Цвет греха. Белый

Глава 1

Нина

– Сегодня самый важный день в твоей жизни, Нина. Выйти замуж – это не просто жить вместе или отношения, когда вы встречаетесь друг с другом в свободные вечера, это намного больше. Если вдруг что-то пойдёт не так, развернуться и уйти уже не получится. Придётся постараться и приложить все усилия, чтобы этот брак был счастливым для вас обоих. Усмири свой нрав. Помни, если муж – это глава и голова семьи, то жена – шея, которая поворачивает голову в нужном направлении, – наставительным тоном произносит мама, заботливо поправляя выбившуюся прядь из моей причёски. – А главное, ни при каких обстоятельствах не спорь с мужем, лучше начинай сразу же плакать, – шутит с улыбкой.

Я тоже улыбаюсь ей в ответ, изо всех сил стараясь скрыть за этой видимой эмоцией то, что на самом деле переполняет мою душу. Выходит откровенно фальшиво, и она, конечно же, замечает. Слишком хорошо знает меня.

– Ты волнуешься, и это нормально, – с лёгкостью угадывает она. – Марк тоже очень взволнован. Ждёт не дождётся, когда ты, наконец, появишься, – вновь улыбается, бросив короткий взгляд на свои наручные часы. – Осталось совсем немного времени. Заканчивай с подготовкой. Все губы искусала и помаду съела, придётся подкрасить заново, – качает головой в порицании. – Нужно поторопиться. Если задержишься хоть на полминутки, Эва нас ни за что не простит, – отстраняется и округляет глаза в мнимом ужасе.

Мои пальцы цепляются за подол свадебного платья до судорог в суставах, но это помогает сохранить выдержку. Упоминание о той, кто приложила немало сил, чтобы организовать мою свадебную церемонию по высшему уровню, тоже играет свою роль, и я выдавливаю из себя новую улыбку, обнимая её свободной рукой.

– Хорошо, мам, – заверяю.

– Будь счастлива, доченька.

Она отстраняется и собирается уйти, но будто чувствует неладное, не спешит оставлять меня одну.

– Может быть, тебе помочь с макияжем? – уточняет, задержавшись у двери.

– Нет, я сама, – отказываюсь. – Иди лучше к гостям. Если Тео опять начнёт грубить господину Майеру, у папы снова будут неприятности с инвесторами, – привожу доводом. – Лучше присмотри за ними.

Собеседница понимающе закатывает глаза и кивает, прежде чем всё-таки уйти. Я остаюсь одна. С минуту просто-напросто стою и смотрю, как весенний ветерок колышет занавески, прикрывающие распахнутый настежь выход на террасу. Оттуда доносится лёгкая ненавязчивая мелодия, а я вдыхаю полной грудью, насколько это возможно, учитывая тесноту платья. Оно великолепно. Ещё совсем недавно я искренне любовалась тем, как сшитый на заказ наряд искусно подчеркивает талию, плотно прилегает в бёдрах и, несмотря на то, что заужен к низу, совершенно не мешает движению, идеально подходит для танцев, едва ли в обычной жизни я выглядела настолько грациозно и элегантно, как сегодня. Теперь же… почти задыхаюсь. Хотя дело вовсе не в платье. И ладно бы, если б вся моя проблема заключалась именно в предсвадебном волнении, как решила моя мама. Десять минут назад, перед тем, как она приходит, на мой мессенджер поступает видео. Я успеваю посмотреть только начало – первые секунды, и то, что они несут с собой, не предвещает ничего хорошего.

– Какой ты нетерпеливый… – томно вздыхает миниатюрная брюнетка, потянувшись к пуговицам на мужской рубашке. – И сильный…

С того ракурса, с которого снято видео, не видно её лица. Она стоит полубоком. Длинные волнистые волосы распущены. Зато изгибы женских бёдер, прикрытых кожаной юбкой с высоким разрезом, выделяются так, словно это центр кадра. Кроме юбки, на ней больше ничего нет. И тянется она к… моему будущему мужу.

На тот момент мне не хватило смелости досмотреть видео дальше, да ещё и при маме. Я трусливо вырубила и спрятала, отодвинув телефон в сторону, когда увидела её. Сделала вид, словно ничего такого не случилось. Но я должна досмотреть до конца. Обязана. Только поэтому, спустя минуту своего уединения, заставляю себя снова нажать на воспроизведение.

– Обожаю сильных мужчин, – продолжает восхищаться незнакомка на видео.

Пуговицы на мужской рубашке расстёгнуты. Её руки перемещаются на ремень, расстёгивают сперва его, затем и ширинку. В моей груди начинает щемить с такой силой, словно не бегунок по звеньям проехался, а ножом мне по сердцу полоснуло. Марк шумно выдыхает сквозь зубы и запускает ладонь в тёмный водопад роскошных волос, собирая, крепко сжимая их в кулаке на затылке, тянет за них, а девушка опускается перед ним на колени.

– Нет, не надо… – зачем-то срывается с моих губ, будто это что-нибудь изменит. – Не делай этого…

Мои руки дрожат всё отчётливее, пульс стучит по вискам, а перед глазами плывёт от выступивших слёз. Я позорно зажмуриваюсь. Не знаю, для чего, но начинаю трусливо молиться, чтоб всё было совсем не так, как видится.

Ведь всё именно так…

Будь оно проклято!

Срочно требуется больше воздуха. Несколько раз запинаюсь за шлейф платья, пока пользуюсь распахнутым проёмом. Хватаюсь за перила. Там, на этаж ниже, полно гостей. Они счастливо улыбаются и громко общаются между собой, прогуливаясь среди искусственно созданного деревенского антуража из винтажных столов и стульев, накрытых кружевом и воздушными тканями, украшенных цветами. Я смотрю на них и втягиваю ртом в лёгкие побольше кислорода. Заставляю себя дышать. Раз за разом. Будто разучилась и стараюсь научиться заново. И пусть каждый мой новых вдох – чистейшая порция боли. Донёсшийся с экрана мужской стон, полный наслаждения – как беспощадный удар под дых. Бьёт по мне снова и снова. Наверное, пора бы уже выключить, перестать слушать, насколько ему хорошо, не со мной – с другой, той, о чьём существовании я не знала. Но я не выключаю. Словно какая-нибудь грёбанная мазохистка, упрямо слушаю дальше. И не менее упрямо смотрю, как в специально подобранных для столов горшочках, чайничках, баночках и бутылках удачно смотрятся ветки оливы, лаванды, пучки трав, гроздья винограда, а плетёные корзинки, шкатулки и старинная посуда – как финальный штрих среди щедро накрытого для гостей праздничного угощения в том же стиле французской традиции с поистине царским обилием вина, сыра и миниатюрной выпечки.

Да, это должна быть очень красивая свадьба…

Моя подруга детства постаралась на славу. Даже должна появиться кованая карета, запряжённая чистокровными фризами. Атаман и Бравый – очень красивые и своенравные кони. Говорят, таких, как они, в мире считанные единицы. Этот вид на грани вымирания. Почти, как я, здесь и сейчас.

Зачем я думаю об этом?

Наверное, так проще цепляться за жалкие остатки реальности, которая стремительно рушится и рассыпается у меня на глазах под звучные шлепки мужских бёдер о женские ягодицы, вздёрнутые повыше, чтобы Марку было удобнее мощно толкаться в свою любовницу сзади, пока она громко стонет, умоляя ещё и ещё, посильнее и глубже. Всё лучше, чем вздрогнуть, как от разряда высоковольта, когда справа доносится:

– Это ты так готовишься к своей брачной ночи? – застаёт врасплох низкий баритон. – Репетируешь? Набираешься нового опыта? – звучит уже с издёвкой.

Твою мать!

Голос – знакомый. Но лучше бы нет. Принадлежит самому несносному типу из всех, кого я знаю в этой жизни. Айзек Янг – ходячая неприятность, средоточие нахальства и тот ещё грубиян, несмотря на привлекательный внешний облик. Должно быть, в этом и заключается его проблема. Самодовольный мерзавец в брендовом костюме свято уверен, что является центром вселенной, раз уж такой весь из себя голубоглазый блондин и качок, да ещё и при деньгах, может купить что угодно и кого угодно. Наше общение с ним не задаётся с самого начала знакомства, и он – последний, кого бы я хотела видеть в любой ситуации, уж тем более в этой.

Какого чёрта он тут вообще забывает?

Наверняка воспользовался лестницей, ведущей с террасы в сад, их тут аж две, по одной из них я должна была спуститься к усыпанной цветами дорожке, по которой пройти к свадебной арке, где запланировано сменить мне фамилию с Хорн на Эрдман.

И как много замечает?

Послать бы его в далёкие дали, но он значится в списке приглашённых потому, что является братом жениха Эвы, и для неё это важно. Именно по этой причине я стискиваю зубы покрепче и вместо того, чтобы осуществить своё желание, лишь разворачиваюсь к нему.

– Тебе-то что? – интересуюсь, хотя мне на самом деле вовсе не интересно.

Видео ставлю на паузу. Тот, чьё присутствие я прежде не заметила, лениво крутит стакан виски со льдом и докуривает сигарету, пристально разглядывая меня, а с ответом не спешит. Я даже запах дыма не ощутила до этого момента. Только после того, как этот несносный придвигается ко мне ближе, останавливается в паре шагов.

– Особо без разницы, – криво усмехается, выбрасывая сигарету. – Всего лишь слегка удивился. Тебе бы лучше личико своё подправить, вместо того, чтоб смотреть порнушку. Тушь потекла, – подаётся ещё ближе.

Прикосновение сгиба чужих пальцев к моей щеке обжигает. Вздрагиваю повторно. Отступаю назад, разрывая неприятный контакт. Заслуживаю от него ещё одну кривую усмешку.

– Будешь вечно такой недотрогой, только и останется, что порнушку смотреть, – комментирует Айзек. – Или это у тебя с твоим женишком такая извращённая традиция? Он же у тебя вечно в разъездах, – делает вид, что призадумывается над своими словами. – И как оно? Трах на расстоянии достаточно полноценно заменяет его член, если кончать по телефону с ним на связи?

Вот же…

Хотя надо отдать должное, частично прийти в себя это мне помогает. Сжимаю кулаки, до боли впиваясь ногтями во внутренние стороны ладоней, совершаю новый глубокий вдох.

– Отвали, Айзек, – всё-таки посылаю, хоть и мягко.

Сама же разворачиваюсь и ухожу. Возвращаюсь в комнату, где готовилась к церемонии. Плотно прикрываю за собой дверь. Вряд ли нежеланный гость и сам задерживается на террасе, но новые сюрпризы мне ни к чему, тех что уже есть – за глаза хватает. В зеркале, размером в полный рост, моё отражение выглядит реально жалко. Тушь не просто потекла, создала мне новый вид макияжа, этакий в стиле панды. Хватаю салфетки, утираю наспех. У меня не так уж много времени до того момента, как должна начаться церемония бракосочетания, и сюда заявится кто-нибудь ещё. Видео до конца так и не досмотрено, но я больше не включаю. Не сейчас. Куда больше интересует номер, с которого мне его прислали. Цифры незнакомые, а абонент оказывается недоступен.

Ну и ладно!

Не столь важно, кто…

Набираю другой номер. Гудки длятся не так уж и долго. Вызов принят практически сразу.

– Ты должен подняться, – проговариваю сухо, без лишних распинаний. – Сюда. Ко мне.

Кто бы знал, чего мне стоит сохранить эту видимость спокойствия. Тогда, когда хочется кричать в голос.

– Разве жениху можно видеть невесту до свадьбы? – беззаботно отзывается Марк, не различив моего настроения, хотя через небольшую паузу добавляет осторожно: – Что-то случилось? Ты в порядке? Всё нормально?

Я разбираю в его голосе беспокойство. От него мне вдвойне больнее. Ненавижу лицемерие.

– Случилось, – не отрицаю. – Приходи. Сейчас же, Марк, – требую, игнорируя остальные бесполезные расспросы.

Следует пауза. Шумный выдох. Мой. И его.

– Хорошо. Иду.

Да, приходи. Может быть и существует традиция, при которой жениху не следует видеть невесту до свадьбы, но уже без разницы. Свадьбы всё равно не будет.

Глава 2

Нина

Полторы минуты ожидания кажутся вечностью. Я считаю про себя каждую уходящую секунду, прежде чем дверь со стороны террасы вновь открыта, и появляется Марк. Увидев меня, он хмурится, спешит оказаться рядом. Если бы это произошло час назад, я бы улыбнулась, с замиранием сердца разглядывая, как же ему идёт строгий фрак с идеально завязанной бабочкой. Но сейчас скорее хочется на него наброситься. Ударить. Чтоб ему было так же больно, как мне, а может и намного сильнее.

– Нина? – зовёт он с проскальзывающим беспокойством. – Что случилось, милая?

Бесячее обращение. Всегда вымораживало. Словно мы пятидесятилетняя парочка и давно на пенсии. И если прежде я стойко терпела, позволяя называть меня, как ему вздумается, то теперь своё раздражение не скрываю. Как назло, в воспоминаниях живёт не только это. И запись. Слова Айзека буквально застревают в моей голове, мешая думать о чём-то другом. Мой жених в самом деле часто бывает в разъездах. Его отец – глава большой корпорации, постоянно даёт Марку поручения, сопровождающиеся длительными командировками, поскольку самому возраст и состояние здоровья не позволяют устраивать проверки на местах, в филиалах. И если прежде меня это не особо напрягает, ведь мы вроде как приспосабливаемся к тому, что приходится быть друг от друга на расстоянии, то теперь всё воспринимается иначе.

Он поэтому мне изменяет? Потому что я не всегда рядом. Или же наоборот? Уезжает, чтоб как раз изменять.

– А это ты мне скажи, – веду плечом, избавляясь от прикосновения к нему.

Включаю треклятую запись на телефоне и отдаю мужчине, отходя в сторону. В отличие от меня, Марку требуется немного времени, чтоб понять, что именно она в себе содержит. Выключает. Возвращает ко мне внимание. И молчит. Просто смотрит. Тяжело. Пристально. По непроницаемому выражению лица не понять, что думает и испытывает. Вина? Нет. Сожаление? Его тоже нет.

Ни-че-го!

– Не молчи. Скажи что-нибудь, – не выдерживаю я первой. – Хотя бы соври, что это не ты. Скажи, что это монтаж. Или какой-нибудь невероятный брат-близнец, двойник. Подстава. Не ты, Марк. Кто угодно, но только не ты. Не молчи. Скажи же уже хоть что-нибудь!

Мои фразы становятся все громче и громче, а на его лице по-прежнему не отражается ни единой эмоции.

– Я, – единственное, что следует от него.

А я, наверное, начинаю сходить с ума, потому что вместо того, чтобы банально залепить ему пощёчину, после чего развернуться и уйти раз и навсегда, подобно конченной мазохистке собираюсь вытащить из него куда больше подробностей. О том и спрашиваю:

– Кто она?

– Никто. На один раз.

Если кому и дают пощёчину, так это мне. Словами. Они ранят, порой, куда глубже физической расправы.

– То есть, не первая?

Угадываю.

– Не первая.

Начинает казаться, уж лучше б соврал…

Не рассказывал мне об этом с такой лёгкостью!

На глаза опять наворачиваются слёзы. Я накрываю лицо обеими ладонями, лишь бы он их не видел. Отворачиваюсь. Всё, что закипает во мне, превращается в зияющую дыру. Ничего не остаётся. Пустота.

– Уходи, Марк. Всё. Это конец.

Конец – ужасное слово. И вместе с тем привычное. Всё в этом мире когда-либо заканчивается. Срок годности. Отношения. Жизнь. Как у тех лошадей, что на грани вымирания. Мне следует помнить об этом. Просто принять. Какой смысл искать виноватых и выяснять, из-за кого или чего так происходит? Это ничего не спасёт. А я честно пытаюсь. И пусть никак не принимается. Безумно хочется крушить всё вокруг. Без разбора. Особенно нестерпимо в тот момент, когда слышу:

– Всё? Конец? Что это значит? – будто невнятно говорю, удивляется Марк. – Не неси чушь. Возьми себя в руки. У нас свадьба. Та шлюха – всего лишь шлюха. Ничего не значит, Нина. Я… – разворачивает к себе.

Вот теперь пощёчина – настоящая. Обжигает не только мою ладонь об его щёку. Разводит настоящий пожар в моей груди. Там словно что-то взрывается.

– Шлюха, снятая на ночь?! – срывается с моих уст в порыве эмоций. – Ты серьёзно?! Ты вообще в себе?! Ты засовываешь свой член хрен знает в кого, да ещё и регулярно, и тебе даже нихрена не зазорно, а я, значит, чушь несу?! Да пошёл ты, Марк!

Вторая пощёчина звучит намного громче. Обжигает ярче. И отзывается острой болью в моём запястье, когда при новом замахе моя рука перехвачена и сдавлена им. Я знаю, что первой перехожу допустимые границы, но это не мешает мне ненавидеть его ещё больше, чем уже есть, когда безжалостная хватка становится всё сильнее, а мои колени постепенно и вовсе подгибаются, после чего я вынужденно оказываюсь на полу, у мужских ног.

Как же чертовски больно!

– Я сказал, возьми себя в руки. У нас свадьба, – мрачно повторяет Марк. – Если бы я собирался жениться на истеричке, то выбрал бы кого-нибудь с приданным побогаче, чем твоё. Если вдруг забыла, внизу нас ждёт больше трёх сотен гостей. Какая-то шлюха, снятая на ночь, совсем не повод отменять такую грандиозную свадьбу. Ты вообще помнишь, кто на неё приглашён? Та девка – всего лишь девка. Вероятно, ты особо не в курсе, но все мужчины ходят налево. Я не хотел, чтобы ты узнала об этом вот так, но раз уж… – осекается и замолкает, а его хватка опять причиняет боль. – Откуда это видео? – прищуривается, глядя на меня сверху-вниз. – Ты что, за мной следила?

Боль в запястье так сильна, что отдаёт в плечо и мне требуется некоторое время, чтобы ответить. Лишь после того, как мужчина сбавляет силу нажима пальцев, склоняясь ко мне ближе, я произношу вынужденно:

– Если бы я была причастна к этому видео, то ты бы разговаривал сейчас не со мной, а с Тео, – кривлюсь.

Заодно напоминаю ему о том, что мой старший брат Теодор Хорн – старший лейтенант полиции. Уж кто-кто, а он точно не пропустит здоровенный синяк, который появляется на мне в данную минуту. И если бы я правда собиралась проследить за Марком, то попросила бы именно его. А он вряд ли прислал бы мне такие сцены. Скорее сломал моему жениху не одно ребро, и кто знает, что ещё сделал бы, с его-то вспыльчивым характером.

– И то верно, – вздыхает Марк, начиная думать в том же направлении, что и я. – Прости, Нина… – заодно и кается, только не особо понятно, в чём именно. – Я просто не ожидал. Ты застала меня врасплох. Прости. Я погорячился. Больше такое не повторится.

То есть, всё-таки за синяк просит прощения?

Так и есть. Помимо принесённых извинений, с сожалением оглядывает моё запястье, усаживаясь рядом.

– Я понимаю, ты расстроена. И у нас с тобой будет целый месяц впереди, чтобы я загладил свою вину. Обещаю, я всё компенсирую, – заглядывает мне в глаза, явно имея в виду наш запланированный медовый месяц после церемонии. – Не плачь, не надо, пожалуйста, – тянется ко мне ближе, задевая мою скулу, по которой, вновь, оказывается, стегает солёная влага. – Ну? Будь умницей. Обещаю, мы всё обсудим. Позже. Я постараюсь больше не расстраивать тебя так. Что скажешь?

Что скажу…

Он ещё спрашивает!

От этого его «я всё компенсирую» аж зудит мерзкой чесоткой, въедаясь в нутро. Всё-таки не в первый раз говорит мне такое. Но если раньше нечто подобное относилось к тем временам, где он опаздывал из-за пробки вместе со мной в кинотеатр или же задерживался на работе, поэтому мне приходилось проводить вечер одной, то теперь… как, мать его, можно компенсировать такое?! Разве что посмертно. И то исключительно потому, что про покойников плохо не отзываются.

Но то про себя.

Вслух:

– Уходи, Марк. Свадьбы не будет, – подсказываю, раз он такой недогадливый. – Не хочу тебя видеть. Уходи и не возвращайся.

Собираюсь отодвинуться. Но не выходит. Он ловит мой подбородок гораздо раньше, поворачивает мне голову и не позволяет отвернуться, пока чеканит каждое последующее безжалостное слово:

– Не хочешь меня видеть, да, Нина? – произносит тихо, с отчётливой злостью. – Правда, веришь, что тут только мои и твои желания учитываются? А об отце моём ты подумала? В какой ярости будет он, когда узнает? Он ведь и так был против того, чтобы я на тебе женился. А знаешь, что будет потом? Про своего отца тоже вспомни. Что с ним будет, когда наша компания заберёт все вложенные в его новый бизнес инвестиции? Банкротство – это лучшее, что может с ним случиться. Остальные инвесторы разберут вашу упёртую семейку по косточкам, ничего живого и здорового от вас не останется. Твоего любимого старшего брата пустят в расход первым же, чтоб под ногами не мешался.

Я слишком хорошо знала Марка, чтобы решить, будто его слова – пустая угроза. Он из того типа людей, которые не разбрасываются фальшивыми обещаниями. Моё сердце стучит чаще и громче, а уши закладывает, стоит в красках представить себе всё то, о чём он говорил. Семья Марка действительно очень влиятельна в финансовой сфере, а другие инвесторы, вложившие свои средства в бизнес моего отца, в самом деле не только богаты, но зачастую опасны. Бредит тот, кто верит, что нажить такие состояния возможно лишь упорным трудом и временем.

– Нет, – мотаю головой в отрицании, прогоняя из сознания жуткие образы. – Мой папа тут вовсе не причём. Это только между тобой и мной, – поджимаю губы.

Он ничего не говорит. Лишь брезгливо ухмыляется. Поднимается на ноги. Точно знает, что дальнейшие уговоры ни к чему. Я прекрасно всё усваиваю.

– Осталось пять минут, Нина. Приведи себя в порядок. Не заставляй всех ждать, – роняет безразлично в качестве временного прощания, пока уходит, но притормаживает в дверном проёме, через небольшую паузу добавляя цинично: – А если тебя так задевает, что я хожу на сторону, научись сосать получше. Тогда, может, и не стану.

Вот теперь точно уходит. А я остаюсь ровно там, где он меня оставляет, не в силах подняться. И не имею не малейшего понятия, что же в таком случае делать…

Глава 3

Нина

В моей голове царит война. Отпущенное мне время стремительно утекает, но обрести столь необходимое сейчас хладнокровие никак не получается. Скатывающиеся по щекам слёзы откровенно душат. Нет сил даже подняться с колен. Я сдавливаю пальцы до боли в суставах, перебираю одну хаотичную мысль за другой в поисках более подходящего возможного варианта, но чем дольше думаю, тем больнее становится, и ничего кроме.

Я не могу выйти за него!

Но и отказаться невозможно…

Попросить помощи тоже у не кого. Если скажу Тео, ни у одного из нас не останется спокойствия. Замешаны слишком большие деньги, чтобы он мог с этим справиться. Только тем самым подставлю его. Марк, какой бы сволочью не выглядел сейчас в моих глазах, всё верно сказал по этому поводу. Говорить родителям тоже ни в коем случае нельзя. У папы слабое сердце. Мама непременно ему проболтается. Взваливать на них последствия моего неудачного выбора – последнее дело. Я же, выходит, сама виновата. Не разглядела в своём женихе то, что любая другая женщина давно бы заметила. Будто слепая. Тупица. И тогда, получается… я реально должна терпеть это дерьмо? Как в каком-нибудь дешёвом сериале со стрёмной концовкой, где героиня заканчивает жизнь самоубийством, потому что крыша едет от такой паршивой семейной жизни. А кроме них у меня и нет никого. Если только Эва. Но и её просить о таком большом одолжении я тоже не могу. Произойди всё какой-нибудь месяц назад, её отец непременно помог бы. Эва – его единственная дочь и наследница, а Рейнард Вайс очень состоятельный человек. Но в данный момент он под следствием, свобода для него вряд ли предвидится, а отношения между отцом и дочерью напрочь испорчены. Не уверена, что восстановятся.

Всё-таки нужно подняться на ноги…

Для начала.

Потом…

Мысль обрывается, так и не сформировавшись. Вместе со звуком чужих шагов. Мужские ботинки перешагивают границу между террасой и комнатой, приближаются ко мне вплотную и останавливаются, а их обладатель опускается на корточки, внимательно вглядываясь в моё лицо, стоит мне поднять голову, чтобы убедиться в том, кто именно заявился столь не вовремя.

Я бы не удивилась, если бы это был Марк. Он не отличается терпением и предпочитает пунктуальность.

Но тот, что передо мной – не Марк.

Айзек, мать его, Янг…

Какого чёрта он тут опять забывает?!

Видимо, приходит в очередной раз поиздеваться. Неспроста брезгливо ухмыляется, как только смотрит на меня. Впивается взглядом, как безжалостный хищник, собирающийся добить свою загнанную добычу.

– Сказал же, тушь потекла, – вытаскивает безупречно белоснежный платок из своего кармана, протянув тот мне.

Я почти умиляюсь. Кто в наше время носит с собой тканевые платки? Жест выглядит очень уж старомодно галантно. Если б не знала хозяина этого платка, восприняла бы, как вежливость или же заботу. Вот только галантные, заботливые и вежливые мужчины не запихивают девушек в багажник своей машины, если она отказывается ехать с ним. А он со мной именно так и поступил, вместо того, чтобы нормально объяснить, кто, зачем и по какой причине его ко мне тогда отправил.

Платок не беру. Зато приподнимаюсь с колен.

– Да пошёл ты, – кривлюсь.

Брезгливая ухмылка на холёной физиономии блондина становится лишь шире и приобретает презрительный оттенок, а я задумываюсь о том, что вряд ли он в самом деле воспринимает просмотренное мной видео с тем, как мой жених имеет другую девушку, за обычную порнушку, как мне кажется на первый взгляд.

А мой последний разговор с Марком тоже слышал?

Весь? Или лишь часть? И если да, то какую именно?

– Что ты здесь вообще забыл? – добавляю, расправляя плечи. – Всё никак не даёт покоя количество и качество моих оргазмов? – ехидничаю, вспомнив то последнее, что он говорит при нашей прошлой встрече.

Собираюсь окончательно подняться, но путаюсь в треклятом шлейфе. Выглядеть перед ним ещё более нелепо совершенно не хочется, поэтому вынужденно возвращаюсь в прежнюю позу, собираясь выгнать его уже наконец отсюда, а затем действительно заняться собой. Но ловлю его новую ухмылку. И до странного пристальный взгляд. Айзек не спешит с ответом. Раз уж я не принимаю от него платок, сам вкладывает его в мою руку.

– Когда это реально начнёт меня беспокоить, я их просто-напросто пересчитаю, – сообщает с виду миролюбиво. – Уверен, это не займёт много времени, – добавляет самонадеянно, выдерживает короткую паузу, после которой продолжает, окончательно охамев: – Ты, кстати, как предпочитаешь? С пальцами в твоей аппетитной заднице, или лучше сразу засунуть в неё что-то посущественнее? – заинтересованно склоняет голову.

И… реально ждёт ответ!

Пока мои пальцы сжимаются всё сильней и сильней, комкая белоснежный платок, а я сама где-то между желанием заехать ему по роже или аккурат по тому самому месту в его штанах, которым он преимущественно думает.

– Да иди ты на х!.. – жаль, не договариваю.

Как и осуществить ни одно из своих вспыхнувших жгучей патокой желаний не успеваю.

– Прежде чем соберёшься послать меня ещё раз, хорошенько подумай своей головкой, солнышко, – перебивает меня Айзек. – Много ли среди всего собравшегося здесь окружения настолько отшибленных на голову, чтобы пойти против Марка Эрдмана? – озвучивает риторическим вопросом. – Разве что мои братья, – сам же пускается в рассуждения. – Но у Адема есть своя головная боль, – припоминает старшего из них. – Он недавно стал папочкой семнадцатилетней девицы, склонной к побегам. А Кай слишком занят сейчас мыслями о том, как бы засадить поглубже твоей подружке. На него бы я тоже не рассчитывал, – заканчивает цинично.

Я, как остаюсь в начале его речи с приоткрытым ртом, так и не закрываю. Втягиваю им в себя побольше воздуха. Как бы не хотелось ответить ему с не меньшей грубостью, проглатываю все свои возможные оскорбления и пытаюсь переосмыслить услышанное.

Он сейчас так предлагает свою помощь?

Да быть такого не может!

– С чего бы тебе мне помогать? – фыркаю встречно.

Разумеется, я не верю. Поначалу.

Но…

Правда, поможет?

В конце концов, этот циничный мерзавец, какой бы сволочью ни был – не из тех, кто бросает слова на ветер.

А значит…

– Что, готов поделиться ста двадцатью миллионами евро, чтобы я могла выкупить свою семью? – спрашиваю, хотя знаю, что получу отрицательный ответ.

Собирался бы вложиться в бизнес моего отца вместо Марка, увидев в нём перспективу, просто сделал бы, уж точно не стоял бы сейчас передо мной. Ему точно нужна иная выгода.

Какая?..

– Если бы дело было в деньгах, твой жених бы реально нашёл себе девицу с более богатым приданым, – безразлично пожимает плечом Айзек, тем самым ясно давая понять, что он в курсе обо всём, произошедшем между мной и Марком. – Может, по его словам, сосёшь ты и хреново, но в тебе определённо что-то есть, раз он так маниакально вцепился в идею жениться на тебе, – прищуривается и разглядывает меня до того пристально, словно ищет на моём лице ключ к разгадке этой самой идеи, а затем и вовсе придвигается ближе, задевая сгибом указательного пальца мою нижнюю губу, оттягивая ту.

Да с такой демонстративно задумчивой физиономией, словно начинает сомневаться в том, настолько ли «хреново», как обозначено.

Придурок!

– Да пош… – врезаю по чужой руке, чтоб больше не распускал, заодно отодвигаюсь подальше.

Но сорвавшийся с губ посыл всё-таки проглатываю. А блондин, будь он неладен, на это лишь в очередной раз ухмыляется со снисходительно-понимающим видом.

– Зачем тебе мне помогать? – возвращаюсь к прежней теме.

Мои слёзы высыхают. Поданный им платок уже не нужен. Да и вряд ли спасёт мой размазанный макияж, даже если воспользуюсь. Мой мимолётно брошенный взгляд в зеркало сбоку то лишь подтверждает.

Видок у меня тот ещё!

– Почему нет? – флегматично отзывается Айзек, выпрямляясь. – Когда твой женишок поймёт, что обломился со свадебкой и взбесится, обязательно начнёт творить дичь и ошибаться. Станет лёгкой добычей. И тогда, с небольшой твоей помощью, я отожму весь капитал их блудной семейки. И ты, и я – в плюсе. Мне – их финансы. Тебе – свобода. Когда останутся без гроша, вряд ли для всех остальных будет иметь значение хоть одно их слово, – протягивает мне ладонь.

Учитывая историю знакомства Кая и Эвы, то звучит вполне ожидаемо и логично. Это же самый лёгкий способ приумножить своё состояние, совсем не новшество в нашем мире. Средний из братьев, ведомый личной неприязнью к Райнарду Вайсу, не так давно как раз провернул подобный номер, засунув его за решётку, присвоив большую часть финансов себе. Собственно, так Кай и Эва и познакомились. Подруга тоже не осталась в стороне, такое ему в ответ устроила… хотя ныне они всё равно вместе, и кажется, это надолго, если не навсегда. Хорошо, я – не Эва. Ещё лучше – то, что в случае успеха я не только стану свободной, уберегу близких, но и отплачу Марку Эрдману той же монетой. Пусть узнает и прочувствует на своей шкуре, каково это – быть жестоко преданным.

Почти идеальный вариант!

Если бы не…

– К тому же, мне только в радость насолить твоему брату-задроту, – добавляет Айзек.

Закономерно напрягаюсь. Протянутой мне руки, которую почти решаюсь принять, так и не дотрагиваюсь. В свете упомянутых событий с участием Эвы и её отца, Теодор и Айзек в самом деле не ладят. Когда подруге нужна была поддержка в случившемся противостоянии, мой брат помог Эве, а Айзек – своему брату. И пусть Эва и Кай помирились, но возвышающийся передо мной и старший лейтенант полиции – нет, на то он и полицейский, что терпеть не может несправедливость.

– Причём тут мой брат? – выгибаю бровь.

Внутри снова поселяется тревожное чувство.

Отчасти, не напрасно…

– Как это причём? – фальшиво удивляется в свою очередь Айзек. – Ты только представь, в какой «восторг» он придёт, когда поймёт, что мы теперь родственники.

Что мы теперь… кто?!

И с чего бы?

– Это что, такая очередная твоя дебильная шутка, или что? – вздыхаю.

Поскольку он так и не дожидается, когда я всё-таки приму его жест, сам ловит мою руку.

– Воспринимай, как хочешь, мне похрен, – тянет меня вверх. – Единственное, что тут важно: как только я заберу тебя отсюда, нельзя оставить твоей ущербной брошенке ни шанса на реабилитацию, – помогает мне подняться на ноги и притягивает к себе ещё ближе. – Не знаю, почему вы – женщины возводите потенциальность совместного сожительства в абсолют до такой степени, словно это какая-нибудь коронация всей вашей жизни, – презрительно ухмыляется, с неприязнью разглядывая моё свадебное платье. – Но лично со мной ты развестись сможешь без проблем, когда всё закончится. У меня нет такого великого комплекса неполноценности, как у твоего женишка, чтоб держаться за бабскую юбку. А что делать будешь, если вдруг придётся разводиться с ним?

Собираюсь ответить не менее дерзко, но, приоткрыв рот, так и не нахожусь со словами. Банально теряюсь в том, с какого бы из его мудацких замечаний начать. К тому же, все они меркнут на фоне последнего – самого существенного. Сказала бы, что это невозможно. Но ведь нет. Ещё как возможно. Священнику, который сегодня должен официально подтвердить наш брак, и без того заплачено достаточно. А Марку ничего не стоит добавить ещё чуть-чуть в случае необходимости, чтоб тот закрыл глаза на отсутствие согласия со стороны невесты.

– Ладно, допустим, – соглашаюсь вынужденно.

Разумеется, я не в восторге от самой мысли о чём-то подобном, но, кажется, на свадьбы у меня в принципе теперь стойкая аллергия, так что… терять мне уже нечего.

– Если допускаешь, чего тогда такая кислая? – по-своему расценивает мою реакцию Янг и демонстративно заботливо ведёт сгибом указательного пальца по моей щеке, словно утирает слёзы, которых там уже и так нет. – Как существенный бонус, научу тебя как следует отсасывать, – нахально подмигивает.

Врезала бы…

Но ещё успеется!

Как и высказать всего и больше по этому поводу!

Пусть сам себе отсасывает…

Куда важнее выяснить последнее:

– Что будет с моими родителями, ты тоже учёл? – интересуюсь, раз уж он у нас тут типа самый умный и предусмотрительный, заодно и отодвигаюсь, насколько это возможно. – Когда станет известно, что я ушла с тобой, в случае если я всё же… – пускаюсь в пояснения, но не заканчиваю.

Не нужны они ему вовсе.

– Ушла? – перебивает с насмешкой блондин. – Нет, солнышко. Не ушла. Ты же примерная невеста и не хочешь создать никому новые неприятности своим возможным побегом, раз уж тебе прямо обозначили, что непременно будут последствия и не только для тебя? – озвучивает риторически, одновременно со словами подбирая начинающий окончательно путаться подол моего платья, после чего и вовсе тянет меня к той двери, которая ведёт не на террасу, а в основную часть здания.

Звучит вполне логично. Но более понятно не становится.

– Если не ушла, тогда… – отзываюсь.

И опять не договариваю.

– Считай, я тебя украл, – беззаботно пожимает плечами Айзек. – По крайней мере, именно так будут считать все остальные. Тогда твой недобитый своей пропажей жених уж точно должен будет сперва устроить показательные поиски, а не мстить твоей семье, – открывает дверь и перешагивает порог, но останавливается в коридоре.

Подол моего платья задран ещё выше. Я и это позволяю ему. В конце концов, в противном случае вряд ли я дошла бы хотя бы до служебной лестницы. Ведь именно к ней он меня и ведёт, как выясняется немного позже.

А я…

Я реально так и сделаю?!

Не просто доверюсь тому, с кем ещё час назад добровольно заговорила бы только под угрозой расстрела, но и соглашусь на предложенную им авантюру.

И даже хуже…

– Куда мы отправимся?

– Знакомиться с твоей новой свекровью.

Глава 4

Нина

Когда весь мир вокруг тебя в одночасье сходит с ума и катится в бездну, сложно остаться адекватной и не спятить вместе с ним. Наверное, сегодня это как раз про меня.

Иначе чем ещё оправдать то, что я делаю?

Пока невзрачный внедорожник несётся среди множества других машин, теряясь в дорожном потоке, я спешно пишу сообщение той единственной, с кем я могу без опасений поделиться, пусть и без подробностей. Не могу иначе. Уж кто-кто, а Эва наверняка найдёт способ донести до моих родителей обо всём таким образом, чтоб было безопасно, и они не подхватили сердечный приступ, когда узнают, что их дочь пропала.

– Выключи, – замечает мои манипуляции находящийся за рулём Айзек. – Совсем. И выброси.

Его голос звучит резко и командно, но я не спорю. Раз уж подписываюсь играть по заданным им правилам, какой смысл теперь возражать? Правда выключаю. Хотя, приоткрыв окно, всё же немного медлю, прежде чем отправить средство связи на улицу. Пальцы сводит судорогой, стоит подумать обо всём том, с чем я попрощаюсь раз и навсегда вместе с гаджетом. Сообщения. Фото. Видео. Воспоминания. Нехилая часть моей жизни.

Всё-таки выбрасываю.

Не без сожаления…

И тут же замираю, с удивлением наблюдая за тем, как блондин пользуется своим телефоном. Не из-за того, что именно он делает, суть больше в сопутствующем:

– Нужно забрать загранпаспорт, – без всяческого приветствия велит кому-то, затем выдерживает небольшую паузу, выслушивая ответ собеседника. – Он нужен мне в течении двух часов. Локацию, куда привезти, скину чуть позже, – добавляет.

Не только об этом. Адрес, где забрать документ, также называет. Мой адрес. И ладно: улицу, дом. С учётом, как он однажды прокатил меня в своём багажнике с доставкой как раз в данном направлении, потому что так велел Кай, когда ему пришлось забрать Эву из ночного клуба, где мы с ней в ту ночь находились вместе, нет ничего особо удивительного, разве что немного – тот факт, что Айзек запоминает данные по прошествии такого количества времени. Но ведь и номер квартиры тоже называет… который лично я ему не обозначала никогда.

Откуда ему известно?!

Словно собирал на меня данные. Или же скорее искал компромат. На Марка? Я же вроде как его недобрачное приложение. Да, скорее всего, поэтому.

Поразмыслила бы, как следует, но отвлекает…

– Где именно лежит? – уточняет у меня Айзек, обернувшись.

– В спальне, – не сразу соображаю верный ответ. – Верхний ящик комода.

Блондин кивает. Передает полученную информацию. На этом их разговор исчерпан. Но не моё проснувшееся любопытство. Хотя всё равно ни о чём таком не спрашиваю. Отворачиваюсь к боковому окну, наблюдая за тем, как среди мелькающего перед глазами пейзажа становится всё меньше и меньше городских зданий. Молча делаю выводы. В том числе о том, что ключи от моей квартиры никому не требуются, а дорога ведёт в аэропорт.

– В бардачке есть влажные салфетки. Тебе стоит ими воспользоваться, – нарушает недолгое молчание Янг.

Лично меня уже не интересует, как я выгляжу. Но и тут никак не комментирую. Просто ищу то, о чём он говорит. Как только нахожу, вскрываю упаковку, но не спешу ими пользоваться. Внедорожник сворачивает к заправке, и более заманчивой кажется мысль наконец нормально умыться, воспользовавшись туалетным помещением внутри небольшого маркета, он там точно есть. Вот только выйти наружу мне не позволено.

– Я скоро вернусь, – бросает Айзек, прежде чем выбраться на улицу.

Едва дверца с водительской стороны захлопывается, доносится глухой щелчок. Все замки заблокированы.

– Можно подумать, и впрямь похищение, – язвлю в сердцах ему вслед и всё-таки пользуюсь салфетками.

Разумеется, моё замечание не услышано. Да и возвращается блондин в самом деле довольно скоро. Помимо оплаты полного бака, приобретает что-то для меня в картонном пакете. Купленное спихивает мне в руки.

– Что это? – спрашиваю скорее машинально, нежели потому, что мне действительно интересно.

Для того, чтобы передать покупку, он открывает дверцу с моей стороны, и я более охотно наслаждаюсь порцией свежего воздуха, глубоко втягивая в себя кислород. Если бы ещё отошёл сразу же, было бы вообще великолепно, но и так сойдёт. Отодвигаться от меня, судя по всему, Айзек всё равно не собирается.

– Твоё новое свадебное платье, – снисходительно сообщает на мой вопрос.

Вот теперь я в пакет заглядываю. Внутри действительно платье. Трикотажное. Ядрёно розовое. Скорее на подростка, из разряда «Всё по 9,99 €», чем для взрослой женщины. Вряд ли в таком месте можно купить что-то более толковое, так что напрягает не сам фасон.

– Прям так уж и свадебное, – кривлюсь.

– С учётом, что именно в нём ты станешь синьорой Янг в ближайшие полтора часа, оно самое, – нахально улыбается Айзек.

В ближайшие полтора часа?!

Так скоро?

К тому же…

– Синьорой Янг? – переспрашиваю.

Вопрос проигнорирован. Вместо ответа на него слышу встречное:

– Как у тебя с диалектами итальянского?

– Точно так же, как и с самим итальянским. Никак.

Пакет с платьем перехватываю иначе. Вбиваю ему в грудь. Не дожидаюсь, когда он поймает. Демонстративно отворачиваюсь, сложив руки на груди, приготовившись продолжить поездку. Хотя совсем не удивляюсь, когда на этом тема с покупкой не заканчивается. Айзек ловит пакет до того, как он мог бы свалиться на асфальт, запускает руку внутрь, а другой – ловит моё запястье, бесцеремонно разворачивая меня обратно к себе всем корпусом.

– Учти, скорее я тебе на голову это платье надену, чем ты на меня, – предупреждаю.

По его губам скользит ядовитая ухмылка. Но блондин никак не комментирует моё нежелание переоблачаться в купленное им безобразие, от расцветки которого у меня предвидится нервный тик. А из пакета достаёт… коробку с пластырями. Очевидно, она лежала под тряпкой, поэтому я её прежде не заметила. Хотя то нисколько не объясняет, на кой ему сдаётся медицинский пластырь. Вернее, мне.

– Зачем это? – напрягаюсь.

Не столько от самого факта наличия пластыря, сколько от последующих действий мужчины. Он ведь, мало того, что забрасывает ставший никому не нужным пакет с платьем на заднее сиденье, достаёт один из пластырей, освободив тот от упаковки, так ещё и перехватывает другое моё запястье, внимательно разглядывая расцветающий там синяк, после чего предельно аккуратно наклеивает пластырь поверх повреждённого участка. Самоклеящаяся повязка пахнет ментолом. Если верить надписи на бело-синей коробочке, также оставшейся в стороне, обладает местно анестезирующим и противовоспалительным действием, а каждое последующее прикосновение чужих сильных пальцев ощущается до того едва осязаемо, словно их обладатель откровенно опасается навредить.

Дальше…

Что-то совсем невообразимое!

Расходится мириадами мурашек по всему моему телу. Можно подумать, мы где-нибудь в Арктике, на улице давно не плюс двадцать с лишним, а расползающееся чувство ложного холода на мне усиливается с каждым уходящим мгновением, просачиваясь под кожу, въедается в мои вены. Пульс стучит чаще. Сердце бьётся громче. В наступившем между нами слишком тесном молчании я чувствую это чрезвычайно отчётливо, чтобы попробовать думать о чём-либо ином.

Да какой там, думать!

Мои глаза округляются сами собой, пока я смотрю на мужчину, а он, закончив с наклеиванием пластыря, сперва удостоверяется, что тот расположен, как надо, после чего склоняется ниже, сжимая мои пальцы в своих крепче прежнего. Мириады мурашек исчезают. Вместе с прикосновением твёрдых губ чуть выше внутренней стороны моей ладони. Меня ж будто током прошибает.

– Стоит поберечь эти красивые хрупкие ручки, – произносит Айзек, выпрямляясь, возвращая мою ладонь мне на колени.

Сами колени тоже поворачивает. И даже непослушный шлейф платья поправляет. Но дверцу машины с моей стороны, которую собирается закрыть после всех своих манипуляций, немного придерживает.

– Они же нам обоим очень скоро пригодятся, – добавляет. – Раз уж ты у нас пока совсем неумелая, и вряд ли сможешь достаточно глубоко принять мой член в своё горло, придётся этими самыми ручками помогать. Хорошо бы, чтобы они были в порядке, и в них нашлось достаточно силы, пока я не кончу в твой капризный ротик, а ты проглотишь всё до последней капли.

Чего-о-о?!

Если бы и собиралась предъявить, автомобильная дверь захлопнута. Прямо перед моим носом. А самодовольный мерзавец на то и самодовольный, что с таким же самодовольным видом направляется заканчивать с заправкой бака. Пока дожидаюсь, когда он вернётся, в голове атомный взрыв происходит. Никак не могу выбрать, какое именно из напрашивающихся десятков оскорблений стоит к нему применить вслух. В итоге выбираю одно-единственное. Его и пишу, воспользовавшись ручкой, которую ранее замечаю в бардачке рядом с влажными салфетками. У меня предостаточно времени, чтобы с особой старательностью на несколько раз обвести поверх одного из оставшихся пластырей слово: «Кретин!». Защитную оболочку с клейкой стороны уже потом снимаю. Разумеется, исключительно для того, чтобы от всей души залепить этот пластырь с надписью усевшемуся за руль прямиком на лоб.

Позаботься лучше об этом, мудак!

Жаль, секунды моего злорадства длятся не долго. Эмоцию быстро сменяет досада, ведь оказывается, что пластырь не оставляет никаких следов на коже. Айзек снимает его легко и безболезненно, совсем не морщится.

Ему даже ничуточки не обидно!

– Почти решил, что с тобой будет скучно, но ты оказывается такая затейница, – нахально подмигивает мне, прежде чем окончательно избавляется от пластыря.

Наверное, вся проблема в его предыдущих высказываниях, потому что лично мне вновь воспринимается жутко пошло, аж до зубовного скрежета. Невольно морщусь. Отворачиваюсь. Внедорожник трогается с места. Почти не ошибаюсь с выбранным направлением. Дорога действительно ведёт в аэропорт. Но мы едем дальше. Хотя покинуть эту страну в любом случае предстоит воздухом. Наш путь по трассе заканчивается спустя ещё час, на небольшом частном аэродроме. А я даже предполагать не берусь, откуда здесь, помимо дожидающегося нас готового ко взлёту самолёта, берётся чиновник с соответствующими бумагами для регистрации брака.

– Настолько оперативно, словно ты спланировал моё похищение заранее, – усмехаюсь, оценив обстановку.

Тучная тётенька в строгом костюме приветствует нас бодрой улыбкой. За её спиной у трапа – две стюардессы. Они улыбаются не менее активно. Судя по всему, тут вообще никого не смущает начинающаяся церемония бракосочетания на взлётной полосе.

– Всего лишь сделал пару звонков, пока ходил за покупками, – флегматично комментирует мои слова Айзек.

Добавила бы к своим предыдущим выводам что-нибудь посущественнее, но по выходу из машины опять начинаю путаться в злосчастном шлейфе. Благо, не падаю. Наверное, моему сопровождающему не хочется возиться ещё с этим, потому как очень вовремя реагирует и ловит меня за руку. Помогает выбраться.

– А если бы была послушной девочкой и надела то, что я тебе принёс, не пришлось бы так страдать, – отпускает очередной колкостью.

– Зато теперь тебе точно не скучно, – язвлю в ответ.

Блондин ухмыляется, но ничего не говорит. Об этом.

– Надеюсь, тебе не надо с особой тщательностью разжёвывать, что своими деньгами ты пользоваться больше не можешь, это и так понятно? – требовательно смотрит на меня, крепче сжимая мою ладонь в своей. – В ближайшем будущем, пока ты носишь мою фамилию, ты будешь есть, пить, одеваться и в принципе пользоваться исключительно тем, что получишь от меня. Как минимум потому, что твоему бывшему женишку гораздо сложнее получить доступ к моим счетам и вычислить тем самым наше новое местонахождение, чем к твоим, – заканчивает наставительным тоном, потянув меня за собой к дожидающейся нас троице.

– Как минимум? – повторяю за ним. – А как максимум?

Зачем я это спрашиваю? По его губам расползается настолько ядовитая насмешка, что я тут же уверяюсь… не хочу на самом деле ничегошеньки об этом знать!

– А знаешь, ничего не говори! – не оставляю ему возможности высказаться, поднимая вверх свою свободную ладонь. – Ты ж всё равно опять скажешь что-нибудь гадкое, так что лучше просто молчи!

Ядовитая насмешка на его губах никуда не девается.

– Может, оно и кажется тебе гадким, – будто и не слышит моего предостережения блондин. – Но уверяю тебя, солнышко, в итоге тебе будет очень и очень прият…

Приходится поднять ладонь ещё выше.

И да, реально его заткнуть!

И только потом осознать, как это выглядит в глазах тех, кто за нами наблюдает.

Да чтоб тебя, Айзек Янг!

И ещё не раз, после того, как слышу:

– Вы такая красивая и милая пара, – умиляется тучная тётенька.

Стюардессы с ней полностью солидарны. Улыбаются ещё шире и жизнерадостнее. И за это им явно очень неплохо приплатили, с учётом, что даже ставшее совершенно кислым выражение моего лица их не разводит на какие другие эмоции.

– Красивая и милая тут только я. Была. До встречи с ним, – ворчу себе совсем тихо под нос. – Давайте просто покончим с этим, – вздыхаю гораздо громче.

Никто и не собирается тянуть. Сама церемония занимает считанные минуты. Без зазрения совести пропускаю существенную её часть. Пока дамочка в костюме отрабатывает свои деньги и старательно распинается, излагая все положенные в таком случае фразы и вопросы, с тоскливым видом пялюсь в небо. Красивое оно сегодня. Ясное. Безоблачное. Почти, как моя жизнь до сегодняшнего дня. А где-то наверняка идут грозы. И даже снегопады лютуют. Вот и я также – каждый свой предыдущий день видела только то, что мне было достижимо. Вероятно, не пришли мне анонимный доброжелатель то злополучное порно-видео с участием Марка и снятой им на ночь шлюхи, я бы и сейчас считала, что в моей жизни всё великолепно, продолжая заблуждаться ещё неизвестно сколько времени.

– Можете обменяться кольцами, – начинает закругляться со своей задачей чиновник.

Никаких колец у нас, разумеется, нет. Об этом ей сообщает Айзек. А я почти готова уже наконец с ней распрощаться, чтобы подняться по трапу, как…

– Тогда остаётся только поцеловать невесту, – нисколько не теряется тучная тётенька.

И всё ничего, но… ладно бы, банально чмокнул в щёку, создавая видимость, как и положено. Но ведь нет. Ощущаю подвох ещё в тот момент, когда продолжать безучастно пялиться в небо перестаёт для меня быть возможным. Мой новоиспечённый супруг сперва разворачивает меня к себе лицом, а затем и вовсе заслоняет собой весь мир, склонившись ближе.

– Если ты… – честно предупреждаю.

Вернее, собираюсь. Но так и не договариваю. Ведь он в самом деле меня целует. Неожиданно ласково, едва осязаемо, словно пробует. И ждёт. Отклик.

А я…

Так теряюсь, что и сама не знаю, как поступить.

Оттолкнуть? Ведь скорее всего, уже хватит. Губы коснулись губ. Всё, сделано. Что ещё надо?

Но надо…

Почувствовать чуточку больше. Полнее. Возможно, глубже. Просто для того, чтобы узнать, что может быть дальше. Это ведь и в самом деле не так уж гадко, совсем не противно, скорее – наоборот, как он и пообещал. Вот и целую в ответ. Сама подаюсь ему навстречу, прижимаюсь плотнее, обнимаю сильные плечи, на этом тоже не останавливаюсь. Просто потому, что вспоминаю кое о чём ещё… у меня ведь был целый час по дороге сюда. И целых три неиспользованных пластыря. А также очень вместительный потайной карман в моём сшитом на заказ свадебном платье. Хорошо, что не соглашаюсь поменять его на ту ядрёно розовую бесформенную тряпку. Требуется всего лишь немного ловкости при всём происходящем, чтобы прилепить на мужскую спину новую надпись, пока её хозяин настолько занят и поглощён. В последнем я не преувеличиваю. Очень уж внушительным чувствуется упирающийся в мой живот стояк в его штанах, прежде чем я всё-таки отстраняюсь.

– Ты был прав, – заключаю тихо. – Реально очень и очень приятно.

И это я о своей новой надписи на нём, если что!

В конце концов, я его предупреждала…

Глава 5

Айзек

Коньячный фужер полон рома и льда. Тонкие пальчики опускаются почти до самого дна, прежде чем их обладательница слизывает добытую влагу. На моём горле затягивает незримый аркан. Я привязан им к ней. Как увидел её, так и не смог посмотреть ни в какую иную сторону. И впрямь, как привязанный, завис, наблюдая за тем, как слегка запрокидывая голову, девушка прикрывает бездонно карие глаза, а пухлые губы обхватывают два пальца с таким видимым наслаждением, словно ничего вкуснее в своей жизни она не пробовала. Очень рискованный и необдуманный поступок с её стороны, если учесть, что всё это посреди шумной пьяной толпы конченных ублюдков. Судя по тому, как на неё пялились, многим из присутствующих здесь будет на что онанировать этой ночью перед отключкой. У меня лично встаёт моментально. В голове тут же вспыхивает возможный образ того, как бы она вот также смачно и с удовольствием облизала уже вовсе не пальцы. Хотя сама блондиночка ничего вокруг себя не видит. Ей откровенно похрен на ритм звучащей музыки, что грохочет со всех сторон, как и на толпу посреди задымлённого танцпола перед зоной бара. Они словно не существуют. Здесь и сейчас для неё есть лишь она одна, да пузатый бокал на укороченной ножке, что плавно покачивается в хрупкой ладони, чьё содержимое она пробует вновь и вновь. Я и сам едва ли о чём-то другом действительно помню даже по прошествию минуты. Когда Кай попросил среди ночи приехать в ночной клуб, забрать сегодняшнее приложение к его подружке и отвезти домой, еле сдержался, чтоб не послать его с таким идиотским поручением. Хорошо, не послал. Приложение оказывается более чем интересным…

…настолько интересным, что эти моменты из нашего совместного прошлого не забываются даже сейчас, спустя несколько недель, а я решаю оставить Нину Хорн при себе, пользуясь первой же подвернувшейся возможностью.

Как надолго?

Пока не знаю. Ещё не понял. Посмотрим. В конце концов, развлечения я люблю, а с этой дерзкой девчонкой скучно точно не будет. Тем более, что умопомрачительная блондиночка не только дерзкая. Охренительно красивая. И вместе с тем до того миниатюрная и хрупкая, что мне ничего не стоит сомкнуть пальцы, когда обхватываю тонкую талию своими ладони, чтобы переставить её с трапа яхты на берег, пока сама Нина щурится от яркого полуденного солнца, озираясь по сторонам в новом для неё месте. Вряд ли прежде она бывала на Сицилии. Явно удивлена тому, что мы оказываемся прямиком в самом центре столицы. Сегодня в Палермо по обыкновению пекло. Среди пёстро разодетых туристов и местной публики, облачённая в роскошно белое платье невесты, моя спутница смотрится, как истинная богиня. Неудивительно, что приходится постоянно ловить самые разные взгляды попадающихся нам на пути, пока веду её за руку к оставленной для нас машине. Припаркованный красный Феррари, как бельмо на глазу, также легко выделяется, так что найти автомобиль не составляет сложности. Куда больше напрягает тот факт, что с момента, как мы поднялись на борт самолёта, покинув её родную страну, а затем сменили самолёт на яхту, девушка, как воды в рот набрала, лишь изредка на меня косится.

– Молчишь, – констатирую, останавливаясь около свеже купленной машины. – Всякие гадости опять про меня думаешь, да?

Знаю, инфантильно и по-детски. Но она каждый раз так забавно и мило ведётся, что грех удержаться. Испытываю её снова и снова. Девчонка и сейчас презрительно фыркает, скривив губы, в момент реагируя.

– Сдался ты мне, – закатывает глаза.

Приоткрытую мной автомобильную дверцу так и не открываю. Наоборот, захлопываю. На глаза попадается вывеска ювелирного магазинчика. Решаю наведаться сперва туда. Вновь ловлю женскую ладошку, чтобы потянуть за собой в нужном направлении. Дерзкая и красивая оказывается к тому же смышлённой, быстро улавливает суть отклонения от намеченного маршрута.

– Это не обязательно, – ворчит.

– Как раз обязательно, – не соглашаюсь я с ней. – И не только это. В глазах всей семьи Янг наш с тобой брак должен быть настоящим. Иначе они тебя банально живьём съедят. Проглотят в один заход, ни разу не подавятся.

Тут я нисколько не преувеличиваю. Выбранное мной место, куда забираю чужую невесту, именно Сицилия, благодаря прославленным на весь мир местным устоям со времён Гарибальди. Заграничный паспорт моей новоиспечённой жены улетел в совершенно ином направлении – не сюда, но рано или поздно Марк Эрдман всё равно вычислит искомое местоположение. Не хочется возиться ещё и с этим, когда он заявится и решит купить моё окружение, чтобы забрать то, что теперь принадлежит мне. Сицилийская мафия не так проста, чтоб продать душу первому встречному иностранцу, не зря именно эти личности до сих пор решают гораздо больше вопросов, нежели неспособная на расторопность и эффективность государственная система. Ну а то, что из-за этого нам придётся жить под одной крышей с сущими демонами… что ж, идеально никогда не бывает – из двух зол всегда выбирают меньшее.

Нина

Старинный город, расположенный на побережье Сицилии, буквально дышит древней историей, сплетённой из мраморных изваяний и запутанных улочек.

Как же здесь шумно!

И тесно…

Пока иду, едва поспеваю за размашистым шагом своего спутница, лавируя между попадающимися навстречу людям, несколько раз чуть не запинаюсь, причём за подол собственного платья. Попросила бы Айзека притормозить, но ведь опять начнёт отпускать идиотские шуточки по поводу того, что стоило надеть то купленное им розовое платье и не ломаться.

Нет уж!

Стойко терплю все случившиеся невзгоды, включая жуткую жару. У меня есть нехилый бонус за все мои старания – в таком положении я могу снова и снова любоваться приклеенным на мужской спине оскорблением, намекающим на происхождение его обладателя от семейства крупно-рогатого скота, так что мне по сути грех особо жаловаться. Шла бы не за ним вслед, а рядом или впереди, не наблюдала бы с таким наслаждением.

А так…

Сам виноват! Да и зря что ли на протяжении всего нашего путешествия я очень стараюсь, чтобы никто из заметивших посторонних не посмел отклеить этот пластырь или же дать о нём знать этому, который из рогато-скотского семейства?

Хотя, после того, как сицилийский зной утихает под мощью кондиционеров, а мы оказываемся внутри ювелирного магазинчика, я всё-таки тяну мужскую ладонь на себя, чтоб мой не-могу-поверить-но-супруг-раз-уж-дерьмо-в-жизни-случается сбавил свою скорость, и я оказалась сбоку от него.

– Раз уж ты меня всё равно сюда затащил, и я теперь твоя содержанка, думаю, не будем мучиться – просто выберем самое дешёвое из всего, что тут есть, – заявляю с самым обыденным видом, избавляя свою руку от чужой хватки.

Не забываю заботливо положить освобождённую конечность и на спину блондину. Пусть думает, что я так ехидничаю в комплексе со сказанным. Не страшно. Зато в таком положении я могу с лёгкостью временно прикрыть пластырь. Я ж в итальянском и сицилийском не сильна. Могу и упустить из виду сопутствующее замечание, всё-таки здесь не безразличная толпа идущих мимо.

И да, я права!

Всё, что звучит дальше, ни хрена не понятно.

Единственное, что мне здесь более-менее знакомо – это вкус латте-макиато, он оказывается почти божественным. Я допиваю его до конца и подумываю взять ещё, раз уж нас устраивают на небольшом диванчике в ожидании… чего? На самое дешёвое кольцо точно не тянет. По крайней мере, то из трёх, которое со здоровенным синим алмазом в обрамлении белого золота. К нему идёт украшение попроще, с куда более мелкими камешками, хотя и по всему диаметру, как подтверждение статуса не невесты, а состоявшейся жены. И ещё одно – парное к ним, вообще без излишеств, мужское. Не прикасаюсь ни к одному из них. Но оно и не требуется. Если что мне действительно необходимо, так это вспомнить, что мой безымянный палец давно и прочно занят другим украшением, подаренное когда-то мне Марком кольцо до сих пор на мне, так и не снимаю.

Почему до меня только сейчас это доходит?

Даже после того, как обхватываю пальцами другой руки, решив потянуть и исправить… всё равно не снимаю.

– Отправлю твоему бывшему посылкой, – комментирует мои действия Айзек, раскрыв передо мной свою ладонь, чтоб я вложила в неё кольцо.

Тяну снова. На этот раз тоже не снимаю.

– Вообще-то я планировала продать его, чтоб рассчитаться потом с тобой за всё, – язвлю в сердцах. – Не люблю оставаться должной.

Почти не обманываю. По крайней мере, не по той части, где я не собираюсь жить исключительно за счёт невыносимого блондина. Как только представится такая возможность, обязательно возмещу ему всё сполна.

– В таком случае, тогда тем более стоит вернуть семейную реликвию семьи Эрдман, – по-своему расценивает мои слова Айзек.

Мысленно кривлюсь.

– Это было бы долгом, если б он сам всё не испоганил, – не соглашаюсь с ним. – Теперь это не долг, а компенсация.

Кольцо всё же снимаю. Оно остаётся в крепко сжатом мной кулаке. Многочисленные грани прозрачного бриллианта наверняка оставляют полосы на внутренней стороне ладони. В любом случае, эти повреждения не настолько болезненны и глубоки, как те, что остаются в моей душе кровоточащими ранами. Отпустить… не могу. Ни их, ни кольцо – слишком рано.

Хорошо, Янг не настаивает.

– Когда изменишь своё мнение, просто дай знать, – только и сообщает, прежде чем одеть на мой безымянный новое кольцо, а затем добавить к нему и второе.

– Со своим, думаю, тоже сам вполне успешно справишься, – отпускаю своеобразной похвалой.

Несмотря на то, что он заносчивая задница и мне до сих пор хочется заехать ему по физиономии, где-то очень глубоко внутри я ему действительно благодарна. Как минимум за то, что не стал медлить и не оставил мне возможности на другие варианты. Кто знает, что бы я выбрала. Быть может, не самое удачное из возможного.

– Учти, если надумаешь от меня уйти, эти кольца, кстати, ни за какую компенсацию точно не зачтутся, – поступает, как я и прошу, после чего поднимается на ноги.

Украшение смотрится на нём… странно.

А может, всё дело в засечках по драгоценному металлу, что очень схожи с теми, как на моих кольцах?

Даже если брак – фиктивный, это всё равно брак.

– А ты не трахай всё что движется, изменяя мне направо и налево… – отзываюсь бездумно.

Стоп!

Что я несу?!

Засмотреться на чужое кольцо – совсем не повод к чему-то такому. Вот и спешу исправиться:

– То есть, я не буквально! – добавляю торопливо, на эмоциях подскакивая на ноги вслед за мужчиной. – Всего лишь хотела сказать: шляйся хоть направо, хоть налево, хоть во все стороны сразу, мне глубоко пофиг – куда, как часто, долго и много, только пусть потом всякие неизвестные доброжелатели видео с твоим участием мне не присылают!

Сперва говорю, потом тут же жалею.

Мы разве это не проходим однажды?

– Учти, если сейчас начнёшь мне рассказывать про качественный отсос, чтоб ничего такого впредь не случалось, я тебя точно ударю, – заканчиваю мрачно.

Вот что мне стоит промолчать?

С самого начала.

Тогда бы я не ощущала себя настолько нелепо, словно в центре города перед всеми раздеваюсь. Особенно остро в тот момент, когда на губах стоящего напротив расцветает ядовитая насмешка.

– Что ты, солнышко, я вовсе не собирался, – приподнимает ладони в обманчивой капитуляции Айзек.

Я бы поверила ему, но замолкает он ненадолго. После своих слов подаётся мне навстречу. Обхватывает мои плечи обеими ладонями, чтоб не отстранилась.

– Но, раз уж ты сама завела эту тему, то… – склоняется ближе, – так и быть, признаюсь, – обжигающее дыхание опаляет мой висок, а мужчина скатывается до тихого полушёпота: – Я и не собирался… – повторяется, вот только на иную тему, – ходить ни направо, ни налево. Обещаю быть тебе очень и очень верным. Тем более, когда услышал, как для тебя это важно.

Вот же…

Точно издевается!

А меня аж подбрасывает от разбирающейся в один момент жгучей порции злости от таких намёков!

Сдерживаюсь лишь в последний момент.

– Ведёшь себя так, словно тебе четырнадцать и у тебя сперматоксикоз, – шумно выдыхаю сквозь зубы, отталкивая от себя до сих пор нахально насмехающегося надо мной. – Кто тебе только банковскую карту доверил? – бросаю мимолётный взгляд на наши покупки, которые ещё предстоит оплатить. – Транжира, – припечатываю, как самое безобидное из всего, что подбирается на язык.

Собираюсь выйти на улицу, но притормаживаю у одной из витрин. Тыкаю пальцем в одну из длинных цепочек. Услужливый консультант ту же спешит мне на помощь и достаёт то, на что указываю.

– Это мы тоже возьмём, – сообщаю.

Не знаю, насколько он понял меня. Просто прихватываю с собой и ухожу. Несмотря на то, что не лучшая идея – попытать счастье остудить свой пыл на сущем пекле. Нацепив снятое ранее кольцо на цепочку, я застёгиваю ту на своей шее и прячу украшение от посторонних глаз. Иду прямиком к красной Феррари. Благо, оставленный мной в магазине там надолго не задерживается, да и замки машины не заблокированы, могу беспрепятственно попасть в неё, хотя внутри салона ничуть не лучше, чем снаружи. Поначалу. Как только двигатель запущен и срабатывает климат-контроль, становится намного терпимее. Автомобиль движется по городским улочкам довольно медленно с учётом, что на пути то и дело появляются препятствия, и у меня полно времени, чтобы окончательно успокоиться. Тогда и молчать перестаю. Не то чтоб я жаждала вновь общаться с Айзеком, но кое о чём узнать всё же необходимо:

– Что мне следует знать о твоей семье? – спрашиваю.

– У меня нет семьи, – отзывается безразличным тоном Янг. – Только Кай и Адем. С ними ты и так знакома.

В моей голове случается диссонанс.

– Но разве ты не сам заявил, что мы едем знакомить меня с моей новой свекровью? – удивляюсь, обернувшись.

На лице Айзека расплывается очередная ядовитая насмешка.

– Если ты скажешь тем людям, к которым мы едем, что ты ничего о них не знаешь и впервые слышишь об их существовании, этого будет более чем достаточно, они поверят тебе с лёгкостью, – кривится блондин.

Не очень достоверное объяснение. Но не настаиваю. Мы выбираемся с очередного переулка на более широкую дорогу, Феррари едет намного бодрее, и я решаю сосредоточиться на статной архитектуре зданий, мелькающих за боковым окном. Палермо очень красивый. Никогда не бывала в подобных местах, и мне действительно интересно. Роскошные виды увлекают настолько, что чуть не забываю суть нашего разговора, когда водитель решает вновь заговорить:

– Моя мама умерла, когда мне было шесть. Несчастный случай. Упала с лестницы. Других родственников у нас не было, поэтому меня отправили в приют. Это было… паршивое место. Если бы не Кай и Адем, не знаю, кем бы я стал и выжил ли вообще. Так что я нисколько не преувеличил, когда сказал, что из всех близких в моей жизни действительно есть только они. – выдержал небольшую паузу с очередной ядовитой насмешкой. – Антонио и Фара Янг усыновили меня, когда мне было пятнадцать. Кай и Адем к тому времени были совершеннолетними, но ещё не стояли на ногах настолько крепко, чтобы этому помешать. Так я стал новым развлечением для взбалмошной Анны Янг. Анна – единственная и горячо обожаемая дочь Антонио и Фары. В этом мире нет ничего, что бы они не посчитали допустимым, если только она того пожелает. Будь с ней осторожнее. Часто прихоти этой капризной стервы превышают все установленные границы. Не позволяй.

Звучит, как откровенное предостережение, но я слишком хорошо знакома с бриллиантовыми дочками и сыночками богатых зазнаек, чтобы впечатлиться, словно это что-то новое для меня. И без него знаю, что с такими порой приходится несладко. Такие, как Анна, привыкают к вседозволенности, пока их родители носятся с ними, как с великими ценностями. И если тут есть чья-либо вина, так это самих родителей. Воспитывать надо лучше, а не баловать, будто это последний день в их жизни.

В любом случае, хуже, чем рядом с Марком Эрдманом точно не будет. Разве что…

– Если ты так их недолюбливаешь, почему мы направляемся именно к ним? – остаётся мне не понятно.

Но на самом деле всё очень просто:

– Это последнее место на Земле, где нас будут искать.

Глава 6

Нина

Палермо остаётся далеко позади. По левую сторону тянутся стройные ряды виноградников, а по правую…

– Это что, апельсины? – удивляюсь, присмотревшись к тому, что мельтешит перед глазами.

Дело даже не в том, что я впервые вижу апельсиновые деревья вживую. Просто в моём привычном понимании апельсины – жизнеутверждающе солнечно-оранжевые, вовсе не необычно тёмно-бордовые. Тем более, что вместо того, чтобы ответить, водитель сбрасывает скорость, останавливая машину, а затем позволяет удостовериться в моей догадке. Сами плоды выглядят заметно меньше, но кроваво-красная мякоть более ароматная и сочная, чем я привыкла. Вряд ли бы я решилась попробовать самостоятельно, но Айзек вырезает кусочек, который банально заталкивает в меня.

Очень вкусно!

Но то я оставляю при себе.

Вслух:

– Тебе не кажется, что у тебя начинает входить в привычку это твоё ненормально регулярное желание что-нибудь, да запихнуть мне в рот?

С учётом прозвучавшего подтекста ожидаю какую-нибудь встречную идиотскую шуточку, но блондин лишь улыбается краешком губ, вручает мне оставшуюся часть апельсина, тщательно вытирает свои руки, после чего возвращается за руль, а автомобиль возобновляет движение.

Зачем вообще спрашиваю?

После того, как узнаю больше о тех людях, к которым мы едем, Айзек выглядит мрачным и молчаливым, а мне от этого странным образом становится не по себе, вот и спрашиваю. На очередное его молчание тоже не сдаюсь.

– Янг, это ведь не сицилийская фамилия, верно? – спрашиваю, обернувшись к сидящему рядом.

Там, впереди, на холме, в конце длинной подъездной дороги виднеется огромный светлый домина. Каменный фасад придает строению вид уменьшенной версии замка. Именно туда и смотрит водитель, едва уловимо поморщившись на мой вопрос, словно я его откровенно достаю со своими расспросами.

– Верно. В своё время Антонио женился на Фаре и решил обосноваться именно здесь, потому что у него тут много… – неохотно, но отзывается Айзек, – скажем, партнёров по бизнесу.

– Чем он занимается?

Судя по виноградникам и апельсиновой роще, которые мы проезжаем, вполне вероятно самой провести соответствующую параллель, и моя догадка оказывается верна.

– Всем понемногу, – безразлично пожимает плечом собеседник.

– Например?

– Вино, – подтверждает одну из моих версий Айзек.

– А Фара?

Он снова морщится.

– Подтирает зад Анне, – кривится, уже не скрываясь.

– Что, до сих пор? – усмехаюсь.

– До сих пор.

Ещё немного, и красный Феррари останавливается перед роскошным крыльцом. Меня почти умиляет та старательность и сосредоточенность, с которой мой сопровождающий помогает мне справиться со шлейфом платья, чтобы выбраться наружу. Апельсин всё ещё при мне. В отличие от Айзека, я не успеваю вытереть свои руки, и мои пальцы липкие, но он не обращает на это никакого внимания, крепко перехватывает своей широкой ладонью мою свободную, а затем ведёт за собой. На секундочку мне даже становится совестно. В том числе за то упорство, с которым я выплёскиваю на него своё любопытство, хотя прекрасно видно, что он от него не в восторге. Вот и…

– Подожди, – останавливаюсь я на предпоследней ступени, тем самым тормозя и своего спутника.

Он вопросительно вздёргивает бровь, глядя на меня, и в самом деле останавливается.

– Секунду, – поясняю скупо, забирая свою руку.

Глубоко вдыхаю и делаю шаг в сторону, ближе к мужской спине, чтобы снять собственноручно приклеенную ему ранее оскорбительную надписью.

– Теперь можем идти дальше, – комкаю пластырь и прячу под апельсином в другой своей ладони.

Удивление в голубых глазах сменяется сперва осознанием, а затем откровенной насмешкой.

– Зря сняла, – комментирует вместо благодарности.

Настаёт мой черёд удивляться.

– Анна бы точно оценила, – усмехается Айзек, прежде чем потянуть меня вновь за собой к входной двери.

– Не думай, что это для тебя, – ворчу, недовольная такой оценкой своего великодушного жеста. – Просто не хочу с первой секунды произвести плохое впечатление в глазах своей новой свекрови, – язвлю.

Почти не лгу. Именно в этот момент осознаю, что мои ладони мелко подрагивают. Как бы то ни было, а встреча с семьёй моего всё-ещё-не-верю-но-супруга-раз-уж-дерьмо-в-жизни-случается вызывает волнение, хотя едва ли то можно сравнить с тем, как сильно я переживала, когда настал момент познакомиться с родителями Марка, опасаясь, что я им не понравлюсь. Собственно, по итогу так и вышло. Старшему семьи Эрдман было абсолютно безразлично, как я выглядела, какое имела образование и умела ли внятно разговаривать. Его интересовал только размер счетов моей семьи, который мог бы принести пользу его бизнесу. Если не было пользы, не было и смысла соединять семьи. С матерью Марка всё обстояло намного проще. Она просто проявила солидарность со своим мужем, поскольку не имела права голоса. Тогда я подумала, у нас с Марком никогда так не будет, мы – другие. А вышло… практически то же самое? Возможно, даже намного хуже.

И зря я отвлекаюсь на эти свои размышления!

До двери остаётся ещё пара шагов, а она распахивается настежь вместе с приветливой улыбкой женщины средних лет в белой блузке и серой юбке средней длины. Судя по всему, служащая.

– Добрый день, синьор Айзек, – с теплом в голосе здоровается она с заметным акцентом, но на английском.

Возношу мысленную благодарность за то, что у меня не случится полнейшая катастрофа на фоне языкового барьера, а женщина, всё с той же тёплой улыбкой взглянув на меня, торопливо отодвигается. За ней виднеется просторный холл с мраморным полом. В моей голове вспыхивает мысль о том, что неспроста я сравниваю этот дом с замком… как вспыхивает, так и тухнет, как только весь первый этаж наполняет громкий девичий вопль:

– Айзек!

Кроме мужского имени, она радостно вопит о чём-то ещё, и много, но я нихрена не разбираю. Шумный громкоголосый вихрь в виде миниатюрной темноволосой фигурки слетает по лестнице сверху-вниз в считанные секунды, ещё до того, как речь заканчивается. Я только и успеваю уловить, как высоко взлетает пышный подол красной юбки с широким поясом, обнажая белое кружевное бельё, когда девушка в один резвый прыжок виснет на широких плечах Айзека, с неимоверно счастливой улыбкой смачно целуя его в… губы. Не выходит полноценно лишь потому, что жертва такой непомерной радости уворачивается в последний момент. Хотя лично меня это совсем не спасает от моего ошалевшего воображения, в котором всё обстоит гораздо иначе. Пока мои глаза округляются в неподдельном шоке, апельсин вываливает из ладони, приземлившись на пол с приглушённым шлепком. Едва ли кто-то ещё, помимо меня то действительно замечает. Айзек слишком занят тем, чтобы отлепить от себя повисшую на нём на манер обезьянки брюнетку, которая в свою очередь совсем не спешит облегчить ему данную задачу. Зато обе мои руки теперь свободны, и я могу свободно отойти на шаг в сторону, чтобы и меня ненароком не задели последствия этой их очень своеобразной семейной встречи.

– Анна! – сквозь зубы недовольно цедит Айзек, наконец, избавившись от непрошенной ноши.

Фактически скидывает её с себя. Та лишь чудом не падает, отлетев вниз. О необходимости держать равновесие вовсе не помнит. Словно маленькая девчонка, у которой отобрали самую вкусную конфету, капризно надувает щёки и поджимает губы, глядя на блондина с обидой. Тот на это никак не реагирует, переводит своё внимание на меня.

– Инцест – дело семейное, – невольно усмехаюсь.

Становится реально смешно. Несмотря на то, что по сути ничего смешного в происходящем как раз нет, если вспомнить ту же вероятность, при которой Антонио и Фара Янг в своё время усыновили пятнадцатилетнего парня для того, чтобы тот стал новым развлечением для взбалмошной Анны, по словам этого самого парня. Наверное, у меня банально сдают нервы. К тому же, ещё немного, и на мне концентрируется не только тот, кто меня сюда привёл. Хорошенькое круглое личико с бездонно карими глазами вытягивается с долей заметного удивления, пока брюнетка разглядывает меня с головы до ног, а затем замечает обручальные кольца. Их она рассматривает с особой тщательностью. Будто глазам своим не верит. Даже зажмуривается пару раз и моргает часто-часто, с особым усердием рассматривая их вновь и вновь, словно надеется, что они испарятся, если смотреть на них как можно дольше. Вряд ли она понимает то, что я говорю. Но уж точно не может игнорировать последующее:

– Знакомьтесь, моя жена – Нина, – произносит Айзек на безупречном английском.

Моя ладонь снова поймана его рукой и крепко сжата, а я только тогда осознаю, что в холле нас давно не трое и не четверо. Служащая успевает закрыть дверь и прижаться спиной ближе к стене, сложив ладони перед собой, с самым смиренным видом опустив голову, как только на верхних ступенях лестницы появляются ещё двое. И если худощавая темноволосая женщина с проницательным тёмным взором отдалённо напоминает Анну, и это как раз вполне ожидаемо, то стоящий позади неё высокий мужчина – как отдельное откровения для меня. Не просто высокий, с широким разворотом плеч, которые обтягивает лишь частично застёгнутая светлая рубашка. Ясный взгляд, устремлённый в мою сторону, даже с такого расстояния видится и ощущается, как безоблачное весеннее небо – пронзительно голубое и бескрайнее. Долбануться можно, насколько знакомо. Если добавить ему нотки льда – один в один будет, как у Айзека. Светлые волосы Антонио Янга в полнейшем беспорядке, длинная чёлка спадает на бок, и это тоже выглядит охренеть как похоже. Должно быть, в данный момент я выгляжу ничуть не лучше Анны, пока пялюсь на парочку, начавшую спуск по лестнице, но только и могу, что также бестолково хлопать ресницами, пока они к нам приближаются.

– Жена? – отмирает первой Анна. – Ты что, реально женился, братец? На… англичанке? – так и пялится на меня, словно глазам своим не верит.

Уверена, вместо «англичанки» она явно собиралась сказать что-то другое. Быть может, и сказала бы после, но её мать не оставляет такой возможности.

– Анна! – укоряет строгим тоном женщина. – Где твоё воспитание?

– Добро пожаловать, Нина, – подхватывает сопровождающий её мужчина. – Я – Антонио, это моя жена – Фара. С Анной, так понимаю, вы уже успели познакомиться, – улыбается мне.

Фара тоже улыбается. А вот их дочь опять кривится.

– А я что? Я просто не ожидала, вот и растерялась, – ворчит себе в оправдание и опять по-детски дуется. – Ты бы мог и заранее, нормально предупредить! – бросает в обвинении в адрес Айзека, ударив его в плечо кулаком.

У блондина, если и имеется какое-либо мнение на этот счёт, я его уже не слышу и не вижу. Анна в очередной раз удивляет. Опомниться не успеваю, как она виснет уже на мне, сперва чуть не задушив своими крепкими объятиями, а затем расцеловывает в обе щёки, да с таким особым усердием, словно отныне я – её любимая плюшевая игрушка.

– Прям вот жена, да? Настоящая жена? – сопровождается шумными расспросами каждый поцелуй мне в щёку. – Законная, да? Охренеть просто!

Не знаю, сколько бы это длилось, но меня опять спасает Фара. Хотя ритуал с обнимашками и целовашками продолжается. Даже Антонио, и тот приобнимает меня за плечи в качестве дополнительного приветствия, как только с этим заканчивает его супруга. Правда, и тогда поток расспросов от Анны не заканчивается.

– А вы когда поженились? Недавно, да? Сегодня? – очевидно, вспоминает о наличии свадебного платья на мне. – А к нам надолго? Надеюсь, не просто проездом? Останетесь хотя бы на пару дней?

Я различаю в её голосе непосредственный восторг и невольно улыбаюсь. В моей груди словно слабеет и распутывается туго затянутый узел, связавший все внутренности, пока мы поднимались на крыльцо этого дома до того, как оказаться внутри него. Семья Янг определённо нравится мне гораздо больше, чем семья Эрдман, и, кажется, это вполне может быть взаимно.

– Мы поживем здесь некоторое время, – слышу ответ Айзека на последний из вопросов Анны.

– А где ваши вещи? – спохватывается Фара. – В машине? – предполагает и разворачивается к служащей, чтобы продолжить уже для неё: – Мария, нужно…

– Не нужно, – перебивает её Айзек. – В машине ничего нет. Наш багаж потеряли в аэропорту, – врёт без зазрения совести, ведь нет у нас никакого багажа.

Если бы на месте его приемных родителей были те же мои, услышав такие новости, они бы задали не меньшее количество вопросов, нежели озвучивает Анна. Но Фара лишь изумлённо моргает и ничего не говорит.

– Ничего, твоя спальня осталась точно такой же, как была до твоего отъезда, – втягивается в диалог Антонио. – Там до сих пор полно твоих вещей. Новые вовсе не требуются, – заверяет заботливо.

– А Анна может одолжить одежду для Нины, пока не найдётся ваш багаж, – добавляет Фара. – Ох, что же это мы все застряли на пороге… – вспоминает и качает головой. – Вы наверное голодные? Идёмте, все вместе поужинаем, – тянет меня за собой под руку.

И я бы машинально пошла за ней, но другая моя рука в плену Айзека, а он и не думает уступать.

– А как вы познакомились? – любопытствует Анна.

Не только у неё есть, о чём ещё нас спросить.

– Чем занимается твоя семья, Нина? – одновременно с дочерью интересуется Антонио.

– До сих пор не верю, что ты женился… – продолжает Анна.

Поскольку сестра обращается к брату, то решаю, что могу ответить в первую очередь на вопрос отца семейства.

– Мой папа владеет компанией, занимающейся инвестированием объединенного капитала инвесторов в фин… – заикаюсь в детальном пояснении.

Но так и не договариваю. Ладонь Фары выскальзывает из-под моего локтя, ведь я притянута вплотную к своему спутнику с такой резкостью, что буквально впечатана в мощное тело. Только и успеваю приоткрыть рот, шумно выдохнув от такого стремительного манёвра, а все мои невысказанные слова окончательно теряются в закромах разума, едва мужская ладонь обхватывает меня за затылок, притягивая ещё ближе к её обладателю. Всего жалкий миг, а мои губы грубо смяты властным поцелуем. Между нами не остаётся ни дюйма свободного пространства, но Айзеку будто и того мало. Этот поцелуй совсем не такой, как тогда, у трапа. Он не пробует. Не ждёт отклика. Просто берёт. Порочно нагло. Низменно жадно. Не оставляя мне ни шанса на сопротивление. Я и не собираюсь сопротивляться.

Какой в этом смысл?

Тем более, что всё также быстро заканчивается. Вместе с едва уловимым полушёпотом, обжигающим мне губы:

– Херню не неси.

Прозвучавшее предупреждение сказано лишь для меня одной, едва ли его в самом деле слышит хоть кто-то другой, поэтому лишь мы двое знаем, что предшествующий поцелуй – всего лишь повод, чтобы заткнуть меня, а я не болтала лишнего. Та же Анна впечатляется куда ярче. Забывает обо всей своей болтовне, округлившимися глазами наблюдая, как Айзек отстраняется, но и тогда не отпускает меня от себя. Наоборот. По-хозяйски обнимает меня за плечи, притянув себе под бок, пока я гашу внутреннее желание долбануть ему под этот самый бок как минимум локтём, чтоб руки свои опять не распускал, но на нас же смотрят.

– Теперь верится легче? – как ни в чём не бывало сообщает он Анне.

Та приоткрывает рот, но поток её слов заканчивается ещё на нашем поцелуе. Ни звука не произносит. Проступивший румянец на девичьих щеках и без того выдаёт всё то, что она сейчас испытывает. Мне и самой вряд ли удаётся лучше держать лицо.

Нет, это же надо было додуматься до такой бесстыжей демонстрации!

Да ещё и при родителях, пусть и приёмных…

– Мы поужинаем наверху, вдвоём, – продолжает демонстрировать всю свою бестактность Айзек. – Дорога была долгой. Устали. Увидимся утром.

Ответа или одобрения ни от кого не ждёт. Подталкивает меня к лестнице. Замечаю, как Фара вымучивает из себя понимающую улыбку мне на прощание, а Антонио просто кивает. Мне же ничего не остаётся, как банально смириться.

Временно!

Глава 7

Нина

Лестница выполнена из того же белого мрамора, что и пол в холле. Я считаю каждую ступень, пока поднимаюсь по ним, прежде чем вижу перед нами развилку из трёх коридоров: слева, справа и прямо перед нами.

– Что это там такое было? – спрашиваю, как только удостоверяюсь, что кроме нас двоих больше никого нет.

– Что именно? – делает вид, будто не понимает меня, Айзек.

Он идёт прямо, не останавливаясь, и ведёт меня за собой. Все стены вокруг нас украшены таким количеством картин, словно мы прогуливаемся по выставке в музее дорогущей живописи, и я невольно отвлекаюсь на них.

– Там, где ты запихнул в меня свой язык так глубоко, что я чуть им не подавилась, – язвлю слегка запоздало.

Вовсе не рассчитываю воззвать к его совести, у него же её попросту нет. Но и промолчать не могу.

– Ты не обязана перед ними оправдываться. Уж тем более, если у тебя это настолько паршиво получается, – безразлично пожимает плечами блондин. – Антонио не стоит знать ни то, кто твои родители, ни то, кто ты. По крайней мере, не сейчас. Тем более, что ему ничего не стоит со временем выяснить это самому. Если будет использовать данную тобой информацию, это выйдет слишком быстро.

– Возможно ты прав, – не спорю. – Но если учесть, что мы собираемся жить в их доме, под их крышей, к тому же, чёрт его знает какое количество времени, тебе не кажется, что стоит хотя бы создать видимость нормального общения? – ехидничаю.

В конце коридора находятся двойные двери из тёмного дерева, высота которых, должно быть, в два моих роста, но открываются они бесшумно и с лёгкостью. Вместе всё с таким же безразличным от Айзека:

– Это не их дом и не их крыша. Мои.

Он перешагивает порог, а я чуть не промахиваюсь, практически натолкнувшись носом на приоткрытые створы, удивляясь услышанному.

– То есть как это? – переспрашиваю.

– Вот так, – не спешит делиться подробностями он.

Забиваю. Треклятый шлейф цепляется за угол одной из дверей, и я куда больше занята тем, чтобы освободиться, попутно ругая сам шлейф, себя, свою несостоявшуюся свадьбу и всё, что только сопутствует моему очередному маленькому несчастью. А когда всё же справляюсь с этим, ругаюсь снова, но уже вслух.

От неожиданности!

– Твою мать… – срывается с уст бездумное.

Двери закрываются за моей спиной также бесшумно. Или нет. Без разницы. Я забываю об этой мелочи. Мой неподготовленный к такому повороту событий разум слишком ошарашен видом почти полностью обнажённого Айзека Янга, который заканчивает с тем, чтобы окончательно избавиться от одежды, абсолютно не обращая на меня никакого внимания.

Надеюсь, я ляпнула свои слова достаточно тихо!

Пока он стоит ко мне спиной и бросает снятые брюки на одно из кресел, отправив их к пиджаку и рубашке, у меня ещё остаются время и возможность прийти в себя или отвернуться, не выдавая свою реакцию.

Но тогда почему я не отворачиваюсь?

Продолжаю стоять, как пришибленная и наблюдать за ним, в то время, как маленькая подлая часть меня услужливо напоминает, что нам не впервые наблюдать, как с упругих мужских ягодиц сползают боксеры, и мы вроде как большие девочки – нет в этом ничего зазорного, особенно если их обладатель совершенно не против.

Вот да!

Что я, голых мужиков что ли не видела?

Хотя конкретно здесь и сейчас начинается казаться, что именно так. Не видела. По крайней мере, таких – уж точно. Я помнила, что он высокий и сильный, но не предполагала, что скрытые ранее под одеждой стальные мускулы украшает столько вбитых под кожу чернил, опоясывающих мощное тело, как какое-нибудь грёбанное произведение искусства, способное сломать мой мозг. После того, как Айзек заканчивает раздеваться и идёт дальше по комнате, к дальней двери, мой мозг реально настолько ломается, что я невольно шагаю за ним вслед.

Очень уж хочется прикоснуться. Изучить каждый символ, рисунок, начертания. Узнать, чувствуются ли они такими же объёмными, как видятся, или же это моё заблуждение. А может, если я подойду поближе, то удастся рассмотреть что-то ещё, что взбудоражит меня куда глубже и ярче. Аж кончики пальцев покалывает, настолько вдруг необходимо становится это понять.

Да, мой мозг однозначно сломался!

Возвращаюсь в реальность в себя лишь после того, как перед моим лицом закрывается та самая дверь, за которой скрывается мой всё-ещё-не-верится-но-супруг-раз-уж-дерьмо-в-жизни-случается. Немного погодя слышится плеск воды в душевой.

Надо ли уточнять, что я снова зла?

На себя в первую очередь!

Пока стою посреди спальни и смотрю на оставленные им вещи, едва держусь, чуть не пнуть по той двери.

А его вещи я собираю. Все до единой. Старательно. Просто для того, чтобы себя чем-нибудь занять. Жаль, не помогает. Но я нахожу другой способ.

– Будешь везде разбрасывать свои шмотки, переедешь спать в коридор! – открываю дверь в ванную комнату и зашвыриваю мужские вещи туда.

Не особо, но всё-таки помогает. А я наконец сосредотачиваюсь на том, где мне предстоит жить. Здесь действительно красиво, как и во всём доме. Стены тёмно-бирюзового оттенка с белой отделкой и лепниной под высоким потолком вновь напоминают мне о теме с дворцом. Складывается впечатление, кое кто реально чувствует себя королём, вот и окружает себя соответствующим. Ковёр – идеально белый, но что куда больше выделяется на всеобщем фоне – это кровать. Вот уж что воистину королевского размера. Громадная. Размером наверное со всю мою кухню в квартире, в которой я прежде жила. Похоже, она вырезана из дерева, и я касаюсь каждого витиеватого изгиба, чтобы удостовериться в своей догадке. Оказываюсь права. Поверху лежит шёлковое покрывало золотистого цвета, которое так и манит также прикоснуться к нему. А ещё лучше, совсем как в детстве – прыгнуть на него и проверить, насколько оно действительно мягкое и гладкое. От последнего воздерживаюсь. Задумываюсь о другом.

Зачем вообще кому-то настолько большая кровать?

Напрашивающийся ответ мне совсем не нравится. Не то чтоб я была особо брезгливой, но всё-таки хочется верить, что мне не придётся спать там, где Айзек Янг в поте лица усердно имел парочку-другую девиц, возможно одновременно. И… Господи, о чём я опять думаю?!

Выбросив эту мысль из головы, оглядываюсь вокруг в поиске того, чем бы ещё себя занять. Взгляд натыкается на золотистого цвета в тон покрывалу портьеры. Они плотно закрыты, отдёргиваю их в сторону. За ними – балкон. Открываю его настежь, несмотря на ворвавшийся с улицы зной. Останавливаюсь на границе проёме, прикрываю глаза и глубоко вдыхаю, отсчитывая монотонные удары собственного сердца. Там, внизу раскинут роскошный сад, и он должно быть тоже очень красивый. Позже и на него посмотрю. Мимолётная идиллия наедине с собой слишком ценна для меня. Особенно теперь, после всей суматохи последних дней предсвадебной подготовки, извечной шумихи и полнейшей нервотрепки за последние сутки, когда я знаю, как дорого стоит тишина.

Впитываю её в себя столько, сколько могу.

Вода в душевой перестаёт литься, и я решаю закончить с обследованием спальни до того, как вернётся ещё один её обитатель. Помимо двери, за которой находится Айзек, имеется ещё две. Первая оказывается гардеробной. Она размером с ещё одну полноценную комнату. Повсюду полки и стойки, каждая доступная поверхность предназначена для использования под хранение одежды. На одной половине – мужская одежда, а вот другая – пуста, практически стерильна. Могла бы подумать, что это приготовлено для меня, если бы Фара и Антонио знали о нашем приезде. Но они не знали. И это… частично напрягает. Хотя не настолько сильно, как то, что я нахожу в последнем смежном помещении.

Там… детская!

Комната оформлена в стиле зоопарка: нижняя часть стены словно лес в джунглях, а верхняя – голубое небо с плывущими облаками и парящими по нему птицами. В первые мгновения я глазам своим не верю. Прохожу дальше, медленно оглядываюсь вокруг. И раз за разом испытываю дикое желание снова и снова протереть свои глаза, пока натыкаюсь на белую кроватку, люльку, пеленальный столик, миниатюрные качели, а затем комодик с пелёнками и распашонками. Все предметы, призванные в помощь после рождения малыша, выглядит, как… удар под дых. Я не знаю, почему я так реагирую, но словно весь воздух выходит из моих лёгких. Очень сложно дышать. Я не знаю, зачем я прижимаю пальцы к своим губам, которые совсем недавно касались губ Айзека в поцелуе, но будто заново чувствую все эти прикосновения, пока в груди неимоверно печёт и пылает.

– О, мой Бог.

У него есть ребёнок?

Пришедшее озарение настолько яркое и громкое, что буквально глушит. Я даже ударов своего сердца больше не слышу, пока отсчитываю секунды до появления того, кто обязан подтвердить или опровергнуть это моё открытие. Не уверена в том, как долго задерживается в ванной Айзек, но пока его нет, вспыхивающие в моей голове теории по поводу увиденного становятся лишь шире, множатся с такой пугающей геометрической прогрессией, что я едва ли себя контролирую, когда при его возвращении в спальню тут же бросаю в обвинении:

– У тебя есть ребёнок?

Дверь в ванную, которую блондин собирается за собой закрыть, так и остаётся открытой. Хозяин преступно шикарного и всё ещё полуобнажённого тела замирает, мрачно уставившись сперва за моё плечо, в сторону незапертой мной детской, а затем сосредотачивается на мне самой. Это занимает какие-то доли секунды, но ко всем моим ранее вспыхнувшим теориям добавляется ещё один факт – а именно то, что детская пуста.

– Был? – добавляю практически беззвучно.

Звучит… страшно. Как произношу вслух, так и проклинаю себя за сказанное, услышав в ответ глухое ругательство от Айзека. Он оказывается рядом в считанные мгновения. Обхватывает меня за плечи. Бросает ещё один мрачный взгляд в сторону детской, а затем заходит туда вместе со мной. Как и я недавно, озирается по сторонам.

– Вообще-то нет, – шумно выдыхает сквозь зубы, выдерживает небольшую паузу, продолжив с такой же мрачностью: – Хер его знает, откуда это всё взялось.

Верю ли я ему?

Не особо…

Просто потому, что:

– Серьёзно? – округляю глаза. – К твоей спальне примыкает детская, и ты не в курсе? – оборачиваюсь к нему. – То есть, хочешь сказать, детей у тебя нет?

В глубине души я понимаю, что моя реакция чрезмерна. Вряд ли я имею право что-то требовать от него. У каждого из нас до некоторых пор существовала своя отдельная жизнь, и Айзек Янг по сути не обязан передо мной за неё оправдываться. Опять же, когда связываешь себя узами брака, пусть и по договорённости, предупреждать о чём-то подобном всё же стоит. Чтоб я как минимум, не офигевала от таких сюрпризов и не ставила нас обоих в подобные ситуации. К тому же, на мой вопрос блондин по-прежнему сохраняет беспросветную мрачность, а его пальцы на моих плечах сжимаются настолько крепко, что это начинает причинять боль.

– Нет, – спустя минуту молчания произносит Айзек, и снова замолкает, на этот раз ненадолго. – Но, видимо, теперь будут, – заканчивает с издевательской насмешкой.

Всё пронизывающее его напряжение испаряется, как не было. А вот во мне наоборот – становится отчётливее.

– Очень смешная шутка, ага, – кривлюсь, закатывая глаза, и сбрасываю с себя чужие ладони.

Собираюсь вернуться в спальню, но блондин вовсе не думает освобождать занятый им проём. Обойти не удаётся. Сдвинуть татуированную гору мускулов тоже обстоятельство не из лёгких, особенно если в этот момент собственный разум, вместо того, чтобы придумать, как с этим справиться, вдруг решает предательски сконцентрироваться на том, что эта самая татуированная гора мускулов находится непосредственно перед моим носом и на ней совершенно нет никакого прикрытия. Если только намного ниже, там, где надпись из неизвестных мне иероглифов тянется от линии солнечного сплетения вдоль живота, заканчиваясь среди дорожки курчавых волос, ведущей к паху. Довольно низко затянутое на мужских бёдрах полотенце выглядит слишком ничтожным, чтобы действительно что-либо скрыть. То и дело скатывающиеся по загорелой коже капли воды лишь распаляют недостаток видимости, вынуждая подключаться воображению.

Да, мой мозг всё ещё сломан, раз я думаю об этом…

– Что они значат? – пытаюсь уцепиться за самое безобидное из всего, что витает в моём разуме.

По-хорошему, перестать бы пялиться на чернильный узор, поднять свой взгляд выше… но не поднимается же.

– Которые? – отзывается Айзек.

– Эти… – указываю пальцем на символы.

Они начинаются ровно там, где рассыпается в прах образ циферблата с римскими цифрами. Прикоснуться к ним… плохая идея. Всего миг, и я понимаю, какая же это жестокая ошибка с моей стороны. Будто разрядом тока шмаляет. Проносится по моим венам лютым потоком. Обжигает. Травит. Как самый безжалостный яд, который моментально передаётся, подобно неизлечимой заразе. Всё. Не вылечишь. Не избавишься. Оно уже в тебе.

– Эти… – повторяет он за мной.

Собираюсь убрать свою ладонь и попытаться спастись, но мои пальцы накрыты его пальцами. Не держат. Скорее слегка давят, помогают вести сверху-вниз, повторяя путь вбитых под кожу чернил. А я и сама не знаю, зачем поддаюсь. Вероятно, мне просто действительно любопытно. Не только чувствовать. Слышать ответ:

– Ливень льёт на святых точно так же, как и на грешников, – проговаривает Айзек.

Каждое слово – это пауза на отдельном узоре, и удар моего сердца, которое с каждым уходящим мгновением колотится в слишком часто вздымающейся груди всё скорей и скорей. Чрезвычайно быстро. Кажется, ещё немного, и не выдержит такой силы толчков. Перестанет биться. Оно ведь и правда пропускает последующий удар, как только наши пальцы провокационно и неприлично опасно замирают в конце татуированной фразы, всего на несколько жалких дюймов повыше, чем стремительно набирающий силу стояк. Мне требуется какое-то время, чтобы справиться с этим. Хотя нет. Вру. Ни черта я не справляюсь. Решаю выбрать куда более лёгкий путь.

– Мне тоже надо в душ! – отпрыгиваю, как ошпаренная.

И очень стараюсь не замечать похабную ухмылку, задевающую его губы. Вновь не мешает пройти, и то благо.

Хотя нет, рано я радуюсь…

– Тебе с этим помочь? – бросает мне в спину лениво-надменное Айзек.

– С чего бы вдруг? – огрызаюсь. – Обойдусь.

Пересекаю всю спальню. Хотя за нужной дверью так и не скрываюсь. Запоздало, но до меня доходит, о чём именно он говорит. Выдох, полный досады, срывается с моих уст наравне с ударом моего лба о деревянное полотно, в которое я утыкаюсь, в очередной раз мысленно проклиная всё на свете, в частности – своё платье. Мне ни за что не избавиться от него без посторонней помощи.

– Твою мать… – вдыхаю заново, сжимая ладони в кулаки, упираясь ими в дверь, а через короткую паузу добавляю вынужденно и намного громче: – Ладно, – сдаюсь. – Помоги.

Я не хочу оборачиваться, но пытаюсь различить мужские шаги позади себя. Тех, которых не следует.

– Прозвучало так, словно из нас двоих помощь требуется не тебе, а мне, и ты позволяешь, – даже не думает сдвигаться с места в моём направлении блондин. – Попробуй ещё раз, – предлагает охотно. – Не убедила.

Новый мой шумный выдох – сквозь крепко стиснутые зубы, с очередной порцией проклятий. Но с этим я точно справляюсь. И быстро. Даже цепляю подобие вежливой и разлюбезной улыбки, как если б собеседник и впрямь мог её увидеть и посчитать важным.

– Не мог бы ты мне помочь? Пожалуйста.

Мои кулаки всё ещё крепко сжаты. До боли в суставах. Хотя едва ли это чувство настолько же яркое, как долгая пауза, за которую хозяин дома покупается на мою насквозь фальшивую ложь и наконец сокращает расстояние между нами. Я так и не услышала его шагов. Он приближается практически беззвучно. А может это просто-напросто всё из-за моего сердца, которое предательски стучит настолько громко, что с лёгкостью затмевает их. Всему виной его пальцы. Мозолистые, сильные, твёрдые… они ведут по линии моего левого надплечья, рисуют замысловатый незримый узор, убирая мои волосы в сторону излишне медлительно, словно на самом деле заняты чем-то совершенно иным, а не тем, о чём я прошу.

С каких пор заурядные прикосновения внезапно ощущаются настолько остро?

Не имею ни малейшего понятия.

Но я вся – как оголённый нерв.

Чуть тронь, будет взрыв…

Мелких крючков и застёжек на наряде невесты – бесчисленное множество, и я клянусь, чтобы разделаться с ними, у Айзека Янга уходит настоящая вечность.

Ещё немного, и я её банально не переживу…

Надо срочно чем-то отвлечься!

– Твои приёмные родители не удивились тому, что мы поженились без их ведома, – нахожусь с первым, что приходит в голову.

Руки Айзека замирают чуть выше линии моей поясницы. Не касаются кожи. Только ткани. Но я всё равно слишком отчётливо чувствую эту заминку.

– Привыкли, что я живу сам по себе.

Я завожу этот разговор не для того, чтобы копаться в их личных взаимоотношениях, но всё равно ему не верю.

– Или я просто далеко не первая девица, которую ты притащил и им подсунул, обозвав своей временно постоянной подружкой, – усмехаюсь своим же словам.

По какой-то причине, они не только мне, но и ему самому не нравятся.

– У меня не бывает подружек, – мрачно отзывается Айзек, возобновляя расправу с расстёгиванием моего платья. – Тем более, постоянных. Если я собираюсь кого-либо трахнуть, я просто поставлю её перед собой на колени. Уговоры тут ни к чему, – дёргает за одну из застёжек слишком резко, нежели все предыдущие, словно реально взбесился. – А если бы это было не так, тогда бы тебе не пришлось завтрашним утром идти к Анне, заимствовать одну из её шлюшских шмоток. Я бы подготовился получше.

Что сказать…

Туше.

Платье тоже расстёгнуто. Оно сваливается на пол. Слишком резко и неожиданно, чтобы я успела о нём вовремя вспомнить и поймать. Ловлю ладонями лишь воздух. Сперва воздух, затем собственную грудь. Но это тоже вполне удачный манёвр, если учесть, что теперь, кроме моих рук, она более ничем не прикрыта. О том, как скудно прикрывают мою задницу кружевные белые стринги, и ей тоже требуется прикрытие понадёжнее, лучше вовсе не вспоминать. Тем более, что расстояния между мной и мужчиной до сих пор катастрофически мало. Могла бы податься назад, чтобы это исправить, но опасаюсь наткнуться на стояк, о котором я всё ещё помню.

Вот, главное, элементарные вещи из моей памяти напрочь стираются и испаряются, но только не это…

Чтоб тебя, Айзек, мать твою, Янг!

– Спасибо, – выдавливаю из себя, обернувшись.

Этой же благодарностью и давлюсь. Вместе с ярко вспыхнувшим образом того, как стоящий поблизости и впрямь мог бы вновь запустить пальцы в мои волосы, собрать их и поставить меня сейчас на колени. Если б собрался трахнуть, как и сказал. Он ведь именно так и сказал? А если ничего из такого не делает… Похоже, не собирается? Хорошо. Ещё лучше, и самой перестать думать об этом! С каких пор я становлюсь настолько озабоченной?

Я вовсе не такая…

Ведь да?

А если и нет, главное, напоминать об этом почаще!

Тогда, глядишь, станет по-настоящему правдой.

– Я собиралась в душ, – напоминаю скорее себе, нежели действительно ему.

Секунда. Ещё один удар моего ошалевшего сердца, и Айзек отходит. Мой новый вздох полон облегчения.

Я смогла!

Для начала отлепиться от двери, затем открыть её, а после в кое то веке скрыться за ней. Дальнейшие полчаса там и прячусь, стоя под холодными упругими струями. Выходить обратно совсем не хочется. Но приходится. Не только потому, что трусливо оттягивать время до собственного возвращения к реальности как минимум глупо. Наш обещанный ужин принесли. Закутавшись поплотнее в банный халат, нашедшийся в ванной комнате, я заставляю себя сосредоточиться исключительно на еде. Блюда выглядят немного непривычно, но вкусно. На проверку всё так и обстоит. Апельсиновый фреш, по своему насыщенному оттенку, будто гранатовый. Кажется, имеет все шансы стать моим любимым напитком. А тот, кто составляет мне компанию…

– Ты спишь на полу! – заявляю в адрес Янга, как только ужин окончен.

Воплощение преступно шикарного татуированного тела за всё прошедшее время так и не удосуживается одеться, а полотенце на его бёдрах по-прежнему выглядит настолько миниатюрным в моих глазах, что я окончательно перестаю себе доверять. Собственно, потому и бросаю в него единственно найденный мной путь к возможному спасению своего относительно морального облика. Хотя бы на грядущую ночь. Для большей убедительности своей правоты вместе со словами зашвыриваю в блондина подушкой. Тот ловко ловит её прямо в полёте, застыв посреди комнаты. После того, как отдаёт поднос с остатками ужинами служащей, не успевает вернуться обратно, чем я и пользуюсь. Жаль, это не значит, что он со мной целиком и полностью соглашается.

– Это моя спальня, забыла? С чего бы мне спать на полу? Если тебе так обломно находиться больше восьми часов рядом со мной в одной плоскости, ложись на пол сама, – швыряет в меня той же подушкой.

Тоже ловлю. И даже замахиваюсь, чтоб отправить её вновь обратно. Но не бросаю. На секунду задумываюсь о том, что веду себя, как последняя идиотка. Или маленькая избалованная дура. Скорее всего, та же Анна Янг – и та выглядит поумней в сравнении со мной в данный момент.

Вот и переобуваюсь.

– Ладно, как скажешь, – поднимаюсь с кровати.

Как минимум для того, чтобы убрать брошенное ранее и позабытое платье. Куда его деть? Сжечь бы. Утопить. Разрезать на множество мелких ошмётков с особым остервенением и тщательностью. Но пока просто отношу ворох белого кружева в гардероб. По возвращению в спальню, обдумав ещё немного своё текущее положение, и впрямь решаю устроиться на полу. Прихватив покрывало. Правда, не учитываю, что и такой расклад кое-кого всё равно не устроит.

– Вообще-то я сказал это для того, чтобы ты перестала упрямиться на пустом месте и вспомнила, что до некоторых пор у нас теперь всё общее, – укоряет Айзек, не позволяя пройти, перехватывая покрывало в моих руках. – Кровать большая, места полно. В чём проблема?

Тут я долго не думаю.

– В тебе, – сознаюсь почти честно. – Ты меня раздражаешь и бесишь.

По чужим губам скользит снисходительная насмешка.

– Если так остерегаешься, что я заделаю тебе детей для той детской, – кивает в сторону последней из обнаруженных мною смежных комнат, – то можешь расслабиться. Не сегодня, солнышко. Я не в настроении.

– Я тебе почти верю, – кривлюсь встречно. – Сгонять в аптеку, прикупить тебе антидепрессанты?

Собеседник на это показательно страдальчески закатывает глаза.

– Всегда знал, что мне суждено жениться на той, которая наверняка сумеет обо мне позаботиться. Даже не знаю, за что мне такое счастье, – язвит мне в ответ.

Но покрывало отпускает. Хотя подушку забирает. И да, отправляется спать на пол. Аккурат по центру спальни. При этом устраивается с таким видимым удобством и лёгкостью, словно всегда так и делает.

У меня даже почти пробуждается совесть…

Но только почти!

Довольная этой своей маленькой победой, я тоже с превеликой охотой заваливаюсь спать.

Ещё бы чёртов сон пришёл также быстро!

Но нет.

Не идёт…

Зато в голову приходит много всего остального. Совершенно лишнего. Например то, когда я ещё верила, что могу быть воистину счастлива. С Марком. А теперь замужем за другим и хрен его знает, что с этим делать. А та прежняя жизнь кажется настолько далёкой и чуждой, как кусок бездушного металла, закреплённого на моей шее. Всего лишь воспоминание. Я даже не могу больше понять, что чувствую по данному поводу. Словно не про меня.

Мысли всё кружат и кружат…

Ещё одну целую вечность!

Которую я опять не выдерживаю.

– Я заметила, ты очень похож на Антонио, – нарушаю долгую тишину. – Слишком даже. Как будто вы родные отец и сын. Как две капли.

Айзек не отвечает долгое время и я почти верю, что в отличие от меня, он уже засыпает. И я не права.

– Может быть, именно поэтому они меня и усыновили? – спустя затянувшуюся паузу отвечает Янг. – Раз, как ты говоришь, я на него похож. Хотя это вряд ли.

– Не внешне, – не соглашаюсь я с ним.

– У тебя тоже светлые волосы, но ты ж ему не дочь, – усмехается моим скоропалительным выводам собеседник.

Переворачивается с бока на спину и закидывает руку под голову, уставившись в потолок. Зачем я приподнимаюсь, чтобы удостовериться в этом? Не знаю. Сон же всё равно не идёт. Надо чем-то себя занять.

Например…

– Когда я смогу поговорить со своими родителями? Мне нужно знать, что у них всё в порядке.

– Не скоро. И да, у них всё в порядке. Если будут серьёзные проблемы, мне о том сообщат.

– И я, конечно же, должна тебе опять поверить на слово? – усмехаюсь.

– У тебя есть другой выбор? – невозмутимо комментирует Айзек. – Взвешивать все риски стоило до того, как ты подписалась стать Ниной Янг и стала ею.

С этим не поспоришь.

– А Марк? – переключаюсь на иное. – Что именно я должна сделать, чтобы помочь тебе с ним?

Я возвращаюсь в прежнее положение, мужчины больше нет перед моими глазами, но даже так прекрасно представляю, как в очередной раз его губы искажает издевательская насмешка.

– Когда настанет нужное время, ты будешь первая, кому я дам об этом знать, – отзывается Айзек.

Формулировка недостаточно прозрачная, чтобы меня это в самом деле успокоило, и я спешу задать новые вопросы. Вернее, приоткрываю рот. Но как только делаю это, подушка вылетает из-под блондина и летит прямиком в меня. Вслед за ней с пола поднимается и сам хозяин спальни. Моментально напрягаюсь.

– Что ты?..

Ещё пара секунд, и договаривать становится не обязательным. Точно так же, как мой всё-ещё-не-верится-но-супруг-раз-уж-дерьмо-в-жизни-случается решает, что может позволить нам спать раздельно, забирает своё решение обратно. Тяжелое тело приземляется на матрас в считанных дюймах от меня.

– Считай это первым предупреждением. Если уж твой болтливый ротик никак не закрывается, ещё немного и задумаюсь о том, чем бы его в таком случае занять. Помнится, тебе как раз требовались уроки по улучшению некоторых твоих женских навыков.

Мигом затыкаюсь.

Хотя и потом долго ворочаюсь.

Почти до самого утра…

Глава 8

Нина

Моё тело горит: и внутри, и снаружи. Каждый новый вдох обжигает, как адово пекло. Я задыхаюсь, жадно хватая ртом кислород. Во рту давно пересыхает. Дикая неуёмная жажда – вот кто я. Потребность в воде тут не причём. Не в ней я нуждаюсь. И без неё слишком влажно. Особенно, между моих ног. Низ живота и бёдра сводит мучительно-сладкими судорогами каждый раз подобно нарастающим волнам, когда сильные руки раскачивают меня на крепком теле их обладателя. Недостаточно быстро. Мне нужно сильнее. Намного глубже. Я чувствую, как скольжу по его чертовски твёрдому члену, но это всё, что у меня есть. Слишком мало. Я хватаюсь за широкие плечи и помогаю: то ли себе, то ли ему. Не суть важно. Он и тогда не спешит. Будто изучает. Жестокий. Хочет знать, где и когда наступит тот предел, при котором я начну не только капризно хныкать, в отчаянии кусая свои распухшие губы, но и умолять.

Что ж…

Я готова.

Жаль, вместо слов с уст срывается лишь тихий всхлип. Ему вторит мужской хриплый выдох. Кажется, этот звук станет моим самым любимым на всём белом свете. Сдохнуть, как нужно услышать его снова. От него пахнет потом и чем-то умопомрачительно терпким, словно элитный дурман. Мне стоит больших усилий, чтобы это распознать и понять. Втянув в себя воздух, я опять задыхаюсь всего с одного движения его пальцев, задевающих мою нуждающуюся раскрытую для него плоть. По мне будто разряды тока пускают. Я выгибаюсь в спине. Снова и снова. Так глубоко, как только возможно, лишь бы быть к нему ещё ближе. Раз за разом подаюсь навстречу гибельно медленной ласке и почти ненавижу его, проклинаю за это. Желаю ярче. Острее. Больше. Всего. И сразу. Схожу с ума. Практически брежу. Без стеснения развожу свои ноги ещё шире, когда на этот раз пальцы надавливают немного сильнее, совсем чуть проникая.

Жаль, и тогда правила тут не мои…

Никакого облегчения.

Он жесток. Беспощаден. По-прежнему не торопится. Изводит. До помешательства. До срывающегося голоса в жалобных стонах и бессвязных ругательств с моей стороны. Мне становится по-настоящему больно. Никогда бы не подумала, что такая затянувшаяся прелюдия к сексу будет ощущаться подобно лютой буре в пустыне и намного жарче, чем всё то, что мы до этого делали с Марком.

Или не с ним?

Ведь он…

Айзек.

А мой сон – нихрена не сон…

Я осознаю в полной мере происходящее лишь после того, как с трудом открываю глаза, с замиранием сердца запрокидываю голову, чтобы посмотреть в лицо тому, кого в бессознательном состоянии перепутала со своим женихом. Сосредоточиться и тогда очень сложно. Не тогда, когда этот невыносимый тип фактически трахнул меня, непостижимо когда и каким образом оказавшуюся на нём сверху, несмотря на то, что точно помнила – мы с ним засыпали по разным сторонам матраса.

И при этом даже, чтоб нас обоих, сам не проснулся!

Его глаза закрыты. В спальне царит темнота, поэтому требуется какое-то время, чтобы удостовериться в том, что Янг действительно пребывает не в этой реальности.

Становится… обидно?

И досадно. Я зла.

Очень-очень зла!

В первую очередь сама на себя.

Нет, и на него тоже…

Особенно, после того, как всё же сползаю с него и перебираюсь на свою сторону кровати, а легче дышать если и становится, то ненамного. До сих пор мучительно жарко, а тело буквально ломает от неудовлетворённости.

Но на себя всё равно зла гораздо больше!

И вместе с тем…

Интересно, кого же в таком случае на моём месте видел он сам, раз уж исполнил такое?

Ну и…

Млять. Я так никогда не усну.

И где мой халат? Я в нём засыпала.

Ответ находится спустя ещё несколько минут, когда я окончательно поднимаюсь с кровати. Шмотка валяется на полу. Подбираю. Иду в душ. Да, он мне снова жесть, как необходим. Ледяной. Стою под ним так же долго, как и накануне. Помогает… относительно. Даже мелькает мысль просто закончить самой. Ещё раз закрыть глаза, прокрутить в памяти все испытанные ощущения, банально разместив собственную ладонь между бёдер, и…

Нет!

Не стану.

Я же не такая?

– Да, Нина, повторяй это себе почаще, – единственное, в чём наверняка утверждаюсь.

Проходит минимум час. Начинает светать. Я сушу волосы, выбираю одну из мужских рубашек в гардеробной, которую надеваю, прикрыв наготу. В том же помещении и остаюсь. На одной из полок натыкаюсь на старый телефон и наушники. Решаю занять себя этим. Шпионить за Айзеком Янгом я, разумеется, не собираюсь. Мне откровенно плевать, даже если там может быть какой-нибудь компромат, постыдная тайна, свидетельства прошлой любви до гроба или что-то вроде этого. Как только аппарат включён и работает, захожу в браузер.

– Сам сказал, у нас теперь всё общее, – оправдываю собственный поступок.

Забиваю в поисковике первое пришедшее на ум в свете событий последних суток, потом некоторое время изучаю выданные результаты. На третьей попытке нахожу именно то, что надо. Курс базового сицилийского языка состоит из шести этапов, которые соответствуют европейской системе уровней владения иностранным языком, и мне этого вполне достаточно, чтобы сделать свой выбор в его пользу. Тем более, что первый уровень – как ознакомительный, предоставляется совершенно бесплатно. Пусть Янг и сказал, что отныне я должна тратить только его средства, злоупотреблять не собираюсь.

Проходит ещё час…

Иди два?

Теряю счёт времени. Идея загрузить свой мозг чем-то более полезным, нежели погружение в мысленную истерию, превосходно срабатывает. Поскольку Айзек и тогда не просыпается, решаю выйти из спальни в поисках завтрака, а также Анны. Не уверена в том, где смогу найти её комнату, но тут проблем не возникает. Как только оказываюсь в коридоре, попавшаяся на пути служащая, которую я видела вчера, охотно подсказывает. Спальня Анны, кстати, совсем рядом с той, где расположена наша. А дверь туда и вовсе приоткрыта. Я не знаю, также ли спит ли младшая из Янг, как её брат, или же нет, поэтому некоторое время размышляю, стоит ли постучаться, вторгнуться или же сперва всё-таки спуститься на кухню, а уже потом вернуться с ней. В итоге… ни то, ни другое.

Из-за приоткрытой двери доносится протяжный болезненный стон. Невольно замираю. Прислушиваюсь.

Не у одной меня своеобразное «Доброе утро»?

Именно так бы и решила, если б не последующий за этим удар и чьё-то отчётливо различимое падение.

– Что за?.. – задаюсь невольным вопросом.

За падением следует тишина. Абсолютная. Я жду целых пять секунд, чтобы удостовериться в этом.

– Анна? – не выдерживаю и приоткрываю дверь шире.

Мне даже не приходится заглядывать внутрь, чтобы заметить на полу безвольно лежащую девичью руку. Внутри всё моментально сжимается и замирает. На миг.

– Анна! – бросаюсь к ней.

В спальне, кроме пребывающей в бессознательном состоянии, больше никого нет. Она едва дышит, когда я склоняюсь над ней, чтобы проверить. Причина такого состояния становится ясна вскоре. От сестры Айзека разит алкоголем. Почти полностью пустая бутылка вина с надписью на сицилийском валяется неподалёку. На ковре остаётся влажное пятно от пролитой части напитка. А ещё несколько рассыпанных таблеток. Снотворное? Успокоительное? Обезболивающее? Чёрт его знает. Пытаюсь разобрать символы на пузырьке, но моя нервная система не настолько терпелива.

– Что ты приняла? – хватаю Анну за плечо и слегка встряхиваю, надеясь на встречную реакцию.

И как много?!

Ведь она не реагирует. Вообще никак. И даже, кажется, дышать перестаёт. Вот тогда мне становится по-настоящему страшно. Не чувствую собственных пальцев, пока пытаюсь нащупать пульс, прижимая их к её горлу. Меня и тут надолго не хватает.

Какой к чертям пульс?

Даже если найду его, то… что?!

Как это поможет?!

Вскакиваю с ног и выбегаю из чужой спальни.

Срочно нужна помощь!

Пока несусь по коридору, не жалею своего голоса, чтобы дозваться хоть кого-нибудь. Тщетно.

– Айзек! – врываюсь туда, откуда недавно ушла.

Предполагаю, что он всё ещё спит и собираюсь разбудить его. Но это не так. Успев принять душ, блондин выходит из гардеробной, на ходу натягивая на себя самые обычные спортивные штаны. При моём появлении поворачивает голову и смотрит с удивлением. Настолько громко хлопает одна из дверей, ударившись об стену.

– Анна! – подбегаю к нему и хватаю за руку, тяну за собой, потому что слишком тороплюсь, чтобы всё объяснить спокойнее и с расстановкой. – Ей плохо!

Тащу его за собой к девушке. Там, где я её оставила, не меняется ровным счётом ничего. Падаю рядом с ней на колени в попытке снова найти пульс или уловить дыхание. Повторная попытка опять тщетная. На этот раз не только потому, что я слишком нервная. Забываю отпустить мужскую руку, а Айзек остаётся стоять, даже не думает последовать моему примеру и склониться.

– Я собиралась попросить у неё какие-нибудь вещи и услышала падение, нашла в таком состоянии, – сбивчиво тараторю, обернувшись к мужчине. – Мы должны ей как-то помочь, – то ли прошу, то ли требую.

Не важно. Ни то ни другое не срабатывает. Как только отпускаю его ладонь, он складывает свои ладони на груди и хмурится, разглядывая сверху-вниз ту, о ком говорю. Смотрит секунды две. А потом заявляет с ледяным безразличием:

– Ничего я ей не должен, – едва уловимо кривится, а на его губах расцветает небрежная ухмылка. – Пусть сделает одолжение всем нам и просто сдохнет. Оставь её.

Разворачивается и явно собирается уйти.

Серьёзно?!

Хлопаю ресницами, в первые мгновения решив, что мне это просто-напросто показалось, всё вовсе не так.

– Ты куда? – ошалело смотрю на широкую спину.

– Собираюсь на пробежку. Как и пять минут назад.

И реально уходит. Почти. Застревает на пороге. Из-за служащей, вставшей у него на пути, очевидно, наконец, примчавшейся на мои крики.

– Синьор Айзек? – растерянно мямлит женщина, посторонившись.

Кажется, вчера Фара обращалась к ней, как к Марии.

– Скорая, Мария! – вмешиваюсь я. – Анне плохо, срочно нужна скорая! Звони! Сейчас же! – требую. – И позови старших Янг.

И только потом задумываюсь о том, что вполне возможно несу полный бред. Вызвать скорую тут вообще реально? В такой фактически глуши. Вилла Янг огромная, на пути к ней я видела лишь виноградные и апельсиновые плантации, никаких признаков городской цивилизации. Так и выходит. Как только Айзек больше не преграждает ей путь, женщина стремительно бледнеет, доставая из глубокого кармана фартука свой телефон. Спешно тыкает в кнопки. Но звонит совсем не в неотложку.

– Синьор Антонио и синьора Фара уехали на рассвете, – тихо бормочет Мария, округлившимися глазами уставившись на Анну. – Они в Катании. Обещали вернуться к вечеру, – выдерживает паузу, за которую сосредотачивается на своём средстве связи. – Я позвоню доктору Риццо. Он может прибыть в течении часа.

– Часа? – ужасаюсь, потрясённо глядя на неё, вместе с тем понимая, что Айзек реально свалил из спальни. – Да ты, мать твою, издеваешься? – добавляю в сердцах.

Не для Марии, разумеется. Хамски забившему на свою пусть и не родную, но сестру в такой ситуации. Хотя вряд ли служащая осознаёт, что вовсе не ей адресуется мой праведный гнев. Стремительно бледнеет, растерянно глядя на экран своего телефона, издающем приглушённые гудки. Трубку на том конце связи брать не собираются.

– Д-до К-катании п-примерно пол-лчаса на машине, если ехать б-быстро, – бормочет Мария, – м-мы м-можем с-сами её довезти…

Тут она целиком и полностью права.

– Да, так и сделаем, – решительно поднимаюсь я на ноги. – Помоги донести её до машины, – предлагаю следом.

Мария спешно кивает. Бросается мне на помощь. Анна весит не так уж и много, поэтому мы вполне удачно справляемся с тем, чтобы приподнять её и вытащить в коридор. Дальше ещё легче. Количество служащих в доме, заметивших ситуацию, становится больше. Один из них – пожилой мужчина, он же – Матео и муж Марии, который помогает не только с тем, чтобы подогнать машину к парадному входу, но и зовёт ещё двух служащих, чтобы быстро уложить Анну на заднее сиденье в салоне.

– Со мной поедешь, – решаю я, обратившись к Марии, как только хлопает задняя автомобильная дверца.

Матео приоткрывает рот и явно собирается возразить, но я его не слушаю. Двигатель не заглушён, поэтому мне нужно всего лишь устроиться за рулём, используя в последующем помощь местного для сопровождения, чтобы не заблудиться в своём запланированном пути. Оправдываться ни перед кем из них я не обязана. Тем более тогда, когда мне нужно как можно скорее довезти Анну туда, где ей точно помогут. На том и сосредотачиваюсь, отвернувшись от Матео. Правда, стоит распахнуть дверь с водительской стороны, как усесться на сиденье не удаётся. Дорогу преграждает вытянутая мужская рука, опустившаяся поверх крыши.

– Я сам, – сухим и всё таким же равнодушным тоном комментирует свой поступок Айзек. – Садись на соседнее.

Если уж на то пошло, та же машина – как раз принадлежит ему, на ней мы приехали в этот дом из Палермо. Хотя это не значит, что я с ним согласна. Но у нас же нет на всё это дерьмо никакого времени. Да и иммобилайзер с брелком ключа от тачки в той самой руке, что расположена прямо перед моим носом. Похоже, у меня банально нет иного выбора. Вот и не спорю. Располагаюсь там, где сказано. Красный Феррари почти сразу срывается с места на высоких скоростях, а я то и дело поворачиваюсь назад, тщательно вглядываясь в лежащее хрупкое тело, прикрытое лишь тонкой коротенькой комбинацией, отслеживая, шевелится ли её грудь при дыхании. Всё время кажется, вот-вот перестанет. Эта мысль настолько пугающая, что собственный пульс едва ли остаётся в пределах нормальности, пока я продолжаю смотреть на неё до режущей боли в глазах, стараясь дышать глубже и ровнее, не поддаваться панике. Пусть я недостаточно хорошо знакома с Анной, она мне никто, но всё равно не получается реагировать иначе, поперёк горла стоит сам факт того, что чья-то жизнь может внезапно оборваться, а я не сделала достаточно для того, чтобы это предотвратить.

Но то – я.

Айзек…

Как он может быть настолько бездушным? Что такого младшая Янг ему сделала, чтобы быть настолько жестоким? А может я просто-напросто банально забываю, с кем имею дело? Жду гораздо больше, нежели следует. Обманываюсь его сдержанным поведением вчерашним вечером и его оказанной мне помощью в сложной ситуации. Он ведь ни разу не хороший. Именно такой – циничный и безразличный ко всему миру. А я… я просто ему нужна для достижения своей меркантильной цели. Не мне он помогает на самом деле, а себе. Никак иначе.

– Прекрати, – замечает моё состояние сидящий за рулём. – Всё нормально с ней будет. Не в первый раз.

Моё сердце стучит чаще.

Не в первый раз?

Что ж…

Это почти объясняет такое его поведение.

Наверное.

Да и…

– Ещё десять минут назад ты сам пожелал, чтобы она просто сдохла и не отнимала твоё драгоценное время, – ехидничаю. – Что, совесть проснулась?

Ага, как же!

– С чего бы? – пожимает плечом Айзек. – Но ты же в любом случае не вытащишь из своей задницы благородное шило со всем своим засунутым туда сердобольством и милосердием, так что, можешь считать, что я вынужден.

Презрительно фыркаю.

– Я и без тебя бы справилась, бездушный ты кусок… – огрызаюсь, но не заканчиваю, по крайней мере, не так, как планирую изначально, – бетона, – смягчаю в итоге.

Не до ругани и обзывательств сейчас. Тем более, что моё мнение Айзека и так не особо интересует.

– В самом деле? – вопросительно выгибает бровь и открыто насмехается, повернувшись в мою сторону, окидывая меня демонстративно придирчивым взглядом с головы до ног. – Ты даже одеться забыла, солнышко. И я сейчас даже не про трусы, – задерживает взор на моих босых ступнях. – Или может, ты прихватила с собой мой бумажник, просто его не видно, потому что спрятала его… хм… куда? – продолжает смотреть на меня, но уже с показательно откровенным интересом.

Он сам, в отличие от меня, сидит куда более одетый. К спортивным штанам добавляется белая футболка и кроссовки той же расцветки. Скорее всего, упомянутый им бумажник тоже при нём, в одном из карманов. Нечего мне, в общем, на это сказать. Отворачиваюсь к боковому окну. Мне определённо необходимо успокоиться. Хотя и тогда не сдерживаюсь:

– О, так тебе откровенно плевать на то, что будет с твоей сестрой, но типа не плевать на то, что будет со мной, – фыркаю. – Я же вроде как пока твой необходимый актив, – заканчиваю ядовито, невольно хватаясь за цепочку на своей шее, сжимая до боли в суставах своё бывшее обручальное кольцо.

Стоит представить себе, что я могла бы оказаться на месте Анны, а он – вот точно также бы отреагировал, просто развернулся и ушёл, оставив меня наедине с моими проблемами, как становится… больно? Нет, не потому, что я жажду новой помощи или внимания с его стороны. Просто… что? В глубине души я понимаю Анну? Возможно, что так. Иногда боль внутри нас настолько сильна и необъятна, что толкает нас самих на самые странные, нелепые и ужасные поступки. Например… взять и выйти замуж за первого встречного ублюдка или же попытаться наложить на себя руки.

– Что-то вроде того, – самым циничным образом подтверждает мои слова Айзек. – Раз уж теперь ты официально считаешься моей женой, я как минимум обязан позаботиться о том, чтобы ты не угодила в какие-нибудь идиотские неприятности, оставшись одна в пока ещё чужом для тебя месте.

– О, это так мило с твоей стороны, – язвлю встречно.

Я не знаю, какая именно боль живёт внутри Анны, что подтолкнула её на подобное и, если честно, не уверена, что хочу узнать наверняка… но всё равно, вместо того, чтобы отпустить парочку другую новых колкостей, переключаюсь на свои мысли и спрашиваю:

– Ты сказал, это произошло с ней не в первый раз. Значит, знаешь, почему она это сделала?

Айзек… молчит. Зато очень отчётливо скрипит руль под его крепко сжавшимися пальцами.

– Продолжай в том же духе, и тогда я решу, что проблема именно в тебе, – усмехаюсь. – В том, что жестокий сводный старший брат женился и тем самым разбил сердце своей младшей влюблённой сестрёнке.

Жалею о сказанном в тот же миг. Но в воздухе виснет слишком много напряжения, чтобы забрать свои слова обратно. Тем более, что скрип руля под мужскими пальцами повторяется, а выражение лица Айзека становится каменным и до того мрачным, словно я ударила точно в цель. Идеальное попадание по самому больному месту, которое только возможно найти в нём.

– Да ладно, серьёзно? – шалею я от собственных выводов. – Кстати, если ты вдруг не в курсе, нечто подобное попадает в тот же разряд новостей, о которых стоит предупреждать заранее – до свадьбы, как то же возможное наличие детей, – язвлю в довершение.

Вот теперь Айзек отмирает.

– Опять херню несёшь, – прибавляет скорость и остаётся таким же мрачным. – Она всего лишь взбалмошная девчонка, которой вечно не хватает внимания, и которая готова на любую тупость, чтоб все думали только о ней. В случае с тобой, как посмотрю, это очень даже хорошо срабатывает.

Скорость автомобиля всё выше и выше. Неудивительно, что до города мы добираемся очень быстро, и получаса не проходит. Нужное нам здание – настоящий контраст на фоне большей части промелькнувших мимо строений, выглядит совершенно новым и современным, как с постера к сериалу про скорую помощь.

– Подожди здесь, – сухо командует водитель, прежде чем покинуть салон.

Через тридцать шагов он скрывается за разъехавшимися стеклянными створами, а мне ничего не остаётся, как действительно его ждать, в очередной раз медитируя на то, дышит ли пассажирка на заднем сидении. Хотя хватает меня ненадолго. Айзек так и не возвращается, когда трое человек в медицинской форме целенаправленно приближаются к нам, после чего вытаскивают девушку и забирают с собой. Разумеется, следую за ними. Те же тридцать шагов.

– Далеко собралась? – с явным упрёком возникает на моём пути Айзек, преграждая собой дальнейшую возможность пройти.

– Всего лишь хочу убедиться, что с ней действительно всё будет в порядке, – вздыхаю тоскливо.

Шагаю в сторону, но манёвр оказывается неудачным.

– С ней всё будет в порядке. Всё, что от тебя зависело, ты уже сделала, остальное оставь на них, – вновь преграждает он мне дорогу. – Лучше надеть это, – протягивает мне… тапочки.

Одноразовые. Такие обычно дают пациентам в реанимации. Не знаю, где Айзек сам их достаёт, но при виде подобия обуви мои босые пальчики на ногах поджимаются собой, напоминая о собственном безрассудстве. По крайней мере, асфальтовое покрытие под моими ступнями до этого момента уж точно не ощущалось настолько жёстким и грубым.

– Я не собиралась вмешиваться, всего лишь хотела постоять в сторонке и посмотреть, – ворчу на такую его категоричность.

Не собираюсь отказываться от предложенного, но взять не успеваю. Собеседник не отличается терпением. Перехватывает свою ношу иначе, заодно и меня саму. Единственное, с чем я действительно справляюсь – это шумно выдохнуть, прежде чем сильная рука поднимает меня и тащит обратно к машине. Не внутрь.

– Если тебе больше нечем заняться, можем просто поговорить, пока ждём, в палату к ней пока всё равно не пустят, – усаживает меня прямиком на капот.

Ещё секунда, и мои босые ступни наконец прикрыты. Им же. И тапочками. Жест выглядит настолько заботливым и милым, на контрасте с тем, кто его совершает, что невольно смущаюсь, тут же мысленно ругая себя за подобную реакцию.

– И о чём нам с тобой разговаривать? – ворчу, отворачиваясь.

Слезла бы с капота и вовсе отошла, но собственное положение не располагает. Не тогда, когда этот качок вольготно устраивается между моих разведенных в стороны колен и отодвигаться не планирует. Наоборот. Придвигается ко мне ещё ближе, чуть склонившись ниже.

– Например, о том, насколько хорошо и крепко ли ты сегодня спала, – заявляет тихо и вкрадчиво.

И ох уж этот его голос!

Отзывается мириадами знойных мурашек по моим позвонкам. А может, вся проблема вовсе и не в нём, а в том, о чём именно он говорит. Память моментально подсовывает каждое мгновение сегодняшнего утра. На мне снова будто нет обуви. И не только её. Рубашки тоже. Я перед ним будто вообще полностью голая оказываюсь, настолько неудобно и некомфортно становится.

Получается, Айзек вовсе не спал, как я тогда решила?

– Понятия не имею, о чём ты говоришь, – отзываюсь куда более резко, нежели стоит.

Тем самым себя лишь выдаю. Если бы реально не имела ни малейшего понятия, то сказала бы что-нибудь совсем иное, куда более нейтральное, и уж точно не с такой интонацией. Вот и высокомерная насмешка на мужских губах демонстрирует то же самое.

– В самом деле? – склоняется ко мне ещё ближе.

Приходится отклониться назад. В противном случае слишком мало расстояния остаётся между нашими губами.

– Потому что мне так совсем не кажется, – добавляет Айзек.

– Тебе кажется, – огрызаюсь.

Хранящаяся на его губах насмешка становится лишь шире и явнее. А я позорно вздрагиваю, когда одна его ладонь ложится на моё бедро, в то время как пальцы другой задевают сгибом белоснежную ткань рубашки на мне. Вместе с самой выдающейся частью того, что она призвана скрыть, хотя получается в последние секунды у неё это довольно прескверно.

– В таком случае, вероятно, ты просто замёрзла, да? – комментирует собственные действия блондин, опустив свой небесный взор к задетой ореоле.

Инстинктивно дёргаюсь снова назад. Чуть не падаю, ведь собственные ладони, которыми я упираюсь в железо, вдруг отказываются держать меня. И упала бы, если б Айзек не поймал, переместив ладонь на мою спину.

– В таком случае очень вовремя ты с тапочками подсуетился, теперь мне будет значительно теплее, – кривлюсь от своей случившейся опрометчивой реакции.

Втягиваю побольше воздуха. Мне он катастрофически необходим. И лишь после того, как дистанция между нами становится безопасной, а Айзек распрямляется, всё-таки добавляю:

– А если нет?

Зачем спрашиваю? Наверное, потому что всё же необходимо знать, насколько всё между нами плохо и запущено. Иначе так и спятить недолго.

– Если нет, – заново усмехается он. – То тебе стоит знать, что я не собираюсь быть твоим грёбанным утешением, – резко подаётся вперёд и опять оказывается опасно близко: – Если ты вдруг захочешь мой член, то ты должна хотеть исключительно только его, – заканчивает пробирающим полушёпотом, задевая губами мочку уха.

Подозреваю, намеренно. Наверное, именно потому на этот раз не отодвигаюсь и не шарахаюсь, как ошпаренная, хотя мириады захвативших позвонки мурашек чувствуются до того остро, словно взбесились. Наоборот. Сама же, не собираясь вестись на его провокацию, придвигаюсь вплотную.

– Да, я помню о твоём внезапном пунктике про верность, – отзываюсь в тон ему. – Учту. Сэкономим хотя бы на твоих антидепрессантах, – улыбаюсь напоказ ласково и беззаботно.

Не уверена в том, сколько так смогу продержаться. Хорошо, долго и не приходится.

– Вот и договорились, – весело подмигивает этот нахал, наконец, стащив меня с капота, позволяя стоять самостоятельно. – Закрепим?

Жаль, руку мою не отпускает.

– Закрепим? – непонимающе хлопаю ресницами.

Ей-богу, это не мужик, а сплошной аттракцион!

И не знаешь, чего ждать в следующую секунду.

– Пока ждём, сходим позавтракаем, заодно купим тебе уже нормальные туфли, – показательно смотрит на тапочки на мне, опустив взгляд. – И хотя бы трусы.

Новая моя улыбка выходит куда более искренней, нежели предыдущая.

– Закрепим.

Глава 9

Нина

Две мили торговых павильонов лишают меня всех остатков сегодняшнего энтузиазма, а также приводят в чистый восторг. Едва ли полчаса проходит, как у меня появляется такое количество новых шмоток и обуви, благодаря известному мультибрендовому магазину, что дальше идти банально нет сил. Обзавожусь не только вещами. Новенький гаджет также радует глаз оттенком «розовое золото», приобретён на имя Айзека, а я получаю очередное строжайшее наставление быть осмотрительной при пользовании им. Запрещено даже заглядывать на социальные страницы своих родственников и знакомых, не только связываться с ними, но это временное неудобство я воспринимаю, как должное, ничего не поделаешь, сама же подписалась на обозначенные мои новым мужем условия. Как только с покупками завершено, обещанный завтрак тоже не заставляет себя ждать. Хотя это скорее похоже на полноценный обед, нежели действительно завтрак.

Я помню, что Сицилия – остров чрезвычайно плодородный: оливки, лимоны, апельсины, помидоры, фисташки, виноград – далеко не полный список даров местного края, а если добавить ко всему этому ещё и изобилие морепродуктов, то и вовсе… но это же не значит, что я способна съесть всё и сразу? На столе посреди небольшого уютного ресторанчика не остаётся свободного пространства по заказу моего сопровождающего, и мне требуется некоторое время, чтобы определиться, что именно из всего разнообразия буду дегустировать лично.

Решаю начать с вина!

Не судите меня, это всё стресс…

После нескольких глотков в желудке разливается приятное тепло, и становится не столь уж и важно, что вряд ли на настоящий обед в желудке останется место, если начинать пробовать с супа из мидий, сваренного в бульоне из томатов с различными специями, приправленного лимоном. Вкус непривычный, но мне нравится. Капоната из запечённых баклажанов с картофелем и кедровыми орехами и сыром – тоже сплошное восхищение.

– М-мм… очень вкусно, – хвалю и вслух, заметив, каким задумчиво-пристальным взглядом сопровождает мою трапезу Айзек. – Что? – не могу не спросить.

Блондин едва заметно улыбается и качает головой.

– Впервые вижу, чтобы девушка ела с таким аппетитом, – поясняет.

Заново тянусь к бокалу с вином.

– Уверена, все те, кого ты встречал прежде, просто притворялись. По-любому надеялись тебя таким образом впечатлить в надежде заполучить твой… – нарочно замолкаю, совершая долгий глоток, – хм… скажем, кошелёк, – усмехаюсь.

– И паспорт, – зеркалит мою видимую эмоцию Айзек. – Чтоб затащить вместе с ним под венец.

– Точно! – киваю в подтверждение. – Мне так напрягаться уже не обязательно, так что тебе остаётся только смириться. У меня всегда такой аппетит. И вообще, ты же всё это, – обвожу рукой обилие блюд между нами, – заказал не для того, чтобы я посмотрела и оценила твою щедрость? Остынет, будет уже не так вкусно, – привожу доводом.

Айзек повторно усмехается.

– Я заказал всё это потому, что не знал, что именно тебе по вкусу, вот и решил узнать наверняка, – возражает.

Театрально закатываю глаза на такое заявление.

– Довольно странный способ узнать меня получше. Мог бы просто спросить, – произношу, прежде чем снова глотнуть вина.

Оно тоже вкусное. Вероятно, коварное и обманчивое. Спустя половину бокала чувствуется лишь насыщенный вкус и ни капли крепости алкоголя, зато в голове воцаряется лёгкость и ненавязчивая пустота.

– Ладно, давай попробуем, – соглашается по-своему Айзек.

Он сам, в отличие от меня, решает остановить свой выбор на длинной спиралевидной пасте. Кажется, она называется бузьята или бузьяте, не уверена в верном произношении. Выглядит довольно интересно, на неё будто намотаны нити какого-то растения в сопровождении соуса песто и томатов с чесноком, украшено базиликом. Возможно, там имеется ещё и миндаль, но я не знаю наверняка, поэтому так и подмывает разрешить это досадное недоразумение, стащив с его тарелки часть блюда, чтобы попробовать самой и убедиться наверняка.

– Чем ты занимаешься? Занималась. До того, как решила выйти замуж. Я знаю, что ты, как и Эва, не столь давно окончила университет, получила диплом. И зачем он тебе, если не применяешь? – заканчивает свою речь собеседник, действительно задавая вопросы.

Так увлекаюсь мыслью о содержимом тарелки, которое вскоре отправится ему в рот, что не сразу реагирую.

– М-мм… – мне требуется время, чтобы осмыслить и подобрать более подходящий ответ. – Вообще-то после получения диплома я как раз планировала его применять. Думала, смогу работать вместе с папой. В его фирме. Собственно, до дня моей феноменальной свадьбы и так ему помогала, в меру возможностей, дистанционно, с домашнего ноутбука. Но полноценно работать по специальности не вышло. Марк был против.

Упоминание имени бывшего вызывает ком горечи, который я спешу сглотнуть вместе с новой порцией вина. Справляюсь довольно успешно, за что себя хвалю.

– А ты? – тут же перевожу тему. – Чем ещё ты занимаешься, помимо того, что доводишь чужие фирмы до грани банкротства, а затем скупаешь их за бесценок и нехило наживаешься на этом?

В голубых глазах напротив зажигается лукавый огонёк. Но более делиться чем-то Айзек не спешит.

– Тем и занимаюсь, – пожимает плечами.

Не верю. Почему? А чёрт его знает. Может быть мне банально хочется вдруг поверить, что находящийся поблизости способен не только разрушать, но и созидать.

– Нет, – озвучиваю собственные мысли. – Точно должно быть что-то ещё, – прищуриваюсь, разглядывая его внимательнее. – Если не хочешь признаваться добровольно, я сама угадаю, – хмыкаю.

Одобрением такой моей идее служит заинтересованность, вспыхнувшая на его лице.

– Да? Например?

– Например… – призадумываюсь. – Ты бегаешь по утрам, это мы уже выяснили. Но вряд ли потому, что дорожишь своим внешним обликом, тебе слишком безразлично мнение окружающих, чтобы зацикливаться на чём-то подобном, – предполагаю. – Хочешь оставаться намного более сильным и выносливым, нежели другие?

Последующая за моими словами мужская полуулыбка служит тому самым прямым подтверждением.

– Верно, – кивает Айзек.

– Раз верно, значит пей, – тоже киваю.

В его глазах мелькает удивление. Всего на миг. Но к своему бокалу с вином, к которому прежде ни разу не прикоснулся, он в самом деле тянется.

– До дна, – снисходительно добавляю.

К своему бокалу больше не прикасаюсь. Продолжаю:

– Отжимания? – предполагаю снова.

– Что, и количество возможных тоже угадаешь?

Как только его бокал в самом деле пуст, становится веселее.

– М-мм… полсотни? – ляпаю наобум.

Не угадываю.

– Твой черёд пить, – отрицательно качает головой Айзек. – До дна, – великодушно напоминает.

Не забывает также сравнять счёт, предварительно наполнив заново не только свой, но и мой.

– Сотня или полторы? – предпринимаю новую попытку докопаться до истины.

– Ты свою возможность уже упустила, – невозмутимо обламывает меня Айзек. – Теперь я.

– Ладно, как скажешь, – соглашаюсь.

И очень стараюсь сохранить сдержанность, пока жду, когда он придумает то, чего он может не знать обо мне наверняка. Пауза получается долгой, так что приходится постараться. И удержать эту маску, когда слышу:

– Твой бывший. Он был у тебя первым. И единственным. До меня.

Мои пальцы, замершие на ножке бокала с вином, моментально сводит судорогой, с такой силой я за неё цепляюсь, решая, стоит ли его опустошить, признавая чужую правоту.

– С чего ты взял, что это так? – не спешу ни с тем, ни с другим, чтоб не выдать себя.

Но, кажется, мой оппонент и без того догадывается.

– Если бы это было не так, тебя не задело бы так сильно его замечание о твоих умениях по части отсоса, – равнодушно пожимает плечами Айзек. – И это также объяснило бы, почему он настолько на тебе зациклился.

Вот же…

Проницательный!

– Так что? Я прав?

Айзек

Я прав. Я знаю. Вижу по ней. По тому, сколько смятения отражается на хорошеньком личике в первые мгновения после моих слов. Слишком заметно задевает румянцем точёные скулы и красивую шею, пока Нина бездумно кусает свои манящие пухлые губы, пытаясь решить сознаваться ли мне в моей правоте. Если б это было не так, вряд ли бы она наградила меня этим утром такими сладкими протяжными стонами, от которых едва не кончил и сам. Даже сейчас, просто вспоминая о том, как горячо и соблазнительно она тёрлась об меня, мой член снова стоит, да с таким болезненным ощущением, словно и не он, и не я не помним, когда в последний раз кого-либо трахнули. Если и было, то в какой-то прошлой и совершенно далёкой жизни. Не про нас.

И да, она пьёт…

До дна.

Рад ли я такой лёгкой победе?

Вряд ли.

Белый лён натягивается на неприкрытой более ничем понадёжнее груди, и я не могу перестать смотреть на неё. Уж лучше бы эта нимфа так и оставалась в моей рубашке, чем в этом плотно облегающем миниатюрном безобразии, именуемом платьем. Судя по всему, она любит белое. И ей охренеть как идёт. Даже слишком. А я никак не могу отделаться от мысли, как дико хочется подняться из-за стола, и пересадить её на себя, продолжив всё то, на чём мы прервались, когда она поняла, что происходящее между нами не сон и трусливо удрала от меня, да с таким рвением, словно за ней черти гонятся, чтоб затащить в преисподнюю. А ещё лучше – уложить её прямо на стол. Животом вниз или на спину, не столь важно. Лишь бы пошире раздвинула свои стройные ножки, между которыми вскоре будет так влажно, что звуки шлепков оглушат. Зря я сыграл в благородство. Я ведь ни разу не такой. Но это её кольцо на цепочке, что пряталось под тем же вырезом платья – слишком остро засело в моём разуме. Может, и не такой, но не настолько же долбанутый неудачник, чтоб служить жалкой заменой какому-то конченному мудаку, с воспоминанием о котором она кончит. По этой части я ей тоже говорю чистую правду.

– Теперь мой черёд, – отставляет пустой бокал в сторону девушка, возвращая меня в реальность. – Ты… не помнишь, сколько девушек у тебя было. А если начнёшь вспоминать, устанешь считать, – выдаёт она с коварной улыбкой. – Не сосчитаешь всех.

Удивляюсь. Не только тому, что почти угадывает то, о чём недавно думал и сам. В том числе тому, что не спрашивает вместо этого, трахнул ли я свою младшую сестру, раз уж её так занимает эта извращенная тема.

Как и она прежде, не спешу с ответом. Сперва нарочито нерасторопно наполняю опустевший бокал. Лишь после того, как бутылка возвращается на место, снисходительно дозволяю:

– Пей.

Она мне явно не верит. Изумлённо моргает.

– Ты ошиблась, так что пей, – добавляю более развёрнуто, не без наслаждения отмечая, как она снова краснеет.

Вполне вероятно, её эмоции тут уже не причём. Такое количество алкоголя в ней совершенно точно не входило в мои ближайшие планы, а она принимает вполне прилично.

Но это же не значит, что пора отступать?

Она сама задала правила этой игры.

И проиграла.

Не только в этот момент. Ещё дважды. Бутылка, как и девичий бокал, быстро пустеет. К еде девушка больше не притрагивается. А немного погодя я и вовсе каюсь за такую подставу с моей стороны. Сразу, едва приносят десерт.

– М-мм… – прикрывает глаза с наслаждением Нина, как только пробует первый кусочек. – Как же вкусно…

С этим не поспоришь. Традиционный сицилийский торт в виде залитого ликером бисквита со слоем сладкой рикотты и фруктов нравится многим. Но не настолько, чтоб облизывать вилку, чуть запрокинув голову с таким видом, будто мы на сеансе приватного танца, а она собирается испытать бесконтактный оргазм.

В общем, сущее…

Блядство!

Не в ней. В моих начинающих ехать мозгах. Девчонка пьяна из-за выпитого алкоголя, которым я сам же её фактически напоил. А со мной-то что не так? Настолько погружаюсь в собственные ощущения, что чуть не упускаю контрольный мне в голову:

– Знаешь, может мой бывший и был первым-единственным до тебя, но ты – точно будешь последним, – довольно улыбается Нина, прикусив кончик вилки, глядя на меня из-под полуопущенных ресниц.

Поначалу решаю, что ослышался. Но нет.

– Последним? – переспрашиваю.

Моя спутница на это беззаботно улыбается.

– Ага, – соглашается охотно. – Я тут поняла, что замуж больше не хочу. Никогда. Вот разведусь с тобой и заведу себе восемь кошек, буду лучше с ними жить. И печь вот такие тортики. Никакого стресса. Только сплошная радость, – отправляет себе в рот ещё одну порцию десерта.

Должно быть, другие посетители заведения решают, что я немного не в себе, настолько громким выходит мой ответный её словам смех. Сдержаться не получается.

– Ладно, тебе кажется, пора на воздух, – так и не дожидаюсь, когда она закончит со своим тортом.

Поднимаюсь на ноги, вынуждая и Нину последовать моему примеру. Просто потому, что вряд ли сохраню остатки своей трещащей по швам выдержки, если она и дальше будет неосознанно провоцировать меня, облизывая эту грёбанную вилку, как… нет, лучше не думать об этом. Тем более, что девчонка не остаётся в накладе. Пока я занят тем, как бросаю между оставшейся едой несколько купюр в качестве расплаты, прихватывает своей недоеденный десерт с собой, а у меня нет ни одного аргумента, чтобы возразить – прямо с тарелки и подхватывает, оставив тарелку и вилку на столе, забирая с собой только торт. Надо ли уточнять, насколько пачкаются при этом её пальцы, и каким именно образом она собирается это исправлять?

Дрянная девчонка!

– А ты? – совершенно не замечает при всём при этом Нина того, как выглядит со стороны. – Что будешь делать ты, когда всё это закончится, и мы разведёмся? Ну, помимо того, что станешь ещё богаче на несколько десятков или сотен миллионов? – заинтересованно смотрит на меня, как только мы оказываемся на улице.

Солнце нещадно палит, как и всегда. Наверное, это всё оно виновато в том, что мне до сих пор так припекает, раз бездумно бросаю ей встречное:

– Что-то я уже не уверен, что мы разведёмся.

Она сбивается с шага и чуть не запинается, не падает лишь потому, что я её крепко держу за руку, пока веду за собой вдоль улицы сквозь частых прохожих, попадавшихся нам на пути, но быстро справляется со своим удивлением.

– Да? – явно не верит мне, поскольку опять улыбается. – А как же та детская в твоей спальне? Для кого же ты живёшь таким мудаком, кому в таком случае оставишь своё наследие? – округляет глаза. – Нет, такой как ты однозначно должен ещё раз жениться и завести себе несколько детишек, – пускается в рассуждения, не забывая как следует распробовать последние кусочки своего десерта.

Жмурится до того довольно и счастливо, что хочется выдать ей очередную колкость, чтоб ощутила и показала мне что-нибудь ещё, помимо того, что постепенно начинает сводить меня с ума.

– Для того, чтобы завести детишек, ещё раз жениться не обязательно, к чему столько сложностей? – тоже смотрю на неё.

Но то ли она не улавливает всей подоплёки, то ли количество алкоголя в её крови всё ещё слишком велико…

– И то верно, – соглашается со мной на свой лад.

Где-то здесь начинает казаться… Всё. Она меня победила. Но я бы не был собой, если б не обернул ситуацию на свою пользу:

– Учти, я запомнил.

Девчонка опять сбивается с шага.

– В смысле? – притормаживает и вынуждает тем самым сбавить шаг и меня.

Всего лишь пожимаю плечом в видимом безразличии. Такой, как я, уж точно не создан для чего-то вроде полноценной семьи, тем более – быть отцом, но мне слишком нравится её дразнить, чтобы остановиться.

– В смысле – я очень тронут, что ты так беспокоишься за продолжение моего рода. Прям идеальная жена. Зачем с такой разводиться?

Улыбка пропадает с её губ. Нина хмурится. Смотрит на меня так пристально, будто впервые видит. Хотел бы я знать, что сейчас возникает в этой хорошенькой светленькой головке, чтобы дожать, но и так сойдёт.

– Нам наверное пора возвращаться в больницу. Должно быть Анна уже пришла в себя, – меняет она тему.

– Мне бы позвонили в таком случае, – не соглашаюсь я с ней. – К тому же, сперва тебе нужно ещё немного прогуляться, прежде чем мы туда вернёмся.

Хмуриться она перестаёт. Поворачивает голову в сторону и… выдаёт «очередной гениальной мыслью»:

– Там пляж?

Смотрю туда же, куда и она.

– Ага.

На её губах расцветает новая довольная жизнью улыбка. Она отправляет в рот последнюю порцию десерта и с очередным наслаждением облизывает свои пальцы, напоминая моему стояку, что он всё ещё при мне.

– Отлично, идём! – дёргает меня за руку.

Так увлекаюсь тем, что смотрю на её губы, представляя, как они могли бы с таким же удовольствием помочь мне справиться с тем, что больше всего мучает сейчас, что не сразу реагирую.

– Подожди, покупки остались в машине. Купальник не нужен? – ведомый ей, вспоминаю в последний момент.

И да, она точно дрянная девчонка, поскольку на мой вопрос лишь оборачивается в недоумении:

– Зачем мне купальник? – округляет глаза, глядя на меня с искренним непониманием, а затем добивает с коварной ухмылкой: – Он мне не нужен.

Никогда бы не подумал, что однажды мне и впрямь реально захочется вернуться к сестре…

Глава 10

Нина

Первый этаж больницы напоминает пчелиный рой – так много голосов слышится со всех сторон одновременно, переходящих в монотонный гул, все куда-то спешат и чем-то заняты. Айзек целенаправленно ведёт меня за собой через широкий холл, и я послушно следую за ним, не задавая лишних вопросов. Хватит. Наболтала уже сегодня и без того много лишнего. Хорошо, что двухчасовая прогулка по пляжу помогает справиться с этими приступами и проветривает мою голову. На побережье не только свежо, но и красиво. Вулканическая лава оставляет много следов базальта, и довольно рискованно с моей стороны сбрасывать босоножки, чтобы зайти в воду по колено и дальше идти по полупрозрачной воде, но я всё равно не могу отказать себе в этой маленькой радости. К тому же, хмурая физиономия блондина, которого я тащу за собой, того определённо стоит. После того, как я заставила его скинуть свои кроссовки и закатала ему штаны повыше, как и до настоящего момента, если и смотрит на меня, то исключительно с таким видом, словно подумывает меня утопить. Едва ли смягчается и тогда, когда мы доходим до дежурной стойки, где нам сообщают, в какой именно палате разместили Анну. Ей промыли желудок и она пришла в себя, так что мы можем к ней подняться.

Верхний этаж, куда мы добираемся на лифте, намного спокойнее, чем первый. Здесь палаты только для vip-пациентов, и коридоры преимущественно пусты. Дверь с названной нам нумерацией располагается в самом конце правого крыла, и мы – не первые посетители младшей Янг. Её родители уже там. Фара явно воркует с Анной, сидя на краю больничной постели, но тут же замолкает, а Антонио безучастно пялится в окно, заложив руки за спину. Даже не оборачивается, как только мы входим.

– Добрый день, – здороваюсь я первой.

Слишком уж неудобной становится воцарившаяся тишина. Ответом становятся скупые встречные приветствия, и я прохожу дальше.

– Как ты? – продолжаю, обратившись к Анне.

Девушка выглядит бледной и уставшей, но пытается улыбнуться на мой вопрос.

– Мне сказали, это ты меня нашла и привезла сюда. Спасибо, – отзывается она.

– Нашла я, но привезла не совсем я, – оборачиваюсь к Айзеку.

Тот презрительно усмехается. Благо не отпускает ни одного комментария о том, что я его фактически вынудила это сделать. Смотрит на приёмных родителей.

– А где были вы?

Нас с ним и так извещали, что рано утром они уехали в Катанию, так что вопрос и его природа мне не совсем понятны. По крайней мере, поначалу.

– А мы выбирали подарок для твоей жены. Как и хотела Анна, – разворачивается в нашу сторону старший из Янг.

Получается, девушка их нарочно выпроводила?

Чтоб принять те таблетки…

– Антонио, – укоряет его Фара.

Вероятно, чтоб сбавил и смягчил тон, по крайней мере, на время. Уж больно сурово и мрачно выглядел.

Или нет?

– Вообще-то это должен был быть сюрприз, – закатывает глаза и Анна вслед за окликом Фары.

– Как по мне, на сегодня сюрпризов вполне достаточно, – кривится Айзек.

Не могу сказать, что я разделяю его мнение, чтобы быть настолько же категоричной. Но это только в первую минуту. До того, как беседу прерывает появление врача.

– Все анализы в пределах допустимой нормы, разве что уровень гемоглобина немного понижен, но это легко исправить, – доброжелательно улыбается мужчина средних лет в белом халате, сверяясь с данными в бумагах, которые притаскивает с собой. – Но я бы всё равно рекомендовал понаблюдать вас здесь хотя бы одну ночь, всё-таки первый триместр сам по себе требует особого внимания к здоровью будущей матери и развитию плода, не хотелось бы ничего упускать. Как вы себя чувствуете?

Анна улыбается ему точно так же, как и мне, словно вымучивает из себя подобие радости.

– Вполне хорошо, спасибо, – прикрывает глаза.

Ни на одного из нас больше не смотрит. Даже на того, к кому обращается. И если Фара и Антонио терпеливо ждут, когда она справится с собственной слабостью, чтобы продолжить разговор, то Айзек…

– Первый триместр? – переспрашивает, как мысли мои читает. – Какой ещё нахрен первый триместр?

Мужчина в белом халате заметно тушуется под тяжёлым пристальным взглядом задавшего вопрос. Я же обращаю внимание на то, что похоже данная новость остаётся таковой только для нас двоих. Антонио и Фара явно давно в курсе, иначе бы не отличились очередным молчанием. Вряд ли их выдержка настолько превосходна. Даже в лице ничуть не меняются.

– Пожалуй, я оставлю вас наедине, зайду снова немного позже, – так и не отвечает доктор.

Спешит банально свалить. В воздухе моментально становится так много напряжения, что и я спешу последовать его примеру.

– Я тоже пока побуду в коридоре, всё-таки меня это не касается, – мямлю в качестве своего оправдания.

– Нет, Нина. Останься. Эта тема касается всех нас.

В памяти мелькает образ детской, наличие которой я недавно обнаружила, но сопутствующие ассоциации я напрочь отметаю, развернувшись на голос Фары.

– Всё-таки мы теперь семья, – поясняет она мягко.

За уточнение я ей благодарна. Но не Айзек.

– И не смотри на меня так, мы с Антонио тоже только полчаса назад узнали, всё ещё не усвоили, – добавляет она для него.

Вряд ли он становится таким же мрачным как Антонио именно по этой причине, но оставляю свои умозаключения при себе. К тому же, моя помощь ему вовсе не требуется.

– Да похер мне, когда вы узнали. Ровно, как и глубоко похер на сам факт этого залёта, – произносит мой супруг. – Но было бы неплохо, – сосредотачивается на Анне, – если бы ты наконец повзрослела и перестала травить жизнь совсем уж беззащитного перед тобой, – опирается сомкнутыми в кулаки ладонями о спинку больничной кровати и слегка прищуривается, с презрением разглядывая девушку. – Ну, если конечно вообще собираешься её сохранить. Хотя уверен, сделаешь лишь одолжение этому ребёнку, когда решишь иначе.