Букет охотничьих и рыболовных историй. Книга 3

© Александр Фирсов, 2024

© Издательский дом BookBox, 2024

Хитроумный соболь

Для охотника и рыбака костёр – это что-то неотъемлемое. Во-первых, согревает, во-вторых, на костре готовится пища, без которой не обойтись, да, можно покушать и всухомятку, но это будет неправильно, так как чаем запить всё съеденное просто необходимо, и опять же возвращаемся к костру. А самое главное, костёр даёт свет, который освещает в округе до пятидесяти метров, и больше ни один зверь не подойдёт к этому, для них зловещему огню. Не зря первобытные люди поняли чудодейственное свойство огня, без которого немыслимо существование на этой Земле.

Дома утром встал, привёл себя в порядок, покушал и вышел на улицу. Солнышко прямо слепило глаза и поднимало настроение, но мороз чувствовался. Дома никого не было, сестра ушла по своим делам, мать с отцом были на работе. Динка, моя собачка, крутилась возле меня и видит, что я не обращаю на неё внимания, сначала своим холодным, мокрым носом провела мне по рукам, но я не стал реагировать на её прикосновение. Подумал, что она предпримет дальше? И она ничего не придумала, как поставить свои передние лапы мне на грудь и лизнуть меня в лицо.

– Но ты и подлиза, больше ничего я тебе сказать не могу, – сказал я и погладил её по голове.

Она завиляла хвостом, убрала лапы с груди и подскочила к воротам, выглядывая на улицу, видимо, пробежала чужая собака.

– А вообще, я могу тебе сказать, вон смотри, какая дивная погода, давай-ка сбегаем на охоту, немного ноги разомнём? Помнишь, возле горы мы с тобой гоняли соболя, может, подфартит – и добудем его, правда, далековато идти, но а поблизости соболи не водятся, – сказал я.

А Динка смотрит в глаза и как будто что-то соображает своим собачьим умом. Тут же, недолго думая, зашёл домой, собрал продукты в рюкзак, в него положил разобранное ружьё, накинул охотничью одежду, родителям написал записку, прихватил лыжи, и мы с Динкой пошли скорым шагом в лес по заданному маршруту. Когда проходили по улице, мне встретилась женщина, которая несла вёдра с водой. Хорошая примета. И дети бегали, таская за собой санки, лаяли собаки, машина проехала по дороге, грохоча грузом, который лежал в кузове, – одним словом, жизнь посёлка бурлила.

Дойдя до леса, где снег по колено и выше, надел лыжи, и двинулись в путь. Динка бежала, иногда проваливалась по самое брюхо в снег, и ей не нужны были ни лыжи, ни лыжные палки, которые были мне необходимы. Без лыжных палок можно и обойтись, но без лыж это просто немыслимо, даже километра не пройдёшь, если идёшь по целяку, так как ноги в снег проваливаются и идти просто невозможно. Раньше, когда лыж не было, северные люди делали снегоступы, таким образом выходили из положения. Динка хоть и проваливалась по самое брюхо, всё равно у неё настроение не пропадало. Иногда подбежит ко мне, посмотрит, всё ли у меня в порядке, и тут же убегает. Иногда остановится и начинает прислушиваться, что и где происходит, и опять срывается с места и убегает по своему разумению.

Меня всё терзали сомнения: почему не встал раньше? Так как расстояние до горы большое, в пределах десяти километров, а за горой уже другой водораздел, и, если просто так дойти до горы и вернуться, тогда можно и успеть прийти к вечеру. Но так на охоте не бывает, Динка загонит белку на дерево, придётся идти за ней. Колонка загонит если на дерево, то ещё ничего – добыл его и дальше иди. А если в нору или в дупло, то повозиться придётся. Сколько я добывал колонков, то они всегда были в дупле или в норе, только один раз мне пришлось добыть колонка на дереве. А вообще, я не собирался идти на охоту, так как вчера была скверная погода, небо пасмурное и ветер со снегом, а сегодня с утра просто отличная погода, и если бы я не пошёл, то потом бы сожалел об этом, правильно сделал, что пошёл на охоту, и кто меня контролирует? Да никто, сколько пройду, столько и моё, и если надо, то вернусь. Но всё равно мне тот соболь не давал покоя, и не первый раз он от меня уходит, может, Динка слабовата и не может его прищучить, или соболь слишком умный, что обводит нас с Динкой вокруг пальца. Эти воспоминания ещё больше подзадорили меня, и у меня появилось огромное желание во что бы то ни стало добыть этого соболя. А может, он не только меня обводит вокруг пальца? Не один же я охочусь в этих местах, но много народу я здесь не видел, так как в основном все стараются идти в кедрач, там места богаче, и больше водится соболей, белок и боровой дичи. Похоже, что этот соболь в том месте и живёт, рябчиков там много, и глухари есть, а зайцев ещё больше – чем не место для безбедного существования?

Залаяла Динка, нет чтобы впереди, а то где-то сзади. Да, далековато, но что, придётся идти на лай, развернулся и пошёл на Динкин голос. Подхожу тихо-тихо, смотрю, а в кроне сидит глухарь, да большой, и смотрит на Динку, а она лает на него, отвлекая своим лаем. Я спрятался за дерево, и идти дальше опасно, увидит – сразу улетит, и расстояние до Глухаря приличное, но стрелять можно. Прицелился, выстрел, глухарь сорвался с места и полетел, а потом перешёл на планирование, сел в снег, и тут Динка подскочила, схватила его за шею и придавила передними лапами. Глухарь немного потрепыхался и успокоился.

– Но вот, с почином! Молодец! – сказал я и погладил Динку по голове.

Она тут же развернулась и убежала, не дождавшись лакомства, которое находилось у меня в кармане, её любимое лакомство – кусочек сахара. Может, не посчитала глухаря за добычу. Глухаря на глаз взвесил, где-то в пределах пяти килограмм, голову завернул под крыло, как делают все охотники, чтобы не вымазать рюкзак в крови, которая выходит через клюв, положил его в рюкзак, и пошли дальше по своей же лыжне, вес существенно добавился. Помнится мне, точно такой же случай у меня был, после выстрела глухарь упал, а когда я к нему подбежал, то он соскочил и начал убегать от меня, да так быстро, что мне пришлось ещё раз стрелять, иначе я бы его не догнал. Динка где-то убежала, ни слуху ни духу. Посмотрел на время, время было уже половина первого, но кушать ещё сильно не хотелось, да и время поджимало, и я пошёл скорым ходом. Погода благоволила, солнышко светило и даже грело немного, по крайней мере, мне так показалось.

Дошёл до оврага, и до горы оставалось ещё в пределах трёх километров. Перешёл через овраг, слышу, Динка лает где-то справа, пошёл на голос. Подхожу и издалека заметил белку на макушке сосны, выбрал место для выстрела и добыл белочку. Динка её поймала, немного потрепала и бросила, я достал угощение и кинул ей, она на лету его поймала, два раза хрумкнула и проглотила и опять исчезла из виду. До места дошли уже к двум часам дня, и на погоне появилось ещё две белки. Да, это не кедрач, в кедраче было бы уже восемь – десять белок, а здесь… Но ладно, не будем ругаться и сквернословить, в тайге вообще этого делать не нужно, а то чем-нибудь поплатишься. Но вот оно, это место. Утоптал снег, снял рюкзак, достал сало, колбасу, положил на рюкзак и начал готовить дрова. Заготовил и сразу поджёг. Пока костёр разгорался, нашёл палку, воткнул её под сушину, которая лежала на земле, набрал снега в котелок, уплотнил и подвесил его над костром. Языки пламени начали облизывать его чёрные бока, закопчённые долгим сроком эксплуатации. Немного погодя появился тонкий писк, исходивший от котелка. Динка увидела, что я остановился, прибежала к костру и легла в снег на почтительном расстоянии, выгрызая намёрзший снег между подушечками пальцев.

– Но что, моя хорошая, соболя-то не нашла? Наверное, ушёл, или добыли его, да и я старых следов не вижу, может, на другой стороне горы бегает. Вчера была погода плохая, наверное, где-нибудь он нашёл себе тёплое место и отсыпался, а сегодня-то бегай, носись, кормись, пока погода позволяет. В такую погоду звери не спят, а промышляют себе на пропитание, – закончил диалог я.

Чай кипел и выплёскивал воду прямо в костёр, а костёр притухал, издавая шипящие звуки. Налил чаю в свою походную кружку, нарезал сала, колбасы и приступил кушать. Динка увидела, что я кушаю, подсела ближе ко мне и начала сопровождать взглядом, как я употребляю пищу, и до того стало мне смешно, что я достал косточки, специально приготовленные ей, и отдал. Она их ловко подхватила, легла на живот, зажала передними лапами кость и начала её грызть. Когда одну сгрызла, потом добралась до других. Откуда ни возьмись, появились вороны, расселись на деревья, наблюдая за каждым нашим движением, скорее всего, они здесь были, просто я их не замечал.

Наелись, напился чаю, все охотничьи принадлежности собрал в рюкзак, и пошли в сторону горы. Динка бегала, искала следы, но находила только беличьи, и я заметил, что колонковых следов нет, хотя место подходит для обитания этой особи. Значит, соболь всё-таки здесь, так как он убирает таких конкурентов, как колонок, и им подобных, которые питаются тем же, чем и соболь. С этими раздумьями я поднялся почти в полгоры и пошёл вдоль неё с некоторым подъёмом. Посмотрел на часы, уже шёл четвёртый час, и надо было поворачивать в обратную сторону. Подумал, ещё немного пройду до больших деревьев, которые стояли полусухими и все в дуплах, которые, по всей видимости, были сделаны дятлами, а больше некому делать такие дыры. Подошёл к этим высоким соснам и удивился: «Надо же, вымахали такие исполины!» И смотрю, Динка там бегает, что-то нюхает, ставит на ствол дерева лапы и заглядывает вверх по дереву, при этом взвизгивает.

– Да что ты там нашла? Скорее всего, белки-летяги оккупировали эти деревья, и не нужны они нам, давай пойдём домой, – сказал я и развернулся, чтобы уходить.

Но Динка не хотела уходить, я её позвал – она ни в какую. На деревья посмотрел – тоже ничего и никого, и следов-то никаких, а может, вчерашний снег скрыл следы. Потом подошёл к одному из деревьев, где больше всех крутилась моя собачка, достал топор из рюкзака и ударил обухом по дереву, где была сухая сторона. Такой гул пошёл по лесу, что не передать, и тут Динка как залает! Я поднял голову, а из дупла наполовину вылез соболь, я быстренько снял с плеча ружьё и только хотел прицелиться, соболь исчез в дупле. Динка, бедная, вся извелась, я её прижал к себе и погладил по голове.

– Моя ты хорошая, всё-таки нашла сорванца, умница! – сказал я.

И Динка вырвалась из рук и опять подбежала к этому дереву. Тут я приготовил ружьё и топором опять ударил по стволу. Соболь только мордочку высунул и опять спрятался в дупле.

– Но и долго мы с тобой будем играть в кошки-мышки? – сказал я, а у самого душа поёт.

Потом опять ударил по стволу – результатов ноль.

– Что же делать будем? – спросил я у Динки.

А она стояла и махала хвостом, поглядывая на дерево. Соболь, видимо, по дуплу перемещался, а Динка смотрела на дерево и нагибала голову то вправо, то влево, да так комично, что хотелось смеяться, но было не до смеха, так как уже начало смеркаться, а мы ещё с соболем не справились.

– Вот что, моя хорошая, будем ночевать здесь, под деревом, заготовим дров, разведём костёр, здесь место сухое, вот и будем ночевать, всё равно мы домой засветло не успеем, а ночью по лесу ходить – можно и глаза выткнуть. Я сделаю тебе из сосновых лапок подстилку и себе, и всё у нас будет хорошо, – сказал я и приступил к освоению своего плана.

Начал готовить дрова, которые носил в одну кучу, сделал подстилки себе и Динке, почти рядом было ветром выворочено дерево, вот возле этого выворотня я и решил переночевать. Все дрова перенёс к этому выворотню, и костёр развёл рядом, чтобы тепло шло в нашу сторону, отражаясь от выворотня. Когда всё это закончил, уже совсем стемнело, но костёр освещал всю округу и то дупло, где спрятался соболь. Только тень стояла за корневым выворотом. Я всё прибрал, сложил в одно место возле корня, а ружьё стояло рядом на всякий случай.

– Но что, надо на ночь чаю попить и перекусить, чтобы ночевать было теплее, – сказал я Динке и приступил к осуществлению плана.

Набрал чистого снега в стороне от костра, из-под выворотня достал пару плоских камней, уложил возле самого костра, поставил котелок на камни и начал ждать, когда закипит вода. Костёр был до того весёлый, что языки пламени поднимались на два метра.

– Но так нам дров-то не хватит на ночь, а ночью дрова заготавливать – это плохая затея. Вот чаю напьёмся – и костерок сделаем поменьше, чтобы дрова сэкономить.

И тут Динка как залает! Я сразу посмотрел на дерево, а соболь вылез на сук, который соединялся с другим высоким деревом. Я схватил ружьё, благо свет от большого костра хорошо освещал, прицелился и выстрелил. Соболь скрутился в калачик и упал на снег. Динка подскочила и немного помяла зверька. Я подошёл, взял его в руки и осмотрел, соболёк был светлый, Амурского кряжа.

– Но ничего, это же соболь, рублей на пятьдесят потянет – и то хорошо. Но слава Богу!!! Ещё бы немного – и поминай как звали. Диночка, ты просто молодец! – Обнял собачку и дал угощение, аж три порции.

Она всё это съела и ещё смотрит.

– Но хватит, сейчас кушать будем, там ещё косточки тебе остались, только на завтра не хватит, придётся поделиться с тобой. Правильно пословица говорит: «Идёшь на день – бери на неделю», – сказал я, разговаривая то ли с собой, то ли с Динкой, какая разница, лишь бы говорить, поддерживая позитивный настрой.

Напряжение спало, и как-то на душе стало легко. Я достал соболя из рюкзака и ещё раз полюбовался этим красивым хищником. Потом положил его в рюкзак и достал продукты себе и Динке. Приступили с ней к трапезе, аппетит просто зашкаливал, наелись, напился вкуснейшего чая, и приготовились ко сну. Стенка выворотня нагрелась и отдавала тепло, Динка на своей лежанке спать не стала, а немного отошла в сторону и легла на пушистый снег, скрутившись калачиком. Костёр горел небольшим пламенем, но грел, хоть и несильно, но грел, и я подумал, придётся всю ночь крутиться, подставляя тот или иной бок, – такова роль спящих у костра зимой, да хоть и летом тоже приходится крутиться. Подбросил дров в костёр, и прилёг лицом к костру, и вспомнил бабушкины наставления: «Никогда не делай ночлег на дороге или тропе, отойди на пять-шесть метров в сторону. Разводи костёр – и будешь спать, как младенец, и не приснятся тебе кошмары, и не будет тебя пугать леший, а, наоборот, охранять, и Филин улетит подальше, чтобы не беспокоить твой сон, хоть, сколько добыл, благодари хозяина этих мест, он раздобрится и ещё пошлёт тебе удачу. Никогда не ругайся в тайге, а, наоборот, попроси в уме, чтобы всё было хорошо, и всё будет хорошо, и ещё надо бояться живых, а сущности тебе ничего не сделают. А если поступишь наоборот, то всю ночь будешь маяться и даже можешь заболеть». Бабушка у меня была мудрая, и я исполнял все её наставления и не жалею об этом до сих пор. «Бабушка, а почему нельзя спать на дороге или тропе?» – «А потому, внучок, что не только люди ходят по дорогам, но и сущности тоже, а костром мы перегораживаем путь, и это им не нравится», – сказала бабушка.

С этими мыслями я уснул, да так крепко, что долго не мог проснуться. Когда замёрзла спина, наконец-то я проснулся, посмотрел, костёр уже догорал, я подбросил дров и посмотрел на Динку. Динка, по-моему, как легла, так и не вставала, лежала в той же позе, как и легла с вечера, только когда я подкидывал дрова, она голову приподняла и опять положила себе под хвост. Костёр разгорелся и осветил ближайший лес, небо было звёздным и красивым, предвещая ясную погоду. Я лёг на подстилку и повернулся спиной к костру, замёрзшая спина сразу почувствовала тепло от костра, который находился в полутора метрах от меня. Немного полежал и вспомнил, когда я был маленьким, мне было около пяти лет, меня бабушка взяла с собой в лес за брусникой и повела она меня в волчью гриву. В этой гриве было много ягоды, так как туда мало кто отваживался ходить за ней, это место носило дурную славу из-за нахождения там волков, отсюда и название. И когда мы туда пришли, то я впервые увидел столько много костей, черепов, которые валялись по сторонам, и мне стало страшно, но бабушка меня успокоила и начала собирать ягоду. Быстренько набрав ведро, пошли в обратную сторону, и, когда я обернулся, смотрю, а за нами вдалеке бежит собака серая. «Бабушка, а за нами бежит собака!» – «Это не собака, это волк, ты не бойся, я прочитала охранную молитву, он ничего нам не сделает», – сказала бабушка. И действительно, когда мы уже подходили к деревне, я обернулся – никакого волка уже не было.

И тут тепло сделало своё дело, меня опять склонило ко сну, в полусне помню, как я ещё раза два или три поворачивался к костру. Проснулся оттого, что совсем замёрз, быстренько подскочил, набросал дров в костёр и опять прилёг, посмотрел на часы, уже было шесть часов утра, и с восточной стороны горизонт загорался. «Сейчас, – думаю, – немного полежу, и надо вставать и идти по направлению к дому». Костёр разгорелся, и тепло пошло от него. Пригревшись, я опять уснул. Проснулся оттого, что солнце уже било в глаза. Приподнялся на локте, Динки уже след простыл, где-то бегала, носилась. Подбросил дров в костёр и поставил котелок со снегом на камни, которые так отлично сыграли свою роль, снег растаял в котелке, и через некоторое время закипела вода, требуя заварки. Заварку я сыпанул и отставил котелок подальше от костра, и запах чая распространился по всей округе. Через некоторое время прибежала Динка, такая вся в настроении и машет хвостом из стороны в сторону.

– Но что, боевая подруга, как дела? Тебя с добрым утром! – сказал я и достал рюкзак с продуктами, выложил всё на стол, налил в кружку чаю и начал кушать, угощая Динку салом и колбасой, правда, в небольшом количестве.

Всё съедать не стал, оставил немного на всякий случай.

– Но всё, хватит гостить, пора и честь знать, – сказал я.

Собрал всё в рюкзак, приготовил ружьё, лыжи, засыпал костёр снегом, который начал шипеть, и поднимался пар, поклонился этому месту, попросил прощения за то, что нарушил покой, и поблагодарил хозяина за фарт, который он мне преподнёс в виде добычи. Надел лыжи, рюкзак, ружьё, взял палки и пошли в обратную сторону по своей лыжне. Динка вприпрыжку бежала по лыжне, которая за ночь застыла, и снег не проваливался. Не доходя до оврага, Динка загнала белку на дерево, подошёл к дереву, добыл белочку, и пошли дальше. Когда уходил от костра, шёл уже девятый час. Дошли до оврага – было уже пятнадцать минут одиннадцатого. Лес – это здоровье, это чистый воздух, пахнущий багульником, и настоем разнообразных деревьев, и чистым снегом, который можно найти только в лесу. По дороге домой добавились ещё две белочки.

Домой пришли только к пятнадцати часам. Дома были все, так как это была суббота. Вот они меня и потеряли, и были рады моему возвращению в добром здравии. Когда рассказал о случившемся, то отец меня поддержал и сказал:

– По ночам в лесу никто не ходит, так можно и без глаз остаться, так что правильно ты сделал.

– Я всю ночь глаз не сомкнула, так больше не делай, – сказала мама.

– Мама, это же охота, и на охоте всякое может случиться, не дай Бог, – сказал я.

– Не дай Бог, не дай Бог, – сказала мама.

– Саша, действительно, мама себе места не находила, переживала, – сказала сестра.

– Да я бы мог раньше прийти, тогда бы соболя пришлось оставить в тайге. Динка его в дупло загнала, вот он и не хотел покидать безопасного места, а как темно стало, он и решил сбежать по деревьям, но Динка его остановила, наша Диночка умничка. В следующий раз, когда буду уходить на охоту, буду предупреждать, чтобы не волновались, – сказал я.

Открыл рюкзак и показал добычу, и все переживания сразу улетучились. Достали глухаря, а отец взял в руки соболя и рассматривал его.

– Да, это дорогостоящий трофей! – сказал отец.

Немного отдохнул, меня накормили, и приступил к снятию шкурок с добытых зверьков и мысленно благодарил хозяина тех мест. А Динка стала всеобщей любимицей. А я впервые переночевал один в лесу, возле костра, и мне помогала моя лаечка по прозвищу Динка, хотя ночёвок в лесу было много, но эта ночёвка запомнилась мне на всю жизнь.

Зимовьё на зимнике, или Танцующая волчица

Зимник – это дорога, которая эксплуатируется только зимой, а летом по этой дороге проехать нет возможности, так как она вся заболоченная, в некоторых местах даже пешком пройти невозможно. А зимой, когда всю дорогу скуёт морозом, то пожалуйста – езди по этой дороге сколько душе угодно. Вот поэтому эта дорога называется зимником.

Эта дорога, о которой пойдёт речь, – одна из зимников геологоразведочной экспедиции номер сто семь, это первоначальное название экспедиции, а позже её переименовали в экспедицию «Восток кварц самоцветы», и до самого конца она так называлась. И находилась она ближе к Южной Якутии. Зимник этот проходил по маршруту Хатыми – Перекатный, по которому доставлялись продукты питания и промтовары для жителей посёлка при помощи больших тракторов Т-100 и Т-130, которые таскали за собой большие короба, установленные на рубленых санях из брёвен, а чтобы хорошо скользили по снегу, нашивалась на полозья листовая сталь толщиной десять миллиметров. Загружались короба всякими товарами до нескольких тонн и транспортировались до самого посёлка. Расстояние от Базы до Перекатного было приличным, около трёхсот километров, и по зимнику стояли зимовья, а в них жили на время зимника люди, которые следили за порядком и топили печи для трактористов, которые сильно уставали, перевозя тот или иной груз. Трактористы доезжали до зимовья на своей технике и, уставшие и голодные, принимали пищу, разогретую на горячей печке, на ней же кипятили чай и, напившись горячего чая, отдыхали в этом натопленном помещении. Отдохнувшие и бодрые, продолжали свой путь до следующего зимовья, и так до пункта назначения.

Этот груз ждали в посёлке с большим нетерпением, так как доставка груза была только зимой и с началом таяния снега транспортировка груза прекращалась. Люди, живущие в посёлке Перекатном, добывали горный хрусталь шахтным способом для нужд Родины. Кто говорил, этот хрусталь идёт на военные цели, кто говорил, что он идёт для космических технологий, и толком никто не знал, куда идёт это сырьё, которое добывается в шахтах Перекатного и Суон-Тита, но, самое главное, люди были заняты работой и получали приличную зарплату. В посёлке Перекатный вывозили отработанный грунт из шахты, отсыпали его на небольшой аэродром под самолёт АН-2 и тем самым улучшали полотно взлётно-посадочной полосы. В одном из номеров популярного журнала «Вокруг света» была небольшая публикация под названием «Аэродром из хрусталя, или Хрустальный аэродром», что-то в этом роде. Так это писали про этот самый аэродром, который находится в шахтёрском посёлке Перекатный. И действительно, я на этом аэродроме находил отбракованные хрустальные шестигранные пальцы от минеральных друз, и действительно получался «Хрустальный аэродром», который редко встретишь на всей планете.

Сам посёлок находится недалеко от правого берега полноводной реки Алдан, в которой водится много всякой рыбы. И, конечно же, природа просто великолепная: растут всякие грибы, включая боровики, ягода – начиная с голубики, брусники, смородины и самой запашистой ягодой под названием «моховка» и дичь – как водоплавающая, так и боровая – и всё это обогащает гастрономическое разнообразие.

В то время моя семья жила в Экспедиции, в которой я работал рамщиком на пилораме, и помогал мне Миша. Нормальный парень и хороший помощник. Мы с ним охотились на уток и вообще дружили, сам он приезжий, познакомился и женился на местной красавице и остался жить и работать в Экспедиции и растить двух сыновей-красавцев. Однажды мы что-то разговорились про зимник, и он мне рассказал, что на одном из зимовьев свирепствует стая волков уже не первый год, которой верховодит волчица, очень хитрая и злобная. Так на это зимовьё уже завозят пятую собаку, так эта волчица каким-то образом собак выманивает из зимовья, и от этой собачки остаётся только ошейник и следы крови на снегу.

– Дак собачку тогда надо держать в зимовье, – сказал я.

– Да всё уже перепробовали, когда собачку в зимовье закрывали, то она немного погодя, когда волчица появлялась, начинала визжать и проситься на улицу, а как на улицу её выпускали, собачка сразу бежала к этой волчице и больше не возвращалась, – сказал Миша.

– А зачем она бежала к волкам? Обычно собаки волков боятся и, наоборот, просятся в зимовьё, когда почуют присутствие волков, – сказал я.

– А вот, видимо, она посылала собакам свои любовные флюиды или ещё какие-то, только им известные приёмы завлечения, но собаки словно с ума сходили, сами бежали к волчице в её прожорливую пасть. А ещё видели, что волчица как увидит собаку визуально, то принималась крутиться, вертеться и припадать на передние лапы, как бы танцевала, завлекая бедных псов к себе на «развлечение». А когда волки собаку съедали, то потом гуляли свободно по всей территории, и дежурные боялись выходить из зимовья по своим нуждам. А иногда волчица усядется напротив окна и сидит, смотрит в окно, как бы говорит: «Я здесь хозяйка, единственная и неповторимая, и никто не может мне противостоять». А ночью всей стаей окружают зимовьё и воют на разные голоса, и такая жуть пробирает бедных вахтовиков, что они соглашаются на любую работу, только не на этом зимовье.

– А сейчас кто на этом зимовье работает? – спросил я.

– Да один согласился. Он раньше работал проходчиком в летний полевой сезон, а зимой им работы нет. Вот он сейчас там, на вахте, и ещё ему повезли очередную собачку, а зовут его Петровичем. А ты его, наверное, помнишь? Когда он возвращался с поля, получал приличные деньги, поддавал, и ему нравилось этими деньгами сорить в магазине.

– А ружьё вахтовикам дают? – спросил я.

– Да, им дают, но они же не охотники, так, выйдут, стрельнут вверх, волки немного успокоятся, а потом пуще прежнего начинают выть.

– Да, это проблема, а ты откуда знаешь про это? – спросил я.

– Ты же знаешь, где работает мой тесть, он бывает на планёрках, а там все вопросы решаются, – сказал Миша.

– Да, рассказал ты мне, подкинул тему, есть над чем подумать, – сказал я.

Да, волк – зверь серьёзный, умный, и дисциплина в стае просто изумительная, а общение между волками, по-моему, телепатическое, так как они не издают ни единого звука, когда идут на загон того или иного зверя, и у них всё идёт слаженно, и каждый зверь знает своё место на охотничьей тропе. А вообще, этот зверь свирепый и очень опасный, они даже своих сородичей не щадят, и, если какой-то волк при схватке получил серьёзное ранение, его тут же разрывают и съедают. Волк – это настоящий зверь, продуманный, свирепый и беспощадный. Но есть в их жизни смертельный запрет, через который они перешагнуть никак не могут, – это красные флажки. Не знаю, что они для них означают, многие не могут понять. То ли это неизвестность, через которую они не могут переступить, то ли это олицетворение огня, которого боятся все звери, то ли это для них магическое творение, которого они панически боятся, – все эти эпитеты связаны с магическими красными флажками. А есть ещё причуды, которых боятся волки. Раньше ямщики, заметив волков, или кони учуют серых, последнее, конечно, чаще происходило, начинают тревожиться и бегут сломя голову, тогда ямщики скидывали толстую верёвку, привязанную за сани. Длина этой верёвки – метров двадцать пять – тридцать с привязанной на конце красной тряпкой. И что же вы думали? Волки добегают до красной тряпки, а обгонять её боятся панически – вот тут если у ямщика есть ружьё, то начинают отстреливать волков, пока они не отстанут. Хотя красных флажков не боятся лисицы и другие звери. Значит, вывод один: красных флажков боятся только волки. Но нельзя их приравнивать к помеси волка с собакой или одичавшим собакам, которые совсем не боятся красных флажков. Есть ещё очень плохая черта волка – это страшная жадность волка, если он попадает в стадо баранов, то режет не одного барана, а сколько вздумается, или пока не помешают ему этим ремеслом заниматься. Вот такая волчья жизнь.

После того как рассказал мне Миша о волчице, основная тема разговоров у нас была про неё, которая держала в страхе зимовьё на зимнике. Я придумывал всякие варианты, как можно добиться того, чтобы ликвидировать эту проблему.

Как то пришёл к нам на пилораму Берговин – это непосредственный начальник нашего подразделения, высокий, здоровый и жизнерадостный человек, который своим позитивным видом заражал окружающих, и становилось чуточку веселее, чего не хватало, чтобы зажечь внутреннюю энергию человека.

– Фирсов, говорят, ты хороший охотник с большим стажем охоты? – сказал Берговин.

– Анатолий Андреевич, я охочусь давно, но не профессионально, – сказал я и посмотрел на Мишу, который, видимо, рассказал наши рассуждения на тему зимника своему тестю, а тот вынес разговор наш на планёрку для решения проблемы, которая создалась на зимнике.

– Саша, ты не смог бы поохотиться на эту напасть и желательно с хорошим результатом? – спросил Берговин.

– Анатолий Андреевич, я так сразу не могу ответить, но желание есть, и огромное, – сказал я.

– Но ты подумай – и результаты мне скажешь, только долго не думай, на следующей неделе заезд, и если ты надумаешь, то поедешь на это зимовьё, а за это время сделай список всего необходимого, что тебе понадобится для охоты на эту злыдню, которая портит кровь всему нашему подразделению, – сказал Берговин.

– Хорошо, – сказал я.

Берговин встал и вышел из столярки, где состоялся наш разговор. Ныне он покойный, Царствие ему Небесное, вечная ему память! Столярка стояла рядом с пилорамой, и когда мы замёрзнем или устанем, работая на пилораме, то заходили в тёплое помещение, где всегда пахло свежей древесиной пополам со смолой, и этот здоровый и чистый воздух даже полезный.

– Миша – это твоих рук дело? Выставил меня суперменом в охотничьем деле и знатоком волчьих повадок.

– Саша, да это тесть, мы как-то сидели, разговаривали, и я ему рассказал, что мы с тобой здесь размышляли, он даже слова не сказал, а видишь, во что всё вылилось, – сказал Миша.

– Но вот теперь хочешь не хочешь, а надо будет ехать на зимовьё, чтобы не прослыть пустобрехом, а там что получится, – сказал я.

Домой пришёл, рассказал, что придётся ехать на зимовьё и охотиться на волков. Галя даже удивлённо посмотрела на меня.

– Саша, а что, больше некому? – сказала супруга.

– Как видишь, это Миша рассказал своему тестю, что я хорошо знаю повадки волков, что всю жизнь выписываю журнал «Охота и охотничье хозяйство», и рассказал в конторе всем своим коллегам. Тогда все решили, что другой кандидатуры не сыскать, вот и решили меня отправить на зимовьё, – сказал я.

– Саша, тут уже деваться некуда, а то действительно пустозвоном звать будут, это уже дело чести. И если ты поедешь, то на сколько? – спросила супруга.

– На неделю, наверное, а может, и больше. Ты же знаешь, я всегда начатое дело довожу до конца. Но если будет осечка, то я долго буду себя плохо чувствовать. Да, ты правильно сказала, теперь у меня появился кураж, и я хочу во что бы то ни стало разобраться с этой волчицей, – сказал я.

– Саша, я поняла, что ты решил ехать на зимовьё, – сказала Галя.

– Да, ты правильно поняла, – сказал я.

– Тогда, когда будешь там, будь осторожней, – сказала супруга.

– Да уж постараюсь не попасть в зубы этой твари и ей подобной, – сказал я.

Начались сборы. Первое, что я сделал, – это составил список всех необходимых мне вещей: верёвка метров триста, красная ткань для флажков, хотя бы обтянуть флажками вокруг зимовья. А вообще, кто профессионально охотится на волков, у них флажковая обтяжка до четырёх-пяти километров на специальных катушках, как у связистов, которые вешаются на спину и при ходьбе шнур с флажками разматывается и крепится на деревьях или кустарниках, когда делают облаву на волков. А самое главное, мне нужен мелкокалиберный карабин с оптическим прицелом, без него мне делать нечего в тайге, так что это будет самым серьёзным заданием для руководства Экспедиции. Я знаю, что оружия в экспедиции много, но оно всё старое и разбитое, и метко с него не выстрелишь, но мелкокалиберку-то, наверное, найдут с оптическим прицелом, а без неё я и не поеду – это будет пустая трата времени. И когда я позвонил Берговину и задал вопрос насчёт мелкокалиберки с оптикой, то он сказал, что проблем не будет и будет тебе тозовка с оптическим прицелом, это для меня была отличная новость.

Вся неделя прошла в сборах, привезли мне отличную пятизарядную тозовку с оптикой, которую я пристрелял прямо на работе, благо за изгородью начинается лес, отсчитал сто больших шагов, и прямо на дереве сделал затёс, и углём поставил чёрное пятно. Достал пачку чёрных патронов и зарядил карабин, прицелился в оптику – и вот оно, чёрное пятно, прямо перед глазами. Плавно нажал на спусковой крючок, прозвучал хлёсткий выстрел. Посмотрел в прицел – пуля легла немного правее, на три часа. Потом ещё произвёл выстрел – и опять пуля в том же месте, только немного выше. Сделал поправку на прицеле и выстрелил – и пули начали ложиться прямо в цель. Удовлетворившись пристрелкой карабина, я был очень доволен, так как, сколько я себя помню, я всегда и много раз охотился с этим прекрасным и точным оружием, не зря же комбинированное ружьё «Белка» считают самым лучшим образцом промысловой охоты. К поездке на зимовьё было всё приготовлено, и я ждал команды от начальника.

В кабине трактора было тепло, но к грохоту и лязганью гусениц привыкнуть, по-моему, нельзя, и приходилось мириться с тем, что есть. Тракторист Дениска, по-моему, всю жизнь проработал на тракторах, был спокоен, и трактор его слушался беспрекословно.

– Дениска, когда мы будем на зимовье? – спросил я.

– Завтра к обеду подъедем, если будет всё хорошо, – ответил он.

Трактор шёл в нагрузку, преодолевая подъёмы, а на спусках огромный короб даже подталкивал трактор, и Дениска сбавлял скорость, чтобы не давать воли коробу, который может набрать скорость и перевернуть трактор. В окнах проплывали разнообразные, заснеженные картины природы, а где выезжали на открытые равнины – и солнце било прямо в глаза, а на снегу звери оставляли свои следы, по которым можно определить, что за зверь проходил по этой поляне. И человеку, который постоянно с этим сталкивается, не является интересующим фактором, и он просто выполняет свою работу. Равномерный звук и тепло меня сморили, и я уснул, положив голову на свои руки, проснулся оттого, что трактор остановился.

– Что там? – спросил я.

– Сидел глухарь, я трактор остановил, а он улетел, доставай банки, на моторе разогреем, и немного надо покушать, – сказал Дениска. И начал доставать банки из рюкзака и класть их на мотор через окно, прикрытое плотным брезентом.

Таким же способом поступил и я, и через тридцать минут достали горячие банки с тушёнкой, остановили трактор и приступили к ужину. Наелись, напились чая из термосов и поехали дальше. Когда стемнело, Дениска включил фары на тракторе, которые хорошо освещали дорогу, и её было видно как днём, даже ещё лучше. Немного проехали, и я увидел пару зелёных точек, и сонное состояние смахнуло как рукой. Тут же я их показал Дениске.

– Да это лисы мышкуют, – сказал Дениска.

Так проехали всю ночь под звёздами, которые переливались как бриллианты, а месяц, как краюха жёлтого сыра, дополнял небесную картину и по приметам сулил солнечную погоду. Доехали до зимовья, как обещал Дениска, трактор оставили немного подальше от зимовья, чтобы он не мешал отдыхать, так как его переводят в режим прогрева, и он работает на малых оборотах, включая экономию топлива.

Забрав свои вещи, мы подошли к зимовью, где нас встретил Петрович с распростёртыми объятиями и пригласил в зимовьё. В зимовье было тепло и светло от единственного окна, которое выходило на солнечную сторону и было двойным, для сохранения тепла, а также присутствовал запах обжитого зимовья. Откуда-то выскочила собачка и начала обнюхивать нас и махала при этом хвостом.

– Здравствуй, Петрович! Как вы здесь? Собачка-то ещё живая, – спросил я.

– Здравствуйте, здравствуйте, рад вас видеть и слышать! Собачку держу в зимовье, а то не ровён час – эта зараза её съест и не подавится. Уже норовилась подманивать её, и Веста поначалу пряталась в зимовье, а потом начала рваться на улицу, но я её не пустил, привязав к скобе, которая вон забита в стену, – сказал и показал Петрович.

– Но ладно, хватит нас сказками кормить, ты нам дай горячего чаю, мы покушаем и будем спать, а завтра опять в поход, только Саша останется с тобой и попробует решить проблему с этой хитрой и коварной бестией, – сказал Дениска.

– Дак это тебя прислали? Чтобы ты разобрался с этой стервой? – спросил Петрович.

– Да, меня, может, что-нибудь получится, – сказал я.

– Дак ты даже не уверен, получится или не получится? – спросил Петрович.

– Да всё получится, – сказал я.

– Вот это правильно, так как уверенность – это пятьдесят процентов успеха, – сказал Петрович.

И этот настрой мне очень понравился, и как-то увереннее я стал чувствовать себя в этой ситуации. Пока мы разговаривали с Петровичем, Дениска занял одну из кроватей и спал как убитый. Трактор, хотя работал поодаль, всё равно был слышен, хотя и в приглушённом виде и сильно не мешал. Петрович оказался хорошим собеседником, хотя и некоторые отзывались о нём плохо. Я всегда стараюсь сам понять человека, а потом ставить заключение, а люди, которые слушают сплетни и пытаются на уровне сплетней относиться к человеку, я таких людей не уважаю и не считаю их личностью, так как они находятся под влиянием толпы. Уже вечерело, и мы, попив чаю, начали готовиться ко сну. Петрович Весту зацепил на поводок и вышел прогулять, я расстелил постель на кровати, которая стояла возле стены, прилёг, немного подумав, уснул. Только сквозь сон услышал, как зашёл Петрович с Вестой и начал бурчать.

– Лучше я тебя привяжу, сердце на месте будет, а то ночью убежишь – и поминай тебя как звали, – тихим назидательным голосом ворчал Петрович.

Погасил свет, тоже прилёг на свою кровать, которая находилась ближе к печке. Утром я проснулся оттого, что солнце уже встало и печка топилась, наполняя зимовьё теплом. Дениска увидел, что я проснулся, начал разговаривать громко.

– Сейчас я чай попью – и надо собираться в поход, а то Карька совсем задубел, – шутливо сказал Дениска, трактор называя Карькой.

Я поднялся, всех поприветствовал, в ответ получил адекватный ответ. В зимовье было ещё прохладно, помылся под рукомойником и приготовился к завтраку. Петрович, одевшись, вышел на улицу с ведром, где набирал снега в него, потом заносил и высыпал в бочку, где снег таял, и получалась питьевая вода.

– Петрович, давай чай будем пить, а то Дениска пьёт и никого не зовёт, – сказал я.

– Ребята, а что я на вас буду равняться, мне ещё ехать да ехать, – сказал Дениска.

– Саша, ты садись, пей, меня не жди, я ещё ведро снега занесу и тоже подсяду в вашу компанию, – сказал Петрович и вышел на улицу.

День был солнечный, но с ветерком, который делал переносы на зимнике, и Дениске это совсем не нравилось.

– Вот «губастый» сейчас наделает заносов – и пробивай их, – сказал Дениска.

– Да твоему трактору, по-моему, не страшен ни один занос, прёт как танк, – сказал я.

– Да, это точно, но скорость продвижения уменьшается. Так, ребята, с вами хорошо, но работать надо. Успеха вам и удачи, удачи, удачи! – сказал Дениска, одевшись, взял свой походный рюкзак, ружьё, вышел из зимовья и направился к трактору, который работал на малых оборотах, поджидая хозяина.

Мы вышли из зимовья и немного проводили Дениску, пожелав ему доброго пути. Дождались, когда Дениска перевёл трактор в рабочий режим, – это было слышно по работе двигателя, – газанул, и трактор с огромным коробом потихоньку тронулся в путь. Вернулись в зимовьё, Веста лежала возле стены, поглядывая на нас.

– Сейчас я тебя накормлю, твой корм остывает на улице, – сказал Петрович.

– А чем ты её кормишь? – спросил я.

– Со столовой трактористы кости привозят, вот я их варю с крупой, и хорошо получается, съедает всё дочиста и кости грызёт, только хруст раздаётся, – сказал Петрович и занёс собачью похлёбку, чему Веста сильно обрадовалась и начала с жадностью её поглощать.

– Петрович, что-то не видно и не слышно этой бестии? – спросил я.

– Когда много шума, она носа не кажет. Вот немного утихнет – она начнёт концерты устраивать, – сказал Петрович.

– А сегодня появится? – спросил я.

– Да может и не появиться, я же говорю, она очень бдительная, недаром она пять лет держит в страхе это зимовьё, и то, что ты остался, всё будет проверяться, и, если ты не будешь для них опасен, тогда они начнут действовать. Сейчас в данное время идёт проверка полным ходом, где-нибудь ходят, всё просматривают и делают соответствующие выводы, – закончил диалог Петрович.

– Да уж, я и не ожидал такого расклада, нам надо сесть и полностью определиться в стратегии наших действий. Я думаю, ты тоже заинтересован в положительном исходе наших дел, – сказал я.

– Да, конечно, чем быстрее мы уберём эту стерву, тем быстрее наступят лучшие времена для меня и моей Весты, а то из зимовья боишься выйти, тем более выпустить собачку, – сказал Петрович.

– А если мы уберём эту волчицу? Стая останется или нет? – спросил я.

– А вот не знаю, но знаю одно, что без неё их можно быстрее перестрелять, и некому будет выманивать собачек из зимовья, – сказал Петрович.

– Петрович, мне, может, надо будет выходить на улицу с винтовкой, чтобы волки привыкли к оружию? – спросил я.

– Ни в коем случае, я уже проверил, они сразу уходят и не появляются. Это как вороны: ружья нет – они готовы тебе сесть на голову, а как ружьё появилось на плече – они не подпускают на верный выстрел, – сказал Петрович.

– Петрович, а где они в основном кучкуются, когда выманивают собачку на природу? – спросил я.

– А вон в одном месте, где кустарник и лес начинается, расстояние отсюда метров шестьдесят будет, и обязательно напротив входной двери, чтобы видеть, кто выходит, когда человек выйдет, они сразу прячутся и немного погодя опять появляются.

– Петрович, а у тебя какое ружьё? – спросил я.

– ИЖ-26-Е двенадцатого калибра, почти новое, – сказал Петрович.

– А заряды с картечью есть? – спросил я.

– Но, конечно, есть, меня мужики сразу предупредили, что на этом зимовье волки водятся и надо больше патронов брать с картечью, а так у меня всякие патроны есть: и пулевые, и дробовые – знал, куда я еду. Вот только эти зверюги не дают поохотиться, – сказал Петрович.

– А ты сам охотник?

– Да нет, вот в поле на летний сезон выезжаем, так я беру с собой ружьё и там стреляю вверх, чтобы медведи не беспокоили, правда, один раз дикушу подстрелил, она как рябчик, только немного больше, – сказал Петрович.

– Да, знаю, дикуша – это лесная птица из отряда тетеревиных, близко подпускает человека к себе, – сказал я.

– Это точно, я к ней подошёл на десять метров и добыл её, – сказал Петрович. – Саша, ты что-то задумал? – спросил он.

– Да, теперь мне ясен расклад и как будем поступать, и твоё ружьё в нашем деле тоже пригодится. А когда стая приходит, в какое время? – спросил я.

– Обычно ближе к вечеру, и даже видно, как они там мелькают, а если собачка привязана, то могут прийти, когда всё видно, но очень осторожные. Дверь открывается – они сразу прячутся, – сказал Петрович.

– Но вот что, надо сделать в двери окошко небольшое и поначалу затыкать тряпками, а потом можно и застеклить, но без окошка нам не обойтись, и стрелять придётся прямо из зимовья, и твоё ружьё должно быть наготове, заряжено картечью и снято с предохранителя, – сказал я.

– Я заметил, что ты что-то задумал, и, по-моему, правильно, а окошко сделаем в течение часа, а потом оно пригодится, – сказал Петрович и приступил к задуманному.

Я вышел на улицу, и вечернее солнце уже садилось, и какая-то скукота одолела меня, посмотрел в то место, где волки кучкуются, и действительно, там место было притоптано, и не было на кустах снега, значит, это их лап дело. Обошёл вокруг зимовья и осмотрелся, волчьих следов было много, но поодаль зимовья, вернулся к зимовью, а Петрович уже снял дверь, а проём завесил брезентом. Я отодвинул брезент и зашёл в зимовьё, Петрович стамеской вырубал окошко.

– Но что, осмотрел место? – спросил Петрович.

– Да, осмотрел, всё просто отлично, – сказал я.

Тем временем Петрович сделал окошко, а навесить дверь я помог, сняли брезент с гвоздиков, Петрович его свернул и положил в угол, а дырку в двери закрыл тряпкой.

– Саша, ты картечью хочешь стрелять по волкам? А расстояние не великовато? – спросил Петрович.

– Нет, не великовато, а в самый раз, картечью можно стрелять до восьмидесяти метров, – сказал я.

– Неужели?

– В самом деле, – сказал я.

– А я думал, до шестидесяти метров, – сказал Петрович.

– Петрович, да ИЖ-26-Е отличное, бескурковое, с предохранителем, двуствольное ружьё, вот с него можно дробью стрелять до шестидесяти метров – и будет результат, а картечью, наверное, до ста, – сказал я.

– А где ты раньше был? Но посмотрим, что-то не верится, – сказал Петрович, и ототкнул тряпку, и посмотрел на улицу, на улице было уже темно. – Вон пришли, сам посмотри, – сказал он.

Я прильнул к окошечку и действительно увидел в кустах огоньки, которые мелькали в разные стороны.

– Петрович, пока делать ничего не будем, пусть обвыкнутся, а завтра Весту привяжем к зимовью хорошо, чтобы не вырвалась, а сами будем наблюдать за волчицей. Всё, охота началась, – сказал я.

Петрович накормил Весту, сами чай попили и легли спать. Ночью я проснулся от воя, который доносился с улицы, немного полежал и опять уснул и больше не просыпался до утра, ещё сквозь сон слышал, как Веста повизгивала, но не сильно. Утром встали, привели себя в порядок, попили чаю, есть сильно не хотелось, Петрович взял поводок, прицепил за ошейник Весты и вышел на улицу выгулять собачку, через некоторое время они вернулись, Петрович налил в большую чашку похлёбки и поставил собачке, чтобы подкрепилась.

– Да, волки здесь, Веста к ноге жалась, и следов навалом, – сказал Петрович.

– Всё, Веста поест, и надо её хорошо за лапами перевязать и через ошейник привязать возле зимовья.

Как задумали, так и сделали. Бедная Веста, вся дрожащая, лежала на улице, всё необходимое я приготовил и был во всеоружии. Палку-рогатку я приготовил, когда гулял по улице, чтобы более метко стрелять. Петрович притих и был немногословен, видимо, волнение моё передалось и ему. Сели за стол и пили мелкими глотками чай, вдруг Веста начала скрестись в дверь, я взял тозовку и посмотрел через окошечко на улицу. В кустах напротив стоял волк и смотрел на дверь.

– Петрович, посмотри, это волчица?

– Да, Саша, её можно стрелять. – И отошёл в сторону.

Я прицелился прямо в окошко, и в оптическом прицеле появилась морда волчицы. Мне даже не верилось, крестик лёг прямо на глаз – и тут она убрала морду. Вот зараза! Куда-то делась.

– Саша, не волнуйся, я сейчас тихонько стукну по двери, и она обязательно посмотрит, – сказал Петрович.

Я приготовился, стук прозвучал как набат, и, действительно, морда волчицы появилась моментально в перекрестии прицела. Я мягко нажал на спусковой крючок, и волчица как былинка упала на снег. И что тут началось! Вся стая налетела на волчицу, я схватил двустволку и произвёл дуплет по этому волчьему клубку. Пока перезаряжал двустволку, волки разбежались, а три волка и волчица остались лежать на снегу. Я и Петрович вышли из зимовья и пошли на место, где нашла свою смерть волчица. Подошли, один волк пытался встать, но я ему помешал выстрелом в шею. У волчицы уже успели разорвать живот, и несколько следов окровавленных уходили в лес.

– Саша, уже темнеет, мы за ними не пойдём, давай завтра их с утра проследим, – сказал Петрович.

– Да я сильно-то не рвусь, давай этих волков дотащим до зимовья, и надо бы их ободрать, – сказал я.

– Да обдерём, времени сейчас много будет. Слушай, даже не верится, что разделались с этой бандой! Даже настроение появилось, – сказал Петрович.

Когда подтащили волков к зимовью, Веста начала рычать и кидаться на волчьи трупы.

– Надо было раньше это делать, а сейчас что после драки кулаками махать! – сказал Петрович.

Пока всё сделали, кроме обдирки шкур, настал вечер. Волков мы закрыли в кладовке, натопили печку, наелись до отвала, так как напряжение спало и Петрович всё рассказывал и рассказывал, не закрывая рта. Накормил Весту, и легли спать, и спали до самого утра.

Утром встали, подзаправились и пошли с ружьями, проследили за остальными волками. Буквально прошли метров пятьдесят и нашли околевшего волка, и недалеко лежал ещё один волк, и, по-моему, ещё один волк ковылял, но за ним мы не пошли. Вот так мы разделались с серыми разбойниками. Дня за два ободрали всех шесть волков, а шкуры развесили на стенах зимовья для просушки. Шкуру волчицы Петрович повесил над кроватью. Он хотел мне её отдать, но я не взял, ссылаясь на то, что она мне будет мстить по ночам.

Когда я с Дениской уезжал с зимовья, то пошёл на то место, где был отстрел волков, попросил прощения у хозяина и поблагодарил за фарт, данный мне в этом месте. Сейчас точно не помню, по-моему, мне прошла оплата за добытых волков через организацию. Таким образом оставила свой след в моей памяти танцующая волчица.

Волшебная блесна

Выпустив шасси, самолёт плавно пошёл на снижение, выравнивая хвостовым рулём воздушное пассажирское судно, которое производило посадку в аэропорту Усть-Баргузин. Коснувшись плавно грунтовой полосы, самолёт побежал по ней, поднимая столбы песчаной пыли и тормозя реверсом винтов, которые, дуя воздух вперёд, тормозили и ещё больше поднимали песчаную пыль.

Это я и мои однокурсники прилетели в Усть-Баргузинский леспромхоз для прохождения преддипломной практики. Нашу группу разбросали по участкам, а мы в составе пяти человек остались в Усть-Баргузинском леспромхозе. Нам досталась просека, которую делали под новую автомобильную трассу и в которой было навалено много леса крест-накрест, и, чтобы лес не пропал, нужно было его очистить от сучьев, кранами загрузить на длинномерные лесовозы и вывезти на нижний склад, чтобы произвести из хлыстов деловую древесину. Конечно, растаскать лес, наваленный таким образом, не так просто, но задача и сроки были поставлены, и выполнять их было необходимо.

Само село старое, стоит с незапамятных времён на устье полноводной и рыбной реки Баргузин, которая впадает в озеро Байкал на северной стороне села. Переправа через реку была паромная, сейчас через неё спустя много лет выстроен великолепный мост, так как Баргузинский тракт уходит далеко на север Бурятии за Курумкан.

Также стоит вспомнить про один из старейших заповедников – это природный государственный биосферный Баргузинский заповедник, который является природным донором как флоры, так и фауны и занимает огромную площадь. Этот заповедник обслуживает большое количество специалистов, которые живут в посёлке Давша. Можно бесконечно рассказывать про эти красивейшие места, к которым, к сожалению, доступ закрыт для посторонних. А по рассказам людей, которые там работают, что там нетронутые, девственные леса и всё происходит естественным путём, старые деревья отмирают, падают, а молодые самовосстанавливаются и растут, пополняя то или иное семейство хвойных или лиственных деревьев. А на высокогорных альпийских лугах пасётся разнообразная живность, а в кедрачах водятся пушные зверьки, белка, знаменитый Баргузинский соболь, ценный зверёк и много других зверьков.

Студенческое время – это время самое счастливое, безрассудное, взбалмошное, душа поёт, рвётся из груди, в голове много всяких идей. Есть идеи, которые под силу воплотить в жизнь, а есть те, о которых даже страшно подумать. Но самое главное, что они не отступают и требуют права на существование, хоть эти идеи сумасбродные, но иногда они проходят в жизнь и имеют огромный успех. И гордость овладевает этим человеком, которому удалось эту идею воплотить в жизнь, и тут сами слова великого русского поэта как набат звучат в голове:

И этих идей стесняться не нужно, так как мы пришли учиться, а выучившись, воплощать эти идеи в жизнь.

Итак, нам, пятерым однокурсникам, выделили общежитие, а в нём шикарную комнату на шесть человек. Тут же распределили, кто на какой кровати будет спать. Я выбрал себе кровать в углу возле окна и навёл порядок в тумбочке, кровати были застелены чистым белым бельём. Я был староста группы, и все хозяйственные вопросы были на мне, тут же сходил к заведующей, чтобы решить вопросы по посуде и разной бытовой необходимой утвари.

– Клавдия Ивановна, здравствуйте.

Клавдия Ивановна – это заведующая общежитием, среднего роста, немного полноватая, но полноватость её не портила, лицо круглое, с ямочкой на правой щеке. В себе уверенная женщина и хозяйственная.

– Здравствуйте.

– Я пришёл за посудой.

– Дак вы же хотели питаться в столовой.

– Мы и будем питаться в столовой, но иногда, может, рыбы поймаем, а поджарить не на чем будет, чай варить тоже не на чем.

– Ох уж эти мне студенты! А потом ничего не найдёшь! Сейчас я составлю список, и вы под перечнем посуды, которую вы взяли, распишитесь. Уезжать будете – всё мне вернёте. Как ваша фамилия и имя?

– Александр Фирсов.

– Но вот и познакомились, забирайте посуду и пользуйтесь на здоровье.

– Спасибо огромное вам, Клавдия Ивановна.

Принёс посуду и разложил в шкафу, который стоял возле стены. Сковорода, которую дала заведующая со словами:

– Сковороду вам даю хорошую, чтобы никуда не девалась.

– Хорошо, будем смотреть.

Ребята все заняли свои кровати, кто лежал, кто сидел на кровати, рассказывали интересные истории и смеялись. Увидев меня:

– Саня, но и какие планы у нас на будущее?

– Пока отдыхайте, поближе к вечеру сходим в столовую, а завтра пойдём в контору, надо соблюсти все формальности, чтобы получить допуск к работе, техника безопасности и ещё многое другое, получить костюмы рабочие и узнать, где мы будем собираться для отъезда на свой рабочий участок. В выходные, чтобы времени зря не терять, я буду рыбачить на реке Баргузине. Кто со мной, прошу поднять руки.

Все подняли руки, и тема разговоров сразу поменялась в сторону рыбалки. Я что-то отвлёкся и уже слышу:

– Ты руки-то поменьше сделай, а то уже больше метра показываешь!

– Но если я такую щуку поймал! – возмущался Виктор.

Как я уже выше напомнил, нас было пять однокурсников. Толик – высокого роста, широкоплечий, нос курносый, он был простым парнем. Второй – Виктор, высокого роста, худощавый, светлый. Третий – низкого роста, смуглый, и звали его Бальхай. Четвёртого звали Саша – худощавый, светлый, небольшого роста, старался не ввязываться ни в какие истории. Но пятым был я, ваш покорный слуга. Витю и Бальхая никак не брал мир, по всякому пустяку они находили повод поскандалить, и, что бы один не сделал, другой обязательно найдёт причину к чему придраться. Толик за всем этим наблюдал, не ввязываясь в их разборки, стоял в стороне и улыбался. Саша – тот вообще ни на что не реагировал, просто делал своё дело, и всё.