Красная палуба

***

Энофе бежал по ночным джунглям, спасаясь от погони. Позади все еще доносился треск гигантских костров, женские крики, а также редкие пороховые хлопки. Горела его родная деревушка. Та самая, в которой родился и вырос Энофе, его родители, его бабушки и дедушки, да и весь род от начала времен. А теперь ее нет. Чужаки под покровом ночи перебрались через реку и начали хватать всех, кого могли схватить. В дядю Энофе выстрелили сразу трое, когда он потянулся за копьем. «Беги», успел простонать он прежде, чем жизнь покинула его тело. Энофе побежал, и за ним погнались.

Мальчик продолжал бежать до тех пор, пока ужасные звуки насилия и разрушения не стихли полностью. Он остановился. Что теперь? Куда ему идти? Что случилось с его родными? Мама… Что они сделают с мамой? Он не хотел об этом думать, но и совсем не думать не мог. Крупные как градины слезы покатились по его округлым щекам. Нужно сесть, перевести дыхание и потом принять решение. Он ведь уже почти мужчина, он что-нибудь придумает.

Энофе расположился под широким и прямым стволом дерева Ироко. Он, как и свойственно детям, быстро выплакал горе, и на смену горю пришел страх. Ночные джунгли – опасное место. Они кишат хищниками и разными ядовитыми тварями. Но не они волновали Энофе. Есть существа куда более опасные. Те, кто снится маленьким мальчикам в кошмарах. Те, про кого мамы рассказывают небылицы на ночь, чтобы их сыновья не ходили далеко в лес. Шорох тут, шорох там. Тени деревьев и кустарников складывались в причудливые формы, которые будоражили воображение мальчика.

Вдруг из общего хора шорохов мальчик выловил ритм чьих-то шагов. Эти шаги становились все громче и громче с каждой секундой. Тум… тум… тум… Мальчик весь съежился, еще плотнее прижавшись к дереву. Тум… тум… ТУМ! Перед Энофе выросла чья-то босая нога и воткнулась в грязь. Дрожащий мальчик медленно поднял голову и увидел чужака с ружьем, зажатым в руках. На нем была простая длинная туника, спереди заправленная в плотные шорты из рафии, а голову его украшал небольшой колпак. Чужак не смотрел на мальчика, ночная тьма сливала его с крупными складками древесной коры. Но мальчик, тем не менее, боялся до ужаса. Он дрожал, и нога предательски выскользнула из-под него. Этого хватило, чтобы притянуть внимание чужака. Он схватил мальчика за руку и вытянул его так, будто тот совсем ничего не весил. На Энофе посыпалась ругань на незнакомом языке. Чужак что-то гневно тараторил, продолжая трясти руку мальчика. А тот лишь беспомощно стоял, хлопая своими большими глазами.

Дальше произошло то, что разум объяснить не в силах. Что-то резко выдернуло чужака с места. Он с криком подлетел до самых крон деревьев, затерявшись в листве. Энофе тоже успел пролететь немного, пока чужак не отпустил его, и мальчик плюхнулся обратно в грязь. Из крон деревьев раздались нечеловеческие вопли, наполненные запредельной болью. Вскоре крики прекратились, и наступила еще более пугающая тишина.

Ничего не понимающий, напуганный до смерти мальчик пополз по грязи обратно к дереву и забился в складки у корней. Сначала сверху упало ружье. Энофе лишь дернулся, не вскрикнул. Но когда упал владелец ружья, он себя сдержать уже не мог и протяжно закричал своим хриплым голоском. Лицо чужака было изъедено в клочья, и он смотрел на Энофе пустыми глазницами.

Под крики мальчика по стволу дерева медленно, как питон, спустился тот, кто расправился с чужаком. Демон. Такой безумно похожий на человека, но точно им не являющийся. Неподвижная тварь действительно могла сойти за обычного взрослого мужчину. Но достаточно немного понаблюдать за тем, как оно двигается, чтобы понять: перед тобой сейчас находится нечто, которое лишь прикидывается одним из нас. Нечто неимоверно опасное. Существо принялось дальше обгладывать голову мужчины, сдирая зубами целые лоскуты кожи вместе с волосами и даже ухом. Когда демон закончил свое основное блюдо, он посмотрел на мальчика и улыбнулся. Настало время десерта.

I

«Паллада», совсем небольшой по меркам Бристоля купеческий корабль, вальяжно рассекала бугристую морскую поверхность. Берега Дагомеи уже скрылись за горизонтом, но тревожные мысли продолжали терзать Генри Фокслера, уже давно немолодого капитана. Нет, что-то в этой сделке было не так.

Два дня назад они сошли на черный берег, чтобы забрать обещанный им товар. Матерая команда не теряла времени зря и загодя принялась готовиться к отплытию.

Мрачный кок Барнс прихватил с собой двух матросов, неразлучных друзей Питера и Красавчика Чарли, и отправился на местный рынок, чтобы пополнить запасы провизии. Рынок представлял собой крикливую вакханалию, сотканную из самых разных цветов и запахов. Желтый рис, кукуруза, клубни сладкого картофеля, козлиные и говяжьи вырезки, сушеная камбала и свежий тунец, расставленные по лоткам пестрые и сочные фрукты, развеянные по воздуху перец, имбирь, куркума и корица. Все это, конечно, не оставило молодых матросов равнодушными. Они то и дело замедляли шаг у очередной палатки и пускали слюни, не обращая внимания на галдеж торговцев. Но крепкие тычки Барнса толкали их вперед. Питер и Чарли возражать не смели. Как такому возразишь? Огромный детина семь футов ростом и под триста фунтов весом. К тому же, обладатель колючего взгляда, под которым прогнется любой матрос. Поэтому на стряпню Барнса редко кто жаловался. Кок велел брать только самое необходимое. То, что не испортится за восемь недель плавания через Атлантику. Хмурые матросы оставшийся день совершали ходки от рынка до корабля, перетаскивая джутовые мешки с крупами и связки с сушеной рыбой. Но кое-какие деликатесы для капитанского стола Барнс все-таки прихватил.

В то же время корабельный плотник и по совместительству врач Крис Джонсон отправился заготавливать ремонтные доски. Вместе с собой он взял матроса Пьяницу Джека. В этой части Дагомеи росли в основном масличные пальмы, которые совсем не годились для заготовки. Но иногда, хоть и очень редко, попадался палисандр. Джонсон не особо лелеял надежду наткнуться на него. Впрочем, он никогда ни на что не надеялся. Пожилой, долговязый и сутулый врач выглядел так, словно небо давит на него сверху. И огромная лысина у него оттуда же: небо протерло за долгие годы. Пышные усы бессмысленно прикрывали рот, который никогда не улыбался. Но несмотря на отсутствие надежд найти подходящее дерево, бесцельная прогулка под палящим солнцем была для Джонсона лучше, чем просиживание штанов на корабле или поход на шумный рынок. Другого же мнения придерживался Пьяница Джек. Этот коренастый сухой мужичок, поросший белой щетиной и скрывавшийся от солнца под широкой панамой, в гробу видал и палисандр, и самого Джонсона. Вместе они смотрелись до глупости смешно.

Все остальные матросы под предводительством капитана пошли на главную площадь, забирать товар. Только штурман Джон Паркер остался на «Палладе», промямлив что-то про «дополнительные расчеты» в качестве оправдания. Редкостный слюнтяй, которого воротит даже от капли крови. Спрашивается, а какого черта его отправили служить именно на работорговое судно? Конечно, этот молодой человек оказался тут не по своей воле, а по воле своего лорда-отца, решившего сделать из мальчика мужчину. Лорд обо всем договорился со своими друзьями из торговой компании. Капитан Фокслер с большим трудом терпел навязанного ему «штурмана». Спесивый недоучка едва справлялся с обязанностями, но строил из себя чуть ли не второго Магеллана: субтильный юноша любил демонстративно расхаживать по палубе со секстантом в руках и создавать впечатление бурной умственной деятельности. Выпороть его, конечно же, нельзя. Но одно хорошо: Паркер нечасто выходил из своей каюты, которую делил с первым помощником Джорджом Уилсоном.

Даже юнга Оливер, мальчик тринадцати лет от роду, и тот, пошел на рынок вместе со всеми. Он жадно разглядывал новый для него мир вокруг. Странные люди со странной темной кожей сновали туда-сюда, стрекотали на странном языке. Мальчику еще только предстоит понять, почему одни темные люди продают других, точно таких же темных людей. А пока что эта мысль казалась ему слишком чудной.

На рынке капитана и его команду ожидал неприятный сюрприз. Вождь Адебале, которого они надеялись увидеть вместе с товаром в назначенный день, не явился на встречу. Капитан Фокслер хоть и был традиционно скуп на эмоции, но своего раздражения после плавания сдержать не смог. Его тонкие губы сжались и превратились в одну дрожащую линию, кустистые седые брови сползли вниз, а скулы часто пульсировали. Им всем пришлось вернуться на судно, оставив дежурить на рынке матроса Робби, круглолицего и конопатого паренька лет двадцати. Вдруг Адебале все же явится. Но вот наступил поздний вечер, а вождя-торговца все нет. Робби вернулся на корабль ни с чем. Первая из странностей, которые потом мучили капитана.

На следующее утро Робби снова отправили на рынок. Но на этот раз он прибежал до полудня и принес с собой хорошие новости. Адебале все-таки пришел. Вереницы рабов, захваченных из-за устья Мекру, сползались к центральной площади рынка, словно гигантские черные гусеницы. Капитан Фокслер, увидев старого знакомого, не поверил глазам. Вечно пестрый, горячий по нраву и нахальный работорговец Адебале теперь выглядел, как побитая собака. Его яркое платье покрывал густой слой дорожной пыли, подол вымочен, тюрбан покосился, а на справа на шее красовались липкие черные пятна. Запекшаяся кровь, на которую налеплены лоскуты какого-то тряпья. Тряпье скрывало под собой недавнюю рану. Вторая странность.

– Похоже, ты попал в серьезный переплет по пути сюда. Нам стоит беспокоиться насчет товара, Ади? У моих людей нет никакого желания возиться с буйными рабами в море. – проскрежетал Фокслер.

– О, вовсе нет, мой дорогой друг. Не обижай меня так. Разве Адебале когда-нибудь продавал тебе паршивых рабов? Ты сам сейчас все увидишь. Если только твои старые глаза еще что-то видят. – вождь неплохо владел английским, но акцент был настолько уродливым, что не все могли понять его речь сходу.

– И все же, любопытно знать, что за беда тебя настигла?

– Мои проблемы – это мои проблемы, дорогой друг. Зачем тебе занимать свою седую голову бедами африканских вождей?

– Это как посмотреть. Из-за твоих проблем мы отстали на целый день. Так что теперь это и наши проблемы тоже. Если тебе не хватает ружей…

– Еще раз приношу самые искренние извинения за свое опоздание. – перебил вождь, – Я пришел, как только мог. Дома меня ждут важные дела, поэтому прошу, давай перейдем сразу к делу, дорогой друг.

Вместе с ним капитан, его помощник и боцман Уильям Купер стали проходить по рядам, тщательно проверяя каждого захваченного раба. Они осматривали зубы, прощупывали мышцы на крепость, проверяли ровность осанки, а также качество зрения и слуха. Некоторых рабов заставляли пройтись, чтобы выявить хромоту. Адебале продавал своих рабов дюжинами. Из всех трехсот пригнанных – в основном, мужчин – пришлось отсеять всего пару дюжин. Как и заверил вождь, у его рабов не было и намека на строптивый нрав. Среди нестройных рядов царило печальное спокойствие и даже умиротворение, которое рождается из безоговорочного принятия своей участи. Таких рабов привозил только Адебале. Такие точно не побегут. Остается только догадываться, какие зверства учинил вождь-торговец в их селении, чтобы добиться подобной покорности. Только один раб, вопреки всему, улыбался во весь рот. Коренастый, с блестящей от пота кожей и жутко вонючий раб по имени Асан. Точно сбрендивший, подумал Фокслер и хотел уже отказаться от него, но потом вспомнил, что пришлось бы отказаться еще от одиннадцати приличных рабов. Придется смириться с паршивой овцой. В конце концов, много ли проблем будет от одного безумного негра из трехсот? Тем более, что плавание перенесут не все. Как знать, может, не перенесет и Асан. Пусть только даст повод.

За эти почти триста рабов капитан предложил двести метров хлопчатобумажной ткани, сто пятьдесят ружей и пуль к ним, пять бочек пороха, тысячу гвоздей и скоб, а также дюжину бочек паршивого рома. Ко всеобщему удивлению, Адебале не стал торговаться даже для вида. Третья странность. Капитан не выдержал.

– Что происходит, Ади?

– А разве что-то происходит, дорогой друг? – спокойно ответил вождь.

– Да, определенно. Только понять не могу, что именно. Раньше бы ты из меня зубами вырвал нужную цену. Не похоже на тебя. Объяснись.

– Нечего объяснять, мой друг. Есть… личные обстоятельства, которые вас не касаются. Я всего лишь хочу поскорее продать товар и вернуться домой.

– Раз так, то, может быть, ты их нам совсем даром отдашь?

Лицемерная зубастая улыбка, которой Адебале встречал своих британских партнеров, медленно исчезла с черного лица работорговца.

– Если вас не устраивает моя щедрость, миста Фоксла, я могу предложить свой товар любому из трех капитанов, которые прямо сейчас ожидают на берегу. Думаю, они обрадуются такому предложению, как должны были сделать и вы. Но не сделали.

В этот самый момент в разговор капитана и вождя вмешался первый помощник Джордж Уилсон, взволнованный накалом страстей и не желавший упускать такое выгодное предложение. Он смахнул прилипшие к мокрому лбу волосы и заговорил:

– Не будем спешить, мистер Адебале. – при слове «мистер», сказанном в свой адрес, вождь распрямился, – мы более чем рады вашей щедрости. Но поймите, наш капитан – человек весьма ответственный. И отвечает мистер Фокслер не только перед собой, но и перед Компанией. Не обижайтесь на его расспросы. Когда речь идет о делах, обиды не к месту. Капитан лишь хочет понять, не связана ли столь низкая цена с некими тайными рисками. Согласитесь, вопрос не лишен смысла.

Языкастый помощник заставил Адебале задуматься над сказанным. Статный Уилсон, черноволосый и черноглазый, одетый в опрятный красный мундир, хорошо владел речью и мог бы сойти за человека с высоким происхождением. Он и стремился сойти за такого. Но, к счастью капитана и к несчастью Уилсона, первый помощник был «промасленным» офицером, который заслужил свое звание трудом, а не фамилией.

– Пусть так, – пылко заговорил вождь после долгой паузы, – но какие такие «риски» вы ждете? Вы же сами только что осмотрели груз. Хотите, чтобы я за вас придумал какие-то проблемы и рассказал о них? Такого я сделать не могу. Пусть миста Фоксла сам попробует придумать несуществующие проблемы, а Адебале посидит и послушает!

Все это время, пока разговаривали помощник и вождь, капитан не сводил своего ледяного взгляда с работорговца. В воздухе повисла напряженная тишина.

– Будь по-твоему, Ади. Берем.

Капитан так и не смог обосновать свои подозрения. Честно говоря, Фокслеру было глубоко наплевать, какого рода проблемы могли возникнуть у африканского вождя. Но что-то насторожило его. Пусть это что-то окажется лишь бесплотными страхами старого моряка, думал капитан.

Когда все пожали по рукам, часть матросов приступила к выгрузке оплаты, а вторая часть занялась погрузкой товара на корабль. Под чутким руководством боцмана матросы поменяли веревочные путы рабов на прочные железные колодки, после чего погнали всех к трапу. Внизу трапа рабов вяло подгонял все еще сонный Лукас. Немногословный чернявый паренек не успел отоспаться после ночной вахты.

На палубе рабов встречал Сладкоежка Сэмми с кнутом. Каждый раз, когда его маленькие черные глазки выискивали в длинной колонне более-менее привлекательную негрушку, он расплывался в отвратительной бурой улыбке. Вот и сейчас он в ней расплылся. Девочка лет пятнадцати, изящная талия, широкие бедра, лоснящаяся черная кожа, влажные и пухлые губы, большие напуганные глаза. Теперь плавание будет не таким скучным. Команда шутила, что причиндалы Сэмми, скрытые под огромным пузом, уже успели почернеть от такой любви к черным женщинам. Но Сэмми их слова не волновали.

Устроить в тесном и темном трюме триста рабов – задача не из простых. Но команда «Паллады» справилась с этим еще до вечера. Корабль отплыл на закате. После отплытия Фокслер устроился на лавке, рядом со входом в свою каюту. В его по-спартански обставленных покоях было невыносимо душно. Он сидел, почти полностью расстегнув жилет. А рядом с ним расположился мистер Купер, с которым они вполголоса обсуждали прошедшую сделку. Чуть дальше от них обоих Уилсон довольно грубо помыкал парой матросов, которые заканчивали перебирать такелаж.

– Ох, чую, скоро под ним палуба треснет. С такой-то гордыней. Сент-Кристофер так ничему его и не научил. – пробурчал боцман. Он был не младше самого капитана, и по его седым бакенбардам, обрамлявшим красное лицо, скатывались мелкие капельки пота.

Капитан посмотрел на Купера с явным упреком.

– Виноват, сэр. Вырвалось…

Не положено высказываться о старших по званию в таком тоне. Тем не менее, Фокслер мысленно согласился с ним. Первый помощник всегда был грубоват с людьми ниже его по рангу. Он судил о людях по званию и чину. Естественно, что за это Уилсона недолюбливали, порой даже открыто ненавидели. Детские насмешки более знатных сверстников сделали его таким. Дети жестоки и откровенны. Они всегда сразу тычут в самое больное место. Уилсон был из знатной, но очень бедной семьи. Теперь он тщательно скрывал свое происхождение, будто его и не было вовсе. Будто его пьянчуга-отец не проиграл все их средства в карты. Будто они не унижались, перебираясь из одного крохотного дома в еще более крохотный. Будто его мать не померла от лихорадки раньше времени, не найдя денег на врача. Вечная рана. И очень чувствительная.

– И все же, сэр, я не могу понять, что вас так тревожит?

– Я знаю цену деньгам, Купер – ответил капитан, рассматривая горизонт, – Поверь, как и нашему Джорджи, мне пришлось хлебнуть не одну ложку дегтя, чтобы понять одну простую вешь: ничего в этой жизни не достается даром. А эти рабы достались нам именно что даром.

В это же время большая часть команды собралась в кубрике. Они лакали пиво в честь отплытия и распевали похабные песни, сидя на гамаках. Мистер Барнс великодушно налил полкружки эля юному Оливеру.

«Со шлюхой кувыркался я вчера,

А у неё – французская простуда!

Нету худа без добра,

И нет добра без худа!»

Теплый ветер донес эти слова до ушей капитана и боцмана. Капитан улыбнулся и сказал:

– Слышите, Купер? Даже матросы это понимают. Нет добра без худа.

В трюме было беспросветно темно. И без того тяжелый воздух напитался кислой вонью от нечистот, рвоты и пота. Без малого триста рабов пытались заснуть и забыться, но страх не позволял им этого сделать. Тихий плач эхом прокатывался по деревянным стенкам корабля. Звон цепей, скрепляющих колодки, смешивался с тягучим скрипом досок. Кто-то нашептывал молитвы своим божкам, но в основном все страдали в тишине. Раб Асан, которого капитан приметил ранее днем, смирно сидел и вслушивался в происходящее наверху веселье. Песенка матросов забавляла его.

– – Нэт… худа… биз… дабра… – пытался повторить он за ними, – Нет… добра… без худа.

Во тьме никто не видел, как Асан улыбается.

II

Следующим утром капитан Фокслер проснулся в холодном поту. В кошмаре, разбудившим его, капитан был одет в свой привычный мундир и почему-то бежал по густым ночным джунглям. Нет. Не “почему-то”. От кого-то. Бежал он быстро, спотыкаясь о торчащие из земли корни. Влага, растворенная в воздухе, покрыла его прохладную липкую кожу мелкими каплями. Грудь горела, а частый пульс гулкими ударами отдавался в висках, заглушая весь прочий шум. Фокслер бежал вперед, в непроглядную тьму, не имевшей ни начала, ни конца. Он твердо знал, что за ним кто-то гонится, затылком чувствовал холодное прикосновение смерти. Но постепенно это чувство отпустило его. Капитан замедлился, перешел на шаг и, в конце концов, остановился. Он ощутил сильнейшее облегчение, будто впервые вдохнул после мучительного удушья. Безмятежность продолжалась недолго. Фокслер отчетливо услышал над головой шуршание листьев и скрип ветвей. Ужас накатил на него с новой силой, еще сильнее прежнего. Противясь всем своим естеством, он медленно взглянул наверх и… проснулся.