Верни меня домой

Глава 1, где я попадаю в чужой мир

В этот день погода сошла с ума. С утра сыпал снег, а после обеда, когда я бежала на очередное собеседование, неожиданно начался дождь.

– Черт тебя побери! – выругалась я, поднимая воротник. И так настроение никакое – скоро новогодние праздники, а я в лихорадочном поиске работы.

Моя белоснежная шубка моментально сделалась похожей на мех мокрой кошки. Замшевые сапоги разъезжались по раскисшему снегу, и я рисковала свернуть себе шею. Потеряв всякие ориентиры в стене дождя, я забежала в подъезд ближайшего дома, чтобы посмотреть навигацию. Вытащила телефон из сумочки и дрожащими пальцами нашла нужный адрес.

Лампочка на площадке светила тускло. Лестница так и вовсе тонула во мраке, и я, занятая своими мыслями, не зразу заметила, что на ступенях кто-то стоит. Большой и опасный. Очнулась, когда он бесшумно двинулся на меня. Я попятилась. И тут он неожиданно прыгнул. Я закричала и стукнулась спиной о дверь. Вывалилась за порог, взмахивая руками. Телефон полетел в одну сторону, сумка в другую.

Когда я со всего маха рухнула в лужу, где-то рядом ударила молния. Она ослепила меня. Я сучила ногами, пытаясь встать, но жидкая грязь и намокшая шуба сделали меня беспомощной.

Неожиданный толчок в бок выкинул меня из ямы, и я оказалась стоящей на четвереньках. Я не понимала, что происходит, но новая вспышка молнии осветила лежащее рядом со мной тело огромного пса. Такого огромного, что на мгновение показалось, что это теленок.

Где-то над головой заржал конь. Я, точно в замедленной съемке, видела, как лошадиные копыта взбили мокрый снег и кинули его мне в лицо.

– Это женщина! – крикнул кому-то всадник, перекрывая шум ливня.

Наклонившись, он рывком поднял меня за ворот шубы и поставил на ноги. Я заметила горящие азартом глаза и прилипшие ко лбу черные волосы.

– Не стой! Затопчут! Беги! – проорал он мне, прежде чем кинуться в погоню за еще одним псом, выскочившим из кустов.

Я попятилась в сторону дома, где была хоть какая-то защита от всадников и мечущихся между копытами нереально огромных псов. Некоторые из них, отчаявшись, разворачивались и кидались на воинов или впивались клыками в шеи лошадей, но тут же падали, попав под смертоносный удар меча или пики. Молнии то тут, то там разрывали воздух, и мне казалось, что их создают сами всадники.

Кутерьма боя, в которую я попала, заставила меня опомниться. Не время было пытаться понять, что происходит. Я метнулась в сторону подъезда, но… спасительного дома за спиной не оказалось. Он прямо на глазах растаял в тумане.

Вокруг меня было лишь изрытое оврагами поле, да торчали редкие кусты, за которыми пытались спрятаться гонимые псы. Вдалеке виднелись зарева пожарищ и смотрящие в низкое небо остовы сгоревший зданий. Запах крови, смешавшийся с вонью гари, яростные крики, вой и визг обезумевших псов, страх и неприятие происходящего – все это заставило меня сложиться пополам. Желудок сжимался в спазмах.

– Беги, дура! – крикнул кто-то из всадников, и я побежала. Неловко переставляя ноги по изрытой земле, падая и вновь поднимаясь, путаясь в полах длинной шубы и не замечая, что уронила где-то шапку. Куда стремилась, зачем? Не видела, не понимала. Я просто пыталась выжить.

Я брела по разбитой дороге, оставив позади не одно поле битвы. Силилась понять и не понимала, почему мертвецы, извалянные в крови и грязи, были наги. Ведь после таких ран одежда никуда не годилась. Но их все равно раздели. Мародеры или убийцы в латах?

Напуганная, я ныряла в кусты, когда видела отряд всадников. Они летели то в одну сторону, то в другую. Лишь знамена на пиках указывали, что воины принадлежат противоборствующим сторонам. Над некоторыми реяли вымпелы и стяги с собачьей головой, чья ощерившаяся пасть пугала острыми клыками. Другие сверкали золотом перекрещенных мечей.

Смеркалось, а вокруг ни огонька. Зубы стучали от холода, ноги переставлялись только потому, что надо было идти. Я понимала, если упаду от усталости, то больше никогда не поднимусь. Слева стоял стеной лес, справа – разоренная деревня. Без крыш, а то и без стен. Одни печные трубы.

– Я только передохну и пойду дальше, – прошептала я, пристраиваясь на краешке перевернутой телеги.

Увидев кончик сухой тряпки, торчащий из-под повозки, потянула на себя. Хотелось укрыться хоть чем-то сухим. Ветер пронизывал насквозь, и если шуба и свитер еще как-то справлялась, то намокшие брюки прилипли к ногам и заставляли трястись от холода.

Пришлось поднапрячься. Но я справилась и с удивлением обнаружила, что вытянула целый узел женских вещей. Порывшись, нашла шерстяную юбку, несколько длинных нижних рубашек, вязанные носки, добротные башмаки, и самое главное, огромную пуховую шаль. Я тут же завернула в нее ноги, завязав на поясе концы на манер юбки.

Мозг отказывался верить, но вещи в моих руках убеждали, что я каким-то чудесным образом перенеслась в далекое прошлое. В то время, когда шли феодальные междоусобицы. Была ли тому виной молния, что ослепила меня, или я попала в чужой мир, открыв не ту дверь – не суть важно. Я была здесь и, если не хотела сгинуть в канаве у дороги, должна была действовать.

Шелест за спиной заставил соскользнуть вниз и спрятаться за телегой.

– Нет, мало. Надо еще притащить, – услышала я мальчишеский голос. – Ночью пойдет снег. Он скроет все следы к дому.

– Лесек, я устала и хочу есть, – тоненько захныкала девочка.

– Потерпи, принесем еще немного ветвей. Ты же не хочешь, чтобы нас обнаружили и убили?

– Я хочу есть! – маленьких детей трудно убедить.

Я осторожно выглянула. Щуплый мальчишка, замотанный в тряпки, взял из рук девочки ветку и подтащил к уже довольно большой куче. Когда дети ушли, я подобралась ближе и поняла, что они пытаются скрыть поворот, ведущий вглубь леса. Опасаясь заблудиться, я дождалась, когда дети вернутся с новыми ветками и только потом, крадучись, пошла за ними.

В лесу оказалось гораздо темнее, чем на дороге. Как и обещал мальчишка, начался снег. Дети припустили. Пришлось и мне позабыть об осторожности. Лучше пусть обнаружат, чем я замерзну под елкой.

Бежать было тяжело, ноги не слушались, да и объемный узел, закинутый на спину, тянул, но я ни за что не согласилась бы бросить его. Вряд ли мне еще раз посчастливится раздобыть нужные в чужом краю вещи.

Дом, к которому стремились дети, открылся неожиданно. Я вылетела на очищенное от леса пространство и пораженно застыла. Передо мной на фоне снежного неба высилось темное строение с многочисленными башнями и остроконечными крышами. Наверняка утром картинка будет иной, но сейчас мне казалось, что посреди леса стоит самый настоящий замок.

Я проскользнула следом за детьми в кованые ворота и пошла к зданию по тропинке между кустов и деревьев. Даже сейчас, во тьме, было заметно, что за садом и клумбами ухаживали. Не было той запущенности, когда дом оставляют надолго.

Дети поднялись по каменной лестнице и открыли входную дверь. Выпущенный на волю свет на мгновение осветил детские фигуры – обмотанные тряпками и в великоватой для них одежде. Я остро почувствовала несоответствие богатого дома и его жителей. Словно они им завладели случайно, присвоили, как сворованную вещь.

Конечно, меня насторожило, что, кроме слабого света, пробивающегося из пары окон первого этажа, остальное здание тонуло во тьме. Экономят или не хотят, чтобы дом был виден с дороги?

Я огляделась. Вваливаться к незнакомым людям с узлом на плечах мне показалось неправильным. Они и так должны настороженно отнестись к незваной гостье, а тут еще мешок с чужими вещами. Подумают, что к ним заявился мародер. Или как бы самой не стать жертвой ограбления. Отнимут, разденут до гола, как тех воинов на поле, и выкинут на улицу. Решив подстраховаться, я пошла к виднеющемуся за деревьями строению, оказавшемуся пустым хлевом. Я спрятала свой узел среди кип сена.

Как могла отряхнула шубу от грязи, собрала волосы, заплетя их в тугую косу. Голову повязала на крестьянский манер косынкой. Ее я обнаружила там же, в чужом узле.

– Иди, Настя, не трусь, – прошептала и пошла проситься на ночлег.

На цыпочках поднялась по лестнице и заглянула в окно. Хотелось заранее понять, с кем придется общаться. Но кроме детей, сидящих у камина, я никого не увидела. Они не разделись, а лишь сняли головные уборы, что говорило о том, что в помещении было холодно.

Я понаблюдала за ними. С помощью прутиков они выкатывали из камина что-то круглое, по виду похожее на печеный картофель, и, обжигаясь, торопливо поедали. У меня засосало под ложечкой. В последний раз я пила только кофе. От волнения перед собеседованием есть не хотелось.

Выдохнув, я решилась постучаться. Дверь оказалась приоткрыта, что было странно. Я проскользнула в щель, но меня не заметили. Дети сосредоточенно выуживали из горячего пепла новую картофелину. Я хотела притворить за собой, чтобы тепло не уходило, и только тогда поняла, почему этого нельзя сделать. Дверь хоть и была большой и массивной, едва держалась на покореженных петлях. Кто-то сильный выбил ее.

Осмотревшись, я поняла, что дом подвергся разграблению. Небольшой зал, который можно было назвать прихожей, оказался совершенно пуст. Ни диванов, ни кресел, ни ковров. У камина огромная шкура, на которой и сидели дети. Рядом лежали их нехитрые пожитки – миски, чашки, обугленный до черноты огромный чайник. Его наверняка грели в камине, совсем не предназначенном для готовки еды. По всему выходило, что дети такие же гости, как и я.

Я кашлянула, привлекая к себе внимание. Лесек моментально вскочил на ноги, а девочка отползла за его спину. Их чумазые лица никак не вязались с грозными взглядами. Мальчишка так вообще зарычал, словно дикий зверь. Быстро наклонившись, он поднял с пола хорошо отесанный кол с почерневшим концом. Я была уверена, что им уже не раз приходилось пользоваться самодельным оружием, поэтому восприняла угрозу без улыбки.

– Здравствуйте! – громко произнесла я. Вдруг им не видно, что я женщина? – Я сбилась с пути, и мне негде переночевать. Не пустите погреться у огня?

Совсем как в той дурацкой присказке, которая начинается с просьбы попить водицы.

Мальчишка, слушая мой лепет, сделал шаг ближе. Потянул носом, точно по запаху пытался определить, хороший я человек или плохой.

– Ты кто? Пес или маг? Не могу понять, – он специально сделал голос грубым, стараясь выглядеть взрослее.

Глава 2, где я знакомлюсь с обитателями волшебной усадьбы

Я облизала пересохшие губы, не зная, какой ответ будет верным. Своим вопросом Лесек невольно разъяснил картину чужого мира. Идет война между псами и магами. Спросить бы у самих детей, к какому племени они принадлежат, но я видела, что скорее окажусь на улице, чем узнаю, с кем имею дело. На войне право на стороне сильного. Или вооруженного. Сейчас оружие было у мальчика.

– Я человек. Просто человек, – я развела руки, показывая, что в них ничего нет.

– Мертвячка? – мальчишка не двигался, лишь повел колом, будто прикидывал, куда воткнуть. – Только мертвецы теряют свою принадлежность к виду.

– Я нездешняя и ничего не понимаю в том, что творится вокруг. В моем краю нет разделения на псов и магов.

– На ней волчья шкура, – прошептала девочка, дергая за штаны брата. Теперь я видела, как они похожи. Оба чернявые, смуглые, с темными глазами. – Мама рассказывала, что белые волки водятся на севере.

– Да, я с севера, – ухватилась я за подсказку, – а это шуба из соболя. Ее носила еще моя бабушка.

Это было правдой. Когда-то шуба была длиной до пят, но я ее укоротила, о чем сейчас сильно жалела. Не тряслась бы от холода.

Упоминание о бабушке подействовало на ребят расслабляюще. Видимо, и у них тоже сохранились чувства к доброй родственнице. Мальчишка опустил кол.

Я же быстро сняла шубу и бросила детям. Пусть убедятся, что таких вещей здесь нет. Лучше слыть пришедшей с севера, чем принадлежать к одному из враждующих лагерей. Меня не волновало, псы мои новые знакомые или маги. Дети есть дети. Они требуют заботы и внимания, а я готова все это предложить в обмен на приют. Я могу быть полезной.

– Мягкий мех, красивый, – девочка прижала рукав шубы к лицу и в блаженстве закрыла глаза.

– Если мы пустим тебя переночевать, утром уйдешь? – мальчишка продолжал хмурить брови.

– Если захотите, – ответила я, подходя ближе к камину. Сев на корточки, протянула к огню руки. Только сейчас заметила, какими те были грязными. Даже влажные рукава пиджака и свитера пестрели разводами.

– У нас нет для тебя еды, – предупредил мальчик, отложив кол, но так, чтобы тот был под рукой. Он взялся за прутик, которым, поковырявшись в золе, выкатил новую картофелину. Девочка бросила мою шубку и переползла ближе, с нетерпением ожидая, когда брат разделит «ужин» на двоих.

– Где вы берете картошку? – я не была уверена, что привычный овощ здесь называется так же, но девочка откликнулась.

– На заднем дворе есть калитка. За ней огороды. Картошка там растет, – произнесла малышка, проглатывая голодную слюну. Лесек посмотрел на сестру осуждающе, но промолчал.

– Я накопаю, – я поднялась. Сняла пиджак и развязала узел теплой шали, чтобы перетащить ее с талии на шею.

Только в старых фильмах о тяжелых временах я видела, как женщины повязывали платки крест-накрест на груди. Тепло и не мешает работе. О том, чтобы идти копать картошку в шубе или пиджаке, я и подумать не могла. В свитере будет удобнее. Да и окончательно не испорчу хорошие вещи.

– Нам тоже накопаешь? – радостно откликнулась девочка.

Я кивнула.

– Где взять лопату?

– Там же, у калитки, – буркнул мальчишка, с подозрением оглядывая мои брюки.

Дорогой костюм, который я надела для собеседования, окончательно потерял вид после валяния в канаве. Брюки немного подсохли, и я предпочла идти в них, чем переодеваться в сухую юбку, а потом извозить и ее.

«На обратном пути надо бы не забыть зайти в хлев и забрать свой узел».

– Меня зовут Настей, – произнесла я, заправляя свитер в штаны и оправляя концы пухового платка. Пришло время налаживать более тесные отношения. Назвав имя, ты перестаешь быть безликим, и тебя запомнят. – А вас?

– Моего брата кличут Лесек, а я Ильга, – быстро ответила девочка.

Ее глаза горели восторгом. Еще бы, тетя не думала отбирать у них еду, а, наоборот, собиралась принести картошку для всех. Мальчишка ревностно следил за тем, как я копаюсь в его богатстве – куче скарба, сваленного под окном.

Я взяла с собой деревянное ведро. Оно было тяжелым, но не в руках же нести картошку? Не знаю, понимали дети или нет, что снег и морозы погубят картофель, поэтому я хотела накопать его как можно больше. Грядущий голод гнал меня за добычей, несмотря на то, что я не чувствовала ног.

Я дотронулась до ручки двери, чтобы открыть ее шире, когда Лесек остановил меня.

– Лампу не забудь. Там темно, – поднявшись, он выбрал одну из тех, что стояли на каминной полке. Запалил фитиль, «прикурив» его от каминного огня.

Я думала, он сунет мне ее в руки и вернется к недоеденной картошке, но Лесек натянул на голову шерстяной чепец с висящими чуть ли не до пояса шнурками и пошел впереди меня.

Я не стала его отсылать в тепло и правильно сделала. Я бы заблудилась. Хитросплетения дорожек, кружащих вокруг главного здания, не сразу вывели нас к задней калитке. В прыгающем свете трудно разглядеть что-либо, но я все рано была поражена количеством пристроек.

Некогда здесь велось большое хозяйство. Разводились куры – ветер трепал перья, прилипшие к мелкой решетке. В загоне для крупного скота виднелись наполненные водой поилки. За настежь распахнутыми воротами конюшни я разглядела основательные стойла. Под навесом чернел небольшой водоем.

– Куда все делись? – спросила я, понимая, что мальчишка может не знать.

Он ответил не сразу.

– Слуги угнали скот по приказу отца. Мы должны были ехать следом, но не успели.

– Так эта усадьба принадлежит вам?! – я не сумела скрыть удивления.

– Да, – коротко и зло ответил Лесек.

– Почему же вы ютитесь в прихожей? – я подобрала понятное определение каминному залу. – Я видела две огромные лестницы, ведущие наверх. Да и на первом этаже хватало дверей, чтобы выбрать себе не такое большое, но более уютное и непродуваемое помещение.

– Мы не можем. Дом нас не слушается. Ни одна дверь не открывается.

– Что значит, не слушается? – я догнала мальчишку и пошла с ним рядом. Куда делись родители, спросить побоялась.

– У вас на Севере разве не так? – он поднял на меня глаза. В них плескалась боль. – Разумный дом слушается только своих хозяев. Остальные ему не указ.

– А вы? Почему он не слушается вас? Ведь вы дети хозяев? Если дом разумный, неужели он не понимает, что вы в беде?

– Еще раз говорю, он подчиняется только хозяевам, а маленькие дети не могут быть хозяевами. Должен быть кто-то старший.

– А я? Если я скажу дому, что отныне я здесь старшая, он послушается?

Мальчишка красноречиво фыркнул.

– Ты ему никто.

– Выходит, как и вы, – я обернулась на громадину, нависающую над нами.

Прекратился снег, в небе повисла луна. Даже при ее свете я не взялась бы подсчитать все этажи. Не меньше трех, если не брать в расчет чердаки, мезонины и башенки. Некоторые из них были очень высоки.

– А через окна пробраться в дом не пробовали?

– Ты не заметила? На них крепкие решетки, – его голос звучал обиженно. Словно надулся, что я принимаю их за глупцов, сидящих и ждущих, когда двери сами откроются.

– Но это же несправедливо! – в сердцах воскликнула я. – Дом обязан слушаться. Теперь вы его хозяева. Он должен заботиться о живущих в нем людях.

– Но он не слушается.

– Тогда он простое бездумное существо. Нет, даже не так. Он враг!

В это же момент раздался такой грохот, что я от страха присела и закрыла голову руками.

– Что это? – я подняла глаза на Лесека, всматривающегося в темный дом.

– Рухнула голубиная башня, – ответил мальчик и, повернувшись, пошел дальше.

– Это еще почему? – я поднялась и побежала за ним. Мне было неловко за такое явное проявление страха. – Дом совсем не выглядит старым.

– Не пройдет и года, как он развалится. Нам придется искать новое жилище. Дома умирают, если их бросают хозяева, – слова Лесека звучали так, точно он обвинял родителей в трусости и оставлении детей на произвол судьбы.

– А где ваша мама? – я не могла не спросить.

– Умерла. Давно.

– А отец?

– Сгинул.

– Но он может вернуться. Дом должен его дождаться. Зачем он хоронит хозяина раньше времени?

– Разве ты не видела, что творится на дороге? Никто не вернется. Дому все равно, мир вокруг или война. Для него главное, чтобы в нем жила живая душа, о которой нужно заботиться. А если его покинули, то и ему незачем жить. Он будет рушиться, хотим мы того или нет.

– То есть, ты хочешь сказать, что дом тоскует без хозяев и тихо умирает?

– Он умирает громко.

В доказательство слов Лесека с шумом обрушилось еще что-то.

– Ты не боишься за Ильгу? – я в беспокойстве оглянулась. – Надо было ее с собой взять. Ей, наверное, страшно.

– Она привыкла. Сначала рушится то, что для дома незначительно. Кому сейчас нужна голубиная башня? А вот когда расколется пополам парадная лестница, то это верный знак, что пора бежать. Мы с Ильгой видели такие дома – остается лишь груда камней.

Я поняла, что детям пришлось поскитаться, прежде чем они вернулись домой.

– Давно идет война?

– Три зимы.

– Прилично, – выдохнула я, понимая, как тяжко приходится беззащитным детям. – А кто тогда сажал картошку? Вы сами?

– Нет. Ее посадили слуги. Незадолго до того, как война пришла в наш край. Убрать не успели.

Я улавливала ложь в словах мальчишки, но никак не могла понять, что именно было неправдой. Я перебирала в голове цепочку событий, пытаясь нащупать несоответствие. Итак, когда война подобралась близко к усадьбе, отец потребовал угнать скот. Из дома ушли все слуги, незадолго до этого посадив картошку. Но сам хозяин с семьей не успел спастись. Дети, потеряв где-то отца, поплутали по дорогам войны и вернулись.

Картина бегства и возвращения была какой-то невнятной, но я решила не давить на мальчика. Еще будет время выяснить, с кем меня свела судьба.

– Это хорошо, что не успели убрать урожай. Нам будет что есть.

– Нам?! – Лесек недовольно оглянулся на меня.

– Конечно, нам, – твердо ответила я. – Как я могу бросить маленьких детей? Я же не бездушный дом.

– Мы не маленькие, – буркнул мальчик. – И до сих пор справлялись сами.

– Разве тебе не будет легче, если рядом окажется взрослый? Я умею шить, варить, печь. Я же вижу, что вы замотаны в тряпки, а на ногах… – я посмотрела вниз и прикусила губу. На мальчишке не было обуви. Совсем.

– И давно ты так ходишь?

– Нет. Я кинул посушиться у огня, – буркнул мальчишка и вручил мне лопату. Мы пришли.

Глава 3, где я землекоп и заботливая няня

Я не представляла, что значит копать картошку, когда хлюпающая от влаги почва едва припорошена снегом. Прощайте замшевые сапоги. Надо было померить ботинки, оставшиеся в узле. Вдруг подошли бы?

Лесек не помогал. Сидел петухом на жердочке и кутался в мою шаль. Я сама сняла ее. В работе всегда жарко. Не успокоилась, пока не накопала полное ведро. Я давно не чувствовала ног, а теперь не чувствовала от холода рук. Пришлось поковыряться в стылой земле.

Картошку мыли в поилке для скота. Там же, в соседней, помылись от грязи сами.

– Подожди, я заберу свои вещи, – оставив на тропинке ведро, но прихватив с собой лампу, я скрылась в хлеву.

Любопытство погнало меня посмотреть, что находится за второй дверью – в самом конце хлева. Там я нашла примитивную уборную. Далековато от дома, но не бегать же в кусты? Хотя я сильно подозревала, что дети именно так и делали. Вручив узел Лесеку, сама взяла ведро – оно было тяжелее. В дом кинулись бегом – оба окончательно замерзли.

Ильга уже спала. Свернулась котенком под моей шубой. Чумазая, со свалявшимися кудрями, милая и до слез жалкая. Я оглянулась на Лесека, который деловито раскладывал картошку под лестницей – чтобы обсохла и не позеленела на свету.

В который раз поразилась стойкости мальчишки. Он вырос в богатом поместье, где в доме и во дворе хлопотало множество слуг, а так много знает и умеет. Никакой работы, даже самой грязной, не боится. Оба ребенка оказались неизбалованными, стойко переносящими трудности. Эти дети невольно вызывали у меня уважение.

– Ты пока погрейся, – я подложила в камин дрова – их небольшое количество хранилось тут же, у стены, чтобы не отсырели. – А я схожу в хлев за сеном. На нем спать будет мягко и не так холодно.

Лесек кивнул. Понял, что мы втроем на одной шкуре не поместимся. Он смотрел на меня уже по-другому. Не затравленным злым волчонком, как в самом начале, но и не взглядом, преисполненным благодарности. Мальчишка познал боль предательства и не позволял себе верить, что пришедшая из ниоткуда женщина их не бросит. А раз не верил, то и старался держаться отстраненно. Не хотел привыкать.

Я несколько раз бегала в хлев, чтобы сена было достаточно.

– Не надо класть близко к огню, искра попадет, – буркнул Лесек, видя, насколько рьяно я взялась устраивать гнездо. Чтобы ничего не мешало, оттащила шкуру со спящей Ильгой в сторону и принялась сооружать ложе.

– У каминов обычно есть экран, – я обернулась, ища глазами хоть что-то, что помогло бы обезопасить нас.

– Вот этот, что ли? – спросил Лесек, вытаскивая из-под второй лестницы, также полукругом ведущей на верхние этажи, красивый металлический экран.

Тонкая работа мастера позволяла защититься от выпадающих из камина угольков, но в тоже время пропускала через ажурное плетение тепло.

– Какая красота! – восхитилась я.

Распределив сено и установив каминный щит, я распотрошила свой узел. Выложив вещи на подоконник, осмотрела освободившуюся тряпку. Та оказалась то ли занавеской, то ли скатертью, но я постелила ее на сено вместо простыни.

– Смотри, у нас получилась королевская кровать!

Я обернулась на хмурящуюся во сне Ильгу.

– Лесек, верни меня домой, – произнесла хнычущим голосом девочка.

– Тш-ш-ш, тише, родная. Ты уже дома, – я осторожно перенесла ее на сено и укрыла своей шубой.

– Она часто говорит во сне, – Лесек сел рядом с сестрой и похлопал ее, успокаивая, по спине. – Иногда плачет.

– Все как-нибудь устроится. Надо верить. На, сходи, вытряси за дверью, – я перетащила свалявшийся, местами плешивый мех подстилки к Лесеку. – Будем этим укрываться, раз ничего другого нет.

Тот нехотя поднялся и пошел к двери, волоча за собой шкуру неизвестного зверя.

– Стой! – крикнула я, вспомнив, что мальчишка босиком. Он врал, что у него есть обувь. Тряпки, которые он наматывал на ноги, еще не просохли. – Возьми мои башмаки.

Я отдала ему найденные под телегой ботинки. Выбирать не приходилось.

Лесек скривился, проворчав, что они женские, но взял. Сев на пол, натянул их на себя. Повертев ногой, помял пальцами носок, показывая мне, что обувка велика. Я пожала плечами, мол, другой нет. Вздохнув, мальчишка поволок шкуру к двери.

Пока его не было, я быстро разделась. Сняла с себя лифчик и сунула его к остальным вещам. Выбрав одну из нижних рубашек, влезла в нее. От вещей приятно пахло лавандой, видимо, хозяйке они были дороги. Красивая вышивка по вороту тоже делалась с любовью. Жаль, что нигде не нашлось гребня, хотя зеркал на стенах было хоть отбавляй. Поэтому я, распустив волосы, расчесала их пальцами, а потом туго заплела в косу.

– Попить бы, – сказала я Лесеку, когда раскрасневшийся от холода мальчишка вернулся. Про то, что я так и не поела, жаловаться ему, тощему и замученному ребенку, взвалившему на себя заботу о сестре, было стыдно.

– В чайнике, – подтащив и бросив возле меня шкуру, пахнущую снегом, он сам налил воды в красивый, но выщербленный бокал. Огромный чайник поднял с трудом. – Ильгу помыть надо. Специально для нее нагрел.

– Утром помоем. Пусть спит, – я махом выпила весь бокал. – Спасибо. Хочешь, я тебе на руки полью, чтобы ты умылся?

– Что толку, если одежда грязная? – он зло блеснул глазами. Не скоро еще злость и настороженность покинут этого мальчика.

– Я дам тебе рубаху. У меня их три, – я выбрала простую с завязками под горлом.

– Она же женская, – он брезгливо скривил лицо.

– Зато чистая.

В чистое Лесеку облачиться хотелось. Он без разговоров умылся, стоя над фарфоровой чашей, которую вытащил из-под лестницы. Я не стала интересоваться, что еще он прячет в своих закромах. Расспросы могут насторожить и похоронить и без того хрупкие отношения.

Раздеваясь, Лесик повернулся ко мне спиной, стесняясь светить голыми телесами. Но мне достаточно было взглянуть на торчащие ребра и зад размером с кулачок, чтобы расплакаться. Вытирая слезы, я поклялась себе, что расшибусь, но не дам детям пропасть. Деваться-то все равно некуда, а втроем жить веселей.

Почему-то я с самого начала знала, что больше никогда не попаду домой, к маме. В своем мире я умерла зимой от удара молнии.

– Верни меня домой, – шепотом повторила я слова Ильги, чувствуя, как наваливается усталость.

Рядом со мной посапывал Лесек, с другой стороны причмокивала губами его сестра. Я не спросила, сколько им лет, но мальчик явно приближался к возрасту, называемому у нас подростковым, а вот девочке было лет пять-шесть.

«Все будет хорошо», – подумала я перед тем, как сомкнуть глаза.

Утром я проснулась первая. Выбралась из душных объятий Ильги, укрыла ее и Лесека шубой, дав подольше понежиться в постели. Было холодно. Ночью я слышала, как поднимался наш мужчина и подкладывал поленья в камин. Сейчас угли едва тлели, а потому я поспешила поддержать огонь, кинув в него горсть щепок, а уж потом, когда он разгорелся, сунула полено.

Быстро умывшись над тазом, который мы вчера так и не опорожнили, я оделась. Не снимая нижней рубашки, нацепила поверх нее шерстяную юбку – грубую и колючую. Следом свитер, предварительно оттерев и стряхнув с него подсохшую грязь. Натянув шерстяные носки, почувствовала себя лучше. Было просто замечательно, что родители Лесека и Ильги не выложили «прихожку» мрамором, как это обычно делается в богатых домах, а сделали пол деревянным. Ноги не так мерзли.

Утром я сполна оценила красоту помещения. По высокому потолку, в центре которого должна была висеть огромная люстра, шла лепнина. Стены были оббиты переливающейся тканью, а высокие узкие окна пропускали свет через мозаичное стекло. Всюду виднелись следы от снятых картин или светильников. Уверена, что у лестниц стояли огромные статуи, которые тоже убрали. Пол в этих местах отличался по цвету от остального, был более ярким. Перила двух лестниц, любовно обвивавших пространство у камина, сохранили следы позолоты, а на ступенях были видны держатели для ковровых дорожек.

«Как-то все нелепо утроено в этом мире, – думала я, поднимаясь по лестнице. – Ушли из жизни хозяева, но остались их дети. Так почему дом не желает открывать им двери, ведь они являются прямыми наследниками? Он должен им подчиняться. Что за тупое правило – слушаться лишь взрослого человека?»

Я была уверена, что помещения наверху забиты полезными вещами. И лишь глупое мироустройство обрекает Лесека и Ильгу на нищее существование. Дом предпочитает разрушиться, чем позволить командовать им детям.

Что на втором, что на третьем этаже я обнаружила бессчетное количество комнат. Подергав некоторые из дверей за ручки, а то и поддав плечом, убедилась, что они накрепко заперты. Залезть бы в них с улицы или спуститься по крыше, но и тут проклятущий дом защитил себя толстыми решетками.

– А вот если… – я прервала себя на полуслове. Пустое занятие предаваться мечтам, как хорошо мы зажили бы, если бы сломили сопротивление дома. Пришло время подумать о более важном.

Не зная, как и чем кормить детей, я поступила просто – снова сунула картошку в золу. На этот раз не забыла и о себе. Ворошила пепел прутиком и ждала, когда проснется Лесек. Хотела поспрашивать его об устройстве усадьбы. Я много чего видела, когда ходила в огород, наверняка есть и такое, что можно применить для жизни. Не все же помещения во дворе дом держит под замком?

Проснулась Ильга. Потянулась и села.

– Я есть хочу, – сказала она, внимательно изучая мое лицо и одежду, точно видела впервые.

– Сейчас будет готово. Я испекла картошку. Чайник тоже вскипел. Не хочешь умыться?

Я успела вылить грязную воду из фарфоровой чаши, а заодно разведала, какая погода стоит на улице. Сегодня у меня были большие планы.

– Только не надо мыть голову! – девочка обеими руками схватилась за макушку.

– Не сегодня, – пообещала я, чем успокоила. – Ты, случайно, не знаешь, где взять гребень? Без него нам придется обрезать волосы. Будем похожи на Лесека.

– Ты никогда не будешь похожа на Лесека. У тебя волосы белые. Ты вся белая, будто солнце тебя не любит.

– Я жила на севере. Там мало солнца, – да, я отличалась от детей так же сильно, как Снегурочка отличается от жителя знойного юга. Голубые глаза против карих, волосы цвета пшеницы против черных кудрей. – Так что насчет расчески?

– Пусть Лесек скажет. Я забыла.

Я заметила, что девочка все время посматривает на спящего брата, будто боится выболтать лишнее. Меня с ночи мучило чувство, что с этими детьми, как и с равнодушным к ним домом, что-то неладно, а сейчас это чувство усилилось.

Глава 4, где я узнаю тайну дома

Я погладила девочку по голове.

– Ильга, скажи, а где твоя детская комната? На втором этаже или на третьем?

– Там, наверху, – она неопределенно махнула рукой.

– Пойдем, покажешь мне, – я поднялась и протянула ей ладонь. – Мы попробуем ее открыть, чтобы достать теплую одежду. Тебе совсем нечего носить.

Девочка хлопнула ресницами.

– Я не могу. Я забыла. Пусть Лесек покажет.

– А мне кажется, что здесь кто-то врет, – интуиция кричала, что я на верном пути.

Не может того быть, чтобы дом обрек детей своих хозяев на смерть только потому, что они маленькие. Нет в этом никакого смысла. Я набрала полную грудь воздуха, прежде чем произнести:

– Это не ваш дом.

Я видела, как широко распахнулись глаза Ильги. Ее губы задрожали. Не найдя поддержки у спящего брата, девочка расплакалась.

Мне стало стыдно за свой поступок – я справилась с ребенком. Я кинулась к малышке, взяла на руки и попыталась успокоить.

– Прости-прости! Я не хотела тебя напугать.

Я качала ее, но Ильга все всхлипывала и всхлипывала. Когда развернулась к камину, заметила, что Лесек уже проснулся. Он сидел, обхватив руками острые коленки, обтянутые тонкой рубашкой. Он не смотрел на меня.

– Да, это не наш дом, – глухо произнес мальчик. – Мы заняли его самовольно.

Как я поняла из сбивчивого рассказа, дети, спрятавшись в кустах, наблюдали, как хозяйка в спешке покидает усадьбу. Она испугалась войны, которая опасно приблизилась к дому. Погрузив в телеги все самое ценное, женщина приказала слугам расходиться. Они должны будут вернуться только тогда, когда маги одержат победу над псами. Хозяйка бросала не только дом, но и всех тех, кто служил ей. Слуги плакали и ругались. А потом растащили все, что можно было взять.

– Это вы сломали двери в дом?

– Нет. Управляющий. Но у него не получилось войти. Дом не пустил его дальше порога.

– А вас пустил?

Мальчик вздохнул.

– Пожалел. Ильга сильно кашляла.

– Вот как…

– У дома есть душа. А его хозяйка просто глупа! – Лесек сказал это так зло, что я поежилась. Сидящая в моих руках девочка тоже затихла. – Дом не простит ей предательства. Он живой, он как собака, которая нуждается в тепле, а его взяли и бросили. Я чувствую, как ему больно и страшно, – мальчик приложил руку к сердцу. – Он в отчаянии. Я уверен, к тому времени, как вернется хозяйка, от дома останется груда камней.

– Раз у него есть душа, почему же он не откроет комнату, где есть теплая одежда? – я спустила Ильгу рук. Хоть и была она худенькой, весила прилично. Я сама невысокого роста и никогда не отличалась крепким телосложением.

– Он считает нас… – мальчик не сразу подобрал нужное слово, – … захватчиками. А от любого захватчика нужно обороняться. Мы могли бы переночевать и, поблагодарив дом, уйти, но мы остались. Он до сих пор пытается выгнать нас. Тушит пламя в камине, пугает скрипом ступеней и воем ветра. Дом из вредности не закрывает дверь, хотя может.

Лесек встал и оправил рубашку. Подозвал к себе сестру, обнял ее.

– Нам некуда идти. Мы были в разных местах и везде одно и то же. Дом проще сжечь, чем покорить. Этот хотя бы не стоит у дороги. Сюда чужакам дорогу не найти.

Вдруг в голос заревела Ильга.

– Так, все успокоились, – я вытерла сначала себе, а потом ей слезы. – Мне тоже некуда идти. Хочет того дом или нет, мы остаемся, – я специально произнесла последнюю фразу громко. Пусть слышит. Не будет же он кидаться в нас камнями?

Дом услышал и обрушил что-то на заднем дворе. Сотрясся пол, мимо окон полетело облако пыли.

– Ничего страшного, – я подтянула юбку, которая была мне велика. – Опять какая-нибудь ненужная голубятня. Лесек, Ильга, идите умываться, сейчас будем есть. Потом пойдем в огород. Нужно выкопать картошку до морозов. Я уже выходила. Сегодня там солнце.

Лесек сам умыл сестру и обтер ее тело мокрой тряпкой. Ильга выла и вырывалась, но уже не выглядела как черт. Я отдала ей последнюю чистую рубашку и, подвернув подол, стянула его веревкой на талии. Посадила на «кровать» и набросила на плечи девочке шубу. Тряпье, что было на ней надето прежде, нельзя было называть одеждой.

– Как давно вы бродяжничаете? – спросила я, понимая, как многое пришлось вынести брату и сестре.

Дети переглянулись.

– С лета, – ответил Лесек, протягивая сестре разломленный пополам картофель. – Мы сначала были с отцом, но однажды он ушел и не вернулся.

Я встрепенулась и едва не подавилась. Тоже ела торопливо. Более вкусного завтрака у меня еще не было.

– Может, папа вас ищет?

– Нет, – Лесек покачал головой и вновь взглянул на сестру. Та увлеченно ела. Мордашка вновь была черной. – Мы наткнулись на его тело на следующий день. Его убили.

И опять я не стала спрашивать, кто убил: псы или маги? Кого Лесек считает врагами? Трудно принять чью-то сторону и понять, кто прав, а кто виноват, если для тебя в этом мире все чужие.

– Поели? Пора работать! – я поднялась и отряхнула руки. – Мы с Лесеком копать картошку, а ты, Ильга, будешь поддерживать огонь. Раз наш дом нуждается в тепле и участии, разговаривай с ним. Или песенки пой.

Мне нужно было хоть чем-то занять девочку. Я надеялась порыскать по хозяйским постройкам, чтобы раздобыть хоть какую-нибудь одежду. На дворе слякоть, а на девочке тонкие туфельки.

Лесек уже привычно напялил ботинки. Я наклонилась, чтобы надеть свои сапоги, но увидела, что голенища так перекосило после мытья в коровьей поилке, что вряд ли их получится застегнуть.

– Лесек, у нас есть ножницы или нож? – я специально говорила «у нас», чтобы дети привыкли, что я с ними одно целое. Мы – семья.

Пошурудив под лестницей, мальчишка притащил садовые ножницы и небольшой, с ладонь, нож. Сдвинув молнию вниз, чтобы сохранить застежку, я обрезала голенища. Повертев их в руках, поняла, что небольшое старание и из подбитой мехом замши получатся отличные тапочки для Ильги.

– А иголки и нитки у нас есть?

– Есть, – буркнул Лесек. – Тебе прямо сейчас?

– Нет, потом, после огорода, – я укуталась в шаль, оставив Ильге шубку. Лесек вновь обмотался в свои тряпки.

Ночью огород не показался мне таким большим. В свете утра он заставил открыть от удивления рот. Грядки шли чуть ли не до горизонта. Правда, слева их подрезал сад, за которым стеной высились крутые скалы. Довольно высокие. Как-то все это было неожиданно.

– Скалы защищают от ветра, – просветил Лесек, поймав мой взгляд. – Хозяин выбрал удобное место для усадьбы. Летом здесь прохладно, а зимой не так холодно, как на дороге. Там, – он махнул в сторону сада, – есть большой пруд с рыбой.

Я радостно ахнула. Все же какое–то разнообразие в еде. Но Лесек не дал мне долго фантазировать.

– Больших мы выловили, а мальки на один зуб. Пусть подрастут.

Я окинула взглядом немалый фронт работы, что, конечно же, радовало – голодать не будем. Но и вместе с тем огорчало: зря я надеялась, что справимся за один день. Подмятые снегом картофельные кусты пластом лежали на земле. Чуть дальше ботва топорщилась как-то чересчур высоко, что привлекло мое внимание. Стараясь не утонуть в обрезанных сапогах, я пробралась в ту часть огорода.

– Божечки! Это же морковь и свекла! Лесек, живем!

Мы работали до вечера. Я переживала за Ильгу и все время посматривала на дом, но он вел себя спокойно. Ничего не рушил и ничем не гремел.

Мы оставили девочке на обед две печеные картофелины, а на ужин собирались сварить суп. Лесек сбегал к разрушенной голубятне и обнаружил под обломками голубиные тушки. Он тут же очистил их от пера.

У меня тоже было открытие – за высокими зарослями укропных зонтиков я нашла грядку с капустой. Правда, несколько кочанов кто-то погрыз, но даже ими я не побрезговала. Обрежем.

– В огороде ничего оставлять нельзя, – у меня были причины жадничать. Вдруг нагрянут чужаки? – Надо все свозить к себе. Там будет сохраннее. Нам бы еще какие-нибудь носилки, чтобы за раз больше унести.

Лесек кивнул и ненадолго исчез. Вернулся с трехколесной деревянной тележкой. Сначала я услышала скрип и громыхание, и лишь потом увидела гордого мальчишку. Наработанное за день увозили в несколько ходок. Ильга визжала от радости, видя, как много всего мы раздобыли.

Борщ из голубиной тушки получился пусть и не таким мясным, как хотелось бы, но отменным. Две другие мы зажарили с луком и отложили на потом. Лесек трясущимися руками развернул один из узелков и выделил мне щепотку соли. А я вспомнила, как прабабушка рассказывала, что соль во время войны была на вес золота. Думала ли я тогда, что сама испытаю подобное?

Теплый ветер за один день растопил снег и основательно подсушил почву. Природа словно предоставила нам шанс быстрее управиться со сбором урожая. Правда, с выкапыванием картошки мы покончили только через неделю. Еще два дня ушло на сортировку. Мелкую отделили, чтобы весной посадить, а крупную оставили для еды. Надо подумать о будущем.

Для моркови и свеклы выкопали большую яму у хлева. Натаскали туда песка от пруда и закрыли, чтобы овощи хранились дольше. Я однажды видела подобное у бабушки. Подглядела через дырку в заборе, как сосед прятал морковь на зиму.

Между делом я сшила из замши Ильге башмачки. Страшные получились на вид, но зато она смогла выходить из дома. Ее собственные, летние, окончательно развалились.

– В саду еще есть яблоки, – оповестил меня как-то вечером Лесек, ставя на огонь чайник со свежей водой. Мы набирали ее в ручье, который впадал в пруд. – Но они жесткие и кислые.

– Все равно надо собрать. Это витамины.

Что такое витамины, я объяснить толком не смогла. Попросила, чтобы поверили на слово, что яблоки полезные, особенно детям. Их мы спрятали под лестницей и каждый день брали по одному. Резали на тонкие дольки и ели, корча друг другу смешные рожи. Более кислых яблок я не встречала. Падалицу тоже собрали и рассортировали. Из неиспорченных частей получились отличные сухофрукты. Их мы разложили для сушки на одной из лестниц.

Дом все это время молчал. Не сыпались башни, не ходили ходуном полы, не гасло пламя в камине. Он нам не мешал, но и не помогал. Точно затаился, наблюдая за нами и решая, как бы половчее выпроводить. Незваные гости занимали все больше и больше пространства. Чтобы внизу не было сыро, мы натянули веревку на втором этаже и там сушили постиранные вещи.

Да, жизнь вроде налаживалась, но постоянно встречались какие-то трудности. Взять хотя бы ту же стирку. Грязная работа сильно портила вещи. А как стирать то, что рвется уже в руках? Пара стирок у пруда, и Лесек остался в одной женской рубашке.

Глава 5, где я собралась в деревню

Я долго не решалась, а потом все же отдала Лесеку свои брюки. Мы не стали их обрезать, просто подвернули, а в пояс продели веревку. Жаль, что мой пиджак оказался слишком велик. Резать его было жалко, поэтому оставили на вырост.

– Краси-и-и-иво, – протянула Ильга, кружа вокруг «нарядного» брата.

Лесек застенчиво улыбался. А я расплакалась. Так страшно смотреть на красивого мальчика, радующегося нелепо сидящим на нем штанам.

Мы облазили все хозяйские постройки в усадьбе, но ничего толкового не нашли, кроме большого куска мешковины, которым завесили дверь. Раз дом не хочет держать ее закрытой, пусть терпит страшные тряпки. Как выяснилось, что не успели растащить слуги, спрятал в своих закромах под лестницей Лесек. Он время от времени выдавал мне какую-нибудь нужную вещь, но провести полную ревизию не разрешал.

– Завтра идем в деревню, – после недолгих размышлений объявила я.

– Зачем нам в деревню? – Лесек вскинул голову, прекратив помешивать овощное рагу. Громко постучал деревянной ложкой по краю котелка.

– Пора выбираться за пределы дома и налаживать контакты. Не может быть, чтобы вокруг не осталось ни одной души.

– А если эти души – враги? – мальчишка зло сверкнул глазами.

– Лесек, ты кого боишься? Магов или псов?

– Я всех боюсь, – заявила Ильга, опережая брата. – Я останусь дома. Буду ему песни петь.

Я только вздохнула.

Утром вернулась к старому разговору.

– Лесек, собирайся. Если в деревне никого нет, то просто осмотрим дома. А если кого-то встретим, то попробуем предложить обмен. Мы им картошку, а они нам одежду. Возьмем любую годную тряпку. Сами переделаем или сошьем.

Я покосилась на то, что уже сшила. Плохая я портниха. Дети выглядели, как неандертальцы. Я немного укоротила свою шубу, но зато получилась прекрасная жилетка для малышки. Она теперь не жаловалась, что замерзает.

– В живые дома заходить не будем, – отозвался Лесек, напяливая башмаки. – Себе дороже. Еще закроют. Я видел, как один дом впустил людей и не выпустил.

– И что с ними произошло дальше? – я пихнула его локтем, понукая к продолжению страшного рассказа.

– Что-что… Все умерли. Без воды и еды долго не протянешь.

Я покосилась на лестницу. Как бы и нашему «хозяину» не взбрело в голову однажды закрыть нас. Надо бы заполнить всю посуду водой.

Я уже знала, что только очень богатые маги пользовались привилегией быть владельцами живых домов. Они строили их под себя, заранее определяя, какими свойствами должно обладать жилище. Народу попроще подобное было недоступно. Нам не стоило бояться заходить в дома земледельцев и скотоводов.

Иногда мы с детьми, конечно, пытались угадать, что умеет наш дом. Но не получали от него никакого отклика или подсказки. У меня совсем не было опыта общения с подобной магией, а брат и сестра, как я поняла, росли в небогатой семье. Ну что же, поживем – увидим. Во всяком случае, намеренные разрушения дом прекратил. Ничего больше не сыпалось и не грохотало. Я очень надеялась, что с нашим появлением страдания дома от одиночества закончились.

Когда мы с Лесеком вышли на крыльцо, готовые отправиться в путь, я не скрыла улыбку. Мы мало чем отличались от лисы Алисы и кота Базилио. Шубку я отдала мальчишке, на нем же были мои брюки, в которых его ноги болтались, как карандаши в стакане. Я же с вечера почистила свою шерстяную юбку, под которую надела длинную нижнюю сорочку, сверху натянула свитер и обвязалась крест на крест толстой шалью. Разбитые замшевые сапоги влезли на вязанные носки.

– Тележку сейчас возьмем? – поинтересовался Лесек, поднимая ворот шубы. Утренний ветер обжигал легким морозцем, а на мальчишке не было шапки. Он не захотел надеть свою, считая, что она будет портить красивую одежду.

– Нет, пойдем налегке. Если договоримся об обмене, прикатим телегу с картошкой и в нее же загрузим вещи. Сейчас у нас разведка. Если встретится что-нибудь интересное или бесхозное, найдем, в чем унести.

Я показала ему моток веревки, который сунула в корзинку. Там уже лежали завернутые в тряпицу две вареные картофелины и половина голубя. Лесек научился ставить силки в саду, где поселились голуби из разбитой башни, и куда часто залетали птицы из леса, чтобы полакомиться падалицей. Грудку мы оставили Ильге.

На поясе Лесека болталась фляжка с кипяченой водой. На всякий случай мы взяли с собой еще нож и небольшую садовую лопатку. Мало ли что придется откапывать? Да и для самообороны не помешает.

Прикрывая дверь, я еще раз напомнила сидящей у камина Ильге, чтобы она никуда не выходила, а если кто вдруг нагрянет, спряталась. Не стоило все богатство, что мы так бережно собирали и хранили, человеческой жизни. Девочка привычно ответила, что будет петь дому песни.

Идя по тропинке между все еще цветущими кустами, а на дворе в самом разгаре была осень, я в который раз поразилась красоте усадьбы. Когда ты занята выкапыванием картошки, стиркой или иными делами по хозяйству, трудно оценить руку садового мастера. Просто нет времени остановиться и насладиться красотой.

Всюду чувствовалось, что у хозяев водились деньги. Даже сейчас, будучи заброшенной, парковая зона являла собой образец ухоженности и продуманности.

Здесь бы прогуливаться в нарядном платье, а не давить листву разбитыми ботинками.

Выходя за ворота и оборачиваясь на дом, я впервые заметила, что на кованой ограде висит круглый щит, на котором нарисована собачья голова, перечеркнутая красной линией.

– Это значит, что в усадьбе нет псов, – пояснил Лесек. – Когда этим краем правили маги, они так показывали, что псам здесь не рады.

– Из-за чего началась война? – спросила я, желая прежде всего услышать позицию мальчика.

– Псам нужна была земля, – Лесек равнодушно пожал плечами. – А у магов ее было много.

Мы шли по дорожке между деревьями, достаточно широкой, чтобы по ней проехала телега. Даже под опавшей листвой чувствовалась наезженная колея. Лес потерял еще не весь осенний убор, поэтому радовал глаз яркими цветами. Не верилось, что там, за поворотом, мы увидим следы войны.

Побывав на поле боя, нетрудно было сделать вывод, что маги и псы ненавидят друг друга. И еще одна жуткая особенность чужого мира не скрылась от меня: псы – это оборотни. Только поэтому место битвы было усеяно нагими воинами. После смерти огромные псы вновь становились похожими на людей. Об этом мне нехотя рассказал Лесек, когда я упрекнула его в нежелании идти искать одежду.

«Тоже мне, барин! – сказала я. – Люди, вон, воинов догола раздевают». На что он мне ответил, что на этих воинах изначально не было одежды и после смерти ей взяться неоткуда.

Его сбивчивый рассказ сделал картину противостояния ясной. Псы слишком расплодились, а маги зажрались. Принадлежащая оборотням территория перестала обеспечивать нужды разросшегося клана. Входящие в королевский совет представители ущемляемого народа кричали о том на каждом собрании, но их не слышали. Поэтому пропустили, когда псы собрали военный кулак и неожиданно напали на столицу.

Король бежал, власть была захвачена. Псы принялись отлавливать и уничтожать тех, кто остался верен королю. Разрозненные отряды свергнутого монарха оказывали яростное сопротивление, чему я сама стала свидетелем. Почему-то я с теплотой вспоминала глаза того рыцаря, что не дал меня затоптать. Сейчас они даже казались мне красивыми, хотя весь остальной образ тонул в дымке. Я улыбнулась, вспомнив, как он крикнул мне: «Беги, дура!».

– Здесь недалеко есть город. Луяны. Там много чего можно купить.

Лесек поправил волосы. Кудри лезли ему в лицо. Я обратила внимание, что лицо мальчика сделалось светлей и даже где-то круглей. Щеки уже не смотрелись впалыми.

– Мука, сахар? – спросила я. – Да, хорошо бы.

– Но я не знаю, кто правит городом, поэтому соваться пока не стоит.

Я кивнула. Помнила его рассказ. С началом войны города и селения так стремительно переходили из рук в руки, что только по флагу над колокольней можно было догадаться, кто стоит у власти. Маги или псы.

– У вас идет гражданская война, – сделала я свой вывод. Лесек непонимающе уставился на меня. Пришлось объяснить. – Это когда брат идет на брата.

– Маг никогда не был и не будет братом псу, – зло отрезал мальчишка. – Мы слишком разные.

– Разве у вас не случалось такое, что маг влюблялся в женщину из псов и наоборот?

По тому, как полыхал ненавистью Лесек, я догадывалась, что он был не из простых людей. Мне самой трудно было разобраться, маг мальчишка или пес, а спрашивать напрямую я не решалась. В нашей маленькой семье все было так зыбко.

– Случалось, конечно.

– Ну. Значит, мир между вами все-таки возможен?

– Нет!

Меня расстраивала категоричность Лесека, но я не хотела давить или переубеждать. Не хватало еще поссориться. Лучше оставить свои убеждения при себе.

Куча веток надежно скрывала проход в наши владения. Никто не стремился лезть в бурелом чтобы посмотреть, что находится за ним. Нам самим пришлось пуститься в обход, чтобы продраться через более низкие кусты. Телеги на месте не оказалось. Ее утащили или разобрали на дрова. Я ожидала увидеть вдоль дороги павших воинов и разруху, но кто-то навел порядок. Вооруженные отряды больше не носились туда-сюда, и нам не пришлось сигать в канаву.

– В той деревне делать нечего, – Лесек кивнул в сторону сгоревших домов. – Пойдем дальше. На развилке есть еще одна.

Мы были одними из тех, кто шел по дороге в город. Встречные путники провожали нас тревожными взглядами. Я все время вжимала голову в плечи, но мальчишка дергал меня за платок, чтобы я успокоилась. Лишь однажды он шепнул мне, первым приметив надвигающуюся опасность:

– Надвинь на голову платок и опусти глаза, я сам буду говорить.

Я так и сделала. С нами поравнялся небольшой отряд всадников. Старший придержал коня, заставив нас остановиться и попятиться к обочине. Я кожей чувствовала ощупывающие меня взгляды.

– Из магов? – строго спросил мужчина, наклоняясь и неожиданно приставляя к моему подбородку рукоятку плетки.

Он силой заставил меня поднять голову. Я встретилась с серыми, словно холодное небо, глазами. Длинные белые волосы обрамляли худощавое лицо. Тонкий нос с горбинкой, напоминающий клюв ястреба, разлет темных бровей, высокий открытый лоб, аристократичный овал лица – все говорило о том, что передо мной представитель власти. Когда всадник распрямился, сомнений не осталось.

Глава 6, где я вспоминаю о бабушкиной собаке, а Лесек страдает от головокружения

Одежда на мужчине выглядела богато. Его тулуп из добротной угольно-черной замши обильно украшала золотая вышивка. Распахиваясь на ветру, показывался алый подбой, контрастирующий со строгим камзолом и штанами того же черного цвета. Талию перехватывали замысловатые ремни с золотыми пряжками. Мускулистые ноги покоились в высоких, до колен, сапогах. На плечах «ястреба» лежал объемный меховой воротник, что делало его похожим на нахохлившуюся птицу, презрительно смотрящую на мир.

– Это моя служанка, – ответил, вскинув голову, Лесек. – Она с Севера. В ней нет магии.

Я скосила на мальчишку глаза и поняла, что вижу перед собой барчука, которого я, простая девица из народа, сопровождаю. Мои шерстяные брюки, хоть и были ему велики, смотрелись дорого, а соболиная шуба, лежащая на тощих, но широко расправленных плечах, так и вовсе казалась королевской. Черные вьющиеся волосы вольно раздувал ветер, а высоко задранный подбородок не оставлял сомнений, что с всадником разговаривает равный.

– Из какого рода будешь? – быстрым взглядом блондин оценил бесстрашие собеседника и достоинство белой шубы.

– Трезор.

– Славный род. Куда направляетесь? – всадник сунул плетку в голенище, и я невольно отметила количество колец на его руке, надетых поверх перчатки.

– В город.

– Легкого пути, – старший отряда кивнул и, стукнув каблуками коня, послал его в галоп. Остальные воины, молча присутствующие при допросе, но не менее колоритные в одежде, полетели следом за вожаком. Все, как один, являлись обладателями шикарных белобрысых грив.

– Кто это был?

– Кто-то из высших лордов.

– Чем мы их заинтересовали? – я оглянулась, убедившись, что всадники ни разу не остановились, чтобы допросить таких же, как мы, путников.

– Ищут магов.

– Разве по мне не видно, что я просто служанка?

В моем голосе прозвучала обида, хотя я пыталась скрыть ее. Я не считала себя служанкой, а Лесека своим хозяином. В конце концов, на нем были мои вещи. Но хорошо, что все обошлось. Мало ли какие мысли возникают у мужчин при виде беззащитной женщины.

– От тебя пахнет не как от служанки.

– Да боже ж мой, что можно почувствовать, сидя на коне? – я скривила лицо, не находя причину весомой. Мелет что ни попадя.

– У псов отличный нюх.

– Так это были псы?! – я развернулась всем телом, чтобы проводить отряд глазами. – И они знают, кто такие Трезоры?

Достаточно было мгновения, чтобы понять истину и ошарашенно воскликнуть:

– Так ты тоже из псов?!

– Тише! Зачем орать? – шикнул на меня мальчишка и огляделся по сторонам. Я зажала рот ладонями.

Лесек дернул меня за рукав, чтобы я не стояла каменной глыбой посреди дороги.

– Да, я пес. И что с того? Не ты ли убеждала нас, что мы семья? В семье нет разделения на своих и чужих.

– Ты назвал меня служанкой.

– Хочешь, чтобы тебя увезли? Псы чужих слуг не трогают, а вот ничейных женщин очень даже.

Я прикусила губу и поплелась за Лесеком, переваривая услышанное. Ничего из того, что он сказал, мне не понравилось. Тон тоже. Не буду ему говорить, что у моей бабушки была дворовая собака по кличке Трезор.

На развилке мы свернули в сторону деревни. Ее крыши виднелись за полем у границ леса. Издалека трудно было разобрать, жилая она или нет. В городе хоть и хотелось побывать, но там нас никто не ждал, да и предложить горожанам нам было нечего.

– Расскажи о себе, – я перевесила корзинку на другую руку.

– Ничего особенного. Все, как у всех, кого затронула война.

– Почему вы оказались бездомными?

– Наместник обещал, что после захвата власти псы займут любую усадьбу, которая понравится.

– Но он не сказал, что лучшие дома магов с секретом?

– Никто не знал. Но усадьба, в которой мы живем, наша, хочет того дом или нет. Псы навсегда захватили власть.

– У старшего в отряде я заметила уважение в глазах, когда ты назвал имя рода. Не может того быть, чтобы твой отец шлялся по дорогам, как бездомный пес, не зная, куда приткнуться. Да еще с двумя детьми.

Лесек зло зашипел.

– Ой, прости, – я покраснела от стыда, – «бездомный пес» – это устоявшееся выражение в моем краю, и оно никак не связано с вашим видом.

– Мы не шлялись. Мы ехали в столицу, где отец купил большой дом, но попали в засаду. Папа приказал спрятаться в овраге. Мы сидели до утра, но он так и не вернулся.

– А мама?

– Мама умерла, когда родилась Ильга. Сестра ее ни разу не видела. Все? Больше вопросов не будет?

– Нет. Прости, если обидела.

– Расскажи теперь о себе. Ты ведь тоже нам врала?

Я вздохнула.

– Ты не поверишь. Я сама не верю, что произошедшее не сон.

– Говори.

– Я из другого мира. У нас нет магов и оборотней. Я вышла под дождь, а когда в меня ударила молния, оказалась здесь. Веришь?

Лесек кивнул.

– Ты тоже сирота, – подвел он итог сказанному.

– Мне повезло, что я встретила вас. Страшно быть одиноким и никому не нужным. У тебя хотя бы есть сестра, – я вытащила бутылку и сделал пару глотков. Переволновалась на дороге. Воткнув пробку на место, вытерла губы рукавом. – Скажи, а у вас все люди делятся на магов и псов? Простых нет? Я помню, ты спросил, не мертвячка ли я. Мол, только мертвецы теряют принадлежность к роду.

– Простых нет. Или псы, или маги. Но статус зависит от силы. Если ты обладаешь магической мощью, то будешь у власти. Если не хватит сил даже на то, чтобы зажечь свечу, будешь горбатиться в поле.

– Род Трезор – сильный род?

Лесек говорил грамотно. Сделалось очевидным, что его семья занимала одну из высших ступеней. Трудно представить, что пастух заявит: «Статус рода зависит от силы».

– Один из сильнейших.

– Значит, ты тоже сильный пес?

– Еще нет. В детях магия спит.

– А когда она просыпается? Например, у тебя?

Страшновато было заиметь под боком здоровенного пса, похожего на тех, кто сражались с рыцарями. Это же сколько надо еды, чтобы прокормить такого?

Лесек покосился на меня.

– Сила проявится, когда я сделаюсь мужчиной.

– Ага, – я сощурила глаза, догадываясь, что Лесеку нужно дождаться появления первых половых признаков. Пока у него безусое лицо, магии ему не видать. – Я так понимаю, у девочек магия просыпается с первой кровью?

– Откуда знаешь? – настороженно спросил мальчишка.

– Логика, – ответила я и немного ослабила платок. Мы шли так быстро, что я взопрела. Лесек расстегнул шубу. – Скажи, а мертвяки у вас на самом деле могут ходить по домам, или ты для красного словца сказал?

– На самом деле, – Лесек отчего-то вновь был в плохом настроении. Говорил отрывчато, злился. – Маги иногда натравливают мертвяков на псов. Поднимают из могил наших же, знают, что мы своего всегда в дом впустим.

– И никак нельзя догадаться, что перед тобой труп? Например, по запаху.

– Если свежий, то почти невозможно. Маги мастера отводить запах.

– А что будет, если мертвяк войдет в дом?

– Ничего хорошего. Ночью всем глотки перегрызет.

Меня передернуло от отвращения.

Лесек вдруг остановился и сделал знак, чтобы я помолчала.

– Что? – шепотом спросила я, оглядываясь по сторонам. Впереди чернела сожженными домами деревня.

– Я слышу плач. Детский плач.

– Где? – я ничего не слышала. Подташнивало от сильного запаха гари. Земля под ногами была изрыта копытами лошадей.

Лесек побежал вперед, и я припустилась за ним. Мы стороной обошли центральную улицу, выбрав путь огородами. Здесь давно собрали урожай, но местами было чем поживиться. Я едва не наступила на прячущуюся в пожухлой листве тыкву. А еще я увидела чучело, на котором было надето вполне приличное платье. Пусть с дранным подолом, но из него вышла бы хорошая юбка для Ильги.

– Не останавливайся, – предупредил меня Лесек, видя, что я направилась к чучелу. – Сначала посмотрим, что происходит.

Добежав до края деревни, мы замерли.

– Что? – опять шепотом спросила я.

– Замолчал. Не пойму, куда идти, – мальчишка крутанулся на месте. – Но я чувствую запах свежего навоза. Где-то здесь должна быть корова.

Волшебное слово «корова» тут же заставило подумать о молоке, сливочном масле и, наконец, о жаренном мясе. Я сглотнула голодную слюну. Уже который день мы питались голубями и мелкими птицами. Хотелось разнообразить меню.

Впереди маячило два уцелевших сарая. Между ними виднелся обгоревший наполовину дом. Я заметила, как в темном окне мелькнуло человеческое лицо. Как будто кто-то, испугавшись, присел.

– Там! – показала я пальцем.

Мы рысью кинулись к дому. У Лесека в руках был нож, что меня, конечно же, напугало. Наша компания выглядела самыми настоящими разбойниками, пришедшими поживиться за чужой счет.

Хлипкая дверь разлетелась от одного удара ноги.

– Зачем? – спросила я у разгоряченного мальчишки. Не успела его остановить. – Они же не сделали нам ничего плохого. Можно было просто постучать.

Лесек посмотрел на меня ошарашенно. Другого способа войти в дом не знал? Только с позиции силы? А если дадут отпор? Будем удирать с такой же прытью, как прибежали? Не время было читать нравоучения, поэтому я только покачала головой.

Лесек заглянул в одну крошечную комнату, потом в другую. Направился в ту, где я видела в окне лицо. Она была самой просторной. Без мебели, но со следами навоза на полу. В дальнем темном углу шевелилось что-то большое.

– Корова! – радостно воскликнул Лесек. Потеряв бдительность, он пропустил, когда из-за двери выскочила рыжая девчонка и ударила его сковородой по голове.

– Моя! – рявкнула она. – Не отдам!

Опрокинув на пол моего напарника, девчонка пошла на меня. В ее глазах светились решимость и отчаяние.

– Тише-тише, – я миролюбиво выставила перед собой руки, пытаясь усмирить рыжую бестию. Корзинка соскользнула с локтя и упала на грязный пол. Из нее вывалилась бутылка. Вода, булькая, полилась на чужие ноги.

– Подняла руки! – скомандовала хозяйка коровы, замахиваясь сковородой. Я не пыталась ослушаться.

Сел, потирая голову, Лесек.

Рыжая сделал шаг в сторону, чтобы держать нас обоих в поле зрения.

Из-за двери выкатились еще двое. Близнецы. Ровесники Ильги или чуть помладше. Белобрысые подельники рыжей шустро подтянули мою корзину к себе. Торопливо развязали узелок и взвизгнули от восторга, обнаружив еду.

– Голодные, что ли? – спросила я, видя с какой жадности мальчишки запихивают картошку в рот.

– На одном молоке долго не протянешь, – зло ответила рыжая, продолжая угрожать сковородой.

Сейчас девочка была похожа на теннисистку, ожидающую паса. Топталась на полусогнутых ногах, чтобы быть готовой кинуться в нужную сторону.

Сидящий на полу Лесек неожиданно громко рассмеялся.

– Настя, а ведь нас с тобой грабят, – он кивнул на малышей, рвущих зубами тушку голубя.

Глава 7, где наша семья резко увеличивается

– А вы хотели иначе? Думали отнять у нас корову? Не выйдет! – девчонка сделала выпад в мою строну. Сковорода свистнула в сантиметре от моего носа. Я, как Нео из «Матрицы», выгнулась назад, чтобы не получить заряд чугуна в лоб.

– Мы пришли предложить обмен, – я с беспокойством глянула на Лесека.

Мальчишка то закрывал ладонями уши, то открывал. Видимо, в голове звенело. Здорово рыжая его приложила. Как бы не было сотрясения мозга.

– Угу, обмен, – с презрением произнесла рыжеволосая. – Две вареные картошки на корову? А дверь тогда зачем выломали?

Корова, услышав, что говорят о ней, медленно подошла, таща за собой веревку, намотанную на рога. Ткнула мордой девчонке в спину. Та едва не упала.

– Мы на разведку пришли, – я протянула руку Лесеку, помогая ему подняться. Нехорошо он упал, прямо в навозную лепешку. Придется шубу чистить. – Нам нужна одежда в обмен на картошку. Если договоримся, завтра придем с тележкой.

– Завтра нас здесь уже не будет. И не надейтесь.

Рыжая презрительно сощурила глаза, оглядывая богатый наряд Лесека. Сама она была одета плохонько. Впрочем, как и близнецы. И предложить взамен картошки ей было нечего. Корова – единственная кормилица. Забрать ее – все равно, что обречь детей на голод.

– Так и будете бродить от деревни к деревне? – устало спросила я. – Ваша корова долго не протянет. Вижу же, что у нее уже одна кожа да кости.

Девочка поджала губы. Близнецы увлеченно собирали друг с друга крошки и складывали в рот.

– Пойдем с нами? – вдруг предложила я. – У нас есть крыша над головой, какие-никакие припасы.

Лесек дернул меня за рукав и сделал страшные глаза. Я покачала головой.

– И корову пристроим. У нас полный хлев сена.

Тут мой компаньон не выдержал.

– Настя, мы зачем из дома выбрались? Чтобы одежду найти или чтобы подбирать всяких голодранцев?

У рыжей лицо моментально сделалось малиновым.

– Кто тут голодранец?!

– Я не могу их оставить. Ей одной, – я кивнула на девочку, – малышей не вытянуть. Она сама еще ребенок.

– Мне четырнадцать, – прошипела новая знакомая. – А они уже не малыши. Им по пять.

– Все, собирайтесь. Вы идете с нами, – я не намеревалась спорить ни с ней, ни с Лесеком. Я взрослая, и мне принимать решение. – Мы подождем вас на улице.

Я подтолкнула Лесека к двери. Тот был страшно недоволен. Сопел так, что будь он магом, из ноздрей наверняка повалил бы дым.

– Ты не понимаешь, – произнес он, как только мы остались одни, – дом нас самих едва терпит, а ты еще троих тащишь.

– Сразу видно, что ты пес, а не человек. Никакого сострадания. Если надо, я буду с ними в хлеву жить. Нельзя слабых оставлять в беде.

– Это она-то слабая? – Лесек опять потрогал волосы. Я запустила руку в его вихры и убедилась, что рыжая далеко не слабая. Я нащупала шишку, величиной с куриное яйцо.

– Мальчишек видел? Отнимут у них корову, и они недели не протянут. Я спать не смогу, если буду знать, что по моей вине погибли сразу трое.

– Зря мы пошли сюда, – Лесек сплюнул. – Лучше бы в город двинулись.

– А у вас точно еды на нас хватит? – девочка стояла на пороге с огромным узлом в руках. Появившиеся следом малыши тоже держали по котомке.

– Точно, – кивнула я. – И дом у нас крепкий.

– По дороге не пойдем, – Лесек взял у рыжей узел. – Нас сразу остановят и начнут допрашивать. Я за этих ответ держать не хочу. Двинемся полями. Тут напрямки до нашей усадьбы близко.

Рыжая вывела корову и нагрузила на нее еще пару узлов. Один был очень уж объемным, но потому, как запросто его подняла девочка, легким.

– Что там? – спросила я.

– Одеяла. У вас есть кровати?

– Нет, кроватей нет. Мы спим на сене.

Пока мы шли до околицы, Лесек сбегал за тыквой и снял с чучела платье. Вот и вся наша добыча. Если и дальше наши вылазки будут венчаться таким же успехом – ноль пропитания, но плюс едоки, то мы до весны не дотянем. Надо будет что-нибудь придумать.

– Хорошо корова дает молоко?

– Если только кормить лучше, – туманно ответила рыжая. – Корову зовут Ласка. А меня Зонда. Зонда Ханелл. Близнецы Кук и Дик.

– Твои братья?

– Нет. Я их в лесу нашла. Мы с коровой там прятались, пока не стало слишком холодно.

– А где твой дом?

– Сожгли.

– А родители?

– Нет их больше, – девочка отвернулась, чтобы я не видела на ее глазах слезы.

Путь по бездорожью был труден. Корова шла медленно, уставшие дети хныкали. В итоге одного взяла на руки я, другого Зонда. Лесек вздохнул, когда понял, что корова поручается ему. Нашел прут и стал подгонять, чтобы быстрее шевелила копытами и не останавливалась у каждого куста.

Вернулись к ночи. Уставшие, измученные. Зашли на территорию усадьбы через калитку в огороде. Она оказалась ближе, чем ворота.

– Ого! – восхитилась Зонда, разглядев башенки и шляпы крыш. – Это и есть ваш дом? А откуда музыка?

Мы с Лесеком переглянулись. Он бросил корову и побежал к дому. Я, вручив Зонде второго близнеца, чтобы не потерялся в незнакомом месте, побежала следом.

– Тише! – остановил меня на пороге Лесек. Он прижал палец к губам, чтобы я не дышала, как загнанный конь. – Слышишь? Кто с ней?

Пела Ильга. Тоненький голосок выводил нехитрую мелодию, сопровождаемую струнным аккомпанементом. Лесек резко распахнул дверь, музыка мгновенно оборвалась. У камина, кроме нашей Ильги, никого не было.

– Откуда музыка, милая? – спросила я, поднимая девочку на руки и прижимая к себе. Мы ее напугали.

– Это дом, – она задрала личико к потолку. Я тоже подняла голову, но ничего не увидела. – Я пою, а он играет. Нам было весело.

– Ох, родная, – я села на нашу импровизированную кровать. – Ты подружилась с домом?

– Он хороший, – сестра улыбнулась ошарашенному Лесеку.

В проеме двери появилась Зонда с малышами.

– Куда отвести корову? – спросила она, без каких-либо эмоций разглядывая наше жилище. Заметно было, что рыжая устала.

Лесек вышел, чтобы помочь, а близнецы так и остались стоять на пороге. Смотрели затравленными зверьками.

– Ну что же ты, Ильга, иди встречать гостей, – я подтолкнула девочку в спину. Детям проще между собой найти общий язык. – Это Кук и Дик. Они будут жить с нами.

Прежде чем начать устраиваться на ночь, я разогрела суп, который сварила загодя. Ели, сидя кружком у камина. Мальчишки черпали жижу жадно, Зонда подкладывала им кусочки. В свете огня она казалась прозрачной. Лесек и Ильга быстро съели свои порции. Обычно они просили добавки, но на этот раз постеснялись, видя, как мало я налила себе.

Потом мы таскали сено, чтобы соорудить еще одну постель. Развернули нашу лежанку так, чтобы рядом поместилась другая.

– Где ты нашла такие хорошие одеяла? – я удивилась, развязывая самый большой узел. В него Зонда утискала целых шесть штук. Больших, изготовленных из пушистой и легкой шерсти.

– Мы нашли дом, который развалился прямо на наших глазах. Его хозяева сбежали, и он умер от одиночества, – она невольно подтвердила все то, что рассказывал о домах Лесек. – Мы вытащили одеяла из развалин. Пришлось поковыряться в камнях, чтобы найти что-нибудь стоящее.

Зонда продемонстрировала руки с синяками и царапинами.

– А одежда? Там не было одежды? – встрепенулась я, понимая, где можно раздобыть вещи. Не стоит блуждать по деревням и искать приключения на свою голову. Надо всего лишь поковыряться в останках погибших домов. Разрушившись, они не в силах заботиться о хозяйских вещах.

– Нет, – покачала головой Зонда. – Мы взяли все, что смогли вытащить. А разве ваш дом не их живых?

Она опять огляделась. Дом настороженно внимал ее словам. Я чувствовала витающее в воздухе напряжение. Дом был недоволен тем, что число захватчиков увеличилось, но ему, как пить дать, было страшно услышать о печальной участи его собратьев.

– Из живых, – я не стала юлить. – Но не мы его хозяева. Они тоже сбежали.

У меня не было времени подумать, как отнестись к тому, что дом подыгрывает Ильге. Я пока не могла оценить, что означал для всех нас его отклик на пение девочки.

– Дом потихоньку разрушается, – буркнул Лесек. – Больше нет голубиной башни. А до нее в левом крыле разломилась пополам часовня. Мы там брали свечи. Нет больше красивой аркады, ведущей в бальную залу. Остались одни колонны. Кое-где треснули стены.

Я открыла рот. За делами я не замечала истинной трагедии дома.

После ужина Лесек пошел проведать корову. Ильга, взяв лампу, повела близнецов осмотреть дом. А мы с Зондой принялись разбирать вещи. Девочка, пока пряталась с коровой в лесу, умудрилась собрать и засушить грибы. Внушительный мешочек приятно шуршал, когда его трогали. Не знаю, можно давать грибы детям или нет, но представлялись сдобренные ими суп и жареная картошка.

И опять остро встал вопрос, где взять одежду. То, что принесла с собой рыжуля, было сильно заношенным и грязным. Единственное, что меня обрадовало – красивый несессер с ножницами и другими предметами для ухода. В том числе шикарный гребень для волос.

– Откуда такое чудо? – воскликнула я, понимая, что теперь не придется стричь ногти чуть ли не садовыми ножницами и расчесываться не тем осколком расчески, что мы нашли под завалами.

– Это моей мамы, – Зонда опустила глаза. – Выронили мародеры, когда увозили награбленное.

– Ты жила в живом доме? – я прикрыла губы ладонью, поняв, что привела в семью наследницу магов.

– Да.

Зонда оглянулась на дверь, явно страшась увидеть там Лесека.

– Ты уже знаешь, кто он? – догадалась я.

– Он ведет себя как пес.

– Псы умеют быть преданными. Ты еще увидишь. Лесек и Ильга такие же сироты, как и ты. Как и близнецы. Как и я. Нам всем нужны кров и еда. Мы все нуждаемся в тепле и заботе.

– Я не знаю, близнецы маги или псы. Сейчас еще не видно, – Зонда подняла на меня влажные глаза.

– Мы не будем гадать. Время покажет. Нам всем просто надо выжить. Когда-нибудь война кончится.

– Я не хочу, чтобы победили псы. Но они всюду. Я не понимаю, куда делись маги, почему они не защитили нас?

– Не знаю, милая. У меня нет опыта общения ни с псами, ни с магами. Я с Севера, там нет магии. Мы все простые люди.

– Соседний город уже захвачен псами, слышали? Что будет дальше?

Мы не только слышали, но и видели псов, о чем я не стала говорить и без того напуганной девочке. Я обняла Зонду. Она доверчиво прижалась ко мне. От ее волос пахло гарью и немножечко коровой. Надо будет завтра устроить банный день.

Разложив и рассортировав все нехитрые пожитки новых членов семьи, я пошла за детьми. Пора было их, уставших с дороги, укладывать. А Зонда отправилась в хлев, где до сих пор возился Лесек. Пришла пора доить корову. По тому, как девочка взяла с собой пол-литровую кружку, я поняла – большого надоя не ожидалось. Но я лелеяла надежду, что корова откормится, и у нас появится достаточно молока. Может быть, будем делать масло. Или сметану.

Глава 8, где я впадаю в отчаяние

Поднимаясь по лестнице, я слышала голоса детей, бегающих по третьему этажу. Просторные коридоры и пустые залы оказались отличным местом для подвижных игр. Паркет делал шаги бесшумными, и мне хотелось подглядеть, чем занимается малышня. Судя по радостным крикам, они поладили.

Дети забрались выше, так как на втором этаже были растянуты веревки для белья. Еще вчера я постирала кое-какие кухонные тряпки и одну из нижних рубашек, которую Ильга извозила в саже. Я завернула за угол, чтобы снять ее, ведь укладывать малышку было не в чем, и оцепенела от увиденного.

Одна за другой вспыхивали высохшие тряпки и опадали на пол черными хлопьями, хотя сама веревка оставалась цела. Видя, что еще чуть и очередь дойдет до рубашки, я с криком сорвалась с места и быстро сдернула ее. Прижав к груди, крутанулась на пятках, не понимая, что происходит. Кто-то пробрался в дом и балуется магией? Но коридоры в оба конца были пусты.

– Дом, это ты? – мой голос звенел от растерянности и страха. – Если ты решился таким образом нас выгнать, получается, в тебе не осталось ничего светлого? Неужели не видишь, как нам тяжело? Да, я привела еще троих жильцов, но это же дети. Беззащитные дети.

За окном что-то шумно рухнуло. Дом намеренно развалил какую-то свою часть. Он выражал недовольство доступным ему способом.

– Я понимаю, как тебе больно, что тебя бросили, – я сглотнула комок в горле, но он не уходил. – Но я другая. Я никого не бросаю. Я и тебя не брошу. И вовсе не потому, что нам идти некуда. А потому, что не хочу, чтобы ты остался совсем один. Мне страшно представить, что однажды я увижу вместо красивого дома груду камней. Позволь нам позаботиться о тебе.

Уже с другой стороны здания что-то с грохотом осыпалось. Раздался девичий визг. Зонда!

Я кинулась к лестнице, по которой бежали испуганные дети. Мы вылетели на крыльцо и сначала не поняли, отчего на улице так светло. Горели загон для овец и курятник. Между ними метался Лесек и пытался потушить, черпая воду из водоема единственным деревянным ведром. Он выплескивал ее на горящие доски. Я видела, что ему не справиться. Слишком сильный огонь и слишком маленькое ведро. Ветер сыпал искрами и грозил перекинуть пламя на конюшню. Следующей его жертвой стал бы хлев с сеном.

– Выводите корову! – крикнула я, понимая, что мы рискуем остаться ни с чем. Дом добьется своего.

Но стоящая перед курятником Зонда не слышала меня. Впав в оцепенение, она смотрела, как разгорается пламя. Оно буквально пожирало сухие постройки.

Близнецы с Ильгой побежали в хлев, а я кинулась к старшим. Я тормошила Зонду, но она не реагировала. Ее лицо было мокрым от слез, а из прокушенной губы текла кровь. Бросив ее, я побежала к измученному Лесеку.

– Милый, не надо, – я схватила его за руку, чтобы он отпустил ведро. – Мы ничего не сможем сделать. Это дом. Он не хочет, чтобы мы оставались.

– А я говорил! – мальчишку трясло от ярости. – Я говорил, что так и будет! Но ты все делаешь по-своему!

Он не замечал, что кричал. Пламя гудело. Я силой оттащила его от навеса, у которого уже занялась крыша. Крепко обняла мальчишку, не давая ему вырваться. Чтобы слышал, я наклонилась к его уху и прокричала:

– Я никого и никогда не оставлю в беде! Слышишь? Радость и горе пополам. Мы семья. Все мы. Я, ты, Ильга, Зонда и близнецы. Я хотела, чтобы и дом стал с нами одним целым. Но насильно любить не заставишь.

Повернув голову, я увидела, как дети толкают корову к воротам. Та, не видя опасности, не торопилась. С удовольствием обкусывала цветы на клумбах.

Протянув руку, я схватила за рукав Зонду и подтащила к себе. У меня на всех хватит объятий.

– Мы семья. Мы справимся. Поняли?

Я тряхнула как следует одного, потом второго. От бессилия что-либо сделать Лесек заплакал. Зонда удивленно покосилась на него.

– Пустите, – вдруг произнесла она. И так холодно посмотрела, что мои пальцы невольно разжались.

Она шагнула ближе к пожарищу, а я приготовилась схватить ее, если расстояние между Зондой и горящим навесом сделается слишком опасным. Так странно было смотреть на тоненькую девочку, чья фигурка темным пятном выделалась на фоне пламени.

Зонда медленно подняла руки вверх. Ее кисти висели безвольно, точно у девочки не осталось никаких сил. Но вдруг она резко взмахнула ими, будто стряхивала с ладоней воду. В спину вдруг ударила тугая воздушная волна и едва не сбила нас с Лесеком с ног. Но странное дело, огонь, собирающийся перепрыгнуть с навеса на конюшню, моментально потух. Словно кто-то большой просто дунул на горящую спичку. Дым лениво курился там, где только что бушевало пламя.

– Она из магов, – выдохнул Лесек. А я поняла, что видела проявление мощной силы, прячущейся в хрупком девичьем теле.

– Она сейчас упадет, – поздно поняла я, видя, как подламываются ноги у Зонды.

Лесек успел первым, не позволив девочке рухнуть на землю. Я помогла. Мы вдвоем потащили ее в дом.

– Дети! – крикнула я троице, толкающей корову вглубь парка. – Ведите Ласку назад! Пожар потушен!

Пока отпоили Зонду горячим компотом из яблок, пока убедились, что корова надежно закрыта в хлеву, пока поделили одеяла и улеглись, наступила глубокая ночь. Сон не шел. Слишком много событий для одного дня.

Накинув на плечи шаль, я вышла на улицу.

Ветер сделался холодным. В воздухе пахло снегом. Со стороны сараев несло гарью.

Скрипнула дверь. Это высунул нос Лесек.

– Ты чего не спишь?

Он топтался на пороге босиком.

– Как мы будем с ней жить? Она маг, а мы псы.

– Я не то и не другое. Уживаемся ведь. Нам есть что делить?

Лесек покачал головой.

– Но она сильная, как ты не понимаешь! – его голос дрожал. – Если она взмахом руки усмирила пожар, то что будет, когда она разозлится на кого-нибудь из нас?

– Очень полезная способность гасить огонь, – я переступила порог и обняла мальчишку. – В хозяйстве пригодится. Я бы больше переживала о доме. Что это было? Зачем он устроил пожар? Нервный срыв? Ведь так хорошо уживались, песни пел с Ильгой, а теперь?

– Ревность. Я думаю, это была ревность.

– Кого ему ревновать? Нас к трем несчастным детям? Я бы дом еще больше любила, если бы он проявил сочувствие. Он становится нужным, дарит кров стольким людям. Неужели лучше страдать от одиночества и от горя разрушаться?

– Мы не его семья, – Лесек глубоко вздохнул.

– А могли бы стать его, если бы сам не кочевряжился. Нашей любви на всех хватит, правда, милый?

Мы шли к своей кровати, когда за спиной скрипнула дверь. Я испуганно оглянулась, думая, что к нам пожаловал непрошенный гость, но нет.

Дом закрыл дверь. Не хлопнул ею, как это делается от злости или в сердцах, а тихо притворил.

Мы с Лесеком переглянулись.

– А вдруг он нас того? – шепотом спросил мальчик. – Запер, как тех бедолаг, которые не смогли выбраться и умерли от жажды и голода?

Мы сорвались к двери и потянули за ручку. Дверь легко открылась.

– Посмотри на петли, – я показала пальцем на совершенно целую дверную коробку. Дверь больше не перекашивалась. – Дом исправил их.

– Прощения просит? – с подозрением в голосе произнес Лесек. – Или засаду готовит?

– Утро покажет, – я зевнула. – Не будем больше проверять, что у него на уме. Все равно бесполезно. Пошли лучше спать. Или так и будем топтаться на холодном полу?

Дверь за нашими спинами притворилась. На этот раз даже без скрипа.

Утром меня разбудили дети. Они стояли на крыльце и кричали, словно галчата.

– Снег! Снега навалило!

С мороза румяная зашла Зонда, принесла кружку молока – утренний удой.

– Можно сделать пюре! – обрадовалась я. – Если молоко просто поделить на всех, всего лишь по паре глоточков достанется. А пюре – это очень вкусно.

– У нас дрова кончились, – хмурый Лесек кинул пару полешек в камин.

– А где до этого брали? – я совсем забыла о такой проблеме.

– В сарае было немного, но теперь и этого нет. Все сгорело.

– Что будем делать? – я растерялась. – В лесу валежник собирать?

– Сначала посмотрю, что от курятника и загона осталось. Может, что-то сгодится на дрова, – он поднялся и, заглянув под лестницу, погремел припрятанными богатствами. Вышел уже с топором. – А потом придется идти в лес. За хворостом. Только у нас ни у кого нет подходящей обувки.

Я посмотрела на разбитые башмаки Зонды. И в очередной раз расстроилась.

– Есть еще один способ раздобыть дрова, – Лесек натянул свои старые пожитки, завязал потуже шапку. – В парке есть несколько беседок. На первое время хватит. Потом придется разбить черное крыльцо для слуг. Оно деревянное.

Черным входом никто из нас не пользовался, поскольку его двери тоже были заперты.

Дом ощутимо вздрогнул. Ему явно не понравилось, что кто-то собирается разрушать его постройки. Он привык сам с этим делом справляться.

– Не нравится? – громко крикнула я в потолок. – Тебе достаточно открыть всего одну комнату, где хранится одежда, и нам не придется разбивать крыльцо. В теплых вещах мы сможем ходить в лес. Ты хочешь выжить? Мы тоже.

Я поднялась. Дети смотрели на меня большими глазами.

– Дом, давай договариваться. Тебе нужна семья, а нам нужен кров. Прими нас как временных хозяев. Мы уйдем, как только вернутся настоящие. Нам обоим будет выгоден союз: ты дашь нам возможность пережить войну в тихом месте, мы позаботимся о тебе, как о родном доме. Все зависит только от тебя.

Я замолчала. Дети собрались возле меня и тоже задрали головы, точно ждали, что ответ прилетит из потолка.

– Давай, дом! – подала голосок Ильга. – Ты же хороший!

Дом молчал.

– Ладно, – махнул рукой Лесек. – Пойду рубить курятник. Его все равно нужно сносить.

Мы все вздрогнули, когда вдруг распахнулась одна из дверей, выходящих в зал. Она так стукнулась о стену, что треснул шелк на панели. Лесек первым пошел посмотреть, что явил нам дом.

– Это какая-то кладовка! – крикнул он. – Дайте огня.

Зонда спешно сняла с каминной полки лампу, где тут же на фитиле запрыгали языки пламени. Я еще не привыкла к тому, что среди нас находится маг, могущий одним взмахом руки разжечь или потушить пламя.

– Тут хранятся всякие вещи! – воскликнула Зонда, пропадая следом за Лесеком в длинном, но узком помещении.

– Спасибо! – крикнула я в потолок, еще не зная, за что благодарю. Мы всей гурьбой ввалились в кладовку, чтобы осмотреть доставшееся нам по милости дома сокровище.

Я не могла скрыть радость. Даже если там не будет ничего путевого – вряд ли хозяева хранили здесь драгоценности, одно то, что дом пошел на мировую, уже много значило. Где одна дверь, там и вторая. Человек странное существо – ему никогда не будет достаточно того, что он уже имеет.

Глава 9, где дом принимает мои условия, а я удивляюсь его щедрости

В семье, что жила в этом доме, не было детей. Это стало понятно по тем вещам, что висели на вешалках или были разложены на полках. Не знаю, как правильно называлось помещение, но здесь хранились зимние вещи. В основном женские. Нарядные. И очень много зимней обуви, из которой полезными оказались единицы. На каблучках и в шелке-бархате по лесу собирать хворост не пойдешь.

– Что ж, – сказала я, немного расстроенная увиденным, – будем перешивать и перекраивать.

– Зато смотрите, что я нашла! – Зонда стояла в конце помещения перед распахнутым шкафом.

Мы подбежали к ней, гонимые любопытством. Толкаясь и мешая друг другу, мы ахали и жадно разглядывали многочисленные полки, забитые простынями, покрывалами и одеялами. Все то, чего нам так остро не хватало!

По рассказу Лесека, хозяйка покинула дом летом, поэтому было неудивительно, что пуховые одеяла убрали из господских спален до наступления следующих холодов.

– Живем! – с восхищением произнесла я. – Спасибо, дом!

Лесек позвал меня. Он единственный не кинулся обследовать кладовку, вел себя сдержанно и сосредоточенно. Мой маленький ответственный мужчина.

– Вы тут разбирайтесь, а я пошел в курятник. Летом построим новый. Заведем кур и гусей, – накидывая на плечи мою шаль и завязывая ее крест на крест, Лесек смущенно посмотрел на Зонду. – Кладовку сильно не разоряйте. Может, что-то пригодится для обмена. Вся зима впереди. Ртов много, а запасов у нас мало.

– Слушаюсь и повинуюсь, мой хозяин, – произнесла я, целуя мальчишку в макушку. Он дернулся так, словно я приложилась к нему не губами, а раскаленной кочергой.

Какая же я глупая! В доме появилась Зонда, и Лесеку хотелось выглядеть мужчиной и защитником. Если не брать в расчет близнецов, то так оно и есть.

Он стеснялся своего вида, этого женского платка, повязанного на деревенский манер, но не идти же на пожарище в шубе? Лесек хмуро зыркнул на меня, видя, что я улыбаюсь.

– Завтрак не забудьте приготовить. Пюре обещали. А то молоко скиснет, – сказал он нам на прощание.

А ведь точно! Со всей этой суетой я совсем забыли о планах на утро. Нырнула под лестницу, чтобы набрать в чашку картошки. Зонда занялась умыванием детей. Хорошо, что у меня появилась такая помощница.

– Вот бы еще найти, где в доме купальня, было бы вообще замечательно, – вслух произнесла я, лелея надежду, что меня услышат.

Дом промолчал. Хорошего помаленьку. Для того, чтобы перебрать богатства в кладовке, времени уйдет немало.

Я подвесила котелок с чищенной картошкой на крюк, а сама пошла умываться. Наше место умывания – фарфоровая чаша на подоконнике, оказалось чистым. Зонда после себя все аккуратно убрала. Я подняла чайник, ожидая, что он пустой, но для меня оставили воды.

– Почему вода теплая, ведь мы не кипятили чайник? – спросила я, разворачиваясь к девочке, которая вытирала близнецам лица.

– Я умею, – ответила Зонда. – Я теперь много чего умею. Достаточно набрать снега и прижать руки к чайнику, чтобы в нем закипела вода. Но я недолго держала, голова закружилась.

– Ого! – сказала я, ничего не понимая.

– Вчера от испуга во мне проснулся магический дар, – пояснила она шепотом, отпуская малышей к Ильге, которая после умывания грелась у камина. – Мне стыдно говорить об этом, но…

– Да говори же! – я в нетерпении притопнула ногой, рисуя себе все самое страшное.

– Ночью пришла первая кровь, – девочка развернулась ко мне спиной и приподняла верхнюю темную юбку. Нижняя была в крови.

Я закусила губу. Совсем вылетело из головы, что подобное у женщин случается регулярно. Но как проблема с гигиеной решается в этом мире?

– И что нужно делать? – спросила я, тоже переходя на шепот. Дети возились у камина. Их не интересовали наши взрослые разговоры.

– Разве у вас, Настя, никогда не приходит лунная кровь?

– Конечно, приходит, – я нахмурилась, вспоминая, когда луна осчастливила меня в последний раз.

– Мне нужны тряпки.

– Ах, да-да, – растеряно произнесла я, прикусывая ноготь большого пальца. Наш избалованный мир давно решил трудности женщин, предлагая широкий ассортимент прокладок и тампонов. Но как справлялись наши бабушки?

– Может, разорвем одну из простыней? – Зонда показала пальцем на кладовую. Я с сомнением покачала головой. Насколько те чистые, чтобы пользоваться ими? Но умная девочка и здесь подсказала. – Я видела, как наши служанки кипятили тряпки, чтобы отстирать их от пятен.

– Хороший вариант, – согласилась я. – Как только сварится картошка, поставим кипятить тряпки. А пока оторвем кусок от подола ночной рубашки Ильги.

Я прошла к подоконнику у лестницы. За неимением шкафов и полок, мы распределили подоконники по нуждам. На одном хранилась посуда, на другом вещи, а третий превратили в умывальню. Вчера я так и не переодела Ильгу. После пожара малышка завалилась спать в чем ходила, а мне из-за переживаний было не до смены гардероба.

– Спасибо, – поблагодарила меня Зонда после того, как я оторвала приличный кусок и разделила его на две тряпки. Моя помощница, взяв их, скрылась в кладовой. У нас появилось укромное место, куда не заглянет любопытный.

Лесек вернулся с вязанкой досок, опаленных огнем, но еще годных для очага. Пока он умывался, а Зонда поливала ему из чайника, я растолкла картошку и влила в нее молоко.

– На обед сварим тыквенный суп. Я оставила немного молока, – сообщила я детям, жадно ждущим завтрака.

Посолив совсем чуть-чуть, разложила пюре по тарелкам. Запах его был божественным.

– Я схожу проверю силки, – Лесек быстро съел свою порцию. Вновь нахлобучил на голову шапку. – Может, в этот раз повезет больше.

– Я вот что думаю, – я задержала его у двери. – Если в кладовке найдутся хорошие вещи, давай не будем заморачиваться с обменом, а продадим их в городе? Сам видишь, по деревням ходить бесполезно. И опасно. Хорошо, что нам встретилась Зонда с близнецами. А если бы это были мародеры?

– Согласен. В городе нам дадут деньги. Купим муку, крупы, сахар. Обувь детям. Не сидеть же им всю зиму взаперти, – мальчик кивнул мне и побежал по лестнице вниз.

Я притворила дверь, боясь потерять тепло. С тех пор, как она стала закрываться, в зале сделалось значительно теплее. Хорошо, что еще камин не дымил. Я читала, что в средневековье чад от факелов и каминов сильно отравлял людям жизнь. Видимо, наш дом заботился еще и об этом.

Лесек вернулся к обеду. Измученный и уставший: выпавший за ночь снег спрятал добычу. Мальчишке пришлось перелопатить почти весь сад, чтобы найти силки. Зато по свежим следам удалось поймать маленького кролика. У малышни случилась великая радость. Ушастого посадили в ведро. Брать его в руки дети побаивались.

– Немного подрастет, сделаем из него рагу, – Лесек достал из ящика капустный лист и сунул зверьку.

– Пес! Ты самый настоящий пес! – Зонда взяла кролика в руки. – Никого тебе не жалко.

– Чего это ты? – он изумленно поднял на нее глаза. – Жрать куропатку – это за обе щеки, а в остальных случаях – я пес? Иди тогда сама добывай еду.

Он силой заставил Зонду открыть ладонь и вложил в нее окровавленный нож с прилипшим к нему птичьим пухом. Добычу Лесек всегда разделывал у ручья, домой приносил ощипанные тушки.

– Осел! – воскликнула Зонда и отбросила нож. Прижала к себе кролика и зло посмотрела на нашего кормильца. – Я лучше буду капусту жевать или вообще сдохну с голоду, чем сделаюсь такой жестокой, как ты.

– То пес, то осел. Ты для начала определись, кого перед собой видишь. Я лично всю картошку до последнего клубня вот этими руками перебрал, – для наглядности Лесек продемонстрировал свои ладони. Красные от работы на холоде и потрескавшиеся от цыпок. – И капусту, и яблоки, и траву для приправы. А что принесла ты? Мешочек грибов? Корову, которая без нашего сена не сегодня, так завтра сдохла бы? Как перестанет давать молоко и ее на мясо пустим.

– Да ты просто кровожадный хищник!

– Не смей меня так называть! Я лорд. Я последний из рода Трезоров.

У Лесека налились кровью глаза. Я поняла, что он вот-вот кинется на девчонку. А она, еще не умея управлять проснувшейся силой, может ответить. Не хватало нам еще внутри собственного дома войны магов со псами. Я встала между ними.

– Так, все успокоились! Пока кролик маленький, пусть с ним играют дети, а как подрастет…

– И ты?! – изумленно воскликнула Зонда, переходя со мной на «ты». Видимо мои слова не казались ей словами взрослого человека, которого следует уважать. Хотя какая я взрослая? Я уже и забыла, что мне всего двадцать четыре. Маловато для матери пятерых детей. – Ты тоже не понимаешь, что убийство беззащитного зверька – это гадко?!

– Я все понимаю. Но когда встанет вопрос, дать близнецам и Ильге умереть от голода или сохранить кролику жизнь, я лично схвачусь за топор.

Из прекрасных зеленых глаз Зонды потекли слезы. Заплакали молчавшие до того дети. Я взяла себя в руки и произнесла более миролюбиво:

– Не будем сориться из-за кролика. Если мы наторгуем в городе на приличную сумму, купим мясо и все самое необходимое.

– Когда-нибудь хозяйские вещи кончатся. И нечего будет продавать, – Лесек все еще не отошел от обиды, поэтому говорил зло. – Что тогда будете есть?

– Ты прав, – быстро согласилась я. – Я уже думала об этом. Еще до того, как дом показал нам кладовку. Нам нужно найти какое-нибудь дело, которое сможет нас прокормить.

– Например? – мальчишка скривил губы. – Что мы можем?

– Я думала заняться плетением корзин, я это умею. Но когда ты принес кролика, подумала, а почему бы нам их не разводить? Я знаю, они плодятся быстро. Огородим место, поставим решетки. Хорошо, что погрызенные кочаны не выкинули. Кролики вообще всякую ботву едят.

Глаза Лесека загорелись.

– А ведь точно! Это же они у нас в огороде все попортили, а мы сразу не поняли. Сейчас же поставлю там силки. А потом почищу решетки, которые остались от курятника. Попробую сделать клетку.

– Сначала пообедай, – остановила я его. Я едва не расплакалась. Какой же хороший мальчишка мне достался. Так горячо за любое дело берется.

– Посади кролика в ведро, – обратилась я к поджавшей губы Зонде. – Пора обедать. А после займемся, наконец, кладовой.

– Сегодня обязательно нужно детей помыть, – Зонда пошла к ведру и опустила туда зверька. – Близнецы уже чешутся.

Я кивнула и, подхватив с поля связку птичьих тушек, отправилась к камину. Тыква с картошкой уже сварились, осталось все помять, посолить и разбавить бульоном с молоком. Получится вкусный суп-пюре. А на ужин приготовим куропаток с сушеными травами.

«Если сегодня отберем вещи на продажу, завтра отправимся с Лесеком в город. Зонда присмотрит за детьми», – рассуждала я, разливая по чашкам варево. Воодушевленная открывшимися перспективами, я даже приободрилась.

Глава 10, где я занимаюсь рутинными делами, а дом продолжает удивлять

Я поняла, что настала пора выбираться из состояния растерянности и ощущения полного бессилия. Нас в семье теперь шестеро. У нас есть дом, еда и надежда на спокойную жизнь. Пока землями правят псы, можно не переживать, что в дом вернется хозяйка. А изменится ситуация – что ж, спасибо, что дали пережить трудную годину.

Лично я не видела никакой разницы в том, кто стоит с топором над моей головой. Я не знала никого из тех, кто затеял войну. Для меня было важно одно: чтобы среди моих псов и магов сохранялся мир.

Я взглянула на Лесека и Зонду. Оба дулись и старались друг друга не замечать.

«Никуда не денутся, помирятся».

Кладовая принесла большую добычу. Две невероятно красивые шубы были приготовлены для похода в город. К ним в придачу шли сапоги, отороченные тем же мехом. Хозяйка была знатной модницей. Мужские вещи тоже нашлись, но мало. Их мы решили не продавать. Лесек растет, рано или поздно обувь и верхняя одежда станут ему впору.

– Не слишком ли много на тулупе украшений? – осторожно спросила я Зонду, откладывая его в сторону. Хотела попросить Лесека, как он вернется из хлева, померить.

Я просила совета у Зонды, так как она была из семьи магов, как и хозяин тулупа. Вполне возможно, что все эти бляхи, кисточки и узоры несут какое-то сакральное значение.

– Пес же у нас лорд, – с презрением в голосе ответила рыжая. – Ему можно.

– Сейчас же прекрати, – строго указала я ей. – Он старается для всех нас. Мы с тобой сидим в тепле, а он возится на холоде. Перестань его задевать и обзывать.

– А ему можно? – в ее глазах тут же появились слезы.

– Никому нельзя.

Я обняла Зонду. Все они дети войны.

– Как бы я хотела сейчас вернуться к себе домой. Мы так хорошо жили. У меня были родители, – прошептала девочка. – Настя, скажи, как все повернуть вспять?

– Невозможно, милая. Надо продолжать жить и не давать себя сломить.

Рассортированные вещи остались на полках ждать своего часа. Я надеялась в городе купить хорошие нитки и иголки, ножницы для кройки и шитья, наперсток. У меня не было великого умения, но скроить из большого малое и собрать в единое целое мне точно удастся. Зонда сразу отказалась – никогда не держала в руках иголку.

Но больше всего мы радовались постельному белью.

– Тут так много всего, давай уберем солому и сделаем себе нормальные кровати? – предложила я. – Перины вполне сгодятся, чтобы на них спать, а твоими одеялами будем укрываться.

– Сначала нам всем нужно помыться, – заметила Зонда.

Я почесала голову, которую еще ни разу не мыла. Девочка была права. Если уж начинать новую жизнь, то с чистоты тел. Часть простыней мы отложили, чтобы соорудить купальню. Хотели отгородить угол, где можно было бы раздеться.

– Найти бы еще где корыто, – вздохнула я, складывая отдельно те простыни, которые можно использовать в качестве полотенец. – Фарфоровая чаша большая, но на нее не встанешь ногами, чтобы полностью ополоснуться. А я не хотела бы портить полы. Они вздуются, если мы будем активно плескаться. Дом нам такого свинства не простит.

Мы еще возились, когда в кладовку прибежали возбужденные дети.

– Еще одна комната на втором этаже открылась! – с горящими глазами нам сообщила Ильга.

Малышка взяла за правило каждый день проверять все двери. Дернув очередную ручку, не сразу поняла, что дверь не заперта на замок. Лишь на обратном пути увидела, что та распахнулась.

– И что там? – мы спохватились и кинулись все наверх.

Дом открыл ванную комнату. Она не была такой, какой я привыкла в своем мире – по центру стоял огромный ушат, дно которого устилали плоские камни. На полках лежали банные принадлежности, жидкое мыло и кувшины с пенящейся жидкостью.