Ледокол

Размер шрифта: 13

ISBN 978-5-0064-1827-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В ледовом плену

«На забытых войнах – нет врагов…»

На забытых войнах – нет врагов.
Тишиною заросли надгробия.
Карточки с рассохшихся крестов
Смотрят друг на друга исподлобья.

Всё смешалось – звёзды и кресты.
Воры, палачи, врачи и судьи —
Все теперь – невинны и чисты:
Рядовые умершие люди.

Заржавели жадные ножи.
Отгремели траурные марши.
И течёт размеренная жизнь,
Забывая без вести пропавших.

Начиная натиск на восток,
Треплет ветер старую осину.
Я стою на кладбище пустом,
На лопатки память опрокинув…

«Ещё сегодня не настало …»

Ещё сегодня не настало —
Ещё не выпито до дна
Вчера. Ещё не ждёт начала,
Но чаша горькая полна.

И пульс спокоен, сердце ровно,
С небес скупой стекает свет.
Наш мир не болен: поголовно
Ушёл в запой – и весь ответ.

«Заболело время столбняком…»

Заболело время столбняком.
Межсезонье кашляет. Сутулясь,
Прошивает тонким сквозняком
Лабиринты петербуржских улиц.

Осень съехала с насиженных квартир,
Побросав застиранные платья.
Сотни мечт, заношенных до дыр,
Не согреют декабря в объятьях.

В эту пору где ж добыть тепла?
Дремлет небо, ёжась и зевая.
Прогорело солнышко дотла,
Всё былое – белым укрывая.

«Там, где рождается ночь…»

Там, где рождается ночь,
Нас ни секунды не ждали…
Лгут нам далёкие дали,
Тащат нас из дома прочь.

Где так легко и покойно
Солнце садится в овраг,
Красною влагою драк
Был напоён я довольно.

Мёртвый сонет безымянный
Чёркать на мятом листе,
Верить пропитой мечте —
Как же нелепо и странно!

Прятать в студёные руки
Влагу солёную глаз,
Острые лезвия фраз —
Лить в безмятежные звуки.

Глупой тоской на лице
Злить запоздалых прохожих.
Верить дороге негоже,
Сидя на мокром крыльце…

26 февраля 2009

«Однажды я напишу тебе: «Я устал…»

Однажды я напишу тебе: «Я устал».
Ожидая выстрела в спину,
Я покину наши места.
Здесь горький дым, безнадёга и сплин.
Зима, переходящая в лето.
Деревья раздеты, все песни спеты.
Солнце остыло, ничто не мило.
Одна лишь осень приблудным псом
Зовёт в дорогу. Уйти.
Я ложусь спать, чтобы видеть сны,
Но и во сне вижу явь.
«Боже, как-нибудь всё управь!»
Всё так одинаково ровно,
Словно
Вытерты краски, размыты краски, раздеты краски.
Содрать бы маски: «Маски долой!»
И над всем воцарится Красная Смерть.
Мы будем с тобою в первом ряду,
В персональном аду —
Безучастно смотреть,
Как рушится новый прекрасный мир.
Вчерашний амур – сегодняшний злобный сатир,
Ухмыляясь, плеснёт дрянного винца.
И нет, и не будет конца.
А будет последний листок висеть
До самого-самого доброго лета
Или, хотя бы, весны.
И всё канет в Лету —
И мы, и дождь, и город, и сны,
И сама смерть.
Моя тень – тихий призрак войны.

Февраль 2013

«В осенней гулкой тишине…»

В осенней гулкой тишине
Хромая музыка звучала.
Я всё хотел начать сначала —
Она не позволяла мне.
Она кривлялась и звала
Ошибок прежних выпить яда,
И осень, пьяна и нагла,
Брела по лужам Ленинграда.
И, наблюдая за тобой,
Промокшие ругая ноги,
Я так же плёлся по рябой,
Давно не чёсанной дороге.

«Солнце изжарило небо…»

Солнце изжарило небо
До чёрной обугленной корки.
Хлопья небесные белой облиты сметаной.
Кто ты, упавший с небес на землю?
Кто оплакивает тебя солёной морской водой,
Что падает вверх,
Где жёлтая дыра
Сыплет на спящий город
Сухие крошки миндального печенья?

Крылья твои в тишине фонарной
Асфальт накрыли.
Перья твои сметает
Бродяга ветер
В худой мешок свой.
Хмельной прохожий
На грубых струнах
Расстроенной скрипки
Выводит мелодию
Воскресшей души,
Упавшей на небо,
Где камень облаков,
Гранит облаков,
Твердь воздушная,
Сухая вода
И горячий хлеб.

Наготу твою
Осень прикроет.
Тишину твою
Утро выпьет.
Лицо твоё
Туман заберет.
Дороги твои
Ветер пройдёт.
Дороги твои
Ветер пройдёт.

Ибо
Нежность твоя мяте подобна,
Слова твои – дыханье ночного ветерка,
Руки твои – фиалки,
Глаза твои – васильки в придорожной траве
Жарким влюблённым летом,
Где земля горяча
И воздух дрожит.

Чайки,
Чайки,
Чайки
Над тяжёлым серым льдом,
Тяжёлым
Сырым
Льдом.
Февраль и март.
Молот и наковальня.
Зима и смерть.
И долгая, долгая разлука
В начале дороги,
В конце той самой хорошей жизни,
Где
Любили они друг друга,
Жили долго и счастливо
И умерли
В один
День.

«Если нет тебя – ничто не имеет значения…»

Если нет тебя – ничто не имеет значения.
Это не жизнь – времяпровождение.
Тусклые краски, вялые движения,
Ещё вернее – перемещения

Тела из точки в точку.
Зимние мёртвые почки.
Поползновения к существованию.
Точнее – медленное увядание.

Если нет тебя – нет и печали
Всё потерять, начать всё сначала,
Нет холодного, липкого страха
Ощутить, как иззубрена плаха,

Как кружева твоих прядей тонки,
Нежны касания твоей руки,
Как будят полночные звонки,
Сжимается сердце в стальные тиски.

И, если возможно, твой аромат —
Головокружительный как высота.
В голове гудящие словно набат
Два коротких слога: «ТЫ – ТА!»

А без тебя – так… маета.

«Не то, чтобы грустно, а так…»

Не то, чтобы грустно, а так…
Что-то неладно.
Словно продал за пятак
Нить Ариадны.
Словно бы верил и ждал,
Но не случилось.
Предал кого-то, продал,
Только простили.
Словно бы били, топтали
Остервенело.
Да ладно бы в пьяном угаре,
А точно за дело.
Тут что есть мочи кричи!
Кто бы послушал?!..
Словно бы тати в ночи
Выкрали душу.
Дождик идёт по двору
Пьяной походкой,
Мелет хмельную муру,
Просит на водку.
Эх! Отыграюсь, рискну!
Давай за удачу!
Осень течёт по окну,
А кажется – плачет.

«Город ложится на спину…»

Город ложится на спину,
Пальцами трогает небо.
Жжётся зелёная оспина
Над пешеходной зеброй.

Окна надежно заштопаны,
Наглухо души зашторены.
Дни в белокурых локонах —
Отпеты и захоронены.

«Время стронулось с места. Скрипят шестерёнки натужно…»

Время стронулось с места. Скрипят шестерёнки натужно,
Открывая эпоху, что всё умножает на ноль.
Из незыблемых прежде границ выползает наружу,
Упоённо вещая о будущем, голый король.

В его свите заметны забытые накрепко лица,
По флагштоку ползёт старой гвардии выцветший стяг.
И задавленный враг, осмелев, отыграться стремится,
Ветеранов проигранных войн выводя из засад.

Он бросает на кон потускневшую старую марку,
И на аверсе тусклом мелькнул обожжённый рейхстаг.
В тишине кособокой проснувшийся ворон закаркал.
И над строем солдатиков грянуло дружно: «Ура!»

И горячею влагой, как прежде, напоена пашня,
Станет жирным голодный и жадный её чернозём.
У истории память короткая – горем вчерашним
Мы не в силах разжалобить хоть на секунду её.

Спотыкаясь о даты, по кругу ворочает стрелки
Обезумевший бог из машины. Печатая шаг,
По брусчатке империи. Дробно. Рассыпчато. Мелко.
Отыгрался и ходит в героях поверженный враг.

Колесо раскрутилось – быстрее, быстрее, быстрее!
Всё мелькает вокруг – ты попробуй, поди, разгляди!
Затмевая грядущее, новой истории реет
Неопознанный флаг, что Иуда несёт впереди.

17 февраля 2016

«Когда умирает империя – всех трясёт…»

Когда умирает империя – всех трясёт.
Чума на все ваши тьмы домов.
Время берёт тебя в оборот
И ты для него – не более чем улов.
В корзине у нищего мальчика-рыбака
Цена тебе – су на рассвете в базарный день.
Как прежде, с востока неслышно ложится тень.
И сердце собьётся, и в горле застрянет строка.
И будет неважно – безумствовать, петь, орать,
Криком кричать, взрывая скрижали вен,
Строить полки, драться, терпеть, бежать,
Выть, вспоминая свою и чужую мать —
Если империя – в жерновах перемен.

«Город наденет вчерашние ритмы…»

Город наденет вчерашние ритмы,
стоптанные следы.
В тощих карманах ютятся рифмы,
вытертые до дыр.
Стелется небо измятой лентой —
за окоём.
Счётчик мотает часы-километры,
пахнет углём.
Альфа – начало, конец – омега,
в центре – облом.
В облаке синего-чёрного снега
пахнет теплом.
Тепла – ожидаемо – слишком мало,
стелется дым.
Текло по усам, да в рот не попало,
стало седым.
Ветер качает фонарик уставший,
нагло плюёт в глаза.
Дайте же волю листве опавшей!
Мой голос – за.

«Ногой распахивая дверь …»

Ногой распахивая дверь —
В пространство выпадаю узкое.
Где улица – уже не русская.
Хоть верь в Россию, хоть не верь.

Стирая в ледяное крошево
Брусчатку северного города,
В небытие уходит прошлое,
Гортанного всё больше говора.

И Дед Мороз с волшебным посохом
Налил глаза свои косые.
И небо выплакано досуха
Над обезлюдевшей Россией.

«Ночь облизала костёр…»

Ночь облизала костёр,
Обожглась и отпрянула.
В чёрном подвале
Холодные искры мерцают.
Липкий тревожа кисель,
Бездорожьем, ухабами, ямами
Месяц кривой
На границу небес выползает.

«Время по окнам стекает вниз…»

Время по окнам стекает вниз,
Ему тяжело дышать, ему нужен свет.
В мире пустом, где тебя нет,
Где не дают к тебе виз.

Остаётся утренний кофе, сбежавший на газ
И убивший огонь – ты посмотри!
Знать бы – что там у нас, внутри.
За окнами глаз.

«Тонут в памяти лица…»

Тонут в памяти лица.
Расплываются карты.
Закрывают границы.
Не взлетают Икары.

В поднебесье Эдема.
Где вдвоём – слишком тесно,
Одному – слишком немо.
Задушевные песни

Позвоночник не сводят
Электрическим током.
Но зато входит в моду
Говорить о глубоком,

Говорить о подкожном,
Выворачивать душу.
Мне с тобой – невозможно,
Без тебя – непослушны

Мне Пегасы и Лиры.
Колобродят в конюшне.
Черноплодные дыры
Возникают в подбрюшье.

И глаза отключают
Все радары-рентгены.
До нуля остывают
Термопроводы-вены.

Тонут в памяти лица,
Навсегда угасая.
Успевая проститься
Тихими голосами.

С бузины горицветы
Ветер нежно сдувает.
Завершается лето —
И любовь умирает.

«Упали чёрные цветы…»

Упали чёрные цветы
на боль.
Кого теперь играешь ты —
какую роль?
Какие чёрные глаза
сегодня лгут?
Кого сегодня вызывал
на пять минут?
Какие в море корабли —
презрев уют?
Какие Босхи и Дали
с тобою пьют?
Какая кислая слеза
бежит щекой?
Какая пьяная лоза
подаст покой?
Какой верёвкой на суке
погибнет страх?
Какой недрогнувшей руке
развеять прах?
Какой на узел завязать
тройную нить?
В какую землю бы упасть
и просто
гнить…

10 марта 2010

«Я напишу облака капслоком…»

Я напишу облака капслоком,
В них – тишину нарисую ветром.
Ночь измеряется километрами,
Память искрит электрическим током.
Любой черновик, рождённый мёртвым,
Так же опасен как острая бритва.
Что тебе толку в ночной молитве,
Если душонка до дыр затёрта?
Что тебе ночь обнажённая шепчет?
Чем тебе светит луна в потёмках?
Мы отражаемся в наших потомках.
Время, наверное, в них излечит
Меня,
Отражённого в зеркале времени.
Меня,
Обречённого верить в чудо.
Меня,
Неизвестного роду-племени.
Меня,
Пришедшего из ниоткуда.
Светящую лампу зажали в угол.
Большой корабль ржавеет в гавани.
Давай, музыкант, сыграй нам фугу.
Давай станцуем, старуха в саване.
Кричи, кричи своим ртом беззубым —
Страсть приравняет колпак с короною.
Там, где жила ты, – разбили клумбу
И засадили её анемонами.
Я ухожу на постой к Латоне
(Плотские утехи вкупе с нежностью).
Всё отступает пред неизбежностью
Огня, затухающего в агонии.

Рэп, чика

Типа весна в городе,
Седина в бороде,
Бес в ребро залез.
Я тебя без.
Без тебя меня
Словно бы и нет.
Словно солнца луч
Потерял свой свет.
Только темнота,
Словно слепота —
Словно было всё
Не там и не так.

Заряди меня,
Освети меня,
Подними меня,
Полюби меня.
И растает лёд,
Отойдут снега,
И весну прибьёт
К нашим берегам.
Дышим глубоко.
День на утро встал,
Приглушил рассвет.
Из твоих зеркал
Льётся тёплый свет.

Один

Я в город въезжаю на белом коне.
На белом моём восьминогом коне.
Раны зияют на теле щита.
Солнце разлито на лоне щита.
Город упал под копыта коня.
Данью ложится под ноги коня.
Злато и женщины, кровь и вино.
Золото женщин, багрянец вина.
Женщин багрянец и злато вина.
Хугинн ликует на луке коня.
Ворон мой вещий на луке коня.
Сталь и песок, облака и ключи.
Море последнее, синий прибой.
Чёрное небо, последний прибой.
Воздуха камень, сухая вода.
Сердце моё омертвело давно.
Сердце моё онемело давно.
Белый мой конь, говори за меня.
Чёрное сердце, молчи за меня…

«Тебя я выпил как горький яд…»

Тебя я выпил как горький яд.
Весна спасла бы – да нет её.
Седьмая жизнь превратилась в ад,
Сберечь её бы – да не сберёг.

Весь этот хаос в моей голове,
Все эти песни, стихи и сны —
Прошедшей жизни угасший свет,
А горечь сердца – зима весны.

Экспромт

Т. Плетнёвой

Пиши мне поздно, в свете ночника,
Когда в платок закутываешь плечи,
Когда впитает прошлое строка,
Когда заплачет, догорая, вечер,
И дрогнет непослушная рука,
Снимая накипь с догоревшей свечки.
Где пыльная прожитого мука
Просыпалась на лезвие пространства,
В котором нет ни лжи, ни постоянства,
А только времени потухшая река.

«Ночь умирает…»

Ночь умирает.
Ложится на облако.
Сердца разбитого
Сыплет осколками.
Жирною кляксою
Масло фонарное
По обмороженным
Крышам размазано.
Что-то – разорвано.
Что-то – доказано.
Где-то – затянуто.
Где-то – развязано.
Двери закрытые.
Окна печальные.
Души хрустальные,
Кольца венчальные.
Злые – любезные.
Общие – разные.
Битые – целые.
Все – безотказные.
Все – искушённые.
Все – неумелые.
Сладкие – падкие.
Гадкие – смелые.
Миром помазаны.
Миром разбавлены.
Миром затравлены.
В рамочки вставлены.
Сложены в ящики.
Все настоящие —
Камни кричащие,
Тьмою светящие.
Души пропащие,
Ангелы падшие.

«Я ничего не хотел бы так сильно…»

Я ничего не хотел бы так сильно,
Как быть с тобой.
Но быть с тобой вместе – такая мука.
Индифферентность (читай – скука),

Продолжить чтение