Хозяин моей жизни

Глава 1

– Ну что, крыса, пора долги отдавать.

Они хватают меня за руки и тащат в машину, буквально отрывая от земли. Тонированный джип, бандитская тачка и их двое. Огромные бугаи. Высокие, здоровые мужики. Бандиты.

За рулем еще один сидит, широкий, как шкаф, и я чувствую, как сердце начинает стучать где-то в горле.

Меня запихивают в салон, точно куклу. Никакого сопротивления с моей стороны, ведь я от ужаса едва могу дышать.

Прекрасно знаю, кто они такие, так же как и то, что меня ждет за предательство криминального авторитета.

Бакиров уезжает, а я ошалело хватаю ртом воздух.

Страх? Нет, это безумие. Я попалась, допустила ошибку, и я… я стала причиной смерти как минимум двух мужчин. Их друзей, их братьев – братков, точнее.

Они тут все свои, знают друг друга, покрывают. У них власть своя и закон неписаный, с правилами как у диких зверей.

– Пожалуйста, отпустите! Ребят… не надо.

Не узнаю свой голос, обычно я боевая, но не сейчас, когда по обе стороны от меня сидят огромные сильные мужики и мы быстро сворачиваем на трассу.

Я даже домой не дошла, Бакиров меня на улице подкараулил, и по одному только его взгляду я поняла, что мне кранты.

Я во всем призналась, потому что иначе он бы меня на месте просто прирезал. Лезвие уперлось в печень – конечно, я рассказала все, что знаю, не стала вилять. Толку?

Я сдала его друзей и девочку его подставила. Даже не знаю, как Бакиров мне голову не открутил, хотя лучше бы сделал это, а не так… Мой начальник и по совместительству очень влиятельный бандит отдал меня на растерзание этим головорезам, от одного лишь взгляда на которых мне становится дурно.

– Мой брат мент! Шишка большая! Он всех вас посадит! Слышите, звери? Немедленно остановите машину!

Попытка. Отчаянная, дикая.

Должен же быть шанс, Андрей обещал, что защитит, что в любом случае я буду вне этих разборок. Что бы ни произошло. Я была уверена на сто процентов, на двести даже, а теперь что… я не знаю.

Мою сумку отобрал тот, что справа, держит в своих лапах, а там телефон лежит. Один звонок, и Андрей устроит им, только как отнять сумочку? Без шансов.

– Остановите! Помогите, кто-нибудь! – вскрикиваю и пытаюсь толкнуть одного из сидящих рядом мужиков, тогда как они лишь ржут.

Громко, раскатисто, страшно. Смешно им, видите ли, хотя мне вовсе не до смеха.

Кровь стынет в жилах. Я одна, их трое. У меня сорок пять килограмм веса, а они все за сотку будут. Каковы же мои шансы? Черт.

– Открой дверь, урод! – набрасываюсь на того, что справа, и тут же жалею. Щелчок, и острое как бритва лезвие вспарывает куртку, достает до кожи, царапая ее.

– Сидеть, сука. Не то прирежу.

Опускаю голову. Думай, думай, думай! Ну, Ира! Ты всегда нормально смекаешь. Чего сейчас растерялась? Ну что они тебе сделают? Ну трахнут где-то толпой, ну порвут на куски. Подумаешь… Мамочка, как же это страшно.

– Это просто ошибка, ребят. Честно. Не обижайте меня. Я не виновата.

Включаю незнайку. Андрей так говорил делать, вдруг чего. Может, и сейчас прокатит, да вот только меня уже поймали, есть факты, мое признание, и разбираться уже никто не станет.

– Ну-ну.

Лавр. Сидит по левую сторону от меня. Видела его в клубе от силы два раза. Бандит конченый. Придурок отбитый, темная лошадка.

Остальных двух впервые вижу. У Бакирова огромные связи и куча знакомых, а я что… у меня из защиты только Андрей. Брат должен меня спасти, он обязательно меня вытащит отсюда. Наверное, он уже меня ищет и осталось совсем немного продержаться.

Запудрю им мозги, начну путать показания, хотя они же не менты. Никто спрашивать не станет, они хотят расправы, свежего мяса, и от одного лишь понимания, что это все по-настоящему, меня бросает в дрожь.

Гремит какая-то блатная музыка на весь салон, они курят, что-то пьют. Меня увозят далеко за город, и, когда мы приезжаем к заброшенному зданию, мне становится еще хуже, ведь я понимаю, что они привезти меня сюда не в шахматы играть.

Магазин, нет, склад. Огромных просто размеров. Разваленный, пустой, даже стекол нет. Стены в хлам разбитые, крыша пробита, гуляют сквозняки, и отдает горелым деревом.

Сглатываю, пытаясь сохранять спокойствие. Трое на одну. Что я смогу сделать?

Да, я боевая, да, смелая, да вот только я девушка двадцати двух лет. У меня из оружия разве что шариковая ручка и шпилька для волос в сумке. Ножа нет, ствол Андрей бы мне в жизни не доверил. Черт.

Что делать, что… Надо тянуть время. Еще немного, Андрей меня спасет. Он поймет. Точно.

– На выход, мадам.

Лавр. Выходит первым и деловито открывает мне заднюю дверь. Я же вжимаюсь в сиденье. Черта с два вылезу, я их насквозь вижу, и наигранная доброта Лавра – всего лишь маска, капкан, ловушка.

– Мне и здесь прекрасно. Парни, ну все, хорош. Напугали девочку – и хватит. Будьте вы людьми, а не скотами! Мне домой надо.

Не узнаю свой голос, дрожит как у ребенка, страшно.

Быстро оцениваю ситуацию. Они все уже вышли из машины. Первый – Лавр, которого я хотя бы раньше видела. Второй – что был за рулем. Они его Пухом зовут, шкаф под сто двадцать кило будет. Пушок, мать их. Алик.

Третий какой-то тихий. Высокий бугай. Он подмигивает мне и нарочно показушно поправляет ширинку, отчего меня начинает тошнить. Он седой, волосы серебристые, потому его так и называют – Седой.

Никаких нормальных имен, одни только кликухи. Они тут все роднее братьев, братки, чтоб их.

– Я сказал, вылезай, крыса. Последний раз говорю. Мы тут не в игрушки играем. Отвечать будешь.

Сглатываю. Нельзя выдавать страх. Если покажу, они меня сломают, хотя… и так сломают.

Я читаю это на их бандитских рожах. Все молодые, даже тот седой. Сильные, здоровые бугаи, и мы с ними точно не договоримся.

– Пацаны, давайте по-хорошему, пожалуйста! Я денег вам дам… Отплачу, – еще попытка. Зря. Это их только взбесило, притом всех трех сразу.

– Отплатишь? Ты охуела, девка, еще и бабло нам предлагать? А Хаммера жизнь как ты отплатишь, а Фила? А тех, кто на поставке легли, пять человек охраны? Как будешь платить за них?

– Вали ее.

Лавр идет ко мне, хватает меня за лодыжку и тащит на себя, тогда как я с силой лязгаю его ногой, шипя, точно змея:

– Пошел к черту! Лапы убрал, урод! Не смейте меня касаться, я вас всех посажу за решетку! Будете гнить в тюрьме!

Это ошибка. Моя недальновидность и самоуверенность, потому как мои слова выбешивают их вконец.

И если поначалу они еще были, можно сказать, добренькими, то теперь я вижу, как эти мужики смотрят на меня. Без жалости, без какого-то понимания.

Меня никто не поймет, я и не жду этого, но черт… Есть ли в них сострадание… нет. Меня отдали им на растерзание, и они хотят свой приз.

– А ты дерзкая. Я накажу твой грязный рот, шмара.

Алик. Расстегивает ремень, достает его и складывает вдвое.

– Сюда иди, котенок. Поздно брыкаться. Лучше подчинись.

Лавр все же меня вытаскивает из машины. С легкостью, как бы я ни старалась ухватиться за ручку двери, он все равно сильнее.

Я больно падаю на землю, царапая ладони о битое стекло. Вокруг ни души. Здесь только мы: я, мое ошалевшее от ужаса сердце и эти головорезы.

– На колени ставь ее. Краля будет отвечать сейчас. У тебя все дырки рабочие, цаца?

– Сейчас проверим.

– Не надо! Ребята…

Делаю пару шагов назад, быстро ориентируясь и находя выход. Какие-то двадцать метров – и я сбегу! Выбегу на трассу и спасусь. Андрей потом меня защитит, иначе быть не может.

– Иди сюда, цыпленок, – тот, который Седой, говорит вкрадчиво, но я понимаю, что они со мной играют и это им доставляет удовольствие.

Все трое медленно подходят ко мне, загоняя в угол. Я пячусь назад, пока не спотыкаюсь, но после резко встаю. Хватаю какой-то обрезок трубы, крепко сжимая в ладони.

– Я ударю того, кто ко мне пойдет. Клянусь. Расшибу голову!

Наивно и глупо. Они ржут. Я на две головы ниже их буду.

– Раздевайся, цыпа. На хуй все шмотки снимай. По-хорошему.

Алик подходит ко мне первым. Я вижу, как у него из штанов эрекция проглядывается, и меня просто переклинивает от страха:

– Сволочи, за меня будете отвечать! Каждый из вас сядет, только троньте!

Хорохорюсь, как воробей. Им меня не сломать. Я ментовская сестра, за мной закон, хоть какая-то крыша.

– Ух ты, какая боевая!

Алик подходит вплотную. Я даже пикнуть не успеваю, как он хватает меня и заключает в объятия, с легкостью выбивая мое единственное оружие.

Этот бугай докуривает сигарету до самого фильтра, и я вскрикиваю, когда он тушит окурок. Об мое запястье, с силой зажав его рукой.

– А-а-ай!

– Ладная девка. Хорошая. В два ствола тебя драли уже? Какие дырки разработанные? А?

Шумно вдыхает мой запах, а меня тошнить еще сильнее начинает. Они меня тут порвут просто, я не выживу, я не смогу себя защитить.

– Парни, ну вы же не скоты… У вас мамы, сестры есть. Будьте людьми, ну не надо!

Смотрю на них. Им плевать абсолютно. Никакой жалости там нет, ни грамма. Глядят на меня как на грязь.

– Ты неровня нашим женщинам. Ты просто тварь. Раньше надо было думать. Мозгами своими куриными.

– Нет… прошу.

– Ноги расставляй, лярва. Принимать будешь, и я надеюсь, что пизда у тебя такая же сладкая, как и твой язычок, – басит Алик, обхватывая мою грудь огромной лапой и вжимаясь в меня сзади, заставляя ощутить его эрекцию.

Глава 2

Что делает собака, которую загнали в угол? Правильно, скулит либо огрызается, и пока что я выбираю второй вариант.

– Чш… не дергайся, сладкая.

Алик шумно вдыхает мой запах, а у меня рвотный рефлекс от него срабатывает.

– Только тронь меня, жирдяй! Мой брат тебе яйца оторвет! – дрожа всем телом, выдаю я, но, черт, это их только веселит, а не пугает. Ржут как кони надо мной. Сволочи.

– Брат? А где твой брат, цаца? Этот мусор, который смылся? Так ты и за его долги отвечать будешь, пиздой своей отрабатывать.

– Свинья. Что, по-другому девки не дают? Только силой можешь?

– Ах ты тварь!

Не знаю даже, откуда у меня силы берутся, ведь я не очень высокого роста и хрупкого телосложения, но вариантов нет. Либо под этих троих мужиков лягу и сдохну, либо спасусь.

Кое-как изворачиваюсь и кусаю этого Алика за руку. Вгрызаюсь просто зубами в его пухлую ладонь, чувствуя во рту отвратный вкус металла.

– А-ай! Сука!

Пока он мешкает, а остальные охреневают, что есть сил бегу на выход. Еще немного, еще чуть-чуть! С меня слетает обувь, я даже не замечаю, как начинаю бежать босая по мерзлому бетонному полу вперемешку с землей, однако это не спасает.

Меня ловят, и очень быстро. Кто-то буквально хватает за шкирку и отрывает от земли. Я не успеваю добежать до выхода. Лавр. Он догнал меня первым.

– А-а-а! Помог… – вскрикиваю, раздирая легкие, но его большая рука ложится мне на рот, лишая возможности кричать, а после… а после начинается какой-то ад.

Нет, меня били в детстве, влетало от отца, хоть его уже и нет в живых больше десяти лет, но такого со мной никто и никогда не творил.

– На пол ее. Держи ее!

– Не-е-ет!

Чувствую себя какой-то куклой. Они с легкостью тащат меня обратно, и когда я начинаю орать, то получаю от Алика удар по лицу. Такой сильный, от которого у меня темнеет перед глазами и разбивается губа в кровь.

– Алик, силу рассчитывай. Она отключится сейчас.

– Эта крыса меня укусила! Смотри, блядь! Охренеть просто. Вот сука!

Этот амбал за сотку веса толкает меня на землю, и я получаю сильный удар по ребру, отчего сразу же сбивается дыхание и я отчетливо слышу хруст. Он пнул меня ногой. Со всей дури.

– Нет. Не надо…

После этого я затихаю и не кричу. Чувствую только, как мне больно заламывают руки. Я больше не сопротивляюсь, я просто не могу.

Замечаю, что они начали меня раздевать. Затрещала моя куртка. Эти звери сорвали мой свитер и штаны, оставляя меня в одном только белье.

– Ну что, красотка, готова принимать? – цедит Лавр, а после достает из машины бутылку водки и бьет ее об угол кирпича, добиваясь острого лезвия.

Начинаю плакать. Кажется, только сейчас я прихожу в себя и понимаю, что никто тут со мной не играет. Они меня сейчас пустят по кругу, Бакиров не пугал меня, и, конечно, он никогда не простит того, что я сделала, они меня здесь убьют. Мне конец, мне крышка.

– Какая у тебя кожа белая. Слишком чистая для такой грязи, как ты.

– А-а-ай!

Алик закуривает, глубоко затягивается, а после его окурок приземляется на мою руку чуть выше запястья. Он ее буквально прожигает, оставляя несколько уродских отметин.

– Я первый. Сюда иди.

Меня крупно колотит, и я плачу, как ребенок, от слез все расплывается просто, а после слышу визг шин. Еще братва приехала. Боже, я даже с мамой не попрощалась, они схватили меня прямо на улице.

Слышу звук шагов, разлепляю глаза и вижу прямо перед собой начищенные до блеска черные туфли. Голову поднять не могу. Я ничего не могу. Каждый вдох обдает ребра пламенем.

– Эта? – очень низкий рокочущий голос. Страшный, грубый, пробирающий до костей.

– Да. Ты вовремя, Леший. Ладная тварь, огрызается еще. Сейчас накажем.

Всхлипываю, когда этот мужчина приседает на корточки и берет меня за волосы, заставляя запрокинуть голову.

– Ну здравствуй, крыса. А что мы так дрожим?

Сквозь слезы я вижу его. Огромный бритоголовый амбал. Широкоплечий, крупный, жилистый. Покрупнее даже этих будет, и глаза его… серебристые, большие, окутанные черными ресницами. Они сверкают у него, как у дикого зверя. Взгляд пробирающий. Жуткий. Волчий.

Волевой подбородок, прямой нос, высокие скулы, четко очерченные черные брови, густая короткая щетина. Большой рот, белоснежные зубы с клыками – острыми, точно как у волка.

Жуткий он… боже, это же Леший. Я видела его пару раз в клубе, но ни разу с ним не общалась, не рискнула бы.

Прозвище ему не за красивые глаза дано, а за страшный нрав. Алена как-то говорила: кто с Лешим поведется, пропадает потом. Без вести и навсегда. Леший забирает людей, и не ясно, что с ними потом случается.

Я так сильно дрожу, что не могу связать даже двух слов, однако все, что могу, – смачно плюнуть этому мужику в лицо. Хотя бы так. Я их всех ненавижу.

– Я не крыса! Урод, – шепчу. И, боже, лучше бы я этого не делала. Волчий взгляд этого огромного мужика мгновенно темнеет, превращаясь в жидкий металл, острое лезвие.

Леший вытирает свою рожу рукавом куртки и, схватив меня за шею, с легкостью отдирает от пола.

Он очень высокий, я почти не чувствую опоры под ногами, так как Леший держит меня, как котенка, за шкирку на весу.

– А-ай! – от адской боли в ребрах я громко вскрикиваю. Мне больно. Кажется, я задыхаюсь и плохо вижу их. Голова кружится, меня тошнит.

Слышу, как щелкает нож в руке у Лешего, который меня держит.

Прикосновение холодного металла опаляет нежную кожу. Рывок, и он срезает с меня лифчик. Еще один, и я остаюсь без трусиков.

Голая, обнаженная перед этими зверями, которые буквально ощупывают мое тело глазами.

Когда лезвие ножа Лешего касается моего соска, я не выдерживаю и начинаю плакать. От унижения, под эти жуткие присвистывания и улюлюканья. Они его ждали, вот почему тянули. Боже.

Вздрагиваю, когда Леший ближе притягивает меня к себе и собирает мою слезу языком, проводя по щеке.

От него пахнет мускусом, мужской терпкий запах, очень уловимый. Сильный, и, как ни странно, от него меня не тошнит. Напротив, он вызывает во мне адский просто ужас, ночной кошмар, который стал явью.

– Сладко плачешь, красавица, хоть у тебя и грязный рот. Мы тебя сейчас по кругу пустим и вытрахаем во все дыры, а потом закопаем на нашем местном кладбище. Рядом с Филом и Хаммером. Будешь там свой характер показывать, развлекая пацанов.

Его голос очень низкий, жесткий, я смотрю на это чудовище, понимая, что он не врет. Это моя судьба. Это то, что меня ждет.

Леший отпускает меня, и я падаю на землю, вскрикивая от жуткой боли в ребрах.

Лежу на земле и вижу, как он смотрит на меня своим волчьим страшным взглядом. Долго смотрит как на грязь, не иначе, а остальные медленно начинают подходить, образовывая круг.

Я поднимаю взгляд на Лешего. Обнаженная, униженная, без права на прощение, без права даже на жизнь, и мне становится плохо.

Всхлипываю от ужаса и понимания, что они загнали меня, как овечку, и сейчас начнут раздирать на куски. Сказки не будет. Только не со мной.

– Хорош трепаться. Я первый девку хочу. Подержи ее, Лавр, – говорит Алик, и я начинаю плакать, не в силах вынести это зверство. Абсолютно голая, распластанная на холодном полу, дрожащая и избитая.

Меня снова касаются чьи-то руки, вижу, как Алик подходит и садится на меня, больно расставляя коленом мне ноги, а после я слышу выстрел. Не знаю, кто стрелял, ничего не понимаю.

– Отошли! Назад, я сказал! – чей-то голос гремит совсем рядом, но от шока я не могу разобрать, что происходит.

– Ты че, Леший? С дуба рухнул?

– Эта сука меня лично оскорбила. Себе возьму. Ты мне должен, Алик, и ты, Лавр, тоже, так что перебьетесь пока. Верну, как наиграюсь.

– Блядь… Леший, ну откуда ты взялся? Неделя у тебя, понял? Не больше.

Сквозь туман чувствую, как с меня слезает этот груз, а после кто-то за волосы хватает, и я встречаюсь с серебристыми страшными глазами.

Леший обхватывает мое лицо, сжимая скулы рукой до боли, проводит большим пальцем по разбитой губе, намеренно размазывая кровь и причиняя боль.

– Ну что, крысеныш, добро пожаловать в ад, – чеканит этот страшный бандит прямо мне в лицо, а после с легкостью поднимает и перебрасывает меня через плечо.

Я, видимо, тут же отключаюсь, потому что не помню, что случается дальше. В боку что-то простреливает, и меня вырубает.

Глава 3

Эта тварь сдала поставку. Ментовская крыса, она работала на Бакира четыре года. С виду простая официантка, которая на деле оказалась двуличной сукой и повела пацанов на смерть.

Я тоже мог быть там и тогда сожрал бы сам автоматную очередь. Миша должен был быть там, но его подменил Хаммер.

Их расстреляли. Всех в упор и без предупреждения, а она знала. Знала, что будет, и молчала, за что теперь получит наказание.

Бакир отдал эту девку Лавру, я приезжаю проверить, что он уже ее кончил, да вот только с какого-то ляда пацаны решают развлечься, и перед моими глазами предстает не особо красивая сцена.

Они повалили девку на пол, раздели ее и изрядно отлупили. Теперь кукла трясется и рыдает, точно побитый щенок. Голая, в одном только белье и даже без обуви.

Смазливое лицо, сучьи глаза, сиськи, талия, худые ноги. Все при ней. Темные длинные волосы в грязи, и пухлые губы дрожат от страха.

Ей дико страшно, такое не сыграешь, хотя, думаю, она превосходная актриса, раз так долго ни у кого даже сомнений не возникло в том, что эта сука сдавала все ментам.

Бойся, тварь, больше бойся, чтобы пацаны тебя услышали, хотя в этом больше нет никакого смысла. Она покойница и скоро сдохнет, кровью своей смоет то, что натворила.

Я поднимаю ее с пола, а она мне харкает в лицо, шипит, точно гремучая кобра, смотря с вызовом, который я тут же принимаю.

Нет, она не сломлена, она, блядь, безбашенная просто, и это даже забавно. Избитая сучка хорохорится, как воробей, и пытается мне что-то доказать, тогда как я держу ее за гриву, и у меня, блядь, просто встает на нее.

Она смотрит на меня в упор, дрожит и брыкается, хотя из ее разбитой губы уже хлещет кровь. Ее слезы оказываются сладкими, точно самый вкусный нектар. Они горошинами катятся по ее щекам, но взгляда от меня девка не отводит.

Я достаю нож и срезаю с нее остатки шмоток, раздеваю догола, полностью.

Оцениваю тело с головы до пят, ведь, несмотря на ссадины и грязь, там есть на что посмотреть: стройная, фигуристая и подтянутая. Видно, что еще молодая, хрупкая даже, если бы не этот лисий упрямый взгляд: хитрый, сучий и блядский просто.

Высокая грудь с темными сосками так и манит сжать до боли, а грязный рот с пухлыми губами сучки просто умоляет о наказании.

В паху ноет, я не ебался три дня, и, что хуже, я понимаю, что хочу ее тряхать. Всю, полностью и очень грязно.

Бросаю девку на пол, Алик подходит и начинает ее мять. Она еще сильнее воет, и я понимаю в этот миг, что эта сука тут сдохнет.

Пацаны вошли в азарт. Им нравится ощущение этой полной свободы действий, ведь наказывать предательницу охрененно просто сладко, особенно если она выглядит как чертова кукла с витрины, с которой можно делать реально все.

Я знаю, что с ней будет дальше и когда. Час, максимум два с такой-то фигурой.

Сначала они вытрахают всю ее дурь, а после выбросят где-то у обочины. Порванную и истекающую кровью.

Отвожу взгляд от нее, становится тошно.

Перед глазами старые кадры, как мать точно так же когда-то зажали дома, а я мелкий сидел в шкафу и боялся вылезти. Их было тоже трое, а мне четыре или пять лет.

Сначала я подумал, что они с ней играют, а потом уже услышал, как мать орет, как рыдает, пока они на ней скачут, как звери.

Я достаю ствол и делаю выстрел. Пацаны не понимают этого, впрочем, как и я сам. Знаю только, что если Алик с братвой ее сейчас просто вытрахают, то она все равно ни хуя не поймет, а я хочу, чтобы поняла. Чтобы на своей, сука, шкуре ощутила, каково этого, когда попадаешь в ад, и за каждое предательство обязательно следует ответка.

Я сам ее сломаю, потому что крыса, похоже, все еще не понимает, что она натворила. Дрожит только и ревет в три ручья, хотя… я совру, если скажу, что просто не захотел ее себе. Вот такую гремучую суку, воспитывать которую будет одно удовольствие, а в воспитании она явно нуждается, и даже очень.

Пока братва недовольно сверлит меня взглядами, я подхватываю девку на руки. Легкая, она совсем не упирается, взгляд какой-то затуманенный, поплывший.

Они неплохо ее попинали, потому что, как только я прижимаю ее к себе, она что-то еще пищит и обмякает у меня на руках.

Я не понимаю сначала, что с ней, но после уже у машины вижу, что у нее огромная ссадина на ребрах, со следами носка ботинка.

Укладываю крысу в багажник и срываюсь с места. Плана нет, просто ее лживый продажный зад уж очень просит отменной порки, и я ей обязательно это устрою.

Всю дорогу девка молчит, явно находясь в отключке, а я сбиваю вызов Алика, который хочет получить ее обратно.

***

Я совсем не помню дороги, кто и куда меня везет. Так, только отрывками словно выныриваю из вязкой трясины, приходя в себя на несколько секунд.

Меня везут не в салоне. Багажник, да, точно, в котором мое бедное тело трясет на каждой кочке, и я не знаю, что они еще придумали со мной творить.

Леший… он забрал меня. Он нес меня на руках. Вроде бы.

Я не помню его имени, у него же должно быть нормальное имя, ведь так? У них у всех клички, какие-то прозвища, точно у бойцовских псов, хотя и выглядят они соответствующе. Я за четыре года работы в клубе у Бакирова чего только не видела, но чтобы так – нет. Меня никто никогда не трогал, и я была уверена, что так и будет дальше. По крайне мере, брат мне это гарантировал.

Забрал. Леший меня себе забрал, чтобы что? Я понятия не имею, если честно. Наверное, чтобы прикончить самому, но бояться нет сил, и я никак не могу сосредоточиться.

Странное состояние: в голове как будто мед всколотили, и этот туман не проходит после того, как меня ударил Пух. Алик его зовут. Урод чертов. Ненавижу.

Я думала, что они меня там как псину забьют, порвут на куски, но, кажется, это случится чуть позже, или я вообще уже ничего не понимаю.

– Открывай глаза, ну же!

Я прихожу в себя от довольно ощутимого хлопка по щеке. Меня кто-то буквально тормошит, как куклу.

С трудом разлепляю веки и с ужасом понимаю, что я абсолютно голая лежу в какой-то ванне. Чужой совершенно, а напротив он.

Здоровый бритоголовый бугай. Страшный, огромный просто, свирепый.

Это Леший, и сейчас он быстро откручивает кран, направляя на меня быстрый поток воды из душа.

– А-а-ай!

Израненную кожу опаляет жаром, я дергаюсь, но тут же кривлюсь от ужасной боли. Не могу поднять ни руки, ни ноги – что со мной? Ощущение такое, словно мне перебили хребет.

– Не трогай… Не касайся меня!

Пытаюсь прикрыть голую грудь и свести ноги, отталкиваю от себя этого бандита, но он с легкостью перехватывает огромной пятерней оба мои запястья, сжав их до хруста.

Боже, он что-то слишком большой, притом очень смуглый на фоне моей белой кожи. Этот Леший адски просто стремный и похож на какого-то варвара. Накачанный, глаза строгие, дикие, а ручищи такие, что как прижмет, так я тресну, напополам просто расколюсь.

Я едва дышу, когда этот бритоголовый бандит быстро смывает с меня грязь вперемешку с кровью, не обращая никакого внимания на мои слабые попытки сопротивления. Держит просто намертво, от его прикосновения тело прошибает дрожь.

– Убери свои лапы от меня! – шиплю, понимая, что я просто не смогу его оттолкнуть. Вот вообще никак, потому что мне больно двигаться, а этот Леший будет раза в четыре меня больше по весу. У него вон рубашка трещит от мышц, здоровый. Такой прихлопнет и дальше пойдет, а я даже на физкультуру в школе не ходила, только немного на танцы.

– Закрой рот, сука, пока я по-другому его тебе не заткнул, – говорит низким рокочущим басом, и я чувствую, как слезы катятся по щекам.

Мне страшно. Что ему надо, зачем этот страшный Леший меня забрал и, главное, что он будет со мной делать?

Глава 4

Этот варвар меня купает. Вода не холодная, слегка теплая, но мне почему-то очень холодно, аж трясет всю, и это не проходит. Мама, мамочка моя, мне надо к ней, а я тут как мясо какое-то, расходный материал бандитов.

К горлу подступает тошнота, и, кажется, я снова отключаюсь.

Прихожу в себя на полу. Я лежу на каком-то ковре, закутанная в большое махровое полотенце. Мне вроде лучше, но не знаю, сколько прошло времени.

Осторожно поднимаюсь, стараясь игнорировать адскую боль в правом боку. Дышать сложно, каждый вдох будто загоняет клинок в ребро.

Телефон. Мне надо найти телефон, и тогда я выберусь.

Почему-то не могу подняться на ноги. Как только пытаюсь, жутко кружится голова. Разлепляю потрескавшиеся губы. Машинально языком нащупываю корочку на нижней. Разбита, и думаю, я выгляжу сейчас как один сплошной синяк, судя по ссадинам, которые уже проступают на бедрах, животе и руках.

Вроде эти бандиты меня не били по рукам, хотя я точно не помню. Так, только обрывками, как они меня швыряли, словно тряпичную куклу. Из рук в руки, из рук в руки.

– Легла. Живо, – сквозь туман слышу низкий рокочущий голос и, подняв глаза, вижу его. Это Леший, он возле меня, и у него в руках что-то блестит. Ножницы. О черт. Дьявол!

– Не надо! Не надо-о-о! – скулю и пытаюсь отползти от этого здоровенного мужика, но он с легкостью ловит меня за лодыжку, огромной ручищей с легкостью подтягивая к себе.

Хищник, от него эта аура дикости аж прет, и мне становится страшно.

Что он будет делать со мной? Резать? Разве они еще недостаточно потешились надо мной? Конечно, нет. Глупая. Им надо, чтобы я в земле лежала, тогда будет достаточно.

– Рот закрыла. Крысам слова не давали.

Быстрый рывок, и Леший с легкостью стягивает с меня полотенце. Зажмуриваюсь от стыда, я не хочу так… я так никогда не хотела.

– А-а-а-ай! Не-е-ет!

Смыкаю ноги вместе, прикрывая голую грудь руками. Леший смотрит на меня так, словно хочет сожрать. На нем серая рубашка, закатанная до локтей на смуглых жилистых руках, и черные джинсы, тогда как я лежу у ног этого варвара просто в чем мать родила.

Волосами только немного прикрываюсь. Они очень густые и длинные у меня. Темные, прямые и теперь, точно покрывало, спадают на грудь и плечи, немного на живот.

– Заткнись, сказал. Говорить будешь, когда позволю, – басит, а у меня муравьи от его бархатного голоса по всему телу рассыпаются. Этот мужик маньяк или кто… не пойму, но спорить с таким реально страшно. Леший большой, я со своими горемычным ребрами ничего не смогу ему сделать.

Дергаюсь, пытаюсь поцарапать его бандитскую опасную рожу, но сопротивляться не больше не выходит, потому что это поединок мошки со слоном.

Ему, видно, быстро надоедает, потому что Леший буквально придавливает мои бедра коленом, отчего я становлюсь полностью обездвиженной и распластанной на полу, точно насекомое, которое вот-вот расплющат ботинком.

– Успокоилась, не то свяжу!

– А-ай, больно!

Из горла вырывается нечто вроде всхлипа, когда Леший тянется ко мне. Вздрагиваю, отворачиваюсь, ожидая того, что он меня сейчас резать начнет, но меня никто не режет.

Точно поломанного котенка, Леший поднимает меня за лопатки, а после быстро перематывает мою грудину, туго стягивая ее широким эластичным бинтом.

Если это пытка и он сейчас будет добивать меня, так чего он медлит, зачем все эти бинты? Что ему надо? Или ему просто нравится мучить жертву?

Кстати, как его зовут? Имя-то есть у него нормальное, но я ни разу не слышала, а спрашивать сейчас глупо. Какое это уже имеет значение? Для меня.

Молчу, сжав зубы и сгорая от дьявольского стыда. Меня только один мужчина в жизни голой видел – и тот теперь погиб. Этому же зверю мне нечего сказать. Леший не внушает никакого доверия. Наоборот, я четко понимаю, что стоит ему немного сильнее стянуть бинт – и я уже встану.

Ручищи огромные, с выступающей сеткой вен, длинные пальцы, широкая кость. Леший этими лапами с легкостью может обхватить мою талию, выдавив нутро наружу.

– Не надо… не трогай меня! – шепчу осипшим голосом, это унизительно, ведь я совсем голая.

Замечаю, как Леший мажет цепким взглядом по моей груди, животу, ногам. От взгляда ярких серебристых глаз начинает бить крупная дрожь.

– Что тебе надо… маньяк, пусти!

Боже, это мужик смотрит на меня так, будто хочет подать на ужин и готовит как раз к нему. Паника захлестывает быстро, начинаю глубоко дышать и рыдать, что отдается сильной болью в ребрах.

– На меня глаза!

Вздрагиваю, когда, закончив перематывать мою грудь, он берет меня за подбородок, заставляя посмотреть себе в опасные волчьи глаза, искрящиеся в этой жуткой полутьме.

– Слушай меня внимательно, вещь. За то, что ты натворила, тебе нет прощения, и ты очень скоро сдохнешь. До того момента я твой Хозяин. Мы порешим тебя, как только я с тобой наиграюсь, – рычит мне в лицо, а я сильнее рыдать начинаю. Я не верю в это, этого просто не может быть. Не со мной, только не я, пожалуйста.

–Я не вещь! Со мной нельзя так, я человек, у меня права и имя есть!

– У тебя больше нет ни прав, ни имени.

С ужасом вижу, как Леший поднимается и подходит к креслу. Берет мой паспорт и с легкостью разрезает его ножницами. От документа остаются одни ошметки, которые падают к его ногам.

– У тебя ни хуя теперь нет. Твои дни сочтены, кукла. Ты моя вещь и будешь подчиняться мне во всем, иначе я отдам тебя пацанам раньше положенного срока, и они с радостью закончат начатое. Ты принадлежишь мне, так что, сука, старайся! Я люблю трахаться, много, потому готовь свои дырки и молись, чтобы они мне понравились.

В его голосе ни капли сожаления, лишь расчет, сталь, арктический холод.

От слез все расплывается. Я не верю. Вот почему Леший не дал мне умереть. Он сам хочет меня ломать, а потом все равно отдаст своим друзьям на потеху.

Как он сказал? Хозяин? Я ему что, сука, чтобы иметь Хозяина? Не будет этого. Ненавижу.

Глава 5

Леший оставляет меня на полу. Совершенно голую. Он даже полотенце забирает, потому мне нечем прикрыться. Все, что могу, – поджать под себя ноги и провалиться в пустоту, стараясь не обращать внимания на адскую боль в голове и во всем теле.

Все еще не верится, что это правда и из-за меня погибли все те мужчины. Больше похоже на какой-то страшный сон, который стал явью.

А ведь все начиналось невинно, я хотела как лучше, старалась как могла, и вот к чему это привело. На меня обозлились все бандиты города, и я не знаю, как мне выжить теперь, я не знаю!

– Рот открыла! Пей давай, сука, пей! – сквозь дурман слышу его голос, снова Леший, но глаза открыть не могу.

Почему-то меня начало сильно трясти, словно тело пронзила судорога. Не могу встать, но явно ощущаю что-то горькое во рту и сильный напор воды. Он заставляет меня что-то выпить, яд или таблетки, которые этот варвар заталкивает в меня, отчего я едва не захлебываюсь жидкостью.

Проглатываю эту злосчастную пилюлю и закрываю глаза, хотя и так вокруг темно, я ничего не вижу. Ночь безумно длинная, и, похоже, она моя последняя, но нет.

Я прихожу в себя утром. Я на чем-то лежу, укрытая одеялом. Совершенно не помню, как здесь оказалась. Помню только, что дрожала и никак не могла согреться.

В окно долетает утренний свет. Мне надо домой и в больницу. Срочно!

Откидываю одеяло, вскакиваю на ноги и тут же падаю. Все тело ломит, хватаю ртом воздух, как рыба, держась за бок.

Суки, больно! Их бы так отлупить, посмотрела бы я на это.

Оглядываюсь по сторонам. Я в какой-то квартире, похоже на гостиную, и лежу я не в большой кровати по центру, а на крошечной кушетке, укрыта теплым пледом.

Подо мной нечто вроде пеленки, ребра туго перетянуты бинтом. Я было порываюсь содрать это с себя, но вовремя останавливаюсь. Мне так лучше, грудь словно в корсет заключена, и без него я буду рыдать каждую секунду от боли.

Кое-как ползу к своей сумочке – и, о чудо, рядом валяется мой телефон!

Леший не забрал его, это ж надо, мне повезло! Я спасена, еще немного.

Дрожащими руками хватаю телефон и набираю Андрею.

– Ну же… ну же, ну возьми ты трубку!

Спустя несколько гудков слышу заветный голос брата:

– Алло.

– Андрей! Андрюша, помоги! Они меня забрали, ты слышишь, ОН меня забрал! Помоги!

– Кто “он”?

– Леший! Они меня там… втроем едва на куски не порвали! Он приехал и забрал к себе. Они дали мне неделю. Андрюша, помоги, ты же мент!

В трубке тишина, а после я слышу запыхавшийся голос Андрея, точно он куда-то торопится.

– Ириша, а ты, когда денежки мои брала, думала, я в игры с тобой играю? Ты подставила очень серьезных людей.

– Ты же сказал, это безопасно! Ты же сам мне обещал, что все будет хорошо, никто не пострадает! Андрей, ты брат мне или кто? Ты втянул меня в этот ад, помоги, они меня на куски порвут!

– Какой я тебе, на хуй, брат? Седьмая вода на киселе. Ириша, я тебя не вынуждал, у тебя был выбор, так что сама выруливай. Ты же умная, сестренка, ищи варианты, а будешь много трепать, я сам тебя найду. Меня и так все собаки в городе ищут, Бакиров меня уничтожит, так что держи свой рот на замке, иначе я пойду и все же навещу твою любимую мамочку.

Андрей отключается, а я громко вскрикиваю от негодования.

Не брат, значит, вон оно как, какая же я дура!

Как я вообще могла ему верить? Он всех собак на меня спустил, потом сказал Ангелину подставить, девушку Бакирова, а теперь все равно я виновата.

Все это время я помогала Андрею, думая, что, вдруг чего, у меня будет надежная крыша, да вот только крыша эта потекла при первом же дуновении ветра, во всей дури свалившись на мои плечи.

– Архипову привет передавай, – вздрагиваю, когда слышу голос позади. Телефон вываливается из рук, и, обернувшись, я вижу Лешего.

Сейчас при свете дня он точно не внушает доверия. Здоровый, высокий мужик, мышцы бугрятся под одеждой, и он так смотрит на меня… как на грязь.

– Ты ненормальный! Выпусти меня немедленно!

– Так пойдешь? Видно, груповуху ты все же любишь.

Кивает на меня, я опускаю голову и с ужасом замечаю, что я голая!

На мне нет даже трусов, и только ребра перекрывает широкая повязка.

– Черт!

Хватаю первое, что попадается под руку, прикрывая свой стыд. Покрывало.

Ловлю короткую усмешку бандита. Да он издевается?

– Где моя одежда? Дай мне что-то надеть!

– По моей квартире будешь ходить голая.

Из груди вырывается нервный смешок.

– Ага, щас! Уже разбежалась, пятки горят! Дай мне одежду, варвар! Мне надо домой!

Делаю уверенный шаг вперед и тут же натыкаюсь на каменную грудь Лешего.

Ой, какой он высокий, я даже до плеча ему не достаю.

Делаю глубокий вдох. Сердце неистово колотится о ребра.

Спокойно, Ира, перед тобой просто почти двухметровый огромный мужик, который мечтает расшибить твою голову о стену.

– Ладно, ну хорошо, поиграли – и хватит. Я все поняла…

Петляю, не хочу ничего с ним обсуждать, не хочу ничего думать, однако даже пикнуть не успеваю, как этот зверь мгновенно хватает меня за предплечья, точно куклу, буквально отрывая от пола!

– Ты обкуренная или и правда такая ебанутая? Цаца, ты на смерть пацанов повела! Твои куриные мозги это понимают?! Тебе пизда будет. Очень скоро.

Леший что-то очень силен, и, как я ни стараюсь выкрутиться, у меня ничего не получается. Совсем.

От моих попыток освободится одеяло спадает к ногам, и я замечаю, как взгляд Лешего заливается похотью. Он смотрит на меня плотоядно и обнажает свои белые зубы с острыми клыками, заставляя меня крупно задрожать от страха.

Боже, он реально как дикарь.

– Пусти… ну пусти, больно! – скулю, и Леший резко расцепляет руки.

– Пустить? Ладно.

Черт, лучше бы не просила, потому что теперь я плюхаюсь на пол, задыхаясь от адской боли в ребрах.

– А-ай! Я хочу домой. Пожалуйста, отпусти меня домой.

Не знаю почему, но я начинаю плакать, точно ребенок, хотя меня сложно вывести на слезы.

Наверное, мне просто становится страшно. Я понимаю, что этот бандит не собирается меня отпускать и он одной своей ручищей может свернуть мою шею в любой момент. Так что же хуже: лечь под такого или под тех троих зверей?

– У тебя сладкие слезы, кукла. – Леший приседает рядом и проводит своей лапой по моей щеке, облизывая длинные сильные пальцы.

– Боже, ты чудовище.

– На тебе минимум пять смертей. Кто из нас чудовище, еще надо посмотреть. Иди.

– Что?

– Если хочешь, иди, я тебя не держу.

Смотрю на него во все глаза и не верю. Так просто? Да ладно.

– Правда? Ты меня отпустишь?

Нотка надежды пробивается, которую Леший мгновенно давит ботинком.

– Да, вот только сейчас тебя прирежут в любом переулке. Все собаки спущены, на тебя открыта охота, как и на твоего мусорного недобрата.

– Выпусти меня, ну зачем я тебе?!

– У тебя память однодневная или там одна извилина?

Стучит двумя длинными пальцами по моему лбу, а затем берет меня за подбородок, заставляя посмотреть в свои волчьи светлые глаза.

Ртуть там, жидкий металл, серебро растопленное. Его прикосновение обжигает, пленит, выбивает из колеи.

– Ты моя теперь. Мне принадлежишь. Ты никто. Просто дырка, кусок мяса, которое я буду ебать. Добровольно или насильно – зависит от тебя, но я все равно тебя получу. Ты можешь кайфануть подо мной или будешь харкать кровью. Мне, правда, насрать, но ты будешь подо мной, мышка. Либо под всеми.

На последнем слове Леший акцентирует ударение, и я опускаю голову, роняя слезы. Это какое-то зверство. Так не бывает, так не может быть.

Не знаю, что ответить. От шока только губы приоткрываю, язык не слушается, руки начинают неметь.

– Я не буду твоей секс-игрушкой.

– Ты будешь той, кем я захочу, кукла. Ты моя вещь, моя сука, псина, дырка для моего члена. Выбирай, что тебе больше нравится. Я приду вечером, и ты должна быть хорошей девочкой. Для меня.

Глава 6

Хлопает входная дверь, этот варвар вышел, а я опускаюсь на пол, обматываясь одеялом. Меня снова начинает морозить, и я обхватываю колени руками, раскачиваясь назад и вперед.

Кукла без имени, псина, дырка. Так Леший меня называл? Сказал: выбери, что хочешь, а на деле я теперь просто “никто”.

Леший вернется вечером, и я должна быть “хорошей девочкой”, а иначе что? Тоже ногами меня отметелит, как тот безумный Алик?

Не знаю, этот Леший мне не внушает никакого доверия. Он один из них, а я… я сама по себе, как оказалось. Никакой помощи от брата не будет, меня заперли в какой-то квартире, и я даже не представляю, где нахожусь.

Беру телефон. Батарейка совсем села. Что мне делать, вот что?!

Выглядываю из окна. Пятый этаж, и даже если бы я попыталась спрыгнуть, как быстро я сломаю себе ноги? Ребра и так болят, вариантов нет, да и смысл?

Этот варвар бритоголовый сказал, что меня сейчас каждая тварь будет рада прирезать, и это правда. Я видела, что те ублюдки везли меня убивать, только перед этим они хотели хорошенько поиздеваться надо мной. Все они, каждый притом, особенно Алик, да и Лавр тоже.

Как вспомню, как он битую бутылку мне показывал, тошнота тут же подкатывает к горлу. Они бы меня не пожалели, меня бы никто не спас, а потом Леший появился, и стало еще хуже.

Бакирова там не было, и у них были абсолютно развязаны руки. Участвовал бы Михаил Александрович в этом? Нет. Ему не до меня, да и он скорее бы меня пристрелил, чем марал об меня руки.

У Бакирова та девочка Ангелина есть, которая в него по уши влюблена, хоть он и вел себя с ней как скотина. Слышали, знаем, но от этого лично мне уже ни холодно ни жарко, и надо думать о том, как спасать себя.

Я всегда сама, и, как оказалось, никакой крыши у меня и подавно не было. Все это время я работала на честном слове, без прикрытия, без защиты от Андрюшеньки, который, как петух клюнул, сразу же собрал удочки и смысля. Я осталась одна, и я не дам себя в обиду.

Мысли скачут в голове, и я прихожу к пониманию, что если бы не Леший, то я бы уже погибла, хотя почему это я его защищаю? Чем он лучше них?!

Такой же зверь, этот варвар меня похитил, и я не собираюсь плясать под его дудку! И имя у меня есть, и права, и паспорт свой я восстановлю.

Мама… мамочка моя, как она там? Я теперь даже проведать ее не смогу, позвонить тоже.

Когда я последний раз передавала ей деньги, она сказала, что все будет хорошо, и я бы душу продала, если бы надо было. Я бы все отдала, если бы могла выторговать для нее еще хотя бы год, хотя бы чертов год, чтобы она была рядом!

Я запуталась, я не вижу выхода, и, кажется, его просто нет.

Леший сказал неделя. Мне осталось жить неделю, а потом он отдаст меня своим друзьям.

Как я могла быть такой беспечной дурой?! Как я могла так сильно доверять Андрею?

Я думала, он мне брат, он всегда меня защитит, но нет. У меня никогда ничего по-нормальному не получалось. Даже отношения с Сережей и те не задались, так что я даже не знаю, то ли я такая плохая, то ли все вокруг меня не те.

У нас с Сережей все было хорошо несколько месяцев, мы часто виделись, я даже ночевать у него оставалась, а после заметила, что Сережа мой ненаглядный на других баб смотрит. И не то чтобы смотрит, пусть уже пялится, но он ни одной юбки не пропускал. Такой же, как отец мой, был – ненадежный, что ли.

Так мы и перебивались. То сойдемся, то разбежимся, какие-то непонятные отношения были, но я его любила. Замуж хотела, говорила открыто, но Сергей ни разу не звал. Уже и не позовет никогда, эти сволочи втянули его в опасные игры, хотя и он был не подарок.

Я недооценила его, я не знала, что Сережа может тоже оказаться таким же скотом, как те, которые меня едва не убили.

Кажется, только теперь я понимаю, что любовь слепа, а моя любовь вообще была какой-то далекой от реальности. Как и все девочки, я хотела отношений, а в итоге получила от них билет на смерть.

Сережа был моим первым и единственным мужчиной, хотя ему тоже всего двадцать два. Было. Он был молодым парнем, и можно сказать, что мы познали друг друга, а потом Сережи не стало.

Его убили. Тоже ведь по моей вине. Я думала, что отомщу за него, а в итоге сдала его же убийцам.

Сережа тоже умер из-за меня. Я хотела как лучше, но сделала страшную ошибку. Я выбирала не тех и была не на той стороне. Не на белой и не на черной, на серой какой-то, и вот к чему меня это привело.

Хватаюсь за голову, опираясь на кушетку. Это все какой-то кошмарный сон! Я словно в страшном лабиринте иду по стеклу и не могу обойти его. Режу ноги и продолжаю наступать, ранюсь и не могу остановиться.

Есть ли у меня совесть? Знаю ли я вообще, что это такое?

Знаю, но я просто хотела, чтобы моя мама жила. Все. Я не хотела всех этих смертей, я ничего этого не хотела!

Весь день я провожу одна. Кое-как принимаю душ, а после осматриваю эту нору, хотя норой ее назвать сложно.

Большая трешка, обставленная дорогой кожаной мебелью. Гостиная, спальня и кабинет. Никаких признаков женских вещей. Похоже на холостяцкую берлогу, либо Леший тут вообще не живет, а приводит игрушек вроде меня.

Ближе к обеду начинает жутко урчать желудок. Я есть хочу, потому не выдерживаю и вхожу на кухню, но рука не поднимается тут что-то взять.

Это же Леший скажет, что своровала, заставит отрабатывать, хотя что с меня уже взять? Только шкурка да тушка остались. Золота на мне нет: когда мама заболела, я все сдала, не зная, откуда еще быстро взять денег. А потом появился Андрюша, и меня понесло.

Сначала это было безобидно, легкие деньги на лекарства, всего лишь слушать, что там в клубе творится, и сдавать все братику-менту, и вот где я теперь.

На одном из кресел нахожу мужскую рубашку и сразу же ее натягиваю, Это его, Лешего, и я могу ею трижды обмотаться.

Подвязываюсь ремнем за пояс и закатываю рукава. Уже лучше, хотя бы не голая. Невольно вдыхаю ее запах. Пахнет как Леший. Терпким мужским запахом, немного сигаретами и одеколоном.

Не знаю почему, но запах для меня не противный, он просто чужой.

Уже темно на улице, когда я слышу поворот ключа, а после дверь квартиры распахивается. Выглядываю в коридор, стараясь не шуметь, но варвар тут же меня засекает.

– Ты должна быть голой, кукла, и ждать меня в кровати.

Леший. Он идет мимо меня на кухню с пакетом в руках, тогда как я делаю шаг назад, чтобы его не коснуться, но взгляда с двери не свожу. Этот бандит оставил ключ в замке – и это мой шанс!

– Меня Ирой зовут и я тебе не кукла! Хватит меня так называть! – цежу сквозь зубы, а он и бровью не ведет. Заходит на кухню, выгружает из пакета еду, моет руки, достает чашку. Одну. Мне, конечно, поесть никто не предлагает, и попить тоже.

– Иди в душ, а после я жду тебя в спальне. Тебе еще понадобится энергия, так что направь ее в правильное русло. Кукла.

Заваривает себе чай как ни в чем не бывало, а меня просто кроет. Я такое обращение терпеть не собираюсь.

– Я НЕ КУКЛА! Долбаный ты придурок!

Ой, это было ошибкой, потому что Леший в одну секунду прекращает тут хозяйничать, быстро подходит ко мне и с силой хватает за шею.

Так резко и напористо, что я успеваю только негромко запищать, точно придавленный дверью котейка.

Один миг, и я уже стою перед ним на коленях. Среагировать не успеваю, Леший чертовски силен, очень высокий и крепкий. Он не отпускает, и я прихожу в ужас, когда этот варвар расстегивает ремень на джинсах и с завидной ловкостью набрасывает его мне на шею, с силой затягивая петлю.

Второй конец ремня бандит обматывает вокруг своего огромного кулака, а после тянет руку к себе, таким образом сделав для меня нечто вроде поводка.

– Повтори!

От страха меня переклинивает, а Леший еще сильнее затягивает ремень. Перед глазами начинают мелькать темные круги, от шока не могу собраться.

– А-ай, пусти… нет!

– Я сказал, повтори, сука! – рычит на меня и не дает подняться. Мне не столько больно, сколько страшно до чертей, ужасное просто ощущение беспомощности клещами сдавливает грудь.

– Сволочь! Отпусти меня, быстро!

Смотрю в его сверкающие в полутьме серые глаза, и мне становится страшно, потому что, похоже, я недооценила этого бандита. Леший не потерпит моих колких фразочек, он ни черта терпеть не собирается, и черный кожаный его ремень, который сейчас меня душит змеей, это только доказывает.

– Кто я тебе? Скажи мне, кукла, КТО Я!

Дергает за этот поводок сильной лапой, а я не знаю уже, чего он хочет.

Этот дьявол взбесился, и это было ошибкой – думать, что он добренький и спустит мне с рук такую вольность.

– Пусти… боже.

– Я твой хозяин! Повтори, идиотка!

– Нет! Никогда, нет! А-а!

Верчусь как уж на этом ремне, один рывок – и Леший сдирает к чертям с меня рубашку, с легкостью разорвав ее на куски.

Ремень теперь как сильно затянут, что я чувствую, что начинаю задыхаться, а ему хоть бы что!

Ни капли страха, смотрит на меня как на мошку, которую вот-вот расплющит ногой.

– Я твой хозяин, я, блядь, тебя задавлю сейчас, девка, говори!

– Ты… ты мой хозяин, – кажется, я произношу это на последнем выдохе, после чего Леший резко меня отпускает, и я падаю на пол.

Снова голая, опять вся в соплях и слезах.

В меня летит полотенце. Как псине бросает.

Хорошо, что не с ноги. Ненавижу.

– Еще раз подобное выкинешь, я тебя накажу. Ты должна голой меня встречать и уважать меня. Не запомнишь, кто я, я на лбу у тебя это выбью! Иди душ прими. Повязки не мочить. Будь хорошей девочкой, не то я сам буду тебя воспитывать, и поверь, тебе это не понравится.

Берет и спокойно допивает свой чай, закрывает квартиру, пряча ключ в карман, а после идет в спальню, и я вижу, как там включается тусклый свет ночника.

Вытираю слезы, стискивая зубы.

В этот момент я впервые хочу убить человека намеренно, и я хочу убить именно ЕГО.

Глава 7

Иду в душ, медленно ступая по полу босиком. Специально тяну время в слабой надежде, что Леший уснет, ожидая меня. Внутри какой-то ураган, пламя плескается, протест.

Что он будет со мной делать?! Зачем я ему и… сколько у меня времени осталось?

Мозг отказывается воспринимать то, что уже меньше недели. Нет, я не верю, этого просто не может быть, хотя кого я обманываю?

Если честно, я не знаю точно, сколько суток уже прошло. Двое или трое, а может, больше, пока я была в отключке и лежала на пеленке в комнате Лешего, точно побитая псина.

Так хочется верить в добро, но его нет, и защитить меня некому. Я сама за себя, даже Сережа ни разу за меня не вступался, это я должна была защищать и его, и маму.

Впервые за все это время смотрю на себя в зеркало, и слезы наворачиваются на глаза. Мои длинные волосы спутались, разбитая губа припухла, на скуле справа сияет огромный синяк. Алик тогда так меня долбанул, что едва мозги через уши не вылезли.

Опускаю взгляд на шею и замечаю красные следы. Свежие, от ремня, его ремня.

Леший задавил бы им меня сегодня, если я бы не сказала, что он мой хозяин, я в этом уверена на тысячу процентов. Хуже того то, что никто бы меня потом не нашел. Кликуха ему не за красивые глаза дана. Да, Леший дьявольски и по-мужски красив, но лучше бы был последним уродом.

Он думает, я буду его куклой? Ремнем помахал – и я испугалась, шлюхой сделать решил? Ага. Счас! Да я лучше утоплюсь тут, чем лягу под этого громилу. Он раза в три будет крупнее моего Сережи. Этот бандит меня разорвет, от меня одно только мокрое пятно останется.

Мои ребра туго стянуты бинтами. Я почти не помню, как этот варвар бинтовал меня. Корсет, чертова скорлупа, которая не дает нормально дышать. Ненавижу.

Быстро нахожу край бинта и разматываю его. Голую грудь сразу же опаляет холодным воздухом, соски становятся как камушки, но хуже другое – мои ребра. Сине-фиолетового цвета с левой стороны. Один сплошной синяк, притронувшись к которому всхлипываю в голос:

– Боже, ай-а-ай!

Вода уже набралась. Я и правда хочу искупаться, вот только стоит мне нагнуться, чтобы залезть в ванну, боль в ребрах скручивает пополам, я хватаю ртом воздух, и мне становится еще хуже.

Без повязок боль адская, и я плюхаюсь на эту плитку, точно переломанный цыпленок, не в силах подняться с нее.

***

Она меня совершенно не слушалась и намеренно провоцировала открутить ее куриную башку раньше срока.

Гадюка, чертова ядовитая змея, которую мне хотелось трахнуть. Хотелось наказать ее упертый рот с пухлыми губами и отхлестать непослушную задницу до синяков, хотя последних у куклы и так было предостаточно.

Когда утром уходил, она едва дышала и казалась адски перебитой, однако, похоже, это была игра на публику, потому как, когда я вернулся, меня встретила настоящая фурия.

Ира. Ирина. Ей шло это имя, но его больше у нее не было. На эту девку охотились уже все кому не лень.

Молва о крысе, сдавшей пацанов, расползлась как раковая опухоль по городу, и все, что ее теперь ждало, – смерть. Легкая от ножа или долгая от избиений – уже было неважно. Важно то, что эту тварь сероглазую мечтали убить уже не только Лавр и Алик, а все, кто знают Бакирова, а их до хрена.

Миша поднимается семимильными шагами, я думаю, он станет мэром с таким напором, но почему-то эту девку отдавать другим я пожадничал. Побрезговал, точнее, потому что трахать ее всю в крови после пацанов как-то меня не улыбало.

Неделя, точнее, четыре дня ей осталось, потому что эти трое суток она лежала полутрупом у меня на ковре и ее не то что трахать, там не за что взяться было, все на хрен в синяках просто.

Там, видать, еще и сотрясение нехилое было, но сегодня, о чудо, мышка ожила.

Она встретила меня в моей же рубашке. В глазах вызов, ножки голые сверкают, маленькие босые стопы. И даже несмотря на синяки кукла была красивой.

Эта смазливая мордашка, большие серые глаза и пухлые губы, которые так и нуждались в том, чтобы обработать мой ствол.

Нет, целовать я ее не собирался, но вот сосать этими губами она у меня будет знатно, а потом девка что-то вякнула про придурка, и у меня едва не сорвало чеку.

Она не слушалась меня, совсем.

Там покорностью и не пахло, ломать я ее пока не хотел, но, блядь, эта сука меня выводила, притом так, что контролировать себя становилось сложнее.

Я ее трахаться взял, а пока только и делаю, что лечу эту перебитую занозу, которая смеет еще и огрызаться мне, кусая руку своего же Хозяина.

Почему-то она кипятила мне мозг. Даже когда молчала. И этот ее взгляд. Предательницы. Крысы, напрочь прогнившей до нутра сволочи. Она мать и отца своих продаст, если надо будет, за что хотелось ее выпороть до кровавых отметин.

Отправляю ее в душ, а сам прохожу в спальню. Алик звонит снова. Просит крысу вернуть, но хуй я ее отдам раньше срока. Сначала сам наиграюсь, а после пусть делят ее, как хотят.

Нет, мне не было ее жаль тогда на том складе, я просто захотел ее себе. Она возбудила меня. Именно эта и именно такая.

Проходит минут двадцать, девка не выходит, и я начинаю беситься, а после слышу какой-то писк. Зайдя в ванную, охреневаю, видя это: сучка лежит голая на полу, кашляя и ухватившись за ребра. Рядом валяются снятые повязки. Кукла распласталась на животе, поджала под себя ноги, чем сделала только хуже.

Замечает она меня сразу, потому что я едва успеваю отбить летящий в мою сторону шампунь и уже жалею, что не задавил ее ремнем.

Это было бы легко и очень даже приятно.

– Пошел вон!

– Ты охуела? На хрена сняла повязки?

– Уйди! Что тебе надо? Или я сейчас сама встану и выпровожу тебя! – пищит, сердится, барахтается, а встать не может. И не сможет она сама подняться с перебитыми ребрами. Там два как минимум треснуло.

– Ну так встань и выкини меня отсюда. Давай же, я хочу посмотреть на это, мышка.

Картина занятная. Складываю руки на груди, опираясь о косяк двери плечом.

Она мне лягушку сейчас напоминает. Красивая только, сука, что ж ты красивая-то такая?

Член становится каменным при виде ее голой спины и округлой задницы. Точеные ножки, узкая талия, длинные темные волосы.

Что мне мешает зажать ее сейчас на этом кафельном полу и выебать предательницу? Ничего.

Глава 8

Он издевается надо мной, и его это явно забавляет. Леший входит очень тихо и обнаруживает меня в самом унизительном положении, которое вообще могло произойти.

Хуже того, этот варвар не собирается мне помогать! Я встать не могу, а он останавливается у входа и пялится на меня своим опасным волчьим взглядом. Нет, он не смеется, но смотрит так, что у меня муравьи по коже ползти начинают.

Мне нечем прикрыться. Совсем. Чтобы добраться до ближайшего полотенца, надо встать хотя бы на колени, а встать я как раз не могу!

– Чтоб ты пропал, чтоб вы все провалились! Проклятье…

– Ты можешь попросить своего Хозяина, и я помогу тебе.

Леший берет полотенце и приседает возле меня так, что мне не дотянуться самой. Если только приползу к нему, как гусеница, и буду умолять о помощи, но нет. Не дождется. Никогда и ни за что такого не будет.

Когда он видит мои ничтожные попытки встать, его капризные губы пронзает едва заметная усмешка, в глазах пляшут черти наслаждения моим позором, и я взрываюсь:

– Ты мне никакой не хозяин! Понял?! Урод!

Блин, еще одна ошибка, и кто знает, что его задевает больше.

Что я не признала Лешего своим хозяином или что назвала уродом? Ведь на самом деле ОН и близко не урод.

Вот Алик – да, тот точно уродец, а Леший… он просто страшный. От него все тело будто током пронзает, словно миллионы крошечных иголок щекочут живот, и очень стучит сердце. У меня никогда такого не было. Жуткая реакция, и именно на этого мужика.

– Не подходи, прости-прости, не-ет!

Давать заднюю поздно, а слова не вернуть назад.

В один миг Леший подходит и с легкостью подхватывает меня на руки, отдирает просто от пола вместе с моими горемычными ребрами.

Я уж было думаю, что он отнесет меня на мягкую постель, но нет, куда уж мне до этих людских благ и снисхождения.

Вместо этого бандит опускает меня в ванну, выдавливает в воду какое-то гигантское количество шампуня.

И все бы ничего, Леший не делает мне больно, да вот только я в ужас прихожу, когда вижу, как он достает из шкафа большие ножницы, и дальше начинается какой-то ад.

– Легла! – командует, подходя ко мне ближе.

– Ты что… нет! Не смей, не-ет! А-а-а!

Я слишком поздно понимаю, что он хочет со мной сотворить, а когда до меня доходит, назад пути нет.

Придавив меня коленом прямо в воде, этот варвар умело щелкает ножницами. Я честно думаю, что он хочет мне отрезать голову, но нет.

Мои волосы… Леший обрезает мои длинные темные волосы. Очень коротко, он стрижет меня практически “под мальчика”, и мои густые локоны сваливаются в воду, опускаясь на дно ванны темными волокнами.

Я ничего не могу. Любое движение провоцирует жуткую боль, потому он меня почти не держит.

– Хватит… умоляю! Перестань! Боже!

От безвыходности я ухватываюсь за крепкое запястье Лешего, но он не реагирует и обстригает все мои волосы до последнего локона, лишая меня красоты.

Я ведь не красилась ни разу. Волосы были очень густыми и длинными. Они были мне дороги. Были.

Из груди вырываются всхлипы, и я закрываю лицо ладонями, чувствуя, как, закончив меня стричь, Леший льет мне на голову шампунь.

Он меня купает. Всю, от головы до пят, не делая больно, но и не особо церемонясь. Его руки крупные и теплые. Движения быстрые, ловкие, благо Леший не лезет мне между ног и почти не касается груди, но и без этого я не могу проронить ни слова.

От шока я совсем не упираюсь и даже забываю о боли. Реву только молча, всхлипывая и обхватив себя руками.

Я его ненавижу сейчас. Адски. Монстр это, а не человек, и попала я именно к нему. Лучше бы к Лавру, Седому или даже к Алику! Но не к нему, не к Лешему прямо в жестокие лапы, потому что он меня сломает особо изощренными способами и от меня не останется даже тени.

Мои волосы смываются вместе с пеной, руки дрожат, и я дергаюсь, когда Леший берет меня за подбородок, с силой сжимая и заставляя посмотреть себе в потемневшие серые глаза.

– Остыла? Если не начнешь меня слушать, следующим я отрежу твой ядовитый язык. Под корень. Усекла?

Коротко киваю, не в силах ответить. Меня всю колотит.

Он из меня сделал урода. Отрезал волосы почти до корней, и в том, что Леший запросто может так же легко и языка меня лишить, я больше нисколько не сомневаюсь. Я и немая ему подойду, ему абсолютно плевать, какую меня трахать.

Вздрагиваю, когда Леший берет большое полотенце, закутывает меня в него и вытаскивает из ванны.

Затихаю в его сильных руках. Не упираюсь больше, не дергаюсь и не язвлю. Мне страшно. Я теперь понимаю, что Леший хуже них всех, вместе взятых, и никто со мной тут играть в игры не собирается.

Он меня сам попользует, сломает, а после выкинет дружкам. Вот она – моя судьба предательницы без права на прощение, без шанса даже на жизнь.

Вдыхаю его терпкий запах у шеи, глаза наполняются слезами, но посылать Лешего снова желания нет. Я боюсь его. Этот бандит жесток, и ему чуждо сострадание, тем более к такой, как я, – всеми отвергнутой крысе.

Мельком в зеркале вижу, что у меня сантиметра три где-то только волос осталось. И все. Он постриг меня как мальчика, лишил красоты. Ужасно просто… у меня даже нет слов.

Леший с легкостью относит меня в спальню, прижимая к себе, как сломанную куклу. Я думаю, что он снова бросит меня в углу, как псину, но бандит укладывает меня на кровать, садится рядом.

Я же не знаю, что мне делать. Крупно дрожу, стараясь прикрыть голые ноги полотенцем. Он меня сейчас насиловать будет. Сто процентов, я вижу эту злость в его волчьих глазах, становится страшно.

– Снимай.

Когда Леший хватается за мое полотенце и тянет его на себя, я не выдерживаю. Моя унизительная мольба пронзает воздух:

– Не надо… не надо, пожалуйста! Не насилуй, не надо!

Глава 9

По щекам катятся слезы, на миг мы с ним встречается взглядами, вот только у Лешего нет никакого сочувствия. Ни-че-го. Холодно смотрит, как на предательницу, хотя я и есть та, что предала.

Крыса ни черта не заслуживает. Вижу только, как Леший стискивает зубы, отчего у него аж желваки ходят. Напрягается весь, хмурит брови, смотря на трясущуюся меня.

– Дай сюда, сказал.

Полотенце он все же с меня срывает, и, не в силах выдержать этот позор, я закрываю лицо ладонями, смыкая ноги и ожидая жестокой расправы бандита, но… ее нет.

Чувствую только, как ко мне прикасается что-то холодное. Сначала к бедрам, после к рукам, ребрам.

Расцепляю пальцы и сквозь щелочку подглядываю. У Лешего в руках мазь, и это ею он сейчас смазывает мои синяки. Зачем? Я не знаю.

– Руки.

Берет мои ладони и кладет их себе на колени. Вглядывается, проводит длинными пальцами по запястьям, и я вижу, как его взгляд темнеет.

Я же не шевелюсь. Смотрю только на своего Хозяина, не в силах сопротивляться. Хозяин. Это мой хозяин, и я начинаю рыдать сильнее оттого, что только что сама мысленно в этом призналась.

– Что это? Они тушили об тебя бычки?

– Да. Алик, – отвечаю тихо охрипшим голосом. Леший сдвигает брови и смазывает эти ранки перекисью, наносит на них какую-то другую мазь, заклеивает пластырем.

Дергаюсь, когда он меняет ватку и обрабатывает мою нижнюю разбитую губу. Щиплет, здесь больнее всего почему-то.

– А-а-ай!

Хочу дернуться назад, но Леший не дает, придерживает меня за предплечье своей лапой, цементируя на месте.

– Тихо. Спокойно.

Смотрю на него. Леший очень красивый на самом деле: мужественный, широкоплечий, смуглый, подтянутый. Темные брови, длиннющие ресницы, волевой подбородок. Густая щетина, а глаза такие светлые сейчас, что утонуть там можно. Так что это не Леший урод, а я теперь уж точно.

Не двигаюсь в его руках, ведь мне уже не больно, наоборот, приятно. Мазь снимает боль и охлаждает свежие раны, но я не знаю, зачем Леший все это делает. Ну правда, зачем?

Наверное, чтобы кукла не сдохла от боли и заражения раньше положенного срока. Вероятно, они вместе хотят меня убить. Чтобы побольше народу увидело, что со мной случится и как я умру.

– Поднимись.

– Не буду… Зачем? – бубню, опуская голову, но Леший поддевает мой подбородок пальцем, и я вижу там предупреждение. Кажись, последнее для меня.

– Если не будешь носить этот корсет, сломанные ребра проткнут тебе легкие и ты сдохнешь. Ты поняла меня, мышка?

– Поняла, – отвечаю тихо. Упираться больше нет сил. Я поднимаюсь и, закрывая грудь, даю ему забинтовать свои ребра.

– Можешь не прикрываться, я уже видел твои сиськи. Я тебя уже всю голую видел, – басит своим низким голосом, а мне нечего ответить. Стыдно.

Меня ни один мужчина так, как Леший, не разглядывал. Даже Сережа никогда ТАК не смотрел на меня.

Леший очень близко сейчас ко мне, он быстро накладывает повязки, туго затягивает, пока я смотрю на его сильные руки, смуглую шею, сосредоточенное строгое лицо.

– Зачем ты это делаешь? Я ведь все равно умру. Скоро.

Встречаемся взглядами. Леший сводит брови и немного сужает глаза, словно вглядываясь прямо мне в душу.

– Именно, так что лучше будь послушной девочкой. Для меня.

Съязвить мне нечего, в этот раз он преподал мне хороший урок.

Леший заканчивает меня бинтовать, и я натягиваю одеяло, прикрывая позорную наготу.

– Как тебя зовут? – спрашиваю, видя, как бандит поднимается.

– Леший.

– Нет, имя. Есть же у тебя нормальное имя?

Бандит сканирует меня строгим взглядом и коротко отвечает:

– Саня, но для тебя хозяин. И всегда буду им, поняла?

– Да.

Опускаю глаза. Болит в боку, потому бодаться с ним сейчас нет ни сил, ни желания.

Александр, Сашей его зовут, но у меня нет даже права называть его иначе как Хозяин.

Леший выходит из спальни, а я так и остаюсь в кровати, не понимая, то ли сейчас он все же будет меня насиловать, то ли он дал мне время до утра.

***

Эта девка выпаривает мне мозг. Я хочу ее трахнуть, но пока она умело трахает мне голову.

Там, в ванной, я, честно говоря, хотел ее утопить. Вот так засунуть под воду и прижать, как котенка, чтобы уже не бесила, но не стал. Рано.

Я и так знаю, что ее ждет, и мне вообще не жаль ее. Кукла сама во всем виновата, и я просто не понимаю, как можно быть такой недальновидной идиоткой?! Работая на Бакира, сливать его инфу, пребывая в клубе опасного авторитета, у него же под боком крысятничая.

Это надо быть либо настолько продажной, либо вообще без извилины в мозгу, потому что у меня просто нет иного понимания, на хрена она все это творила.

Внешне кукла не смахивает на дуру, вот только как она могла все это время сливать инфу Архипову, будучи официанткой у Бакира? Неужели она не понимала, что, в случае чего, бешеный медведь ее по стенке размажет и забудет уже через минуту? Нет, она своими куриными мозгами, видать, вообще ничего не понимала. Наивная идиотка верила братику, который бросил ее, как ненужную шлюпку в океане при первом же пожаре корабля.

Я хочу трахнуть девку хотя бы в эту ночь, но хрен там. Вместо этого полчаса перематываю горемычные ребра куклы и смазываю ее синяки мазью, замечая хреновы следы от ожогов, которые прожгли ее нежную кожу до самого мяса.

Все это время девка разводит мокроту, все космы свои оплакивает, хотя я совру, если скажу, что без них она стала хуже.

Не стала, я думал, накажу ее, лишу красоты, но нет. Все такая же смазливая мордашка, она даже лучше стала, просто испугалась и наконец-то перестала дерзить.

Мышка притихла, но, видать, испугалась, потому что трясло ее еще целых двадцать минут, пока мотал ее ребра, стараясь не глазеть на голые груди с розовыми сосками, на нежный живот и гладкую аккуратную промежность.

Кукла засыпает как-то быстро, ее просто вырубает, и через десять минут я ложусь рядом. Смотрю на девку и замечаю, как она за эти дни похудела. Ее губы стали очень сухими, она хрипло дышит и просто отвратительно спит. Вздрагивает часто, мычит от боли, а еще… еще она пахнет хвоей. Немного холодной, колкой даже, но очень приятной, заводит и нехило меня возбуждает своими иголками.

Среди ночи мне кажется, что мышка перестала дышать, я проверяю ее пульс, взяв за тонкое запястье. Не знаю даже, с какого этого творю. Вероятно, мне просто в падлу возиться с трупом, да еще и таким продажным, как она.

Стучит, дышит все же, просто слабо. Нехило ее парни приложили, вот уже столько дней она отходит.

Поступил бы я так же? Да, несомненно. Я все еще помню похороны и свежие могилы Хаммера и Фила. Если бы я поперся на ту поставку, на кладбище была бы и моя яма тоже. Она не заслуживает прощения и скоро сдохнет, вопрос времени и желания. Моего.

Мне надо ее вернуть пацанам на следующей неделе, а я сам еще не наигрался, даже не попробовал ее. Мне мало с этой сукой семи дней. Я эту неделю буду только лечить ее поломанную тушку.

Алик, блядь, постарался, он весит больше ста тридцати, так что удар там был неслабый. Не знаю даже, как Ирка выжила. Хрупкая и небольшая, Пух запросто мог проломить ей грудную клетку или перебить хребет.

Смотрю на нее. Сопит, укрыта одеялом до подбородка. Ресницы длинные трепещут, лицо как из фарфора, вылитая кукла.

Я могу трахнуть ее сейчас, мне ничто не мешает разложить девку на кровати, да вот только думаю, она развалится на части, ведь ее ребра уже и без того треснули, я только доломаю.

Да и силой не привык, девки обычно сами на хуй заскакивают с радостью, а мышка вечером так на меня посмотрела, что стало тошно.

Она рыдала крокодильими слезами, просила не насиловать, тряслась, точно девочка. Играла или нет, хрен поймешь, но трахать ее в таком состоянии вот вообще не улыбало.

Мышка будет моей и без всех этих соплей. Сама скоро поймет, как себя вести, если есть там хотя бы одна извилина.

Просыпаюсь рано и протягиваю руку, чтобы нащупать рядом пустое место. Открыв глаза, стискиваю зубы, так как меня встречает дуло моего же ствола.

Глава 10

Он вообще не урод, физически так точно. Леший без рубашки оказывается офигительно привлекательным, залипательным и просто таким… я не знаю. Я таких мужиков без одежды еще не видела.

У него тело атлета: широкие плечи, крепкие ноги и грудь с густой порослью темных волос. Мышцы бугрятся, рельеф, ни тебе живота, ни лишнего веса. Кожа переливается на свету растопленной медью, привлекает и пахнет мускусом, настоящим мужиком.

Леший вовсе не похож на моего щуплого Сережу, потому что Серый был молодым парнем, а Саша – взрослый мужчина. И эта разница – она чувствуется на каком-то молекулярном просто уровне.

Когда этот варвар обнажает свои белые зубы, его острые клыки сверкают, точно как у хищника. Очень светлые глаза, улыбка завораживающе красивая, но она вовсе не делает Лешего добреньким, скорее наоборот. Пугает меня до чертей.

Я просыпаюсь раньше него, разглядываю его строгий профиль и сомкнутые губы, широкие брови и закрытые глаза с длинными ресницами, к которым почему-то хочется прикоснуться.

У Лешего красивые по-мужски скулы и, кажется, очень жесткая темная щетина. Я тяну к нему ладонь, но быстро одергиваю себя. Нельзя мне его касаться. Не положено. И не стану.

Когда хозяин спит, он не такой уж и страшный, но это все мираж, Ир, так что не поддавайся. И не хозяин он мне никакой! Можешь хотя бы про себя его так не называть? Бесит.

Осторожно соскальзываю с кровати и натягиваю его штаны. Достало меня ходить голой, к черту.

Поглядываю на своего похитителя тире спасителя. Леший все еще спит, тогда как я шарю везде по карманам, но ключей не нахожу. Спрятал, гаденыш. Куда он их дел?!

Оглядываюсь по сторонам, а после на кресле нахожу кобуру с пистолетом.

Дыхание перехватывает. Это мой шанс!

Хватаю оружие и нацеливаюсь на Лешего, который мгновенно просто просыпается, однако я проигрываю.

Мало того, что я стрелять не умею, так еще и Леший, как оказывается, совсем не боится пуль. Один миг, и карта переворачивается.

***

Девка стоит напротив меня. В корсете моем импровизированном и моих же штанах, которые она напялила на себя, подвернув снизу и обмотавшись моим ремнем трижды.

– Ключи! Быстро! Дай мне ключи!

– Тебе в цирк надо. Людям показывать. За бабло, – усмехаюсь, поднимаясь на кровати. Не того чучелом назвали, а точнее, не ту.

– Че ты ржешь?! Ключи гони, живо!

Хмурит тонкие темные брови, а у самой руки дрожат. Вот-вот пальнет, ствол заряжен. Ну-ну, думай кукухой быстрее. Хрен там.

– Опусти оружие. Пушка детям не игрушка.

– Хватит ерничать! Дай ключи от квартиры. Бегом! – взволнованный голос девчонки сбивается, а я почему-то на ее ступни смотрю. Маленькие, босые. Золушка, мать ее, или как там. Хоть бы тридцать пятый размер был.

– И ты уйдешь?

– Уйду!

– А на ноги что напялишь, мышка? Мои ботинки?

– Да!

– Утонуть не боишься?

– Нет! Не заговаривай мне зубы!

Нервничает, а я медленно поднимаюсь. Надоел этот цирк. Достала она и явно сегодня ожила.

– Стой… Не подходи, стой, говорю! Буду стрелять!

Мышка медленно пятится назад, а после зажмуривается и делает выстрел. Хоть бы смотрела, охуеть просто, пуля пролетает в сантиметре от моей башки, разбивая светильник и застревая в стене.

– Ты ебанулась? Дай сюда!

– А-а-а!

Подхожу и выдираю у нее ствол, девка извивается, а после выкручивается и впивается в меня зубами.

Со всей дури кусает, точно змея, набрасывается просто, и я с силой ее отталкиваю от себя, отчего она летит спиной на кровать.

– Блядь, твою мать, не кусайся!

– Гаденыш… – шипит зло, мечет в меня красивыми глазами молнии. Видно, ожила, семь жизней у нее, точно кошка домовая, и взгляд такой же. Хитрый, хитрющий даже. Лисий.

– Сама гадюка! Еще раз набросишься, будешь не только без патл, но и без зубов!

Кукла пыхтит, поджимая пухлые губы, а я смотрю на свою руку. На ладони выступает несколько капель крови. Охренеть просто у нее клыки! Хоть бы не ядовитая оказалась, не то прививка хрен поможет от такой.

Оба тяжело дышим, быстро надеваю новые брюки и прячу ствол в кобуру. От греха подальше, от нее, блядь, подальше.

И когда она проснулась? Я даже не заметил, вырубился просто, а у нее вон, значит, еще сил до хрена просто, раз такая бойкая.

Вытираю кровь о платок. Как же я заебался с ней возиться. Мало, видать, ее отметелили, раз эта девка такая живая до сих пор.

***

Вот я на коне и угрожаю ему стволом, но через миг пистолет оказывается снова в руках Лешего, а я … я лежу на кровати, ухватившись за больной бок.

Благо я цапнула его за ладонь. Не сказать, что мне понравилось, но Леший, видать, охренел. У него кровь даже выступила, я ощутила ее медный вкус.

Прекрасно. Могла бы – горло бы ему перегрызла, но думаю, он бы меня потом точно придушил даже без всякого ремня.

Отползаю на кровати. Угроза про выбитые зубы меня не веселит, потому что волосы так и не отросли за ночь. Уже сто раз пожалела, что так начала наше недоброе утро, ведь Леший меня не лупил и не домогался, а я… ладно.

Ошалело смотрю на этого варвара. Он что-то сильно зол и даже в душ не идет. Быстро набрасывает на себя рубашку, повернувшись ко мне широкой спиной. Крепкая шея, разворот плеч как три моих будет и… сколько ему лет?

Я не знаю. Больше тридцати точно, а дальше не скажешь, не понятно даже. Леший не старый, но и не мальчик вовсе. Взрослый мужик.

Ему тридцать пять? Тридцать шесть, может? Не знаю, здоровый бугай, от одного только вида которого становится страшно. И это… я спала с Лешим сегодня в одной постели, как оказывается.

Не помню даже, когда он пришел. Почему тогда он меня не тронул? Что ему стоило зажать меня и изнасиловать? Ничего. Неужели ему меня жаль? Нет, ему плевать на меня, и после вчерашнего я точно в этом убедилась, когда этот зверь обрезал мои волосы практически до корней.

Сглатываю, обхватывая себя руками. Леший достает из шкафа еще одни брюки и быстро их надевает, застегивает ремень. Я же сижу как дура в его огромной для меня одежде и соплю от злости и распирающего меня негодования.

Блин, там же были шмотки, просто на верхних полках я со своим не особо высоким ростом их не заметила. Надо же быть такой идиоткой, просто жесть.

Становится не по себе. Леший отходит к окну и больше даже не смотрит в мою сторону. Совсем, хотя еще минуту назад я едва не пробила дыру в его бритой башке.

О чем он думает, чего хочет… Я не знаю.

У меня жутко урчит живот, поет просто дифирамбы. Я адски хочу есть и пить, но как я попрошу его? Как я унижусь до такого?

Леший открывает окно настежь, жадно закуривает, стряхивая пепел в пиалу на подоконнике.

Я же смотрю на его широкую спину, сильные ноги в брюках, ягодицы. Красивый он все же, мышцы так и бугрятся, высокий, сильный. Он берет телефон, набирая кому-то, а я подползаю ближе на край кровати, прислушиваюсь к нему.

– Алик, привезу крысу через час. Да, наигрался. Сам ее воспитывай, – строго басит Леший, а я прихожу в ужас от услышанного.

О нет-нет-нет. Он решил отдать меня раньше… Алику.

Глава 11

– Собирайся.

– Куда?

– Твои выкрутасы мне надоели. Я хотел послушную девочку, ты и близко не такая. Вставай. К пацанам поедешь.

– Что? Что ты говоришь… ты же себе меня забрал, – отвечаю одними губами, стараясь унять бешеное сердце. Да, Леший жестокий ублюдок, но те, другие, – они же места живого на мне не оставят.

– Я передумал, – подходит и басит своим низким голосом, а я в стену вжимаюсь. Черт, черт, черт! Что я наделала? Я его вывела, и, похоже, Леший не намерен меня больше укрывать у себя.

Укрывать. Так сказала, словно он меня защищает, тогда как Саня меня мучает, ведь так? Я не знаю, я уже совсем запуталась.

Опускаю голову. Что мне ему сказать, чего я заслуживаю?

Леший меня даже за человека не воспринимает, не зовет по имени. Я просто кукла для него. Безвольная предательница, которую он может ломать сам, а может отдать на потеху своим дружкам. Уже отдал, точнее.

– Иди на кухню, – Кивает, и я шлепаю за ним на деревянных ногах, стараясь не свалиться от головокружения.

Сегодня что-то хуже стало. Не так болит в боку, но я совсем ослабла, и меня тошнит от голодухи.

– Сядь.

Делаю, как велит, медленно опускаюсь на стул. Почему-то все расплывается от слез и темнеет перед глазами.

Вижу только, как Леший ставит чайник, а после выгружает из холодильника еду.

Сыр и колбаса, овощи, хлеб, масло, какой-то паштет. Здесь полно еды, а я не брала. Не воровка я, а поесть раньше мне никто не предлагал.

Хозяин все быстро рубит и подает на тарелках. Прямо возле меня плюхает одну из них. Черт, не хозяин, не хозяин, не хозяин, Ира!

От увиденного во рту собирается слюна, еще больше урчит желудок, но я не дергаюсь. Похоже, это проверка.

– Ешь бери. Чего смотришь?

Леший опускает возле меня большую чашку парующего кофе. Себе ставит такую же, а я с места сдвинуться не могу. Как окаменела.

– Зачем? – спрашиваю осторожно, даже рука в сторону сыра не дернулась. Он не так прост, я уже это вкурила.

– Что зачем? Ты не ела давно.

Пожимает плечами и начинает с аппетитом уплетать бутерброды, а мне рыдать хочется. Унизительно просто.

– Зачем ты кормишь меня, если все равно отдашь? Продуктов на крысу не жалко?

Его глаза как-то странно темнеют, и Леший отпивает кофе. Я же засматриваюсь на его красивые руки. Ручищи просто, крупные ладони с выпирающими жгутами вен. Такими можно удавить, даже ремня не надо.

– Сейчас поедим, и отвезу. Хорош трястись. Ешь, сказал, или ты не голодная?

– Голодная. Даже очень. Спасибо, – тихо отвечаю, потому что это правда. Слона бы съела, вот честно.

Беру чашку кофе, отпиваю глоток, прикрывая глаза от удовольствия. Теплый кипяток приятно обжигает потрескавшиеся губы, согревает изнутри. Жажда давит, потому я хлебаю этот кофе еще горячим, едва им не давясь, конечно же сразу закашливаясь.

– Не спеши. Никто не отберет, – басит Леший и подливает мне еще кофе, а после рядом ставит чашку с водой, которую я тоже выпиваю до дна, страдая от жажды.

Становится лучше, протягиваю руку и осторожно беру кусочек сыра с тарелки.

Смотрю на реакцию Лешего. Спокоен, злости нет, он просто ест. Расслабься, Ира, когда варвар завтракает, похоже, он спокоен. Главное – не лезть в его тарелку, не то руку откусит до локтя.

Я жутко голодная, но набрасываться на еду не спешу. Съедаю только один бутерброд с сыром, выложенным в три слоя. Вот он – мой любимый. Обожаю. В любом виде и количестве. Могу только на сыре и жить. Больше ничего мне не надо.

– Любишь сыр?

– Да. Очень.

Однажды денег особо туго не было, и хоть Бакиров платил мне очень хорошо, но все уходило на лекарства. Один раз я отдала все на таблетки маме, а на еду не хватило. Я тогда купила полкило сыра, пачку кофе и жила так почти три недели.

Занять постыдилась, да и не дал бы никто, а если бы посмела своровать в клубе какую еду, Тоха бы мне отбил башку. С Андреем мы еще тогда особо не контактировали, и мне не хватало денег, реально не хватало даже на прокладки.

На самом деле это неважно, я выжила, не померла. Маме сказала, что села на новомодную диету. Она поверила, а я сменила два размера одежды, но зато мама прошла еще один курс терапии.

После еды и горячего напитка голова перестает так сильно кружиться, но жутко просто хочется спать, словно все силы выпили. Он выпил.

– Поехали. Вставай.

Леший поднимается и идет к двери, тогда как я иду за ним, но в коридоре прирастаю к полу, не в силах сдвинуться с места.

– Ты меня услышала? Иди сюда! – басит, а я обхватываю себя руками. Утопаю в его брюках, спасает только ремень, которым я обмоталась как минимум трижды.

– Не отдавай меня, – шепчу, опустив голову.

– Что? Что ты там лепечешь?

Леший наклоняется, чтобы с высоты своего роста уловить то, что я скажу, но мне не до шуток уже. Вот вообще не до них.

– Не отдавай меня им. Саша. Прошу. Они меня уничтожат, – бубню, и что-то внутри неприятно грызет. Я не привыкла ни у кого ничего просить и унижаться! Я сама всегда всего добиваюсь. Сама!

– Я не Саша тебе, а хозяин, и почему это я не должен тебя отдавать?

Леший подходит еще ближе и ставит обе руки возле меня. Загоняет в ловушку, а я в лицо его строгое смотрю.

Ну почему он не урод, ну почему, блин!

Опасный, высокий, крепкий, как варвар. От его близости начинает сильнее кружиться голова, подгибаются ноги, тянет живот.

Сглатываю, заставляю себя опустить голову. Не могу смотреть, но теперь пялюсь на его смуглую шею и пульсирующую венку на ней.

Делаю глубокий вдох. Ира, остынь! Лужицей тут еще растекись, дура!

Неужто мужика не видела раньше?!

Такого и так близко – нет. Мамочки.

– Ты говорил неделя. Она еще не прошла.

Поглядываю на мужчину, и, кажется, это не то, что Леший ожидает услышать. Есть еще кое-что. Ладно.

– Я буду хорошей девочкой. Обещаю.

Невинно хлопаю глазками, приоткрыв рот. Ну, поверь мне, я же вся невинность, ну, поверь!

Между нами возникает пауза, и я слышу только свое безумное сердце. Потеют ладони, Леший так смотрит на меня, словно сканером сквозь кости просвечивает, сволочь.

– Могло бы сработать, но я не верю ни единому твоему слову, мышка. Актриса из тебя херовая, и врать можешь кому угодно, но не мне. Идем.

Берет меня под руку, и, когда тащит к двери, я просто взрываюсь.

– Я сказала – нет!

Сама даже не знаю, что на меня находит.

Какое-то безумие, истерика от безысходности, потому что, потеряв страх, я хватаю первое, что попадается под руку, и со всей дури швыряю это в Лешего.

Ботинок с обувной полки. Прекрасно.

Тяжело дышу, стараясь унять бешеное сердце, и смотрю на своего похитителя тире спасителя во все глаза.

Ботинок, кстати, до хозяина не долетает, так как Леший его с легкостью отбрасывает от себя, когда тот едва не попадает ему в голову.

Сглатываю. Уже хорошо, хотя… не очень, судя по его разъяренному, просто-таки бешеному облику.

Он меня отпускает, а я медленно отхожу назад, к стене. Блин, этот бандит что-то совсем не веселый, злой, как черт, бешеный.

Ой, мама, теперь я нажила себе действительно серьезные проблемы, потому что, похоже, Леший больше никуда не идет.

Наоборот, он обратно закрывает дверь, проворачивает ключ два раза, и, кажется, вот теперь я его точно взбесила.

Глава 12

– Ты охуела или с башкой совсем не в ладах?

Леший прет на меня как танк, мгновенно загоняя в угол.

Пячусь назад, пока не оказываюсь вжата им в стену, но пасовать не собираюсь. Если покажу, как мне страшно, этот бандит меня расплющит, точно слабое насекомое. Я буду защищаться, иначе я не я.

– Стой, стой! А что мне было делать?! Я тебя нормально попросила не отдавать меня им! А-ай… – пищу, потому что Леший останавливается очень близко и обхватывает мою талию своими большими лапами. Вырваться не могу, он зажал меня в тиски и держит. Сожмет чуть сильнее – и выдавит содержимое, будто из тюбика зубной пасты.

– Что ж ты такая вредная? – басит, а мне дышать становится сложнее. Леший касается моей голой кожи грубыми пальцами, задевает синяки, трогает края повязки, а я с места сдвинуться не могу. Он меня поймал, как птичку, в капкан, и что хуже – сейчас я отчетливо чувствую животом его каменный член, которым он упирается в меня.