Такие разные герои

Светлана Заярная

Седым туманом разливалось утро над Уралом. Будто спина диковинного дракона вздымался хребет гор и утопал в облаках. Утро неспешно опускалось на землю и пробуждало всё живое. Высоко в горах хоронилось от людских глаз озеро. Лишь ветры, солнце и духи здесь хозяйничали. Вода в нем была холодна даже в самые жаркие дни. Была в этом озере сила, неведомая миру. Берег эту силу Бог для особого случая.

Ветер изменил направление, начал дуть с востока и в лучах восходящего солнца показалась птица. Она искала пристанища и укрытия. Гладь воды манила её своей тишиной. Взмах крыльев!!! Ещё и ещё… по озеру поплыл великолепный белый лебедь, словно облако опустилось на воду. Скалистые берега были холодны, ни единой травинки, цветка на них не росло. Пригревало солнце, и туман поднимался выше, рассеиваясь. Птица отдыхала, когда на противоположном берегу, будто из тумана явилась фигура старца. Он был в белых одеждах, его посох был подобен молнии, а солнце, отражалось золотом на его одеянии. Седые волосы его перебирал ветер. Суров был старик… Подняв руки к небу так, что солнце отблеском серебряным отразилось от посоха на глади озера, он окликнул птицу и эхо разлилось в пространстве:

– Кто ты, заблудшая Душа, явленная мне, Хранителю этого озера? Никто, слышишь, никто не смеет касаться этой воды без моей на то воли!

Птица безмолвствовала, казалось, она даже не откликалась дыханием…

Старик продолжал:

– Я вижу, кто ты есть на самом деле, ты не сможешь покинуть это место, пока не встретишься со своей темной стороной. Твое великолепное белоснежное оперенье не скроет от меня мрака, что живет в твоём сердце. Этот мрак и привёл тебя ко мне. Жди заката. На закате явится сила, которая или погубит тебя раз и навсегда, или воскресит в тебе то, что Творцом явлено для блага этого мира. Старик исчез с порывом ветра. Воцарилась тишина, и уютное тепло утреннего солнца вывело птицу из оцепенения. Лебедь поплыл, но что-то черное внутри разъедало его сердце, мучительной болью отзывалось каждое движенье, не было сил покинуть это озеро, как и говорил суровый старик.

В невероятных муках проживала этот день птица, казалось, что она вся изранена и измождена. Но на ее прекрасном белом оперении не было ни единой раны. Боль была внутри, птица ощущала в своём сердце зияющую бездну, ледяную и черную. Как хотелось, чтобы это всё прекратилось… И можно было взмахнуть крылами и взмыть в теплый поток солнечных лучей. Вдоволь искупаться в солнечном свете и ощутить счастье от каждого движения, расстаться с болью. Казалось, что день длился бесконечно. И всё же, стало смеркаться.

Темнота как-то стремительно обрушилась на озеро. Было так темно, что даже белые перья лебедя казались чернее ночи. Страх сковал сердце, и птица замерла в ожидании чего-то страшного. Тишину разорвал гул, который поднимался со дна озера. Вместе с ним вода стала горячей, обжигала, но не было сил вырваться из плена этого места. Эхом отраженный, раздался гром, молнии пронзали мглу, и озеро вскипело, поднялись волны. Лебедь взмывал над водами и вновь бросался в волну, обжигался и снова-снова поднимался над бушующей стихией. Казалось, что он часть этой бури, влекомый невидимой силой. Птица изнемогала, выбиваясь из последних сил, она издала крик. Он был похож на крик боли всего мироздания. Долгий, пронзительный. Он, казалось, привел с движения скалы, окружающие озеро, отразился во всем мире громом и отблесками молний. С этим криком вырвалась чернота из самого сердца лебедя.

Буря стихла, и в пространстве разливались тишина и покой. Вдалеке буря выдохнула остаток своего негодования эхом, на востоке стало проясняться небо, возвещая о начале дня. На скалах лежала бездыханная птица. С потоком ветра рядом с ней возник старец в белых одеждах, подошёл и посохом коснулся белого оперенья. Лебедь шевельнулся и старик улыбнулся:

– Выстояла, победила свою внутреннюю тьму, и теперь ты сила, у которой нет преград. Жить ты будешь вечно, и каждое живое существо будет радо соприкоснуться с тобой. В каждом сердце ты будешь принимать свое отражение, но имя тебе будет одно для всех -Любовь. В мгновения ока на месте, где лежала птица, образовалась россыпь золотого песка и самоцветов. Взмахнул старик посохом, и разлетелось это всё искрами по миру, проникая во все живое. В каком-то сердце так глубоко запрячется, что и не видно, в каком-то на поверхности сияет. Но в каждом отразилась Любовь своим свечением и теплом, которые становятся ярче, когда выигрывает бой с внутренней тьмой наше сердце – Лебедь.

По сей день на скалистом берегу озера, высоко в горах седого Урала старец встречает первые лучи солнца, поднимает руки в небо и от его посоха на глади воды рассыпаются искры. Он вспоминает победу Любви, бережет эту силу ради жизни на земле и улыбается в своем сердце проплывающим облакам, так напоминающим ему белого лебедя.

Артём Эл

Тяжела лапа дракона на теле человеческой свободы. Многие и многие поколения рабов жили под тенью могучих крыльев. До тех пор, пока не пришло наивысшее из зол.

Никто уже и не помнит, откуда оно взялось. Старики рассказывали легенды, как в один ужасный день клочья земли полетели в воздух, а из-под них взмыли белые кости умерших существ. Они закружились непонятным вихрем, собираясь в нечто бесформенное и гигантское, что заслонило собой светило и попрало небеса. Сложилась эта груда костей в трёхголового Костяного бога.

Драконы пытались противостоять этому злу. Горды они тогда были и рабов грязью считали. Всё думали, что напасть эта не такая уж страшная. Поэтому вожак их – Д’ракхр Огненный Ужас – повелел армиям своих рабов сразиться с неведомым доселе существом. Армия не вернулась, а за ней следующая, а потом ещё одна. Вскоре воинов-рабов не осталось совсем. Тех, кто мог бы держать оружие, осталось очень мало. Старики, женщины и дети для войны не годились.

Тогда драконы сами решили сразить врага. Во главе с Д’ракхром Огненным Ужасом они тучей ринулись напролом, изрыгая пламя, которое сжигало всё на своём пути, но попадали вниз пустыми шкурами без костей. Ужасный Костяной бог забирал их себе и шёл вперед. Оставшиеся драконы улетели в горы и попрятались там, как ящерицы. Люди были свободны.

Что же было теперь делать с этой свободой, когда Костяной бог шёл по миру? Со всех уголков материка последовали люди за своими старыми хозяевами, чтобы вместе держать оборону, но уже как равные! Новый вожак драконов молодой Д’рашв Суровый после долгих разговоров согласился пускать людей в горы.

Удивительное место — горы. Не видел Костяной бог в их недрах ни драконов, ни людей. Не мог своей магией поразить их. А они меж тем думали, как победить врага неуязвимого. Тем более, что он набирал армию людей да драконов, тех, что во служение к нему сами пришли.

В кольцо зажал Костяной бог врагов своих и не выпускал с гор. Ждал, когда рассорятся, друг друга поубивают. И дождался бы этого. Да только вот Д’рашв Суровый и новый правитель людей, Инглунд Опаленный, долго уже держали совет и решали, как у морских великанов, что на дне живут и море волнуют, помощи попросить.

План их был одновременно сложен и прост. Лучшие кузнецы сделали доспехи для драконова вожака и людского правителя, дабы Костяной бог не убил их магией своей. Снарядили отряд. Должнό было ему врагов отвлечь, пока два вождя летят за помощью на берег морской.

В ту ночь никто не спал. Все прощались и мирились. Инглунд Опаленный обнял жену свою Ольшу. Она была женщина боевая, с характером. Её Инглунд назначил предводительницей, и народ согласился. Обнял он дочь свою Марлин, добрую и сильную духом.

Д«рашв Суровый завещал свою власть Вальхоггу Ледяному. Всю ночь звучали песни драконов и людей. Вместе.

Настало утро. Из-за горизонта показалось светило. Из ворот в нижних пещерах вышли воины людские. Из верхних пещер взмыли в небеса драконы. Костяного бога не было, но вражья армия не дремала. Занялась битва.

Пока кромсали да резали две армии друг друга – Инглунд Опаленный и Д’рашв Суровый – вылетели в сторону моря. Путь их был недолог. Резво рассекали небо драконовы крылья. Да вот только жрецы костяные, то и дело разбрасывая вещальные косточки, следили за ними.

Бушевало море, когда добрались туда вожди.

– Великаны морские! – Воззвал Инглунд. – Внемлите гласу нашему! Враг, что истребляет сушу, потом придет в море! Восстаньте из глубин и помогите извести чудовище силою своею!

Волны поднялись вверх. Да то были не волны, а гигантские руки. Не успел Д’рашв Суровый улететь. Схватила его ладонь исполинская. Из глубин один за другим показывались великаны. Вожди же оказались в руках морского владыки Вффара.

– Море услышало вас, земные владыки, – прогремел голос. – Оно поможет, но заберёт себе половину суши. Договор?

Делать было нечего, правители согласились. И вовремя. За шумом морским не услышали они другого грохота. То Костяной бог пришел их убить. Увидели его великаны морские и двинулись в бой, а с ними и вожди.

Кости великанов – теперь так называют острова, что протянулись вдоль всего материка. Истребил всех до одного Костяной бог. Где-то там же сгинули Инглунд Опаленный и Д’рашв Суровый, пронзённые костяным копьём.

Отчаялись люди и драконы, когда к воротам кинули шлемы их вождей. Отчаялись, но не сдались! Продолжили держать оборону и совет Ольша Железная и Вальхогг Ледяной. Вместе искали пропитание для народов своих. Драконы магию свою показали людям, чтобы те тоже могли ей пользоваться.

Между тем девочка Марлин росла. Когда исполнился ей пятнадцатый год, на одной из вершин пред ней раскрылись невиданные ранее светоносные врата, из которых появился бог-спаситель, который нарёк себя Ладисом. Он поведал ей, что поможет сладить с Костяным богом, если выдержит она путь тяжёлый и неблизкий. Подарил ей прозрачное око.

– Смотри через него в небо, – сказал он ей перед тем, как скрыться. И она смотрела.

Смотрела каждую ночь и каждый день. И однажды увидела она столб света далеко за горами. Свечение это мог видеть лишь тот, у кого было «Око Ладиса». Марлин знала, что там, куда падает этот свет, находилось спасение мира. Радостная легла она спать.

Утром Марлин пришла к матушке и поведала ей обо всём, что с ней произошло. Вышли они на выступ среди гор, взглянула Ольша Железная сквозь «Око Ладиса» и увидела столб света. Страшно ей стало, не захотела дочь отпускать, сама решила идти. Но то была не ее судьба. Оступилась, пока уходила в пещеры, и сломала ногу. Для Ольши Железной то был знак, что не ей, но дочери её суждено спасти мир.

Договорились с Вальхоггом Ледяным, что один из драконов отнесет Марлин с гор до столба света. Выбрали самого отважного, Горг’ха Скорого, чёрного, как ночь. Сборы были недолгими. Начертали на доспехе дракона символ неуловимости, который люди недавно придумали. Хватало его, правда, ненадолго. Но если Ладис так велик, то защитит. Ночью двинулись в путь.

Вылетели с гор, преодолели вражьи укрепления, что выросли вокруг. Полетели вдоль равнины, да вот беда – символ действовать перестал. Заметил их один из прислужников вражьих и давай трубить в рог. Поднялись драконы Костяного бога и последовали за Марлин с Горг’хом Скорым. Пламя озарило землю с небес и камнем пал смелый дракон в густой лес. Конец.

Конец, да не для Марлин. Спас её дракон ценой жизни своей. Навеки Горг’хома Скорого запомнило племя людей. Но некогда было слёзы лить, ведь враг не дремлет, а ну как прознал бы, что с драконом дева была.

Отправилась Марлин в путь. Долго шла, поглядывая в «Око Ладиса». Через три дня вышла на опушку. Открылись ей поля и холмы, светилом согретые. Не успело наполниться сердце надеждой, как вдруг послышалось лошадиное ржание и стук копыт.

Дюжина погонщиков в костяной броне с черепами на шлемах, верхом на скакунах вели куда-то табун лошадей. Те ерепенились, но меткие щелчки кнутов удерживали строй. Один конь, красивый вороной, вырвался и унесся в сторону леса, туда, где притаилась Марлин. Один из погонщиков отправился за ним.

Конь же укрылся в лесу, а ускакать не успел. Шею сжала крепкая верёвка, а здоровенные ручищи потянули её на себя. Но не сдавался конь, вырывался из последних сил. Так и увёл бы его погонщик, да вмешалась Марлин, метнула камешек душегубу прямо в шлем. Тот отвлекся, забыв веревку отпустить, а вороной-то и рванул его вперед, стащив с седла. Погонщик упал на землю без чувств.

– Беги, ты теперь свободен! – сказала вороному Марлин.

Он же не послушал, лишь фыркнул и посмотрел на серого коня погонщика. Тот смирно стоял, как будто чего-то ждал. Марлин все поняла, подошла к оставшемуся без седока коню и распрягла. Он поклонился и ускакал в лесную чащу.

Вороной же, чуя доброе сердце девы, дал запрячь и оседлать себя. Погонщик же, пока не пришел в себя, был связан верёвкой. Вскоре Марлин уже ехала в сторону столба света.

Конь получил имя Ангерт, друг. Скакал он легко, будто невесомый, как осенний ветерок. Ехали ночами. Так меньше риск быть замеченными и столб света лучше виден.

Много времени прошло, прежде чем они добрались. Слухи ходили среди рабов Костяного бога, что какая-то девица скачет по материку. То деревню на бунт речами своими подымет. То дитя какое спасёт. Да всё рассказывает, что недолго в рабстве людям осталось жить. А жрецы вражие сколько не смотрели на свои вещальные кости, никак увидеть её могли.

И вот он, лес, откуда исходит свет. Из самого его центра. Чем дальше в него заходила Марлин, тем плотнее он становился. Вскоре пришлось отпустить Ангерта, чтобы тот не застрял. Осталась дева одна.

Вышла она к поляне, что в центре леса, и увидела: из земли торчал посох неописуемой красоты. Бирюзовый, покрытый символами магическими, он искрился благостным светом, с навершием в форме глаза с синим камнем посередине.

Взялась за него Марлин и сквозь тело ее прошла великая сила. Глаза засияли бирюзовым и во все стороны разошлась незримая волна. Почувствовали волну все живые существа. Отозвалась она у них радостью, а у Костяного бога, тоже ощутившего ее, гневом великим.

Задрожала земля. Деревья в лесу разорвало в щепки от вылетающих из-под земли костей. Птицы улететь не успели, их кости стали добычей зла. Предстал перед Марлин великий монстр. Но не испугалась она, ведь с посохом чудесным пришло к ней знание, как сражаться с врагом.

Ударила она о землю посохом, и нити бирюзовые во все стороны разошлись, не давая тело ее оставить без костей.

– Не поможет тебе палка эта! – насмехался Костяной бог.

Взмахнул он рукой. И вырвались из земли костяные колья, да рассыпались тут же, не причинив вреда. Марлин направила посох в сторону врага, и освободилась из синего камня сила благостная, окутывая Костяного бога. Ускользнул могучий злодей. Обернулся грудой костей.

Взмыл в небеса костяной поток, купол образуя, заслонив светило вокруг Марлин. Не растерялась она и вокруг себя купол свой создала, светлый. Только сделала это, тут же полетели в неё костяные стрелы. Некоторые отскочили, некоторые в куполе Марлиновом застряли. Одна же вонзилась деве в ногу, на хромоту ее обрекая.

Но и тут Марлин не сдалась. Опять стукнула о землю посохом, свой купол расширяя и костяной разрушая. Взвыло от злости чудище и вновь вихрем обратилося. Увидела Марлин, что леса не осталось, лишь щепки да голая земля. А вокруг уж силы вражьи собирались. Костяной бог же единым потоком ударил туда, где Марлин стояла, опершись на посох.

Успела она из последних сил заклинание выпустить и монстра поразить, да так, что рассыпались кости во все стороны. Но не умер враг, а стал собираться вновь. Отчаялась Марлин. Опала, как лист, на посохе повиснув, но не отпустив его.

В небесах послышался рев. Взглянула Марлин наверх, а там, в вышине, Вальхогг Ледяной летит, а на спине его Ольша Железная. Собрались люди и драконы врагу отпор дать. Навернулись слезы на глаза девичьи, и сердце забилось с новой силой. Взмыла она вверх, да без крыльев. Замерли войска вражии, забоялись.

Вознесла Марлин посох над своей головой, возникли из него волны бирюзовые, кости разбросанные воедино собирая. Когда пойман был Костяной бог и в шар исполинский соединен, опустила резко посох Марлин. Магией своей отправила врага в темницу подземную, откуда Костяному богу вовек не выйти. Печатью магической темницу запечатав, опустилась Марлин на землю.

– Род человеческий! Род Драконий! Свободны вы отныне от Костяного бога! Примиритесь все и давайте новый мир строить! – воззвала Марлин.

И каждый послушал. Все видели, какая власть в посохе её. Сбросили вражьи воины доспехи костяные и сдались на милость Марлин и её армии. Пора пришла возвращаться домой. Обняв матушку и сев на спину Вальхогга Ледяного, все вместе отправились они в горы.

Многое с тех пор поменяла Марлин Спасительница. Люди вышли из горных пещер и разбрелись по материку, основывая свои государства и выбирая себе правителей. Драконы остались жить в горах, в мире с людьми.

Земли, где был заперт в темницу Костяной бог, ничьими стали. Все правители дали клятву не претендовать на эти места. Марлин Спасительница взяла себе титул Мессиарэ, что значило миротворица. Чтобы быть настороже, на землях рядом с тюрьмой Костяного бога она основала государство и назвала его Мессиарством.

Была Марлин правительницей доброй и справедливой. Посох её обладал великой силой. Кто клятву на нём приносил, обязан был её исполнить. Поклялись все вожди человеческие не нападать на Мессиарство. И оно ни на кого не нападало. А нарушивший клятву становился врагом всем. Так скрепила Мессиарэ мир между людскими государствами.

Долго жила Марлин и через многое прошла. Но умерла в спокойствии и почете. В тот день весь мир скорбел. А посох исчез, но не навсегда. Вскоре в столице Мессиарства объявилась новая Мессиарэ и продолжила дело Марлин.

Евгения Егорова

– Бабушка, расскажи про огненного Тайрана!

– Да, расскажи, бабушка!

– Ну, ложитесь, ребятки, поудобнее на подушки, да и подремлите под мой рассказ. Час нынче поздний.

Пожилая женщина довольно улыбнулась и начала неспешный рассказ, который ребятки так любили слушать перед сном. Они закрывали глаза, и перед ними проносились истории давно минувших лет, похожие то ли на сказку, то ли на легенду.

– Была одна деревушка неподалеку. Деревня как деревня, таких много в наших краях, неподалеку – леса непроходимые, горы высокие, реки бурные. Были те времена темные, далекие, их уже не помнит никто, да и никого с тех пор уже и не осталось. Много бед испытывали простые люди тогда от природы – то молния куда попадет, сожжет все посевы, то обвал в горах унесет жизни, то змея укусит смертельным укусом, то другое насекомое. Или ногу кто подломит, попав в яму в джунглях. Хоть и привыкли все и были осторожны, но случались часто такие трагедии.

И вот как-то приехала в деревню одна необычная семья. Откуда они пришли, никто не спрашивал. Жили они особняком, и видом были иные, даже внешность не наша. Кожа светлее, словно солнца не знали, волосы – огненно-рыжие, так и светятся и искрятся будто. Был у них мальчишка, прыткий такой, веселый нравом и общительный. Всю детвору деревенскую вокруг себя собирал, играть ходили в горы.

Один раз пошли ребята, как обычно, играть на свое любимое место. Развеселились, разыгрались, кричали громко, прыгали. Вдруг услышали грохот поверх себя. Смотрят: обвал. И прямо на них огромный камень катится сверху. Прыснули они вниз, от камня. Бегут во весь дух. Оглянулись, камень летит прямо на них, а бежать дальше уже сил нет. Закричали они, глаза закрыли руками… Вспышка яркого света. Тишина. И – ничего.

Открыли они глаза – нет никакого камня. Выдохнули. Все в поту, руки трясутся. Как смерти избежали, сами не поняли. Наверное, камень как-то в другую сторону полетел. Оглянулись они и увидели вдалеке, словно мелькнул чей-то яркий рыжий хвост. Мелькнул и скрылся.

Стали они домой собираться. Довольно с них игр. Хвать – а одного мальчика-то и нет. Пропал он. Был это как раз тот самый рыжий, новичок. Стали они его искать, звать. Никого. Словно его и не было.

Долго еще люди из той деревни собирали отряды для поисков. Так и не нашли. А у мальчиков, кто спасся, на руках остались такие отметины, яркой полосой.

Прошло много лет. Те мальчики выросли, возмужали, сами стали отцами, а потом и дедами. Разрослась та деревня, стала поселком, а потом и малым городом. Населения прибавилось, стали лучше жить. Реже стали с людьми происходить несчастные случаи, в лесу и в горах. Ходили слухи, тайные, что ту деревушку добрый дух охраняет. Огненный тигр. Называли его Тайран. Все несчастья от людей отводил он, появляясь в разное время в разных местах. Кто-то в обрыв упадет – непременно выходил живым. Кто в реку – оставался сухим. И всегда после этих случаев – у тех спасенных людей метка на руке появлялась. Как напоминание об их спасении. Те люди становились словно заговоренные, никакая смерть от случайностей им была не страшна.

– Бабушка, а сейчас есть Тайран? – спросил сонный внучек.

– Спи, спи. Сказка это, – погладила бабушка мальчугана по голове. Легкая ткань бабушкиного халата сползла вниз к локтю, и на запястье у нее мальчишка увидел яркую полосу, похожую на тигриный хвост.

Ирина Владимирова

Заглядывая в глубь веков, он всегда вопрошал к самому себе: как ему, столь молодому и, казалось бы, неопытному, мягкому характером и скромному по амбициям, Вселенский Совет Вечности (ВСВ) доверил руководство?

Этот вопрос возникал перед ним всякий раз перед очередным заседанием Совета.

Даждьбог усмехнулся, вздохнул, сделал несколько упражнений с закрытыми глазами и взглянул на часы – у него ещё оставалось время для того, чтобы о многом подумать, прежде чем предстать перед членами ВСВ (Вселенского Совета Вечности).

Он подошёл к необычным напольным часам. Они были изготовлены древним умельцем из глухой африканской деревни, расположенной на любимой Земле. Основание часов сделано из дорсланского баобаба, который прожил свыше 2000 лет в окрестностях деревушки в стране, которая тогда носила название Намибии. Самому мастеру в момент творчества тоже было немало лет, и он умел ценить время. Поэтому эти часы живут уже многие лета, спокойно и мудро отсчитывая время огромной межгалактической цивилизации.

И всякий раз, глядя на них, Даждьбог фиксирует не только время – ему словно слышится течение самой жизни.

Накануне встречи со своими собратьями по Совету, он всегда вспоминал своих предков.

Он вспоминал седого как лунь прадеда, которого не согнули ни годы, ни беды. Объясняя ему, маленькому несмышлёнышу, значение его древнего имени – Даждьбог Сварожич, дед Сварожич исподволь готовил его к великим делам.

Предки рода Даждьбога вели счет от древних восточнославянских богов солнца и плодородия. Есть на его родной планете такое необыкновенное место, по старинному зовущееся Русью. Вот на тех просторах люди и поклонялись великому Даждьбогу.

Председатель Вселенского Совета Вечности подошёл к портрету, на котором был изображение его предок. Славяне верили, что Даждьбог ездит по небу в чудесной колеснице, запряженной четверкой белых огнегривых коней с золотыми крыльями. А солнечный свет происходит от огненного щита, который Даждьбог возит с собой.

Да… Когда-то Боги были одновременно и воителями, и созидателями. А теперь?

Теперь, когда человечество раздвинув рамки своего мира, вышло далеко за пределы солнечной системы, изучило не только соседние, но и много других галактик, когда разумные цивилизации иных миров по разным причинам согласились на сотрудничество и мирное сосуществование, деятельность Председателя ВСВ, потомка великих богов, сводится к решению местечковых конфликтов, к поиску выхода из топливных или продовольственных кризисов в различных уголках Вселенной, к выборам руководства в той или иной планетарной системе, к чествованию изобретателей и деятелей науки, что постоянно ищут варианты для совершенствования жизни.

Где войны? Где жестокие битвы? Где звонкие победы над жестокими врагами?

Даждьбог ещё раз улыбнулся про себя своим детски-наивным мыслям. Ведь, несмотря на мечты о великих сражениях, он с полной отдачей и ответственностью относился к своим нынешним обязанностям. И, ожидая встречи с добрыми друзьями-соратниками, ожидая обмена мнениями и опытом, весёлыми рассказами и приятными новостями – он был собран, бодр и счастлив.

Только вместе с этим настроением ещё с ночи ему слышалась где-то в глубине, этаким легким покалыванием в районе сердца или в каком-то уголке сознания, странная, неуловимая тревожность. Твердо зная, ещё со времен обучения в школе Высшего Уровня, что к этим интуитивным подсознательным сигналам необходимо прислушиваться и соотносить их с внешними обстоятельствами, именно сейчас Даждьбог никак не мог выяснить, с чем это связано.

Просто небольшой холодок под кожей.

Если бы он мог знать, что это внутреннее чувство, это ощущение – неспроста… Но тогда он ещё только начинал знакомиться с этой своей врождённой способностью, с этим божественным даром.

Он снова прислушался к себе, твёрдо пообещав, как освободится, разобраться с этим ощущением.

Сегодня же заседание будет обыденным: необходимо рассмотреть много вопросов, касающихся ежедневных проблем, продумать и принять массу срочных, и, порой, кардинальных мер для того, чтобы удерживать Вселенную в постоянном равновесии и привычной, удобной для управления, системе. Не до эпического героизма, не до божественных деяний…

Решительной походкой Даждьбог Сварожич, Председатель Вселенского Совета Вечности, вошёл в зал заседаний. Все двенадцать членов ВСВ уже заняли свои места, закрепленные за ними по установленной иерархии.

В дверях, а также по обе стороны от кресла Председателя стояла охрана. Входы в зал охранялись воинами под командованием главнокомандующего сухопутных войск землян генерал-адъютанта Вотана – потомка отважного и мудрого бога Одина.

А самого Председателя доверено охранять гвардии, сформированной из отборных воинов королевской армии древнего Египетского царства, потомков мощного и честного бога Сета.

Пока он шёл к своему месту, раскланиваясь и улыбаясь всем присутствующим, Даждьбог успел подумать, почему всё же охрана главных персон цивилизации доверена земным жителям? Ответ, как всегда, был однозначен: потому что всё, что сейчас объединено в одну систему, создано землянами и сохраняется ими.

Прозвучал гонг, призывающий к тишине и началу работы. Но не успел ещё затихнуть гул возбужденных от встречи голосов, как дверь в зал заседаний, ведущая извне, резко распахнулась, и охрана преградила путь странному существу.

Издав непонятный гортанный звук, это существо, как подкошенное, рухнуло на пол. Все присутствующие вскочили со своих мест.

Раздались голоса: «Врача! Врача!».

Охранники Председателя придвинулись к нему ближе, держа оружие наготове.

Спустя некоторое время, к Даждьбогу направился его дядя по отцу, курирующий топливно-энергетическую отрасль Межзвёздной Развитой Системы. Это был, один из самых близких Председателю людей, носивший высокий титул Главного Советника и являющийся потомком древнейшего божественного рода Ра Амона, ведущего свою родословную от великого бога Солнца. Также Главный Советник был членом Комитета по безопасности.

Даждьбог дал знак охране – пропустить.

Ра Амона сообщил то немногое, что уже удалось выяснить о потерявшем сознание существе: это был посланец с одной из самых отдаленных планет Арктурон-99 из Местной (то есть, ближайшей) группы галактик, в самом начале межзвездного объединения названной Андромеда. До полного слияния галактик ещё далеко, но сотрудничество и взаимопомощь с ними налажены достаточно хорошо. Поэтому все необходимые договора с этой планетой подписаны, и ВСВ обязан оказывать всяческую помощь звёздным братьям.

Когда гонец с другой планеты пришёл в себя, его усадили в кресло для посетителей, подключили к распознавателю языков и переводчику, и Председатель в соответствии с регламентом предоставил слово Ахуру-Мазда. Это был один из самых мудрых и справедливых членов Совета. Издревле его предки создавали законы, по которым существует мир. Считается, что эта династия старше всей Вселенной. А сейчас на них лежит задача разрабатывать новые совершенные законы и системы, контролирующие их соблюдение. Присутствующий на заседании Ахура-Мазда – представитель этого важного Вселенского законодательного института. Именно ему доверено было начать разговор.

Прозвучал первый вопрос гонцу:

– Что заставило представителя планеты Арктурон-99 (РА99-N2b по данным военных) проделать столь долгий и сложный путь?

В тишине зазвучал голос из транслятора-переводчика:

– Наша планета взята в кольцо неизвестным звездным флотом. Волею судеб, находясь на рубежах МРС (Межзвездной Развитой Системы), мы являемся защитниками её границ. И сейчас мы окружены значительно превосходящими силами неизвестного противника. С какой целью и какими силами подступил к нам чужой флот, мы выяснить не успели – я решил поскорее предупредить ВСВ, чтобы принимать взвешенные совместные решения. Наш мир нужно сохранить. Но одним нам не справиться. Пробиваясь к вам с донесением, я потерял все корабли своей звездной эскадрильи – они захвачены в плен неизвестной армадой. На единственном, командном, корабле мне удалось добраться до Совета. Мы просим помощи. Под угрозой – наш мир.

Арктуронец замолчал, тяжело дыша.

В зале повисла звенящая тишина.

Тогда Даждьбог встал, что ему полагалось делать только в исключительных случаях, и своим поставленным голосом талантливого оратора чётко произнёс:

– На основании нашего законодательства, в условиях военной угрозы, я принимаю на себя обязанности Главнокомандующего. В связи с этим – он сделал знак секретарю оформлять его речь в форме приказа – мои распоряжения будут следующими:

Первое

Министру обороны Баал Финикийскому отдать приказ вооруженным силам о полной мобилизации всех Межзвездных флотилий.

Держать флот в полной боевой готовности.

Второе

Дипломатическому корпусу под управлением Великой Иштар подготовить договорные документы, и, связавшись с научно-исследовательским департаментом уточнить, откуда пожаловали пришельцы, собрать как можно больше достоверных сведений о них.

Третье

Авангарду межзвездного флота отправляться в разведывательную экспедицию. На главном, флагманском, корабле этой миссии старшим на борту буду я сам.

Такие события мы не должны, не имеем права оставлять без должного внимания и должного ответа.

Четвёртое

Безусловно, приложить все усилия, чтобы попытаться всё уладить мирным путём. Но, если из этих попыток ничего не получится, мы сумеем защитить и отстоять свой мир.

Каждый из членов ВСВ в знак согласия поднял руку.

Слово попросила Аматэрасу – одна из самых старших членов Совета, потомок рода Идзанаги, прародителей всех солнечных богов. Это она учит всех обитателей МРС воспроизводить пищу, развивать производства, науки, медицину.

Мудрая женщина спросила Даждьбога:

– Неужели существует столь непреложная необходимость – лететь тебе самому? У нас на службе есть великие и многоопытные военные.

На что Даждьбог спокойно ответил ей:

– Несколько дней и ночей я испытываю внутреннее беспокойство. Это может означать только одно: настал мой час защищать наш мир. В этом – моё предназначение. В этом – моя миссия. Для этого я рождён. И только после решения этой задачи я буду достоин своего рода и всех жителей нашей системы. Мы столько создали на сегодняшний момент! Мы достигли невиданного уровня развития цивилизованных обществ. Мы не имеем права позволить разрушить все это, возможно, далеким от благоразумия и миролюбия существам. Мы должны разобраться и предпринять всё от нас зависящее, чтобы сохранить мир и продолжить созидательную деятельность во всей нашей системе и за ее пределами.

Сделав небольшую паузу, он продолжил:

– Зевс, Тор и Молох назначаются командующими отдельных флотов. По старшинству они должны быть готовы при необходимости заменить меня на посту главнокомандующего. Исполняющим обязанности Председателя Совета на время моего отсутствия назначаю молодого Осириса Мудрого ибо в случае чего – тут Даждьбог споткнулся в речи и сделал вид, что закашлялся – именно под началом Осириса вам придётся возрождать разрушенное. Вылет разведывательной эскадрильи назначаю на восемь утра. Сейчас всем отдыхать. Как только гонец-арктуронец будет накормлен и осмотрен доктором, проводить его в мои покои, я хочу еще раз побеседовать с ним.

Все недолгое время полета к планете Арктурон-99 Даждьбог размышлял над целями налетчиков.

«Если им не хватает ресурсов, мы сможем договориться с ними. Мы предоставим им возможность доступа к нашим технологиям, возможность обучения и развития, подскажем, как использовать имеющиеся на их планете ресурсы, будем развивать взаимовыгодное сотрудничество. Многие планеты пришли к такому взаимопониманию и успешно созидают и развивают свои общества.

Если они настроены на завоевание наших планет силой, мы покажем, что у них ничего не получится – мы сильнее в военно-техническом плане, умнее и многочисленнее в ресурсе живых существ.

Если они отчаялись перед гибелью своей планеты, мы предложим им защиту и помощь.

Главное – найти общий язык.

Да наставит меня мудрость моего рода! Да поможет мне данный всесильными Богами дар!»

Когда капитан флагмана пригласил Даждьбога в рубку управления и показал планету Арктурон-99, окруженную незнакомыми кораблями, ему показалось, что здесь что-то не так: настолько малое количество звездолётов находилось в зоне видимости.

Само собой напрашивался вывод, что основная масса чужого флота спрятана где-нибудь неподалеку.

Ни на йоту не сомневаясь в мощи и умении своих бойцов и командиров, Даждьбог был уверен, что его флот, своим мгновенным, неожиданным появлением, благодаря гиперскачку через пространство, деморализует и разобьёт пришельцев одним ударом. Но ему не хотелось проливать кровь, не выяснив в чём причина нападения.

И сейчас Даждьбог приказал подготовить к спуску с флагмана разведки его командирскую шлюпку.

Взяв с собой только несколько офицеров охраны, своего верного и сильного заместителя на военном посту – Тора Громовержца, и, робота-переводчика, Главнокомандующий, выбросив над маленьким звездолетом знак миролюбия и приглашения к переговорам, двинулся в направлении эскадры, выстроенной вокруг Арктурона-99 в странном, незнакомом для военной науки, порядке. На короткое мгновение ему показалось, что весь окружающий мир окутала глубокая тишина. И вдруг повсюду засверкали яркие вспышки.

Рядом с прозрачной стенкой шлюпки пролетали странные ракеты, от которых его пилоту даже не требовалось уворачиваться – они словно пытались что-то сказать, словно аккуратно предупреждали, предотвращая дальнейшее движение.

Страшно становилось Даждьбогу и волнительно. Не за себя… За тех, кто доверил ему такую высокую ответственность – за весь созданный огромный мир. Тогда он надел скафандр, предназначенный для выхода в открытое космическое пространство, отдал все необходимые распоряжения и шагнул в переходной шлюз.

Видимо, кто-то из командования незнакомцев обладал достаточными знаниями, выдержкой и умением принимать экстренные решения: когда они увидели выходящего из шлюпки человека, залпы прекратились, но зато чужие корабли изменили дислокацию – они плотнее сдвинули ряды около одинокой командирской шлюпки.

Даждьбог двигался маленькой светящийся и приветливо мигающей точкой в сторону неизвестности..

Он знал, что его может ожидать смерть. Он всё поставил на эту карту – ему ничего не оставалось, кроме как выиграть этот первый в его жизни и наиважнейший поединок: за его спиной сейчас находилась не только армия, но целый огромный счастливый мир, миллионы людей. Миллионы тех, кто сейчас спокойно занимается своими делами, спешит на работу или учёбу, бежит на свидание к любимому, играет с детьми, наслаждается творчеством, отдаёт все свои силы и таланты во имя совершенствования прекрасного мира.

И все в одночасье может исчезнуть?

Нет! Не бывать этому! У этого мира есть он – Даждьбог, потомок великих Богов-победителей!

А у него есть одна попытка!

Тут ему на ум пришло имя Пересвета – былинного богатыря, чья победа в древней битве вдохновила огромное войско, увенчав его победою громкой. И, шепча это прекрасное героическое имя, столь созвучное с именем Солнца, Даждьбог, словно усиленный мощью предков, бесстрашно двигался навстречу чужой армаде.

На подлёте, понимая, что приближается момент истины, он вдруг поймал себя на том, что вслух обращается к богам:

– Помогите мне из вековой дали, о, Великие Боги! Мы стали умными, возомнили себя всесильными, мы научились преодолевать пространство и время, но мы – все те же, из плоти и крови, и все собратья наши по разуму во всей вселенной, такие же… И мы, также как вы когда-то, хотим сохранить мир в его истинной красоте и доброте, с тем, чтобы завещать и передать его потомкам, как вы когда-то… Я прошу вразумить космических незнакомцев, взывая к их благоразумию и стремлению жить… Я прошу дать мне вдохновения и убедительности в речах, смелости и решительности в деяниях…

«Боги! Уповаю на вашу помощь!» – так он шептал и… летел.

Летел, словно славный богатырь, за плечами которого выстроилось войско в ожидании сечи.

Летел, словно сидя в седле вороного легконогого коня своего предка.

Летел, твердо и непреклонно убежденный в своей правоте и победе.

И, о, чудо! От самого большого, по всей видимости, командного, корабля предполагаемого неприятеля отделяется маленькая светящаяся точка – и устремляется к нему навстречу.

Сближение. Включается внутренняя подсветка скафандра. И что это?

Через смотровое стекло гермошлема Даждьбог видит абсолютно нормальное, привычное, человеческое лицо. Он включает внешнее переговорное устройство.

Пришелец произносит приветствие на древнем языке землян, который характерен для домежзвездной эпохи. И как же в этот момент Даждьбог возблагодарил своего прадеда за то, что тот требовательно и безоговорочно заставлял его учить древние языки: он понимал человека, находящегося напротив.

– Кто вы, откуда и какова цель вашего прибытия? – задал он свой первый вопрос незнакомцу.

Космический визави Главнокомандующего межзвездным флотом, не отвечая, и, улыбаясь во всю ширь смотрового стекла, задает встречный вопрос:

– Вы – земляне? Вы понимаете меня? Вы знаете что-то из истории освоения космоса?

И, словно появившийся из далекого прошлого, землянин заторопился со своим рассказом:

– Мы – потомки одной из первых экспедиций, отправленных с Земли на поиск экзопланет.

Мы нашли и поселились на планете, которую называем Вита-Терра («Земля Жизни» – мысленно перевёл для себя Даждьбог). Наша планета находится, – тут незнакомец запнулся, и печальная тень пробежала по его усталому лицу – находилась… в системе звезды Арктур-Нова в галактике Большое Магелланово Облако.

Наш полет был в одну сторону – мы знали об этом и сознательно шли на это. Нам нужно было сохранить человеческую расу, ибо тогда существовала угроза гибели Земли.

Прогнозы учёных того времени удивительным образом оказались весьма точными: нам удалось добраться до планеты, и она, действительно, была пригодна для жизни. Колония переселенцев составляла всего две тысячи человек. За время пути полностью сменилось поколение смельчаков. Старейшины сумели обучить молодёжь и передать им все накопленные к тому времени земные знания и достижения.

На новой планете мы нашли всё необходимое для жизни.

За годы, что мы обживали Терра-Вита, население её выросло до двух с половиной миллионов человек. Мы строили города, создавали сады и развивали все известные нам виды науки и творчества.

Он замолчал и нахмурился, вспомнив о чём-то не совсем приятном.

Даждьбог, предваряя продолжение разговора, сказал:

– А не продолжить ли нашу беседу в более удобных и цивилизованных условиях? Я приглашаю тебя, дорогой друг, в свою командирскую шлюпку. Распорядись, чтобы подчиненные ожидали твоих дальнейших указаний. А мы попробуем обсудить все, как можно быстрее, и сформировать решение, которое устроит всех.

Он увидел за стеклом гермошлема, как расплылось в улыбке лицо землянина, как он переключился на связь со своими кораблями. Армада пришельцев тут же отодвинулась и перестроилась в походный порядок, освободив путь шлюпке Даждьбога.

Он жестом пригласил нового знакомца следовать за ним, и скоро они уже расположились в его командирском отсеке.

Гость продолжил рассказ:

– На Терра-Вита нас все устраивало: природа, климат, ресурсы. Мы жили в радости и мире: строили города, мечтали об освоении космоса, о новых открытиях, о приобретении новых космических друзей.

Но всему этому не суждено было сбыться.

Нам в экстренном порядке пришлось думать о спасении.

– Что произошло? – перебил его Даждьбог в нетерпеливом волнении.

– Наши ученые вычислили траекторию полета огромного космического тела – оно со страшной скоростью мчалось прямо на нашу планету. И движение это оказалась таковым, что столкновения было не избежать.

Мы стали срочно готовить эвакуацию – строить достаточное количество кораблей, собирать все, что сможет нам пригодиться на другой планете, которую мы изберем новым домом.

Мы эвакуировали всех, до последнего человека, хотя среди взрослого населения звучало, что не страшно, если мы потеряем их, пожилых людей, которые уже не столь активно влияют на существование общества. Но мы эти упаднические мысли пресекли. И успели!!!

Отлетев на безопасное расстояние, мы наблюдали гибель нашей Терра-Вита.

А потом направили свой флот по новому пути, рассчитанному учеными.

Когда мы увидели эту планету, радости нашей не было предела – ведь исследовательские аппараты доставили сведения о ней, как о планете абсолютно схожей с нашей погибшей Терра-Вита. Приборы подтвердили её полную пригодность для существования человека.

Но видимые вами корабли – это, конечно же, не весь наш флот, это разведка. В случае неудачи мои соплеменники продолжали бы поиски, а мы, по мере своих скромных военных возможностей, обеспечивали бы их безопасность.

Мы не успели выйти на связь с обитателями этой планеты – они, очевидно напуганные неожиданным вторжением в их видимое пространство, выслали несколько кораблей… Во избежание военного столкновения нам пришлось применить предупредительные меры: мы аккуратно арестовали все корабли, кроме одного, который, видимо, и добрался до вас.

Конечно, мы бы добились взаимопонимания, мы мирные жители – потомки земной расы. Для всех нас радостно узнать, что наша родная Земля жива и процветает, что именно земляне достигли такого развития и мощи. Что именно землян нам довелось повстречать первыми в огромной межзвездной цивилизации. Это ли не везение, друг? – закончил гость свою речь радостным вопросом.

В этот момент приоткрылась дверь, и офицер-помощник жестом показал, что предлагает собеседникам выпить чаю.

Пока сервировался небольшой стол с угощением для гостя, Даждьбог сообразил, что от растерянности и возбуждения в создавшейся ситуации, он забыл познакомиться.

Гость назвал своё имя:

– Светослав.

У Даждьбога стало светло и спокойно на душе – ведь от этого имени веяло древним могуществом землян, оно также перекликалось с именем солнечного света.

Когда он назвал себя, пришел черед удивляться гостю.

Тогда Даждьбог поведал ему следующее:

– Мы ушли далеко вперед по пути технического прогресса, мы освоили огромные расстояния, мы подчинили время, наша цивилизация имеет огромные размеры и устроена самым лучшим образом, у нас нет конфликтов и войн, мы живем по принципам взаимопомощи и развития. Но нам также удалось возродить родословную связь с Богами – прародителями человечества, и, наряду с величайшими достижениями науки мы аккуратно и мудро пользуемся божественными силами и дарами. Я – потомок одного из великих божественных родов, поэтому и ношу это древнее знаменитое имя.

Даждьбог, понимая, что разговоров хватит на много часов и дней, предложил после чаепития, вернуться на свои корабли, доложить своим соплеменникам о результатах и назначить на завтра с утра большое совещание с использованием средств связи для привлечения всех необходимых специалистов, чтобы определиться, как действовать дальше.

Он видел, каким счастливым стал Светослав – ведь он достиг поставленной цели: он спас свой народ.

И сам Главнокомандующий МРС (Межзвездной Развитой Системы) чувствовал себя на вершине блаженства.

Они попрощались, назначив встречу на утро.

Шлюпка доставила Даждьбога на флагман. Но он ещё долго ходил по своей каюте, не имея сил успокоиться. То вспоминалась ему первая улыбка прилетевшего из небытия землянина…, человека, спасшего своё племя от невиданной космической катастрофы… То отчётливо слышалось ему, громкоголосое «Ура!» Вселенского Совета Вечности – его друзья не могли сдержать радостных эмоций…

И вдруг он остановился, словно споткнувшись: а где же его великий подвиг? Где его великая миссия защитника и спасителя? Он же ничего не совершил?

Но тут же его врожденная мудрость дала ему ответ: не всегда Пересвету нужно вступать в смертельную схватку со страшным Челубеем, не всегда победа бывает в бою – иногда победителем будет тот, кто просто пришёл на помощь, протянул руку дружбы, встретил и спас того, кто нуждался.

И, уже проваливаясь в глубокий и сладкий сон впервые за долгое время полёта, Даждьбог прошептал слова бесконечной благодарности древним Богам – он был уверен: без божественного вмешательства нынче не обошлось.

Так ведь на то они и Боги.

Чем им еще заниматься, кроме спасения человечества?..

Джиллиан Андерсон

Говорят, что в древние времена жило много героев. Куда же делись они сейчас?

– Измельчали герои, измельчали, – печально твердила вдова богатыря, глядя на своих семерых сыновей.

Ни один из них не хотел сам становиться подобен своему героическому отцу.

Особенно самый старший из всех, гладя мать по седой голове, глядя в ее теплые глаза, повторял, что нет в этом мире ни единого повода подвиги совершать.

– И это, матушка моя, хорошо. Я бы даже сказал, что это прекрасно. Ведь подвиги совершаются на войне, а война – это жестокость, грязь и кровь невинных. Горе это, а не добро…

Матушка лишь печально качала головой.

– Измельчали вы, дети мои! Ну да ничего. И на ваш век выпадет испытание, которое в память об отце вам придется пройти.

Только дети ее продолжали твердить слова, что ранили ее любящую душу: «Я не хочу!»

Лишь только младший сын, Иван, не произносил этих слов никогда. О чем бы ни попросила его матушка, он просто делал то, о чем она просила. Молча исполнял он волю ее, со всем сыновьим почтением.

И матушка знала, кто из семерых всегда исполнит, беспрекословно, все, о чем бы она ни попросила.

Вот только горячею любовью к сыну Ванечке вдова богатыря вовсе не пылала.

В «Я не хочу!» сынов своих слышала вдова силу и мощь покойного мужа, а в отношении к ней Ванечки чудилась ей слабость.

Давно те края, где жила вдова с сыновьями, не видали ни голода, ни войн, ни лишений, не смотря на то, что много вокруг образовалось новых государств.

Не по душе всё это было вдове богатыря. Помнила она другие времена. Времена величия одного большого, мощного, непобедимого никем государства, чье падение в небытие до сих пор являлось для вдовы особой болью, кровоточащей раной.

Чувствовала вдова, что недолго продлится хрупкий мир, что грядет большая война, жестокая, кровопролитная, беспощадная.

И хотелось ей, мечталось и грезилось, чтобы войско ратное возглавил один из ее сыновей.

Но когда сбылось пророчество вдовы, и схлестнулись в битве два народа, а остальные примыкали к одной из сторон конфликта, призвала она к себе сынов своих семерых и спросила, кто из них готов почтить память героического отца своего, богатыря Ильи Муромца.

На вопрос ее шестеро старших, как водится, ответили, «Я не хочу!» И лишь младший, Ванечка, тихо сказал на это:

– Благослови меня, матушка!

На что вдова ответила:

– Я ваша мать и вы станете меня почитать! Я дала вам жизнь и сейчас прошу исполнить свой долг. Видите, как почтительно относится Иван к моей материнской воле.

Так вот, он будет моим благословением осинен, а коли не пойдете с ним, откажетесь за родную землю свою сразиться с теми, кто на своих же соседей с мечом пошел, прокляну!

Делать было нечего, пришлось шестерым старшим братьям последовать за младшим.

Но за свое «Я не хочу» не получили они от матери благословения.

Младшему же, Ванечке, кроме лат да булаты отцовской досталось и благословение материнское, и три дара.

Дала вдова богатыря сыну в дорогу тряпицу, кубок и хлеба кусок.

– Тряпицу к любой ране, полученной в бою, приложишь, излечишься. И других лечить будет, кого твоя рука и воля спасти пожелают. В кубке всегда будет вода. А хлеб не иссякнет в твоих руках и войско твое не узнает голода.

Возвращайся ко мне с честью, сын мой! И прости за то, что за силой твоей любви ко мне видела слабость. Отец твой имел норов крутой, а ты кроток, сын мой. Прости, что за кротостью силы духа твоего не замечала.

Благословляю тебя на подвиги и на победу. Что верно, что нет, в пути и в бою сердце тебе укажет. Слушай его и не ошибешься.

И помни, ты сердце моё, душа моя, вся жизнь моя. Что бы ни ждало тебя впереди, вернись домой, чести своей не поправ. Я стану ждать тебя.

Остальным сынам лишь кивнула вдова.

И ушли они, ведомые Ванечкой, туда, где кровь уже рекой лилась, и стоны слышала мать-земля, и плакал горькими слезами дождь, смывая с лица земли следы человеческой жестокости.

Три дня и три ночи шли братья за Ваней к полю боя, устали, замерзли, роптать начали.

Но брат их младший продолжал идти, и они шли за ним, поражаясь силе духа его и выносливости, о которой ранее не подозревали.

А на исходе третьего дня встретился братьям на пути старец с седой бородой, в рваных лохмотьях, грязный, худой, больной.

Протянул он руки к сынам богатыря и попросил дать ему поесть и попить.

Братья Ванечки хотели было прогнать нищего, а Иван запретил им.

– Что творите вы? Смотрите. Он нищ, гол и бос и просит вас о безделице, ведь еды и воды у нас в избытке.

Протянул старцу кубок и попил тот. Отдал хлеб и поел тот. Поблагодарил Ваню нищий, и внезапно пропал из глаз, будто не было.

А хлеб и кубок остались. Только стало казаться братьям, что хлеб стал горек, и перестали есть. А вода в кубке стала мутной, и перестали пить.

Лишь для Ивана не изменилось ничего. Все также ел, пил и шел вперед.

А силы начали покидать братьев его.

И все же все семеро до ратного поля боя дошли.

Открылась им невидаль. Два войска схлестнулись в жестоком бою, а над людьми парили в небесах стервятники, ждущие возможности полакомиться плотью павших. Но не только они. Страшные механические драконы летали, поливающие людей смертоносным огнем. И казалось, будто боги покинули те места, а покидая их, прокляли людей за их глупость и недальновидность.

Братья Ивана ринулись в бой, не разбирая, где свой, где чужой, лишь брат их младший смотрел на кровопролитный бой и плакал.

И среди огня, боли, крови и людей, которые бежали, а потом падали, становясь добычей стервятников, услыхал Иван детский плач.

Присмотрелся Ванечка, видит, у одного из павших под боком малыш сидел, лет пяти, рыдал, звал папу, за руку его тянул.

– Папка, вставай! Папка, мне страшно!

Подбежал Ванечка, видит, у отца мальчика вся грудь в крови. Достал тряпицу, приложил к ране.

А тут рядом оказался старший брат.

– Ты на кого тряпицу тратишь? Не видишь что-ли, это враг?

Не смей жизнь ему спасать!

На что Иван спокойно взглянул в глаза Ильи и ответил:

– Кто ты, брат мой, чтоб за меня решать? Разве наша с тобой мать волей своей эту вещь вложила в твои руки? Отец ли ты мне или совесть моя? Не видишь малыша, который зовет отца? Не разумеешь, как это страшно, остаться в мире малому совсем одному? Не перестанет тряпица исполнять волю мою оттого, что я ему помогу. Не мешай мне, Илья. Не решай за меня!

Впервые Иван давал отпор брату своему старшему. И отступил, присмирел Илья.

Остальные же братья вовсе не смели более перечить младшему.

Никому Иван не жалел еды, не жалел воды и спасения. Быстро одни признали в нем своего, а другие, наоборот, убить его пытались.

Так и стало ясно Ивану, где свой, где чужой.

Три года длилась война, и плакал Иван от того, что не всех он волей своей спасти мог, ибо тряпица у него в руках была лишь одна…

Но вел он людей за собой, и шли они за ним добровольно, ибо знали, он их не покинет в бою, не сбежит, ценою их жизни свою не станет спасать.

А вот братья его часто трусили, прятались, но всякий раз Иван прощал их.

И казалось, не было той войне конца-края.

Долго думал Иван, пока вперед за собой людей вел, как завершить ту битву, как победить.

И как-то во сне явился к нему старец тот, которому еды и воды не пожалел Иван однажды.

– Здравствуй, Иван. Сослужу тебе службу за то, что спас меня. Укажу на того, чья злая воля за войной этой стоит. Победишь его, и воцарится мир. Но запомни, какова цена у твоей победы. Брат твой Алексей встанет на сторону врага. Чтобы добраться до него и убить, придется тебе сначала брата сразить.

Проснулся Ваня в слезах, призвал братьев. Смотрит, правда все на месте, только Алеши нет.

Тогда приказал он братьям ждать его возвращения, и один отправился туда, где жил правитель, чья воля привела к войне.

Много жизней Ивану пришлось своей рукой прервать, чтобы дойти до дворца злодея, и сердце его доброе от того кровило, но делать было нечего, войне нужно было положить конец.

Когда же дошел Иван, навстречу ему вышел брат.

– Приветствую тебя, Алексей!

– А я тебя не приветствую, – грубо ответил Ивану брат. – Не пропущу тебя дальше, отступись. А убьешь меня, как матери сможешь нашей смотреть в глаза???

Посмотрел Иван брату в глаза и не узнал Алешу. Злыми и жестокими стали родные черты.

– Что стало с тобой, Алеша?

И тут за спиной у Алексея послышался грохот.

Из ворот дворца выехала колесница, и рассмотрел Иван врага своего.

– Убей его! Тогда один на один с тобой сражаться стану, – услыхал Иван слова правителя.

– За какие грехи хочешь из меня братоубийцу сделать? – спросил Иван. – Не знаю, чем ты опоил брата моего, как подавил волю его, но биться с братом я не стану на потеху тебе.

– Не станешь? Тогда он сам убьет тебя!

Убей! – зашипел враг Алексею и тот вынул из ножен меч и ринулся на младшего брата.

Встал Иван, закрыл глаза, готовый принять свою судьбу, да вот только услыхал за спиной крики братьев своих, и навстречу Алексею ринулся Илья. Ударил в грудь пращуром и поверг брата…

Засмеялся враг, оскалил гнилые зубы, и стало казаться, что наступила темная ночь.

Ваня открыл глаза, бросился к упавшему брату, прижал тряпицу к раненой груди и зашептал:

– Тряпица, исцели тело, материнская любовь согрей душу. Съешь хлеба, что наша мать пекла. Попей чистой, ключевой воды, что течет в родной земле. Скинь морок, очисти разум свой. Алексей, приди в себя!

Когда же открылись синие глаза, понял Иван, что брат его вернулся.

– Прости меня, Ванечка, сам не знаю, что на меня нашло.

А в это время Илья с братьями теснили врага, да никак победить его впятером не могли.

Встали Алексей и Иван с земли, подняли мечи и к битве присоединились.

Почувствовал враг скорый конец и взмолился:

– Пощадите меня, сыны богатыря! Я тогда своей волей остановлю кровопролитие. Слово даю, что больше войной на соседа своего не пойду. Ни на кого не пойду. Пощадите!

Но никто не поверил ему, кроме Ванечки.

И тут из дворца выбежала маленькая девочка и стала кричать:

– Папа, папочка, пойдем домой!

Тогда Иван отдал братьям прямой приказ оставить врага в покое.

– Живи, да не забудь слово, тобою данное. Останови войну. И помни, не я тебе жизнь дарю, а дочь твоя попросила за тебя. Нарушишь слово данное, и тот, кто слышал и принял его, отнимет ее у тебя. Помни об этом и не забудь.

Подхватил враг дочь на руки, прижал к себе, кивнул Ванечке.

– Покуда я люблю свое дитя, не бывать больше войне по моей вине.

Медленно возвращались сыновья вдовы богатыря домой, а дома их мать ждала.

Хлебом, солью встречала их. И больше никогда не слыхала от них слов, так глубоко ранивших. И братья больше никогда меж собой не враждовали.

Пока жив был Иван, война не омрачала те края. Ведь лишь о ней он говорил, «Я не хочу, чтобы была война!»

Светлана

Шарифуллина

– И кто ж вас, девоньки, научил по понедельникам бельё стирать? -Пристально вглядывалась в растерянных Зою и Олю старушка, подвязывая узловатыми пальцами свой шерстяной платок на голове.

– Да вот, в фольклорную экспедицию к вам, бабушка, только приехали, уж успели и в саже вымазаться! Да белье постельное постирать бы надо: кто там спал на нём, на этом белье, – пыталась объясниться Зоя.-А при чем здесь понедельник? Что не так?

Девчонки-филологи из Ленинградского университета прибыли в Архангельскую область, в посёлок Пинегу на диалектологическую практику: студенты планировали собирать фольклор у местных жителей, записывая его в свои дневники, а потом оформлять в карточки для каталога.

На дворе стоял 1962 год. В пользование десяти студентам отдали первый этаж детского сада: из удобств в наличии холодная вода из крана, печь с дровами, да туалет. Девчонки оказались все городские, на печь смотрели как на сказочный инвентарь, вода холодная обжигала тонкие пальчики, туалет пугал чёрной дырой и неприятным запахом.

Завхоз сразу предупредил, что для стирки можно ходить на реку, на мостки. Посуду можно было мыть в тазу, предварительно смешав её с кипятком из электрического чайника.

Девчонкам не хотелось возиться с нагревателем: лето на дворе, вода в реке их вполне устроит, -решили они и пошли на первую в своей жизни деревенскую стирку.

– По понедельникам у нас вдовы стирают. И никто более. Не ваш сегодня день, милые! Пусть и не будет вашим никогда.

– Как вдовы? А почему? Ишь ты, даже день у них особенный есть! -удивлялись студентки. А старушке всё развлечение с молодыми поговорить, истории диковинные порассказывать, чтоб молодые слушали увлечённо, да на ус наматывали.

– В понедельник издревле бабы простые стирать не могли. День заговоренный, особенный. Вода в этот день делается в Двине теплая, чтобы вдовы руки не морозили-хватает им морозу-то в душе. И стала Вера Игнатьевна-так представилась старушка студенткам-историю своего посвящения в тайны поморов рассказывать.

Девчонки поставили тазы с бельём на землю, приготовились слушать.

– Давно это было, девоньки. Рыбачили поморы, северный народ, живущий вдоль берегов Белого моря, привычно ожидая большой улов. Богата рыбой была Двинская губа, кормила исправно она народ, позволяя собирать ярусом тонны трески да пикши.

Ярусы мастерили моряки сами. На длинный шпагат навязывали бечеву достаточно часто, через ровные расстояния, а на каждую бичеву цепляли крючки с наживкой. Опускали моряки ярус на дно реки или моря, ждали время, а потом собирали свой ярус и снимали с крючков разного богатства урожай.

Мужики радовались улову: столько долгих недель ждали они нереста, что сбор рыбы казался им дарами богов.

Боялись мужики разгневать Онаду – богиню Белого моря – выпускали они часть улова обратно, считая это справедливой рыбацкой десятиной. Но однажды взяли они с собой в ряды-так называли вытаскивающих ярус моряков-двух новичков, и не знали юные рыбаки обычая делиться с Онадой.

Ярус долго тянули, глубоко на дно он залёг, да не к месту бревно-плавун, отошедшее от сплава, вмешалось в сети…

– Отправились молодые ярус освобождать, да утопли.-Замолчала Вера Игнатьевна и задумчиво посмотрела на воду.-Искали рыбаков их товарищи сутки многие, но не могли найти. Каждую ночь на берег приходили две сестры – были они женами пропавших рыбаков. Рыдали девки белугами, звали своих мужей, хотели за ними в пучину ледяной воды зайти.

Входили девы в воду, а вода теплая становилась, да выталкивала их назад. Они в воду-та их на берег. Испугались жены, побежали в деревню, рассказали своим. Пришли к воде деревенские, и стали в воду соль бросать-поверье поморов, извинение и покаяние у Онады…

С тех пор только в один день на неделе вода становилась теплой. И кто бы другой не пытался в неё входить или белье полоскать, того она обжигала холодом даже в жаркий день. Поняли поморы это правило и перестали они в этот день недели к воде подходить:

Только вдовы-рыбачки воду Онады могли тешить. Стирали и купались вдовы в понедельник, не боясь быть увиденными людьми или забранными в пучину морской владычицей.

– Вот такая история, милые. Не ваша вода сегодня. Вон, Миланья и Тамара с тазами спускаются-их время, вдовье. Пойдемте, не смущайте рыбачек.

Девчонки быстро засобирались, поблагодарили рассказчицу, пошли все вместе в сторону деревни, сожалея о том, что прежде, чем быт начинать вести, не узнали местных традиций и поверий. Вера Игнатьевна стала первой рассказчицей, кого расспрашивали студентки о жизни поморов, их приметах и обычаях.

Долго разговаривали в первую же ночь студенты меж собой, обсуждали диковинное – рады были, что не книжки, а живая история говорила с ними, учила житейской мудрости, наставляла.

Ирина Владимирова

«Нет героев от рождения —

они рождаются в боях»

Твардовский А.

Довольно часто, особенно в детстве, особенно после прочтения, взахлеб, очередной захватывающей истории, я задавала себе вопрос: а может ли обычный, совсем обычный, ничем не примечательный, человек стать героем?

Какие обстоятельства, какие силы могут пробудить в человеке героизм, храбрость, мужество, самопожертвование?

И почти всегда, покопавшись в памяти, я находила героев рядом с собой.

Вот и в этот раз моим героем стал человек, которого я хорошо знаю, который, после совершенного им подвига, прожил обычную жизнь.

Он был живым, веселым, слегка бесшабашным юношей. Как все.

Накануне войны закончил десятилетку. Учился легко и хорошо. Башка соображала нормально. Искал работу. Строил планы. В ходе репрессий потерял старших братьев и зятьёв.

Боялся. Как все.

Хотел счастья. Как все.

К началу Великой войны он вошел в призывной возраст.

И с первого дня – на фронт.

Эшелон их разбомбили сразу же.

Жара. Июль. Ленинградские болота. В этих редких чахлых лесочках находилось большое количество солдат и офицеров, пробивающихся к своим. И повсюду был враг, нагло, в открытую шагающий по нашей, по его, земле.

Наконец, пункт переформирования.

Бесконечное людское море.

Бреют, стригут, обрабатывают дустом, переобмундировывают в чистую форму.

И – выстроив в шеренгу, вызывают по одному, выясняя звание, род войск, образование, войсковое подразделение, чтобы отправить снова туда, на передовую.

Рядом с ним в строю оказался взрослый солдат, видимо, уже из добровольцев.

Вдруг он спрашивает, эдак, незаметно, не разжимая губ:

– У тебя, пацан, сколько классов?

Удивившись, но, не показывая виду, также тихо, он ответил:

– Десятилетка.

– А по математике что было?

– Оч-хор.

– Не вздумай сказать, что пехота, ляжешь в первом же бою, мы сейчас не люди, мы пушечное мясо.

Пауза…

И – он не успел ни услышать того, что выкрикнул офицер у стола, ни сообразить, что произошло – оказался вытолкнут из шеренги. Потом стало ясно – навстречу спасительной судьбе.

Так он попал в артиллерию. И тут же – на краткосрочные командирские курсы. Армия остро нуждалась в грамотном младшем офицерском составе.

И всю жизнь он считал того невзрачного, но мудрого солдата, своим первым ангелом хранителем на фронте, выбравшим ему дорогу к победе.

Долгие годы войны – у каждого они свои. И о каждом участнике военных действий – всех битв, всех сражений – можно писать отдельно.

Ведь жизнь сама по себе длинная повесть, или захватывающий роман, или торжественная ода, или короткий, как выстрел, стих.

Он шагал по этим дорогам, где один день был похож на другой… Шагал не раздумывая, четко исполняя приказы.

Иногда даже бывало весело, например, когда к другу из далёкого далека приехала девушка, и они сыграли фронтовую свадьбу.

Иногда бывало очень, непередаваемо страшно, когда, например, его батарея выполняла приказ создать отвлекающий от основного наступления манёвр, и их оставили наедине с превосходящим противником, без связи, без боеприпасов, с надеждой только на себя, на свои силы, на свою волю, смекалку и жажду жить.

Выжили.

Вывела их кривая… Не подвела и на этот раз.

Эпизодов хватит не на одного героя.

Опыт рос в геометрической прогрессии.

Но, когда ты в самой гуще событий, в самом пекле битв, тебе не до аналитики и размышлений – ты ежедневно и постоянно призван решать конкретные задачи: победить и выжить.

Нет, он не лежал раненый на поле боя, как Болконский, и уж, конечно, не размышлял о боге, о смерти, о любви.

Раненный, он продолжал командовать батареей, потому что полностью отдавал себе отчет: от действий его и его бойцов зависел исход сегодняшней битвы.

Ему никто этого не говорил…

Ему никто не отдавал такого приказа…

Но докуривая, накануне боя, уже в совершенно сгустившейся тьме ночи, свою папироску, пряча её огонёк в кулаке – может, последнюю папироску в своей непрожитой жизни – глядя в глаза таких же юных ребят – он очень хотел жить.

Просто жить свою обычную, не богатую, обыкновенную и такую бесценную жизнь.

Было ли ему страшно?…

Конечно. Ведь он так же, как тысячи других ребят, забывшихся тревожным чутким сном, знал: завтрашний рассвет может принести смерть.

Край неба только-только начал сереть. Над рекой клубами стал подниматься такой же серый, как небесный свод, морозный туман. Где-то раздавались одиночные выстрелы. В основном же стояла густая, грозная тишина.

Он шепотом отдал приказ: подъем.

Бойцы зашевелились как будто и не засыпали…

Откуда у людей столько сил: без сна, без отдыха, без хорошей еды?..

Что ими движет?

Желание победить.

И остаться в живых.

Вчера они с комвзвода разведали путь, по которому сейчас собирались перетаскивать на противоположный, вражеский, берег самоходные пушки своей батареи.

Переправу им предстояло осуществить тихо, незаметно, и – вручную, чтобы не привлекать внимание врага звуками моторов.

С вечера были приготовлены тросы, которые должны были выполнить роль упряжи – запрягшись с их помощью, как в плуги, люди потащат тяжеленные орудия по не очень прочному, по совсем ненадежному, январскому льду чужой реки.

Его бойцы доверяли ему, совсем юному комбату, не только выполнение задачи, но – свои жизни!

Без лишних слов они взялись за дело – вчера всё обсудили, каждый знал своё место и что ему надлежало делать.

Аккуратно спустили с берега первую пушку. В этом месте берега» у реки словно поменялись местами: скат был пологим, а вот на той стороне надо было тащить орудие на крутой подъём.

Первая самоходка пошла нормально…

Лёд ещё был хорошо прихвачен ночным морозцем.

Старший сержант, толковый, взрослый, старше старлея, дядька, остался на том берегу, начал укреплять и маскировать пушку.

Остальные потащили вторую.

За ней прошла третья.

Орудий было не по уставу: вместо четырех – пять. Пятая досталась от разбитой батареи его дружка, погибшего в прошлом бою. Не было ни времени, ни технического, ни человеческого ресурса укомплектовывать новую батарею, и уцелевшую пушку передали ему.

И, чёрт её знает, может, она устала воевать, только именно эта, пятая, пушка провалилась под лёд – сначала он тихонько застонал, потом закряхтел, потом начал заглатывать пушку, алчно причмокивая, словно какой-то ужасный злой великан.

Едва они успели отскочить, как полынья разверзлась и заглотила орудие…

Почти хором они произнесли одно и то же слово…

На раздумья времени не было.

За такой поворот событий – саботаж на передовой – трибунал, расстрел, без шансов…

Январь.

Утренний мороз.

Ледяная чёрная вода.

Самый молодой красноармеец, спортсмен и красавец, сибиряк, скинул сапоги и ватник, гимнастерку и галифе… За ним стал раздеваться его дружок, студент какого-то Московского института…

Когда командир взялся за пуговицы шинели, ребята молча остановили его: ты должен быть здоровым и сухим, тебе скоро командовать.

И они ныряли по очереди, чтобы закрепить два крюка. А потом, задыхаясь и чертыхаясь, тянули эту непомерную тяжесть.

Но не страх был их главным мотиватором. Нет! Они знали, что через пару часов будет важен каждый снаряд, будет бесценна каждая минута артиллерийского огня.

Ныряльщикам налили по полкружки спиртика. И ведь даже не чихнули ни разу! Какие потрясающие ресурсы имеет человеческий организм в экстремальных условиях. Удивительно!

Переправив и разместив батарею, буквально «шепотом» выкопав траншеи и замаскировав орудия, обговорив ещё раз с бойцами нюансы предстоящей боевой работы, он приказал полчаса передышки.

Скоро начнётся заварушка.

Он не знал, есть ли уже у него соседи слева или справа, удалось ли переправиться ещё кому-то – было принято решение соблюдать полную тишину и абсолютную секретность. Он просто ждал начала очередного боя. И знал, что от того как он прикроет переправу, сколько они с батареей продержатся – зависит исход очень важного сражения.

И вот забухала тяжёлая артподготовка. Орудийные расчеты заняли свои места. Напряглись и замерли лица бойцов. Ему подумалось: словно высечены из мрамора.

Выждав положенное время после артподготовки, он начал корректировать огонь своей батареи. Уже потом, когда командир полка писал представление его к званию Героя, и там четко описывалось, сколько вражеской техники и боевой силы противника ими было уничтожено, как долго его батарея – единственная – на многие метры вокруг – удерживала плацдарм для переправы основных частей танков и пехоты, только тогда он смог оценить великую точность работы фронтовой разведки, и героическую, профессиональную работу своих бойцов – все его приказы выполнялись быстро, четко, безукоризненно.

Практически, без промаха! Без остановки! Били и били! А ведь они находились под непрерывным ответным огнём противника.

Кричали, вслух повторяя цифры наводки, потому что глохли от разрывов. Матерились в азарте боя! Размазывали кровь и пот по прекрасным, молодым лицам! И орали! Орали юношескими неокрепшими голосами, орали от страха и от восторга победы!

Надо было менять позицию, надо было продвигаться вперед.

Он почувствовал резкую боль в правом сапоге. Останавливаться некогда и не до того.

Когда батарея закрепилась на новом, удачно выбранном, месте, он понял, что в сапоге хлюпает. Но разве он мог подумать, что это кровь… И продолжал командовать – без него некому было корректировать огонь. И только, когда он потерял сознание, стало понятно, что командир ранен.

Старший сержант, умелец на все руки, перевязал его наскоро, сказал: дело серьезное, надо в госпиталь. Через экипаж проходящего мимо танка передали в штаб донесение, но пока не пришёл ему на смену новый комбат, он находился на своем боевом посту.

Не помнил, как прощался с бойцами…

Не помнил, как его доставили в госпиталь…

Очнулся – гипс…

И ощущение: умираю…

Он не мог вставать. Он был абсолютно обездвижен и беспомощен. Температурил и бредил. И всё время твердил, сжав зубы: без ноги жить не буду. А тут ещё услышал, что в соседней палате безногий лётчик выбросился в окно…

И он готовился к такому же, последнему шагу.

Он сделал все что мог, считал молодой старлей.

А быть обузой, инвалидом?

Кому он нужен? Мама умерла в 42-м… Семьей обзавестись не успел… Да он и пожить-то не успел совсем…

Слабость? Об этом он не задумывался – просто вдруг сделался маленьким и беспомощным…

И вот однажды утром по госпиталю прокатился шорох: все что-то чистили, мыли, прибирали, перестилали бельё.

Оказывается, ждали нового главного хирурга.

И вот – обход.

Главный оказался крупной женщиной в чине майора медицинской службы, и не смотря на некоторую грубоватость, довольно миловидной.

Она спасла ему ногу, а, следовательно, спасла жизнь.

Всего-то надо было правильно наложить гипс на раздробленную осколками противопехотной мины ступню.

Он кричал, он не давался в руки санитарам, которые хотели переложить его на каталку, чтобы доставить в перевязочную, он вспоминал и крестил по матери всех, кого мог…

Он кричал на этого доктора в женском обличье, не веря, что это ещё один ангел хранитель пришел к нему на выручку после ратного подвига, чтобы еще раз спасти его во имя подвига жизненного…

Гипс исправили.

И вечером того же дня он уже курил со всеми вместе в курилке, стоя на костылях и ощущая легкое головокружение от вертикального своего положения, от давно не испытанной папиросы, и от всеохватного желания жить.

Она права, эта грозная баба-хирург: он еще станцует на собственной свадьбе.

А потом была Победа!

И звуки салюта, столь похожие на орудийные залпы, не пугали… Просто хотелось беспричинно смеяться и плакать, не стесняясь этих слёз.

И он танцевал танго – с самой единственной и любимой.

И нарожали они детей.

И жили свою счастливую достойную жизнь.

И, если кто-то попытался бы приписать ему героизм и нарядить его в образ классического героя – спасителя и защитника, он, тихонечко усмехнувшись, сказал бы: мы просто делали то, что должно…

Просто встали на стороне добра – и победили зло.

А говорить о героизме – это забота менестрелей и пилигримов – пусть поют и возвеличивают, пусть вещают миру, пусть знают люди, кому они обязаны своим счастливым бытием.

Евгения Егорова

На дворе бушевало лето, июнь в самом разгаре. Леонид стоял у забора и курил. Он любил вставать рано, пока все еще спят. Выйдет, бывало, так, и стоит мечтает. Если бы вы спросили, о чем, то все просто: чтобы вернуть себе те владения, которые когда-то в свое время вынужденно продала его мать, чтобы выжить в тяжелые послевоенные годы. У них осталась малая часть огромного участка и дома. Теперь это был домик барачного типа, на трех хозяев, изначально он принадлежал их семье. Деревья стояли все в зеленом дыму, белые пушистые облака отражались в его душе. Мечты!