Сказка о быке Ташлыке, его сыне и траве-Мураве
Вольный жил на Вятке бык,
Звали все его Ташлык.
Он цветок носил на чёлке,
Рост имел два метра в холке
И свой нос, гигант-рогач,
Украшал кольцом с калач.
Весил тонну животина,
Был вальяжен, как купчина,
Словно як тибетский храбр
И силён, что Минотавр:
На турнирах по сумо
Чемпионствовал давно.
Но, устав от бранных дел,
Брачных уз ярмо надел
И подругам средь дубрав
Луг завёл газонных трав.
А тянулся тот газон –
От Уржума до Кумён
С шириной делянки –
От Немы до Пижанки.
До коров же сей амбал
Никого не допускал.
Если лез какой пижон,
Свирепел он, как бизон,
И настырника силом
Нагибал к земле челом,
В дёрн рогами утыкал
Да за хвост кругом вращал
И таким фортель-финтом
Рога свивал ему винтом.
Бык по ранней по весне,
Снег когда сходил, в Суне
Плуг цеплял и борону
Да пахал всю целину,
Так как силушку к труду
Приобщать любил в страду.
Следом справно отсевался
И на год освобождался
От работ с землёй сырой
С чувством гордости немой.
Время таяло-бежало,
Правил стадом бык удало:
Занимался он надзором
За порядком и надоем,
За лактацией коров
И наличием кормов
И за тем, чтоб все коровы
Были сыты и здоровы,
И нагуливали вес,
Не испытывая стресс.
Свой рогатый гарнизон
Сам стерёг бессменно он
От воров и от волков,
Так как нет тут пастухов.
Летом сено грёб в лугах,
Прорежал овсы в полях
И под крышей сеновал
Сеном плотно набивал.
Ну а в зимнюю пору –
Прятал стадо во хлеву
И для тех, кто очень мал,
Сказки добрые читал.
В стаде жило семь бурёнок,
Тёлок пять и сын-телёнок.
Всё бы ладно, да пострел
Отчего-то захирел:
Отравился головнёй?
Иль поранился стернёй,
Развлекаясь в час досуга
На репейной части луга?
Там, где средь навозных куч,
В окруженье мошек туч,
Обитал зонт-здоровяк –
Борщевик – ожог-сорняк?
А, возможно, сосунок
Полизал его листок,
Лбом когда сие «бревно»
Бодал, дурачась озорно?
Или съел плод маниока,
Завезённого с Востока,
Кои валят гнить в кюветы,
Невзирая на запреты?
Может быть, ему в рубец
Плоский червь проник – лентец?
Иль под кожу впился клещ?..
В общем, нужен доктор здесь.
И пришлось быку, дав жару,
Стадо гнать к ветеринару
По полям, за тёмный лес
На ветпункт, где сканер есть.
Мыкнул: «Ну-у-у!» – наш бык Ташлык
И двинул стадо напрямик.
Вот идут в ночи, пылят,
Не дерутся, не мычат.
И, конечно, было можно
Абсолютно непреложно
За то время, что в пути,
До Суны с Кырчан дойти…
Но не зрит пока ватага
К лесу нужному аншлага.
А телёнок между тем
Истомлён и слаб совсем,
Головой безрогой сник,
Будто погнутый тростник,
Побелел, как береста,
Смежил веки и уста.
Прекратили все уж толки,
Помогают брату тёлки,
Окружили с двух сторон,
Чтоб не рухнул наземь он.
Тут явись им как турист
Волк – овечий террорист.
Из оврага вылез дран
Сей залётный басурман.
Освещён луной стоит,
Щерит гриву и рычит.
Тень его достигла стада,
Но возникла вдруг преграда,
Наступившая на тень:
Двухметровый грозный «пень» –
Мышц гора, копыта-плиты
Тяжелей свинцовой биты.
Волк, присев, оскал убрал,
Съёжил шерсть и убежал.
Но успел сказать быку:
«Плакать будешь по телку!»
Бык ему вослед пути
Проревел: «Слюну утри!» –
И во гневе ноздри сжал,
Так что кликер задрожал.
Ветер гонит пыли море,
Травы треплет в чистом поле,
Солнце полдничать идёт,
Стадо вдоль тропы бредёт,
Отбивает шаг синхронно,
Словно мах крылом – ворона,
Вышло в горку… Наконец
Перед ними вырос лес.
В нём, куда ни кинешь взор,
Бурелом создал узор.
Все стволы там, что слегли,
Лишаём сплошь поросли,
В паутинах меж сучков
Стаи вьются комаров.
Освещают чащи мрак
Пни-гнилушки кое-как,
И таит дремучий лес
Больше жути, чем чудес.
Обитают в лесе том
Божьи твари босиком:
Лиходеи-прохиндеи,
Птицы, звери, гады-змеи…
Со времён богов-отцов
Это скопище жильцов
Пребывает в дебрях Вятки,
Без конца играя в прятки
Меж лесными этажами:
В кронах – вяхири с орлами,
В дуплах – белки-непоседы,
Под корою – короеды,
В камышах – баюн-коты,
В почве – черви и кроты.
И тайком на всех тропах
Пауки сидят в норáх –
Мизгири престрогие –
Восьмиглазоногие.
Верховодит там делами
Ух-сова – судья с когтями.
Под её, как шар, челом
Мудрость тешится с умом.
Ну а сом в реке лесной
Правит рыбной мелюзгой.
Под его широким лбом –
Рот огромный с животом.
И уж век сей лес не спит –
На зверей и рыб ворчит.
Говорит быку, стеная,
Мать-корова молодая:
«Ровный, что ковёр, отрезок
Мы прошли весь без задержек.
Но что дальше? Посмотри:
Ходу нету впереди!
Лес стоит что Днепрогэс –
Здесь потребен сучкорез!
Ты откинь, бык, уши с глаз –
Оглядись, найди пролаз!»
Отвечает бык невскоре
Опечаленной корове:
«Дело плохо, что скрывать,
Сына надобно спасать!
С ним нам чащу не пройти!
Может, крюком обойти?
Что же делать, как тут быть?
Не могу ж я лес срубить!» –
Пока решенье принимал,
Брёвен кучу наломал
Да коровник-частокол
Для ночёвки тут возвёл,
Чтоб могли бурёнки в нём
Щит обресть со всех сторон.
День прошёл, луна взошла,
Спальня-крепость замерла,
Отдыхает гарнизон,
Защищён, как царский трон.
Утро только наступило –
Сном дозоры уморило,
А тут – нате вам, сычи,
Волк крадётся из ночи.
Растопырил уши он,
Слышит хрип тельца и стон.
Махом в крепость заскочил,
Да на глыбу наступил,
Что лежала прямь на входе,
Словно камень в огороде.
Зверь обидчика узнал
И от злобы задрожал,
Обнажив свои клыки
Всем приличьям вопреки!
На быка смотря в упор,
Прошипел: «Сбеги, бугор!» –
Вздыбил шерсть и зарычал.
Но Ташлык не убежал.
Молча встал он на пороге,
Широко расставив ноги,
И сказал: «Давай скакни!
Шампуры мои плени!
Покрасуйся шашлыком!» –
И боднул рогом-штыком.
Волк отпрыгнул и съязвил:
«Ладно, бык, уговорил!
Я телка потом достану,
Угодишь когда ты в яму».
Развернулся и удрал,
Словно град его застал,
Крикнув издали быку:
«К вам дружков я завлеку!»
А Ташлык – ему вдогон:
«Шёл бы ты пугать ворон!» –
И кольцо в носу широком
Затрясло как будто током.
Целый час бык-богатырь
Был задумчив, как визирь,
А потом забрался в лес,
Ух-совы нашёл насест
И спокойно, без угроз,
Учинил над ней допрос.
От совы к реке пробрался
И с сомом там пообщался.
Расспросив всех знатоков,
Получил ответ таков:
«Через лес путь долог больно,
Жить же в нём весьма привольно,
Потому нечиста сила
Корни там свои пустила.
Первым в списке Леший был,
По ночам он выпью выл.
Днём себя маскировал
И шедших всех с пути сбивал.
На болоте с газводой
Сотрясал топь Водяной:
Он катался на бревне
Шумно ночью при луне –
Из трясины гиблой рьяно
Изгонял пары метана
И Кикимору с Русалкой
Донимал рогатой палкой.
А Кикимора, бедняжка,
Прячась, делалась коряжкой
И теперь в лесной долине,
В заболоченной низине,
Лечится от старости
Грязью без усталости:
Грязь лечебную старушке
Мажут лапками лягушки,
Зонтом служит ей синявка,
А серьгою в ухе – пиявка.
Ластоногая Русалка
С волосами, как мочалка,
От метана не страдает –
Её заметно отличает
От Кикиморы-старушки
Моложавый стан пастушки.
Но, бывает, та порою,
Наскучавшись под водою,
Превращает ласты в ноги,
Ну а губы – в рот миноги
И выходит на тропинку
Пощипать гуляк за спинку.
В куроноговой избушке,
Что у леса на опушке,
Яга, дочь Вия, обитает,
По векам былым страдает.
Скучно жить ей без Кощея…
Но Иван сгубил злодея,
И теперь она лютует:
Зелья варит и колдует,
А на крыше ведьму ждёт
С метлою ступа – ягалёт!
Гоблин тоже здесь ютится,
Так как света дня боится,
Барсуков всех разогнал
Да и крыс-то запугал
Он ушами-лопухами,
Усажёнными шипами.
Из Европы к нам явился
Злыдень сей и заблудился,
И теперь в норе безвестной
Прячется от жути местной».
В общем, взвесив все нюансы,
Риски оценив и шансы,
Не пошёл бык в лес бодаться –
С тёмной нечистью тягаться.
Из ноздрей пар испустив,
Сосчитал хвосты «комдив»
И погнал свой гурт коров
В обход губительных лесов –
На кордон к ветеринару,
Взяв с собой носилок пару.
И коровам на ходу
Промычал призывно: «Ну-у-у!»
Долго шли, тряся хвостами,
Под палящими лучами,
А телёнок-сосунок
Совершенно изнемог
И пришлось им класть в носилки
Малыша на слой подстилки.
Бык закинул груз на холку
И рванул подобно волку.
А за ним бурёнки-пани
Замахали животами.
Закатилось солнце вдали,
Все уже бежать устали,
Но окольный этот лес
Обежали наконец.
И в потёмках весь табор
С ходу врезался в забор.
Пригляделись: так и есть,
На заборе – синий крест.
Слава богу врачеванья!
Здесь уймут телка страданья!
Тут ветврач, завидя скот,
Распахнул проём ворот
И впустил коров ватагу
Во свою с гектар ограду.
Вдоволь дал испить воды,
Съесть копну сухой травы,
А ещё патрон потом
Угостил всех фуражом
И устроил на ночлег
На подстилке у телег.
А теперь опишем то подворье
И сам веткомплекс «Краснополье»,
Чтобы унять телячье любопытство,
Стыда не знающее и бесстыдства.
Вот хлев стоит громадою ковчега Ноя,
Ровесник пионеров эры кайнозоя,
А рядом – лазарет, где от клещей,
Возможно, избавлялся сам Кощей:
В нём – с фумитоксами коптилки,
С ферментацией подстилки,
Выгребных ям вовсе нету –
Всюду… биотуалеты…
Ну а что же огород?
Он за стенкой сразу – вот.
Примыкает ко крыльцу,
Гряд имеет полосу,
Где растут деликатесы
На откорм и на компрессы,
А ещё турнепс и репа
С жёлтой тыквой в полприцепа…
Дальше носом, как бревном,
Дверь толкаем в дом с крестом:
И что зрим в апартаментах? –
Царство колб и реагентов,
Стиль ампир тут в каждой плошке,
Тонут в готике окошки,
Потолки – сплошные фрески,
Стены скрыли арабески,
В ванной есть титан с камином
И бассейн под балдахином,
На полах стоят скелеты…
Забываешь сразу, где ты!
То ль в чертогах у Аллаха,
То ль в палатах Мономаха!
Всем ветпункт был оснащён:
И рентгеном, и бельём,
Новым сканером УЗИ и
Горным льдом из Грузии!
В штате значились уролог,
Терапевт, врач-стоматолог,
Санитар с иглой в шприце…
Правда, всё в одном лице.
Тем врачом служил Му-Ик –
Длинношёрстный овцебык.
Был знаток сей костоправ
Всех целебных в мире трав,
И, как истинный аграрий,
Свой в тайге имел дендрарий:
В нём – коллекцию цветов,
Разных трав, кустов и мхов.
Там собрал он для конторы
Все подвиды вятской флоры,
А потом издал гербарий
В крае самый уникальный –
На три тысячи страниц
Для скота, зверей и птиц.
Создавал ветврач микстуры
Из растительной натуры:
Настойки горькие, сиропы,
Жвачки, мази, пасты, шроты
И ещё другие зелья
Для успешного леченья.
Но не те, что у Пандоры и Яги…
Свят Господь, убереги!
Осмотрел ветврач «подранка»
Стоя, лёжа, в позах «планка»,
Кожу с лупой обозрел,
Но ожогов не узрел.
На копыта глянул, в рот,
Сбил с хвоста сухой помёт,
Расспросил, сколь тот не кушал,
Ухом лёгкие послушал…
А потом – сидел, ворчал,
Экскременты изучал…
А когда их изучил,
То пришёл и заявил,
Что анализы плохи,
И свёл телёнка на УЗИ.
А чтоб УЗИ смогло увидеть тайну организма,
Телку поставлена была большая суперклизма.
И вот, смочив водой язык,
Итог подвёл всему Му-Ик:
«У больного нет бронхита,
Грыжи нет и менингита,
Ротавирус если б был,
Я б его в момент пробил,
Аппарат УЗИ б донёс,
Коль в утробе цепень рос
Иль нашлась червя иная.
Но молчал прибор, мигая!
Тогда телёнку через рот
Гастроскоп я ввёл в живот
И нашёл болезни тайну,
Как рыбак, пробивший майну
И увидевший живцов.
И диагноз мой таков:
Обострение гастрита.
Похвалите Айболита!»
«Да! Дела у нас не шутки!
Инфицируют желудки
Уж бактерии негожие,
На витки пружин похожие.
И зовут их непонятно,
По-научному невнятно:
Не то хеликобактер пилори,
Не то, быть может, хиллари.
Одно ясно, эти леди-оглоеды
Вредней, чем даже короеды.
Их коварство поражает,
Агрессивность в жар бросает.
До сих пор вредить бацилл
Учёный мир не отучил.
Потому вам всем скажу:
Я крохе помощь окажу
Свежей луковой настойкой
С угольком и хлебной коркой,
Крепким рисовым отваром,
Приготовленным с нектаром
Из цветков крыжовника,
Собранных с питомника!
Но сие леченье тела –
Полумера лишь, полдела.
Чтобы вылечить больного
От гастрита непростого –
Ему нужен врач другой –
С целины не-тро-ну-той,
А точнее, Мурава –
Медицинская трава
Состава необычного,
Очень специфичного,
В коем числится таблицей
До двенадцати позиций.
Каждый вид травы целебной
Вроде палочки волшебной.
В рецепт их перечень включён.
Телку он будет оглашён.
У меня ж в аптеке нету сей травы –
Её козёл-обжора съел на днях, увы!»
Бык Му-Ик пенсне поправил,
Помолчав, ещё добавил:
«Чтоб в царстве флоры и зверей
Среди непаханых полей
Найти волшебный травостой,
Что вернёт телёнка в строй,
Он должен, лень свою прогнав
И изучив гербарий трав,
Умчать за тридевять земель,
Как бобслеист по льду петель,
В заповедный край Нургуш,
Меся ногами жижу луж.
Там растёт лишь Мурава –
Ему потребная трава.
Должен он её сыскать
Дней за шесть или за пять,
И пускай рвёт дикоросы,
Как настанут сенокосы –
В адску пору солнцепёка,
А не то не будет прока –
У травы не хватит силы
Погубить в кишках бациллы» –
И картинки трав телёнку
Запихнул под распашонку.
Тут все встали в ряд серпом,
И Ташлык, отбив хвостом
На траве лужка черту,
Проревел всему гурту:
«Я телёнка к Нургушу
Одного не отпущу,
Так как волк тут объявился
И расправою грозился».
И коровы рядом встали,
Одобряя, промычали:
«Мы, однако, за телком
Тоже следом все пойдём!»
А Му-Ик с ухмылкой фыркнул
И, как диктор, зычно рыкнул:
«Что копытами скребёте,
Недослушав, что пожнёте?!
Ту траву, что для еды,
Пусть ищет он средь лебеды,
Ну а ту, что для настоек, –
В приболотных травостоях.
Притом обязан там «плебей»
Слать Мураве поклоны до корней
И разгадывать загадки
Про лугожителей и их повадки,
И у каждой травинки-затворницы
Собирать поговорки-пословицы».
«Поговорки?! Не смешите!..
Где ж я их найду в глуши-то?» –
Удивился наш «гарсон»
Изобилию препон.
«Ничего, – сказал Му-Ик, –
Всё найдёшь, коль пыл велик!
А если Мураве не сможешь угодить –
Она тебя не примется лечить!»
Отряхнув гнус нудный с плеч,
Учёный врач продолжил речь:
«Но найти траву – полдела…
Надлежит ещё умело
Сбор из трав домой снести,
Обсушить дня три в тени,
Каждый вид обмолотить,
Семена с трав получить.
По весне, в другой уж год,
Посеять зёрна в огород,
А когда они взойдут
И на солнце подрастут,
Превратившись в Мураву,
Приготовить ту телку
В виде фитоэликсиров
И аптекарских гарниров!..
Лишь пройдя сей долгий путь,
Сможет он себе вернуть
Силу и здоровье
Бычье да коровье!»
Травушка-муравушка –
Во поле хозяюшка –
Многодетная кума,
У которой – деток тьма.
Её в пример «воде живой»
Зовут у нас «живой травой».
Трава сия волшебная,
Как вода целебная,
И на свете каждому
Видится по-разному:
Жукам – чащобою столбов,
Скотине – выставкой ковров!
Раньше в Вятушке родной
Было всё под Муравой,
А теперь её и днём
Не найти вам с фонарём.
Заросли здесь все поля,
Заболотились луга.
Так что трудная задача
Предстояла для «мучачо».
Ну и вот, прошла неделя,
Бык Му-Ик поправил дело:
Он телка на спички-ноги
Всё ж поставил кармой йоги:
Тот пошёл, забыв про боль,
Хоть и тихо, как король.
Сборы ж молнией прошли…
Собирать-то что могли?
У телёнка и коров
Нет болотных сапогов.
И, откланявшись врачу по ушу,
Вышло стадо к Нургушу.
Шли от самых от Кумён,
Путь был труден и длинён.
И пока сквозь рощи шли,
Гнус хвостами плющили.
Ночевали – где придётся,
Ели то, что подвернётся.
Постепенно накоплялась
В их телах до плеч усталость.
А одним из вечеров
Дождь случился будь здоров!
Так на небе воссияло,
Что в очах аж больно стало.
И пришлось укрыться им
Под стволами старых ив.
А потом, куда идти-то –
Разъезжаются копыта!
Но, однако, что за звуки?
Волки воют, что ль, от скуки?
Дрожь прошла в кустах волнами,
Все прижалися телами:
Знать, привёл тиран лесов
Своих нечёсаных дружков?!
Начинается атака:
«Ноги к бою! Будет драка –
Битвой исторической?!
А пока атака эта выглядит психической!»
Озираются кулёмы,
Стоя в круге обороны:
Где враги? Кого лягать?
Может, лучше убежать?
Да куда тут убежишь –
Скользко, грязно, тёмно, виждь!
Да и что от бега толку?
Всё равно быстрее волки.
Сколько их – большой вопрос,
Ни один не кажет нос.
Так до утра простояли,
Никого не увидали!
Солнце встало из-за туч –
Осветился лес могуч.
Сняв дозорных с обороны,
Прилегли на час бурёны.
А когда бык отдохнул –
Из кустов всю рать стряхнул.
Так, плетяся день за днём,
Подошли к реке гуртом.
Широка стоит река,
И вода в ней глубока.
Но уж сколь ни стой, ни мнись,
Коли надо – окунись!
Первым бык в реку вскочил
И волну вперёд пустил,
Да такую, что она
Возвратилася полна
И стоявший кучно скот
Смыла с берега на тот.
Переправы этакой на Вятке
Отродясь не видели стерлядки.
Ай да бык, наш волномёт,
Ему б паромщиком в Речфлот!
Ну и вот она, награда, –
Цель, к которой рвалось стадо!
Нургуш – вятской флоры край!
Лесных красот, пейзажей рай!
Он в центре треугольника,
Коль три в углах коровника:
И стоит в петле реки
От Боровки к Суводи,
А от той на южный двор,
К месту, что Разбойный Бор.
Бор разбойный потому,
Что тропа ведёт к нему,
Да такая, что на ней
От страха б помер Бармалей:
Яма в яме через пень –
Вместо часа трусишь семь.
Коль промешкал в светлу пору,
Ночь накрыла тьмою флору, –
Чтоб не сбиться с той тропы,
Лучше путь свой прекрати,
Окружи бивак крестами,
Сам же спрячься под кустами.
Птицы местные не врут –
Леший точно бродит тут.
Славен сей таёжный коврик,
Как Бермудский треугольник.
Заблудиться, сгинуть в нём
Можно ночью, утром, днём.
Да когда угодно вам:
«Прибывайте – ждут вас там!»
Отошли лишь от реки,
Глядь, кругом одни жуки:
Жук-усач сидел на пне,
Выставив антенны две,
Длинный, чёрный в крапинку,
Телом с виноградинку.
А усы-то у него
Подлиннее самого.
Силён любитель лесосек,
Как Железный Дровосек.
Коль за бока его возьмёшь,
Вместе с пнём и оторвёшь.
Сей порхатель жесткокрылый
Очень шустрый и сварливый:
Стоит вам его задеть,
Будет час пищать-скрипеть.
Сам же парень шестиногий
Безобиден, как убогий.
А вот личинка усача –
Наподобье палача –
Не оставит и корня
От безжизненного пня.
Потому жука с укором
Называют древожором.
Тут о пень Ташлык споткнулся,
В ствол еловый рогом ткнулся
И содрал с него кору,
А там картина на виду:
Кряж, изъеденный в проточки,
Ни одной прямой нет строчки.
Здесь работал не чертёжник,
Не татушник, не художник,
А прожорливый географ –
Короед то – жук-типограф –
Тайный враг лесов таёжных
И вершитель дел «подкожных».
Это всё его личинки
Рисовали ртом картинки.
Залихватские же стили
Всех бурёнок удивили.
А кружева стволовые
Им вскружили головы.
И одна бурёнка-тёлка
С самой модной в стаде чёлкой
С просьбой кинулась к быку:
«Я такие же хочу!»
Бык сказал: «Уймись, красотка,
Поразит тебя чесотка!»
Подошли к дубовой роще,
Что ещё быть может проще,
А тут – нате вам, идиллия:
Летает целая флотилия
Пуль красно-коричневых
С гулом крыл неистовых.
То бишь майские жуки (хрущи) –
Вполне себе солидные мужи-хлыщи.
Неуклюжие поп-дивы
С небольшие будут сливы.
Каждый в панцирь облачён
И собою недурён.
Едят жуки в свои набеги
Цветки и сочные побеги,
И оттого их грузные тела
Обросли щетиной до чела.
А усы – шедевр хрущей –
Из пластинок-лопастей
И раскрыты деревом
Иль словно пальцы – веером.
Тёлки тут давай вздыхать
И родителю пенять:
«До каких же это пор
Будем мы терпеть позор
И ходить в клуб молодиц
Без таких же вот ресниц?»
Им Ташлык мычал: «Хватит ныть!
Я длинней вам наращу, так и быть!»
Перешли чрез пней дорожку,
На цветке нашли бронзовку:
Собой она казистая,
Зелёно-золотистая.
Хотя вообще-то чёрная,
Как тьма глубин озёрная.
Просто так диковина
Самим Творцом устроена:
Отражает кожа свет –
И спектр жука меняет цвет.
По цветку она ползёт
И везде его грызёт:
Лепесток за лепестком.
Вот и съела весь бутон.
Скошен цвет, как будто смерчем…
Любоваться больше нечем.
«Это ж надо! Гляньте вы:
Едоков тут как травы! –
Говорит Ташлык внаклонку
Измождённому телёнку. –
Мы зачем сюда пришли?
Так давай ужо ищи!
Стоит только опоздать –
Неча будет собирать!»
Ай да бык, куратор-проводник,
Ему б охранником в цветник!
Бык Ташлык хвостом махнул,
Пень трухлявый подопнул
И сказал, взглянув на стадо:
«Отправляться дальше надо,
А не то съедят жуки
Нас самих тут, как цветки».
И пошли опять коровы
Обходить стволы еловы.
Вскорь дошли до озеринки,
Красовались где кувшинки.
А телёнок, наш юнец,
Захотел напиться здесь.
Сунул в воду было нос,
Да отпрыгнул тут же вкось.
Посмотрели все на воду –
Как в бездонную колоду,
А там – сплошь одни жуки,
Что ракушки велики.
«Вот те раз, и тут жуки!
Выдра их порви в куски!» –