Фетишист. История Джерри Брудоса, «обувного маньяка»

Ann Rule

LUST KILLER

Copyright © 1983 by International Literary Properties LLC

Публикуется по специальному соглашению с Renaissance Literary & Talent (США) при участии Игоря Корженевского из Агентства Александра Корженевского, Россия

© Голыбина И.Д., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Пролог

Она низко склонила голову, пряча лицо от порывов ветра с дождем, и переложила тяжелый чемодан из одной руки в другую. Было 26 января 1968 года. Ей недавно исполнилось девятнадцать; она была хорошенькая, стройная и… в отчаянном положении. Разъездная торговля энциклопедиями оказалась совсем не той блистательной карьерой, какую прочил ей региональный менеджер. Работа была тяжелая и неблагодарная. Каждое утро она выходила из своего дома в Алохе – пригороде Портленда в Орегоне, – полная энтузиазма, и каждый вечер возвращалась без единой продажи. Она знала, что достаточно продать всего один набор энциклопедий и атласов вместе с пачкой полагавшихся к ним буклетов, чтобы внести месячную плату за аренду жилья, закупить продуктов, а то и позволить себе что-нибудь из одежды. Только поэтому она и продолжала – каждый день думая, что сегодня это случится. Она внимательно слушала инструкторов, наставлявших таких же, как она, коммивояжеров, и запоминала их «продающие приемы». Она даже тренировалась у себя в спальне перед зеркалом, но настоящие покупатели реагировали совсем не так, как «тренировочные» на занятиях.

Когда она стучалась в дома, люди нетерпеливо трясли головами и захлопывали дверь у нее перед носом. Если ей давали наводку, оказывалось, что клиент не особенно заинтересован в покупке – в противовес тому, что ей говорили. У большинства тех, к кому она попадала, на полках не было ни одной книги, и ей не верилось, что они готовы потратить несколько сот долларов на набор энциклопедий в переплетах из натуральной кожи. Наилучшей тактикой считалось давить на то, что их дети преуспеют в школе и вырастут докторами, профессорами и адвокатами, но ей стыдно было применять так называемый «прессинг вины».

– Вы разве не хотите, чтобы ваши дети имели преимущества, которых не было у вас? Все неравнодушные родители покупают энциклопедии для своих детей, вы же сами знаете.

Ей приходилось сидеть на диванах, настолько изношенных, что протертые места на них были прикрыты пледами или полотенцами, и убеждать их владельцев, что лучшим ответом на бедность будет приобретение ее товара. Она же видела, что этим людям и без того тяжело выживать. Она понимала, что, сделав покупку, они будут вносить платежи по рассрочке за ее дорогущие книжки несколько лет. И пускай даже никто у нее ничего не покупал, ее преследовало ощущение, что она делает этим людям только хуже, напоминая об их бедственном положении.

В богатых домах, где она порой оказывалась, энциклопедии были и так. А люди там напоминали о бедственном положении уже ей самой.

Линда Слоусон переехала в Алоху из Рочестера в Миннесоте. С чего-то она решила, что климат там теплый и мягкий. Представляя Орегон и Западное побережье, она думала о Гавайях и Калифорнии. Боже, как же она ошибалась! В Портленде выпадало столько осадков, что она постоянно промокала до нитки. Морось ли, убористый дождь или бешеный ливень – с неба постоянно текла вода. Местные говорили, что летом будет получше, что ей следовало приехать в Портленд на Фестиваль роз в июне, но…

У нее болели ноги. Не надо было надевать туфли на каблуках, но она подумала, что от остановки автобуса до адреса, который дали ей в компании, между 47-й и Хоуторн, совсем недалеко. Ей нравилось красиво одеваться – чтобы произвести выгодное впечатление на покупателей. Но туфли на шпильках в темный дождливый вечер оказались крайне неудачным выбором.

Руки онемели от чемодана, набитого тяжеленными книгами, и от их веса у нее разболелась шея. Как только она доберется до своей квартирки в Алохе, то сразу нальет себе горячую ванну и выкинет из головы эти чертовы энциклопедии. Она остановилась под фонарем, поставила чемодан на землю и поискала в сумочке листок с адресом. Под дождем чернила сразу потекли, и она не могла понять, что там указан за номер – 1541 или 1551, а может, 1451. Больше всего ей хотелось просто сунуть листок назад, сесть на следующий автобус и отправиться домой.

В нерешительности она снова пошагала по улице. И тут увидела в одном из дворов мужчину. Может, с ним ей повезет? Он посмотрел в ее сторону, а потом помахал рукой – как будто ждал ее.

Она улыбнулась незнакомцу.

– У меня назначена встреча. Я должна показать покупателю энциклопедии. Это вы?

Он улыбнулся в ответ и пригласил ее входить. Мужчина был крупный, но не толстый, с лицом, круглым, как луна.

– Входите.

– Ах, так это вы! Я уж думала, что заблудилась. – Она двинулась к центральному входу, но мужчина подхватил ее под локоть, увлекая за собой на задний двор.

– В доме слишком шумно. А внизу нам никто не помешает. У меня в подвале мастерская. Я очень хочу купить энциклопедии. Вы же не против?

Она покосилась на него, охваченная противоречивыми чувствами. Он был большой, но выглядел безобидным. Этакий увалень, к тому же он вроде бы серьезно настроен купить, а такого у нее давным-давно не случалось.

– Ну что ж…

– В доме моя мать с моей дочерью, да к ним еще и гости пришли. Там дым стоит коромыслом. А я хочу послушать, что вы будете рассказывать.

– Хорошо. Конечно.

Она прошла за ним в подвал через задние двери и присела на табурет, который он ей придвинул. Услышала шаги наверху – потолок у них над головами заскрипел.

– Итак, – начал он, – расскажите мне об энциклопедиях. Я могу приобрести их прямо сегодня?

– Вы можете их заказать. Я доставлю вам весь комплект… скажем, через неделю. Если у вас есть маленькая дочь, вы, возможно, заинтересуетесь также нашими детскими книжками. Сколько ей?

Он как будто отвлекся и ответил не сразу.

– О… ей всего шесть – но она умница. Уже учится читать.

– Прекрасно. Вот, давайте я вам покажу. – Она потянулась открыть чемодан с брошюрами и образцами книг.

– Сейчас я включу свет.

Он сделал шаг у нее за спиной. Она услышала, как он завозился там, и начала оборачиваться.

Последним, что почувствовала Линда Слоусон, был удар по голове. Она тяжело рухнула с табурета, искры посыпались у нее из глаз, в ушах загудел колокол, а потом черный бархат окутал все вокруг.

Он тяжело дышал, хотя не потребовалось практически никаких усилий, чтобы ударить ее по затылку обрезком трубы. В следующий миг раздался гулкий стук – она повалилась на пол, как камень.

Он присел рядом с ней на корточки и проверил, дышит ли она еще. Ему показалось, что ее ребра слегка шевелятся. Тогда он схватил ее обеими руками за шею и с силой сжал. Шейка была такая хрупкая – он практически чувствовал, как тонкие косточки ломаются под его пальцами. Убедившись, что она мертва, он разжал ладони и посмотрел на нее сверху вниз.

Он был в восторге. Он так долго фантазировал об этом, столько мечтал. Много раз был на самой грани, а теперь сделал это, и она принадлежала ему. Он мог делать с ней что хочет.

Ему не нравились ее волосы. Слишком короткие – из-за них она похожа на мальчишку. Он предпочел бы женщину с длинными распущенными волосами. Как на тех картинках, которые он коллекционировал. С другой стороны, это не так уж и важно – у нее отличное тело, а на ногах туфли с каблуками, именно такие, как ему нравятся.

Над головой простучали шаги, и он вздрогнул, ошеломленный. Он не сможет сделать с ней то, что задумал, если его бестолковая мамаша решит спуститься к нему вниз. К черту ее. Он всегда терпеть не мог свою мать; и угораздило же ее торчать здесь именно сегодня, когда у него все так хорошо складывается!

Он постарался успокоить дыхание, взял себя в руки и поднялся наверх. Мать была там – играла с его дочкой. О нем она никогда особо не заботилась, но теперь обожала приходить посидеть с внучкой. Да и жена пользовалась любой возможностью сбежать от него, поэтому с радостью впускала старую жабу, стоило ей появиться на пороге.

– Умираю с голоду, – буркнул он. – Но ужин готовить не надо, лучше возьми ребенка и сходите поесть гамбургеров.

– Там же ливень! Погода ужасная. Может, я сделаю…

Не слушая ее, он вытащил из кошелька пятидолларовую купюру.

– Я хочу двойной чизбургер. А себе берите, что захотите. Посидите там, поешьте, а мне закажите, когда соберетесь домой. Не торопитесь. Когда вернетесь, постучите в пол.

Наконец они ушли, и он бегом помчался назад в подвал. Проклятие! Опять шаги наверху – тяжелая мужская поступь. И кто-то зовет его по имени.

Он торопливо подхватил тело под мышки и отволок в темный угол под лестницей. Чемодан с книгами затолкал туда же. Потом вышел из задних дверей и направился к центральному входу. В прихожей маячил Нед Роулз, его приятель. Весь такой довольный – расхаживал там, будто у себя дома. Да уж, не стоило давать ему ключи.

Пришлось поболтать с Недом, стараясь не показывать нарастающего нетерпения. Вот-вот нагрянут мать с ребенком или жена с младенцем вернутся. Он посмеялся шутке Неда, потом сказал, что должен кое с чем закончить в мастерской, и пообещал позвонить позднее. Целых десять минут ушло на то, чтобы вытолкать приятеля из дома и усадить его в машину.

Снова спускаясь в подвал, он так и дрожал от предвкушения. Вытащил девушку из-под лестницы – она была ужасно бледная. С виду совсем как живая, вот только белая как мел. Как большая кукла. Вся его – готовая с ним поиграть.

Блузка и юбка у нее были неинтересные. Ему нравились изысканные вещи, а эти совсем не произвели впечатления.

Зато когда он ее раздел, его ожидал приятный сюрприз. Несмотря на мальчишескую стрижку и простенькую одежду, она носила восхитительное белье. Голубой лифчик и пояс для чулок, а под поясом ярко-красные трусики. Вот они оказались идеальными – лучше он и сам бы не выбрал.

Он смотрел на ее белье, прикасался к нему, потом стал снимать, предмет за предметом, уделив красным трусикам особое внимание. Потом опять надел лифчик, и трусики, и пояс, тщательно застегнув все крючки. В этом он поднаторел. Столько раз упражнялся!

Ему хватило времени поиграть с ней, прежде чем мать вернулась домой с гамбургером для него, – но все равно он рассердился, когда она постучала в пол. Пришлось подниматься, благодарить ее, потом сидеть и есть, словно он голоден. И все это время она терпеливо дожидалась его в подвале. Мысленно он таял от удовольствия. По крайней мере, она не уйдет и не бросит его – пока он сам не решит от нее избавиться.

Когда он вернулся к ней, она сидела там, где он ее усадил. Он подумал заняться с ней сексом, но потом решил, что это будет лишнее. Он упрекнул себя за то, что не запасся пленкой для фотоаппарата. Это было важно – а он забыл. Но он же не знал, что девушка-коммивояжер сама заявится к нему и ее будет так легко обмануть и заманить к себе в логово.

Однако у него было много других сокровищ. Все эти скользкие кружевные трусики и лифчики, которые он крал столько лет. Он и сам не мог сказать, что ему нравится больше – прокрадываться в темные квартиры и красть белье, прислушиваясь, как дышит женщина во сне в паре шагов от него, или перебирать свою коллекцию шелка и гипюра, хранящего слабый запах их духов и кожи.

Раньше у него не было никого на роль модели. Он не мог показать коллекцию жене, потому что она стала бы его подозревать. Теперь же он выбирал бюстгальтеры, и трусики, и пояса с кружевными оборками, часами раздевая и одевая мертвую девушку. Красные трусики нравились ему больше всего. Они идеально ей шли.

Много лет он разрабатывал этот сценарий у себя в голове, никому о нем не рассказывая. Мечтал о том, что будет делать с похищенной женщиной. И нисколько не был разочарован сейчас, когда это происходило в действительности. Он знал, что не сможет держать ее у себя вечно, но хотел запомнить каждый свой шаг. В следующий раз он обязательно сделает фото.

Его жена приехала домой, поэтому он поднялся поговорить с ней. Сказал ложиться спать – ему еще надо закончить в мастерской. Он любил свою жену. Правда любил, потому что, как правило, она была милой с ним и не приставала, не досаждала ему. Однако многое изменилось с тех пор, как у них родился сын. Он хотел быть с ней в этот момент, прямо в родильной палате, но она предпочла остаться наедине с другим мужчиной. С врачом, а не с ним. Ему мучительно было думать, что она выбрала другого, а не его.

Когда они все уснули, он снова спустился в подвал. Еще поиграл с мертвой девушкой в переодевания, наслаждаясь тишиной, которую нарушал лишь мягкий шелест дождя за окнами. Надо было избавиться от тела до наступления утра. Очень жаль, но ничего не поделаешь. Однако кое-что от нее он собирался оставить себе. Не трусики и бюстгальтер – этого добра у него и так сколько угодно, от всех тех женщин, которые даже не знали, как он выглядит и что он у них украл.

У него был морозильник, но недостаточно большой, чтобы спрятать ее там целиком, да и все эти женщины, наводнявшие его дом, все равно бы ее нашли. Его разум работал четко. Он прекрасно все понимал. Он был правшой, поэтому ему показалось правильным отрезать ей левую стопу.

Он так и сделал – аккуратно отделил ее по лодыжке. Без туфли стопа выглядела какой-то неполноценной, поэтому он обул ее, прежде чем сунуть в морозильник.

Он был доволен собой. Он убедил Неда Роулза, что плавит в подвале нитроглицерин, и тем самым избавился от него. Отправил спать жену и свою мамашу, так что оставалось только сбросить мертвую девушку в реку Уилламет, чтобы никто ее не нашел. У него была заранее припасена головка блока от двигателя автомобиля – в качестве груза. Конечно, она тяжелая, но сил у него хоть отбавляй.

Реку Уилламет в Портленде пересекает много мостов. В дневное время там полно машин. Но не в два часа ночи. Он выбрал мост Сент-Джон, а чтобы никто не остановился рядом, сделал вид, что у него спустило колесо. Тупых копов не дозовешься, когда они нужны, и сейчас он очень на это рассчитывал. Он достал из багажника домкрат, отодвинув труп в сторонку, и подсунул его под задний бампер.

Домкрат сработал подобно мантии-невидимке. Ни одна из немногих машин, проезжавших мимо, даже не притормозила. Убедившись, что поблизости никого нет, он вытащил девушку из багажника вместе с грузом и поднес к ограждению моста. Она полетела вниз, а в следующее мгновение глубокие воды Уилламет сомкнулись над ней. Всплеск был на удивление тихим – слишком тихим, чтобы привлечь внимание.

Когда она скрылась под водой, он поднял домкрат, бросил его в кузов и поехал домой. Единственное, что его беспокоило, – это кольцо, о котором он вспомнил слишком поздно. У нее на руке было что-то вроде перстня из колледжа с надписью «Святой Кто-то там» и датой «1967».

Он даже не знал ее имени. Оно не имело значения. Он был уверен, что никто никогда ее не найдет.

Никто и не нашел.

В компании, торговавшей энциклопедиями, решили, что Линда К. Слоусон просто решила их бросить. Никто не помнил, куда она должна была поехать вечером 26 января. Коммивояжеры приходили и уходили. Этого следовало ожидать.

Ее семья волновалась – родные подали заявление о пропаже в департамент полиции Портленда. Однако все усилия тамошних детективов ни к чему не привели. Линда К. Лоусон так и осталась в списках пропавших, хотя о ней помнили и полиция, и семья. Вот только ее больше негде было искать. Как будто земля разверзлась и поглотила ее.

Крупный мужчина с лицом, похожим на луну, какое-то время держал у себя ее ногу. Использовал как манекен, чтобы примерять туфли. А когда эта игра ему надоела, он привязал к ней груз и тоже бросил в Уилламет.

Потом продолжил планировать, и фантазировать, и думать, что сделать дальше. То, что он проделывал с девушкой в красных трусиках, было так чудесно и доставило ему столько удовольствия, что он никогда не согласился бы остановиться.

Глава 1

Он был чудовищем. Но он не родился таким, а стал – за двадцать восемь лет, одиннадцать месяцев и двадцать семь дней, прошедших до того, как Линда К. Слоусон, к несчастью, попалась на его пути.

Джером Генри Брудос родился в Вебстере, Южная Дакота, 31 января 1939 года. Его родители были безнадежно неудачной парой. У них уже имелся сын на несколько лет старше Джерома, и они определенно не хотели еще одного; старший брат Ларри был сообразительным малышом и не доставлял родителям неприятностей. Они предпочли бы девочку. Но вместо нее Эйлин Брудос родила рыжеволосого голубоглазого мальчика, которого так и не смогла полюбить. Как все дети, он безошибочно это чувствовал. Когда Джерри вырос достаточно, чтобы облечь свои чувства в слова, он назвал ее «упертой самовлюбленной эгоисткой». Если она просто его не любила, то он возненавидел ее.

Эйлин Брудос была женщиной практичной и одевалась так же – аккуратно и без фантазий, а еще, по словам Джерома, «никогда, никогда не носила высоких каблуков».

Генри Брудос, смешной недомерок ростом всего метр шестьдесят два, постоянно перевозил свою семью с места на место. Обычно они селились на фермах – фермах, дававших столь скудные урожаи, что старшему Брудосу приходилось устраиваться в городе на работу, чтобы содержать их. Как большинство коротышек, он славился вспыльчивым нравом и мгновенно набрасывался с оскорблениями на любого, кто пытался взять над ним верх, не стесняясь в выражениях. Но какими бы недостатками ни отличался отец, Джером Брудос предпочитал его Эйлин.

Во время Второй мировой войны Брудосы жили в Портленде. Устроиться на работу тогда было легко, и их финансовое положение оставалось относительно стабильным.

Пятилетний Джерри Брудос мог бродить на свободе и однажды забрался на свалку, где нашел нечто, поразившее его. Туфли. Женские туфли на шпильках – нисколько не похожие на те, что носила его мать. Они были из лаковой кожи, с открытыми пальцами и пятками и тонкими ремешками, обхватывавшими щиколотки. Конечно, они были немного поношенные, а на декоративной пряжке не хватало одного блестящего камешка. Тем не менее они ему очень понравились, и он принес их домой.

Больше ради смеха он обул сверкающие черные туфли прямо на носки и прошелся в них по дому. Эйлин Брудос увидела его и пришла в ярость. Она сурово его отчитала резким голосом, срывающимся на визг. А потом велела отнести туфли обратно на свалку и выбросить там. Он не понял, почему мать так разозлилась и что такого плохого он совершил – ведь эти туфли никому не были нужны. Вместо того чтобы отнести их назад, он спрятал туфли в доме. Когда контрабанда попалась матери на глаза, разверзся настоящий ад. Она сожгла туфли, а Джерри надолго посадила под замок.

Когда его наконец выпустили, он побежал к соседке, местной красавице, которая всегда очень ласково относилась к нему. Джерри нравилось представлять себе, что она его настоящая мать, а к Эйлин он не имеет отношения. Уже тогда он ненавидел Эйлин.

В пять лет у Джерри Брудоса появилась подружка – девочка одних с ним лет. Она всегда была бледная, быстро уставала и не могла играть; он не знал, что она умирала от туберкулеза. Ее смерть была самым ужасным, что с ним когда-либо случалось; еще долго он тосковал по ней.

Соседская женщина, хорошо с ним обращавшаяся, тоже болела – у нее был диабет. Годы спустя у него в голове эпизод с крадеными туфлями, смерть его подружки и доброта соседки так переплелись между собой, что он вспоминал о них исключительно вместе.

К моменту, когда Джерри Брудос пошел в первый класс, семья переехала в Ривертон, Калифорния. Учительница Джерри в школе оказалась хорошенькая и всегда носила на работу высокие каблуки. У нее обычно была при себе запасная пара, чтобы переобуться, если устанут ноги, или сходить на свидание после конца уроков. Джерри уже знал, что открыто обращать внимание на женские туфли нельзя, но втайне постоянно засматривался на обувь учительницы, очарованный каблуками-шпильками. Однажды, не в силах и дальше выдерживать напряжение, он украл пару, которую она хранила в рабочем столе, и спрятал туфли на спортивной площадке, чтобы потом унести с собой домой. Но кто-то нашел их и вернул учительнице. Несколько дней спустя Джерри признался, что это он их взял.

Учительница не стала злиться, но сильно удивилась:

– Боже, да зачем тебе понадобились мои туфли, Джером?

Он покраснел как рак и выбежал из класса.

Второй класс Джерри закончил плохо. Он часто болел – то ветрянкой, то ларингитами, а то и ангиной; лежал дома с распухшими гландами и осипшим голосом. Взрослым он вспоминал, что ему делали «операции на пальцах рук и ног», вероятно, с целью лечения грибковой инфекции ногтей. Дважды ему оперировали ноги. Что стало тому причиной, неизвестно; сам Джерри Брудос помнил только, что у него плохо функционировали вены: «Они раздувались, и приходилось делать операцию, потому что они не справлялись со своей работой».

Его преследовали мигрени с частичной потерей зрения и неукротимой рвотой. Из-за них, а также потому, что он так и не выучился читать и писать, в школе решили, что ему нужны очки. Его брат учился на одни пятерки, да и у самого Джерри тесты IQ показывали результат выше среднего, но он отличался рассеянностью и неторопливостью.

Очки ему сделали, но они были лишь чуть сильнее обычных стекол – просто плацебо. Головные боли не прекратились – в большей или меньшей степени они будут преследовать Джерри Брудоса всю жизнь.

Очевидно, он долгое время проводил в постели, запертый в доме с матерью, которую всеми силами старался избегать, но эта часть жизни стерлась у него из памяти. Он хорошо ладил с братом, несмотря на то что Ларри был отличником в школе и Эйлин отдавала предпочтение ему. Отца Джерри видел редко, потому что тот постоянно работал – на ферме или в городе.

Увлечение женскими туфлями у Джерри только укреплялось. Однажды к родителям пришла в гости супружеская пара с дочерью-подростком. Девочке захотелось вздремнуть, и она прилегла на кровать Джерри. Он прокрался в комнату и был поражен тем, что она не сбросила свои туфельки на высоких каблуках. Один каблук проткнул вязаное покрывало и торчал оттуда; это зрелище показалось Джерри невероятно эротичным. Он хотел ее туфли. Он попытался снять их у нее с ног, но девочка проснулась, велела ему прекратить и выгнала из спальни.

Следует напомнить, что все эти эпизоды с кражами туфель происходили еще до того, как Джерри Брудос достиг возраста полового созревания. Естественно, секс был в его доме запретной темой. Как все подростки с ферм, он наблюдал сексуальное поведение у животных: видел, что быки делают с коровами и как кабаны в буквальном смысле «ввинчиваются» в свиней своими причудливыми, но весьма функциональными пенисами. У него на глазах спаривались собаки и кошки. Но он никогда бы не осмелился спросить, как происходит соитие у людей. Прикосновения и объятия – любые проявления чувств – в доме Брудосов не поощрялись. Он слышал в школе шуточки и смеялся вместе с другими мальчишками – особенно над той, где девочка съезжает вниз по перилам, – но никогда не признался бы, что сути их не понимает. И уж точно он не мог провести параллели между странным возбуждением, которое охватывало его при виде женских туфель, и своими сексуальными желаниями.

Даже ему самому это казалось странным, и он старался держать свои фантазии в секрете. Почему мать так рассердилась, когда он в пять лет принес туфли со свалки? Почему соседка-подросток выгнала его? Таинственность и загадочность этого наваждения делали его лишь более чарующим.

Глядя на светлокожего рыжеволосого Джерри, которого в школе считали глуповатым, никто не заподозрил бы в нем тайных страстей. А уж зревшая у него внутри потенциальная опасность вообще показалась бы смехотворной.

Всю жизнь женщины будут управлять Джерри Брудосом тем или иным способом. Эйлин, его мать, была авторитарной и непреклонной. Она, главная в доме, отчитывала его за малейшие проступки, а старшему брату все сходило с рук. Ларри уклонялся от домашних обязанностей не меньше, чем Джерри, но для него у матери всегда находились оправдания. Ларри был «исключительным» и «одаренным», ему требовалось время, чтобы учиться. И Ларри, и отец понимали, что Эйлин несправедлива к Джерри, но ничего не могли с этим поделать. Она правила твердой рукой, и трое мужчин в семье предпочитали тактику избегания открытой конфронтации.

Другие женщины, игравшие в жизни Джерри важную роль, покинули его; его маленькая подружка умерла, а ласковая соседка разболелась так сильно, что больше не могла уделять ему время. Учительница перестала ему доверять после истории с туфлями. Он рано осознал, что на женщин нельзя полагаться.

Он вечно пребывал в угнетенном состоянии, и бессилие порождало у него внутри ярость.

Подростком он превратился в бомбу с часовым механизмом.

К тому времени семья переехала в Грантс-Пасс в Орегоне. У их соседей было несколько дочерей, и Джерри с одним из их братьев часто прокрадывался в девичьи спальни, чтобы поиграть с их одеждой. Теперь его фетишем стало еще и женское белье. Тайные женские вещицы. Лифчики, и трусики, и пояса – вся эта сложная упряжь, которая удерживала на месте шелковистый нейлон. Он обожал прикасаться к нежной поверхности ткани – почти так же, как к женской обуви, разительно отличавшейся от мужской.

Когда Джерри было тринадцать, Брудосы переехали снова – теперь в Уоллес-Понд близ Салема, столицы штата. В 1952 году отец Джерри сделал там очередную неудачную попытку разбогатеть на фермерстве.

Ларри исполнилось шестнадцать, и он начал испытывать нормальный мужской интерес к обнаженному женскому телу. Он собирал картинки с моделями «пин-ап», а иногда рисовал подружку Супермена, Лоис Лейн, – обнаженную и в туфлях на шпильках. С учетом пуританских воззрений Эйлин Брудос Ларри предусмотрительно прятал свою коллекцию в ящичке под замком. Джерри нашел ящичек, взломал замок и принялся рассматривать картинки. И, конечно, его, а не Ларри поймали на месте преступления. Брата он не выдал и принял наказание за него. Все равно никто бы не поверил, что это коллекция Ларри, потому что Ларри был хорошим сыном, а Джерри – плохим.

В шестнадцать лет у Джерри впервые случилась поллюция. Эйлин, категорически не желавшая обсуждать тему секса, нашла пятна у него на простыне и отругала сына. Его самого ночная эякуляция сильно испугала; он задавался вопросом, возможно ли держать это под контролем. Мать заставила его вручную выстирать простыни, и на следующую ночь он спал без постельного белья, потому что комплект был только один, и доказательство его испорченности все еще сохло на веревке во дворе.

У Джерри стали возникать причудливые фантазии о возмездии. Целыми днями он торчал на холме близ фермы, где решил выкопать тоннель. Он собирался похитить какую-нибудь девушку и спрятать ее там. Когда она будет в его власти, он заставит ее исполнять все свои желания. Вот только он понятия не имел, чего хочет от пленницы. Он по-прежнему мало знал о сексе, не представлял, как происходит соитие, и уж точно не слыхал об изнасиловании. Тем не менее его возбуждали мысли о женщине, просящей у него пощады.

Примерно в то же время Джерри начал красть туфли и белье из соседских домов и с веревок, где сушилась выстиранная одежда. У него образовалась собственная коллекция, которую он любил перебирать и ощупывать; Джерри тщательно следил за тем, чтобы Эйлин Брудос не наткнулась на нее.

Любопытно, что он никогда не крал одежду матери и не испытывал желания примерить ее вещи.

Если кто-то в Уоллес-Понд и заподозрил, что Джерри ворует у соседей, то огласке это предано не было. А потом Брудосы снова переехали – на этот раз в Корваллис. В Корваллисе, расположенном в двадцати пяти милях к западу от современного шоссе I‐5, которое соединяет Мексику с Канадой, находится Университет штата Орегон; это плодородный регион, как и вся долина реки Уилламет. К востоку от города течет река Лонг-Том, а Тихий океан располагается в пятидесяти милях к западу.

К моменту переезда Ларри уже поступил в колледж – он изучал электронику. Джерри тоже проявлял к ней склонность, но его достижения меркли по сравнению с успехами брата.

Джерри было почти семнадцать, и у него уже имелись кое-какие представления о жизни. Тем не менее он до сих пор не видел обнаженной женщины и был решительно настроен это исправить. Враждебность и недоверие к женщинам нисколько не усмирили его похоти.

Джерри продолжал красть женские вещи. Дома, в своей комнате, он вытаскивал свои сокровища из тайника и ласкал их. Позднее он скажет психиатру, что от прикосновения к женским вещам испытывал «забавное ощущение». Он использовал одежду для мастурбации, но не достигал оргазма. Эякуляция происходила у него только по ночам, во сне.

В конце лета 1955 года Джерри Брудос прокрался в соседский дом и похитил белье восемнадцатилетней девушки, которая там жила. Однако кража не принесла ему желанного удовлетворения, и Джерри подумал, что гораздо лучше было бы иметь фотографии самой девушки. Он задумал целое представление, чтобы их получить.

Джерри обратился к девушке, белье которой украл, с предложением помочь вернуть пропавшие вещи. Он намекал на какую-то тайну – мол, он работает в полиции под прикрытием. У него есть инсайдерская информация. Поначалу девушка ему не поверила, но Джерри настаивал. Он ведь живет по соседству, вот полиция и решила, что он – идеальный агент под прикрытием. Никто не заподозрит, что Джерри сотрудничает с копами.

Девушка засомневалась. Ей хотелось получить белье назад – она много работала, чтобы его купить. А Джерри был совсем ребенок – всего шестнадцать лет – и выглядел как большой клоун. Она не боялась его, и, возможно, он правда что-то знал.

Джерри Брудос пригласил ее к себе в один из вечеров, когда остальных членов семьи не было дома. Услышав, что она стучит в дверь, он позвал ее:

– Поднимайся! Иди наверх!

Девушка поднялась по темной лестнице старого фермерского дома на звук его голоса. В комнате Джерри царил полумрак, она никого не увидела. И тут высокая фигура в маске подскочила к ней, размахивая длинным ножом.

– А ну раздевайся, или я тебя зарежу! – сказал голос из-под маски. – Живо!

Он прижал нож к ее горлу, и она почувствовала холодное лезвие. Ее сердце отчаянно заколотилось; жертва начала понимать, что совершила ужасную ошибку, доверившись соседскому мальчишке.

Дрожа, девушка стала снимать одежду. Она не была дурой и понимала, кто прячется под маской, но не знала, что он собирается сделать с ней. Шансов победить его в драке у нее не было, оставалось подчиниться.

Человек в маске достал откуда-то дешевую камеру со вспышкой, и она сообразила, что он не планирует насиловать ее – ему нужны ее фотографии!

Он говорил ей, какую позу принять; так он сделал несколько фотографий обнаженной и полуобнаженной жертвы. Она подчинялась его указаниям в ужасе от того, что он может все-таки пойти дальше простой съемки. Он торопился, командуя ей встать так или этак, нагнуться и повернуться.

Когда пленка закончилась, фигура в маске вышла из спальни Джерри Брудоса. Его жертва кинулась лихорадочно одеваться и уже бежала к лестнице, когда Джерри без маски появился в своей комнате. Он тяжело дышал.

– С тобой все в порядке? – спросил он. – Я был снаружи, в амбаре, и тут кто-то – я не видел кто, – подошел и задвинул засов. Мне только сейчас удалось вырваться! Ты никого тут не видела?

Она затрясла головой и проскочила мимо него. Едва выскочив на порог, девушка помчалась к своему дому.

Джерри Брудос действительно верил, что провел свою жертву, убедив ее, будто какой-то незнакомец заставил ее позировать голой. Он решил, что все сошло ему с рук, когда никто не пришел к нему с обвинениями.

Он проявил фотографии и впервые по-настоящему увидел, как выглядит обнаженная женщина. Он так торопился сделать снимки, пока никто не заявился домой, что не успел насладиться созерцанием девушки воочию. Он даже не возбудился в этой спешке. Однако фантазии Джерри Брудоса и не подразумевали взаимодействия с женщиной; в них женщины лишь подчинялись его командам. Он был Хозяином, а они – рабынями.

Первое впечатление от обнаженного женского тела было у него следующим: «она выглядела ужасно смешно». Однако со временем он стал получать большое удовольствие от просмотра этих фотографий. При этом он перебирал краденые трусики и лифчики, включая девушку, свою узницу, в свои фантазии.

Позднее его жертва сказала полиции:

– Я все время знала, кто это был. Меня не обманула ни маска, ни эта дурацкая история с запиранием в амбаре, но я боялась его. Я боялась, что, если признаюсь, он меня убьет…

Прошло восемь месяцев после эпизода с принудительной фотосъемкой; Джерри больше не волновался насчет того, что его могут разоблачить. Однако он так часто рассматривал снимки, что они уже не оказывали желанного эффекта. К тому же они затрепались и поблекли.

Ему нужна была новая пленница.

Джерри Брудос не мог найти девушку, которая согласилась бы встречаться с ним. Он был большой и неловкий да еще страдал от подростковых прыщей – доктор называл их «акне вульгарис». Прыщи становились еще заметнее, когда он краснел. А когда Джерри нервничал, то невольно опускал голову, а его голос становился хриплым.

Однако дело было не только в его внешности и неуклюжести; что-то еще в Джерри Брудосе отпугивало девушек – что-то жуткое, провоцировавшее почти животную реакцию, говорившую им держаться от него подальше.

Тем не менее в теплый апрельский вечер 1956 года Джерри Брудосу удалось хитростью заманить семнадцатилетнюю девушку к себе в машину. Он начал говорить так, будто они на свидании, и она, изумленная, вытаращилась на него. Девушка согласилась лишь немного покататься.

Ее изумление превратилось в панику, когда Джерри помчался на полном газу прочь от главной дороги. Потом свернул на заросший травой проселок и припарковался возле заброшенной фермы, обшитой посеревшей дранкой. В выбитые окна фермерского дома задувал ветер.

Она огляделась по сторонам и поняла, что соседние фермы находятся в нескольких милях от них, и, случись что-нибудь, никто не придет к ней на помощь.

Не говоря ни слова, Джерри Брудос выволок девушку из машины и начал избивать. Его кулаки молотили ей по лицу и груди; во рту появился соленый привкус крови. Понимая, что это не поможет, она все-таки закричала. Странный парень-переросток продолжал ее бить. Он дергал ее за одежду, приказывая раздеться. С трудом переводя дыхание, он сказал, что хочет увидеть ее голой. Она извивалась, брыкалась и пыталась убежать.

Солнце уже садилось, и ей стало ясно: если помощь не подоспеет прямо сейчас, к рассвету ее не будет в живых. Девушка закричала во всю силу своих легких, и его кулак с тошнотворным чавкающим звуком врезался в ее переносицу.

К счастью, супружеская пара с фермы, расположенной неподалеку, проезжала мимо на автомобиле. Муж вывернул руль и въехал на заросший травой двор. Там стояла старая машина, а высокий крупный парень склонялся над девушкой, лежавшей на земле.

– Она выпала из салона, – объяснил он, протягивая всхлипывавшей девушке руку, чтобы ее поднять. – Ну и плачет, потому что перепугалась.

Девушка яростно затрясла головой, пытаясь что-то произнести распухшими губами.

Супруги с подозрением уставились на парня, и тот пожал плечами.

– Ну ладно, на самом деле на нее кто-то напал. Какой-то придурок. Я проезжал мимо и остановился ей помочь. Она отбивалась от него, а когда я появился, он сбежал через поле, вон туда.

Эта версия произвела на супругов не большее впечатление, чем первая, и они настояли на том, чтобы увести девушку и Джерри Брудоса, отнюдь не горевшего желанием следовать за ними, к себе домой, откуда муж позвонил в полицию штата Орегон.

Полицейским Джерри Брудос признался, что девушку избил он. Сказал, что хотел напугать ее, чтобы она разделась и он мог ее сфотографировать. Он отрицал, что уже проделывал подобное раньше. Выглядел крайне смущенным и оправдывался тем, что поддался эмоциям. Однако полицейские нашли в его машине фотоаппарат и сочли действия Джерри предумышленными.

Жертву Брудоса отправили в отделение скорой помощи местной больницы с обширными гематомами и переломом носа.

Детективы обыскали комнату Джерри на ферме в Далласе, Орегон, и нашли тайник с женской одеждой и туфлями. А еще с фотографиями. Фотографиями женской одежды и обуви плюс снимки обнаженной девушки. Но и на это у Джерри нашлось объяснение. Он настаивал, что фото сделал другой парень, а он их только проявил.

– Я был вынужден… он сказал, что побьет меня, если я откажусь…

Джерри Брудоса арестовали за нападение и побои. Им предстояло заниматься департаменту по делам несовершеннолетних округа Полк.

Эйлин Брудос была разгневана, а Генри потрясен. Ни у кого в их семьях не было психических заболеваний или склонности к насилию. Что, черт побери, не так с Джерри?

Материалы дела, по которому его арестовали, наличие предметов фетиша в его комнате и показания восемнадцатилетней соседской девушки, которая теперь решилась рассказать о случившемся, убедили власти, что проблемы Джерри Брудоса куда серьезней, чем у обычных малолетних правонарушителей.

Весной 1956 года он был направлен на диагностику и лечение в центральный госпиталь Орегона.

Его обследовала длинная череда психиатров, с которыми он держался крайне скованно. Говорил, что учится в старшей школе. Любит спорт, но не командные виды.

– Мне не нравится драться или толкать людей и не нравится, когда меня толкают, поэтому в командах мне делать нечего.

Своими хобби он называл радиотехнику, электронику, механику и… фотографию. Был участником 4-Н, бойскаутов и Фермерского союза. Джерри Брудос, сидевший перед врачами в госпитале Орегона, нисколько не походил на маньяка-садиста. Он отчаянно краснел, когда его спрашивали про сексуальный опыт – точнее, его отсутствие. Говорил, что «страдает» от ночных эякуляций – «мокрых снов», – которые случаются у него примерно раз в два месяца. Старается вести здоровый образ жизни, не пьет и не курит.

Нет, у него никогда не было сексуальных отношений с девушкой. Он никогда не оставался с девушками наедине, но изредка бывал в больших группах, где девушки присутствовали. Да, он сделал фотографии соседки, и она была первой женщиной, которую он увидел голой.

Доктора зашли в тупик с постановкой диагноза. Один психиатр писал 15 апреля 1956 года:

«Мальчик не производит впечатления психически больного. На беседах ведет себя застенчиво, сидит в закрытой позе, о своих проблемах рассказывает, сильно стесняясь. Ему сложно вступать в коммуникацию с врачом, хотя в ходе разговора он немного открывается. Нормально ориентирован во всех областях жизни; темп речи и мыслительных процессов, а также психомоторная активность в пределах нормы.

Мыслительные процессы логические и связные. Может уклоняться от ответов на вопросы в результате крайней застенчивости, проявляет излишнюю многословность, пытаясь рассказывать о себе. На настоящий момент пребывает в подавленном состоянии, испытывает скованность. Аффект соответствует содержанию мыслей. Нет признаков суицидальных наклонностей или тяги к насилию и убийству. Считает, что иногда ему трудно держать себя в руках, но никогда раньше это не приводило к неприятностям, за исключением последнего случая, который он, по его словам, не может точно вспомнить – ему просто сказали, что у девушки сломан нос.

Галлюцинации или бред не отмечаются. Наличие страхов отрицает, за исключением страха за свое будущее, говорит, что испытывает чувство вины за то, что попал в неприятности, но за фотографии себя виноватым не ощущает… Интеллект функционирует нормально в пределах уровня образования. Самооценка под вопросом; считает, что с ним что-то не в порядке, и надеется, что здесь это выяснят и вылечат его…»

Предварительный диагноз, поставленный Джерри, звучал так: «Подростковая реакция адаптации с сексуальным отклонением – фетишизмом».

Джерри не стали запирать в психиатрическом госпитале. Днем он посещал старшую школу Северного Салема; среди учеников он выделялся разве что своими габаритами и прыщами, от которых никак не мог избавиться.