Поперечный элемент

ЧАСТЬ 1.

Солнце искрилось на поверхности волн мягким золотистым светом, растягиваясь своим отражением в неровную зыбкую тропу к горизонту, и чудилось, что в эти минуты земная жизнь пугающе близка к небесам, что до небес каких-то несколько вздохов.

Ветер бросался навстречу, обнимая тело словно в последний раз, он зарывался в волосы и нырял под одежду, будто желал проникнуть как можно глубже, в самую душу. Кричали чайки, пронзительно и надрывно. Шумело море, всхлипывая волнами о песок. А ей казалось, что в этот момент она изнутри слышит скрежет лезвия о ребра.

Так закончилась ее история.

…Сколько себя помню, никогда не могла найти общий язык с людьми. Все дело в том, что люди не любят правду, а я не умею обманывать. Мне кажется, именно поэтому для меня закрыты двери во многие радости жизни – в то, что для большинства является обыденностью, и в то, что многим даже не придет в голову назвать радостью. Двери в дружбу, например. У меня нет друзей, нет родных, нет никого, кто был бы рад моему существованию. Я не умею дружить.

Я много раз слышала угрозы и проклятья, и все потому, что меня считают злой. Я так и не научилась дружить с правдой, она, как навязчивая соседка, врывается в мою жизнь без стука, изо дня в день докучает неуместными фразами, из года в год насмехается в лицо.

Ни одни проклятья, брошенные мне вслед, никогда не сбывались. Мои слова сбываются всегда. Не потому, что я умею предсказывать будущее, а потому, что понимаю истину справедливости, смысл и закономерность которой для всех закрыты. В нашем мире все объяснимо, все предсказуемо. Так уж вышло, что я не знаю неожиданностей. Меня не любят. Меня боятся.

Восемь лет идет война. Для меня война никогда не закончится, вся моя жизнь теперь – война. Но люди думают, что война – это когда массово убивают ни в чем не повинных людей. На самом деле не бывает ни в чем не повинных людей, вздор. Все, кто умерли и кого убили – заслужили это, они должны были умереть именно так и не иначе. Даже если это старики или женщины. Даже если инвалиды или дети. Даже если кажется, что ничего более жестокого нельзя придумать. Ничто не дается просто так – ни радость, ни горе. Никогда еще это правило не имело исключений и, надеюсь, никогда не будет иметь.

1.

Старый советский будильник едва успел издать первую трель, как мужская рука уверенно заглушила его. Он не спал. Он нормально не спал уже давно, но именно сегодня ночью ему пришла в голову идея, для осуществления которой требовалось сделать самое сложное: найти ее. Ту, которая оставила после себя неизгладимый след. Ту, мысли о которой не выходили из головы. Ту, которая навсегда, он был уверен, изменила его жизнь.

Пока он чистил зубы, брился и выполнял другие процедуры утреннего туалета, перед внутренним взором мельтешил яркий, врезавшийся в память образ. Этот образ преследовал его и днем, и ночью, и наяву, и во снах. Не давал покоя, с вязкой назойливостью суетился в сознании.

Возможно ли это, найти? На этот вопрос он пытался ответить себе честно, взвесив на чашах мозга имеющиеся аргументы.

С одной стороны – его жизненные убеждения. Если существует цель, существуют и пути ее достижения. Ничего невозможного не бывает. Если начал – делай до желаемого результата. Иди до конца.

С другой стороны – реальность, которая казалась безнадежной. Условий задачи недостаточно для получения ответа. Информацию взять неоткуда. Помощи просить нельзя.

Не торопясь, он приготовил кофе. Не чувствуя вкуса, выпил маленькими глотками, глядя на проснувшийся за окном город. Найти ее – теперь главная цель в его жизни. А целей он добиваться умеет.

Он никогда не встречал ей подобных. Она заставила смотреть на мир иначе, привнесла в жизнь новые грани. И стала для него главной тайной. Кто она? Теперь он страшно жалел и корил себя, что последняя встреча – неожиданная, случайная – прошла впустую. О ней он не знал ничего, что помогло бы зацепиться и развернуть поиски.

Что он будет делать? Приставать к прохожим с вопросом – не видели ли они здесь девушку с черными волосами и черными глазами? Как глупо. Можно добавить про ее особенный взгляд – это правда, но делу нисколько не поможет. Каким посмешищем он будет выглядеть в чужих глазах!

Он верил, что рано или поздно удача снова улыбнется ему. Может, сегодня. Может, через год. Он больше никуда не торопился.

Нужно действовать сейчас, откладывать ее поиски больше нет смысла, он не сможет с этим жить. Нужно хотя бы попытаться.

Найти ее – мысленно повторял он. Найти ее. Найти ее. Найти ее. И убить.

2.

Ветхий дом, по окна осевший в землю, стоял в самом центре деревни. Внутри покосившейся ограды царствовал беспорядок. Заросли пожухлых сорняков выбивались за прохудившийся забор, корявые ветки мрачных сухих деревьев потрескивали на ветру, грозясь со дня на день обрушиться на и без того пострадавшую крышу. Больше полувека дом не видел жильцов, но до сих пор не развалился. Будто нарочно держался, как зловещая насмешка над жителями деревни, одним только видом пробуждал в памяти гнетущие воспоминания и рисовал яркие картины в воображении.

Немного жителей осталось в деревне, которые могли бы из первых уст рассказать историю этого дома. И тем не менее, его историю знали все. За минувшие годы она обросла небывалыми подробностями, обсуждалась так много раз, что уже было и не понять, где правда, а где вымысел. Но начало у этой истории почти всегда было одинаковое.

В начале пятидесятых годов поздним летом в деревню пришла девушка. Пришла одна, без вещей, босиком. Одежда на ней местами была порвана и измазана сажей, правый рукав в районе предплечья был закатан выше сочащихся ожоговых пузырей, толстая коса до пояса растрепалась. На вид – не больше шестнадцати лет.

На деревню опускались сумерки, и девушка постучалась в крайний от дороги дом. Черные глаза смотрели доверчиво и смиренно, когда навстречу ей вышла хозяйка.

Как оказалось, на заимке неподалеку случился пожар. Ася, так звали путницу, чудом спаслась, а остальные домочадцы – нет. Погорело и все хозяйство – дом, скот, пасека. Ася рассказывала и плакала, размазывая слезы по чумазому лицу.

До ближайшего поселения от их заимки было не больше двадцати верст, но обессиленная девушка шла целый день. Глава семьи, Иван, припомнил, что рано утром ветер доносил запахи гари и дыма.

Иван, нахмурив брови, тяжко вздыхал. Жалко деваху, но у самих вон шестеро ребятишек. Приютить ее – означало еще один голодный рот. Впереди зима, и никто не знает, как все обернется в этот год.

– Я все понимаю, под одну крышу не прошусь, да и нахлебницей мне быть зазорно. Мне бы сараюшку какую, чтобы было где спать, да работу – любую, я с любой справлюсь.

– Помоги умыться, Авдотья, раны омой, да уложи гостью, – кивнул он жене. – Утро вечера мудренее.

Утром гудела вся деревня. Бабы судачили и качали головами, мужики хмурились. Но проблема Аси решилась сама собой. После выгона скота на выпаса к Авдотье прибежала соседка.

– Пятачиха! Гляжу, ведро с огурцами третий день на крыльце нетронутое, пошла до нее, а она лежит! Думала, крякнула, ан нет, лежит, глазами водит, мычит, не шевелится!

– Допилась чумичка! – ахнула Авдотья.

Так и определили Асю сиделкой-приживалкой в дом к Пятачихе. Очень скоро даже в разговорах между собой бабы стали звать сироту ласково Асенькой. Ловко и шустро справлялась с работой Асенька. Только за утро успевала и дров наколоть, и обед приготовить, и к колодцу за водой сбегать. Без дела не сидела. Перестирала все Пятачихино тряпье, на отмытых окнах появились занавески. Дочиста убралась во дворе, до последней травинки выполола огород. В доме стало гораздо уютнее, исчезли слои пыли, запахло едой.

Дважды в день хрупкая Асенька выносила Пятачиху на крыльцо дышать воздухом. Жители деревни еще ни разу не видели запойную бабу такой опрятной и причесанной. Асенька садилась рядом и разговаривала с хозяйкой дома или пела, при этом рукодельничая. То ткала из лыка лукошко, то вязала веник, то платала какие-то вещи. Всегда была занята.

Пятачиха не держала ни скот, ни домашнюю птицу, и соседские хозяйки, жалея работящую сиротку, стали носить ей яйца, молоко, масло. Асенька поначалу смущалась, не хотела брать подаяния, но со временем стала с радостью принимать съестное. Старалась отблагодарить добрых людей – предметами рукоделия или посильной помощью. Мечтала, что весной обзаведется цыплятами.

Повадился к Асеньке Павел ходить, молодой парнишка с соседней улицы. То дров вызовется наколоть, то крыльцо придет чинить, то, глядишь, забор подделывает. Ася застенчиво тупилась и краснела каждый раз, как находила в калитке цветы. Но от подтруниваний подружек отмахивалась: мол, некогда ей миловаться, дел невпроворот.

Наступил декабрь, и начались странности. Однажды, когда выпало много снега, девчата пошли строить горку для зимних забав, и, увидав во дворе Асеньку, кликнули ее с собой. Асенька глаза на них подняла, в ужасе вскрикнула, попятилась, крестясь и что-то шепча под нос. Споткнулась, упала, да так и осталась на снегу сидеть. Глаза от страха огромные, руки трясутся, на вопросы не отвечает, молчит да головой медленно мотает туда-сюда.

Троица, не добившись объяснений, отправилась в путь. Всю дорогу весело обсуждали чудачку, хихикали, не умолкали. Назад воротились не все. Одна из них упала в колодец. Пока подняли шумиху, пока за мужиками сбегали, пока сообразили что да как… Да и не успели бы, разбилась она.

После этого случая молва пошла по деревне. С опаской и недоверием начали к Асеньке относиться. Некоторые и вовсе здороваться перестали. А сама сирота замкнулась, при встрече с людьми стыдливо глаза опускала, в гости ни к кому не ходила. Только Паша по-прежнему навещал ее. Но в одночасье отвернулся и он.

А случилось это так. В один из вечеров, управившись по хозяйству, парень заторопился к дому Пятачихи. На улице давно стемнело, и он переживал: как бы Асенька спать не легла.

Маленькое окошко теплилось тусклым коричневым светом. Первая дверь была не заперта. Павел ворвался в сени, затем постучал, потому что так полагается, но от нетерпения не стал ждать разрешения войти.

Керосиновая лампа мерцала неясно и сбивчиво. Тени, растревоженные огнем, сумбурно и неистово метались по стене. В углу возле печки, низко склонившись, Асенька штопала половик.

– Ася, айда со мной к Терентьевым, у Сашки сын родился, Толик с баяном придет, – весело начал парень, но осекся, когда девушка подняла голову.

Это был не обычный теплый, искрящийся и задорный взор Асеньки. Черные глаза смотрели безучастно и отрешенно куда-то за Пашу, словно бы сквозь него. Пылающие огоньки от лампы гарцевали в этих глазах, но таилось во взгляде что-то студеное, липкое, пробирающее до мурашек. Стало знобко.

Механически продолжая орудовать иголкой, спокойно, даже равнодушно проговорила:

– Любаша тятеньку привела, не отпущает. Спеши, Паша. Авось, поспеешь.

Стылым хладом отдались ее слова внутри. Парень попятился, спиной обнаружил дверь, потом еще одну, и лишь очутившись на крыльце, опомнился и что есть мочи бросился к дому.

– Батька! – заорал он с порога. – Батька где? – кинулся к перепуганной матери.

– Теленка пошел поить, – растерянно и встревожено ответила она. – Ужо воротиться должон. Да что стряслось? – крикнула вдогонку, но сын, выхватив лампу из ее рук, выбежал из хаты.

В сарае, на входе в коровник, лежал отец. Неживой.

А Любашей, как сразу понял Паша, была его четырехлетняя сестра, скончавшаяся два года назад от воспаления легких.

С тех пор Пятачихин дом все жители деревни стали обходить стороной. Никто не хотел знаться с черной ведьмой. Если проходили мимо – крестились, молитвы шептали.

А по весне назрел бунт.

– Сколько ж можно нам на своей же земле бояться? – кричали бабы.

– Сжечь ведьму! – предлагали.

– И Пятачиху давнехонько не видать, она ее с месяц как не выносит. Небось, та и померла ужо! – сомневались.

– Этак она и заимку подожгла, сама! С родичами спалила! А что же нас ждет, хлопцы? Наколдует, тады и мы погорим! – опасались.

Мужики решили покончить с юродивой. Похватали вилы, лопаты, топоры, косы и бросились дружной толпой к ненавистному дому. Да только добежали не все. Кто – на свои же вилы накололся, кто – запнулся и на косу налетел… Некоторые, побросав орудия, стали помогать раненым. Паша возглавлял набег. Он первым залетел в избу.

А с этого момента версии разделились. Одни рассказывали, что увидели там черную кошку с черными глазами, которая мигом выскользнула за дверь. Другие поговаривали, что кошки не было, зато был скелет Пятачихи – такой, будто она умерла несколько лет назад. Кто-то толковал, что внутри царила густая темнота, а по стенам скакали бесовские тени, хотя лампа была потушена, а на улице стояло светлое солнечное утро. Но истории сходились в одном: Пятачиха была мертва.

Сам Паша уверял, что ни одного указания на то, что в доме долгое время жила сирота, не было. Жилище было в запустении. Трухлявый пол проваливался, печка сыпалась, сквозь давнишние щели завывал ветер. Ни занавесок на окнах, ни самотканых половиков, ничего. Слои пыли, вязкая паутина и беспорядок как при жизни Пятачихи: горы бутылок, грязной посуды, испачканного тряпья.

Перепуганные жители попытались поджечь избу. Но спички ломались, не загорались или тухли через мгновение. От отчаяния мо́лодцы принялись рубить крыльцо, но топорищи с треском расщелкивались, лезвия тупились, а когда у одного со звоном раскололся обух, стало ясно, что ничего не выйдет. Так и не причинив весомых увечий злополучному дому, поковыляли восвояси, таща на себе умирающих и пострадавших.

Долгое время проклятого дома сторонились. Никто не решался войти на территорию двора. Поговаривали, что ведьма по-прежнему живет в избе. И хотя ее никто больше не видел, каждую ночь окно смутно брезжило хмурым коричневым светом и гасло, едва воспевал первый петух.

А по осени посреди ночи проснулась вся деревня от жутких нечеловеческих криков, доносившихся из нутра злополучной избы. Кто-то рычал, ревел, завывал и стонал, бился, визжал, скрежетал. Полная луна ясно освещала окрестности, звезды тревожно мерцали. Все живое в округе замерло, замолчали звери и птицы, притаились люди, боясь ненароком выдать свое присутствие.

Из печной трубы густым столбом валил дым, как еще одно доказательство творившейся внутри дома чертовщины. Казалось, изба ходила ходуном, дрожала от напряжения и дьявольских чудовищ, бушевавших с лютым неистовством. Вместе с воплями слышалось, как громыхала какая-то утварь, как двигалась тяжелая мебель, как с яростью колотилась в стены нечистая сила.

В проклятом доме горел свет, но никому не пришло в голову заглянуть внутрь. Люди попрятались в своих домах, отчаянно шептали молитвы, ждали, когда же наконец придет утро. Ночь отступила, забрезжил рассвет, и крики ослабли. Придавший смелости новый день заставил соседей с осторожностью выглянуть в окно. Солнце несмело коснулось крыши проклятого дома, и вдруг все прекратилось, совсем. Робко пропел петух, где-то заблеяла коза.

Три последующих дня прошли в загадочных обстоятельствах. Печная труба продолжала дымить. Соседские коровы с перепугу давали молока вдвое меньше – утрами совсем не доились, а куры перестали нестись.

А на пятый день в огороде проклятого дома, среди зарослей высокой травы и грубо выкорчеванных сорных кустов появилась могила. Свежий холмик жутко возвышался над ровной землей, небрежно сколоченный крест косо торчал в изголовье.

И все пошло своим чередом.

Долго помнили деревенские жители эту ночь. Много полнолуний после прошли в страхе и молитвах. Но подобное больше никогда не повторялось. Соседи со своей стороны вдоль забора вкопали сколоченные кресты. Даже когда посреди зимы кончились заготовленные дрова, и вся ограда ушла на растопку, кресты не посмели трогать.

Через несколько лет в деревню привезли батюшку. Но и он, узнав обо всем, отказался приближаться к калитке. Вышагивая повдоль забора, пел молитвы, размахивал кадилом с дымящимся ладаном, разбрызгивал святую воду кропилом. Наконец, обрызгав святой водой очевидцев и начертав в воздухе крест, заявил:

– Бесого отродие не пущает, – трясущимися руками вытер пот со лба. – Смежники, тикать вам надось отседова, перекочевывать с земли проклятой, – обратился к соседям. – Нехай, нехай… Неча туды суватьсы… Свят-свят-свят!

Так и уехал.

Прошло десять лет. В теплую летнюю ночь компания из четырех парнишек, слоняясь по улицам от скуки, болтали о проклятом доме, и у одного из них родилась идея войти внутрь. На это предложение подростки отреагировали по-разному. Один – отказался наотрез, второй – с воодушевлением поддержал, а третий, опасаясь насмешек, никак не выказал своего страха и согласился. Спор продолжался недолго, и тому, кто был против, ничего не оставалось, как последовать за остальными, дабы не прослыть трусом.

Молодежь, бахвалясь и важничая, ерничала, припоминая россказни о ведьме. И даже тот, кто изначально не хотел туда идти, не скупился на слова. Изгиляясь и глумясь, бравым шагом переступили порог.

Это была самая долгая ночь в их жизни. Как только все оказались в избе, вдруг выяснилось, что пропали окна и двери. В тягучей тьме не было видно собственного носа. Словно друзья разом ослепли. Парень, входивший последним, точно знал, что ровно за спиной должен быть выход, тем более что дверь оставалась открытой. Но позади была холодная стена.

Много чего случилось с ними в ту ночь, мало кто не поверил в их рассказы. Ребята клялись, что слышали ведьму, будто она находилась там, среди них. Сначала она хныкала и тоненьким голоском вспоминала маму, потом – остервенело хохотала и обещала, что все, кто желал ей плохого, будут гореть в аду. Мальчишки умоляли отпустить, плакали, по периметру ощупывали стены, но руки проваливались при прикосновении, потолок капал сверху, они тонули и пытались выбраться из ставшего мягким пола. Тщетно надеялись найти выход. Голос не умолкал, звучал настойчивее, звенел в ушах.

Всякий раз, когда кто-то из них начинал молиться, ведьма бушевала. Швырялась утварью, яростно вопила, зажимала рот или душила – цепкие ледяные руки впивались в кожу явственно и решительно.

Потом стали слышаться другие голоса. Людской гомон то нарастал до неправдоподобной громкости, то слабым шепотом доносился отовсюду. Кто-то тащил и тянул подростков, толкался и дышал в лицо могильным смрадом, царапался, щипался, хватал за волосы и одежду. Кто-то ползал под ногами и ходил по потолку. Они будто оказались в логове бесовщины, чертовщины. Некоторые моменты не поддавались описанию, потому как в человеческом языке не существует подобных слов, в человеческих головах не найдется места подобным понятиям и явлениям.

Не помогали уговоры, обещания, слезы. Поиски выхода не приводили к результату. Тьма не рассеивалась. Спички не загорались. Ужас не отпускал.

И только с первыми петухами рассветные лучи заглянули в окно. Зрение вернулось, и друзья, обнаружив дверь такой же открытой, какой они ее оставили, опрометью кинулись наутек, не замечая обстановки, не разглядывая внутреннее убранство. Остановились на соседней улице. Не узнали друг друга. Опухшие лица пестрели ссадинами, синяками, царапинами. И волосы – седые. У всех.

Весь день после этой ночи жители в страхе перешептывались, гневили бестолковых подростков – мол, растревожили ведьму, вернулась она, теперь жди беды. Соседи через ограду поспешно сколачивали новые кресты, которые за столько лет, расслабившись, успели выкорчевать.

– То-то я думаю! – распалялась соседка. – Нынче утром опять корова молока не дала, а куры – яиц! И в тот раз так же было! Я еще подумала: надо же, опять началось! А и правда, оказалось, что эти прохиндеи разбудили бесовщину! Наказать их, окаянных, выпороть, дабы не лезли, куды не просют!

Ожидая худшего, жители заперлись в своих избах задолго до заката. Но ночь прошла тихо. Зато поутру в огороде сквозь густые заросли бурьяна явственно проглядывал клочок выполотой земли: могила. И перекошенный доселе крест, словно в насмешку, стоял на могиле ровнёхонько.

Прошло еще сорок с лишним лет. Деревня опустела. Молодежь разъехалась, старики повымирали, от былого размаха остались воспоминания. Многие дворы поросли бурьяном. И ведьма вернулась.

Молодая, ничуть не постаревшая, она словно явилась из прошлого. Не спеша прохаживалась по соседней от злополучного дома улице, обращала на себя внимание, нарочно медлила, будто бы сомневалась. Сначала никто не узнал ее, не придал особого значения визиту незнакомки. Люди провожали любопытными взглядами гостью, мысленно задаваясь в большинстве своем только одним вопросом: интересно, к кому она приехала?

Но потом она нерешительно остановилась у ограды одного из домов. Окликнула девочку, работавшую в огороде – внучку хозяев. Девочка подошла к калитке, и несколько минут они о чем-то негромко переговаривались через забор. Затем девочка ушла в дом и через минуту вернулась с бабушкой. Женщина настороженно хмурилась, разговаривая с незнакомкой. Но потом женщина вдруг замолчала на полуслове, замерла. Тяжело ступая, она попятилась назад, волевым движением задвинув за спину внучку. Ошеломленная, испуганная, женщина быстро крестилась, не сводя глаз с девушки по ту сторону забора. Так и скрылись бабушка с внучкой в доме, не сказав больше ни слова.

Это был родительский дом, где когда-то давно жил сам Паша.

Ведьма искала его.

3.

На окраине города, вдали от суеты и оживленных улиц, вдали от вечной спешки и кучи дел, мирно существовало четырехэтажное здание из красного кирпича, огороженное черным кованным забором. Вокруг здания имелась небольшая территория – уютный парк с заасфальтированными дорожками, удобными скамейками и долгожителями-деревьями. Летом здесь сочно зеленел газон, и пестрели клумбы. Цокотали птицы. Для человека не осведомленного это заведение внешне вполне могло сойти за санаторий. Никто бы не догадался с первого раза, что это институт психиатрии – научно-исследовательское и лечебно-диагностическое учреждение, специализирующееся на психических заболеваниях.

Зеленую траву забрало с собой лето. Сейчас на ее месте хлюпала и пузырилась грязь. Погода не задалась. Ветер со злостью швырял опавшие листья, ожесточенно срывал тусклые поношенные одежды с деревьев, с холодной яростью набрасывался на прохожих. Массивные тополя, словно провинившиеся дети, ежились в ожидании ледяного ливня. Серое пасмурное промозглое утро.

На четвертом этаже института психиатрии, в дальнем углу длинного коридора, находился кабинет главврача. Каждый рабочий будний день начинался с планерки. Главврач всегда сидел к окну спиной, так у него был расположен стол. Со стульев напротив на него смотрели подчиненные – врачи, профессионалы своего дела. Рассказывали о происшествиях, о нетипичных больных, о выполнении планов. Жаловались на бюрократические механизмы. Спорили насчет назначенных лекарств, их дозировок, насчет обследований и анализов. Обсуждали результаты лечения. Иными словами, посвящали начальника в тонкости размеренной больничной жизни.

Главврач имел за плечами опыт работы в психиатрии более тридцати лет. Человек увлеченный и интересующийся, продолжающий получать знания и не делающий перерывов в профессиональном развитии, при своем положении и статусе мог запросто вести прием первичных пациентов или лично обходить палаты в стационаре какого-нибудь отделения, мог диагностировать больного или наравне с врачами разбираться в непонятном случае.

При всем при этом он был человек деловой и расчетливый. За несколько лет сумел вывести вверенное ему учреждение на другой уровень. Нашел спонсоров, выхлопотал бюджетное финансирование, открыл новые отделения и обеспечил их необходимым оборудованием. Тщательно подобрал персонал. Он привлекал и переманивал ведущих специалистов, опытных психиатров, генетиков и нейрохирургов, зарекомендовавших себя исследователей и новаторов. Он искал их по всей стране, и добился желаемого. Теперь он был уверен, что его учреждение – одно из лучших в своем деле, и что работают здесь самые достойные профессионалы.

Тем временем планерка подходила к концу. Еще несколько нерешенных вопросов, и пора браться за работу. Говорил один.

– Она поступила к нам вчера в одиннадцатом часу вечера. Кричала, что пришла к нам из ада. Ни имени, ни возраста не знаем. На вид – около тридцати. Люди с улицы вызвали полицию. Она неадекватно себя вела, громко смеялась, твердила, что жаждет убивать, терзать, причинять боль. Высказывалась, что ненавидит людей и человечество. Угрожала расправой даже детям. Полиция забрала ее в участок, и уже туда была вызвана бригада скорой психиатрической помощи. На протяжении всего нахождения в участке, включая освидетельствование врачом СПП, больная вела себя агрессивно, враждебно, вызывающе. Не скупилась на ругательства. Не позволила провести соматическое обследование, аргументируя это тем, что мнение «старого вонючего убийцы» – то есть врача – для нее не авторитетно. Кричала, что участковый клеймил людей как свиней, что фельдшер выездной бригады кормил пленных помоями. Врач СПП посчитал, что она опасна для общества, потому они привезли ее к нам, здесь и оформили недобровольную госпитализацию. В карте значится: острое бредовое расстройство. В стационаре вела себя гораздо спокойнее, через час смирительные одежды сняли. Без труда согласилась на соматическое освидетельствование, но, пока я ее осматривал, вела себя враждебно, криво улыбалась, говорила гадости, желала мне «сдохнуть так же, как они». На вопросы отвечать наотрез отказалась, сказала, будто ей стыдно перед Богом, что приходится жить в этом мире с такими мерзкими людьми. Позже заснула. Спала спокойно, во сне не кричала и не ворочалась. Проснулась в шесть утра.

– Актуальное соматическое состояние?

– Кожные покровы естественной окраски. Тургор, влажность обычные. Тонус глазных яблок не изменен. Дыхание ровное, достаточной глубины. Давление – сто двадцать на восемьдесят, пульс – семьдесят восемь ударов в минуту удовлетворительного наполнения, ритм правильный. Мышечный тонус не изменен.

– Психическое состояние?

– Патологической активности не наблюдается. От еды отказалась. Смотрит на меня волком. Сказала, что никаких дел со мной иметь не хочет, и что будет разговаривать только с главврачом. Когда в палате одна, лежит на кровати и пялится в потолок или ходит по комнате – не спеша, руки за спиной, словно что-то обдумывает. Как только меня видит – сразу напрягается, сжиливается, скукоживается, и смотрит надменно.

– Хм. Она в наблюдательной?

– Да.

– Я могу пойти вместо вас, – предложил высокий худой врач в очках. – Скажу, что главврача нет или он занят.

– Спасибо, Алексеич, я сам к ней зайду. На сегодня все?

Специалисты начали вставать с мест. Кто-то продолжал обсуждать своих пациентов, кто-то задумчиво постукивал по носу пальцем, кто-то на ходу пролистывал какие-то бумаги. Главврач, не откладывая, направился к неизвестной больной.

Она медленно расхаживала, сцепив в замок руки за спиной. Но, едва он вошел, нерешительно остановилась. Пару минут они смотрели друг на друга в молчании. Она ощупывала его взглядом, напряженно, не торопясь, словно прикидывая, что за человек перед ней и чего от него можно ожидать. Затем, неуверенно обняв себя за плечи, спросила:

– Вы – главврач?

– Я – главврач, вы совершенно правы, – кивнув, он жестом пригласил ее присесть на кровать, сам же, не желая отпугнуть пациентку вторжением в личное пространство, вежливо скомандовал внести стул. – Виктор Аркадьевич. А как вас зовут?

– Ада, – послушно усаживаясь, тихо ответила девушка.

Черные волосы ниже плеч спутаны, черные глаза глядят исподлобья. Он изучал ее, мягко и непринужденно, как нового собеседника, но в то же время внимательно наблюдал за повадками, готовый мысленно фиксировать любые отклонения от нормы.

– Вы пришли к нам из ада? – спокойно и серьезно уточнил врач.

– Нет, – смутилась девушка. – Мое полное имя Аделина. Вчера я кричала, что Ада пришла к вам из ада, но на самом деле я так не считаю. Сама не знаю, что это было. Мне очень стыдно.

– Такое с вами впервые?

– Да. Вернее – не совсем. Раньше у меня тоже получалось плохо сдерживать свои эмоции, но чтобы так – впервые.

– Как вы думаете, что послужило причиной такого поведения?

– Люди. Я ненавижу людей.

Он отметил, что фраза была сказана апатично, но краем глаза уловил мимолетные движения рук – будто бы она хотела сжать их в кулаки, но не хватило сил. Глаза ее при этом рассеянно смотрели вдаль, сквозь врача, но нижние веки дернулись, напряглись: она что-то вспомнила.

– Как давно это началось? – мирно поинтересовался врач.

– Это давно стало проблемой. Мне нужна помощь, доктор. Моя ненависть мешает мне, она съедает меня изнутри. Я пытаюсь научиться с ней жить, но без результатов. Вылечите меня, я хочу стать нормальной, временами я чувствую себя безумной, больной.

– Мозг – это такой же орган, как и все остальные, который запросто может захворать, и в этом нет ничего устрашающего или постыдного. Раз вы просите помощи, то обязательно ее получите. Вы знаете, где находитесь?

– Это институт психиатрии, – кивнула пациентка.

– Совершенно верно. Вы попали в хорошее место, здесь вам действительно смогут помочь при вашем желании. Нам нужно понять, что с вами, и какой болезнью вы заболели, поэтому будет замечательно, если вы согласитесь на все обследования и анализы, а также будете откровенны и постараетесь рассказать все, что нас интересует.

– Обследуйте, если надо. Но рассказывать все, что интересует, я буду только вам.

– Здесь работают лучшие специалисты страны, я лично могу поручиться за профессионализм каждого, в том числе и за профессионализм доктора Одинцова. Он имеет большой опыт в своем деле, за всю свою карьеру помог тысячам людей, его ценят и пациенты, и врачи, и часто с ним советуются по разным вопросам. Он как никто другой сможет понять причины вашего недуга…

– Я не хочу с ним иметь ничего общего, – устало перебила пациентка, и руки снова попытались сжаться в кулаки. – Я его ненавижу.

– Почему?

– Он плохой человек.

– Вы поняли это сразу или, быть может, встречались с ним раньше?

– Сразу. Я вижу его насквозь. И всех остальных тоже. Я согласна откровенничать только с вами. Ни с одним другим доктором в этой больнице я не буду делиться своими мыслями, страхами или фактами биографии. Я знаю, что вы тут один нормальный, и мне не надо пытаться доказывать обратное. Я знаю.

– Ну, раз вы знаете, – пожал плечами доктор и зачем-то оглянулся на дверь. – Только… – он задумчиво постучал обратным концом карандаша о дужку очков, после чего деловито продолжил: – Понимаете, я бы с радостью работал с вами один – обследовал на аппаратах, брал анализы, вел беседы, чтобы оградить вас от контактов с остальными. Но, вот беда, правила запрещают, а правила мы здесь не нарушаем, понимаете меня?

– Понимаю, – без эмоций отмахнулась пациентка. – Я согласна терпеть всех этих людей, но довериться готова только вам. Я видела вас в новостях несколько лет назад, я знаю, что вы хороший человек, это сразу видно.

– Рад, что мы договорились. Я позабочусь, чтобы этот врач был освобожден от контакта с вами. А сколько вам лет, если не секрет?

– Тридцать два.

– Вы замужем?

– Нет.

– А дети? Есть? – расспрашивал врач.

– Нет, – тяжело вздохнула.

– Не хотите ли позвонить своим близким? Они наверняка переживают о вашем отсутствии.

– Некому переживать, я живу одна.

– Возможно, с вами захотят связаться друзья, будут вас искать.

– Нет у меня никого.

– На работе вас не потеряют?

– Я работаю удаленно.

– А родители?

– Их в моей жизни больше нет.

– Понимаю… Но они живы?

– Не знаю. Я прекратила общение с ними восемь лет назад, когда умерла бабушка. Переехала в другой город. Бабушка была единственным человеком в семье, который меня понимал.

– Наверное, она хотела, чтобы вы получили образование?

– Да, она всегда настаивала на высшем, и благодаря ей я поступила бесплатно на факультет иностранных языков. Сейчас я работаю переводчиком через интернет. Получаю задания и делаю переводы дома. Я стараюсь как можно реже выходить из дома и как можно меньше общаться с людьми.

– Сколько лет вы ведете такой образ жизни?

– Восемь.

– Как часто вы выходите из дома?

– Два-три раза в месяц днем, иногда выхожу ночью – прогуляться или за продуктами.

– Гулять по ночам не страшно?

– Мне ничего не страшно. Не вижу смысла бояться за свою жизнь, когда в этой жизни нет смысла.

– В вашей жизни нет смысла?

– Нет.

– Как давно вы стали так думать?

– Не знаю.

– Почему вы не любите людей?

– Почти все люди грязные. Они хотят это скрыть, но от меня не скроешь. Я вижу их насквозь, знаю все, на что они способны, знаю их подлость, лживость, лицемерие, знаю даже то, чего они сами не знают.

– Хм. А каким образом вы получаете эти знания?

– Просто знаю и все. Вот смотрю на этого мерзкого доктора и вижу, что он людей заживо сжигал.

– Вы говорите о докторе Одинцове? – кивая, уточнил врач.

– О том, который меня осматривал до вас. Пытал, сжигал, а потом курил довольный.

– Как именно вы это видите? Перед глазами мелькают картинки или действия происходят в реальном времени?

– Ничего у меня не мелькает, у меня нет галлюцинаций. Я просто смотрю на него и словно всегда это знала. Такая неоспоримая уверенность во мне. Эти знания внутри меня как будто выплывают наружу в нужный момент. Я могу сказать про каждого, вся память человечества во мне.

– Память человечества? – доктор слегка подался вперед. – И она говорит про каждого?

– Нет, – после паузы медленно проговорила пациентка, холодно сверкнув глазами. – Ничего она не говорит, я же не сумасшедшая.

– Разумеется.

– Я понимаю, как абсурдно это звучит, понимаю, что разговариваю с психиатром. Но я верю вам, я знаю, что вам можно верить, мои знания никогда меня не обманывают. Вы – именно тот врач из всех, который попытается меня услышать и сделает все возможное, чтобы помочь. Я уже говорила, что несколько лет назад видела вас в новостях. Лицо я не запомнила, поэтому вас не узнала. Я помню свое первое впечатление, вы хороший человек, и сейчас я тоже это вижу. Не слышу я голосов, не вижу галлюцинаций, просто знаю и все. Помогите мне не знать, я не хочу знать, я хочу стать обычной.

Пока она говорила, доктор не выказал и малейших признаков удивления, слушал внимательно, серьезно, не кивал и не отводил взгляд.

– Приятно работать с людьми, которые стремятся к выздоровлению, – наконец сказал он. – Успех наших взаимоотношений – как пациента и врача – напрямую зависит от вашего желания помочь себе. Помогите нам помочь себе, не делайте ничего, что могло бы препятствовать этому, и тогда у нас все получится, мы обязательно разберемся с вашей уникальностью. Регламент требует, чтобы я ознакомил вас с правовыми аспектами. Дело в том, что вчера вы поступили к нам в остром психическом состоянии, представляющем угрозу жизни и здоровью граждан. Советом психиатров было принято решение о недобровольной госпитализации на сутки. По истечении суток я буду обязан повторно предложить подписать добровольное согласие на врачебное психиатрическое вмешательство. Сразу хочу разъяснить. Если согласие не будет вами подписано – это еще не означает, что вас выпишут. Дело будет передано в суд, и на основании решения суда, как правило, положительного – поскольку суд будет опираться на мнение комиссии психиатров – вас все равно принудят к лечению. Если же вы подпишите согласие – удастся избежать проволочек, и мы незамедлительно приступим к обследованию и лечению.

– Меня теперь отсюда не выпустят?

– Как это не выпустят? Отдохнете, выспитесь, выговоритесь, мы приведем в порядок ваше настроение и мысли, подлечим организм, поколем витамины… Еще и уходить сами не захотите.

– А если я подпишу согласие, я смогу покинуть ваше заведение в любое время?

– Не совсем. Для этого требуется заключение вашего лечащего врача о том, что вы не представляете угрозы обществу и себе самой. Никто вас просто так не будет здесь удерживать. Состояние стабилизируется, и мы отпустим вас домой. В наших интересах – оказывать помощь тем, кто в ней нуждается, а не заполнять стационар здоровыми людьми.

– Доктор, я нормальная. Я не сумасшедшая, вы ведь понимаете? Моя беда в том, что я не такая как остальные, поэтому мне так сложно. Уже несколько лет я совсем не отдыхаю от этих навязчивых знаний. Бабушка предупреждала, что как только она умрет, это начнется. И после ее смерти я стала знать. Она передала мне свою способность видеть. Обследуйте мне мозг, найдите отделы, которые отвечают за эту память человечества, и заблокируйте их таблетками. Мне не нужны никакие витамины, я хочу, чтобы меня лечили настоящими сильнодействующими лекарствами, я согласна принимать их до конца жизни, лишь бы быть как все. Может, обычность принесет мне счастье.

– Попробуйте описать, что вы чувствуете сейчас?

– Вчера я кричала как бешеная, во мне было столько энергии, столько сил к жизни, я готова была доказывать всему свету свою правоту. А сегодня я чувствую такую усталость от жизни… Не имеет смысла ничего никому доказывать. И сама жизнь не имеет смысла. Все равно кончится смертью.

Она закусила губу, уставилась в одну точку.

– Часто ли вас посещают мысли о смерти?

– Временами.

– Были ли у вас попытки, намерения или мысли прервать жизнь?

– Никогда. Я никогда этого сама не сделаю. Но я не понимаю, в чем смысл жить. Зачем?

Вопрос прозвучал глухо, пациентка без интереса разглядывала свои колени.

– Спите хорошо? Высыпаетесь?

– Иногда я сплю целыми днями, но выспаться не могу. Просыпаюсь, лежу и опять засыпаю.

– Сегодня вы проснулись рано. Это обычно для вас?

– Думаю, это связано с непривычной обстановкой. Обычно я сплю не меньше восьми часов. Ложусь поздно и встаю поздно. Я и сейчас хочу спать.

– Засыпаете без труда? Не тревожат ли вас какие-нибудь мысли перед сном, от которых бывает сложно избавиться?

– Постоянно. Целый рой мыслей. Они не дают мне покоя ни во сне, ни наяву. Мои мысли тревожат меня даже во сне.

– Снятся кошмары?

– Не знаю, можно ли назвать их кошмарами. Знаете, бывают такие сны… Пока я сплю, мне страшно, тревожно, жутко, но когда я просыпаюсь, вдруг оказывается, что особых причин переживать не было. Это во сне казалось, что причина моей тревоги огромна, значительна, но вот я в состоянии анализировать – и это всего лишь какое-то опоздание, из-за которого в реальной жизни я бы не стала так сильно переживать. Или двойка по географии в школе. Или порванные колготки. Понимаете, что я хочу сказать?

– Понимаю. За последнюю неделю просыпались ли вы посреди ночи?

– Просыпалась.

– Аппетит нормальный?

– Бывает, что его нет совсем.

– Например, сейчас – вы бы хотели что-нибудь поесть?

– Нет.

– А вчера?

– Вчера аппетит был.

– Как вы чувствовали себя на протяжении последних семи дней?

– Не знаю, по-разному.

– Чем вы занимались? Работали?

– Немного. Через силу. Работа обеспечивает меня, но все труднее себя заставлять работать. Я не понимаю, почему должна трудиться для того, чтобы жить. Почему я не могу жить, чтобы жить? Неужели Бог дарит жизнь для того, чтобы работать?

– Верите в Бога?

– Конечно.

– Если бы вопрос денег не стоял, чем бы вы хотели заниматься?

– Не знаю. Рисовать? Я не умею рисовать, но все равно рисую. Для чего, спрашивается.

– Наверное, это доставляет вам удовольствие?

– Наверное, – подтвердила апатично. – Я уже ни в чем не уверена. Раньше – может и доставляло. Но теперь…

– Раньше – это когда?

– Не знаю, хотя бы год назад. Может, больше. Мне кажется, что ничего в мире больше не способно вызвать во мне радость. Я столько всего видела, что радоваться чему-то будет аморально.

– Говоря «столько всего видела», вы имеете в виду знания внутри вас?

– Вот именно, знания. Я столько всего знаю, что чувствую себя старше, внутри я – прожженная жизнью дряхлая старуха.

– Часто ли вы чувствуете себя опустошенной, уставшей от жизни?

– Опустошенной, как метко вы подобрали слово. Да, это именно то слово. Знаете, иногда я чувствую себя настолько опустошенной, что могу целый день просто лежать и даже не вставать с кровати. Все перестает иметь значение. Тогда мне кажется, что мир издевается надо мной, нарочно показывает, сколько в нем грязи, убийств, предательств, горя и потерь, сколько жестокости, сколько боли. Мир словно показывает это все мне и усмехается – дескать, ты простой человечишка, ты не можешь ни на что повлиять. Но зачем тогда мне нужно обо всем этом знать? Это убивает, сжирает изнутри. Знаете, я прекрасно осознаю, как глупо это звучит, понимаю, что такое бредовое объяснение никак не оправдывает вчерашнего поведения, наоборот, только усугубляет мое положение. Но мне плевать, что прохожие вчера подумали, будто я сумасшедшая, плевать, что большинство считает меня асоциальной, неадекватной, злой. Они не знают того, что известно мне, не знают, каково с этим жить. Я очень устала быть не такой как все. Я подпишу все, что вы мне дадите, только помогите мне.

– Не волнуйтесь, мы безотлагательно начнем вас обследовать, как только завершим беседу. Скажите, испытывали ли вы чувство недовольства собой за последнюю неделю, скажем? Чувство, будто сделали что-то неправильно?

– Да, я испытываю это чувство сейчас. Мне очень жаль, что вчера так вышло. Мне очень стыдно.

– Вы сказали доктору Одинцову, что вам стыдно перед Богом, что приходится жить в мире с такими мерзкими людьми. Так ли это?

– Да. Меня постоянно терзает чувство стыда за других. Плохим людям за плохие поступки никогда не бывает стыдно. Я вижу, до чего докатилось человечество, и меня съедает стыд. Сама не знаю почему.

Доктор кивнул.

– Скажите, а со стороны здоровья замечали ли вы какие-нибудь изменения?

– Мне кажется, что изнутри я разваливаюсь.

– Вы чувствуете себя плохо? В чем именно это проявляется?

– Не знаю, во всем. Весь мой организм работает слабо, как будто не в полную силу.

– Я буду перечислять возможные расстройства, а вы останавливайте меня, если узнаете знакомый симптом. Договорились?

– Да.

– Головные боли, учащенное сердцебиение?

– Да, среди людей моя голова болит постоянно. Просто разрывается от потока информации.

– Среди людей?

– Когда я одна – голова не болит. Только среди людей.

– Ясно. Сухость во рту? Несварение желудка, метеоризм, запоры, диарея, желудочный спазм, частое мочеиспускание. Нет? Тяжелое дыхание, затруднение дыхания, нехватка воздуха, потливость, – пациентка мотала головой. – Тремор, звон в ушах, нечеткость зрения, боли в груди. Ничего из этого?

– Нет.

– Бывает ли, что вас без причины бросает в жар?

– Нет.

– Озноб, чесотка, ломота в мышцах, непроизвольные подергивания, чувство комка в горле?

– Нет. Может, когда-то и случались эти симптомы разово, но с моим состоянием в настоящем они никак не связаны.

– Тогда что же беспокоит вас в вашем состоянии? Может, какой-то определенный орган работает не в полную силу? Сердце, печень, почки?

– Нет. Как будто бы нет особых симптомов, но я чувствую, что в организме какой-то сбой, понимаете? Что мое тело истощено, устало, не может восполнить энергию. Нет сил, желания, стремления, смысла что-то с этим делать.

– Я вас понял. Вы позволите осмотреть вас?

– Пожалуйста.

Врач померил температуру и давление, посчитал пульс, проверил рефлексы, заглянул в рот, осмотрел вены на руках и ногах, обратил внимание на состояние волос, ногтей, зубов. Пациентка вяло выполняла простые просьбы, не противилась, не высказывалась. Наконец врач сел на свой стул.

– Состояние организма вполне удовлетворительное. Я не замечаю, чтобы ваш организм работал не в полную силу.

– Это так кажется.

– Я назначу некоторые обследования для полноты сведений, а медсестра возьмет у вас анализы. Еще вам нужно будет заполнить анкету и ответить на много вопросов специального теста.

– Заполню. Только сразу хочу предупредить: я против того, чтобы сообщали моим близким, а также пытались собрать информацию у моих знакомых и соседей. Я ведь имею на это право?

– Существует врачебная тайна, вы правы. Тем не менее, вам необходимо указать контактное лицо.

– Но зачем? Я давно живу одна. У меня нет друзей, родным все равно, коллег у меня тоже нет. Я ведь больная, правда? Меня упекли в психушку за неадекватное поведение, устроили мне недобровольную госпитализацию. Представляете, как это отразится на моей и так асоциальной жизни? Если узнают соседи – мало приятного. С близкими я осознанно прекратила связь, так зачем же им сообщать обо мне, если я сама этого не хочу? Всю информацию о себе я расскажу сама. Пусть она будет не объективной, но и лечить вы собрались только меня, поэтому и на мою психику нужно смотреть сквозь призму моего восприятия, а не призму мнений разных людей, которые и понятия не имеют, что я чувствую.

– Вчера вас не заботило то, что могут подумать о вас другие люди.

– Мне стыдно, как я вела себя вчера, но меня и сейчас не заботит мнение других людей. Я беспокоюсь о своем будущем, в котором будет сложно и без подробностей моего психического расстройства.

– Для постановки точного диагноза необходимо мнение со стороны.

– О, я уверена, что диагноз вы уже поставили. У меня нет контактного лица, мне некого написать в этой графе. А про мнение со стороны – люди меня всегда не любили. Упуская ругательства, меня часто называют злой, неадекватной, мне желают прочувствовать на своей шкуре самые ужасающие события и даже сдохнуть. Знаете, сколько раз мне пожелали сдохнуть? Если бы я считала, я бы давно сбилась со счета.

– А вы на самом деле бываете злой, неадекватной? Как по вашему мнению? Или люди вокруг вас безосновательны в своих заключениях?

– Нет, я не злая, я справедливая, просто они не в состоянии это понять. Иногда я бываю эмоциональной, но это не от злости, а от переизбытка чувств.

– Разве не вы сказали мне, что ненавидите людей?

– Но ведь ненависть и злость – не одно и то же. Ненависть – мое личное отношение к людям, мое мнение, мое жизненное убеждение. Моя ненависть обобщающая, она не выливается в конкретную злость на конкретного человека.

– Значит, по вашим словам, люди напрасно считают вас злой?

– Я не злая.

– Ясно. И все-таки, существуют непредвиденные обстоятельства, при которых мы обязаны сообщать о вас родственникам.

– Непредвиденные обстоятельства? Это что – смерть? – мрачно уточнила пациентка, а потом неожиданно передумала. – Знаете, пожалуй, я оставлю контакт на случай смерти.

– Прошу вас, не переживайте, это обычная формальность. Вам нечего бояться, ваше заболевание совершенно не смертельно.

– А вы пообещаете, что не будете звонить ни в каком другом случае?

– Обещать я вам такого не могу, случаи бывают разные.

Аделина помедлила.

– Хорошо, – вдруг равнодушно кивнула, и врач заранее засомневался в достоверности контакта, который она собиралась написать. – Доктор… А можно мне блокнот и ручку?

– К сожалению, пока вас не перевели из наблюдательной, вы не можете получать никаких посторонних предметов. Но уже к вечеру вас определят в палату, и, если психическое состояние будет считаться приемлемым, я думаю, медсестре не составит труда выполнить вашу просьбу.

– Вы не могли бы сами попросить об этом медсестру? – робко спросила Аделина. – Я хочу написать рассказ.

– Вот как? О чем?

– Пока не могу ответить. Но он поможет понять вам мое состояние. В разговоре трудно будет передать то, о чем мне хочется рассказать. Письменно у меня получится лучше.

– Ну, раз вы уверены, что это необходимо, отказывать вам не имею желания. Завтра мы снова встретимся для беседы, а сегодняшний день станет для вас насыщенным в плане обследований.

Место освидетельствования: стационар. Госпитализация добровольная.

Имя: Аделина

Дата и время: 04 октября 2016 года, 10:05

Соматическое состояние:

Пациентка астенического типа телосложения. Кожные покровы бледной окраски. Тургор, влажность обычные. Тонус глазных яблок не изменен. Дыхание ровное, достаточной глубины. Артериальное давление – сто десять на семьдесят, пульс – семьдесят четыре удара в минуту удовлетворительного наполнения, ритм правильный. Мышечный тонус не изменен. При проверке рефлексов патологий не выявлено.

Психическое состояние:

В течение обследования идет на контакт, что проявляется в мимике, жестах и вербальной сфере. Сосредоточенно слушает адресованные ей вопросы и подробно на них отвечает, от заданной темы не отступает. Сознание ясное. Хорошо ориентирована во времени, пространстве и по отношению к личности. Внимание и способность концентрации кажутся неповрежденными. Расстройство долговременной памяти не выявлено: в разговоре ссылается на новостной выпуск трехлетней давности. Кратковременная память, насколько можно судить из разговора, не обнаруживает отклонений. Дальнейшее исследование личности не дает оснований предполагать нарушение способности запоминать и воспроизводить ранее приобретенный опыт. При уровне общего интеллектуального развития выше среднего и хорошо дифференцированной первичной личности обращают на себя внимание категоричные вербальные утверждения: «ненавижу людей», «не хочу иметь с ним ничего общего», «он плохой человек». Формальные нарушения мышления в ходе разговора не отмечены, инкогерентность мышления отсутствует, «скачки идей», неологизмы в речи не засвидетельствованы.

Наблюдаются антисоциальные тенденции: на протяжении восьми лет живет одна, прекратила связь с родными, работает удаленно, старается как можно реже выходить из дома и как можно меньше общаться с людьми. Имеет место социальная изоляция: выходит из дома всего два-три раза в месяц днем и иногда ночью – «прогуляться или за продуктами».

В ходе разговора становится ясно, что пациентка страдает бредовым восприятием: все люди кажутся ей «грязными, лживыми, лицемерными». Наблюдается бред величия: уверена, что знает про людей то, что они сами не знают, видит их насквозь. Утверждает, что вся память человечества живет внутри нее, и в любой момент она может извлечь изнутри нужные знания о человеке. Заявила, что знает, будто доктор Одинцов «заживо сжигал людей», «пытал, сжигал, а потом курил довольный». Бред систематизированный, прогрессирующий, без распада личности. Предположительно спровоцированный смертью близкого человека (бабушки): «она была единственным человеком в нашей семье, который меня понимал». Уверена, что «память человечества» открылась ей после смерти бабушки, потому что последняя передала ей знания, которыми обладала.

Признается, что понимает, будто ее признания звучат глупо, но вместе с тем не отрицает факта, что ей известно о людях больше, чем остальным. Наблюдается рвение к выздоровлению: «вылечите меня, я не хочу больше этого знать, я хочу стать нормальной, такой как все».

Опираясь на слова пациентки, зрительные и слуховые галлюцинации отсутствуют, однако в сознании имеют место события, которых в реальности нет: «я просто смотрю на него и словно всегда это знала, неоспоримая уверенность во мне» (про доктора Одинцова).

Пациентка признаётся, что ей всегда было сложно сдерживать эмоции. Утверждает, что агрессивное неконтролируемое поведение, послужившее причиной госпитализации, случилось впервые. Смущается, говорит, что ей очень стыдно. Вместе с тем обнаруживается выраженное всепоглощающее чувство стыда за плохие поступки других людей: «мне стыдно перед Богом, что приходится жить в мире с такими мерзкими людьми».

Расстройство аффекта выражено. Первичное состояние имеет схожесть с эпизодами мании. Со слов пациентки: «вчера во мне было столько энергии, столько сил к жизни, я готова была доказывать всему свету свою правоту».

Приступы мании периодически сменяются депрессивными фазами, проявляющимися подавленным настроением, потерей интересов, повышенной утомляемостью, заниженной самооценкой и неуверенностью в себе, чувством собственной ничтожности, пессимистическими перспективами будущего, расстройством сна, снижением аппетита: «иногда чувствую себя настолько опустошенной, что могу целый день не вставать с кровати», «все перестает иметь значение», «бывает, что аппетита нет совсем», «иногда я сплю целый день и не могу выспаться», «мир словно говорит, что ты простой человечишка, который не в силах ни на что повлиять».

Эпизоды сопровождаются психотическими симптомами. Чувство неполноценности парадоксальным образом перемежаются с чувством слишком высокой ценности: если бред величия преобладает в эпизодах мании, то в эпизодах депрессии превалирует осознание собственной ничтожности.

По шкале мании Янга (YMRS) отмечается выраженное маниакальное состояние (38 баллов) на момент госпитализации.

Актуальное психическое состояние предполагает эпизод дисфорической депрессии. Двигательной заторможенности не наблюдается, но ясно прослеживаются пессимистические настроения. Пациентка рассуждает о смерти, о смысле, на короткое время погружается в собственные мысли, смотря в одну точку. «Сегодня я чувствую такую усталость от жизни», «нет смысла ничего никому доказывать», «жизнь не имеет смысла, потому что кончается смертью». Много раз прямыми и косвенными формулировками акцентирует внимание на том, что смысл отсутствует: в жизни, в работе, в здоровье, в творчестве. Выраженная ангедония. Имеют место ипохондрические наклонности: на фоне удовлетворительного соматического состояния пациентка уверена, что «организм работает не в полную силу», утверждает, что она «как будто бы разваливается изнутри», при этом жалобы не оформлены в конкретные симптомы. По шкале депрессии Гамильтона (HRDS) состояние оценивается как тяжелый депрессивный эпизод с психотическими симптомами.

Нет достоверных данных о периодичности, цикличности, продолжительности эпизодов мании, депрессии и интермиссии, что затрудняет определить варианты течения. Временной промежуток между сменой фазы мании и фазы депрессии (меньше двенадцати часов) позволяет предположить смешанный вариант аффективного состояния.

Сбор анамнеза осложняется социальной изоляцией пациентки: уточнение психического состояния детства и юности не представляется возможным в связи с отсутствием связи по указанному контакту родных и близких (номер не существует), уточнение актуальной информации последних восьми лет не представляется возможным в связи с обособленным существованием и минимизацией общения с людьми.

Предварительный диагноз:

Биполярное аффективное расстройство (маниакально-депрессивный психоз) первого типа, смешанный вариант течения.

Назначения:

– дифференциальная картина крови;

– биохимический анализ крови;

– электрофорез белковых фракций;

– анализ крови на электролиты;

– анализ крови на гормоны: гормоны щитовидной железы, тестостерон, индекс свободного тестостерона, ГСПГ, эстрадиол, пролактин, ФСГ, лютоинезирующий гормон, АКТГ в сыворотке, кортизол, норадреналин, адреналин.

– общий клинический анализ мочи;

– исследование мочи по Зимницкому;

– реакция Вассермана;

– тест на ВИЧ;

– тест на боррелии.

– скрининг содержания наркотических и лекарственных средств в крови и моче;

– ЭЭГ;

– КТ головного мозга;

– МРТ головного мозга;

– Минессотский стандартизированный многофакторный метод исследования личности (MMPI).

Особые указания:

Перевести в отделение первичного эпизода, в одиночную палату. Осуществлять интенсивное наблюдение с целью выявления возникающих маниакальных, депрессивных эпизодов и интермиссий. Предоставить бумагу и карандаш, в желании писать не препятствовать, о содержании не интересоваться. Доктору Одинцову ограничить контакт во избежание обострений до момента прямых указаний главврача.

4.

Старая дверь, отделанная дерматином. Дребезжащий звонок. Ширк, ширк – размеренно, не спеша – ширк, ширк: шаги.

– Светлана, ты? – одновременно со скрежетом дверной цепочки и лязганьем замка.

– Да, Алевтина Федотовна, я.

– Хлючи жеж есть, хоняешь старуху почем зря.

– А вы опять открываете дверь, еще не убедившись, что это я.

– Та! Хово мине бояться! – раздраженно отмахиваясь.

– Воров, например, – кое-как разувается Светлана, не выпуская из рук пакеты с продуктами. В этой квартире пакеты с продуктами можно ставить только на кухонный стол.

– Испужал ежа холой жопою! – ширк, ширк, ширк, ширк.

Она слышит такое дважды в неделю.

– Сапохи! – это с кухни.

Светлана, поджав губы, на полпути разворачивается и, все так же удерживая пакеты на весу, выравнивает обувь – чтобы носок к носку, каблук к каблуку. Идет на кухню.

– Шо-то разнесло тебя, деточха, – неодобрительно качает головой старуха, пока Света разбирает пакеты. – Не фихура, а хопытце. Уидать, жрешь хах силосорезха!

– Я, Алевтина Федотовна, какая была – такая и есть. Пятьдесят килограммов, не больше и не меньше.

– Ну да, ну-ну… Аах! – хлоп по столу. – Ты мине тута хлюздить брось! На сносях поди! Уот жеж напасть! Наевертила-тахи! Ниче, ниче, не боись, я тебе схажу, шо надоть сделать, авось и не понесешь.

– Что вы говорите, Алевтина Федотовна! – округляет глаза девушка. – Беременеть я буду, когда мужа найду.

– Фи! Знаю я уаших мужов! Хах хомпот – тах он уот, хах щи – тах ищи-свищи! Хапнешь ишо, ох хапнешь! Я троих пережила, и слава Боху! Ходил бы мине тут бродил, щи-борщи просил… Ыых! А еслиф ишо и рожала б им… Я до срахи лет и дожила, потому шо ни один спинохрыз мине здоровье не попортил. Ни с хем жизнью не поделилась – уот и живу свои достодолжные припеваючи. Уот почему тах мнохо баб молодыми помирають? Та потому шо понарожають! Эхтот из тебя пятах уысосал, эхтот – семёрих, а тот обалдуй и уовсе дюжину зим и лет сожрал. Поначню́-то они тебя изнутра пожирають, усе сохи уыжимають, шоб самим уырасти. А опослях ужо и снаружи – и жратву подавай, и пахай за усех, уму-разуму учи… Пфу!

– Зато есть на кого в старости положиться, – задумчиво бубнит Светлана.

– Хых! Ыхоисты усе, ыхоисты! Та про тебя у старости ни один мозхохлюй не успомнить, больно ты им нужна бушь, аха, аха, тохмо жди-поджидай, – после молчания вдруг вскрик: – Ты мине тама не халтурь! Чисти хартоху хах надоть, уон хлазох! Не хряха хормить!

– Разве вам ни разу не хотелось испытать это чудо, подарить кому-то жизнь? – послушно берет недочищенный овощ.

– Ты че ли бадражная? Уедь тохмо жеж схазала. На хой плодить эхтих уыхлюпцев, еслиф от их одни траблемы? Та у свое уремя их бы у миня штух уосем по лавхам сидело, а можа и больше, хто ж их считал.

– Это вы столько абортов сделали? – не поднимая головы, тихо спрашивает.

– Ычная, у самом деле! Хахие аборты, аборты дохторы делають. А хахие у то уремя дохторы – один на мильён у нашей хлуши! Знахарха мине шептала, уон чё, отвары пила, сама научилась потомась. Дельце-то нехитростное.

– Может быть, хотя бы один из этих восьми детей или один из внуков, правнуков приходил бы к вам вместо меня.

– Ыть, чехалдыхнутая! Ну и на хой? Шастали бы хах х себе у хату! Эхто ж схольхо б уыродхов ихних чичас расплодилось! Та ни у жисть! Тюхи-матюхи рожають, уот пущай и рожають, я жеж не из эхтих, у меня тяму-то хватаить.

– Неужели ваши мужья не просили родить им наследников?

– Тю! Та хто их слухал! Нихто из их и не знавал, шо я сама эхтих хлистов у себе травила. Уыхидыш – не подвезло, уот и усё тут. А шо не нравится – тах подь хово поищи, хто тебе нарожаить! Я баба уидная была, ишо бы себе мужичонху умих нашла!

– Мыться сегодня будем? – ровно переводит тему Светлана.

– Ишо чаво не хватало! Я и сама могутная. Шоб мине деваха сраху терла, ишо чаво уыдумала!

Светлана не хочет спорить. От старухи исходит предсказуемый запах, этим запахом пропитано все жилье. Но Алевтина Федотовна никогда не принимает подобную помощь.

Хозяйка внимательно следит за работой помощницы, не стесняется указывать на недостатки и критиковать. Она будет надзирать за девушкой до тех пор, пока та не уйдет. Ничего не скроется от цепких глаз. Поначалу Светлана пыталась предлагать ей отдохнуть: посмотреть телевизор, почитать книгу, поспать. Но потом поняла, что старухе не просто не хватает общения, старуха подозревает. То, что девушка ее отравит или то, что обворует – неизвестно.

На протяжении нескольких лет девушка регулярно навещала престарелую женщину. Много всего она услышала за период их знакомства. Хозяйка охотно делилась подробностями прошлого, со зловещей радостью выдавая личные тайны. Она не пыталась преподносить правду в лучшем свете, не смягчала и не лукавила, но в ее рассказах не было и намека на стыд или раскаяние за свои дела. Это ужасало посетительницу.

Большинство историй Светлана никогда бы не осмелилась кому-то пересказать. Слова описания мерзких событий не хотелось пускать в рот. Старуха, улыбаясь и ностальгируя, повествовала, как отравила свою свекровь от второго мужа и никто не догадался. Как работала в детском доме и издевалась над детьми. Выгоняла босиком на мороз за мелкие шалости, закрывала без еды на несколько дней в чулане, высмеивала физические недостатки. Забирала последние вещи, напоминавшие о погибших родителях.

Почему она это рассказывала? Потому что уже ничего не боялась – ни осуждения, ни правосудия. Ей шел девяноста третий год, смешно чего-то бояться в таком возрасте.

Общество этой старой дамы было неприятно. Стабильно дважды в неделю девушка терпела унижения, не отвечала на оскорбления, игнорировала едкие высказывания. Подавляя раздражение, молчала. Хозяйка из вредности называла ее чужим именем. При первом знакомстве старуха скривилась: «Лада, Ладья… Шо за имечхо схотсхое! Светланой бушь!». И даже тут помощница не перечила – пусть зовет как хочет, ее настоящее имя от этого другим не станет.

Работа с людьми предполагает, что нравиться будут не все. Как соцработник, она обязана помогать любым нуждающимся. К тому же, несмотря на все имеющиеся недостатки престарелой подопечной, девушка испытывала жалость. Так жалеют безумных, душевно неполноценных. Так прощают тем, кому осталось совсем немного.

Погрузившись в свои мысли, Лада не сразу заметила, что хозяйка почему-то не разговаривает. Ни рассуждений, ни замечаний, ни наигранных вздохов. Помешивая еду, помощница обернулась и замерла. С приклеенной улыбкой на лице, в привычной позе, за столом сидела дряхлая старушка. Застывшие мутные глаза казались безжизненными и пустыми. Лада все поняла сразу.

Выключила плиту, позвонила. И уселась напротив – дожидаться никому здесь не нужных врачей. Задумалась.

Нет справедливости, нет.

5.

Утро следующего дня традиционно началось с планерки в кабинете главного врача. Первым делом начальник потребовал доложить о состоянии новоприбывшей.

– Пациентка послушно выполняет указания персонала, проходит обследования, сдает анализы, заполняет анкеты и тесты. Агрессию не проявляет, но скрытая враждебность читается в мимике, жестах, взгляде. Учитывая, что долгое время пациентка жила в социальной изоляции, ей тяжело дается контактирование с новыми людьми. С пациентами не разговаривает, держится особняком. С персоналом не здоровается, вежливости не проявляет, на вопросы отвечает односложно. Немногословна. Из комнаты выходит в случае крайней необходимости, к общению не стремится. Аппетит оставляет желать лучшего.

– Что еще?

– По вашим указаниям, к вечеру ей предоставили пару листов и карандаш. Писала до двух часов ночи, несколько раз выходила к посту медсестры с просьбой заточить карандаш. Дополнительно взяла еще листов. Медсестра тактично не спрашивала о содержании, как и было велено.

– Хорошо. В желании писательства не препятствовать ни в коем случае. Я сам возьму эту пациентку, вчера она сообщила, что ни с кем другим откровенничать не готова. Для установления контакта я пообещал, что лично прослежу за тем, чтобы доктор Одинцов близко к ней не подходил. Неприятный ты человек, Константин, – с добродушной улыбкой обратился он к коллеге. – Людей пытаешь, сжигаешь, а потом куришь довольный.

– Она же из ада к нам пришла, наверное, с дьяволом меня перепутала.

– Все-таки удивительны человеческие недуги, – задумчиво произнес главврач. – У пациентки явные признаки депрессии. Она вялая, апатичная, уставшая от жизни. С трудом верится, что попала она к нам по совершенно иной причине. И этот бред… Она считает себя ясновидящей. А сколько найдется подобных ясновидящих? И ведь шарлатанами таких людей не назовешь, они искренне верят в свою божественную сущность.

– Да ладно, Виктор Аркадьевич, не тебе удивляться! – со смешком высказался коренастый врач средних лет. – Зачастую даже родственники не замечают ничего необычного. Ну, подумаешь, талдычит о приходе инопланетян или о всемирной слежке спецслужб, у всех свои странности, в остальном же все нормально. Все от малограмотности в вопросах психиатрии. Вот если бы еще со школы детей учили распознавать симптомы психиатрических отклонений – может, это бы помогло предотвратить тысячи трагедий в будущем.

– Ну, это уж ты загнул, – расхохотался высокий худой Алексеич в очках.

– А что, от такого предмета было бы гораздо больше пользы, чем от изучения логарифмов, мест нахождения природных ископаемых или, к примеру, законов термодинамики, – поддержал Одинцов.

– А еще и библию заодно надо в школе ввести, чтобы с малых лет учились простых людей от дьяволов отличать, – не унимался Алексеич.

Весело прошла планерка.

Спустя один час в кабинете психоанализа Виктор Аркадьевич держал в руках рассказ, принесенный Аделиной. Восемь листов были исписаны крупным разборчивым почерком. Врач удовлетворенно отметил про себя, что пунктуация и орфография соблюдены, если верить поверхностному взгляду. Аделина, сегодня причесанная, обмякла в кресле напротив.

– Хорошо себя чувствуете?

– Нормально. Раньше мне не приходилось писать рассказов, и тем более иметь читателей. Теперь я сомневаюсь, правильно ли сделала, что принесла этот рассказ вам.

– О чем он?

– О моей жизни.

– Почему вы сомневаетесь? В нем описаны события, за которые вам стыдно?

– О да, – хмуро согласилась девушка. – Мне стыдно.

– Хотите рассказать об этом сейчас?

– Нет, не хочу. И не надо читать сейчас, я буду чувствовать себя глупо. Прочтите, когда я уйду.

– Хорошо, – помедлил доктор. – Как прошел вчерашний день?

– Сначала вены истыкали иголками, потом меня подключили к электродам, потом засовывали в какую-то космическую капсулу. Еще мне надавали кучу тестов с абсурдными вопросами, заставили заполнять мочой гору банок – последнюю я отнесла два часа назад, – монотонно перечисляла пациентка. – Вечером выдали огрызок карандаша длиной сантиметра в два. Я несколько раз просила медсестру наточить карандаш, но он проваливался в точилку – такой короткий, можете представить? Это ведь все потому, что мои суицидальные наклонности не изучены? Доктор, ну серьезно, какой дурак будет самоубиваться карандашом? Существуют карандаши со сменными насадками – тупыми и короткими, таким карандашом точно не самоубиться, можно мне такой? Ваш карандашный огрызок подходит разве что для провоцирования нового нервного срыва.

Уныло и без эмоций пациентка критиковала систему. Психиатр отметил статичную позу, тусклый взгляд, тихий голос.

– А вы разве не закончили? – он вопросительно потряс в воздухе исписанными листами, которые все еще держал в руке.

– Закончила. Но я хочу написать другой рассказ. Не знаю, надо ли, но почему-то хочу.

– Очень правильно – прислушиваться к собственным желаниям. Что, если мы предоставим вам нормальный карандаш, а вы будете писать на посте медсестры?

– Я не собираюсь самоубиваться, если вы об этом.

– Конечно. Но помимо вас в отделении много других пациентов, за стабильное состояние которых я не готов ручаться. А регламент не предусматривает свободный доступ к канцелярским принадлежностям.

– На посте у медсестры. Ну уж нет. Лучше писать огрызком, но в одиночестве.

– Как настроение сегодня?

– Спасибо, хорошо, а у вас? – безучастно, не поднимая глаз.

Психиатр, поправив очки, кашлянул.

– Опишите свое состояние сейчас. Что вы чувствуете?

– Я чувствую обреченность, бессмысленность. Всегда считала себя единственной нормальной в мире сумасшедших, а в психушку почему-то попала именно я.

– Считаете ли вы, что имеете заболевание психики?

– Не больше, чем остальные. Я нормальная.

– Вопрос о вашей нормальности не стоит. Если пациент приходит на прием к терапевту, хирургу, окулисту – никто из врачей не делает выводов о его нормальности, имеет значение только состояние организма. Психиатр – такой же врач. Мне важно, в каком состоянии находится ваш организм, в частности психика, как элемент организма.

– Я видела ваших психов. И не считаю, что психически больна, как они.

– Существуют заболевания психики, которые не вызывают помутнение рассудка, спутанность сознания и дезориентацию во времени и пространстве. И тем сложнее они протекают для человека. Потому что без соответствующего образования очень сложно распознать симптомы и безотлагательно приступить к лечению. В большинстве случаев болезнь прогрессирует, принимает осложненные формы, переходит в разряд хронической.

– У меня никаких симптомов нет, кроме ненависти к людям. Хотя это, скорее, особенности личности.

– Попытайтесь охарактеризовать ваше состояние психики на данный момент одним словом.

– Усталость.

– Усталость, обреченность, бессмысленность – все это не особенности характера. Потеря интересов, отсутствие причин радости, расстройство сна и аппетита являются симптомами тяжелой болезни психики. Все это – выраженная форма депрессии.

– У меня депрессия?

– Депрессия – одно из состояний вашего заболевания. На момент поступления к нам у вас были абсолютно противоположные симптомы. Гиперактивность, ослабленный самоконтроль, враждебность, агрессивность, высокая конфликтность.

– Хотите сказать, у меня раздвоение личности?

– Нет, не хочу, личность у вас цельная. А вот болезнь – двоякая. Биполярное аффективное расстройство. Иными словами, маниакально-депрессивный психоз. Эпизоды мании и депрессии сменяют друг друга.

– Звучит устрашающе, – прохладно заметила Аделина.

– Ничего страшного в этом нет. Медицина в данной области продвинулась достаточно далеко, чтобы можно было без затруднений купировать симптомы и стабилизировать состояние. Но для достижения результата вы должны сами принимать непосредственное участие в лечении. Это значит: соблюдать распорядок дня, принимать назначенные препараты, неукоснительно следовать инструкциям и предписаниям врача. На всем протяжении нахождения здесь. От точного выполнения рекомендаций зависит, во-первых, срок лечения. Во-вторых, качество терапии. И, в-третьих, возможность рецидива. Вы хотите выздороветь?

– Я случайно попала к вам, а теперь оказывается, что у меня сложновыговариваемый заумный диагноз, требующий строгого обязательного лечения. Да уж, – недовольна цокнула.

– Нельзя сказать, что к нам вы попали случайно. Вы были недобровольно госпитализированы по причине поведения, представляющего угрозу жизни и здоровью граждан. Болезнь прогрессировала много лет и наконец настал момент, когда ее течение вышло из-под контроля. Госпитализация стала лучшим вариантом помощи. Неизвестно, чем бы все могло обернуться, если бы вы продолжали болеть в незнании.

– Значит, поэтому мое настроение так скачет, из крайности в крайность?

– Безусловно.

– Доктор, в чем же тогда смысл моих знаний, если в глазах других я больная? Как я могу на каждом углу кричать о правде своих знаний, если все будут знать, что я психичка?

– Вы не психичка, а заболевшая. Все болеют и всегда болели, и всегда будут болеть. Это аксиома. Когда вы вылечитесь, вам не захочется на каждом углу кричать. Вы сможете себя контролировать, взглянете на мир по-другому.

– Думаете, мои знания – тоже диагноз?

– Каким образом вам когда-либо приходилось убеждаться, что ваши «знания» правдивы? – вместо ответа спросил врач.

– Мне не нужно убеждаться, я знаю и так.

– Разумеется. Но все-таки, какое-нибудь реальное подтверждение в реальной жизни вы можете припомнить?

– Нужно подумать.

– Мы не торопимся.

Аделина раздраженно вздохнула.

– Если я не могу вспомнить, это еще не значит, что мои знания – неправда.

– Я этого не говорил. Когда человек несет в массы какую-либо информацию, совершенно справедливо, что люди хотят подтверждения ее достоверности. И гораздо честнее, когда сам этот человек в достоверности своей информации уверен. Мне важно понять, честны ли вы с людьми и с собой в первую очередь. Насколько вы честны с собой? Готовы ли предоставить неоспоримые аргументы, подтверждающие истинность?

– Вся правда в моей голове. Я же не могу впустить вас в свою голову, чтобы вы поняли.

– Дело в том, что пока правда находится внутри вашей головы, она теряет всякую объективность. Остается только вашей правдой и больше ничьей.

– А для меня нет надобности кому-то что-то доказывать, – огрызнулась пациентка.

– И напрасно. Чтобы быть честной с самой собой, прежде всего вы себе должны доказать истинность ваших знаний. Разумно, логически, фактически. Как иначе не сомневаться в себе и своих силах?

– Но я же и так знаю.

– Или думаете, что знаете. Ни один сумасшедший не признается в своем сумасшествии, знаете такое выражение? Если вы здоровы и действительно обладаете уникальными способностями, доказать свою правду не составит труда, верно? Для индивида с интеллектом мало одного чувства уверенности в своей правоте. Нужны факты, аргументы, объективные подтверждения.

Аделина вяло пожала плечами, но промолчала. Психиатр выждал паузу и продолжил.

– Вчера вы сказали, что люди вас не любят. Как думаете, почему к вам так относятся?

– Потому что я ненавижу людей и не пытаюсь этого скрывать, – вдруг ответила резко, напряглась, подалась вперед. – Во мне нет сострадания к их бедам и несчастьям, нет жалости к увечьям или тяжелой судьбе. Вот если, к примеру, человек – инвалид. С чего он взял, что все вокруг ему обязаны? С чего это я должна пропускать его вне очереди? Его личные проблемы меня не касаются, его переживания меня не трогают. Он заслужил то, что с ним произошло. Ничего не дается в жизни просто так.

– Как правило, люди получают увечья по обстоятельствам от них не зависящим.

– Э нет! – скривившись, мотнула головой. – Так не бывает. Все зависит от самих людей, от их мыслей, образа жизни и поступков в прошлом.

– То есть, чем больше у человека грехов – назовем это так – тем суровее будет обходиться с ним жизнь, я правильно понимаю?

– Никто не уйдет от вселенской расплаты.

– Почему же тогда подавляющее большинство – без увечий? Ведь, по вашим словам, почти все люди плохие?

– Увечья многих не разглядеть обычным взглядом, они изувечены внутри.

– Это как?

– Ну, морально. Их увечат обстоятельства: смерти близких, унижения, вечное невезение, отсутствие денег, болезни, – неохотно принялась объяснять пациентка. – У кого-то отсутствует нога, рука, почка, а у кого-то – совесть, сострадание, любовь, доброта. Список можно продолжать бесконечно. Все эти понятия окружающим нельзя увидеть в человеке с первого взгляда. Но если человек не умеет любить, не знает, как протянуть руку помощи нуждающемуся, если его не волнуют чувства других – он такой же инвалид, как и те, кому что-то ампутировали. Только пособий ему никто, конечно, не назначит, да и в очереди не пропустит.

– То есть, если вы сами лишены сострадания, доброты и любви к людям, то, по вашей логике, вы тоже инвалид?

– Нет, я не лишена ни сострадания, ни любви, ни доброты. Но проявляю их только к тем, кто этого заслуживает.

– Только к добрым?

– Да.

– Но ведь вы сказали, что только со злыми людьми случаются несчастья? То есть добрым сострадание и рука помощи не должны быть нужны, ведь вселенская расплата применяется к людям злым?

Аделина в замешательстве замолчала. Главврач терпеливо ждал. Несколько минут она, опустив глаза, теребила рукав больничной пижамы. А потом вдруг расплакалась.

– В чем дело? – спокойно спросил Виктор Аркадьевич.

– Доктор, это какой-то замкнутый круг. Я знаю, что во мне живет доброта и жалость, и если бы я не знала подробностей жизни всех людей, я бы им помогала, сострадала, понимаете? Но так как я знаю, что почти никто этого не достоин, я так же, как и все эти моральные инвалиды, отворачиваюсь, злорадствую, насмехаюсь. Из-за своих знаний я ненавижу людей, мне противно даже подумать, что всем этим мерзким подлецам, у кого произошли несчастья, нужно помочь. Я такая же, как они, такая же злая, мерзкая, не сострадающая. Что мне с этим делать? Я устала вариться в собственном негативе, но избавиться от него не могу.

– Главное, что вы признали проблему. Пока вы злорадствуете и не сострадаете – вы злая, не знающая любви и прощения, вы моральный инвалид. Вам нужно вытащить из глубины себя лучшие чувства. Важно признать, что ошибаться может каждый, но каждый достоин прощения.

– Вы не понимаете, никто не достоин прощения. Вселенная разберется со всеми.

– Научиться прощению должны вы сами. В первую очередь для того, чтобы простить себя. Столько лет вы были такой же злой, как и все, кого вы презираете – то есть, как остальные люди. Чтобы простить себя, нужно научиться прощать. Вы со мной согласны?

– Если честно, нет. По-моему, это не имеет смысла. За что и зачем мне прощать себя? Я ничего плохого не сделала.

– Вы говорили, что ненависть разрушает вас изнутри. Но ведь это вы позволили ненависти вами владеть, вы сами не препятствуете этому, разрушаете себя. Представьте, что вам приходится делить одну комнату с неприятной соседкой. Она вас раздражает, вы ее презираете, считаете злой, мерзкой. Но обстоятельства складываются так, что вам придется жить с ней до конца жизни, и ничего нельзя изменить. А теперь подумайте, что вы – главный человек в своей жизни, вам с собой жить еще очень много лет. Но если в случае с соседкой вы можете выходить из дома, ночевать у друзей или приходить, когда она заснула, то в случае с собой – никуда вы не денетесь. Чтобы выйти из порочного круга «люди злые – поэтому я злюсь – я сама злая» нужно сделать шаг в сторону и перестать себя вести предсказуемо. Нужно начать вести себя по-другому. В следующий раз, когда увидите злобу, выйдите из круга, сделайте один малюсенький шаг и не примите эту злобу внутрь себя. Ответьте добротой, пожалейте человека, ведь он злой – потому что у него не все в жизни хорошо. Только сильным личностям доступно сострадание, только тем, кто смог переступить через себя и начал меняться. Вы достаточно умны и сильны, чтобы сделать это. Я верю, что у вас получится.

– Предлагаете улыбаться какому-нибудь маньяку, например? Это будет ложь и лицемерие, я никогда не смогу простить ему всех совершенных убийств.

– Ну, маньяков у нас нет.

– Это вы так думаете, потому что не видите моими глазами.

– И кто же, по вашему мнению, маньяк?

– Да тот в кресле, который даже разговаривать не в состоянии. Видела его мельком в коридоре на третьем этаже, когда меня водили на обследование мозга. Раньше он с особой жестокостью убивал женщин и детей.

– Могу вас уверить, что у этого человека врожденное заболевание. Он не в состоянии обслуживать себя с рождения, поэтому всю жизнь находился под присмотром разных людей. Он никогда никого не убивал.

Аделина презрительно улыбнулась и несколько раз кивнула, выражая тем самым недоверие и категоричное несогласие.

– Даже если мы допустим, что раньше он был маньяком, взгляните на его состояние сейчас. Разве недостаточно законы вселенской расплаты расправились с ним? Он не может двигаться и говорить, он полностью зависим от других людей, его никто никогда не услышит и не поймет. Неужели он не заплатил сполна?

– Он это заслужил.

– Постарайтесь выбросить из головы ваши знания о нем как о маньяке. Пожалейте его, проявите сочувствие. Выйдите из круга. Не надо ему улыбаться и лицемерить, вы должны по-настоящему осознать, как ему плохо. Осознать и посочувствовать. Станьте добрее, станьте сильнее. Поборите свою ненависть, не дайте злобе довлеть над вами, вы – сильнее злобы, это вы ей должны владеть, а не она вами. Пусть это будет вашим заданием. Завтра мы обсудим результаты.

Пациентка насупилась, но не ответила.

– Одно из важнейших составляющих вашего лечения заключается в строгом соблюдении режима дня. Вы, наверное, заметили, что режим дня в нашем заведении упорядочен и регламентирован.

– Еще бы не заметить, – буркнула Аделина.

– Это необходимо. Как вы наверняка знаете, самодисциплина – главный элемент самоконтроля, и именно самоконтролю мы будем учиться на всем протяжении нахождения здесь. Сегодня вечером медсестра принесет вам дневник. Я хочу, чтобы с завтрашнего дня вы методично, без пропусков, заполняли все графы.

– Что за дневник?

– Дневник, так называемая метрика, содержит в себе пять основных пунктов в течение дня: пробуждение, первый контакт с другим человеком, начало занятий, ужин, отход ко сну. Вам нужно фиксировать время и, кроме того, заполнять степень участия других людей в этих делах, где 0 – никто не принимал участия, 1 – кто-то присутствовал, но активного участия не принимал, 2 – кто-то присутствовал, взаимодействовал, но не очень активно, 3 – кто-то присутствовал и активно взаимодействовал. Подсказки нужной цифры вы найдете внутри, я перечисляю их сейчас для ознакомления. Помимо этого, в течение дня необходимо отмечать среднее настроение и уровень энергии по шкале от минус пяти до плюс пяти. Ничего сложного, как вы видите, нет, и тем не менее ведение этого дневника необходимо для точного понимания вашего состояния и возможной коррекции получаемого лечения. От полноты заполнения и честности зависит результат. Ровно как и от уровня вашего содействия. Надеюсь, вы это понимаете?

– Я думала, что лечение – это таблетки или уколы.

– Лекарства не решают всех проблем, они лишь помощники в целом комплексе мероприятий. Наша задача – использовать время вашего нахождения в стационаре с максимальной эффективностью. Наша главная цель – делать людей здоровыми. Мы стремимся к тому, чтобы задействовать все возможные методы, сделать лечение исчерпывающим, наполненным, насыщенным.

– Ваши слова звучат обнадеживающе, если я на самом деле больна. А если нет, вы меня залечите своими методами.

– Вы можете быть уверены, что никакого лишнего лечения не получите. Ваше состояние непрерывно курируется. Ваш диагноз еще не раз будет перепроверен. Вероятность ошибочного диагноза и, соответственно, лечения в нашем заведении самая низкая по стране, это я гарантирую. Мы регулярно будем собирать анализы для определения концентрации препаратов в организме, а также для того, чтобы иметь представление о реакции организма на препарат. Ваши опасения напрасны.

– А если вы увидите, что мне ничего не помогает, вы признаете, что ошиблись и отпустите меня на свободу?

– Вероятность неэффективности исключена полностью. Вы – не первый пациент с подобным диагнозом. Данный диагноз имеет положительный прогноз при правильно подобранном лечении.

– А если все-таки ошибетесь? Отпустите меня?

– Вы будете получать помощь, пока состояние не стабилизируется, а вы не научитесь самоконтролю.

– То есть будете лечить, пока не вылечите, – хмыкнула.

– Разве не этого вы просили в нашу первую встречу? Вылечить вас, потому что вы хотите стать нормальной, потому что «знания» вам мешают, а вы не хотите больше знать? Вы говорили, что согласны до конца жизни пить таблетки, лишь бы быть как все.

– Действительно. Но я же не думала, что вы припишите мне диагноз.

– Вас пугает формулировка?

– С таким диагнозом я настоящая психичка.

– Вы разумный взрослый человек, поэтому и говорю я с вами, исключая утайки и недомолвки. Я мог бы сказать, что у вас обычный нервный срыв и не посвящать вас в тонкости лечения, не объяснять ничего. Но у нас с вами не должно быть секретов. Вы доверяете мне, а я доверяю вам. В отношениях врача и пациента самое главное – честность, откровенность, искренность. Именно поэтому я считаю, что вам необходимо знать настоящий диагноз. Если вы будете знать врага в лицо, нам будет легче с ним справиться.

– Ну, посмотрим.

– Про задание на завтра помните?

– Попытаться посочувствовать маньяку.

– Верно. Что ж, встретимся завтра. Удачного дня.

Когда Аделина покинула кабинет, психиатр с кресла пересел за стол, разложил перед собой результаты тестов, заключения инструментальных исследований, анализы, личную карту пациентки. Первым делом врач принялся за неровную стопку рукописных листов – рассказ.

Вечерело. Сумерки опускались на заснеженное село, обнимая каждую избу и вместе с лютующим морозом просачиваясь в щели бедных комнат.

Варвара Васильевна Филипчук, опустившись на колени в углу напротив икон, усердно молилась, крестясь и кланяясь. Ей шел пятьдесят первый год, но она выглядела довольно старше – почти как ее шестидесятивосьмилетняя свекровь, Елена Филимоновна, с которой они делили кров. Вместе с ними в избе жила Ольга, родная сестра Варвары Васильевны. Ольга была самой младшей среди них – всего двадцати шести лет, но самой несчастной, успевшей потерять веру и надежду на лучшее. Четыре месяца назад она получила похоронку на мужа, а всего два месяца назад единственный пятилетний сын помер от воспаления легких. Варвара Васильевна на фронт проводила шестерых мужиков: пятерых сыновей и мужа. Два сына погибли в бою в первый месяц войны, как и сноха, ушедшая добровольно радисткой, а от мужа вот уже полгода не было никаких вестей. Елена Филимоновна, потеряла и того больше: помимо уже перечисленной родни, погиб ее старший брат – от снаряда, скинутого на мирное население. Погиб и старший сын – в бою. Мужа же она похоронила задолго до войны. Когда-то в избе Елены Филимоновны жили большой семьей, пока война не принесла пустоту в эти стены.

Распахнулась дверь, и в пороге застыла Ольга, держа два ведра, полных снега.

– Тут!

Две женщины, оторвавшись от своих дел, в ужасе открыли рты. Первой опомнилась Елена Филимоновна.

– Шо встала? В подпол!

Ольга бросила ведра возле порога и захлопнула дверь, задвинула засов. Варвара Васильевна, схватив икону, вскочила с колен. Елена Филимоновна уже отодвинула половик и открывала тяжелую деревянную дверцу.

– Живо! – прикрикнула она на баб.

Варвара Васильевна, прижимая икону к груди, тихо охнула и обернулась. За дверью слышалась немецкая речь, кто-то гоготал.

– Живо! – шепотом повторила старушка и стала толкать обеих к люку.

– Я останусь! – в отчаянии воскликнула Ольга.

– Тьфу ты! Не смей перечить старшим! – Елена Филимоновна с силой швырнула младшую внутрь, следом подтолкнула невестку и захлопнула люк. Две женщины, оставшись в полной темноте, услышали шорох надвигаемого на убежище половика за секунды до того, как в дверь грубо постучали.

– Хто там? – шаркая, старуха поплелась к двери.

Ольга и Варвара Васильевна, прижавшись друг к другу и затаив дыхание, прислушивались. Варвара Васильевна двигала губами, снова и снова беззвучно повторяя молитву. Незнакомая речь стала громче, и в избу вошли, судя по шагам, не меньше трех мужчин.

– Ц кем живешьт? – властно спросил один из них.

– Одна, хлопцы, одна. С кем жить-то? Двоих сыновей на фронт проводила, дед мой – тот помер давно.

– А это? – фашист пнул ведро, и оно брякнуло о второе.

– Так снега набрала, колодец далёко, а я уже старая.

– Босциком?

Какое-то время были слышны только шаги в тяжелых сапогах. Ольга вцепилась в руку Варвары Васильевны, поняв их оплошность. Валенки имелись одни на семью, и они сейчас были на ней. А лужи от растаявшего снега наверняка вели к подполу. Варвара Васильевна, сжав ее руку в ответ, продолжала беззвучно молиться.

– Босиком, – тихо подтвердила Елена Филимоновна. – Нет валенок…

Снова шаги, совсем близко.

– Жрать ессть? – другой голос.

– Чем богаты тому рады, садитесь, хлопцы, как раз к обеду.

Загрохотала лавка, кто-то сел. Елена Филимоновна зашаркала к печи, загремела ухватом, выуживая чугунок.

– Хороша похлебка, навариста.

Водрузила на стол. Раздалось презрительное хмыканье.

– Этьи помои сама жри, русиш швайне, – брезгливо фыркнул самый подозрительный, который до сих пор стоял совсем рядом с притаившимися внизу женщинами. – Несси йеду!

– Да где ж ее взять? Это все, что есть! – испуганно пролепетала старушка.

– А там щто?

– Ништо, ништо там нету, давно уже!

– Покажьи.

– Клянусь вам, хлопцы, мышей и тех нет!

Сестры в ужасе услышали звук отодвигаемого половика, секунду спустя люк открылся, и над ними нависла отвратительная заплывшая от жира фашистская харя. Фашист заржал, увидев перекошенные от страха лица.

– Русиш швайне! Гриязные жьивотныи! Штей Ауф! Вштавайтье, свиние морды!

Ольга и Варвара Васильевна, скованные собственным страхом, с места сдвинуться не могли. Подошли еще двое.

– Хорст! – указал первый на женщин.

Тут же Ольге в платок вцепилась чья-то рука и с силой выдернула наружу, следом вытащили и Варвару Васильевну. Фашисты гоготали, рассматривая свою находку, крутили их туда-сюда.

– А вьот и вальенки! – забавлялся самый властный.

Фашист, который Хорст, полез в подпол в надежде найти какой-нибудь еды, но кроме полведра картошки, главного сокровища этой избы, которое женщины планировали растянуть до весны, ничего не нашел.

– Лжьивая свинья, – с отвращением глядя на Елену Филимоновну, прошипел самый властный.

В следующую секунду он пнул женщину в живот, отчего старушка, задохнувшись от боли, согнулась пополам.

– Раздевайсь, – приказал он, и остальные загоготали, увидев полный ненависти, исподлобья, взгляд женщины.

– Не надо, пожалуйста, – выкрикнула Ольга. – Я разденусь, я, не надо ее…

– И ты раздевайсь, и ты! – указал он на перепуганных женщин. – Бьистро!

– Не трогайте их, прошу вас, – Ольга упала на колени и вцепилась фрицу в штанину, – я самая молодая, делайте со мной что хотите, не трогайте их, не надо…

Он ногой отшвырнул девушку.

– Штиль! Бьистро! – он кивнул двум другим, и те, переговариваясь на своем языке, довольные собой и своей властью, стали срывать одежду с сопротивляющихся пожилых женщин, нанося им удары и закатываясь в демоническом хохоте.

Самый властный уселся на лавку и нацелил автомат на Ольгу.

– Раздевайсь, русиш скот!

Чтобы показать серьезность угрозы, он испустил очередь в угол избы, почти нагие бабы завыли. Ольга затряслась, сжав зубы, стала снимать одежду.

– Штиль! – прикрикнул фашист на неумолкающих в стенаниях женщин. – Тьихо!

Когда его приказ остался без внимания – бедные женщины от испытываемого ужаса и стыда не могли себя контролировать, он разрядил очередь в Елену Филимоновну, буквально изрешетив пожилое тело. Ольга, оглушенная безысходностью, замерла на месте. Взгляд метался от падающей к ее ранам, от воткнувшимся в бревна избы пулям, которые прошли навылет, к растекающейся вязкой крови. Она не слышала, как закричала сестра, проклиная жалких трусов, как с подаренными яростью силами и полной решимостью кинулась драться. Но силы были неравны, и Ольга, со стороны наблюдая этот кошмар, опять услышала очередь.

Все, что потом с ней делали, не причиняло ей боли, она ничего не чувствовала, не видела, не понимала. Перед глазами были только расстрелянные родные люди, только их мертвые, истекающие кровью тела. Она не могла думать, горевать или бояться, все стало не важно и зыбко, реальность была неправдоподобно реальной, не поддающейся осознанию. Ни раскаленная кочерга, ни нож, ни вид собственной крови и причиняемых увечий, ни прочие зверства уже не могли вытащить ее из этого состояния. Еще живую, ее кинули поверх двух остывающих трупов. И подожгли.

Уверенный изначально, что эта история являлась побочным продуктом бредового расстройства, врач все же поежился от реалистичных образов, от гнетущего трагизма прочитанного текста. Этот рассказ имел особое значение для врача: он позволил судить о внутреннем состоянии пациентки. Пока было непонятно, какое отношение к жизни пациентки имела эта история, но ясно было одно: история бесспорно являлась вымышленной. Разве станет гармоничная личность в таких подробностях описывать столь зловещие события? Рассказ подтверждал опасения врача: психическое состояние пациентки гораздо серьезнее, чем могло бы показаться на первый взгляд. Он принялся за кропотливую работу.

Методично и последовательно врач изучал данные, акцентировал внимание на выходившие за пределы нормы показатели, внимательно просматривал диаграммы, фиксировал цифровые значения в специально предназначенных графах.

Глаза скользили по записям обследований, цепляясь за утверждения.

…Форма черепа мезоцефалическая, большие полушария симметричные. Срединные структуры не смещены. Граница серого и белого вещества мозга отчетливая, очаговых и диффузных изменений не выявлено. Боковые желудочки мозга симметричны, не расширены, без перивентрикулярной инфильтрации. Мостомозжечковые углы без признаков патологических изменений. Хиазмальная область без особенностей, гипофиз в размерах не увеличен, ткань гипофиза имеет обычный сигнал. Хиазмальная цистерна не изменена. Воронка гипофиза не смещена. Базальные цистерны не изменены, не деформированы. Субарахноидальные конвекситальные пространства и борозды полушарий большого мозга и мозжечка не расширены. Боковые щели мозга симметричны, не расширены. Миндалины мозжечка расположены на уровне большого затылочного отверстия, не выступая за его пределы…

Специалисты не выявили очаговой патологии, признаков гидроцефалии и аномалии строения в головном мозге, не обнаружили инородных включений, опухолей, гематом.

В лабораторных исследованиях крови и мочи существенных отклонений тоже не нашлось. Было отмечено умеренное повышение показателя адреналина в моче, а также незначительно понижен показатель гемоглобина в крови, но в целом, с точки зрения физиологии, пациентка была здорова.

Врач принялся за обзор результатов тестирования.

Имя: Островская Аделина Дмитриевна.

Дата: 04 октября 2016 года.

Произведена психолого-психиатрическая диагностика личности. Для анализа использовался Миннесотский стандартизированный многофакторный метод исследования личности (MMPI).

Профиль признан достоверным. Соотношение шкал достоверности F и коррекции K выявляет откровенность, самокритичность обследуемой.

Шизоидный тип личности. Абстрактно-аналитический стиль восприятия. Воссоздание целостного образа на основании минимальной информации с обращением особого внимания на субъективно-значимые аспекты, больше связанные с миром собственных фантазий, чем с реальностью. Творческая ориентированность.

Субъективизм в оценке людей и явлений окружающей жизни. Независимость взглядов. Стремление к избеганию любых формальных рамок, пренебрежение режимом. Отсутствие осторожности в поступках и щепетильности в вопросах морали, сниженная способность к сопереживанию, неконформность установок, грубоватая и жесткая манера поведения, циничный взгляд на жизненные явления.

Мнительность, своеобразие, отрыв от реальности. Мистический настрой. Склонность к фатализму.

Профиль, характерный для состояния выраженной депрессии. Резко сниженный фон настроения, падение жизненного тонуса. Ухудшение сна и общего самочувствия. Астения. Неуверенность в своих силах, пессимизм в оценке перспектив. Подавленность, чувство неудовлетворенности жизнью, болезненный самоанализ. Заниженный уровень самооценки. Повышенное чувство вины. Потребность в покое и избавлении от причин, вызвавших депрессию. Потребность в ограничении контактов. Стремление избежать вовлеченности в социальную активность.

Защитные механизмы: уход от общественной активности в мир субъективно значимых интересов.

Условия оптимальной эффективности: необходимы уединенность и покой, отсутствие стрессов. Коррекция состояния должна быть направлена на снижение уровня депрессии, а также на повышение у обследуемой самооценки и уверенности в себе. Необходима дезактуализация причин, вызвавших депрессивное состояние. Избегать погружения в «бессознательное».

Заключение:

Депрессивное расстройство. Эмоциональная неустойчивость. Суицидальный риск.

Комментарий психиатра:

Расстройство аффекта с психотическими симптомами в виде бреда, ощущений присутствия ситуаций, которых в данный момент нет, а также чередование данных состояний с эпизодами маний говорят в пользу подтверждения предварительного диагноза. Биполярное аффективное расстройство первого типа, смешанный вариант течения. На данный момент в условиях стационара зафиксирована однократная смена эпизода мании на эпизод депрессии, продолжительность эпизодов неизвестна, поскольку нет точных данных о начале эпизода мании, а эпизод депрессии еще не окончен. Наличие интермиссии среди аффективных эпизодов пока не отмечено. Тяжелая степень мании с соответствующей продуктивной симптоматикой, тяжелая степень депрессии дисфорического типа с наличием психотических симптомов.

Назначения:

– тардиферон 80 мг*1р/д перед едой;

– омакор 1000 мг*1р/д во время еды;

– квилонум 300 мг*3р/д после еды;

– флуоксетин 20 мг*1р/д утром;

– когнитивно-поведенческая терапия;

– интерперсональная терапия (ИПТ);

– интерперсональная и социальная ритмическая терапия (ИСРТ);

– терапия повышения комплаенса.

Лабораторный контроль:

– содержание лития в плазме крови 1р/7дн;

– анализ крови на электролиты (уровень натрия) 1р/7дн;

– АСТ, АЛТ 1р/7дн;

– общий анализ крови 1р/7дн;

– биохимический анализ крови 1р/7дн;

– общий анализ мочи 1р/7дн;

– анализ мочи по Нечипоренко 1р/7дн.

Психоповеденческий контроль:

– круглосуточный мониторинг периодичности, цикличности, продолжительности фаз и интермиссий (при наличии);

– проверка ведения метрики социального ритма (2 раза в день);

– отслеживание динамики комплаенса.

6.

– Как вы себя чувствуете? – участливо спросил главврач, дождавшись, пока пациентка расположится в кресле напротив.

– После таблетки, которую мне дали утром, я все время хочу спать.

– Это период адаптации вашего организма к новому веществу. Других изменений не ощущаете?

– Нет.

– Начали заполнять метрику?

– Первые два пункта заполнила.

– Хорошо. Как обстоят дела с заданием?

– Ничего у меня не получилось. Я старалась мысленно пожалеть этого маньяка, не беря в расчет его прошлое, но внутри меня постоянно всплывали новые подробности его зверских убийств. В итоге я оставила эту попытку сочувствия. Он не достоин прощения. Такие люди не меняются. Стоит дать ему возможности, вернуть здоровье, и он с новыми силами возьмется за очередные жертвы, его жестокость и жажда власти не знает границ.

Доктор помедлил, не отпуская взглядом Аделину. Она казалась уставшей, вялые движения выдавали сонливость, но в черных глазах внимательность соседствовала с тревожной неуверенностью в своих силах.

– Я прочитал рассказ и должен отметить, что у вас прекрасно развита способность описывать события. Скажите, какое отношение этот рассказ имеет к вашей жизни?

– О, самое прямое. Этот рассказ – часть моей жизни. Вот такое творится в моей голове, когда я смотрю на какого-либо человека. События не происходят наяву, но я сразу знаю полную картину происшедшего, все подробности, все мельчайшие детали, словно сама там присутствовала. Это и есть память человечества, она всегда со мной. Я могу написать сотни таких историй, и все они основаны на реальных событиях.

– Почему вы утверждали, что вам стыдно за происходящее, описанное в рассказе?

– Потому что мне стыдно, что такие люди живут среди нас!

Врач кивнул, помедлил.

– Есть ли у вас достоверные сведения, подтверждающие, что эти события действительно происходили в реальности?

– Да кому нужны эти сведения! Я просто знаю и все, – отмахнулась Аделина.

– То есть, таких сведений нет, – спокойно заключил доктор. – Ни разу за все время ваши «видения» не подкреплялись фактами, из чего мы можем заключить, что в реальности этих событий не происходило. Ваш мозг генерирует очень правдоподобные фантазии, это мозг заставляет вас поверить, что история происходила на самом деле. Но это не так. Заболевший мозг сейчас владеет вашим сознанием.

– Хотите сказать, что мой мозг сам придумал все эти события? Да как такое придумаешь! Иногда я знаю такие подробности…

– Мозг – это накопитель информации. Каждый день вы сталкиваетесь с потоком данных: читаете книги, газеты, журналы, статьи в интернете, вывески на улице, смотрите новости, фильмы, рекламы. Когда выходите из дома – видите множество незнакомых лиц. Ваше сознание давно могло забыть такие мелочи, но мозг все помнит, он строит для вас правдоподобные, но вымышленные ситуации, используя только ту информацию, которая когда-то проходила через ваше сознание. К примеру, вы могли раньше видеть людей из вашего «видения» где-нибудь в магазине или в метро. Сознательно вы их не запомнили, но в мозге они запечатлелись. Попробуйте взглянуть на вашу проблему с другой стороны. Мозг пытается что-то вам сообщить такими завуалированными посылами, он подает сигнал в надежде, что ваше сознание сможет расшифровать этот сигнал. Давайте разберем ваш рассказ детально. В какой момент история появилась в вашем сознании?

– Да как только посмотрела на доктора Одинцова, так и появилась.

– Какое отношение доктор Одинцов имеет к этой истории?

– Так это он был тем немцем, Хорст – это он.

– В каком году, по-вашему, происходили события в рассказе?

– Думаю, в сорок первом.

– То есть во время великой отечественной войны. А сейчас какой год?

– Шестнадцатый.

– То есть прошло больше семидесяти лет. Как думаете, сколько лет доктору Одинцову? Мог ли он, спустя семьдесят пять лет, так хорошо сохраниться? Мог ли он выучить в совершенстве русский язык, поменять гражданство и место жительства, сменить профессию?

Аделина не отвечала.

– Доктор Одинцов родился около сорока лет назад. У него есть родители, которые помнят его крошечным ребенком, которые на протяжении многих лет наблюдали, как он рос, учился, создавал семью. Доктор Одинцов никак не может быть тем немцем из рассказа. Вы станете это отрицать?

– Вы все правильно говорите. Но я стану отрицать, потому что это не мозг придумал историю, а память человечества показала мне прошлую жизнь доктора, чтобы я увидела, на что способен этот человек, чтобы поняла, какой он мерзкий, подлый, гнусный.

– Ну, во-первых, как мы уже говорили, реального подтверждения этих событий не существует. Нет никаких оснований полагать, что все это – не воображение. Во-вторых, если вы сами не отрицаете, что доктор Одинцов в реальности – не фашист, то совершенно очевидно, что он никак не может быть тем человеком из «видений». Даже если предположить, что у него была прошлая жизнь, то Хорст в прошлой жизни и доктор Одинцов в нынешней жизни – это все равно два разных человека. Я уверен, что, как только вы увидели доктора Одинцова, ваш мозг воспринял его как угрозу и послал сигнал остерегаться. Ведь что такое врач для обычного человека? Врач всегда ассоциируется с причинением боли, помещением в условия дискомфорта, стыда, уязвимости. Приказ фашиста раздеться догола – это как оголить душу перед врачом-психиатром. Это страх, стыд. Насмешки, издевательства и пытки фашистов – это ваша уязвимость перед врачами, боязнь испытать боль. Ваше положение сейчас – это как положение женщин в условиях войны перед фашистами. Вы так же, как они, чувствуете безысходность. Они остались одни – вы тоже одиноки. Параллели с вашей жизнью присутствуют и в том, какими вы описываете персонажей в рассказе. Думаю, что Елена Филимоновна, самая старшая из женщин, шестидесяти восьми лет, олицетворяет собой вашу бабушку. Она пытается спасти женщин, выступая в роли защитника. Именно ваша бабушка, как вы сказали, была единственным человеком в семье, который вас понимал. Бабушке вы доверяли, могли на нее положиться – это и делает Ольга в рассказе. Ольга – это вы. После смерти женщин ей становится безразлично, что делают с ней самой, как и вам после смерти бабушки становится безразлично, что происходит с вашей жизнью. Вы отдаляетесь от всех, никого не впускаете в сердце, строите вокруг такой же барьер, как и Ольга. Но есть и еще одна женщина в вашем рассказе. Попробуйте провести параллель. Варвара Васильевна, старшая сестра Ольги – это чья проекция?

– Наверное, это моя сестра, – потрясенно произнесла девушка и задумалась на минуту. Потом, словно выйдя из оцепенения, добавила: – С ней я тоже перестала поддерживать связь.

– Видите, как все просто. Мозг спроектировал постороннюю историю на основе личных переживаний. Уверен, что любое ваше «видение» поддается интерпретации. Велика вероятность, что как только вы научитесь извлекать из этих историй суть, ваши «видения» отступят.

– Но ведь я знаю про всех людей, доктор. Про любого прохожего, который не несет угрозы как, например, врач в больнице. Не может же быть, чтобы история какого-нибудь первого встречного была моментально придумана мозгом и связана с событиями и переживаниями в моей жизни.

– Почти все ваши «видения» негативные, судя по тому, как вы отзываетесь о людях, я правильно понимаю?

– В основном да, мои знания открывают людей с самых плохих сторон.

– Нужно разобраться, почему мозг воспринимает любых людей как угрозу и пытается отгородить вас от общества. Что плохого произошло в прошлом?

– Да ничего особенного…

– Были ли ситуации, с которыми вы до сих пор не можете смириться?

– Какой смысл не смиряться с ситуациями, если все равно нельзя ничего изменить? Нет у меня таких ситуаций.

– А вы хотели бы что-то изменить, если была бы возможность?

– Изменить весь мир и всех людей. Но это невозможно, я понимаю.

– Держите ли вы обиду на кого-то?

– Не думаю.

– Испытывали ли перед кем-то страх?

– Не знаю, – растерянно покачала головой пациентка. – Моя жизнь скудна на события, не могу припомнить ни одной подходящей ситуации.

– А в детстве? В школе? Какие отношения были в семье? Со сверстниками?

– Ровные. Не обходилось без разногласий – и там, и там, но ничего из ряда вон выходящего. И все-таки, доктор, мне не дает покоя ваша гипотеза. Получается, что вся память человечества – не более чем вымысел? Но ведь были и такие знания, которые невозможно связать с моей жизнью никак. И я всегда оказывалась права в своих выводах.

– Давайте вы попытаетесь вспомнить самые, на ваш взгляд, не связанные с вашей жизнью знания о незнакомом человеке, а мы попытаемся вместе их расшифровать.

– Да таких знаний будет миллион!

– Значит, придется расшифровать весь миллион. Уверен, нам не потребуется интерпретировать так много. После нескольких примеров вы сами поймете, что любые ваши «знания» поддаются объяснению. Если хотите, можете так же записывать в форме рассказов.

– Да, я буду записывать, так проще. Я не успела вчера закончить рассказ, но мне осталось совсем немного. Можно передать рассказ через медсестру, чтобы вы успели прочитать до завтра? Мне не терпится услышать от вас расшифровку на эту историю.

– Я сам зайду к вам после обеда. Расскажите о том вечере, когда вас привезли к нам.

– Мне нужно было в книжный, а ночью он не работает. Раньше я всегда заказывала книги через интернет с доставкой на дом. Но в тот день решила сходить. Подумала, что если идти к закрытию, людей будет меньше. Но все пошло не так: не ожидала, что встречу так много людей. Я выбежала на улицу, там их было еще больше. Мысли разбежались, знания спутались, одно накладывалось на другое, истории переплетались в голове сумбурной мешаниной. Я испугалась, что сойду с ума. Ужас, злость, грязь. Одни истории были страшнее других. И я не смогла сдержать эмоции, начала кричать о том, что их ждет, каждому желать того, что он заслужил.

– Говорят, вы угрожали расправой даже детям.

– Нет разницы – взрослый или ребенок, я вижу прошлые жизни всех людей. Если человек раньше совершал отвратительные поступки, какое мне дело до его возраста? Он такой же, как и все, только не выросший.

– В участке вы не успокоились.

– Как тут успокоишься, если тебя допрашивает фашист, а психованный убийца на пару с жадным эгоистичным хмырем норовят померить давление?

– На сколько мне известно, фашистов в участке не было.

– Еще как был! Он клеймил людей, и это не прошло ему даром. Теперь и он заклеймен.

– Вы говорите про участкового? Что вы имеете в виду?

– Нашелся мне участковый! Родимое пятно на лбу – ровно в том месте, где он другим любил выжигать.

– А убийца кто?

– Немудрено, что этот псих пошел работать с психами. Он не психиатр, а психопат! Убил свою жену за то, что суп был подан теплым, а не горячим. Топором зарубил! Шестерых детей сиротами оставил!

– А жадный и эгоистичный – это про кого?

– Про лживого недоврача! Помогает он людям, тоже мне! О людях он думал в последнюю очередь, когда крал еду и кормил пленных помоями! Теперь расплачивается язвой желудка, спросите у него, он подтвердит.

– То есть, по-вашему, все, кто болеют язвой желудка, в прошлой жизни кормили людей помоями?

– Нет, конечно, все не так односложно. Кто-то всю жизнь язвил – и вот пожалуйста. Кто-то – объедался, пока другие вокруг голодали, а с язвой – и он познал голод. Кто-то – не ценил возможность есть любую еду без последствий. Или вообще не ценил достаток и возможность в еде не отказывать. Кто-то – издевался над тем, у кого язва. Или не относился с пониманием. А кто-то был уверен, что его эта болячка не коснется. Причин множество, связь некоторых поступков с определенным заболеванием вообще не сразу понять. Большинство болезней люди зарабатывают себе в текущей жизни, всему виной неправильное мышление. Злость, месть, ненависть, обида, зависть разрушают.

– Вы знаете, что язва зачастую лечится без особых усилий?

– Но возвращается назад, это неизбежно.

– Рецидивы возможны при любых болезнях, ровно как возможны и окончательные выздоровления. Шансы примерно одинаковые, а потому неизбежностью я бы это не назвал, – спокойно высказался врач. – А про болезни сердца что скажете? Что все люди, страдающие этим недугом, бессердечные? Или, наоборот, принимают все близко к сердцу?

– Вы мыслите слишком узко. Главная функция сердца – прокачивать кровь по сосудам и доставлять кислород во все клетки организма, в жизненно-важные органы. От сердца зависит благополучие всех «жителей» тела. Сердце в ответе за всех, кто от него зависит, и за жизнь в целом. Если сердце не справляется – не справится никто. Болезни сердца – это проблемы в области контроля. Человек жаждет контролировать жизни своих близких, события, мелкие дела, бизнес, и как только случаются неудачи – происходит сбой внутри.

– Очень много людей получили инфаркт, сидя за любимой книгой и чашечкой чая. И, напротив, известные тираны и деспоты умерли вовсе не от сердца. Да, весомая неудача или, иначе говоря, стресс может спровоцировать ухудшение положения, но, как правило, болезнь сердца развивается задолго до этого.

– Вот пока она развивается, события тоже складываются особенным образом. Все взаимосвязано. И не обязательно от болезней сердца умирать, это не так работает. Проблемы в области контроля ведут к проблемам с сердцем, а смерть – отдельная тема.

– То есть вашей теорией можно и врожденные пороки сердца объяснить? Все от того, что у ребенка не получилось проконтролировать мир в утробе матери?

– Врожденные болезни тянутся из прошлых жизней.

– Вы можете объяснить наличие любой болезни?

– Конечно.

– Что скажете о моей болезни – нарушении зрения? – доктор указал на свои очки.

– Вы видите много такого, чего не хотели бы видеть, от этого страдают ваши глаза.

– Вы сделали этот вывод, основываясь на моей работе?

– Нет, на вашей болезни.

– Но вполне логично предположить, что, раз я работаю с психическими больными, то наверняка вижу много диких и противоестественных вещей, ведь так?

– Наверняка, – осторожно согласилась пациентка.

– Но ведь я сам выбрал свою профессию. Потому что мне нравится людям помогать. Разве моя деятельность требует наказания в виде заболевания?

– Вы вмешиваетесь в естественный ход вещей. Если человек сошел с ума, значит, он это заслужил, значит, так тому и быть.

– По-вашему, все врачи – люди плохие, раз они возвращают здоровье людям?

– Нет, но наказание за свою деятельность они несут всегда. Много ли вы знаете врачей, у которых все идеально?

– Для всех понятия идеалов разнятся.

– Но существуют вполне объективные показатели идеальной жизни. Полная семья, легкое детство, отсутствие смертей близких от неизлечимых болезней, несчастных случаев, отсутствие убийств и самоубийств. Человек полностью здоров, имеет успехи во всех сферах: в карьере, личной жизни, творчестве. Он не испытывает дефицита в деньгах, не страдает от зависимостей и не может пожаловаться на то, что на его жизненном пути встречаются плохие люди, потому что окружен только хорошими людьми. Знаете ли вы хоть одного такого врача?

– А вы сами знаете хоть одного такого человека? Ваши понятия о хорошей жизни идеализированы и романтизированы. На самом же деле ничего идеального не бывает. Если в одной или нескольких сферах жизни все прекрасно, в другой сфере обязательно найдется брешь. Врач зачастую действует в ущерб себе и своим интересам, потому что понимает, что от его работы зависит много людей. Приходится выбирать: полноценно жить для себя и немного лечить людей или немного жить для себя и полноценно лечить людей. Когда всегда есть время на пациентов – на себя его не хватит. Отсюда сложности и в личной жизни, и в карьерном росте, что уж говорить о творчестве. А если человек хочет жить для себя больше, чем для пациентов – ему не стоит выбирать профессию врача. Что касается полной семьи, легкого детства и отсутствия смертей близких – все это не имеет никакой связи с врачебной деятельностью. Никто не может выбрать условия, в которых родиться и расти, и уж тем более никто не в состоянии контролировать причины смерти близких или каким-то образом повлиять на отсутствие убийств, неизлечимых болезней и несчастных случаев. Эти обстоятельства изначально не могут быть зависимыми от человека, а потому самое правильное – не придумывать штампы об идеальной жизни, а принимать свое прошлое как неотъемлемую часть себя.

– Нельзя повлиять, – уныло усмехнулась Аделина. – Много ли таких, кто выбирает профессию врача от хорошей жизни? Да сплошь и рядом причины такой профессии в том, что человек наоборот стремится влиять на судьбу! Умер от рака родственник – и раз, сразу желание быть врачом и спасти от рака сотни людей. Человек уверен, что смерть родственника была несправедливой, и, став врачом, сам начинает вмешиваться в законы справедливости. Ему бы принять и смириться, так нет же, делает только хуже.

– Спасает людей – делает хуже? – поднял бровь психиатр.

– Делает хуже, – упрямо повторила пациентка. – Его родня так и будет умирать от рака, и ничего он не сможет с этим сделать. Будет пропадать на работе, начнет пить, ожесточится на здоровых людей, не сможет создать семью. Хорошо еще, если сам от рака не умрет. Потому что нужно устранять причины, а не лечить симптомы.

– Это вы верно подметили, про причины и симптомы, – врач нарочно акцентировал внимание на ее фразе. – И в чем же причина рака, на ваш взгляд?

– В непринятии справедливости, конечно, – хмыкнула так, будто ответ был очевиден.

– Ученые и практикующие онкологи до сих пор не установили достоверную причину онкологии, вам известно это?

– И не установят, потому что не там ищут. Плохая экология, наследственность, воздействие химических составляющих – абсурд. Главная причина заключается в непринятии справедливости.

– Кто-нибудь из ваших близких умер от рака?

– Нет. Но умрет, если будет вести себя как этот врач из примера.

– Вы рассказывали о каком-то знакомом враче?

– Да нет же, просто гипотетический врач.

– Прошу заметить, что детство врача, его мысли, последствия от выбора профессии, судьбу его родственников вы смоделировали у себя в голове, – намеренно не давая пациентке возможности ответить, психиатр перевел тему. – Вернемся к моему заболеванию. Раз я как врач обязан нести наказание, почему же именно зрение? Вы сказали, что я вижу много того, что не хотел бы видеть. Но нередко я вижу именно то, что хотел бы: как человек преодолевает болезнь и на моих глазах расцветает, обретает психическое здоровье. Почему же мои проблемы со зрением не исчезают, а с годами только усугубляются?

– Потому что вы продолжаете видеть такое, что видеть бы не хотели.

– А что вы скажете о людях, зрение которых претерпевает возрастные изменения?

– Каждый человек так или иначе будет видеть в течение всей жизни то, что видеть бы не хотел. С возрастом это накапливается и выливается в проблемы со зрением. У кого накопилось быстрее – тот раньше ощутит, что нуждается в очках.

– А если я скажу, что проблемы со зрением начались у меня с детства?

– Значит, детство было не таким радостным, как хотелось бы.

– Прекрасное детство у меня было. А у вас?

– У меня тоже.

– Вы росли в полной семье?

– Да.

– В вашей семье были смерти от неизлечимых заболеваний?

– Еще до моего рождения.

– Хорошо знаете свою родословную?

– Стараюсь помнить.

– Были ли в вашей семье смерти от несчастных случаев? Убийства, самоубийства?

– Все было, но до моего рождения. К чему вы клоните? Думаете, я основываю память человечества на памяти рода? – недовольно нахмурилась пациентка.

Врач выдержал паузу.

– Насколько я понимаю вашу точку зрения, вы утверждаете, что любые заболевания возникают из-за неправильного поведения, плохих мыслей, неверного отношения к ситуациям и подобного. То есть, говоря простым языком, как только человек свернул с правильного пути, тут же заработал себе болезнь на всю жизнь. А теперь представьте, что человек, имеющий неизлечимую болезнь, осознал, что жил неправильно, и встал на истинный путь исправления. Разве не должны в этом случае сами собой рассасываться опухоли и новообразования, чудесным образом исчезать камни в почках, крепнуть сосуды? Не должны ли отрастать ампутированные конечности, удаленные органы, зубы, в конце концов? Изношенные от старости сердца обязаны молодеть, а суставы – восстанавливаться. Где же чудеса регенерации, почему до сих пор науке не известны такие случаи? Было бы все так просто, никто бы не умирал. Поменял свое отношение к жизни – и живи дальше, здоровый, молодой и красивый.

– Вы зря иронизируете. Просто назад дороги нет, раньше надо было думать, а не когда приспичит. Все заработанные болезни останутся в наказание.

– Очень поверхностное объяснение, исключающее возможности медицины. Если врач вылечит человеку какую-то болезнь, значит ли это, что человек обманул законы вселенской расплаты и ушел от наказания?

– Никто не уйдет от высшего наказания, – механически заспорила Аделина, но не смогла найти аргументов.

– А что вы скажете о периодических болезнях, таких как простуда или вирусная инфекция? Ведь эти болезни не остаются навсегда, отболел – и забыл.

– Это может быть наказание за единичную ситуацию, а не за образ жизни.

– А если именно образ жизни предшествовал болезни? К примеру, школьница привыкла не слушать маму и есть на морозе мороженое, потому и заболела ангиной. Она делала так сто раз, но именно в сто первый – заболела.

– Просто именно перед сто первым разом она поступила как-то неправильно.

– Бабушку через дорогу не перевела? Допустим. Тогда ответьте мне еще на один вопрос. Почему ее неправильное действо распространилось на всех членов семьи? Бабушку не перевела она, а ангиной заразились и мама с папой? Наказаны просто так?

– Вероятно, у них тоже были неправильные ситуации, раз они заразились.

– Вероятно? Вам не кажется, что вы пытаетесь на ходу придумать оправдания нестыковкам в вашей идеологии? Вы умный человек. Посмотрите здраво, объективно. Вы пытаетесь объяснить все болезни плохими поступками людей, чтобы не оставить шанса для жалости. Почему?

– Почему?

– Потому что вы боитесь привязанности. Ведь сочувствие – это способ заявить о том, что вам не безразлично. Это способ приблизиться, пустить в голову переживания, а в сердце – сострадание. Это риск почувствовать боль. Вы предпочитаете отгородиться от всех людей, обвинять их в том, что они сами виноваты в своих несчастьях, придумывать фантастические истории, подпитывающие ваши страхи. Будьте честны с собой, вы ненавидите людей, потому что боитесь боли, которую они могут принести.

Аделина не поднимала глаз.

– Как раз о боли мой недописанный рассказ, – тихо сказала она.

– Попробуйте растолковать со своей позиции вашу болезнь. Почему вы страдаете заболеванием, имеющим название маниакально-депрессивный психоз?

– Я не уверена, что страдаю этим заболеванием.

– Разве вы имеете опыт в психиатрии, чтобы делать выводы о правильности диагноза?

– Ну вы же делаете выводы о правдивости моих знаний, хотя не имеете в них опыта.

– Это – часть моей профессии. Я не уверен в ваших знаниях, поэтому пытаюсь вместе с вами разобраться: истинны они или лживы. Мы взвешиваем аргументы по обе стороны утверждений, чтобы потом принять верное решение. Вы мне доверяете как специалисту в своей области?

– Не совсем. Я сомневаюсь.

– И это вполне естественно, это правильно – не верить на слово, а верить фактам, аргументам. Я могу аргументировать ваш диагноз, доказать его с врачебной точки зрения, обосновать назначенное лечение. Для этого мне, как специалисту, придется использовать профессиональные термины, которые для вас будут малопонятными или непонятными вообще по причине отсутствия медицинского образования. Но это не страшно, я готов объяснить вам все термины своими словами, расшифровать диаграммы и графики, количественные значения показателей анализов, результаты личностных тестов, аппаратных обследований и всего, что понадобится, чтобы у вас не осталось сомнений в моем профессионализме и в достоверности поставленного диагноза. Мне, как специалисту своего дела, не составит труда доказать правоту и объективность принимаемых решений, которые касаются вас и вашего здоровья. Хотите, я докажу вам это прямо сейчас?

– Нет, – медленно помотала головой пациентка, удивленная и притихшая.

– Тогда примите ваш диагноз и попробуйте объяснить его наличие конкретно у вас.

– Возможно, я, как и вы, вижу много вещей, которые не хотела бы видеть, – замявшись, выговорила она. – От этого мое настроение постоянно меняется – то я хочу донести до людей, какие они мерзавцы, чтобы они задумались и перестали так поступать, а то осознаю, что ничего у меня не получится, и впадаю в уныние.

– Ваша болезнь напрямую связана с людьми, верно?

– Да, только с ними и связана.

– Если бы не было людей, не было бы и болезни?

– Однозначно. Не было бы.

– То есть мы можем заключить, что ваша болезнь зависима от людей. И не просто зависима, люди – ее причина. Если вы научитесь правильно воспринимать людей, контактировать с ними так, чтобы общение не тяготило, если искорените причину болезни – уйдет и сама болезнь. Вы понимаете эту связь?

– А если я не хочу с людьми контактировать и налаживать какое бы то ни было общение?

– Значит, вы не хотите смотреть в лицо проблеме. Почему? Потому что боитесь быть непонятой или потому что боитесь, что можете с кем-то сблизиться и подвергнуть себя риску испытать боль?

– Потому что я ненавижу людей.

– Да, но ведь для этого должна быть причина. И она гораздо глубже простого объяснения, что все люди плохие. Нам предстоит разобраться в этом. Вместе мы докопаемся до сути. Обнаружим истоки проблемы и сможем ее решить. Я зайду к вам после обеда. Ничего, если вы не успеете дописать рассказ сегодня. Постарайтесь вспомнить, проанализировать, обдумать, какая боль повлияла на ваше мировоззрение. Загляните внутрь себя, глубоко. Что произошло в прошлом? Почему вы создали барьер? Завтра возьмите с собой метрику, мы проанализируем сегодняшний день.

– Доктор, а можно мне нормальный карандаш?

7.

Эльза Айхенвальд всегда добивалась своего. Таков был ее характер, ее существо. Сегодняшний день не был исключением.

Не спеша покуривая сигарету, она сидела на стуле, болтая закинутой на ногу ногой и с удовольствием смотрела на мужчину напротив себя.

В мерклом свете скупых закатных лучей солнца, еле дотягивавшихся сквозь неровные щели покосившегося сарая, мужчина выглядел особенно жутко. На голове под застывшими бордовыми корками крови затерялись волосы, за чернильными гематомами спряталось лицо. Распухшие глаза не открывались, в то время как рот, лишенный всех зубов, напротив, зиял алой дырой, издавал бесцветные хрипы, натужно сипел. По всему телу, тут и там, гной сочился через коросты, лопались пузырившиеся ожоги, синели, желтели, багровели раны. Ногтей не было ни на руках, ни на ногах. Сломанные пальцы смотрели в разные стороны.

Неподдельный восторг читался во взгляде женщины. Не было на свете лучшей забавы, чем причинять боль. Не было большей радости, чем созерцать плоды творения собственной изобретательности. С блаженным упоением она рассматривала результаты своих трудов, чувствуя, как удовлетворение волнами разливается внутри.

Лениво поднявшись со стула, Эльза нарочито медленно подошла к мужчине. Уверенным движением затушила окурок об глаз, засунув его в узкую щель между век. По хмурым грязным стенам прокатился булькающий вскрик, забряцали толстые цепи, тело содрогнулось, но почти сразу обмякло. Даже в сидячем положении, будучи в бессознательном состоянии, мужчина выглядел и выше ростом, и мускулистее, и гораздо шире, чем невысокая и очень худая женщина.

Сила не имеет значения, если ей противостоит власть. Власть – вот что отличает разумных людей от безмозглых человекоподобных животных.

Все сведения он сообщил еще неделю назад. Как раз после этого она решила, что зубы ему больше не понадобятся. С тех пор каждый вечер она развлекалась вдоволь, воплощала свои фантазии. Его жизнь принадлежала ей, мысли об этом будоражили. Скоро он сломается. Такой большой телом, такой слабый перед ней. Угаснет, как затухнувший огарок. Но воспоминания о нем еще долго будут теплиться перед внутренним взором приятными картинами.

Она закурила еще одну, для другого глаза.

– Как вы себя чувствуете?

– Мои мысли словно в тумане. Знания никуда не исчезли, но они как будто отступили дальше от моего сознания, теперь я с трудом понимаю зачем мне вся эта информация. Я постоянно хочу спать и пить, но сон не снимает сонливость, а вода не утоляет жажду.

– Требуется время, чтобы организм адаптировался к новым условиям. Сонливость и сухость во рту – побочные действия препарата, который вы принимаете. Необходимо немного потерпеть, пока все придет в норму, скоро вы станете чувствовать себя гораздо лучше.

– Я больше ничего не написала. Не было сил.

– Ничего страшного, вас никто не заставляет. Вы можете рассказывать устно.

– Устно так не получится, – вяло возразила Аделина. – Вы прочитали рассказ?

– Разумеется. Расскажите, о ком он?

– Я не знаю. Это была незнакомая молодая женщина в очереди на кассе. Я глядела на нее и чувствовала отвращение. Я ведь ее совсем не знала, она не несла для меня скрытой угрозы, как этот ваш доктор. Попробуйте теперь доказать, что это была не память человечества, а фантазия больного мозга.

– Опишите, как она выглядела.

– Обычная на вид. Волосы черные, замотаны в пучок. Примерно моего возраста. Невысокая, худая.

– У нее имелись видимые внешние изъяны, которые могли бы вызвать у вас отвращение?

– Нет, – мотнула головой пациентка. – Совсем обычная, непримечательная.

– Макияж, стиль одежды? Манеры? – подсказал врач.

– Нет, – повторила Аделина.

– Много ли человек было в очереди?

– Только она передо мной и я, больше никого. Первый час ночи, будний день.

– Вы помните, что она покупала?

– Конечно нет, я видела только монстра перед собой, мне было не до ее покупок.

– А вы что покупали?

– Какие-то продукты.

– По-вашему, эпизод из рассказа происходил в каком году?

– Не знаю точно. Наверное, весной сорок четвертого.

– Как думаете, вы смогли бы когда-нибудь поступать так же, как она?

– Нет конечно! Это жестоко, подло, нечеловечно. Осознание того, что такие люди живут среди нас, наводит ужас. Меня трясло от злости и омерзения, когда я на нее смотрела. И одновременно с ее прошлым я видела и ее будущее. Знаете, от чего умирают такие люди? От насилия. Каким бы хорошим человеком в глазах других людей она не стала в этой жизни, Бог вернет втройне. Мне смешно, когда говорят, что Бог забирает лучших, когда жертв насилия приравнивают к мученикам, – Аделина скривилась и продолжила наигранным тоном: – Она была прекрасным человеком, она светила нам как лучик солнышка, она и мухи за свою жизнь не обидела… Это не так, – жестко обрубила она сама себя. – Все заслуживают всё, что с ними происходит. Спустя несколько лет ее истерзанное тело найдут у нее же дома или в лесу, или в канаве с мусором, или в очистной яме, и близкие с трудом смогут его опознать. Станет ясно, что она мучилась не меньше своих жертв, прежде чем смогла наконец умереть. Каждый раз, когда я слышу о какой-то жертве маньяка, мне радостно. Я радуюсь, понимаете? Потому что поделом, потому что вот она, справедливость.

Главврач пару минут вглядывался в пациентку, злорадно усмехающуюся собственным мыслям. Потом прервал тишину вопросом. Спросил ровно, гладко спросил.

– А вам самой когда-нибудь хотелось причинить боль человеку?

– Нет! – выпалила поспешно.

Доктор отметил, что зрачки расширились, дыхание участилось.

– Нет? – на всякий случай переспросил.

– Я ненавижу людей, это правда. Иногда я в красках представляю, как кого-нибудь настигнет возмездие – на основании их же поступков. Но я никогда не представляла, что сама буду причинять боль. Мне не доставляет удовольствия делать другим больно.

– Совершенно естественно, что никто из нас не захотел бы быть участником тех событий, описанных в рассказе. Но чисто гипотетически, если бы существовало только два возможных варианта и пришлось выбирать, роль кого была бы для вас приемлема в наибольшей степени – жертвы или палача? Вы бы скорее согласились причинять боль и жить или терпеть боль и умереть?

– Этот вопрос лишен смысла и сформулирован нелогично. Поскольку, если бы мне пришлось причинять кому-то боль, то неизбежно пришлось бы потом и терпеть боль. А если бы я никогда никого не мучила и просто жила – в конце концов все равно пришлось бы умереть, это тоже неизбежно. Я бы осознанно не выбрала никогда ни роль жертвы, ни роль палача. Это кем надо быть, чтобы самому добровольно выбрать любой из этих вариантов?

Главврач кивнул.

– Вы согласны, что девушка на кассе никак не могла быть той Эльзой из рассказа?

– Если думать как вы – не могла. Но я уверена: точно она. К чему вы клоните?

– Ночью на кассе вы увидели девушку, примерно одного с вами возраста, с такими же черными волосами, худую и невысокую. Невольно, неосознанно, вы провели ассоциацию с собой: на вас похожа, за продуктами ходит ночью. И ваш мозг молниеносно создал условия, позволяющие вам спроецировать ненависть к себе на ненависть к этой девушке. Мозг придумал причину, по которой вы сможете выплеснуть накопившуюся ненависть к себе на постороннего человека.

– Но у меня нет к себе ненависти.

– Позавчера мы пришли к выводу, что, ненавидя людей, вы обрекаете себя на звание морального инвалида. Проявляя злость, вы становитесь такой же злой, как и все люди, которых вы ненавидите. Следовательно, и к себе тоже вы должны испытывать ненависть. Это не так? Вы живете в гармонии с собой?

Аделина задумалась. Врач терпеливо ждал.

– Я никогда не умела скрывать правду и сдерживать эмоции, и от этого страдали все вокруг, и я в том числе. Каждый раз, когда я наговорю гадости постороннему человеку, чувствую потом себя гадко. Я пропускаю чужую грязь через себя, а потом лезу со своими комментариями куда не просят, и люди даже не понимают, что они мне сделали. Я знаю, что это не нужно никому, особенно мне. Какое мне дело до чужих поступков? Это их жизни, их мерзости. Но не могу сдержаться. Я бросила своих родных. У меня нет друзей, близких, нет никого, кто был бы рад моему существованию, и это все из-за меня самой, это я сделала все так.

Она разрыдалась.

– Вы правы, я ненавижу свою жизнь, ненавижу себя – за то, что сделала жизнь такой.

– А взаимосвязь этого рассказа и вашей жизни вы теперь понимаете? – выдержав паузу, невозмутимо поинтересовался доктор.

Это отвлекло от слез.

– Я ненавижу людей за их поступки, но ничего не делаю, только критикую. А Эльза пытает, ей доставляет удовольствие причинять боль. Где связь?

– Вы корите себя за бездействие и беспомощность, не любите себя за ненависть. И ваш мозг создает человека, который действует, остается безнаказанным, упивается ненавистью. Этот образ – чрезмерно преувеличенная противоположность – создан для того, чтобы показать вам, что бывают люди гораздо хуже вас, и вот на них можно выплескивать свою злость и ненависть. Мозг показывает вам, что не такая вы плохая, как думаете. Мозг хочет, чтобы вы наладили с собой контакт, понимаете? Начали себя любить.

– У вас так просто получается ставить под сомнения правдивость памяти человечества. Все логично, объяснимо, все сходится. Будто бы и правда мои фантазии. Но я не верю, что все это время жила в мире иллюзий и живу там до сих пор. Я всегда думала, что особенная, что Бог наделил меня особым даром, не доступным остальным. А теперь получается, что существует вероятность, будто я обычная больная, помешанная, сумасшедшая. Если это действительно так, как мне дальше жить? Теперь я не уверена, где правда, а где вымысел. Я хотела избавиться от памяти человечества, но на деле оказывается, что я не готова. Я в растерянности.

– Вы боитесь перемен, и это нормально. Впервые за долгое время вы предположили, что не обладаете даром божьим, но это не отменяет вашу индивидуальность. Вы больны, и что с того? Все болеют, это обыденность. Мы вылечим вас. Мы научимся жить без этих историй. Заново вернемся в реальность, полную настоящих событий, не менее интересных. Научимся принимать себя, людей и окружающий мир таким, какой он есть. Видеть красоту в простых вещах. Общаться и получать удовольствие. Не надо бояться, все перемены будут к лучшему, просто доверьтесь. Расскажите подробнее о ваших сомнениях.

– Только я одна знаю, что творится в моей голове, и я не уверена, что могу объяснить это вам, и что вы действительно поймете все правильно. За все время моих знаний я ни разу не усомнилась в их правдивости, внутри меня четкая непоколебимость своей правоты. Вы пытаетесь объяснить все наукой, и, что самое страшное для меня, у вас получается. Только сейчас я стала задумываться, что у меня никогда не было реальных подтверждений истинности, а у вас же есть реальные подтверждения лживости моих знаний, вы проводите расшифровку ловко и доступно, заставляете меня переосмыслять. С одной стороны – моя внутренняя убежденность в правоте, не подкрепленная фактами. С другой стороны – ваши логические объяснения, врачебный опыт, умение разбираться в лабиринтах мозга. Верность убеждениям или вера в возможности психиатрии? Я не знаю, что выбрать, потому что сомневаюсь в двух вариантах и одновременно верю в оба. Понимаете меня, доктор?

– Не спешите ничего выбирать, вас никто не торопит. Всему свое время. Постепенно, маленькими шажками, мы дойдем до верного варианта вместе, и тогда для сомнений места больше не будет. Вы находитесь в безопасном месте, никто здесь не причинит вам вреда. Вы не сумасшедшая и с ума не сойдете. Вы запутались, но сейчас пользуетесь прекрасной возможностью разобраться в себе и наладить отношения с собой и внешним миром. Вы уже молодец, потому что не бездействуете и не пускаете все на самотек. Вы помогаете себе, разбираетесь в себе, расставляете мысли по местам. Бояться нечего. Вы сможете блестяще побороть свою болезнь, для этого есть все предпосылки. Я верю, что у нас все получится.

Аделина не очень уверенно пожала плечами.

– Вы говорили, что вам снятся тревожные сны. Расскажите о них.

– Они абсурдные.

– На то они и сны.

– Не знаю, поймете ли вы… Этот ужас, который я испытываю во сне, напрасен, для него нет причин.

– Приведите пример.

– Ну… К примеру, снится мне, будто бы я работаю на очень ответственной должности. Не знаю, что это за работа, не знаю, что за должность, сон не показывает мне рабочее место или коллег, но я твердо в этом уверена, такое ощущение внутри, понимаете?

– Продолжайте.

– Во сне я должна прийти на работу к восьми. Но я просыпаюсь в полдесятого: проспала. Я собираюсь не торопясь. Пью кофе, глядя в окно, думаю о чем-то постороннем. Смотрю на часы – пол-одиннадцатого. Я понимаю, что мне необходимо быть на работе, понимаю, что у меня назначена важная встреча, что меня ждут, но… Но не тороплюсь опять, никуда не спешу. Мне звонят с работы, ищут меня, я сочиняю какую-то причину, говорю, что буду на месте через двадцать минут, и не тороплюсь опять. Тяну время, занимаюсь ерундой. В какой-то момент паника начинает меня захлестывать, я осознаю, что меня могут уволить, что у меня будет очень много проблем, связанных с потерей заработка, испорченной репутацией, трудностями нахождения другой работы, много будет проблем. Я осознаю, что мне необходимо прямо сейчас бежать на работу, еще можно все исправить. Тревога захлестывает, паника рвется наружу, но я не тороплюсь. Все понимаю, ужасно переживаю, но ничего для этого не делаю.

– Расскажите о других снах. О других подобных причинах, которые вызывают у вас тревогу.

– Например, двойка в школе. Меня вызывают к доске, я знаю ответ, но почему-то молчу, молчу, молчу. Паника и тревога у меня внутри, все начинают смеяться, учитель качает головой, а я знаю ответ, но не говорю, знаю, что мне сейчас поставят двойку, но все равно не говорю. Или сковорода.

– Сковорода?

– Я наблюдаю за ней, вижу, как она стоит на включенной плите, вижу, как чадит, дымится, вот-вот начнется пожар, а я просто смотрю на это. Или мне снится, что я поднимаю глаза к потолку и не вижу люстры, все как в белом тумане. Я понимаю, что мое зрение настолько упало, что я не в силах разглядеть элементарные вещи в метре от меня, я думаю, что давно пора было сходить к врачу, мне страшно, что я совсем ослепну, но опять же я продолжаю заниматься бестолковыми вещами. Все мои сны бессмысленны.

– Так ли они бессмысленны, как может показаться на первый взгляд?

– А разве нет? Все эти ситуации во сне легко можно было решить, просто начав что-то делать, а не молчать, сидеть на месте и заниматься ерундой.

– Когда в последний раз вы видели подобные сны?

– Еще дома.

– То есть, находясь здесь, вы перестали их видеть?

– Не помню ни одного подобного сна.

– Ясно. Вы принесли метрику. Посмотрим вчерашний день? Будьте любезны, – врач протянул руку, и Аделина нехотя отдала дневник.

– Вас что-то беспокоит? – психиатр внимательно вгляделся в пациентку.

– Мне кажется, вам не понравится, как я заполнила.

– Почему?

– Мое настроение вчера было слишком пессимистичное.

– Метрика – это способ фиксирования, а не способ оценки. От меня вы не услышите одобрения или порицания за уровень настроения, ведь моя цель – разобраться в вашем состоянии, проследить динамику, помочь вам почувствовать себя лучше. Вам не стоит переживать по этому поводу, просто продолжайте заполнять честно. Итак, 6 октября, – доктор открыл дневник.

Метрика социальных ритмов

Пожалуйста, не забывайте при заполнении быть честными.

В графе «Степень участия других людей» поставьте цифру, по вашему мнению, наиболее подходящую: 0 – никто не присутствовал и не взаимодействовал; 1 – кто-то присутствовал, но не взаимодействовал; 2 – кто-то присутствовал, взаимодействовал, но не очень активно; 3 – кто-то присутствовал и активно взаимодействовал.

В графе «Настроение» укажите уровень настроения по шкале от «–5» до «+5», где «–5» – хуже не бывает, а «+5» – лучше и быть не может.

Дата: 06 октября День недели: ___четверг__________________

Пробуждение

1. Время: 08.00

2. Степень участия других людей: 0

3. Настроение: 0

4. Примечание: –

Первый контакт с человеком

1. Время: 08.00

2. Степень участия других людей: 1

3. Настроение: -5

4. Примечание: Медсестра топила детей!!!

Занятия

1. Время: 11.00

2. Степень участия других людей: 2

3. Настроение: -2

4. Примечание: -

Ужин

1. Время: 19.00

2. Степень участия других людей: 1

3. Настроение: 0

4. Примечание: Грымза на раздаче – предательница!!! Мужик из 14-й – самоубийца!!!

Отход ко сну

1. Время: 22.00

2. Степень участия других людей: 0

3. Настроение: 0

4. Примечание: -

– Хм. Давайте по порядку. Вы проснулись с настроением ноль. Опишите свое настроение в момент пробуждения.

– Нежелание просыпаться, вставать, следовать дурацкому режиму. Еще один день, который будет тянуться до самого отбоя. Такое настроение.

– Вы проснулись сами?

– Как же, сами! Сначала музыка ваша заорала, следом медсестра зашла и приказала вставать.

– Приказала? – врач поправил очки.

– От того, что она сказала «пожалуйста», смысл не поменялся. Она не попросила, а приказала. Если бы она попросила, я могла бы не выполнять просьбу, правда ведь? А выбора у меня не было.

– Вы поставили 1 в графе участия. Разве медсестра с вами не взаимодействовала?

– Нет, она всего лишь монотонно сказала фразу, не взаимодействовала.

– Ладно. Тогда почему ваше настроение резко опустилось до «-5»?

– Потому что мне неприятно было на нее смотреть. Я же написала: она топила детей.

– Вряд ли. Уверен, что это не так.

– Топила! В прошлой жизни, в войну. В концлагере работала акушеркой. Роды принимала, а потом топила детей.

– Вы понимаете, что реальных подтверждений этому нет? Ваше видение необоснованно, недоказуемо, не имеет оснований.

– Кому мне доказывать, ей что ли? Я и не доказывала, просто выводы для себя сделала, что она за человек.

– Прошу обратить внимание, что ваши выводы снова смоделированы как вчера в примере с врачом. Вы сами повесили на медсестру ярлык убийцы, хотя для этого не было абсолютно никаких реальных подтверждений.

– Мои видения – это подтверждение.

– Подтверждение внутри вашей головы. Объективных фактов попросту не существует, а значит, в реальности ваши выводы не могут быть истинными. Продолжим. Степень участия другого человека в занятиях – два. На данный момент из занятий у вас только психоанализ. Вы считаете, что я не очень активно с вами взаимодействую?

– Нет. Ваш дневник слишком ограничен. Мне кажется, что активное взаимодействие – цифра три – это нечто варварское, навязчивое, раздражающее. А цифра один – присутствовал, но не взаимодействовал – тоже не то. Я поставила два.

– Ясно. Вчера ваше настроение на занятии было минус два. Почему?

– Вы заставили меня усомниться в собственной значимости.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, вы так хорошо разъяснили мой рассказ и так ловко связали его с моей жизнью, что у меня закрались сомнения: а правдивы ли на самом деле мои видения?

– Эти сомнения здравые и вполне обоснованные. Но при чем здесь сомнения в вашей значимости? Ложность ваших видений…

– Предполагаемая ложность, – перебила Аделина.

– Конечно, предполагаемая ложность, – легко согласился психиатр. – Скажем так, достоверность ваших видений никоим образом не влияет на значимость вашей личности. Личность человека многогранная и разносторонняя. Разве вы станете придавать какой-то одной детали непозволительно огромное значение, позволяющее ставить под сомнение весомость цельной личности?

– Мои видения – не какая-то там деталь, они уже часть меня.

– Не делайте поспешных выводов. Вполне возможно окажется, что видения – не более чем фантазии мозга, которые, напротив, мешают вашему «я» чувствовать себя естественно и комфортно. Обратите внимание, ваш уровень агрессии и враждебности заметно повышен, даже когда вы находитесь в состоянии покоя, и никто не изъявляет желания с вами конфликтовать. Медсестра приказала, музыка заорала, я заставил. Заметили, как много негативных глаголов? Ваши видения вносят разлад в гармоничное взаимодействие с миром. Вы обозлены, в постоянном напряжении, стремитесь защищаться даже когда не нужно. Разве все эти качества – часть вас? Я уверен, что вы – мягкая, ранимая и добрая девушка, которая хочет понимания и любви. Но видения держат вас в постоянной готовности к обороне. Нужно ли вам это? Так ли они важны? Имеют ли они весомость в значимости вашей личности на самом деле?

Аделина предпочла не ответить, молча хмурилась, поддевая ногтями шов на рукаве пижамы. Психиатр снова опустил взгляд в дневник.

– Весь оставшийся день настроение было ноль. Как с аппетитом?

– Так же.

– Ладно. Попробуйте описать ваше настроение в данный момент тремя словами.

– Безразличие, усталость… Подавленность.

– Двумя? Не повторяясь.

– Растерянность, разбитость.

– Одним?

– Безысходность.

– Безысходность, – повторил врач. – В чем она заключается? Что именно кажется вам безысходным?

– Да все. Вся моя жизнь кажется безысходной. Я не вижу будущего, не могу представить, что оно может быть. Кругом тупик. На свете нет ни одного человека, кто был бы рад моему существованию. Семьи нет. Любви нет. Нет друзей. Меня держат здесь и нет никакой гарантии, что выпустят. А если и выпустят, что с того? Меня никто не ждет, мне не для кого выздоравливать. Работа не приносит радости. Ничего не приносит радости. Жизнь кажется пустой, бессмысленной, ненужной.

– Послушайте. Вы опять говорите про людей. Все сводится к людям, замечаете?

– Думаете, я ненавижу людей, потому что от них все мои беды?

– Думаю наоборот. Все ваши беды от людей именно потому, что вы их ненавидите. Главная причина вашего заболевания – неумение, нежелание контактировать с людьми. В любой ситуации вы перекладываете ответственность на других, обвиняете всех вокруг. Во всем у вас виноваты люди: и в том, что они недостаточно добры, и в том, что у вас нет семьи, любви, дружбы. Но ведь вы сами всех отталкиваете, сами усиленно добиваетесь одиночества, а потом страдаете.

– Как иначе, если я вижу вокруг только извергов и душегубов?

– Вы видите вокруг только врагов и не видите друзей. Потому что не умеете доверять. Пока вы не захотите перебороть свои страхи и научиться видеть в людях хорошее, гармоничной жизни не получится. Вас окружают люди, контакт с ними неизбежен, потому что вы – часть общества. Вы пытаетесь убежать от проблемы: прервали связь с близкими, заперлись в квартире, не идете ни с кем на контакт. Но убежать не получилось и не получится, потому что вы продолжаете находиться в социуме, являетесь звеном системы. Страх настолько прогрессировал, что преобразился в вымышленные истории – теперь в каждом человеке вы видите угрозу. А все почему? Потому что не умеете взаимодействовать. Как известно, лучшая защита – это нападение. Вы защищаетесь заранее, без оснований, без причин.

– Как же видеть в людях хорошее, если перед глазами только плохое?

– Вопрос в том, почему у вас перед глазами только плохое. С чего началась ваша нелюбовь? Кто и какую боль вам причинил? Почему теперь вы боитесь каждого встречного?

– Меня никто не обижал настолько, чтобы это стало причиной для ненависти всего человечества. Я начала ненавидеть людей, когда мои глаза открылись на их поступки и злодеяния.

– Это произошло после смерти бабушки, верно?

– Да, потому что она передала мне свои знания.

– Как именно она вам их передала?

– Умерла, – проговорила сдержанно, настороженно.

Психиатр заметил напряжение.

– Расскажите о своей бабушке, – мягко попросил он. – Какой она была?

– Честной. Справедливой. Доброй.

– Доброй к вам?

– Ко всем. И ко мне, конечно.

– Она рассказывала вам о своих «знаниях»?

– Немного. Было видно, что знает она гораздо больше, чем говорит.

– Было видно вам?

– Не только. Все вокруг всегда отзывались о ней, как о мудрой, знающей, разбирающейся в людях.

– Бабушка как-то объясняла свои «знания»? Откуда они взялись, почему.

– В детстве она чуть не умерла, ее вылечила знахарка. Она-то и сказала, что отныне бабушка будет расплачиваться перед Богом за вновь подаренную жизнь. Когда пришло время, бабушка начала видеть. Бабушка всегда говорила, что ее жизнь ей не принадлежит, она чувствовала это с самого детства.

– От чего она умерла?

– Бабушка? Эмфизема легких.

– Хм… Хм… – психиатр нарочно задумался. – Вчера вы говорили, что хорошие люди не могут заболеть, и что неизлечимые болезни от непринятия справедливости, ведь так?

– Рак – от непринятия справедливости.

– А эмфизема легких?

– Знания бабушки не давали ей дышать полной грудью, знания ее и убили.

– Но, если опираться на ваши слова, она прожила с этими «знаниями» всю жизнь. Почему же они стали мешать ей дышать только под конец?

– Как только она устала от знаний, они начали ей мешать и медленно убивать ее. Моя бабушка сама устала жить.

– Она говорила вам об этом?

– Нет, но это было видно.

– Было видно. Не кажется ли вам, что большинство выводов вы сделали, опираясь на свои умозаключения? Ровно как в примере с врачом-онкологом, с медсестрой-убийцей. Вы построили логические конструкции у себя в голове на основе собственных мыслей и догадок. Вопрос: были ли у бабушки «знания» на самом деле? «Было видно, что она знает больше, чем говорит», «все вокруг отзывались о ней как о мудрой и разбирающейся в людях» и так далее. Все это – не подтверждение существования особых способностей. На свете много мудрых, разбирающихся в людях женщин, многие из них действительно говорят вслух меньше, чем знают на самом деле, и это может быть заметно окружающим. Но дело здесь не в сверхъестественных знаниях, а в опыте. Жизненный опыт и умение говорить не все, что думается – вот что выделяет мудрых людей. Возможно, ваша бабушка была именно такой: умной, наученной опытом. Она понимала людей, как говорится, видела их насквозь, но тактично не кричала об этом на каждом углу. Почему вы уверены, что она обладала особыми способностями?

– Она сама говорила, что начала видеть благодаря знахарке.

– Она могла иметь в виду совсем другое. Когда человек находится на грани смерти, это всегда стресс. Возможно, ваша бабушка просто начала смотреть на мир иначе под воздействием стресса, переосмыслила ценности. С чего вы взяли, что имелись в виду именно необычайные «знания»? Бабушка говорила об этом напрямую?

– Конечно, говорила. Она могла сказать про прошлую жизнь любого.

– Приведите случай из жизни.

Аделина неспешно закивала.

– Однажды, когда мы с сестрой на каникулах гостили у бабушки, в дом прибежала соседка. Растрепанная, в порванном платье, в крови и синяках. И бабушка сердито выговаривала молодой женщине, мол, что ты с ним связалась, ты же прекрасно знала, что он за человек. Дескать, в прошлой жизни жену убил, а ты все равно за него замуж пошла.

– Думаю, вы поняли бабушкины слова слишком буквально.

– Да как тут еще понять, если прямым текстом про прошлую жизнь говорится! – возмутилась пациентка.

– И как отреагировала соседка?

– Кивала, плакала, соглашалась с бабушкой.

– Так просто соглашалась? Много ли вы видели людей, которые с легкостью верили словам о прошлой жизни, при этом не пытаясь доказывать обратное и не оправдывая свои поступки? «Ты же прекрасно знала, что он за человек» – такое не говорят о прошлой жизни. Прекрасно знала – значит, действительно знала, на что шла, когда замуж выходила. Думаю, ваша бабушка выражалась образно. Предположим, мужчина убивает жену, его сажают в тюрьму на много лет, вся деревня успевает о нем забыть, а потом он возвращается, кается, говорит, что встал на путь истинный и начал новую жизнь. Что о нем будут говорить жители деревни? Что в прошлой жизни он жену убил. Одновременно и ехидство, и отсылка ко времени: мол, как давно это было.

– Даже если не брать в расчет эту ситуацию, было много других.

– Например? – терпеливо вопросил психиатр.

– Пока бабушка работала, мы с сестрой подружились с мальчишкой. Он подговорил нас залезть на крышу. В итоге у сестры порванное платье и разбитые коленки – она с крыши меня поймать успела, когда я оступилась и чуть не упала вниз. А мальчишка в это время хихикал и сестру щекотал, чтобы она меня не держала и отпустила. Бабушке мы сознались, хотя соседи все без нас доложили. Она отчитывала, мол, не дружите с этим прохвостом, он всегда вас будет вниз тянуть. Говорила, что в роду у него одни предатели, и он сам такой же. Что никогда ничего хорошего рядом с такими людьми не увидеть, потому что они несут несчастья и неприятности.

– Рядом с безответственными людьми действительно легко попадать в неприятности. Пока я вижу здравый смысл и не вижу способностей, о которых вы говорите.

– Что бы я ни сказала, вы воспримите по-своему.

– Я стараюсь объективно воспринимать информацию. Пока объективных причин поверить в существование особых способностей у вас и у бабушки я не нашел.

– Это не значит, что их нет!

– Конечно, не значит. Но и не значит, что они есть. Вопрос по-прежнему открыт, не так ли?

– Я вспомню еще примеры, и тогда вы поймете.

– Да, будьте добры, вспомните самые показательные примеры и мы обязательно их обсудим. Итак, наше занятие подходит к концу. В понедельник мы будем обсуждать влияние войны на вашу личность. Я хочу, чтобы вы подготовились, хорошенько подумали, каким образом события семидесятилетней давности отразились на вашей жизни, и почему ваш мозг снова и снова воссоздает страшные картины прошлого. Много ваших историй связано с войной. Подумайте, о чем вы сможете мне рассказать.

– Я постараюсь записать, если найду силы.

– Записать или рассказать – как считаете нужным. Главное, обдумайте, проанализируйте, вспомните. Это ваше задание на понедельник.

8.

Утром медсестра принесла рассказ.

Эти болота тянулись на много сотен километров. Мало кто из ныне живущих людей знал о существовании столь опасных мест, поскольку в такую глушь осознанно не пришло бы в голову забраться ни одному нормальному человеку. Как правило, если кто-нибудь все-таки случайно забредал на эти богом забытые территории, возвратиться назад у него не было ни единого шанса. Мертвые топи отличались коварством и совсем не походили на угрожающие жизни места, умело таились в лесных чащобах. Даже опытный путник до последнего момента не мог заподозрить подвоха, а когда приходило понимание, было уже поздно, и смертоносные трясины принимали в свои объятия новую жертву.

Но сегодня забредшие в эту обитель люди не были заблудившимися. Двое, мать и дочь, настороженно озираясь и крепко держась за руки, тихонько шли и молились. Каждая прощупывала почву, прежде чем сделать шаг, длинной сухой веткой.

За спиной у матери болталась полупустая котомка. Скромные запасы еды давно кончились, и было голодно. Теплая одежда не спасала от холода – студеного, сырого, пробирающего, а ноги мерзли в ледяных топях. Шли босиком, единственную обувь – старые брезентовые туфли – убрали в сумку: жалко было портить, да и не спасли бы они от холода. Время от времени останавливались, растирали ноги.

Тревога, страх, отчаяние, надежда – все это можно было прочесть в глазах усталой женщины. Они искали это место больше двух недель, но вот теперь они здесь – и самое сложное впереди.

Девочке на вид было не больше пяти лет. Под тонкой серой кожей светились паутины вен. Изможденная, она обреченно перебирала ногами, стараясь не отставать от матери. Во взгляде этого ребенка никто не смог бы найти ни надежды, ни отчаяния, ни страха. Теплота к матери странным образом смешивалась с ледяным спокойствием, с чувством покорного принятия событий. Так смотрят люди, которые смирились с тем, что ближайшее будущее будет продолжаться без них.

Спускались сумерки. Совсем скоро ночь. Они идут наугад через болота, каждый шаг может стать последним. Остановиться и ждать утра? Или пытаться брести в темноте? Клочки тумана потерянно бродили вокруг как призраки загубленных людей. Босые ноги чмякали по холодной вязкой жиже, глаза напрасно пытались разглядеть путь сквозь мертвенно бледную дымку.

Тут и там дрязга была нагромождена сломленными деревьями и ветвями. Женщина надеялась, что, пока им повсюду встречаются бревна и сучья – пусть сухие, пусть гниющие, не важно – у них с дочерью есть шанс миновать эту дребь. Ведь если такие большие деревья лежат здесь и не тонут, значит, земля под низом тверда, значит, людей она тоже выдержит.

Пока они пробирались через валежник и бурелом, успело стемнеть. Не переставая молиться, женщина вдруг заметила, что лесная трущоба как-то расступилась. Тревога нарастала, она взяла дочь на руки и прижала к себе. Такая легкая, будто призрачная. Слезы помимо воли полились из глаз. За что? Где же справедливость в этом мире?

Топи, топи, а кругом, насколько можно было высмотреть через тьму и туман – густой кустарник. Они снова вышли сюда. Третий раз.

Не было сомнений, что, ступи они дальше на эту спокойную ровную гладь без единого бревна на ней, смерть найдет их. Ночь путала следы искуснее, чем день. В темноте женщина не могла с уверенностью распознать ориентиры дороги, по которой они шли. Если опять пойти наугад, той же тропой, очень высока вероятность того, что они вновь зря потеряют силы и вернутся к непроходимой трясине.

– Мы же шли в другую сторону, – в отчаянии пробормотала она. – Мы же уходили прочь…

Послышался вздох. Натужный, хриплый, протяжный. Он раздавался из ниоткуда и отовсюду одновременно. Зашумело в ушах, похолодело внутри. Мать и дочь замерли, скованные страхом.

– Мамочка, мы ходим по кругу, – прошептала девочка, дрожа.

В памяти женщины внезапно заговорил бабушкин голос. Давно, в детстве, она наставляла внучат: «Коли по лесу буди блудити, енто леший шоклатый бесоватися, кру́гоми водить. Чим торопети, лапсердак навыворот надёвывайте…»

Женщина присела, трясущимися руками стала раздевать дочь. Всю, всю одежду вывернула наизнанку и надела обратно. Переоделась сама. Схватила ребенка.

– Мама, я вижу свет! – вдруг сказала девочка, и мать похолодела, прижала ее к себе еще крепче. – Да смотри же, смотри!

Женщина наспех вытерла мокрые глаза и вгляделась туда, куда указывала дочь.

– Я ничего не вижу.

– Вон там, пойдем! – девочка рвалась назад.

– Мы оттуда пришли, – помотала головой мать.

– Нет, мама, идем! Идем, я же вижу свет!

Уверенная в своей правоте, женщина медлила. Но все же робко пошла назад, туда, куда говорила дочь.

Спустя пару минут пути мать наконец увидела.

Вдалеке, за деревьями, брезжил огонек. Монотонно подскакивал в воздухе, ровно мерцал. Словно чей-то фонарь мельтешил от быстрой ходьбы.

– Эй! – закричала женщина. – Эй, подождите! Мы здесь!

Фонарь не замер и не остановился, удалялся вглубь чащи.

Мать крепко обхватила ребенка одной рукой, и, наспех тыкая палкой перед каждым шагом, заторопилась за огоньком. Но нагнать не получалось. В конце концов он исчез.

– Свет! – возликовала девочка снова.

– Где? – женщина беспокойно топталась на месте, силясь выцепить взглядом прыгающий огонек.

– Не тот, другой! Вон там!

– Свет… – прошептала она, на миг остановившись, но потом спохватилась и поспешила с двойным усердием.

Дребезина осталась позади, под ногами ясно ощущалась твердая земля. Вот и избушка! Через щели в ставнях трепетал рваный свет. Едва мать поняла, что они дошли, как дверь распахнулась и навстречу им вышла женщина со свечой в руке.

– Занесла нелегкая! Тропинку вам стелила с Божией помощью, Господь и довел до меня.

Мать бросила посох, рухнула на колени и, прижимая к груди свою девочку, зарыдала.

– Вставай, вставай, горемычная! – подошла к ней хозяйка избы. – Помыться надобно да согреться, щей похлебать да поспать, негоже на голой земле рассиживать.

На печи стоял жбан с теплой водой, а на столе дымились две плошки похлебки. Хозяйка ломала лепешку на большие ломти.

– Это ваш фонарь мы видели? – вытирая глаза рукавом, спросила женщина.

– Что?

– Вдалеке был чей-то фонарь… Мы кричали, торопились, но догнать не успели. Благодаря этому свету мы и нашли дорогу к вам.

– Смерть дорогу найдет, – усмехнулась хозяйка. – За свечой покойника шли, как вышли – он исчез.

– Не понимаю, – растерянно проговорила гостья. – Это были не вы?

– Должно быть, не догадливая? – прищурилась знахарка. – Про покойников слышала? Что рты пораскрывали? Помочь просила покойника, как вывел – исчез.

– Разве это возможно – чтобы покойник ходил? – поежилась мать.

– Нет! Вру! – обиделась ведунья. – Думаешь, вру? Зачем мне врать?

– Неужели вы знали, что мы придем? – осторожно подала голос девочка.

– Отчего ж не знать, – пожала плечами женщина, наливая в кружки какой-то отвар. А потом, обращаясь к матери, закачала головой: – Знаю, знаю все про твою беду, можешь не рассказывать, насквозь тебя вижу. Не жилец твоя дочка, она и сама знает.

Мать зарыдала пуще прежнего, кинулась в ноги ведунье.

– У меня же никого больше! Помогите, прошу вас, умоляю, я хоть что для вас сделаю, хоть душу мою заберите, спасите мою кровиночку!

– Встань, – ровно бросила хозяйка и уселась на табурет. – Громко не кричи попусту. Не помочь твоей беде. Никто не поможет тут, – пристально глядя на мать, сказала она. – Дуня пришла.

Женщина непонимающе посмотрела на дверь и собралась что-то сказать, но хозяйка опередила.

– Дуня пришла, Дуня. Рассказывает, Софью голодом заморила, вот и все тут, не жилец твоя девка, Галка.

Понимание пришло внезапно. Мать вдруг прижала руки ко рту, тихо вскрикнув. Девочка переводила взгляд с одной женщины на другую, видела и потрясение матери, и надменную уверенность хозяйки. А старушка между тем продолжала.

– И Степан тут, головой качает. Говорит, это он сгубил, он, знаешь ты его, Галка, знаешь. Говорит, Игнат.

Девочка теперь не отрывала взгляд от матери. Мама мотала головой, закусив кулак, ужас и страх сочились из глаз вместе со слезами.

– Плодоизгнаний много, у каждой в роду, считай. Убийства, болезни, внезапные смерти, всего хватает. Эта ноша всегда на вас, такие несчастья вечно будут происходить. В вашем роду не рождаются чистые душой, и дочка твоя неспроста умирает, душа у нее грязная. Наперед говорю: скоро умрет.

– Ей семь лет! – прошептала мать. – Она ничего плохого сделать никому не успела!

– Душе не семь! Душа вечна. У нее душа в пороках прошлую жизнь прожила. А, не веришь, – заключила старушка, заметив нечто, промелькнувшее во взгляде матери. – До своих лет дожила, а все не веришь. Пятеро у тебе умерли, одна ты теперь. Троих детей война забрала, не придут, даже не жди. Четвертый внезапно заболел, да и умер. А пятый – муж. Знаю твою скорбь, знаю. Где это видано, чтобы столько гадких событий в одном роду?

– Время такое, всем плохо…

– Время всегда одно, – сурово перебила знахарка. – Но все как-то живут. А если души запятнаны, надеяться на хорошее нечего.

– Что же нам делать? Смерти одна за одной, всех похоронили, только вдвоем и остались. Если и доченьку заберет, зачем мне… – она уткнулась в рукав. Завыла, запричитала.

– Все умирают.

– Помогите нам! Помогите, умоляю! – горячо затараторила мать. – Я на все готова, чтобы дочь жила! Она еще такая маленькая, жизни не видела…

– Она свое отжила. Как зовут тебя? – обратилась она к девочке.

– Ася. 

– Ася, Ася… Каждый день тебя к смерти приближает. Да ты знаешь все и так. Думаешь, несправедливо? Не бывает несчастий без причины. Мать твоя на злую судьбу грешит. Думает, сглазили. Зло делается самими людьми, а не судьбой. Зависть да сглазы появляются, когда есть чему завидовать, а если всегда одни несчастья – сами виноваты. Как жили – то и заслужили. Не рождаются в вашем роду чистые душой, – еще раз повторила хозяйка и вздохнула. – А ну-ка, ешьте! Завтра будем разговаривать.

– Вы нам поможете? – умоляюще спросила Галина.

– Бог поможет, – сказала как отрезала хозяйка дома, и никто этой ночью больше не посмел заводить с ней разговор.

Путники давно не ели горячей пищи, в дороге питались только тем, что находили по пути – ягоды, коренья, траву. После добротного ужина многодневная усталость тяжким бременем опустилась на их измученные тела. От переживаний и потрясений разум затуманился, сил не было даже думать. Помывшись и переодевшись в чистые, не по размеру, сорочки, выданные хозяйкой, мать с дочерью легли на охапки увядшей травы, разложенной прямо поверх земляного пола и застеленной грубым домотканым полотном. Обнимая друг друга, тут же уснули.

Едва рассвело, Галина открыла глаза. Хозяйка уже не спала.

– Не буди ребенка, пускай спит. Ей силы понадобятся, – вполголоса предупредила ведунья, стоя к ним спиной возле печи.

Галина вздрогнула: будто женщина затылком увидела, что она проснулась.

– Как вас зовут?

– Кто зовет? Глушь такая, белку не увидишь. Бабой Верой зови.

– А по отчеству?

– Я женщина простая, не важничаю. Бабой Верой зови.

– Давайте помогу, – подскочила Галина, увидев, что хозяйка начала затапливать печь.

Не обращая внимания на предложение, баба Вера продолжила свое занятие.

– Жалко твою дочку, – спустя какое-то время сказала она. – Умная она, сострадающая, покорная. Ошибок понаделала в прошлой жизни, теперь болеет. Скорая смерть научила доброте.

Мать молчала.

– И тебя жалко. Тяжело это, когда ребенок болеет. Знаю, каешься. Вижу твои грехи. Но в наказание за грехи много ты испытала в жизни, рассчиталась, можно сказать. Как душа начинает болеть – судьба успокаивается. Если смиренности научишься – помогу тебе. А сопротивляться надумаешь – вскоре двоим дорога будет на кладбище.

– Я на все готова! – с жаром выпалила мать, опять бросаясь хозяйке в ноги.

– Вот неугомонная! – с досадой зашептала баба Вера, заставляя Галину подняться. – С ума сошла? Накажу! – грозно добавила она. – Перед Богом на колени падай, а я такая же смертная, как и ты, – потом, помолчав: – А дочке твоей даром это не пройдет. Если меня послушается, будет делать, как скажу, потом страдать всю жизнь будет. Бог не дарит вторую жизнь просто так. Чтобы Бог тебя услышал, нужно научиться слышать Его. Справится ли?

– Справится, справится! Она у меня умница!

– Все мы рассчитываемся за свои грехи и грехи отцов. Судьба такая. Смириться надо, нельзя на судьбу жаловаться. Смирись, каждый день у Господа прощения проси и молись. Может, и вытащим твою девку.

Ася лежала с закрытыми глазами. Не спала.

– Хотите, я покажу вам свой безопасный карандаш? – серьезно спросила Аделина и полезла в карман пижамы. – Вот, – она кисло улыбнулась, а потом завязала карандаш в узел. – Резиновый карандаш. Я и не догадывалась, что такие существуют. Насмешили, – сдавленно зевнула.

– Это я его купил, – признался главврач, улыбаясь. – Он безопасный и писать им удобнее, чем огрызком, проверено.

– Куда уж безопасней. Спасибо, доктор, писать и правда удобнее.

– Сегодня вы выглядите живее, – осторожно соврал врач. – Хорошо себя чувствуете?

– Нет. Сразу после приема лекарств мысли путаются, наваливается апатия, усталость. Разве это нормальные побочные явления? Мои знания никуда не исчезли, зато мысли перестали быть ясными. Настроение подавленное, упадок сил, разбитость. Становится только хуже, ваши препараты мне не подходят.

– Слишком рано судить об их эффективности. Мы даем вам стабилизатор настроения, очень действенный препарат, но у него накопительный эффект. Активное вещество начнет действовать не ранее чем через две недели. Мы контролируем уровень препарата в крови – именно поэтому каждую неделю у вас будут брать анализы. Это помогает корректировать дозировку и поддерживать оптимальный уровень активного вещества. Другой препарат – антидепрессант, он улучшает настроение, снимает напряженность, раздражительность, понижает чувство неприязни к окружающим. Пока мы не купируем симптомы депрессии и не стабилизируем настроение, вы не можете начать принимать атипичный антипсихотик – именно он оказывает положительное влияние на негативную симптоматику. Другими словами, лекарство угнетает ненужные процессы в мозге, отвечающие за придумывание реалистичных историй, которые вы принимаете за высшие знания. Требуется время, чтобы организм научился правильно относиться к неизвестным ему веществам, чтобы он подготовился к приему другого активного вещества, которое уберет ваши «знания». Подождем еще немного.

– Почему не начать давать мне сразу этот антипсихотик вместе с антидепрессантом?

– Такой вариант лечения тоже существует. Но, как показывает практика, в вашем случае наилучшим вариантом будет сначала избавиться от депрессии, а это – стабилизатор настроения плюс антидепрессант. А уже потом следует заменить антидепрессант на атипичный антипсихотик.

Аделина заметно успокоилась: врач увидел, что поза стала более расслабленная, пациентка зевнула.

– Вы подготовились к нашему сеансу? Медсестра передала рассказ. Война там упоминается косвенно, и мне совсем непонятно, что это за люди. Объясните?

– Это моя бабушка с ее мамой.

– То есть, бабушка и прабабушка?

– Да. В детстве бабушка сильно заболела и начала таять на глазах. Бабушка не знает, откуда ее мама узнала об этой ведунье. Может, рассказал кто. Мама очень хотела спасти своего единственного оставшегося ребенка, поэтому в один вечер они внезапно собрались и отправились в путь. Долго искали, наугад бродили по лесу, надеясь только на Бога. Это была их единственная возможность, врачи оказались бессильны. Бабушка не помнила, что это была за болезнь, но знала, что смерть ходила близко.

– Она видела свою смерть?

– Не знаю, мне она об этом не рассказывала. Бабушка не была сумасшедшей, если вы об этом.

– Ну что вы, я просто пытаюсь представить полную картину. И ведунья смогла ее вылечить?

– Да. Полгода или больше они жили в этой избушке втроем. Бабушка никогда не рассказывала, как именно ее лечила хозяйка, что приходилось делать двум гостьям, какому Богу молиться. Бабушка лишь говорила, что хозяйка была добра к ним, а потом сокрушенно и горько качала головой, и больше мы не могли выпытать ни слова. Когда они вернулись домой, по-прежнему шла война. Вскоре ее мама погибла. Я хотела написать историю о войне, как вы и просили, о том, что рассказывала о тех событиях бабушка, но потом мне показалось, что эта история тоже очень важна. Вы не верите в особые способности людей, объясняете все наукой и больным мозгом. Но сможете ли вы объяснить эту историю? Ведь совершенно очевидно, что ведунья действительно знала такое, о чем не должна была знать, и это не было больной фантазией, она говорила правду. Откуда она могла знать такие вещи, живя в глуши и никогда прежде не встречаясь с незваными гостьями? Откуда она знала, что они придут? Как у нее получилось вылечить смертельно больного ребенка? Вопросов много, и лично у меня они не поддаются никакой научной расшифровке. А значит и существует вероятность того, что мои знания – это тоже не вымышленный бред.

– Не спешите делать выводы. Вы смотрите на историю предвзято. Попробуйте отстраниться и взглянуть здраво.

Доктор поднялся с кресла, прогулялся до стола, взял в руки исписанные карандашом бумаги. Молча пролистал. Вернулся, сел.

– Кто такая Дуня?

– Не знаю.

– А Софья?

– Не знаю. Я запомнила так, как рассказывала бабушка.

– Вы не знаете, кто эти люди? Не знаете историй, о которых говорила ведунья?

– Нет. Да какая разница, разве по реакции матери непонятно, что ведунья сказала правду, хотя никак не могла об этом знать?

– Если вы не знаете, были ли наяву эти истории, о которых говорила женщина, как вы можете судить об их правдивости? Реакция матери вполне могла объясняться страхом, ужасом, который ведунья специально нагнетала, делая вид, что разговаривает с умершими. Если бы истории действительно были правдивы, она наверняка бы поделилась этим с единственным близким человеком – своей дочерью. А если бы ваша бабушка действительно была уверена в правдивости этих историй – со слов матери – она наверняка рассказала бы об этом вам.

– Может быть, ей было стыдно. И ведь Степан ясно назвал ее Галкой, хотя бабушка хорошо помнила, что до того момента они не называли своих имен.

– Это не Степан назвал ее по имени, а сама женщина. Никто, кроме нее, никаких посторонних людей в избушке не видел, а потому бессмысленно утверждать, что там был кто-то еще. Я думаю, женщина неспроста знала, что к ней придут, и неспроста знала имя матери. Подумайте сами, невозможно жить в такой глуши и иметь предметы цивилизации. Посуда, стулья, одежда, свечи, одеяла. Вы же не станете утверждать, что всемогущая ведунья наколдовала все это или сделала сама? Я уверен, она имела связь с внешним миром. Наведывалась за покупками сама или встречала продавцов у себя дома.

– Но такая глушь, болота, они шли к ней две недели!

– Потому что не знали дороги, бродили вокруг да около. К тому же наверняка был короткий путь, например с другой стороны леса, не попадая на болота.

– Но на столе стояли две чашки с горячей похлебкой.

– Несложно достать из печи горячую похлебку и разлить ее в заранее приготовленные чашки, дело двух минут. Она могла увидеть их из окна.

– Темная ночь, а ставни были заперты…

– Могла ждать на крыльце, услышать их приближение. Ночью в лесу в тишине звуки слышны на большом расстоянии. Они не крались бесшумно, наоборот, торопились. Наступали на сухие ветки, и они хрустели. Шли по грязи, и она булькала. Разговаривали. Заприметить их издалека было не так уж и сложно. Войти в дом, налить похлебку, выждать удачного момента и выйти встречать. Ничего сложного.

– Но они шли две недели! Откуда она знала, в какой день они придут? Не было даже уверенности, что они вообще дойдут!

– Я сомневаюсь, что болота были смертоносными. Если почти на всем пути им встречались поваленные деревья и высохшие ветви, которые не тонули, и лишь в самом конце – настоящее болото, куда только дурак бы сунулся, можно ли назвать эти места смертоносными? Местные страшилки. Рано или поздно они должны были выйти к болотам или на дорогу, чтобы вернуться домой. Может, она караулила каждый вечер с тех самых пор, как узнала, что они придут.

– Откуда узнала?

– Они жили в деревне? – вместо ответа спросил врач.

– Нет, в городе.

– Но лес был неподалеку, раз они пошли туда пешком?

– Да, совсем рядом.

– А теперь подумайте, как какие-то знакомые могли рассказать матери вашей бабушки о какой-то там ведунье, которая жила в глуши среди болот? Если бы она жила там постоянно на протяжении многих лет, и болота действительно были бы такими непроходимыми, как бы об этой женщине вообще кто-то знал? Она определенно имела связь с внешним миром. Причем связь через знакомых матери, которые и могли рассказать ей о Дуне, Софье, Степане. Бабушка была ребенком, она попросту могла не помнить этих людей или родиться уже после их смерти. Но взрослые в округе наверняка были в курсе этих историй. Непросто скрыть подробности своей жизни от тех же соседей. А о загадочном убийстве Степана наверняка судачили всей округой. Ничего очень личного ведунья не сказала. Всю эту информацию можно было узнать у третьих лиц.

– Но зачем ей все это? Зачем постороннему человеку заманивать к себе побитую горем женщину и умирающую девочку?

– То, что ваша бабушка действительно умирала от страшной болезни, тоже не известно. Бледная кожа, слабость, излишняя худоба. Выглядела младше своего возраста. Вполне возможно, что у ребенка развилась анемия из-за нехватки витаминов и микроэлементов. Голодное время, своего хозяйства не было, поскольку жили в городе, мясо ели редко, если ели вообще. Организм взрослого закаленного трудностями человека более устойчив к дефициту пищи, нежели детский организм. Не исключено, что ведунья хорошо их кормила – домашней птицей, например. Мясо, яйца, может даже молоко. На таком питании ребенок пошел на поправку.

– Бабушка говорила, что у ведуньи были куры и коза, – вспомнила Аделина.

Врач многозначительно улыбнулся.

– Но ведь она спиной почувствовала, что женщина проснулась, – не сдавалась пациентка.

– Почему тогда не почувствовала, что ребенок не спит? Мама вашей бабушки наверняка пошевелилась, почесалась или как-то еще себя выдала.

– А как же свеча покойника, тот самый огонек, который вывел их к избушке? Думаете, старая ведунья сама прыгала по болотам так резво, что мать с дочерью не могли ее догнать?

– Вы говорите, что она была старая, хотя сами ее не видели. Вполне возможно, что не такая уж и старая она была. Детям свойственно прибавлять возраст взрослым. Хотя не исключено, что у нее был подельник. Он-то и вывел их к аферистке.

– Но ведь они увидели огонек сразу после того, как вывернули наизнанку все вещи. Это тоже совпадение?

– Я бы сказал, что они увидели огонек сразу после того, как стемнело. Днем из-за деревьев фонарь не разглядеть. Отсюда и устрашающие вздохи, которые слышали женщина с девочкой. Их намеренно напугали, а потом из ниоткуда возник фонарь. Понятно, что они сломя голову ринулись на свет, не разбирая дороги и не осторожничая.

– И все-таки, зачем это все? Зачем чужой женщине разыгрывать спектакль перед незнакомками? Какая выгода? У них не было денег или чего-то ценного, да и бабушка говорила, что ведунья помогала им совершенно бескорыстно.

– Нас там не было, и судить об этом мы не можем. Но так ли бескорыстно? Для вашей бабушки проведенное там время было больной темой, она так и не рассказала, чем они занимались на протяжении нескольких месяцев, пока жили у нее. Две пары рабочих рук одинокой женщине в лесу не были лишними. А если бы девочка не выжила – всегда можно было сослаться на плохой род, грехи отцов и неправильно прожитую прошлую жизнь. Дескать, не помогло лечение, потому что сами виноваты, Бог решил забрать.

– Неужели вы даже не допускаете мысли, что люди с такими способностями могут существовать?

– Я склонен верить фактам и рассудку. Во все времена люди хотели верить в чудеса. Но на дворе двадцать первый век, и почти все чудеса с легкостью объясняются наукой. А если какие-то не объясняются – это говорит только о неполной изученности явлений. Чем больше людей игнорируют науку, тем больше найдется тех, кто захочет ими манипулировать для своей выгоды.

– А вдруг у меня настоящая способность считывать прошлые жизни? Вдруг я не имею права отказываться от этих знаний? Эти мысли не дают мне покоя, я не могу смириться, что существует вероятность, будто бы я – обычная психичка.

– Вы не психичка, вы – личность. Личность, которая была введена в заблуждение собственным мозгом. Произошел какой-то сбой в организме, и это повлияло на ваше отношение к окружающему миру. Вы изначально хотели избавиться от навязчивых фантазий мозга, и это ваше полное право, вы вольны сами выбирать, и никто не может запретить вам отказываться от мешающих иллюзий в пользу настоящей жизни.

– Ладно.

По интонации было понятно, что к этому разговору они вернутся еще не раз. Несмотря на то, что Аделина соглашалась с врачом и пыталась принять его точку зрения, психиатр видел, что она по-прежнему была убеждена в своей уникальности, в способности принимать высшие знания. Требовалось время.

– Поговорим о войне? – ненавязчиво предложил врач, выдержав паузу. – Вы думали о том, почему и по каким причинам великая отечественная война повлияла на ваше мировосприятие?

– Война задела всех людей. И тех, кто выжил тогда, и тех, кто умер, и тех, кто родился после. Покажите мне семью, которую война не коснулась? У всех найдутся страшные истории о том времени, даже если это случилось несколько поколений назад.

– У всех найдутся истории, вы правы. Но не все видят их в реальном времени перед глазами.

– Не знаю, доктор, я думала над вашим вопросом, но не смогла найти причины. Да, бабушка рассказывала о войне, рассказывали учителя, ветераны, приглашенные на уроки в школе. Я смотрела военные фильмы, читала книги, это оставляло отпечаток на моем мировосприятии, но у кого не оставляло? Сомневаюсь, что от этого могла съехать крыша.

– Вы до сих пор не уверены в фантастической составляющей ваших знаний, – мягко заметил доктор. – Война – это самое страшное, что может случиться с человечеством. В условиях постоянного страха, голода, среди смерти и боли, горя и потерь, в жгучем желании выжить в человеке открываются такие стороны души, которые были тайной даже для него самого. И не всегда это приятные стороны. Любой человек уязвим в условиях стресса, и вы это прекрасно понимаете. Вам кажется, что вы видите именно эпизоды войны в якобы прошлых жизнях только потому, что это самые яркие эпизоды, способные показать, на что способен определенный человек. Поскольку война, по вашим словам, коснулась каждого, неудивительно, что большинство ваших «знаний» сводится к одному и тому же: поведению человека во время войны, иначе говоря – в условиях стресса. Я сказал «большинство», потому что не знаю наверняка: может, все.

– Почти все, – кивнула пациентка. – Если честно, так я и думаю. Потому что война – самые шоковые условия, при которых человек показывает, что он из себя представляет. И потому что война коснулась всех.

– А вам не кажется, что данное объяснение ваших «знаний» – слишком поверхностное?

– Что вы имеете в виду?

– На прошлых сеансах мы пришли к выводу, что ваш мозг пытается защитить вас, придумывая истории. Защитить от самой себя, показывая, что существуют люди, ненавидеть которых проще и обоснованней, чем ненавидеть саму себя. Защитить от чужих людей, чтобы, опять же, защитить от самой себя – от жалости, привязанности и риска испытать душевную боль. Мозг воспринимает окружающих как угрозу – будь то участковый, врач или обычный прохожий. Для мозга нет разницы, что за человек перед вами, его главная цель – отгородить вас ото всех. Но для того, чтобы ваши «знания» выглядели правдоподобно, мозг должен беспрерывно генерировать эти «знания», не упуская деталей, не допуская повторов, не давая вам шанса на сомнения. Представьте, что ваш мозг – это журналист, которому необходимо писать по двадцать, по пятьдесят статей в день, не важно на какую тему. Что сделает журналист? Променяет качество на количество. Выберет самую легкую тему – раз, будет выдумывать – два, поскольку на серьезные темы, требующие исследований и расследований, у него просто не будет времени. И что мы видим в итоге? Пятьдесят придуманных статей, скажем, о знаменитостях. Чем больше шокирует статья – тем выгодней. Чем больше подробностей – тем правдоподобней. Чем более узкая тема – тем быстрее. Понимаете, о чем я?

– Мой мозг выбрал самую легкую тему? Ничего себе легкая – война!

– Ваш мозг выстроил для себя алгоритм для моментального генерирования историй. Мозг упростил себе задачу, выбрав только одну тему. Самую шокирующую, самую страшную, самую запугивающую. И самую очевидную. Не забывайте, что главная его цель – отгородить вас от людей любыми способами. Самое легкое – запугать, вызвать шок, отвращение, ужас. Какие условия для этой цели подходят идеально? Условия войны. Не потому что война – легкая тема, а потому что война для вашего мозга – самая удобная тема. Пытки, смерти, убийства, издевательства, унижения – все, что мозг вам показывает. Теперь задумайтесь, вдумайтесь, вникните в то, что я скажу. Где же все те герои, благодаря которым война закончилась? Где солдат, закрывший в обстреле товарища ценой своей жизни? Где многодетная мать, не отдавшая детей погибшей соседки в детский дом и вырастившая их как своих? Где старик, пожертвовавший последними крохами хлеба, чтобы накормить ребенка? Медики, спасшие миллионы жизней? Ваши «знания» о ненависти, насилии, убийствах. Но нет смысла отрицать, что во время войны не было места любви, спасению, доброте, помощи ближним. Почему ваши «знания» умалчивают об этом, если они действительно правдивы?