Шнуроукладчики
… Балтика. Идут масштабные учения. Минная гавань.
Конец восьмидесятых, начало незабвенной Перестройки.
Осень. Хлесткий боковой ветер. Дождь. Светает.
Весь личный состав военно-морской базы, так или иначе, задействованы в решении сыплющихся нескончаемой чередой на её штаб всевозможных задач. Практически все корабли бригады тральщиков, обычно дислоцированных в гавани, находятся в море, в том числе и дивизиона малых кораблей во главе с комдивом и его штабом, привычно расположившихся на самом быстроходном рейдовом тральщике, прозванным моряками «Антилопой». Лишь три по разным причинам не готовых к длительному плаванию корабля-шнуроукладчика дивизиона под командованием единственного оставленного на берегу офицера штаба сиротливо покачиваются в гавани на якоре и швартовых, оставшись в так называемом неприкосновенном резерве.
Ну, нужно ж было кого-то оставить на хозяйстве, для выполнения текущих работ в гавани, вот и оставили их под руководством нового, ещё даже не вступившего в должность, дивизионного специалиста, бывшего командира легендарного в гавани РТ-229, в простонародье – «Антилопы». Всё равно на момент ухода дивизиона в море его в гавани не было, он лишь, спешно возвращался из неудобной длительной командировки в Учебный центр флота для передачи накопленного богатого командирского опыта в охране водного района молодым коллегам дружественных стран.
Так неожиданно для себя впервые за два года службы в Минной гавани бывший командир «Антилопы» и оказался не у дел, впрочем, это несильно огорчало его, даже радовало, ведь теперь на его новой должности больше ничто и никто не будет остро зависеть от его решений.
Ну, или – почти никто… и ничто!
Но, вот незадача, почему-то сегодня ночью стряслось невозможное – их временному соединению кораблей неожиданно вдруг объявили пятиминутную готовность к выходу в море, словно забыв, что эти три «коробочки» по многим аспектам жизни-деятельности крайне нежелательно выпускать в открытое плавание.
Впрочем, может, на объявлении этой пятиминутной готовности, всё и закончится? Да мало ли на флоте объявляют тревог, далеко не все из них имеют реальное подоплёку, заканчиваясь ничем, а уж неожиданных незапланированных походов в открытое море – на флоте всему есть свой план! – даже не припомнить…
…Итак, исполняющий обязанности командира временного соединения шнуроукладчиков старший лейтенант Феликс Стариков стоит на ходовом мостике одного из трех вверенных ему шнуроукладчиков, принимая по закрытой радиосвязи доклады их командиров о переводе кораблей на пятиминутную готовность к выходу в море.
– Да понял, вас понял, я – «Прыжок-3», прием, – терпеливо отвечает он на беспричинно частые по всякому мелочному поводу доклады молодых лейтенантов, вчерашних выпускников военно-морских училищ, внутренне улыбаясь их канонически правильно построенным в эфире сообщениям.
«Ничего-ничего, это у них пройдёт», – улыбается про себя новоиспеченный офицер штаба, не обращая внимания на их многочисленные жалобы о неполных экипажах и разукомплектованных ЗИПах на борту, которыми за их счет укомплектовались ушедшие в море соседние корабли, абсолютно уверенный в том, что незапланированный выход точно не состоится.
Ну и, действительно, какой тут может быть выход, когда почти треть экипажей на кораблях отсутствует, да и из тех, кто остался – лишь одна молодежь, только-только пришедшая из «Учебок». Но это бы ещё ничего, полбеды, главное – из трех командиров, лишь мичман Тихомиров Владимир Николаевич, командир шнуроукладчика с бортовым номером 224, который Стариков, не задумываясь, назначил флагманским, имеет опыт боевого траления, постановки и подрыва шнурового заряда. Два других, лейтенанта Полянский и Михайлов, совсем «зелёные», с горем пополам лишь накануне этого учения получившие свой допуск на самостоятельное управление кораблями.
– «Прыжок-3», «Прыжок-3», я – «Сталь-224», – видимо, давая понять молодым лейтенантам, что пора б и закончить свои необязательные причитания в эфире, неожиданно по рации прерывает мысли Феликса мичман Тихомиров, – корабль к бою и походу готов, как понял, прием.
– Вас понял, 224-ый… – слегка запутавшись в трубках и микрофонах малознакомого шнуроукладчика, не сразу отзывается Феликс, – я «Прыжок-3», прием.
– Как у вас тут? – неожиданно из ходовой рубки появляется голова несуразно длинного, почти под два метра ростом дивизионного замполита, капитан-лейтенанта Пырина Олега Анатольевича, Бог весть, откуда впервые за три дня учения появившегося здесь, в расположении дивизиона.
…Вообще-то, его, как и Старикова, только-только назначили на должность – перевелся в Бригаду, говорят, даже аж прямо со штаба Флота. Что?.. как?.. зачем?.. – никто толком не знает, но первое впечатление о себе произвёл весьма даже приятное: простой, общительный, незаносчивый, надоедливых политических вопросов, которыми обычно грешат политработники, об отношении к политике партии и правительства и взаимоотношениях в семье не задает.
И правильно делает!
Ну, кто теперь среди нормальных думающих офицеров поддерживает пустую телевизионную трескотню о всяком плюрализме мнений, сокращении штатов, рыночных взаимоотношениях и прочей малопонятной ерунды, когда в продуктовых магазинах города – карточная система, да и снабжение кораблей не лучше.
И что тут поддерживать?
Кого?
Хотя, конечно, офицеры – есть офицеры: никто не ропщет, а трудности и неурядицы только закаляют характер.
Да и трудности ли это?
Новый замполит, на редкость, с пониманием, не оторван, как говорится, от земли-матушки, напротив, шутит вместе со всеми, а иногда даже свежие смешные анекдоты рассказывает на пикантные темы.
Вот только со спецификой службы дивизиона по понятным причинам он мало знаком, да и не очень-то спешит знакомиться, видимо потому и остался во время учений на берегу, вероятней всего в политотделе Бригады на подхвате, – мало ли что там стрясётся!..
– Всё нормально, товарищ капитан-лейтенант, – бодро докладывает Стариков, неожиданно нарисовавшемуся в дивизионе, замполиту, с которым он и познакомиться толком ещё не успел: так, виделись мельком при убытии в командировку, – все корабли соединения переведены в пятиминутную готовность, – продолжает тараторить, – к бою и…
И тут вдруг умолкает, раздумывая, стоит ли докладывать дальше про выявленные при беглом изучении кораблей проблемы с неполными экипажами и ЗИПами или умолчать на всякий случай, как обычно, ведь выхода-то в море всё равно не будет.
– Понял вас, товарищ Стариков, – ничего, похоже, не заметив, перебивает Пырин, неуклюже выбираясь из тесной рубки шнуроукладчика и дружелюбно протягивая свою широченную ладонь. – Здравствуйте, очень рад с вами познакомиться.
– Здравия желаю, Олег Анатольевич, – уверенно отзывается Феликс, пожимая протянутую тёплую руку в ответ
– А у меня… вам пакет, – почему-то смущается замполит, вытаскивая из-за пазухи шинели запечатанный сургучной печатью невзрачный свёрток казённого желтого цвета.
– Есть пакет, – не моргнув глазом, привычно чеканит слова «старлей», принимая необычный конверт в руки. – И что там? – вдруг, не выдержав, по-мальчишечьи вскидывает свои серые пытливые глаза.
– А… и…черт его знает! – вытаращив глаза, также по-мальчишечьи нелепо жмет плечами тот. – Мне его… в политотделе Базы вручили, – понижает голос.
– Ну, что ж, – оправившись, сурово хмурит свои черные брови бывший командир вездесущей на рейде Базы РТ-ешки, – похоже, и о нас вспомнили, не забыли… быстрокрылых… шнуроукладчиков, – с сарказмом по-стариковски ворчит себе под нос опытнейший офицер дивизиона, едва достигший своих двадцати четырех лет, вскрывая пакет.
…И в каких только передрягах они с его вездесущей «Антилопой» не побывали за два промелькнувших, как один день года! И чего только не успели повидать, преодолеть, попробовать. Но, говоря честно, никаких секретных пакетов из Базы с посыльным, как в кино с пятью сургучными печатями, никогда не получали, лишь длинные замысловатые шифровки изредка прилетали к нему на брандвахту. Помнится, как-то всю ночь с радистом вдвоем разгадывали никчемный циркуляр о возможном усилении ветра, да прочих никому ненужных движений кучевых облаков над северо-западным регионом страны…
– Какие новости? – замполит с любопытством нелепо заглядывает Феликсу через плечо, выхватывая незатейливую строку слов, в которой и есть-то всего три цифры: долгота, широта и время.
– Уф!.. – снова не сдержавшись, недовольно фыркает дивизионный специалист, и, пытливо вскинув глаза на «каплея», рубит в упор. – Кто старший на выходе?
– Вы… – тут же, словно ждал, выстреливает тот, – конечно, вы, товарищ старший лейтенант, вас же комдив оставил старшим.
– А вы?.. – дивится Стариков. – В качестве кого с нами? У вас, кажется, морская специальность штурмана…
– Шту-у-ур-ма-на?! – опешив, тянет Пырин. – Нет-нет, ни в коем случае… – опомнившись, зачастил, – я с вами в качестве посредника… наблюдателя, то есть.
– Ясно, – плохо скрывая раздражение, отворачивается «старлей» и, суетливо выхватив изогнутый в виде банана микрофон «Каштана», взрывает его динамики, – Ходовая рубка, Мостик!
– Есть, Рубка.
– Штурманскую карту нашего водного района на мостик.
– Есть штурманскую карту на мостик, – Феликс с удивлением узнает почти родной голос старшего матроса Федьки Моисеева его бессменного за два последних года командования «Антилопой» рулевого.
«Мистика!..», – мелькнула, было, и тут же утонула в потоке событий мысль в голове «старлея» уже уткнувшегося в изучение вынесенной к нему наверх командиром корабля нужной карты.
«Ничего нового, всё как всегда…», – буднично размышляет он на ходу, – «…штатного штурмана с нами на выходе не будет, курс на карте прокладывать некому, вместо штаба дивизиона идёт посредник-наблюдатель, в подчинении почти незнакомые корабли, да ещё с неопытными и неполными экипажами в придачу».
– Уф! – определив назначенную точку прибытия, снова саркастически фыркает Стариков, непроизвольно бубня себе под нос. – Ну и зачем же так далеко?.. Наши-то учебные шнуровые заряды вполне б можно было развернуть прямо на рейде, как и положено, а не гнать в открытое море навстречу судьбе малопригодные для шторма посудины.
– Что стряслось? – снова смешно заглядывая из-за плеча Феликса сверху вниз на карту, живо интересуется замполит.
– Докладываю, – спохватившись, что сболтнул лишнего, бодро чеканит старший лейтенант. – Соединению кораблей из трех шнуроукладчиков дивизиона поставлена боевая задача: немедленно выдвинуться в район дальнего полигона, время «Че минус четыре»!
– По-нят-но, – растерянно тянет посредник, тоже, по-видимому, никак не ожидавший такого поворота событий.
– Разрешите выполнять, – не отрываясь от карты, звенит Стариков, быстрыми умелыми штрихами от руки без циркуля и линейки, нанося на неё точку назначения и примитивную предварительную штурманскую прокладку со всеми необходимыми манёврами вдоль фарватера, словно эскиз своих будущих гениальных картин.
– Выполняйте, – в такт ему машинально командует замполит.
– «Шалаш», «Шалаш», я – «Прыжок-3», прием, – не замечая переживаний посредника, затягивает «старлей» привычную для любого командира песню эфира, вызывая по внутренней закрытой сети Бригады оперативного дежурного.
– «Прыжок-3», я – «Шалаш», прием, – будто ждал, тут же отзывается тот.
– «Шалаш», я – «Прыжок-3», прошу «добро» на «глаголь-веди»… в составе трех единиц… в район «семнадцать-двадцать»… согласно… – не торопясь, выговаривая каждое слово, как бывало на «Антилопе», перекрикивает шипение эфира Феликс в надежде, что тот не в курсе полученного им необычным образом пакета и тут же запретит выход.
– Добро, – безжалостно и равнодушно, даже недослушав его, шипит эфир в ответ и, словно снимая последнюю надежду, добавляет очевидное, – время «Че минус три пятьдесят пять».
– Есть «Че минус три пятьдесят пять», – по инерции повторяет Стариков и, переключившись на волну дивизиона, уверено выдаёт в эфир. – Внимание всем кораблям, я – «Прыжок-3», – делает многозначительную паузу, – по местам стоять с якоря и швартовых сниматься.
– Вас понял, я – «Сталь-224», прием, – первым, как и положено флагману, тут же отзывается мичман Тихомиров, командир ШУ-224.
– Я – «Сталь-243», вас понял, приём, – радостно вторит ему лейтенант Полянский.
– Я – «Сталь-251», вас понял, прием, – весело подхватывает и лейтенант Михайлов
…И чего ж это им не веселиться?
Молодость, есть молодость, лейтенанты во все времена при каждом удобном случае рвутся в бой. Да и не только лейтенанты. Такова жизнь! И это, правильно: все мы живы нашими эмоциями, впечатлениями, переживаниями и чем больше и ярче они, тем больше и ярче наша жизнь. А когда их, эти эмоции, как не в молодости-то, получать!?..
– Внимание всем, – грохочет, мобилизуя себя и командиров, Стариков, – соединению кораблей в составе трех единиц поставлена задача, – делает паузу, – осуществить переход в заданную точку дальнего полигона в строю кильватера: 224 – первый, 243 – второй, 251 – третий. Как меня поняли? – прием.
Не успевают лейтенанты завершить свои длинные канонические партии в эфире, как заиграли и запели звонки и динамики на флагмане:
– Внимание по кораблю, по местам стоять, с якоря и швартовых сниматься, – командует Тихомиров.
Тут же, вслед за ним практически одновременно запели и заговорили динамики соседних шнуроукладчиков, но привычная череда команд, эхом летящих над опустевшей акваторией гавани, круговерть встречных докладов с боевых постов, навсегда врезавшихся за два промелькнувших на «Антилопе» года в сознание бывшего её командира Старикова, сейчас никак не трогают его. Он лишь с некоторым сожалением, ностальгией, безучастно слушает их, по привычке улавливая и фиксируя в интонациях моряков малейшие нотки неуверенности или недосказанности, вырисовывая в голове собственную картину готовности экипажа к предстоящим испытаниям.
– Ветерок-то для наших «пластмассок», кажется, критический, – вглядываясь в волны за молами гавани, машинально на ходу подмечает «старлей».
– А сколько у наших… предельная? – услышав его, вскидывает внимательные темно-карие, почти черные глаза «каплей».
– Четыре балла!
– А эти… сколько? – перехватив взгляд дивизионного, пытает замполит. – Вроде б поменьше?
– На рейде меньше, – кивает Феликс, – балла два… не больше, но ветер местами даже здесь рвёт барашки с волны, а вот что будет на полигоне за островом, посмотрим там.
– Да-а, пожалуй!.. – улыбаясь, безучастно тянет долговязый, невольно заглядевшись на маленькие несуразные горбатые кораблики с огромной вьюшкой за узкой надстройкой, один за другим весело, словно муравьи, высыпающие за молы гавани.
– Внимание всем, – возвращает его к действительности грубый, а в старом динамике ШУ-224 ещё к тому же и хриплый голос Старикова, – курс сто тридцать, расстояние три кабельтова, прием.
– Есть, сто тридцать! Есть, три кабельтова! – поочерёдно нараспев докладывают командиры.
Офицеры штаба внимательно наблюдают, как медленно и неуклюже, словно утюги, два шнуроукладчика друг за другом не без труда преодолевая снежные шапки волн, занимают линию кильватерного следа их корабля. Правда один из них смотрит на происходящее с нескрываемым любопытством, интересом, а другой напряженно, придирчиво, изучая действия своих новых подчинённых: понимают ли они его команды?.. справятся ли?..