Бег на вымирание

Убей меня, если сможешь

Он любил жизнь.

Он любил солнце, небо, траву, день и ночь, еду и воду. Но больше всего он любил свою мать. И умел радоваться всему этому, но только тогда, когда этого не видели Боги или тогда, когда он думал, что они его не видят. В другое время он был угрюм и зол или испуган и тих. Потому что за ним охотились, ему желали смерти: Боги хотели, чтобы он умер.

Его мать, а она была достаточно стара, безоговорочно верила Богам. Она поклонялась им, служила и слушалась. Её вера была так высока и крепка, что помогала ей выжить.

А он, он был очень молод. Но уже совсем не верил ни Богам, ни в Богов. Этому его научила жизнь. Она научила его многому, очень многому. К примеру: спать, где придётся, есть, что придётся, держаться от Богов подальше (ибо они очень коварны), и стараться выжить в любом случае. Он любил жизнь.

А ещё он точно знал: если Бог улыбается, это не значит, что тебе нечего бояться. Всё не так, как кажется с первого взгляда.

Бог, на земле которого они жили, часто улыбался. Да, да, он помнит, что, когда его братья медленно умирали от голода, этот Бог улыбался. И когда его мать в припадке от очередного стресса упала на землю, и казалось, сошла с ума, этот Бог улыбался. Он приезжал к ним изредка, так как жил в другом месте. И улыбался, и улыбался, и улыбался.

А три полнолуния назад появились Новые Боги. Они поселились здесь, на этой земле. И жизнь изменилась: теперь ему и его матери было что есть: их кормили за работу, теперь им было что пить: их поили за работу. И никогда не обижали. Они были не такие, как другие Боги. Они были справедливые. А вчера эти Новые Боги дали ему имя. Самое настоящее! И, значит, он жив. Ведь, только у живых есть имена. У мёртвых нет имён. Имя дают только тому, кого хотят видеть, кого замечают, кто есть и будет жить!.. у его матери давно есть имя. Её зовут Дина.

Вот! Вот и сейчас его позвали по имени.

..И тихо, осторожно, с большой опаской он пошёл на зов. Может быть, это его союзники в борьбе за выживание? Боги, о, Боги! Будьте милостивы, дайте поверить в Вас! Он сделал шаг, ещё шаг и ещё. И, самый последний, маленький. Богиня нагнулась и сказала протяжно, гладя его по голове:

– «Ли-и-за, Ли-и-за, хорошая собака! Ли-и-за, хорошая девочка! Умница.»

Забери меня, аист

Во дворе большого старого дома, на углу улиц Садовой и Ленина, играли дети.

Погода стояла солнечная. Грело щёки, плечи, руки и всё, до чего могли дотянуться солнечные лучи.

Но Сашка по прозвищу Сенька-воробей, один из воспитанников Детского дома №3, не веселился и не смеялся как другие ребятишки. Потому что он был уже взрослый. 7 лет – это давно не шутки, это серьёзно.

«Пусть бегают малыши и девчонки – думал он, – им простительно. А я уже мужик. И к тому же, я знаю Правду…»

А Правда была горькой.

Да, да, он единственный, кто знал Правду. И боялся о ней рассказать другим.

«Вот, проверю на себе и, если всё будет удачно, расскажу Валерке и Вовчику, и Тёмке, и даже противной Ленке. Тогда я всем-всем расскажу! Главное, чтобы всё удалось.»

Это случилось неделю назад. Ночью, перед тем как заснуть, он, как всегда, мечтал, представлял своих будущих родителей. Какими они будут: молодыми или старыми? добрыми или нет? А может быть, у него появится брат или сестричка? Санька совсем не против этого, особенно если старше его, и если брат.

Но шансов на светлое будущее было совсем мало. Потому что он, Санька, родился некрасивым, лопоухим и конопатым. Кому же такой нужен?

Тогда-то он и задумался: как так, что маленьких детей забирают, а для тех, кто постарше или некрасивый, нет новых родителей? Кто виноват? И что делать?

И тут-то и пришла Правда. Он даже Её записал чтобы не забыть утром.

Всё очень просто! Детей приносят аисты, это все знают. Такое правило. И так же говорит Мария Степановна, самый добрый воспитатель, она врать не будет. Значит, это самая что ни на есть Правдашняя Правда. И взрослые, естественно, ей следуют. Они всегда соблюдают все правила. И поэтому, если тебя принёс аист, не важно красивый ты или нет, рыжий как апельсин или чёрный как уголь. Кого принёс аист, того любят как родного. Всегда-всегда. Это тоже правило, и его соблюдают.

А кто такие аисты? Аист – это птица с длинными ногами, как спички, и с клювом, тоже длинным, как копьё. Много ли может унести птица? Конечно, нет! Вот, они и таскают только маленьких.

С того времени, а это без малого девять дней, Сашка почти перестал есть. Почти. Чтобы воспитатели не заметили, и девчонки не наябедничали.

Каждый раз он съедал меньшую половину своей порции. И с нетерпением ждал, когда же он похудеет настолько, чтобы его смог забрать аист.

Его 4 любовницы

Первая. Жозефина.

Если вы возьмёте карту города и найдёте на ней улицу им. Маяковского, то без труда определите, где именно находился интересующий нас дом. Этот дом носил номер 10 и был скорее половиной дома, нежели его меньшей частью. Общая стенка с соседями не доставляла никаких неудобств: соседи сталкивались так редко, что понятия не имели о личной жизни друг друга. Возле двора была аккуратная тротуарная плитка и высажены многолетники цветов. Забор был невысокий и скромный. В доме был полумрак из-за приспущенных ролл-ставень и плотной тюли. Оно и понятно: хозяйка мало времени проводила дома, она предпочитала активный отдых, а работала какой-то госслужащей. Комнат было немного, всё обставлено современно и с претензией на этно-стиль. Всюду стояли, лежали, висели сувениры из разных стран. Особенно бросалась в глаза крупная коллекция фигурок богини Бастет. Видимо, кто-то слишком часто ездил в Египет.

Здесь-то и жила Жозефина.

Они познакомились не так давно, но быстро сблизились. Она была старше его, но это не имело никакого значения ни для него, ни для неё. Прекрасная, самоуверенная брюнетка с завораживающими зелёными глазами была тонка, гибка и грациозна. Но порою Жозефина вела себя как абсолютно дикое создание, животное неуправляемое и страстное, дикарка, подчиняющаяся только древним инстинктам. Это была сама страсть. Она будоражила и пугала. Сама ночь.

Вторая. Сонька.

Чуть дальше, на углу Маяковского и Зелёной, в доме под номером 22 жила Сонька. Это был двойной участок из 12 соток, состоящий почти полностью из огорода. Жили здесь куркули. То есть, это были люди зажиточные, но прижимистые. Про таких говорят: в автобусе за рубль пёрнет. Но при этом, как ни странно, со всей своей приземлённостью и отсутствием воображения, они свято верили в свою великую ценность, считали, что имеют огромнейшее значение для страны и для мира в целом. И, исходя из этого, всегда всего добивались: всё, что можно было выбить из государства, они регулярно выбивали. Это была семья из четырёх человек: бабка, дед, их взрослая дочь и её сын-подросток. Это была семья Софии и её родной дом.

О! Сонька была крайне хозяйственная представительница прекрасной половины. Большую часть своей жизни она проводила на кухне. И, как это иногда случается, увлечение едой привело её к избыточному весу. Что, впрочем, не мешало ей наслаждаться жизнью по полной. Это была само благоразумие и радушие. С ней было тепло и уютно. И от неё всегда вкусно пахло.

Третья. Снежана.

Ну, а на соседней улице, на Советской, жила Снежана. Она жила в квартире на первом этаже. Дом был построен не так давно, и пока что все жильцы были им довольны. Совсем рядом была автобусная остановка, школа, магазины и поликлиника. Парковки на всех хватало. Здесь-то и жила «госпожа» Снежана.

Пожалуй, эта платиновая блондинка была самой эффектной среди всех четырёх. Её голубые глаза производили фурор. Она была вальяжна, холодна до безразличия и очень интеллигентна. Жила по расписанию. Никогда не шумела. Лето проводила на даче: отдыхала от города и дышала свежим воздухом. И порой ей казалось, что мир создан только для неё одной. Это была сама самоуверенность. И ей подчинялись добровольно, исполняя каждое её желание, каждый каприз. Её все баловали.

Четвёртая. Прекрасная Незнакомка.

Дом с другого конца улицы на пересечении с ул. Ленина продавали срочно и дёшево. Кто-то из старшего поколения там умер, дожив свою жизнь, и наследники, еле дождавшись 40-ка дней, выставили дом на продажу. Молодому поколению не терпелось начать сорить деньгами. Молодость хотела всего и сразу, ничего не давая взамен. Воспитанные потребителями, они спешили употребить остатки жизни почившего родственника. И, естественно, покупатель нашёлся достаточно быстро. Ведь выгодное предложение на жильё никогда не "висит" долго. Только успей схватить!

Именно там и поселилась Незнакомка (имя её ещё неизвестно). Безусловно, всё живое любит солнце, а она была прекрасным рыжиком. Юное создание, недавно переехавшее в этот район, естественно, ещё не было знакомо с ним, но это было только вопросом времени. Она покорится – это было предопределено. Такова их судьба, его и её. Она станет его солнышком, его рыжиком.

Он.

Не нужно думать, что все они были легко доступны или озабоченны сексуально. Нет, конечно, нет. Просто он был настоящей "грозой района", рыжий, наглый котище неизвестных лет от роду, с рваным ухом и многочисленными шрамами на шкуре который год царствовал во всех близлежащих дворах. Он очень ответственно подходил к своим обязанностям и умело гонял даже собак. Проживал сей царь у бабы Галы скорее во дворе, чем в доме. Звали его Боцман. И в его жизни были две великие любви, за которые он готов был драться насмерть: кошки и рыба. И, Бог его знает, может, кошек-то у него было и больше, чем четыре. Но к этим он ходил.

Мясо

Мурка – это четырёхцветная кошка, жившая на улице Кленовой в одном несколько запущенном доме. Там же, в этом доме, жили и её хозяева: Настя и Денис. Уже немолодая пара, сошедшаяся в молодости по причине отсутствия лучших вариантов. И если для Дениса это был крайне удачный шаг, то Анастасия, кажется, прогадала. Её муж пил и бил. Пил и от горя, и от неудач, и от счастья, и при редком везении. Бил же, в основном, чтобы порядок был, и на сторону чтобы даже не вздумала взглянуть. А с вечными синяками и запуганная, кому она нужна будет? Разве что такому же выпивохе и рукоприкладчику. И на этом круг замыкался: ни туда, и ни сюда. Жизнь проложила свою привычную, дурно пахнущую, непривлекательную колею.

Денис работал грузчиком, так и не пожелав выучиться на каких-нибудь курсах, чтобы пристроиться чуть лучше. А о старости он не думал, говорил, что не доживёт, хотя заболеваний никаких не имел, за исключением тех регулярных травм, что получал в пьяном виде (то ноги переломает, упав с моста, то подерётся с кем-то, то зимой палец на ноге отморозит, заснув под чужим забором)… А Настя, будучи женщиной не глупой, но загнанной в угол, всё ещё пыталась из него выбраться: закончила на «отлично» заочные курсы бухгалтеров и почти устроилась на крупное предприятие в контору. Но муж перечеркнул взмахом кулака и это: сломал ей нос и правую руку (в больнице всё списывалось на несчастные случаи) и, естественно, мечты о приличной работе «накрылись медным тазом», и она продолжила работать уборщицей в двух местах. Ну, а когда Денис в очередной раз терял работоспособность или работу, ей приходилось подрабатывать разнорабочей на базаре: мыть овощи, таскать ящики и мешки, подметать и выполнять другую грязную работу.

Единственный, кто её всегда поддерживал и говорил, что они достойны лучшего, был их с Денисом сын Валюша, Валентин, 16 лет от роду, отрада и утешение, которого переехала машина несколько лет назад. Свидетелей или видеокамер поблизости не оказалось, а виновники скрылись с места преступления. И их сын умер в больнице, успев только что и сказать, что это был чёрный джип, и чтобы она не плакала: он обязательно выживет. Но не выжил. И с тех пор жизнь в доме № 63 стала ещё более серой и неприглядной. Сойти с ума Насте и Денису так и не повезло, а остаться с глухой бездной наедине – сколько таких по стране? И каждый справлялся с этим как мог. Да вот только не могли они, не возможно с таким справиться в одиночку.

Собака Жучка регулярно получала пинок под хвост и тарелку супа. Чёрно-белая беспородная сучка, которую по пьяни купил Денис и принёс в ладошке должна была вырасти в огромного кобеля, но вышло вот что. И её, как и крысоловку Мурку, Настя жалела и содержала как могла. Они же отвечали ей своей животной искренней любовью, привязанностью и верностью. Это были единственные существа на всём белом свете, которые видели в ней добро и свет. Для них она всегда была человеком: и здоровая, и больная, и в синяках, и без них, и чистая, и грязная, и хорошо одетая, и плохо… Их человеком, их хозяйкой.

Двор и огород заросли травой, были запущены и завалены мусором, металлоломом, который на досуге собирал её муж и тащил во двор, мол, пригодится, если сдать и купить что захочется (а хотелось, в основном, спиртного). Настя же не смела трогать все эти железяки: они были на пересчёт и для определённых целей. А когда пару раз она стащила несколько полных сумок и на полученные деньги купила картошку и лопату, чтобы посадить огород, ей так влетело, что с тех пор она и думать забыла самовольничать. Ведь с каждым годом Денис становился всё более жестоким, а её здоровье всё менее крепким.

Но посадить его за побои она не могла. Боялась. Ни семьи, ни друзей хороших, ни заступника какого у неё не было. А всё потому, что на работе Дениса любили, жалели, и соседи, все как один, были за него, считали, что пьёт-то он и по её вине тоже: не поддержала, не поняла, не приголубила, когда надо было. Характеристика в случае чего у него была бы отменная, и Настя это знала. Да и сам он регулярно напоминал ей, «убогой», что, если что такое она выкинет, – до смерти забьёт или прирежет, и никакая полиция не спасёт, не успеет. На людях-то он вёл себя более или менее приемлемо, а дома превращался в жестокого тирана и деспота.

А она, Настя, влачила своё, уже беспросветное существование, с тем необъяснимым упорством, с которым комар садится на кожу раз за разом и, в конце концов, бывает убит… Она вставала в 5 часов утра, собирала своему мужу «тормозок», готовила завтрак, кормила собаку, выкидывала принесённых Муркой на порог мёртвых крыс и уходила на работу до 18 часов вечера. По возвращении же она обязана была купить продукты, приготовить ужин, постирать вещи, погладить и множество других незначительных, но сжирающих время дел. А времени на собственные нужды у неё оставалось так мало, что она только и успевала, что ноги да голову помыть, да и то не всегда. Денис говорил, со злобой выбивая из её рук пилочку для ногтей или лак: «Для кого прихорашиваешься, а? Хахаля, что ли нашла, убогая? А то смотри у меня, кровью умоешься!» Поэтому ногти были неухоженные, а волосы не докрашенные, очки – поломанные и с горем пополам подклеенные, а на ногах в сентябре – летние шлёпанцы с тёплыми носками. А на туфли она ещё не заработала, потому что две прошлые зарплаты ушли на оплату долгов. Муж брал в ближайших магазинах в долг продукты, но при этом совершенно не считался с их ценой и своими финансовыми возможностями. Так и жила эта семья, полностью потеряв надежду на светлое будущее и замкнувшись в своём потускневшем мирке. А у благотворителей или другого рода неравнодушных людей здесь власти не было, да и вообще их там не было. Да и куда им с таким тягаться: маленький город – это колыбель и могила для любой проблемы, ибо он её породил он её и скроет от чужих глаз (особенно власть имущих и нагоняй дающих). И в этом хаосе жизни так и мыкалась эта семейная лодка от одной скалы до другой скалы, от водоворота до водоворота…

Осенний день был самым обычным. В доме уже включили отопление, пара мух летала по кухне, вечно работающий при муже телевизор работал, а Настя только что сварила суп. Хороший такой рисовый суп на курином бульоне. Она часто покупала куриные спинки или кости по выходным дням, варила, ощипывала с них мясо и пускала всё в употребление: кости собаке, мясо и бульон – людям (в суп или кашу). А такое питание было очень даже не плохим, учитывая их экономические возможности. И Настенька, потрудившись на славу, налила первую тарелку супа мужу, он любил есть всё горячим, с пылу с жару.

С важным видом, взяв свою любимую ложку, Денис поелозил ею в тарелке. С задумчивым видом выловил кусочек куриного мяса и бросил его на пол.

– Хватит уже это дерьмо мне пихать. Сама его жри!

И выпучив свои бычьи, красные с похмелья глаза (а вчера была пятница, и он с друзьями основательно накатил), взял тарелку, встал и швырнул её об стену рядом с испуганной женой. Горячая юшка быстро впиталась в обои и расползлась жирным великолепным пятном, чем-то похожим на спрута. Настасья стояла в шоке, боясь даже пошевелиться, а её муж подошёл вплотную к ней и прошипел, дыша перегаром:

– С понедельника мясо мне будешь готовить. И чтобы без выкрутасов, не эту куриную бурду для свиней. Поняла?

И хоть женщина и была испугана, но смогла задать вполне логичный вопрос выходящему из кухни мужу:

– Откуда я возьму столько денег на мясо? Пойди, посмотри, сколько оно стоит!

Показалось, что спина мужа усмехнулась ей. И, захлопывая дверь, он ответил:

– А о тебе речь и не шла, дура. Откуда хочешь, оттуда и бери. А если не будет – готовься, получишь…

Угроза была ясна и понятна. Часы снова торопливо затикали в создавшейся тишине, и Настя осела на пол.

Два с половиной килограмма говядины, купленные в понедельник, закончились в пятницу. Все ухищрения и растягивание продуктов на неделю не дали никакого результата. Денис приходил домой в неизменно агрессивном настроении и ел, ел, ел, да так что впору говорить, что рубал. Кошке и собаке исправно перепадали объедки от щедрот сытой хозяйской души. За что Жучка сторожила зорче и усерднее, а Мурка давила с завидной регулярностью мышей и крыс не только в своём дворе, но и во всех близлежащих. Городок-то, в котором они проживали, был совсем не крупный, с сельским нутром, где практически на каждой улице можно было встретить если не корову, то кур. Да вот только с живностью возились не из-за тяги к земле и фермерству (у всех амбиции покруче) а делалось это только вынужденно: кто продавал молоко или мясо, кто – немного подрощеных цыплят или козлят, а кто кормился со двора. Но все, абсолютно все отдавать что-то задаром или в долгосрочный долг никому не хотели, да и не могли. И, выслушав от двух знакомых отказы в займе, она с крошечной надеждой пошла сперва на рынок к мясникам, а потом в тот мясной гастроном, куда изредка заглядывала за едва доступной курятиной. Везде отказали, так как своя рубашка к телу ближе, а отдавать ей в зиму совсем не с чего. Из-за оптимизации и сокращений с неё требовали теперь работать за 3-х человек, а платили как работнику на полставки. А найти что-нибудь поприличнее у неё никак не выходило, да и мужу это не понравилось бы: она всегда должна была быть ниже его.

И, вот, по этой причине и пришла расплата: не получив требуемого мяса, её муж Денис побил посуду, вылил посреди кухни кастрюлю борща и выгнал Настю на улицу босиком и в ночной рубашке. Сердобольная старушка в конце улицы впустила-таки замерзающую женщину переночевать. Остальные же соседи, предвкушая завтрашние сплетни, притворившись глухо спящими, с любопытством наблюдали из окон всё происходящее. Баба Клава так и причитала, укладывая дальнюю соседку спать на потёртый и слегка описанный диван:

– Что же ты голубушка, хм-кх-км, так себя с мужиком ведёшь? Ухм-ухм-хм-хм, кхе! Им ведь что нужно? Выпить да мясца поесть, тогда-то они добрые. Так ты его не гневи, не гневи, мясца то ему давай, а выпить-то, он у тебя и сам находит где…

В воскресенье поздно вечером Настасья вернулась домой. Сколько времени ни прячься, а у чужих людей жить не останешься: на второй день косо смотря, да и жить на что, на кого двор и дом оставить, чтобы Денис их не пропил или не спалил? Почему это она должна с родительского дома уходить? Хотя взяла бы да уехала… Но муж узнает о таком деле – точно прибьёт. А соседи-то, добрые люди, обязательно донесут. Да и кому продавать, им же, этим соседям, так они за 6 соток как за 1 захотят купить, даром «оттяпать». Тогда зачем продавать? Так и без дома, и без денег остаться можно! Муженёк её, видимо, ушёл к приятелям. Двор оставил не запертым, а ключи от дома, как обычно, на собачьей будке под шифером.

Жучка была рада ей неимоверно: два дня без еды, да с замёрзшей водой в чашке – это вам не сахарок. Настасья ей тоже обрадовалась. Жива, значит, не прибил ещё по пьяни муженёк. Может, и вечером не на рогах придёт…

В доме всё было грязно и порушено, пришлось спешно наводить порядок. А когда вся работа была сделана, Настя с дрожью вспомнила, что мяса дома нет и взять его неоткуда. И от бессилия, не надеясь уж скрыться от очередных побоев, истерзанная и уставшая вышла на крыльцо.

Невидящий её взгляд был устремлён куда-то вдаль, глаза туманили слёзы, а беззвучные грудные рыдания скатывались по костистому носу на самый кончик и капали солёными каплями.

Об ноги что-то потёрлось. Она посмотрела вниз. Мурка крутилась возле неё и ожидала внимания хозяйки к своей пушистой особе. Возле крыльца чуть в стороне валялась жирная здоровенная крыса. Крыса, подумалось Насте, так похожа на нутрию…

Настасья ухнула.

Чуть присела и, покачнувшись, уже полностью села на порожек. Мурка сразу же залезла к ней на колени. А бедная женщина, перестав плакать, в каком-то горьком осознании своего одиночества, гладила кошку и приговаривала:

– Подруженька ты моя… Мурочка… Спасительница ты моя… Кормилица ты наша…

Половина счастья

Софья Петровна работала в парке развлечений. Можно сказать, что именно она дарила людям возможность хорошо отдохнуть и повеселиться.

Сидя на кассе с утра до самого вечера, она всю себя отдавала работе. Обслуживала посетителей чётко, быстро и без лишнего любопытства. А когда никого не было, отгадывала очередной кроссворд в журнале или в газете, которые читала в огромном количестве. И так день за днём, неделя за неделей, год за годом…

Особенно трудными были праздничные дни. Тогда наплыв людей был огромный: шли парами, семьями, компаниями и поодиночке. Их бывало так много, что бедная женщина еле успевала разменивать деньги.

И, естественно, иногда происходили поломки. Приходилось закрываться на ремонт и вешать табличку: «Туалет закрыт».

В такие дни посетители парка были не такими счастливыми, а лишь наполовину.

Великодушие

Лариска заваривала чай профессионально, как-никак десять лет в секретаршах проходила. Так же сноровисто она раскладывала еду по тарелочкам и нарезала бутерброды. Её подруга Ольга с выражением лёгкой зажратости на лице сидела на давеча купленной табуретке и от скуки играла тапочком на правой ноге. Энергично покачивала им на самом кончике пальцев, балансируя между снятием и одеванием. Иной раз упускала его и роняла на узорчатый кафель с неожиданным для этой вроде бы не крупной вещи шумом.

– «Послушай, Олька, что происходит? Я тебя не узнаю!» – Лариса с некоторой досадой порубила батон кекса на пластинки. Уж больно сильно она была огорчена: лучшая подруга «на старости лет» стала вытворять такое, что в голове не укладывается! Подобных глупостей она даже в очень бурной молодости не совершала. – «Как это понимать? Что ты, вообще, мать, вытворяешь? У тебя сын, здоровый лоб, скоро в университет поступать будет, а ты с ума сошла и в благотворительность ударилась, да? Это ж сколько сил, денег, нервов нужно потратить! И как только твой Пашка согласился- то? И всё ради чего, чтобы по местному каналу показали?» – Лариса от обиды, что нет больше понимания с полуслова, да и события из жизни Ольки узнаёт почти что последней, положила ей в чай побольше сахара: пусть растолстеет! Так ей и надо, нечего так поступать с почти что сестрой.

Только вчера вечером Лариса увидела повтор передачи с сюжетом про Олькину семью, под названием «Великодушие как пример». Оказывается, её подруга взяла под опеку девочку из детдома! Пятнадцатилетнюю! Нужно сказать, что корреспондентка, берущая интервью и у работников опеки, и у семьи новоиспечённых опекунов, тоже обратила на это внимание. Ведь почти взрослых детдомовцев берут в семью крайне редко, все предпочитают маленьких «ничейнышей»: чем меньше, тем легче выдать за своего. Конечно, исключения встречаются, но это люди из деревни, которым, понятное дело, нужны помощники по хозяйству. А тут городская обычная семья: мать – офисный работник, отец – прораб в строительной фирме, а сын – старшеклассник с хорошей успеваемостью и перспективами. Случай во всех смыслах положительный, поучительный и интересный. Настоящее великодушие честных простых людей. Аж за душу берёт!

Ольга сказала корреспондентке, что причина очень проста: во-первых, она всегда мечтала иметь много детей, во-вторых, взрослый ребёнок более самостоятельный и ответственный, не требует непрестанного участия в своей жизни, а в-третьих, что им очень жаль, что некоторые дети так и не находят никогда себе новую дружную и любящую семью. Такую несправедливость должны исправлять все, кто может.

А пятнадцатилетняя Леночка уже и не надеялась. Она попала в детский дом сравнительно недавно, её родителей лишили родительских прав, а остальные родственники от неё открестились: мол, куда им ещё и её, и так трудно (хотя, не со зла будет сказано, жили-поживали они все не хуже других). А девочке хотелось вырваться из порочного круга и стереть с себя невидимое клеймо «дочь алкашей», которое напрочь перечеркивало ей любое будущее, кроме подворотни. Ну, а ей так хотелось учиться, покупать красивые платья, гулять с подружками и ездить по выходным с семьёй в аквапарк! И вот, один шанс на миллион! Тётя Оля выбрала её! И Леночка была готова хоть по канату пройти над пропастью, только бы попасть в благополучную семью. Мир распахнул для неё свои крепко затворенные двери, ведь все девочки из благополучных семей имеют право на счастье и иногда даже на что-то большее, пусть даже когда-нибудь в будущем.

Ольга Игоревна хмыкнула и потянулась за куском любимой колбасы, она любила со специями.

– «Ларчик, ну ты и дура! Ты хоть представляешь, сколько я сил и времени на это всё угрохала? Что я – добрая дурочка или безнадёжно бездетная? Ты-то меня должна хорошо знать! Да мне сына родного много было, всё моё время сжирал, гадёныш. Второго-то я так и не завела. А ты тут с какими-то глупыми версиями про помутнение рассудка и впадание в благотворительную кому? Я нищим, не как ты, никогда рубля кровного не подала и не подам, мне и самой, на мой взгляд, хоть у перехода становись, денег не хватает вечно. А тут ещё и шубу в кредит новую только-только взяли. Так что эти щедроты от скудости ума не про меня. Кукиш!.. Это Пашка, как ты думает: ему всегда легко на жалость надавить, всегда детей да убогих жалко, то кота лишайного в дом принесёт, пожалеет, то займёт, кому не следует, до зарплаты. К сорока годам еле отучила, полжизни на это угрохала! Дал же Бог муженька…»

Лариска выглядела заинтересованной и уже что-то понимающей. Чай был вкусный, с лимончиком и бергамотом, а разговор – всё более и более захватывающим. Попахивало темами для сплетен.

– «Тогда, что ты придумала? Рассказывай скорее!»

– «Ой, да ничего особенного. Всё просто, как дважды два. Устала просто я по дому пахать, сил моих больше нет: еду приготовь, дом прибери, одежду постирай, носки по всем комнатам собери. Так ещё красивой быть хочется. Это ведь нам раньше достаточно было губы да глаза намазать, а теперь только одну укладку нужно делать час! Вот я и подумала: работницу нанимать дорого, а так ещё и деньги заплатят, будет дополнительный доход в семью. Это я для пробы дела взяла одну, а если всё пойдёт как по маслу, бизнес сделаю, когда сын в институт поступит, буду по несколько штук больших брать и пользоваться дивидендами».

Ольга действительно так думала, но это была только половина правды. А вторую половину знали только она да Леночка. Это было уже всё решено и подготовлено. Взаимовыгодное предложение, так сказать, на неплохих условиях для человека, у которого нет выбора. И хотя Леночка была девочка здоровая, работящая, симпатичная и достаточно умная, главным её качеством в данной ситуации оказалось сообразительность и понимание. И Леночка очень хорошо поняла Ольгу Игоревну, ведь хотя та и не была образцовой матерью своему Серёжику-Ёжику, но всегда обеспечивала ему всё необходимое, вплоть до нужных друзей и очень нужных этапов в жизни. И теперь пришёл ещё один этап, естественный. Парень, Сергей-то, уже большой вымахал, кровь играет, гормоны тоже. Мало ли к чему это может привести, мало ли что может произойти! Все эти ужасные вписки, о которых в скандальных телепередачах о подростках иногда показывают. Можно заразиться чем страшным, влипнуть в криминал или, вообще, пропасть! А тут всё тихо, по-домашнему, до института. А когда их Серёжа в Москве будет учиться, Леночку они в железнодорожный техникум отправят в соседний город. Говорят, там хорошо.

Интервью с Котлетой

– Здравствуйте! Рада с вами познакомиться. Меня зовут Маша.

– И я рада познакомиться! Я – Котлета.

Где-то на улице завыла сирена, мимо дома проехала «скорая помощь» или полиция.

– Вы готовы? Мы можем начинать?

– Да, давайте уже начнём.

Графинчик был уже почти пуст. Лимонад, холодный и освежающий, шёл сегодня на «ура». В комнате пахло иланг-илангом и чем-то из выпечки, но нигде не было видно сдобных изделий. Их, наверное, уже съели, а запах остался витать.

Наверное, это была детская комната: розовые стены, мягкие игрушки, кружева. На стенах «пин-ап» – картинки под стеклом и в рамочках. Пушистые пуфы по периметру комнаты, мягкий ковёр.

– Скажите, какое время года у вас самое любимое? Какой цвет? Какой запах?

– Больше всего я люблю лето, но все сезоны по-своему хороши: мороженое там, Новый год, яркая листва, цветы… Про цвет ответить ещё проще – розовый, все девчонки любят розовый цвет. Ну, а запах… что-то цветочное, сладкое.

– У вас есть любимое блюдо?

– Конечно! Оливье. Куда же без него? – Котлета смеётся.

– Ну, а парень у вас есть, так называемый «бой-френд»?

Котлета смущается, жмётся, но всё-таки отвечает:

– Есть один мальчик… Но больше я ничего не скажу!

– Хорошо. Тогда давайте о великом. Кто из классиков русской литературы вам ближе всего?

– Ну-у-у-ууу (тянет время и корчит рожицу), я считаю, что мне ближе всего Цветаева, даже в школе она и Маяк (имеет ввиду Владимира Маяковского) ближе всего к нам, понятнее (имеет ввиду молодёжь). Мы с ней похожи (это снова про Цветаеву).

Живо цепляюсь за слова и заинтересованно выдаю:

– И чем же вы похожи? Я, простите, не вижу…

– Ах, это! Творчеством, конечно. Мы обе – голос своего поколения.

– Ах, если так… И последний вопрос: почему Котлета?

Котлета встаёт с розового пуфа, с трудом передвигаясь на немыслимых чёрных лаковых лабутенах, и на минуту задумывается. В розовом кожаном комбинезоне, тощая, как зубочистка, с крупными, словно приделанными от другого человека ступнями и кистями, она походит скорее на инопланетянку, чем на Котлету, пусть даже диетическую. Фиолетовые волосы довершают образ, искусственные локоны продуманно обрамляют лицо-маску сорокалетней избалованной женщины.

По-детски надув губки, она наконец-то выдаёт:

– Это, конечно, секрет, но для вас я готова открыть даже его, – сделав короткую паузу для подчёркивания важности момента, Котлета говорит томным голосом, – Я в детстве однажды подавилась котлетой, еле откачали. Вот!

Я, отойдя от непроизвольного шока, говорю:

– Это была рубрика «Наедине со звездой», с Машей Брюкиной. И сегодня мы были в гостях у популярнейшей певицы и блогера – Котлеты! – И оператор с облегчением выключил камеру.

Первая любовь

Ян торопился как мог. Летний лагерь для детей младшего школьного возраста был весёлым, шумным и неповторимым.

А Ян Врош был румянощёким, ясноглазым, добрым шестилетним мальчиком, только-только вступившим в школьную жизнь. Первоклассник. Троечник. Не то, чтобы он был хулиганом или лодырем, просто у Яна были свои интересы, а родители не придавали большого значения оценкам в школе, говорили: главное, чтобы здоровым и счастливым был, а там как-нибудь определимся. Под своими интересами подразумевался кружок робототехники, в который он однажды зашёл к двоюродному брату и так там и остался. Ян был самым юным участником и его считали чем-то вроде талисмана: когда он рядом – всё делалось быстрее и задорнее, атмосфера была семейной.

Ян сначала не хотел в летний школьный лагерь, но соседи оформили туда своего сына Толика, одноклассника Яна, и родители настояли на том, чтобы и он хотя бы попробовал туда ходить. А роботы никуда за это время не убегут. Яну пришлось покориться столь логичным выводам. Да и ему самому было любопытно провести время не под маминым присмотром или одному дома и во дворе (и пусть места хватало, да и игрушек было много, но мама всегда в телефоне…), но хотелось гулять, а родители строго-настрого запретили ему выходить со двора, когда их нет дома (а дома их не было каждый день, потому что они работали).

А тут с разрешения вожатой можно было ходить по территории школы и покупать разные вредности вроде шипучек в соседнем магазине: и одному, и вдвоём с Толиком. И вроде бы все прелести вот такой летнелагерной жизни были распробованы и оценены, как случилось непредсказуемое: Ян влюбился.

Любовь была удивительной. Он с нетерпением ждал каждой новой встречи, каждый раз открывая для себя что-то неизведанное. Это был целый новый мир чувств. Любовь на всю жизнь – знал Ян. Первая любовь, о которой не догадывался никто: ни друзья, ни вожатая, ни даже Толик, чья раскладушка во время дневного сна стояла всегда рядом с его. Даже лучшему, самому близкому другу он ничего не рассказал: хотел сохранить это чудо в тайне.

Каждый день на завтрак, полдник и обед они ходили в столовую. Вот туда и торопился Ян. Сегодня он упал и поранил колено, в результате чего его отправили в медпункт, а потом сказали «если сможешь – приходи в столовую на обед». Ян сказал, что обязательно придёт, ведь он не мог поступить иначе.

И с перевязанной ногой, почти не хромая и не морщась от боли, он дошёл до отдельно стоящего здания, где располагалась школьная столовая, и поспешил в обеденный зал. Толик сидел за столом у окна и, как истинный друг, охранял место для Яна. Все уже ели. Ян махнул товарищу рукой, мол, я в порядке, и пошёл к Оленьке (она, как обычно, раздавала тарелки с едой).

Молодая двадцатилетняя девушка с задорным кучерявым каре всегда очень мило улыбалась. Она нравилась всем и казалось, что и ей нравятся абсолютно все, а в особенности – это жаркое, такое солнечное лето. Её звали Оленькой. Красивое имя для красивой девушки… Оленька увидела Яна, когда он только появился в дверях, и заправила непослушные волосы под косынку, призывно помахала рукой.

На немного слабых ногах, но не от травмы, а от волнения, Ян пошёл к стойке, за которой находилась Оленька. Он очень волновался: ладошки вспотели, в животе слегка сосало где-то внутри, искусно намекая, что пора кушать, а не дурью маяться. Он подошёл к стойке. Оленька улыбнулась широко-широко:

– Где поранился? Всё в порядке? Может, пусть родители домой заберут?

Ян и думать не хотел, чтобы раньше положенного времени вернуться домой, тем более и любовь… его любовь вон как близко, только руку протяни.

– Да нет, со мной всё хорошо. Я только чуть-чуть колено оцарапал. Уже и хожу нормально, даже не хромаю. – И для убедительности прошёл туда-сюда от Оленьки до ближайшего столика и обратно.

Девушка кивнула с пониманием.

– Молодец! Держи поднос. Донесёшь сам?

– Угу! – И аккуратно, неспешно ступая, чтобы случайно не дёрнуться от боли в ноге и не уронить тарелки, пошёл к Толику. На подносе было первое, второе и третье. Толик участливо помог составить тарелки на стол и сбегал – отнёс пустой поднос. Переглянувшись, сели есть.

Ян пододвинул к себе поближе тарелку с супом и начал есть. Сегодня это был свекольник. Ааааааах! Вот она, его первая любовь! Его любовь к супам и борщам навсегда! Всё-таки хорошо, что он стал ходить в летний лагерь. Ведь дома совсем никогда не готовили суп, потому что всегда некогда.

Папина дочка

Маленькие детские ножки, обутые в розовые резиновые сапожки на утеплителе, весело вышагивали рядом с мамиными строгими туфлями цвета графит. Ребёнка вели на занятия танцами в Дом культуры и творчества.

По улицам только-только прошёлся весенний дождик, наскоро умыв засорившиеся за осень и зиму тротуары. Трава нагло выглядывала из-под каждой кочки, на ветвях набухали любимчики поэтов и художников – первые цветы. Дождевые черви каким-то непонятным образом попавшие на асфальт рисковали быть раздавленными, но в большинстве своём из-за брезгливости рода человеческого выживали, будучи откинутыми в сторону жёстким пинком. Все и всё радовалось жизни и весне.

Хозяйка розовых сапожек с изображением сказочной принцессы на их тыльной стороне спросила, специально пробегая по луже, пока её мать отвлеклась на своё отражение в витрине магазина.

– Мамочка, ты купишь мне то пышное платье на день рождения? Я ведь пригласила подруг, они принесут мне подарки, а я их за это накормлю тортом!

– Серьёзные графитовые туфли приостановились на секундочку и пошли дальше в прежнем темпе. Мать стала объяснять дочке:

– Солнышко моё, Леночка, мама, скорее всего сейчас, не сможет купить тебе в подарок то платье… Оно стоит достаточно дорого, а те резиновые сапожки, что сейчас на тебе, вот-вот станут тебе малы, так что нужно в первую очередь купить новую обувь. А платье мы потом как-нибудь… Вместе с бабушкой его купим, но только после дня рождения.

Ножки в розовом перестали радостно скакать и через силу поплелись дальше за туфлями.

– Но мой день рождения послезавтра! Я всем девочкам сказала, что мне купят то самое платье! Мама, это нечестно! Мне оно нужно сейчас, а не потом!

Так и дошли ребёнок и мать до своего пункта назначения, совершенно далёкие от решения этого вопроса.

Вернувшись домой после занятий в кружке маленькие ножки первым делом сняли резиновые розовые сапожки и пошли в свою комнату. Девочка плакала.

За дверью, в прихожей, начали тихим шёпотом спорить мать ребёнка и бабушка.

– Я ей сказала, что купим новую обувь, а потом только платье. По-другому сейчас у нас не получается. Она уже должна понимать, что мы живём небогато, как-никак восемь лет уже девке через день исполнится, торт и другие угощения уже вылились в кругленькую сумму.

– Света, ты неправа! Пока можем – мы должны её баловать, а то вдруг она станет такой же, как её отец… – здесь голос бабушки опасливо скатился до шёпота. – Если она не будет в детстве получать того, что хочет, то не начнёт ли она… – фраза не была закончена. Мать девочки быстро перебила:

– Она с ним никогда не общалась! Она не станет нарушать закон и, вообще, от него в ней ничего и нет! Ты и сама знаешь, Коля в своё время просто связался с дурной компанией.

– Хорошо, хорошо, – успокоила разошедшуюся дочь старушка. – Тогда что же нам делать? Она так его сильно хочет…

– Детские ножки спустились с кровати и быстро-быстро побежали в прихожую. Мать и бабушка опешили от внезапности. Ребёнок деловито вытер слёзы с соплями рукой и быстро обул розовые резиновые сапожки на голые ноги.

– Вот, смотрите! Они мне совсем не маленькие! Я в них ещё долго могу ходить!

Бабушка уступчиво присела на корточки, прощупала детский носок и с удивлением вскинула взгляд на стоящую рядом дочь.

– Света, здесь и вправду ещё много места. Вполне достаточно до конца года. С чего это ты решила новые покупать?

Мать застыла в недоумении: буквально на днях она проверяла и точно помнит, что места в обуви было впритык, и вскоре обувь должна была начать жать. Неужели забегалась, заработалась и ошиблась? Немой вопрос повис в воздухе.

День рождения был самым счастливым днём в году. Девочка в новом платье танцевала в окружении приглашённых подруг. Ей подарили много всего, о чём только может мечтать маленькая принцесса. Бабушка и мама в тихом согласии и взаимопонимании общались между собой, сидя чуть в стороне, счастливые.

– В группе нашего ДК вчера объявление увидела. Резиновые сапожки, точь-в-точь как у нашей малышки, кто-то украл. Нужно сказать Леночке, чтобы лучше за своими вещами смотрела, а то мало ли что…

– Только смотри, держи её подальше от таких историй. Пока мы за ней присматриваем и хорошо воспитываем, она не станет такой же воровитой, как её отец. Упаси Боже дать ей дружить с детьми из неблагополучных семей!

Вечное лето

Стрекозы, словно летние феи, то резко, то плавно танцевали в закатном небе. На деревенскую речку уже спустилась прохлада, и даже самые заядлые купальщики отжали свои плавки и разошлись по домам. Вода текла долгой, тёмной, широкой атласной лентой. Звёзды всё ещё не торопились показываться, поэтому загоревшиеся редкие уличные фонари на старых, слегка прогнивших деревянных столбах смотрелись тепло и уютно. Ветра всё ещё не было.

Юная особа по имени Маша, которая приехала из Новгорода в гости к тётке, впервые за всё время пребывания здесь чувствовала себя одиноко. Ей не спалось, да и рано было – всего девять часов вечера.

Тётя Юля и дядя Гриша смотрели в зале телевизор, кинокомедию. Они звали племянницу присоединиться к их кинопросмотру, тем более, что шла какая-то нашумевшая французская комедия, а французы, как известно, умеют шутить в кино.

Но Маша отказалась: её настроение совсем не располагало к смеху. До отъезда оставалось всего три дня, а Семён только вчера признался ей в том, о чём лучше вообще молчать или забыть. Но забыть, в отличие от молчать, не получалось. Поэтому, чтобы привести свои мысли и чувства в порядок, Мария решительно включила настольную лампу у себя в комнате и, достав из-под матраса личный дневник, стала его перелистывать.

Записи велись практически от начала её приезда сюда: мама ещё дома подарила ей милую общую тетрадь с единорогами на обложке и, вложив в руку дочери нежно розовую ручку-фламинго, сказала:

– В свои шестнадцать лет я вела дневник. Записывала в него мысли, чувства, самые яркие моменты жизни. Очень помогает всё обдумать и принять правильные решения. Когда будешь у тёти – тоже попробуй так сделать. Порой полезно отключить интернет и просто пожить пару недель без связи с внешним миром. – поучала тогда она.

А уезжала Мария не просто так – в семье назревал скандал – родители видели её в будущем медиком, а сама девочка страстно хотела пойти учиться на актрису. Не то, чтобы Маша любила или умела хорошо представляться или разыгрывать людей, а просто ей хотелось, чтобы её любили миллионы, ну, а голоса, чтобы стать певицей, у неё не было. Значит, актриса.

О да, конечно, родители и другие ближайшие родственники в разной степени любили девочку и даже с завидной регулярностью показывали это ей и всем окружающим, но для избалованной, амбициозный, фальшиво-скромной, но доброй девушки этого было мало. Как капля в море. Наверное, как иногда сейчас говорят про таких людей, Маша была энергетические вампиром. Для активной жизни ей требовалось большое количество посторонней энергии и внимания. Мать осознала это слишком поздно, чтобы что-то исправить в воспитании, а отец всё своё время по-прежнему проводил на работе. Они говорили: «позаботиться о семье и более устройчивом будущем, стать врачом или юристом мы тебе всегда поможем, а вот актрисой быть совсем не надёжно, лицедейство – скользкая дорожка». Мария же упорствовала в своём желании рисковать. Так и сложилось это не самое простое положение в их маленькой семье между войной и миром. И, чтобы вопрос не стал ребром со всеми вытекающими отсюда последствиями, упрямому ребёнку дали время подумать, поехав отдохнуть к родне в деревню на природу.

Приехала Маша к тётке на полтора месяца. Сестра отца тётя Юля была значительно его младше и только недавно вышла замуж, по этой же причине детей у неё ещё не было. Молодой активной женщине было не в тягость присмотреть за племяшкой, тем более она была очень рада увидеть её в жизни: до этого лета она Марию видела только на фотографиях и по видеосвязи.

Ладили они хорошо: Маша была послушной, а тётя Юля – не упёртой. Дядю Гришу характеризовал здоровый пофигизм: можно всё, что не угрожает жизни и здоровью, а если это ещё и на пользу семье, то он всегда поможет и поддержит как физической силой, так и материально или советом.

Раз детей у тёти с дядей ещё не было – Маша завела знакомство с соседскими ребятами. К сожалению, на её улице ровесников не оказалось, но нашлась бойкая и жизнерадостная Олька, которой осенью должно было исполниться пятнадцать лет. Сдружились девочки моментально. От совместных вылазок то на пасеку, то на речку в соседнее село, то в поле за подсолнухами и огромными букетами полевых цветов и трав у Маши в дневнике остались рисунки, фотографии, обёртки от сладостей и высушенные цветы и веточки. В углу одной из страниц был и позор – след от пальца в меду. Конечно, страничка из-за этого пахла очень вкусно, но про опрятность пришлось забыть.

Мария с улыбкой перевернула ещё несколько страниц, пока не наткнулась на моментальный снимок. На нём – она и её ровесник, улыбчивый блондин Семён. Её новый друг и первая настоящая любовь. Почему настоящая – Маша ответить вряд ли смогла бы, а если бы и пришлось, то вышло бы примерно так: «потому что он первый, кого я поцеловала», «потому, что с ним мне весело, даже когда он не шутит», «потому, что я часто о нём думаю», «я не знаю почему, но это так». В общем, ничего научного и логичного, никакой конкретики, заслуживающей называться надёжной.

В конце концов девочка взяла снимок и, аккуратно погладив яркое изображение, положила его на место, продолжая пристально рассматривать, вспоминая их первую встречу.

Помнится, её подружка Олька съела что-то не то и весь день просидела на деревянном коне – в уличном туалете. Поэтому Мария сама пошла в запланированный ранее поход на окраину деревни. Ей не терпелось увидеть недавно расцветшие цветы василька, мака, ромашки. Там после давно заброшенных и полуразрушенных свинарников начиналось целое неизведанное море трав и цветов. И говорили, что в утренние часы, когда равнодушно солнце юга ещё не начало жарить и варить землю, можно было насладиться тонкими материями – неповторимым ароматами и пейзажем, достойным картины. А если повезёт, думала Маша, то я увижу лису или зайца, а может, семью ежей.

Городской жительнице не удалось встретить диких животных, но кое-какое неожиданное знакомство всё-таки свалилось ей на голову, причём в прямом смысле слова. Семён спускался с крыши одного из зданий, оступился и полетел вниз, туда, где как раз остановилась, разинув рот, девушка. Ни он, ни она друг друга не заметили и были несколько напуганы при столкновении.

Первую минуту стояла неловкая шоковая тишина, а потом мальчик сказал:

– Извини, я тебя не видел. Ты не ушиблась? Меня, кстати, Семёном зовут.

Маша пришла в себя и, отряхнувшись, натянуто улыбнулась, потому что её учили на курсах этикета, на которые её с шести лет настойчиво водила мать, что лицо следует держать в любой ситуации, а тем более в панике.

– Ничего страшного, я в порядке. Меня Машей зовут… – она ещё раз осмотрела парня: симпатичный, высокий, с ясным взглядом. Про наличие такого селянина её подруга обязательно бы уже давно рассказала, а если нет, то…

– Я не видела тебя раньше?..

– Ах, это, – он отчего-то смутился, – я в гостях в соседнем посёлке. Вышел на пробежку с утра по привычке и, кажется, заблудился. Полез посмотреть, куда теперь идти. – объяснил он всё сразу.

После признания последовал неловкий смех и ещё более неловкая тишина.

Они подружились. Семён стал часто приходить к разрушенный свинарникам, в основном по утрам. Познакомился он и с Олькой, но так, мимоходом, только потому, что она приходилась близкой подругой Маше. Из всего было видно, что именно Мария ему интересна. Одно только во всём этом смущало – у Семёна не было телефона или компьютера. Сперва девочки предполагали, что он из очень бедной семьи, потом – что он сирота из детдома, потом – что из-за своей веры или какого заболевания не может пользоваться благами цивилизации. На первые два варианта указывали и другие детали: старая, но чистая одежда, которая никогда не менялась на другую, отсутствие общих знакомых и приглашения в гости к себе и факт, что местные часто брали шефство над сиротами из-за пособий и выплат. И, потерявшись в своих догадках, так и не выяснив правды, Маша и Ольга спросили напрямую. Сам мальчик был смущен и раздосадован, но объяснил это просто: родители сослали в глушь, чтобы оторвать от чрезмерной увлечённости гаджетами.

Подростковый роман закрутился как тополиный пух на ветру. Были в нём и подкинутые в сумку наивные письма, и полевые цветы в окно, и неловкие объятия, и неумелые поцелуи. Но самым захватывающим для них двоих оказались долгие разговоры на различные темы. К радости Маши Семён оказался ещё более старомодного воспитания, чем она: книги читал, в основном, те, что входят в списки мировой классики, а телевизор совсем не смотрел. У него не было напускной наглости и гипертрофированного самомнения, каких-либо явных комплексов. Парень был прост и чист как белый лист бумаги. Возможно, из-за этих всех качеств и свойств характера плюс приятной внешности он и понравился Маше. Внешность, как известно, всегда играла ключевую роль, привлекая внимание к другим чертам человека, побуждая узнать лучше красавца или красавицу.

И всё бы шло у Маши с Сёмой хорошо, да открылась правда. Случайно. Совершенно неожиданно, как обухом по голове. Горькая, резкая, небывалая.

Девочка закрыла свой дневник и легла на кровать, уставившись в потолок невидящим взглядом. Она вспоминала тот самый день.

Это был вторник, третье число. Ночью неожиданно прошёл дождик, и Маша размышляла над тем, придёт ли на их место, как договорились вчера, Семён. Решив, что он наверняка придёт, она отправилась на встречу, захватив на всякий случай зонт-трость. Парень, действительно, пришёл. Он, как обычно, сидел на подоконнике и смотрел на умытую степь. Видно было, что шёл по траве: до колена штаны были мокрые и грязные, на подошве кроссовок прилипла комками размокшая земля. Выглядел Семён обыденно, слегка равнодушно и меланхолично.

Увидев Машу – обрадовался и спрыгнул с окна

– Как хорошо, что ты пришла. Пошли скорее, я тебе покажу кое-что интересное! – и, взяв её за руку, потащил в сторону дальнего холма, который невесть откуда взялся в этом плоском царстве.

Запачкавшись ещё сильнее и промочив ноги, ребята всё-таки добрались до места назначения без особых происшествий. Ступая всё медленнее и осторожнее Семён сказал Маше, отпуская её ладонь.

– Я несколько раз видел здесь зайцев, наверняка под одним из кустов есть нора или две. Давай найдём и посмотрим? Ты как-то говорила, что это может быть интересно.

Девушка обрадовалась и разволновалась, что её парень помнит даже такие незначительные замечания, даже не задумываясь о том, что у себя в голове уже поместила его на образовавшееся место своей пары.

– Да, давай! Только осторожно, чтобы не повредить им, вдруг там и зайчата есть?

Как оказалось, действительно есть. Зайчата высыпали небольшими подросшими серыми комочками, словно горох, и быстро разбежались по близлежащим зарослям высоких трав и кустов. Из-за этого Маша и Семён сперва подумали, что это они так напугали дикую живность, но потом увидели истинную причину такого происшествия. Невдалеке лиса убивала зайчиху. Худая и какая-то блеклая, хищница подмяла косого под себя и с упоением впилась в его бок, ещё не добравшись до жизненно важных органов. Серый боролся, пытался вырваться и ударить врага задней лапой, но это никак не получалось осуществить. Маша закричала и, не особо вдумываясь что делает, со всей дури врезала зонтиком по спине лисе. Та взвизгнула, от неожиданности выпустила свою жертву и бросилась на обидчицу. Избежать беды – быть покусанной девушке помог Семён: он успел шагнуть вперёд и заслонил её собой. Хищница схватила парня за лодыжку, от чего-то взвизгнула и убежала куда-то вправо, туда же, куда ранее метнулась раненная зайчиха.

– Господи! Что же делать?! – в несвойственной ей манере запричитала Мария. – Срочно нужно в больницу! Я сейчас вызову скорую!

Девочка совсем забыла, что сейчас находится в деревне и до ближайшего медучреждения ехать и ехать, а сотовая связь на окраине поселения и не работает вовсе. Трясущимися руками Маша стала рыться в своей сумке, пытаясь найти необходимую в данный момент вещь. В мокрую траву посыпались наушники, салфетки, конфеты, пара невидимок и другие девичьи мелочи. Сёма схватил её за руку.

– Всё в порядке, успокойся! Я не истекаю кровью, меня даже не задело. – парень легонько встряхнул паникёршу и широко улыбнулся.

– Как не задело? Я же видела, как она в тебя вцепилась! – округлила глаза Маша. – Сейчас же покажи и пойдём ко мне, тётя с дядей помогут, отвезут к врачу! – Настаивал на своём девушка.

В конце концов, увидев на её лице слёзы, Семён сдался. Под задранной штаниной оказалась обычная нога без синяков и крови.

– Вот, смотри! Я в полном порядке – уверил подругу новоиспечённый герой и для надёжности правильного убеждения прокружился на месте.

Маша ойкнула и села на землю, выпустив сумочку из рук. Сбоку на голени кожа чуть разошлась и стало видно, что внутри находится сплошное металлическое покрытие. Сперва в мыслях девушки возник киборг и истории захвата мира, потом, чуть придя в себя, она подумала о протезах. Мир не стоит на месте и, может быть, сейчас уже производят такие реалистичные модели? До этого момента Маша никогда не задумывалась и даже не смотрела какую-то информацию этой направленности, поэтому и идей у неё было не больше нуля.

– Ты чего? – удивился Сёма и, что-то поняв по выражению её лица, оглянулся назад, подняв согнутую ногу. И замер на короткое время. – Ах, это…

Он начал объяснять:

– Я не знал, как тебе сказать… Думал, что ты не поймёшь, не поверишь мне…

– Если не хочешь говорить, то и не надо – попыталась остановить его Мария прочитанными в какой-то модной книге словами.

– Нет, нет! Я должен тебе рассказать – сев рядом, настоял он.

Тишины не было, ветер шевелил травы, стрекотали кузнечики и другие жучки-пачки, издали доносился радостный гомон птиц.

– Знаешь, вначале я хочу сказать, что ты мне нравишься. Действительно нравишься. – он не смотрел на неё и даже не поправил штаны, так и оставшись с одной голой ногой.

– А раз ты мне нравишься – я больше не хочу тебя обманывать. Меня зовут не Семён, а Сааайреон. Я – с другой планеты. Во-вторых, это не протез ноги, как ты только что подумала, наверное. Это моя настоящая кожа…

Мария села на кровати и сказала вслух:

– Завтра же объяснюсь с ним! – после чего наконец-то успокоилась и, свернувшись калачиком, заснула.

Ни на следующий день, ни после него Семён на встречу так и не пришёл. Искать его Мария не пошла, рассудив, что задела его своей яркой реакцией на случившееся, и ему тоже нужно время для отдыха и размышлений. Но к вечеру предпоследнего дня её пребывания в гостях девушка заволновалась и попросила Ольгу узнать у знакомых, где сейчас находится Семён, не случилось ли чего? Спустя недолгое время, в тот же день, Машина подруга ворвалась к ней в комнату со словами:

– Он уехал! – отдышавшись и удобно устроившись в угловом кресле, добавила детали, – Он уехал только что, но я успела с ним поговорить. Сёмка передал тебе это и просил не обижаться.

Ольга достала из заднего кармана джинсов изрядно помятый конверт. Маша сразу же его взяла и спрятала под подушку. Она была неприятно удивлена произошедшим и не знала, что делать: плакать или бросаться предметами об пол и стены. За неимением решения и шаблона действий Мария просто сделала вид, что всё в порядке и ещё какое-то время обсуждала знакомых и новости мира со своей ничего не понявшей подружкой. А когда та ушла – наконец-то осторожно достала письмо и неверными движениями распечатала его. Внутри был только один листик.

«У великой поэтессы Марины Цветаевой есть такие слова: «Я буду любить тебя всё лето, – это звучит куда убедительнее, чем «всю жизнь» и главное – куда дольше!»

Это же я хочу пообещать и тебе. Я буду любить тебя всё лето! И я очень рад, что мы всё-таки встретились, хоть и ненадолго.

Я бы хотел пообещать тебе, что мы снова встретимся или не расстанемся никогда, но не могу. На Земле это мои единственные каникулы, и сейчас, когда ты читаешь эти строки, я с соплеменниками уже направляюсь домой.

Прости, что не сказал правду ещё вначале, что дал слабину и получил от тебя чувства, которые, наверное, должны были достаться другому.

Прости за то, что я с Плутона."

На этом письмо обрывалось, и Маша, перечитав его в очередной раз, засмеялась, заливаясь слезами. Только несколько дней назад она прочитала пару научных статей про Плутон. Карликовую планету с ней теперь связывало не только небо. И она точно помнила, что была и такая информация: «Лето там длится почти век».

Выскочка

Даниель вытер кисти и посмотрел на результат своей многочасовой работы: акварельный этюд дышал жизнью. Листья деревьев шевелились от дуновения ветра, сквозь их лоскутный шатёр настойчиво пробивался нежный солнечный свет. Разморенная летним зноем кошка чёрным гибким пятном растянулась под слегка разрушенной каменной оградой, увитой диким виноградом. Это была картина, написанная по впечатлению от внутреннего дворика нового дома Даниэля. Художник остался недоволен: опять вышло мрачновато, по-видимому, внутреннее состояние автора давало о себе знать.

Он всегда писал с натуры. Ещё с самого детства. Тогда Даниэль жил с мамой, бабушкой и больной сестрёнкой в двухкомнатной квартире на улице имени Горького. Именно тогда большой внешний мир, который они с Лерой видели из окон комнат, и захватил его, подарив неординарное виденье и желание поделиться своими чувствами с другими. Голос мира и его собственный талант, то ли врождённый, то ли приобретённый в результате страданий, спас его от одиночества и отчаянья. Поэтому Даниэль отдал искусству всего себя до последней капли. Кроме того, ему очень повезло, что бабушка настояла на том, чтобы он окончил местную художественную школу, тем самым получив необходимую базу знаний. Жаль только, что работы юного художника попадали на всевозможные значимые конкурсы крайне редко, а точнее, всего несколько раз (назначенные художники не смогли представить свои работы на областные конкурсы по тем или иным причинам, в результате чего выбор пал на него). Несколько призовых мест в незначительных областных конкурсах… При этом судьи порой хвалили его труды искренне, говоря, что с таким талантом у него может быть великое будущее. Но никто не хотел протянуть руку помощи в достижении этого будущего. Вероятно, потому что он не мог отплатить за эту помощь.

Одевался он не только не богато, но и не особо модно, ведь все деньги уходили на питание, оплату квартиры и лечение младшей сестрёнки Леры. Так что Даниэлю было плохо и в обычной школе. Лерочка, младше его на четыре года, была маминой копией, но с ДЦП. И именно поэтому их бросил отец, растаяв в неизвестной дали, оставив без средств к существованию и просто без человеческой поддержки. Алиментов не было, хотя судебные приставы и обещали найти и взыскать. Мама Даниэля, Антонина, работала в двух местах мастером чистоты как сейчас принято называть уборщиц. Бабушка, успешно дожив до седьмого десятка, также по мере сил трудилась сторожем в ближайшей школе. С Лерой всегда сидел тот, кто был свободен, сменяя друг друга. Как вечный конвейер крутился вокруг больной девочки состав семьи из трёх человек: каждый знал, что её состояние можно улучшить на порядок, если постоянно заниматься, лечить, не оставлять в забвении.

Именно за то, что юный художник безропотно, с упрямством и пониманием проводил с больной сестрёнкой большую часть своего свободного времени, над ним и смеялись. Мальчишки не хотели дружить с ним, пожалуй, ещё и из-за его утончённой, несколько девичьей внешности, полного отсутствия грубости как в общении, так и во внешнем виде, не способности постоять за себя в драке. Девчонки обходили его стороной потому, что в ином случае им пришлось бы общаться и с Лерой. Вот такой замкнутый круг вышел. Тыкали пальцем, шептались за спиной, старались держаться от него подальше, окрестив странным. Ему, Даниэлю, дали обидную кличку: Чокнутая вонючка, по-видимому потому, что он иногда пах сестрёнкиными или бабушкиными лекарствами и интересовался только живописью? Кто знает…

В общем, жизнь была серой и унылой. Бывало, что соседи и учителя его хвалили, но вскользь, с оттенком сочувствия. В основном же чувствовалось: никто никому не нужен, если от тебя нет сиюминутной выгоды, здесь и сейчас (в крайнем случае, на этой неделе), никому не нужно потом, когда-нибудь, пусть даже если ты достоин стать Нобелевским лауреатом и войти в историю. Оно и понятно. Ничего в этом мире не желают так сильно как внешней красоты – это правда, но только одна вещь может соперничать с ней по количеству завистников – талант. Две вещи, которые не купишь ни за какие деньги. Никогда. Красивым и талантливым можно только родиться. Всё остальное – это подделки, суррогат, жалкие потуги создать видимость обладания желаемым качеством.

А Даниэль был действительно талантливым художником. Хотя существовала маленькая загвоздочка, которая является камнем преткновения для многих талантов во все времена: отсутствие денег для продвижения и развития. Именно в таких случаях происходит один из двух вариантов: или общество проявляет завидное равнодушие, как будто этого человека и не существует вовсе (этот вариант происходит крайне редко, в основном, если талант недооценили, или он сияет не так ярко), или же применяется грубая сила в виде травли и подстроенного физического устранения (чаще всего применяется к красивым людям, которые «мозолят» глаза). Упаси Господи вам быть и красивым, и талантливым, и бедным. Даниэля Бог уберёг: дал только талант и, как ни странно, возможно, из-за наличия больной сестры общество просто перестало замечать его наличие в этом мире. Но имена всех обидчиков, которые не стеснялись пнуть его или его любимых, Даниэль аккуратно записывал в тонкую тетрадку, которую хранил в шкафу вдали от всех глаз, до того момента, как он сможет соразмерно ответить злодеям.

И зачем он сейчас вспоминает всё это? Прошлое остаётся прошлым, его уже не изменить. Зачем же вспоминать? Может быть, всё дело в снах? Ему всё чаще снится родина: то, как он ходил по неровной, неасфальтированной улице от дома до школы. Как рано утром он ходил обдирать плодовые деревья возле дворов частных домов, находящихся подальше от его места жительства, как собирал орехи, постоянно ожидая нагоняя от хозяев этого богатства. Вспомнил, как соседи с завидной регулярностью советовали его маме продать квартиру в городе и уехать куда-нибудь в деревню на природу, чтобы тем самым позаботиться о здоровье больной дочери, обеспечив свежий воздух и спокойною обстановку. Аргументы были сладкими, но чувствовалось по косым взглядам: просто не хотят себе таких соседей под боком. Люди любят жизнь по накатанной колее, и, если что-то выбивается из привычного ритма – эту хрень стоит уничтожить или убрать с глаз долой.

Даниэль вспоминал всё это с некоторым раздражением и обидой. Ведь люди совсем не меняются, только приспосабливаются к окружающей среде ради выживания. Как приспосабливались его мать и бабушка вечно гнуть спину, не рассчитывая ни на чью поддержку, как приспосабливался он сам жить без друзей, но с целью в жизни. Как приспособились все их знакомые и никогда не виданные ранее родственники просить помощи и денег, как только он смог взлететь на вершину.

А прославился Даниэль волею случая: коллекционер купил все его работы и пригласил жить в оплаченной студии. Всё это произошло во Франции, куда он поехал, благодаря неимоверным усилиям бабушки, мамы и его самого: копили практически по копейке. Всё – для поездки на крупнейший художественный салон в мире, куда его пригласили каким-то чудом, благодаря интернету и победе в одном из сетевых конкурсов. Так что выбиваться в люди следовало самому. Красивые, немного лубочные работы на популярные темы покупались. Но самые лучшие его работы никто на родине так и не купил, возможно, из-за их некоторой тяжести и грусти, и они копились до поры до времени, пока случайно не попались на глаза истинному ценителю живописи. Даниель писал свою обычную жизнь, жизнь своих родных без прикрас. Реальность как она есть, но глазами, освещёнными талантом. Выжить на средства, заработанные от продажи своей живописи, для молодого художника оказалось нерельным, да и помогать семье нужно было, так что после школы он сразу пошёл работать на местный завод. Благодаря этому, Даниэль иногда мог ездить на вернисажи и отправлять на художественные конкурсы свои работы.

Попытки получить спонсорскую помощь от местных предпринимателей окончились печально: от него потребовали документальные доказательства того, что он действительно талантлив. А так как весомых грамот он не имел, в Союзе художников не состоял, газеты про него не писали, персональных выставок не имел, то и доказать, что его нужно поддерживать, он так и не смог. Очевидный результат.

Потом, потом, когда он стал взбираться наверх и познакомился с несколькими ведущими модельерами мира, начал с ними сотрудничать в создании расписных материалов, когда фабрики стали выпускать фарфор с его рисунками, когда картины, написанные его кистью, попали на самые элитные аукционы, когда он стал иллюстрировать популярные романы… тогда люди приспособились. Но не все.

Даниэль сел за ноутбук. Отвести душу. Он готовился выставить в Инстаграм* новое фото: он в ресторане на верхушке Эйфелевой башни пьёт кофе в обществе мисс мира.

Более десяти тысяч лайков на предыдущее фото, где он с мамой и сестрой, которые уже какое-то время живут в Германии, где очередной курс лечения проходит Лерочка. Несколько сотен писем в Директ и очень-очень много лестных комментариев.

Даниэль специально не держал секретаря, хотя мог себе это позволить. Эту работу он всегда делал сам. Его помощница занималась совсем другими вопросами, а здесь … здесь было его поле.

Он удручённо вздохнул. Последний комментарий гласил:

– Хватит свою мазню картинами называть! Эти европейцы совсем с ума посходили, но мы то видим, как ты туда пролез, извращенец чёртов! В тридцать пять лет мужик не женат, нормальный ли он? Кроме того, мы-то знаем, из какой ты семьи вылез, нищеброд, там все странные! Выскочка! Аферист!

Даниэль достал тоненькую тетрадь из нижнего ящика письменного стола, который всегда был закрыт на ключ. Тетрадь была старенькая, простенькая, в клеточку. Художник что-то записал в неё. Все более ранние записи были уже вымараны.

Социальная сеть Instagram* – продукт компании Meta*, которая является экстремистской организацией, деятельность которой запрещена на территории РФ.

Бег на вымирание

Белое белое-солнце только-только вступило в зенит. Пахло жжёной травой, потом и мочой: телохранители даже по этому делу далеко не отходили. Пять пар натренированных глаз с напряжением всматривались в окружающий пейзаж. Вооружённые и готовые на всё они точно знали, зачем они здесь: Большого Бу хотели убить, на его семью объявили охоту и вполне удачную – в прошлом месяце, упокой её душу Господи, отошла к праотцам сестра Бу, Эмми.

Исходя из этого, и было решено принять меры: охрана тела круглые сутки, плюс охрана периметра и патрули. Большой Бу должен был выжить, несмотря ни на что, от его жизни зависела судьба целого государства. Его деньги давали им всё, кормили и одевали, лечили и выучивали их всех, в том числе жён и детей тех убийц, что вызвались его охранять.

Их гематитовая кожа и насмешливые толстые рты ждали нападения, внутренний голос шептал и шептал: сегодня, это будет сегодня. Белки глаз варёными яйцами белели, то туда, то сюда гоняя чёрные камешки зрачков, спрятанные за совсем не прозрачными линзами плотно прилегающих солнцезащитных очков. Так правильно, так не видно, куда смотрит их обладатель, так будет обманут враг.

Бу ничего и никого не боялся. Он вообще не ведал, что такое страх. Но при всём при этом он не любил разного рода стычек, старался уйти от конфликта и при любом удобном случае убегал куда подальше.

И вот сейчас настал именно такой момент. Запах надвигающейся опасности достиг его ноздрей. И Бу побежал. Сперва тяжело, неспешно. Но, когда двое его телохранителей упали и не поднялись, а ещё один прислонился к толстому стволу безлистного дерева и, словно прикорнул, с трудом то смежая, то поднимая веки, Бу почувствовал запах смерти и прибавил шаг. Теперь он бежал очень быстро, и пыль, поднятая при этом, очень удачно скрывала его хотя бы частично от нападавших.

Но и этого оказалось недостаточно. Бу всё ещё бежал, когда огонь чужой жадности укусил его несколько раз, и он перестал видеть. Белое-белое солнце потухло и даже звёзд не осталось. Но он всё ещё слышал шум и гам.

Потом, чуть позже, треск и шум стихли, и снова стало спокойно. Запах смерти подошёл совсем близко, и ещё один, и ещё один. И ещё. Они пахли потом и мочой. И смертью. И страхом. Первый запах чем-то пнул его по рёбрам и сказал:

– Извини, Бу, ничего личного. Просто за тебя много дают…

Вот тут-то и отключили звук, так же как белое солнце. Но Бу не расстроился. Он не знал, что его зовут Бу, ведь в детстве родители звали его по-другому. А они пахли радостью, он помнит.

Утром следующего дня объявили национальный траур. Третий за полгода белый носорог северного подвида пал от рук браконьеров. Ещё несколько осталось, но всё же это было тяжко. Ведь, если дело пойдёт так же, страна лишится существенной поддержки от богатых стран и зоозащитников, да и про туристов не стоит забывать…

И запричитали гематитовые плакальщицы над белой тушей.

А где-то там Маленький Бу бежал к своим родителям и сестре.

Там пахло радостью.

Бесценная коллекция

Баночки стояли по всему дому и даже в летней кухне. Они были такие разные и такие дорогие его чуткому сердцу. Это, действительно, было бесценная, редчайшая коллекция, собранная простым обывателем, благодаря неимоверным усилиям, терпению и денежным вложениям. Хозяин и единственный владелец этой удивительной коллекции, Вениамин Иванович Чук, мужчина уже не молодой, но достаточно бодрый, всегда ходил наглаженный и прилизанный, хотя давно развёлся со своей благоверной. И все обязанности по хозяйству, о которых он раньше и представления не имел, взвалились на его слегка сутулую спину. К своему удивлению он неожиданно открыл, что мыть посуду иногда даже приятно, особенно если делать это раз в неделю, а протирать пыль раз в месяц – весёлое занятие (так как находятся давно потерянные вещи: носки, трусы и зубная щётка, упавшая за стиральную машинку).

Вениамин работал заведующим магазином стройматериалов, но дальше по карьерной лестнице не пошёл: всё устраивало. В подчинении у него были только женщины с несчастной судьбой, кто замуж думал выйти из такого «мужского» магазина, а кто просто тянул свою лямку: боялись менять место работы, даже если что-то и не устраивало, так как на шее, удобно усевшись, сидели дети и мужья с домашними животными. Но, зная и видя всё это, Вениамин Иванович предпочитал не вмешиваться в судьбы других людей, резонно считая, что действительно помочь советом почти никому невозможно, а действием – опасно (финансовые возможности простого человека ограничены и, не будучи обладателем миллионов, очень трудно сделать что-то доброе, крупнее чем подать пару монет нищему), да и кто будет прислушиваться к постороннему человеку, живущему не так, как им самим хотелось бы? А Вениамин Иванович жил, словно рак-отшельник: на работе деловой и доброжелательный во всём, что касается дела и становился немногословным, когда касались личной жизни или городских сплетен (что с успехом списывалось на «мужской характер»). Он жил своей жизнью, почти никого в неё не впуская, только родственников, друзей с разных уголков мира, где он когда-то бывал да пары волнистых попугайчиков, которых ему подарили на юбилей…

В отпуск, на отдых Вениамин ездил каждый год обязательно. Хотя, если не кривить душой, то у меня язык не повернётся назвать это отдыхом. Скорее всего, это был поиск сокровищ. И каждая такая поездка планировалась так тщательно, перерабатывалось так много информации, что впору завидовать организаторам научных экспедиций. Все эти знания нарабатывались через интернет, познавательные журналы и телепрограммы, которым он не очень-то и верил, но использовал каждую крупинку доступной ему информации. Соседи же и продавцы ближайших магазинов, где он отоваривался, коллеги по работе, врачи в больнице и даже дважды приходивший журналист (оба раза неудачно, так как Вениамин в то время отсутствовал в городе, а на незнакомые номера по мобильному телефону он не отвечал), не смогли при полном желании и даже за деньги ответить конкретно, так что же коллекционирует Вениамин Иванович? Монеты, марки, ювелирные украшения, ордена, оружие? Может быть, как Набоков, бабочек? Или джазовые пластинки, как Харуки Мураками? Или очки как Элтон Джон? Или, к примеру, вино, пивные кружки, фигурки слонов-лягушек? Одна догадка сменяла другую догадку, с полным правдоподобием подстраивая под себя те редкие факты, которые могли дать разгадку этого вялотекущего ребуса.

Все жители любого маленького городка знакомы друг с другом или другом друга через третьи, вторые или первые руки. А получить ворох сплетен о любом интересном вам человеке можно, но достаточно хлопотно, потому что задаром никто вам ничего не расскажет (а вот, если по пивку да по шашлычку – тут и язык сам в пляс идёт, расскажет и того, что ещё не было, но обязательно будет). Поэтому люди знали, что Вениамин Иванович человек экономный, можно даже сказать, прижимистый. Ему пару раз оставляли наследство дальние родственники, он носил одну и ту же одежду классического кроя по пять лет кряду, ходил на рыбалку не столько ради релаксации, сколько ради ухи и вяленой рыбки, сажал каждый год огород своими силами и даже палисадник засаживал картошкой. Но что странным образом было не понятно общественности – ради чего всё это делается, с какой целью? Масло в огонь подливало ещё и то, что к Вениамину иногда приезжали уж сильно иностранные иностранцы, настоящая экзотика для такой местности (а скорее, мышления) как город Н. А, кроме них, иностранцев этих, никого Вениамин в гости не водил, не привечал, отговаривался, что у него не прибрано и бардак, мол, стыдно перед людьми. Приезжие гости целыми днями просиживали в его домишке, а когда изредка бывали подловлены любопытными соседями на свежем воздухе, в такие дни всё время крутящимися у себя во дворах, громогласно и жизнерадостно, восхищённо восхваляли Вениамина Ивановича на английском языке. Как перевёл старшеклассник, сын соседки Нины, они хвалили поистине бесценную коллекцию, терпение, чувство прекрасного и явное увлечение своим хобби принимающего их у себя хозяина. А на прямой вопрос и гости, и хозяин, их принимающий, всегда отвечали очень серьёзно: вы не поверите, это самый простой песок, ничего ценного.

И люди не верили. Шептались между собой, что какой бы дурак поехал в их тьму-тараканью за простым песком: его-то и у себя на Карибах, в Америках полным-полно и получше, чем у нас здесь. В их головы лезли мысли о золотом песке и о том, что глупее отмазки они в жизни не слышали – вот что значит иностранцы, не понимают, что говорить-то нужно, чтобы на правду похоже было. Говорили, могли, что ли, про картины сказать или марки или, чем чёрт не шутит, кукол фарфоровых, что ли? А то заладили: песок, песок… Чушь какая-то, да и только. И побежали слухи из одного конца города в другой. И напридумывали всякого, что только в кино увидеть можно. И, пошептавшись-пошептавшись, через какое-то время успокоились до поры до времени: всё-таки человек завмаг, а не Петька-дворник, такого не тыркнёшь просто так, без последствий не оговоришь (да и без личной заинтересованности кому это нужно – тратить время и нервы?)

И вот, в том же году в местной газете вышла статья о разных коллекциях. О коллекциях мирового уровня и тех, что собирают самые обычные люди в самом городе Н. И среди стройных рассказов об удивительных коллекциях работ Фаберже и советских ёлочных игрушках, молодая, но активная журналистка, вспомнила и свою неудачную попытку познакомиться с Вениамином Ивановичем и его коллекцией. Ввинтила словечко о нём так: «вот, мол, есть у нас в городе и коллекционеры-затворники, с которыми трудно связаться, но слава об их хобби ходит по городу и не даёт соседям покоя. Говорят, что, возможно, у В.И., заядлого путешественника, объехавшего полмира – настоящая пещера Алладина с драгоценными камнями, серебряной утварью и золотыми монетами с затонувших кораблей. На мой взгляд, всё это – фантазии любопытных обывателей, но так это или не так, мы так и не узнали, потому что простым смертным в иные места путь закрыт. Но будем надеяться, что большинство коллекционеров нашего любимого замечательного города Н с радостью продемонстрируют свои достижения, пусть даже они и не мирового уровня, всем желающим.» Статья имела успех у читателей и её живо обсуждали. Люди с радостью хватались за возможность рассказать о своих путешествиях и привезённых из них тарелочках на стену, магнитах на холодильник и ракушках. Другие же живо обсуждали чужие увлечения с разных ракурсов зрения, при всём при этом не имея своих собственных и даже не понимая, зачем они нужны. А журналистку неизменно хвалили, говорили, что умеет живо написать на интересную тему.

Да вот только через месяц произошёл пренеприятнейший случай. Соседи обнаружили, что калитка во двор Вениамина Ивановича открыта настежь, как и дверь в его дом. Ночью большинство из них слышали какие-то шумы из его дома, то ли крики, то ли звуки бьющегося стекла, но полицию вызывать не стали «Бог с ним, а то потом крайними окажемся» – говорили люди, которых он ни разу ничем не обидел: ни словом, ни делом.

Пошли, посмотрели, что там да как. Пошли толпой, почти что всей улицей. Ну, во-первых, так не страшно и отвечать не придётся конкретно кому-то одному перед правоохранительными органами, а во-вторых, если слухи о сокровищах – правда, вдруг среди этой суетни удастся незаметно что-то взять себе? Но горькое разочарование постигло всех.

Никаких сокровищ и в помине не было. Всё поломано, побито, исковеркано, обои ободраны, а полы вскрыты. Видимо, грабители искали те самые сокровища Алладина и до конца не верили, что так круто прокололись, и здесь им нечем поживиться. Но увы и ах! Вениамин лежал в странной позе на груде разноцветного песка, перемешанного с битым стеклом от сосудов, где он хранился. Был здесь и розовый песок с Багамских островов, и красный с востока Гавайского острова Мауи, и чёрный из далёкой и суровой Исландии, самый мелкий и белый, как мука, Австралийский песок, песок из Сахары, Ялты, Казантипа, из Флориды, оранжевый с Мальты и серый местный. Всё это разнообразие в прошлом превратилось в настоящем в одну серо-буро-пошкарябанную массу непонятного цвета. Всё побили и пересыпали, думали, что сокровища в песке прячет. На ней-то, на этой горе, и лежал, спрятав под себя последнюю целую бутыль с редчайшим зелёным песком, Вениамин, в крови и синяках, без признаков сознания. Увидев такое дело, соседи попричитали, внимательно осмотрелись, насколько это позволяли сделать опасные осколки на полу, и, сетуя и гомоня, выкатились во двор. Кто-то пошёл смотреть летнюю кухню и сарай, а вернувшись, зло сообщил, что и там только «этот долбанный песок». Кто-то даже в уличный туалет заглянул. Кто-то вызвал «скорую помощь» и полицию.

Соседка Нина, живущая справа от Вениамина, сказала соседу, живущему в огородах: «Сам виноват! Нечего было слухи распускать о своём богатстве. Его ведь никто за язык не тянул. Жил бы, как все мы, и не лез бы вперёд всех. А то как вспомню, с каким важным видом мимо нашего двора он всегда проходил. Тьфу! Аж противно.» На что тот ей отвечал: «Злая ты, Нинка, на язык. Ты посмотри только: человека избили, ограбили, вон как весь дом разнесли-раскурочили. А ведь эти грабители завтра могут к тебе или ко мне прийти, потому что у него-то они нашли только песок, а у нас-то с тобой дедовское золото припрятано да сберкнижка есть! Так что молиться надо, чтобы этих сволочей поймали да посадили поскорей. А Веньку жалко. Ни за что пострадал мужик, за мечту вроде как.»

Бронежилет

Анфиса Львовна собиралась в магазин. Обычно она заходила в супермаркет вместе с коллегами после работы и покупала что-нибудь вкусненькое, часто дорогое и совершенно не необходимое. Свежее манго, имбирь или красная рыба покупались так, словно это хлеб, спички или соль. Анфиса Львовна спускала на эту пыль в глаза львиную долю своей зарплаты, а оставшаяся часть денег уходила на салоны красоты и корм для кота.

Ну, а для поддержания имиджа состоятельной семьи ей приходилось экономить как только можно без вреда для здоровья и так, чтобы легко было скрывать правду от посторонних глаз: самая дешёвая туалетная бумага за пять рублей покупалась для домашнего пользования, а мягкая, розовая, висела не тронутая, дожидаясь гостей. Муж и она пили дешёвый заварочный чай, иной раз отдающий какой-то трухой, а для гостей и соседей была припасена жестяная подарочная банка крупнолистового индийского отборного чая со вкусом клубники со сливками. Все вещи в доме, купленные по случаю на сезонных распродажах или в кредит страшно береглись. И даже в таком вопросе как гигиена находились лазейки для экономии: они с мужем мылись обычным туалетным мылом за 13 рублей, а гостям даже просто вымыть руки подсовывали Dove. И такого рода способ сокрытия своего истинного финансового положения приносил свои плоды и, можно сказать, неплохие такие плоды.

Ещё в начале её супружеской жизни в регистратуре больницы, в магазине, на старой работе или даже в гос. учреждениях зорким оком заметив у неё отсутствие признаков достатка (да и откуда им было взяться, если сирота?), её частенько оскорбляли, игнорировали, высмеивали или выставляли скандалисткой при попытках добиться справедливости, но теперь собранный по крупицам социальный бронежилет работал отлично: внешние признаки среднего класса обеспечивали ей и её семье изначально не предвзятое отношение со знаком плюс.

Замуж она вышла по любви, за хорошего человека из небогатой, порядочной семьи. Муж относился к ней с любовью и пониманием. Очень скоро они поняли необходимость блефа для достижения желаемого спокойствия и счастья. И её Вадик работал с того времени с утра до вечера, а по выходным иной раз даже шабашил. Он не мог сразу дать достойный уровень ей и их детям, но делал всё, чтобы прийти к этому хотя бы постепенно. Со временем построили дом, летнюю кухню и баню. Они, Вадик и Анфиса, были как заядлые корешки, но руководила Анфиса Львовна, это она определяла всеобщий курс на успех и брала на себя ответственность и за провалы, и за успехи.

И даже на работе, которую она с таким трудом выследила и дождалась (так как тёплое место не так легко получить, потому что зачастую оно переходит по наследству из рук в руки, из поколения в поколение), ей платили не плохо опять таки из-за того, что она удачно блефовала и играла на грани фола. И вот, директор думает: вон какие запросы у человека и, следовательно, их нужно поддерживать, ведь человек образованный, амбициозный и работает неплохо. Приятный такой человек, мало ли что может выкинуть.

И никто из бухгалтерии или руководства фирмы ни разу не подумал, почему это мы должны платить ей больше только потому, что она тратит много, а не потому, что она работает лучше или больше всех. А ведь лучше всех работает у нас в фирме уборщица, но ей мы платим по результатам собеседования, то есть даже меньше, чем рассчитывали изначально. Но всё было так, как было, а не так, как должно быть.

И Анфиса Львовна стояла перед большим зеркалом у себя в спальне и думала о том, чтобы ей надеть. Нарядов у неё было не так уж и много, но все тщательно отобранные и продуманные. И в тот момент Анфиса Львовна рассуждала так: сегодня суббота, соседка работает пятидневку, а это значит, что она дома и всё видит и, возможно, тоже в магазин пойдёт что-нибудь купить. Кроме того, в этот же магазин ходит Элла Ж. а она работает в администрации и дружит с женой шефа. И, ах, да! Дочка говорила, что в этот же магазин ходит кто-то из её подружек. А это значит, что могу встретиться с кем угодно и нужно выглядеть хорошо. Завтра, что ли, поехать в торговый центр? Нет, жаль, не выйдет. Мне-то всего и нужно, что пара луковиц и куриные кубики. А зарплата мужа уже распределена на месяц вперёд, и мы не планировали завтра ехать куда-нибудь, тратить бензин. Да и всё необходимое, вроде, есть. Только лук и кубики. И, кроме того, всё-таки завтра воскресенье и хочется хотя бы один день отдохнуть от всего этого. Так что нужно собраться, взять себя в руки и сходить.

Она грустно вздохнула и достала шкатулку с украшениями. Одела ещё одну цепочку, намного более массивную, чем та, что она носила постоянно с крестиком. Серьги крупные, с камнями, свекровью подаренные за рождение детей. Браслет с шармами и четыре кольца покрупней, купленных по случаю со скидками по ценам завода-производителя из золота 925 пробы, кое-какие с камнями, но, в основном, витиеватые, широкие. Посмотрела на свои толстые, уже не молодые, но ухоженные, не знающие физического труда руки: модный лунный маникюр на нарощенных ногтях выглядел, как и положено, неестественно и грубовато. Естественно, ей это не нравилось так же, как и рваная стрижка и покрашенные в серобуропошкарябанный цвет волосы, но всё это сейчас модно, а следование моде – непреложный атрибут успешных людей. По крайней мере, Анфиса Львовна не была настолько сильной и финансово независимой личностью, чтобы позволить себе жить так, как ей хочется в том обществе, в котором она обитала. А так как она из последних сил старалась соответствовать той прослойке общества, куда смогла добраться и укорениться за долгие 30 лет, то она предпочитала не рисковать и не выпячиваться и жила, свято соблюдая негласные правила своего окружения. Окружения, которое в большинстве своём не прилагает никаких усилий и не понимает, зачем это нужно ведь они и так живут сладко да гладко по праву рождения в данной прослойке, неосознанно используя защитный бронежилет модной одежды, золота, высшего образования и не знающего физической работы тела, так что создавалось впечатление, что всё хорошо, и жизнь хороша, а ужасы, которые иногда случаются на окраинах нашей империи – это просто страшилки на ночь.

И раздражённо сморщив нос, устав от рассуждений, она переоделась из домашнего хлопчатобумажного халата в льняной фирменный сарафан модного нынче в этом году персикового цвета и села краситься. На макияж Анфиса обычно тратила чуть больше двух часов. После чего, взяв сумочку из натуральной кожи и обув босоножки на пробковой подошве, она придирчиво осмотрела своё отражение в зеркале. Низенькая, толстенькая женщина неопределённого возраста смотрела пытливо и цепко. На ней был привычный для защиты статуса и нервов бронежилет. Защитный налёт устоявшегося благополучия.

Пусть видят, с кем имеют дело. Лучше предупредить конфликт, чем потом его разруливать. Ведь иной раз бывает и поздно уже что-то исправлять, что-то разъяснять. А так – примитивная мера самозащиты.

И, возможно, ей придётся купить какую-нибудь престижную мелочь и разговаривать битых полчаса про отпуск на море и лучшего парикмахера в городе, но, благодаря всему этому, её семья не знает особых проблем и живёт в относительной безопасности и даже постепенно продолжает наращивать дивиденты и повышать уровень своей жизни. А в конце месяца ей обещали прибавку к зарплате, да и квартальной выбрали. То ли ещё будет! У Анфисы Львовны долгоиграющие планы на будущее. И, как она точно знала, понимающий муж – это ещё пол счастья, а вот правильно выбранная жизненная стратегия – это наше всё.

Стрела Амура

Димка почти не волновался, это было не в его манере. Он был практичный, достаточно умный парень двадцати лет от роду, студент с обаятельной улыбкой и с карими собачьими глазами. В кафе «Пить Кофе-Чай» его ждала любовь всей его жизни, прекрасная девушка Варвара, 19 лет, с васильковыми глазами и нежным румянцем на пухлых щёчках. Вот уже три дня как они начали встречаться.

О! Их знакомство требует отдельного рассказа. Это очень романтичный момент.

Димкин друг Максим, с которым он познакомился пару месяцев назад на Дне рождения кого-то из однокурсников, был сыном главы отдела по делам молодёжи города и имел кучу друзей и беззаботный нрав. Он-то однажды и показал Дмитрию одно своё очень интересное фото на телефоне, где он был в выше упомянутом кафе с двумя девушками: обеих звали Варварами. Но, что так же удивительно, кроме одинакового имени девушки и внешне были несколько похожи друг на друга, да и одевались до смешного схоже. И даже сейчас Димка помнил тот поворотный момент его судьбы во всех мельчайших подробностях. Макс, бегло пролистывая фото-галерею на своём айфоне, так же бегло рассказывал о своих знакомых: кто, что, как, когда.

– Эт Виталик-шахматист, это какие-то девчонки, что-то с танцами связанное, эт Игнат Степанович и моя мать, эт Толик, сын главврача, эт Мишка-прыщ, сын какого-то бизнесмена, эт я с командой по баскетболу, это я с журналистами. Вот это я с тренером по борьбе, Тиграном Мартиросяном. А это две Варварки, дочь заммэра и её подружка, кажется, дочь какой-то училки по русскому языку…

Вот тут-то стрела Амура и пронзила сердце Дмитрия, как фрукты пронзает шпажка, или как заноза вонзается в палец. И, не теряя времени зря, он сразу же взял «быка за рога».

– С этими хочу познакомиться. Аппетитные красотки. Сведёшь?

– Да нет. Сейчас не могу. Я завтра отбываю в гости к тётке. Так что – только когда вернусь. – Ходили слухи, что тётка Максима после своего отъезда в столицу нашей страны больше ни разу не была замечена на своей малой родине и даже не стеснялась говорить, что это не её уровень. – Если прижало, сам познакомься, они в кафешке на Коммунистической часто кантуются или в ДК на Западном…

После чего так сложилось, что Димка следующим солнечным днём проходил мимо того самого кафе и, устав от жары, зашёл съесть мороженое и выпить мохито со льдом. И заходил, и заходил туда с завидной регулярностью, пока там не появилась Варвара.

Подошёл, познакомился, упомянул общих знакомых. Шутил, сыпал комплиментами, мимоходом рассказал, кто он и что он. Угостил едой и напитками, сбегал за цветами, пригласил в кино. Выйдя из заведения, как в тумане добрался до дома и завалился в кровать. Чувства буйствовали, мечты переполняли.

На следующий день всё было сказочно, но без каких-либо грязных поползновений. Кино, сладости, шутки, комплименты и приглашение в парк развлечений на следующий день. Она согласилась. Общение было беззаботное: он спрашивал – она отвечала, она спрашивала – он отвечал. СМС-ки по вечерам и утрам и множество весёлых шуток. Дима старался не затрагивать слишком серьёзные темы, не говорил о родителях или планах на будущее, резонно рассудив, что это не самые подходящие темы для романтических свиданий. Варвара так же была очень деликатна и совсем не зазнавалась, вела себя непринуждённо и просто, без каких-либо закидонов. Ему это нравилось. Дима думал – «Гля, как подфартило! Дочь богатых родителей, а вменяемая». И сердце его начинало биться сильнее.

Так незаметно пронёсся ещё один день, а потом вернулся Макс. В честь данного события договорились вечером встретиться и посидеть где-нибудь, пообщаться.

И вот летним душным вечерком Димка и Максим пришли в знакомое кафе, а там их уже ждали две Варвары. Максим оживился и радостно обнялся-расцеловался с новой Варей.

– Ух, красотка, Варька! С отцом по делам государственным в Лондон летала?

При этих словах Дмитрий видимо побледнел. Улыбка сползла с его губ, и момент удивления и неподдельного шока промелькнул явной переменой на его лице, как гром среди ясного неба. Но он быстро взял себя в руки и внимательным взглядом посмотрел на свою Варю и подумал с искренним чувством нагло обманутого человека – «Как она сегодня неряшливо одета! Да и волосы вроде бы не свежие? Фуу, и как я раньше не видел, что она не умеет одеваться? Нужно свести на нет наши отношения и поскорее».

И сердце его, испытав горечь разочарования, тут же утешилось и возликовало, вторая Варвара была умопомрачительно хороша: смешливые васильковые глаза и нежный румянец на пухлых щёчках красили её необыкновенно. Дима был поражён стрелой Амура, как шашлык шампуром или как зубная щель зубочисткой. Он снова обрёл любовь всей своей жизни и возблагодарил небеса и свой счастливый случай за то, что они помогли ему избежать роковой ошибки: он чуть было не влюбился в не ту девушку.

Урок

Жан-Поль ненавидел Реми всеми фибрами своей благовоспитанной души. Он готов был придушить его голыми руками. Но это действо было бы опрометчиво и губительно для его блестящей карьеры, поэтому, а ещё потому, что не пристало человеку его уровня поддаваться сиюминутным эмоциям, он глубоко вдохнул и досчитал до пяти. И это помогло. Как всегда. Хотя, может быть, дело в том, что он флегматик? Бог его знает, может, просто привычка, выработанная за годы трудной, утомительной, мозговыворачивающей работы. Он точно не знал, да и не акцентировал на этом внимания.

А вот Реми, Реми заслуживал пристального внимания ещё со времён их студенчества. Ещё тогда его интересовали не науки, а развлечения и различного рода оргии, беспробудные вакханалии с утра до вечера и с вечера до утра. Благо, что из порядочной семьи, продолжатель династии, цвет нации… Им всё прощали, так же, как в своё время и их родителям. Их альма-матер воспитала не одно поколение влиятельных людей. И их дети пойдут по этой же тропе, Поль знал это, как дважды два. Ну, да ладно, в молодости излишествами почти все балуются, особенно, если денег у родителей «куры не клюют» да интересов особых не привито. Но, как правило, к 30 годам перебесившись остепеняются. На крайний случай, насобачиваются просто гениально, можно сказать, профессионально скрывать свои пороки от посторонних глаз. Но этот! Просто чудо, что он попался только сейчас! По-видимому, дураку везло. Теперь-то жизнь преподнесла этому шалопаю Реми урок. Дала крепкого пинка под его жирный зад! Сколько грязи журналисты на него вылили! Это просто гениально! Это надо же, не узнать сколько лет девке, с которой спишь! Ну, и что с того, что выглядит она на все 25, что? Сейчас хамелеонов век, хрен его дери, не поймёшь, где мужик, а где баба, а не то что, сколько кому лет. Жан-Поль всегда был осторожен в таких делах – расслабляться нужно с умом: подготовь, а потом делай. И скорее всего, что именно своей детской беспечностью Реми-то и бесил его больше всего. Реми словно считал, что ему всегда всё сойдёт с рук, всегда его жирный зад кто-то прикроет. Это-то и выводило Поля из себя. Неизменно. Всегда.

Любимые эклеры с чашечкой эспрессо радовали глаза и желудок. Но настроение было испорчено. Жан-Поль, как и обещал, снял трубку и перезвонил Жилю (тот звонил ему рано с утра). Жиль хотел заручиться его поддержкой и сообщил: остальные уже присоединились к делу.

– Алло? Жиль, ты? – Поль сморщил нос, только так проявив своё недовольство сложившейся ситуацией, словно где-то в комнате воняет. – Конечно, я с вами. Я нажму на кое-какие рычаги в связи с этим делом, позвоню Гюставу, и переведёт его в другую структуру, пусть теперь там работает. – Молчание на том конце провода расслабилось и ответило:

– Хорошо, Поль! Ну, а всё остальное сделают его деньги. Я всегда знал, что ты помнишь где свои, а где чужие. Это ведь не ради НЕГО, но ради НАС самих. – и отключился. Жан-Поль скептически хмыкнул и положил трубку на рычаг.

Конечно, он знал, где свои. Вот, так дашь хоть раз утащить овцу из своего стада (какая бы она паршивая не была бы), и повадятся волки таскать всех без разбора. Свой круг нужно защищать последовательно и яростно, так, чтобы впредь никому и в голову не пришло их тронуть. Это то, что каждый из них впитал с молоком альма-матер, их главный урок жизни: свои своих всегда прикроют, рука руку моет.

А журналисты погавкают и замолчат.

Муки совести

Валентин Валентинович сходил с ума. Муки совести сживали его с этого света на тот. Он уже был близок к тому, чтобы начать биться головой об стену. Но только что и сделал, что снова начал курить. И это-то – после двухлетнего перерыва!

Областной чиновник средней руки, ещё молодой, но уже солидный мужчина с двойным подбородком и устоявшимся животиком, каждое новое утро смотрел на себя в зеркало всё с большим и большим отвращением. Он был страшно, почти непоправимо виноват перед своей семьёй. Его действия чуть-чуть не разрушили её: теперь он знал это. Всё прояснилось случайно.

Сначала он во всём признался своей любимой жене Лизочке. Конечно же, она была совсем не дурой и, возможно, давно догадывалась обо всём, но откровенно об этом они ещё не разговаривали.

Потом, по-видимому, Лиза рассказала всё своей матери, тёще Екатерине Вячеславовне. А та, в свою очередь, растрезвонила о его малодушии тестю, Семёнычу… И понеслось!

Теперь в его семье на него косо не смотрел только кот, британец по имени Принц, шести месяцев от роду, которого он подарил младшей дочери на 14-тилетие. Вся семья дружно, как по команде, осуждала его и ненавидела за ошибки прошлого. В их глазах он теперь был слабохарактерным трусом.

После того разговора Лизок как взбесилась и отравляла своими едкими замечаниями любой разговор. Как-то за обеденным столом невзначай ляпнула что с таким папой Светик может смело отказаться от своих мечтаний и планов на светлое будущее, а потом ещё, кажется, когда речь зашла о желании дочурки учиться за границей «это у других амбиции через край льются, а мы и крошками довольствоваться можем, ведь у нас в семье другие проблемы, не так ли, Валя?…» И всё тому подобное и всё такое едкое и неприятное. И заканчивалось это всё только после фразы: «Да что ты за мужик?!» И так изо дня в день.

Вот поэтому-то Валентин Валентинович и сходил с ума. Муки совести не отпускали его ни дома, ни на работе. Он даже кожей чувствовал свою вину и беспомощность. И зачем он обо всём рассказал!? Дурак! Тряпка! Дебил! А стресс тем временем нарастал, нарастал и нарастал и грозил прорваться в самый неподходящий момент, и, Бог знает, в какой форме проявиться.

Но всё гениальное просто. А Валентин-то не был дураком. И, в конце концов, он достаточно быстро нашёл выход из сложившейся ситуации: Валентин Валентинович дал обещание самому себе, а потом и супруге, что теперь, в следующий раз (и все разы, последующие за ним), когда ему выпадет такая возможность, он больше не будет трусом, боящимся за свою шкуру: он украдёт больше, намного больше! Чтобы хватило на всё, чего им только захочется.

Ящерка

Буро-серая ящерка ловкими быстрыми движениями ползла по стене двухэтажного здания центрального ДК города. Ей нравилось яркое солнце и то, что бетон был ещё тёплым. Плыли звуки и запахи.

У главного входа в ДК висел список всевозможных секций и кружков, платных и бесплатных, которые при желании мог начать посещать любой желающий, у которого есть немного свободного времени для себя. Так же сие пасмурное, неуклюже-квадратное творение неизвестного миру архитектора регулярно радовало народ театральными представлениями, вокально-танцевальными концертами и конкурсами красоты. А в кабинете №24 систематически проходили тренинги клуба «Женские секреты или Ваш шанс стать стервой и начать управлять своей жизнью», а если коротко и неясно, то «От мыши к стерве за 100 шагов».

Руководила этим клубом Виктория Шторм, а в быту Вика Грязьева, что, если вы имеете хоть какое-то отношение к шоу-бизнесу, сулит вам скорую гибель и недолгие поминки. В общем, это и ясно, ибо светлого будущего у всяких там Казулкиных, Грязьевых и Дрыщёвых, нет и никогда не было, мир не знает таких людей, их имена известны разве что близкой родне. А вот у Петровых, Ивановых и Оболенских шансов выбиться в люди значительно больше, хоть их и обходят на полкорпуса счастливчики, обладающие благозвучными и интригующими иностранными именами и фамилиями. Желательно английскими или французскими, допустимо итальянскими или испанскими. Ибо это круто. Ибо это просто ми-ми-ми.

Так вот, Виктория Шторм являла собой женщину средней комплекции, средних лет и среднего роста. С татуированными губами и бровями. И с непоколебимой верой в свою значимость, подчёркнутую безукоризненным аляповатым маникюром со стразами. Запрокинув голову и отрепетированно встав в изгибистую позу, она заканчивала вещать своим умеренно-низким, хорошо поставленным голосом:

«Таким образом, достигается полный контроль над желанным мужчиной…»

Её муж Вадик что-то подкрутил на аппаратуре и довольно улыбнулся:

«И как только тебе удаётся продавать воздух?.. Нет, не так. Даже не воздух, потому что он нужен. А что-то абсолютно бесполезное: амбиции и алчность».

Виктория рассмеялась, но как-то устало. Репетиции всегда отнимали у неё много сил, ведь нужно было быть крайне убедительной, напористой, страстной…

– «Ну что ты, Вадимчик! Мы даём людям мечту, продаём надежды. Ведь они искренне верят, что, научившись за один вечер паре-тройке психологических приёмчиков, выдранных из контекста, покорят весь мир!.. Обретут уверенность в себе, вдруг станут сексуально-привлекательными в личной жизни и успешными в работе». – Она задумчиво рассматривала свои ногти на руках: нынче в моду вступил красный русский, пора бы сходить в салон и обновить свой образ. Больше напора, больше цвета! – «Люди всегда подсознательно, с самого детства, мечтают о чудесах. Бац! – и на улице тебя приметил знаменитый режиссёр. Бац! – и на сайте знакомств на тебя клюнула красотка. Бац! – и среди десятков сотрудников повысили именно тебя. Так вот, мы и есть это «бац!» Ведь тренинги личностного роста – это техническое обоснование для слабых взрослых людей верить в свою мечту, в свою исключительность, в свой шанс».

Вадик всё понимал.

Вадик восхищался ею, своей Сверкающей Ящеркой, своим Яростным Геккончиком, своей Викусей, так умело приспособившейся к этому потребительскому миру. А ведь когда-то она была подающим надежды психологом… А он так и остался невостребованным герпетологом, просто работающим на подхвате в семейном бизнесе. Просто пока катится мир. Просто пока верят во всемогущество тренингов. Просто пока…

Самое главное

Бусечка умерла.

Урождённая Биатрисса фон Майер бездыханной белой тряпкой лежала на недавно купленной подушке. Пасть была приоткрыта, язык вывалился, а глаза-пуговки потеряли всякое выражение.

Померанский шпиц закончил свои дни в пятницу, в обед.

Сандра, её тридцатилетняя хозяйка, в отчаянии заламывала руки. Всю ночь и утро ветеринар пытался спасти суку, но улучшения так и не наступило. Тьма ночи проникла в пушистое тельце Буси и загасила последнюю искру жизни на её милой мордашке.

Хозяйка плакала. Муж и сын боялись сказать даже слово. Сандра, Александра, Саша – мама и, вроде бы, счастливая жена была безутешна. Ничто не могло отвлечь её от тёмных глубин горя, что так внезапно разверзлись перед нею…

Собака досталась ей уже взрослой: друзья друзей уезжали на ПМЖ за границу и не захотели отягощать себя заботами о питомце, к тому же у мужа была аллергия. А так как Сандра всеми фибрами души тяготела к гламуру и высшему обществу, то с удовольствием взяла к себе Биатриссу и клятвенно пообещала о ней заботиться.

Бусе тогда было четыре года, со всеми прививками, с наградами, с знакомым с детства ветеринаром она была совсем без проблем. Игрушка сыну, престиж дому, гламур Сандре.

Новая хозяйка работала фотографом. Без особого таланта и связей её жизнь представляла собой постоянную борьбу за клиентов, за их деньги. Кроме того, приходилось так же усердно пускать пыль в глаза всем своим знакомым, да и незнакомым людям, дабы прослыть успешной бизнес-леди. А когда-то она мечтала стать актрисой… О, Боже! Когда и как она успела превратиться в трудоголика?

Но в последние несколько лет всё шло как по маслу, без сучка без задоринки, до нынешнего момента.

Чем Буся заболела – покажут анализы, но это уже и не имело особого значения. Собака сдохла, а женщина плакала. Только одна мысль заполняла её сознание: «Самое главное, как мне теперь оплатить рекламу моей студии на TV? Как?» … ведь раньше это делала Буся.

Да, да. Её регулярно вязали, а щенков распродавали ещё до родов.

Бусечка умерла.

Урождённая Биатрисса фон Майер, как пустой кошелёк, лежала на недавно купленной подушке.

Приходите завтра

День шёл к концу. Впрочем, как и осень.

На улице совсем не осталось зелени, а цветов здесь не сажали.

В маленьком съёмном флигеле, примостившемся вторым от угла, было тихо.

Электронные часы не имеют привычки шуметь, именно поэтому Ирочка поставила их в спальне. Она работала на двух работах: делала крышки на подпольном заводе на окраине города с 8 утра до 20 вечера, а после убирала одну конторку неподалёку от первой работы. Домой она возвращалась часам к 22 вечера, так что хронически не высыпалась.

Но изменить что-либо в своей жизни она никак не могла. Во-первых, это ежемесячная плата за квартиру, плюс ком. услуги. Хозяин давно показал, что задержек не потерпит. А её ой как пугала перспектива очутиться "под мостом". Во-вторых, это питание и одежда. Конечно, жила она очень скромно, но прилагала все усилия, чтобы выглядеть хотя бы прилично. В-третьих, и это самое главное – это её документы.

У неё имелись только свидетельство о рождении, аттестат за 9 классов местной школы и некоторые другие, сопутствующие жизни бумаги. А вот паспорта у Ирочки никогда не было. В свои 22 года она точно знала, что значит словосочетание «тяготы жизни». Но в этом всегда и везде обвиняли только её. Да она и не сопротивлялась, не было сил.

В паспортном столе отказывались с ней работать, всё время отправляя её по месту постоянной прописки её матери. А туда ездить она не могла: дорого, далеко, небезопасно… Они уехали в город из деревни по самой банальной причине: не было работы. Местные власти никому, кроме себя, не помогали. И встал такой выбор: либо попытаться выжить в городе, либо умереть в деревне.

Что ещё вам сказать? Иногда обстоятельства ломают человека, заставляют проявить самые худшие качества и наклонности. Тогда дорожка криминала решает все проблемы: так или иначе 90% людей в любой сверхсложной ситуации сходят на неё. А там – как повезёт.

Но Ирочка то ли совсем не имела пороков, то ли не умела ими пользоваться… Поэтому и от могилы, и от жизни «в шоколаде» её отделяло только упорство.

Из родителей у неё была только тяжело больная мать. Сперва, когда мать ещё могла, а Ирочке было мало лет, в УФМС обращались они вместе. И вместе получали отказ. Им говорили, что они не местные. Вот пусть и уезжают в свою деревню. А если не хотят – то должны предоставить огромную кипу справок и документов. В том числе и о том, что Ирочка не училась после школы. Смешно, да и только! Как она могла учиться без документов?.. Конечно, потом, время от времени они повторяли свои попытки. Но всё было тщетно. У них не брали даже заявления.

Прошло время, и Ирочка стала ходить по инстанциям сама. Но результата как не было, так и не было. До самого недавнего времени.

Новенькая паспортистка, с непривычки ещё ходящая, в отличие от других, в форме, сказала что не понимает таких вот людей, которые живут без самого главного документа гражданина РФ. И дала коротенький список, в котором было всё что нужно предоставить.

Она бралась за это дело!

Ура! Ура! Кричали гудки машин и далёких проходящих поездов.

Мир всю неделю был радостен и светел: надежда обещала что-то необыкновенное, большое, свободное… Наверное, Счастье?

Все требуемые документы у неё имелись. Прописку она договорилась купить у своих соседей за московскую цену (на меньшее они не соглашались, а пробовать искать на стороне она боялась), хотя для провинциального, маленького городка брать эту цену было по-бандитски.

Оставалось найти только двух свидетелей с местной постоянной пропиской, которые подтвердят, что она – это она.

Ой, как просто! – думала Ирочка – Это-то я мигом найду. Вот, первым делом у одноклассников спрошу: учились всё-таки вместе, кто как не они знают меня? С 5 класса знакомы!

В интернете, на страничке, у неё был почти весь класс (это 24 человека!), плюс знакомые и сотрудники. Она даже думала, что придётся выбирать среди согласившихся!

Но, нет… На письма, что она разослала, и на звонки, что она совершала, было одинаково грустно взирать. Все знакомые как-то неожиданно выехали из города на неопределённое время, у них заболели дети или просто, совершенно без стеснения сидели в онлайн и не отвечали: не утруждались ложью или выдумкой. Гордые люди. Несколько одноклассников выписали её из друзей и внесли в «чёрный список». Остальные по-прежнему отмечали забавных зверят, мудрые цитаты, благотворительные общества и ангелочков с пожеланием благополучия друзьям и знакомым.

И тогда Ирочка стала предлагать деньги, оплаченное такси туда и обратно… И одна девочка согласилась. Только одна одноклассница, с которой она никогда не дружила.

Завтра назначен день, ей нужно в паспортный стол: с работы отпросилась, деньги на штраф и бланки есть, регистрация есть, всё есть. Кроме одного. Нет одного человека, свидетеля. В городе где 120 тыс. населения, где она училась в школе и теперь работает, где прожила большую половину своей жизни никто её не знает?

Ирония судьбы. Осеннее обострение.

Глупость. Так не бывает – думала она, сидя в темноте в спальне, после работы. Её руки мирно лежали на коленях, а глаза просто и устало смотрели в окно: на улице уже зажигали фонари.

Завтра мне нужно идти. – она встала и как-то почти беззвучно вздохнула.

Её мать уже спала в соседней комнате, в зале.

На углу закрывали на ночь магазин, маленький продуктовый ларёк. Кто-то хотел что-то купить, но не успел. И продавщица, недовольно и привычно крикнула в спину удаляющегося, несостоявшегося покупателя: «Приходите завтра!»

Эти слова, отражаясь от луж и голых деревьев, пометались среди одинаково тёмных домов и ушли в открытую форточку маленького флигеля. И уже там, звеня и полнясь своим многоголосьем, то голосом продавщицы, то паспортистки, то одноклассников и знакомых, «приходите завтра» заполнило еле стоящую Ирочку.

Оно всё сделало само: взяло стул и пояс от халата. Того самого, весёлого с цветочками… Залезло, завязало, отпустило.

И повисло.

Попадая в сети

Слава сидел на берегу.

Сегодняшняя рыбалка не была удачной. Но он не отчаивался. Раз на раз не приходится.

Он просто получал удовольствие от свободы.

Отец двоих взрослых детей, сына и дочери, мог себе позволить каждые выходные съездить к реке. Дом он построил. Детей вырастил: старший – уважаемый в городе стоматолог, младшая – бухгалтер в частной фирме. Ну, а жена, Танечка – заведующая детским садиком. Умница, а не жена! Она никогда не задавалась вопросом, откуда у мужа деньги, главное, чтобы были. А он, Слава, крутился как мог, и деньги всегда были.

Сам Слава сейчас работал бригадиром на мебельном производстве. Поэтому дома всё было «с иголочки», да и у родни тоже (за что его все и любили)… А он любил не всех, далеко не всех. Да и за что их любить? Всё дай, да дай, да дай! Даже его собственные дети раздражали порой так, что хотелось кого-нибудь убить. И тогда его спасала рыбалка: поймаешь рыбку, выпотрошишь и успокоишься. И снова можешь терпеть всё это давление до следующего пика.

А сейчас ещё и дочка замуж собралась… Это свадьба, банкет, подарки, свадебное путешествие (а Мариша хочет тур по Европе!).. Эх, деваться некуда! Придётся брать кредит. Та семья, да и жених – никчемушные. Совсем не то, чего достойна его Маришечка. Да что поделаешь? Загулялась девочка, забеременела, не знает от кого. А этот подвернулся, посмотрим как дальше будет, может кто лучше встретится. А пока пусть будет.

Да-а-а, у Славы море проблем. Вся семья на нём. Всё сделай, всё реши… Поэтому своему отдыху он отдавался с головой, полностью.

Но сегодня не везло.

Он встал, собрал свои вещи: покрывало, остатки «тормозка», сложил в багажник удочки и складной стул, пустое ведро.

И только уже сев в машину за руль, вышел со своей страницы в соцсети. Он всё ещё надеялся, что что-нибудь поймает… Но то ли день был неудачный, то ли рыбки пошли переборчивые, но сегодня он уезжал домой с пустым садком.

А дома обратно ждёт жена со своими красноречивыми рассказами о маньяке, который держит в страхе всю область.

Нашла кому рассказывать.

Рыбка моя золотая.

Супружеский долг

Софи удачно вышла замуж. Замужество свершилось три года назад. Как она и мечтала, на Мальдивских островах. В день её 25-летия.

Конечно, сперва была пышная и преступно расточительная регистрация в России. Но это делалось, скорее, для родственников и друзей, а также для вездесущих завистников, нежели для самих молодожёнов. Были приглашены все известные местные сплетники, чтобы массово и оперативно распространить информацию нужного характера по всему городу. Ну, не давать же объявление в газету, в самом деле!

Так что в августе года Деревянной Синей Лошади её принц на белом коне благополучно утёр нос всем, кому она так давно мечтала попортить кровь. Результат её охоты восхищал и бесил многих: шикарная квартира в центре Москвы, дом на побережье в Италии и дорогущая усадьба в родном городе на улице миллионеров. Плюс совсем не старый муж из известной семьи.

Но! В любой бочке мёда всегда найдётся ложка дёгтя. И её бочка не была исключением из правил. Между Софи и Виктором заранее был подписан брачный контракт. Ничего особенного. Ни тебе разрешений на измену или обязательства весить меньше 60 кг после 30 лет. Нет, всё было адекватно и очень выгодно. По крайней мере, ей так сперва казалось. В его обязанности входило платить ей деньги за каждый совместно прожитый год. В её обязанности – каждый день выполнять свой супружеский долг.

И этот долг стал её кошмаром. Её средневековой повинностью. Тем, что портило её счастье и мешало наслаждаться сладкой жизнью элиты. Раньше Софи даже не представляла себе, что так может быть, что богатые тоже плачут, и причины для этого такие банальные. Но больше всего её угнетало то, что и пожаловаться, рассказать о своей беде ей было абсолютно некому – стыдно, да и не поймут. Ведь живут так почти все русские женщины и умудряются быть счастливыми: главное, чтобы муж любил, не пил, не бил и деньги носил… А её Виктор был именно таким: порядочным интеллигентом, с привычкой обращаться на «вы» и «моя дорогая». Ей-то его и упрекнуть было не в чем. Абсолютно. Такой он золотой человек.

Просто не сошлись менталитетами, вот и всё. Её представление о семье и богатой жизни было иное, нежели то, куда она в результате попала. Ох, не для модели это, не для единственной дочери амбиционных родителей!

Ох, Виктор, Виктор! Что же ты делаешь? Откуда столько высокомерия? Видите ли, подавай ему жену-хозяюшку! И будь добра, София, исполняй свой супружеский долг: готовь, прибирай, стирай, шей, вяжи, воспитывай детей и создавай уют в доме. И всё сама, сама, без чужой помощи, без слуг (чтобы не избаловалась и не загуляла). Ведь для этого, мол, в первую очередь и создана женщина: быть хранительницей очага, хозяйкой в доме. А уж потом – Камасутра.

Ну, не извращенцы ли эти богачи?! И чего им только не хватает?

И никаких тебе, Софушка, длинных ногтей! Мешают чистить картошку.

Принесите его в жертву

Беркусены неистовствовали.

Их бронзовые, абсолютно лысые тела, лоснились от пота и жира, которым они минуту назад смазывали друг друга. Их глотки издавали нечеловеческое урчание и потрескивание. Дополнительные пары рук то и дело взмывали вверх и во всеобщем экстазе бились друг об дружку.

Кровавый, бесконечный закат оседал на их долину.

Где-то вдали страшно и протяжно завыло какое-то местное существо, отдалённо напоминая своим воем вой волка и смех шакала, в конце концов переходящий на всепоглощающий кашель. Но и он внезапно затих, неожиданно оборвавшись. Все ждали появления шамана. Это он определит дальнейшую судьбу пленника. Посреди невыразительной, постоянно двигающейся толпы, виднелся эпицентр их круга: к сомнительного вида корявому растению, толстому, как дерево, но без листвы, синему, как небо на далёкой Земле, был привязан человек. Мужчина.

О, это был настоящий красавец!

Грива русых, тщательно колорированных волос, ниспадала на его крепкие, широкие плечи. Его рыжеватая борода была аккуратно завита в прошлом, и поэтому немного курчавилась и была ещё более привлекательной и милой. Тело его тело было так сексуально-спортивно подогнано под стандарты красоты силиконовыми инъекциями, так крепко и так соблазнительно с виду, что, будь он на своей далёкой родине, а не здесь, то и там ему грозила бы гибель, но только от любви, от любви неистовствующих самок, жаждущих заполучить это божество. Но сейчас он был здесь, здесь на этой сумасшедшей планете беркусенов, и уже не мог вернуться. Не мог вернуться уже никогда! Практически голый, лишь только в чудом сохранившихся плавках, он стоял гордо и красиво: его волосатые ноги не дрожали, его волосатая грудь вздымалась спокойно и уверенно, его волосатые подмышки не пускали потные ручейки по искусственному загару. Это был воин, настоящий мужчина, о котором мечтают миллионы далёких женщин. И ему грозила гибель.

Вот-вот откуда-то из-за малиновых скал вышел беркусен-шаман. Он что-то нёс в своей первой паре рук. Нёс бережно, но привычно. По-видимому, это был не первый их пленник, и они уже знали, что сделают с ним. Толпа расступилась и снова сомкнулась. Шаман был быстр и ловок. Он в считанные секунды оказался рядом с пленником, остановился, повернулся к соплеменникам и закричал так, что они замерли в ужасе и в священном трепете. И в этой гробовой тишине его четыре руки подняли над головой какие-то колбы, в которых угрожающе сверкала сталь. Шаман, будучи вдвое выше и сильнее других, закричал снова что есть силы. И в ту же секунду всё смешалось: толпа накинулась на пленника, неистово визжа и кашляя.

Это длилось недолго. Через пару минут всё было кончено. Толпа разделилась на группы и отступила от своей жертвы.

Абсолютно лысый мужчина-пленник стал ещё прекраснее! Теперь каждый изгиб его идеального тела был как на ладони и лоснился, и сверкал на свету, заставляя трепетать даже самое чёрствое, самое чужое сердце. Все беркусены склонились перед ним, пав на колени, включая шамана – тот на вытянутых руках держал бритвы из прозрачного пластика, так похожего на стекло и сталь.

И тут бритый человек, всё ещё привязанный, усмехнулся, мужественно кривя татуированные губы и, сощурив подкрашенные глаза, сказал своим грубоватым, завлекающим голосом:

– Новая бритва Стальной Охотник – оружие настоящих мужчин! С функцией подзарядки, анестезии, самоочистки и самозатачивающимся лезвием! Купив её, вы забудете что такое ненужная поросль на вашем теле до трёх недель дольше! Будьте красивым – как я! Выпуск ограниченный, заказывайте только сейчас и только у нас! По телефону…

Режиссёр радостно захлопал в ладоши: он был доволен отснятым материалом и гонораром. Заказчик в сердцах сплюнул и растёр ногой. Его просто мутило от всего этого, но он знал, что такая реклама порвёт рынок. Теперь его, точно, ждут золотые горы и дом на Мальдивах.