперативники и того самого знакомого, к которому якобы перебрался в поезде Елизар. Список пассажиров поезда прилагался к делу, но установить по нему, кто же был тем самым давним знакомым парня, не получилось.

Оперативно-разыскная работа, как заметил Лев Иванович, была проделана огромная и весьма скрупулезная. Придраться ему было не к чему. Все расследование было проведено на хорошем профессиональном уровне, но результатов не достигло и ушло в разряд «глухарей».

Теперь же у Льва Ивановича появились новые, как он сам думал, данные об Елизаре. А вернее, о том, кто был его знакомым. Гуров предположил, что знакомым Елизара мог быть и тот самый, похожий на Шишковского молодой человек, который познакомился с Антониной. В случайные совпадения, в судьбу и в разные там кармы Лев Иванович не верил, поэтому резонно решил, что убийца Елизара, кем бы он ни был, отсидевшись где-то и поняв, что его перестали искать после стольких лет, решил наведаться к родителям своей жертвы. Узнав, что они удочерили девочку из детского дома, решил действовать через нее. Войдя в доверие, он проник в дом, убил родителей…

«Стоп, – сам себе сказал Лев Иванович. – Что-то в моих предположениях не сходится. Каков был мотив убийцы? Его еще можно понять, когда он убивал Елизара. Тут можно предположить ограбление. У парня были хорошие дорогие вещи и деньги. Но как объяснить убийство родителей Елизара? Может, конечно же, быть такое, что это просто совпадение – познакомившись с Тоней из простого любопытства, убийца Елизара потом решил помочь девочке отомстить Шишковским за какую-то обиду и бежать вместе с ней. Но тогда как объяснить эсэмэску Скороходовой, в которой девочка просила ее о помощи? Получается, что она-то никак не желала смерти своим приемным родителям».

Все эти рассуждения и нестыковки еще больше утвердили Гурова в мысли, что в этой истории не все так просто, как кажется с первого раза, и разгадать эту загадку, а вернее, подтвердить свою догадку можно только одним способом – провести эксгумацию Елизара Шишковского и сделать ДНК-анализ. Лев Иванович решил, что обязательно поговорит об этом сегодня на встрече со следователем. Решать такие вещи и договариваться с судьей придется все-таки Черновой.

Поразмыслив и внимательно перечитав показания свидетелей, Лев Иванович сделал для себя кое-какие выписки и позвонил Липовцу:

– Аркадий Аркадьевич, я закончил изучать дело Шишковского. Где я могу его оставить?

– Уберите его в сейф и закройте. Ключ положите в ящик моего стола, – ответил ему следователь и поинтересовался: – Нашли для себя что-то полезное? Как думаете, можно это дело раскрыть?

– Насчет раскрыть говорить пока рано, – заметил Лев Иванович. – Но у меня есть кое-какие мысли, которые бы не мешало проверить. Я буду держать вас в курсе, если расследование сдвинется с места.

– Да, пожалуйста, звоните мне в любое время. Буду премного благодарен, – ответил Липовец. – Желаю удачи.

Он отсоединился, и Гуров подумал, что как следователь Липовец был ужасно нелюбопытным. А ведь мог бы поинтересоваться подробностями. Мол, какие такие мысли возникли у Гурова и как он хочет сдвинуть следствие с мертвой точки. Хотя – такие вопросы по телефону обычно и не задают.