Остатки

На дороге одиноко горел светофор.

Вдоль неровного асфальтового полотна тянулись ухоженные когда-то деревья и кустарники, теряясь вдали. Там, за ними, невидимо и размыто существовала обшарпанная автобусная остановка, помнившая ещё молодого Горбачёва, за ней была поликлиника, а дальше то ли рынок, то ли хозяйственный магазин. Параллельно дороге рваными кусками, перемежаясь выбоинами и буграми, вился тротуар. Хотя, если подумать, тротуар – это от французского trottoir – пешеходная дорожка, которое образовалось от trotter – быстро ходить или бежать. Ничего французского в этом порождении нерадивых городских служб уже не осталось, даже если когда-то и было. И бегать здесь решился бы только отчаянный человек.

Старик таким человеком не был, поэтому шёл медленно, обстоятельно, не торопясь, слегка опираясь на резную, из тёмного дерева трость. Держаться он старался прямо, хоть и давалось ему это с трудом. В руке у него была зажата аккуратно сложенная в четыре раза авоська: Старику нужно было в магазин, который находился на той стороне дороги. Сам он жил по эту сторону, в небольшом деревянном доме на две квартиры, с небольшим огородом и покосившимся забором. Словом, в таком же доме, как и все другие. Они плотно лепились друг к другу вдоль узких улочек, то ли сбитые в кучу неведомой силой извне, то ли прижавшиеся покрепче из страха перед ней. А может, быть просто ссохлись под неумолимым давлением времени так же, как морщины прорезают молодое некогда лицо. Жизнь на этой стороне текла тягуче, застревая в кривых переулках, спотыкаясь в глубоких колеях, но упорства ей было не занимать: через поломанные доски выглядывали заботливо посаженные кем-то цветы, то тут то там попадались аккуратно сколоченные лавки, свежевыкрашенные яркие ставни и весёлые елочки бордюров на клумбах. В зарослях одичавшего шиповника вили гнезда птицы, у чьих-то ворот приветливо виляли хвостом лохматые собаки, а у чьих-то – гордо возлежали на калитке пушистые коты, щурясь на солнце и лениво зевая. По накренившимся столбикам оград цеплялся вьюнок, а вдоль стен по крышам вился дикий виноград, в котором жили мушки, осы, стрекозы и даже пауки, отчего каждое лето можно было услышать громкую ругань, крики и обещания обрезать к чертям этот рассадник. Но каждый раз лето заканчивалось, и ничего не менялось. Всё на этой стороне будто отторгало любые изменения, бережно храня остатки былых времён и упрямо пытаясь выжить.

А по ту сторону были модные новостройки из белого кирпича, плавящиеся на солнце асфальтовые парковки у домов, был бетонный парк и бетонный фонтан с каменными фигурами диковинных зверей, были яркие прямоугольные указатели, светящиеся вывески, прямые линии и идеальные углы. И магазин.

Старику нужно было перейти дорогу, и это не вызывало у него особой радости. Во-первых, ему там не нравилось, а во-вторых, идти было далеко. Были ещё и в-третьих, и в-четвёртых, и в-пятых, но уже и первых двух хватало, чтобы значительно испортить настроение. Когда он подошёл к светофору, на нём горел зелёный. Он оглянулся по сторонам. В пределах видимости не наблюдалось ни одной машины. Вот и зачем, спрашивается, в таком захолустье светофоры? Раньше их не было и ничего, жили как-то люди, ответственнее были, а не надеялись бездумно на столбы с лампочками. Перехватив поудобнее трость, Старик ступил на дорогу. Тут не надо было лавировать между ямами и идти было легче. Он не торопился, не хватало ещё посреди перехода упасть. Вокруг стояла привычная летняя тишина, чириканье птиц и шелест ветра в верхушках деревьев перебивал только мерный стук обитого железом наконечника трости и шарканье ботинок.

Вдруг где-то сбоку и немного сверху вспыхнул ослепительно яркий свет и стал стремительно приближаться, разгораясь ярче и в считанные доли секунды накрывая мир вокруг.

Старик открыл глаза и обнаружил, что он сидит на скамейке по ту сторону дороги. На коленях у него лежит трость, а рядом стоит молодая женщина и что-то обеспокоенно спрашивает. Его сердце бьётся быстро-быстро, мысли разбегаются и путаются, взрываясь в голове по одной, дышать тяжело и до рези больно. Ему страшно, но показывать это не хочется. Чего он испугался, как маленький, в самом деле. Негоже в его возрасте бояться таких мелочей, как плохое самочувствие. А это точно именно оно, да. Чтобы успокоиться, он покрепче хватается обеими руками за трость, как за спасительный якорь. Становится действительно полегче, и он наконец обращает внимание на женщину.

– С вами всё в порядке? Вы плохо выглядите.

– Да-да. Всё хорошо! Не беспокойтесь! Со мной бывает, возраст, – он улыбается и пытается подмигнуть так, чтобы это выглядело уверенно.

Судя по выражению женского лица, выходит у него не очень, но она всё же верит и, похлопав его по руке и осмотрев напоследок с ног до головы, будто желая убедиться, что после её ухода он не рассыпется на части, убегает куда-то вглубь улиц. Старик смотрит ей вслед и запоздало понимает, что стоило спросить дорогу до магазина, потому что скамейка от светофора оказывается далеко, а дома вокруг ему совершенно незнакомы. Его снова начинает охватывать беспокойство, но он решительно отбрасывает ненужные мысли, встаёт и оглядывается по сторонам. Пусть он и стар, но ещё не настолько, чтоб заблудиться в трёх соснах. Не такой уж их городок и большой. В крайнем случае, всегда можно обратиться за помощью к прохожим. Первым решением становится очевидное: вернуться к светофору, он отсюда виден неплохо. От знакомого места нужный путь найдётся легче.