Pa-ra-sa-i-to

”La gloire de mon père“ (слава моего отца)

Над горизонтом алеет закат. Наконец наступили по-настоящему теплые дни, когда солнце уже припекает, но воздух ещё сохраняет прохладу. Воздух раннего майского вечера полон ароматами пробудившихся ото сна деревьев. Свежий весенний ветер смешивает нотки листвы с ароматами распускающихся цветов сирени и вишни. Яблоневая аллея, спрятавшаяся в небольшом леску, белоснежно-белая. Полотно примятой травы, укрытое лепестками цветов, навевает воспоминания о давно ушедших днях детства. Стоит сомкнуть веки, как перед глазами возникает изумрудный луг с пасущимися коровами или козами, бабушка в белом переднике и платке, и теплые, согревающие лучи весеннего деревенского солнца. Запах кустов акации вызывает воспоминания постарше: «Май. Десятый класс. Школьное крыльцо. Смех одноклассников. Всем уже плевать на прогулы, когда перед носом долгожданные каникулы и пьянит голову запретная свобода. На школьном дворе цветет сирень и в воздухе запах первой грозы».

Поздняя весна по-своему очаровательна, обожествлена и чиста: в ней уже нет зимнего дыхания смерти, и от неё ещё не веет осенней гнильцой разложения, которая начинает появляться ближе к середине июня в почерневших лепестках отцветающих кустов и в первых песнях цикад.

Впрочем, тошнотворно-сладковатый «аромат» гнилостных разложений в этот вечер с почти пасторальный пейзажем исходит от густых зарослей кустарника. Кроме специфического запаха омрачали картину звуки разбивающегося о траву не до конца переваренного ужина вперемешку с желудочным соком из уст молоденького практиканта. За его спиной оперативник с бутылкой воды и мрачным лицом. Чуть ближе к кустарникам пожилая супружеская пара. Они около шести часов вышли погулять с собакой, и животное полезло именно в эту непроходимую стену кустов, поэтому супруги со скорбными лицами слушают монотонный голос дежурного судмедэксперта, описывающего их находку:

– Одежда на трупе испачкана желтовато-серой влажной грязью с наложениями сухой желтоватой травы, – человек, наглухо запечатанный в маску, рабочий комбинезон, резиновые сапоги и перчатки, склонился над трупом мужчины, рассматривал и проговаривал всё, что попадало в поле его взгляда. – На переднелевой поверхности шеи, на четыре сантиметра ниже проекции левого угла нижней челюсти, располагается синюшно-фиолетовый кровоподтек овальной формы размерами три с половиной на два сантиметра.

На руках пожилой женщины заунывно подвывает рыжий померанский шпиц. Эксперт-криминалист, запечатанный в похожий костюм, фотографирует каждую деталь на месте, где провёл последние минуты своей жизни покойник.

– На передней поверхности шеи, на общем участке шесть на два сантиметра, располагаются пять синюшно-фиолетовых кровоподтеков овальной формы размерами от одного до двух с половиной сантиметров…

Следователь Карла Нотте смогла добраться из города к месту обнаружения трупа часа через два, если не три. Пауза в честь памяти покойного следственно-оперативной группы и свидетелей к тому времени уже перешла в сонливо-обречённое молчание, и появление следователя на закате солнца не внесло кардинальных перемен в их настроение.

Зажав зубами сигарету, следователь Нотте в расстегнутом длинном пальто записывает в протокол каждое слово эксперта. Её надежда спихнуть писанину на оперативника или практиканта утонула в луже рвоты на траве и, зажав пальцами стаканчик и придерживая папку с бумагами, она быстрым и размашистым почерком заполняет бланк, тихо матерясь сквозь зубы.

– В мягких тканях шеи, в подкожной жировой клетчатке и…

Высокая худощавая женщина с чёрными волосами и тяжёлым взглядом чёрных глаз заторможено моргала и бросала раздраженный взгляд в сторону соседнего кустарника, докуривая сигарету.

– Я на минуту, – женщина внезапно прервала судмедэксперта и быстрым шагом отошла в сторону оперативника и стоящего на коленях практиканта.

– Господин дежурный оперативник, ты сделаешь с ним что-нибудь? – следователь зашипела в лицо вытянувшегося мужчины. Нарушение личных границ —старый и дешевый трюк, о котором знает каждый коп. Но у Карлы этот трюк исправно работает, ведь почти весь круг её общения состоит из мужчин, которые на подсознательном уровне не воспринимают вторжение женщины в свои личные границы как угрозу. Пусть даже рост этой женщины шесть футов. – Он тут сейчас сдохнет от обезвоживания. Убирай молодого отсюда и вези в больницу, если не хочешь еще один труп везти.

Оперативник застыл в немом удивлении, посмотрел на бледного практиканта, а когда поднял голову, Нотте уже отошла к судмедэксперту и продолжила носить в протокол каждое его слово.

– Так вот, в мягких тканях шеи, в подкожной жировой клетчатке и скелетных мышцах в проекции вышеописанных ссадин и кровоподтеков, располагаются массивные, блестящие, насыщенные темно-красные кровоизлияния…

Когда заполнение бумаг подошло к концу, Карла расправила плечи и неуместно-облегченно выдохнула, но что-то неосязаемое её тревожило.

– Его задушили, – подытожила речь судмедэксперта Нотте и затушила сигарету в остатках холодного кофе в стаканчике.

– Верно, – судмедэксперт кивнул. – У мужчины поперечный перелом правого большого рожка подъязычной кости и…

– Повезло, что его не растащили собаки, – задумавшись, следователь провела ручкой по линии челюсти, щелкнула ей и подошла к пожилым супругам. – Вам нужно ознакомиться с протоколом и поставить подписи здесь… здесь… здесь и здесь, – она ткнула кончиком ручки в нужные места и не дожидаясь ответа отдала ручку мужчине.

Глубину ночнеющего неба внезапно затянуло густыми грозовыми тучами. Мужчину лет тридцати с раздувшимся красным лицом, в вельветовых брюках и тонком сером свитере со следами естественных выделений, уже не бежевом пальто, пропитанном грязью и размокшей прошлогодней листвой, с синяками на шее уложили в чёрный пакет, пакет – на тележку, тележку – в труповозку, труповозку – в морг. Круг замкнулся. В нагретом за день воздухе повисло предвкушение дождя. На сползающий с горизонта закат легли грозовые тучи. Ветер принёс запах приближающегося дождя. Карла заметила, как тянущее напряжение трансформировалось в острую боль, пронзившую низ живота. Карла прикрыла глаза и сделала глубокий вздох, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не согнуться пополам.

– Дождь будет, – пробормотала Нотте, забирая у пожилой пары протокол, и продолжила громче, – мужики, закругляйтесь, иначе мы не уедем отсюда. Дороги и так размытые.

Женщина тяжело вздохнула, прижала к левому боку портфель, придерживая пепельницу-стаканчик, вытащила из пачки сигарету и потянулась за зажигалкой. Теплые лучи солнца поглотила туча, ветер стал холодным и пронизывающим. Хотелось поскорее вернуться домой, отмыться от всех запахов этого дня и лечь спать. Мимо на носилках с грохотом проехали останки неизвестного мужчины.

Нотте устало убирает за ухо прядь чёрных волос и выдыхает в небо струйку белого дыма. Её рабочий день закончился на закате, но домой она вернётся ближе к полуночи. Внезапно подошел дежурный оперативник – говорят, коп опытный, но новый в этом районе. Мужчина переехал в город с семьей и перевёлся в отдел совсем недавно, и, по всей вероятности, пытался познакомиться с местными служащими.

– Всё в порядке? – Оперативник протянул побледневшей женщине термос с кофе. – Выглядите… Уставшей.

– И чё? – Следователь смерила мужчину ледяным взглядом. – Молоко в кофе свернулось от моего кислого ебала? Я из-за новичков, – она стрельнула взглядом в серо-зелёного практиканта, – выдавливать улыбку не собираюсь. Или переходи на чёрный кофе, или не мешай людям работать своими подачками.

Оперативник опешил от грубости женщины и проводил её недоумевающим взглядом под мрачные смешки криминалиста и судмедэксперта. Нотте же подошла к своей машине, поставила в дверь стаканчик-пепельницу, села за руль и немедленно скрылась в закате.

– Это что было? – Оперативник посмотрел на криминалиста.

– Ну, следователи – люди весьма занятые и загруженные, – парень снимал перчатки и с лица маску, – а у этой ещё и характер поганый, – он хмыкнул и стукнул кулаком опера в плечо. – Не бери в голову. Забирай мальца и поехали в отдел.

Карла пыталась думать о том, не повредит ли гравий с дороги кузов её гелика – её чёрной глянцевой мечты детства, и сколько времени придётся потратить, чтобы отмыть всю глину с машины, или о том, что уже слишком поздно, чтобы ехать в отдел и пытаться найти там хоть кого-то. Карла всеми силами заставляла отвлечься от мысли о том, что муж грозился приготовить на ужин рыбу. И лучше бы это была фугу. Путь до дома займёт ещё больше времени, ведь Карле придётся заезжать в магазин, чтобы купить вино.

Коул Каллакс-Нотте всегда изумительно готовил мясо. Любое мясо. От армянского шашлыка до мяса по-французски или итальянской поркетты, а подобрать вино к хорошо приготовленному блюду проще простого: для говядины подойдет Каберне и Пино Нуар, для телятины – Шардоне и Санджовезе, ягнятина и баранина сочетаются с Каберне Совиньон, а свинина с Шардоне или Шираз. Хотя Карла до замужества даже в страшном сне не назвала бы себя ценительницей вин, чтобы запомнить сочетания вкусов у неё ушло меньше полугода. Для всех дела хуже обстояли с рыбой. Перебить этот гадкий вкус мог только палёный самогон, выжигающий все вкусовые рецепторы, но сегодня Карла ограничится лишь бутылкой белого сухого.

На въезде в город Нотте остановилась на перекрестке и открыла окно, чтобы вдохнуть душный городской воздух, горячий от раскалённого асфальта. В такой час автомобилей на трассе почти нет. Почти тихо и почти безлюдно. Случайные пешеходы перебегают дорогу, парочки расходятся по домам, провожая друг друга. Слышно как вдали идёт поезд, но природа притаилась: замолкли собаки, не кричат ночные птицы, затих ветер. В голове следователя проскользнула мысль: «Сегодня что-то произойдет», но из колонок раздался хит Рафаэллы Карра, выметая все размышления ритмичным хитом «Pedro».

Улицы коттеджного квартала погрузились в сон под чутким присмотром фонарного света. Только один дремлющий дом озарился приветственными огнями и откатил влево ворота, стоило Карле подъехать. В далёкие времена выбора молодожёнами недвижимости, этот дом стоял в одиночестве, окруженный с трех сторон лесом, чем и привлёк внимание Карлы. Теперь же коттедж Нотте стоит почти в середине квартала, а лес сохранился лишь на заднем дворе. Выйдя из гаража следователь почувствовала, как желудок скололо болью. На пороге собственного дома Нотте вспомнила, что это чувство ещё называют «засосало под ложечкой». Возможно, у неё всего навсего обострился гастрит, давно граничащий с язвой, или это предчувствие приближающегося абстрактно-катастрофического явления под названием «пиздец». Карла пока не разобралась в этом, да и не пылала желанием.

– Я дома, – скорее для себя самой констатировала женщина и не ждала ответа, но на её голос в прихожу выплыло лохматое черноволосое чудовище и всем своим видом намекало, что вечер станет одним из самых запоминающихся в жизни Карлы в самом плохом смысле этого слова.

– Мама? – Молодой человек в удивленно смотрел на Карлу изумрудно-зелёными глазами, словно не ожидал её встретить. Нотте же заметила его новые очки в черной оправе, поднятые на лоб в роли ободка для волос, рассмотрела темные тени под глазами, россыпь едва заметных веснушек на переносице, свежий след от царапины на правой щеке, закатанные рукава безлико-чёрной водолазки и бледные полоски шрамов на запястьях, потёртые джинсы и домашние тапочки. И ничто из этого не предвещало спокойную ночь.

– Сын? – Карла пронзила взглядом парня. От звука её голоса взгляд юноши потускнел, словно остекленел, теряя всякий отблеск эмоций.

– С возвращением, – сын кивнул и поспешил скрыться в гостиной. Не успела Карла облегченно выдохнуть, как в прихожую вышел Коул. Даже с опытом работы в полиции, женщина не могла предположить сколько нулей в чеке за бежевый костюм Коула с выглаженными стрелками на брюках, об которые можно вскрыть вены, рубашку в тон костюма с расстегнутыми верхними пуговицами и остроносые туфли.

Женщина снова почувствовала тупую боль в области желудка, пытаясь не закатить глаза от мысли, что Коул пытается кого-то соблазнить. Её муж не обделён красотой и обаянием, он регулярно занимается спортом и ведёт спокойную светскую жизнь, поэтому выглядит моложе своих лет. Карла вынуждена признать, что не в сравнение с ней, у Коула неплохая фигура, в его чёрных волосах не блестит ранняя седина, у него ровная гладкая кожа, но даже так она не может назвать его приятным человеком. Карла смирилась с обручальным кольцом на пальце и присутствием этого мужика в своей жизни, а он привык к тому, что по ночам в дом приходит какая-то женщина, ложится спать в соседней комнате, а рано утром от её присутствия остаются лишь нотки парфюма в прихожей и очередной чёрный костюм, который домработница увезёт в химчистку.

– Карла, – брюнет с холодной полуулыбкой подошел к жене, вынуждая её оскалить зубы в ответной улыбке, помог ей снять пальто, забрал из её рук вино, с едва скрываемым отвращением окинул взглядом небрежно закатанные до локтя рукава рубашки и торчащий из нагрудного кармана галстук и осторожно, стараясь не касаться одежды жены, невесомо коснулся губами уголка её губ. – Ты даже не забыла про белое вино? Как мило. Проходи, мы ждем тебя. Как раз к ужину успела.

От лицемерно-нежного поцелуя у Карлы сводит скулы, как от Маргариты или домашнего лимончелло после мёда. Муж плавит отвращение с ужасом в полуулыбке и, наконец, уходит. Смотря ему в спину, Карла поймала себя на мысли, что среди смердящих трупов, грязно ругающихся следователей и перемазанных кровью судмедэкспертов она чувствует себя как дома. Там не нужно притворяться хоть какой-то матерью, добропорядочной женой, выглядеть достойной супругой перед родителями Коула и не быть идеальной женщиной среди жен друзей Коула. Там, в клубах сигаретного дыма, среди запаха пороха, где можно крыть матом допустившего оплошность стажера, орать до хрипоты на начальство и даже устроить драку на задержании, не надо подбирать слова и не заставлять себя сдержанно улыбаться. Не пылать немой яростью вместо того, чтобы отвесить смачного подзатыльника сыну, сходящему с ума от взрыва гормонов. Не держать себя в руках и не закатывать глаза во время бесконечных походов по магазинам с с избалованным ребёнком редкостным шмоточником с последней стадией шопоголизма. Там можно позволить себе ослабить контроль над собой и выплеснуть ярость.

– Карла?

Нотте поняла, что так и стоит в прихожей, смотря в пол.

– Сейчас приду.

Женщина прошла в ванную и замкнула дверь. Из зеркала на неё уставился болезненно-бледный призрак с острыми чертами лица и неприятным, презрительным взглядом. В глазах полопались капилляры от хронического недосыпа, пальцы дрожат, чёрные волосы растрепались из-за езды с открытым окном. Расправлять рукава рубашки – плохая идея, манжеты в крови почти до локтя. Сегодня Карла своим галстуком перевязывала парню из патруля ногу после ножевого. Наверняка и на брюках осталась кровь. Следователь хотела принять ванну и лечь спать, но смотрела в чёрные глаза своего отражения и принюхивалась к ощущению вечера. В нём всё выдавало напряжение. В нём нет места для сна. Воздух наэлектризован. Карла называет состояние, когда явных оснований для беспокойства нет, но нутро кричит, что что-то случится, «параноидальная паника».

Хоть выходить к семье в такой одежде – верх неприличия и неуважения, Карле давно и бесповоротно плевать на правила хорошего тона. Смыв видимые следы разборок, застегнув рубашку и поправив пиджак, женщина вышла в столовую и осмотрелась.

В оконной раме сгущаются тучи. Слышно, как порывы ветра разбиваются о стены дома. В гостиной тепло и уютно, в камине тлеют дрова, на столе горят свечи, стоит ваза с пышным весенним букетом. Тяжелые шторы прикрыты, освещение приглушенное, но эмоциональный холод выстудил физический комфорт. Коул наигранно-тепло улыбнулся сыну, поставил виниловую пластинку в проигрыватель, откинул назад голову и закрыл глаза, погружаясь в музыку. Играла одна из его любимых песен – «walking in my shoes». Обычно взбалмошный и истеричный Ян выглядел собранным и сосредоточенным, и Карла решила, что именно от его нервного-напряженного «спокойствия» исходит угроза. Коул вопрошающе посмотрел на жену, снова окинув её оценивающим взглядом. Карла не нашла сил, чтобы заставить себя выглядеть дружелюбно и позволила ограничиться ровным голосом.

– Что у нас на ужин? – Ян опустил голову и выдохнул. Коул особенно-выразительно посмотрел на жену, и Карла подумала, что его взгляд буквально звучит: «Хуйню несёшь», но не поняла, что она сказала не так.

– Рыба со спаржей. Как ты любишь. – Коул жестом пригласил пройти всех за стол.

Несколько минут ужина прошли в гробовой тишине. Карла почти расслабилась и пропихивала кусок отвратительной рыбы в горло более сносным белым вином, размышляя о вечерней находке: «Кто сообщит гробовщикам о находке в парке? Этот труп обойдется без боя стервятников? Обычно о покойниках в ритуальные агентства сообщает диспетчер, но труп криминальный. Интересно, к какому ритуальному агенту обратятся родственники? Да и остались ли у него родственники? Завтра отправлю запрос по пропавшим без вести, но…»

– Карла. – Коул повысил голос и постучал вилкой по бокалу. Нотте настолько погрузилась в мысли о работе, что прослушала семейную беседу.

– Что. – голос женщины прозвучал слишко грубо и жестко. Она подняла голову и поймала почти такой же выразительный взгляд мужа, как после вопроса об ужине. Коул закрыл глаза и глубоко вздохнул, чтобы усмирить нарастающее раздражение.

– Ян, продолжай, – Коул перевел взгляд на сына и натянуто улыбнулся. – О чем ты хотел поговорить с нами?

– Я… – сын отложил столовые приборы, вздохнул, поставил локти на стол, сложил пальцы в замок и сжал ладони. Карла снова почувствовала тянущую боль в желудке и подумала: «Вот оно». Ян молчал и собирался с мыслями. Карла взяла бокал и собралась уже рявкнуть на сына, чтобы он прекратил этот цирк и разорвал затянувшуюся паузу, но Ян сделал вдох и заговорил.

– Я не жду вашего благословения и разрешения. Я ставлю вас перед фактом. Мне важно, чтобы вы оба знали об этом. И узнали об этом от меня. Я… уже полгода состою в отношениях с одной женщиной, которая немного старше меня, и мы собираемся жить вместе. Я переезжаю в её квартиру на следующих выходных.

Коул не сразу понял откуда раздался звук лопнувшего стекла, брызнувшее на руку вино заставило его обратить внимание на Карлу и второй раз за вечер испытать ужас от торчащих из её сжатых пальцев осколков стекла и стекающего на белую скатерть обагрённого кровью вина. Ян вздрогнул и опустил голову. Он выглядел как бездомная собака, готовая кинуться в бой, хоть старался выглядеть спокойным.

– Коул. – Голос Карлы звенел от ярости, словно ледяная глыба. – Выйди.

– Возьми себя в руки… – прошипел Коул, но Карла больше не слушала: сам решил остаться.

– Ты сам-то понял, какую хуйню сморозил? – Ян растерянно заморгал, впервые слыша мат от всегда сдержанной и отстранённой матери. – С чего это ты решил с милфой ебаться? Комплекс неполноценности? Тебе старую и богатую мамочку надо, ебаный ты альфонс? Девок молодых не хватает, что ты пошел в песочницу хуй закапывать?

– Карла. – Коул опешил от грубости жены не меньше Яна, но Карла не слышала его голос и не чувтствовала, как в ладони хрустят осколки разбитого бокала.

– Ты позоришь нашу семью. Себя. Своего отца. Меня. – вспыхнувшая ярость заполнила собой грудную клетку, растекаясь от горла под рёбрами к пищеводу, и ноющая боль, наконец, отступила. Голос Карлы звучал как на допросе – строго, презрительно, надменно. – Ты позоришь моё звание. Я, по-твоему, как буду смотреть в глаза коллег, если у меня сын паразит и бабкоёб? А, приживала? Ты никуда не поедешь. Остаёшься дома.

– Я уже всё сказал. – Карла удивилась, как тон голоса Яна напоминал её собственный. – Я позорю нашу семью? А можно опозорить то, чего нет? – Ян сжал кулаки и посмотрел в глаза матери пронзительным взглядом. – И чего у нас никогда не было. Да и чем же я «опозорил» тебя и отца? Тем, что в отличие от вас, умею любить? – Карла снова услышала в голосе сына знакомые тона, но звучала ядовитая насмешка Коула, когда он был недоволен и мог сорваться на семье. Ян поднялся со стула, посмотрел сверху вниз на родителей и спокойно продолжил. – Повторяю: я не жду ни разрешения, ни благословения. Я ставлю вас перед фактом, а что вы будете с этим делать – это ва…

Ян не успел договорить. Карла в миг поднялась со стула, отточенным движение схватила сына за шею и вжала лицом в стол, хватая запястье и заломил его руку. Парень зашипел, но старался не вырываться, пока Коул пытался оттащить взбешенную жену, строго выкрикивая его имя.

– А ты можешь только отпиздить? – Ян фыркнул в стол. – А что потом? Посадишь в обезьянник к зэкам? Или сразу в бетон, чтобы я тебя не позорил? Мать года!

– Что ты, блять… – Карла не успела договорить, Коул выплеснул ей в лицо стакан воды.

– Прекратите. Оба! – Коул со звоном поставил на стол пустой стакан. – Карла, отпусти его. Ян. Сядь на своё место.

Отрезвлённая словно пощёчиной, Карла отпустила сына и опустилась на стул. Справа от неё на столе расплылось кровавое пятно. Пыхтя и злобно смотря то на отца, то на мать, Ян последовал примеру Карлы. Последним за стол вернулся Коул. В гробовой тишине он поправил столовые приборы, налил в пустой стакан воду для Карлы. Выражение его лица Карла описала бы так: «А ситуация-то нештатная совсем, разрази меня гром в пизду», но она истерично перебирала в мозгу возможные варианты от «избавиться от этой проблемы в рамках закона» до «нанять киллера и порешать эту старую калошу нахуй». Разложив приборы, расставив стаканы и собравшись с мыслями, Коул сцепил пальцы в замок, шумно выдохнул и прочистил горло, прежде чем сказать:

– Что ж, Ян. Это… неожиданно.

– Неожиданно? – парень издевательски ухмыльнулся, но его голос оставался ровным. Карла снова заметила своё влияние на личность сына. – Намекаешь, что все эти годы я не пытался поговорить с вами о том, что со мной происходило? Ты никогда не обращал на меня внимание. Мать живёт у себя на работе, а ты просто не хочешь видеть очевидное. Так ведь проще?

– Хорошо. Ты прав, – Коул стиснул зубы и шумно выдохнул, пытаясь успокоить вспыхнувшую ярость. Увидев взбешенного Коула Карла отложила выбор расправы с партнёршей Яна и решила понаблюдать за этим представлением, не обращая внимание на текущие по руке густые алые капли. – Возможно, я уделял тебе недостаточно внимания, но… жить с чужим человеком? Ты хочешь переехать к незнакомой женщине в квартиру?

– Я же сказал, что мы полгода встречаемся, – Ян вскинул бровь и начал раздраженно стучать пальцами по столу, – и знакомы несколько лет. И я не буду знакомить вас с ней!

Карла поднялась со стула, чтобы взять новый бокал и налить себе вино. Усталость и недосып помогли ей смириться с происходящим и подытожить спор лаконичной фразой: «Чему быть, того, ебать, не миновать».

Никто не заметил, в какой момент музыка стихла. Тонарм с иглой на виниловом проигрывателе поднялся над пластинкой и вернулся стояночную зону. Попытки прийти к какому-то итогу, который устроил бы всех, продолжались до поздней ночи, пока измотанный Ян, давно опоздавший в общежитие, не ушел спать в свою комнату. Изнеможённые Карла и Коул молча мыли посуду в затянувшемся молчании.

– Я давно хотел спросить тебя, но не было повода, а сегодня как раз подходящий случай. – Карла вопрошающе посмотрела на Коула, пока он вытирал руки полотенцем и смотрел на жену.

– Спрашивай, – Карла закрыла кран и стряхнула воду с рук, сняла перчатки и посмотрела на пропитавшуюся кровью повязку на ладони.

– Тот парень, иностранец. Молоденький такой блондин, хакер, который только поступил в вуз, когда ты выпускалась из академии… Как его звали? Пауль? У тебя с ним всё было серьёзно?

Карла не увидела, но почувствовала, как за окном вспыхнула молния и в воцарившейся тишине сконцентрировалось всё напряжение вечера. «Так вот оно» – поняла Карла. Словно в замедленной съемке она взяла полотенце из рук Коула и вытерла руки.

– Нет. Это было всего лишь минутное увлечение по молодости.

За окном прогремел гром и словно прорвало дамбу – на землю с грохотом обрушился ливень, заполнив колючую тишину между супругами.

– Вот как. – Коул забрал полотенце из рук Карлы как эстафетную палочку и разложил на сушителе. – Жаль, что он потратил на твоё «увлечение» столько лет своей жизни. Я не видел, чтобы кто-то так любил в реальной жизни. – Коул замолчал, слушая грохот воды за окном. – Но если даже у тебя было такое «увлечение», то, может, и у Яна это пройдёт?

Не дождавшись ответа, Коул вышел из кухни и выключил свет, оставив Карлу наедине с раскатами грома и тусклым фонарным светом. В стоящем возле раковины подсвечнике догорает последняя свеча. Карла достала бутылку коньяка из шкафа, взяла два тяжелых стакана и села на высокий стул возле кухонного островка. Очередная вспышка молнии озарила кухню. Женщина потянулась за пачкой сигарет в кармане пиджака, перебинтованной рукой включила вытяжку и придвинула к себе один из стаканов в качестве пепельницы. Маленькая месть за нарушение личных границ.

«Как его звали?»

«Пауль?»

Карла не могла даже подумать, что Коул помнит её роман с… ним, но ещё меньше она ожидала, что внезапное воспоминание об этом сможет задеть её.

«У тебя с ним всё было серьёзно?»

«Жаль, что он потратил на твоё «увлечение» столько лет своей жизни.»

– Всё же Ян пошел по моим стопам.

“La grande v