КАРТИНА «КУКУРУЗНОЕ ПОЛЕ»

1

До того, как Питер перебрался в Айову, он знал о ней то же, что и все: кукурузный штат, флаг, напоминающий французский, ведь когда-то Айова являлась частью Французской Луизианы и Грант Вуд с его «Американской готикой». По прошествии шестнадцати лет Питер по-прежнему знал о ней почти столько же, поскольку прожил все эти годы на ферме своего тестя Джека Кёртиса, затерянной среди холмистых полей на северо-востоке Айовы.

После фермерского кризиса восьмидесятых, когда экономика Айовы стала снижать свою зависимость от сельского хозяйства, семья Джека Кёртиса тоже решила пойти по этому пути и приняла решение осваивать новое высокотехнологичное производство – «зеленую энергию». Так, по крайней мере, пафосно рассказывал Джек, когда Питер впервые пришел к ним в дом в качестве жениха их единственной дочери. Чутье не подвело Джека. «Зелёная» энергия хоть и вызывала постоянно бурные дискуссии среди ее сторонников и пессимистов, тем не менее, с каждым годом это направление становилось все более популярным.

В Айове был построен завод, который перерабатывал измельченные кукурузные стебли в топливо, которое затем поступало в трубопровод, проходящий через центральную Айову. Остатки растений смешивались с навозом домашнего скота, в результате чего возникал процесс сбраживания. В итоге получался газообразный биометан, эквивалентный природному газу, который содержался в ископаемом топливе.

Предприимчивый Джек Кёртис организовал небольшую фирму «Зелено и чисто». После сбора урожая кукурузы он ездил по фермерским полям и собирал стебли в большие квадратные тюки, которые легко можно было перемещать и складывать. Фермерам Кёртис платил по 5 долларов за тюк. Затем эти тюки он отвозил на завод. Когда Питер Коллинз женился на Пэйтон Кёртис, тесть сделал ему предложение вступить в семейный бизнес. Питер согласился. Так, вместо инженера-гидролога, окончившего Миннесотский университет, Питер Коллинз стал «уборщиком». Так он сам себя называл.

Питер постоянно пропадал в поле, носил клетчатую рубашку и сапоги, вечно испачканные в грязи, мастерски научился управляться с техникой. Автопарк у Джека Кёртиса со временем разросся. Когда-то он начинал со старенького трактора с прицепом. Теперь в его арсенале было два трактора с необходимыми навесными механизмами, один из которых был совершенно новый, два грузовика и два пикапа. Когда подрос его внук, Кёртис подключил к этому делу и Джека-младшего. В разгар сезона Джек нанимал пару наемных рабочих. Как правило, это были одни и те люди. Джек привык иметь дело с проверенными людьми. И о самом Джеке Кёртисе в общине закрепилось мнение как о надежном и предприимчивом человеке, который всегда был готов прийти на помощь или найти выход из безвыходной ситуации.

2

Пэйтон Кёртис отличалась от тех девушек, с которыми Питер встречался во время учебы в Миннеаполисе. Пэйтон выросла на семейной ферме. Она совершенно не разбиралась в современной музыке, сторонилась ночных клубов, зато отлично водила машину и живо интересовалась живописью. Именно на выставке в Художественном музее Вайсмана они и познакомились. Питер никогда не увлекался картинами. Его притащил туда его друг Райан Хофф. Райан был художником. В тот день проходила его первая самостоятельная выставка. Питер не особо хотел туда идти, такие мероприятия, ему, приземленному и практичному человеку, казались непонятными и скучными, но он не мог не поддержать друга.

Райана всегда привлекал реализм. Реализм образов, реализм чувств. Он все время твердил про «обнаженную правду», которую стремился воплотить в своих работах. Причем его не интересовала нагота тел. Точнее, его интересовала не только она одна. Он хотел показать беззащитную наготу чувств и правдивость помыслов, свободную от одежд общественных норм, стереотипов и показных, навязанных желаний.

Его кумиром был Эндрю Уайет, и в своих ранних работах Райан открыто ему подражал и не скрывал этого. Именно на это сходство и указала высокая миловидная девушка. Она стояла у одной из написанных Райаном для выставки картин и пристально на нее смотрела.

Картина изображала два кукурузных поля, разделенных грунтовой дорогой со следами тракторной колеи. Дорога упиралась в холм, покрытый сосновым лесом, который темнел у самой кромки неба. Желтое золото заката плавилось и просачивалось сквозь густые облака, висевшие над полем, местами каплями падая на зеленые листики растений. В густых зарослях кукурузы слева виднелось какое-то светло-розовое пятно, которое невозможно было разобрать.

Райан тут же завязал разговор с незнакомкой. Он умел привлекать внимание девушек. Райан был среднего роста, у него было худое и пластичное тело. Райана нельзя было назвать красивым, но его подвижное лицо искренне выражало все эмоции. Он обладал ярко выраженной индивидуальностью и неисчерпаемым обаянием, что сам Райан называл харизмой. Его искренняя заинтересованность собеседником, хорошие манеры и открытая улыбка привлекали внимание противоположного пола.

Однако Пэйтон не особо поддалась его чарам, а вот Питеру, стоявшему скромно рядом и не знавшему, как вклиниться в этот высокохудожественный разговор, наоборот, улыбнулась.

Улыбка показалась Питеру искренней и немного грустной. Внутри у Питера все сразу вдруг как-то потеплело. Все девушки, с которыми они знакомились, сначала западали на Райана. Так было всегда. И Райан выбирал первым, кто ему понравился. И потом уже что-то перепадало Питеру.

Питер особо не обижался, поскольку, во-первых, искренне считал, что Райан был гораздо привлекательнее для противоположного пола, хотя сам Питер был симпатичным молодым человеком и вдобавок хорошим пловцом, выступавшим за университетскую команду. Спустя какое-то время после их знакомства, Питер смог заинтересовать Райана плаванием, и Райан тоже начал посещать бассейн и даже однажды выиграл университетские соревнования, но плавание не стало любимым занятием для Райана. Это был слишком индивидуальный вид спорта, где нельзя было поговорить, послушать музыку. «Когда плывешь, ты постоянно находишься сам с собой», – сетовал Райан, поскольку он тяготился одиночества и остро нуждался в общении.

Второй причиной, по которой Питер не оспаривал первенство Райана в их общении с противоположным полом, было то, что Райан являлся его другом, и Питер очень дорожил их дружбой.

Ну а в-третьих, ни одна из тех девушек, с кем они знакомились, по-настоящему его не цепляла, чтобы стоило проявить настойчивость, ни одна, кроме… Но это было уже неважно. И вот теперь эта миловидная незнакомка с пшеничного цвета волосами и в легком голубом платье под цвет ее глаз улыбнулась ему, а не его обаятельному другу. Питер даже не понял, чему больше он обрадовался. Тому, что этой девушке стал интересен именно он, Питер Коллинз, или, что на это раз Райан пролетал мимо. Но Райан не собирался так быстро сдаваться:

–Вы тоже фанатеете от работ Уайэта? – спросил он.

–Да, кто видел его работы, тот навсегда оказывается плененным их магнетизмом.

–Но даже его магнетизм не сравниться с магией вашей улыбки! – произнес Райан.

Незнакомка поблагодарила пылкого Райана за комплимент и вернулась к разговору о великом художнике:

–Загадочный талант, загадочный был человек.

–Только не говорите, что были с ним знакомы!

–Представьте себе. Мне было тогда лет восемь. Отец приехал в Чеддс –форт. Он хотел непременно купить хотя бы одну из его работ, даже набросок. Это было невероятно трудно встретиться с ним, но ему это удалось. Я была со своим отцом. Это может показаться неправдоподобным, но после той нашей единственной встречи я начала рисовать. Но дело, конечно же, не в мистике. Отец рассказывал, что он и его сестра тоже хорошо рисовали в детстве. Наверное, мне это передалось по наследству.

–А как же Уайэт?

– Отец в конце концов приобрел рисунок.

–Невероятно! – воскликнул потрясенный ее словами мой друг, – ваш отец – коллекционер?

–Нет, он фермер, но обожает живопись, которая отображает современные социальные реалии в жизни и повседневной деятельности обычных людей, а Уайэта он считал вершиной этого направления. У вас, кстати, тоже весьма примечательные работы, мой отец их бы оценил.

–Моя дочь абсолютно права, – услышали они сзади чей-то низкий бархатистый голос. Все трое обернулись. Перед ними стоял высокий плотный мужчина с правильными и выразительными чертами лица. Из-под пиджака выглядывал небольшой животик, на голове была поношенная кепка.

–Некоторые из ваших работ действительно очень даже неплохие. Разрешите представиться, Джек Кертис, отец этого очаровательного создания, – он приобнял девушку, – Патрисия Кёртис, моя дочь.

–Но друзья называют меня Пэйтон, – смутившись, произнесла девушка.

–Райан Хофф! – Райан энергично пожал руку мужчине, – а это – мой друг – Питер Коллинз. Безмерно рад с вами познакомиться, мисс Пэйтон, – Райан галантно поцеловал руку девушки.

Питер и Джек обменялись рукопожатиями.

–Благодарю вас за высокую похвалу, Джек,– сказал Райан, -Так у вас в доме висит рисунок Эндрю Уайэта. Как бы мне хотелось его увидеть!

–Я думаю, это не составит проблемы, не правда ли, милая? – Джек с нежностью посмотрел на дочь.

–Конечно, – с радостью согласилась она, – если только молодые люди не побояться отправиться в Айову.

–Ради Уайэта я готов и на Аляску, хотя жутко не люблю холод! – Райану всегда давалось шутить непринужденно, даже если его шутки и не были смешными.

–Тогда мы с Пэйтон приглашаем вас к себе. Как только будете готовы потеряться в бескрайних полях, дайте знать.

–Спасибо за приглашение. Вы впервые здесь? – спросил Питер.

–Вы имеете ввиду, в галерее Вайсмана? Да, мы приехали позавчера, но вчера я уже видел выставку американских импрессионистов. Мне повезло посмотреть несколько ранних картин Альфреда Морера, ведь большинство из них до сих пор находится в частных коллекциях.

–И как вам? – спросил Райан.

–Впечатляет. Все-таки французская школа оказала на него сильнейшее влияние.

–Но это только в начале его творчества, – заметил Райан.

–Вы, правы, молодой человек, вы правы. Жаль, что на выставке нет его поздних работ. Вы согласитесь, что на них присутствует некий налет трагичности. Это добавляет им, и без того таким эмоциональным, еще большей экспрессии.

–Да, зная, что он покончил самоубийством, теперь мы находим в его работах тревожность, тоску, а вот интересно, если бы нам не был известен его трагичный конец, мы также бы воспринимали его картины?

–Вы намекаете, что не существует чистого восприятия, и оно всегда чем-то обусловлено? – спросил Джек, внимательно наблюдая за молодым художником .

– В любом случае, – продолжил Райан, – в Морере, как в человеке мы видим пример того, как сын всю жизнь старался доказать что-то отцу, и он искал прежде всего его признания, а не признания миллионов.

–Вы так думаете? – Кертис с любопытством посмотрел на Райана.

–Уверен, эти его метания в стилях, пробы новых форм и направлений, игры со цветом. Все это отображает его смятение. У него было неспокойно внутри, это беспокойство отразилось и в его творчестве, а в конце жизни оно только усилилось. Все, что ему был нужно, это чтобы отец признал в нем художника, позволили ему быть тем, кто он есть, но, судя по всему, его батюшке не хватило и века, чтобы это признать, а когда доказывать стало некому, Морер предпочел уйти. Смысл его творчества был утрачен.

–Очень интересные умозаключения! – Джек был явно впечатлён интеллектом Райана.

Питер молчал, ему очень хотелось зевнуть. В этот момент к ним подошла невысоко роста девушка с высоко зачесанным хвостом в униформе сотрудницы галереи. Это была Марианна, их общая знакомая. Она схватила Питера за руку и отвела его в сторону:

–Где Мэдисон? Она не вышла на работу. Вчера пораньше отпросилась, сегодня опаздывает, а наплыв посетителей огромен. Джессика заболела, Мэдисон нет, я одна тут за всех отдуваюсь, а зарплату получают все. Так и передай ей, что я не намерена больше прикрывать ее.

–Постой, она вчера ушла раньше с работы?

–Да, сказала у нее какая-то важная встреча.

–А сказала с кем?

– С каким-то поклонником, c кем же еще, будто ты не знаешь ее. Вы что, не виделись с ней?

Питер солгал, что не видел ее уже несколько дней. Он беспомощно озирался на Райана, который в тот момент был увлечен беседой с Кёртисами и не обращал на Питера никакого внимания.

–Для фермера вы прекрасно разбираетесь в живописи,– тем временем произнес Райан. Он был также искренне восхищен этим простоватым на вид собеседником, – равно, как и ваша прелестная дочь.

–Ни кукурузой единой. Пища нужна не только телу, но и душе. А душа питается прекрасным, А что может бы прекраснее полотен талантливых художников.

–Наверное, вам тоже хотелось бы иметь картину Морера в своей коллекции.

Джек Кертис хитро прищурился.

–Да ладно, – не поверил Райан, в восхищении закрыв рот руками.

–Во второй половине двадцатых Морер много времени посвятил рисованию цветочных этюдов. Вот одну из таких цветочных композиций я подарил на свадьбу своей жене. Что ж, спасибо за беседу, молодой человек, не прощаемся, я хочу еще глянуть экспозицию масок в соседнем зале, но, думаю, это не так интересно.

Джек Кертис раскланялся и отошел.

–Вы тоже художник? – обратилась мисс Кёртис к Питеру, который вернулся к тому времени на место. Вид у него был зеленовато-бледный. Его трясло от страха.

–Нет, я инженер.

–Вам нехорошо? – участливо спросила Пэйтон.

–Нет, все в порядке. Просто здесь немного душно.

–Почему вам понравилась картина «Кукурузное поле»? – вновь отвлек на себя внимание девушки Райан, покосившись на друга.

–Она вызывает у меня смутные, неуловимые воспоминания из детства, которые я никак не могу сфокусировать в какую бы то ни было конкретную форму. Знаете, как запахи духов, например, могут вызывать какие-то ассоциации, так и эта картина заставила меня что-то почувствовать, но я не могу объяснить, что именно, – смущенно улыбнулась Пэйтон, -ну и, кроме того, она так реалистично написана, словно вы писали ее, выглядывая из окна моей комнаты. А то это за розовое пятно между кукурузных стеблей?

–Кто знает! – немного театрально воскликнул Райан, – художники часто оставляют загадки на своих полотнах, чтобы потешить любопытство зрителей, а каждый зритель уже сам додумывает, что бы это могло быть. Вот вам, что кажется? Чтобы это могло быть?

–Там кто-то прячется, – вставил, наконец, свое слово Питер и тут же покраснел, так как ему самому его предположение вдруг показалось глупым. Однако, незнакомка его неожиданно поддержала:

–А я с вами соглашусь. Там, определенно, кто-то есть! Кто-то в бело-розовом платье!

–Может, влюбленная парочка прячется, чтобы их тайное свидание осталось незамеченным, – Райан выразительно повел бровями, – или несчастное дитя заблудилось среди этих бескрайних зарослей.

–Да, каждый пишет свою историю в своем воображении, когда видит ту или иную картину. А с какой натуры писали вы? – неожиданно спросила Пэйтон.

Райан вдруг сделался серьезным. Ему невероятно понравилась эта вдумчивая, чистая, такая спокойная и такая симпатичная девушка. Он готов даже был признаться, что влюбился в нее с первого взгляда.

–Я не писал ее с натуры. Я писал ее со слов. Увидел так, как мне рассказали. А вот кто был рассказчиком, позвольте я об этом умолчу. Может, сходим пообедаем?

После выставки все трое пошли в кафе, затем еще долго гуляли по городу. А осенью Питер Коллинз и Пэйтон Кёртис поженились.      С тех пор Питер и Райан больше не виделись. Какое-то время они еще созванивались, но затем и звонки сошли на нет. Райан перебрался в Нью-Йорк. Жизнь набиравшего популярность нью-йоркского художника и жизнь фермера в сельской глуши Айовы слишком разные.

3

Но не только отсутствие общих интересов и большие расстояния отдалили некогда лучших друзей. Было еще кое-что, о чем Питер постарался забыть и до определенного момента у него это почти получилось.

Питер и Райан познакомились на вечеринке первокурсников. Несмотря на то, что они были очень разными, они сразу подружились. Питер был из провинциального Дулута, Райан родился и вырос в Миннеаполисе. Питер был из большой семьи. В Дулуте у него остались родители и четверо младших братьев и сестер. Райан был единственным ребенком. Его воспитывала мать, его тетя и бабушка с дедушкой. Мать Райана тоже была художницей и преподавала в школе искусств.

–Учись читать картины, – сказала однажды его мама, когда она впервые привела пятилетнего Райана на выставку картин, – Они могут рассказать не меньше, чем многостраничный роман. Живопись – это тоже язык, только его не всем дано понимать, еще меньше людей на нем могут говорить.

Для скромного и застенчивого Питера Райан стал настоящей находкой. Тот водил его по разным местам Миннеаполиса, познакомил со множеством людей. Через два года Райан предложил вместе снимать квартиру. А еще через год на одной из вечеринок они познакомились с Мэдисон. Таких женщин Питер прежде не встречал. Она была в образе роковой и соблазнительной искусительницы, пришедшей на вечеринку в стиле нуар: маленькое черное платье, длинные перчатки, нитка жемчуга, туфли на высокой шпильке и эти сводящие с ума черные чулки. Питер сразу понял, что погиб. Он готов был стать рабом этой женщины, лишь бы она обратила на него внимание. Мэдисон казалась лет на десять их старше, но Питера это не смущало.

Разумеется, Райан тоже ее заметил и, как всегда, первым пошел в атаку, которая, разумеется, не могла провалиться. В тот вечер Райан уехал с ней. Питер был зол на друга, зол на себя, он не находил себе места. Когда Райан наконец спросил в чем дело, Питер все ему рассказал. Райан задумался, а потом предложил решение, которого Питер никак не ожидал – жить втроем на съемной квартире. Питер сначала возмутился и категорически отверг это неприемлемое для его воспитания предложение, однако, так и не найдя в себе храбрости пригласить Мэдисон на свидание, согласился. Питер сомневался, как отнесётся к этому предложению Мэдисон, но Райан определенно хорошо разбирался в женской натуре. К величайшему изумлению Питера Мэдисон согласилась. Она сказала, что испытывает к ним обоим величайшую симпатию. Поначалу Питер чувствовал себя ужасно неловко и скованно, но затем он привык.

У Райана было много женщин, но ни одну из ни них он не любил. И к Мэдисон от относился также, его полностью устраивал фееричный секс с ней и иногда втроем с Питером. Питер был неопытен в этих делах. Райан, наоборот, был искусным и чувственным любовником. Для Райана это была еще и выгодная связь. Мэдисон работала в галерее Вайсмана. Райан планировал с ее помощью организовать там свою выставку.

Питер сначала был без ума от счастья, что хотя бы так имел возможность прикасаться к этому совершенному телу, но постепенно это перестало его устраивать. Он понимал, что влюблялся в Мэдисон и ее связь с Райаном становилась для него с каждым днем все более мучительной. Для него было пыткой смотреть, как Райан обнимал и гладил Мэд, а та стонала от удовольствия хотя то же самое она делала, когда к ней прикасался Питер. Однако, Питер не чувствовал в себе сил прекратить все это, так как не был уверен в себе и панически боялся, что Мэдисон посмеется над ним, выберет не его и не захочет остаться только с ним, и тогда он навсегда потеряет ее.

В конце концов, однажды утром, после очередной жаркой ночи, когда Мэдисон ушла на работу, Питер рассказал Райану о своих чувствах к Мэдисон и попросил его уйти. Райан сильно удивился, сказав, что даже не догадывался о его чувствах и как-то с любопытством посмотрел на друга. Затем он ответил, что пусть Мэдисон сама решает, кому из них уходить, если она вообще этого захочет, так как Райан считал, что Мэдисон все устраивало, и она вообще не из тех девушек, в которых стоило так серьезно влюбляться. Питер ударил Райана. Райан ответил. Это было впервые за четыре года, когда они поругались, да еще и подрались. Затем каждый из них ушел в университет. Это был заключительный год учебы. Нужно было много работать.

Вечером Питер вернулся домой. В квартире было тихо. Он прошел в ванную, помыл руки. Затем вышел на балкон. Ему нравилось смотреть на вечерний город, который жил своей жизнью и где он, Питер, был никому не известен, что его, собственно, устраивало. В Дулуте все было по-другому. Его семью потомственных портовиков многие хорошо знали и это накладывал определенные обязательства «соответствовать», как говорила его мама.

Он услышал, как хлопнула входная дверь. Питер зашел с балкона в гостиную и увидел Райана.

–Привет, – поздоровался тот.

–Привет, – ответил Питер.

–Давно пришел? – спросил Райан.

–Нет, только что.

–А где Мэд?

–Не знаю, я пришел здесь никого не было.

–Я подумал, – Райан, сел на диван, – я съеду. Дай мне пару дней подыскать новую квартиру. Что я, новую девчонку себе не найду. Раз у тебя к ней все так серьезно. С Мэдисон договаривайся сам. И это, …я вспылил утром, прости меня.

–Ты тоже прости меня, – Питер сел рядом, и они обнялись.

–Фу, – скривился Питер, – от тебя пахнет хлоркой.

–Я в бассейне был, скоро соревнования, – Райан тут же снял футболку, -Пойду переоденусь. Кинь в машинку, – он бросил футболку Питеру.

Питер понес ее на кухню, где у них стояла стиральная машина. Райан в это время зашел в спальню и через секунду раздался его отборный мат. Он пулей выскочил из комнаты.

–Что случилось? – прибежал из кухни Питер, ошарашенный его криком.

–Ты заходил в спальню, когда пришел?

–Нет, я на балконе сидел, а что случилось то?

–Иди посмотри, – Райан почему-то говорил шепотом, но его связки были так напряжены, словно он кричал.

Питер зашел в спальню и резко отпрянул назад, налетев спиной на Райана. На огромной не заправленной кровати лежала Мэдисон. Ее глаза были закрыты. Вокруг них темнели черные круги от потекшей туши. На простыне и подушках виднелись огромные пятна крови. Кровь была и ее белом пеньюаре в районе живота. Видимо, кто-то ударил ее чем-то острым в живот, но ничего подходящего под орудие убийства рядом не было. Окно в спальне было открыто настежь. Из него доносился шум города. Питер вышел на балкон. Он выходил на противоположную сторону дома и был перегорожен ажурной кованной решеткой с соседской квартирой. Смеркалось. На смежном балконе Питер увидел пожилую соседку. Женщина поливала свои роскошные петунии, которыми был заполен весь балкон.

–Добрый вечер, – поздоровалась старушка.

Питер растерянно что-то пробормотал в ответ и нырнул в комнату. Он приложил палец к губам, и еда слышно произнес:

–Там соседка.

Райан кивнул, бесшумно подошел к окну и прикрыл осторожно балконную дверь:

–Что делать будем? – спросил он.

–Кто ее так? – Питер сглотнул комок, подкатившийся к горлу.

–Я думал ты мне скажешь, ты же первый пришел.

–Я ничего не видел! – вскрикнул Питер.

Райан жестом приказал ему говорить тише.

–Когда я пришел, в квартире была абсолютна тишина, – шепот Питера походил на хрип, – Я помыл руки в ванной и отправился сразу на балкон в гостиной. Мне хотелось посидеть и подумать. Я очень устал. И почти сразу пришел ты, буквально через пять минут,– Питеру не нравилось, что ему приходилось оправдываться, – уж не думаешь и ты, что это я сделал! Я клянусь тебе. Я тут ни причем! Где ты сам был!

–Я тебе говорю, я с пяти вечера из бассейна не вылезал. Четыре часа туда-сюда гонял, мышцы все забились, – огрызнулся Райан.

–Блин, вот мы встряли. Если мы позвоним в полицию, не поверят ни тебе ни мне. Зачем кого-то искать, если мы такие удобные подозреваемые. Два любовника не поделили одну телку. А если еще соседка слышала, как мы утром кричали и ругались, то вот тебе и мотив.

–А если не позвоним, мы совершим преступление, – в отличии от Райана внешне Питер был спокойным, но его сильнейшее волнение выдавали непослушные руки, когда он трижды пытался поставить опрокинутую фотографию на тумбочке и трижды она падала.

–Да оставь ты ее уже, – дернулся Райан.

–Ты прав, – согласился Питер, оставив в покое фотографию, – У меня сессия на носу. Итог четырех лет учебы может пойти коту под хвост.

–А у меня завтра первая в жизни персональная выставка. Не четыре года, вся жизнь может пойти наперекосяк.

–Она точно мертва? Может, скорую вызвать? – спросил Питер.

Они подошли к кровати. Райан взял девушку за руку. Рука была еще теплая, но тяжелая. Райан пытался нащупать пульс.

–Пульса нет, – прохрипел Райан. У него от волнения пересохло горло.

Он опустил руку. Она безвольно упала на кровать и повисла. Только тут мужчины заметили на ее пальце кольцо. Райан наклонился и внимательно его рассмотрел:

–Ты подарил?

–Нет, – угрюмо ответил Питер.

–Ну да, здесь брильянт на три с половиной карата. У нас с тобой таких денег нет. Интересно, откуда оно у нее.

–Может, купила? – неуверенно произнес Питер.

–Да нет, женщины сами себе такие кольца не покупают. Неужели нашей Мэд было мало нас двоих.

–Что ты хочешь сказать? – напрягся Питер.

– Я предполагаю, что у Мэдисон еще кто-то был.

–Она…она не могла, – Питер опустил голову.

–Прости, я не хочу тебя задеть, но я уже говорил, что Мэдисон была не из тех, кому нужны были твои сопли и щенячья преданность.

–Если был кто-то третий, разве его могло устраивать, что она жила с нами?

–Может, он ничего не знал? А как узнал, так и зарезал ее. Такой же импульсивный и ревнивый как ты.

–Что же нам делать?

–Хорошенький вопрос, – Райан напряженно думал, и в конце концов мужчины решили сделать следующее.

Дождавшись ночи, они вышли втроем на улицу. Райан шел впереди. Он внимательно смотрел, чтобы никто не попался им навстречу. Питер, как физически более выносливый, взвалил на плечо тело Мэдисон и шел следом. Ночь выдалась темная. Фонари на задней улочке не горели. Они сильно рисковали. Любой случайный прохожий мог их увидеть, но на улице не было ни души.

Они прошли три квартала, нырнули во двор и погрузили тело Мэдисон в один из мусорных баков, накидав сверху всякий хлам. Вернувшись в квартиру, они отмыли в спальне полы, собрали в мешки все постельное белье. Они перерыли всю квартиру, но телефон Мэдисон так и не нашли. Также вдвоём они отнесли мешки в мусорный бак за пять кварталов в противоположную сторону. Вернувшись снова в квартиру, они приняли душ и легли спать. На утро у Райана должна была состояться его первая в жизни самостоятельная выставка.

Какое-то время они ждали, что полиция навестит их, но время шло, а к ним никто так и не пришел.

4

Закончив летом учебу, Питер сначала приехал к родителям в Дулут, а затем все чаще стал бывать в Айове на ферме Джека Кёртиса в качестве жениха его дочери. С Райаном они стали видеться реже. Наверное, каждый из них в глубине души подозревал другого в этом преступлении. К тому же, новость о предстоящей женитьбе на Пэйтон больно ранила Райана, хотя он не подал виду.

На ферме Райана тоже принимали тепло. Его видели другом жениха на свадьбе. Райан помнил свой первый приезд на ферму. Ему не терпелось увидеть коллекцию Джека Кертиса. Она не обманула его ожиданий. Коллекция была необычна сама по себе уже тем, что она находилась хоть и в добротном и просторном, но в простом и ничем не примечательном фермерском доме в глуши Айовы. Никому бы и в голову не пришло ожидать увидеть здесь такие шедевры. Вперемешку с неплохими, но все же любительскими картинами Пэйтон, в гостиной висели по-настоящему уникальные шедевры, как, например, цветочный натюрморт Морера, в котором преобладали яркие коричнево-зеленые цвета, картина Роберта Генри, которая изображала лицо случайного незнакомца, шагавшего по улице большого города, непосредственно над диваном висели две черно-белые фотографии Эдварда Стейхена, изображавшие вечерний Нью-Йорк.

Но самым волнительным для него стал момент, когда он, наконец, увидел пейзаж Уайэта. Художник словно смотрел в окно сквозь пелену дождя, рисуя акварель, на которой была изображена мокрая осенняя трава, колыхавшаяся на ветру. На этой картине тоже присутствовал отпечаток некой утраты и замолчанного трагизма. Райан вспомнил первую встречу с Джеком, когда они вели разговор о творчестве Морера.

–Эндрю всегда умел найти и подчеркнуть поэзию, магию и глубокий смысл в простых обветренных лицах соседей и друзей, которые мы встречаем каждый день. А его почвенные пейзажи полей, открывающихся из окон их домов, кажутся такими знакомыми. Ваша картина «кукурузное поле» написано в этой же манере. Я бы приобрел ее у тебя, – обмолвился как-то Джек.

Взгляд Райана увидел одну из картин, и он вздрогнул. Это была картина «Торнадо над Канзасом» Джона Стюарта Карри.

–Это же…!

Джек улыбнулся:

–Нет, это всего лишь копия.

–Талантливо сделана!

–Пэйтон постаралась.

–Пэйтон? – в полном изумлении воскликнул Райан.

На лице Джека отразилась отеческая гордость:

–Это одна из моих любимых работ в стиле риджионализма. Я считаю, что риджионализм лучше всего отражает дух настоящей Америки. Разумеется, эту картину мне не достать, поэтому Пэйтон сделала мне такой подарок на день рождения год назад. И вот еще одна ее копия, – Джек отвел Райана к креслу в углу гостиной. Над ней висела копия картины Эдварда Хоппера «Заправочная станция».

–Ваша дочь очень талантливо рисует копии. Я бы сказал даже мастерски. Она никогда не хотела учиться?

–Полноте, не сбивай девочку глупыми мыслями. Место Пэйтон здесь, на ферме, она здесь счастлива. И поверьте, это не я так считаю, а она сама. К тому же ей никто не мешает рисовать. В саду у нее есть что-то подобие мастерской. Я сам переоборудовал старый сарай для ее нужд.

–Я люблю Хоппера, – сказал Райан. Он не хотел спорить с Джеком, – сюжеты его картин показывают то, где мы сильнее всего уязвимы, они показывают нас такими, какие мы есть. Именно это я ищу и своем творчестве.

–Это любимый художник Пэйтон. Пока американцы делят одеяло, кто все-таки лучший: Уайэт или Вуд, моя дочь давно выбрала Хоппера.

–Это так по-женски: не знаешь, какую из двух юбок выбрать, выбирай третью.

Где-то за месяц до свадьбы Райан и Питер очередной раз отдыхали на ферме. Улучив момент, когда Питер уехал с будущим тестем по делам в окружной центр, Райан остался наедине с Пэйтон. Пэйтон была достаточно рослой девушкой, на полголовы выше Райана. С Питером, в котором было чуть более шести футов, и который был выше ее, она, безусловно, смотрелась более органично, но Райана никогда не смущали такие мелочи. В тот день он признался ей:

–У меня не была праведная жизнь, но я готов измениться ради тебя. Когда я впервые увидел тебя на выставке, сразу понял, что ты необыкновенная девушка. С тех пор я часто думаю о тебе. Не торопись со свадьбой, умоляю тебя. Мне кажется, Питер не любит тебя. Он – хороший человек, и он мой друг, но мне кажется вы оба совершаете ошибку. Тебе со мной будет лучше. Ты также тонко понимаешь живопись, как и я. Ты меня, как художника, понимаешь, я это чувствую. Я предлагаю тебе уехать со мной, в Нью-Йорк. Ты могла бы там учиться живописи. Тебе нельзя зарывать свой талант. Твоя ферма от тебя никуда не денется. Мы также можем приезжать сюда.

Райан говорил еще долго и пылко. Пэйтон слушала его не перебивая. А потом сказала:

–У меня в жизни тоже были моменты, за которые мне стыдно. Но на то мы и люди.

–О чём ты говоришь?

–Наверное, мне стоило рассказать об этом Питеру прежде чем мы поженимся, но я… я не могу. Он такой внимательный и нежный, и … и правильный. Но при этом, мне нужно кому-то рассказать, чтобы понять…, что я неплохой человек, что я достойна его.

–Ты!? Пэйтон, разве ты можешь быть кого-то недостойна! Помилуй, боже, о чем ты говоришь. Послушай, раз ты не можешь рассказать Питеру, расскажи это мне. Клянусь тебе, это останется между нами. Я не смогу причинить тебе вред.

–Это случилось, когда мне было шестнадцать. Я знала его давно, и мы часто виделись по делам. А в тот день я его увидела и поняла, что со мной вдруг что-то произошло. Я поняла, что он – особенный. Я вдруг увидела, какие у него грустные красивые глаза, какая необыкновенная улыбка. Со мной раньше такого не было. Мне захотелось видеть его каждый день. Если по какой-то причине мы не виделись, я места себе не находила. В общем через три месяца я узнала, что я беременна. Он сказал, что пойдет к моему отцу просить моей руки, но я ему запретила это делать под страхом, что наложу на себя руки. Я знаю своего отца. Он очень строгих, если не сказать, старомодных правил. Они в этом с Питером в чем-то похожи. Он сразу отправил бы его за решетку, а я не пережила бы этого. Пока могла, я скрывала, а потом, потом я сказала маме, что меня изнасиловал в поле какой-то незнакомец, и что я беременна. Аборт делать было поздно. Отец рвал и метал. Для него это был несмываемый позор. Сначала он хотел идти в полицию, но я плакала, что боюсь давать показания. В итоге они с мамой решили, что когда я рожу, они скажут, что это их ребенок. Мне запретили покидать ферму, чтобы меня никто не увидел. Я родила девочку. Мой отец ее не любил, видел в ней того воображаемого насильника, считал гнилым семенем, а мы с мамой в ней души не чаяли. Когда ей исполнилось четыре года, она ушла со двора в кукурузное поле и пропала. Я сильно горевала, но еще сильнее плакала моя мама, – глаза Пэйтон увлажнились, – ты можешь подумать, что мой отец к этому причастен, но это не так. Если бы ты его знал, ты бы никогда так не подумал. Да, внешне он иногда мог себе позволить нетерпение, но в душе он очень нежно любил ее, она была его нежность и его боль одновременно. Когда Мисси было два годика, она заболела воспалением легких, она могла умереть, так отец доктора среди ночи нашел, а потом увез Мисси в хорошую клинику. Врач мне потом сказал, что я должна благодарить своего отца, если бы он так оперативно не действовал, они бы ее не спасли.

– А отец девочки? Он из вашей общины?

–Да, – Пэйтон опустила глаза, – только не спрашивай о нём ничего.

–Он знает, что произошло?

–Да. Я в тот же день ему сказала, что Мисси пропала. Он искал ее везде, но безрезультатно. Больше я свою дочь не видела.

– То, что ты рассказала, это ужасно. А о Питере ты зря так думаешь. Он очень волевой и порядочный человек. Я думаю, он бы понял.

–Но я не хочу, чтобы он знал. Ты обещал. И вообще, что касается Питера… Мы любим друг друга. Да и поздно уже что-то менять. У нас с Питером будет ребенок.

Райан уехал в тот же день и больше на ферме не появлялся. Родителям Пэйтон он сообщил, что не сможет присутствовать на свадьбе, так как ему предложили работу в Нью-Йорке. В качестве подарка молодоженам он прислал свою картину «Кукурузное поле», которая тогда на выставке понравилась Пэйтон.

5

У Пэйтон и Питера родилось двое детей. Джеку исполнилось шестнадцать, – Хейли – восемь. Жили они все это время в доме Джека и Дороти Кёртис. Это был большой одноэтажный дом с большой верандой и коническими колоннами.

Дети занимали две спальни в правой части дома. Там же была лестница в подвал, где для Джека был оборудован небольшой тренажерный зал.

Джек усиленно занимался тяжелой атлетикой и играл в бейсбольной команде старшей школы Олд Кэмп. В последнее время он стал приводить в тренажерный зал свою подругу Мэй. Мэй работала на заправке матери. Марджи называла это «подмени меня», хотя на самом деле торговала большую часть времени Мэй. Джек выглядел старше своих лет, и был таким же симпатичным, как и его отец и мать. Он был похож сразу на обоих. Мэй нравился этот светловолосый юноша, хотя и Эйдену Дугласу она тоже не говорила ни «да», ни «нет». «Мэй лихо умеет вертеть задницей перед обоими парнями, вся в мать», – как-то скабрезно заметил Генри Дуглас, когда его сын очередной раз собирался на свидание с ней.

Первое время молодые люди встречались у Мэй в доме. Они слушали музыку, иногда смотрели в интернете информацию на разные темы, например, какие колледжи были в Де-Мойне. У Джека не было дома компьютера. И про его будущее в семье тоже пока не говорили, но он твердо решил для себя, что после окончания школы уедет из Гранби учиться в колледж.

Однажды Марджи, увидев их вместе, сидевших на диване и смотревших телевизор, в то время, как Джек слегка приобнял Мэй, вдруг неожиданно вспылила и запретила Джеку бывать и них в доме.

Джек убежал, как побитая собака, а Мэй набросилась на мать с упреками, но Марджи, которая, обычно, потакала всем желаниям дочери, на этот раз была на удивление непреклонна. Она категорически запретила встречаться с Джеком, посоветовав в грубой форме, если уж так «чесалось», как она выразилась, у Мэй, обратить внимание на старшего из братьев Дугласов, Эйдена.

Мэй расценила эту выходку Марджи, что той не нравилось, что Джеку только шестнадцать. Угрозы Марджи не напугали Мэй. Тайком она стала приходить в дом Джека. Она незаметно пробиралась через гараж и спускалась по лестнице в подвал.

В подвале стояла скамья с навесом для штанги, тренажер для тренировки мышц спины, висела большая потрёпанная груша. В углу стоял небольшой старый диванчик. На этом диванчике Джек впервые поцеловал Мэй. Это случилось перед пасхой. У Мэй был выходной. Она притащила две бутылки пива. Джек тогда впервые попробовал алкоголь. Они сидели очень близко друг к другу, соприкасаясь бедрами и плечами. Неожиданно для себя и долгожданно для Мэй он повернулся и поцеловал ее в губы. Поцелуй получился короткий и нервный. После этого Мэй обняла его за шею и прильнула к его губам.

Однажды маленькая Хейли увидела, как из подвала сначала поднялась Мэй, а следом за ней Джек, который незаметно вывел ее через сад на заднюю улицу.

–Я видела, кто поднимался из твоего спортзала, – шепнула она Джеку на ухо, когда тот вернулся в дом.

–Ты же никому не скажешь? – в ответ шёпотом спросил Джек.

–Нет, я тебя не выдам. Ты же мой брат.

Джек крепко обнял сестренку.

Большая спальня Джека старшего и Дороти, а также огромная ванная и гардероб занимали всю левую часть дома. Сюда вела отдельная дверь из гостиной. Из спальни был выход в зимний сад. Дороти любила сидеть там зимой. Спальня Питера и Пэйтон располагалась слева от прихожей и тоже имела собственную ванну, хотя и более скромных размеров.

Питер несколько раз заводил разговор с женой, что пора бы им подумать о собственном доме. Но Пэйтон и слушать ничего не хотела. Она говорила, что очень привязана к своей семье, что этот дом – ее родовое гнездо, и она хочет жить только здесь, и чтобы ее дети тоже росли здесь. После нескольких безуспешных попыток отговорить супругу Питеру пришлось сдаться.

6

Со временем Питер понял для себя одну вещь: он не любил Пэйтон, но она оказалась той женщиной, которая идеально подошла ему на роль жены. Она была такая же спокойная и деловита, как он, все свое время посвящала семье, лишь иногда позволяя себе придаваться своему хобби – рисованию. Она была экономна и бережлива, что тоже радовало Питера. Он вырос в большой семье, где принято было экономить.

Пониманию отсутствия близких чувств к Пэйтон способствовало одно обстоятельство. Первые десять лет Питер жил, не задумываясь ни о чем подобном. Он искренне считал, то, что он испытывал к Пэйтон, и есть любовь. Годы, похожие один на другой, заполненные заботами и ежедневным трудом, пролетели быстро. Затем Питер стал ловить себя на мысли, что ему чего-то не хватает в отношениях с Пэйтон. Нет, она не изменилась. Она была также внимательна и заботлива. Изменился он.

Раз в два года он ездил в Дулут к родителям. Обычно он брал с собой Джека или Хейли, но в тот раз дочь заболела, а Джек нужен был в поле, и Питер приехал один.

Семья Питера Коллинза жила в большом красивом доме на склоне холма. С него открывался прекрасный вид на бухту и порт. Отец Питера Дон Коллинз всю жизнь проработал в порту. Анаис, его жена, получила степень по психологии и степень по праву, но стаж работы у нее был небольшой. Главную свою роль она видела в воспитании детей. У Питера были две сестры и два брата. Все устроились в Дулуте. Все часто бывали в родительском доме, поэтому приезд Питера всегда был большим событием для семьи.

Питер уехал на неделю один, и там у него случился первый роман на стороне с его бывшей одноклассницей. Анаис позвала ее на ужин, поскольку они были соседями. После ужина Питер пригласил ее прогуляться по набережной, где они нежно и страстно целовались у фонарного столба, а затем, как страстные влюбленные, всю ночь не спали в номере отеля. Продолжения никакого не было, да и оно никому и не было нужно. Но тот факт, что Питер не чувствовал раскаяния, подвело его к мысли, что он не любит свою жену. А полтора года назад, сразу после рождества у него завязался страстный роман с Марджи Паладини.

Новый год было принято отмечать всей общиной, в отличии от Рождества, когда каждое семейство собиралось в своем кругу. Поскольку общего места, где вся община могла бы собираться в деревне не существовало, хотя Джек Кёртис, и братья Дуглас давно выбивали деньги у местных властей помочь им со строительством некого подобия общественного центра, и они даже были готовы строить сами, не хватало финансирования, то тот новый год отмечали в доме Марджи Паладини.

Тут несколько слов нужно сказать об общине Гранби, одном из полутра тысяч поселков, разбросанных по всему штату.

Гранби возникал неожиданно. Трасса из центра округа пересекалась искусственно посаженной лесополосой, которая разделяла поля кукурузы разных общин. Слева в конце лесополосы виднелись несколько отдаленных ферм, территориально тоже относившихся к Гранби. За лесополосой на трассе сначала появлялся старый дом, за ним через некоторое расстояние на дороге, петлявшей среди холмистых полей, засеянных кукурузой, появлялась заправка с супермаркетом и кафе на семь столиков. Рядом находился вырытый котлован. Своей гостиницы в Гранби никогда не было, но неугомонная Марджи последнее время вынашивала мысль о постройке небольшого отеля рядом со своим кафе.

У заправки дорога раздваивалась. Налево она шла в объезд деревни. Здесь стоял огромный амбар, где Джек хранил тюки, готовые к отправке, чуть поодаль – три гигантские цистерны с водой. За цистернами стояло два ангара с техникой и автомастерская. Перед ними раскинулся широкий двор, заваленной разными ржавеющими деталями, канистрами и прочим хламом.

Прямо дорога вела в деревню, превращаясь в единственную улицу. Первым на улице стоял дом Марджи Паладини, владелицы заправки. Марджи была старшей дочерью Люка Грегуара, который владел молочной фермой, стоявшей на другом конце общины на невысоком пригорке.

Марджи было сорок два года, но она великолепно выглядела и была уже третий раз замужем. Она была женщиной щедрой, незлобивой, с веселым легким нравом и бьющей через край энергией.

От первого брака со священником из Де-Мойна у нее родилась единственная дочь Мэй Хьюстон. Девочка была очень похожа на свою мать – те же черные густые волосы, те же синие глаза. Сейчас ей уже исполнилось девятнадцать, и выбирая между приходом отца и заправкой матери, она решила пока остаться жить в общине.

Поженившись, Марджи и ее муж жили в Де-Мойне, где Марджи полностью вкусила плод столичной жизни, чего ей так не хватало в Гранби. Ее поведение не соответствовало поведению жены священника. Через восемь лет после рождения дочери, преподобный Хьюстон не выдержал бурного нрава жены и ее бесчисленных похождений и уехал с разбитым сердцем в Дубьюк, где его назначили викарием в один из приходов. Мэй осталась жить с матерью. После развода Марджи вернулась на ферму к отцу и какое-то время жила там, пока не встретила Энрико.

Второй муж Энрико Паладини продержался в жизни Марджи еще меньше. От него женщине досталась не только звучная фамилия, но и неплохое состояние. Энрике был человек широкой души и тугого кошелька, и именно благодаря ему, у Марджи появилась заправка с кафе и тот роскошный по местным меркам дом, в котором она жила. Но Энрике арестовали за махинации с налогами, поэтому Марджи опять осталась одна, однако, не замедлив по-быстрому развестись. Ей удалось спасти дом от ареста имущества. Но одной она пребывала недолго.

Два раза в неделю она ездила в Дубьюк в тренажерный зал, пока однажды не повстречала там красавца Тристана. Сейчас Марджи была замужем в третий раз. Тристан был на двенадцать лет ее моложе, обладал внешностью греческого бога, но был абсолютно бесполезным в хозяйстве. Он действительно походил на античную статую, которой можно было разве что любоваться. Марджи его держала от скуки, а Тристан был настолько ленив, что ничего не хотел менять в своей жизни. Когда ему становилось скучно в общине, Марджи выгуливала его в Де-Мойне, где они пускали деньги в каком-нибудь ночном клубе, благо что денег у этой предприимчивой женщины водились всегда. Тем не менее наличие мужа и тот факт, что она была подругой Пэйтон не помешало Марджи завести роман с Питером. Он продолжался чуть более полугода, пока страсть не утихла. Потом они остались друзьями. Пэйтон ни о чем не догадывалась, и Маржи продолжала бывать у них дома.

На той новогодней вечеринке, что Марджи устроила для жителей общине, она была самой неотразимой. Питер не мог не заметить ее длинного черного платья с голой спиной и боковым разрезом, откуда иногда проглядывало черное ажурное кружево чулка. Черные блестящие волосы были закручены в аккуратные пряди, лежавшие на плечах. Одна прядь была заколота сбоку брильянтовой заколкой. Дополняла облик роскошная красная помада.

Питер весь вечер украдкой наблюдал за ней. Марджи, как опытная женщина, не могла не заметить этих взглядов. Нужно сказать, то за почти пятнадцать лет, поведённых на ферме, Питер сильно возмужал. Постоянная физическая работа на свежем воздухе и натуральное питание ему пошли на пользу. Питер раздвинулся в плечах, его широкую спину не скрывал даже чуть большеватый пиджак, который ему пришлось надеть по настоянию Пэйтон. Питер чувствовал себя в этом пиджаке неловко. Во-первых, он никогда не любил их носить, и жизнь на ферме не способствовала формированию этой привычки, а во-вторых, это был один из пиджаков Джека. Питер полагала, что он смотрелся на нем как с чужого плеча.

Уличив момент, Марджи подошла к нему:

–Тебе нравиться здесь?

–Да, у тебя прекрасный дом, – ответил Питер.

–Хочешь я покажу его? – Тон у Марджи был абсолютно приятельский, но вот глаза…, глаза выдавали другое. Марджи умела разговаривать глазами. Как говорится, за слова можно поймать, а вот за взгляд никогда.

Питер огляделся. Пэйтон была увлечена беседой с Мэри Трумэн и своей матерью. Мэри Трумэн и Дороти Кёртис, как они сами о себе говорили, были подругами с рождения. Они даже родились в один месяц, Мэри была на две недели старше. Мэри Трумэн была женщиной несгибаемой воли. Наверное, именно такие люди могли жить и, главное, радоваться жизни в этих местах. Даже трагическая гибель ее дочери не сломили ее. Она посвятила свою жизнь воспитанию внучек. Ее сын Джулиан все время пропадал в поле. Все заботы по выращиванию кукурузы лежали на нем. Джулиану было около сорока, но он так и не женился, однако Мэри все надеялась, что сын когда-нибудь приведет в ее дом жену.

Его тесть в это время разговаривал с братьями Дуглас. Генри и Монро были угрюмыми, малообщительными людьми. Их семья, пожалуй, была самая закрытая в общине, так, по крайней мере, решил для себя Питер, когда постепенно стал знакомиться со всеми ее жителями, однако, с его тестем братья Дуглас охотно имели дела. Питер сразу заметил, что его тесть был очень уважаемым человеком в общине, и по факту, ее негласным лидером, так как ни оно более или менее важное дело не решалось без его участия.

Решив, что на него никто не смотрит, Питер кивнул Марджи, и они скрылись за синей портьерой.

Питер ошибся. Один человек внимательно, но незаметно, исподлобья, наблюдал за ним. Это был Люк Грегуар, отец хозяйки дома.

Люк рано стал отцом. Марджи родилась, когда ему был восемнадцать, а его любимой жене Беатрисе двадцать три. Спустя четыре года родилась Шарлотта, а спустя еще восемь лет – Энн. Во время последних родов у Беатрисы открылось кровотечение, и она умерла. Женщины их общины всегда рожали дома, приглашая семейного доктора. В тот раз доктор не приехал, потому что в то же самое время принимал роды у другой роженицы в соседней общине за тридцать миль. Та рожала первенца, и доктор решил, что там его присутствие было более необходимым. Они с Беатрисой тоже думали, что третьи роды пройдут как по маслу, но ошиблись. Когда доктор все-таки приехал, было уже поздно. Он лишь проверил состояние малышки и констатировал смерть роженицы. Люк сам воспитал троих дочерей, так больше и не женившись. Все три его дочери были совершенно разными: решительная и жизнерадостная Марджи, успевшая третий раз выйти замуж, и родившая пока единственную внучку, сдержанная и замкнутая Шарлотта, которая побыла замужем за Эриком Дагердом. Эрик был неплохим парнем. Люку он нравился своей искренностью и еще тем, что он был очень опытным ветеринаром. А еще Эрик даже внешне немного походил на Люка, такой высокий, крепкий, с черными непослушными волосами и большими карими, как вишни, глазами. Кто не знал их, мог бы подумать, что это Эрик – сын Грегуара, а Шарлотта – его невестка. Эрик с Шарлоттой развелись через три года после свадьбы. Детей у них не было. Инициатором развода была Шарлотта. После развода Эрик поселился в деревне в маленьком домике напротив дома Марджи.

В этом доме когда-то жил старый школьный учитель, который преподавал еще у Мэри Трумэн и Дороти Кёртис. Он умер глубоким стариком. Его дом долгое время пустовал, так как никто не хотел покупать дом в такой души, пока не появился Эрик Дагерд. Эрик нашел родственников старика и приобрел у них этот домик.

Эрик помогал на ферме бывшему тестю управляться с коровами, а также имел многочисленные заказы от фермеров из соседних деревень. Его ветеринарная практика процветала. В лице бывшего зятя Люк Грегуар действительно обрел сына. А вот Шарлотта, наоборот, перебралась в Де-Мойн, приезжая к отцу и сестрам лишь по праздникам. Чем занималась его дочь в столице штата Люк не знал, как и не знал истинную причину их развода с Эриком, потому что фраза «мы с ним совершенно разные», однажды брошенная Шарлоттой, как-то не особенно удовлетворила Люка, который отрицательно относился к разводам и считал, раз люди вступили в брак, то до смерти должны были быть преданными друг другу.

Что касается младшей дочери, то Энн Грегуар всю жизнь прожила на ферме. Девушке исполнилось двадцать девять лет. Она никогда ни с кем не встречалась, была чересчур восторженной, наивной, простоватой и открытой, что заставляло соседей думать о легкой степени умственного расстройства и иногда посмеиваться над ней. Люк всегда яростно защищал ее и не считал свою дочь умственно отсталой, а скорее слишком доброй и несамостоятельной для того жестокого мира, в котором она жила, и только здесь, на ферме, Люк мог ее защитить. Он не подпускал к ней мужчин, потому что считал, что у них грязные помыслы на счет нее и им не надо понять особой, трепетной души его дочери. Единственный мужчина, которому доверял Люк, был Эрик Дагерд, который относился к ней как к младшей сестре.

В старинном доме, который стоял до заправки, если ехать со стороны окружного центра, жили два брата Генри и Монро Дугласы. Они были женаты на сестрах Кейт и Бэтти Шепард. Дважды двоюродные братья Эйден и Лиланд были ровесниками и на год старше Джека Кёртиса-младшего. Их отцы с раннего детства брали их с собой в поля, приучая к тяжелому фермерскому труду. Это были рослые, физически сильные парни. Эйден с ума сходил по Мэй Хьюстон. Он и в магазин бегал по первому лишь зову, чтобы лишний раз поболтать с Мэй. Лиланду нравилась Марша, бойкая, как пацанка, и независимая. Сколько раз они устаивали соревнования на тракторах, и Марша выигрывала не реже, чем он.

Последней семьей, жившей в общине, были Трумэны. У Мэри Трумэн подрастало две внучки Синтия и Марша. Марше исполнилось пятнадцать. Это была девочка со сложным, взрывным характером. Она помогала дяде работать в поле, лихо управлялась с техникой и не боялась жары, была вечно загорелая и вымазанная мазутом, как чертенок.

Синтия была на два года старше своей сестры, она сильно отличалась от нее. Синтия предпочитала поводить время с бабушкой в доме, помогая ей по хозяйству, плела кружева, много читала на французском языке и собиралась поступать в педагогический колледж. Воспитывать их помогал сын Мэри Джулиан. Мать девочек погибла три года назад при невыясненных обстоятельствах.

В конце улица раздваивалась. Здесь на перекрестке стояла заброшенная церковь. Первые два года здесь служил преподобный Матео Хьюстон, но когда Марджи забеременела, он попросил перевод в Де-Мойн. Позже он считал это ошибкой, столичная жизнь испортила Марджи, так как та слишком быстро ворвалась в нее, будучи выросшей на ферме и не знавшей всех соблазнов.

Слева улица вела в обход деревни к автомастерским Кёртисов. Направо она поднималась вверх, где по левую сторону на пригорке стояла ферма Грегуара. Огибая ферму, дорога уходила на юг на Дубьюк.

И больше на десятки миль вокруг не был ни одной живой души, только бескрайние поля кукурузы, подшитые кромкой леса и подернутые какой-то невидимой пеленой грусти.

Изолированность общины привела к тому, что все ее жители были очень близки друг другу, в случае беды тут же приходили на помощь. Тем не менее дистанцию между семьями они держали и рьяно охраняли свои семейные тайны.

7

Питер старался не вспоминать эту мрачную историю с Мэдисон. Ежедневные заботы о ферме требовали постоянного его внимания. Он считал, что он здорово придумал, спрятавшись от мира в этой глуши. Здесь точно его никто никогда не найдет. Временами ему даже казалось, что всего этого не было вовсе, пока однажды…

Питер вернулся с поля на завтрак. Он всегда вставал очень рано, уходил в поле, а потом уже приезжал к часам десяти, чтобы позавтракать.

Питер зашел в дом, глянул на почту, лежавшую на столике. Его внимание привлек чистый белый конверт. Он взял его, внутри что-то было. Повертев его в руках и так и не увидев, кому он предназначался, Питер разорвал его по краю и достал оттуда фотографию. Взглянув на нее, Питер вздрогнул, словно его ударило током. Он испуганно огляделся, быстро спрятал фотографию в карман и вышел во двор.

Кровь стучала в висках. Этого не может быть! Не может быть! Убедившись, что он ушел достаточно далеко в поле, и его никто не увидит, Питер еще раз взглянул на фотографию.

Судя по всему, фотография была сделана с камеры видеонаблюдения. Ночной дворик освещал фонарь. Под фонарем – большой мусорный бак. Фотография запечатлела именно тот момент, когда двое мужчин скидывали в него чье-то тело. Питер без труда узнал себя и Райана. На обратной стороне снимка он увидел надпись: «я знаю, что это сделал ты».

Первый, о ком подумал Питер, это был Райан, но потом он откинул эту мысль. Шестнадцать лет молчать, чтобы потом вот так по-дурацки его напугать, нет, это не в его духе. Тогда кто!? Даже если кто-то имел доступ к камерам видеонаблюдения и сделал этот кадр, как он мог связать его с ними! На фотографии же не было видно ничьих лиц. Что это? Шантаж? Где тогда требования. Угроза? Месть?

Мысли роем вертелись в голове Питера. Ему нужно было возвращаться домой. Пэйтон всегда ждала его в это время. Она не завтракала без него.

За столом Питер был напряжен и молчалив. Внимательная Пэйтон заметила это, но Питер сказал, что немного приболел. Когда дети встали из-за стола, Питер спросил у жены:

–Кто сегодня приносил почту?

–Марджи. Она с утра ездила в город. Ты же знаешь, что на ней должность почтальона.

Марджи действительно дважды в неделю ездила в окружной центр и забирала письма для общины.

–Что-то случилось? – спросила Пэйтон.

–Нет, ничего, – Питер старался говорить спокойно, – как обычно, счета, извещения.

После завтрака Питер отправился к Марджи Паладини.

–Привет, Марджи дома? –спросил он у Тристана, который открыл ему дверь. Тристан стоял на балкончике и курил, и заметил, как Питер подходил к их дому. Тристан неопределённо показал наверх, а сам улегся на диван и продолжил смотреть телевизор.

Питер поднялся наверх в спальню. Именно здесь они впервые занимались сексом. Марджи сидела за туалетным столиком спиной к ему и поправляла макияж. Она, как всегда, выглядела эффектно. Увидев Питера в зеркале, она улыбнулась:

–Заходи.

–Зачем ты терпишь этого тюленя на диване?

–Он – мой муж. Зачем пришел?

–Я насчет почты спросить хотел, – Питер чувствовал себя немного неуютно, – среди писем, которые ты нам принесла, был абсолютно белый конверт. Как ты поняла, что он для нас? Там не было никаких надписей.

Марджи обернулась и с удивлением посмотрела на Питера:

–Раз там не было никаких опознавательных знаков, значит я не приносила этот конверт, иначе, ты прав, как бы я его идентифицировала.

–Ты не помнишь белого конверта?

–Нет. А что в нем?

–Ничего, просто пустой белый конверт, – быстро нашелся Питер, – Решил спросить, может, ты знаешь чья это шутка.

–Поверь, не моя, – если ты об этом.

Питер так и не думал:

–В общине чужих видела сегодня?

Марджи задумалась:

–Нет, из необычного только Аманду Вилсон видела. Она редко заходит, предпочитает ходить до магазина на другом краю общины общине, а так никого. А тебя кто-то конкретно интересует? – она забавно сморщила от любопытства носик.

–Нет, просто спросил.

–Понятно, – немного разочарованно протянула Марджи, – кстати, Мэй не захаживает к вам?

–Ты имеешь ввиду к Джеку? При мне не было, не видел. А что?

–Ничего.

–Ты против их общения?

–Просто как бы не вышло чего. Твой парень еще слишком юн, чтобы становиться отцом, а я не собираюсь кормить их отпрыска.

–Я понял тебя, я прослежу, но ты зря переживаешь. Мой сын ни о чем таком пока не думает.

–Ну, ну, – усмехнулась Марджи, – Позавтракаешь с нами?

–Нет, спасибо, Марджи. Я только из-за стола.

Выйдя из дома Марджи, Питер набрал номер телефона, по которому не звонил последние лет пятнадцать.

–Алло, – после непродолжительных гудков услышал он на другом конце знакомый голос.

–Привет, Райан,– Питер немного волновался, от чего его голос немного осип.

–Привет, Питер, – Райан его сразу узнал.

–Как жизнь?

–Нормально. Давно тебя не было слышно. Что-то случилось?

–А почему ты спрашиваешь?

–Иначе бы не позвонил, наверное. Или я шибаюсь?

–Не ошибаешься, – после небольшой паузы ответил Питер, – тут такое дело. Я сегодня получил одну фотографию. От кого – не знаю. Конверт абсолютно чист.

–Что за фотография?

–Сейчас отправлю.

Питер отправил по мессенджеру фотоснимок черно-белой фотографии. Через минуту Райан перезвонил. Голос у него был взволнованный:

–Я скоро приеду.

8

На автобусе Райан добрался до ближайшего автовокзала, который располагался в центре округа. До общины Гранби автобусы не ходили. Три километра он шел по пыльной дороге под палящим августовским солнцем с этюдником наперевес. С обеих сторон простирались до горизонта поля кукурузы. Райан шел и размышлял, кто они с Питером друг другу. Остались ли они друзьями? С одной стороны, они были ближе, чем друзья. Они делили одну женщину и одну кровать, когда втроем переживали страстные, безумные ночи. Они были повязаны общим преступлением и ревностно хранили тайну друг друга. С другой стороны, они не виделись шестнадцать лет, и ни один из них не проявил желания этого исправить до сего момента, пока Питер не позвонил. Если бы не эта дурацкая фотография, они, определенно, не общались бы и дальше.

Пейзаж немного изменился, слева к дороге подошла лесополоса. Она состояла из двух полос деревьев, посаженных в несколько рядов с каждой стороны. Между двумя полосами проходила асфальтированная дорога. По дороге в противоположную сторону шла какая-то группа людей, состоявшая из одних женщин и детей. Они все были в пестрых платьях и громко разговаривали и походили на цыганский табор. До Райана ветер доносил фрагменты фраз, но он не разбирал, о чем они говорили. «Куда она ведет?» – подумал Райан. Его всегда манили неизведанные пути. Райан встал в тени деревьев передохнуть, в это время рядом с ним остановился проезжавший мимо стареньки пикап.

–Привет! – в окно машины высунулось улыбчивое мужское лицо, – подвести?

–Если можно, до Гранби.

–Да отсюда одна дорога. Садись! Меня зовут Эрик Дагерд.

–Я – Райан Хофф.

–Куда ведет эта дорога? – спросил у водителя Райан.

–Там другая часть нашей общины, там же проходит трасса на северо-запад.

–А кто эти женщины? Они так громко кричат, но я не понимаю ни слова.

Эрик рассмеялся:

–Это сестры Куриале. Главная у них – мама Роза, маленькая и круглая, как шарик. Спорить с ней бесполезно. Переспорит даже дьявола. У Розы есть сестра Беттина, в школе работает, у нее дочь – Жозефина. У самой Розы, насколько я знаю, две дочери и сын, Я с ним раньше в национальном парке работал. До того, как сюда перебрался. Сестер я тоже знаю. У Джоанны трое детей, все три от разных мужчин, она в кафе для дальнобойщиков работает. У Георджины один парень, он с моим сыном дружит. И ты представляешь, все они живут в одном доме. А не понимаешь ты, потому что они по-итальянски говорят. Только не вздумай называть их итальянцами. Они – сицилийцы.

–А разве это не одно и то же?

– Я не знаю, – пожал плечами Эрик, – видимо, нет.

–А откуда они идут?

–Откуда и ты шел. У нас в общине нет католической церкви. Вот они и ходят в центр округа.

–Далеко, – удивился Райан.

–Да, путь к богу всегда нелегкий, – философски заметил Эрик.

Эрик оказался общительным собеседником. Он говорил без умолку, много рассказывал про здешние места. Его приятно было слушать. Они проехали мимо старинного дома. С дороги он был одноэтажный, с гаражом на две машины, а со стороны сада двухэтажным.

–В доме, который мы проехали, живут братья Дуглас со своими семьями. Говорят, в нем Джордж Катлин останавливался. Это извест…

–Я знаю, кто это, – улыбнулся Райан, – я хорошо знаком с его работами.

– А ты чем занимаешься?

–Я – художник.

–Я вижу, – от кивнул на деревянный ящик, висевший у Райана через плечо, – Это круто! А я – ветеринар. Мне нравится здесь. Мало людей, много природы. Мои предки были из Германии.

–Мои тоже.

–Круто! Я по фамилии понял. Ты в курсе, что в здешних местах раньше был Немецкая деревня? Поселение так и называлось. Выбор названия, как ты понимаешь, был обусловлен тем, что большая часть первых поселенцев были выходцами из Германии. Сейчас это город-призрак. Почтовое отделение было открыто в Герман-виллидж в 1886 году и работало до 1903 года.

–Нет, не знал. Мои предки все из Миннеаполиса. Город-призрак далеко отсюда?

–Вовсе нет. Вон видишь два амбара, а рядом с ними три огромных резервуара с водой? – Эрик махнул налево, где показались гигантские строения,– Вот если за ними метров семьсот пройти, то к развалинам и придешь. От него до другой части общины по прямой около километра. Рядом с Герман-виллидж есть старое кладбище. Там переселенцы похоронены и местные индейцы, что здесь жили. У них там вроде священного капища недалеко было. Их идолы до сих пор там стоят.

–И что, там совсем никто не живет?

–Живет, – улыбнулся Эрик, – знаешь, какое население Герман-виллидж? Один человек!

–Мужчина?

–Женщина! Миссис Дагерд. Моя мать, – рассмеялся Эрик.

–И никто не водит туда туристов?

–Туристов нам здесь еще не хватало. Ценность этих мест в том, что здесь мало людей и много свежего воздуха.

–Ты – интроверт, – улыбнулся Райан.

–Ага, – согласился Эрик, – но поболтать люблю. Ты женат?

–Нет, а ты?

–Был, мы в разводе. У меня сын есть, он живет с моей матерью. Так что в Герман-виллидж население все-таки два человека, я не один. Просто во время учебы он живет у сестры моей матери, а на выходные моя мама забирает его.

–А твой отец?

–Он умер в прошлом году.

–Сочувствую.

–Спасибо. А твои родители?

–Отца у меня нет, а с мамой у нас хорошие отношения, только в последнее время мы редко видимся. Живем в разных городах. А мать твоего мальчика? Она где?

–Он родился еще до моего брака с Шарлоттой, это моя бывшая жена. А мать этого сына – Эльза Инсли, – племянница Джо Инсли, одного из крупнейших землевладельцев в округе, не слышал про такого? Он, кстати, тоже в той части Гранби живет. Эльза погибла, когда сын был еще совсем маленьким. Ее нашли в саду дома ее отца в живот. Жуткое дело.

–Да, жуткое, – согласился Райан.

Дорога сделала резкий поворот направо и возник давно забытый Райаном Гранби. Хотя нет, Райан врал сам себе. Иногда он вспоминал и Питера, и Пэйтон.

Эрик подъехал к своему домику:

–Где ты остановишься?

–В гостинице, наверное.

–У нас нет отелей.

–До сих пор нет?

–Можешь у меня пожить.

–Спасибо, если ничего не найду, обращусь.

–Увидимся!

Мужчины пожали друг другу руки, и Райан отправился к дому Кертисов.

В это время в стеклянную витрину магазина Марджи, которая на этот раз стояла за прилавком, увидела, как Эрик подвез незнакомца.

–Что это за мужчина? Лица я не разглядела, – спросила она у дочери. Рядом с ней стоял Мэй и Эйден. Эйден пригласил Мэй прогуляться, и Марджи охотно ее отпустила, заняв место у кассы.

–Не знаю, – пожала плечами Мэй.

–Точно не из наших, миссис Паладини, – произнес Эйден.

–Но торс у него… – Марджи мечтательно закатила глаза.

–Что торс? – не понял Эйден.

–Великолепный! – воскликнула Марджи и рассмеялась, – очень подтянутый мужчина. Я думаю, он спортсмен.

–С этой коробкой? – недоверчиво покачала головой Мэй, – Я видела такие художники носят.

–Художники? – Марджи из любопытства вытянула шею, чтобы увидеть, в какую сторону направлялся незнакомец.

По улице в это время проходил Лиланд. Он бесцельно бродил, опустив глаза в землю, будто что-то искал. Эйден окликнул брата:

–Эй, чувак, потерял что?

–Только если Маршу.

Эйден усмехнулся:

–Она прокатила тебя и не пришла на свидание?

–Что-то типа того. Ее бабушка сказала, что она опять куда-то уехала, а ее дядька уже дома.

–Может она в поле нашла себе кого-то? И ездит к нему тайно, – рассмеялся Эйден.

–Ага, кукурузного человечка! – Мэй своей шуткой поддержала Эйдена.

–Да ну вас! – махнул на них рукой Лиланд и зашагал прочь.

–Ну что вы над парнем издеваетесь, – миролюбиво улыбнулась Марджи.

–Мэй, подожди секунду, мне нужно с братом переговорить, – Эйден подбежал к Лиланду, и они о чем-то стали шептаться.

–Эйден – такой милый парень, – сказала Марджи, наблюдая за ними, – и ты, мне кажется, ему нравишься.

–А мне нравится Джек, – резко ответила Мэй, -С Эйденом гулять прикольно, его, по крайней мере, чаще отпускают, чем Джека, -Мэй направилась к братьям.

–Забудь про Джека! – бросила Марджи ей в след.

9

Эшли Дагерд только что поговорила со своей сестрой по телефону. Линда была бывшей наркоманкой. Лет десть назад ей удалось завязать ни без помощи бывшего зятя Люка Грегуара отца Хьюстона. Там же в церкви, она познакомилась с Джаддом, с таким же бывшим наркоманом. Тогда она жила в Дубьюке. Теперь они снимали дом в Гранби. Линда сообщила, что Кэссиди, внук Эшли, снова подрался с Рокко Куриале, сыном Джоанны Куриале. Джоан уже года четыре встречалась с Джимом Вилсоном. Джим вроде считал Рокко за пасынка. Пока Эшли размышляла, с кем ей наперед поговорить с Эриком или Джимом, в кафе, которым она владела, и где она были и поваром, и посудомойкой и официантом, зашла женщина. У нее были рыжие, коротко стриженные волосы, непослушно торчащие в разные стороны, неброский пыльно-полынного цвета пиджак и такая же юбка ниже колен. На вид ей было под пятьдесят. Слишком яркий макияж добавлял ей годов.

–Здравствуйте, можно у вас что-нибудь поесть? – спросила она.

–Конечно, меню у меня не богатое, но все очень вкусно, – Эшли шустро подошла к ней, – могу предложить мясо с овощами на десерт кофе с пирожками. Мясо у меня прямо от местного фермера, все натуральное.

–Давайте все, что назвали, – краешком губ улыбнулась женщина, – у вас тут, я смотрю, немноголюдно.

–Более чем, – улыбнулась в ответ Эшли.

–Кто же к вам заходит?

–Да много кто, в основном, дальнобойщики, а также жители Гранби.

–А в городе кто живет?

–Да все, кто живут здесь, перед тобой.

Женщина понимающе кивнула. Где-то через полчаса незнакомка ушла. У Эшли от ее визита осталось какое-то смешанное чувство. Эшли так и не поняла, кем бы могла быть эта женщина, но то, что она многое пережила в своей жизни, Эшли не сомневалась.

Первый раз Джим Вилсон зашел в кафе «У Эшли» где-то чуть более года назад. Эшли запомнила, потому что тогда прошел месяц, как не стало ее мужа. Джим возвращался с очередного рейса. Обычно он останавливался в кафе у трассы, где работала Джоан, но в тот раз то ли он с ней поругался то ли он решил остановиться поближе к дому, то ли, как надеялась Эшли, слава о ее вкусной стряпне стала известна далеко за пределами Герман-виллидж, но в тот раз он решил пообедать у нее. Эшли не думала, что он когда-нибудь вернется снова, но где-то спустя месяц, Джим Вилсон снова заехал к ней на обед. Потом он стал приезжать к ней после каждого рейса, где-то раз в две недели. Джим рассказывал ей о своей матери, о покойной жене и дочках, по которым он сильно скучал, о бурных отношениях с Джоан, о ее непослушных детях, особенно Рокко, который напоминал ему его самого в детстве. Эшли делилась с ним историей города-призрака, иногда рассказывала о сыне и внуке.

Спустя где-то час после ухода незнакомки, в кафе зашел Джим Вилсон. Эшли не ждала его так скоро.

–Я завтра уезжаю в рейс, – сказал Джим, – зашел попрощаться.

–Когда вернешься? – спросила Эшли.

–Через неделю.

–Поговори с Джоанной насчет Рокко. Он и Кэссиди что-то не ладят.

–Я с Рокко поговорю. У тебя все нормально?

–Да.

–Если что нужно, ты скажи, я помогу.

Джим смущенно кашлянул и вышел из кафе.

–Что ты за человек Джим Вилсон? – пробормотала Эшли, глядя ему вслед.

Пожелав ему легкого рейса, Эшли пошла убираться в комнате Кэссиди. Тот гостил у отца, но вечером обещал прийти.

10

Во время отсутствия Питера его сын Джек во дворе возился с велосипедом. Это был высокий парень с пшеничного цвета волосами и серыми глазами. Райану показалось, что он был очень похож на Пэйтон. Джек увидел, как к ограде подошел незнакомый мужчина: