Рерих. Таинственная Россия в творчестве великого художника

Издание посвящается 150-летию

со дня рождения Н. К. Рериха

Поверх всяких Россий есть одна незабываемая Россия.

Н. К. Рерих

Да, были и есть разные России. Рерих имеет с собой как раз одну Россию, которая есть творческая любовь и которая держит тайны Космоса. От имени ее он и говорит, идя по миру, и сеет свои слова плодотворно, возвышая их картинами.

Всеволод Иванов.(«Рерих – художник-мыслитель»).

С. Н. Рерих. Портрет академика Н. К. Рериха. 1937 г.

Предисловие

Россия и Восток были излюбленными темами творчества Н. К. Рериха, как художественного, так и литературного. Сам живописец признавался: «Повсюду сочетались две темы – Русь и Гималаи». Даже проведя за границей много лет, великий художник не забыл родину, не перестал любить и верить в ее высокое предназначение. Мысли о культуре, исторической судьбе, искусстве, духовных традициях и высшем предназначении России он воплотил во многих своих картинах и очерках. Полотна Рериха запечатлели разные образы – как далекого прошлого, так и прекрасного грядущего.

Тема Древней Руси появляется на холстах Рериха в самом начале его творческого пути и в дальнейшем сопровождает его везде, где бы он ни был – в России, Европе, Америке или Индии. Множество исторических сюжетов из жизни древних славян: гонец, темной ночью плывущий в лодке к древнеславянскому городку, княжеский выезд на охоту, сбор дани, постройка города, битвы с захватчиками, культовые языческие ритуалы, архитектурные памятники и многое другое – составили целую галерею правдивых и жизненных образов Древней Руси, своеобразную ее историю в красках.

Важно отметить, что на полотнах художника отразилась не только видимая сторона жизни страны, но и другая, глубоко духовная, имеющая отношение уже не столько к историческому, сколько к метаисторическому бытию[1].

Святая Русь, как символ, как идеал и прошлого, и будущего, тоже занимает важное место в живописи Рериха. И не только в ней – идея избранничества России как страны, облеченной великой духовной миссией, неоднократно возникает в его литературно-философском творчестве и работах супруги-единомышленницы, Е. И. Рерих. Ставшие общеизвестными слова художника «Поверх всяких Россий есть одна незабываемая Россия»[2] посвящены как раз сакральной стране – Мессии грядущих времен.

Взгляды Николая и Елены Рерих на историческое и культурное развитие России во многом близки евразийству[3], но все же имеют вполне оригинальное происхождение и совершенно особое содержание. Не будет преувеличением сказать, что у Рерихов был собственный вариант «русской идеи»[4], общий смысл которой отразился в том числе и в живописном наследии. Ее источником были взгляды не только самих Рерихов, но и их духовного наставника, индийского философа Махатмы Мориа или Учителя М. Как известно, к сотрудничеству с общиной индийских философов-отшельников, называемой на Западе Белым Братством, а в Тибете – Шамбалой, супружескую чету привел интерес к богатейшим духовным традициям Индии. Одним из важнейших результатов стала передача Рерихам от Учителя М. нового философского учения – Агни-Йоги, или Живой Этики. Судя по текстам Агни-Йоги и по дневниковым записям, на основе которых Еленой Рерих затем составлялись книги, представления супругов об историческом предназначении России во многом были обусловлены взглядами Махатмы Мориа.

Учитель Мориа считал Россию страной, которой в будущем предстоит роль духовного лидера всей планеты. В дневниках Рерихов записано много его высказываний, например:

«…Русские должны идти во главе человечества»[5];

«Укажи на духовное значение будущей России»[6].

Россию будущего духовный Учитель Рерихов называл «Новой страной» и «Лучшей страной» – фактически речь шла об идеальном государстве, которое будет создано в реально существующей стране. Во время одной из бесед Махатма М. сказал супругам: «Когда будете писать о России, называйте ее Новая страна»[7]. Ее духовная сущность была кратко, но красноречиво обозначена в Его[8] сообщениях: «Как видишь Мою Страну? Местом, от которого ведут начало все новые действия, как бы магнитным центром. Или средоточием достоинств Земли и мостом к свету»[9].

Еще одна интересная идея наставника относительно будущего России касалась ее взаимоотношений со странами Востока. Махатма М. предсказывал, что она станет ядром или идейным центром международного союза, в который войдут некоторые из азиатских государств.

Речь здесь, конечно, шла не о возникновении нового геополитического образования, не об изменении границ, а именно о союзе дружественных стран, способствующем их дальнейшей культурно-экономической интеграции.

Сначала, в 1920-е годы, Учитель М. называл это объединение Союзом Востока, а впоследствии – Российской Азией, или Россазией.

О взаимосвязях России и стран Востока Махатма говорил: «Знаменую и свидетельствую: Россия явит единение народов, щит Мой над нею»[10]. «Сердце планеты бьется в Азии. Счастлива русская страна принадлежать к этой части света. Спешно созидается новый общий дом. На пользу Новой России идет работа на Востоке. Никогда не покинем русский народ. Новые прекрасные души сходят на землю. Надо им открыть глаза. Как легко они поглотят пищу духовную. Радостно помочь им»[11].

Почему Махатма и Рерихи были уверены в том, что именно России предстоит сыграть столь масштабную роль в истории стран Азии и в будущей эволюции всего мира? В их взглядах можно выделить три узловых момента.

Во-первых, Рерихи не раз подчеркивали, что Россия, в силу своего географического положения, является наследницей лучших культурных накоплений и Запада, и Востока и обладает богатыми духовными традициями.

Во-вторых, Учитель М. и Рерихи высоко оценивали духовно-нравственный потенциал русского народа, свойственное ему стремление к познанию и самосовершенствованию, а также героизм и мужество, проявленные во время событий второй мировой войны. Эти обстоятельства нашли яркое отражение в живописи Н. К. Рериха и его литературном наследии.

Третья причина, по которой Махатма считал Россию будущим духовным лидером мира, была связана с теорией о цикличности общепланетной эволюции и астрологической обусловленности эволюционных процессов в мире.

Рассмотрим теперь данные пункты более подробно.

Тот факт, что срединное географическое положение России между Западом и Востоком обусловило синтетичность и многообразие ее культуры, Н. К. Рерих неоднократно подчеркивал в своих статьях по истории русского искусства.

Художника неслучайно так интересовали вопросы переселения народов: он был уверен в существовании древнейших, доисторических связей и общих корней России с Востоком.

В одном из очерков Николай Константинович писал: «Вы знаете, что великая равнина России и Сибири после доисторических эпох явилась ареной для шествий всех переселяющихся народов. Изучая памятники переселений, вы понимаете величие этих истинно космических переселений. Из глубин Азии по русским равнинам прошло несметное количество племен и кланов. И, пробившись до Океана, эти странники, завершая свой путь через века, снова обернулись к России. И снова принесли ей обновленные формы своей жизни. Если в России можете сейчас насчитать до 300 различных наречий, то сколько же языков уже вымерших оживляло ее безбрежные степи. После общечеловеческого иероглифа каменного века мы в последующие эпохи встречаем в недрах русской земли наслоения самые неожиданные; сопоставление этих неожиданностей помогает нам разобраться в лике русской действительной жизни. <…>

В остатках скифов, в степях юга вас поразят претворения вещей классического, эллинского мира. В Верхнем Поволжье и по берегам Днепра вы будете изумлены проблемой сочетания прекрасного романского стиля с остатками Византии. А в византийских остатках вы почувствуете колыбель Востока, Персии и Индостана. Вы чуете, как хитрые арабские купцы плыли по рекам русским, широко разнося сказку всего Востока до берегов Китая. Вы знаете, как навстречу им по тем же водным путям викинги несли красоту романеска, напитавшего одно из лучших времен Европы. И вы верите, что дворцы первых князей Киевских могли равняться по великолепию и по красоте с прославленной палатой Рогеров в Палермо.

С XII века Русь окутана игом монгольским. Но и в несчастье Русь учится новой сказке. Учится песне победного кочевого Востока. В блеске татарских мечей Русь украшает орнамент свой новыми, чудесными знаками. И высятся главы храмов. И все время идет внутренняя духовная работа. И Святой Сергий кончает татарское иго, благословив последнюю битву. В русских иконах мы видим перевоплощение итальянского примитива и азиатской миниатюры. Но эти элементы поглощаются творчеством народным и дают свое новое целое. Дают русскую икону, перед которой склоняется весь мир»[12].

Аналогичных взглядов придерживалась и супруга живописца, Е. И. Рерих, литературно-философское наследие которой до сих пор крайне малоизучено.

В одном из ее писем есть интересное рассуждение о богатстве культурных традиций России (связанных с древнейшей историей праславян, практически неизвестной современной науке), обусловивших особую психологию русского народа: «Психология русского народа представляет собой необычный синтез, связывающий психологию Запада и Востока. Мы настолько же азиаты, как и европейцы. Россия является конгломератом всех национальностей. Только подумать, какие племена проходили через ее необъятные степи и населяли их! К нашей основной крови храбрых алланов или роксалланов (как тогда назывались славяне) добавилась кровь тюркских племен, а также скандинавских. <…> Я горжусь, как и мадам Блаватская, что мы принадлежим Азии – континенту чудес и великого героизма»[13].

Рериха явно привлекал синтез художественных традиций различных стран и народов. Подобную тенденцию он отмечал и в древнерусском религиозном искусстве: «Немало и других летописных и писательских показаний говорит нам о высоком благолепии храмов древней Руси, в которых так замечательно претворились наследия Византии, романского стиля и всего Севера»[14].

Идея близости русской культуры лучшим традициям и Запада, и Востока в той или иной форме отразилась в живописном творчестве Н. К. Рериха.

Картины «Заморские гости» (1901 г.), «Иноземные гости» (1901 г.), «Три варяга приближаются» (1906 г.) напоминают зрителям о влиянии скандинавской культуры на Древнюю Русь. Неслучайно задуманную им первую серию полотен на исторические темы – «Начало Руси. Славяне» – художник вначале хотел назвать «Славяне и варяги». Тему влияния искусства и культуры «стран полночных» на древних славян Рерих раскрывал и в научно-популярных очерках уже как историк.

Еще более яркое выражение в его творчестве нашло предположение о близости России к Востоку. Как уже говорилось, Николай Константинович был убежден в единстве корней России и Индии, находя доказательства этому во многом: в языке, менталитете, обрядах, духовно-нравственных традициях обоих народов и особенно – в искусстве.

Об интересе художника к Востоку старший сын Рерихов, Юрий Николаевич, непревзойденный востоковед-энциклопедист, писал: «Азия, Восток всегда привлекали внимание Николая Константиновича Рериха. Его интересовали общие корни славянства и индоиранцев, восточные истоки Древней Руси, красочный кочевой мир наших степей. И в художественном творчестве, и в научных исканиях художника Север, Русь с Великим Новгородом (ведь именно Рерих был зачинателем раскопок Новгородского кремля) неизменно сочетались с Востоком, с кочевым миром Внутренней Азии, с миром древнеиндийской культуры и мысли. Этим двум основным устремлениям художественного творчества и своего научного интереса Николай Константинович оставался верен всю свою творческую жизнь. Эти основные интересы его творчества навсегда остались как бы путеводными огнями на его пути художника и ученого»[15].

Живописец уже в молодости считал, что русская и индийская культура имеют много общего. Идея близости восточной и древнерусской культур и духовных традиций своеобразно отразилась в его полотнах. Легендарный пастушок на картинах «Кришна-Лель (Святой пастырь)» (1932 г.) и «Кришна-Лель» (1935–1936 гг.) явно символизирует славянского Леля, он одет в древнерусские одежды. Но названия обеих картин – «Кришна-Лель» – подчеркивают общность любимых фольклорных образов России и Индии. «Вспомнили Великого Кришну, благого пастуха, и невольно сравнили с древним образом славянского Леля, тоже пастуха, сходного во всем с индусским прототипом»[16], – писал Рерих в одном из эссе.

Восточные (в частности, византийские) мотивы отмечены искусствоведами во многих произведениях художника, созданных еще в российский период его творчества.

Это «Сокровище ангелов» (1905 г.), роспись храма Святого Духа в Талашкине (1911–1914 гг.), выполненная в 1914 году серия панно для интерьера моленной комнаты на вилле Л. С. Лившица в Ницце и многие другие работы.

На картине «Святогор» (1938 г.) лицо легендарного богатыря имеет еле уловимые азиатские черты; он изображен на коне среди высоких гор, напоминающих Гималаи (которые в Индии считаются священными). Облик русской богатырши на полотне «Настасья Микулична» (1938 г.) также напоминает о восточных красавицах, да и ее воинское облачение похоже на доспехи азиатских ратников. Все эти детали свидетельствуют о том, что художник придавал особое значение идее духовной и культурной близости России к странам Востока.

Рерих не просто любил и родину, и Восток – он сумел использовать лучшие традиции их искусства в своем творчестве. Синтез разных стилей стал одной из характерных черт его живописи. Многие искусствоведы отмечали, что художник часто сочетал в различных работах элементы древнерусской иконописной школы, византийских фресок и мозаик, готики, индийской фресковой живописи, арабских миниатюр, тибетской иконографии и прочих традиций искусства народов всего мира.

Как уже говорилось, вторым фактором, предопределившим особую роль России в духовном развитии всего мира, является колоссальный нравственный потенциал русского народа, выразившийся и в его способностях к самопожертвованию, и в поисках путей к духовному самосовершенствованию, столь ярко отразившихся в русской литературе, философии, музыке, живописи.

Учитель Рерихов не раз подчеркивал нравственную силу народа, особенно ярко проявлявшуюся во время наиболее трагических периодов его истории.

Так было и в древние времена, во время противостояния Золотой Орде, и в эпоху, близкую нашему времени: во время революции, гражданской войны и первой в мире попытки построения социализма как справедливого социального строя.

В одной из бесед Махатма М. говорил Рерихам: «Укажу, почему обратился Я к России. Надо знать, что превосходство Азии является космическим течением, но надо было избрать средство показать мощь новую. Проверим характер русский и придем к очевидности, что лишь буйная голова русская не закружится от блеска горнего. Суеверие финское и лень тюркская не затупили клинок духа. Под соломой крыши светит смекалка руки непреклонной. Кому же иному можно дать плуг нового мира? Подожду с радостью, пока кипит котел дерзновений. Катится водопад, указанный предвечно. Считаем часы, когда поспеют сужденные колосья. Кто же, кроме Моей России, может сказать: “Чтобы рос мир, пусть меня не будет”. Истинно, отказавшийся будет венчанным. Может быть, кто-нибудь в течение жизни Земли назовет подвиг подобный? Нигде не помню»[17]. Махатма М. не раз называл Россию «Моей страной», тем самым указывая ее значение для будущего: «…Россия – Моя Страна, ибо России выпал жребий, ибо Россия отдала больше всех, даже имя свое»[18].

Тема народного героизма была очень близка Николаю Константиновичу. За свою жизнь художник создал множество картин с образами героев русского и мирового фольклора. Персонажам русских былин, богатырям, были посвящены самые ранние полотна – «Вечер богатырства Киевского» и «Утро богатырства Киевского» (1895–1986 гг.). В дальнейшем русские воины-герои, защитники отечества не раз появляются на холстах живописца.

Героизм русского народа нашел особенно яркое отражение в его работах, созданных в годы Великой Отечественной войны. На картинах Рериха в это тяжелейшее для страны время «воскресали» исторические персонажи – богатырь Редедя, Александр Невский, князь Игорь, – как бы напоминая воинам-защитникам славные боевые традиции их предков.

Помимо героизма и самоотверженности народа России, живописец в своем творчестве подчеркивал и его духовность, стремление к поискам истины, к подвижничеству и самосовершенствованию. Это качество русской души также нашло отражение в живописи Рериха со времен его становления как художника. Русским святым посвящено множество самых проникновенных полотен мастера. Борис и Глеб, Прокопий Праведный, Николай Чудотворец, Пантелеймон Целитель, Меркурий Смоленский, Сергий Радонежский, которого особенно почитала вся семья Рерихов, и многие другие светочи православия запечатлены на многих его картинах. Помимо них, героями полотен Николая Константиновича были и безвестные священнослужители, запечатленные в повседневных трудах и заботах, например в таких работах, как «Святой остров», «Святое озеро», «Святые гости» и другие. Этим же неизвестным святым художник посвятил серию из шести картин «Санкта» («Святые»), написанных им в 1922 году. Они показывают нам Святую Русь в живых образах ее подвижников.

В сообщениях Махатмы М. говорится, что в избранничестве России для особой духовной миссии в будущем сыграл роль еще один фактор, геокосмический, связанный с цикличностью эволюции планеты (о которой речь пойдет позже) и с воздействием светил на Землю и населяющие ее народы.

В системе древних знаний Востока немаловажное место занимают астрологические представления о воздействии небесных тел на течение эволюционных процессов в разных странах мира. Махатма М. считал, что в будущую эпоху звезды будут особенно благоприятствовать развитию России и достижению ею культурного расцвета, что обусловит и ее высокую роль в дальнейшей эволюции всего человечества. Возможно, именно этот фактор имела в виду Е. И. Рерих, когда писала: «Покровительство Сил Света и знак благоденствия стоят над нашей страной. Знаем, что все события послужат лишь на пользу ее, потому радость живет в сердцах наших. Новая Россия находится под знаком Водолея, созвездия Новой Эпохи»[19].

Впоследствии идея зависимости ускоренного прогресса отдельных стран и народов от астрологических факторов была выражена и в записях духовного ученика Рерихов, Бориса Абрамова: «События надвигаются, как океанская волна. Они вызываются гигантским приливом Космических энергий. И человеческий организм – приемник этих энергий – на них реагирует явно. Может ли человек, дитя звезд, собиратель кристаллизованных отложений звездных лучей в течение бесчисленных тысячелетий, не реагировать на то, из чего соткано его звездное тело, на то, чем созидается он и что поглощает его организм постоянно? А тело Света его – разве оно от Земли? Что от Земли – в землю отыдет, но небесный человек – к звездам. Его родина – Космическое пространство, царство Лучей, царство звездных вибраций. Узоры эволюции планеты рисуются звездными Лучами и определяются ими. Где Вавилон, где Египет, где древняя Эллада, где другие, когда-то насыщенные жизнью центры культуры и цивилизации? Возникнув, горели, магнитно вращая около себя народы, потом угасали, чтобы снова вспыхнуть где-то, но уже в месте другом. Центр средоточия культуры на определенное время, период или эпоху определяется сочетанием звездных лучей. И велению звезд подчиняются люди.

Ныне сила этих Лучей направлена в Страну Новую, новый очаг культуры. И, повинуясь решению Космической Воли, мощно расцветает Страна.

Ей суждено великое будущее, ей суждено стать ведущей и первой из лучших. Ведущею будет во всех областях: науке, искусстве, литературе, философии, религии и в сфере прикладных знаний, изобретений и усовершенствований механических. Она и догонит, и перегонит, но ее никому не догнать, ибо Ведущий – Владыка. За материальным расцветом и подъемом последует духовный. Склонятся народы перед Светом ее. Мы Видим и Знаем это сияющее будущее. Стремительно пойдет продвижение в него. Отдельные люди – не препятствие решению Владык, и сложности условий – не задержка. Задержка быть может в одном: в готовности сердца и сознаний. Они должны соответствовать величию Плана»[20].

В письмах последователям Елена Рерих утверждала, что судьба родины в итоге повлияет на судьбы всего мира: «Возрождение России есть возрождение всего мира. Гибель России есть гибель всего мира. Кто-то уже начинает это осознавать. Россия проходит великое испытание, и урок свой она выучит раньше многих других»[21].

Но при этом Рерихи также считали, что для того, чтобы Россия действительно сумела стать Новой страной, сознание русского народа должно возрасти, подняться на более высокую духовно-нравственную ступень. Как утверждала Елена Ивановна, «конечно, потенциал русской души велик, но сейчас потенциал этот в большинстве случаев еще глубоко захоронен. Пока что нам приходится чаще сталкиваться с проявлениями невежества и со страшным самоедством, этим первым доказательством низкого уровня сознания, лишенного всякого синтетического вмещения. Несомненно, что в Иване Стотысячном имеются большие задатки, но если к сроку он не пробудит их в себе, то можно будет вообще поставить крест на спасении нашей расы, и ковчег нового Ноя за ненадобностью будет отставлен»[22].

Остается лишь добавить, что удивительное по своей оригинальности и глубине философское мировоззрение Рерихов отразилось и в философском содержании живописи Николая Константиновича, в том числе в его картинах, посвященных России…

Глава 1

Детство и юность

Будущий великий художник появился на свет в красивейшем городе России – столичном Санкт-Петербурге. 9 октября 1874 года в семье уважаемого петербургского нотариуса Константина Федоровича Рериха родился сын, названный Николаем. Мальчик был вторым ребенком в семье. У него была старшая сестра Лидия, а позднее появились младшие братья – Владимир и Борис.

Николай Рерих в детстве

Отец Николая унаследовал скандинавскую фамилию Рёрих («славой богатый») от предков, гордившихся древностью своего рода. По семейным преданиям, его история восходила к жившему в XIII веке рыцарю-тамплиеру.

Герб семьи Рерихов

Мать будущего художника, Мария Васильевна, урожденная Калашникова, происходила из обеспеченной купеческой семьи.

Семья Рерихов проживала на Васильевском острове, на Университетской набережной, в доме № 25. Совсем рядом располагались выстроившиеся на берегу Невы корпуса Академии художеств, Санкт-Петербургского университета, Академии наук.

Летние месяцы Рерихи проводили на природе, в имении под Петербургом, недалеко от станции Волосово. Имение называлось Извара. Впоследствии выяснилось, что это было искаженным санскритским словом «Исвара», или, в современном произношении, «Ишвара». Как писал Николай Константинович в очерках-мемуарах: «От самого детства наметилась связь с Индией. Наше именье “Извара” было признано Тагором как слово санскритское. По соседству от нас во времена Екатерининские жил какой-то индусский раджа и до последнего времени оставались следы могольского парка»[23].

В гостиной старого дома, находившегося в усадьбе, висела на стене картина с изображением величественной горной гряды в лучах закатного солнца. Она неудержимо привлекала к себе внимание будущего художника. Лишь спустя много лет Николай Рерих узнал, что это была Канченджанга – священная гора, с которой в Индии связано так много легенд и поверий…

Семья Рерихов

«Была у нас старая картина, изображавшая какую-то величественную гору и всегда особенно привлекавшая мое внимание. Только впоследствии из книги Брайан-Ходсона я узнал, что это была знаменитая Канченджунга»[24], – отмечал живописец.

Пребывание в Изваре стало самым светлым детским воспоминанием Николая. С самых ранних лет мальчик был очарован красотой природы.

Способность тонко чувствовать, понимать тайный язык ее символов уже в те ранние годы формировала в Рерихе творца, поклонника Красоты во всех ее проявлениях. Чуть позже не меньшее впечатление стала оказывать на впечатлительного, утонченного подростка и красота музыки.

В детские годы у Николая пробудилась тяга к рисованию. Первые уроки ему стал давать друг отца, известный скульптор Михаил Осипович Микешин, случайно увидевший рисунки мальчика и понявший его необыкновенную одаренность.

После окончания периода домашнего обучения, в возрасте девяти лет, как тогда полагалось, Николая отдали в одно из лучших частных образовательных учреждений Санкт-Петербурга – гимназию Карла фон Мая.

Будущий художник не испытывал никаких проблем с обучением, несмотря на весьма насыщенную, сложную программу.

Интеллектуальные предпочтения Николая сформировались уже в начальных классах. Он всерьез увлекся историей. С самых ранних пор ему довелось приобщиться и к неизменной спутнице науки о прошлом – археологии. На первые в своей жизни раскопки любознательный подросток попал в возрасте всего девяти лет.

Николай Рерих – гимназист

Ему повезло: в Извару тогда приехал известный в то время археолог Лев Константинович Ивановский (1845–1892 гг.), чтобы проводить в окрестностях имения археологические исследования. Видя интерес подростка, ученый разрешил ему принимать участие в работах. «Около Извары почти при каждом селении были обширные курганные поля от Х века до XIV, – писал художник впоследствии. – От малых лет потянуло к этим необычным странным буграм, в которых постоянно находились занятные металлические древние вещи. В это же время Ивановский производил исследования местных курганов, и это тем более подкрепило желание узнать эти старые места поближе. К раскопкам домашние относились укоризненно, но привлекательность от этого не уменьшалась. Первые находки были отданы в гимназию, и в течение всей второй половины гимназии каждое лето открывалось нечто весьма увлекательное»[25].

«Землекопы (На раскопках)». 1890-е гг.

Николай всерьез пристрастился к исследованиям и в будущем сам стал членом Археологического общества. И в течение его жизни и в России, и во время многолетних экспедиций по странам Востока Рерих не оставлял любимое занятие, проводя раскопки в тех местностях, по которым проходили его пути. Коллекция археологических находок, сделанных Николаем Константиновичем и Еленой Ивановной на Востоке, впоследствии была передана в институт гималайских исследований «Урусвати».

В подростковом возрасте Рерих приобщился к охоте. Заняться ей посоветовал домашний доктор. Будущего художника с детских лет преследовали простудные заболевания, чему способствовал, конечно, тяжелый климат Санкт-Петербурга.

Николай Константинович вспоминал: «Уже со школьных лет обнаружились всякие легочные непорядки. Затем они перешли в тягостные долгие бронхиты, в ползучие пневмонии, и эти невзгоды мешали посещению школы. Как только осенью мы возвращались из Извары в Питерские болота, так сейчас же начинались нескончаемые простуды, и уберечься от них было почти невозможно. Наконец, после третьего класса гимназии домашний доктор серьезно призадумался и решил радикальный исход. “Нужно и зимою ездить в деревню, пусть приучается к охоте. В снегах и простуду как рукой снимет”. По счастью, этот врачебный совет был исполнен»[26].

Конечно, главное очарование охоты для юного Рериха состояло не в добыче медведей или лис, а в общении с природой.

Позже художник писал о своем увлечении: «Убийственная часть этого занятия скоро отпала, просто сама собой отмерла, стала несовместимою. Но впечатления весенних ночей и восходов, гомон птичьего базара, длинные хождения по зимним лесам – все это навсегда вносит особый склад жизни. Недаром охотничьи команды являются самыми зоркими и подвижными воинскими частями – они больше всего соприкасаются с природою»[27].

Впечатления, полученные на охоте, дали стимул и постепенного приобщения гимназиста Рериха к литературному творчеству. Его первые рассказы и очерки были посвящены впечатлениям, полученным на охотничьих тропах, и публиковались в специализированных журналах и изданиях. Автору этих рассказов было 15 лет.

Так, совмещая учебу в гимназии с рисованием, археологическими раскопками, охотой и литературным творчеством, Рерих и проводил юные годы.

В 1893 году обучение в гимназии завершилось. Николаю предстояло принять судьбоносное решение: какую профессию выбрать, в какое учебное учреждение поступить для получения высшего образования. Сам он писал, что выбор сделал уже будучи шестнадцатилетним юношей, решив стать одновременно художником и ученым-историком, для чего ему предстояло учиться в Академии художеств и на историческом факультете Санкт-Петербургского университета. Не каждый решился бы принять столь кардинальное и ответственное решение. В случае же Николая все осложнялось еще и тем, что отец не одобрил его выбор. Известный петербургский нотариус Константин Федорович Рерих был убежден, что сыну нужна профессия юриста, гораздо более практичная, чем профессия художника.

Н. К. Рерих в студенчестве

Рерих-старший мечтал видеть сына обеспеченным, уверенным в своем будущем человеком, продолжателем его дела и владельцем принадлежавшей ему нотариальной конторы. В те времена воля родителей играла огромную роль в жизни молодых людей; часто она определяла и их будущую профессию. Но Николай не пожелал следовать отцовскому решению. В итоге возник настоящий семейный конфликт, ставший для Рериха-младшего первым серьезным жизненным испытанием. К счастью, отец и сын нашли компромиссное решение. По условию, поставленному Константином Федоровичем, Николай получил право поступать в Академию художеств одновременно с обучением в университете, но не на историческом (как хотел он сам), а на юридическом факультете. Рерих-младший выполнил волю отца, но при этом не отказался и от собственных научных интересов. Он ухитрялся посещать занятия одновременно и на юридическом, и на историческом факультетах. По его собственным воспоминаниям, «семейный гордиев узел был разрешен тем, что вместо исторического факультета я поступлю на юридический, но зато буду держать экзамен и в Академию Художеств. В конце концов получилось, что на юридическом факультете сдавались экзамены, а на историческом слушались лекции»[28].

Императорская Академия художеств. Санкт-Петербург

Научные интересы Николая оказались тесно связанными с его творческими стремлениями. Рериха увлекала историческая живопись, а его излюбленной темой была история и культура Древней Руси. Этой теме были посвящены и первые работы, выполненные во время его обучения в Академии художеств.

Уже с первых шагов в искусстве стало ясно, что подход начинающего художника отличался от традиционных методов выдающихся мастеров той эпохи – В. Сурикова, В. Васнецова, В. Верещагина, А. Рябушкина и других.

Очевидно, потому, что Николай был не только живописцем, но и ученым, исследователем – историком и археологом, – он смог синтезировать в картинах полет фантазии и четкое знание, что не раз потом отмечали художественные критики. Искусствовед Сергей Эрнст одним из первых отметил уникальность исторической живописи Рериха в посвященной его творчеству книге: «Его подход к старине весьма отличен от всех прежних приближений к ней. На полотнах Рериха не видно ни всем известных, увенчанных историей и легендой героев, ни обычной подстроенности сюжета, ни театральности композиции, ни ее неоправданной нарядности, словом, не видно всего того, на что так были падки многие русские исторические живописцы. Художнику открылось не прикрашенное и не ложное лицо старины – открылось во всей своей здоровой, древней и сильной истине»[29].

«Ушкуйник». 1894 г.

В 1893 году, в первый год занятий в Академии, Николай создает эскизы «Плач Ярославны», «Святополк Окаянный», «Пскович», «Избушка пустынная». С 1984 года тема Древней Руси продолжается в новых работах: рисунках «Ушкуйник», «Богатырь» и других, и выполненной маслом композиции «Иван Царевич наезжает на убогую избушку».

«Богатырь». 1895 г.

В 1895 году были написаны эскизы к «Утру богатырства Киевского» и «Вечеру богатырства Киевского», «В греках», а также навеянная оперой Римского-Корсакова работа «Садко у морского царя».

А. И. Куинджи (1841–1910 гг.).

Портрет работы В. М. Васнецова

В том же году, по окончании натурного класса Академии художеств, перед Рерихом встал вопрос: в чью мастерскую перейти, к Репину или к Куинджи? «Труден был выбор между Репиным и Куинджи не только потому, что один был жанристом, а другой пейзажистом, но по самому характеру этих мастеров»[30], – отмечал впоследствии Николай Константинович.

«Иван Царевич наезжает на убогую избушку». 1894 г. (Не сохранилась)

Он сделал выбор в пользу Куинджи и в будущем ни разу не пожалел. Мудрые советы и афористичные высказывания наставника не раз вспоминались молодому художнику в трудных жизненных ситуациях. «Стал Архип Иванович учителем не только живописи, но и всей жизни[31], – писал Рерих. – “Философия жизни” Куинджи и его взгляды относительно того, каким должен быть художник, были просты, довольно суровы, но всегда справедливы: “Хоть в тюрьму посади, а все же художник художником станет”, – говаривал мой учитель Куинджи. Но зато он же восклицал: “Если вас под стеклянным колпаком держать нужно, то и пропадайте скорей! Жизнь в недотрогах не нуждается!” Он-то понимал значение жизненной битвы, борьбы Света со тьмою»[32].

В университете юноша не только слушал лекции на историческом факультете и сдавал экзамены на юридическом. Он еще и продолжал занятия любимым делом – археологией. Разрешение на проведение самостоятельных раскопок Николай получил еще будучи гимназистом, в 1892 году.

С 1892 года сначала гимназист, а затем студент Рерих проводил раскопки в Петербургской, Псковской, Новгородской, Ярославской, Тверской, Смоленской областях, составив при этом весьма солидную коллекцию найденных им находок. Позднее он вместе с князем Путятиным занимался теми же работами на Валдае.

Уже в зрелые годы художник свидетельствовал: «Ничто и никаким способом не приблизит так к ощущению древнего мира, как собственноручная раскопка и прикасание, именно первое непосредственное касание к предмету большой древности. Никакое книжное изучение, никакие воспроизведения не дадут ту благодетельно зажигающую искру, которая зарождается от первых непосредственных прикасаний. Это не сентиментальность, не самоубеждение, ибо живет очарование старинных предметов, украшенных и замечательных в форме и соотношениях. Когда же предметы эти особенно близки с теми историческими обликами, которые как-то самосильно вошли и поселились в сознании, тогда все становится еще ближе и неотрывно убедительнее. <…>

Много очарования было в непосредственном прикосновении к предметам большой древности. Много непередаваемой словами прелести заключалось в бронзовых позеленелых браслетах, фибулах, перстнях, в заржавелых мечах и боевых топорах, полных трепета веков давних. Около курганов сплетались старинные легенды. Ночью там проходить страшились. Увлекательно молчали курганные поля, обугрившиеся сотнями насыпей»[33].

Пытливого студента интересовала история не только Древней Руси, но и Востока.

Н. К. Рерих в юности

«Кроме славянского отделения, я посещал и заседания Восточного отдела…»[34], – писал он о своих научных интересах.

В Восточном отделе Русского археологического общества Николай познакомился с выдающимся египтологом Б. А. Тураевым. Впоследствии тот стал первым наставником в востоковедении для старшего сына Рерихов Юрия, с гимназических лет увлеченного историей и культурой Востока.

Будучи студентом, Николай дружил с выдающимся российским литературным, художественным и музыкальным критиком, исследователем и популяризатором русской национальной культуры Владимиром Васильевичем Стасовым. Он, без сомнения, был незаурядной личностью. Страстный патриот России, он вел исследовательскую работу в Публичной библиотеке, писал статьи по истории русской культуры, изучал русское, восточное и западноевропейское искусство, а при этом успевал еще и заниматься активной общественной деятельностью.

Через много лет, находясь в далекой Маньчжурии, в одном из писем художник вспоминал о Стасове: «Ведь он, так сказать, впервые ввел меня в хранилища Публичной библиотеки. Он допустил меня к сокровищам этого хранилища и поддержал в моих первых зовах о России. Помню нашу переписку с ним. Всегда я ему писал в виде старинных русских грамот, и он всегда радовался, если слог и образность были исконными. Иногда он отвечал мне тем же истинным слогом. А иногда добродушно подсмеивался, говоря: “Хотя Ваша пожелтелая грамота и припахивала свежим кофием[35], но дух-то ее оставался русским, настоящим русским”.

Помню его фельетон о моей картине “Поход”, в котором он понял желанное мне основное устремление. У Курбатова была фотография наша, снятая у его знаменитого отягченного книгами стола в Публичной библиотеке. Когда Вы приводите стасовские цитаты, мне так живо рисуется и Публичная библиотека, и все те хорошие, замечательные люди, приходившие к его радушному столу. Он же, Стасов, свез меня и познакомил со Львом Толстым после моей картины “Гонец”. <…>

Вы правильно поминаете и нападки на все национальное. Между тем именно этим-то национальным, русским, искусство России было так оценено на Западе. Казалось бы, этот яркий, всем известный пример должен быть достаточным укором для всех тех, кто пытался свернуть мощную реку русского творчества в чуждое ей русло. Правильно Вы поминаете слова Стасова: “Всякий народ должен иметь свое собственное национальное искусство, а не плестись в хвосте других по проторенным колеям, по чьей-либо указке”. В этих словах вовсе не было осуждения иноземного творчества. Для этого Стасов был достаточно культурный человек; но как чуткий критик он понимал, что русская сущность будет оценена тем глубже, если она выявится в своих прекрасных образах»[36].

В. В. Стасов оказал значительное влияние на научную и общественно-просветительскую деятельность Рериха, хотя у маститого критика и у молодого художника с самого начала были существенные расхождения во взглядах на искусство.

Н. К. Рерих и В. В. Стасов в Публичной библиотеке

Глава 2

На темы Древней Руси

В 1895–1896 годах Николай Рерих написал две картины: «Вечер богатырства Киевского» и «Утро богатырства Киевского».

«Утро богатырства Киевского».

(Эскиз фрески). 1896 г.

Тогда же у художника появилась идея создать целую серию произведений, посвященных жизни Древней Руси. Она должна была называться «Начало Руси. Славяне»; художник намеревался отразить в ней наиболее значимые моменты истории. Он писал впоследствии: «1896 год. Академия Художеств. Уже складывается сюита “Славяне”. Задуманы “Гонец: восстал род на род” и “Сходятся старцы”, и “Поход”, и “Город строят”. Читаются летописи. Стасов открывает сокровища Публичной библиотеки»[37].

Первым в задуманной Рерихом серии стало полотно «Гонец: восстал род на род», 1897 г. (см. на вкладке). Эта картина планировалась как своеобразный пролог. «Гонцу» была суждена особая роль еще и потому, что это произведение стало дипломной работой молодого художника при окончании Академии художеств.

Сергей Эрнст писал, что этой картиной Рерих «громко и ясно заявил о своей уже сложившейся “художнической особи”»: «В «Гонце», написанном широкими густыми мазками (темно-зеленоватая река, темное небо, груда темных приречных построек, ярко-желтый месяц), Рерих выявил первоначальную формулу своего искусства и наметил дальнейший свой путь, – отмечал биограф. – Прежде всего, Рерих – прирожденный живописец, об этом свидетельствует весь красочный наряд “Гонца”, хотя и оставляемый далеко позади последующими открытиями и вдохновениями автора, но для своего времени представлявший интерес первостепенной новизны.

С истинно живописным чувством сопоставлены эти темные, густые колера и таким уместным к ним контрастом звучит золотой кусок молодого месяца.

Свежо найдены и общие очертания построек на берегу и посланцев, плывущих на челноке. Трогает и то лирическое чувство северной природы, что движет все полотно, – художник рассказывает о летней, может быть, близкой к осени, чуть сырой, притаившейся ночи, когда еле-еле журчит речная струя, берега молчаливы и таинственны и вся земля покоится в тишине. Эти ноты сближают картину Рериха с пейзажными холстами Левитана и его школы, в конце века создавших чудесный и единственный гимн скромной прелести русских лугов, рек и лесов. Третьим отличительным признаком “Гонца” будет то непосредственное и свежее чувство прошлого, что так поразило тогдашних зрителей и что вот уже долгие годы воодушевляет все работы художника»[38].

Знатокам искусства сразу стало ясно, что живопись Рериха уникальна и неповторима. Как уже говорилось, в его картинах искусство гармонично сочеталось с наукой, фантазия – с подлинными данными истории, археологии, этнографии.

Ученый и художник в одном лице, он отражал жизнь древних славян не просто красиво и эмоционально, но и по научному правдиво.

В ноябре 1987 года состоялась конкурсная выставка работ выпускников Академии художников и торжественное вручение дипломов. На выставке побывал Третьяков, сразу же отметивший «Гонца». Меценат приобрел полотно Рериха для своей знаменитой галереи.

Н. К. Рерих в своей мастерской в Изваре

В следующем, 1898 году Николай завершил учебу на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета. Темой его дипломной работы стало исследование на тему: «Правовое положение художников в Древней Руси». В нем выпускник университета смог объединить с юриспруденцией и особо интересующие его области знаний: историю искусств и историю Древней Руси. Как отмечал Николай, «пригодились и “Русская Правда”, и “Летописи”, и “Стоглав”, и “Акты Археографической Комиссии”»[39]