Два одиночества в любви

– В этот листопад бы фотосессию исполнить, а не идти в эту школу – сказал, клюя носом, хрупкий, словно фарфоровый мальчик с длинными седыми волосами. Он шёл под золотыми кронами клёнов по уничтоженной дождём дороге, которая с каждым шагом всё больше и больше отражалась на его заштопанных брюках.

– Успокойся уже и давай идти быстрее, Боря. Наша училка будет лютовать от твоего очередного опоздания. И, вообще – огненно рыжая девчонка, остановилась перед ним и ткнула пальцем в его маленькую, детскую, для его шестнадцати лет, грудь. Она была его ниже на пол головы, но само её строение тела было крепче – почему ты всегда опаздываешь?!

– Не знаю… – ответил ей парень, от удивления поправляя свои очки на его угловатом, исхудалом лице мумии, в котором была какая-то симпатичность, схожая на красоту мёртвых деревьев в зиму. – Вообще-то ты задерживаешь нас сейчас!

– Какой ты нервный и стра-ашный. Боюсь-боюсь – ухмыльнулась девчонка своим веснушачим лицом с призвуком насмешки. В улыбке черты её лика были поразительно красивы своей завораживающей округлостью и добродушностью.

– Успокойся уже, Лера!

После выкрика Бориса молодые люди шли в полнейшей тишине, изредка которое прерывалось из-за каких-то уведомлений в телефоны. Так же они немного говорили о сегодняшнем дне: о том, что сегодня очень сложный по урокам день, что они уже устали от учёбы, что сегодня наконец-то нет дождя, впервые за два дня, что они уже хотят домой…

День же был солнечным и приветливым донельзя. Запахи в воздухе плавали мокрой листвы и грязи, в которой вокруг иногда застревали некоторые машины, которых сегодня было удивительно мало, из-за чего была агония спокойствия и умиротворения, что будто бы минуты даже текли медленнее, но время было таким же, и оно поджимало.

– Сегодня так мало людей… – сказал еле-еле слышно Боря, голосом тонким, мелодичным, прорывая тишину меж собой и девушкой рядом.

– Ага, будто бы никому на работу не надо. И, вообще – Лера отошла подальше и закружилась. Её кудрявые рыжие волосы закружились вместе с ней. С ней кружилось и пальто, полностью расстегнутое, и юбка тёмная, и блузка белая, и серая сумка её – разве это не круто?! Меньше народу – больше кислороду!

– Пошли уже, балерина большого театра… – пробурчал Борис, взяв её за рукав и потянув девушку за собой – Такими темпами мы точно опоздаем.

– Сама серьёзность воплоти – подкалывала его сзади Лера, пытаясь догнать парня с помощью своих маленьких ножек.

По итогу Боря и Лера всё-таки пришли к школе. К этому большому кирпичному зданию эпохи СССР, которое было выкрашено в жёлто-молочные цвета, возле коего стоял новый железный забор. Он не вписывался в антураж своей новостью, как и типовая дешёвая спортивная площадка перед храмом знаний, которую дети в бесснежный период насиловали как могли. Время было пред урочное, оставалось всего десять минут. Перед школой толпились и маленькие первоклассники с рюкзаками, которые были больше них. И гламурные подростки средних классов, которые хотели выделиться как можно ярче, но из-за этого они становились лишь такой же массой, только разноцветной. И ученики старших классов, которые проклинали школу за то, что надо рано вставать, и которые были уже взрослые по своей натуре, поэтому они просто шли, тихо сгорая от тоски в душе. Боря и Лера же являлись маргиналами. То есть они уже переросли средние классы, но они ещё не были старшеклассниками. Они были старшими учениками средних классов. Это был их последний год, где сохраниться должен обычный их класс. После кто-то уйдёт в колледж на профессию рабочую, а кто-то решит дальше стать кем-то важнее, по мнению родителей, естественно. Например, психологом, врачом, а не низкими сварщиками или поварами, которые лишь делают нашу жизнь такой, которая она есть, и без которых бы всё просто порушилось. Боря же решил уходить в колледж, а Лера собиралась продолжать учёбу в школе.

Боря и Лера протиснулись сквозь эту живую массу и смогли зайти в фойе. Их встречал добродушный охранник, которым являлась бабушка лет шестидесяти, и злой-злой завуч по воспитательной работе, которая имела мастерство надевать иногда маску доброй женщины, хотя являлась за ней страшным демоном. Девушка и парень быстро переодели обувь и разошлись по своим секциям раздевалок. В их школе мальчиков по обыкновению обделяли. Раздевалки были редко убранными, в них не было мусорных ящиков, и обыкновенных шкафчиков, в которые дети бы могли положить свои вещи под замок. С детства мальчишек учили спартанским условиям, которых, собственно говоря, не было. У девочек же были всегда шкафчики, где можно оставить учебники, личные вещи, одежду. Их раздевалка даже закрывалась. Боря быстро повесил свою куртку и мешок с обувью на крючок в дальнем углу и пошёл ждать Леру. Он стоял перед дверью раздевалки, где находился её шкафчик, за ним было окно, где так же текли реки учеников. Поток перед ним плыл, из её двери постоянно выходили и заходили, и это была не она. «Как же она долго»-подумал Боря, смотря на потолок из плитки, где через одну плитка была или разбита, или её в общем не было. Серая с оранжевым…какая безвкусица, граничащая с домашним уютом.

Уже прозвучал звонок. Дети и по старше уже не шли, а бежали по коридору в свои классы. Боря всё стоял и смотрел в потолок. Вахтёрша его окликнула, спросила, почему тот не идёт в класс, но он по обыкновению не ответил. Всё-таки Лера вышла из раздевалки, вся запыханная и красная.

– Этот замок решил сломаться прямо сейчас, как же вовремя! – кричала она на безэмоциональное лицо Бори, но тот просто повернулся и пошёл вперёд.

Они поднимались на четвёртый этаж, на урок иностранного языка. Боря ничего не понимал в нём, а Лера же владела им великолепно, из-за частых поездок заграницу, куда парень никогда не попадал. Они договорились, что первым войдёт он, а потом уже она.

Урок окончился, и началась перемена, всего десять минут отдыха. Они перебрались в кабинет химии, где Борис сел на последнюю парту третьего ряда и включил музыку в своих наушниках. Он так обособлялся от мира и отдыхал разумом, когда суета вокруг орала и бегала. Лера же увлечённо болтала со своими подружками. Она сидела в середине первого ряда и говорила то о сериалах, то о подарках, то о другой чепухе, о которой обыденно говорят девушки в своём узком кругу привилегированных, таких же, как и они. Лера была самой шумной всегда в компании, громко говорила, смеялась, шутила, подкалывала. Боря же сидел в наушниках. Может со стороны казалось, что он думает великие думы, но у него внутри головы ничего не было, кроме Людовико Эйнауди, Густаво Сантаолалья, Йеспера Кюда и других им прочих. Они не пели, не выдавали героические вокальные партии, в большинстве своём, а только создавали очаровательную музыку. Под них мозг Бори находил гармонию, силу на день. Ему это важно было, ведь слушать ему особо было некого. Друзей он не имел в большинстве своём, кроме Леры и Серёги, который заболел и не приходил уже неделю и не должен будет ещё какое-то время приходить. Под музыку мир Бори расцветал внутри и сжигался одновременно. Партии, которые создавались гениями, затрагивали души, они затронули и душу этого парня. Он просто смотрел на окружающий мир, как на террариум, когда вместо его шума были музыкальные инструменты.

– Бу! – сказала сзади Лера, ткнув резко пальцами Борю в бока, что тот чуть подпрыгнул, выкинул музыку, и во время всех этих действий он сначала громко выругался, а потом проклинал девчонку.

– Ты за какой чёрт живых людей так пугаешь?! – проговорил Боря, пытаясь отдышаться и выжить от испуга, который чуть ли не привёл его если не к сердечному приступу, то к заиканию.

– Ну, вижу, что ты сидишь такой грустный здесь и решила подойти, узнать что случилось.

– Ничего не случилось.

– Точно?

– Да.

– Тогда я рядом с тобой посижу – сказала это Лера, выдвинув стул и сев на него, приглаживая свою блузку и юбку.

– Зачем? У тебя же подруги есть, да и тем более я не лучший собеседник.

– А чего ты там слушаешь? – Лера в этот момент взяла телефон, разблокировала его, так как Боря не имел привычку к паролям, и начало смотреть, что за музыку он слушает. – Это что-то на английском? Ну-ка дай послушать – и в этот момент она вытащила один наушник из уха парня и засунула его в свой.

Она видимо всё ждала слов, но, потом, поняв, что там нет их вовсе, отдала наушник обратно Борису.

– У тебя же точно всё в порядке? – переспросила его Лера – Просто…мне тревожно, что ты так сидишь и ни с кем не разговариваешь.

– Я так делал как бы всегда – ответил ей Боря, поправляя очки и глядя на неё океановыми глазами.

– Ну, что ж…хорошо. Тогда я сяду сегодня с тобой?

– Зачем?

– Хочется мне сегодня сделать так. И тем более я – твоя подруга.

– Окей, садись – сказал Боря и отложил из рук телефон, в котором он всё время сидел. Он достал из своего рюкзачка книгу.

Лера пришла со своей чёрной сумочкой и подсела к парню. Подружки на неё смотрели вопросительно, но она этого не замечала. Вообще, некоторые поговаривали, что Лера и Борис имели друг к другу любовное отношение. Что они приходят в школу и уходят вместе из-за того, что влюблены. Но на самом деле это была не правда. Боря и Лера так делали, потому что жили на одной лестничной клетке, а их мамы были подружками, которые познакомились в школе на родительских собраниях и на работе, где были воспитателями. Поэтому они и ходили вместе часто. Но вне школы они не особо контактировали. Только пару раз они ходили в гости и всё. В самом деле, они были совершенно друг к другу холодны как лёд, только сугубо школа, и только.

Прозвенел звонок и начался наконец-то урок. Часть учеников готовилась к экзаменам, когда другая – сидела и решала свои экзамены, или же просто сидели и ничего не делали. Лера сидела в наушниках и смотрела соцсети, Боря – читал. В один момент Лера решила поинтересоваться, что это он читает. В правом верхнем углу страницы было написано «Мечтают ли андроиды об электроовцах?». Она частенько его видела с разными книгами, о которых никогда не слышала, разве только «Доктор Живаго» где-то проскакивал на задворках её слуха. Лера считала Борю каким-то злым гением, у которого в голове зетабайты знаний и всё всегда знает. Когда она его о чём-то спрашивала, он вечно что-то пытался ответить, но вечно не мог. «Мысли, наверное, путаются» – думала Лера и просто ему кивала и говорила «Спасибо». Боря же ничего о ней не думал. Он иногда приходил к мысли-какая она? И по итогу понимал, что она его лучшая подруга, красивей которых он просто не видел. Чувств внутри он не имел к ней, лишь размышления.

Урок закончился, а потом ещё один, другой…так прошли все шесть уроков. Тихо, спокойно. Боря сидел вдали, она же просто проживала жизнь. Их миры, в общем, были противоположными полностью.

Борин мир, как думали другие, был тёмным, злым и замудрённым. Но на самом деле всё было по-другому. Его мир был светлым и в нём жила сама гармония. Мечты прыгали и переплетались с яркими замыслами. Если описывать, то его мир-это летняя поляна в волшебном лесу, где бегают животные, которые не едят друг друга. Где растут самые разные цветы и растения самых причудливых пород. Где солнце с поляны не уходит, а внешний лес всегда в тени и в страхе, что кто-то чужеродный вторгнется в него.

При сравнении мира Бори внутреннего с Лериным, он другой полностью. Он словно лес, который освещает электрическое солнце, а поляна вечно в тени. В ней цветы и растения пожухли и ждут света, настоящего, уже давно, но как-то он не доходит. Животные самые разные разбежались или погрызли друг друга в бойне под солнцем. Один на поляне только цветок выжил, который греет единственный лучик настоящего солнца и это-роза, с разноцветными лепестками радуги, последняя, в своём роде, у Леры в душе.

Миры эти были скрытыми, как и у всех людей. Такие миры имеют вход для немногих. Только когда другой становится максимально близким, только тогда он становится возможным посетителем мира. И главное в нём ничего не сломать, а что-то сделать лучше и изучить. Это большая честь – быть почтенным посетителем чужого мира, стать достойным, что тебе кто-то открылся. Но потерять возможность-это лёгкая вещь. И теряя возможность зайти в мир к другому человеку, ты меняешь этот мир, и неизвестно в какую сторону. Кто-то может сделать выводы и укрепить свой мир, сделать его более прочным, а кого-то мир тускнеет и свет уходит.

Обычно Боря и Лера уходили домой порознь. Ему не хотелось ждать её по двадцать минут у дверей, поэтому он уходил. Но сегодня он задержался в библиотеке. Боря выходил из школы, думая, что Лера уже ушла, но он увидел, как она стоит и возле неё куча парней. Он не обратил особого внимания и пошёл дальше. Однако к его ушам дошли громкие слова из толпы.

– Ну, давай не ломайся ты уже, как будто маленькая. Дел то на пять минут, не больше.

Боря подошёл к парням. Он увидел, что какой-то парень, ниже Леры, с ярко-выраженной азиатской внешностью перед ней стоял, засунув руки в карманы, и говорил, когда та держалась изо всех сил, чтобы не заплакать.

– Пойдём к нам, на хату, там повеселимся. Там и познакомимся. Я твою рыжую голову с пятого класса вижу, когда ты ещё в третьем была. Не ломайся, ё-маё.

Азиат хотел уже взять за руку Леру, но Боря вышел из толпы и встал перед ним.

– Отошёл от неё, коротышка.

– А ты ваще кто, шпала? Уходи давай, а то хана тебе – пригрозил ему Азиат, подойдя вплотную, но из-за этого Боря пытался не засмеяться, потому что это лицо злости было максимально комичным.

– Я-друг этой девушки, поэтому отошёл от неё и больше не трогай, понял? – ответил Боря, смотря пристально в узкие глаза.

– Хах, ну ладно, герой защитник… – сказал коротыш и захотел замахнуться уже в лицо Бори правой рукой. Но парень понял это, поэтому он просто оттолкнул Азиата, после чего тот отлетел на два-три метра, грохнувшись в лужу.

– Ты чё?! Иди сюда! Быстро! Я тебе щас всё лицо разобью! – слышалось сзади, но Боря потянул Леру за собой, взял её за рукав и сказал: «Давай пойдём отсюда поскорее».

Так они и ушли с территории школы. Боря вёл Леру за собой слишком быстро, что та начала задыхаться, но остановить его она не могла из-за неловкости. Возле гаражей и под жёлтыми берёзами они встали, он отпустил рукав, который промок от влаги в его ладонях. Боря во время дороги смотрел только вниз, Лера пыталась найти слова то ли благодарности, то ли удивления.

– Зачем ты вообще мне помог? – решилась всё-таки Лера что-то сказать, пытаясь найти глаза Бори, которые тот прятал в земле.

– Ну…вроде так делают друзья же. Я увидел, что ты в опасности, что тебе плохо, ну и вот… – он пинал камни на земле и сверлил взглядом грязь, на которую он случайно встал.

– Я думала ты уйдёшь и всё, а ты…спасибо большое, Боря – сказала она, крепко обняв парня.

Тот немного оцепенел, потом чуть приобнял. Странный был вид их: высокий парень с длинными седыми волосами и девушка с рыжими волосами.

– Может, пойдём всё-таки домой? – прервал её объятия Борис, пытаясь вырваться, но та всё держала и держала.

– Ха-ха-ха, не-е-е, не отпущу-у-у – кричала Лера, но тот вырвался от неё. Она иногда подшучивала над его тихостью и нелюдимостью, смотря на его удивление.

По дороге они зашли в магазин, купили продуктов домой и по итогу пришли домой лишь под вечер. Они попрощались, помахав друг другу и закрыв дверь, со словами «До завтра!».

Боря дома обычно оставался в полном одиночестве. Родители у него работали допоздна, а иногда приходили лишь под утро. Всё это время он проводил один на один с квартирой. Он пытался как-нибудь себя развеселить, прорезать вакуум тишины. Сам дом был уютно-маленьким, домашним как у бабушки, милым, состоящим из самых простых вещей: дивана, ковров, столиков, обшарпанных временем, обоев, которые давали успокаивающие тона в не без того тихую квартирку. Комнат было две – спальня родителей и общая гостиная, где спал Боря. После того, как он переоделся в домашнюю серую футболку и шорты, сел смотреть телевизор, а потом – делать уроки.

Лерина квартира была другой. Тишина могла в ней лишь сниться из-за братика и сестры. Они часто выводили Леру из себя из-за своих проделок и глупых ошибок, которые надо было убирать старшей сестре. Сама квартира была обставлена богаче, более вычурно. Даже обои хотели показать какую-то стильную изюминку, но детские каракули на них лишь вызывали умиление. Комната детей была словно адским поприщем. Словно Мамаево побоище перенесли туда и каждый день оно повторялось. Мама ушла на работу, а папы у неё не было. Точнее он был где-то, а может уже не где-то не был. Неизвестно. Младшие были от другого, но и он ушёл на работу, поэтому хозяйство ложилось на плечи Леры, и как героиня «Храброго сердца» она бралась за освобождение квартиры от узов грязи и беспорядка.

Боря проводил большую часть времени за уроками, но потом он занимался всяким разным: играл на скрипке, смотрел фильмы, решал задания с экзаменов. Лера же обычно после уборки забывала напрочь про учёбу и уходила гулять до поздней ночи.

Боря очень много играл на скрипке, каждый момент дома он старался достать её и снова начинал по новой. Для него это была страсть, ради которой он мог выделять любую секунду времени. Из-за своего характера и некоторых проблем в семье, Боря не ходил никогда в музыкальную школу. Но игра на скрипке и сама скрипка пришла к нему по наследству от деда. Он его никогда не видел и лишь дух его иногда приходил во снах и подбадривал внука, чтобы тот вновь учился. Ему помогал интернет в азах, а потом он и сам начал постигать новое с помощью проб и ошибок. Боря, беря в руки смычок, погружался в зазеркалье. В мир где нет никого и музыка осязаема, ощущаема не только слухом, но и глазом. Он с ней мог и играться и изучать её взглядом. Она не выглядела в виде нот, нет. Музыка словно волны песков или моря пролетали перед ним и вокруг. Когда смычок делал новое движение, волна меняла своё направление, свой вид, форму. Могла менять и цвет: из весёлого жёлтого в сумрачный синий, из яростного красного в успокоенный зелёный. Душа и музыка переплетались. Струны будто есть душа, а сама музыка-смычок, и она меняет её. Из соседей никто не знал, что это Боря именно играет, потому что все думали на соседа интеллигента, который, на самом деле, играл на пианино.

Он после игры усаживался читать. Боря чувствовал себя губкой, которая хочет всё поглощать и поглощать информацию о мире и о человеческой душе. Он хотел узнать, что чувствуют люди живые тогда, сейчас, в фантастическом будущем. Словно бы он не имел то, что имеют в душе они. Поэтому он, как вампир, питался эмоциями из книг.

Лера часто ходила гулять на улицу и всякие интересные места с подружками, иногда с друзьями, иногда с ухажерами. Её жизнь, как радуга, была заполнена весельем в те дни, когда она не работала по дому. Это её спасало от скуки, собственных мыслей, которые часто её встречали перед сном. «То ли я делаю? А такой ли я хотела быть? Я же хотела когда-то стать художницей, но забросила… А я любила? Я – нормальная? Если посмотрю в зеркало, то там буду я или лишь чужое тело с чужой душой?»

Она не понимала, почему так постоянно думала перед сном, но эти мысли всё приходили и приходили к ней. Может ей хотелось с кем-нибудь их обсудить, но устойчивое недоверие к людям не давало этого. Каждый раз, когда она говорила «близким» людям о своих мыслях, то ей просто отвечали «Мгм. Да-да, интересно. Понятно». Но Лере от такого становилось лишь хуже. Озеро собственной неуверенности под холодом отношения окружающих лишь превращал гладь воды в лёд и делал все страхи крепче. Доверять она матери не могла из-за того, что та всегда пропадала на работе, и Лера иногда даже забывала лицо родителя. Осушить озеро она пыталась и через друзей, и через хобби, но воды лишь становилось больше если не с каждым днём, то с каждой неделей. И иногда после школы ей слышалась игра на скрипке, как вой надежды бесконечно близкий и далёкий от музыканта, которого она никогда не знала.

Лера садилась делать уроки лишь поздно ночью, когда брат с сестрой сопели рядом на двухъярусной после ужина старшей. Она писала очень тихо, и тишину дома лишь могла прервать дверь, которую открывала мама после ночной смены, уходящая сразу спать, не говоря дочери ни слова, хотя она видела свет из детской комнаты. Лера в это время же переставала даже дышать, надеясь, что мама её не заметит, чтобы уставшая женщина не утруждалась произносить лишние слова.

Часто Бориса мама настигала спящего на диване, когда лицо того было закрыто книгой после марафона чтения. Так получилось и сегодня. Она его растолкала, тихонько потрепав за плечо и поцеловав в лоб. Боря после этого нехотя открывал глаза.

– Ты опять читал? Уроки хотя бы сделал? – спросила его мама, убирая волосы в бок седые пряди сына с его лица.

– Да, конечно – ответил ей Борис, пытаясь найти очки где-то за спиной, но постоянно ощупывая лишь книги.

– Ну хорошо – и мама посмотрела на скрипку, всю старую с потёртостями, сколами и трещинками, гриф на которой был склеен не один раз. Инструмент лежал на ковре, посередине комнаты и глядел своими потускневшими струнами в потолок, а смычок валялся рядом со шкафом. – Может, сыграешь маме?

– А не поздно?

Мама лишь похлопала его по плечу и показала головой, что нет, не поздно. Боря встал с дивана, и пытаясь нащупать в темноте смычок, поползал по полу. Наконец, после того как нашёл его, встал в позу и начал водить им по скрипке. И после каждого взмаха началась литься музыка, великолепно-ласкающая слух и давящая на живое в груди. Парень закрыл глаза и всё изливал и изливал всего себя, стоя посередине квартиры, Вся комната в голове его растворилась, музыка сломила все мыслимые и немыслимые рамки и пространство. Он словно и забыл, что мама сидит перед ним, Боря лишь открывал канал своего душевного беспокойства, радости и дум. Скрипка слилась с ним в одно единое, а музыка была их кровью, кровью этого существа, сплетённого из всех эмоций. Мелодия была на удивление быстрой и бойкой, но грустной и тёмной. В голове Бори лишь темнота с ничем танцевала, а огонь душевной спокойной тоски с плачем одиночества от любви к никому рисовали какие-то знаки неизвестных языков. И с каждым движением смычка все движения танца с рисунком ускорялись. И будто душа кровоточила и конец. Боря издал последний аккорд, и опустил руки. Его оставалось таким же безжизненно отстранённым, но внутри кошки отскребли уже все стены сердца. Дыхание было таким же спокойным, но градус его повысился на два-три градуса. Он положил скрипку в чехол и поставил его в шкаф под радостные возгласы мамы, хотя они и не доходили до его мозга, застревая где-то перед перепонкой. Он снова уселся читать, пока мама занималась хозяйскими делами или смотрела российские сериалы, где плохие актёры пытались играть как пародия на хороших, а хорошие пытались играть на своём уровне, но лишь получалась такая же низкопробная пародия.