Ген ненависти

Размер шрифта: 13

Jayne Cowie

I Did It for You

* * *

Посвящается всем матерям,
у которых есть сыновья

Наткнулась сегодня на выпуск нового документального фильма «Ген насилия»: речь шла о команде стокгольмских ученых, которая последние десять лет изучала генетический состав мужчин-заключенных. Психологи уже давно подозревали, что мужчин, попавших за решетку, выделяет некая особенность – тем более это касается тех, кто совершил жестокие преступления. Тяжелое детство, бедность и нехватка образования считаются главными виновниками. Но, возможно, это не вся разгадка? Что, если проблема не в окружении, а в молекулах ДНК этих мужчин? Именно это пытались выяснить профессор Хельми Нордлунд и ее команда. С 1995 года они следили за распределением одного конкретного гена – они назвали его «М», который, по их словам, может быть найден у 97 % мужчин, совершивших преступления с элементами насилия, в то время как среди обычного населения этот показатель равен 9 %.

«Это является волнующим открытием», – говорит профессор Нордлунд в трейлере к документальному фильму. К тому моменту, когда человек оказывается в тюрьме, уже слишком поздно что-то менять. Преступление является свершившимся фактом. Преступник разрушил свою жизнь, а зачастую и жизнь других людей. Но открытие М-гена могло бы позволить нам идентифицировать таких мужчин, прежде чем они зайдут слишком далеко, – возможно, уже в детском возрасте. Если мы сможем это сделать, будущее может измениться не только для этих мужчин, но и для всех нас.

Пролог

Единственное, чего она хотела – защитить своего сына. На этом все. Исполнить свой материнский долг так, как следует. Когда она впервые держала его на руках, она пообещала себе всегда о нем заботиться. Она никому не позволит причинить ему вред. Она хотела обезопасить его от этого мира, в котором мальчики сталкиваются с жестокостью; мира, который подвергает испытаниям с самого рождения и в котором на тебя могут повесить преступление, которое ты никогда не совершал.

По прошествии времени стало понятно, что эти намерения были обречены на провал. Абсолютно все говорило об этом. Так, само рождение сына чуть не обернулось катастрофой. С первых месяцев она столкнулась с истощением, многочисленными трудностями и страхом, что она никогда не сможет дать ему столько любви, сколько хочет. Затем по мере взросления сына к этому прибавилось множество неправильных решений, а также ложь, в которой она убеждала всех, включая себя саму.

Но ничто из этого не может сравниться с тем, что совершила женщина, сидящая напротив нее.

Они сидели по разные стороны стола, отделенные оргстеклом, которое от частого мытья стало немного мутным, из-за чего казалось, что смотришь сквозь воду. Как ни странно, от этого становилось немного легче. Ощущалось, будто соседка где-то далеко и все происходящее не совсем реально.

– Почему ты сделала это? – спросила она.

– У меня не было выбора, – последовал ответ.

Этот знакомый голос, когда-то дерзкий и полный жизни, было почти не расслышать в комнате.

– Конечно же, у тебя был выбор!

В носу стало влажно – верный признак того, что она вот-вот разрыдается. Салфеток у нее с собой не было. У нее вообще с собой не было ничего, кроме рукава своей белой хлопковой рубашки. Сумку заставили сдать в сейф у входа.

– Тебе не стоило быть такой трусихой. Ты могла бы давным-давно узнать правду. Тест был разработан для этого. Выявлять мальчиков, которые представляют угрозу, до того, как они причинят кому-нибудь вред. Если бы ты только…

– Только что?

Длинные пряди волос безжизненно свисали вдоль лица женщины напротив. За последний месяц она еще больше потеряла в весе, ее щеки сильнее впали, а ерзая на стуле, она казалась вдавленной в него так, будто ее тело можно было сложить пополам.

– Признать его опасным с самого рождения? Позволить миру плохо с ним обращаться тогда, когда он ничем этого не заслужил?

– Ты могла бы рассказать хотя бы нам. Мы бы ему помогли.

Впервые другая женщина открыто посмотрела на нее. Ее глаза выглядели стеклянными. Тень улыбки проскользнула по лицу.

– Я помогала ему.

– Ну нет. Ты пряталась от правды. Ты решила, что это не так уж важно.

Она не знала, почему была так расстроена случившимся. Учитывая все обстоятельства, эта проблема была самой незначительной, но казалось, что мир рухнул. Даже сейчас, после всего того, что произошло. Столько боли было причинено. Столько жизней разрушено.

– Ты всегда считала, что, по сравнению со мной лучше справляешься с материнскими обязанностями. Но теперь ты здесь, а я – нет.

– А должна была бы быть.

Женщина наклонилась вперед, ее нос почти прижался к экрану, а рот скривился от ярости.

– Ты отнюдь не невинная сторона во всем этом!

– Я бы никогда так не поступила! Никогда!

Гнев отступил. Женщина откинулась назад, скрестила руки и рассмеялась. Ее смех звучал жестоко и неприятно.

– Продолжай уверять себя в этом, – сказала она. – Но мы обе знаем правду. Ты бы мгновенно решилась на это, если бы знала, что сможешь помочь сыну.

Слушать дальше было невыносимо. Она поднялась и на трясущихся ногах поспешила к двери. Только дойдя до нее, она остановилась, сделала вдох и обернулась.

– Ты имеешь в виду совершение преступления? Нет, я так не думаю.

Только на улице она поняла, что плачет.

Потому что в глубине души она знала, что солгала.

Глава один

Би[1]

Восемнадцать лет назад

Британская фармацевтическая компания GSK[2] объявила сегодня о разработке нового неинвазивного теста для выявления М-гена: он требовал только анализа слюны и показывал результат в течение сорока восьми часов. Прежнее тестирование требовало анализа крови и занимало до нескольких недель, при этом зачастую требовалось повторное тестирование в связи с неопределенными результатами. Предполагается, что Национальная служба здравоохранения Великобритании начнет предлагать взятие мазка изо рта у новорожденных для дальнейшего анализа к концу года.

Как и многие другие события в жизни Би Митчелл, новость о материнстве стала для нее шокирующей. Она не планировала этого, она не была к этому готова, и с самого начала было очевидно, что она понятия не имеет, что делать. Двадцать три года, не замужем. Она узнала о том, что беременна, только на пятом месяце, когда перестала влезать в джинсы, но и после этого еще неделю думала, что всему виной пончики с кремом, которыми она никак не могла перестать набивать рот. И даже сейчас, спустя девять месяцев, ходя по нужде каждые пять минут и одеваясь с большим трудом, она чувствовала, что так ничего и не осознала.

– Вы пришли к нам слишком рано, – сказала акушерка. – Мы не можем принять вас, пока не начались роды, а до этого могут пройти долгие часы. Идите домой.

Она отвернулась и ушла с гордой осанкой до того, как Би успела хоть что-то сказать. Би почувствовала, что мозг подводит ее. Мысли спутались. Воздух в помещении был слишком спертым и жарким. Она тоже развернулась и поволокла себя обратно на холод. Начался дождь, огромные ледяные капли отскакивали от тротуара, от дороги и от ее лица. Пальто она не надела – то, что у нее было, не сходилось на животе, а единственной обувью, которую она все еще могла натянуть, были шлепанцы.

Ее парень Алфи, шедший рядом, дрожащей рукой зажег сигарету. При том, что он бросил курить, когда узнал, что Би беременна. Она даже не думала, что у него могут быть с собой сигареты.

– Ну и что мы будем делать? – спросил он.

Би прижалась ладонью к стене и облокотилась на нее всем весом, впиваясь ногтями в песчаник, и учащенно дыша.

– Я не знаю.

– Нам, наверное, пора домой, да? Нет смысла здесь торчать, пока у тебя не начались схватки. Ты слышала, что сказала акушерка. Мы в любом случае можем вернуться позже.

Алфи выглядел еще бледнее, чем обычно, его голова была спрятана в капюшон парки, и подбородок выглядел темным от двухдневной щетины. Кончик его сигареты засветился после очередной затяжки.

– Ты прав, – произнесла Би.

Они дошли до автобусной остановки, той, что напротив входа в госпиталь, прежде чем она поняла, что обратная дорога выше ее сил. Неважно, что роды еще не начались, что до них могли пройти часы. Она чувствовала, что не осилит поездку в автобусе, не сможет сесть на это жесткое, тесное сиденье, наклоняться на поворотах и подпрыгивать на выбоинах. Просто не сможет.

– Ты можешь ехать, – сказала она ему. – А я останусь. Я позвоню, если что-нибудь произойдет.

– Ты уверена? Я не хочу оставлять тебя одну. – Он бросил окурок на землю и прижал его ногой.

– Я уверена.

– Твой телефон достаточно заряжен?

– Да, вполне, – ответила она. – Дай мне мою сумку.

Он протянул ей рюкзак, а когда она не смогла его взять, вынужденная вместо этого глубоко дышать сквозь очередную волну боли, Алфи осторожно положил его у ее ног. Би не очень-то сожалела об уходе парня. Ее сестра и зять предупредили, что Алфи не самый подходящий партнер для родов. Но она решила для себя, что это не столь важно. Женщины рожали на протяжении миллионов лет. Она вполне могла справиться без него. В конце концов, разве это не всегда было сольной работой? Новость «Мы беременны!» не останавливала женщину: она соглашалась проходить через боль, истощение, тягу или отвращение к еде, растянувшуюся до крови кожу, распухшие ступни и тело, которое по ощущениям принадлежит кому-то другому, потому что так оно и есть. Мужчина же должен был пойти в паб и похвастаться перед товарищами своей мужественностью.

А потом все началось. Та часть, описания которой Би перечитывала снова и снова, но при этом чувствовала себя совершенно к ней не готовой. Ее ноги и спина горели, когда она зашла в отделение неотложной помощи и нашла тихое место, где администратор не могла ее видеть. Стянув свитер, она обнаружила, что футболка вымокла от пота. Если это только начало – как продержаться до конца? Неужели может быть еще хуже? Как это можно пережить?

Она сидела так следующие сорок минут, другие люди в зале превратились в размытые очертания. Она с трудом сдерживала звуки, которые так отчаянно хотела издать от боли, а когда поняла, что сдерживаться больше не сможет, каким-то образом поднялась на ноги, шатаясь, побрела к туалету и заперлась там.

Она опустилась на пол, прижавшись лбом к ледяному металлическому ободку унитаза. Казалось, что времени не существует. Она закрыла глаза. Для того чтобы смотреть вокруг, требовалось слишком много усилий. Она сделала вдох, потом еще один, тело само начало тужиться вопреки ее воле: как сказала акушерка, для родов еще слишком рано, а в книге, которую она читала, говорилось, что нельзя тужиться преждевременно, но она просто не могла остановиться. Она почувствовала, как ее ребенок начал двигаться вниз: крупный, тяжелый – терпеть это было невозможно. Она позвала свою мать – позже ей будет за это стыдно, ведь ее мать умерла двумя годами ранее. Каким-то образом ее руки нашли пояс легинсов и спустили их.

Она поймала своего ребенка, когда он вышел наружу – сперва медленно, а затем резко, с потоком горячей жидкости, – и вскрикнула от облегчения, когда боль, которая казалась непреодолимой, внезапно исчезла. Он был скользким, но на его маленьком теле были места, куда легко умещались ее руки: подмышки или попа, как будто он был создан именно для того, чтобы быть пойманным матерью, когда он совершит переход из теплого, безопасного мира внутри ее тела в холодный, жестокий мир извне.

Она прижала его к своей груди, и его маленькие ручки оставили пятна крови на ее футболке.

– Я думала, ты собираешься меня убить, – прошептала Би. Она всегда будет помнить, что именно эти слова были первыми, которые он услышал, хотя никогда не признавалась в этом сыну. Когда он стал старше и начал просить рассказать о своем появлении на свет, что она неоднократно делала, она всегда лгала об этом эпизоде.

Но не о всей истории.

Она огляделась, увидела длинный красный шнур аварийной сигнализации, сумела дотянуться до него и выдернуть. За дверью послышался шум, кто-то стучал, послышался крик:

– Там все в порядке?

– Мой малыш родился, – ответила Би, но она не была уверена, что ее голос прозвучал достаточно громко. В любом случае, она не могла говорить громче. Кто-то снаружи смог отпереть дверь, теперь она была распахнута, и Би поймала на себе взгляды людей из комнаты ожидания: все оборачивались, пытаясь увидеть, что произошло, ведь драма, разворачивающаяся в уборной, не могла сравниться с болью в животе (равно как и с воспаленным пальцем на ноге или же раной из-за несчастного случая с кухонным ножом).

– Какой ужас! – воскликнул мужчина в белом халате. – Почему ты никому не сообщила, что вот-вот родишь? – Его голос прозвучал сердито, как будто она в чем-то провинилась.

– У меня родился ребенок, – снова сказала Би, но теперь она уже не смотрела на мужчину в дверях, потому что ее малыш только что понял, что появился на свет. Он открыл глаза и уставился на нее, явно потрясенный, а затем открыл рот и заплакал, шевеля языком по беззубым деснам. Этот звук пронзил ее насквозь.

После этого все стало размытым. Она помнила только инвалидное кресло, какие-то простыни, одеяла, и как ее везли по комнате ожидания сквозь все эти ошарашенные взгляды, но она не желала встречаться ни с одним из них. Еще были руки в латексных перчатках и люди в белых халатах, ребенка у нее забрали, хотя она никому не давала разрешения прикасаться к нему, а вернули его уже с вытертым лицом и бирками на запястьях, завернутым в белую ткань с темно-синей каймой, которая делала его похожим на Мать Терезу.

Несколько часов спустя ей предоставили кровать в послеродовой палате с розовой пластиковой занавеской, которая не закрывалась должным образом и не доставала на несколько дюймов до пола, но считалась достаточной, чтобы обеспечить матери уединение. Алфи вошел на цыпочках с бумажным пакетом из «Макдональдса» в руке.

– Это тебе. – Алфи протянул ей пакет. Он заглянул в небольшой пластиковый контейнер, где лежал малыш. – Он очень маленький, да?

– Девять фунтов, – сообщила Би. Совсем не маленький. У нее есть семнадцать швов, чтобы доказать это. – Ты можешь взять его.

– Ты уверена? Он же спит. Я не хочу его будить. – Возле кровати стояло свободное кресло, но Алфи не садился на него. Он выглядел так, будто хотел сбежать. – Ты уже сказала своей сестре?

– Еще нет, – ответила она.

– Тебе не кажется, что лучше это сделать? Ты ведь ее знаешь. Нам от нее не отделаться, если окажется, что не она первая узнала обо всем.

Би взглянула на телефон, увидела, что осталось только десять процентов заряда аккумулятора, и неохотно набрала Антонию. Она постаралась свести разговор к минимуму. Да, все в порядке. Мальчик. Девять фунтов. Да, крупный малыш. Она устала. Ей пора закругляться. Она пришлет фото (но не прислала).

Она удивилось больше, чем, наверное, следовало, когда полчаса спустя занавеску отдернул ее зять и высунул голову со словами:

– Не возражаете, если я войду?

Это был Оуэн, всегда безупречно вежливый. Он улыбнулся Би, кивнул Алфи. Би наконец удалось усадить Алфи, но он не стал снимать пальто, и на подбородке у него оставалось пятно желтой горчицы. Когда она посмотрела на Оуэна в его рубашке, галстуке и белом врачебном халате, ей стало стыдно.

– Я слышал, тебе было непросто. – Он стоял рядом с пластиковым контейнером, который персонал больницы называл «кроваткой», и смотрел на ее сына, который все еще спал в костюме Матери Терезы. Одной руке удалось высвободиться, и он сосал большой палец, а другие крошечные пальчики распластались по лицу, как морская звезда. – Вы не против, если я?..

Он уже почти распеленал младенца, а она так и не удосужилась ответить. Что он хочет сделать? Она следила за тем, как он осматривал ребенка, ощупывая его руки, ноги, круглый животик с синим обрубком удивительно сочной пуповины посередине. Ее взгляд метнулся к Алфи, и она поняла, что он тоже внимательно наблюдает за происходящим. Она задавалась вопросом, что он чувствует, видя, с какой легкостью Оуэн обращается с его сыном, в то время как он сам слишком напуган, чтобы даже взять его на руки.

– Он кажется вполне здоровым. – Оуэн снова укутал новорожденного. Из-за его манипуляций холодный воздух коснулся кожи ребенка, отчего тот начал сердито хныкать. – Тебе повезло, что все прошло гладко. Рожать в одиночку может быть крайне опасно.

– Я не специально так сделала!

– По крайней мере, ты была в нужном месте, – продолжил Оуэн, как будто она ничего и не говорила. – Настоящая драма. Все внизу об этом говорят.

Он погладил малыша по щеке, а потом наконец обратил внимание на Би. Ее кровать стояла рядом с окном, уже начинало темнеть. Оуэн оказался погружен в мягкую тень. Би натянула простыню до подбородка, как щит против него. Она вдруг почувствовала себя очень уязвимой, болезненной и испуганной. Теоретически было понятно, что можно сказать врачу, если не хочешь, чтобы он прикасался к тебе, но на самом деле это оказалось гораздо сложнее. Она не хотела, чтобы Оуэн прикасался к ней, особенно на глазах у Алфи. Она не хотела оказываться по его вине в ситуации, когда ей придется его останавливать.

– Поздравляю, – сказал он. – У вас прекрасный маленький мальчик. Вы уже придумали ему имя?

– Саймон, – ответил Алфи. – В честь моего отца.

Би недоверчиво посмотрела на парня. Этого имени не было в их списке. Алфи и словом не обмолвился, что оно ему нравится. И вообще, разве это не должно быть ее решением, учитывая, что именно она проделала всю работу?

– Вы хотите, чтобы у него взяли пробу? – спросил Оуэн.

– Пробу на что? – уточнил Алфи, хотя Би была уверена, что вопрос был адресован именно ей.

– На М-ген. Это просто и совершенно безболезненно.

– Даже не знаю. – Алфи взглянул на Би, чтобы та ответила.

Она его проигнорировала.

– Но зачем? – спросила она Оуэна.

– Что значит «зачем»?

– Для чего мне его проверять?

– Нужно знать, с чем имеешь дело, – пояснил Оуэн.

– Я имею дело с ребенком! – отрезала Би, отвернув лицо к окну: от Оуэна, от Алфи, от своего сына. Она не делала никаких обследований, пока была беременна, и не была настроена на этот тест. Мысль о том, что можно классифицировать ребенка как правильного или неправильного, хорошего или плохого, совершенного или несовершенного, была для нее отвратительна. Она считала, что ты получил то, что получил, стараясь изо всех сил.

– Что это значит? – поинтересовался Алфи. – Ты хочешь сказать, что с ребенком что-то не так?

– Я ничего такого не имею в виду, – ответил ему Оуэн. – Я только лишь хочу, чтобы вы были осведомлены обо всех возможностях.

Би почувствовала паузу в его дыхании, ощутила на себе пристальный взгляд, посмотрела на отражение Оуэна в окне и поняла, что он действительно наблюдает за ней.

– К слову, Антония беременна. Срок небольшой, и мы пока никому не рассказывали. Риск выкидыша и все такое. Но я подумал, что вы должны знать.

– Поздравляю, – сказала она. И вдруг почувствовала, что хочет плакать – ей показалось странным, что слезы проступили именно сейчас, учитывая все, что произошло за последние несколько часов.

– Да, поздравляю, – вторил Алфи ее словам, когда ребенок начал плакать. Шума было достаточно, чтобы оба мужчины извинились и направились прочь. Только когда они ушли, Би наклонилась и выхватила сына из кроватки. Она держала малыша близко к своему телу, ее грудь пульсировала одновременно с его криками, слова Оуэна стояли эхом в ушах.

– С тобой все в порядке, – прошептала она ему. – Я не позволю никому говорить иначе. Ты идеальный, слышишь? Идеальный. И мы не назовем тебя Саймоном!

Глава два

Антония

Сейчас

Антония сидела за рулем своего прекрасного белого «Мерседеса», нетерпеливо постукивая по рулю руками с французским маникюром, ожидая, пока старик впереди наконец возьмется за дело и присоединится к потоку транспорта на кольцевой развязке. Она очень спешила. Она ненавидела опаздывать. Особенно к Джеку.

Подъехав к школе, она бросила машину на пустом месте для людей с ограниченными возможностями, которое находилось рядом со входом, и побежала внутрь, что было непросто делать на каблуках. Свою красную сумку «Гуччи» она держала под мышкой. В зрительный зал Антония влетела за две минуты до начала. Она прижала руку к груди, пытаясь отдышаться, когда Лили помахала ей с другого конца зала и указала на свободное место рядом.

Антония быстро подошла к ней. Лили поприветствовала ее воздушным поцелуем в каждую щеку.

– Я не была уверена в том, что ты сможешь прийти.

– И я. Моя обеденная встреча затянулась.

Антония открыла сумку, достала пудреницу и посмотрелась в зеркало. Ее нос блестел, и она провела по нему маленьким спонжем, вращая зеркальцем вокруг, чтобы следом проверить свои волосы. Она вернула локонам идеальный вид, всего лишь несколькими движениями пальцев оправдывая ту цену, которую платила в салоне, куда ходила раз в две недели.

– Что-то случилось? – спросила Лили. Ее волосы были длиннее и темнее, чем у Антонии, Лили подобрала их атласной резинкой. На ней было темно-зеленое платье с высоким воротником и подолом на уровне щиколоток. Антонии не очень-то нравился этот дешевый викторианский образ, но они были подругами в первую очередь потому, что вместе с мужьями были совладельцами клиники, в которой проходили лечение мальчики с положительным М-тестом, а не потому, что у них были одинаковые вкусы в одежде.

Оуэн и Пол оба были педиатрами и занимались медицинской стороной дела. Лили работала неполный рабочий день в качестве офис-менеджера, отвечая на телефонные звонки и электронные письма, рассылая сообщения, поддерживая веб-сайт и выполняя все общие административные функции, необходимые для поддержания работы компании.

Что касается Антонии, она имела дело с родителями. Она держала их за руки, когда те были слишком взволнованы в ожидании своих М-положительных сыновей, учила их проверенным стратегиям воспитания и помогала им в принятии того, что они были не в силах изменить.

– Ничего, с чем бы я не смогла справиться. – Она захлопнула пудреницу и положила ее обратно в сумку. – Всего лишь небольшое расхождение во взглядах, как ты выражаешься.

Лили засмеялась.

– Ты хочешь сказать, они не следовали должным образом программе, а потом удивлялись, почему она не работает?

– Если я правильно помню, дословно они сказали следующее: «Мы сокращаем прием препаратов до трех раз в неделю, потому что нас пугает медикаментозное лечение ребенка в таком раннем возрасте», – проговорила Антония в том момент, когда на середину сцены вышел завуч. Это был высокий худощавый мужчина в темно-синем костюме с тщательно причесанными волосами. Дети прозвали его Ларч, в честь дворецкого из «Семейки Аддамс».

Он несколько раз хлопнул в ладоши, привлекая внимание родителей, чтобы те перестали переговариваться и сосредоточились, а затем перешел к обычной учительской речи. Антония не слушала. Ее внимание привлек дверной проем сбоку, через который она могла наблюдать за ожидающим своего выхода Джеком. Ее прекрасным сыном. Материнское сердце встрепенулось при виде его. Как правило, половое созревание не проходит незаметно. Она ежедневно наблюдала за этим в клинике. Здесь, в школе, это тоже было очевидно, если присмотреться к другим мальчикам в очереди, хотя все они были М-отрицательными. Иначе их просто не было бы в этой школе.

Но ее сын, похоже, был исключением. Его кожа оставалась гладкой и красивой, его иссиня-черные волосы блестели, как вороново крыло, его ресницы оставались длинными, как в детстве. Вот только брюки снова выглядели немного короткими.

Она достала телефон из сумки и тут же заказала новые. Еще раз взглянула на сына и добавила к заказу пачку рубашек. Было время, когда казалось, что он навсегда останется маленьким. Антония все еще не знала, что делать с этой его новой, взрослой версией. Хотя для нее сын не был взрослым, даже близко, несмотря на то, что в следующий день рождения ему исполнится восемнадцать, и вскоре после этого он покинет дом и отправится в университет.

Антония не хотела об этом думать. Она не могла себе представить, что не сможет видеть его каждый день, слышать его голос, прикасаться к нему, заботиться о нем. Она по-прежнему забирала его из школы всякий раз, когда могла, что буквально сводило Оуэна с ума.

– Ты должна перестать нянчиться с ним, – сказал он ей за завтраком как раз накануне утром. – Мы купили ему машину. Пусть пользуется! Ему нужно научиться быть самостоятельным, Антония.

– Научится, – отмахнулась она. – Он уже самостоятельный.

Да и к чему нужна спешка, верно?

Завуч закончил свою речь, и вышли дети. Лили подняла руку, чтобы помахать своей дочери Джинни. Антония тоже осторожно помахала рукой, но только так, чтобы поймать взгляд Джека и дать ему понять, что она здесь. Он одарил ее быстрой полуулыбкой, и она мельком увидела человека, которым он станет через пять, десять лет, а потом эти мысли растворились и ему снова стало семнадцать. Антония знала, как ей повезло с М-отрицательным сыном. Она благодарила за это свою счастливую звезду каждый божий день.

Но далеко не всем матерям так везло. Многие женщины сталкивались с ужасным поведением сыновей. Мальчики были громкими и агрессивными, а иногда и откровенно опасными. Но, по крайней мере, тех, кто не был нормальным, теперь можно было выявить раньше, задолго до того, как они начнут создавать проблемы, и никто больше не оправдывал их. Никто не говорил, что мальчики есть мальчики. Было неприемлемо пожимать плечами, посмеиваться и притворяться, что ничего нельзя сделать, что принятие – единственный выход, что задача девочек – максимально адаптироваться к поведению своих сверстников мужского пола. Тест изменил это.

Нельзя сказать, что все хорошо его приняли. Некоторые люди искренне верили, что неправильно перекладывать всю вину исключительно на мужчин и пытаться опережать события. Не то чтобы речь шла о мужчинах в целом: конечно, М-положительных было значительное меньшинство. Но у них были конкретные общие черты: маскулинность и ген «М». Этот ген был найден и у девочек, но, похоже, он не оказывал аналогичного влияния на их поведение. Девочки, у которых был выявлен положительный результат, были немного властными, возможно, довольно напористыми, но они не были опасны. Тестировать или лечить их не было необходимости.

В отличие от мальчиков.

В отличие от пасынка Лили.

Или племянника Антонии.

Она решила не продолжать эти размышления и заставила себя сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас, на своем сыне. Только он был для нее важен. Почти полчаса завуч раздавал призы и пожимал учащимся руки. Антония была на седьмом небе от счастья, когда сын получил целых две награды за игру на скрипке. Он поднял глаза и поймал ее взгляд, она показала ему два поднятых вверх больших пальца.

– Он молодец, – сказала Лили. Джинни получила свой собственный приз за игру на кларнете и стала красной, как ее волосы, когда его вручали, а потом ускользнула, словно маленькая мышка.

– Да, – подтвердила Антония. – Но он получил свою награду заслуженно.

Она вспомнила все долгие часы уроков и практических занятий, работы над произведениями Моцарта и Баха, из-за которой музыка, казалось, начинала преследовать ее во сне. Но Джеку его занятие нравилось. У него было ощущение цели в жизни и уверенность в том, что его неспособность преуспеть в спорте могла быть с легкостью компенсирована. Возможно, сейчас агрессивное мужское поведение является менее приемлемым, но традиционные представления о мужественности не так уж сильно изменились. В наше время все еще нелегко быть милым мальчиком, который не играет в регби или футбол.

Она попрощалась с Лили, потом вернулась в машину и стала ждать Джека, пользуясь свободной минуткой, чтобы заглянуть в телефон. Антония обещала себе только проверить сообщения от пациентов в клинике, что она и сделала, однако быстро обнаружила, что вводит имя своей сестры в поисковую строку Google. Она делала это нечасто, но время от времени желание брало над ней верх. После этого она всегда чувствовала себя крайне неловко и поспешно удаляла историю поиска, обещая себе больше так не поступать.

Би Митчелл.

Она посмотрела на экран, затем закрыла веб-страницу, не нажимая кнопку «Поиск». Сунула телефон обратно в сумку и вместо него взялась за губную помаду. Быстрая коррекция макияжа благодаря зеркалу заднего вида помогла ей почувствовать себя лучше. Она надевала солнцезащитные очки в тот момент, когда появился Джек. Он бросил свою сумку и футляр для скрипки в багажник, прежде чем забраться на пассажирское сиденье и громко хлопнуть дверью, принеся с собой в салон запах разгоряченной юности.

– Где папа? – спросил он, потянувшись к ремню безопасности.

– Он не смог прийти, – ответила Антония. – Он попросил меня передать тебе, что очень сожалеет об этом.

– Он всегда так говорит. Иногда мне кажется, что он больше заботится о своей работе, чем обо мне.

Антония завела машину.

– Это несправедливое обвинение, – возразила она ему. – Ты ведь знаешь, насколько важна наша клиника. То, чем мы занимаемся… Есть много М-положительных мальчиков, отчаянно нуждающихся в помощи. Мы нужны их семьям, Джек. У них нет того, что есть у тебя. Нет твоих возможностей. Они не поступят в фантастический престижный университет и точно не будут учиться вместе с девочками.

Краем глаза она заметила, что сын покраснел. Ах, подумала она. Попался. До недавнего времени она даже не была уверена в том, что Джек сам осознает свою влюбленность в Джинни, хотя это было очевидно для нее вот уже несколько месяцев. Это был странный, горько-сладкий момент. Ей было весело, но в то же время грустно, что ему приходится взрослеть.

– Вряд ли это моя вина! – вспыхнул он.

– Конечно нет, – заверила его Антония. Она почувствовала себя спокойнее, рассудительнее и сосредоточилась на дороге, вырулив с парковки. – Твой тест на М-ген оказался отрицательным. Но ты только представь, какой была бы жизнь, если бы он был положительным.

– Мне не нужно об этом думать, – произнес Джек. – Потому что ко мне это не относится. Я просто не хочу делить его с кем-то еще. Он мой отец.

– Я знаю, – проговорила она. – И он делает все возможное. А еще у тебя есть я. Не забывай об этом.

– Ты тоже там работаешь, – проворчал Джек.

– Ты всегда был и будешь в приоритете для меня.

Не сказать, что работа не была важна для нее. Ей доставляло огромное удовольствие каждое утро надевать сшитый на заказ костюм и шелковую блузку, вооружаться подходящей сумкой и туфлями на каблуках и заходить в свой прекрасный кабинет с мягким серым ковром и красивыми произведениями искусства. Проверять ежедневник и не видеть там свободных окон. Ей нравилось то, что они с Оуэном построили. То, чем они занимались. Они преуспевали. Они делали нечто важное.

Хотя ничто из этого, конечно, не могло сравниться в значимости с Джеком. Он был ее ребенком. Ее единственным ребенком. Она приложила слишком много усилий для его появления на свет, чтобы не ставить его на первое место. Приходилось напоминать себе, что она работает в клинике не только для себя, но и для Джека. Школа, в которой он учился, обходилась им недешево, и медицинский университет обещал немалые затраты. Она ведь даже начала присматривать квартиры рядом с двумя интересующими Джека университетами, чтобы быть готовой купить одну из них, как только сыну удастся поступить. Она хотела убедиться, что у него будет приличное жилье, а не грязная студенческая нора.

Их дом находился в двадцати минутах езды от школы. Джек включил радио и стал подпевать. Это заставило Антонию улыбнуться. Собственным голосом он владел не так хорошо, как игрой на скрипке. Когда они добрались до своей широкой усаженной деревьями улицы, она понизила передачу и сбавила скорость. Мусорные ведра были опустошены коммунальной службой минувшим утром, но те, что принадлежали пожилому джентльмену, жившему напротив, все еще стояли на тротуаре. Антония мысленно отметила, что стоит помочь ему их убрать, прежде чем зайти в дом. Она также следила за соседским серебристым полосатым котом, потому что он, казалось, буквально жаждал смерти и обожал выбегать на дорогу всякий раз, когда видел приближающуюся машину.

Но на этот раз ее внимание привлек не кот, а нечто другое, совершенно неожиданное.

Она ударила по тормозам.

– Ого! – воскликнул Джек, протягивая руку вперед, чтобы упереться в приборную панель. – Мама!

Антония сжала руль, уставившись на потрепанную «Ауди», припаркованную на улице возле дома. Эта машина была ей хорошо известна, но выглядела она иначе. Бампер был вмят, как если бы им въехали в бетонный столб, и номерной знак болтался на толстой серебристой клейкой ленте. Дворник заднего стекла отсутствовал, как и левое боковое зеркало. Машина была такой грязной, что Антония едва ли могла разглядеть краску, хотя знала: она бледного серебристо-голубого цвета.

– Вот это да, – тихо выдохнул Джек. – Похоже на нашу старую машину.

Антония заставила себя сделать глубокий вдох и въехала во двор, едва не задев столб ворот. После этого она вышла из машины и вернулась обратно на дорогу. Дверь «Ауди» медленно открылась. Появилась ступня, обутая в потрепанный белый кроссовок, затем нога в потертых джинсах, а потом и все остальное тело.

Казалось, что земля ушла из-под ног Антонии.

– Би? – слабым голосом промолвила она.

– Здравствуй, Антония, – поприветствовала ее сестра, опираясь одной рукой на край двери, будто ей тоже нужна была помощь, чтобы держаться ровно, хотя та Би, которую знала Антония, никогда ни перед чем не сгибалась.

Все знакомые черты были на месте: глаза, форма подбородка, дерзкая линия плеч. Но Би нечасто выглядела такой усталой и измученной. Ее волосы раньше не были седыми. И она не одевалась как бродяга.

Далее открылась пассажирская дверь, и из-за нее выскользнула еще одна фигура, на этот раз выше ее сестры, с коротко остриженными темными волосами и массивным синяком под глазом – Антонии на мгновение показалось, что она вот-вот потеряет сознание. В последний раз, когда она видела своего племянника, он был еще маленьким мальчиком.

Но теперь это не так.

Джек выскочил из машины прежде, чем она успела его остановить.

– Саймон! – закричал он, его воодушевление было очевидным. – Боже мой! – Он хлопнул дверью и бросился туда, где стоял его кузен. Мальчики подошли близко друг другу, словно готовясь танцевать, а затем обнялись. Объятие было крепким. Лучшие друзья воссоединились. У Антонии защипало в глазах. Пришлось отвести их, а после взглянуть на сестру.

– Что ты здесь делаешь?

В отличие от своего сына она не могла заставить себя пойти на сближение. Ей не нравилось, как выглядела машина Би возле ее дома, равно как и внезапность ее появления, а еще Антонию захлестывала волна чистого ужаса, когда она вспоминала то, что произошло, когда их сыновья в последний раз были вместе.

Все эти годы разлуки забылись в одно мгновение. Казалось, она вот-вот расплачется. Краем глаза Антония заметила, как Джек открыл входную дверь, впустив своего кузена в дом, и она чуть было не крикнула, чтобы он не делал этого.

– Мы можем поговорить внутри? – попросила Би. – Это была долгая поездка.

И вот Би снова сделала то, что ей всегда удавалось. Она смогла заставить Антонию почувствовать себя маленькой девочкой, хотя должно было быть в точности наоборот. Антония так хотела сказать: «Нет, уходи, это мой дом, моя жизнь, и ты не являешься ее частью. Я не хочу, чтобы ты была ее частью. Я помню, что случилось, когда ты ею была».

Но она этого не сказала, потому что Би была членом семьи, а с семьей так не поступают.

– Конечно. – Она попыталась изобразить улыбку. – Как грубо с моей стороны! Пожалуйста, входите, входите. Вы, должно быть, устали.

Без сомнений, так и есть, подумала она, входя в дом вслед за сестрой. Вблизи от Би пахло потом, а ее кожа была настолько бледной, что казалась почти серой, как будто она почти всегда находилась в помещении.

Что-то явно пошло не так.

– Я могу зайти в уборную? – спросила Би, уже держа руку на двери гардеробной.

– Конечно!

Она вошла, закрыв за собой дверь и заперев ее на замок. Неприятный запах остался стоять в коридоре. Антония поморщилась. Ей придется все продезинфицировать и сменить полотенца для рук до того, как Оуэн вернется домой. Мальчиков не было видно, но она слышала движение со стороны лестницы. Мысль о том, что они остались один на один, там, наверху, заставляла ее нервничать. Мысль о том, чтобы подняться проверить, как идут дела, казалась еще страшнее.

Ей нужно было выпить. Она пошла на кухню за напитком.

Уборщица навела порядок утром, и помещение выглядело безупречно, мрамор сиял от чистоты, что в любой другой день наполнило бы ее радостью. Но все это осталось незамеченным, в то время как она достала из буфета бокал для вина. Ее трясло от испытанного шока. Она нашла в холодильнике бутылку шардоне, в спешке проткнула пробку, чтобы достать ее, и как раз наполняла бокал, когда вошла Би.

– Зачем ты приехала, Би? – спросила она, подняв напиток и сделав большой глоток. Вино резко растеклось по языку, и Антония позволила ему подержаться секунду во рту, прежде чем проглотить, опасаясь, что может подавиться.

– Прости, что заявилась ни с того ни с сего, – усмехнулась Би. – Но я рада тебя видеть. Хорошо выглядишь.

– Спасибо.

Она не ответила комплиментом на комплимент. Не в ее характере было лгать, и за эти годы она уже сделала более чем достаточно для своей сестры. Когда Би уезжала в тот ужасный день пять лет назад с ключами от ее машины, которая сейчас в гниющем виде стояла возле дома, Антония пообещала себе, что на этом все закончится. Она не позволит ей снова учинить беспорядок.

«Уезжай, – проговорила тогда Антония. – Я разберусь здесь со всем сама».

Би обняла ее, слезы выступили на глазах, а потом она села за руль и уехала. Не оглянувшись. Какое-то время сестры обменивались открытками на Рождество и в дни рождения, но потом связь прервалась, и Би превратилась в призрака. Антония понятия не имела, где была ее сестра и как с ней можно было связаться. Это даже превзошло ее ожидания.

Со временем пустота, образовавшаяся из-за отсутствия Би и Саймона, заполнилась, и она смогла двигаться дальше. Клиника была загружена как никогда. Они с Оуэном были счастливы в браке. И Джек стал гораздо спокойнее без своего кузена. Как оказалось, до отъезда Би Антония даже не осознавала в полной мере, что наличие сестры в ее жизни было чем-то вроде песка в ботинке, к которому она так привыкла, что почти не замечала дискомфорта. Только когда сестра уехала и Антония почувствовала ее отсутствие, ей стало понятно, насколько это было тяжело.

Но вот она снова вернулась. Знала ли Антония, что в какой-то момент сестра вновь появится на пороге ее дома? Да, без сомнений. Она была уверена в этом с того самого дня, как Би покинула ее жизнь.

– У тебя проблемы?

– Нет, у нас нет проблем. – Би засмеялась. – Честное слово, Антония, ты всегда думаешь о худшем. Я просто хотела увидеть тебя. Вот и все.

«Я просто хотела увидеть тебя». Антония почувствовала странную боль в груди. В течение многих лет она жаждала услышать эти слова от своей сестры. Чтобы Би показала ей, что их отношения не были односторонними; что, несмотря на все их различия, Би любит ее в ответ.

– Хочешь остаться на ужин? – спросила она, удивившись сама себе.

Оуэну это не понравится, но, конечно же, один обед в кругу семьи не грозит ничем опасным.

– Вообще-то я надеялась остаться на какое-то время, – заявила Би.

Она беспокойно двигалась, переминаясь с одной ноги на другую, царапая при этом предплечье до сухих белых линий на коже. В какой-то момент она сделала татуировку в виде сердца возле запястья. Антония это не оценила.

– На какой срок? – спросила она.

– На пару дней, – ответила Би. – Если только ты за?

В течение пяти лет Антония задавалась вопросом, сделала ли она правильный выбор в тот ужасный день. Она задавалась вопросом, стоило ли ей заставить Би остаться и признать то, что сделал Саймон. Если бы это был кто-то другой, выбор был бы легче. Но Би была ее младшей сестрой. Роль Антонии всегда заключалась в том, чтобы защищать ее. А от старых привычек трудно отказаться. В какой бы неразберихе ни оказалась Би, Антония знала, что поможет ей выбраться, потому что именно так поступают сестры.

– Конечно. – Она выдавила из себя улыбку. – Ты можешь оставаться здесь столько, сколько хочешь.

Глава три

Антония

Семнадцать лет назад

Опрос дискуссионного форума Mumsnet:

«Стали бы вы проверять/Проверили ли вы своего ребенка на наличие М-гена?»

Да: 19 %

Нет: 64 %

Не знаю: 17 %

Если рождение Саймона было максимально естественным, то с Джеком вышло наоборот. Антония не лежала в одиночестве на холодном полу общественного туалета. Вместо этого она прошла через испытание, которое было в разы хуже. Она уже год пыталась забеременеть, когда Би зачла ребенка от того идиота, с которым жила. После этого Антония несколько недель едва ли могла смотреть на сестру, запиралась в ванной и плакала после каждой встречи с ней, видя, как живот Би становится все более и более выдающимся. Когда Оуэн предложил попробовать ЭКО, она сразу же согласилась.

Теперь она наконец-то оказалась в окружении людей, которые понимали ее проблему. Процесс лечения был невероятно неприятным, иногда граничащим с жестокостью, но метод сработал, и Антония почувствовала, что преодоление этого препятствия дало ей гораздо более глубокое по сравнению с Би понимание того, насколько особенным и драгоценным был ее ребенок. Она оставила работу по инициативе Оуэна и целыми днями занималась только тем, что плавала, делала педикюр или тщательно подбирала фотографии для коллажа, который собиралась собрать после родов, желая задокументировать это особенное время, о котором хотелось помнить вплоть до мелочей. Она придерживалась строгой диеты. Ни кофеина, ни сырых яиц, ни сыра с плесенью, ни алкоголя. Ей регулярно делали УЗИ в частной клинике, что помогало ей справиться с беспокойством, но даже несмотря на это она просыпалась каждое утро с навязчивой мыслью, что в этот день что-то может пойти не так.

За шесть недель до того, как должен был родиться ее ребенок, так и случилось. Ощущение, будто где-то внутри нее лопнул воздушный шар, мокрое пятно сзади ее джинсовых брюк для беременных, поездка в панике в больницу, где она узнала, что у нее рано отошли воды. Худшие телефонные звонки, которые она когда-либо делала в своей жизни: Оуэну, Би, своей матери и ближайшим родственникам. Инъекции стероидов в ее спину, чтобы помочь дозреть легким, которые еще не были готовы к внешнему миру. Двадцать четыре часа наблюдения, а потом экстренное кесарево сечение. Ей разрешили подержать ребенка на руках, пока он не начал дышать, как мопс в жаркий полдень, после чего пришел врач и забрал малыша.

Когда Оуэн попросил ее не волноваться, так как это всего лишь мера предосторожности и с их сыном все будет в порядке, она чуть было не нанесла ему физический вред. Антонии казалось, что ее сердце разрывается. После всего, через что она прошла, столкнуться с подобным… Это неправильно. Это несправедливо. Она сделала все, что должна была, но вопреки ее стараниям что-то пошло не так.

Она провела четыре дня в больнице, восстанавливаясь после родов: ее прикроватная тумбочка была заставлена цветами и открытками, а медсестры оказались спокойными и внимательными. Ничто не причиняло ей большого беспокойства. Джека вернули спустя два дня. Он совсем не походил на ребенка Би; у него не было ни ресниц, ни ногтей, и кожа казалась на два размера больше. На верхней части его спины и руках было так много густых белых волос, что он выглядел как крошечный оборотень. Он был хрупким и маленьким по сравнению с Саймоном.

– Мы должны проверить его на М-ген, прежде чем отвезем домой. – Оуэн сидел в удобном кресле рядом с ее кроватью и держал Джека на руках. Он погладил маленькое личико сына. – Это всего лишь мазок со щеки при помощи ватной палочки. Тебе не о чем беспокоиться. Это не причинит ему вреда, я тебе обещаю. – Он встал и, когда она протянула руки к ребенку, передал его ей. – Я схожу за акушеркой. Ты можешь подержать малыша, пока она будет брать пробу.

– Ладно. – Антония посмотрела на своего драгоценного маленького мальчика. В нем не было ни следа агрессии. Ей не нужен был тест, чтобы знать это. Но обследование было важно для Оуэна, а значит, и для нее тоже. В этом она отличалась от Би. Она не воспринимала материнство легко. – Да, конечно, мы должны это сделать.

– Хорошо. – Оуэн отправился на поиски акушерки и через несколько минут вернулся обратно с женщиной на буксире: молодой, в синем халате и с набором для взятия анализа в руке.

Антония внимательно наблюдала за тем, как она гладила Джека по щеке пальцем в медицинской перчатке, заставляя его вцепиться в то, что, как подсказывал ему инстинкт новорожденного, было едой. Рот малыша открылся. Ватная палочка в одно мгновение проскользнула внутрь и обратно. Так просто. На самом деле эта часть оказалась гораздо легче всего того, что было потом, и уж точно не сложнее пристегивания новорожденного в детском автокресле, прежде чем наконец отправиться домой.

Но когда Антония написала в своем блоге, что ее ребенок прошел исследование на М-ген, она столкнулась с неожиданно негативной реакцией.

«Что бы вы делали, если бы ваш драгоценный ребенок получил положительный результат?»

«Если бы вы действительно любили своего сына, вы бы не заставляли его проходить через это».

«Почему ты не признаешься, что твой ребенок – из пробирки?»

«Пустая трата денег».

«Ты не достойна быть матерью».

Она оттолкнула клавиатуру, как будто та обожгла ее, и заплакала.

Она считала этих людей своими друзьями. Откуда столько жестокости? Она сразу же удалила комментарии, а потом и сам пост. Прошло три дня, прежде чем она снова смогла заставить себя публиковать сообщения. Но после это случая она стала вести себя осторожнее. Когда пришли результаты теста Джека, Антония не стала делиться ими в Интернете. Она позвонила Оуэну и сразу же сообщила ему.

– Я знал, что результат будет отрицательным, поздравляю. – Оуэн казался довольным. Это помогло ей вернуть хорошее самочувствие.

– Да. – Она улыбнулась. – Я тебя тоже.

– Но не буду отрицать, что гораздо спокойнее, когда есть официальное подтверждение. Ты сообщила Би?

– Еще нет. Ты думаешь, что должна?

– Да, – рассудил он. – Если она узнает, что у Джека отрицательный результат, это может помочь убедить ее проверить Саймона. – На заднем фоне послышался чей-то голос. – Я должен идти. Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, – произнесла Антония.

Она отправила Би сообщение с приглашением на обед, но Би ответила, что не может прийти, потому что работает. На следующий день Би снова принесла свои извинения из-за отсутствия возможности встретиться, и еще через день ситуация повторилась, после чего Антония снова заплакала, на этот раз от досады. В конце концов, она написала Би, сообщив, что у Джека отрицательный результат на М-ген, и на этом остановилась. Учитывая, что она восстанавливалась после серьезной операции, драма из-за отношений с сестрой ей была не нужна.

В ту пятницу она вызвала такси до их с мужем клиники и представила Джека коллегам Оуэна. Она внимательно наблюдала, как Оуэн показывал Джека, а люди восхищались его тонкими чертами лица и мягкими взъерошенными волосами. Он действительно был прекрасным ребенком.

– Оуэн сообщил мне, что у вас отрицательный М-тест, – сказал врач по имени Пол. – Мои поздравления.

– Спасибо, – поблагодарила Антония.

– Через несколько лет данное исследование будет иметь большое значение. Я не думаю, что сейчас люди поняли это в полной мере. Кажется, некоторые все еще думают, что если они наделают достаточно шума в Интернете, то смогут избавиться от необходимости сдавать анализ. Но этот вопрос никуда не денется. За этим тестом будущее, и это действительно так. Выявление М-положительных мальчиков означает, что мы можем им помочь. Теперь, когда мы знаем, что мужское насилие имеет генетическое обоснование и что это на самом-то деле медицинская проблема, мы можем на нее повлиять.

Тут Джек начал хныкать, а Пол сочувственно улыбнулся и отошел. Она знала, что у него есть свой сынишка, немного старше Джека, но кто-то предложил ей чай с домашним морковным пирогом, и она забыла спросить Пола о ребенке. Оуэн позволил ей воспользоваться своим кабинетом, чтобы она могла спокойно покормить Джека, после чего она отправилась домой уставшая, но с чувством облегчения от того, что все прошло так гладко.

Нельзя сказать, что заботы о Джеке давались ей легко. Антония понимала, с чем связаны многие трудности, и не винила ребенка ни в чем. Он слишком рано появился на свет, и это, безусловно, усложняло ему жизнь. Дни слились в недели. Внезапно ему исполнилось три месяца. Антонии казалось, что она постарела за это время лет на тридцать, но при этом было ощущение, что время пролетело в мгновение ока. Именно тогда она поняла, что не видела свою сестру с тех самых пор, как родился Джек. Они обменивались текстовыми сообщениями, но реального контакта не было. Чувствовалось, что… возможно, Би избегает ее, а это было неправильно.

Антония сделала прическу и маникюр, раздуваясь от гордости, пока женщины в салоне ворковали над Джеком, затем взяла коробку печенья, фрукты, букет цветов и отправилась к дому Би. Не было смысла звонить ей заранее. Это бы только дало ей шанс найти очередное оправдание.

Добравшись до улицы, где жила сестра, она постаралась припарковаться как можно ближе к дому. Потом взяла в руки подарки и Джека, который все еще мирно спал в своем автокресле, и постучала в дверь.

– Будь дома, – пробормотала она, переминаясь с ноги на ногу в ожидании. – Пожалуйста, будь дома.

Ей повезло.

Дверь открылась, и появилась Би с собранными назад волосами, в старых джинсах и футболке на несколько размеров больше, держа у носа пропитанную кровью салфетку. Она подмигнула, увидев Антонию, а потом вздохнула.

– Что случилось? – в ужасе спросила Антония.

Би отвела взгляд.

– Полагаю, ты хочешь войти.

Она отступила, освобождая пространство для Антонии.

Внутри дома было прохладно, можно было уловить легкий запах средства для мытья полов с лимоном. Телевизор был включен, шла какая-то шумная детская передача.

– Хочешь чаю? – окликнула Би через плечо, направляясь на кухню.

Антония последовала за ней, крепко вцепившись в ручку автомобильного кресла Джека. Казалось, каждый ее мускул был напряжен.

– Нет, я не хочу чаю, – произнесла она, как только они дошли до кухни, где Би больше некуда было бежать. – Я хочу, чтобы ты рассказала мне, что случилось с твоим лицом!

– Случился ребенок с очень твердой головой, – сухо ответила Би.

Антония поставила пакет с фруктами и печеньем на стол, продолжая при этом держать Джека в руках. Она почувствовала внезапную необходимость иметь в случае чего возможность быстро уйти. – То есть это сделал Саймон?

– Да, Саймон, – сказала Би, как будто это был глупый вопрос.

– Нарочно?

Словно услышав ее, в дверях появился Саймон. Антония подметила звук и оглянулась. Она удивленно моргнула.

– Он ползает?

– В этом возрасте уже пора.

Саймон улыбнулся ей, показывая несколько маленьких белых зубов. Его белокурые волосы завивались вокруг ушей. Он был похож на маленького ангелочка с грязным лицом. Возможно, он и правда был подобен ангелу.

Вот только лицо сестры говорило об обратном.

Глава четыре

Джек

Сейчас

Джек откинулся на спинку кровати, пытаясь вести себя непринужденно, но при этом внимательно всматриваясь в своего кузена, хотя внутри его сердце колотилось, и он чувствовал, как пот просачивается под воротник его рубашки. Саймон был здесь. Он действительно был здесь.

– Я не был уверен, что ты когда-нибудь появишься в этом доме.

– И я, – кивнул Саймон. – Пришлось немного потрудиться, чтобы моя мама согласилась приехать. Ей это все не нравится. – Он потер затылок и зевнул. – Я вообще не спал прошлой ночью. Я так измотан.

– Это видно, – сказал ему Джек. Он скрестил щиколотки, его взгляд упал на лицо Саймона, точнее на его левый глаз цвета черносмородинового варенья. – Я никогда раньше не видел такого жуткого синяка. Это… Это больно?

– Этот синяк? Да, болит нереально. Ты записался к врачу?

– Да, должен быть в больнице завтра утром, – ответил Джек. Я притворюсь больным, и мы сможем вызвать «Убер». У мамы по всему дому развешены камеры видеонаблюдения, и она рассердится, если увидит, что моей машины нет.

Саймон кивнул:

– Договорились. Хорошо. – Он огляделся вокруг. – Классная комната. Разве все не было увешено символикой «Звездных войн», когда я был здесь в прошлый раз?

Джек рассмеялся. Он приподнялся и начал потягивать свой полосатый школьный галстук, ослабляя узел, чтобы снять его.

– Избавился от всего этого давным-давно.

Точнее тогда, когда они с Саймоном вернулись из своего последнего совместного путешествия. К тому времени, как его отец забрал их и отвез домой, Джек был уже не тем человеком, который по дороге туда спокойно сидел на заднем сиденье машины со своим двоюродным братом, играл на Nintendo Switch и попивал теплый лимонад из банки. То, что произошло позже, изменило все, в том числе и его самого.

Джек бросил галстук на край кровати и снял блейзер. Он задавался вопросом, думал ли все еще Саймон о том дне или о событиях, что за ним последовали.

– И все же это было лучше того, с чем приходилось жить мне, – заметил Саймон.

Он стоял посреди комнаты, засунув руки в карманы своих потрепанных шорт-карго, словно его пригласили в пещеру Аладдина и велели при этом ничего не трогать.

Джеку хотелось, чтобы он немного расслабился.

– Я видел фото. Выглядело как свалка.

Он слегка поменял позу, чтобы вытащить телефон из заднего кармана и посмотреть на экран. Он отправил Джинни видео с котом на роботе-пылесосе «Румба». Она ответила ему смайликом. Он с трудом справился с искушением написать ей, что Саймон здесь. Ну нет. Глупая идея. Чем меньше людей будет знать, тем лучше.

Саймон подошел к окну и посмотрел на дорогу:

– Да, было дело. Ты бы и пяти минут там не продержался, пацан.

– Очень смешно, – усмехнулся Джек.

– А я не шутил. Слушай, есть какие-нибудь обезболивающие?

Джек наклонился и открыл ящик прикроватной тумбочки, битком набитый новыми и уже полупустыми пакетиками всевозможных препаратов, которые мать заставляла его принимать: витаминов, пищевых добавок и болеутоляющих от мигрени. Он порылся, нашел то, что искал, и бросил Саймону.

Саймон вынул из упаковки пару таблеток и проглотил их, ничем не запив.

– Спасибо.

– Ты не должен был позволять ему врезать тебе.

– Ну я же не специально. Хотел бы я посмотреть, как бы ты его остановил. Выглядишь таким же избалованным и изнеженным, как всегда. Тебе уже разрешают подтирать себе задницу, или тетя Антония все еще делает это за тебя?

Джек закатил глаза.

– Отвали.

– Знаю, что делает. – Саймон покачал головой. – Обращаются с тобой как с принцем.

– Все уже не так плохо, как раньше.

Саймон хихикнул.

– Я помню, как она заставляла тебя пить теплое молоко каждый вечер перед сном и говорила, чтобы ты рос большим и сильным.

Джек напряг мускулы на руке:

– Не сработало, да?

Он захлопнул ящик, когда Саймон отошел от окна и направился к полке с музыкальными наградами Джека. Их было много: сертификаты со всех сданных им экзаменов – при этом большинство было сдано на «отлично», трофеи с различных соревнований, некоторые из которых он получил в школе. Он пока не положил на полку те, что вручили сегодня, так как они все еще лежали в машине, но и для них оставалось местечко.

– Впечатляет. – Саймон кивнул в сторону полки. Затем он принялся изучать стол Джека, его пальцы скользили по ноутбуку, айпаду, ручкам и карандашам в стальном футляре, аккуратно выставленным в ряд фигуркам из «Вархаммер». Руки Саймона при этом выглядели неопрятно, костяшки пальцев были покрыты корками.

Джек не знал, что ушибы будут настолько заметны, и это его беспокоило:

– Как ты объяснишь моим родителям, что случилось с твоим лицом?

А они спросят, он был в этом уверен. Саймон выглядел плохо. Речь шла не о мелких шишках и синяках, которые ожидал увидеть Джек. Картина была ужасающей.

– Я скажу им, что упал с велосипеда или что-то в этом роде.

Его мама, вероятно, купится на подобное, а вот в отце Джек не был уверен. Но сейчас уже было поздно думать об этом.

– Не могу поверить, что ты бросил школу. – Он чувствовал необходимость в том, чтобы сменить тему.

Саймон пожал плечами.

– Не было особого выбора.

– Догадываюсь.

Это было так по-взрослому, так далеко за гранью того, что делал Джек, и он просто не мог в это поверить. На самом деле Саймон был умен. Он был из тех людей, которые могли решать в уме удивительные задачи в области ментальной арифметики, даже не прикладывая к этому больших усилий.

– А что насчет университета?

Он знал, что вопрос глупый, еще до того, как задал его. Такой парень, как Саймон, с сомнительной биографией и без денег, не пошел бы в университет.

– В смысле «что»? – переспросил Саймон. – Я полагаю, ты в него идешь.

– Папа все еще хочет, чтобы я занимался медициной. У него уже все спланировано. Он даже уговорил меня пройти стажировку в клинике.

– Тусуешься с М-позитивными пацанами? Это многое объясняет. Ну а ты-то сам как? Что хочешь делать?

– Не знаю, – пожал плечами Джек. – Я как-то не думал об этом.

На самом деле ему и в голову не приходило, что у него есть выбор. С самого детства он знал, что пойдет по стопам отца.

– Могу я воспользоваться вашим душем? – спросил Саймон.

– Да, конечно. – Джек махнул ему рукой в сторону ванной комнаты. – Полотенца в шкафу.

Он провел пальцем по внутренней стороне воротника, жалея, что не подумал о том, чтобы тоже принять душ. Обычно он так не потел. Он чувствовал себя странно и даже нервно накануне Рождества в этот раз, ощущал какую-то болезненность и испуг. Возможность видеть своего кузена вновь была еще более ошеломляющей, чем он ожидал.

Они оба выросли, это правда, но он чувствовал, что в Саймоне произошли какие-то необычные изменения. В его худощавом теле ощущалась сила, которой, как знал Джек, не было в его собственном. Но ведь они с Саймоном всегда были разными.

В течение многих месяцев после их совместных каникул он вспоминал все то, что тогда произошло, думал о скользких водорослях на камнях, о ракушках, которые врезаются в ноги, если не быть осторожным, о соли в воздухе и о вихре крови в воде. Он желал поговорить с Саймоном. Но не знал, что именно стоит сказать, да и Саймон никогда не упоминал о тех событиях ни в одном из своих сообщений.

В конце концов события той недели в Корнуолле стали лишь далеким воспоминанием. Девушка тоже была забыта, хотя Джек следил за аккаунтами ее младшей сестры в социальных сетях и просматривал их поздно ночью, когда ему было скучно.

«Сделал ли это Саймон?» – задумывался он.

Звук воды, бьющейся о поддон для душа, нарушил тишину, и он знал, что не получит ответа на свой вопрос еще какое-то время, поэтому спустился вниз, чтобы посмотреть, есть ли дома что-нибудь съедобное. Он нашел остатки яблочного пирога в холодильнике и съел его прямо из общей миски с открытой дверцей холодильника, пока холодный воздух освежал его лицо.

Первое препятствие уже было преодолено. Антония впустила Би и Саймона в дом. Джек был готов сражаться за то, чтобы заставить ее согласиться, но она удивила его тем, как быстро приняла их. Однако он понятия не имел, что произойдет дальше и что скажет отец, когда вернется домой с работы. Он знал одно. Оуэн был далеко не таким мягким, как Антония, и он точно не обрадуется.

Джек соскреб с тарелки остатки десерта и поставил ее в раковину. Он уже собирался вернуться к себе наверх, когда вдруг услышал какое-то царапанье о дверь подсобного помещения. Он открыл ее и сразу же обнаружил за ней собаку своей матери, Флэша. Флэш пулей промчался мимо Джека, чуть не сбив его с ног в спешке, чтобы добежать до задней двери. Заглянув в подсобку, Джек увидел там собачью подстилку и миску с водой, из-за чего почувствовал укол раздражения. Уборщица обещала, что перестанет запирать собаку.

Стоило только Джеку открыть заднюю дверь и выйти наружу вместе с преследовавшим его повсюду Флэшем, как он услышал голос своей матери. Он остановился на месте, вцепившись пальцами в ошейник собаки. В ответ на это Флэш присел на корточки и занялся своими делами прямо во внутреннем дворике.

– Я просто не могу поверить в то, насколько вырос Саймон, – проговорила Антония. Она была пьяна. Она пыталась скрыть это, но Джек, как всегда, заметил. Ее голос приобрел характерный странный тон после первого же бокала.

– То же самое я чувствую относительно Джека, – произнесла Би.

– Наши мальчики превращаются в мужчин. В это трудно поверить, правда?

Джек испытывал смешанные чувства по отношению к Би. Большую часть времени она игнорировала племянника, что его вполне устраивало. Но в целом она казалась ему чересчур строгой. Нельзя было взять что-то из ее холодильника без спроса или смотреть все что хочешь по телевизору, нельзя было спокойно пользоваться телефоном, потому что она впивалась в тебя взглядом и просила его убрать. Она даже не позволяла Саймону остаться дома в те дни, когда он болел. «Если ты жив, то ты достаточно здоров для того, чтобы ходить в школу», – всегда говорила она. Джек этого не понимал. Конечно, лучше взять больничный, если он нужен. У его матери никогда не возникало с этим проблем.

– Что случилось с лицом Саймона? – услышал он вопрос Антонии.

Джек крепко зажал поводок Флэша. Его пульс немного участился, и он мог слышать едва уловимый шум крови в ушах.

– Травма во время игры в регби, – проговорила Би. – Ты же знаешь мальчишек-подростков. Не соизмеряют свои силы.

Джек затаил дыхание, ожидая, проглотит ли его мать ложь.

Антония рассмеялась:

– Да. Я рада, что Джек занимается музыкой, а не спортом.

Джек выдохнул. Он тихо вернулся в дом вместе с Флэшем и увидел Саймона, спускавшегося по лестнице. Парни остановились, встретившись лицом к лицу, и Джек вдруг осознал, что испытывает настоящее счастье, видя кузена здесь, в своем доме. Он не мог сдержать ухмылку.

– Рад, что ты здесь, приятель, – произнес он.

– Я тоже, – Саймон усмехнулся в ответ, а затем его взгляд упал на Флэша. – Твой?

– Ну, домашний пес. Мой папа хотел лабрадора, но мама сказала, что они слишком глупые, поэтому вместо него мы завели немецкую овчарку. Честно говоря, я думаю, она хотела иметь сторожевую собаку на случай, если какой-нибудь сумасшедший мальчишка из клиники попытается вломиться в дом.

– Большой негодяй, верно?

– И он нуждается в выгуле. Хочешь пойти со мной? – Он снова глянул на Флэша.

– Конечно.

Собака была достаточно хорошо обучена и не нуждалась в поводке, бегая за Джеком по пятам – Джек чувствовал горячее дыхание Флэша позади. Саймон шел рядом с ними. Его туфли выглядели неопрятно, как и шорты, и носки не подходили друг другу. Но почему-то все это не имело значения для Джека. Главное, что Саймон здесь. Он вернулся. Они снова были вместе, и у них был план. Они собирались исправить положение. После этого можно будет забыть о побегах. Погруженный в свои мысли, Джек забыл сказать Саймону, что Би рассказала о его «спортивных травмах», полученных в результате игры в регби.

Неопределенный статус Саймона с точки зрения М-гена вызывал много трений, когда они были детьми. Джек до сих пор помнил, как его мать пыталась уговорить Би отправить сына на анализ. Но у нее ничего не получалось. Би стояла на своем, и заставлять ее изменить решение было все равно что пытаться убедить капитана «Титаника» развернуть корабль.

Вот только сам мальчик не собирался и дальше оставаться необследованным.

Саймон провел рукой по голове. Его волосы были по-военному коротко острижены, обнажая форму черепа, а на руке глубоко под кожей был серо-голубой синяк, которого Джек раньше не замечал. Выглядело это болезненно.

– Спасибо, Джек, – сказал он. – Что пошел на это.

– Мы – одна семья, – заверил его Джек. – Разве могло быть иначе?

Глава пять

Би

Четырнадцать лет назад

С сегодняшнего дня все родители мальчиков в возрасте до семи лет могут проверить наличие у своих детей гена «М», обратившись к врачу общей практики. Тест, который подразумевает взятие мазка с внутренней стороны щеки для дальнейшей отправки в лабораторию, выявляет мальчиков, у которых есть особая версия так называемого гена «М», связанного с агрессивным поведением. До сих пор данный анализ проводили только среди новорожденных. Министр здравоохранения Ивонн Барнс заявила: «Поддержка семей всегда имела особый приоритет в глазах нашего правительства, и мы знаем, что есть много родителей, которые хотят получить доступ к тесту, но не могут этого сделать, потому что их сыновья не подходят по возрасту. Мы считаем, что это несправедливо». Тест будет добровольным, информация останется конфиденциальной частью медицинской карты ребенка.

Би знала, что дни рождения можно считать важным событием. Но в их с Саймоном случае это было не так. На свой последний день рождения он получил раздавленный, почти что просроченный шоколадный торт с продуктовой витрины, одну игрушку и книгу. К счастью, учитывая его возраст, он еще не понимал, что большинство детей сочтут это весьма сомнительной радостью. Но вот для Антонии праздники имели огромное значение, и третий день рождения Джека не стал исключением.

Планирование началось за несколько недель. Би изо всех сил старалась избегать встречи с сестрой все это время, но та была как жужжащая муха: шумная и искусно уклоняющаяся от попыток раздавить ее. Би давно усвоила, что лучше всего позволить Антонии проявлять активность и быть в центре внимания, когда она в таком настроении.

Она пошла на вечеринку, следуя руководству из приглашения, которое Антония привезла к ней домой (инструкции также были продублированы по электронной почте и в смс-сообщении). Она закатила глаза, увидев дресс-код – элегантный повседневный стиль, и надела свои обычные джинсы с футболкой, украденной у бывшего бойфренда, с надписью спереди «БЕРЕГИТЕ ВОДУ, ПЕЙТЕ ПИВО». Саймон был одет в свой любимый наряд – костюм Человека-паука, который она нашла в благотворительном магазине. Алфи работал в тот день и не мог прийти. Но Би не расстроилась. Утром они спорили из-за того, кто выпил все молоко, и ей пока совершенно не хотелось смотреть на его глупое лицо.

Она неправильно рассчитала время, возможно, даже намеренно, и они прибыли только спустя тридцать минут после начала вечеринки. К тому моменту улица и подъезд к дому были забиты «БМВ» и «Рендж Роверами», которые занимали половину тротуара с дорогой, и Би была вынуждена припарковать свой старенький «Поло» на соседней улице.

Идя по дороге с Саймоном, она слышала возбужденные визги, смешанные с ровным фоновым гулом. Она понятия не имела, в чем причина, пока они не обошли дом сзади и не увидели огромный надувной замок, установленный в конце сада. Затрат только на его аренду, вероятно, хватило бы на то, чтобы покрыть месячную квартплату Би. Трудно было не злиться из-за этого.

Она давно поняла, что они с Антонией очень разные люди, движущиеся в разных направлениях. И она не сделала ничего, чтобы попытаться изменить это. Во всяком случае, она была достаточно честна с собой, чтобы признать, что часто принимала решения, исходя из того, как точно не поступила бы Антония. Иногда даже в ущерб себе.

Саймон вырвал свою рук из ее ладони и направился прямо к надувному замку.

– Ботинки! – крикнула ему вслед Би, и он остановился ровно настолько, чтобы успеть быстро сбросить их прямо посреди газона. Она подошла, подняла их, сунула в сумку и вошла в дом. Там были в основном взрослые гости: женщины с праздничным загаром и красивыми ювелирными украшениями, вероятно, купленными для них находившимися там же мужчинами, которые как один, казалось, были одеты в синие рубашки в стиле кэжуал.

Она почувствовала на себе взгляды всех этих людей, и ее кожа покрылась мурашками.

– Здравствуйте? – произнесла одна из женщин в клетчатом хлопковом платье. Это было больше похоже на вопрос, чем на дружеское приветствие. Би не смогла вспомнить, кто это, хотя в этом не было ничего удивительного. Антония обычно не позволяла ей общаться со своими аристократическими друзьями. – Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Спасибо, все в порядке, – весело сказала Би. На столе в столовой была разложена куча подарков, и она добавила к ней свой, засунув его в самый низ, чтоб не бросался в глаза. Книга была новой и тщательно подобранной, но некоторые коробки выглядели настолько большими, чтобы в них могла бы поместиться микроволновая печь, и у Би просто не было шансов конкурировать с ними. После этого она решила воспользоваться случаем, чтобы бесплатно поесть, и отправилась на кухню. К сожалению, по дороге она столкнулась с Оуэном.

– Би, – окликнул он.

– Привет, Оуэн.

Как и многие другие, он был одет в бледно-голубую рубашку с открытым воротником. Его взгляд, казалось, скользил по всему ее телу, как будто он не мог решить, куда именно смотреть, пока не остановился на трех серебряных кольцах в ее левом ухе.

– Еда на кухне: бутерброды и тому подобное, а напитки стоят на столе в саду. Пожалуйста, угощайся.

Какой же он всегда вежливый.

– Ясно, – произнесла она. – Хорошо проводишь время?

– Да, – ответил он. – Конечно.

Когда он и Антония только начали встречаться, Би пугала его престижная работа одновременно с высоким уровнем образования и непоколебимой уверенностью в себе. Антония всегда хотела «хорошего» мужа и не скрывала того факта, что под «хорошим» она подразумевает рост в шесть футов и высокооплачиваемую должность, которые должны были вызывать зависть у других женщин. Единственный способ отгородить себя от всего этого заключался для Би в том, чтобы притворяться, что она ничего не замечает и что ей успех абсолютно безразличен.

Но Би было известно об Оуэне то, что он предпочел бы скрыть, и это было занятно. Иногда она просто хотела сказать: «Да. Я здесь. Мне нечего было надеть, и нет, я не буду извиняться ни за себя, ни за своего сына, а если вам что-то не нравится – мы всегда можем обсудить те вещи, о которых вы умалчиваете».

– Вынужден извиниться, Би. Но мне уже пора…

Он протиснулся мимо нее. Их плечи соприкоснулись. Би могла бы отойти в сторону, дав ему достаточно места, чтобы пройти, но она предпочла твердо стоять на ногах.

Казалось, Оуэн не знает, как вести себя рядом с ней. Но так было не всегда. Долгое время она была всего-навсего младшей сестрой Антонии и редко появлялась в его поле зрения. Она была просто фигурой где-то в конце ряда на их свадебной фотографии, одетая в платье цвета старых грибов, из-за которого выглядела мертвой. Затем наступил день, когда он впервые появился в ее квартире, покрасневший и пахнущий виски. Она до сих пор не понимала, почему впустила его тогда или в последующие разы.

Возвращаясь к теме бесплатной еды. Она нашла на кухне стол с угощениями, взяла тарелку и наполнила ее крошечными бутербродами, хумусом и морковными палочками, а затем вышла в сад. Большинство детей прыгали на надувном замке или вокруг него, за исключением пары робких малышей, которые цеплялись за юбки своих матерей, засунув в рот большие пальцы. Вокруг были расставлены стулья. Би нашла под сливой парочку пустых и села на один их них. Ветки были согнуты под тяжестью спеющих фруктов, и время от времени плоды падали на землю с глухим стуком и брызгами красного сока. Вероятно, поэтому все остальные гости избегали этих сидений. Слишком беспокоились о том, что прямое попадание испортит их одежду, предназначенную исключительно для химчистки. У Би таких забот не было. Если нельзя было бросить вещь в стиральную машину вместе со всеми остальными, она ее не покупала.

Она вытащила из заднего кармана сложенную сумку и встряхнула ее, затем зажала между ног и бросила внутрь пару упавших слив, при этом все вокруг видели, как она делает это.

Возле столика с напитками собралась группа людей; должно быть, это были коллеги Оуэна, с которыми он работал в больнице. А женщины на одеялах для пикника, одетые в яркие платья с запа́хом и во вьетнамках, пытающиеся скрыть свои животики после родов, должно быть, состояли в какой-то группе для мам с малышами. Можно было заметить их усталый и одновременно оборонительный взгляд, как бы заявляющий, что материнство – это работа на полный день, и при том очень ценная.

Би с этим не спорила. Просто в ее случае не приходилось выбирать между материнством и работой, так как ей надо было делать и то и другое, зачастую еще одновременно. Ей не хватало денег на уход за ребенком, поэтому она не могла позволить себе сидеть дома и подрабатывала в агентстве, поставлявшем чистящие средства, а Саймона брала с собой. Ей не давали на это разрешения, но Би полагала, что все будет в порядке, если руководство ее не поймает. Саймон был, наверное, единственным ребенком на этом празднике, который умел обращаться с пылесосом.

И он, вероятно, был единственным непроверенным мальчиком, подумала Би, когда с дерева упала еще одна слива, и она подняла ее, чтобы бросить в сумку. За прошедший год популярность теста на М-ген выросла гораздо больше, чем ожидала Би. Он превратился из чего-то нишевого, обсуждаемого только врачами и родителями новорожденных мальчиков, в нечто, о чем, казалось, знал любой случайный прохожий на улице.

Но по крайней мере Би оказалась не единственной женщиной, которая не вписывалась в общий дресс-код. Она заметила еще одну гостью, которая, похоже, не получила памятки о необходимости надеть красочное платье, выбрав вместо этого черные брюки и топ без рукавов такого же цвета. Женщина была высока и стройна, она стояла одна, наблюдая за весельем на надувном замке, крепко скрестив руки на узкой талии.

Она повернулась, почувствовав на себе взгляд Би, при этом Би тут же отвела его, как будто ее поймали на чем-то неправильном. Она запихнула бутерброд в рот и начала жевать. Процесс еще не был окончен, когда перед ней по траве скользнула тень, и женщина села на пустой стул:

– Привет. Меня зовут Зара. – Она уверенно протянула руку, на что Би ответила взаимностью только потому, что другого выхода не было. – Ты – сестра Антонии?

– Верно, – удивилась Би.

– Я сразу догадалась. Ваши сыновья очень похожи, не так ли? Сразу видно, что братья.

– Ты не первая, кто так говорит, – проговорила Би, надкусывая второй бутерброд. – Я думаю, у нас в роду сильные гены. А откуда ты знаешь Антонию?

– Мой муж работает с Оуэном, – пояснила Зара.

– Он врач?

– Да. А я работала адвокатом, пока у меня не родился сын.

Еще одна богатая домохозяйка, подумала Би. Какая радость.

Зара повернула голову и уставилась на надувной замок, так как, по-видимому, на нем был ее сын.

– Я слышала, вы своего не проверяли.

– Нет. – Би покачала головой. Она сделала паузу. Что за ерунда. Лучше сразу объяснить, пока ее не спросили: – Я считаю, что это жестоко.

– Лучше бы я этого не делала. – Зара протянула руку к голове и поправила свой хвост.

– Никогда бы в жизни не подумала, что мы получим положительный результат.

– Ваш сын М-положительный?

Впервые Би встретила человека, готового в этом признаться. В основном ей попадались такие люди, как ее сестра, которые с неоспоримой гордостью заявляли о негативном статусе их ребенка. А воспитание сына «М+» воспринималось как если бы тебе пришлось иметь дело с сыном, который мочится в постель или туго соображает. Такое предпочитали держать в себе.

– Да, – ответила Зара. Она смотрела прямо перед собой и не отводила взгляда.

– Малкольм – хороший мальчик, честное слово. Я не хочу, чтобы вы думали…

– Я ничего не подумала, – перебила ее Би. – Я сужу о людях по тому, как они себя ведут, а не на основании какого-то глупого теста.

Она уже собиралась встать и вернуться на кухню за едой, когда со стороны надувного замка раздался крик. Он был пронзительным, яростным и быстро превратился в вой, от которого она вздрогнула. Зара вскочила на ноги и направилась к батуту еще до того, как Би поставила тарелку. Она вскарабкалась на замок и, шатаясь, пошла вперед, в то время как все остальные в саду замолчали. Еще несколько родителей прибежало посмотреть, что произошло.

Прошло всего несколько секунд, прежде чем Зара снова появилась с маленьким растрепанным мальчиком под мышкой. Она должна быть очень сильной, подумала Би, потому что он боролся с ней при каждом следующем шаге.

Никто не сдвинулся. Никто не проронил ни слова. Би только видела, как Зара, пошатываясь, подошла к краю надувного замка и соскользнула на траву. Ее подбородок был прижат к груди, лицо пылало, взгляд был устремлен в землю. Ее сын кричал, как будто его убивали. Звук заставил Би заткнуть уши.

Только когда два других мальчика подползли к краю надувного замка, кто-то из толпы зашевелился. Одним из детей был Саймон, его лицо казалось бледным, глаза были широко раскрыты и встревожены. Другим был Джек, покрасневший и рыдающий.

Антония пронеслась по лужайке как пуля. Она схватила сына и обняла его. Малыш уткнулся лицом ей в шею, а она погладила его по волосам и спросила высоким, напевающим голосом, все ли с ним в порядке. Затем она направилась прямо к Заре.

– Тебе нужно контролировать своего сына! – возмущалась Антония. – А если не хочешь этого делать – не бери его на дни рождения!

Это было сказано с такой злостью, что Би практически почувствовала, как сильно Джек прижался к матери. Она подумала, что раньше никогда не видела свою сестру настолько взвинченной.

– Мы были приглашены. – Зара, сдалась и положила на землю своего отбивающегося сына. Он сразу же бросился бежать, но был быстро пойман человеком, которого Би приняла за его отца. У него был такой же характерный орлиный нос.

– Не мной, – прошипела в ответ Антония. Она слегка наклонилась вперед, и лицо ее исказили жесткие, заостренные черты. В таком состоянии с ней было бесполезно общаться. Единственное, что ты мог сделать – убраться с ее пути.

– Нам пора идти, приятель, – прошептала Би Саймону на ухо, наклонившись. Она взяла его за руку и осторожно пробралась между другими взрослыми гостями, наблюдавшими за Антонией и Зарой с плохо скрываемым злорадством. Никто из них и не заметил, как она вернулась в дом, взяла бутылку апельсинового сока и немного масла из холодильника, а затем вышла через парадную дверь. Она не хотела ждать, пока кто-нибудь вне зависимости от того, что именно случилось, вспомнит, что Саймон тоже был в центре происходящего.

Да и ей все равно не хотелось быть на этой вечеринке. В следующий раз она прислушается к своей интуиции и не позволит Антонии впутать ее в то, в чем она не будет уверена.

Она переходила дорогу, когда услышала шаги позади себя и, обернувшись, увидела Зару с мужем, которые выбегали из дома. Мужчина нес их маленького мальчика, крепко обхватив его руками, чтобы тот не мог сопротивляться. Ребенка грубыми движениями посадили на заднее сиденье «Рендж Ровера». Би продолжала слышать его крик, даже когда дверь машины закрылась.

Зара достала из кармана пачку сигарет, подпалила одну трясущейся рукой и сделала долгую затяжку. Муж обнял ее. Она стряхнула его руку. Лицо мужчины помрачнело.

Чувствуя, что она вторгается в чужое личное пространство, Би немного крепче сжала руку Саймона и дернула вперед, побуждая сына идти быстрее. Она сказала Заре ровно то, что думает: тестировать детей – это жестоко. Вы получили то, что вам предназначено, и вы должны просто делать все, что в ваших силах.

Она знала, что далеко не все разделяют эту точку зрения. Иногда казалось, что многие считают себя вправе знать о своем ребенке все еще до его появления на свет. Это мальчик или девочка? Есть ли у малыша генетические заболевания, с которыми, возможно, я не захочу иметь дело? Правильное ли у него количество пальцев на руках и ногах? У меня достаточно хороший ребенок? Или я могу отказаться от него и посмотреть, получится ли в следующий раз лучше?

Оглянувшись на Зару, она поняла, что сделала правильный выбор, отказавшись от тестирования Саймона. Она видела реакцию Антонии и других родителей на вечеринке и таким образом на видимом опыте убедилась в печальных последствиях этого сценария.

Ее жизнь и без того была достаточно трудной. Она была на мели, без каких-либо карьерных перспектив, и жила с мужчиной, который считал, что смешивание макарон с банкой супа равноценно приготовлению пищи.

Би совершенно не хотелось еще сильнее усугублять ситуацию.

Глава шесть

Би

Сейчас

Би сидела одна в огромном саду огромного дома своей сестры, в компании одного только кувшина с ледяной водой и маленькой миски с оливками. Антония извинилась за отсутствие возможности присоединиться из-за необходимости готовить ужин. Но Би ничего не смущало. Здесь было тихо. Кусты роз цвели, на яблоне ворковал голубь. Находясь спиной к дому, она могла представить, что сидит где-то в прекрасном парке и что вся жизнь не рушится на части.

Смотреть на сестру было крайне непросто.

Волосы Антонии, подстриженные в виде боба Видала Сассуна, блестели как мед. Ее французский маникюр был безупречен, оттеняя крупный бриллиант на обручальном кольце, а одежда при каждом телодвижении как бы шептала «деньги, деньги, деньги». Казалось, Антония совсем не постарела.

Би не нужно было смотреться в зеркало, чтобы понять, что к ней это не относится. Она всегда так гордилась своим отсутствием тщеславия, нося эту черту как почетный знак перед лицом косметических процедур Антонии и навязчивого расписания тренажерного зала. Однако теперь Би чувствовала себя глупо.

Кухонное окно было открыто, из него доносились звуки открываемых и закрываемых шкафчиков, звон сковородок, шипение лука, обжариваемого в оливковом масле. А затем послышался ожидаемый, но нежелательный звук голоса ее зятя. Би напряглась, затаив дыхание, пытаясь прислушаться и разобрать слова.

– Дорогой! – сказала Антония. – Я так рада, что ты вернулся!

– Что эта машина делает возле нашего дома?

– Я знаю, тебе будет трудно в это поверить, но…

Нельзя было не заметить, что голос Антонии сильно дрожал. Би вздохнула, встала и подошла к стеклянным дверям, ведущим на кухню. Она не позволила себе колебаться и открыла одну створку, чтобы войти.

– Привет, Оуэн, – проговорила она с порога и увидела, как краска сиюминутно сошла с его лица, а затем вернулась обратно почти так же быстро.

– Би?! – воскликнул он так, будто не мог в это поверить. – Что ты здесь делаешь?

– Я подумала, что пришло время нанести вам визит, – ответила она. – Кстати, хорошо выглядишь.

– Кто-нибудь хочет бокал вина? – весело спросила Антония, открывая холодильник и доставая бутылку.

– Я, пожалуй, откажусь, спасибо. – Би покачала головой.

– Прошло столько лет… – проговорил Оуэн, в то время как Антония торопливо наполнила стакан и протянула ему. Она по-прежнему оставалась королевой этого семейного замка: суетливая маленькая служанка Оуэна, идеальная жена доктора.

Би заставила себя встретиться с Оуэном взглядом и посмотреть ему прямо в глаза. Орехово-зеленого цвета. Она и забыла об этом.

– Пять лет, – подтвердила она.

– И Саймон тоже здесь?

– Да. – Она засунула руки в карманы джинсов. – Какие-то проблемы?

Наступила холодная пауза.

– Нет. Мне просто было любопытно. Ему ведь уже восемнадцать?

– Всего лишь восемнадцать, – поправила Би. Она чувствовала, что Антония маячит рядом. Би успела забыть, как неудобно ей было когда-то находиться в комнате с ними обоими одновременно. Но она также обнаружила, что способна просто игнорировать это чувство. Казалось, оно уже не имело значения. С тех давних пор были сделаны и более серьезные ошибки, из-за которых совершенные в молодости глупости казались не столь существенными.

– А, – протянул Оуэн. – И как у него дела? То есть у вас обоих?

– Все хорошо, – таким был ответ Би. Она вовсе не собиралась говорить ему правду. – Как обстоят дела в клинике?

– Не жалуюсь. – Уголки губ Оуэна тронула легкая улыбка. – Ты сейчас где-то работаешь?

– Конечно. – Би тоже улыбнулась, забыв на мгновение, что у нее далеко не идеальные зубы. Би вспомнила об этом, только когда увидела, как он отшатнулся. – Разве так было не всегда?

– Ну хорошо. Если вы меня извините, – проговорил он, – мне нужно принять душ и переодеться.

Он проскользнул мимо Антонии и вышел из кухни, снова оставив Би наедине с сестрой. Впервые Би отчетливо осознала, что на самом-то деле ожидала, что он вышвырнет ее из дома. Когда Антония повернулась, чтобы помешать еду, Би обнаружила, что ее трясет, но она не могла сказать, что чувствовала при этом. Хотела ли она, чтобы Оуэн выгнал ее и Саймона? Она не знала. Саймон так отчаянно просил приехать сюда, и она была вынуждена согласиться, потому что другого выхода не было.

– Могу я чем-нибудь помочь? – Би нужно занять себя делом. Чем-то таким, что помешает ей чересчур напряженно думать.

– Ты могла бы накрыть на стол, – предложила ей Антония.

Ей не нужно было объяснять Би, где что находится. Планировка кухни за последние пять лет не изменилась, хотя сама кухня была новой, шкафы поменяли на глянцево-черные вместо дубовых, которые помнила Би. Она нашла приборы с салфетками, а затем быстро и бесшумно накрыла стол на пять персон, в то время как Антония бормотала что-то про соль и шумно рылась в ящике для специй.

Почувствовав возможность воспользоваться моментом, Би проскользнула наверх, почти не чувствуя при этом ног. Она хотела поговорить с сыном до того, как он увидит Оуэна. Она знала, как двигаться тихо, когда ей нужно, а физическая работа, которую она выполняла, укрепила ее ноги и спину. Би остановилась перед спальней Джека. Оттуда не доносилось ни звука. Она толкнула дверь, но обнаружила, что комната пуста. Она задержалась на мгновение, рассматривая прекрасную спальню Джека и все вещи, которые могли бы принадлежать Саймону, если бы она сделала другой выбор.

Но Би не испытывала гнева. Он давно исчез. Было только принятие и, возможно, некоторое сожаление. Все же их с Саймоном жизнь нельзя было назвать легкой.

Би не слышала, как Оуэн подошел к ней сзади, а потому, почувствовав его прикосновение к своему плечу, она развернулась и подняла кулаки, готовая защищаться.

– Ну ты даешь, Оуэн. – Она затаила дыхание. – Ты напугал меня.

Он посмотрел на нее сверху вниз. Она медленно опустила руки. Это оказалось тяжелее, чем должно было быть.

– Что ты на самом деле здесь делаешь, Би? – спросил он. – Чего ты хочешь? Денег? Потому что если это так, то…

– Нет, мне не нужны твои дурацкие деньги, – отказалась она, хотя и не могла отрицать, что почувствовала искушение. Финансовая помощь облегчила бы многие ее проблемы. Но она на собственном горьком опыте усвоила, что если ты начинаешь убегать от трудностей вместо того, чтобы по-настоящему их решать, то потом уже просто невозможно остановиться. А она хотела остановиться.

– Я здесь, чтобы увидеть свою сестру. Разве этого недостаточно?

– Я тебе не верю.

– Можешь верить во что хочешь, – отрывисто бросила она.

– Она счастлива, Би. – С укоризной посмотрел на нее Оуэн. – Ей потребовалось много времени, чтобы почувствовать себя таковой. И я не позволю тебе снова отобрать это у нее.

– Я не хочу ничего у нее отбирать, – отрезала она. – И никогда не хотела. Если бы это было так, я могла бы давным-давно забрать все что угодно. Или ты забыл об этом?

Глава семь

Антония

Четырнадцать лет назад

«Можно ли считать медикаментозную терапию подходящим методом управления поведением мальчиков, являющихся носителями М-гена?»

(Скотт, М., Хардисен, Дж., Али, М.С., Оксфордский университет)

В нескольких исследованиях было высказано предположение, что, возможно, следует прибегать к медикаментозному лечению с целью подавления агрессивных наклонностей мальчиков с положительным результатом теста на М-ген. Уже было доказано, что антипсихотические препараты могут быть использованы для лечения пациентов из психиатрических учреждений, склонных к вспышкам агрессии, и считается, что аналогичный эффект может быть также достигнут в педиатрии при соответствующем снижении доз. В научном исследовании приняли участие семнадцать мальчиков в возрасте от четырех до семи лет, все с подтвержденными положительными тестами, они получали лекарства в течение шести недель, и эффективность лечения оценивалась с помощью анкет и опросов родителей. Из семнадцати мальчиков у четырнадцати наблюдались признаки улучшения состояния, но на тот момент было отмечено, что побочные эффекты от такого лечения перевесили пользу. Вместе с тем исследование подтвердило возможность медикаментозного лечения и готовность родителей использовать его в случае, если будут найдены подходящие лекарства.

Для Антонии вечерника в честь дня рождения сына стала катализатором перемен. Инцидент на надувном замке оставался темой обсуждения среди ее друзей в течение еще нескольких недель, они воспроизводили и анализировали все, что произошло, буквально каждое сказанное слово. Зара была быстро исключена из их круга общения. Подруги Антонии не хотели, чтобы их ребенок оказался рядом с таким мальчиком, как Малкольм.

Но поскольку от Зары перестали поступать какие-либо новости, спустя время про нее все же забыли и перешли к другим темам для обсуждения: беременность, похудение, разводы.

Однако Антония не могла двигаться дальше. Казалось, у нее не получается отпустить ситуацию, как бы она ни старалась. Она находила медицинские статьи в Интернете, читала и перечитывала статьи в журналах по психологии, чего не делала с тех пор, как окончила университет. Она обнаружила, что несколько научных центров уже проводят исследования препаратов, и первые результаты говорили о том, что, по всей видимости, антидепрессанты и седативные средства могут помочь мальчикам контролировать перепады настроения и ярость, связанные с наличием М-гена, в то время как лечение, обычно используемое при синдроме дефицита внимания, казалось, напротив, усугубляло симптомы.

Она упомянула об этом Оуэну однажды утром, когда он собирался на работу.

– Да, это, безусловно, интересное направление с профессиональной точки зрения. – Он застегнул белоснежную рубашку. – Отдел неотложной помощи выявляет мальчиков старшего возраста с травмами, вызванными безрассудным поведением или драками, и у меня в больнице есть соответствующее финансирование, чтобы проверить их. Тех, чей результат оказывается положительным, я обычно приглашаю принять участие в испытании препарата, которое проводит университет. Но, скорее всего, пройдет еще несколько лет, прежде чем мы получим надежные данные, и может понадобится много времени, прежде чем какое-либо лечение будет одобрено по всей стране.

– Но для частных пациентов все по-другому, верно?

– О да, – произнес он с воодушевлением. – Совершенно по-другому. В этом случае я могу назначать препараты более свободно, и родители сами покрывают расходы на тестирование и лечение.

Антония провела расческой по волосам, обдумывая услышанное. Идея начала обретать форму. Оуэн большую часть времени работал в больнице, но они говорили о его желании однажды заняться частной практикой. Быть может, это была возможность, которую они так долго ждали.

– Тебе это действительно интересно?

Оуэн перестал завязывать галстук.

– Я думал об этом, – признался он. – Но это большой шаг, Антония. Придется много работать.

– Оно того стоит, – кивнула она. – Национальная служба здравоохранения неплохо работает, но мы оба знаем, как медленно она развивается. Какой смысл проходить тест, если отсутствие финансирования просто не позволяет помогать мальчикам с положительным результатом?

– Я согласен. И мне нравится, с каким вдохновением ты относишься к этому вопросу. – Он обнял ее. – Если я решу реализовать этот проект, мне нужно, чтобы ты была максимально вовлечена.

– Я буду, – подтвердила она. – И я думаю, тебе следует открыть собственную клинику. Но начни приемы для мальчиков уже сейчас. Я знаю, что не все родители смогут себе их позволить, но некоторые смогут, а это лучше, чем ничего.

– Мне понадобится напарник.

– У тебя есть кто-нибудь на примете?

– На самом деле – да, – сказал он. – Ты помнишь Пола? Он был на дне рождения Джека. Мы говорили о возможности создать что-то вместе. У него есть несколько хороших идей.

Антония почувствовала, как напряглась, и поняла, что Оуэн тоже это почувствовал, потому что резко ослабил объятия.

– В чем дело?

– Пол? – тихо спросила она. – Муж Зары? Но, Оуэн, у их собственного сына положительный тест.

– Да. – Оуэн нахмурил брови, его голос внезапно стал резче. – Но это хорошо. Родители, которые придут к нам, будут знать, что мы понимаем, через что они проходят.

– Да-да, конечно, – согласилась она.

Антония решила, что ее муж действительно прав. Это обстоятельство может сыграть важную роль. И их семьям вовсе необязательно было сближаться. Она не обязана проводить время ни с этим мальчиком, ни с его матерью. Антония вернулась в объятия Оуэна, делая вид, что его резкий тон не расстроил ее.

– Я не подумала об этом.

Оуэн ушел, а Джек в это время был все еще в постели. Антония спустилась вниз и сделала себе кофе. Всего через пару минут она услышала, что открылась дверь спальни сына, а затем послышался топот его маленьких ножек по лестнице, и она поприветствовала мальчика объятиями и улыбкой.

Пока он пережевывал миндальный круассан, облитый медом, Антония списалась с Би, чтобы узнать адрес дома, где ее сестра должна была делать уборку этим утром, намереваясь зайти туда на пару часов, чтобы два мальчика могли поиграть вместе. Би было непросто, ведь она должна была работать и не могла позволить себе полноценный уход за ребенком, а Антония любила помогать. Помимо всего прочего Антония беспокоилась о сестре. Неопределенный статус Саймона с точки зрения М-гена может казаться нормальным сейчас, пока ребенок маленький, но что будет, когда он подрастет?

«Сейчас не самое подходящее время», – был ответ Би.

Для Би не существовало подходящего времени.

Антония не понимала, почему ее сестра так все усложняет. Она пролистала сообщения, пока не нашла адрес дома, который Би убирала раньше по четвергам.

– Пойдем к Саймону? – спросила она Джека.

– Да! – воскликнул он с энтузиазмом, и решение было принято.

Малыш смотрел телевизор, пока Антония выкладывала свежие посты в свой блог, добавляя фотографии новой сумочки и сережек, купленных накануне, а также пару изображений Джека с комментарием о том, как мило он выглядит со взъерошенными после сна волосами. У нее было немало подписчиков, и она не любила оставлять своих читателей без внимания.

Антония запустила посудомоечную машину, после чего они с Джеком отправились в путь. Джек хотел сесть на переднее сиденье автомобиля, поэтому Антонии пришлось отстегнуть и переставить его кресло, а когда он в конце концов уселся, она дала ему в руки айпад с его любимой игрой. Ребенок коснулся ладонью ее лица. Это заставило Антонию улыбнуться. Ее сын был таким милым мальчиком.

Они подъехали к дому: красивому особняку из красного кирпича с полукруглой дорожкой и глициниями, растущими вдоль фасада и ведущими к фонтану, где резвились обнаженные нимфы, возвышаясь над лужайкой. Когда Антония впервые увидела этот дом, он показался ей уродливым, и сейчас ее впечатление о нем нисколько не улучшилось. Где, по мнению владельцев, они жили, в Версале? Антония припарковалась и постучала в огромную входную дверь молотком в виде львиной головы. Когда она попробовала толкнуть дверь, та оказалась открытой, и Антония зашла внутрь.

– Би? – позвала она. – Би, мы здесь!

Джек, привыкший к подобным визитам в чужие дома, промчался мимо матери и отправился на поиски своего кузена, скрипя ботинками по отполированному паркетному полу. Би вышла из комнаты рядом с коридором в желтых резиновых перчатках и с салфеткой в руке. Она вытерла лоб краем футболки.

– Я же говорила тебе, что сейчас неподходящее время, – сердито посмотрела на нее она.

– Но мы уже здесь!

– Я вижу. Но у нас мало времени. Дом выставлен на продажу, и через час кто-то придет посмотреть на него, поэтому сейчас мне нужно быть то здесь, то там.

– Ого! – воскликнула Антония, удивленная и немного разочарованная. – Я и не знала. Почему ты не сказала?

– Я говорила, но ты, как обычно, не услышала. Ты можешь найти Джека?

Но вместо того, чтобы выполнить эту просьбу, Антония последовала за Би в комнату, где та начала делать уборку, наблюдая из дверного проема, как сестра забралась на подоконник и быстро отполировала до блеска каждое крошечное стекло. Джинсы Би были разорваны на заднице, и фиолетовые хлопчатобумажные трусики оказались выставлены на всеобщее обозрение. Выглядело так себе.

– Я занята, Антония, – бросила она.

В ее тоне прослеживалось явное раздражение, и это задело Антонию.

– Я бы не приходила, если бы знала, что ты будешь такой.

– Извини. – Би остановилась на полуслове. Она вздохнула. – Просто в последнее время было нелегко. Алфи болен, и я рассчитывала получить сегодня полную плату за день, чего, очевидно, не будет, ведь у меня здесь всего час на уборку.

– Тебе нужны деньги?

Би снова начала натирать стекла, на этот раз даже быстрее.

– Нет.

«Ты всегда была ужасной лгуньей», – подумала Антония, делая пару шагов внутрь вычурно украшенной комнаты. В вазе на каминной полке благоухали розы, а на журнальном столике лежали «VOGUE» и «GQ». Она достала телефон и сфотографировала цветы для своего блога.

– Саймон что-нибудь говорил о дне рождения Джека?

– Нет, – отрезала Би.

– Джек до сих пор потрясен случившимся. У него проблемы со сном, и он не переносит, когда я оставляю его одного больше чем на пару минут. Честное слово, Би, если бы я знала, что может сделать сын Зары, я бы никогда не позволила Оуэну пригласить их. Весь смысл теста в том, чтобы помочь нам принять решение о том, что лучше для наших детей и с кем им следует проводить время.

– Перестань. – Би спрыгнула с окна и стянула перчатки. – Я знаю, что ты пытаешься сделать, но это не сработает.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего. – Она откинула волосы с лица, достала телефон и проверила время. – Я действительно занята, Антония. Мне жаль, что у Джека тяжелые времена, но я не знаю, что могу сделать в этой ситуации.

– Я ничего от тебя не жду! Я просто думала, что ты посочувствуешь, вот и все. Ты же знаешь, каким тяжелым оказался для меня день рождения сына. Ведь все, чего я хотела – это устроить ему хорошую вечеринку. Не думаю, что от тебя сейчас много требовалось.

– Думаю, что Заре сейчас должно быть невероятно тяжело, – предположила Би. – Люди обращаются с ее сыном как с прокаженным.

Антония недоверчиво посмотрела на нее:

– Ей тяжело? Мой сын родился недоношенным, Би. Его забрали у меня, когда ему не было и часа от роду. В первые дни жизни его теребили и тыкали незнакомцы, мне не разрешали быть с ним, и я даже не могу насладиться его днем рождения, потому что постоянно думаю о том, что он был испорчен.

Би подошла и нежно коснулась ее руки:

– Ладно, ладно. Пожалуйста, успокойся. Да, я знаю, что рождение Джека далось тебе нелегко. Но сейчас он в порядке. Он здоров, у него отрицательный М-тест. Первые дни его жизни были трудными, но он все преодолел, вы оба это сделали. И есть много людей, которым еще хуже. Это все, что я пыталась сказать.

Антония чувствовала, как горит ее лицо. Она не понимала, почему Би всегда пыталась преуменьшить то, через что пришлось пройти Джеку. Но, по мнению Антонии, у Би были странные представления и о многих других вещах. Взять хотя бы ее отказ проверить Саймона. Или то, как она защищает Зару и ее сына «М+».

– Ну ладно, – произнесла она. – Скоро таким мальчикам, как Малкольм, не будет оправдания, если они станут плохо себя вести.

– Что ты имеешь в виду?

– А ты не видела последние новостные репортажи о медикаментозном лечении?

– Я, по правде говоря, не смотрю новости. – Би заправила тряпку за пояс джинсов и оглядела комнату, словно пыталась найти еще что-то, что можно было бы почистить, хотя, насколько могла видеть Антония, помещение выглядело безупречным. К работе сестры нельзя было придраться.

– Би, ты серьезно? Тебя совсем не волнует то, что происходит в мире?

– Меня волнует то, что у меня еще три спальни, – ответила Би и прошла мимо сестры к лестнице.

Антония последовала за ней.

– Если поднимешься наверх, с тебя мытье туалета, – окликнула ее Би.

Но Антонию это не остановило:

– Оуэн открывает частную клинику для M-положительных мальчиков. – Она была вознаграждена небольшой паузой в шагах сестры, но этого ей не было достаточно, она хотела большего. – Тебе не кажется, что это блестящая идея? Он сможет оказывать поддержку их родителям и предоставлять лекарства, которые помогут справиться с симптомами. Это изменит жизни многих людей. Если вовремя выявить нарушение, с ним можно будет справиться.

Би остановилась наверху лестницы и развернулась лицом к сестре.

– Ты себя слышишь? Ты рассуждаешь о лечении детей, которые не больны, а история говорит нам, что такое никогда ничем хорошим не заканчивалось.

– Это вовсе не так. Ну пожалуйста, подумай сама. Этим мальчикам можно оказать помощь, а это значит, что нет причин не проверить Саймона.

– Антония! – Би произнесла это так, как когда они были маленькими и Антония пересекала какую-то невидимую черту.

Больше Би ничего не говорила. Ей не пришлось. Для Антонии предупреждение прозвучало громко и отчетливо. Когда Би исчезла в одной из спален, Антония оставила сестру наедине с ее делами. Нужно было подобрать более подходящее время, чтобы вновь вступить в бой.

На тот момент она решила отправиться на поиски мальчиков. Дети, как оказалось, баловались в игровой комнате в задней части дома. У Саймона была коробка лего, и он увлеченно собирал что-то вроде автомобиля или робота. Ребенок был в выцветшей футболке и нуждался в стрижке, выглядя очень бедно по сравнению со своим кузеном Джеком в его новых джинсах и маленьких кожаных ботинках.

Антония устроилась на диване, тихо кипя от злости. Хотя ее взгляд был привычно прикован к сыну, вместо этого она заставила себя сосредоточиться на Саймоне, наблюдая, как он с шумом перебирает конструктор. Джек сидел рядом с ним, хватал детали наугад и предлагал их ему. Ей нравилось смотреть, как они играют вместе. Их связь была очевидна даже в столь раннем возрасте.

Маловероятно, что у Джека будет родной брат или сестра. Она не была уверена, что сможет пройти через все это еще раз. Саймон был самым близким человеком, который когда-либо будет у Джека, и она отчаянно хотела защитить их отношения, дать им возможность развиваться. Саймону тоже было бы хорошо проводить время с таким мальчиком, как Джек.

Если бы она только знала, каким на самом деле был Саймон. Но если Би что-то решила, она становилась непоколебима. Антония до сих пор помнила, как сестра всю зиму отказывалась носить шапку. Она сказала, что ей не нравится покалывание шерсти, что голова чешется и что ей в таком случае лучше замерзнуть. Это довело Антонию до отчаяния. Ситуация с тестом была похожей.

Очевидным решением было разорвать отношения с сестрой. У нее было много других друзей, да и у Джека не было недостатка в товарищах по играм. Но у него была особая связь с Саймоном, и Антония не знала, сможет ли лишить его этого.

Она любила Би.

Но в то же время иногда ненавидела ее.

Глава восемь

Саймон

Сейчас

Лицо Саймона болело. Ему было трудно заснуть, потому что каждый раз, меняя положение, он прижимался синяком к подушке и просыпался от боли, ворочаясь потом еще несколько секунд, которые нужны были его мозгу, чтобы вспомнить, что он был в доме Джека, а не в сыром трейлере, в котором спал последние четыре месяца.

Он посмотрел на часы у края кровати. Пять утра. Мог бы и встать. Его мозг все равно не позволял ему снова заснуть. Он пошел в ванную и плеснул себе в лицо холодной водой, затем надел шорты с футболкой и спустился вниз в поисках еды.

Саймон испытывал странные ощущения, вернувшись в этот дом. Прошлый вечер тоже показался ему странным. Он сидел на неловком семейном ужине, где все были вынуждены слушать болтовню Антонии. При этом никто ничего не сказал о синяках на его лице. У Саймона сложилось впечатление, что все очень старались о них не говорить. Тем лучше для него.

По крайней мере еда была хорошей. Он сосредоточился на этом, игнорируя дядю Оуэна, который, как он чувствовал, наблюдает за ним с другого конца стола. Саймон не любил Оуэна. Всякий раз, когда Оуэн был рядом, у Саймона начинало неприятно сосать под ложечкой и казалось, что нужно быть готовым к обороне. Саймон отлично знал, почему Оуэн не любил его. Это было очевидно. Оуэн искренне верил в необходимость сдачи анализа на М-ген, а Саймон так и не прошел обследование. Он не был последователем особой религии Оуэна, которая гласила, что все мальчики должны предстать перед судом при рождении, ведь их будущее как ангелов или демонов решено еще до того, как они разовьют контроль над мочевым пузырем.

Да ну нафиг.

Но Саймон, однако, был реалистом. Он знал мир, в котором жил, и знал, что не может его изменить. Пришло время перестать бороться с неизбежным.

Быстрый осмотр происходящего на первом этаже показал, что все еще спят, поэтому Саймон осторожно прокрался на кухню. Он взял апельсиновый сок из холодильника и выпил его прямо из бутылки, до дна. Затем он сложил пополам кусок хлеба и засунул его в рот одним махом. Ему также удалось набрать немного винограда с грозди, лежащей в причудливой вазе с фруктами. Саймон вновь изучал содержимое холодильника, когда вошел Оуэн и застукал его.

Но Саймон отказывался испытывать стыд. Он был голоден, а еды на этой кухне было более чем достаточно для трех живущих в доме человек, и плюсом ко всему никто не говорил ему, что так делать нельзя.

– Смотрю, ты рано встал, – заметил Оуэн.

– Сила привычки, – ответил Саймон. Он достал большую банку клубничного йогурта, наблюдая за дядей краем глаза. Би велела ему не рассказывать тете и дяде, где они жили и чем занимались, но держать это в себе было трудно. Он хотел поделиться этим с Оуэном, просто чтобы увидеть потрясение на его лице.

Но он воздержался. Вместо этого он снял крышку с упаковки, достал из ящика стола ложку и начал есть быстрыми, жадными глотками.

Оуэн принялся играть с причудливой кофеваркой.

– Хочешь чашечку?

О нет.

– Да, пожалуйста.

В последний момент Саймон осознал, что это был способ Оуэна удержать его в комнате подольше, но было уже слишком поздно. Если бы он сразу это понял, он бы отказался. Но кофе так хорошо пах, а Саймон так долго обходился самым малым.

– Что случилось с твоим глазом? – спросил его Оуэн, поднося кружку к кофе-машине и нажимая кнопку.

– Я… Со мной случился несчастный случай.

Отчасти это было правдой. Он не собирался позволять другому парню бить себя по лицу.

Оуэн дал тишине настояться, прежде чем ответил:

– Понятно. Что за несчастный случай?

– Упал.

Тоже верно. Он упал. Когда его ноги отказали от истощения.

– Твоя мать сказала, что ты получил травму, играя в регби.

Вот дерьмо.

– Совершенно верно. Несчастный случай во время игры в регби. Другой мальчик… он вовсе не собирался сбивать меня с ног. Вот что я имел в виду, когда говорил про несчастный случай.

Он налил себе в рот больше йогурта, пока не потянуло сказать еще что-то для усугубления ситуации.

Оуэн протянул ему кружку кофе. Это была нормальная кружка с толстой ручкой, на которой были нарисованы желтые цветы. Она так сильно отличалась от облупившейся эмали, к которой он привык.

– Тебе оказали медицинскую помощь? – спросил его Оуэн.

– Нет, – покачал головой Саймон.

Оуэн пододвинул кувшин с молоком. Саймон влил щедрую порцию в свой кофе, хотя в холодильнике были сливки, и на самом деле он предпочел бы их и взял бы немного, если бы Оуэна не было рядом. Но он вдруг почувствовал себя неловко и слишком отчетливо осознал, что это был дом Оуэна и что он гость, к тому же нежеланный.

– Почему нет?

– Я не нуждался в ней. Все в порядке. Это просто синяк. От такого не умирают.

– Ты не возражаешь, если я взгляну повнимательнее?

Саймон осторожно поставил чашку на столешницу. Волосы у него на затылке внезапно встали дыбом – верный признак того, что нужно было быть осторожным.

– Зачем?

– У тебя был сильный удар по лицу. Я хотел бы убедиться, что с твоим глазом все в порядке, что у тебя нет перелома скулы. Думаю, было бы неплохо проверить также зубы и убедиться, что у тебя нет сотрясения мозга.

– Я в порядке.

– Непохоже на правду, – возразил ему Оуэн. – Ну, давай же. Это займет всего минуту.

Саймон хотел сказать «нет», но не видел другого выхода, кроме как согласиться. Что, если он откажется и Оуэн заставит их с матерью уйти? Поэтому он подчинился и позволил Оуэну коснуться своего лица и посветить ему фонариком в глаза. Однако Саймон ничего не сказал Оуэну о старых синяках на ребрах и спине, как и о том, что ему больно, если он смеется. Его дяде не нужно было знать об этом. Даже Джек не знал об этом.

– Тебя до сих пор не проверили? – недоверчиво посмотрел на него Оуэн, когда осмотр наконец закончился.

– Ты правда думаешь, что моя мама позволила бы мне сдать тест?

1 Сокращенно от Беатрис.

2 GlaxoSmithKline («ГлаксоСмитКлайн», GSK) – британская фармацевтическая компания, являющаяся одной из крупнейших в мире.

Продолжить чтение