Сова
«Судьба не выбирает за нас, она предлагает варианты»
Мария Свешникова, «Fack’ты»
Правила перевозок:
1. При регистрации Перевозчику присваивается уникальное имя, которое позволяет его идентифицировать. Имена не могут повторяться.
2. Каждый Перевозчик имеет свою категорию: 1, 2, 3. Стоимость услуг напрямую зависит от категории. Перевозчик имеет право сменить категорию или работать по всем, о чём обязан оповестить Организацию.
3. Заказ считается принятым в работу после согласия Перевозчика и внесения предоплаты в размере 50% от общей стоимости услуги. Оплата производится любым удобным для Заказчика способом. Вторая часть вносится после выполнения заказа. В случае отказа от оплаты Заказчик вносится в чёрный список пожизненно.
4. Все риски, связанные с транспортировкой пассажира (посылки), Перевозчик берёт на себя.
5. Пассажир (посылка) должны быть доставлены в указанное место, несмотря на трудности, возникающие в пути. В случае невыполнения заказа в указанные сроки, Перевозчик обязан вернуть предоплату и выплатить 20% от общей стоимости услуги Заказчику за доставленные неудобства.
6. Перевозчик вправе аннулировать заказ на любой стадии выполнения в случае личного оскорбления или прямой угрозы жизни от пассажира. Заказчик заносится в чёрный список пожизненно.
7. Заказчик обязан оповестить Перевозчика о содержимом посылки (кроме документов и электронных носителей), если Перевозчик относится ко 2 или 3 категории.
8. Перевозчик использует личное транспортное средство, отвечающее качеству перевозок и удовлетворяющее запросы Заказчиков. Обслуживание и оформление необходимой документации является обязанностью Перевозчика.
9. Все Перевозчики, зарегистрированные в Организации, проверены и соответствуют заявленной категории.
Дополнение:
В случае гибели пассажира или утере посылки, Перевозчик возмещает убытки любым удобным для Заказчика способом.
Глава 1
Юля
Выхожу из ресторана, остановившись перед машиной и посмотрев в ночное небо. Перевести дух и закрыть глаза, в миллионный раз представить, что моя девочка тоже, возможно, сейчас думает обо мне, надеясь на скорую встречу.
Спустя три месяца мысли стали ленивее, а напряжение не таким острым. Я думаю о дочке каждый день, и лишь на работе, в гуще забот и обязанностей, могу отодвинуть мысли на второй план. Но как только гомон голосов стихает, и я остаюсь одна, одолевают ужасающие мысли, от которых невозможно избавиться.
Я хотела бы хоть крохотную надежду, что она жива. Хотя бы жива, не говоря уже об остальном.
Сажусь в машину и двигаюсь в направлении дома, вспомнив, что в холодильнике пусто. Сапожник без сапог – повар без стремления покормить себя самого. Заезжаю в супермаркет, и как обычно, беру готовую еду, чтобы перекусить.
Наушник оповещает о звонке, и я принимаю его, не посмотрев на экран.
– Привет, пропавшая, – Марина весело приветствует, потому что несколько её звонков остались без ответа. – Ты хоть иногда подавай признаки жизни.
– Работала шесть дней подряд. Тимур уезжал к родителям, чтобы познакомить их с невестой.
– О, всё-таки миссис Гаярова появится? Не думала, что он женится на этой безликой особе, – недовольно прыскает.
– Она не безликая, а простая. Вероятно, такая ему и была нужна.
И я понимаю негодование Марины, потому что Тимур привлёк её, но от продолжения знакомства отказался. И что только подруга не делала, но мужчину не зацепила, а затем он и вовсе стал её избегать.
– Ты дома?
– В гипере. – Указываю пальцем на несколько салатов и курицу, и через пару минут передо мной появляются контейнеры. – Через десять минут буду дома.
– Я заскочу?
– Я, вообще-то, устала, и…
– Я ненадолго. Узнать, как у тебя дела. Жди.
Звонок завершается, прежде чем я успеваю придумать очередную и весомую отговорку, поэтому приходится принять тот факт, что сегодня у меня гости. По этой причине беру торт, зная, что Марина сладкоежка, и топаю на кассу.
Вхожу в квартиру, которая встречает омерзительной тишиной. Без родного «мама» и «что ты мне принесла?». И чем больше времени проходит, тем больше уверенность, что подобного я никогда не услышу.
Не успеваю переодеться, как приходится направиться к двери, потому что подруга совершает над звонком насильственные действия.
– Ты чего так долго? – Врывается, снимая туфли и направившись на кухню.
– Я шла. Не голой же открывать. – Включаю чайник и выставляю торт, над которым водит носом подруга. – Всё в порядке?
– Это я у тебя спросить хотела. На звонки не отвечаешь, на сообщения тоже.
– Говорю же, работала шесть дней. Ноги гудят так, что впору оглохнуть. Но завтра последний день, а затем Тимур выйдет.
– Не говори мне о нём, – заталкивает в рот кусок торта. – У меня на него аллергия.
– Марин, он тебе ничего плохого не сделал. Вообще ничего не сделал. – Наливаю чай, поставив перед ней кружку. – Ну не возникло притяжения – так бывает.
– У меня не бывает, Юль. Я нравлюсь всем, а какой-то Тимур носом воротит, – кривится, не желая отпускать ситуацию. – И вот что он нашёл в этой Лизоньке? Официантка: забитая, бесцветная… Да никакая!
– Может, у неё богатый внутренний мир.
– Чего?! Вот на мир, как раз таки мужикам плевать. Вот мой приходит: пожрать и потрахаться.
– Ну не все же такие ограниченные, – подмигиваю подруге, которая толкает в массы только свою точку зрения на отношения в общем и на мужчин, в частности. – И вообще, с умным мужчиной очень приятно разговаривать, если не ставить во главу угла физиологию.
– Мне такие не попадались, – придвигает второй кусок. – Да и не ищу я таких.
И это меня всегда удивляло, потому что подруга – эффектная блондинка, умеющая себя подать, – как ни странно, всегда притягивает мужчин из серии «пожрать и потрахаться». Или они сами к ней притягиваются?
– А твой нынешний?
– Макс? У него из хороших манер только «спасибо» после минета, и то через раз. А вообще, он мне нравится, да и денег на меня не жалеет. Не жалел. Сейчас у него небольшие трудности, которые через пару месяцев должны разрешиться.
– Марин, давай ты не будешь снова вестись на эту чушь. Напомнить, как один из кавалеров вытянул из тебя полмиллиона в прошлом году?
– Он не такой. Кстати, – тычет в меня ложкой, – он закрыл мою ипотеку.
– Да ладно? – И это значительный прогресс в череде однотипных кавалеров подруги, оставляющих после себя исключительно проблемы и разбитое сердце.
– Да. Восемь миллионов отдал. И путёвку за границу купил.
– Поздравляю, – мямлю, не веря, что мужчина, который в жизни Марины вряд ли задержится надолго, пожертвовал такой суммой. – А Артём две тысячи алиментов платит. И то напоминать приходится. Кстати, он заявил, что нет ребёнка – нет алиментов.
– Вот сволочь! Но доказательств, что Фиска мертва, нет! Прости, – кладёт ладонь поверх моей. – Ты поняла, что я хотела сказать. Я до сих пор виню себя, Юль. Не оказала сопротивление, не кричала достаточно громко, не…
– Марин, ты не виновата. Ты просто забрала Анфису из садика, потому что я была на работе, а няня внезапно заболела. Ещё и травму получила, а потом две недели провела в больнице. Кто знает, что сделала бы я? А, может, ничего бы не сделала. Реакцию на подобное невозможно предсказать, да и что сделает женщина против нескольких крепких мужчин?
– Новости есть?
Выйдя из ресторана, рука потянулась к телефону, но, во-первых, уже не время для рабочих звонков, а во-вторых, я настолько достала Семёна Андреевича, что скоро окажусь в чёрном списке.
– Звонила на прошлой неделе – не было. Знаю, что меня оповестят, если будет хоть что-то. А если не будет вообще? Неизвестность уничтожает, а от предположений тошно. Детектив, которого наняли с другими мамами, не обрадовал. Сказал то же, что и полиция.
– То есть, они свою работу сделали на совесть?
– Получается так. Но от этого не легче.
И я-то винила сотрудников в медлительности и нежелании работать, но по факту они ответственно подошли к нашему вопросу. Вот только это ничего не дало.
– Съешь тортик, – подвигает ко мне тарелку.
– Не хочу, – подпираю ладонью подборок, отмечая, что подруга лопает уже третий кусок, и делает это с таким удовольствием, что отчасти завидую.
– Юль, необходимо нормально питаться, понимаешь? Таешь на глазах, скоро будешь просвечиваться. Требуются силы, чтобы Фиску искать. Больная и слабая ты ей не нужна.
– Я прихожу к выводу, что вообще никому не нужна, – отмахиваюсь, всё же отломив кусочек торта. – Артём делает вид, что ничего не произошло, словно и не было у нас дочки. Через каждое слово: «Светочка сказала… Светочка тебе советует… Светочка считает, что ты действуешь неверно». Поражаюсь степени зависимости от Светочкиного мнения. Первый месяц ещё как-то принимал участие и вроде переживал, а потом перестал отвечать на звонки. Знакомые сторонятся, и я пока не поняла, по какой причине: на жизнь не сетую, денег не прошу, помощи не требую.
– А они заранее, – прыскает Маринка, закатив глаза, – вдруг начнёшь сетовать и просить?
– Только ты интересуешься и переживаешь.
– Юль, у меня детей нет, но я за Фиску, как за родную волнуюсь. Она росла на моих глазах. Если бы я тогда среагировала иначе…
Минута тишины и понимания, «если бы» – абстрактная форма сожаления, имеющая множество вариаций в зависимости от воображения. Увы, нельзя вернуться в прошлое и поступить иначе, сделав верный шаг. Да и вряд ли это возможно, при условии, что ты не имеешь влияния на ситуацию.
– Закрыли тему, – обрываю Марину. – Всё случилось. Можно долго причитать, вот только слова ничего не изменят. Ты на меня посмотрела, и если не против, я отдохнуть хочу перед напряжённым днём.
– Поняла – не дура, – подмигивает, и, закинув напоследок кусочек торта в рот, устремляется к двери. – Позвони послезавтра. Может, сходим куда, развеемся.
– Я подумаю.
Закрыв за подругой дверь, плетусь в ванную, включаю воду и, приглушив свет, опускаюсь в горячую жидкость, чтобы тело позволило себе расслабиться. Взгляд упирается в набор резиновых млекопитающих, с которыми любит купаться дочка: яркие пищалки, издающие разные звуки.
Ещё раз прокручиваю в памяти тот день, когда похитили Анфису: звонок от Марины, её истерика, странные вопросы полицейских, непонимание, что делать. Мне казалось, я один на один со своей бедой, но выяснилось, что таких, как я, десять. Точнее, девять, потому как первой мамаше было откровенно плевать на судьбу своего ребёнка. И на момент похищения Анфисы, они уже что-то делали: посылали запросы, обращались в СМИ, но результата не было. И сейчас нет. Надежда на детектива рухнула, а что можно ещё сделать, не представляю. Мы даже не понимаем, в каком направлении искать, и имеется ли оно – направление. А если искать уже некого?
Решено: завтра позвоню Грекову. И пусть мужчина меня пошлёт, да и новостей не будет, мне это необходимо. Словно его голос – тонкая ниточка к дочке, и как только она оборвётся, больше ничего не останется. Я ведь видела, что он занимается нашим делом с энтузиазмом, не отмахиваясь от «переживающих родителей» и периодических групповых набегов в отдел, где он снова и снова поясняет «мы делаем всё возможное, но пока нет новых данных».
Утром еле сползаю с кровати, осознав, что невероятно устала. Но, может, это к лучшему: нет времени ворочать тяжёлые мысли. Да ни на что нет времени. Вот и сейчас быстро одеваюсь, и спускаюсь во двор, чтобы оказаться в машине и отправиться на работу.
Ресторан встречает тишиной, вполне обычной, пока двери не открылись для посетителей. Но уже через пару часов жизнь кипит, официанты шныряют на кухню, озвучивая заказы и забирая готовые блюда, я контролирую готовку, снова и снова возвращаясь к зудящей мысли, – позвонить Семёну Андреевичу.
Порываюсь устроить себе перерыв, чтобы набрать номер, но меня окликает сначала администратор, чтобы решить вопрос со сменами, а затем моё присутствие требуется на кухне. Незаметно наступает вечер, и, как следствие, понимание – время звонков вышло. Но завтра у меня выходной, а, значит, ничто мне не помешает набрать заученный номер, чтобы услышать знакомые дежурные фразы.
Выхожу из ресторана, привычно застыв перед машиной и подняв глаза вверх, когда телефон оповещает о вызове, а посмотрев на экран, сердечный ритм резко ускоряется, потому что вижу «Греков». Он звонит сам. Может ли это значить, что сейчас я услышу самое страшное… Время позднее, а он звонит, чтобы сказать… Что именно? Облизываю вмиг пересохшие губы и несмело принимаю звонок.
– Добрый вечер, Семён Андреевич, – приветствую его дрожащим голосом.
– Юлия, есть новости о вашей дочери, – сухо и коротко. – Понимаю, что поздно, но вы сможете сейчас подъехать в отдел?
– Смогу, – отвечаю не раздумывая, уже прикинув, что до утра не дотерплю.
– Я вас жду. Кабинет прежний.
Отключаюсь и не могу пошевелиться. Его голос был спокойным. Или именно с такой интонацией оповещают о смерти близких? Но про смерть он ничего не сказал, а собирался?
Гадать можно сколько угодно, но лучше узнать лично, поэтому опомнившись, запрыгиваю в машину и мчусь в знакомое место, чтобы услышать приговор.
Глава 2
– Можно? – открываю дверь, протиснувшись внутрь.
Греков кивает и указывает на стул, на котором я сидела неоднократно, слушая, что всё возможное делается, но результатов на данный момент нет. И сейчас, преодолевая несколько шагов, боюсь, что я здесь в последний раз. Пока ехала, накрутила себя до такой степени, что едва держусь на ногах.
Он молчит, окидывая меня уставшим взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Да вообще ничего не предвещающим. Мне кажется, может быть лишь хуже. На лучшее я уже не надеюсь.
– Юлия Марсовна, есть новости, – произносит спокойно, я бы сказала, равнодушно.
– Семён Андреевич, вы вызвали меня, чтобы сказать… Чтобы… – закрываю лицо ладонями, готовясь к ужасающей фразе.
– Ваша дочь жива. Информация точная.
– Правда? – Выдыхаю, кажется, слишком шумно, и поднимаю глаза в ожидании обнадёживающей информации. – А где она?
– В Чехии.
– Где?.. – Смотрю внимательно, предполагая, что он оговорился, и сейчас исправится, но нет – мужчина спокоен и уверен в произнесённом. – Как… Почему… Как она там оказалась?
– Начнём по порядку, – потирает глаза, а затем, взъерошив волосы, собирается, чтобы приступить к рассказу. – Детей похищали для продажи. Аукцион, на котором бездетные богатые пары могли купить себе «дочку».
– Купить? Как товар в магазине? – Не верю в услышанное, и вообще плохо представляю, что подобное возможно.
– Грубо говоря – да. Как товар. После похищения детей переправляли в Австрию, где и проходили аукционы. Два ребёнка в месяц равно один аукцион.
– Это точно? Вы уверены?
– Скажите, Юлия, вам что-нибудь говорит фамилия Меркулов? – Отрицательно мотаю головой. – Вертилов? – Снова «нет». – Кротов? Бегемот?
Распахиваю глаза, потому как последнее больше смахивает на прозвище. Хотя фамилии есть разные.
– А кто эти люди?
– Если вкратце, – откидывается на спинку стула, водя головой и разминая шею. – Меркулов – криминальный авторитет, который контролировал эту область и город.
– А они есть? Авторитеты. Я думала, подобные люди пережиток прошлого.
– Есть. Только сейчас они называются более красивым и абстрактным словом – бизнесмены.
– Вы сказали «контролировал»? В прошедшем времени.
– Его убили. У него был помощник – Бегемот, которого направили в Австрию для налаживания «бизнеса». И он его наладил, придумал выгодную схему: похищать детей в России и продавать за границей. А чтобы не возникало сложностей, забирать их у матерей-одиночек или людей, которые имеют вагон проблем и не имеют достаточно возможностей для масштабных поисков.
– Вы ещё упомянули какого-то Вертилова.
– Он хотел занять место Меркулова, а для этого нужны были деньги. Бегемот работал на него.
– А Кротов?
– Его дочь тоже похитили, но не с целью продажи, а чтобы оказать давление. Он был конкурентом Меркулова.
– А откуда вы всё это узнали?
– Отец последней похищенной девочки оказался человеком… скажем так, непростым. Он быстро узнал, куда увезли ребёнка, и отправился в Австрию. Забрал свою девочку и дочь Кротова. Они содержались вместе и ожидали продажи. Кроме того, он привёз блокнот с записями.
Открывает ящик, вынимая толстый блокнот в серой кожаной обложке. Перелистывает страницы и, открыв нужную, разворачивает ко мне.
– Имя вашей дочери, – ведёт пальцем по строке, – сумма и, вероятно, фамилия тех, кто купил. Я сопоставил дату похищения, время на перевозку и дату аукциона. Они были проданы в один день, – передвигается ниже, где стоит ещё одно имя «Татьяна».
– Тоже в Чехию?
– Нет. Вторая девочка оказалась в Германии.
– Так, – выдыхаю, собравшись с мыслями, – а можно поговорить с этим Вертиловым и Бегемотом?
– Они мертвы.
– А Кротов?
– Он оказался в таком же положении, как и вы, и знает ровно столько же. Тот факт, ему вернули дочь – чудо.
– Я так понимаю, это руководители. Но были же те, кто искал, похищал, перевозил, охранял, продавал, в конце концов? То есть, люди, которые тоже участвовали. Они же могут что-то знать?
– Были, – подтверждает Греков, – но значительная часть работала именно в Австрии. Они мертвы. Те, кто работал здесь, скрылись. Да и не знаем мы никого.
– А тот, кто привёз блокнот, он же там был? Он же нашёл свою дочь, значит, вышел на людей, которые направили его. Как он это сделал?
И мне кажется, что рассуждаю я здраво и задаю правильные вопросы, вот только оптимизма на лице Семёна Андреевича не вижу.
– Юлия, этот человек не видел детей, похищенных ранее. Я благодарен ему, что он не просто рассказал о данной схеме, но и отдал мне это, – указывает на блокнот. – Если бы не он, мы и этого бы не знали, понимаете?
– Понимаю, – соглашаюсь, но не сдаюсь: – Как он нашёл своего ребёнка?
– У него есть возможности и много полезных знакомств.
– Криминальных, да? – Отчего-то осознаю, что обычный человек, подобный мне, неспособен выяснить, куда перевезли ребёнка, да ещё и отправиться следом.
– Юлия, – терпение мужчины на исходе, а я задаю много вопросов, – есть мир, который существует параллельно привычному для вас. Мир, в котором живут по понятиям, торгуют живым товаром, «убирают» неугодных, а долги, как правило, отдают жизнью. Большинство людей не знают об этом мире: живут, работают, веселятся, встречают Новый год, рожают детей и радуются рассветам. И я им завидую, – вымученная улыбка, как свидетельство того, что сейчас он хотел бы находиться не здесь, – искренне завидую. Они проживут свою жизнь, встречаясь с проблемами вполне человеческого характера. И вы жили такой жизнью, пока вашего ребёнка не забрали. Почему? Потому что вы никогда не отыскали бы его. У вас нет шансов сесть в машину и отправиться за границу, где есть «значительные» друзья, готовые рисковать ради вас собственной жизнью.
– А этот человек, он тоже «значительный»?
– Он Перевозчик.
– Кто?.. – не сразу понимаю. – Дальнобойщик?
– Есть такая организация, конечно же, неофициальная, которая осуществляет перевозки – людей и предметов. Их клиенты не желают лететь в самолёте или передвигаться в поезде. Им нужно добраться из точки А в точку Б без свидетелей. В этом случае они выбирают услуги Перевозчиков. Для них это гарантия доставки и безопасности, потому что Перевозчик отвечает за пассажира на протяжении всего пути. Это люди с определёнными навыками.
– Например?
– Например, навыки пользования оружием и грамотными действиями в условиях экстремальной ситуации.
– Бандиты?
Не знаю, чего добиваюсь, но плохо соображаю и стремлюсь к конкретике, чтобы понимать, как поступить.
– Нет. Они никого не похищают, не продают и не убивают просто так. Они выполняют работу, и часто она заключается в простом действии – вести машину.
– Но вы в курсе, что их деятельность незаконная. Вы можете их наказать.
– Как? В нашей стране проживает сто сорок пять миллионов человек, у каждого второго есть машина. По-вашему, нужно останавливать каждую, чтобы узнать, не Перевозчик ли это? Они ничем не выделяются, не привлекают внимание и делают всё, чтобы быть незаметными. Для меня, для вас, для любого человека. Вы будете смотреть на него в упор и не знать, кем он является. Это может быть ваш коллега, сосед и даже знакомый, у которого есть машина.
И он прав. Во всём. Ещё некоторое время назад, я даже подумать не могла, что мою дочь могут забрать. Просто потому, что я по какой-то причине подошла. Мы всегда считаем, что плохое, скорее, произойдёт с кем угодно, но не коснётся нас самих.
Молчу, осмысливая слова Грекова, и не находя варианта решения. Что я могу сделать? И вообще, возможен ли выход в данной ситуации?
– А если отправить запрос в Чехию с описанием Анфисы?
– Не советую. До вас на этом стуле сидели несколько мам. – И теперь понимаю, почему каждое слово он выдавливает из себя. Он уже это говорил. Возможно, слышал те же самые вопросы. Скорее всего, давал такие же ответы. – Отправили запрос в Словакию. Кстати, отреагировали на него удивительно быстро. Но как только на людей, купивших девочку, вышли, они исчезли. Ребёнок тоже. И хорошо, если он жив, потому что могли избавиться, как от доказательства.
– То есть, выхода нет? Получается… – развожу руками, застыв в неоконченном движении, – я должна смириться?
Семён Андреевич отводит взгляд, молча отвечая на мой вопрос. Положительно. Именно это читается на его лице. Но я не готова смириться, зная, что мой ребёнок жив и может вернуться.
– А если я поеду в Чехию?
– И? Вы не знаете языка и местных порядков. Да и в блокноте есть лишь фамилия – «Ваславик». И даже не факт, что фамилия, может, это имя, а может, нечто иное. Как вы будете искать, Юлия? Ходить по улицам и расспрашивать? Показывать фото дочери в надежде, что кто-то её видел? И сколько так проходите, да и где? Привлечёте внимание, и не только полиции.
– Ну нельзя же оставить всё так… – смахиваю слёзы безысходности, скатывающиеся по щекам. – Я не могу. Хочу хотя бы попытаться. Хочу найти варианты… – Скатываюсь в панику, но мысль врывается неожиданно – совершенно безумная, но настолько реальная, что я не могу от неё отказаться. – Скажите, а эти Перевозчики ездят за границу?
– У них есть категории: перевозки по России и за границу. От этого зависит стоимость.
– И какая она? – спрашиваю осторожно, чтобы понимать, на какую сумму рассчитывать.
– Насколько я знаю, от тридцати тысяч долларов. – Листает блокнот, отвечая на мои вопросы, но затем резко поднимает голову: – Юлия, что вы задумали?
– Как можно с ними связаться?
– Вам? Никак, – остужает, лишая надежды.
– Почему?
– Потому что заказы от случайных людей не принимаются. Простите, но вы – никто. Их услугами пользуются люди значительные и хорошо известные в определённых кругах, а новичок должен принести «верительную грамоту», доказывающую, что он заслуживает доверия. Напоминаю, что данная организация незаконная, а значит, её руководители заинтересованы в том, чтобы о ней знали лишь те, кто нуждается в специфических услугах.
И здесь тупик. Ощущаю, как надежда тает, оставляя меня наедине с невозможностью вернуть Анфису. Гадкое чувство пустоты и непонимания заполняет, выжигая надежду на возвращение дочки.
– А можно договориться с Перевозчиком, который ездил за своей дочерью?
– Нет. В данный момент он не берёт заказы по личным причинам.
– Семён Андреевич, – тихо его окликаю, – а вы можете дать мне верительную грамоту?
– Юлия, напоминаю – я полицейский. Моя грамота, скорее, уничтожит шанс воспользоваться их услугами.
– То есть, вы знаете, как с ними связаться? – Ёрзаю на стуле, фактически пытая Грекова, который уже не рад, что поделился со мной нюансами. Но видимо остальные родители к подобной идее не пришли, или же он не был с ними настолько откровенен.
– Допустим, – откидывается на спинку стула, настороженно прищуриваясь.
– Сделайте заказ. Или оставьте заявку. Позвоните, напишите, отправьте письмо, курьера, – как там у них заведено?
– И вас не пугает стоимость?
Пугает, конечно, но у меня есть сумма от продажи дома, которую я не успела никуда вложить, сохранив на отдельном счёте. Плюс я могу продать машину и кое-что из украшений, подаренных мамой.
– Знаете, меня вообще ничего не пугает, – признаюсь, понимая, что ради дочки готова если не на всё, то на многое. – Я не хочу сидеть в уголке и обвинять себя в том, что ничего не сделала. Даже не попыталась.
– Вы понимаете, что собираетесь поехать с незнакомым человеком в другую страну, чтобы искать иголку в стоге сена? И можете не найти.
– Да.
– Вы готовы доверить свою жизнь тому, кого увидите впервые?
– Странно, но да. Вы сами сказали: их задача – безопасность пассажира. Им за это платят. И если их услугами пользуются, значит, они выполняют свои обязательства.
– Получается так.
– Сделайте заказ, – повторяю уверенно. – И пусть мне не ответят, но я попытаюсь. – Он молча исследует меня. – У вас есть дети, Семён Андреевич? – Кивок. – Что бы вы сделали ради своего ребёнка?
– Всё. Даже то, что не является законным.
– Вы должны меня понять. И помочь. А вдруг кто-то откликнется? Тот, кому нужны деньги. Я ведь могу хотя бы надеяться? Шансов на ответ немного, но один у меня есть.
Кабинет погружается в тишину, отдающую звенящими противными нотками. Неприятный момент, но необходимый, чтобы он решился. Проходит не меньше десяти минут, прежде чем Греков поднимается, чтобы отойти к окну, всматриваясь в огни ночного города. Время перевалило за полночь, но я отгоняю усталость, решив, что не выйду отсюда без положительного ответа.
– Хорошо, Юлия. Я оставлю заявку с необходимыми характеристиками. Будьте готовы к тому, что уехать нужно в любой момент. Сейчас вам позвонили, через двадцать минут приехала машина: без вопросов, капризов и оговорок. Как только заказ высветится в системе, обратной дороги не будет – ни у вас, ни у меня.
– Я поняла.
– Оставлю ваш номер для связи, поэтому не скидывайте незнакомые, а также скрытые.
– Ясно.
– А теперь езжайте домой. Завтра отправлю запрос. – Вручает мне копию страницы блокнота, и я поднимаюсь, чтобы покинуть кабинет. – И советую принять тот факт, что вам могут не ответить, – бросает вдогонку, задерживая меня в дверях. – Всего доброго.
Сил ответить не нахожу, лишь ступаю по коридорам, прислушиваясь к разносящемуся эху собственных шагов. Люди покинули рабочие места, и лишь Семён Андреевич потратил довольно много времени для разговора со мной.
Еду домой, прокручивая разговор и коря себя за опрометчивую идею. Но иногда приходится принимать мгновенные решения, – здесь и сейчас, – едва ли не быстрее, чем успеешь подумать. Нужный момент и обстановка позволили уговорить Грекова пойти мне навстречу. Возможно, завтра, в ином настроении, он не сказал бы мне о Перевозчиках и не подарил надежду. Или я её выгрызла настойчивостью?
Поднимаюсь в квартиру, скинув обувь и сумку, чтобы добраться до кухни и, подогнув ноги, застыть на стуле. Темно и тихо. Мысли вьются бешеной каруселью, наконец, позволив собрать всё воедино. Анфиса жива – это главное. Где-то в районе солнечного сплетения разливается приятное тепло, и я даже беру телефон, чтобы набрать Артёма и обрадовать, но затем откладываю, понимая, что, позвонив в час ночи, нарвусь на его равнодушие и недовольство Светочки. Он мне не помощник – после похищения им не был, а сейчас тем более. И если я поделюсь тем, что задумала, получу в ответ лишь непонимание и дежурные слова – надо смириться. А я не хочу дышать, есть, спать, зная, что могла что-то сделать, но опустила руки и позволила остаться своему ребёнку в чужой стране с незнакомыми людьми.
Я храбрилась перед Грековым, но сейчас принимаю, что боюсь. Плохо представляю, как происходят эти перевозки. Длительное время наедине с человеком, которого ты впервые видишь. Каким он будет? И стоит ли ему рассказывать, с какой целью я направляюсь в Чехию? А если не рассказать, как он поможет? И вообще, может помочь? Семён Андреевич прав: мне необходима помощь на месте, но как обозначить данный момент заранее? И проникнется ли Перевозчик моей бедой? А если нет? Как выкручиваться в одиночку?
Просматриваю в поисковике расстояние до Чехии. Полторы тысячи километров в ограниченном пространстве с человеком, которого я увижу впервые. Как отдыхать, есть, спать, переодеваться?
Кстати… Тороплюсь в комнату, чтобы достать сумку и сложить вещи. Самое необходимое, удобное, простое. Мне могут позвонить в любой момент, или не позвонить вообще… Будем надеяться, что кто-то заинтересуется моей заявкой. Тут же заглядываю в приложение, чтобы увидеть сумму на счёте. И сразу выставляю на продажу машину. Я без неё обойдусь, а запас необходим, если возникнут трудности, требующие средств.
Ещё долго не сплю, прикидывая возможные варианты развития событий, но на самом деле все они из серии моих предположений. Но план действий определяю: продать машину, как можно скорее; предупредить директора, что я могу уехать в любой момент; обменять рубли на доллары. А об остальном я подумаю завтра.
Глава 3
Алексей
– Можно?
Как помощник Фелера, я могу входить в кабинет без стука, но из раза в раз спрашиваю, даже спустя пять лет. Он лишь жестом указывает на стул, который предназначен для меня с того момента, когда я стал его правой рукой.
Сосредоточен и напряжён, о чём свидетельствуют сцепленные за спиной руки. Иду вдоль стола, который всем, кто оказывается здесь впервые, кажется бесконечным. На самом деле его длина составляет девять метров, и установлен он с определённой целью: каждый, кто безразличен главе Организации, занимает место на противоположном конце, тем самым понимая отношение Фелера. Правила давно установлены и изучены.
– Знаешь её?
Вручает планшет, на экране которого фотография женщины. Приятное лицо: полные губы, прямой нос с чуть заострённым кончиком, родинка над бровью и большие выразительные карие глаза. Или они зелёные? Увеличиваю изображение, чтобы отметить интересный цвет.
– Нет. А должен?
– Смахни вправо.
Что и делаю, пробегая взглядом по строкам и понимая, по какой причине мне адресован вопрос.
– Сычёва Юлия Марсовна. Мы однофамильцы. Фамилия не редкая.
– То есть, она не имеет отношения к тебе?
– Вопрос неверный, – пролистываю ниже, – потому как, скорее, спросить нужно о муже. Её девичья фамилия Герт.
– А он тебе знаком? – Ещё одно движение, и передо мной мужчина за тридцать, вполне обычной наружности.
– Тоже нет. А в чём дело? Есть проблемы?
– Пару недель назад в систему поступил запрос на перевозку. От неё, – указывает на планшет в моих руках. – Человек новый, поэтому проверка стандартная. Обычная биография: родилась, училась, вышла замуж. Разведена, есть дочь четырёх лет, живёт в собственной квартире, работает поваром в ресторане. В связях с криминальными элементами замечена не была, правонарушений не имеется. Обычная жизнь рядового гражданина. И, в связи с этим возникает вопрос: зачем на первый взгляд обычной женщине оставлять заявку на перевозку в Чехию?
– В Чехию?
Фелер всегда основательно подходит к «приёму» новых клиентов, и если у него возникают вопросы, то, как правило, интуиция его не подводит.
– И что мешает Сычёвой Юлии купить билет на самолёт и через несколько часов оказаться в нужном месте?
– Ничего.
– Именно. Но вместо этого запрос закидывали трижды за две недели. Указан номер телефона и даже адрес проживания.
– Смело, – и, как правило, наши клиенты основные данные скрывают, либо заменяют иными, и в случае слива, отыскать можно с трудом. – И сразу второй вопрос: не от случайного же прохожего она узнала об Организации? Нас не найдёшь в поисковике или рекламных буклетах. Её должны были направить, а лучше замолвить словечко.
– И замолвили. – Оскал Фелера не сулит ничего хорошего.
– Кто?
– Не поверишь – менты.
Возвращаюсь к фото однофамилицы, внимательно осматривая, а затем детально изучаю данные, не находя тёмных пятен и несостыковок. И вопрос главы мне ясен, как и непонимание обращения к нам.
– Кто-то ответил на заявку?
– Нет, конечно, – фыркнув, поднимается, прохаживаясь вдоль бесконечного стола. – Недавние события ещё не забылись. – И сейчас он говорит об устранённом Перевозчике, но зная Фелера, смотрит далеко вперёд. – Не прошло и месяца, как на твоём месте сидел Амат, а напротив Меркулов. И участь последнего нам известна, а также тех, кто использовал Организацию для ведения собственного «бизнеса». Я заинтересован в том, чтобы работать спокойно, и кандидатура Вертилова, вылезшего непонятно откуда, меня не радовала. Но Амат решил все вопросы, автоматически сделав хозяином земли Кротова. Меня он устраивает: адекватный, основательный, считающийся с правилами и чётко соблюдающий договорённости. Да, теперь Кротов обязан часть отдавать Парето, но требование обосновано, потому как именно его люди сделали всю грязную работу, позволив стать хозяином.
– Какое отношение к этому имеет Сычёва?
– Как думаешь, может она быть подсадной уткой?
– Если только слишком откровенной. – Фелер смотрит вопросительно. – Если кто-то стремится «рассмотреть» Организацию изнутри, то хорошая девочка Юля без тёмных пятен и сложностей с законом вызывает очень много вопросов. Добавить сюда навязчивые запросы и получается автоматический отказ.
– А если так задумано? – Возвращается в кресло, и я отмечаю, что градус напряжения снижается. – Не подумать на того, на кого невозможно не подумать.
– К чему вы ведёте? – И я ведь понимаю, что данный разговор ведёт к уже сделанным выводам.
– Я хочу, чтобы ты её проверил. Лично. Как живёт, чем дышит и с какой целью стремится в Чехию.
– И как вы предлагаете мне это узнать? Спросить?
– А почему нет? Возможно, подобного она ожидает меньше всего. Вопрос – ответ. Посмотришь на живую реакцию, на основании чего сделаешь выводы.
И Фелер знает, что подобный момент самый эффективный, особенно в отношении женщин.
– Не проще просто отправить в чёрный список? – И я не горю желанием выяснять подробности жизни какой-то женщины, показавшейся Фелеру подозрительной.
– Проще, но я не хочу жить с мыслью, что под меня копают. Что-то назревает, – постукивает пальцами по столу, уставившись в несуществующую точку. – Кожей чувствую.
Интуиция главу не подводит, а после инцидентов с дочерьми, он стал прощупывать окружение более основательно, улавливая изменения и предугадывая реакции.
– Понял.
Споры бессмысленны, если глава определил порядок действий. Поэтому забираю планшет и, отправившись в кабинет, просматриваю повторно фото и данные. Нахожу профиль в социальной сети, отметив, что на всех публикациях Юлия одна или с дочкой. Девочка похожа на неё: овальное лицо, выразительный взгляд, тёмные, вьющиеся волосы. И ничего – ни старших родственников, ни мужа, пусть и бывшего. Редкие фото ресторана с названием «Антик», который является местом её работы.
Взглянув на часы, отмечаю, что пропустил ужин, поэтому решаю отправиться в заведение, где трудится Юлия. Не знаю, работает ли она сегодня, но осмотреть место стоит. И уже через двадцать минут останавливаюсь на парковке, отметив, что заведение вполне приличное, судя по припаркованным автомобилям.
Занимаю стол у окна, выбрав два блюда и кофе. И пока жду заказ, осматриваюсь, наблюдая за посетителями. Почти все столы заняты, что свидетельствует о хорошей наполняемости, но затем вспоминаю, что сегодня пятница и становится понятным засилье парочек. Неспешно поглощаю еду, отмечая, что готовят здесь довольно вкусно, и если это работа Юлии, она заслужила похвалу. А затем реагирую на движение и вижу её, направляющуюся к соседнему от меня столу. Пара благодарит повара за прекрасный ужин, в ответ получая скромное «спасибо» и милую улыбку. Юлия приветлива, жесты плавные, язык тела говорит о спокойствии, беседует с гостями, рассказывая о блюдах. Довольна привлекательна при детальной оценке: тонкая, но не лишённая форм, фигура, стройные ноги, завораживающая грациозность в движениях.
Вероятно, слишком откровенно её изучаю, потому как она озирается в попытке найти того, кто ею заинтересовался. Перемещаю внимание на бармена, довольно эмоционально беседующего с гостем, а затем провожаю взглядом Юлию, когда она покидает зал.
На первый взгляд обычная женщина, а на второй… Фелер прав: стоит узнать, по какой причине она решила обратиться в Организацию. Ресторан работает до десяти, но сидеть за столиком ещё два часа, значит, привлечь ненужное внимание, поэтому, расплатившись, направляюсь в машину и решаю «проводить» Юлию домой.
Совершаю несколько звонков и обсуждаю насущные моменты, когда из дверей выходит Сычёва и направляется к моей машине. Останавливается рядом, что-то долго ищет в сумке, а затем всплёскивает руками и набирает чей-то номер. И я понимаю, куда она звонила, когда перед ней останавливается такси. Следую за машиной, понимая, что направляется женщина домой. Значит, указанный адрес верен.
Машина паркуется, и через минуту из неё выходит Юлия, направляясь к арке. И у меня есть пару секунд на размышления: понаблюдать ещё, или же прямо сейчас выяснить мотивы, заставившие её обратиться в Организацию.
– Юлия, добрый вечер. – Поравнявшись с девушкой и опустив стекло, обращаю на себя внимание. – Вы можете мне уделить немного времени? – Застыла, не сводя с меня взгляда и не смея пошевелиться. Кажется, она даже не моргает, не понимая, как реагировать, поэтому решаю пояснить: – Вы оставили заявку в системе Перевозчиков.
И как только слышит последнее слово, отмирает и, не раздумывая, оказывается на переднем сиденье.
– Вы возьмёте мой заказ, да? – Часто дышит, сминая ручки сумки. – Я две недели ждала. Я только… – смотрит на свои руки. – У меня вещи собраны. Я готова. Прямо сейчас поедем? Только предупрежу директора ресторана, что завтра не выйду на смену. Просто думала, что вы позвоните, чтобы оговорить дату и время, а вы сразу приехали. А я не ожидала. Или так положено? Подождёте пять минут? Я только вещи возьму.
Собирается покинуть машину, открыв дверь, а я едва успеваю среагировать, чтобы задержать её. Дезориентирован эмоциональной реакцией на моё появление и её стремлением отправиться в путь уже сегодня.
– Стоп, Юлия. – Перегибаюсь через неё, закрыв дверь. – Я хочу уточнить некоторые моменты. Ваш запрос вызвал ряд вопросов. Вы готовы ответить и прояснить несколько нюансов?
– Да, – повернувшись ко мне, смотрит прямо, не отводя взгляда. – Спрашивайте.
– Цель поездки в Чехию?
– Забрать дочь.
– Она у родственников, друзей, родителей?
– Нет, – мнётся, – моего ребёнка похитили три с половиной месяца назад. Обращение в полицию, а также поиски частного детектива результатов не дали. Нас таких десять. Точнее, девять. Родителей, лишившихся детей. Две недели назад меня вызывали в полицию и показали это. – Достаёт из сумки сложенный лист, вручая мне и предлагая изучить. – Детей похищали с целью продажи богатым семейным парам, желающим обзавестись ребёнком без документальных сложностей. Организовала это группа людей. Сейчас… – несколько минут роется в сумке и вынимает небольшой блокнот, чтобы прочитать, – Меркулов, Вертилов и Бегемот.
Моё лицо вытягивается после упоминания знакомых фамилий. И если Меркулова убрали раньше всех, то Вертилов и Бегемот были в игре до конца. Моменты с похищением и продажей детей прояснил Амат, когда встречался с Фелером после определения «хозяина» земли, и случайно Юля об этом узнать не могла.
– Дальше.
– Отец последней похищенной девочки – Перевозчик, – успел добраться в Австрию и забрать её. А также дочку человека по фамилии Кротов. Он же привёз блокнот, в котором были указаны данные уже проданных детей, – тычет на лист у меня в руке. – Вот, смотрите, – включаю свет, чтобы разобрать буквы, – моя дочь Анфиса, была продана на аукционе первого апреля паре из Чехии. Поэтому мне нужно туда.
Перевариваю услышанное, потому как был не готов к озвученной причине. Ожидал чего угодно, но только не мать, желающую отыскать своего ребёнка в другой стране. И судя по тому, с какой надеждой в глазах она сейчас смотрит, Перевозчики для неё последний шанс.
– Вы можете полететь на самолёте.
– Не могу. Точнее, могу… А как я её вывезу, когда найду? Уверена, документы у них в порядке, и меня задержат за похищение ребёнка. Моего ребёнка, но они будут утверждать обратное.
И на мой взгляд, она плохо понимает, как работает система Перевозчиков.
– Юлия, давайте я вам поясню: Перевозчик – это водитель. Он забирает вас в точке А и доставляет в точку Б. Он не ведёт поиски похищенных детей, не ввязывается в неприятности за пределами автомобиля, не является вашим телохранителем. Он возьмёт вас здесь, – указываю на дом, – и высадит в месте, которое вы назовёте. На этом его работа окончена. Дополнительные «трудности» за плату и исключительно по его желанию.
– Я заплачу, – отвечает молниеносно.
– А вы знаете тариф?
– Мне сказали от тридцати тысяч долларов.
– Тридцать – ставка новичков и по стране. Перевозки за границу по завышенному тарифу – от пятидесяти тысяч, а Перевозчик, которого вы упомянули ранее, из элитной категории и его ставка восемьдесят. Прибавьте сюда сложности, которые вы озвучили, и получается сколько?
– Много, – произносит на выдохе, одаривая меня разочарованным взглядом. – У меня есть двести.
– Заняли?
– После смерти мамы продала дом, и деньги не успела никуда вложить, и пару дней назад машину. – Вот откуда непонятный момент на парковке, она привыкла к собственному транспортному средству. – Сто шестьдесят за перевозку туда и обратно, а сорок за помощь. Может, кого-то устроит? – И вот что ей ответить и есть ли у меня ответ? – Если недостаточно, я могу занять или взять кредит. Деньги найду, главное, чтобы кто-нибудь взял мой заказ.
– С этим имеются сложности. Новый заказчик и неоднозначный маршрут. Некоторое время назад в Организации произошёл инцидент, заставивший Перевозчиков более ответственно подходить к заявкам. Тех, кто ездит в Европу, на самом деле не так много.
– Больше по России?
– В страны ближнего зарубежья. И да, по России. А тех, кто служит в Организации более десяти лет, можно пересчитать по пальцам. Одной руки.
В этот момент прикидываю, сколько осталось таких, как Амат. Несколько человек. Новички выдыхаются лет через пять, либо совершают ошибки, за которые приходится расплачиваться жизнью. Фелер от подобного расклада не в восторге, но заграничные маршруты требуют знания хотя бы пары языков, основ законодательства и «своих» на границе. И последнее достигается неоднократными проверками и многолетними связями, на выстраивание которых не у всех хватает терпения. Поколение «всего и сразу» не терпит сложностей, желая молниеносного обогащения самыми простыми способами.
– Вы возьмёте мой заказ? – Тихо окликает, осторожно прикоснувшись к руке и возвращая моё внимание.
Её взгляд, пробирающийся под кожу и выворачивающий душу, не позволяет сказать «нет» прямо сейчас. Только не ей. И если бы она сказала, что едет в Чехию развлечься или отыскать загулявшего мужа (и такой случай у меня был), я бы без сожаления вытолкал её из машины и закинул заказ в чёрный список, но передо мной мать, которая ищет возможности вернуть своего ребёнка. И какой бы степенью цинизма я ни обладал, отмахнуться не получится.
– Я подумаю, Юлия. – Абстрактный ответ, дающий мне время на осмысление адекватной причины отказа.
– Почему вы?
– Потому что я второй человек в Организации после главы. Я тот, кто решает подобные вопросы и имеет право указывать Перевозчикам.
– Пожалуйста, уговорите кого-нибудь из них. – Гладит меня по руке, взывая к совести умоляющим взглядом. И жест в данной обстановке некорректный и даже навязчивый, но по какой-то причине лишиться её робких касаний я не спешу.
– Вы понимаете, что придётся ехать полторы тысячи километров с незнакомым мужчиной? – Она молча соглашается. – И что бы ни случилось, покинуть машину вы не сможете? – Снова согласие. – Он может доставить вас на место, но отказаться помогать, если ситуация будет угрожать его жизни. Вы ведь и сами не знаете, что ждёт вас в Чехии.
– Не знаю, – подтверждает. – Но найду выход и заберу свою дочь.
– Совсем не страшно? – Удивляясь самому себе, спрашиваю мягко, словно опасаюсь её обидеть.
– Страшнее осознавать, что я добровольно откажусь от единственного варианта спасения, забыв о своём ребёнке.
И её слова больно бьют под дых, напоминая, что я и сам не забыл. Сколько должно пройти времени, чтобы воспоминания перестали приносить саднящую боль, давая знать о себе в левой части груди?
– Вам пора, – перегибаюсь через неё, уловив ненавязчивый цветочный парфюм и открыв дверь. – Я позвоню через два дня и объявлю о своём решении.
– Я всё же надеюсь, что оно будет положительным, – заворожённо шепчет, не сводя с меня взгляда и уничтожая этими огромными глазищами, которые вот-вот заполнятся влагой и снесут мою выдержку.
Покидает машину, но не спешит во двор, застыв на тротуаре. Отъезжая, смотрю в зеркало, отмечая, что она не сводит глаз с машины до тех пор, пока не скрываюсь за поворотом.
Перемалываю ощущения после встречи, и с удивлением соглашаюсь: несмотря на озвученную проблему и сложности с её решением, Юлия сдержанна, адекватна и понимает, что зависима от нас. Точнее, теперь уже от меня. По этой причине отвечала честно и открыто. Лжи я не уловил, как и намерений «копания» во внутренней кухне Организации. Поводов сомневаться у меня нет, но стоит подтвердить некоторые моменты. И сделать я это могу только через одного человека, который находится в длительном отпуске по причине личных обстоятельств.
Глава 4
– Доброе утро, – приветствую нужного собеседника. – Нужно встретиться.
– В данный момент заказы не беру. Занят личными вопросами. Приступлю к работе через два месяца.
– Есть разговор по связке Вертилов – Бегемот.
– Все моменты прояснил Фелеру. Вопросов с его стороны не возникло, претензий тоже.
– Это не касается Организации. И одновременно напрямую к ней относится. Личная встреча по моей просьбе.
– Соседний город. Через два часа. Кафе «Лайм» на Комсомольской.
Получив добро, направляюсь на встречу с Аматом. И он единственный, кто может заполнить пробелы. И причин не доверять Юлии нет, но я делаю это, скорее, для себя. В назначенное время останавливаюсь у кафе, сразу выделив большой автомобиль Амата: всегда один и тот же, он лишь раз в три года обновляет модель. Вхожу и, заприметив свободный столик, занимаю его, оказываясь за спиной нужного человека.
Словно почувствовав мой взгляд, Амат оборачивается, что-то говорит красивой блондинке, на коленях которой сидит девочка, и подходит, занимая место напротив.
– Видел запрос на перевозку в Чехию? – Сразу к делу.
– Видел. Но не взялся бы. Мутный, к тому же она, – указывает за спину, – против, чтобы я перевозил женщин.
– Берёшь пример с Овода?
– Он против пассажиров женского пола по иным причинам, – Амат улыбается, намекая на излишнюю вспыльчивость знакомого и полное непринятие любого рода капризов. – Да и история Гая – урок, который даже спустя семь лет предостерегает от возможных ошибок. Но я думаю, вы приехали не о пассажирах спросить.
– Из твоего разговора с Фелером я понял, что организатором похищения детей был Вертел, а непосредственным продавцом Бегемот. По какому принципу отбирали детей?
– Кроме дочери Кротова и моей, которых похитили, преследуя иные цели, забирали из неблагополучных и неполных семей. Как правило, мать-одиночка, малоимущая или со средним достатком, не имеющая родственников и знакомых, способных помочь отыскать ребёнка за границей. Шли в полицию, писали заявление, а дальше тупик и бесконечное ожидание.
И оснований не верить Амату нет, вот только я не назвал бы Юлю малоимущей. Двести тысяч долларов у неё имеется, и однозначно деньги не последние. Заверила, что может занять, а значит, есть знакомые, у которых найдётся такая сумма.
– Расскажи подробнее о блокноте.
– Блокнот в серой кожаной обложке, где расписаны даты, суммы, частичные данные покупателей. Нашли в доме, где содержались дети. Отдал его Грекову Семёну Андреевичу, сотруднику ОРБ. Они забрали дело после похищения дочери дяди Саши. В отличие от остальных эпизодов, где обошлось без трупов, здесь уложили двух охранников.
– Копии у тебя не осталось?
– Осталось.
Амат достаёт телефон, и через минуту мне прилетает файл, открыв который вижу с десяток страниц. Узнаю ту, что вчера показала Юля.
– Меня интересует эта, – кладу перед Аматом телефон, указывая на дочь Юли. – Что скажешь?
– Кстати, изучая записи, обратил внимание на данного ребёнка.
– Почему?
– Смотрите, – увеличивает изображение, – на суммы. – Пролистывает, выделяя цифры. – Заметили?
– Напротив неё она другая.
– Именно. Всегда в одном диапазоне, лишь с незначительной разницей в пару десятков тысяч, а здесь больше в три раза.
– Что это может означать?
– Что ребёнок был ценен и имел пункты, за которые потребовали намного больше. А тот факт, что девочку приобрели и забрали, говорит о возможности покупателей заплатить. Осмелюсь предположить, это не просто ребёнок, которого выставили на аукционе, а заказ.
– То есть, нужна была именно она?
– Могу ошибаться, но, скорее всего, да.
Ситуация усугубляется предположениями Амата и непониманием, с какой целью была приобретена дочь Юли. И если мотивация была иной, то в Чехии она может её не найти.
– Последний вопрос: за последние пять лет много лиц поменялось на границе?
– Вас интересует Чехия? – Короткий кивок. – Тридцать процентов от общего числа. Примерно. Все «старые» на месте, меняется только молодняк.
– Что ещё изменилось?
– Дороги стали лучше, цены выше, количество камер увеличилось в десять раз.
– Спасибо, – протягиваю руку. – Сведения были необходимы для заполнения неоднозначных моментов. Разговор между нами.
– Есть на примете Перевозчик, который возьмёт заказ?
– Есть.
Коротко, но предельно понятно, чтобы Амат не задавал дополнительных вопросов. Он и не будет, наделённый способностью читать между строк. Собираюсь покинуть кафе, но бросаю взгляд на его спутницу и девчушку, перед которой официант выставляет торт со свечами в виде сердца.
– Что-то празднуете? – Задаю вопрос Амату, не спускающему глаз с блондинки.
– Я сегодня женился, – показывает правую руку с широким кольцом на безымянном пальце.
– Поздравляю. – Крепкое рукопожатие, как показатель искренности моих слов. – Жена у тебя очень красивая, – вырывается неожиданно. И высказывание может быть расценено неверно, но он с улыбкой отвечает:
– Идеальная.
Возвращаюсь в машину, осмысливая услышанное, но неожиданно сосредотачиваюсь на троих, сидящих у окна. Амат улыбается, поглаживая ладонь жены, а девчушка рассказывает что-то эмоциональное, подкрепляя слова активной жестикуляций и смехом. Интересная: её хвостики, закреплённые цветными резинками, почему-то торчат строго вверх, подобно антеннам. Неосознанно улыбаюсь, оценив их – красавица и чудовище. Если брать вид со стороны. Но то, как женщина смотрит на него, не оставляет сомнений – имеются искренние чувства. Меня пробирает зависть, когда вспоминаю, что ещё пять лет назад, также, как Амат, был сосредоточен на любимой женщине. И видимо, мой взгляд ощущается на расстоянии, потому что он поворачивается и смотрит в упор. Заставляю себя отвернуться и покинуть парковку.
Снова и снова обдумываю историю Юли и рассказ Амата, приходя к выводу, что заказ необходимо взять в работу. До конца не осознаю, что именно меня подталкивает к такому решению, но всё же отработать Перевозчиков стоит. Поэтому, вернувшись в Организацию, связываюсь с теми, кто активно работает с заграничными заявками, получая однозначное «нет». Их даже не напрягает, что вместо «оператора» звонки поступают от меня. Отказ аргументируют недавними событиями и сомнительными заказчиками, коей, по их мнению, является Юлия.
Но я сам установил временной промежуток – два дня. Значит, послезавтра обязан оповестить заказчика, примут ли в работу запрос. Скорее всего, нет. Если исходить из того, что все варианты отработаны и вычеркнуты. И Амат мог бы взяться, но, первое, он сейчас занят куда более приятными моментами рядом с прекрасной женой; второе, по правилам Организации Перевозчики самостоятельно решают, какой заказ брать в работу. Навязывание исключено, и когда я сам проводил за рулём по двадцать часов, боготворил данное правило. Если рискуешь жизнью, то желаешь иметь право определять ради чего.
Обдуманно обхожу кабинет Фелера, отправившись домой, чтобы ещё раз прогнать варианты. Их, по сути, нет, но можно посмотреть тех, кто только начал свою деятельность. Любой согласится отправиться в Чехию за восемьдесят тысяч, обычно имея в два раза меньше, но, прикинув, признаю – Юлии в поисках они не помогут. И я по какой-то причине в данном заказе учитываю не только классическую доставку, но и озвученный бонус, автоматически включив в условия.
Заезжаю на подземную парковку, ещё полчаса просидев в машине. Реакция на её заказ мне не нравится, но признать, что я уже всё решил, просто не желаю озвучить это самое решение, не могу. На автомате захожу в лифт, нажимаю нужную цифру и откидываюсь затылком на стальную стену, приятно обдающую прохладой.
Телефон оповещает о нескольких сообщениях системы, и я в надежде просматриваю, не находя желаемого. Два заказа по России. Иду по коридору, не поднимая головы, поэтому знакомый голос становится неожиданностью.
– Привет, я тебя жду больше часа.
Передо мной Вика, переминающаяся у двери квартиры. Привычно в идеальном образе, который не предполагает изъянов: пепельные волосы спускаются волнами до самого пояса, красная помада – незаменимый акцент, откровенное платье, прикрытое лёгкой накидкой, и сладкий аромат дорогого парфюма. Тянется, оставляя прикосновение на щеке, а также красный отпечаток, от которого я с трудом избавлюсь.
– Не помню, чтобы мы договаривались о встрече.
И недовольство не остаётся без внимания. А всего-то и нужно: предупреждать меня о приезде и не нарушать сформированный распорядок. Больше всего не люблю, когда бесцеремонно врываются в мою распланированную жизнь.
– Мы не виделись больше двух недель. Я соскучилась, – мямлит, вырисовывая ногтем на моей груди спирали. – Для данного чувства нет графиков.
– В моей жизни график есть для всего. «Скучать» не исключение.
– А любить?
– Тем более.
Открываю дверь и включаю свет, точно зная, что Вика последует за мной. Девушка настроена на вечер в моей компании, а я сосредоточен на иных мыслях.
Скидываю пиджак и наливаю в бокал немного джина, чтобы «ослабить» напряжение. У меня в запасе день и понимание, что я приму решение, которое уже почти во мне прижилось.
– Можно с тобой поговорить? – Занимает место на высоком барном стуле, скинув одну бретельку с плеча и оголив часть груди, что, по её мнению, должно привести разговор к вполне логическому итогу.
– Слушаю, – делаю несколько жадных глотков.
– Я бы хотела провести с тобой несколько дней на следующей неделе.
– Я уезжаю. На сколько, сказать не могу.
– Работа?
– Отпуск.
– Это же замечательно! – И пока я не понял причину радости, продолжает: – Давай полетим вместе. В Иркутск. Хочу познакомить тебя с родителями.
– Зачем?
– Как зачем?.. Мы встречаемся восемь месяцев. Пришло время.
– Вика, мы не встречаемся, мы иногда спим вместе, – остужаю, уловив разочарование во взгляде.
– То есть, ты меня не рассматриваешь в качестве будущей жены?
– Нет.
– Но я думала… – отводит взгляд, сминая пальцы с идеальным маникюром.
– Я не знаю, что ты думала, но всё было озвучено сразу. Наши «отношения» строятся на сексе. Только так. Мы живём своей жизнью, лишь иногда пересекаясь в пределах одной постели. Насколько я помню, – а я помню всё, – это было сказано прямо. Какие претензии?
– Да-да… Так было… Но я думала, что спустя время, ты привыкнешь и рассмотришь во мне нечто большее, чем просто любовницу. Люди сближаются, узнают друг друга, проникаются чувствами.
– Нет. По всем трём пунктам.
– То есть, ты ничего ко мне не чувствуешь?
Игра «вопрос – ответ» меня напрягает, как и Вика, которая вот-вот зальёт мою кухню слезами.
– Симпатия считается?
– Мне показалось, я видела нечто большее.
– Тебе показалось, – бросаю жёстко. – Ощущения, построенные на предположениях, не имеют под собой оснований. Ты могла спросить прямо и получить ответ, а для этого нужно было открыть рот. Не стоит усложнять примитивные моменты.
– Отношения моих подруг начинались также, но все они в итоге вышли замуж. Как правило, мужчине нужен примерно год, чтобы прийти к решению жениться.
– Я сделал предложение своей жене на шестой день знакомства. Она согласилась. А потом мы прожили в браке четырнадцать лет. Можешь считать меня исключением из правил.
– Ты женат?
– Я вдовец. – Она обескуражена и удивлена, и я не решаюсь утверждать, чего больше. – Фото в гостиной тебе ни о чём не сказало?
– Я думала, это какие-то родственники.
– Это, – делаю над собой усилие, чтобы пройти два метра и поставить рамку перед Викой, – моя жена и дочь. Становиться вдовцом я не планировал. Жениться снова не собираюсь. Ещё вопросы будут?
Наливаю вторую порцию, предполагая, что просто так Вика не уйдёт, доведя разговор до точки невозврата. Она в принципе её уже прошла, но сожжение мостов будет только в плюс.
– Ты мне казался идеальным вариантом… – растерянно озирается, беседуя сама с собой.
– Идеальным? А по каким критериям ты это определила?
– Состоятельный, взрослый, влиятельный. Тебя не стыдно представить родителям и подругам.
– Давно я не видел подобной ограниченности. А эти выводы ты сделала на основании чего?
– У тебя квартира в элитном доме, автомобиль премиум-класса, брендовая одежда, часы за триста пятьдесят тысяч, – указывает на моё запястье.
– Это картинка, Вика – красивая картинка, а по факту ты ничего обо мне не знаешь. Ты не знаешь, какой я человек: умею ли контролировать гнев, есть ли у меня какие-то психические расстройства или триггеры, способные сделать из меня монстра за несколько минут. Возможно, я садист и социопат, являющийся угрозой для окружающих и конкретно для тебя. Ты планировала жить с человеком, о котором не знаешь ни-че-го.
– Я знаю… – воодушевляется, но затихает.
– Например, где я работаю?
– Ты бизнесмен, – заявляет уверенно. – Думаю, у тебя своё дело, которое позволяет жить обеспечено.
– Вика, я наёмный работник, как половина жителей страны. У меня есть босс, приказы которого я выполняю, оклад и обязанности. Меня могут уволить, в принципе, как любого человека, и оставить без заработка. И тогда всё это, – обвожу взглядом помещение, – я потеряю. И что в таком случае ты будешь делать? – А становится интересно, насколько, конечно, это возможно по отношению к Виктории.
– Я буду тебя поддерживать.
– Как? Пошлёшь запрос во Вселенную? Так, по-моему, сейчас модно поддерживать мужчин. – Усмехаюсь, применив выражение, случайно подслушанное у парочки в ресторане. – А если у меня не останется ничего? Ноль. Я приду в какой-нибудь из дней и скажу: «Всё, дорогая, мы переезжаем в коммуналку на окраине города».
– Так не будет! – Убеждает меня или себя? – Ты умный, расчётливый, и, уверена, умеешь сохранять деньги.
– Мы знакомы восемь месяцев и девяносто девять процентов времени провели в горизонтальном положении.
– Но ведь секс был отличным?
– При выборе спутника жизни всегда стоит помнить о том, что в свободное от секса время вам придётся о чём-то разговаривать.
– Я рассказывала о себе.
– Нет, Вика, ты рассказывала о том, с кем, когда и где были твои подруги; какую сумму тот или иной мужчина потратил на них; насколько ценными оказались подарки; какую должность занимает тот или иной кавалер. О себе ты не сказала ни слова. Я так понимаю, ты стремишься к аналогичному формату отношений: молодое тело в обмен на денежные единицы. Желательно, в иностранной валюте.
– Да, я хочу, чтобы решали мои проблемы, заботились, обеспечивали, делали дорогие подарки. По-твоему, это меркантильность?
– По-моему, это инфантилизм.
– Хочу, чтобы без меня не могли жить, спать, есть, разделяли всё свободное время.
– Это эгоизм.
– А ещё я очень хочу ребёнка именно от тебя. И не одного, а двоих… нет, троих, – исправляется, видимо, предполагая, что последняя цифра подстегнёт желание прямо сейчас заняться вопросами деторождения.
– А это конкретный план и зависимость от социальных норм. Но в твоём случае стремление «догнать» подруг, чтобы, собравшись, ты тоже могла рассказывать, какую сумму я на тебя потратил.
– Я тебя люблю! – Выпаливает, как последний аргумент, в должной мере способный оказать на меня влияние.
– Ты хотела сказать – я люблю твои деньги? Потому что для меня любовь не имеет внешнего практического проявления. Это просто приятное тепло внутри. И это лучшее из того, что может ощущать человек.
– Как ты можешь утверждать, что я чувствую, а что нет? – Недовольство, подкреплённое эмоциональностью, как последний шанс переломить момент. И меня.
– Мне сорок лет. Я видел много лиц, но ещё больше неискренности на этих лицах. Предлагаю закончить разговор, имеющий явный признак бессмысленности.
Закусив губу, Вика отчаянно борется сама с собой, а я предвкушаю нечто ещё.
– Я уже сказала родителям, что мы женимся, и заказала свадебное платье… – шепчет, стыдливо опустив глаза.
– Дело за малым – найти будущего мужа. И если ты уйдёшь прямо сейчас, у тебя будет больше времени на поиски.
Поднимаюсь, подхожу к бару и, плеснув немного джина, плетусь в гостиную, чтобы позволить телу расслабиться.
– Ты меня прогоняешь? – Застывает в дверном проёме, не смея подойти. – Мы больше не увидимся?
– Приоритеты определены: я продолжаю одиночное существование, ты ищешь кандидата, соответствующего озвученным характеристикам.
– Но ты говорил про симпатию…
– Этот хрупкий момент ты только что мастерски уничтожила. Так что причин для встреч не вижу.
– Это жестоко.
– В большинстве случаев жестокость – основная составляющая правды. Предпочитаю быть честным. В первую очередь, с самим собой.
– Я поняла.
Отступает, чтобы направиться к двери, но я спешу добавить:
– Вика, – привлекаю её внимание, – желаю найти то, к чему ты стремишься.
– И я тебе… – тихо произносит, а через минуту щелчок оповещает, что в квартире я остался один.
Откидываюсь на широкую спинку, прикрываю глаза и думаю. Не о разговоре с Викторией, не о сказанном, принёсшем разочарование одному конкретному человеку, а об обещании, данном Юлии. Не выходит из головы этот заказ и девочка, которая больше трёх месяцев находится в чужой стране. И если Амат прав насчёт нестандартной суммы, то дело, возможно, не в примитивном желании иметь ребёнка. А это может означать, что проблемы, с которыми столкнётся Юлия куда существеннее, чем ей кажется.
Лениво открываю глаза, уставившись в одну точку, а через пять минут уведомляю Полину, что покину город на время. Сроков не называю, потому что и сам не знаю, когда вернусь. Я всегда знал, куда направляюсь и через сколько окажусь дома, но впервые столкнулся с моментом неопределённости, который меня напрягает и заставляет повторно прикинуть варианты. Их нет. Как и желания передать заказ любому другому Перевозчику.
– Хочу попросить отпуск. Две недели, – не успев услышать приветствие, озвучиваю Фелеру уже решённый момент.
– Давно пора. Но сначала: заказ Сычёвой закрыт. Кто его взял?
– Я.
Фелер удивлён, я бы даже сказал, шокирован, что отражается на его лице. Давно я не видел главу настолько обескураженным.
– Поясни, – оседает в кресло.
– Её дочь похитили, как ребёнка Кротова и Амата. Считаю, что мы, то есть Организация, имеем некую долю ответственности за данный факт.
– Ты прекрасно знаешь, что Перевозчики берут «левые» заказы в обход Организации. Помешать данному факту мы не можем, как и запретить. Да, мы гарантируем защиту и решение множества нюансов, если пассажир оказывается проблемным, но это не исключает дополнительных заказов. Сейчас они стараются принимать только официальные запросы, дабы обезопасить себя. И в некоторой степени я благодарен недавним событиям. – Намекает на смерть одного из наших, заставившую Перевозчиков отказаться от «левака». – То есть, Сычёва не нацелена на нас?
– Нет. Её историю я услышал, Амат заполнил пробелы. За неё поручился тот, с кем связан Амат, и кому передал данные по купленным детям. Иных выходов на нас не было, поэтому она прибегла к помощи правоохранительных органов. Я всё основательно проверил.
И даже не поленился прокатиться в отдел, чтобы переговорить с Грековым. Блокнот я увидел своими глазами, а также услышал моменты, о которых Юлия умолчала, например, что запрос по одному из детей привёл к плачевным последствиям. И Греков уведомил, что ребёнок погиб, как только вышли на покупателей. По этой причине Сычёва решила пойти иным путём. Не совсем законным, но вполне действенным.
И как родитель, я её понимаю, даже поддерживаю рвение использовать все имеющиеся варианты. Система отметила заказ, как принятый в работу, но никто из Перевозчиков не знает, что ушёл он ко мне.
– Надеюсь, ты всё обдумал?
– Более чем.
– Ты ведь понимаешь, что речь идёт не о стандартной доставке? – Киваю. Мы оба осознаём, что вариант «привёз – высадил» в данном случае нерабочий. И Юля чётко дала понять – ей требуется помощь на месте. – Ты пять лет не катался за границу. Уверен, что проблем не возникнет?
– Старые связи сохранились. Не только на границе, но и в стране. Знаю, куда пойти и с кем связаться в случае возникновения проблем. Я ещё не всё забыл, если вы об этом.
– Почему она?
И Фелер интересуется, что заставило меня, человека, оставившего место Перевозчика, вновь вернуться за руль. И если бы я знал ответ на этот вопрос, не задумываясь бы его озвучил. Но и вчера, и сейчас я сам себе не могу ответить, что сподвигло позволить прорасти семени возможности осуществления данного момента. Её история? Тот факт, что я тоже отец, разделяющий её переживания? Или чувство ответственности за случившееся? Ощущение вины неприятно тянет за хвост мою совесть, брыкающуюся и нежелающую рисковать шкурой ради человека, которого я видел первый раз в жизни, и одновременно откликающуюся на призыв о помощи. А это был именно он. Открыто она не просила, лишь подкидывала «бонусы», решив, что деньги – лучшая мотивация.
– Почему бы не помочь однофамилице? – Скупая улыбка, за которой спрятано моё непонимание и невозможность ответа.
– Cherchez la femme1?
– Можно и так сказать.
– Алексей, – назвав меня по имени, Фелер выдыхает, всем видом показывая, что именно сейчас произнесёт нечто важное. Для него. – Ты пять лет являешься моей правой рукой, и я ни разу не пожалел, что когда-то предложил этот пост именно тебе. Наученный событиями, произошедшими семь лет назад, – осекается, напоминая об истории с Царёвым, – я довольно долго присматривался и оценивал тебя. Надеюсь, что поездка закончится благополучно, и ты займёшь своё привычное место за стеной, – указывает в сторону моего кабинета. – У меня нет времени и желания заниматься подбором нового помощника. Возраст делает меня довольно неприятным человеком, которого не все могут вынести, как и найти подход.
Из его уст подобное является похвалой, на которую Фелер, как правило, скуп. Отчасти я его понимаю, потому как фактор доверия в нашем деле – основополагающий момент. Его опыт, основанный на неоднократных подставах, заставляет держаться за того, кто проявил себя исключительно положительно.
– Я сказал только об отпуске.
– Как знать, как знать… – хмыкает, напоминая, что поездка намечается не из простых, а чем она закончится, предполагать опасно. – Вдруг однофамилица пожелает остаться в Европе, – пожимает плечами, демонстративно перебирая бумаги.
– Аскольд Веранович, мы говорим исключительно о заказе.
– Конечно, о нём, – смотрит исподлобья, – и о заказчике.
– Не стоит придавать значение несущественным моментам.
– Даже не думал. Но вот скажи мне, Алексей Евгеньевич, – откидывается на спинку кресла, – пять лет назад ты уверенно заявил, что отказываешься от роли Перевозчика по личным причинам, и занял предложенную должность, а сейчас едва сдерживаешься, чтобы не сорваться в путь. Ты честно опросил Перевозчиков, – даёт понять, что в курсе, о чём была беседа с его подопечными, – вот только твои вопросы больше походили на утверждение о невозможности их согласия, – улыбается, впитывая мою реакцию. – Не могу знать, что тобой движет, но надеюсь, дорога даст то, что ты ищешь.
– Я вас услышал, – поднимаюсь, чтобы оставить его в одиночестве.
– И ещё, – обернувшись, жду продолжения, – с момента принятия заказа, в силу вступают установленные правила. Они едины для всех и статуса не различают. Неотложные вопросы реши до конца дня, по остальному проинструктируй Лира. Он заменит тебя на время отпуска. Ровной дороги, – напутствие от Фелера, как благословение и одновременно облегчение.
Ожидал более эмоциональной реакции и непонимания стремления помочь Юлии. Я и сам не понимаю, почему она и почему сейчас, но нечто едва уловимое и в то же время явно ощутимое, заставляет откликнуться именно на эту заявку.
Закрываю все текущие дела. Две недели – общий промежуток, но надежда сделать всё за несколько дней, всё ещё присутствует. И если прикинуть, то это вполне осуществимо, вот только для начала нужно найти семью, купившую девочку. Повторно изучаю страницы блокнота, предусмотрительно распечатав. Не даёт покоя завышенная стоимость девочки на фоне остальных «ровных» цифр.
Предчувствую сложности, связанные с данной несостыковкой, поэтому набираю старого знакомого из Службы быстрого реагирования полиции Чехии, который вот уже шесть лет в отставке, но всё ещё активно участвует в некоторых делах, а также имеет доступ к базам. И фамилия Ваславик оказывается почти такой же популярной, как Смирновы в нашей стране, но я всё же прошу просмотреть семьи, где имеются девочки четырёх лет, либо появились сравнительно недавно в связи с удочерением. Не надеюсь на результат, но Михаль удивлён, что я появился спустя столько лет, да ещё и прошу выполнить трудоёмкую работу. Сумма за его работу озвучена, и её придётся отдать, даже если он ничего не найдёт. И это увеличивает стоимость поездки Юлии на пять тысяч.
Пять лет назад моя ставка составляла шестьдесят тысяч, и сейчас я не намерен её увеличивать. Хочу набрать Юлию, но по какой-то причине осознаю, что сегодня она на работе, и еду в ресторан, чтобы совместить приятное с полезным. И пока стою в пробке, обдумываю комплектацию, необходимую в дороге и на месте.
Нет волнения, лишь непонимание – нахрена мне это нужно? Но решение озвучено Фелеру, а прямо сейчас я направляюсь к той, кто, уверен, не сводит взгляда с телефона, опасаясь пропустить важный звонок.
Слишком долго рассматриваю меню, и всё же выбираю два раза меняя позиции, чем раздражаю официанта. Осматриваюсь, отмечая полный зал и надеясь, что Юлия выйдет к кому-то, чтобы получить комплимент. Но даже, когда трапеза окончена и счёт оплачен, она не появляется в зале. Поэтому приходится потребовать вызова шеф-повара.
Спустя пару минут замечаю Юлию, выясняющую у официанта, кто её звал и, проследив направление, нерешительно идёт к моему столу. Узнала. Понимаю по волнам страха, одаривающим меня, и пальцам, сминающим форму.
– Добрый вечер. Вам всё понравилось? – спрашивает несмело, не зная, можно ли говорить о заказе при посторонних.
– Спасибо за отличный ужин. – Произношу спокойно, замечая, как пустеют соседние столы. – За вами заедут завтра в семь утра. Будьте готовы. Минимум вещей – только необходимое. Документы. Ваши и девочки.
Поднимаюсь и считываю нескрываемое ликование, которое она едва сдерживает. Будь мы одни, уверен, она бы повисла у меня на шее, рассыпавшись в благодарностях. Уже покидая ресторан, улавливаю слова Юли, обращённые к администратору и упоминание неких договорённостей. Подготовилась? Была уверена, что ей не откажут? Самоуверенно и в то же время предусмотрительно. Но если учесть, что её возможности ограничены, а выход на Организацию – это шанс вернуть дочь, я Юлию понимаю. И завтрашний день внесёт ясность: чего каждый из нас ждёт от этой поездки.
Глава 5
Юля
– Юля, не смей! Слышишь меня? – Марина верещит в трубку последние несколько минут, отговаривая меня от поездки.
– Марин…
– Это безрассудно как минимум, а как максимум опасно. Ты едешь неизвестно с кем, неизвестно куда, неизвестно зачем!
– Я еду за своим ребёнком.
Жаждала, чтобы мой заказ взяли, но в тот момент, когда мужчина оповестил меня о времени, растерялась. Предусмотрительно оговорила возможность отъезда с Матвеем Игоревичем и Тимуром, согласившимся встать на замену. И у первого даже заняла денег, чтобы добавить к имеющимся, и быть уверенной, что смогу оплатить дорогостоящие услуги Перевозчика.
Сумка была собрана, и мне оставалось лишь ждать назначенного часа, по этой причине уже двадцать минут я топчусь во дворе, выйдя раньше положенного времени. Опасаюсь пропустить человека, который составит мне компанию. Хотя я заказчик, и, наверное, меня точно дождутся, но рисковать не желаю.
– Юль, это глупо. Прости, пожалуйста, за то, что я скажу: скорее всего, Фиску ты там не найдёшь. Может, семья переехала, или Чехия была перевалочным пунктом, а твоя дочь, например, в Японии. Ты и туда помчишься?
– Если надо будет, конечно.
– Вот не понимаю я тебя.
– И не поймёшь. У тебя нет детей.
И это не укор и не оскорбление, подруга давно определилась, что роль матери не для неё. Выбор осознанный, и я его никогда не осуждала. Каждый сам вправе решать, стоит ли давать новую жизнь и отвечать за неё.
– Да. У меня их нет. Но посмотри на эту ситуацию трезво. Другая страна, другой язык, какая-то семья, купившая Анфису, – один шанс из ста.
– Марин, я всё решила. Заказ был отправлен, и его приняли. Отказаться я не могу. И не хочу.
– Кто водитель?
– Я не знаю.
И я бы хотела оказаться рядом с мужчиной, который приезжал, чтобы прояснить мои мотивы. Но он «второй человек в Организации после главы», по факту руководитель, который не занимается перевозками, а лишь распределяет заказы и раздаёт указания. Такие сидят в дорогом кожаном кресле и смотрят на тебя свысока. Хотя он мне показался спокойным и рассудительным. Интерес, с которым он меня выслушал, дал понять, что мужчина проникся моей историей и у меня есть шанс стать их клиентом, несмотря на сомнительный момент заявки через Грекова. Надеюсь, что водитель окажется таким же, как он, или хотя бы отдалённо похожим.
– А если он тебе навредит?
– Насколько я поняла, данная структура существует много лет. Даже не один десяток. И если о ней знают и обращаются, значит, они добросовестно выполняют свою работу. К тому же я пояснила, что мне нужна не просто доставка, а помощь на месте. Мой заказ приняли, значит, данный момент был учтён.
– Ничего себе, – подруга охает, – говоришь, словно нарушение закона для тебя привычное дело.
– Если бы Анфису не похитили, я бы никогда не узнала, что ребёнка можно купить, как товар в магазине, и есть подобного рода Организации, специализирующиеся на защите людей, для которых нарушение закона так же нормально, как для меня работать по пятнадцать часов в день. Все фазы принятия я прошла и теперь готова к самым неожиданным моментам.
– А если он тебя высадит по дороге?
– Нет. Половина суммы перед отправлением, вторая после выполнения заказа.
– А если… если… – ищет вариант, при котором я откажусь от задуманного. – Если плюсом к деньгам он потребует секса?!
– Не сотрусь.
Бросаю жёсткую фразу с целью заткнуть Марину, которая лишь раздражает и так раздражённую меня. Я почти не спала, опасаясь проспать и не выйти к назначенному времени, а если и проваливалась в сон, то ненадолго. Чувствую себя разбитой и уставшей, словно отстояла неделю на кухне. Не знаю, будет ли у меня возможность отдохнуть в машине, но, скорее всего, я всё равно отключусь.
– Юль…
– Что, Марин? Что мне ещё сказать? Я всё решила, и в данный момент стою во дворе, ожидая машину. Что бы ты мне ни сказала, я поеду. Не прощу себя, зная, что могла попробовать. Да, меня может ждать фиаско, но сидеть на кухне и лить слёзы, причитая о дочери, для меня не выход.
– Юль…
– Я и так места себе не нахожу, а ты позвонила мне в семь утра, чтобы добавить нервозности? – Повышаю голос, выплёвывая каждое слово в трубку. – Я ждала твоей поддержки, а по факту получила тонну наставлений и наихудших предположений.
И сейчас жалею, что поделилась с подругой идеей. Но, пока мой заказ в работу не брали, Марина, как мне казалось, была совершенна спокойна, а когда вчера я с радостью сообщила, что еду, принялась усиленно отговаривать. Разговор, который я оборвала вчера, продолжается в данный момент, и он нравится мне всё меньше.
– Прости, – вздыхает, сдавшись, наконец, действительности. – Я переживаю. Очень переживаю, потому что ты мне не безразлична. А Анфиса росла на моих глазах. Звони, ладно? Или пиши хотя бы короткие сообщения, чтобы я понимала, где ты и как идут поиски.
– Договорились. Мне пора, машина приехала.
– Какой номер? Я запишу…
– Не надо. Пока.
Но я нагло отшила подругу, солгав о приезде Перевозчика. Просто хотела закончить бессмысленную беседу. Меня трясёт, а на почве переживаний ноет зуб, который я вылечила совсем недавно, а ещё потеют ладони и сосёт где-то под ложечкой, как показатель нервозности.
Напряжение нарастает по мере того, как приближается озвученное время, и я теряюсь в предположениях, как пройдёт моё «путешествие». Ровно в семь возле меня останавливается чёрный тонированный кроссовер, видимо, и являющийся средством доставки. Не знаю, что делать, застыв с сумкой в руках, но спустя минуту водительская дверь открывается, являя… Человека, оповестившего меня вчера о поездке.
Почему он? Возможно, он доставит меня туда, где ждёт Перевозчик? Или мне необходимо пересесть в другую машину где-то на границе? Но я рада ему, потому что уже знакома. Громко сказано, конечно, даже имени не знаю, но это наша вторая встреча, и можно сказать, контакт был установлен ранее.
– Меня повезёте вы? – Спрашиваю, напрочь забыв о правилах приличия, пока он поднимает крышку багажника.
– Моя кандидатура вас не устраивает? – В голосе слышится недовольство, и я сейчас я имею все шансы никуда не уехать, потому как задала неверный вопрос.
– Нет-нет, что вы. Не думала, что руководство принимает заказы.
– Принимает. Кладите сумку.
Спохватившись, подскакиваю к машине, чтобы поставить сумку, а в салон взять лишь маленький рюкзак, в котором находятся документы и деньги.
– На заднее сиденье.
Оказавшись в машине, осматриваюсь. Кожаный салон, запах чистоты, удобные подлокотники и экран в спинке переднего сиденья, чтобы скоротать время за просмотром фильма. Здесь всё предусмотрено для удобства пассажира, коим я сейчас являюсь.
Машина начинает движение, а я, казалось бы, добившаяся своего, не могу расслабиться, сжавшись всем телом и рассматривая профиль мужчины за рулём. Крупные черты лица: высокий лоб, греческий нос, чувственные губы и массивный подбородок. Тёмные, почти смоляные волосы, зачёсаны назад. И насколько я успела прикинуть, он значительно выше меня. Не спортивного телосложения, но и худощавым его не назовёшь.
Открываю рот, чтобы спросить, но тут же закрываю. А можно разговаривать? Или в данном случае любые беседы исключены? Но невозможно провести длительное время рядом и молчать. Или возможно? Чёрт, Юля, ты едешь в Чехию, а тебя волнует вопрос общения с незнакомым мужчиной и шанс обменяться мнениями. Вряд ли ему интересны мои мысли, и я сама.
– Я могу поднять перегородку, если вы не хотите смотреть на меня.
– Ч-что? – теряюсь, не ожидая, что он начнёт беседу первым.
– Почти всем машины оборудованы перегородкой. – В доказательство он её поднимает, а затем опускает, смотря на меня в зеркало заднего вида. – Если вы желаете поговорить по телефону, или же просто отдохнуть.
– На ваше усмотрение. – А я не знаю, хочу ли я отдохнуть. Не так – смогу ли? – Скажите, как я могу к вам обращаться?
– Сова.
– Со… Как?
– Вам не послышалось. Сова. В системе Перевозчиков все зарегистрированы под индивидуальными именами, которые не могут повторяться. Это требуется для идентификации каждого водителя. Иногда заказчики предпочитают пользоваться услугами одного Перевозчика.
– То есть, есть люди, которые передвигаются таким способом довольно часто?
– Да. Они заботятся о своей безопасности, или же о сохранности того, что перевозят.
– Например?
– Документов.
Отчего-то я сразу же подумала о чём-то запрещённом, совсем забыв о простом.
– Сова звучит как-то обезличено.
– Алексей Евгеньевич. – Его губ трогает скупая улыбка. – Если так больше нравится.
И как только он произносит имя, становится для меня реальным человеком со своей историей, потерями и плохим настроением.
– Юля, – зачем-то произношу, совершенно забыв, что два дня назад он обратился ко мне по имени. – Но вы и так знаете.
– Я много о вас знаю.
– Откуда?
– Мы же не могли вас не «пробить». Молодая женщина, подавшая заявку через полицейского на доставку в Чехию, – в этой фразе странно всё. К новым лицам мы относимся осторожно.
– Это из-за того инцидента, о котором вы упомянули?
– В том числе. Об Организации знают только те, кто нуждается в подобных услугах. Вы не услышите о нас из открытых источников. По этой причине новые люди тщательно проверяются, но если поручится тот, кого мы давно знаем, процесс публикации заявки и её выполнения будет быстрее.
– Просто у меня не было других возможностей. Подать заявку, – поясняю, чтобы он понимал. – Меня предупредили, что мне могут не ответить.
– Вы сделали всё, чтобы привлечь наше внимание, – вновь едва уловимая улыбка. – Можно сказать, взяли настойчивостью.
– Просто понимала, что мне больше никто не поможет.
– Помощь за деньги – это работа. Кстати, о них. Вы должны внести задаток.
– Ой, – хватаю рюкзак, чтобы вытащить заготовленную сумму. – Вот, – немного придвигаюсь, чтобы положить на переднее сиденье. – Восемьдесят.
– Шестьдесят. Моя ставка именно такая.
– То есть, вы не из элитной категории? – Вопросительно вздёргивает бровь. – Вы сказали два дня назад, что Перевозчик, к которому я хотела обратиться из элитных и берёт восемьдесят.
– Он работает давно. Лет пятнадцать. Может, больше. Я оставил эту работу пять лет назад, и тогда моя ставка была шестьдесят.
– То есть… – обдумываю его слова. – Вы не Перевозчик?
– Как и сказал при первой встрече, я заместитель босса.
– А почему тогда…
– Почему сейчас я везу вас в Чехию? – Мой неуверенный кивок. – Причина банальна – ваш заказ никто не пожелал взять.
– А почему взяли вы?
И ответом мне служит тишина. Он не спешит пояснять мотивы. Да и какая мне разница, если сейчас я направляюсь туда, куда стремилась? Возможно, ему нужны деньги, или же существуют скрытые причины, понятные лишь ему.
– Вы сказали «больше никто не поможет», но ведь у девочки есть отец. Он не пожелал принять участие?
Отвечать на вопросы Алексей не планирует, но интересуется моей жизнью. И я понимаю, что объяснить придётся, если я рассчитываю на его помощь. Честность – залог того, что мужчина поможет отыскать Анфису. Да и что мне скрывать? Наоборот, стоит делиться, чтобы у него было понимание, во что он вляпался на добровольной основе за небольшую, по его меркам, плату.
– У него другая семья.
– Но ведь это не исключает участия в жизни своего ребёнка?
И вот что ему сказать? Что Артёму плевать на Фиску, потому как он помешан на сыне?
– Для него нет, для его новой жены – да. Именно она определяет правила в семье и время общения с моей дочерью.
– Интересно, – ухмыляется, а я чувствую, как машина набирает скорость, окутывая мягкой вибрацией. – А он сам не проявляет инициативы?
– Артём – воскресный папа. Или видимость этого самого папы. Максимум на что он способен: вывести Анфису на детскую площадку и, уткнувшись в телефон, делать вид, что заинтересован в дочери. Спустя два часа дочка возвращается домой и выясняется, что от папы она услышала два слова «привет» и «пока».
– Насколько я понял, вашей дочке четыре, а если у вашего мужа уже есть ребёнок в новой семье, вы не прожили в браке и пары лет?
– Пару и прожили, – грустная усмешка, как реакция на неприятные воспоминания. Бросив на него взгляд, понимаю, что он ждёт продолжения. Только зачем ему это? – Встречались пять лет, ещё с института, когда я забеременела, расписались. А спустя два года, Артём признался, что влюбился в другую женщину. Было обидно и неприятно, но я понимала, что невозможно удержать того, кто уже болен кем-то другим. Разошлись мирно, а спустя несколько месяцев я узнала, что ребёнку в новой семье почти столько же, сколько и Анфисе.
– То есть, он жил на две семьи?
– Получается так. Планировал разорвать отношения, но моя беременность отложила его намерения. Лучше бы сразу признался…
Вспоминаю, как Артём оправдывался, шаркая ножкой и не смея смотреть мне в глаза. В тот момент я увидела перед собой трусливого, слабого человека.
– Хотел совершить мужской поступок?
– Да, – фыркаю, – а получился подлый. Развелись, и он сразу женился на Светочке.
– Светочка? Звучит пренебрежительно.
– Нормально звучит. Он сам так её называет.
– А Светочка понимает, что мужчина, обманувший одну женщину ради другой, способен поступить также по отношению к ней?
– В случае Светочки такой вариант не пройдёт. Потому как её отец довольно влиятельный человек, у которого имеются рычаги для того, чтобы заставить Артёма быть верным дочери.
– А ваш муж тоже значительный человек?
– Артём? – Удивлённо на него смотрю. – Вообще нет. Из простой семьи, мама растила его одна. Кое-как окончил институт, жили в моей квартире и на мою зарплату. С поисками работы не спешил, а если и устраивался куда-то, надолго не задерживался, придумывая всевозможные причины для увольнения: не поладил с коллективом, предвзятое отношение со стороны начальства, низкая оплата, неудобный график, отсутствие перспектив и ещё сотня вариантов на любой вкус. Когда я ушла в декрет, ему всё же пришлось найти место. Как потом выяснилось, «зарплату» ему выдавала Светочка, а всё свободное время он проводил у неё.
– Впервые о таком слышу: любовница даёт деньги мужику, чтобы он содержал семью.
– Как есть, – развожу руками, когда-то вот так же, как и Алексей, удивившаяся подобному раскладу.
– А почему не ушёл? Понятно, попытка быть мужчиной провалилась, но ведь можно было признать поражение.
– Моя мама болела. Онкология. Я разрывалась между маленькой дочкой и родным человеком, которому требовалась моя забота. Пришёл к выводу, что не время уходить из семьи в тяжёлый для меня момент. Зато собрал вещи сразу после её похорон.
– Заботливый, – произносит с издёвкой.
– Лучше бы сразу признался, и не было этого фарса под названием «семья». Я бы Фиску всё равно родила и справилась в одиночку. В тот момент мама мне ещё могла помочь, да и Марина всегда на подхвате.
– Марина – сестра?
– Подруга. С дочкой сидела, когда нужно было по делам уехать, а потом, когда Анфиса в сад пошла, забирала в те дни, когда няня не могла.
– Друзья, если они настоящие, незаменимы в нашей жизни.
– Незаменимы… – смотрю в окно, пытаясь понять, где именно мы едем. – Но не сегодня…
– Почему не сегодня? – Смотрит в зеркало заднего вида, ожидая ответа.
И если я решила, что произнесённое шёпотом, не будет услышано, ошиблась.
– Вчера сказал подруге, что мой заказ приняли, и я отправляюсь в Чехию. Получила неоднозначную реакцию… – Мнусь, не зная, как объяснить. Что-то меня напрягло в словах Марины, но что конкретно, понять не могу. – И вроде она по-дружески переживает за меня, за Фиску, которую знает с рождения, но было в её словах что-то…
– Что вас насторожило?
– Да. Но что именно, никак не могу понять. Что-то несвойственное ей и незнакомое мне. Ещё и гадкое предположение…
Смотря на Алексея Евгеньевича, с трудом верится, что он будет требовать интима или чего-то в этом роде. Я знаю его несколько часов, но он не похож на человека, который озабочен лишь тем, чтобы затащить в постель первую попавшуюся женщину. Хотя привлекательности ему не занимать. Есть в нём нечто притягивающее и заставляющее бросать короткие взгляды на его профиль. Я бы даже сказала, что мой водитель наделён скрытым шармом и завлекающей аурой, являющейся элементом притяжения для женского пола.
– Предположение? Какого рода?
– Что кроме оплаты в денежном эквиваленте, вы можете потребовать дополнительную натурой.
– Удивительная ограниченность. То есть, по мнению вашей подруги, мужчину интересует исключительно возможность пристроить в кого-нибудь свой половой орган?
– Да. В общем-то, на этом аспекте и строятся все её отношения.
И сколько я помню, Марина начинала отношения с постели, уверенная, что сначала необходимо проверить длину «инструмента», а уже потом разговаривать.
– А ваши?
Наш разговор перетёк в более личное русло, и я могу увернуться от ответа, сославшись на то, что это не его дело, но отчего-то даю детальное пояснение на каждый заданный вопрос.
Может, я давно ни с кем не общалась просто так? Без цели понравиться, впечатлить, открыться с лучшей стороны? Вот он – человек, который знает мою историю и не осуждает за то, что я воспользовалась услугами Организации, всегда действующей незаконно. Или почти всегда. И если представить, что мы случайные попутчики в вагоне поезда, идущего в неизвестном направлении, то Сова как раз тот человек, кто сохранит каждое слово, произнесённое за время пути. К тому же напоминаю себе: чем больше он знает, тем больше вероятность поддержки в поисках. Не в моих интересах замыкаться, отталкивая его, наоборот – стоит наладить контакт.
– После развода их было немного, а точнее, в длительные я вступала дважды. Но в отличие от подруги, мне человек интересен не только с точки зрения физиологии. Хороший секс очень важен, но между поцелуями нужно ведь о чём-то разговаривать.
В меня прилетает странный взгляд – удивление вперемешку с удовлетворённостью, что вводит в ступор и заставляет замолчать. Не знаю, как были восприняты мои слова, но, предполагаю, что болтовни стало слишком много, а мужчины, как правило, не готовы слушать женщину на протяжении нескольких часов.
– Простите, если я много болтаю, – сжимаюсь, предусмотрительно извинившись, чтобы он не подумал, что остановиться я не могу.
– Скорее, наоборот, – губы растягиваются в улыбке. – Я хотел, чтобы вы немного расслабились, и тот комок нервов, который оказался на заднем сиденье несколько часов назад, перестал вибрировать.
С удивлением отмечаю, что мужчина прав: напряжение схлынуло, а содержательная беседа с точными вопросами, расслабила, позволив занять удобную позу и дать телу немного отдохнуть.
– Спасибо, – искренняя благодарность не остаётся без внимания, и меня награждают едва заметным кивком. – Алексей Евгеньевич, что дальше? – Решаюсь спросить, потому что вообще не понимаю, что произойдёт, когда мы пересечём границу и окажемся в другой стране.
– А дальше предлагаю вам немного поспать, потому что красные глаза и уставший вид просто кричат о бессонной ночи. Я разбужу вас, когда это будет необходимо.
Не дожидается ответа, и перегородка медленно ползёт вверх, а я, воспользовавшись советом, откидываюсь на мягкий подголовник и прикрываю глаза, каким-то чудом сразу проваливаясь в сон.
Глава 6
– Юлия… – Кто-то касается меня, слегка встряхнув.
Открываю глаза, не сразу вспоминая, что я в чужой машине с человеком, который везёт меня в Чехию. Дёрнувшись, попадаю в его руки, удерживающие меня и позволяющие проснуться, чтобы осмотреться. И если я правильно понимаю, мы на контрольно-пропускном пункте, потому что за спиной Алексея стоит мужчина в форме и чего-то ожидает.
– Мне нужен ваш паспорт.
– Да… Сейчас…
Хватаю рюкзак, выудив два паспорта, потому как он не уточнил, какой именно необходимо предоставить. Берёт документы и отходит в сторону, о чём-то беседуя с пограничником. Несколько минут наблюдаю за мужчинами, а затем веду взглядом, чтобы уткнуться в огромную надпись «Пункт пропуска Домачево». И если я правильно понимаю, мы на границе с Польшей.
С удивлением отмечаю, что я проспала шесть часов, за которые мы успели въехать в Беларусь и преодолеть расстояние до границы. И пока Алексей общается, я успеваю накрутить себя до предела, прикинув, что нас могут не пропустить дальше. Но если мой заказ взяли в работу, значит, данный момент должен быть продуман.
И теперь я не обращаю внимания на другие машины и людей в форме, не спуская глаз с интересующих меня мужчин. Спустя десять минут Алексей прощается с собеседником и улыбается, похлопывая его по плечу, будто они давно знают друг друга и провели время за приятной беседой. Идёт к машине и, заняв водительское место, трогается, чтобы преодолеть небольшое расстояние, разделяющее две страны.
– Всё в порядке? – Придвигаюсь, чтобы озвучить вопрос шёпотом, словно мы можем быть кем-то услышаны.
– Как видите, – показывает на поднимающийся шлагбаум и закидывает руку, чтобы отдать мне документы. – Перевозчики, катающиеся преимущественно за границу, везде имеют своих людей. Я не исключение.
– Но вы сказали, что являетесь заместителем босса.
– Пять лет назад я был Перевозчиком, но сменил место работы по личным обстоятельствам.
Интересно, он женат? Есть семья? И что подразумевается под «личными обстоятельствами»? Возможно, нежелание второй половинки надолго оставаться одной? Или непринятие его рода деятельности?
– И долго вы им были?
– Около десяти лет.
– А до этого?
– Инкассатором.
– А как вообще становятся Перевозчиками? – Мне почему-то интересно, как люди попадают в Организацию, о которой знают лишь избранные. – Вряд ли они давали объявление о вакансии, – мой, застывший на губах и готовый сорваться смешок, не остаётся без внимания.
– Двоюродный брат рассказал, что имеется Организация, заинтересованная в ответственных сотрудниках, имеющих опыт обращения с оружием и определёнными навыками.
И я вспоминаю, что Греков тоже упомянул о навыках, которыми обладают Перевозчики. Они не просто водители, а те, кто способен оказать сопротивление и быстро среагировать в условиях экстремальной ситуации.
– Он вас порекомендовал?
– Не он. Некто достаточно влиятельный, чтобы его рекомендации не вызывали сомнений. Можно сказать, его босс и по совместительству компаньон.
– То есть, ваш брат, он… он… – подбираю нужное слово, которое, как назло, не подбирается. – Криминальный элемент? – Опускаю «бандит», которое так идеальное вписывается. Но стоит осторожно высказываться, потому что мужчина может отреагировать неоднозначно, а я мгновенно поплатиться за свои умозаключения.
– Бизнесмен.
И правда, Греков мне сказал, что сейчас таких «элементов» принято называть красиво, но я ведь понимаю, что завуалированное определение не отменяет незаконного рода деятельности. Ещё несколько месяцев назад я однозначно открестилась бы от такого человека, сославшись на свою правильность и законопослушность, но сейчас даже рада, что у Алексея имеются подобные связи. Возможно, именно они помогут отыскать Анфису в чужой стране, законов и правил которой я не знаю.
Лишь киваю, вернувшись на место. Перед глазами мелькают указатели, названия на которых вполне понятны даже на другом языке. Интересно, он знает польский? А чешский? После появления Алексея у моего дома изучала законодательства и правила этой страны, отметив много интересных моментов. Даже наткнулась на блог какой-то девушки, живущей в Чехии последние десять лет и рассказывающей о нюансах жизни этой страны. Конечно, с трудом верится, что в наше время двумя основными проблемами остаются наркотики и проститутки, как было указано в её рассказах, но причин не верить человеку, который там не проездом, а проживает длительное время, у меня нет. Спросить Перевозчика опасаюсь, чтобы не выглядеть глупой и начитавшейся сведений в интернет, которые не несут правдивых моментов.
– Алексей Евгеньевич, а что дальше? – повторяюсь, потому что несколько часов назад на этот вопрос он не пожелал отвечать.
– Наш путь проходит через небольшой городок Нова-Руда. Это граница с Чехией. Там есть маленькая гостиница. Была пять лет назад, по крайней мере. Скромная, но уютная. Немного номеров, так что и постояльцев немного. Наша задача – не привлекать внимание. Мы с вами направляемся в Чехию с целью посмотреть достопримечательности. Именно так вы должны сказать, если вас кто-то спросит.
– Вряд ли, – пожимаю плечами, – я не знаю чешского.
– Во-первых, многие там свободно говорят по-русски. Во-вторых, язык простой, а большинство слов схожи по звучанию с нашими, отличаются лишь ударения.
– А почему не привлекать внимание? – Мне кажется, что каждый следующий вопрос глупее предыдущего, но страх, не отпускающий с момента, как я оказалась в машине, заставляет выяснять нюансы, чтобы хоть как-то себя успокоить.
– Задача Перевозчика – обезопасить пассажира. А так как наши пассажиры, как правило, люди непростые, выбор автоматически падает на те места, где меньше ненужных глаз. Поэтому остановки на заправках для того, чтобы справить нужду, а ночёвки в маленьких мотелях или гостиницах. Небольшая территория позволяет держать обстановку под контролем в случае непредвиденных ситуаций, а также появления подозрительных личностей.
– Понятно.
Шумно выдыхаю, хотя мало понимаю, зачем такие опасения касательно меня. Но спрашивая «а что дальше?», я, скорее, хотела уточнить, куда мы направимся, чтобы отыскать Анфису.
– Если вы хотели уточнить, как мы будем искать вашу дочь, – я сосредотачиваюсь, вслушиваясь в каждое слово, – то могу сказать, что заранее поработал над этим вопросом. Связался со знакомым, который может просмотреть базу в поисках девочки. Данные неточные, потому что, скорее всего, ей сменили имя, да и фамилия Ваславик очень распространённая, но шанс есть.
– Спасибо, – произношу на выдохе, потому как не думала, что он проникнется моей проблемой и предпримет какие-либо действия ещё до отъезда.
– Спасибо вам будет стоить пять тысяч. – Отрезвляет, но и к этому я была готова. – Не мне – ему.
– Да, я поняла.
– От того, что он найдёт, будет зависеть, куда мы отправимся завтра. Мы же не можем колесить по стране, спрашивая у каждого встречного про девочку? По этой причине нам необходимо хотя бы примерное место: город, населённый пункт, на худой конец, область. И последнее – худший из вариантов, потому как в этом случае зона поиска значительно расширяется.
– А если ваш знакомый ничего не найдёт? – Вновь придвигаюсь, потому что Алексей говорит негромко, но спокойно, чем умиротворяет и меня.
– Мы обратимся к другому. Его услуги будут стоить дороже, но и результат эффективнее.
Осознаю, что не зря попросила взаймы у Матвея Игоревича, потому что перевозка и плата за помощь не единственные мои траты.
– А почему вы сразу к нему не обратились? – Получаю неоднозначный взгляд, как мне кажется, свидетельствующий, что терпение сдержанного Перевозчика на пределе. – Вы не подумайте, я не спорю, – остужаю мужчину, принимая тот факт, что я вообще не знала бы, куда бежать и к кому обратиться. – Лишь хочу немного прояснить некоторые моменты.
– Первый знакомый – полицейский в отставке, сохранивший связи и имеющий возможности выполнить запрашиваемую услугу без применения глубокого поиска. – Сложно, но спустя пару минут понимаю, что он имеет в виду. – И цена соответствующая, как вы понимаете. В случае если его усилия не принесут желаемого результата, придётся обратиться ко второму.
– А вы обращаться не хотите? По каким-то причинам.
– Первый не связан никакими обязательствами. Второй же – действующий сотрудник правоохранительных органов. И не просто рядовой полицейский, а служащий в особом отделе. Обращение к нему автоматически обязывает меня пояснить причины запроса. И это не любопытство, – громкий выдох мужчины, как свидетельство нежелания прибегать ко второму варианту, – а его работа. А если мои интересы пересекутся с его…
– Что тогда? – спрашиваю почти шёпотом.
– Не получится просто забрать вашу дочь и уехать. Придётся идти до конца. Но при условии, что ни я, ни вы не знаем, с какой целью она была похищена и продана именно этим людям, этот самый конец может быть самым непредсказуемым. Замкнутый круг: я не могу просчитать последствия без факта обращения к нему; обращение к нему автоматически создаёт неконтролируемые последствия.
– Как быть?
– Ждать сведений от первого.
Я мало понимаю хитросплетение сказанного, но причин не доверять Алексею Евгеньевичу у меня нет. Да и если бы не доверяла, дела это не меняет. Как и не отменяет того факта, что без него я буду метаться в незнакомой стране и ни к чему не приду. Точнее, не найду Анфису. Если она, конечно, там.
– Что вас беспокоит? – Смотрю удивлённо, словно он прочитал мои мысли, которые я не могу уложить во что-то логичное с момента нашей встречи.
– Подруга предположила, что Чехия может быть перевалочным пунктом, – озвучиваю то, что хотела бы не рассматривать, как возможный вариант.
– Не исключаю, – скупо, но уверенно.
И если это так, то… Вариантов нет. Для меня и для Анфисы. Я навсегда потеряю своего ребёнка, оставшись наедине с разрывающими воспоминаниями и болью утраты. Лишь на секунду представляю, что усилия окажутся напрасными и меня окатывает ледяной волной, а слёзы появляются независимо от моего желания.
Отвернувшись к окну, стремлюсь скрыть слёзы от мужчины, не замечая, что в какой-то момент машина останавливается. Проморгавшись, в глаза бьёт неоновый свет ярко-зелёной подсветки, и только в этот момент понимаю, что мы заехали на заправку. Надписи на незнакомом языке сливаются в неразборчивое пятно. Но Алексей машину не покидает, а повернувшись, отмечаю его взгляд, наполненный сочувствием и тревогой.
– Простите, – мнусь, опустив голову, чтобы не встречаться взглядами. – Проблемный вам достался пассажир, – вымученная улыбка, как попытка сгладить неприятный момент. Он ведь не обязан заботиться о моём моральном состоянии, выслушивая причитания. – Впредь постараюсь сдерживаться, чтобы не нервировать всхлипами.
– Юлия, – начинает мягко, – не стоит заранее рассматривать худшие варианты, как и предвкушать успех. Вы должны понимать, что сложностей не избежать, но при этом быть готовой решать их. Ваши переживания мне понятны, но с эмоциональной составляющей придётся справляться.
– Я поняла, – часто киваю. – Истерия мне несвойственна, и, как правило, я быстро справляюсь с эмоциональными всплесками, настраивая себя на лучшее. Марина утверждает, что я клиническая оптимистка.
– Всегда?
– Практически. Для меня стакан всегда наполовину полон. – Улыбаюсь, и сейчас без надрыва. – А для вас?
– А для меня важно, что в стакане.
Короткий ответ, свидетельствующий о взвешенности решений Алексея, а также о просчёте каждого сделанного шага. И если он рационален и трезв в принятии решений, как я оказалась его клиентом? Или есть причины, по которым он мне помогает?
Подумать мне не дают, потому что дверь отворяется, и мне предлагают выйти.
– Я подъеду, чтобы заправиться, – указывает на свободную колонку, – а вы можете сделать необходимые действия. – Намекает, что за время пути я ни разу не попросила остановки, а она уже необходима. – Выберете что-нибудь в минимаркете, а я сейчас подойду.
Молча соглашаюсь и иду внутрь небольшого здания. Ищу нужную дверь, и оказавшись в туалете, пугаюсь собственного отражения: красные глаза, распухший нос и растрёпанные волосы. Привожу себя в порядок, обвиняя в невнимательности. Притязаний на мужчину не имею, но выглядеть опрятно не помешает. Или же такими становятся все, кто провёл в пути пятнадцать часов? Кажется, быстро возвращаюсь, но Алексей уже у кассы, разговаривает с девушкой, которая услужливо улыбается, откровенно с ним флиртуя. Не сомневаюсь в его привлекательности, как и в том, что к знакам внимания он привык. И всё-таки интересно, он женат?
– Вы что-нибудь хотите? – Обращается ко мне, и девушка, минутой ранее стоявшая с улыбкой, становится серьёзной.
– Кофе, – бегаю взглядом по стеклянным витринам, – и что-нибудь съедобное. Например, это, – указываю на нечто, похожее на пирожок.
– Это с картошкой и индейкой. Берём?
Киваю, и через несколько минут в моих руках ароматный кофе и съедобный свёрток. Откусываю, оценив вполне сносный продукт, и только в этот момент понимаю, насколько голодна.
– А вы? – Отмечаю, что себе он ничего не взял.
– Хочу полноценный ужин. Через три часа будем на месте, и я позволю себе насытиться.
– Я столько не вытерплю, – усиленно жую, удовлетворяя свой организм.
– Поэтому и предложил. Пока вы спали, ваш желудок давал понять, что пора подкрепиться.
– Простите, – мне вновь неловко, и сейчас я надеюсь, что он слышал только мой пищеварительный орган.
– Юля, – останавливает, придержав меня за локоть, а я на секунду дезориентирована его прикосновением. Приятным, кстати сказать, потому как его ладони горячие. – Вы платите за поездку, понимаете? – Мой согласный кивок. – Поэтому вы можете сделать остановку в любое время, если она вам необходима. Не нужно терпеть и подстраиваться под меня – я обязан подстроиться.
А я всё ещё не могу позиционировать себя, как человека, имеющего возможность заплатить сто двадцать тысяч долларов, чтобы поехать за границу. Но если бы не обстоятельства, заставившие меня, обратиться в Организацию, сейчас я не стояла бы где-то в Польше, рассматривая лицо Алексея.
Его взгляд успокаивающий и проникновенный настолько, что я, открыв рот, нагло изучаю каждую морщинку. Сколько ему лет? Я бы сказала, около сорока, или больше? В любом случае на лице мужчины просматривается чёткий отпечаток жизненного опыта и возможных утрат, с которыми он не без труда справился. Не знаю, имеется ли та, что согревает его постель, но отчего-то ловлю себя на мысли, что он одинок. Или мне так хочется думать?
Есть нечто странное в его притягательности и моей заинтересованности мужчиной, которого я знаю меньше суток. Мне такие, как он, не встречались. Были после развода мужчины – двое, как я и сказала. И в отличие от подруги, я не принимаю секс на один раз, придерживаясь формата постоянного общения. Первый раз встречи закончились через четыре месяца, второй – через пять. Они были не «моим», о чём громко и настойчиво голосил мой разум. Может, я просто долго была в одиночестве, поэтому сейчас застыла перед Алексеем, словно кролик перед удавом, всё ещё удерживаемая им. Разрывать контакт он не спешит, как и вернуть меня в реальность.
– Юля, всё в порядке? – слегка сокращает расстояние, и мои рецепторы впитывают ненавязчивый мужской парфюм с нотками кедра и апельсина, который хочется вдыхать снова и снова.
Ранее я его не чувствовала или была сосредоточена на другом?
– Да, – произношу на выдохе, всё ещё исследуемая серо-голубыми глазами, которые сейчас кажутся темнее. Или они просто серые?
– Тогда едем?
– Да, – соглашаюсь, но не двигаюсь с места.
– Для этого нужно сесть в машину. – Переводит взгляд на транспортное средство, и только в этот момент морок спадает, возвращая меня к окружающим звукам.
Осторожно лишаю себя его ладони и направляюсь к машине, сгорая со стыда. Я так откровенно на него пялилась, что становится неудобно. Я еду за дочерью, а не стремлюсь заинтересовать Алексея Евгеньевича. Скривившись, ругаю сама себя и оказываюсь на заднем сиденье, чтобы сразу забиться в угол, отведя взгляд и допивая кофе.
Едем молча, лишь изредка чувствую гуляющий по телу взгляд, которым меня одаривают через зеркало заднего вида. Не поворачиваюсь, делая вид, что заинтересована мелькающими картинками. Но и данный момент становится проблематичным, потому что темнота медленно скрывает от меня горизонт, лишая причин не смотреть на водителя.
– Приехали, – оповещает мужчина, остановившись у двухэтажного простого здания, мало походящего на отель.
Белое строение с одноэтажной пристройкой, рядом с которым расположена часовня. Её нахождение здесь вызывает у меня вопросы, но, возможно, так принято? Территория подсвечена несколькими фонарями, поэтому разглядеть пространство вокруг в темноте не представляется возможным.
– Это гостиница? Больше похоже на частный дом.
– В общем-то, так и есть. Владелец выкупил заброшенное строение и сделал отель. Всего восемь номеров. Как правило, здесь останавливаются парочки: тихо, отдалённо, подальше от ненужных глаз.
– А зачем подальше? – Получаю неоднозначный взгляд. – А, поняла.
Ничего я не поняла, но сегодняшний лимит на глупые вопросы, как мне кажется, подходит к концу.
– Я узнаю, есть ли свободные номера. Паспорт дайте.
Протягиваю документ, и Алексей направляется в здание. Интересно, есть «поздний заезд»? Но если он знает об этом месте и останавливался здесь не раз, есть шанс, что имеются преференции. Возвращается через пять минут, и судя его виду, мы остановимся здесь. Хотя мне всё равно – ощущение усталости накатывает волнами, подталкивая тело занять горизонтальное положение.
– Есть свободный номер. Но он одноместный. Поместимся или найдём другой отель?
А я не хочу куда-то ехать и искать: спина ноет, а я мечтаю принять душ и сбросить накопившееся напряжение, закрыв глаза и обдумав этот день.
– Поместимся, – заверяю мужчину, надеясь, что в номере есть диванчик, на котором я с лёгкостью размещусь.
– Тогда выходите.
Открывает багажник, чтобы взять свою сумку и подхватить мою. Попадаем в маленький холл, встречающий мягким светом и уютной атмосферой. На ресепшене мнётся мужчина средних лет с приклеенной улыбкой и уставшим взглядом. Алексей подаёт паспорта, и мужчина, открыв документы, одобрительно кивает. Что означает этот жест, не знаю, да и мне всё равно.
Они о чём-то беседуют на польском, а я улавливаю схожие с русскими слова. И правда, если вслушаться, можно примерно понять, о чём беседа. Не вмешиваюсь, и лишь когда Алексей достаёт деньги, чтобы расплатиться, подхожу, предлагая несколько купюр. Насколько я поняла, траты в дороге – моя забота. Но он отталкивает мою руку, возвращая внимание мужчине. Что не так?
– Mam nadzieję, że twoja żona się spodoba2. – Улыбается, протягивая ключ, который крепится к кольцу с массивным брелоком.
Вероятно, о ключ-карте здесь не слышали, да и странно устанавливать сложную систему для восьми номеров. Мне отчётливо слышится слово «жена», но я не придаю значения, ожидая, когда меня направят в нужную сторону. Алексей подталкивает меня к лестнице, довольно узкой и ведущей на второй этаж, идёт в конец коридора и отворяет дверь.
Осматриваюсь и понимаю, что с размещением на диване проблема, потому что в номере одна кровать, тумба, шкаф, зеркало и телевизор на стене. К тому же номер на мансарде, а скошенная стена и окно вверху, делают его ещё теснее из расчёта нахождения двух человек.
– Я предупреждал, – Алексей замечает мою растерянность, – но вы сами дали добро.
– Сама, да… – И, судя по всему, мне придётся спать на полу. – А администратора не смутило, что в одноместный номер заселяются двое?
– Уставшая от длительной дороги семейная пара, которая проводит отпуск в Европе, не вызывает вопросов.
– Семейная пара? – Хлопаю глазами и понимаю, что услышанное «жена» имело понятный мне смысл. – Достаточно просто сказать, что мы муж и жена?
– Я подтвердил этот момент документально. – Размахивает паспортами, чтобы затем вручить мне. – Мы однофамильцы.
В чём я убеждаюсь, открыв паспорт Сычёва Алексея Евгеньевича. Быстро прикинув год рождения, понимаю, что ему сорок лет.
– Удивительно. – Всё ещё не верю в удачное совпадение. – А вы не родственник моего мужа?
– Точно нет. Этот момент я прояснил ещё до встречи с вами. Его лицо мне не знакомо.
– Вы и его фото видели?
– И его, и ваше, и вашей дочери. Кстати, она удивительно похожа на вас.
– Все так говорят, – сажусь на край кровати, отметив довольно жёсткий матрас. – На суде, когда решался вопрос алиментов, Артём заявил, что сомневается в отцовстве. – Усмехаюсь, вспоминая жалкие попытки мужа соскочить с выплат своему ребёнку. – Утверждал, что дочь на него не похожа.
– Как решили этот вопрос?
– Просто: сделали тест ДНК. Слава богу, сейчас данный анализ доступен всем. Отцовство подтвердилось, и крыть ему больше было нечем.
– И сколько он платит?
– Две тысячи рублей.
– Сколько?.. – Алексей удивлённо вскидывает брови, решив, что я оговорилась.
– Две. Тысячи. Рублей. – Повторяю членораздельно.
– А почему так мало?
– Он ведь официально не трудоустроен, а деньги давала Светочка. Но и их он перестал платить, когда Анфису похитили. Нет ребёнка – нет алиментов. – Развожу руками, удивляясь, что спустя время стала относиться к словам бывшего мужа спокойно. Мужчина молчит, буравя меня взглядом. – Вы хотите спросить, как я выбрала такого мужчину? Если да, то ответа на этот вопрос у меня нет. Я и сама не знаю… – Понуро опустив голову, рассматриваю светлый пол.
– Я хочу спросить, вы голодны?
Словно и не было нескольких предложений, а мы вернулись к ровной беседе незнакомых людей, не желающих вдаваться в подробности личной жизни. Точнее, он не желает.
– Немного. – Понимаю, что купленная на заправке еда, не оставила о себе напоминания. – Здесь есть кафе?
– Здесь есть только завтрак. Кстати, очень вкусный. А вот с ужином, тем более таким поздним, проблема. Предлагаю заехать в город и найти приличное место, чтобы утолить голод. – Вздыхаю, понимая, что никуда не хочу ехать, и даже двигаться не хочу. – Юля, я голоден, а значит, ещё немного и начну рычать.
Предупреждение, что мужской организм требует насыщения. И кому, как не мне, знать, что мужчины после сытного ужина более покладистые. Поэтому поднимаюсь, чтобы выудить из сумки рубашку и босоножки, а затем прошмыгнуть в санузел, который нельзя назвать просторным, как и номер.
В тесноте, да не в обиде, – вспоминаю себе известную поговорку, напоминая, что здесь придётся провести всего одну ночь. Вот только как? Или спать вместе, или… Есть машина. Неожиданная мысль озаряет, и я выдыхаю, решив устроиться именно в ней.
Успеваю открыть сообщения в телефоне, отметив, что Марина закидывает меня вопросами: «Кто тебя везёт? Напиши данные водителя, номер и марку машины. Будете останавливаться на ночь и где? Фотографируй всё, что видишь, и отправляй мне. Скинь геолокацию, когда доберётесь в Чехию». И последнее озадачивает, потому как лично для неё, оставшейся в России, адрес не даст ничего. Собираюсь ответить, но отчего-то закрываю диалог и ставлю телефон на беззвучный режим. Странность в поведении Марины и сейчас отдаётся непонятным чувством внутри, поэтому для общения не время. Да и сказать мне нечего, потому как мысли в раздрае, а конкретики не имеется.
– Я готова.
Сменив футболку на что-то более подходящее для ужина в общественном месте, чувствую себя более уверенно. Усталость никуда не делась – ни моя, ни его, – но стоит уступить человеку, на помощь которого я надеюсь.
Покидаем гостиницу под пристальным взглядом администратора, который обменивается с Алексеем парой слов на польском. Интересно, сколько языков он знает?
– На переднее.
Оказавшись на указанном месте, чувствую себя неловко, но теперь имею возможность осмотреться. Минуем часовню и направляемся в другую сторону, чтобы через десять минут оказаться на тесных улочках небольшого города. Мы проезжаем мимо открытых заведений, а я гадаю, где остановится Алексей, желающий сытного ужина. В итоге нас путь оканчивается у замка: классического, старого, кирпичного. И судя по дорогим авто у заведения, место солидное.
Увлекает меня за собой, а когда оказываемся внутри, понимаю, что я не подхожу к этой обстановке. Как минимум здесь вписалось бы вечернее платье с соответствующими украшениями. Алексей замечает мою неловкость, но подталкивает к дальнему столу между кирпичными массивными колоннами.
Интерьер даёт понять, что над помещением поработали, но при этом сохранили исходные моменты, такие как обрушившийся местами кирпич, потолочные перекрытия и потёртости. Посетители осматривают странную пару, то есть нас: мужчина в классическом костюме тройке и женщина в светлых брюках, простой рубашке и небрежным хвостом на голове.
– Вы не могли выбрать что-нибудь попроще? – шепчу, слегка перегнувшись через стол.
– Не мог. Здесь замечательно готовят баранину, – игриво улыбается, давая понять, что не откажет себе в куске хорошего мяса.
– Я вам так приготовлю баранину, что это место покажется вам убогим. – И я знаю, что мясо – мой конёк.
– Уверен, у меня такая возможность будет, но сейчас я готов съесть слона. Чего желаете?
– В отличие от вас, я в Польше впервые и не представляю, что может быть в меню.
– Сейчас представите. – К нам подходит официант, выкладывая толстый буклет.
– Вы переведёте?
– Оно на русском.
И правда, открыв меню, вижу родной язык. И видимо, моё удивление настолько искреннее, что Алексей издаёт смешок, привлекая моё внимание.
– А почему?.. – Поднимаю глаза, желая объяснений.
– Знаете, как вычислить русских в Европе? – Отрицательно качаю головой. – Американцы предпочитают дешёвые точки питания, путешествующие европейцы – кафе со средним ценником, и только русские выбирают самые дорогие рестораны. Поэтому в них всегда есть меню на русском языке. Выбирайте, – кивком возвращает меня к цветным страницам.
В отличие от Алексея, я равнодушна к баранине, но вижу много интересных позиций, в том числе «Русские пельмени с луком». Почему с луком, остаётся загадкой, но заказывать данное блюдо я не хочу. Меня привлекают другие, вот только цена указана в злотых, а курс я не знаю.
– А сколько это стоит? – Указываю на цифры.
– Полторы тысячи рублей.
– За такую порцию? – И граммы указаны напротив каждой позиции.
– Если вы переживаете за стоимость, то сегодня угощаю я – ни в чём себе не отказывайте. Кстати, посмотрите винную карту. Бокал хорошего вина пойдёт вам на пользу.