Портрет

Пролог

Не надо давать клятвы, особенно если не можешь их сдержать.

"Обещание океана", Франсуаза Бурден

Париж, Франция

За массивным письменным столом из красного дерева сидела девушка и держала в дрожащих руках письмо. Вернее сказать, извещение о смерти военнослужащего, переданное ей пару часов назад почтальоном по фамилии Дюбуа. Незнакомка безэмоционально смотрела на конверт, так и не решаясь вынести себе страшный приговор. Вдох. И ещё один. Резким движением канцелярского ножа она вскрыла письмо и взяла в руки небольшой клочок бумаги. Девушка быстро пробежала глазами текст, уже заранее зная, что там написано.

"С прискорбием сообщаем Вам о смерти лейтенанта Французский армии Дэниэля Де Лабо. При покойном было найдено письмо и медальон. Прикладываем их к данному извещению.

Капитан 3-его подразделения 6-го корпуса, Франсуа Мартен".

Она зажмурила глаза в надежде сдержать непрошеные слёзы. Несколько капель успели упасть на стол и намочить второй бумажный отрезок, выпавший из конверта. Словно опомнившись, девушка порывисто раскрыла листок и сразу узнала почерк отправителя.

"Милая моя Елена…"

Из её груди вырвалось рыдание. "Нет. Нет. Нет." Она не могла поверить, что всё это взаправду.

"…вот уже несколько дней наш корпус, расположившийся недалеко от Мецы, ждёт приказа о начале боевых действий. Все мы находимся в томительном ожидании сражения, которое приведёт к неизбежным потерям. Каждый из нас надеется, что и в этот раз сумеет выбраться живым. Но я не надеюсь – я знаю! Елена, мы провели вместе всего несколько недель, и находимся в разлуке уже полгода, но мне кажется, что я знал Вас всегда, ведь Вы единственная, кто сумел пробиться сквозь мою броню. Вы вдохнули жизнь в мое существование, за что я буду благодарен до конца своих дней. Война не отнимет меня у Вас. Не сомневайтесь во мне ни на секунду. Мы всегда будем вместе. Именно с мыслями о Вас я вступлю в завтрашний бой, и именно эти мысли вернут меня домой. Как жаль, что я не сказал этого раньше, но я люблю Вас, Елена; я пишу это письмо и смотрю на портрет в медальоне, что Вы отдали мне перед уходом на фронт.

Я вернусь. Обещаю.

Ваш Дэниэль"

– Но вы не вернулись ко мне, – прошептала девушка. – Не вернулись…

Елена поднялась и вышла из-за письменного стола. Слезы застилали глаза и жгучими ручьями скатывались по бледным щекам. На ощупь она добралась до двери, ведущей на балкон, и распахнула ее настежь. Ей не было дела до того, что ее светлые волнистые волосы не уложены подобающим образом, а из одежды ее тело прикрывала лишь белая нижняя юбка и бежевый бельевой корсет. Ей нечем было дышать, и она упала на колени, не замечая боли от удара о твердый пол. Девушка смотрела прямо перед собой, но не видела, как по переулку чинно прогуливались прохожие, изредка одаривая взглядом несчастную незнакомку, оплакивающую свою потерю. Никто не совершил попытки узнать, что с ней случилось или нужна ли ей помощь. Да и можно ли помочь человеку, жизнь которого была полностью разрушена?

Неизвестно, сколько прошло времени, час, а может и целый день, но в конце концов Елена поднялась с пола и вошла обратно в кабинет небольшой квартиры, принадлежавшей Дэниэлю. Она оглядела комнату, которая несмотря на обилие мебели, показалась ей пустой. Прямо перед ней у дальней стены стоял письменный стол, за которым по вечерам сидел ее возлюбленный, потягивал бурбон и разбирал корреспонденцию. Слева от стола располагалось несколько книжных шкафов с внушительной коллекцией книг, а справа находился просторный диван, где они с Дэниэлем вместе читали "Графа Монте Кристо" за несколько дней до того, как их разлучили. Недалеко от дивана почти рядом с балконом стоял мольберт и небольшой столик с красками, кистями и палитрами. Это принадлежало ей, Елене. С того самого момента, как она стала жить у Дэниэля, он выделил ей пространство в своём маленьком, холодном мире и позволил наполнить его яркими красками. Девушка посмотрела на чистое белое полотно на мольберте.

– Почему вы не разрешили мне написать портрет? – надломившимся голосом произнесла она. – Ваш образ навечно останется в моей памяти. Я так люблю вас. Нет… Нет. Я не смогу так просто смириться, любовь моя. Я сохраню ваш образ в вечности.

Голос Елены предательски дрогнул. Девушка смахнула последнюю слезинку и яростно схватила палитру с красками. Несколько дней она провела у холста, не спала и не ела, как в бреду запечатлевая каждую черточку любимого человека на бумаге. Когда работа была завершена, обессиленная и заметно осунувшаяся девушка провела рукой по портрету любимого.

– Мы всегда будем вместе… – пробормотала Елена перед тем, как сознание покинуло ее и она погрузилась в небытие.

Глава 1

Воспоминание о пережитом счастье – уже не счастье,

воспоминание о пережитой боли – это все еще боль.

Джордж Гордон Байрон

Наши дни

Раньше я ничего не знала о любви. О той любви, которая переворачивает жизнь с ног на голову, меняет саму твою суть. Множество неудачных попыток отношений заставили меня принять тот факт, что я просто не создана для них. И всё же я верю в любовь. Я сама знаю сразу две истории, которые основывались на настоящих чувствах.

История моей родной семьи продлилась недолго и закончилась весьма трагично одной февральской ночью на Pont Neuf. Водитель грузовика не справился с управлением и лоб в лоб столкнулся с машиной моих родителей. Их любовь умерла вместе с ними. Мне тогда было пять лет. Вторая история, моих приемных родителей, проживших вместе более тридцати лет, до сих пор таит в себе искренние чувства, расцветающие всё ярче с каждым годом. Я своими глазами видела, что та самая великая любовь, о который пишут в книгах, существует. Только не для меня. Так продолжалось, пока судьба не свела меня с ним и не поставила перед самым сложным выбором, который может сделать человек: я или он.

В одной руке я держу свернутый листок бумаги, на которым аккуратным почерком выведены слова прощания, а в другой находится зажигалка. Я больше не боюсь. Я знаю, что должна делать. Я иду к нему.

Двумя месяцами ранее

Т-р-р-р-р-р-р-р!

Звук надрывающегося будильника не сразу приводит меня в чувство после ночи беспокойного сна. Рукой я стараюсь нащупать на прикроватной тумбочке телефон, но неловким движением сбиваю его на пол. "Чёрт". С трудом открываю глаза и наконец нахожу источник неприятного шума, а затем торопливо выключаю его. Откидываюсь на подушку, стараясь сбросить с себя остатки ночного кошмара. Сейчас в памяти остались лишь отрывки, сменяющие друг друга как кадры из фильма, где в главной роли я и мужчина, одетый очень необычно, я бы даже сказало старомодно. Вокруг нас полыхает пламя, но мы не можем убежать, а может быть не хотим. Нас тянет друг к другу, но затем я теряю его из виду. Сон рассеивается. Я медленно прихожу в себя.

Сегодня знаменательный день. Меня ожидает поездка в Нормандию для выполнения крупного заказа по оценке предметов искусства. Господин Жеванни – владелец фирмы, доверил его мне, что немного удивляет, ведь я не обладаю таким внушительным опытом работы, как остальные мои коллеги. Я боюсь не справиться, но всё же отказываться от этого заказа было бы нелепо, ведь гонорар за него в три раза выше моей обычной зарплаты. Помимо этого господин Жеванни обещал перевести меня в другой отдел с дальнейшим повышением оклада и предоставить возможность самостоятельно искать клиентов.

Я всегда была влюблена в искусство. В детстве мы с родителями часто посещали музеи – Лувр, галерею Д’Орсе, Монмартр. С моими родными родителями. Приемная семья тоже поддержала меня в моём интересе. Мы продолжили посещать музеи, но уже по всей Европе. Лилиан и Фабио стали мне по-настоящему близки, они любили меня и дали хорошее образование. Даже сейчас, когда я живу отдельно, мы часто общаемся и устраиваем ежегодные совместные поездки за границу.

Утренние сборы занимают у меня не много времени, так как основная часть вещей уже рассортирована по органайзерам и уложена в чемодан. Я – неисправимый перфекционист, и порядок для меня очень важен. Мне кажется, что он возвращает чувство контроля над жизнью, которое я утратила в детстве после потери родителей. С тех пор я слегка помешалась на упорядочивании всех процессов. И единственное, что мне так и не удалось подвергнуть контролю, – это отношения с противоположным полом. Со временем я пришла к выводу, чтобы быть одной мне даже комфортно. Единственные отношения, которыми я на данный момент дорожу – это отношения с моей семьёй.

Поезд отбывает в девять, так что у меня есть еще целых полчаса, чтобы добраться до вокзала. Я вызываю Убер, последний раз проверяю, все ли приборы выключены перед моим отъездом, и покидаю квартиру. До Руана где-то час езды на поезде. Фирма оплатила мне место в бизнес-классе, что было весьма щедрым жестом со стороны моего работодателя. Я занимаю комфортное кресло в вагоне и заказываю чашечку капучино с шоколадным круассаном, после чего достаю из сумки мою любимую книгу "Грозовой перевал" Эмили Бронте.

Возможно, не самый очевидный выбор для человека, который любит держать всё под контролем, но на мой взгляд любовь – это единственная сфера жизни, которая стоит того, чтобы его потерять. Однако я так и не встретила человека, ради которого была бы готова оставить все свои принципы. Конечно, я ни раз вступала в отношения, которые в итоге заканчивались весьма плачевно.

Каждый раз оказывалось, что ни я, ни мой партнер не готовы были дарить любовь, мы лишь хотели позволить другому человеку любить себя, а не получая желаемого – расходились. Я больше не готова была растрачивать себя на неискренние и неглубокие привязанности. Я хочу любви, которая своей силой сможет сбивать с ног; хочу полного единения душ; хочу, чтобы эта связь сочетала в себе и сумасшедшую страсть и невероятную нежность. Я лучше проведу всю жизнь одна в ожидании такой любви, чем снова заведу отношения с кем-то, лишь бы избежать одиночества.

Погруженная в свои размышления, я даже не замечаю, как привычные городские пейзажи за окном сменяются на завораживающие лоскутные поля, соединенные линией горизонта с лазурным небом. Моя командировка продлится два месяца, но несмотря на то, что Руан находится всего в полуторах часах езды от Парижа, заказчик настоял, чтобы оценщик проживал на территории поместья. В субботу и воскресенье я могу брать выходные, так или иначе отдых для французов – святое дело, но в будни необходимо посвящать свое время изучению поместья и всех тех ценностей, которые его наполняют. По словам господина Жеванни, владелец данного шато Клод Ришар успел за свою жизнь собрать завидную коллекцию картин, книг, старинной мебели и декора. К сожалению, это всё, что мне удалось узнать о моём нанимателе. Он всегда оставался в тени, а в последние двадцать лет и вовсе перестал появляться на публике. Многие считают, что он стал затворником, а некоторые даже пишут, что он давно умер.

Телефон вибрирует, и на экране высвечивается сообщение от секретарши господина Жеванни, в котором она пишет, что на станции меня встретит помощник Клода Ришара по имени Дэвид. Он отвезет меня в поместье и, насколько я поняла, всегда будет на связи, если мне что-нибудь понадобится. Я убираю телефон в сумку и улыбаюсь. Эта поездка для меня – настоящее приключение. Пожить в старинном французском шато и оказаться так близко к историческим ценностям, многим из которых уже почти двести лет, – просто предел моих мечтаний. А прекрасные пейзажи северной Франции, местная еда и атмосфера спокойствия просто обязаны наполнить мое пребывание здесь тем особенным смыслом и опытом, который можно получить только в путешествиях. Поэтому как только поезд прибывает на станцию, я с присущим мне энтузиазмом беру чемодан и одной из первых направляюсь к выходу. Сойдя с поезда, я сразу замечаю в нескольких шагах от себя молодого человека.

– Мадемуазель Прайс? – уточняет он, и после короткого кивка с моей стороны, протягивает руку и обворожительно улыбается. – Меня зовут Дэвид – я личный ассистент господина Ришара.

– Приятно познакомиться, Дэвид! – Я отвечаю на рукопожатие и невольно морщу нос от такого формального обращения. – Может просто Стейси? Без… ну вы понимаете!

На лице мужчины расцветает широкая улыбка.

– Конечно, Стейси. Давайте я помогу вам с багажом. – Он ловко перехватывает мой чемодан. – Следуйте, пожалуйста, за мной! Вы первый раз в Нормандии?

– К своему стыду – да! Мы с моими родителями объездили всю Европу, но так и не побывали в двухстах километрах от дома. Звучит даже нелепо, – я качаю головой. – А вы местный?

– Боюсь, что мой акцент всё-таки должен меня выдавать. Я родился в Штатах, изучал французский язык в университете, а живу и работаю в Руане уже более трех лет.

Голос молодого человека звучит немного грустно. Мне кажется, что за его переездом кроется какая-то личная история, но я решаю не заострять на этом внимание.

– О, у вас прекрасный французский! Я и сама наполовину американка. И, да, я плохо различаю акценты. Тем более большинство местных, насколько я знаю, говорят на специфическом диалекте.

– Так и есть, местные жители отличаются от другой части французов. Не такие снобы. – Дэвид говорит искренне, не пытаясь кого-то обидеть, но затем смотрит на меня и спохватившись добавляет. – Конечно, не все французы снобы. Я не имел в виду вас.

Я не могу сдержать улыбку.

– Как и сказала, во мне живет лишь половина Франции, но надеюсь, что лучшая!

Мы подходим к черному мерседесу. Дэвид аккуратно укладывает мои вещи в багажник, в то время как я собираюсь открыть дверь переднего сиденья. Однако молодой человек опережает меня. Он ждет пока я устраиваюсь, а затем сам садится за руль. Мотор заводится с легким урчанием, и через минуту автомобиль плавно выезжает на дорогу, которая ведёт меня в новую жизнь.

В начале нашего пути в салоне стоит звенящая тишина, даже радио остается выключенным. Мы проезжаем мимо небольших причудливых домиков, неспешно прогуливающихся туристов и местных торговцев, размещающих на прилавках товары. Когда поток машин уменьшается, а виды за окном сменяются бескрайними полями, я ловлю себя на мысли, что мне не терпится побольше узнать о господине Ришаре. Поэтому преодолев легкое стеснение, я обращаюсь к Дэвиду с просьбой рассказать о моем работодателе.

– Господин Ришар, он… очень замкнутый человек, – с трудом подбирает слова мой спутник. – У него нет родных – ни жены, ни детей, лишь работа и богатство, которое в итоге не принесло ему счастья.

– Чем занимается господин Ришар?

– Он всю жизнь развивал предприятия в сфере культурного просвещения – музеи, театры, библиотеки. Но в последние годы он не выезжает за пределы поместья и почти не выходит из своего кабинета, погрузившись в какие-то исторические исследования. Всем его взаимодействием с внешним миром занимаюсь я.

Дэвид смотрит на меня своими ясными голубыми глазами и в очередной раз улыбается. Про себя отмечаю, что его улыбка добрая и немного смущенная. Она затрагивает и глаза, в уголках которых собираются мелкие морщинки. Когда он вновь сосредотачивается на дороге, я украдкой продолжаю рассматривать его. Помимо очевидного обаяния, молодому человеку присущ тот тип красоты, который люди бы сочли откровенным. Густые каштановые волосы слегка растрепаны. Прорисованные черты лица, прямой нос, голубые глаза, подбородок с ямочкой – в нём нет ни одного видимого изъяна. К лицу приливает жар от того, что я так явно оцениваю его внешность, и потому решаю скорее отвлечь себя следующим вопросом.

– Значит, его коллекция антикварных вещей напрямую связана с родом его деятельности?

– И да, и нет. Большинство предметов роскоши досталось ему вместе с поместьем. Самые старые из них датируются серединой XIX века. Все они находились во Франции.

– А с чем был связан его переезд в поместье?

– В его семье произошло несчастье. Он никогда не вдавался в подробности, но мне кажется, что погиб дорогой его сердцу человек. Женщина, которую он очень любил.

Я хочу продолжить допрос, но вовремя усмиряю свое любопытство и переключаю внимание на пейзажи за окном. Остаток пути мы едем молча.

Когда мы подъезжаем к шато, по моим венам начинает струиться знакомый адреналин. Передо мной открывается вид на старинное трехэтажное здание, по всему периметру окруженное живой изгородью из туй. На первый взгляд дом не кажется мне приветливым, от него веет холодом. Внешний фасад здания выполнен из прочного, но уже обветренного камня, который со временем приобрел серый оттенок. Высокие окна украшены железными решетками, придающими дому еще более отталкивающий вид. Но несмотря на это я стараюсь впитать в себя каждый миллиметр, открывшейся передо мной картины, поражающей своей величественностью. Дэвид отстегивает ремень безопасности и спрашивает:

– Ну как, вы готовы?

Я бросаю еще один взгляд на поместье, прежде чем шепчу "Да" и, вдохнув полной грудью, выхожу машины.

Дверь в шато открывает полноватая женщина с добрым лицом, при этом громко приветствуя нас и буквально загоняя в дом.

– Мадам Лонд, познакомьтесь, это Стейси Прайс, ваша постоялица на ближайшие восемь недель. – Дэвид заносит багаж в прихожую, а затем помогает мне снять пальто и вешает его в старинный платяной шкаф.

Я быстро осматриваю коридор, украшенный с обеих сторон картинами в позолоченных оправах, но затем перевожу взгляд на мадам Лонд, судя по всему, работающую здесь экономкой.

– Стейси, добро пожаловать! Мы так рады вашему приезду! Стены этого дома давно не принимали гостей… – в голосе женщины звучат грустные нотки, но она умело прячет их за добродушной улыбкой. – Меня зовут Матильда, и я буду ухаживать за вами во время вашего пребывания здесь. Можете обращаться ко мне с любыми просьбами.

– Благодарю, мадам Лонд…

– Матильда! – мягко поправляет она.

Я улыбаюсь и киваю ей, а затем оборачиваюсь к Дэвиду, который стоит в дверях. Он выглядит неуверенным, будто не решается произнести вслух задуманное.

– Что ж… Стейси… эммм… у меня сегодня есть несколько поручений в городе, но я хотел узнать, может вы присоединитесь ко мне завтра за ужином? – его слова звучат скороговоркой, но затем он берет себя в руки и продолжает более ровно. – Мы с друзьями встречаемся в пабе на набережной, я был бы рад вас всем представить!

– О… Да, эм, конечно, спасибо! Я с радостью приму ваше приглашение! Тогда до встречи?

– Отлично! Я зайду за вами в восемь. Мадам Лонд. – Он кланяется, а затем поспешно выходит из дома.

Я беру свой чемодан и следую за Матильдой, которая сразу предлагает проводить меня в гостевую комнату. Мы поднимаемся на второй этаж, разделенный на две половины широким коридором. Мадам Лонд открывает передо мной первую дверь справа от лестницы.

– Так, проходите, мисс Стейси, располагайтесь! Комната полностью готова к вашему пребыванию здесь. Вы не очень голодны? Обед будет готов через час.

Я киваю, завороженно осматривая свои владения, не отдавая себе отчёта в том, что мой жест может быть неверно истолкован.

– Ах да! – продолжает экономка. – Господин Ришар неважно себя чувствует, но присоединится к вам позже за ужином, а завтра я покажу вам рабочую галерею.

Я перевожу взгляд на Матильду и благодарю её за помощь. Экономка тепло улыбается мне в ответ, и всего на мгновение мне кажется, что она хочет добавить что-то еще, но затем лишь качает головой и закрывает за собой дверь.

Я решаю внимательно осмотреть комнату, в которой буду жить целых два месяца. Сквозь полупрозрачную тюль, занавесившую высокие окна, пробиваются лучи солнечного света. Молочный цвет стен резко контрастирует с темным паркетом. Вся мебель в комнате массивная, начиная от гардероба из темного дерева с причудливым орнаментом и заканчивая кроватью украшенной балдахином. По краям кровати стоят две тумбочки, сделанные в том же стиле, что и гардероб. В дальнем углу комнаты находится письменный стол с тремя выдвижными ящиками, а рядом с ним располагается удобное кресло. Я сразу представляю себе, как смогу проводить в нём время за чтением поздними одинокими вечерами, и на моём лице появляется легкая улыбка. Оглядев комнату еще раз, прикидываю, что мебели, которая находится в ней, не менее пятидесяти лет, но всё выглядит недавно отреставрированным и очень ухоженным. Мне становится ясно, что хозяин этого дома относится к нему с любовью и уважением, поэтому дискомфорт, который я ощущала в самом начале начинает постепенно отступать.

В течение получаса я аккуратно раскладываю свои вещи со свойственной мне педантичностью. Не спорю, порой мне бывает сложно, ведь все предметы должны быть расположены строго по той системе, которую я придумала, и даже под необходимым мне углом. У каждого должно быть строго отведенное место. Бывали моменты, когда после прихода гостей во мне нарастала паника при мысли, что они будут переставлять вещи, куда им вздумается. Тревожность проходила только после того, как я наводила в квартире идеальный порядок. В основном я уже научилась жить с этой своей особенностью, но не могу представить себе человека, которому порядок и организованность были необходимы так же сильно как мне.

Не дождавшись приглашения к обеду, я решаю спуститься на первый этаж, чтобы немного осмотреться. Вся обстановка шато, которую я уже успела увидеть, свидетельствует о богатстве его владельца, но одновременно давит своей холодностью и строгой величественностью. Я слышу как в дальнем конце коридора первого этажа гремит посуда и направляюсь в ту сторону, предположив, что обнаружу там Матильду.

Кухня в поместье декорирована совершенно иначе, чем остальная его часть. В ней нет той чопорности, которая свойственна моей комнате или прихожей. Здесь господствует Прованс – светлое дерево, белые стены, шторы в цветочек. Повсюду благоухают ароматы засушенных под потолком трав, с которыми перемешивается запах только что испеченного хлеба. От плиты исходит приятное тепло. Матильда поднимает глаза и замечает меня.

– Мисс Стейси, проходите скорее в обеденную, я сейчас всё подам! – хлопочет она.

Я перевожу взгляд в сторону столовой, которая скорее отпугивает меня своей атмосферой, и вопреки словам экономки, пристраиваюсь на небольшой табурет рядом с кухонным островком. Я отламываю кусочек только что испеченного багета, а затем обмакиваю украденное лакомство в пиале с оливковым маслом.

– Ммммм! – не могу сдержать звук удовольствия.

– Мисс Стейси! – с притворной укоризной вскрикивает экономка. – Как вам не стыдно?

Я поймана с поличным.

– Простите, Матильда, не смогла удержаться. Запах был просто божественный! – со смехом говорю я, и успеваю отломить еще один кусочек, прежде чем Матильда убирает весь багет со стола, чтобы уберечь его от моих проказливых рук.

– Во Франции не принято кусочничать!

– Признаю, я наполовину американка, во мне живет дух свободы от ограничений! – пожимаю плечами я.

Взгляд экономки смягчается.

– Когда вы в последний раз были в штатах, мисс?

– Мне тогда было года четыре… но я плохо помню эту поездку. Это было еще до смерти моих родителей.

– Мне очень жаль… – Матильда задерживает на мне взгляд чуть дольше положенного, но затем быстро смаргивает непрошенную слезинку и возвращается к готовке. – Проходите в столовую, мисс. Через пять минут еда будет готова.

Она принимается помешивать в кастрюле что-то похожее на сливочный соус, в то время как я нехотя плетусь в обеденный зал и занимаю отведенное мне место. Стол передо мной изобилует разными угощениями – тут и ваза с фруктами, и поднос с местными сырами, и корзинка с круассанами, а еще масленка, баночка мёда, набор из нескольких специй и напиток, похожий на безалкогольный яблочный сыр. Я делаю глоток из стакана, а затем кладу себе на тарелку свежий круассан, пару виноградин и кусочек камамбера, который предварительно обмакиваю в баночке с медом. Сочетание пикантного и сладкого оказывается просто божественным.

Через минуту в обеденный зал входит Матильда с подносом.

– Итак, фирменный омлет с прованскими травами и салат из рукколы, помидоров и шпината, дополненный морскими гребешками в сливочным соусе! – торжественно произносит экономка.

– У меня уже текут слюнки… – признаюсь я, жадно разглядывая блюда, принесенные экономкой. – Благодарю!

– Бон аппети! – С этими словами Матильда удаляется, а я принимаюсь за свой шикарный завтрак.

Я не могу не восхититься изысканным вкусом блюд, ингредиенты которых был тщательно отобраны и искусно смешаны настоящим профессионалом. В каждом кусочке чувствуются любовь и забота, с которыми они приготовлены. Откинувшись на спинку стула, я медленно пережевываю омлет, вкуснее которого еще ничего не пробовала. Сквозь окно столовой замечаю небольшой сад позади шато и решаю, что время для прогулки сейчас самое подходящее. Разделавшись с обедом, выхожу на улицу и замечаю, что Матильда наблюдает за мной из кухни. Я улыбаюсь ей и машу рукой, но она не реагирует на мой жест, а всё так же задумчиво продолжает смотреть, как будто сквозь меня. Решаю не придавать этому значения и спешно выхожу на узкую дорожку, выложенную камнями, которая ведёт в сад.

Два ряда яблочных деревьев, один ряд груши и один сливы – вот и всё богатство, которое я обнаруживаю за домом. В дальнем углу ютится ветхая деревянная беседка, в которую я и направляюсь, чтобы предаться размышлениям. С одной стороны все началось неплохо, люди оказались очень приветливыми и гостеприимными, кроме разве что господина Ришара, но стоит сделать скидку на его самочувствие. Внешний вид дома заставляет меня испытывать некоторую нервозность, из-за чего мне хочется снова вернуться в комнату и заняться уборкой. Но я подавляю в себе это желание и присаживаюсь на скамейку. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, чтобы отвлечься от тревожных мыслей. Мои легкие наполняются непривычными, но приятными ароматами севера Франции. Пахнет морем, свежестью, цветущими деревьями, всем тем, что ассоциируется у меня с умиротворением. Я наслаждаюсь этим мгновением еще некоторое время, а затем возвращаюсь в свою комнату. До ужина мне необходимо проверить, всё ли готово перед началом рабочего процесса.

***

Около семи вечера слышится стук в дверь.

– Мисс Стейси, господин Ришар просил передать, что будет ждать вас в гостиной!

– Спасибо, Матильда! Я спущусь через пару минут!

Для вечера я подготовила своё любимое платье в стиле ретро, которое досталось мне в память о родной маме. Я дополняю образ старинным гребнем для волос с рубинами, приобретенным несколько лет назад на блошином рынке в Милане. В последний раз взглянув на себя в зеркало, отмечаю, что выгляжу действительно классно, и уверенно спускаюсь в гостиную, предвкушая интересные беседы и вкусную еду.

В комнате рядом с камином стоит пожилой мужчина, взгляд которого устремлен на огонь. Слегка откашлявшись, я уточняю:

– Господин Ришар?

Мужчина медленно поворачивается в мою сторону и поправляет очки. Его взгляд не сразу фокусируется на мне. Сначала он хмурится, а затем неожиданно широко распахивает глаза, а его рот раскрывается в немой буке "о".

– Не может быть… – хрипит он, а затем хватается за сердце и оседает на одно колено.

– Сэр, вам плохо? – В растерянности я подбегаю к господину Ришару и предпринимаю попытку помочь ему подняться.

Пожилой мужчина продолжает хрипеть, упираясь одной рукой в пол, а второй старается нащупать ручку кресла, но в итоге промахивается. Я не успеваю вовремя подхватить его, и он падает на пол, теряя сознание.

– Матильда! На помощь! – Я кладу голову господина Ришара себе на колени и пытаюсь нащупать пульс, но не преуспеваю в этом.

В комнату заходит встревоженная экономка и сразу же подбегает к владельцу поместья, чтобы проверить жизненные показатели.

– Мисс Стейси! – со слезами на глазах шепчет экономка. – Вызывайте скорую, пульс нитевидный.

Дальше события разворачиваются как в тумане. Я отыскиваю на полу свой айфон и набираю 112. Быстро диктую им адрес и описываю ситуацию, а затем в ужасе возвращаю внимание на разворачивающуюся сцену. Господин Ришар без сознания лежит на полу, Матильда сидит рядом и сквозь слезы пытается привести его в чувство, а я в бордовом платье и на серебряных шпильках с полными ужаса глазами наблюдаю за этой сценой. "Добро пожаловать в Нормандию, Стейси".

Глава 2

Всё страньше и страньше! Всё чудесатее и чудесатее!

"Алиса в стране чудес", Льюис Кэрролл

Утром следующего дня я просыпаюсь с сильной головной болью. События вчерашнего вечера не оставили мне никаких шансов на спокойную ночь, поэтому я сонная и разбитая буквально отрываю себя от подушки, чтобы пойти в ванную и привести в порядок.

Скорая приехала быстро и поставив диагноз "предынфарктное состояние", увезла господина Ришара в госпиталь. Мы с Матильдой просидели несколько часов в ожидании новостей от Дэвида, который, узнав о происшествии, направился прямо в больницу. Нам удалось разойтись только в час ночи, когда мы получили подтверждение, что состояние нашего работодателя стабилизировалось и операция не понадобится. По глазам Матильды я видела, что она очень сильно привязана к господину Ришару, привязана больше, чем просто подчиненная. Но при этом в ее чувствах не было романтического подтекста, она скорее любила его как дочь или младшая сестра. Я смогла уйти, только убедившись, что с ней всё будет в порядке.

Спускаясь в столовую как раз к завтраку, я замечаю, что экономка пребывает в приподнятом настроении.

– Доброе утро, Матильда! Есть какие-то новости?

– Мисс Стейси! – Она удивленно поднимает на меня глаза. – Я думала, вы не проснетесь раньше обеда! Новости прекрасные, самочувствие господина Ришара уже намного лучше, поэтому завтра утром он вернется домой. А вы пока проходите в столовую, я подам вам завтрак!

Я с облегчением выдыхаю.

– Я безумно рада, что всё обошлось. Надеюсь, что мы сможем поговорить с ним за ужином, когда его самочувствие окончательно придет в норму! Но мне бы не хотелось давить…

– Безусловно, господин Ришар будет рад разделить с вами трапезу, как только наберется сил! – Матильда улыбается и ловко подхватывает несколько тарелок, чтобы отнести их в столовую.

Завтрак оказывается не менее изумительным, чем вчерашний обед. Поужинать вчера так и не получилось, поэтому я съедаю всё до последнего кусочка. Сразу после того, как я покидаю столовую, Матильда предлагает проводить меня в галерею, чтобы я плавно начала погружаться в рабочие процессы. Галерея оказывается просторной комнатой наполненной картинами, антикварными вазами и старинной мебелью. В том числе в комнате находятся часы с маятником, рояль и несколько сундуков с неизвестным мне содержанием. Матильда подводит меня к небольшому письменному столу, на котором разбросано огромное количество папок и отдельных листов. На столе царит беспорядок.

– Здесь хранятся все имеющиеся документы на предметы, которые находятся в этой комнате. Результаты технико-технологической экспертизы, акты купли-продажи, сертификаты об участии в выставках… Э-э-м, знаю, что всё здесь в полном беспорядке, мисс. Вы сможете найти соответствия благодаря номерам, указанным на папках и наклейках на каждом предмете. Если вам понадобится какая-то помощь, на столе также имеется записка с моим номером телефона и с номером телефона Дэвида.

– Благодарю. – Я беру одну папку со стола и начинаю пролистывать её. Затем сверяюсь с номером на обложке и начинаю искать соответствие среди картин, прислоненных к стене.

Матильда, увидев, что я уже погружена в рабочий процесс, тихонько выходит из комнаты и прикрывает за собой дверь. Первые часы рабочего процесса даются мне с трудом из-за беспорядка, который царит в галерее. Я чувствую себя неуютно, но принимаю решение сначала создать нужную рабочую атмосферу, прежде чем приступить к своей непосредственной задаче по оценке стоимости предметов, находящихся в этой комнате.

Где-то в обед раздаётся стук в дверь и в комнату заглядывает Дэвид.

– Прошу прощения, не помешал? – Молодой человек заходит в галерею, в то время как я с трудом отрываю взгляд от изучаемой мной бумаги.

– Дэвид! – произношу я, вероятно, немного радостнее, чем положено. – Нет, что вы, я рада вас видеть. Я почти привела комнату в надлежащий вид.

– Невероятно! – Дэвид с восторгом осматривает галерею. – Вы – мастер своего дела. Но я не хотел отвлекать вас от работы надолго, лишь желал убедиться, что приглашение на ужин в силе.

– Разумеется, если то, что вчера произошло, не изменило ваши планы.

– Дел у меня прибавилось, но я успею разобраться со всем до семи вечера и заеду за вами.

– Отлично, тогда до вечера! – я улыбаюсь и на прощание машу Дэвиду рукой.

Его визит немного отвлекает меня от работы и я подхожу к окну, с тоской глядя на фруктовый сад снаружи. Лучи солнечного света проникают сквозь пышную зелень листьев, отбрасывают нежное сияние на красочные цветы. Легкий ветерок шелестит лепестками и несёт с собой слабый аромат цветущих растений. Мне не терпится выйти на улицу и самой почувствовать эту красоту. Сад как будто бы зазывает меня, предлагая безмятежное убежище от рутинных рабочих задач. Но бумаги и книги разбросанные по рабочему столу напоминают мне о делах, ожидающих завершения, перед тем, как я смогу удалиться на перерыв. Внутри меня возникает конфликт, я бы даже сказала битва между желанием почувствовать свободу этого солнечного дня и преданностью своим профессиональным обязанностям. Я напоминаю себе, что сад будет терпеливо ждать моего визита и с новой решимостью возвращаюсь к составлению списков.

Наконец спустя ещё несколько часов работы я решаю прерваться. Время прошло незаметно, и я не могла вспомнить, когда в последний раз ела. Было бы здорово стащить что-нибудь с кухни Матильды и устроиться в беседке возле дома.

Я уже направляюсь к двери, когда замечаю в уголке комнаты странное мельтешение. Солнечный зайчик отбрасывает свои лучи на большую картину, прикрытую сверху белой простыней. В моей груди поселяется странное чувство, что мне непременно нужно сбросить с неё ткань и увидеть, что изображено на холсте. Тело сковывает, а внутри поселяется чувство тревоги, необъяснимая волна беспокойства, переходящая в трепетное волнение. Я с трудом отвожу взгляд от полотна. "Нет, Стейси, работа может подождать", – твердит мне внутренний голос. Спешно хвастаюсь за ручку двери и открываю её, чтобы не успеть передумать. В этот момент окно галереи с грохотом распахивается и поток ветра подхватывает ткань, прикрывающую картину, сбрасывая её на пол.

Как завороженная, я направляюсь к полотну, которое при близком рассмотрении оказывается портретом с изображением мужчины. Судя по обстановке, данную работу можно датировать XIX веком, но что-то в ней кажется мне неправильным. Все, изученные мной портреты той эпохи, обладают одной общей чертой – люди на них выглядят строго, находятся в определенных позициях и не отличаются живостью. Но человек на портрете передо мной выглядит непринужденным. Его лицо озаряет полуулыбка, а в глазах таится живой блеск. Мужчина сидит вполоборота за столом, одна его рука покоится на бедре, а локоть второй упирается в письменный стол. Картина больше напоминает фотографию, ту, которая сделана дорогим тебе человеком в момент вашего близкого общения. Белая рубашка со стоячим воротником слегка распахнута, оголяя шею и верхнюю часть груди мужчины. Черные вьющиеся на концах волосы молодого человека зачесаны назад, а лицо покрывает едва заметная щетина. Линия подбородка безупречно точеная, а в голубых глазах его таится та чертовщинка, которая так часто привлекает представительниц противоположного пола. Небольшой шрам на верхней губе, эта крошечная неидеальность, придает его образу еще больше харизмы, делая его совершенным.

Я как будто ощущаю его стойкое присутствие в комнате. Он источает ауру утонченности, интеллекта и жизнелюбия. Я улавливаю необъяснимую связь с этим незнакомым мне человеком. У меня создается ощущение, что мужчина может сойти с холста в любой момент и открыть мне тайны ушедшей эпохи. Чувство восхищения и интриги наполняет мое сердце, когда я размышляю о жизни этого человека, об историях, которые он мог бы рассказать, и об опыте, который он пережил. Загадочная улыбка, играющая на его губах, намекает на секреты, которые молодой человек хранит под плотным слоем краски, покрывающей полотно. Не отдавая себе отчета в действиях я тянусь рукой к шраму над верхней губой, который никак не даёт мне покоя. "Что с тобой произошло?" – мысленно спрашиваю я. Мучительно медленно моя рука движется по направлению к холсту и едва касается его. Внезапно меня ударяет током, и я тут же одергиваю руку. Однако в следующее мгновение, повинуясь инстинкту, снова дотрагиваюсь до картины и… проваливаюсь в темноту.

Глава 3

Жизнь тем и интересна, что в ней сны могут стать явью.

"Алхимик", Пауло Коэльо

В голове стоит гул, но мне кажется, что я слышу, как кто-то отчаянно зовёт меня. Или может быть не меня. Я никак не могу распахнуть глаза и не чувствую своего тела. "Елена…" – доносится до меня чей-то голос, звучит он глухо, как будто бы под водой. Постепенно ощущения начинают возвращаться. Я осознаю, что лежу на чем-то твердом, вероятнее всего на полу, но голова при этом покоится на мягкой поверхности. Гул в голове затихает и я резко распахиваю глаза, когда голос человека, который меня звал, отчетливо раздается прямо над моим ухом. "Мисс!" Он принадлежит мужчине. Поначалу зрение моё расплывчато, я как будто бы смотрю сквозь дымку. Но затем мой взгляд фокусируется на лице, которое мне кажется одновременно чуждым и таким знакомым. Мои легкие наполняются странными ароматами. В воздухе чувствуется некоторая затхлость, но ещё пахнет деревом, кожей, старыми книгами. А один аромат более отчетливо выделяется на фоне остальных – запах табака, смешанный с тонкими древесными нотами и капелькой ванили. Несмотря на то, что я лежу, у меня начинает кружиться голова. Мои глаза сами закрываются, но я чувствую, что мужчина докасается до моей щеки, пытаясь привлечь внимание.

– Мисс, не закрывайте глаза, постарайтесь сфокусироваться! – его голос эхом отдается во всем моем теле, создавая легкую вибрацию внутри. Такой тембр ты можешь услышать только раз в жизни. Мужчина говорит тихо, но каждое его слово резонирует во мне. Звук его голоса мягкий и бархатистый, но при этом низкий, отдающий легкой хрипотцой. В каждом его слове слышится уверенность и сила, которые вызывают чувство благоговения перед говорящим. Я медленно открываю глаза и встречаюсь с ним взглядом. "О. Мой. Бог." – Как вы себя чувствуете?

Я слышу вопрос, заданный мне, но не могу никак на него отреагировать. Сознание постепенно возвращается ко мне и я осознаю, что я уже видела эти глаза. Я почти вскакиваю с пола и отползаю в сторону. Моя спина утыкается в спинку дивана и обхватив колени руками я начинаю озираться. Я, должно быть, сошла с ума.

Комната, в которой я нахожусь, украшена состаренной антикварной мебелью, стены выкрашены белой краской, облупившейся по углам, а единственное окно почти утратило прозрачность из-за пыли и грязи, осевшими на стекле. Я перемещаю свое внимание на незнакомца, и наши взгляды встречаются, по моим венам пробегает волна узнавания. "Этого не может быть!"

– Мисс, я не причиню вам вреда! – Незнакомец грациозно поднимается с пола и делает шаг в мою сторону. Мое сердцебиение учащается. "Этого просто не может быть". Мужчина стоящий передо мной является точной копией джентльмена, изображенного на портрете, который я изучала несколько минут назад.

– Вы? – практически пищу я, так как голос меня не слушается.

Смесь удивления и некоторого замешательства отражается в глазах мужчины, прежде чем он делает еще один шаг в мою сторону и протягивает руку.

– Позвольте вам помочь!

Я не протягиваю руку в ответ, что нисколько не смущает незнакомца, который разглядывает меня, как какое-то диковинное животное. Он садится передо мной на корточки, а затем его взгляд скользит по моему лицу, вдоль шеи, опускается ниже к моим рукам, которые обхватывают колени. Я замечаю, что мой внешний вид вызывает у него недоумение. На мне надеты черные обтягивающие джинсы с завышенной талией и бежевый свитер с высоким воротом. Вьющиеся волосы собраны в косу и перевязаны лентой. Он снова смотрит мне в глаза и с некоторым напряжением произносит:

– Вы узнаёте меня?

Я не знаю, как должна ответить на этот вопрос. Ситуация кажется мне сюрреалистичной, и я судорожно пытаюсь найти объяснение происходящему.

– Я… – голос по прежнему звучит слабо, мне приходиться откашляться, прежде чем продолжить. – Я… Где я?

– Прошу меня извинить! – мужчина выходит из оцепенения. – Меня зовут Даниэль Де Лабом, вы находитесь в моем поместье во Франции.

Я медленно поднимаюсь с пола и озираюсь по сторонам. Моё внимание с мебели возвращается к костюму, в который одет мужчина. На нём черный фрак, из-под которого выглядывает высокий ворот накрахмаленной белой рубашки. Черные брюки заправлены в высокие отполированные сапоги для верховой езды.

– Какой… Какой сейчас год? – осторожно задаю вопрос я, осознавая, что ни обстановка комнаты, ни внешний вид Дэниэля Де Лабома, ни его речь не соответствуют моде XXI века.

– Боюсь, вы задаете вопрос, на который у меня нет ответа… Может быть вы желаете присесть? Это довольно необычная ситуация, мисс. Да и само ваше появление выбило меня из колеи. Как ваше имя?

– Меня зовут Стейси. Стейси Прайс.

– Итак, мисс Прайс, прошу вас, устраивайтесь на диване. – Дэниэль обходит массивный письменный стол и садится в кресло, в то время как я осторожно присаживаюсь на диван, расположенный прямо напротив.

Мы оба молчим и ждем, внимательно изучая друг друга. Я вижу, что не одна нахожусь в полном недоумении от происходящего. Мужчина выглядит растерянным, задумчивым, но при этом странно воодушевленным. Ни один из нас не знает, как начать этот разговор. Я решаю повторить свой вопрос.

– Какой сейчас год, Дэниэль? – Мужчина вздрагивает и я понимаю, что его удивило, если не задело, мое к нему обращение по имени. – Я хотела сказать… господин… господин Де Лабом.

Он делает глубокий вдох, явно собираясь с мыслями, и закусывает в раздумьях нижнюю губу. Мой взгляд непроизвольно падает на его рот, и я замечаю тот самый шрам, который художник так точно передал на картине. Белый рубец с левой стороны пересекает четкую линию верхней губы. Во мне снова зарождается иррациональное желание прикоснуться к нему, но я сдерживаю свой порыв.

– Признаться, мисс Прайс, я не знаю, с чего начать… Да-а… Пожалуй, чтобы объясниться, мне стоит сообщить вам несколько фактов обо мне. Они смогут. Хотя нет, нет… Что ж, мое имя вам уже известно. Я родился в 1838 году, – он делает паузу, стараясь считать мою реакцию, но я лишь молчу, ожидая продолжения. – В Нормандии. Последнее, что я помню из своей жизни, то, как получил ранение в сражении под Мецей в 1870 году. Я очнулся в этом кабинете, и с тех пор я не могу покинуть поместье. Мисс Прайс, я не знаю точно, как ответить на вопрос, какой сейчас год, но по моим подсчетам я нахожусь здесь более ста лет. Совершенно один.

Дэниэль замолкает, взгляд его переносится от края стола, куда он смотрел во время своего рассказа, ко мне. Он явно ожидает от меня какой-то реакции, но я не знаю, что сказать. Поведанная им история кажется мне шуткой, неудачным розыгрышем, но что более вероятно – просто сном. Я встаю с дивана и начинаю нервно ходить по комнате. Это дурной сон. Возможно от голода я упала и потеряла сознание. Мне необходимо проснуться.

– Мисс Прайс, мне кажется, что вы потрясены моей историей. Я понимаю, в такое трудно поверить. – Дэниэль поднимается со стула, на его лице отражается боль и неуверенность. – Тем не менее это чистая правда.

– Сильно сомневаюсь… Это сон. – Я смотрю на Дэниэля остекленевшим взглядом. – Это просто сон.

Дэниэль делает шаг ко мне, а я синхронно делаю шаг назад, продолжая твердить себе, что мне всё приснилось.

– Мисс…

– Это сон! – произношу я громче обычного и пытаюсь ущипнуть себя за руку. Но ничего не происходит. – Не подходите ко мне!

Дэниэль замирает, вероятно, испуганный моим криком. Я чувствую, что меня накрывает паника, пока не утыкаюсь спиной в картину, которая висит на стене. Мне больше некуда бежать. Но тут странное покалывание вновь одолевает мое тело, образ встревоженного Дэниэля начинает расплываться перед глазами, а затем меня окутывает темнота.

– Мисс Стейси, очнитесь!.. Да что же здесь происходит! Дэвид! – Я слышу голос Матильды и медленно открываю глаза. Я лежу на полу в галерее, а рядом со мной на полу сидит экономка, которая заметив мое пробуждение, делает резкое порывистое движение рукой, дотрагиваясь до моей головы. – Дэвид, она очнулась! Мон Дьё, что творится в этом доме. Вы все сведете меня с ума. Сначала господин Ришар, теперь мисс.

Экономка продолжает причитать, когда Дэвид подбегает ко мне и присаживается на корточки. Он осматривает меня встревоженным взглядом.

– Стейси, как вы себя чувствуете? Что произошло?

Я приподнимаюсь на локтях и стараюсь прислушаться к своим ощущениям. Кроме незначительного головокружения, мое состояние кажется вполне удовлетворительным. Я пытаюсь понять, что случилось, когда замечаю картину, лежащую на полу рядом со мной. В голове проносятся образы и обрывки странного разговора с загадочным незнакомцем, изображенным на портрете. К горлу подступает тошнота. Возможно, я всё же переоценила свое нынешнее состояние. Всему есть логическое объяснение. Я продолжаю смотреть на картину в надежде найти достойное оправдание последним событиям. Я упала в обморок и мне приснился странный сон – это всё. Тем не менее, неприятное чувство сдавливает грудь, оставляя внутри меня некоторые сомнения. Я перевожу взгляд на Дэвида, который всё ещё ждёт ответа.

– Я… Вообще-то я правда в порядке. От голода у меня закружилась голова, и я упала в обморок. Но мне уже лучше, просто нужно что-нибудь съесть.

– Помилуй меня Господи! Скажете еще, что вас в этом доме не кормят и голодом морят. Вот уж не думала, что услышу такое! – Матильда досадливо качает головой. – Теперь, мисс Стейси, обед, завтрак и ужин будут по расписанию, и никаких отговорок!

– Вы уверены, что вам не нужен осмотр врача? – интересуется Дэвид, обеспокоенно разглядывая мое лицо.

"Только если психиатра", – звучит мой внутренний голос, но я лишь качаю головой.

– Со мной действительно всё в порядке! – С помощью Дэвида я поднимаюсь на ноги, слегка покачиваюсь, но затем начинаю ощущать себя увереннее.

– Полагаю, поход в бар нам стоит перенести на другой день, – голос Дэвида звучит немного разочарованно, но затем на него будто снисходит озарение. – Матильда, а что, если мы со Стейси поужинаем сегодня в беседке на заднем дворе? Если, конечно, она не против. Что скажете, Стейси?

Мне требуется несколько секунд, чтобы обдумать предложение Дэвида. Я определенно устала сегодня, но мне необходимо что-то съесть и подышать свежим воздухом. К тому же, мне не терпится побольше расспросить про господина Ришара.

– Мне кажется, это прекрасная идея. Только я бы хотела быстренько привести себя в порядок перед ужином, если вы не возражаете.

– Можете не спешить, я помогу Матильде всё организовать! – Дэвид не может скрыть своей радости, и в результате его приподнятое настроение передаётся мне. Я чувствую воодушевление от предстоящего вечера. – А вот это надо бы прибрать.

Дэвид наклоняется, чтобы поднять с пола упавшую картину. В тот момент, когда его руки касаются рамы, я невольно перестаю дышать, ожидая, что произойдет в следующую секунду. Но не происходит ничего. Молодой человек аккуратно ставит картину к стене и накрывает белой тканью.

– Так то лучше! – Он хлопает в ладоши и улыбается. – Что ж, Стейси, я буду ждать Вас в саду.

– Буду через двадцать минут! – Я натужно улыбаюсь, надеясь, что никто не заметит моего напряжения, а затем выхожу из галереи, направляясь в свою комнату.

Наскоро приняв душ и переодевшись, я иду в сад, где меня ждет уже накрытый стол. Матильда и Дэвид очень постарались, чтобы ужин вышел атмосферным. Солнце почти село, и гирлянда с маленькими фонариками над столом создает приглушенное романтичное освещение. На скамейках стопкой лежат несколько шерстяных пледов. Белый деревянный стол накрыт хлопковой белой скатертью с красным узором-клеткой. На ней располагается корзинка с всевозможными свежими булочками, сырная тарелка, салат Нисуаз и еще какое-то блюдо, спрятанное под металлической крышкой. В ведерке со льдом охлаждается бутылка элитного белого вина Domaine Laroche. Помимо искусства, другой моей страстью является хорошее вино. Мой приёмный отец – талантливый сомелье, который передал мне не только умение разбираться в винах, но ещё и способность наслаждаться каждым глотком этого напитка, ценить его вкус.

– Дэвид, выглядит просто обалденно, у меня аж слюнки потекли! – Я присаживаюсь на скамейку и разворачиваю на коленях салфетку. Молодой человек в это время разливает вино по бокалам.

– Матильда – настоящий профессионал своего дела, я был лишь подмастерьем.

– Не терпится узнать, что нас ждёт в качестве основного блюда! – Я приподнимаю крышку, и из под неё вырывается облачко пара. Мои ноздри наполняет дивный аромат мяса со специями.

– Это телятина, тушеная с овощами под сливочным соусом, – поясняет Дэвид. – Сразу хочу предупредить, слово "диета" в Нормандии считается ругательством, поэтому местные блюда готовятся с щедрым количеством масла и жирных сливок.

– О, мне это подходит! – смеюсь я.

Проблем с лишним весом у меня никогда не было, я даже не задумывалась о каких-то дополнительных усилиях для поддержания фигуры в тонусе. Наверное, некоторые девушки назвали бы меня ведьмой, но, что есть, то есть.

Какое-то время мы молча наполняем свои тарелки лакомствами, а затем Дэвид поднимает бокал.

– Думаю, стоит выпить за то, чтобы череда таинственных обмороков в этом поместье подошла к концу! – Дэвид улыбается, но мне становится слегка не по себе, поэтому я приподнимаю бокал, а затем быстро делаю несколько глотков. Отец был бы не очень мной доволен. Он бы сказал, что я не смогу по настоящему ощутить вкус вина, не вдохнув сперва его аромат. Затем нужно сделать маленький глоток и немного подержать вино во рту, дать ему возможность раскрыться, и лишь после этого выпить еще.

– Есть новости о господине Ришаре? – осторожно интересуюсь я.

– Я говорил с его лечащем врачом. – Дэвид отрезает маленький кусочек мяса, тщательно пережевывает его, наслаждаясь вкусом, и лишь потом продолжает. – Состояние удовлетворительное, лечение он сможет продолжить дома. Он довольно крепкий старик и настаивает на том, чтобы вернуться в поместье. Я поеду за ним завтра рано утром.

– У него были раньше проблемы с сердцем?

– Ничего такого… – Молодой человек задумчиво смотрит в сторону. – Хотя в последние месяцы он стал чаще утомляться. Возраст даёт о себе знать.

Я допиваю свой бокал, и Дэвид наполняет его снова. Какое-то время мы молча наслаждаемся ужином. Вино прекрасно дополняет блюда, приготовленные Матильдой. Про себя отмечаю, что нужно будет обязательно поблагодарить её за заботу.

– Дэвид… – Я никак не решаюсь задать этот вопрос. – Возможно, это слишком личный вопрос, но он не даёт мне покоя. Коллекция, собранная господином Ришаром – это огромное состояние. Плюс поместье, земля. У него нет потомков, прямых наследников. Что он собирается делать со всем этим? Передать государству?

Дэвид долго молчит, очевидно размышляя над тем, стоит ли делиться со мной этой информацией.

– Я… Честно, я не знаю всего. Несколько недель назад он попросил меня связаться с вашим начальником, чтобы предложить вам работу по оценке своего имущества. Ваш босс… странный человек, он стал уверять меня, что у него есть более подходящие кандидатуры на эту должность, но господин Ришар настаивал, что оценкой займетесь либо вы, либо никто. Увы, о дальнейшей судьбе коллекции мне пока ничего не известно.

Сказать, что слова Дэвида удивляют меня, значит – не сказать ничего.

– Но, я не понимаю. Это какая-то бессмыслица. Почему господин Ришар решил нанять именно меня? Я начинающий оценщик. Мой босс прав – в нашей фирме есть более опытные сотрудники.

– Не могу ответить на этот вопрос за него… Как я уже говорил, Клод Ришар – один из самых загадочных людей на Земле. Он не вдавался в детали своего решения.

Повисает пауза. Поняв, что большего добиться не смогу, я решаю сменить тему.

– А что насчёт вас? Как вы стали работать на господина Ришара?

Дэвид долго смотрит на меня, а затем наклоняется вперед и подмигивает.

– Разговор без галстуков? – заговорщицки улыбается он.

– Обещаю, что не буду вносить это в протокол!

Дэвид смеется, а затем откидывается на спинку сиденья.

– Мои родители адвокаты. Оба успешные, акулы – как любят говорить в штатах. Они хотели, чтобы я пошёл по их стопам, продолжил семейное дело. По началу я так и собирался сделать. Хорошо учился в школе, был капитаном команды по лакроссу, поступил в Гарвард на юридический. Но после третьего курса я стал осознавать, что учеба не вызывает у меня интереса, не приносит удовлетворения. К тому времени я уже несколько лет учил французский, брал дополнительные курсы по истории искусств и управлению бизнесом. Когда я сообщил родителям, что хотел бы поменять специальность, они восприняли это не так, как я ожидал. Мы с моим отцом… ну, сильно поругались. Мама пыталась нас примирить, но её попытки были тщетны. – Он вздохнул и запустил руку себе в волосы, а затем после некоторой паузы продолжил. – Летом я получил стажировку в одном из музеев в Париже. На одном из аукционов мне посчастливилось столкнуться с поверенным господина Ришара, который был впечатлен моей работой и отдачей. Он сделал мне предложение – заниматься всеми делами, связанными с участием в выставках и благотворительных мероприятиях, с приобретением и продажей предметов искусства, заключением сделок. Как видите, я остался. Учёбу я так и не закончил.

Внимательно выслушав Дэвида, я понимающе киваю.

– Мне жаль, что ваша семья не поддержала вас. Мне трудно представить, каково вам. У меня были всегда очень теплые отношения с родителями, как с настоящими, так и приемными…

Я замолкаю, и на какое-то время между нами повисает тишина, нарушаемая лишь завыванием холодного ветра. Я поеживаюсь.

– Вам холодно? – Дэвид встаёт и аккуратно накидывает мне на плечи шерстяной плед. Я решаю выйти из беседки и посмотреть на небо. Кругом темно, лишь из окон первого этажа виден тусклый свет. На небе мерцают тысячи звезд, и от этого зрелища захватывает дух. Дэвид стоит рядом со мной. Я поворачиваюсь к нему.

– Спасибо за сегодняшний вечер.

– И вам… Что ж, день был непростой. Я провожу вас к дому, а затем помогу Матильде прибрать здесь всё.

– Возможно, мне тоже стоит…

– Исключено. Отдыхайте, Стейси! Увидимся завтра.

Мы заходим в дом и прощаемся. В комнате я сразу бреду к кровати, чувствуя, что усталость берет надо мной верх, и как только голова касается подушки, я засыпаю.

Отчетливый запах дыма не дает мне сделать полноценный вдох. Огонь расползается по комнате, захватывая диван и шторы справа от него. Карниз кренится, а затем с грохотом падает на пол. Мне нужно бежать, выбираться отсюда. Я бегу к распахнутой двери, но её тоже застилает пелена огня. Крик отчаяния вырывается из моей груди. Я смотрю на облако дыма, покрывающего коридор и вижу вдалеке какое-то мельтешение. Размытая фигура движется в мою сторону и меня окутывает радость. Я спасена, меня спасут. Но через секунду паника накрывает меня с новой силой. Черты лица незнакомца проясняются. За стеной пламени передо мной стоит Дэниэль Де Лабом.

Глава 4

Влюбиться – не значит любить: влюбиться можно и ненавидя.

"Братья Карамазовы", Федор Михайлович Достоевский

Вскочив с кровати, я не сразу могу отдышаться. Увиденный мной сон был слишком реальным, более того, я уверена, что видела его раньше. Незнакомцем из моего сна оказался Дэниэль Де Лабом. Ко мне приходит осознание, что мужчина с картины выглядел смутно знакомым, и теперь я знаю почему. Он являлся мне во снах. Раньше. И не в простых снах – это были кошмары, жуткие, липкие, от которых просыпаешься в холодном поту и долго не можешь прийти в себя. Происходящее кажется мне полной бессмыслицей, ведь я не могла видеть этот портрет раньше. Или всё же могла? Сердцебиение начинает успокаиваться, когда я убеждаю себя, что действительно могла видеть картину, мельком, а образ молодого человека отпечатался в моем подсознании. Остаётся только один вопрос, откуда мне известно его имя? Один из способов выяснить это – спросить Дэвида. Он говорил, что занимался всеми делами коллекции. Возможно, данный портрет был приобретен уже им.

Я иду в душ, неспешно одеваюсь и заплетаю волосы в косу, перевязывая их серебряной лентой. После того, как наношу легкий макияж, спускаюсь в столовую, где уже накрыт завтрак. Я выпиваю чашку кофе с круассаном. Матильды нигде не видно, возможно она работает в саду. Вчера мне так и не удалось поблагодарить её за прекрасный ужин, поэтому я решаю отправиться на поиски экономки на улицу. Не успеваю я докоснуться до ручки, как дверь распахивается и передо мной появляется сияющее лицо Дэвида. У меня складывается ощущение, что он является одним из самых жизнерадостных людей на планете, который умеет заражать своим настроением всех, кто его окружает.

– Стейси! Рад вас видеть, – его улыбка становится ещё шире. – Как спалось? Как ваше самочувствие?

– Доброе утро, Дэвид. Я чувствую себя прекрасно, спасибо. – Я отступаю назад, чтобы впустить его в дом и замечаю, что за ним в прихожую, медленно переставляя ноги, заходит господин Ришар. Вид у него уставший, а выражение лица кажется недовольным.

– Дэвид, отнеси мои сумки в кабинет. Я направляюсь туда. – Он проходит мимо меня, будто бы не замечая. Я немного сконфужена его поведением, но быстро прихожу в себя и решаю поприветствовать его.

– Доброе утро, господин Ришар. Рада узнать, что вам уже лучше. Мы официально не представились, меня зовут…

Старик останавливается и смотрит на меня оценивающим взглядом.

– Стейси Прайс. Я в курсе, – задумчиво произносит он. – Хммм… Дэвид, принеси бумаги с отчетами по проделанной работе к полудню.

Он больше не смотрит на меня и шаркая ногами бредет к лестнице. Я в растерянности смотрю на Дэвида. Наверное, на моём лице отражается весь спектр эмоций – от смущения до шока. Я знала, что мой наниматель не отличается общительностью, не зря же он ведет затворнический образ жизни, но я не ожидала, что еще одной чертой, присущей его характеру, будет очевидная грубость.

– Стейси, не принимайте на свой счёт, – Дэвид поспешно старается скрасить неловкость момента. – В его поведении нет никакой неприязни лично к вам, уверяю. Он такой почти всегда.

– Всё нормально, я просто немного растеряна. Не будем придавать этому значения, – с напускным равнодушием говорю я, скорее чтобы убедить себя, нежели его. – На самом деле, я хотела найти Матильду. Не знаете, где она может быть?

– Матильда в саду, собирает вишню и яблоки для фруктового тарта к обеду.

– Благодарю, что ж… увидимся позже! – уже на ходу улыбаюсь ему и выскальзываю за дверь, не дожидаясь ответа.

Мне немного неловко, что Дэвид стал свидетелем этой неприятной сцены. Я всегда доброжелательно отношусь к людям, и привыкла, что они отвечают мне взаимностью. И пусть я не завожу ни с кем близких отношений, мне знакомо понятие вежливого общения с незнакомцами. Мой нынешний наниматель этим не отличается. В своих раздумьях я бреду по саду и чуть не пропускаю Матильду, которая наклонившись стоит за деревом и собирает с земли спелые зеленые яблоки.

– Матильда, доброе утро! – Экономка поднимается и с улыбкой приветствует меня, после чего я продолжаю. – Не успела вчера поблагодарить вас за вкусные угощения. Это было потрясающе!

– Мисс Стейси, – отмахивается та, – бросьте. Это моя работа и при том любимая. К тому же без Дэвида мне не удалось бы этого организовать. Чудесный молодой человек, добрый, а какой красивый! Глаз на вас положил.

Как ни в чем не бывало, она продолжает собирать яблоки, а я застываю от такой прямолинейности. Дэвид положил на меня глаз.

– Простите, что вы имеете в виду? – осторожно спрашиваю я.

– Ну как же? – Она снова распрямляется и прикрывая рукой глаза от солнца хитро смотрит на меня. – Нравитесь вы ему, мисс, это же очевидно. Такой вечер для вас вчера организовал! Любо-дорого посмотреть было. Прекрасный человек, но отношения у него никогда не складываются. Всё время ему достаются девушки, не готовые любить его так же, как он любит. Много страдал он… – печальным голосом произносит она. – А ведь мальчик, как никто другой заслуживает любви.

Слова Матильды кажутся мне немного легкомысленными. Она слишком охотно рассказывает мне личные подробности жизни Дэвида, хотя не кажется человеком, который не умеет хранить тайны. Скорее наоборот, я уверена, что у неё есть много секретов, которыми она ни за что не поделится.

– Матильда, неужели вы занимаетесь сводничеством?

– Я? Да никогда. Ну может быть слегка. – Она подмигивает мне, а затем вытирает руки о бежевый передник. – Так, пора в дом.

Я следую за ней. Мы идём какое-то время в молчании. Мои мысли кружатся вокруг ее слов о Дэвиде. Я ему нравлюсь. И я не знаю, как мне к этому относиться. Он определенно очень симпатичный, и мне с ним комфортно общаться. Он хороший человек, который заслуживает любви, но правильный ли я для него выбор? В мои планы не входило заводить курортный роман или что-то типа того. Я сейчас вне игры, мне необходимо сосредоточиться на работе. И к тому же разобраться с несколькими вопросами, которые мучают меня второй день.

– Матильда, вы не знаете, как давно у господина Ришара в коллекции находится портрет мужчины, аристократа, судя по всему XIX века? Вы могли видеть его вчера.

Экономка вздрагивает и останавливается.

– Какая картина, мисс? Вчера я ничего не заметила, – ее голос звучит напряженно. – Вы вчера меня так напугали своим обмороком, что я ничего больше и не видела. В его коллекции столько картин, их всех не упомнить. Но я уверена, что вы найдете необходимую информацию о ней в документах на столе. Да… там всё должно быть.

Она продолжает свой путь, ускорив шаг, а зайдя в дом, сразу направляется на кухню. Пойти за ней я не решаюсь, поняв, что наш разговор окончен. Хотя по её реакции я вижу, что она чего-то не договаривает. "Как и все в этом доме", – проносится мысль в моей голове. Складывается впечатление, что происходит что-то, о чём мне никто не хочет рассказывать. Ладно, тогда я постараюсь выяснить это самостоятельно.

***

Остаток дня я провожу в работе – систематизирую материал и заполняю таблицы. Матильда приносит мне обед прямо в галерею, ещё раз пожурив за вчерашний инцидент. Первые часы в галерее мне всё еще неуютно, к картине у стены я не подхожу. Под конец дня я обнаруживаю папку с номером е0120 и во мне тут же что-то щёлкает. Я видела этот номер вчера в уголке того самого портрета. Руки начинают предательски дрожать. В этой папке хранятся ответы на мои вопросы, которые развеют все сомнения, но почему-то мне страшно её открывать. "Стейси, ты никогда не была трусихой. Не стоит начинать сейчас". Сделав глубокий вдох, я всё же открываю папку и обнаруживаю в ней всего два листка. На одном фото картины, которое я быстро откладываю в сторону. На втором листке написано всего несколько строк.

е0120

Автор: Елена Делоне

Жанр: Портрет

Владелец: Клод Ришар

Оценочная стоимость: неизвестна

Выставки: не выставлялась

Характерные знаки: надпись на оборотной стороне картины "Дэниэль Де Лабом, 1838-1870 гг."

Листок выпадает у меня из рук. Стук сердца гулом отдается в груди, а в ушах начинает звенеть. Как такое может быть? Я видела надпись. Нет, я не могла её видеть. Откуда, как?.. Я оседаю на стул и хватаюсь за голову. Мне нужно срочно успокоиться. Это невозможно. Я не могла знать имя мужчины, который изображен на картине. Но это может значит лишь одно – случившееся вчера не было сном. Я должно быть схожу с ума. И мне даже не с кем поговорить о произошедшем, ведь мне никто не поверит. Я перенеслась в портрет, а это физически невозможно. Что за чертовщина здесь творится?

Я вскакиваю со стула, и он с грохото опрокидывается. Не обращая на него внимание, начинаю метаться по комнате. "Что мне делать? Что мне теперь делать?" Я сползаю по стене на пол и какое-то время просто смотрю в пустоту. Я не хочу возвращаться в картину, но понимаю, что не смогу получить ответы другим способом. Должен быть выход. Через несколько минут, не придумав ничего больше, подхожу к портрету и яростно срываю с него простынь. Передо мной появляется уже знакомое лицо Дэниэля Де Лабома.

– Это не может быть правдой… – говорю я себе, а затем резким движением, чтобы не растерять остатки храбрости, протягиваю руку к картине и снова испытываю покалывание, после чего меня затягивает в темноту.

***

Я распахиваю глаза и понимаю, что нахожусь уже не в галерее. Поднявшись на ноги, оглядываюсь и замечаю Дэниэля, который сидит за письменным столом. При виде меня он тоже вскакивает, а затем осторожно произносит:

– Мисс Прайс…

– Господин Де Лабом, – мой голос звучит грубее, чем я ожидала, но похоже, что окутывающее меня смущение переросло в недовольство, которое я решила направить на обитателя картины. – Не хотите объяснить мне что происходит, и какого чёрта я делаю в этом месте?

Мужчина выглядит растерянным.

– Я… – Он явно собирается с мыслями. – Мисс Прайс, я понятия не имею, что происходит, и как вы здесь оказались. Я уже пытался объяснить вам это ранее…

– Я нашла ваш портрет. И дотронулась до него, а теперь я здесь! – Обвожу руками кабинет, а затем начинаю ходить из стороны в сторону, продолжая свою гневную тираду. – И знаете, это не имеет никакого смысла! Более того, это просто невозможно, но это так. Я здесь, с вами. Вижу вас как наяву. И если я не сошла с ума, в чём у меня, конечно, нет никакой уверенности, учитывая обстоятельства… то происходящее реально. И, поскольку я не обладаю… эммм… никакими этими сверхспособностями, то вы должны мне объяснить, как такое возможно?

– Мисс Прайс, вы очень взволнованы, – он говорит спокойно и сдержанно. – Но я вынужден разочаровать вас, ведь у меня нет объяснения происходящему. Как я и говорил ранее, я сам оказался в этом месте при весьма странных обстоятельствах и уже много… очень много лет назад. Я провел долгие годы в заточении в своём поместье. Совсем один. До вашего появления. Я надеялся, что возможно вы бы могли дать мне ответы… но у вас их тоже нет.

Он вздохнул.

– Присядете? – Дэниэль жестом указывает на диван. Вид у него уставший, но в глазах при появлении меня, как будто зажигается надежда. Мой гнев немного угасает.

– Пожалуй… – Я обхожу диван и сажусь на самый край. Мы выжидающе смотрим друг на друга, и никто из нас не решается продолжить диалог. Через несколько секунд Дэниэль отворачивается и не спеша подходит к комоду у стены.

– Виски? – Он наливает бокал и не дожидаясь ответа протягивает мне. Я лишь киваю и беру напиток из его рук. Когда наши пальцы соприкасаются, я вздрагиваю от странного ощущения. Разряд микротоков проходит через мое тело, вынуждая тут же отдернуть руку. Если Дэниэль и чувствует что-то похожее, то виду не подаёт. Он наливает янтарной жидкости в другой бокал, а затем присаживается за письменный стол. В моей голове проскальзывает мысль: "Он ведёт себя слишком свободно с дамой… для человека, который жил в XIX веке, разумеется".

– А вы не слишком фамильярничаете? – Я делаю глоток виски, и это придаёт мне смелости. – Ну, в смысле, разве такое непринужденное общение с дамой является нормальным?

– Что именно вас так смущает, мисс Прайс? – Он смотрит на свой бокал, а затем на меня. – Наша ситуация вряд ли попадает под понятие "нормально"… Да и какие здесь могут быть формальности. Судя по вашему внешнему виду, вас едва ли можно назвать дамой.

Виски попадает не в то горло, и я закашливаюсь от возмущения.

– Простите, я явно ослышалась. Что именно во мне не так?

– Полагаю, что всё так. Для того места, откуда вы… прибыли. Но в моём мире дамы носят на себе побольше предметов одежды при общении с джентльменами. – Он делает долгий глоток и откидывается на спинку кресла, всё еще буравя меня взглядом.

Я невольно окидываю взором свой наряд. На мне надеты белые узкие джинсы и бежевый кроп-топ на бретельках. Да, об этом я как-то не задумывалась.

– В моё время такой наряд не является… – я пытаюсь подобрать слово, когда Дэниэль меня опережает.

– Легкомысленным? Неприличным? – спрашивает он со смешком.

– Неподобающим для общения с джентльменами, – отрезаю я.

Дэниэль, улыбаясь, снова рассматривает бокал в руках, когда мне вдруг становится неуютно. Я совсем не знаю этого человека. И я оказалась в странной ситуации, в непонятном месте наедине с ним. Я даже не знаю… Стоп. Я даже не знаю, как мне отсюда выбраться. Я начинаю озираться. В тот раз во время приступа паники я прижалась спиной к дальней стене. Я нахожу её и вижу картину. Да, в тот раз я врезалась в картину, а затем очутилась в галерее. Мне становится спокойнее и я расслабляюсь. Я всегда могу отсюда уйти.

– Ищете что-то? – лукаво интересуется Дэниэль.

– Пути отхода, – коротко отвечаю я.

– Так скоро покидаете меня?

– Нет, – выпаливаю я. – Пока нет. Мне нужно… я хочу понять, попытаться понять происходящее. И так получилось, что единственный человек, с которым я могу об этом поговорить – вы. Могу я задать вам несколько вопросов?

– Буду счастлив ответить вам на все. Если вы сперва ответите на мои.

– Идёт.

Дэниэль встаёт из-за стола и начинает расхаживать по комнате.

– Где вы нашли мой портрет?

– В поместье моего нанимателя – господина Ришара. Он собирает коллекцию картин и пригласил меня для оценки стоимости имущества.

Дэниэль кивает.

– Какой сейчас год?

– Две тысячи двадцать третий.

Удивленный вздох вырывается из груди мужчины, но он берет себя в руки и лишь поднимает брови.

– Сто пятьдесят три года… – задумчиво произносит он. – Мисс Прайс, расскажите немного о себе, о вашей семье, времени. Обещаю, что после этого удовлетворю ваше любопытство.

Я не знаю, с чего начать свою историю. И решаю начать с самого начала. Я рассказываю ему, что родилась и прожила всю жизнь во Франции. Рассказываю о смерти родителей и о своей приёмной семье. Рассказываю об учебе в Американском университете Парижа на искусствоведа. О путешествиях. О технологиях нового времени. О приезде в Нормандию. О поместье, о Клоде Ришаре, о Матильде и о Дэвиде. Я рассказываю ему всё, что знаю, а он внимательно слушает меня, не перебивая. Когда я заканчиваю монолог, Дэниэль с грустью смотрит в окно и молчит. Проходя секунды, минуты. Он поворачивается и его лицо не выражает ни одной эмоции. Ни удивления, ни интереса, ни испуга. Он принимает сказанное мной, как должное.

– Вы можете задать свои вопросы, – тихо произносит он.

Сперва мысли в голове путаются, но я начинаю с вопроса, которой больше всего не даёт мне покоя.

– Имя Елена Делоне вам о чём-нибудь говорит? – В этот момент понимаю, что застаю его врасплох. Его глаза округляются, а рот слегка приоткрывается. Затем он плотно сжимает губы.

– Да, мы… я знал её. Мы были вместе. Но откуда?..

– Ваш портрет написала она. Тот самый портрет, который привёл меня сюда. Он написан в 1870 году. В год… в год вашей смерти?

– Я погиб на поле боя, в сражение под Мецей, как я уже говорил. Сначала не было ничего, пустота. Но затем… – его взгляд становится пустым. – Затем я очнулся на полу в этом кабинете. Бродил по поместью в поисках кого-либо, кто мог бы дать мне ответы. Но я был один. Тогда я решил выйти на улицу, и не смог… Я не смог покинуть здание, какая-то неведомая сила удерживает меня. Я решил тогда, что это мой личный ад.

– А вы не пытались?… Ну… – я не решаюсь продолжить предложение.

– Закончить своё существование?.. – Он усмехается. – Много раз. И каждый раз я просыпался в своём кабинете невредимым. Что лишь подтвердило мои догадки, что это наказание за мои грехи. Если бы не…

– Дэниэль не заканчивает фразу, продолжение которой я так жду. Он замолкает.

– Если бы?.. – пытаюсь подтолкнуть его я.

– Если бы… – он раздумывает, а затем дергает головой в сторону, отбрасывая какую-то мысль. – Если бы не ваше появление. Оно перевернуло всё, что я знал раньше. В этом нет никакого смысла. Но… но может быть есть шанс? Может быть вы мой шанс на спасение?

Вот оно. Сквозь его холодность и бесстрастность снова пробивается надежда. Надежда на освобождение, на спасение. Человек, заточенный наедине с самим собой многие годы, десятки лет, в этот момент видит во мне свой единственный шанс. Шанс стать свободным. В его голубых глазах читается почти мольба. Безмолвная. Но моё сердце сжимается от этой уязвимости, которой он дал волю. Дэниэль не похож на человека, который готов просить кого-то о помощи. И он не просит сейчас. Но я ясно осознаю, глядя ему прямо в глаза, что не смогу теперь его бросить. Мне нужно постараться выяснить, что происходит. Ведь почему-то именно я смогла переместиться в картину.

Поднявшись с дивана, я подхожу к окну и беру руку Дэниэля в свою в знак поддержки. Разряд тока снова проходит от руки и до самого сердца. Дэниэль удивленно смотрит на меня. Наверное, я перехожу границы, но мне очень хочется дать ему понять, что он не один, больше не один. У меня не получается сразу подобрать нужные слова, но я всё же пытаюсь.

– Я не знаю, во что мы ввязались и не знаю, с чего начать, – с трудом произношу я, – но господин Де Лабом, я обещаю вам, что мы со всем разберемся. Я постараюсь сделать всё возможное, чтобы помочь вам обрести свободу.

Глава 5

Тогда лишь двое тайну соблюдают,

Когда один из них её не знает.

"Ромео и Джульетта", Уильям Шекспир

Утром следующего дня я просыпаюсь полная решимости найти хоть какую-то информацию о событиях во Франции второй половины XIX века. Поначалу это кажется непосильной задачей, и я не могу сформулировать план действий. Дом кажется непривычно тихим. Матильда накрывает завтрак, ведя себя при этом подозрительно молчаливо, а затем скрывается на кухне. Дэвид уехал по каким-то делам в Париж, а о присутствии господина Ришара в поместье я успеваю забыть. Складывается ощущение, что он не покидает не только свой дом, но и свой кабинет.

После завтрака я иду в сад, так как утренняя прогулка уже успела войти у меня в привычку. Какое-то время сижу в беседке и раздумываю над своими дальнейшими действиями. В интернете можно найти всё, что угодно… ну, почти всё. Плюс я точно знаю, что в доме есть библиотека с редкими экземплярами, будет не лишним покопаться в книгах. Жалко, что я не могу рассказать об этом кому-то ещё, чтобы меня не сочли сумасшедшей. Эту битву мне придется выиграть самостоятельно. Дополнительным препятствием становится отсутствие у меня времени, ведь так или иначе, первоначально я должна заняться своей непосредственной работой.

Почти до четырех вечера я составляю каталог ценностей, которые находятся в галерее, постоянно борясь с желанием навестить Дэниэля. Перед моим уходом вчера вечером я обещала вернуться, как только найду хоть какие-то зацепки. Тем не менее необъяснимое чувство каждый раз притягивало мой взгляд к полотну, как будто я хотела убедиться, что он здесь, на месте, никуда не исчез.

– Интересно, оценил бы ты мой сегодняшний наряд… – пробормотала я, мельком взглянув на свой короткий приталенный сарафан в цветочек. – "Вас едва ли можно назвать дамой", вот наглец!

Диалог с Дэниелем проигрывался в моей голове снова и снова. Мне казалось, что я должна была сказать что-то другое, задать другие вопросы, рассказать о себе другие вещи. Слишком занятая самобичеванием, я не замечаю, как дверь в галерею открывается, и вздрагиваю, когда вижу Дэвида на пороге.

– Боже мой! – Я хватаюсь за сердце. – Вы меня так напугали!

Дэвид смеется.

– Простите меня, но вы так увлеченно рассматривали занавески, что я не решился вас прервать. Как продвигается работа?

– Продвигается… – уклончиво отвечаю я. – Хотела уточнить у вас информацию об одном экземпляре. Что вам известно об этом портрете?

Дэвид смотрит на картину у стены с изображением Дэниэля, а затем переводит взгляд на меня.

– Увы, не больше, чем вам. Разве только то, что картина досталась господину Ришару при покупке поместья. Она висела раньше в его кабинете, а затем я перенес её сюда. Её ценность не слишком велика. Автор – женщина, что, конечно, редкость, но о других работах художницы ничего не известно.

– Понятно. Я хотела ненадолго отправиться в библиотеку, возможно, я смогу найти там кое-какие исторические справки.

– Вероятно. – Дэвид откидывает с лица выбившуюся прядь волос. – Я вас провожу, если вы не против.

Библиотека оказывается просторным помещением, в котором хранится не менее тысячи книг. Найти что-то конкретное здесь будет нелегко, но у меня впереди целый вечер. Я осматриваю предстоящий фронт работ, когда Дэвид спрашивает:

– Не хотите завтра съездить в город? Со мной и моими друзьями. – Он с надеждой смотрит в мои глаза. Ну как я могу отказать.

– С радостью, после семи?

– Я за вами заеду. До завтра, Стейси!

Распрощавшись с молодым человеком, я беру в руки ноутбук и начинаю искать информацию о Елене Делоне, но не нахожу хоть чего-либо соответствующего моему запросу. Просидев не меньше часа в интернете, сдаюсь и решаю немного побродить между книжными шкафчиками. Большинство полок содержат романы, философские трактаты и книги по психологии, но через пятнадцать минут я добираюсь до отдела с мемуарами. Несколько полок занимают истории жизни и дневники великих людей от Наполеона до Анны Франк, но на нижней полке я обнаруживаю несколько неподписанных тетрадей. Все они в кожаных переплетах и перевязаны шнурком. Открыв первую в стопке, вижу страницу, где аккуратным почерком выведена дата "18 февраля 1870 года". Затаив дыхание, начинаю читать.

"Не передать словами мое воодушевление после сегодняшнего бала. Мадам Дюваль была столь щедра, что предложила мне сопроводить её на торжество, устраиваемое в честь возвращения со службы её племянника – господина Шерро. Я и представить не могла, что мой вечер окончится так, но это случилось. Я влюбилась. Влюбилась. Так странно писать это, ведь совершенно не возможно, чтобы мы были вместе. Господин Де Лабом – граф и будущий наследник…"

Сердце пропускает удар. "Де Лабом". Я опускаюсь на пол прямо между книжными полками и продолжаю читать.

"…я же происхожу из семьи мелких торговцев, но я уверена, точно уверена, что он почувствовал то же самое. В самом начале он не замечал меня, всё больше флиртовал с дебютантками, но во время одного танца я попала с ним в пару, наши взгляды встретились, и я почувствовала, что больше уже не смогу от него оторваться. Он пригласил меня еще на два танца, а затем мы проговорили весь остаток бала в стороне ото всех. Я никогда не встречала такого красивого, харизматичного и умного молодого человека, который к тому же обладает потрясающим чувством юмора. Глупо надеяться на новую встречу. Нам так и не удалось условиться, так как мадам Дюваль почувствовала себя неважно, и мы в спешке покинули бал. Но если судьба будет ко мне благосклонна, а я буду молить об этом Бога каждый день, она сведет наши пути снова."

"20 февраля 1870

Не могу не думать о господине Де Лабоме. Днями и ночами я удерживаю в мыслях его образ – черные как смоль вьющиеся волосы, голубые как синева неба глаза, точеные черты лица. Как будто бы сам греческий Бог спустился с Олимпа, чтобы баловать простых смертных одним своим видом. А этот шрам над его верхней губой – свидетельство его побед. Он такой мужественный, держится с сослуживцами достойно и холодно, но с дамами падок на откровенную лесть. Знаю, он разобьет мне сердце. Но Бог свидетель, я хочу, чтобы его разбил именно он."

"21 февраля 1870

Я не верю своему счастью, сегодня мадам Дюваль отправилась в город на чай, я присоединилась к ней, и рядом с чайным домиком мы повстречались. Господин Де Лабом был вежлив и учтив, но я видела по его глазам, что он хотел сказать больше. Распрощавшись, я сожалела, что мы не могли говорить более откровенно, но во время трапезы, посыльный передал мне записку. В ней было всего несколько слов: "Полночь, завтра, Люксембургский сад". Я сразу поняла, что это от него. Как мне ускользнуть от мадам?"

"25 февраля 1870

Любовь – поистине самая большая сила на Земле. Я обручена. Мы с Дэниэлем живём вместе. Я не могу поверить, что он решился на этот шаг так скоро. Мадам была очень недовольна, когда узнала о нашей связи, но Дэниэль сумел убедить её, усмирив все её опасения. Как жаль, что мама и папа не могут стать свидетелями моего счастья, но я верю, что они наблюдают за мной с небес и благословляют наш союз. Дэниэль снял квартиру в самом центре Парижа только для нас. Его семья живет в Нормандии, но он обещал мне, что скоро мы навестим их. Мне не терпится узнать его еще лучше, еще ближе. Не знаю, чем я заслужила такого человека, ведь каждый наш день наполнен одной лишь радостью. Каждую минуту мы проводим вместе. Только сейчас мне удалось добраться до дневника, когда Дэниэль спокойно спит в нашей спальне. Но мне не терпится вернуться уже к нему."

Я ненадолго прерываю чтение, погрузившись в свои размышления. Дэниэль был помолвлен с женщиной, которая написана его портрет. Отложив дневник, нахожу еще две тетради и сверяюсь с почерком автора. Три дневника, которые могут быть ключом к разгадке картины. Беру их все и перемещаюсь в комнату, надеясь, что никто не заметит пропажи.

Я погружаюсь в чтение дневников, не замечая ход времени. Когда я дочитываю последнюю страницу, меня охватывает чувство странной неловкости, как будто я вторглась в слишком личную и интимную часть чьей-то жизни. "Как будто! Так оно и бывает, Стейси, когда читаешь чей-то дневник". Описание дальнейших событий совместной жизни Дэниэля и Елены было настолько подробным и живым, что я почти перенеслась в то время. Многие страницы содержали наброски – пейзажи, портреты Дэниэля, на других же обнаруживались стихи, конечно же о любви. Дневниковые записи становились всё длиннее, а чувства девушки с каждым днём всё росли и росли, в какой-то момент мне начало казаться, что это не она, а я переживаю все эти события – бесконечная череда балов и променадов, поездки на лошадях, походы на балет, долгие разговоры, совместное чтение книг по вечерам, бессонные ночи. Это просто сумасшествие. Дэниэль сделал для Елены небольшую мастерскую, чтобы она могла писать картины, которые были ее основной страстью. Повествование в дневники обрывается 9 марта 1870-го года.

"Сколько небеса нам дают, столько и отнимают, а за белой полосой непременно наступит черная. Не знаю, как я смогу пережить нашу скорую разлуку. Франция вступает в войну, и через два дня Дэниэль отправится на службу. Моему недолгому счастью приходит конец. Любимый уверяет меня, что это ненадолго, и по его возвращению мы сыграем свадьбу. Но сердце мое не на месте, оно отправится вместе с ним на фронт. Уже второй день меня мучают головные боли, кончаю писать."

Погружаясь в сон, я всё еще прокручиваю в голове фразу из дневника "сколько небеса нам дают, столько и отнимают". Елена, знала ли ты, что наделала?

***

На следующий день после работы за мной заезжает Дэвид. Он провожает меня до машины и открывает дверь, на переднем сидении лежит букет пионов. "Моих любимых цветов".

– Я понимаю, что это не свидание, но мне очень захотелось сделать для вас что-то приятное. – Дэвид достает букет и протягивает его мне. – Не знаю, любите ли вы пионы, но сегодня, когда я проезжал мимо цветочной лавки и увидел их – сразу подумал о вас.

– Они прекрасны, Дэвид! – Я забираю букет из его рук. – Спасибо, обожаю пионы! Я быстренько поставлю их в вазу.

Оставив цветы в своей комнате, я возвращаюсь к машине, а через пару минут мы уже едем в сторону города.

– Кто ваши друзья? Расскажите о них, пожалуйста! – с интересом обращаюсь я к Дэвиду. – И, кстати, если позволите, внесу предложение перейти на ты.

Дэвид смеётся.

– Так будет лучше, сам хотел предложить! Что ж, Стейси, что именно ты хочешь узнать?

– Как вы познакомились? Чем они занимаются?

– Эмильен – куратор в музее в Париже, нам приходилось много общаться по работе, а затем это переросло в крепкую дружбу. По традиции раз в неделю мы с ним и его женой встречаемся в "Симоне" – небольшом, но очаровательным ресторанчике в Руане.

– Постой, но ты сказал, что он живет в Париже…

– Не говорил. – Дэвид окидывает меня веселым взглядом. – Я сказал, что он работает в Париже. Он снимает там небольшую студию, где проводит две-три ночи в неделю, а остальные дни живет в Руане с Жюли. У них небольшое хозяйство, часть урожая Жюли жертвует местному женскому монастырю. Нам нужно будет обязательно посетить их ферму! Такого вкусного сыра, уверяю, ты не пробовала!

– Поесть я всегда готова!

Дорога до Руана занимает около получаса и всё это время мы с Дэвидом обсуждаем особенности французской кухни. Выяснилось, что он как и я предпочитает мясу морепродукты, но что касается вина, то красное ему нравится больше. Мне же по вкусу хорошие южные французские купажи. Что касается музыкальных пристрастий, то мы сходимся на том, что сборник песен Zaz отлично скрасит путешествие нам обоим, и остаток пути мы неумело подпеваем каждой новой песне, доносящейся из динамиков.

Дэвид паркует машину, и мы заходим в ресторан, перед которым выстроилась приличная очередь из ожидающих столика. Мы же сразу проходим к дальнему столу на веранде, за которым уже сидит молодая пара.

– Эмильен! Жюли! – Расцеловавшись с друзьями, Дэвид представляет меня. – Позвольте представить вам мою спутницу – Стейси Прайс.

– Оооо, Дэвид! Она просто манифик! Безумно рад встрече! – Эмильен пожимает мне руку, а затем целует три раза в щеки.

Выглядит он как истинный француз – худощавого телосложения, с черными вьющимися волосами, легкий загар выделяет острые черты лица. Одет он одновременно лаконично и стильно – черные укороченные брюки, стильные кожаные мокасины, белая футболка, а в качестве акцента ярко красный шелковый шарф. Из-за его спины выходит красивая девушка с густыми черными волосами и огромными карими глазами. Она почти на голову меньше меня, на ней надет черный сарафан в пол, а на голове маленькая соломенная шляпа с черной лентой.

– Стейси, вы прелестны! – Она тоже целует меня, и мы наконец рассаживаемся. – Дэвид, как долго ты ее прятал от нас?

Дэвид берет одно меню для себя, а другое протягивает мне.

– Мы знакомы всего несколько дней. Стейси здесь по работе, занимается коллекцией господина Ришара.

– Ууууууу, – на лице Эмильена играет загадочная улыбка, и он подмигивает мне. – Знаменитый Клод Ришар. Удачи.

– Вы его знаете? – я решаю не упускать момент в надежде, что друзья Дэвида будут охотнее на слова.

Эмильен откидывается на стуле и забрасывает ногу на ногу.

– А как вы думаете, кто свёл с ним нашего Дэвида? – Он переводит взгляд на моего спутника. – Он уже посвятил вас во все его грязные секреты?

– Эмильен… – предостерегающе говорит Дэвид, но я перехватываю инициативу.

– Нет, Дэвид всё больше скрытничает. А вам есть что рассказать?

Мужчины буквально сверлят друг друга взглядами, но я вижу, что Дэвид сдаётся и возвращает свое внимание к меню.

– Интересная личность, этот господин Ришар. Вы знали, что он не всегда был затворником? Он вел очень насыщенную жизнь. Столько путешествий! Лучшие музеи Европы, постоянное участие в аукционах, светские приёмы. Его коллекция должна быть чуть ли не лучшей во всём земном шаре. Я тогда только начинал свой путь в мире искусства, но о нем ходило много сплетен – он был известным повесой, а потом – бум! – покупает отдаленное поместье в Нормандии и полностью выходит из светской жизни. В чём же причина?

Я во все глаза смотрю на Эмильена, ожидая ответа.

– Лямур! – сладким голосом пропевает тот. – Все об этом знают, но никто об этом не говорит. Клод Ришар был безответно влюблен всю свою жизнь. Что же за женщина вскружила ему голову? Поговаривают, что она была американкой. И вот перед самой покупкой поместья наш герой узнаёт, что она погибла при несчастном случае, подробности никому неизвестны, но после этого господина Ришара уже никто не видит, и он покидает мир искусства, прячет свою коллекцию и уходит в небытие. Се ля ви.

– Это лишь слухи… – тихим голосом добавляет Жюли, и за столом повисает молчание.

От возникнувшей неловкости нас спасает официант, подошедший принять заказ. Я беру пасту с морепродуктами, остальные так же озвучивают свои пожелания, после чего Дэвид заказывает два графина домашнего вина – белого и красного. Жюли начинает рассказывать какую-то смешную историю, которая недавно произошла у неё на ферме, и разговор плавно перетекает в обычную светскую беседу.

Эмильен и Жюли оказываются одной из тех пар, в которых каждый на своём месте, каждый самодостаточен, но вместе они составляют еще более динамичный тандем. Мы немного говорим о работе, но больше о путешествиях. Друзья подтрунивают Дэвида, который нигде не бывал, но без злобы, а скорее с любовью. Я замечаю, что между ними действительно установился тот тип дружбы, которую можно назвать близкой. Готова дать голову на отсечение, если бы Дэвид открыто возразил Эмильену в начале вечера, тот бы не стал рассказывать мне ничего о господине Ришаре.

Через несколько часов мы нехотя начинаем расходиться. На улице темно и лишь свет из окон домов и редкие фонари освещают нам путь.

– Стейси, приезжайте как-нибудь к нам! Мы будем очень ждать, скажем, в следующие выходные? – произносит на прощание Жюли.

– С большой охотой! – улыбаясь отвечаю я.

Затем Дэвид заказывает нам такси, не решаясь сесть за руль после выпитого вина, и всю дорогу до поместья мы едем погруженные в собственные размышления. Не знаю, о чем думает Дэвид, но я всё больше думаю о господине Ришаре и тайнах, которыми буквально пронизано это место. Дэвид, Матильда, Клод Ришар – все хранят секреты, в которые не желают меня посвящать. Связано ли это как-то с загадкой портрета? Я не готова пока спрашивать об этом напрямую. Иногда мне кажется, что каждый из них оставляет мне дорожку из хлебных крошек, желая, чтобы я сама добралась до истины. Я по крупицам собираю детали пазла, но не вижу цельной картины.

Такси подъезжает к дому, и Дэвид выходит вместе со мной.

– У тебя замечательные друзья, Дэвид! Спасибо, что пригласил меня к вам присоединиться сегодня!

– Замечательные и болтливые… – со вздохом произносит он. – Надеюсь, что ты хорошо провела время.

– Конечно! Кстати, я хотела у тебя узнать. Вчера в библиотеке я нашла пару интересных дневников, но их повествование обрывается очень неожиданно, не знаешь, может быть, где-то в доме могут быть еще книги?

– Хммм… думаю, что в кабинете господина Ришара, но сама понимаешь, туда не так просто войти. Это как его личные покои.

– Конечно, не бери в голову! – Я какое-то время мнусь на пороге.

Дэвид смотрит на меня, а затем наклоняется и целует в щеку. От него пахнет дорогим одеколоном, прикосновение его губ осторожное и мягкое. Он быстро отстраняется и произносит: "До встречи", а затем садится в такси. Я захожу в дом и прислоняюсь спиной к входной двери. Матильда должно быть уже спит. Как можно тише поднимаюсь по лестнице наверх, но на втором этаже останавливаюсь на мгновение и принимаю молниеносное решение подняться выше. На третьем этаже дома находятся галерея и библиотека, а в другой части спальня и кабинет господина Ришара. Я на цыпочках пробираюсь в крыло хозяина дома и вижу сквозь щелку незакрытой двери кабинета, что там горит свет. Была, не была. Я иду к кабинету, приоткрываю дверь и в очередной раз за последние дни у меня перехватывает дыхание. Кабинет оказывается пустым, но пугает меня это. Тот же диван, тот же комод, те же шторы на окнах, тот же стол из черного дерева. Всё убранство комнаты является точным отражением кабинета из картины.

– Что за… – я не успеваю закончить фразу, потому что слышу шаги в коридоре.

Не придумав ничего лучше, забегаю в кабинет и прячусь за занавесками у дальней стены. Шаги приближаются к двери, а затем щелкает выключатель и комната погружается в темноту. Я слышу, как в замке поворачивается ключ, а затем шаги удаляются, оставляя меня одну, запертую в темноте.

– …черт, – я всё же заканчиваю предложение, а затем меня захлестывает паника.

Глава 6

Весь мир – страшный паноптикум, где все напоминает о том,

что она существовала и что я ее потерял.

"Грозовой перевал", Эмили Бронте

"Дыши, Стейси, просто дыши". Кабинет освещает лишь тусклый лунный свет, и я достаю телефон, чтобы зажечь фонарик. Выключатель находится снаружи, поэтому мне нужно найти дополнительный источник освещения. На письменном столе обнаруживаю настольную лампу, в мягком свечении которой комната приобретает наконец отчетливые очертания. Я опускаюсь на диван. "Итак, что дальше?"

Положение, в котором я оказалась, едва ли можно назвать завидным, но раз уж мне выпала такая возможность, необходимо найти какие-то зацепки. Внешне комната является копией кабинета, в котором я недавно была с Дэниэлем, за исключением некоторых мелких вещей и деталей. Судя по всему мебель пережила не одну реставрацию, так как её состояние даже лучше, чем то, что я наблюдала в картине.

Разумнее всего начать поиски с небольшого книжного шкафа в углу. В течении получаса я перебираю книги, но мне не попадается ничего похожего на дневники, обнаруженные в библиотеке. Мое внимание сосредотачивается на письменном столе, заполненным бумагами. Копаться в них – верх неэтичности, но у меня нет другого выбора, мне необходимо разобраться в происходящем. Поэтому я отбрасываю все свои сомнения. Стол заполнен не только бессчетным количеством листков с записями, на нем разбросаны ручки, линейки и карандаши, карты Франции и отдельных её городов, путеводители, несколько музейных каталогов – ничего стоящего моего внимания. Спустя пару минут я замечаю, что из верхнего ящика стола торчит ключ, значит он не заперт, поэтому в спешке открываю его. В нем аккуратной стопкой сложены папки, которые привлекают моё внимание. "Поместье Де Лабом". Я достаю всю стопку, но из-за моей неосторожности несколько файлов выскальзывают и со страшным грохотом падают на пол. Или мне так только кажется в звенящей тишине комнаты. Иррациональный страх подкрадывается к горлу, вдруг кто-то мог услышать шум, поэтому замерев на мгновение, прислушиваюсь к звукам дома. Всё тихо. Я судорожно выдыхаю, а затем раскрываю верхнюю папку. В ней лежит документ о купле-продаже, свидетельствующий о том, что господин Ришар приобрел поместье о некоего Жерара Робера. На следующей странице нахожу информацию о предыдущих владельцах, в числе которых фамилия Де Лабом попадается несколько раз вплоть до 1945 года. В 1945 году собственность переходит в руки Фергюса Бернара, после чего в 1989 её покупает господин Робер, а в 2001 господин Клод Ришар. Моя догадка подтверждается – я сейчас действительно нахожусь в поместье семьи Дэниэля, в том самом доме, в котором он заточен в картине. В папке также находится план поместья и копии некоторых документов – дарственные и акты приема-передачи.

Я откидываюсь на спинку стула, стараясь переварить полученную информацию. Судя по всему, Елена написала картину в Париже, ведь Дэниэль так и не представил её своей семье. Но как тогда портрет попал к Де Лабомам и как здесь оказались её дневники? Чтобы собрать мысли воедино, беру листок бумаги из стопки на столе и делаю заметки о том, что мне уже известно. Мне необходимо найти другие записи, если они имеются. Только так я смогу проследить судьбу возлюбленной Дэниэля и получить новые ответы. Но если дневников нет здесь, где еще они могут быть? Это как искать иголку в стоге сена. Я устало потираю лицо, а затем хватаюсь руками за голову.

– Пффф, и что важнее, как мне отсюда выбраться, не вызывая лишних подозрений? – слова повисают в тишине комнаты. – План поместья!

Неожиданно мне в голову приходит сумасшедшая идея, но чем чёрт не шутит. В старых домах часто использовались тайные проходы между комнатами для слуг. Я открываю чертежи и с трудом пытаюсь разобраться, что где находится. Внимательно вглядываюсь в план, раз за разом сверяясь с условными обозначениями, но так и не нахожу хоть что-то похожее. Даже если этот проход есть, он может быть не отражен на современном плане. Тем не менее минут десять спустя обнаруживаю, что на чертеже, соответствующем по моим соображениям месту, где сейчас расположена библиотека, есть еще одна дверь. Дверь, которую я не видела, дверь, которая очевидно ведет прямо в стену. Я встаю из-за стола и аккуратно навожу порядок, убирая документы обратно в ящик, после чего подхожу к противоположной стене. Мое внимание привлекает крючок, встроенный в стену где-то на уровне пояса. Для чего его используют, чтобы повесить сумку? Я тяну за крючок, и в первые секунды ничего не происходит, но затем он поддается, и в стене открывается отверстие приблизительно метр в высоту. "Я была права!" Погасив лампу, я включаю фонарик на телефоне и освещаю им небольшой туннель. Какое-то движение на полу почти заставляет меня вскрикнуть, но я зажимаю рот рукой. Это всего лишь паук, огромный черный паук. Мне необходимо сохранять спокойствие. Нагибаясь, я захожу в отверстие и закрываю за собой потайной проход. Стены и пол коридора сделаны из серого камня, почти полностью обвитого паутиной. Бррр. Главное не смотреть по сторонам. Я передвигаюсь быстро, насколько это возможно в согнутом состоянии, несколько метров туннель ведет прямо, а затем сворачивает налево. Пройдя еще около десяти шагов, я упираюсь в стену, на которой висит защёлка. Отодвигаю её с силой навалившись на проход, в результате чего не захожу, а скорее вываливаюсь в библиотеку. Моё поверхностное дыхание не желает восстанавливаться, а остатки пыли и паутины с трудом отлепляются от бежевого свитера, но я спасена. Мне хочется смеяться и плакать одновременно. Последние были дни перенасыщены событиями, сумевшими пошатнуть мое душевное равновесие. Тайны, загадки и призраки прошлого так неожиданно навалились на меня, а ведь я приехала сюда просто выполнить свою работу. Часы на стене показывают, что уже полночь, поэтому я спешно покидаю библиотеку, чтобы принять душ и погрузиться в глубокий сон.

***

Утро следующего дня выдается нелёгким, но встаю я рано и сразу направляюсь в галерею. В этот раз на мне надета бежевая юбка по щиколотку и белая рубашка с закатанными рукавами. Сегодня я навещу Дэниэля, и мне не хочется давать ему лишнего повода для насмешек. Свою работу я заканчиваю раньше, и плотно пообедав во всеоружие отправляюсь к картине.

В этот раз переход происходит так быстро, что создается ощущение, будто в одну секунду я нахожусь в галерее, а в следующую уже стою посреди кабинета. Я осматриваюсь, но нигде не обнаруживаю Дэниэля. И почему я решила, что он будет именно здесь, он же может передвигаться по дому. Чутье подсказывает, что молодой человек может проводить много времени в библиотеке, но затем до меня доносится звук красивой мелодии со стороны галереи. Дверь в комнату приоткрыта и сквозь просвет я вижу, что Дэниэль сидит за фортепиано и очень сосредоточенно перебирает клавиши. Я никогда раньше не слышала подобной композиции, но музыка настолько красива, что я замираю в проходе и какое-то время наслаждаюсь мелодией, закрыв глаза. Передо мной возникает картина, как Дэниэль и Елена танцуют на балу, их взгляды устремлены друг на друга, девушка смеётся над чем-то, что говорит ей партнёр, а затем наступает тишина. Я резко открываю глаза. Господин Де Лабом перестал играть, но всё так же сидит за инструментом спиной ко мне. Я собираюсь сообщить о себе, но он опережает меня.

– Вы вернулись, Мисс Прайс, – его голос звучит пусто и безжизненно, что сразу вызывает во мне отклик.

– Я же обещала… – тихо, еле слышно произношу я.