Сын

1

Девушка невольно съежилась, когда на ее лице застегнули безглазую кожаную маску и она перестала что-либо видеть. Ей казалось, будто это никому не нужная чушь, но она не противилась. Такова была процедура – об этом ей месяц назад за обедом рассказала другая Утроба.

– Маска? – с невольной усмешкой спросила она тогда, представив себе странную картину. – Зачем маска?

– Ну, это не совсем маска, – поправилась сидевшая слева от нее молодая женщина, отправляя в рот очередной лист свежего салата. – На самом деле это повязка на глаза, – прошептала она, потому что обсуждать такое не полагалось.

– Повязка на глаза? – изумленно переспросила девушка и рассмеялась, будто извиняясь. – Похоже, я совсем не умею вести беседу. Просто повторяю за тобой. Но – повязка? Зачем?

– Они не хотят, чтобы ты увидела Плод, когда он из тебя выйдет. Когда ты его родишь. – Женщина показала на свой вздувшийся живот.

– Ты ведь уже рожала? – спросила девушка.

– Дважды, – кивнула женщина.

– И каково это? – снова спросила девушка, но тут же поняла, что вопрос прозвучал довольно глупо.

С ними уже проводили занятия, показывали графики, давали наставления. И все же совсем другое дело – услышать ответ от кого-то, кто уже через это прошел. А раз уж они все равно нарушили запрет на обсуждение данной темы – почему бы и не спросить?

– Во второй раз было легче. Не так болело. – Не услышав ответа, женщина вопросительно взглянула на девушку: – Тебе разве не говорили, что это больно?

– Говорили, что будет неприятно.

Женщина насмешливо фыркнула:

– Неприятно, значит… Вот как это у них теперь называется. Во второй раз уже не так неприятно. И не так долго.

– Роженицы! Роженицы! – раздался в громкоговорителе строгий голос. – Прошу следить за своими разговорами! Вы знаете Правила!

Девушка и ее собеседница послушно замолчали, поняв, что их слышно через встроенные в стены столовой микрофоны. Среди других девушек раздались смешки, – вероятно, предупреждение относилось и к ним. Говорить было почти не о чем. Всех объединял процесс – их работа, их миссия. Но после строгого окрика тема беседы сменилась.

Девушка зачерпнула еще ложку супа. Еда в общежитии для Рожениц всегда была обильной и вкусной. Все Утробы обеспечивались надлежащим питанием. Впрочем, в коммуне, где она росла, никогда не приходилось страдать от недоедания – в жилище ее семьи еда доставлялась ежедневно.

Но когда девушку в двенадцать лет выбрали в Роженицы, жизнь ее изменилась, хотя и не сразу. В школе от нее стали меньше требовать по учебным предметам – математике, естествознанию, правоведению. Меньше контрольных, меньше чтения. Учителя теперь обращали на нее мало внимания.

В ее учебный план включили курсы питания и здоровья, и она проводила больше времени за упражнениями на открытом воздухе. В пищу добавляли специальные витамины. А после обследовали и брали анализы, готовя к будущей роли. По прошествии года с небольшим девушку сочли готовой. Ей велели покинуть семейное жилище и перебраться в общежитие для Рожениц.

Перемещаться из одного места в другое внутри коммуны было несложно. Ничего своего у нее не имелось. Одежду выдавали и стирали на центральном одежном складе. Школьные учебники у нее отобрали, чтобы на следующий год ими могли воспользоваться другие ученики. Велосипед, на котором она ездила в школу, забрали подновить, а потом отдали другой девочке, помладше.

Дома в последний вечер устроили праздничный ужин. Ее брат, который был на шесть лет старше, уже проходил Обучение в Департаменте Юстиции. Они видели его лишь на общественных собраниях, и он уже стал для них почти чужим. Так что за последним ужином их было лишь трое – она и вырастившие ее родители. Они немного повспоминали разные забавные случаи из ее детства (вроде того, как она сбросила в кустах туфли и из Детского Центра вернулась домой босиком). Все смеялись, и она поблагодарила родителей за те годы, когда они ее растили.

– Вас не смутило, что меня выбрали в Роженицы? – спросила их девушка.

Втайне она надеялась на что-нибудь более престижное. Когда Клэр было шесть и отбор прошел ее брат, вся Семейная Ячейка очень гордилась. В Департамент Юстиции попадали только обладавшие особо острым умом. Но она была далеко не первой ученицей.

– Нет, – ответил Отец. – Мы доверяем мнению Комитета. Его члены знали, что у тебя получится лучше всего.

– И Роженицы очень важны, – добавила Мать. – Без Рожениц никого из нас вообще бы не было!

Они пожелали ей всего наилучшего в будущем. Их жизнь тоже менялась – они переставали быть родителями, и им предстояло перебраться туда, где жили Бездетные Взрослые.

На следующий день девушка в одиночку отправилась в общежитие – часть Родильного Дома – и поселилась в выделенной ей комнатке. Из окон можно было увидеть школу, куда она ходила, и площадку для игр. Вдали виднелась окружавшая коммуну река.

Наконец несколько недель спустя, когда она обустроилась и начала заводить дружбу с другими девушками, ее вызвали на осеменение.

Девушка волновалась, не зная, чего ожидать, но, когда процедура завершилась, она облегченно вздохнула. Все прошло быстро и безболезненно.

– Все? – удивленно спросила она, вставая по знаку техника со стола.

– Все. Приходи на следующей неделе на проверку и сертификацию.

Она нервно рассмеялась, жалея, что в папке с наставлениями, которую ей дали после того, как выбрали в Роженицы, не содержалось подробных инструкций на этот счет.

– Что значит сертификация? – спросила она.

Техник, откладывавший в сторону инструменты для осеменения, похоже, не располагал временем, чтобы давать объяснения, – своей очереди ждали другие девушки.

– Когда мы убедимся, что зародыш прижился, – раздраженно сообщил он, – ты станешь сертифицированной Утробой. Еще вопросы есть? Нет? Тогда можешь идти.

Казалось, все это было совсем недавно. И теперь, девять месяцев спустя, ей надели на глаза повязку. Неприятные ощущения начались несколько часов назад, сперва с перерывами, потом не прекращаясь. Девушка глубоко дышала, как ее учили, чувствуя жар на коже под маской. Она попыталась расслабиться, вдыхая и выдыхая, не обращая внимания на неприятные… «Нет, – подумала она. – Это боль. На самом деле это боль». Собравшись с силами, она негромко застонала, выгнула спину и всецело отдалась окружавшей ее тьме.

Ее звали Клэр. Ей было четырнадцать лет.

2

Временами, когда ее разум мог сосредоточиться на фоне перемежающихся приступов боли, Клэр слышала собравшихся вокруг. Они тревожно переговаривались. Что-то было не так.

Раз за разом ее обследовали какими-то холодными металлическими инструментами. На руку надели надувную манжету, и кто-то прижал к сгибу локтя металлический диск. Потом к ее натянутому дрожащему животу приложили другое устройство. Клэр судорожно вздохнула, ощутив, как ее снова пронзила боль. Руки ее были привязаны по сторонам койки. Она не могла пошевелиться.

Неужели все должно происходить именно так? Клэр попыталась спросить, но голос ее звучал слишком слабо и испуганно, и никто не услышал.

– Помогите, – всхлипнула она.

Но внимание персонала было занято на самом деле не ею. Всех беспокоил Плод. Их руки и инструменты лежали на ее туго натянутом животе. Прошли уже часы с того момента, как все началось – первая схватка, затем ритмичная нарастающая боль, а потом ей надели маску.

– Усыпите ее. Придется резать, – послышался повелительный голос, явно принадлежавший кому-то из начальства. – Быстрее.

– Дыши глубже, – велели ей, засовывая что-то резиновое под маску и прижимая ко рту и носу.

Клэр стала дышать. Выбора у нее не оставалось – иначе бы она задохнулась. Нечто с неприятным сладковатым запахом проникло в ее легкие, и боль тотчас же исчезла, как исчезли и все мысли. Последнее, что Клэр почувствовала, уже без боли, – как что-то врезается в ее живот, вскрывая плоть.

Очнувшись, Клэр ощутила новую, другую боль, уже не мучительно-пульсирующую, но обширную и глубокую. Она почувствовала, что свободна, и поняла, что с запястий сняли ремни. Она все так же лежала на койке, накрытая теплым одеялом. С обеих сторон ее защищали металлические ограждения. Комната теперь была пуста – ни персонала, ни техников, ни оборудования. Только одна Клэр. Она неуверенно повернулась, окинув комнату взглядом, а затем попыталась поднять голову, но боль тут же снова заставила ее лечь. Не в силах взглянуть на собственное тело, она осторожно переместила ладони туда, где был ее туго натянутый раздувшийся живот. Теперь он был плоским, забинтованным и сильно болел. Из нее вырезали Плод.

И ей крайне его недоставало. На нее нахлынуло отчаянное чувство утраты.

– Ты лишена сертификата.

Прошло три недели. Первую неделю Клэр восстанавливалась в Родильном Доме: за ней ухаживали, ее обследовали и даже, как она поняла, слегка баловали. Но она постоянно ощущала во всем неловкость. Рядом были другие приходящие в себя молодые женщины, с которыми можно было вести приятные беседы и шутить по поводу того, что они снова стали стройными. Им, как и ей самой, каждое утро делали массаж, и они занимались физическими упражнениями под присмотром персонала. Ее восстановление, однако, шло медленнее, чем у других, поскольку у нее осталась рана на животе, а у них нет.

После первой недели их перевели во временное отделение, где они развлекали себя разговорами и играми, прежде чем вернуться две недели спустя в большую знакомую компанию Рожениц. В общежитии они вновь встретили старых подруг, у многих из которых за это время заметно выросли животы, и заняли свои прежние места в группе. На вид все они были похожи – в бесформенных, как халаты, платьях и с одинаковыми прическами, но каждая при этом была неповторимой личностью. Надя умела обратить что угодно в шутку, Мириам была серьезна и застенчива, Сьюзен отличалась организованностью и целеустремленностью.

Когда Роженицы вернулись после Плодоношения, разговоров о Задаче велось удивительно мало. «Как все прошло?» – спросила одна из девушек, и ответом было лишь небрежное пожатие плечами со словами: «Все в порядке. Совсем легко». Или криво брошенное: «Не так уж и плохо», хотя по выражению лица становилось ясно, что приятного было мало.

– Рада, что ты вернулась.

– Спасибо. Как тут дела без меня?

– Все так же. Только что прибыли две новые Роженицы. А Нэнси ушла.

– Куда ее отправили?

– На Ферму.

– Неплохо. Ей самой этого хотелось.

Обычный, ничего не значащий разговор. Нэнси недавно принесла третий Плод. После третьего Роженицы получали новое назначение – на Ферму, Фабрику Одежды, в Центр Распределения Еды.

Клэр помнила, что Нэнси надеялась попасть на Ферму. Ей нравилось быть на открытом воздухе, и на Ферму несколько месяцев назад получила Назначение одна из ее подруг, а Нэнси надеялась провести очередной период своей рабочей жизни в обществе кого-то ей небезразличного. Клэр была за нее рада.

Но ее тревожило собственное будущее. Хотя у нее остались лишь смутные воспоминания, она знала, что во время ее собственного Плодоношения что-то пошло не так. Ясно было, что ни у кого больше не осталось ран. Она пыталась робко расспрашивать других, рожавших больше одного раза, но тех, похоже, такие вопросы поражали и приводили в замешательство.

– У тебя все еще болит живот? – шепотом спросила Клэр у Мириам, которая восстанавливалась вместе с ней.

Они сидели рядом за завтраком.

– Болит? Нет, – ответила Мириам.

– У меня болит – там, где шрам. Когда я на него нажимаю, – объяснила Клэр, осторожно дотрагиваясь до этого места.

– Шрам? – поморщилась Мириам. – У меня нет шрама.

Отвернувшись, она включилась в другую беседу.

Клэр снова попробовала осторожно расспросить других Рожениц, но шрамов ни у кого не было. Ни у кого не было раны. Вскоре болеть перестало, и она попыталась не обращать внимания на неприятное чувство, будто что-то пошло совсем не так, как следовало.

А потом ее вызвали. В середине дня, когда Роженицы сидели в столовой, голос из громкоговорителя объявил:

– Клэр, прошу явиться в кабинет сразу после обеда.

Она взволнованно огляделась. Напротив сидела Элисса, ее подруга. Обе стали Двенадцатилетними в один год, тогда же их обеих и назначили, и они были знакомы по школе. Но Элисса появилась здесь позже, и ее осеменили после Клэр. Сейчас она пребывала на ранней стадии своего первого Плодоношения.

– Что бы это могло значить? – спросила Элисса, когда они услышали распоряжение.

– Не знаю.

– Ты что-то сделала не так?

Клэр нахмурилась:

– Вряд ли. Может, забыла сложить белье в стирку.

– Сомневаюсь, что тебя из-за этого стали бы вызывать.

– Наверное. Это такая мелочь.

– Что ж, – сказала Элисса, собирая пустую посуду, – скоро выяснишь. Вероятно, ничего серьезного. До скорого! – Она ушла, оставив Клэр за столом одну.

Но все оказалось более чем серьезно. Клэр в смятении стояла перед комиссией, которая сообщила ей о своем решении. Ее лишили сертификата.

– Собирай вещи, – велели ей. – Сегодня вечером тебя переводят.

– Но почему? – спросила она. – Из-за того, что… Да, я понимаю, что-то пошло не так, но…

К ней были добры и внимательны.

– Это не твоя вина.

– Что не моя вина? – Клэр понимала, что напористость проявлять не стоит, но не могла остановиться. – Если бы вы просто объяснили…

Глава комиссии пожал плечами:

– Такое случается. Проблема со здоровьем. Ее должны были обнаружить раньше. Тебя не следовало осеменять. Кто проводил твой первый осмотр?

– Не помню, как ее звали.

– Что ж, выясним. Будем надеяться, что раньше она не ошибалась и у нее будет второй шанс.

После этого Клэр сказали, что она может идти, но она остановилась в дверях, поскольку не могла не спросить:

– А мой Плод?

Глава комиссии бросил на нее пренебрежительный взгляд, но, смягчившись, повернулся к сидевшей рядом за столом женщине и кивнул на лежавшие перед ней бумаги.

– Какой номер? – спросила женщина, но он не ответил. – Ладно, проверю по имени. Ты Клэр?

Будто они не знали. Ее вызвали сюда по имени. Но Клэр кивнула.

Женщина провела пальцем по странице.

– Да, вот ты. Клэр: Плод номер Тридцать Шесть. Да, вижу отметки об осложнениях. – Она подняла взгляд.

А Клэр дотронулась до живота, вспоминая.

Женщина положила бумагу обратно в стопку и постучала по краям, выравнивая ее.

– С мальчиком все хорошо, – сказала она.

Глава комиссии яростно на нее посмотрел.

– С Плодом, – поправилась женщина. – В смысле, с Плодом все хорошо. Сложности медицинского характера на него не повлияли. С тобой тоже все будет хорошо, Клэр, – дружелюбно добавила она.

– Куда меня отправляют? – спросила Клэр, внезапно испугавшись.

Ей пока не сказали, что она получила новое Назначение. Просто лишили сертификата, так что Роженицей ей больше не быть. Вполне разумно – ее тело не сумело надлежащим образом исполнить эту функцию. Но что, если?.. Что, если тех, кого лишили сертификата, просто удаляют? Как часто бывало с теми, кто не оправдал ожиданий?

Но ответ успокоил ее.

– В Рыбный Инкубаторий, – сказал глава комиссии. – Там не хватает рабочих и нужна помощь. Обучение начнется с завтрашнего дня. Придется нагонять. К счастью, ты достаточно сообразительна.

Он махнул рукой, отпуская Клэр, и она вернулась в общежитие, чтобы собрать вещи. Было время отдыха. Другие Роженицы спали за закрытыми дверями своих крошечных комнаток.

«Мальчик, – подумала Клэр, собирая скудные пожитки. – Это был мальчик. Я произвела на свет мальчика. Сына». На нее вновь нахлынуло чувство утраты.

3

– Тебе выдадут велосипед.

Мужчина, на значке у которого было написано «ДИМИТРИЙ. ДИРЕКТОР ИНКУБАТОРИЯ», показал на велосипедную стойку. Он встретил Клэр у входа, нисколько не удивившись ее появлению. Ему явно уже о ней сообщили.

Клэр кивнула. Она больше года не покидала пределов Родильного Дома и его окрестностей и не нуждалась в каком-либо транспортном средстве. Сюда она пришла пешком из района на северо-востоке, где селили Рожениц, прихватив с собой чемоданчик с вещами. Путь был недалек, и она знала дорогу, но по прошествии месяцев многое казалось новым и незнакомым. Проходя мимо школы, Клэр увидела детей, тренировавшихся на игровом поле, но никто, похоже, ее не узнал, хотя они и бросали любопытные взгляды на шедшую по дорожке посреди дня девушку – большинство в это время были на работе. Те, кому требовалось поддерживать форму, перемещались от одного здания к другому на велосипедах. Никто не ходил пешком. Маленькая девочка с лентами в волосах улыбнулась Клэр, оторвавшись от своих упражнений, и тайком помахала ей рукой. Клэр улыбнулась в ответ, вспомнив те времена, когда сама носила ленточки, но преподаватель что-то резко крикнул девочке, и та, скорчив рожицу, вернулась к назначенной ей гимнастике.

По другую сторону Центральной Площади, в Жилой зоне, Клэр заметила маленький дом, где она росла. Там теперь жили другие люди – недавно назначенная друг другу пара, возможно, ожидая…

Клэр отвела взгляд от Воспитательного Центра, куда, как она знала, забирали Плоды после рождения, обычно группами, чаще всего рано утром. Как-то раз, проснувшись на рассвете, она посмотрела в окно своей комнатки и увидела четыре Плода в корзинках, которых грузили в двухколесную тележку, прицепленную сзади к велосипеду. Проверив, что корзинки надежно закреплены, служащий Родильного Дома уехал в сторону Воспитательного Центра, чтобы доставить туда Плоды.

Клэр не знала, забрали ли уже ее собственный Плод, ее мальчика номер Тридцать Шесть, в Воспитательный Центр. В Родильном Доме всегда ждали какое-то время – иногда дни, а порой недели, – чтобы убедиться, что все хорошо и Плоды здоровы, прежде чем их туда передать.

Что ж, пришло время выбросить мысль о нем из головы. Вздохнув, Клэр двинулась дальше, мимо здания Департамента Юстиции. Там работал Питер, которого она когда-то знала как старшего брата – задиру. Если бы он выглянул в окно и увидел медленно идущую мимо девушку, узнал бы он Клэр? И не было бы ему все равно?

Она прошла мимо Дома Старейшин, где жили и занимались своими исследованиями члены управляющего коммуной Комитета, мимо маленьких конторских зданий, мимо мастерской по ремонту велосипедов и увидела окаймлявшую коммуну реку с быстро движущейся темной водой, вспенивавшейся вокруг камней. Клэр всегда боялась реки. В детстве их предупреждали о ее опасностях. Клэр знала про одного мальчика, он утонул. Ходили слухи, скорее всего недостоверные, о гражданах, которым удалось переплыть реку или даже перейти через высокий запретный мост и скрыться в неведомых землях за ним. Но вместе с тем река завораживала своим постоянным журчанием и движением, а также своей загадочностью.

Клэр пересекла велосипедную дорожку, вежливо дождавшись, пока проедут две молодые женщины. Увидев слева мелкие пруды для рыбы, она вспомнила, как в детстве с подругами наблюдала за скользящими в них серебристыми созданиями.

Теперь ей предстояло здесь работать – в Инкубатории. И жить, надо полагать, тоже – по крайней мере, пока… Пока что? Гражданам предоставляли жилье, когда назначали им супругов. У Рожениц никогда не бывало супругов, и Клэр прежде об этом даже не думала. Но теперь у нее возникла мысль, имеет ли она право на супруга и в конечном счете на… Клэр вздохнула. Размышления на подобную тему беспокоили и сбивали с толку. Свернув в сторону от прудов, она направилась ко входу в здание, где ее встретил Димитрий.

В ту ночь, пребывая в одиночестве в выделенной ей маленькой спальне, Клэр смотрела в окно на темную, вздымающуюся волнами реку внизу. Хотелось спать. День был долгим и утомительным. Еще утром она проснулась в знакомом окружении, там, где прожила много месяцев, но к середине дня вся ее жизнь переменилась. Ей даже не удалось попрощаться с подругами, другими Роженицами. Наверняка они удивлялись, куда она делась, но, конечно, вскоре о ней забудут. Клэр выделили место, выдали значок с именем и представили другим работницам, которые показались ей довольно приятными на вид. У некоторых, старше Клэр, были супруги и жилища, и в конце рабочего дня они уходили. Другие, как и она сама, жили здесь, в комнатах вдоль коридора. Одна из них, Хезер, оказалась ровесницей Клэр – будучи Двенадцатилетней, она присутствовала на той же церемонии и наверняка помнила Назначение Клэр Роженицей. Когда их представили друг другу, в глазах Хезер мелькнуло что-то вроде узнавания, но она промолчала, как и Клэр. Собственно, говорить было нечего.

Клэр надеялась, что сумеет подружиться с юными работницами, включая Хезер. Она представляла, как они будут сидеть вместе в столовой и ходить компаниями на развлекательные мероприятия в коммуне, а какое-то время спустя обмениваться шутками, вероятно на тему рыбы, и хихикать над собственными фразами. Именно так было с другими Роженицами, и Клэр обнаружила, что ей уже недостает прежних непринужденных дружеских отношений. Но она не сомневалась, что сумеет встроиться в новое общество. Тут все весело ее приветствовали и говорили, что будут рады ее помощи.

Работа была нетяжелой. Клэр позволили наблюдать, как сотрудницы в халатах и перчатках извлекают икру из, как они говорили, «рыб-производителей», анестезированных самок. Увиденное слегка ее позабавило, чем-то напомнив выдавливание зубной пасты. Рядом другие работницы выдавливали из самцов нечто под названием «молоки», а затем добавляли похожую на сметану субстанцию в контейнер со свежей икрой. Как ей объяснили, требовался точный расчет времени и антисептика. Необходимо было исключить возможное заражение от попадания бактерий. Имела значение также температура. Все тщательно контролировалось.

В соседней комнате с тусклым красным освещением Клэр увидела еще одну работницу в перчатках, просматривавшую поддоны с оплодотворенной икрой.

– Видишь эти пятна? – спросила работница, показывая на поддон с блестящими розовыми икринками.

Вглядевшись, Клэр увидела, что на большинстве из них есть два темных пятнышка, и кивнула.

– Глаза, – сказала девушка.

– Ух ты! – проговорила Клэр, удивившись, что нечто столь юное и крошечное, что пока с трудом можно назвать рыбой, уже имеет глаза.

– Видишь? – Девушка показала металлическим инструментом на бесцветную безглазую икринку. – Эта мертвая.

Осторожно взяв икринку щипцами с поддона, она выбросила ее в раковину, а затем вернула поддон на стеллаж и потянулась к следующему.

– Почему она умерла? – спросила Клэр, невольно понизив голос до шепота в тихой, прохладной и тускло освещенной комнате.

Но работница ответила обычным тоном и вполне деловито:

– Не знаю. Полагаю, осеменение пошло не так, как надо. – Пожав плечами, она убрала еще одну мертвую икринку со второго поддона. – Приходится их удалять, чтобы не заразили здоровых. Я проверяю их каждый день.

Клэр стало слегка не по себе. «Осеменение пошло не так, как надо». Не это ли случилось с ней самой? Не выбросили ли точно так же куда-то ее Плод, подобно бесцветной безглазой икринке? Нет, ей ведь сказали, что с номером Тридцать Шесть «все хорошо». Она попыталась отбросить тревожные мысли, сосредоточившись на объяснениях работницы.

– Клэр? – Дверь открылась, и вошел Димитрий, директор. – Хочу показать тебе столовую. И для тебя уже почти готов график.

Экскурсия по предприятию продолжилась, и Клэр объяснили ее обязанности на завтра (в основном сводившиеся к уборке – все должно было поддерживаться в безупречном состоянии), а потом она поужинала вместе с группой работниц, которые, как и она теперь, жили в Инкубатории. Разговоры в основном сводились к тому, чем все занимались во время отдыха. Ежедневно им выделялся час, когда они могли делать что хотели. Некоторые упоминали поездку на велосипеде и пикник у реки – видимо, на кухне могли упаковать обед в корзинку, если попросить заранее. Двое молодых мужчин играли в мяч. Кто-то смотрел, как ремонтируют мост. Их бесцельная приятная беседа напоминала Клэр, что теперь она свободнее, чем была долгое время до этого. Она подумала, что могла бы пойти прогуляться после обеда или вечером.

Позже, размышляя у себя в комнате, Клэр поняла, чего ей хотелось бы, когда у нее будет время. Не просто пойти на прогулку. Ей хотелось попытаться отыскать девушку по имени София, ее ровесницу, – той исполнилось двенадцать тогда же, когда и Клэр. Они особо не дружили – просто одноклассницы, которым выпало родиться в один и тот же год. Но София сидела рядом с Клэр на Церемонии, когда они получали свои Назначения.

«Роженица», – объявила Главная Старейшина, когда пришла очередь Клэр встать. Она пожала Главной Старейшине руку, вежливо улыбнулась собравшимся, взяла официальные бумаги о Назначении и вернулась на свое место. София встала следующей.

«Воспитательница», – назначила занятие Софии Главная Старейшина.

Тогда это мало что значило для Клэр. Но теперь это значило, что София, сперва помощница, а сейчас уже, вероятно, прошедшая Обучение Воспитательница, работает в Воспитательном Центре, там, где держат и кормят Плод Клэр – ее дитя, ее младенца.

Шли дни. Клэр ждала подходящего момента. Обычно рабочие брали перерыв парами или группами. Все удивились бы, если бы она ушла одна, – начались бы пересуды и расспросы, а ей этого не хотелось. Клэр нужно было, чтобы ее считали трудолюбивой и ответственной, как и всех прочих, не имевших никаких секретов.

Она ждала и работала, начиная постепенно встраиваться в здешнее общество и заводить друзей. Однажды за обедом Клэр присоединилась к компании коллег, устроивших пикник на берегу реки. Прислонив велосипеды к деревьям неподалеку, они уселись на плоские камни в высокой траве, распаковывая приготовленную еду. Двое мальчишек, ехавших на велосипедах, смеясь, помахали им.

– Эй, смотри! – показал один из мальчиков. – Корабль с припасами!

Поспешно бросив велосипеды, мальчишки спустились по покатому берегу, глядя, как мимо проплывает большой корабль с открытой палубой, заставленной деревянными ящиками разной величины.

Рольф, один из участников пикника, взглянул на часы, а затем на мальчиков.

– Еще немного, и они опоздают на оставшиеся уроки, – ухмыльнулся он.

Остальные усмехнулись в ответ. Теперь, когда школа для них закончилась, легко было веселиться над предписаниями, которым приходилось следовать в детстве.

– Я как-то раз опоздала, – сказала Клэр, – потому что какой-то Ландшафтный Рабочий поранил руку, подрезая кусты у центральных контор. Я стояла и смотрела, как его перевязывали и забирали в Больницу, чтобы наложить швы. Я тогда надеялась, что меня назначат Медсестрой, – добавила она.

На мгновение наступила неловкая тишина. Клэр не знала, известно ли им о ее прошлом. Наверняка им как-то объяснили ее внезапное появление в Инкубатории, но, вероятно, без подробностей. Потерпеть неудачу с одним Назначением и получить другое считалось чем-то постыдным. Никто не стал бы об этом упоминать, даже если бы знал. Никто не стал бы спрашивать.

– Что ж, Комитету лучше знать, – чопорно заметила Эдит, раздавая бутерброды. – В любом случае в Инкубатории есть что-то от работы Медсестры. Все эти анализы, процедуры…

Клэр кивнула.

– Инкубаторий для меня не стоял на первом месте, – сказал высокий парень по имени Эрик. – Я на самом деле рассчитывал на Департамент Юстиции.

– У меня там брат, – сообщила Клэр.

– И как, ему нравится? – заинтересованно спросил Эрик.

– Полагаю, да, – пожала плечами Клэр. – Я его совсем не вижу. Он старше меня. Когда брат закончил Обучение, он перебрался из нашего жилища. Может, у него сейчас даже есть супруга.

– Ты бы об этом знала, – заметил Рольф. – На Церемонии видно, кого назначают супругами. Я подал прошение на супружество, – широко улыбнувшись, добавил он. – Пришлось заполнить с тысячу всяких бланков.

Клэр не стала ему говорить, что не присутствовала на последних двух Церемониях. Роженицы не покидали своих жилищ, пока не заканчивались все Плодоношения. Клэр никогда не встречала Утробу, пока сама не стала ею. Пока не испытала на себе и не увидела на других, как человеческие женщины раздуваются, увеличиваются в размерах и размножаются. Никто не говорил ей, что означает «рождение».

– Смотрите! – вдруг сказал Эрик. – Корабль останавливается у Инкубатория. Отлично! Я в свое время оставлял заказ. – он бросил взгляд на берег реки, где за судном все так же наблюдали двое мальчишек. – Эй, ребята! – крикнул он, показывая на часы у себя на запястье. – До звонка осталось меньше пяти минут!

Неохотно вскарабкавшись обратно на берег, они направились к своим велосипедам.

– Спасибо, что напомнили, – вежливо кивнул один из них Эрику.

– Как думаете, корабль все еще будет здесь после школы? – с надеждой спросил второй.

Эрик, однако, покачал головой:

– Судно быстро разгружается, – сообщил он мальчику, которого явно разочаровали его слова.

– Мне хотелось бы работать на корабле, – сказал один другому, пока они поднимали с земли велосипеды. – Спорим, они бывают в куче мест, о которых мы даже не знаем? Спорим, если бы я работал на корабле, то повидал бы…

– Если мы не вернемся вовремя, – нервно заметил его друг, – мы вообще никакого Назначения не получим! Давай, поехали!

Мальчики покатили к видневшемуся вдали школьному зданию.

– Интересно, а что он рассчитывал повидать, работая на корабле? – озадачился Рольф.

Они начали убираться после пикника и упаковывать оставшуюся еду. Эрик сложил салфетки и сунул их в корзину.

– Другие места. Другие коммуны, – предположил он. – Корабли наверняка делают множество остановок.

– Там везде одно и то же. Что такого интересного в том, чтобы увидеть другой Инкубаторий, другую школу, другой Воспитательный Центр, другой…

– Какой смысл об этом рассуждать? – прервала их Эдит. – Все равно без толку. Да и «интересоваться», скорее всего, против Правил, хотя вряд ли это серьезное нарушение.

Эрик закатил глаза и протянул Рольфу корзину.

– Держи, – сказал он. – Привяжи к своему велосипеду и отвези назад, ладно? У меня кое-какие дела. Я сказал шефу, что мне нужно кое-что забрать в Центре Снабжения.

– Впрочем, проехаться по реке и впрямь могло бы быть здорово. Увидеть что-то новое, – заметил Рольф, закрепляя корзину ремнями на багажнике велосипеда. – Даже если ты этим не интересовался, – шутливо добавил он.

Эдит пропустила его слова мимо ушей.

– Это может быть опасно, – сказал Эрик. – Река глубокая. – Он огляделся, убеждаясь, что все собрано. – Готовы?

Клэр и Эдит кивнули, выводя велосипеды на дорожку. Эрик помахал им и поехал по своим делам.

Даже если это противоречило Правилам и считалось нарушением (что трудно было определить, не изучив толстый свод действовавших в коммуне положений; хотя он всегда был доступен на мониторе в вестибюле Инкубатория, но состоял из множества страниц мелким шрифтом, и, насколько могла понять Клэр, никто туда даже не заглядывал), Клэр решила, что никого невозможно поймать на том, что он чем-то интересуется. Это было нечто невидимое, вроде некоего секрета. Что касается ее самой, то она постоянно чем-то… интересовалась.

Крутя педали, она мысленно репетировала небрежную фразу: «У меня кое-какие дела». Что позволило бы ей ускользнуть – совсем ненадолго – и поехать в Воспитательный Центр, чтобы найти Софию и задать той несколько вопросов.

4

И случай вскоре представился.

– Я только что сообразил, что Учитель Биологии так и не вернул плакаты, которыми я дал ему попользоваться, – раздраженно бросил за обедом Димитрий. – А мне они понадобятся завтра утром.

– Давайте я их заберу, – вызвалась Клэр.

– Спасибо за помощь, – кивнул директор. – Завтра начинает Обучение группа добровольцев, а с наглядными пособиями будет проще.

Они обедали в столовой Инкубатория, сидя вшестером за одним столом. Мест никому специально не выделялось, и Клэр, балансируя подносом с едой, пробралась к пустому стулу за столом, где уже сидел директор вместе с несколькими техниками. Он имел в виду комплект демонстрационных плакатов, которые любил показывать посетителям во время экскурсий по предприятию. Их взял взаймы Учитель Биологии и так до сих пор и не вернул.

– Нужно сообщить в школу. Пусть кто-нибудь из учеников их принесет, – предложил один из техников, который уже закончил есть и складывал посуду на поднос. – И пусть накажут Учителя, – добавил он со злобной усмешкой.

– Незачем, – сказала Клэр. – У меня по пути кое-какие дела, так что ничто не мешает заглянуть в школу.

«На самом деле это не ложь», – подумала она. Лгать запрещалось Правилами, о которых все знали и которым беспрекословно подчинялись. Она вовсе не придумала упомянутые дела, лишь надеялась, что никто про них не спросит. Но мысли остальных уже занимало что-то другое. Все комкали салфетки, глядя на часы и готовясь вновь приступить к работе.

Это был ее шанс найти Софию.

В школе она задержалась ненадолго, и Учитель Биологии ее не узнал. Клэр никогда не изучала биологию. В двенадцать лет, когда проводился отбор и Назначение на будущую работу, образовательные программы детей расходились. Некоторые из ее группы продолжали изучать разные науки – так, она помнила мальчика по имени Маркус, отличника, которому в качестве будущего занятия назначили инженерное дело. Вероятно, он уже завершил курс биологии и теперь изучал высшую математику, или астрофизику, или биохимию – предметы, о которых они перешептывались в детстве как о чем-то непостижимо сложном. Маркус теперь был не в этой обычной школе, но в одном из высших учебных заведений, предназначенных для специалистов.

Хотя Клэр тогда была еще маленькой девочкой, она помнила, как Питера, ее брата, отправили продолжать образование. Может, Питер даже изучал в школе биологию. Но потом его перевели в Департамент Юстиции для Обучения и стажировки.

Коридоры школы были знакомы Клэр, и она без труда нашла кабинет биологии.

– Я собирался их вернуть, – сказал Учитель, подавая Клэр свернутые в рулон плакаты. – Не могла бы ты передать своему начальнику, мол, я не думал, что они столь скоро ему понадобятся? – Вид у него был слегка раздосадованный.

– Хорошо, скажу. Спасибо.

Оставив Учителя сидеть за столом в кабинете, Клэр направилась по коридору к выходу, заглядывая в пустые классы. Занятия в школе закончились, и дети ушли заниматься разной добровольной работой. Но ей были знакомы некоторые классы, и она узнала Учительницу Словесности, которая склонилась над столом, собирая вещи в свой портфель. Женщина подняла взгляд и увидела ее. Клэр неуверенно кивнула.

– Клэр? – улыбнулась Учительница. – Какая неожиданность! Что…

Она не договорила, хотя явно не скрывала любопытства. Наверняка она вспомнила, что Клэр выбрали в Роженицы, а Роженице в любом случае нечего делать в школе, да и вообще где-либо на территории коммуны. Но спрашивать, что привело сюда Клэр, было бы крайне грубо, так что Учительница обошлась приветственной улыбкой.

– Я просто пришла кое-что забрать, – объяснила Клэр, показывая рулон плакатов. – Рада вас снова видеть.

Выйдя из школьного здания, она забрала велосипед из стойки возле крыльца и тщательно закрепила бумажный сверток на багажнике сзади. Садовник, пересаживавший неподалеку куст, без особого интереса взглянул на нее. Двое ребятишек на велосипедах быстро проехали мимо, вероятно боясь опоздать на отработку положенных добровольных часов.

Все было по-прежнему знакомо, и тем не менее Клэр казалось странным, что она снова в коммуне. Она давно уже не уходила далеко от Инкубатория, лишь на короткие вылазки вместе с коллегами. «Вон там, – подумала Клэр, глядя вдоль дорожки, по которой она ехала в школу, – почти видно жилище, где я выросла».

У нее промелькнула мысль о родителях, о том, вспоминают ли они о ней, или, если на то пошло, о Питере. Они успешно воспитали двоих детей, выполнив задачу взрослых, имеющих супругов. Питер получил весьма престижное Назначение. А она, Клэр, – нет, став Роженицей. На Церемонии, стоя на сцене и получая Назначение, она не смогла разглядеть в толпе лица родителей, но могла представить, насколько те были разочарованы. Наверняка они надеялись на большее от своего ребенка женского пола.

«Это большая честь, – вспомнила она ободряющие слова Матери в тот вечер. – Роженицы обеспечивают нас будущим населением».

Чем-то это, однако, напоминало те случаи, когда, открыв доставленные контейнеры с едой, они обнаруживали, что их ужин состоит из приготовленных на рыбьем жире злаков. «Высокое содержание витамина D», – столь же радостно говорила Мать, надеясь, что еда покажется более привлекательной, чем на самом деле.

Отъехав от учебных зданий, Клэр остановилась на углу, где пересекались несколько дорожек. Она могла свернуть направо, позади Департамента Юстиции, и вернуться в Инкубаторий несколько минут спустя. Но вместо этого она двинулась прямо, а затем повернула налево, так что впереди нее оказался окруженный деревьями Дом Старых. Там она повернула направо и притормозила возле Детского Центра, осторожно объехав разгружавшийся транспорт, после чего покатила прямо к Воспитательному Центру.

Удивительно, подумала Клэр, приближаясь к зданию, что, учась в школе, она никогда не отрабатывала там добровольные часы. Она часто работала в Детском Центре, и ей нравилось играть в обучающие игры с малышами, но новорожденные, которых называли Младенцами, ее не интересовали. Некоторые из ее подруг и ровесниц считали их «хорошенькими», но только не сама Клэр. Судя по тому, что она слышала, Младенцы требовали постоянной заботы – кормления, укачивания, купания – и слишком много плакали. Клэр всячески избегала работы с ними.

Теперь же, размышляя, как она появится у входа в Воспитательный Центр, Клэр поняла, что слегка нервничает. Она еще раз мысленно отрепетировала свои слова. Спрашивать про Софию было глупо – та вряд ли ее помнит, они особо не дружили. Но зачем еще она могла бы туда явиться?

«Что ж, – внезапно решила Клэр, – придется еще раз солгать». Она знала, что это противоречит Правилам, но теперь ей было все равно. К тому же ложь получится совсем небольшая.

Вкатив велосипед в стойку, где оставалось несколько свободных мест для посетителей, она сняла с багажника свернутые плакаты и направилась с ними ко входу. Сидевшая внутри за столом молодая женщина подняла взгляд и улыбнулась.

– Добрый день, – вежливо сказала она, глядя на значок Клэр. – Чем могу помочь?

Клэр представилась.

– Я работаю в Инкубатории, – объяснила она. – У нас тут лишние плакаты про жизненный цикл лосося. Я подумала, может, они вам пригодятся для украшения стен?

Она тут же поняла, что, если женщина скажет «да», придется как-то объясняться с директором Инкубатория, который именно сейчас ждал возвращения плакатов. Но можно было с большой вероятностью предположить, что ответ будет «нет». Кому интересно изучать процесс роста рыбы, включая тех, кто с этой рыбой работает?

Как и ожидала Клэр, женщина улыбнулась и покачала головой.

– Спасибо, – ответила она, – но у нас есть специально разработанные средства для привлечения внимания Младенцев. Мы предпочитаем не отклоняться от стандартных методов, помогающих им сосредоточиваться и упражнять свои маленькие мышцы. Все тщательно отобрано специалистами по развитию новорожденных.

– Интересно, – проговорила Клэр. – Жаль, что я никогда тут не работала. Вообще почти ничего не знаю о воспитании Младенцев. Вы проводите экскурсии для посетителей?

Секретаршу, похоже, порадовал ее интерес.

– Вообще никогда тут не бывала? Даже не представляешь, как тут весело! Обязательно стоит взглянуть, раз уж ты тут! Сейчас посмотрю, кто дежурит. – Она пробежала пальцем по списку имен.

– София здесь? – спросила Клэр. – Она моя ровесница.

– О, София! Весьма прилежная работница. Сейчас взгляну. Да, вот ее имя. Посмотрим, свободна ли она.

Секретарша позвонила по интеркому, и в вестибюль из бокового коридора вышла София. Она не слишком изменилась с тех пор, когда им обеим было по двенадцать лет, – худощавая, с заправленными под форменную шапочку волосами.

– Привет, – улыбнулась Клэр. – Не знаю, помнишь ли ты меня. Мы с тобой учились в одном классе. Меня зовут Клэр.

София взглянула на значок Клэр и, слегка помедлив, улыбнулась в ответ.

– Мы не носим значки, – пояснила София, – потому что Младенцы постоянно за них хватаются. Но я тебя помню. Кажется, мы вместе ходили на уроки по математике.

– Я терпеть не могла математику, – скорчила гримасу Клэр. – Она никогда мне не давалась.

– Мне вполне давалась, – усмехнулась София, – но не особо интересовала. Помнишь Маркуса? У него были отличные оценки по математике! Сейчас он учится на инженера.

– Он всегда много занимался, – кивнула Клэр.

Нахмурившись, София посмотрела на мелкий шрифт под именем Клэр на значке.

– Забыла, какое ты получила Назначение, – сказала она. – У тебя форма…

– В Рыбный Инкубаторий, – быстро ответила Клэр.

Неплохо: София не помнила, что ее назначили в Роженицы.

– И что ты тогда тут делаешь?

– Надеюсь пойти на экскурсию! – заявила Клэр. – Как-то пропустила все, что касается воспитания. А сегодня у меня есть немного свободного времени.

– Что ж, ладно. Можешь пойти со мной, и я все объясню. Но у меня есть работа. Скоро время кормления. Идем, но сперва продезинфицируй руки. – София показала на дозатор на стене коридора, и Клэр последовала ее примеру, тщательно протерев руки прозрачным раствором. – Самые маленькие в первой палате.

Самые маленькие. То есть самые недавние новорожденные. Подумав, Клэр вспомнила, кто из сестер-Утроб готовился родить, когда ее отстранили. Наверняка это были их Плоды.

– Туда нельзя без стерильной формы. Но можно на них взглянуть.

София показала через окно на безупречно чистое помещение, заполненное маленькими каталками, многие из которых были пусты. Там юноша в форме Воспитателя и девочка-доброволец лет десяти занимались уборкой. Увидев в окно, что за ними наблюдают, они улыбнулись.

– Сколько новеньких? – крикнула через окно София.

Девочка показала четыре пальца, затем подошла к одной из каталок и подкатила ее ближе к окну, чтобы София и Клэр могли посмотреть. На карточке сбоку виднелся символ женского пола и номер – 45.

– Сорок пять? – спросила Клэр, глядя на новорожденную, которая была туго завернута в одеяльце, так что виднелось только ее личико с зажмуренными глазами. – Что это значит?

София удивленно взглянула на нее:

– Номер Сорок Пять. Сорок пятый Младенец в этом году. Осталось еще пять. Не помнишь? У нас у всех были номера. Я была Двадцать Седьмая.

– А… ну да, конечно. Я была одной из первых в нашем году. Одиннадцатая.

Теперь, после слов Софии, она вспомнила. После двенадцати лет номера мало что значили, и на них редко ссылались. Но в детстве номер Одиннадцать сослужил ей хорошую службу. Это означало, что она одиннадцатый Младенец в своем году – старше многих остальных, вроде Софии, которые позже начинали ходить и говорить, прибавлять в росте. К двенадцати годам все это, естественно, по большей части сглаживалось, но Клэр помнила, как Пятилетней и Шестилетней гордилась, что слегка опережает других.

– А другие в этом году? – спросила Клэр.

– Самые старшие – номера с Первого по Десятый. Они в той палате, – показала София. – Некоторые уже умеют ходить. За ними порой не угонишься!

Она закатила глаза и свернула за угол. Клэр последовала за ней.

– Дальше – следующие по старшинству.

За очередным большим окном девушки увидели зал, где группа малышей ползала по застеленному ковром полу с россыпью игрушек, а обслуживающий персонал готовил для них бутылочки на стойке с раковиной возле стены.

– Их распределяют группами по десять?

София кивнула.

– Пять палат, по десять в каждой – когда набираются все пятьдесят. Сейчас мы ждем еще нескольких новорожденных. Потом уже больше не будет – до следующей Церемонии. – София весело махнула девочке-добровольцу, ставившей бутылочки в подогреватель, и та, улыбнувшись, помахала в ответ. – Потом, естественно, после того, как этих пятьдесят назначат родителям, все начнется сначала, и после Церемонии станут постепенно появляться новые. А до этого – что-то вроде небольшого отпуска!

– До Церемонии еще достаточно долго. Но у вас уже почти все пятьдесят?

– В Родильном Доме все рассчитано, так что в конце года новорожденные к нам не поступают. Родители, которым выдают Младенцев, не хотят тех, кто только что родился.

– Слишком хлопотно?

– Не особо. Ты же только что видела тех, самых новых? Они в основном спят. Но требуется немалая ответственность, поддержание стерильности. К тому же с ними не поиграешь. А родителям нравится играть с детьми, которых они получают.

Клэр слушала вполуха. «Тридцать Шесть», – подумала она. У ее Плода был номер Тридцать Шесть, который она надежно хранила в памяти.

– Значит, дальше – третья десятка? – спросила она. – Дай подумать. С Первого по Десятый. Потом эта группа, с Одиннадцатого по Двадцатый. Следующая – с Двадцать Первого по Тридцатый, верно?

– Да. Вон там, напротив по коридору. Я обычно работаю с той группой. Мне нужно на минуту туда вернуться, помочь с кормлением.

Клэр взглянула через окно на группу детей Софии, которые раскачивались на подвешенных к потолку качелях, отталкиваясь босыми ножками от ковра. На столике с мягкой обивкой служащий-мужчина менял одному из них памперсы. София приоткрыла дверь, и Клэр услышала агуканье «переговаривавшихся» между собой малышей. Она невольно улыбнулась – Младенцы вовсе не казались ей привлекательными, но в них ощущалось некое очарование. Она вполне могла понять, почему новые родители хотели тех, с кем можно было играть.

– Сейчас приду, – сказала София своему коллеге. – Я провожу экскурсию. Или, – она повернулась к Клэр, – можем на этом закончить. Осталась еще только одна группа, следующая после самых младших. Они не особо интересны. Хочешь зайти и поиграть с этими малышами? Можешь кого-нибудь покормить, если желаешь.

Клэр поколебалась. Ей не хотелось проявлять подозрительный интерес к конкретной группе.

– Знаешь, – сказала она Софии, – я все-таки хотела бы взглянуть на последнюю группу. Просто чтобы можно было говорить, что я видела всех. Ты не против?

София вздохнула.

– Сейчас вернусь, – сказала она мужчине в форме, который, посадив перепеленатого малыша обратно на качели, доставал из подогревателя маленькие мисочки с кашей. – Вон там, – показала она и повела Клэр к последней комнате по коридору.

– Значит, эти… дай подумать… с Тридцать Первого по Сороковой?

– Верно. – Софии явно не терпелось вернуться к своим обязанностям. – Следующие после самых новых.

– Можно зайти? – Клэр посмотрела в окно.

В каждой кроватке лежал малыш, и двое работников ставили подогретые бутылочки в мягкие держатели возле их головы, чтобы они могли сосать.

– Думаю, да. – София открыла дверь. – У нас посетитель. Помощница не требуется?

Мужчина в форме улыбнулся:

– Как насчет двух? Любая помощь пригодится!

– Мне нужно вернуться к своей группе. Но оставляю ее на твое попечение.

– Спасибо, София. Рада была снова тебя видеть, – улыбнулась Клэр. – Может, как-нибудь пообедаем вместе или вроде того?

– Да, приходи в любое время. Хотя лучше всего, когда они спят.

София коротко помахала на прощание и вернулась в свою палату.

Робко войдя внутрь, Клэр остановилась, глядя, как раздаются последние бутылочки.

– Ну вот, – сказал работник. – Всех обслужили. Теперь нужно время от времени проверять, что все соски на месте. Естественно, если какая-нибудь выпадет, тут же поднимется крик! А ты бы не стала кричать? – Улыбнувшись, он взглянул на старательно сосавшего малыша. – А потом берем их одного за другим и хлопаем по спинке, пока не срыгнут. Когда-нибудь приходилось?

Клэр покачала головой. Пока не срыгнут? Она не могла себе этого даже представить.

– Нет.

– Что ж, можешь посмотреть, – усмехнулся он. – А потом, если захочешь попробовать…

Он достал из кроватки одного из малышей. Шагнув вперед, Клэр увидела номер. 40. Она огляделась, пытаясь понять, идут ли номера по порядку. Но маленькие кроватки были на колесиках и, похоже, располагались случайным образом. Она увидела, как работник относит Сорокового к креслу-качалке в углу и садится, держа малыша у плеча.

Другая работница, девушка, склонилась над кроваткой, принюхалась и внезапно произнесла:

– Ой! Тридцать Четвертой нужно сменить подгузник! – Наморщив нос, она покатила кроватку к пеленальным столикам. – Придется допить свою бутылочку, когда я приведу тебя в порядок, малышка!

Усмехнувшись, она положила девочку на столик.

Клэр заметила, что каждая кроватка также помечена символом пола. Она прошла вдоль кроваток, глядя на младенцев, часть из которых безмятежно сосали молоко, а другие жадно его глотали. Внезапно из кроватки с пометкой «мужской пол» раздался крик, сменившийся громким воплем.

– Можно даже не спрашивать, кто это! – сказал работник, продолжая поглаживать спинку малыша, которого держал на руках. – Узнаю его голос!

Клэр взглянула на номер на кроватке с орущим Младенцем.

– Тридцать Шестой, – сообщила она.

– Естественно, Тридцать Шестой! – рассмеялся мужчина. – Каждый раз Тридцать Шестой! Возьми его, хорошо? Посмотрим, сумеешь ли ты заставить его замолчать.

Клэр глубоко вздохнула. Она никогда прежде не держала на руках Младенца, и наблюдавший за ней работник это почувствовал.

– Не бойся, не сломается. Они на самом деле вполне крепкие. Просто поддерживай ему головку.

Она наклонилась. Казалось, будто ее ладони сами знают, что делать, – они с легкостью скользнули под малыша, удерживая его шею и голову. Клэр нежно подняла на руки сына.

5

Ничего не изменилось. Жизнь Клэр осталась прежней. Каждый день она просыпалась, принимала душ и прицепляла значок: «КЛЭР. ПОМОЩНИЦА В ИНКУБАТОРИИ». Она шла в столовую, приветствовала коллег, завтракала и приступала к работе. Начальники в Инкубатории были ею довольны.

Но в то же время все стало иначе. Все ее мысли теперь занимал Младенец, которого она видела лишь однажды и немного подержала на руках, в чьи светлые глаза успела взглянуть, чьи кудрявые волосы ненадолго коснулись ее щеки. Номер Тридцать Шестой.

– Имя уже выбрали? – спросила она тогда девушку, которая снова ставила бутылочку для перепеленатой и возвращенной в кроватку малышки.

– Для нее? Вряд ли. Нам в любом случае не говорят. Мы не знаем их имен, пока их не назначат родителям.

Каждого Младенца отдавали назначенным родителями на Церемонии, происходившей в декабре. Именно тогда объявлялись их имена, выбранные Комитетом.

– Я про него, – объяснила Клэр. Она сидела в пустом кресле, раскачиваясь туда-сюда вместе с Тридцать Шестым, чьи громкие вопли стихли, и теперь он смотрел на нее.

– А, про него… Возможно, он не получит имя даже к следующей Церемонии. Уже идут разговоры, чтобы оставить его тут еще на год. С ним не все хорошо. Говорят, будто у него проблемы с развитием. – Девушка пожала плечами.

– Собственно, ему уже подобрали имя. – Мужчина уложил срыгнувшего младенца обратно в кроватку, снова закрепил его бутылочку, вернулся туда, где сидела Клэр, и взглянул на Тридцать Шестого. – Эй, малыш, – проворковал он.

– Подобрали имя? Откуда ты знаешь? – удивленно спросила девушка.

Мужчина забрал Тридцать Шестого у Клэр, которая с неохотой его отдала.

– Я за него беспокоюсь, – объяснил он и скорчил гримасу, будто пытаясь заставить малыша рассмеяться. – Я подумал, что он будет лучше реагировать, если я стану называть его по имени. Так что я пробрался в кабинет и заглянул в список.

– И? – спросила его помощница.

– И – что?

– Как его зовут?

Мужчина рассмеялся:

– Не скажу. Я пользуюсь его именем только тайно. Что, если кто-то подслушает? Будут большие неприятности. Так что приходится соблюдать осторожность. – Он покачал малыша на коленке. – Но имя хорошее. Ему подходит.

Девушка вздохнула.

– Что ж, лучше бы ему воспрянуть духом к декабрю, если он хочет обзавестись семьей. А сейчас, – добавила она, взглянув на настенные часы, – им пора спать, а мы еще даже не закончили с кормлением.

Оба полностью забыли о присутствии Клэр. Она поднялась с кресла. Время действительно прошло очень быстро.

– Мне пора возвращаться, – сказала она. – Кстати, никто не будет против, если я приду еще раз?

Ответом ей было молчание, и она поняла почему. Просьба выглядела странно. Дети добровольно работали во многих местах – таково было требование. Но после Назначения, когда детство заканчивалось, люди работали там, где им было назначено. Они не ходили в гости и не пытались заниматься чем-то другим. Клэр поспешно стала придумывать логичное объяснение.

– У меня много свободного времени, – добавила она. – В это время года дела в Инкубатории идут неспешно, так что я пошла сегодня навестить Софию. Вы же знаете Софию – она работает дальше по коридору, со следующей группой Младенцев?

Оба кивнули.

– С Двадцать Первого по Тридцатый, – подтвердил мужчина. – Группа Софии.

– Да. В общем, она мне кое-что показала. И вижу, лишняя пара рук вам не помешает. Так что я всего лишь предлагаю помощь. Если, конечно, вы не против.

Клэр поняла, что нервничает и говорит чересчур быстро. Но те двое, похоже, ничего не заметили.

– Знаешь, – сказал мужчина, – если ты хочешь заниматься этим официально, на постоянной основе, думаю, тебе придется заполнить кое-какие бумаги.

– Получить разрешение, – кивнула женщина.

Сердце Клэр ушло в пятки. Она никогда не смогла бы заполнить какие-либо официальные бумаги. В ней сразу же опознали бы Роженицу, получившую другое Назначение.

Тридцать Шестой извивался и вопил. Мужчина отнес его в кроватку и закрепил бутылочку, но вопль не утихал. Мужчина шлепнул малыша по бьющим в воздухе ножкам, тщетно пытаясь его успокоить.

– Но ты можешь приходить в свободное время, – сказал он. – Когда захочешь.

– Может, и приду, – ответила Клэр, стараясь, чтобы ее голос прозвучал небрежно. – Если выдастся минутка.

Повернувшись, она бегом бросилась прочь. Тридцать Шестой продолжал кричать. Она продолжала его слышать, даже выйдя из здания.

С тех пор она больше не думала ни о ком и ни о чем, кроме него.

6

Каким бы ни было это чувство, оно казалось Клэр весьма странным. Прежде она никогда не испытывала подобного страстного желания быть вместе с этим Младенцем, вспоминая его личико, серьезный взгляд его светлых глаз, завитки волос на макушке, наморщенный лобик и дрожащий подбородок перед тем, как он расплакался.

Каждой Семейной Ячейке выделялось двое детей, по одному каждого пола, и Клэр была младшей. Мать и Отец ждали несколько лет после того, как они получили Питера, прежде чем подать прошение на девочку, так что у Клэр не было возможности близко познакомиться с младенцем или маленьким ребенком.

Она попыталась между делом расспросить коллег за ужином:

– Кто-нибудь из вас помнит, как получил брата или сестру?

– Конечно, – ответил Рольф. – Мне было восемь, когда мы получили мою сестру.

– Я была старше, – отозвалась Эдит. – Мои родители довольно долго ждали, прежде чем подать прошение на моего брата. Кажется, мне было одиннадцать.

– Я был вторым ребенком в семье, – сказал Эрик. – Кто-нибудь хочет последний кусочек хлеба? – Все покачали головой, и Эрик взял с блюда последний ломтик. – Моей сестренке было всего три года, когда родители получили меня. Думаю, Матери всерьез нравились малыши. – Он скорчил гримасу, будто подобная мысль ставила его в тупик.

– Собственно, как раз это мне и было интересно, – объяснила Клэр. – Насколько… людям свойственно по-настоящему любить Младенцев?

– В зависимости от того, что понимать под «любовью», – сказал Димитрий. Будучи главой всего Инкубатория и старше всех остальных, он активно изучал всевозможные науки. – Но вы же, естественно, знаете, что детеныши любого вида… – Он замолчал и взглянул на ничего не выражающие лица коллег. – Вы что, не изучали эволюционную биологию? – Молчание затягивалось, и Димитрий в конце концов усмехнулся: – Ладно, значит, не знаете. Я объясню. Детеныши обычно рождаются с большими, широко расставленными глазами и крупной головой, потому что так они выглядят привлекательно для взрослых своего вида, и это гарантирует, что их будут кормить и заботиться о них. Потому что они…

– Симпатичные? – перебила его Эдит.

– Верно. Симпатичные. Если бы они рождались уродами, никто не хотел бы подбирать за ними дерьмо, или улыбаться им, или говорить с ними. Их бы не кормили. Их не учили бы улыбаться и разговаривать. Они не смогли бы выжить, не будучи привлекательными для взрослых.

– Что значит «любого вида»? – спросил Эрик.

– Ну, млекопитающих у нас больше нет, поскольку здоровая диета не включает их мяса и они снижали эффективность коммуны. Но в других местах есть всевозможные дикие создания. И даже здесь у людей раньше имелись так называемые питомцы. Обычно небольшие – собаки или кошки. У этих видов все было так же. Новорожденные выглядели… в общем, симпатично. Хотя животные не улыбаются. Этой способностью обладают только люди.

– И что люди делали с этими питомцами? – зачарованно спросила Клэр.

– Думаю, играли с ними, – пожал плечами Димитрий. – И еще питомцы составляли компанию одиноким людям. Таких у нас, естественно, теперь не бывает.

– Здесь никто не одинок, – согласился Эрик.

Клэр молчала, думая про себя: «Я. Я одинока». Однако она тут же поняла, что не в курсе, что означает это понятие.

Прозвучал первый звонок, сообщая, что пора заканчивать ужин. Все начали собирать подносы.

– Рольф, Эдит? – спросила Клэр. – Когда вы получили своих брата и сестру, у них тоже были большие глаза и крупные головы и они выглядели… симпатично?

Оба ее коллеги пожали плечами.

– Вроде того, – ответила Эдит.

– И вы все время о них думали, вам хотелось их держать на руках и никогда не отпускать?

Они взглянули на Клэр так, будто та сказала нечто нелепое или непонятное, и она поспешила переформулировать вопрос:

– Или, скорее, я имела в виду ваших Матерей. Матери обнимали ваших брата и сестру, качали их и…

– Моя Мать работала, как и любая другая. Естественно, она заботилась о моей сестре и каждый день отводила ее в Детский Центр, – сказал Рольф. – Но нежностями она не увлекалась, это точно.

– То же самое и с моей Матерью и братом, – кивнула Эдит. – Мы с Отцом помогали ей заботиться о брате, но у моих родителей почти все время отнимала работа. А я, естественно, ходила в школу, а потом отрабатывала добровольные часы. Мы все с радостью оставляли его каждый день в Центре. Конечно, мы очень им гордились. Он был очень умным малышом, – чопорно добавила она. – Сейчас он учится на компьютерщика.

Прозвучал последний звонок, и все встали, чтобы вернуться к работе.

«Нужно выкинуть Тридцать Шестого из головы», – подумала Клэр.

Но как оказалось, это было невозможно. Каждый день, исследуя под микроскопом эмбрионы лосося на предмет изъянов в их структуре, Клэр смотрела на большие темные пятна – их примитивные, несформировавшиеся глаза. Ей представлялось, будто они не сводят с нее взгляда, чего явно не могло быть. Эти тусклые блестящие шарики пока что не были способны видеть, и внутри подрагивающего комка слизи отсутствовал разум, жаждущий любви или хотя бы внимания. Клэр, однако, обнаружила, что постоянно вспоминает смотревшие на нее светлые глаза с длинными ресницами и маленькие пальчики, сжимавшие ее большой палец.

Тридцать Шестой начал ей сниться. В одном из снов на ней снова была надета кожаная маска, но ей дали что-то подержать. Это что-то неуверенно шевелилось в ее руках, и она крепко его сжала, зная, что это он, не желая его отдавать и рыдая под маской, когда его у нее забрали.

В другом, повторяющемся сновидении Тридцать Шестой был с ней здесь, в ее маленькой комнатке в Инкубатории, но никто о нем не знал. Она прятала его в ящике стола, который время от времени открывала, и тогда малыш смотрел на нее и улыбался. В коммуне были запрещены какие-либо тайны, и сон о спрятанном Младенце вынуждал ее просыпаться с чувством вины и страха. Но сон этот оставлял после себя и куда более сильное чувство – радость, когда она открывала ящик и видела, что малыш все еще там, что он невредим и улыбается.

В детстве в Семейной Ячейке им полагалось каждое утро рассказывать, что они видели во сне. От одиноких работающих членов коммуны, таких как сотрудники Инкубатория, этого не требовалось. Иногда за завтраком кто-то из работников пересказывал забавный сон, но за этим не следовало обсуждение, являвшееся частью семейного ритуала. И Клэр предпочитала не распространяться о своих новых сновидениях.

Но теперь она ощущала иное, не вполне понятное беспокойство. Следуя требованиям новой работы и свойственной ей педантичности, Клэр пыталась анализировать собственные чувства. Раньше она никогда этим не занималась и не испытывала в том нужды. Всю жизнь Клэр ее сопровождало ощущение… чего? Она попыталась подобрать подходящее слово. Удовлетворенность. Да, она всегда была удовлетворена, как и все в коммуне. Об их потребностях заботились, им всегда всего хватало, они никогда… Вот оно, поняла Клэр. Она никогда раньше ничего столь страстно не желала. Но теперь, с самого дня родов, она постоянно ощущала отчаянное желание заполнить образовавшуюся внутри ее пустоту.

Ей нужен был ее ребенок.

Шло время. Наступила середина ноября. Клэр была занята на работе, но в конце концов у нее нашлось время снова побывать в Воспитательном Центре.

7

– Привет! – весело поздоровался с ней тот же мужчина. – Я думал, ты про нас уже забыла.

Клэр улыбнулась, радуясь, что он ее узнал.

– Нет. Просто была занята на работе. Не удавалось выбраться.

– Что ж, – кивнул он, – уже почти декабрь. Много чего произошло.

– Особенно здесь, полагаю.

Клэр обвела вокруг рукой, давая понять, что имеет в виду весь Воспитательный Центр, а не только эту комнату с приглушенным освещением – только что миновало время обеда, и все Младенцы спали. Они с мужчиной разговаривали, понизив голос. В углу его помощница молча складывала только что доставленное чистое белье.

– Да. Мы их готовим. Судя по всему, все Назначения уже сделаны. Я еще не видел списка.

Клэр вдруг пришла в голову мысль.

– У вас есть супруга? Вы можете подать прошение на ребенка, а потом – видимо, это против Правил, но все же – выбрать того, кто будет вам назначен?

– Слишком поздно, – рассмеялся мужчина. – Да, у меня есть супруга – она работает в Департаменте Юстиции. Но у нас уже полная семья – старший мальчик, младшая девочка. И мы уже довольно давно их получили. Я тогда был всего лишь помощником. Никаких привилегий.

– И вы даже не намекали, кого…

Он покачал головой:

– Не имело значения. Детей тщательно подбирают. Мы вполне довольны нашими.

Его внимание привлек какой-то звук, донесшийся из одной из кроваток, – требовательное хныканье Младенца. Клэр увидела, как малыш размахивает ручонками.

– Хочешь, чтобы я его взяла? – спросила помощница, взглянув в ту сторону.

– Нет, я сам. Это опять Тридцать Шестой. Конечно же! – обреченно проговорил мужчина с нежностью в голосе.

– Можно мне? – неожиданно для себя самой спросила Клэр.

– Пожалуйста. – Мужчина шутливо махнул в сторону кроватки. – Ему нравится, когда с ним разговаривают, а иногда помогает слегка похлопать по спине.

– Или нет, – криво усмехнулась женщина в углу, и мужчина рассмеялся.

Клэр подняла из кроватки беспокойного Младенца.

– Погуляй с ним в коридоре, – посоветовал мужчина. – Чтобы не разбудил других.

Осторожно взяв малыша, Клэр вынесла извивающийся хнычущий сверток из комнаты и стала ходить туда-сюда по длинному коридору, покачивая у плеча ребенка, который слегка успокоился. Подняв головку, он смотрел вокруг широко раскрытыми глазами. Клэр обнаружила, что нараспев говорит ему какие-то бессмысленные слова и фразы. Ткнувшись носом в его шею, она ощутила его молочный запах. Наконец малыш расслабился в ее руках и заснул.

«Я могла бы выйти отсюда, – подумала Клэр. – Уйти прямо сейчас. Забрать его».

Но она сразу же осознала, что это невозможно. Она понятия не имела, как кормить малыша и ухаживать за ним. И его негде было спрятать, несмотря на искушающий сон о тайном ящике у нее в комнате.

Появившийся в дверях мужчина улыбнулся, увидев, что малыш спит, и подозвал ее к себе.

– Хорошая работа, – прошептал он.

Они стояли в коридоре у окна, выходившего на разбросанные жилища и сельскохозяйственные поля за ними. Мимо проехали двое мальчиков на велосипедах, и мужчина помахал им рукой, но мальчики о чем-то оживленно беседовали и не заметили его. Мужчина пожал плечами и усмехнулся.

– Мой сын, – объяснил он.

Клэр увидела, что мальчики свернули налево, где дорожка пересекалась с другой, мимо Детского Центра. Вероятно, они ехали на игровое поле.

– Ты просто нашла верный подход, – сказал мужчина, и Клэр вопросительно взглянула на него. Он кивнул на спящего малыша, которого она все еще держала на руках. – Он почти не спит. Классический случай проблем с развитием. Так что его решили не назначать семье на Церемонии. Оставим его здесь еще на год, дадим ему шанс немного подрасти. Некоторым Младенцам требуется больше времени, чем другим. Тридцать Шестой – весьма тяжелый случай. Я забираю его на ночь к себе в жилище. Ночная смена постоянно на него жаловалась. Он не дает заснуть другим. Так что ночь он проводит с моей семьей.

Мужчина потянулся к малышу, и Клэр с неохотой его отдала. Внезапно, будто что-то почувствовав, она откинула одеяльце и увидела металлический браслет на крошечной щиколотке.

– Что это?

– Защита. Если его вынести из здания, сработает тревога.

Клэр судорожно вздохнула, вспомнив промелькнувшую у нее мысль: «Я могла бы его забрать».

– Их носят все Младенцы, – продолжал мужчина. – Не знаю даже зачем. Кому мог бы понадобиться малыш? – усмехнулся он. – Когда я забираю его с собой в конце дня, я снимаю с него защиту.

Малыш продолжал спать, и мужчина что-то тихо ему забормотал.

– Хороший мальчик, – услышала Клэр. – Пойдем сегодня со мной вечером домой? Хороший, хороший мальчик.

Продолжая бормотать, он отнес Младенца обратно в кроватку. Клэр показалось, будто Воспитатель прошептал какое-то имя, но не смогла разобрать, какое именно. Эйб? Или нет? Похоже, все-таки Эйб.

8

Клэр не пошла на Церемонию. Туда каждый год ходили почти все в коммуне, но на каждом предприятии должен был оставаться кто-то на дежурстве, и Клэр вызвалась остаться в Инкубатории. Роженицы – Утробы – были от Церемонии освобождены, так что Клэр не была и на двух предыдущих, а теперь вдруг поняла, что это двухдневное событие не особо ее интересует.

Первым в программе всегда шло Называние Младенцев и определение их в Семейную Ячейку, чтобы на оставшиеся часы малышей можно было забрать и они никому не мешали. Клэр отчаянно хотелось бы присутствовать на Церемонии, если бы родительской паре отдавали ее собственное дитя, Эйба (она теперь старалась мысленно называть его подслушанным именем), но мальчику предстоял еще один год ожидания, а кому достанутся другие дети, ее интересовало мало.

Не слишком ее волновал и Подбор Супругов. Как и Клэр, большинство считали Подбор чем-то скучным – естественно, важным, но без особых неожиданностей. Когда взрослый член коммуны подавал прошение на супружество, Комитет размышлял в течение многих месяцев, иногда даже лет, занимаясь подбором соответствующих характеристик – энергичности, интеллекта, трудолюбия и прочих черт, обеспечивавших совместимость двух людей. Супружеские пары ежегодно объявлялись на Церемонии, и им выделялось общее жилище. За их совместной жизнью велось наблюдение в течение трех лет, после чего они могли при желании подать прошение на ребенка. Назначение Младенца, когда супруги его получали, было на самом деле куда более волнующим событием, чем Подбор.

Блуждая по столь пустынным и тихим в этот день коридорам лаборатории, Клэр вдруг поняла, что мысли ее занимает вопрос: могла бы она сама подать прошение на супружество? Будучи Роженицей, она не имела на это права. Но теперь? Рольф, ее коллега, подал прошение и теперь ждал. То же самое она слышала и про Димитрия. А она? Пока что она была для этого еще слишком юной. Но потом, когда станет старше? Она не знала. Правила для обычных граждан были ясны и хорошо известны, и им тщательно следовали. Однако ситуация Клэр относилась к числу не вполне обычных. К тому же ей почти ничего не сообщили, когда освободили от обязанностей Роженицы и перевели в Инкубаторий. Они будто потеряли к ней интерес. Они. Она даже толком не знала кто. Старейшины. Комитеты. Голоса, делавшие объявления по громкоговорителям, вроде сегодняшнего с утра: «ПРОСИМ СОБРАТЬСЯ В ЛЕКТОРИИ НА ОТКРЫТИЕ ЦЕРЕМОНИИ».

Клэр взглянула на часы. Близился полдень. Супругов наверняка уже распределили по парам, детей назвали и раздали. Скоро предстоял перерыв на обед, для которого были расставлены столы за пределами Лектория. Затем все снова должны были собраться к началу Церемонии Взросления.

Младших детей представляли группами: все Семилетние, например, получали застегивающиеся спереди курточки, а Девятилетних вызывали на сцену и под аплодисменты вручали им их первые велосипеды. Десятилетних стригли, лишая девочек косичек, а затем на сцене появлялись уборщики, поспешно сметая срезанные волосы. Но Церемония Взросления обычно проходила быстро, под аплодисменты, а иногда и смех, поскольку каждый год кто-то ни с того ни с сего вдруг ударялся в слезы или считал нужным покрасоваться на сцене с какими-нибудь глупостями.

Клэр в детстве прошла через все эти ритуалы и вовсе не жалела, что сегодня их пропустит.

Центральным событием всегда становилась Церемония Двенадцатилетних, которая должна была начаться на второе утро. Именно тогда, когда дети получали свои Назначения в жизни, могло случиться то, чего никто не ожидал. Наблюдать за раздачей Назначений всегда было весело – пока, естественно, не пришел черед ее собственного.

Что ж, все это осталось в прошлом. Но Клэр была рада, что ее нет сейчас там, среди зрителей, и она не видит, как другие девочки узнают, что их тоже признали годящимися лишь для вынашивания Плода.

Ей казалась странной окружавшая ее в отсутствие других тишина. Делать особенно было нечего – просто требовалось находиться здесь на случай, если вдруг что-то пойдет не так. Но все в лаборатории оставалось под надежным контролем – температура, влажность, даже освещение. Клэр периодически посматривала на экран компьютера, куда поступали входящие сообщения, но ничего срочного не было.

Она взглянула в окно на стоявший у причала корабль, прибывший в неудачное время. Из-за Церемонии приходилось два дня ждать разгрузки. Клэр подумала, что команда корабля, скорее всего, рада неожиданно появившемуся свободному времени, и ей стало интересно, чем сейчас занимаются эти люди. Она уже видела их раньше и слышала, как они таскают грузы, складывают их в штабеля и отдают распоряжения. Они носили другую, не столь просторную одежду, непохожую на принятую в коммуне, и говорили с легким незнакомым акцентом.

Клэр никогда не проявляла особого любопытства к обитателям Другого Места. Ее вполне удовлетворяло то, что она всегда знала, и ей хватало того, что происходило здесь.

Но теперь, глядя в окно на тяжело нагруженный корабль, она вдруг поняла, что думает о его команде.

9

– Обед был просто отвратительный, да?

Эрик появился в вестибюле Инкубатория в конце дня вместе с остальными. Все шумели и смеялись, явно радуясь, что многочасовой ритуал закончился и можно больше не изображать сосредоточенное внимание, время от времени вежливо аплодируя.

– Не такой уж и плохой на самом деле, – ответил кто-то из работников. – Только маловато! До сих пор есть охота.

– Уже почти время ужина, – заметила сидевшая за стойкой Клэр. – Как прошла Церемония?

– Отлично! – ответил кто-то. – Разделались со всеми вплоть до Одиннадцатилетних, так что на завтрашнее утро осталась только Церемония Двенадцатилетних.

– Что ж, хорошо. Значит, все прошло гладко. Никто из детей не вел себя плохо и не устраивал истерику? – улыбнулась Клэр.

– Никто. Вообще никаких неожиданностей, – ответила Эдит.

– Разве что для Димитрия, – возразил Эрик.

– Для Димитрия?

Все засмеялись.

– Он думал, что ему назначат супругу. Все время места себе не находил. Но его имя так и не назвали.

– Ого! Получается, ему ждать еще год, – сказала Клэр.

– Или больше, – уточнил Эрик. – Некоторым приходилось ждать Подбора годами.

– Что ж, оно и к лучшему, – заметила Эдит. – Видимо, на этот раз ему не нашлось подходящей пары.

К их разговору прислушивался парень, которого Клэр не знала.

– Он подал прошение на супругу лишь потому, что хотел получить жилище, – сказал парень. – Ему надоело жить в общежитии. – Повернувшись, он увидел вошедшего Димитрия. – Хотя у него тут несколько комнат, потому что он директор. Верно, Димитрий? Тебя ведь уже тошнит от общежития?

Димитрий скомкал программку, которую держал в руке, и швырнул ею в парня.

– Меня тошнит от жизни с тобой, только и всего! – Усмехнувшись, он подобрал упавшую бумажку и бросил ее в мусорку.

– Все спокойно, Клэр? – спросил кто-то, вешая куртку на колышек возле двери.

Она кивнула:

– На берег с корабля высадились несколько человек и пошли прогуляться. Я видела, как они идут по дорожке вдоль реки.

– Странные типы, – заметил Эрик. – Никогда ни с кем не разговаривают.

– Может, им не позволяют их правила, – предположила Клэр.

– Может быть. В Другом Месте, вероятно, правила совсем не такие, как здесь.

– Собственно, говорить с ними могут не позволять наши Правила. Кто-нибудь проверял? – спросила Эдит.

Все застонали, и многие бросили взгляд на большой монитор на стойке.

Клэр пришло в голову, что она могла бы свериться с Правилами и ответить на свой вопрос, можно ли ей подать прошение на супружество. Но стоило ли оно того? Продираться сквозь длинное оглавление, чтобы, возможно, найти ответ в каком-нибудь подпункте или сноске? «Вряд ли», – подумала она.

Громкий скрежещущий звонок позвал всех на ужин. Клэр отправилась в столовую и заняла свое место в очереди. Взглянув в окно в коридоре, она заметила двоих из команды корабля, отдыхавших на палубе. Корабль был тяжело нагружен ящиками, и двое парней сидели бок о бок, прислонившись к опечатанному контейнеру. Оба держали во рту маленькие цилиндрики, из которых они, казалось, высасывали дым, а потом выпускали его в воздух. То был странный обычай, которого Клэр никогда прежде не видела, и ей стало интересно, в чем его смысл. Вероятно, какая-то лечебная ингаляция или вроде того.

Очередь двигалась вперед. Разговоры и смех мешали думать. Подойдя к стопке подносов, Клэр взяла один сверху и увидела, что Эдит и Дженет заняли ей место за своим столом. Она шагнула дальше, протягивая поднос раздатчику за прилавком, и выбросила из головы команду корабля.

– Как прошло Называние Младенцев? – спросила она, садясь с подносом за стол. – Были какие-нибудь неожиданные имена?

– В общем, нет, – ответила Дженет. – Я только удивилась, что одному мальчику дали имя Пауль. Так звали моего Отца.

– Но ведь одно и то же имя нельзя использовать дважды, – возразила Эдит. – В коммуне не бывает людей с одинаковыми именами!

– Имена дают заново, – заметила Клэр, – когда кого-то не станет.

– Верно. Получается, что моего Отца не стало. Я не ожидала это услышать, – сказала Дженет.

– Когда ты в последний раз его видела? – спросила Клэр.

Она помнила собственных родителей, но прошло несколько лет, и подробности о них начали стираться из памяти.

Подумав, Дженет пожала плечами:

– Лет пять назад, наверное. Он работал на Производстве Еды, а я никогда не бывала в той стороне. Хотя я иногда вижу женщину, которая была моей Матерью, потому что она Ландшафтный Рабочий. Недавно я заметила, как она подрезала кусты на краю игрового поля. Она увидела меня и помахала рукой.

– Мило, – небрежно бросила Эдит. – Ты не будешь доедать салат? Можно мне?

Дженет кивнула, и Эдит придвинула к себе отставленную в сторону полупустую тарелку.

– Пауль – симпатичное имя, – сказала Клэр, слегка жалея Дженет, хотя и не знала в точности почему. – Приятно, когда заново используют хорошее имя. Помню, когда я была Десятилетней, Младенца назвали Вильгельминой, и все радовались, потому что всем нравилась предыдущая Вильгельмина, до того как она ушла в Дом Старых. Так что, когда ее не стало, всем было приятно, что ее имя использовали заново.

– Я помню. Я была там, – кивнула Эдит.

– Я тоже, – вспомнила Дженет. – Когда назвали нового Пауля, никто не радовался. Но думаю, все были довольны. Людям нравился мой Отец. Он был приятным человеком. Очень тихим, но приятным.

Они молча доели ужин, а когда раздался звонок, сложили тарелки и начали убирать со стола.

Смеркалось. Все устали после долгого дня Церемонии. В ожидании еще одного такого же дня завтра они рано разошлись по своим комнатам после ужина. Но Клэр, ощущавшая странное беспокойство после проведенного в Инкубатории дня, решила пойти прогуляться.

Дорожка вдоль реки в это время суток была тенистой и приятной. Обычно Клэр встречала бы других гуляющих, обмениваясь с ними приветствиями. Но в этот вечер вокруг не было ни души – день выдался долгим для всех. Клэр шла вдоль воды, пока не оказалась возле огромного моста. Его запрещалось пересекать без особого разрешения, и она понятия не имела, что находится за ним, на другой стороне. Не было видно ничего, кроме деревьев. Попросту – Другое Место. Она слышала, что иногда, хотя и редко, небольшие группы посещали другие коммуны, но, возможно, это были лишь слухи. Сама Клэр не знала никого, кто видел Другое Место.

Стоя у подножия массивных бетонных опор моста, Клэр смерила его взглядом. Корабль, стоявший на причале у Инкубатория, едва смог бы под ним пройти.

Перейдя ведущую через мост дорогу, она могла бы продолжить путь вдоль реки, мимо большого ангара, где хранились официальные транспортные средства. Граждане перемещались по коммуне только на велосипедах, но крупные поставки перевозились на грузовиках, а иногда ремонтные работы требовали тяжелого оборудования. Все это хранилось здесь. Клэр помнила, как несколько лет назад, когда она была Десяти- или Одиннадцатилетней, мальчишки, ее ровесники, были в восторге от транспортного ангара. Почти все они мечтали о Назначении, связанном с транспортом, которое позволило бы им учиться управлять этими машинами.

Но Клэр ангар никогда не интересовал, как и этим вечером. Свернув на главную дорогу, она направилась на северо-запад, в сторону от реки, оставив слева Центральную Площадь. Она прошла мимо Лектория, стоявшего в конце Площади. Днем на его ступенях толпилась вся коммуна, и утром будет то же самое. Но сейчас, в сумерках, Площадь пустовала, и возвышавшееся на ее юго-западном краю большое здание казалось тихим и безлюдным.

Клэр поняла, что идет в сторону Воспитательного Центра. Она могла свернуть налево, пройти мимо Больницы и Детского Центра, а затем, описав большой круг, вернуться в Инкубаторий.

– Привет!

Мужской голос застиг ее врасплох – такая тишина царила во всей коммуне. Но, подняв взгляд, Клэр увидела остановившийся на углу Площади велосипед и узнала Воспитателя, который был столь любезен с нею во время ее визитов. Улыбнувшись, она помахала ему и направилась туда, где он балансировал на велосипеде, опираясь одной ногой о землю.

Когда она подошла ближе, он приложил палец к губам.

– Тсс! – Он показал на багажник велосипеда с закрепленной на нем корзиной. Клэр увидела в ней спящего малыша.

– Наконец-то он заснул, – прошептал мужчина. – Я забираю его на ночь домой.

Кивнув, Клэр улыбнулась Младенцу номер Тридцать Шесть.

– Была на Церемонии? – спросил мужчина.

Клэр покачала головой:

– Я добровольно вызвалась остаться в Инкубатории. С меня и так уже хватило Церемоний, – ответила она, тоже понизив голос.

Воспитатель слегка усмехнулся:

– Знакомое чувство. Но сегодня я смог развлечься. Часть моей работы – выдавать Младенцев их Семейным Ячейкам. Новые Матери и Отцы всегда так волнуются. Хотя я рад, что мы будем воспитывать этого малыша еще год, – добавил он, дотрагиваясь до края корзины. – Похоже, он особенный.

Клэр согласно кивнула, не решаясь что-либо сказать.

– Мне пора. – Мужчина поставил правую ногу на педаль велосипеда. – Завтра большой день для моей Семейной Ячейки. Наш сын в этом году становится Двенадцатилетним. Множество нервов и волнений.

– Да, конечно, – кивнула Клэр.

– Приходи снова к нам в Центр. У нас скоро появится новая партия новорожденных. И этот парнишка, естественно, тоже там будет. Все его приятели по играм уйдут в новые семьи, так что он будет только рад гостям.

– Приду, – улыбнулась она, и Воспитатель покатил в сторону семейных жилищ.

Клэр немного постояла, глядя вслед мягко покачивающейся маленькой корзинке на багажнике велосипеда, а потом повернулась и пошла назад.

10

Судя по всему, Церемония Двенадцатилетних закончилась сюрпризом. Во всяком случае, об этом перешептывались вернувшиеся в конце второго дня работники Инкубатория.

Второй день Церемонии всегда был долгим. Новых Двенадцатилетних по одному вызывали на сцену и описывали их качества. Их впервые выделяли из общей массы, уделяя внимание их достижениям в детстве. Мальчика могли похвалить за его познания, напомнив собравшимся о его больших способностях к наукам. Главная Старейшина могла даже обратить внимание на чье-либо симпатичное лицо – подобное всегда повергало в замешательство, поскольку внешняя привлекательность никогда не считалась в коммуне чертой, достойной упоминания, и Двенадцатилетняя, которую описывали таким образом, заливалась румянцем, а публика смеялась. Коммуна всегда отличалась вниманием и поддержкой своих членов – каждый взрослый проходил этот ритуал и знал, насколько он важен. Но чтобы через него могли пройти все, один за другим, требовалось немало времени.

– Главная Старейшина пропустила одного Двенадцатилетнего, – сообщил за ужином Рольф. – Перешла сразу от Восемнадцатой к Двадцатому.

– Нам всем стало не по себе от мысли, что она ошиблась. – Эдит вся напряглась, показывая, как она тогда нервничала.

– Все так подумали. Слышали ропот, который прошел по Лекторию? – спросил кто-то.

– А тот мальчик, которого она пропустила? Номер Девятнадцатый. Я видел его со своего места. Для него это точно стало неожиданностью! – улыбнулся парень в конце стола.

– Так что случилось? – спросила Клэр.

– В общем, – объяснил Рольф, – после того, как она закончила с последним…

– С Пятидесятым?

– Да. Но естественно, на сцену она вызвала только сорок девять ребят. А потом извинилась перед собравшимися.

– Главная Старейшина извинилась? – В это трудно было поверить.

Рольф кивнул:

– Она даже слегка рассмеялась, увидев, что мы нервничаем. Так что она заверила нас, что всё в порядке, и извинилась за неловкость, а затем вызвала на сцену того мальчика, номер Девятнадцатый.

– У него был такой вид, будто его сейчас стошнит, – рассмеялся Эрик.

– Вполне могу его понять, – сказала Клэр, которой вдруг стало жаль мальчика. Вероятно, для него это был кошмарный момент. – И что она ему сказала?

– Что он не получил Назначения – это мы, естественно, и так уже знали. Но потом… потом был сюрприз. Она сказала, что его «избрали».

– Избрали для чего? – Клэр никогда раньше не слышала ни о чем подобном.

Рольф приподнял бровь и пожал плечами:

– Не знаю.

– Она не сказала?

– Сказала, но я не понял, что она имела в виду. А вы? – он взглянул на сидевших за столом коллег.

– Не совсем, – ответила Эдит. – Хотя речь шла о чем-то важном. Как-то связано с Дающим и Принимающим.

– Кем бы они ни были, – пробормотал кто-то.

– Да, похоже, это в самом деле что-то важное, – согласился Эрик.

– Как думаете, мальчик понял?

Все покачали головой.

– Он пребывал в полном замешательстве, – сказала Эдит. – Мне стало его жаль.

Послышался звонок, призывающий к уборке со стола. Все начали собирать тарелки и вилки.

– Кто это был? – спросила Клэр, все еще захваченная мыслями об отобранном мальчике.

– Никогда о нем раньше не слышал. Но теперь мы все знаем его имя, не так ли? – усмехнулся Эрик.

– В смысле?

– Вся коммуна выкрикивала его имя. Это был своего рода ритуал… как бы его назвать? Узнавания. Мы все раз за разом кричали: «Джонас!»

– Джонас! Джо-о-онас! – подхватили Рольф, Эдит и некоторые другие работники.

На них оглянулись сидевшие за другими столами – кто-то с улыбкой, кто-то с легкой тревогой. А потом они тоже начали выкрикивать имя: «ДЖО-О-ОНАС! ДЖО-О-ОНАС!»

Прозвучал последний звонок, и все замолчали, глядя друг на друга во внезапно наступившей тишине. Потом все встали и вышли из столовой. Ужин закончился.

11

Перед сном Клэр снова пошла прогуляться вдоль реки. Вокруг опять не было ни души. Обычно работники гуляли парами или группами, но сегодня они вновь устали после необычного дня. Один за другим все разошлись по своим комнатам; некоторые держали в руках электронные читалки с записанными материалами по работе, которые им полагалось изучать. Клэр тоже время от времени включала свою читалку и просматривала материалы, но они ее мало интересовали. Клэр не выбирал для этой работы Комитет, обнаруживший ее увлечение рыбой. Клэр определили сюда просто потому, что нужно было найти ей какое-нибудь место после того, как она не справилась с обязанностями Роженицы.

Она успела несколько раз перечитать страницы справочника, чувствуя себя виноватой в том, что все это ей нисколько не интересно. Ей запомнилась фраза: «Расщепление, эпиболия и органогенез». Клэр могла ее повторить, но совершенно забыла, что она означает.

– «Активация кортикальных альвеол», – на ходу пробормотала Клэр.

То была еще одна фраза, заголовок, который запомнился ей из справочника.

– Что? – застиг ее врасплох чей-то голос.

Она подняла взгляд и увидела парня из команды корабля, в шортах и свитере. На ногах у него были темные шнурованные ботинки из чего-то вроде парусины, с толстыми ребристыми подошвами, которые, как решила Клэр, не давали поскользнуться на мокрой палубе. Она нисколько не испугалась. Парень улыбался и выглядел вполне дружелюбно, так что нервничать вряд ли стоило. Но она никогда прежде не разговаривала ни с кем с корабля, как и они с ней.

– Это что, какой-то другой язык? – улыбнувшись, спросил он с отчетливым акцентом, который она уже слышала раньше.

– Нет, – вежливо ответила Клэр. – Мы говорим на одном языке.

– Тогда что значит «котивация корсикальных валеол»?

Клэр не удержалась от смеха. Он ошибся, но получилось очень похоже на ее слова – и забавно.

– Просто пытаюсь запомнить кое-что для работы, – объяснила она. – Это фаза эмбрионального развития. Боюсь, довольно скучно, если ты не увлекаешься рыбоводством. Я работаю в Инкубатории.

– Да, я тебя там видел.

– Вам пришлось ждать разгрузки из-за нашей ежегодной Церемонии?

– Не проблема, – пожал он плечами. – Порой неплохо отдохнуть от работы. Разгрузимся завтра и двинемся дальше.

Он поравнялся с ней, и они вместе подошли к мосту, где ненадолго остановились, глядя на бурлящую воду.

– Тебя когда-нибудь беспокоило, что мост может оказаться слишком низким? Вам встречались другие мосты? Мне кажется, ваш корабль чересчур высокий.

– Беспокоиться – не моя работа, – усмехнулся он. – У капитана есть карты, и он знает все пути. Наша высота – шесть и три десятых метра. Пока что ни разу не врезались в мост и в воду никого не сбросило.

– От нас требуют учиться плавать, но не позволяют заходить в реку, – ни с того ни с сего вдруг сказала Клэр.

– Требуют? Кто требует?

Клэр слегка растерялась:

– Просто одно из Правил нашей коммуны. Мы учимся в бассейне. В пять лет.

– Там, откуда я родом, нет таких правил, – рассмеялся парень. – Я научился плавать, когда папаша бросил меня в пруд. Кажется, мне тогда было восемь. Наглотался с полпруда, прежде чем выбрался на берег, а папаша только хохотал. Я разревелся во всю глотку, и он швырнул меня обратно.

– Ого, ничего себе! – Клэр не знала, что сказать.

Подобную сцену она не могла даже представить. Сама она училась плаванию строго по программе, под началом специальных инструкторов. И никаких бессердечно хохочущих мужчин под названием «папаша».

– С тех пор я умею плавать. Хотя искупаться в этой реке у меня желания нет.

Он взглянул на быстро движущуюся темную воду, которая ударялась о камни у берега, а затем скользила поверх них, заставляя на мгновение исчезать, а потом снова появляться в брызгах стекающей по их замшелым бокам пены.

Несколько лет назад неподалеку отсюда в реку упал мальчик по имени Калеб, и вся коммуна провела Церемонию Потери. Клэр помнила всеобщее потрясение, и приглушенные голоса, и то, как родители потом не отпускали от себя детей, много раз строго их предупреждая. Ей вспомнилось, что родителей погибшего мальчика, Калеба, подвергли наказанию. В задачи Семейных Ячеек входило оберегать своих детей от любого вреда, и родители Калеба с этой задачей не справились.

Но Отец этого паренька бросил его в глубокую воду и смеялся, а теперь над этим воспоминанием смеялся он сам. Клэр это показалось крайне странным.

Они еще немного поговорили. Он спросил про ее работу, и они какое-то время бесцельно обсуждали разных рыб. Парень рассказал, что где-то очень далеко видел рыбин величиной почти с корабль. Клэр решила, что он шутит, но он, похоже, говорил серьезно. Неужели это могло быть правдой? Ей хотелось расспросить его, куда дальше отправится его корабль, откуда он пришел. Ее интересовало все связанное с Другим Местом, но она боялась, что, задавая подобные вопросы, может каким-то образом нарушить Правила. В любом случае уже темнело, и она знала, что ей пора возвращаться.

– Мне пора назад, – сказала она.

Он повернул назад вместе с ней, и они пошли в сторону зданий Инкубатория.

– Хочешь подняться на борт? – вдруг спросил он.

– Вряд ли это разрешено, – словно извиняясь, ответила она.

– Капитан не против. У него часто бывают гости на борту. Мы – судно класса «река – море». Такие нечасто встретишь. Людям нравится подниматься на борт и смотреть, что и как.

– «Река – море»?

– Да. Мы ходим не только по реке. Можем ходить и по морю. Большинство речных судов не могут.

– Море, – повторила Клэр, не имея ни малейшего понятия, что это значит.

Похоже, он неправильно ее понял.

– Да, людям хочется увидеть камбуз, рулевую рубку и прочее. Им любопытно, а капитан может с гордостью им все это показать. Или кто-то из команды. У нас команда из десяти человек.

– В смысле, не разрешено мне. Боюсь, я должна остаться на работе.

Они подошли к развилке, где им предстояло расстаться. Его путь лежал назад, вдоль реки к кораблю, а она сворачивала в сторону входа в Инкубаторий.

– Жаль, – ответил он. – Я бы с удовольствием тебе все показал. И ты бы познакомилась с Мари.

– Мари?

– Она кок на нашем корабле. По-вашему – повар. – Он опять рассмеялся. – Некоторых удивляет, что у нас на борту женщина.

– Что в этом удивительного? – озадаченно спросила Клэр.

– Плавать на кораблях – в основном мужская работа.

Клэр нахмурилась. Мужская работа? Женская? Здесь, в коммуне, таких различий не существовало.

– Да, я бы с радостью познакомилась с Мари и увидела корабль изнутри, – сказала Клэр. – Может, когда вы вернетесь. Возможно, наши Правила изменятся, а может, я сумею получить особое разрешение.

– Тогда доброй ночи, – ответил он и свернул на ведшую к кораблю дорожку.

Клэр помахала ему, глядя, как он исчезает за нависающими кустами, а затем направилась прочь.

– Море, – повторила она, думая, что это могло бы значить. – Море.

12

Шли недели. За исключением той тайны, которую Клэр постоянно носила в себе, тайны ее ребенка, каждый день мало чем отличался от предыдущего и последующего. Клэр поняла, что так было всегда. В ее жизни нет никаких неожиданностей, как и в жизни любого в коммуне. Лишь Церемония Назначения в год Двенадцатилетия, а потом разочаровавший ее сюрприз, когда ее назвали Роженицей. А потом, естественно, не меньшее потрясение от неудачи.

Но теперь для нее вновь наступила унылая рутина повседневной жизни в коммуне. Скрежещущий голос в громкоговорителе, делавший объявления и напоминания. Ритуалы и предписания. Еда и работа. Постоянная работа. Клэр поручали все более сложные задачи в лаборатории, но они оставались скучными и монотонными. Она вполне справлялась с работой, но часто ощущала странное беспокойство и тоску.

Что там ей рассказывали про Церемонию этого года? Какого-то мальчика выбрали из числа других – непонятно почему, и никто об этом больше не упоминал. Возможно, тот мальчик – она помнила, что его зовут Джонас, – занимался чем-то другим и более интересным. Но она не могла представить, что бы это могло быть.

Клэр снова побывала в Воспитательном Центре, но на этот раз ее не пустили. После того как на Церемонии всех Младенцев назначили Семейным Ячейкам, Центр почти обезлюдел. Уже начали прибывать новорожденные, появившиеся на свет в этом году, но в Центре – хотя ее и встретили там вполне любезно – сказали, что пока малышей не станет больше, в дополнительной помощи нет нужды.

– У Воспитателей сейчас, можно сказать, время отпуска, – объяснила молодая женщина. – Большинство занято добровольной работой в других местах, пока мы ждем новых Младенцев. – Она взглянула на экран компьютера. – На следующей неделе будут еще двое. Прямо сейчас помощники не требуются, – улыбнулась она. – Но спасибо, что заглянула. Может, через пару месяцев…

«Но как же Тридцать Шестой? – хотелось спросить Клэр. – Он ведь все еще здесь? Его никому не назначили, помните? Вы оставили его еще на год. Разве ему не хочется с кем-нибудь поиграть? Почему бы не со мной?»

Но естественно, она промолчала. Ясно было, что, несмотря на всю вежливость секретарши, та нисколько в ней не заинтересована и только и ждет, когда она уйдет. Неохотно повернувшись, Клэр вышла из здания.

Время от времени, однако, она встречала работавшего там мужчину, которому особо нравился Тридцать Шестой. Выйдя однажды прогуляться после обеда, она увидела, как он едет на велосипеде через Центральную Площадь, и помахала ему. Улыбнувшись, он помахал в ответ. Она заметила, что сзади у него вместо корзинки, где раньше лежал Тридцать Шестой, теперь детское сиденье. Сейчас оно было пусто, но сам факт его наличия обнадежил Клэр. Похоже, Воспитатель все так же забирал малыша на ночь домой. И теперь он уже мог сидеть. Клэр представила его крепкое маленькое тельце, и как он улыбается, радуясь свежему воздуху и виду деревьев.

Клэр начала рассчитывать время своих прогулок, заканчивая работу в лаборатории и уборку так, чтобы оказаться на улице во время пересменки. Она отправлялась в ту часть коммуны, в которой, как ей казалось, она вероятнее всего могла встретить Воспитателя, – к северо-восточному углу Центральной Площади, где находился Воспитательный Центр, а дальше начинались жилые здания по другую сторону главного бульвара. Она надеялась его увидеть, когда он будет возвращаться домой на ужин с маленьким Эйбом за спиной.

Наконец ей это удалось.

– Привет! – крикнула Клэр.

Мужчина поднял взгляд, узнал ее и остановил велосипед, притормозив о дорожку правой ногой.

– Как дела? – весело спросил он. – Клэр, верно?

Она была рада, что он помнит ее имя. Значка у нее не было – он остался пристегнутым к лабораторному халату, который она повесила на стену, уходя с работы. А с тех пор, как они виделись в последний раз, прошло три месяца.

– Да, верно, Клэр.

– Рад тебя видеть. Давно не встречались.

– Я заходила, но мне сказали, что моя помощь не требуется, потому что всех Младенцев уже распределили.

Мужчина кивнул:

– Всех, кроме этого!

Клэр сперва не хотелось сразу смотреть на Эйба. Но поскольку Воспитатель уже упомянул сидевшего в детском кресле малыша, она улыбнулась мальчику, сосредоточенно изучавшему листик у себя в руках, который он, вероятно, сорвал с куста, когда они проезжали мимо. Она увидела, как он поднес лист ко рту и с озадаченным видом попробовал его на вкус. Во рту у него было два зуба.

– Вы всё еще забираете его к себе на ночь домой?

Воспитатель кивнул:

– Он еще плохо спит, и это раздражает ночных работников в Центре, особенно теперь, когда им приходится ухаживать за новорожденными. Но моей Семейной Ячейке он нравится. Моя дочь – ее зовут Лили – пыталась меня убедить, что нам следует подать прошение на Вариацию.

– Вариацию? Что это?

– Исключение из Правил. По мнению Лили, мы должны убедить Старейшин, что нашей семье уместно иметь троих детей.

– И вы подали? – спросила Клэр.

– Нет! – рассмеялся он. – Моя супруга тогда подала бы на расторжение нашего союза! Этого парнишку в следующий раз назначат собственной семье. С ним все будет хорошо. Но пока что мы все рады, что он ночует у нас. – Мужчина оглянулся на малыша. – Ну вот, – простонал он. – Сожрал листок. Что ж, меня учили вытирать отрыжку. Часть моей работы!

Клэр заметила, что он ставит правую ногу на педаль.

– Вам теперь разрешено называть его по имени на публике? – быстро спросила она, пытаясь задержать их еще на минуту. – Помню, вы тогда скрывали, как его зовут.

Мужчина поколебался.

– Собственно, – слегка виновато ответил Воспитатель, – мы зовем его дома по имени. Но нам на самом деле не положено. Он остается Тридцать Шестым, пока его не назначат. Так что, боюсь, не могу тебе сказать его имя. Но оно хорошее.

– Не сомневаюсь. Имена ведь всегда тщательно выбирают. Мне нравится, как зовут вашу дочь. Лили. Красиво.

– Мне пора, – улыбнулся он. – Малыш счастлив, что может пожевать этот листик. Но погоди, пока ему не захочется настоящей еды. Начнет вопить во всю глотку. А сейчас почти время ужина.

– Рада была вас видеть, – сказала Клэр.

– Я тоже. Скажу дочери, что тебе нравится ее имя. Она обожает слышать подобное! – Он закатил глаза, будто речь шла о какой-то глупости. – И естественно, чтобы все было честно, должен тебе сказать, что у моего сына тоже неплохое имя.