Время муссонов. Часть 3

Размер шрифта:   13
Время муссонов. Часть 3

ПРЕВОСХОДСТВО СИЛЫ

Нью-Йорк. США.

Он вышел из подъезда консульства России, раскрыл черный зонт, спасающий от дождя, и неспеша двинулся в сторону вокзала, с надеждой успеть на междугородний автобус до Вашингтона. Он знал, что у него в запасе несколько часов. За это время ему необходимо успеть все сделать так, чтобы на его семью не стали оказывать давления. То, что оно будет, он ни сколько не сомневался. Но если ничего не получится, ему и семье – конец.

Оглянувшись на ворота, он помахал рукой сотруднику охраны стоявшему под ливнем в непромокаемом плаще. Так он делал последние полгода, тренируя его как Павлов своих собачек. К третьему месяцу на него и на его жест перестали обращать внимание. В это время, чуть за шесть вечера, не смотря на непогоду, все дипломаты покидали здание до следующего утра. Спешили к закрывающимся магазинам. Большинство посещали «Sebiria» – русский магазин. Затариваясь салом и колбасой. Такого качества продуктов из России как там ни в одном другом магазине города не было.

Силой воли заставил себя не обернуться, когда услышал за спиной клаксон автомобиля. Нервы были в таком напряжении, что коснувшись их можно получить ожёг. Сделав ровно сто двадцать шагов, причём каждый стараясь контролировать, как и дыхательную систему, он свернул за угол. Машина промчалась мимо, обдав его брызгами и выхлопными газами. Десятки раз проходя по этому маршруту, он отмечал малейшие изменения в пути. И если что-то было не так, как вчера, отказывался от своих планов.

Он перешёл дорогу и, спустя полчаса, нырнул в метро. Проехав пару остановок вышел из вагона, застыл на перроне и в самый последний момент, когда двери вот-вот закроются бросился внутрь, вызвав удивлённый возглас немолодой негритянки. Успел. Посмотрел в стекло автоматической двери, обратив внимание на воспалённый взгляд своих глаз. За ним никто не шёл. Он проехал ещё пару остановок и только тогда спешно выскочил на улицу в дождь.

В кармане лежало около двух тысяч долларов. Все деньги, что были дома. Их будет достаточно. Посмотрел на часы. Восемнадцать двадцать две. Значит до двенадцати ночи – его не хватятся. О том, что будет дальше он не думал. Не хотел думать. Всё, что он захватил с собой, скрывалось в его мозгах настолько глубоко, что пожелай кто-то извлечь всё, что он туда насобирал, ему-бы пришлось делать лоботомию. Так просто он это никому не отдаст. То самое главное, что он собирался продать, стоило, по его оценкам не менее пяти миллионов долларов.

Телефон! Вздрогнул и мгновенно запаниковал, но тут-же успокоился. Всего-лишь телефон. Трель на мгновение заглушила окружающий шум.

– Слушаю, – стараясь приглушить удары сердца ответил он.

– Завтра в восемь совещание у посла.

– Спасибо за напоминание, – голос ровный, без эмоций. Нажал кнопку отключения связи. Завтра…. Завтра вы все сдохните! Сгорите в адском пламени.

Проходившая мимо негритянка лет сорока в испуге шарахнулась от него. Его трясло, и кажется сложившуюся в голове фразу он произнёс в слух. Контролируй себя, приказал он. Контролируй!

Смеркалось. До автобусной остановки оставалось около ста метров, когда он увидел Андрея Ковалёва – сотрудника торгового отдела. Опасность, которую он не предвидел. Когда его взгляд уткнулся в него, он помахал ему рукой, словно старому знакомому, хотя на территории консульства даже не здоровался. Тот ответил, но как-то вяло и спустя пару минут исчез. Но ему этого было мало. Он выждал ещё час пока не убедился, что тот покинул эту часть суши. И только тогда подошёл к кассам за билетом.

До Вашингтона, где находилось Посольство России, было около семи часов на простом и чуть больше пяти часов на экспрессе. Он взял на простой автобус. Следовательно там он будет не раньше двух. Провести ночь в столице страны было опасно. И он это понимал, как никто другой. Прикидывая куда ещё можно сходить, чтобы не торчать на улице, подумал о публичном доме. Но там можно задержаться на час максимум. Что делать остальное время? Да и денег было жалко. Полицейский участок? Это – вариант. Только устроившись в салоне он на короткое время заставил свою голову не паниковать. Решено.

2017 года. Весна. Рико Такеши.

– Ты не веришь статьи в CNN?

Она сидела в кресле с прикреплёнными датчиками к голове, телу и рукам. Сеанс закончился и лёгкая беседа на тему шпионажа лишь делала её более значимой.

– Это полная чушь, – она была категорична, – Теренс Кид – двойной агент. Его должность в конторе, а заканчивал он будучи вторым, если не первым в этой организации. Журналисты посходили с ума. С такими мыслями, они скоро президента Трампа будете подозревать в связах с коммунистами.

– Русские давно не коммунисты. Но и про него кое что сказали, – её оппонент, сорока шести летний специалист в области медицины был непреклонен. Хотя эта непреклонность балансировала на грани психологии.

– Не согласна. Я слишком хорошо его знаю, – Рико Такеши гневно выпрямила спину. – Что там? – добавила она. С собеседником давно была на «ты», иногда, если это позволяло время и работа, они выпивали обязательную чашечку кофе неподалёку от офиса, где работала.

Оператор «Полиграфа» свернул в трубочку данные проверки и, немного подумав, ответил, но к тому времени она уже встала со стула, и прошлась по небольшой комнате с расставленными вдоль стены приборами.

– Всё также. Но вас проверяют именно из-за этого.

– Разве это не стандартная процедура?

– Нет, – оператор внимательно посмотрел в её лицо, – Из-за него.

В прошлом году она сменила имя с Элли Элфайр на свой старый псевдоним, считая, что так ей удобней. Рико Такеши. Двадцать восемь лет. Американка. Сотрудник ЦРУ, в настоящее время проходит проверку на причастность к деятельности бывшего босса – Сенатора Теренса Кида, которого подозревают в порочащих связях. Только сенатор-демократ Стивен Джеймс от Аризоны выступил категорично против исключения Теренса из числа членов комитета по обороне и разведки Сената США. Она встречалась с ним пару месяцев назад, и он произвёл на ней неплохое впечатление. Также против были все члены республиканской партии, высказавшиеся за продолжение его работы в данном Комитете. Но атака только началась и всё ещё было впереди. Она это понимала.

Всё началось из-за статьи в USA Today сенатора Джеймса Кларка, утверждавшего, что в бытность заместителя директора тот был перевербован генералом Алфёровым, после согласия последнего работать на Америку.

– Они даже не встречались, – произнесла Рико Такеши.

– Ты о ком?

– В статье обвиняют сенатора за связи с генералом Алфёровым. Ты знаешь, это мой папа. Он всегда хотел жить в Америке.

– Завтра я жду вас в семь, – сухо проговорил оператор. – Пока вы свободны.

Он вышла прикрыв двери и направилась в сторону лифта.

За последние четыре месяца, что её перевели из отдела оперативной работы в аналитический, она проявляла себя только с лучшей стороны. Её анализы общеполитической обстановки были наиболее верны, сточки зрения прогноза. Её рекомендации наиболее полно отвечали требованиям системы. И если бы не дело против её бывшего босса, она давно-бы получила повышение.

Взглянула на часы, висящие на стене над дверями лифта, подумала о Саше. Почти шесть вечера. Набирая номер мобильного она хотела снова услышать его голос, но номер был заблокирован. Это её удивило. Ещё ни разу он не блокировал её номер. Ладно, подумала она и нажала на кнопку вызова. Попробую ещё раз.

Спустя пару минут она вышла на Норвест-стрит и медленно пошла в сторону парка Франклина. Спешить было не куда, поэтому ресторан «Симбиоз» стало местом её якорной стоянки.

Это небольшой, но уютный ресторан она посещала довольно часто, и если бы за ней следили, то лучшего места где её можно было найти после семи вечера в этом городе не было. Будь у неё выбор, то её появление здесь было бы более редким явлением, но приказы не обсуждают. Вторую неделю она ждала связного. Вскоре процедура превратились с привычку. Привычка – в желание. Собранные материалы жгли карман. Держать их при себе было опасно. Но это – издержки профессии.

– Мадам? – гарсон весь в белом подал ей меню.

– Французское красное, Шато 93 года.

Она последние два месяца заказывала именно это вино. Шато урожая 1993 года. Французское. Красное. Сладковатое на вкус. С запахом виноградника. Оно было паролем для связника.

– Да, мэм.

– И лёгкую закуску на свой выбор, – она откинулась на плечики стула и вынула сигарету Pall Mall. Закурила.

Теренс Кид был первым, кто сказал, что русские введут войска на Донбасс в текущем году. Кто обеспечил его этими сведеньями? Начало боевых действий поставило её, по сути, в неловкое положение, словно ей на каком-то этапе перестали доверять. Почти дивизия, двенадцать тысяч бывших военнослужащих ВС РФ воюют под Донецком. Если её обязанность – предугадывать, то с определением сроков – вышла ошибка. Она считала, что русские войска не введут. Отсутствие связника нервировало. Хотя не так, как жгучее желание увидеться с мужем. Которое просто сводило с ума.

Она ещё раз проанализировала свою работу на территории США, куда была отозвана из Токио. Зацепиться не за что. Взгляд на часы. Ритм, с семи до восьми, был нарушен. Осталось не более тридцати минут. И если столица Японии была для неё отдушиной, то работа в Вашингтоне – газовой камерой.

Ожидание.

Гарсон поставил перед неё фужер и налил немного красного вина.

Негласных проверок она не боялась. Связь с центром была вне подозрений ФБР. Собранные материалы представляли информацию о направлении научных разработок в области ракетного вооружения компании «Локхид» и «Стелс». Но передача их затягивалась. Это нервировало. Чувствуя, что застыла в анабиозе, будто о ней просто забыли, приказала себе не паниковать. Зная, что такое может случиться.

Последняя встреча с Теренсом также не включила в её системе контроля сигналы опасности. Всё было буднично, как всегда. Чуть весело, и немного грустно. Из-за отсутствующего рядом Саши. Господин Кид как всегда много шутил, его жена Элеонора была как всегда добра и улыбчива. Милый загородный дом, как всегда придавал встрече налёт таинственности и согласия.

Ожидание от сбившегося ритма.

Кроме-того, она скучала. Последние три месяца особенно сильно. Хотя частые разговоры по телефону с одним из лидеров крупнейшей преступной организации страны восходящего солнца и могли вызвать интерес со стороны ФБР, но, даже зная что их связь постоянно прослушивается, кроме слов любви контрразведке вряд-ли что было понятно из их частых бесед.

Шифр придумала она. Заранее написанные ею фразы он переписывал на бумагу, накладывал сверху шаблон и получал часть информации. Остальное – по другим каналам. Каждая часть в отдельности представляла собой набор букв. Смысл появлялся при объединении всех частей.

Она не знала, что их записывались. Затем телефонные разговоры распечатывались и специалисты по криптографии пытались выявить скрытые сообщения в их беседах. Некоторые пропускались через систему искусственного интеллекта, но результат был один. Отрицательный.

Ожидание.

Я скучаю, – после первого глотка красного нечто сжавшее сердце чуть отпустило. – Я очень скучаю. Каждую минуту, каждую секунду если не вижу тебя рядом. Скучаю по каждому мгновению, которое мы провели вместе. По твоим рукам, твоему телу, по шрамику на щеке. Господи, за что ты мучаешь меня?

Третий глоток исчез вслед за вторым, растворившись в желудке, но успокоение не приходило.

Она осмотрелась. За стеклянным панно кафе вспыхнули яркие фонари городского освещения. За соседними столиками появились люди с костюмах тройка, можно было догадаться, что это банковские работники «Сити-банка» отделения стоявшего поблизости, практически в двух шагах от заведения.

Ещё один бокал. И ещё один взгляд на часы.

7 часов 52 минуты после полудня.

Закуска на столе стояла словно черный король в окружении белых фигур перед матом. Третий бокал она выпила залпом, вызвав удивление мужчин за соседним столиком. Метисы. Скорее всего мексиканцы. Но не сотрудники банка. Эти стояли чуть выше. Она сунула в рот вторую за вечер сигарету. Всё! Время ожидания вышло.

– Можно?

Высокий в дорогом пиджаке с часами Patek Philippe на левой руке инскруированые бриллиантовой крошкой и золотом представлял собой молодого, не старше тридцати лет темноволосого мужчину, с пристальным взглядом черных глаз и сверкающей улыбкой белых зубов. Она внимательно осмотрела его с ног до головы затем махнула рукой, словно приглашала составить ей компанию по ликвидации одиночества.

Он присел полный достоинства и благородства и поднёс зажигалку. Не он. Порядок действия нарушен. Она затянулась, кивком головы поблагодарив собеседника.

– Скучаете? – тембр его голоса и акцент явно указывал на первичные догадки, что соседи – мексиканцы.

– Нет. Просто хочу напиться.

– Могу составить компанию, – он улыбнулся так, что её чуть покоробило.

– Составляйте, – ответила она, – Но за свою бутылку я заплачу сама.

Было в этом молодом человеке что-то от хищника. Возможно привычка криво улыбаться или думать дольше обычного перед каждым ответом. Боязнь выдать нечто, позволившее собеседнику схватить его за яйца.

– Как пожелаете, – он улыбнулся ещё раз и щелчком подозвал официанта. – Ещё одну, указав пальцем на стоявшую на столе бутылку Шато.

– Овидио, – он чуть приклонил голову, представляясь.

– Рико, – проговорила она и подумала, что делает что-то неправильное, но внутренний тормоз, который ранее её никогда не подводил неожиданно исчез, а красные флажки означающие границы, пали в снег.

Краем глаза она заметила интерес к ней и её кавалеру со стороны двух немолодых мужчин с явными признаками сотрудников одного из федеральных ведомств. По положению рук и позам, она догадалась, что её фотографируют.

Она задумалась. Его или её?

Впоследствии именно эта фотография положила начало ещё одной секретной операции Агентства по контролю за наркотиками.

– А фамилия? – спросила она.

– Агуэро, мадам, а ваша?

– Такеши.

– Вы из Японии? – она рассмеялась, оценив шутку. – Нет. Просто я – американка японского происхождения.

– Тогда, кам-пай! – не чокаясь, они выпили. Собеседник о чем-то говорил, но она не слишком то его и слушала. Лёгкая музыка на короткое мгновение погрузила её в истому и полную безмятежность. Ощущение нирваны закружило её в своём танце подбрасывая до самих облаков. Сыграв с ней злую шутку.

Тем временем, выслушав очередную тираду собеседника по поводу своей красоты, она вновь набрала номер мобильного Кетсу, который, как и она оставил себе то имя, под которым работал в Японии. Это плановое решение с заботой о будущем. Но в ответ неслись частые зуммеры отключённой связи.

– Не берёт? – спросил собеседник, подливая вино в её бокал.

– Не берёт, – разочарованно произнесла она и снова, как и предыдущий раз, вылила содержимое себе в горло, судорожно пытаясь вспомнить, где она слышала эту фамилию. Агуэро. Плевать, тут-же подумала она на мнение окружающих и тем более на федералов. Плевать на всё и всех, если рядом нет мужа. – Вы танцуете?

– Это я делаю лучше, чем кто либо в этом городе, – губы собеседника скривила ухмылка.

– Так чего мы ждём?

Федеральная тюрьма ADX Florence

Решением о строительстве тюрьмы специального назначения ADX Florence послужило убийство тюремщиков в другой тюрьме страны в Иллинойсе 22 октября 1983 года, тогда двое заключённых напали на конвоиров, случай беспрецедентный, поэтому директор Федерального бюро тюрем Норман Карлсон и предложил строительство нового типа тюрем более строгого содержания. В разработке тюрьмы приняли совместное участие несколько компаний.

Спустя десять лет тюрьму ADX Florence была открыта для приёма заключённых. Основных сотрудников для этого федерального заведения отбирали из числа жителей округа Фримонт, дающая округу дополнительно сотни рабочих мест.

Уникальное сооружение под названием ADX Florence занимало площадь в сто пятьдесят тысяч квадратных метров. Три изолированных железобетонных блока для особо опасных преступников, охраняемые почти пятистами вооружёнными конвоирами. Один из трёх блоков Федерального исправительного комплекса Флоренса оснащён системой видеокамер и всевозможных датчиков максимально изолирующих арестантов. За периметром блока находятся внешние системы контроля с вышками и колючей проволокой с бетонным забором, врытым в землю на двадцать метров в глубину.

Вероятность побега из такой тюрьмы не превышает нуля процентов, но кроме этого, в округе действует постоянная премия за пойманного беглеца в сумме двести тысяч долларов. И если кому и удастся сбежать из тюрьмы, то от рук гончих тому не уйти.

В тюрьме в самом его центре расположен особый блок, где находятся самые опасные заключённые, которых делят по уровню их возможного побега на три категории. «Опасен», «особо опасен» и «State criminals» или «си-кри». Последние находятся в камерах не более шести квадратных метров, оснащённых стальными дверями и решётками. Один час в сутки они могут проводить в комнатах, где можно заниматься физическими упражнениями или просто прогуливаться. Бетонные помещения, напоминающие пустой плавательный бассейн. Заключённые «си-кри» никогда не видят друг друга и общаются только со своим тюремщиком. Общение с редкими посетителями происходит в отдельной комнате через пуленепробиваемое стекло.

Камеры целиком сделаны из литого бетона, включая стол, стул и койку. В каждой камере есть туалет и душ, оснащённые таймерами и раковинами без крана. Время их работы строго ограничено. Одна из стен такой камеры оборудована зеркалом из полированной стали, прикрученным болтами к стене, электрическим освещением, радио и телевизором, показывающим развлекательные, образовательные и религиозные программы.

Окна в потолке расположены так, чтобы заключённый не мог определить своё местоположение в тюремном комплексе, он видит только небо и крышу над окном, что ещё более усложняет возможность побега. Пищу доставляют вручную тюремщики через проём в стальной двери, причём при полном отсутствии контакта с сидельцем.

Тюрьма содержит множество датчиков движения и видеокамер, более тысячи стальных дверей с контролем открывания. Пространство между проволокой и стенами тюрьмы контролируется лазерными лучами и датчиками давления, и охраняется служебными собаками.

Именно здесь сидел один из самый жестоких преступников Мексики со статусом «си-кри» Эль-Чуппо по прозвищу «Санта» – Святой. Почти десять лет. На пожизненном сроке.

Частный аэропорт Вашингтона

– Квентин, – второй пилот «Бомбардира» – частного борта из Мексики, принадлежащий компании «Эруа» из Картахены по фамилии Браун Бартоломео по прозвищу «Би-би» весьма редко обращался к лицам, находящимся на борту самолёта. Даже если они составляли часть экипажа.

К таким броскам из одной страну в другую экипаж судна был готов постоянно. Для этого их и нанимали. Ещё ранним утром они были в Картахене, ближе к полудню приземлились в Гвадалахаре, взяли пассажиров и в обед застыли в частном аэропорту Вашингтона.

– Да, Барт, – стюард Тарантино уже полгода работал на частной авиалинии и все из-за того, что из государственной его попёрли сразу-же как он ступил на землю Америки в Нью-Йорке почти пару лет назад. И все из-за этого подонка из ЦРУ, укравшего у него номерное удостоверение дававшее право пересекать незримую линию между странами в аэропортах всего мира без таможенного или иного досмотра.

– Сегодня вылет в десять. Только что звонил Босс. Поэтому чтобы все было как всегда. Ясно?

– Как не понять, мистер Браун, – Квентин Тарантино, получивший место исключительно из-за своего имени и фамилии после почти пятинедельного болтания на биржах труда, пока в конце прошлого года не раздался тот самый звонок, изменивший его жизнь в лучшую сторону.

Его нанял лично директор компании «Эруя» из Картахены, Колумбия по выясненной информации, компании довольно солидной, имеющей огромные обороты и штат в полторы тысячи человек. И филиалы по всей Латинской Америке. Самые крупные с Мехико и Хуаресе, на границе штатов. Именно к этим людям и прислонился Квентин с превеликим удовольствием полностью осознавая тот факт, что эта работа, весьма прибыльная, могла принести ещё больше прибыли тем, у кого мозги заточены на доход. Именно такими мозгами и обладал мистер Тарантино. Во всяком случае он так считал.

– Когда подойдёт мистер Линдон? – поинтересовался он временем прихода первого пилота.

– Не знаю. Он в аэропорту. Ждёт команды. Но наше место здесь. Поэтому ждём.

Квентин сел на одно из кресел и вытянул в ожидании ноги.

Из двух пилотов он с большим уважением относился к Джону Линдону. Бывшему военному пилоту ВВС США. А вот Браун Бартоломео его пугал. Не понять, где имя и где фамилия. Как к нему обращаться? Браун или Бартоломео?

– Барт, ясно? Никаких мистер Бартоломео. Только Барт. Иногда можно мистер Браун, – при первой встрече полгода назад ответил пилот на попытки Квентина заслужить его расположение.

А как всё хорошо начиналось. Его взяли на федеральную службу. Пройдя подготовку, стал контролёром по перевозке денежных средств Федерального банка. Затем инспектором. Только благодаря своей фамилии ему удалось вырасти до помощника направления, если бы не фатальная встреча с тем козлом. И вроде бы неплохой парень, но козлы они всегда ими остаются.

Пытаясь заснуть, он сложил руки на груди, стараясь контролировать дыхание. Не получалось. Эти рекламные посылы приводили к обратному. И он открыл глаза, чтобы до конца полёта уже не засыпать.

Затем встал и подошёл к бару. Проверил, все ли на месте. Бокалы. Бутылки. Холодная закуска. Фрукты. Посмотрел в сторону двух пакетиков с белым порошком. И преодолев желание отвёл взгляд.

Джеральд Бак по прозвищу Грек.

Грек не пил последний год и за это время успел переосмыслить всю свою жизнь. Не так чтобы полностью, но безусловно самую напряжённую её часть, на грани фола, к сожалению никому не нужную. После того как ему удалось отомстить за смерть Софии он не видел себя нигде, кроме как на дне бутылки. Поставив себе цель лишить Америку алкоголя, он шёл к ней твёрдым и уверенным шагом, пока однажды не оказался на грани, за которой увидел старуху Смерть, манившую его пальчиком.

И тогда он завязал. Намертво. Даже перестал смотреть в сторону магазинов, торгующих спиртным. Впрочем на зоне не слишком то и загуляешь.

Скоро утро. Он открыл глаза и вытер со лба холодный пот. Ему опять снились ужасы. Скользкие, мерзкие тени ползали под ногами, заставляя трепыхаться сердце, оставляя в нем чувство беззащитности. От напряжения мышцы на ногах сводила судорога. Чуть дальше в тумане он видел уродливые деревья, застывшие в каком-то фантастическом танце, заслоняющие луну. Их короткие стволы с сумбурно нанизанными ветвями без листьев, кажется, пережили не один пожар. По корням полз дым, распространяя ядовитый запах, проникающий в лёгкие, разъедая их. Но, если картинки видений были расплывчаты, то гнетущая музыка, давящая на перепонки ушей, до того ясно раздавалась в голове, что казалось, он сам дирижировал оркестром.

Заставив себя проснуться, и когда это удалось, Грек вышел на веранду, чтобы остудить мысли. Вытерев хрустящим полотенцем лицо, бросил его под ноги. Внизу ползла змея автомобилей. Доносящиеся клаксоны и запах выхлопных газов привели его нервную систему в порядок.

Он поднял голову в небу. Ещё ночь, но приближение рассвета чувствуется в каждой звёздочке. Недавно сверкающие, ныне они медленно тускнеют, а кое-какие уже исчезли с горизонта, не оставив о себе даже воспоминаний. Утренний туман касается кожи, и он чувствует его стылое прикосновение. Фриско с утра удивительно хорош.

Зябко подёрнув плечами, он возвращается в тёплую постель, где его вновь ожидает холодная лапа ужаса.

Джетта, от прикосновения тел, открывает глаза, и ему кажется, что-то произносит, лишь по движению губ понимает, о чём она спросила. Где ты был? Не ответив, он накрывается с головой, чтобы вновь погрузиться в свой кошмар.

Его осудили на три года. Отсидел год. Целый год долгий год в тюрьме за преступление, за которое в иной стране наградили. Но только не в штатах. В трупе Мазорини нашли пулю от его зарегистрированного пистолета, и хотя хоронили продажного копа, все-таки был он – копом. Говорят, самые мстительные полицейские – в Сан-Франциско. Которые не просто узнали, кто виноват в смерти бывшего, но даже выяснили место, где он проводит время.

Выйдя из мрачного здания тюрьмы, вчерашний день принёс ему запоздалое чувство удовлетворения. Не дождавшись прощального оркестра, он перешагнул незримую нить, отделяющую свободный мир, лежащей на уровне железных ворот, от зазеркалья.

Охранника с автоматом похлопал по плечу. Нельзя сказать, что он обиделся на систему, все чувства в нём давно умерли, но некое горькое ощущение, проползшее по позвонку, когда охранник сбросил его руку резким движением плеча, все же осталось.

Он не плохо сохранился для своих лет, будучи трезвым на голову, неожиданно увидел, как окружающий мир захлестнуло с головой волна странного удовольствия, сверкающая безумным огнём глаз, почувствовавших вкус желаний. Такие же глаза он видел у наркоманов за мгновение до смерти. Амфетамин, сделал он вывод. Но ему было плевать на мир.

Он вряд-ли скажет, что год отсидки, прошёл незаметно, но он знал наверняка, что прошёл с пользой для него, хотя и особой радости не принёс. Именно там он научился терпеть боль, и не только физическую, подстерегающую на каждом шагу. А ненавистью он был полон и так словно стакан виски, налитый до краёв.

София частенько снилась ему в промежутках между тоскливыми мыслями о самоубийстве, и лишь желание разобраться в том, что же опутало его с ног до головы, швырнув на берег человеческих пороков, заставляло выбросить трусливые мысли вон. Марию он уже почти не помнил.

Спустя три месяца после возвращения из Токио, его повязали на наркотиках, найденных в багажнике «Мерседеса» в количестве, достаточным для удовлетворения потребностей всех наркоманов Фриско.

Отрицая все, он лишь обозлил полицейских, а затем и судью, вынесшую ему максимально суровый приговор. Нанятый доном Тоскано адвокат, которого тот знал десятки лет, делал все, что в его силах, но переломить ситуацию не мог. – Это за убитого тобой копа, – сказали ему. – И наркотики тут не причём. Поэтому три года – это минимум. Через год – вытащу. Следует согласиться. И он согласился.

Приличное поведение, которым он отличался на зоне, позволило ему скостить срок больше, чем наполовину. Припомнили его работу в ЦРУ. Ныне он мог быть экспертом криминального мира, но эти знания дались ему слишком тяжело, а посему сейчас ему просто хотелось помолчать. Джетта поняла и больше не тревожила его.

Некогда добравшись до своей квартиры, его встретили злые глаза незнакомых людей, сунув в нос значок полицейского. Из тысяч дорог, лежащих перед ним, ему предложили идти по самой трудной. Что-ж если ему суждено рыть до самой магмы, он все равно возьмётся за дело, лишь плюнет на ладони, да выберет под свои руки лопату.

Бывший офис занимали незнакомые личности. Вчера он пытался поговорить с директором, но охранники вышвырнули его вон, дав под зад пинка. Это были четыре монстра, намного превышающие его габариты. От обиды хотелось пошинковать их на капусту. Но он сжал своё эго, не позволив себе разрушить созданный им внутренний, душевный мир гармонии и покоя.

Семь тысяч долларов, оставшиеся в кармане в момент задержания, позволили ему снять на ночь Джетту, и купить виски с закуской, которую и оприходовали у неё в квартире. Если впереди и ждала его светлая жизнь, то где-то за горизонтом.

Рико Такеши.

Распрощавшись с неудавшимся бой-френдом, она шла домой по тротуару медленно ступая высокими каблуками по тёмному асфальту, мокрому от недавнего дождя. До дома оставалось не более километра. Ей нравились прогулки под светом звёзд, чем то напоминающие созвездия над Москвой, хотя баловала она себя этим не часто.

Жила она на улице Нордхест-стрит в кондоминимуме «Севен» на третьем этаже, до которого доехала на такси, попросив водителя остановиться за пару километров до входа. Это был хороший район с добрыми соседями и недалеко от работы. Лишь об одном она жалела, что жила в довольно большой по площади квартире одна. Без Саши.

Впервые они вырвались из Токио в конце 2016 года вместе слетав на Окинаву. Военная база раскинувшая саму себя на территории более чем в двести пятьдесят квадратных километров состояла из аэродромов и глубоководного порта с системой обслуживания и ремонта океанских военных судов. По роду её работы она частенько наведывалась на базы США, но вместе с Сашей там она была впервые. Спустя на тормозах обязательные переговоры и доклад в центр, уже далеко за полночь, они отобедали в ресторане «Киши» в Наре, затем отправились на пляж, где занялись любовью.

Смахнув появившуюся слезинку в глазах, она продолжила путь. Тогда он впервые рассказал ей об операции, позволившей предотвратить убийство президента. Играя ключевую роль, он раскрыл некоторые подробности, благодаря которым удалось выполнить сложное и опасное дело.

– Ты знаешь, – начала она, но он перебил, не дав закончить. – Знаю. Твой отец мне всё рассказал. И, если честно, ты сделала все правильно. Я горжусь тобой. Тебе удалось заставить поверить в свою смерть не только меня, но всю систему, и только благодаря ей ты сейчас та, кто есть. Моя любовь. Единственная и неповторима. На века.

– Не думала, что в тебе скрыт поэтический дар, – рассмеялась она.

– Рядом с тобой я буду и художником и поэтом. Охранником и убийцей. Ты все что у меня есть в этой жизни, – его взгляд, глубокий как Марокканская впадина, манил к себе и понимая, что это навечно, она погрузилась в него без остатка, до последнего своего атома, соединившись с ним в той глубине на ментальном уровне, превращаясь в часть него, чувствуя, что он превращается в неё саму.

На север в Саппоро они отправились на его машине и всю дорогу до отеля она видела ползущий сзади хвост черный «Субару». Заметив её интерес, ответил сухо – охрана.

– Не отпустят?

– Нет. Если со мной что случиться, они все сделают себе сэппуку.

– А если со мной что-либо случиться, – улыбнулась она?

– Я сделаю сэппуку всему твоему отделу в Токио, – она рассмеялась.

Вспомнив о том, улыбка скользнула по её губам, но улыбка чуть грустная, как погода нынешним вечером. С низкими облаками и покрапывающим дождиком. Кто-то позвонил. Она взглянула на дисплей. Незнакомый номер. Нажала на зелёную кнопку и поднесла к уху трубку.

– Рико Такеши? – спросил незнакомый голос.

– Да, – ответила она. Но на том конце трубку бросили. Ей показалось, что говоривший не был чистокровным американцем. Акцент её немного встревожил.

До подъезда оставалось метров сто.

Она остановилась и, достав очередную сигарету, прикурила от зажигалки. Выпустив горячий дым, двинулась дальше. Снова попыталась вспомнить проведённые с Сашей минуты. Не получалось. Сбивал с мыслей недавний звонок.

– Твою мать, – выругалась она, швырнув окурок сигареты в ближайшую урну.

Впереди на асфальте увидела светлый квадрат от освещения проникающее через стекло входной двери подъезда. Осталось метров двадцать. Сорок шагов. Даже на каблуках. Не более минуты.

Весна. Скоро лето. Как-же хочется сходить за грибами в лес!

Воспоминания.

Из-за них не заметила как за спиной медленно приближался черный кроссовер «Кадилак». Шато 93 года разыграло в покер, в котором у неё не было шансов. Она на короткое мгновение потеряла самоконтроль. Это её погубило. Звук останавливающегося автомобиля скорее почувствовала, чем заметила, но было уже слишком поздно.

Оглянулась и увидела лицо своего старого знакомого из ресторана, которое покинула около часа назад. Нахмурила, недоумённо брови и в тоже мгновение почувствовала укол в шею. Она не слышала ни шагов сзади, ни почувствовала движения за спиной, словно тот, кто это сделал был не человеком, а дьяволом, настолько тихо и быстро всё произошло. Сознание стало растекаться по мыслям, каждая из которых растворялась в извилинах мозга, исчезая куда-то, вдруг неожиданно для самой себя, сквозь густой туман снотворного, она неожиданно увидела мужа, бежавшего к ней через улицу. Затем услышала визг тормозов. Чьи-то крики… – Саша, – прошептали её губы, и затем все вокруг неё умерло.

Кетсу Киташи. Два дня назад.

Накамура президент Кукодай-групп любил собак. Овчарня, насчитывающая около двадцати особей – друзей человека, построенная по последнему слову техники, стояла на территории усадьбы, огороженной от остального мира высоким, почти трех метровым, забором. Он любил свой дом, сооружённый в стиле эпохи Нобунаги, с драконами, окружённый густым лесом, в основном хвойных пород, специально высаженным к завершению строительства.

Накамуре было шестьдесят лет, из них почти тридцать он провёл за границей, будучи представителем Кудокай в Юго-Восточной Азии. Он любил вспоминать свою работу за стаканчиком «Сакэ» в кругу собак, из которых выделял огромного кавказца Птолемея, названного в честь древнего грека. Иногда Накамура рассказывал о своей жизни в Южной Корее, где провёл почти пяти лет в конце двадцатого века. Многое чего происходило в то, неспокойное, время. Особенно последние десять лет, когда организация, интересы которой Накамура защищал, откровенно сдавала своих членов. Это была его самая любимая тема, после геноцида евреев, о которых он знал, что хитрее их в мире никого нет.

В своё время именно он нанёс смертельный удар тем, кто сейчас пытается восстановить реноме. Тогда пришлось бежать на долгие года, чтобы стереть о себе память. Но ничего. Каждому овощу, свой фрукт.

Сегодняшнее утро как никогда радовало глаз, и, с весёлым настроением, не так часто посещающим его последнее время, он решил прогуляться по густым дебрям своего сада, больше похожего на лес. Взяв с собой двух псов, любимца Птолемея и Дракулу, такого же мощного кавказца, как и папаша, он шёл по темным тропинкам, куда пока не добрался яркий свет солнца. Хотя оба пса были достаточно взрослыми ребятами, оба вели себя как щенки. То гонялись друг за другом, радостно лая, то затевали возню, вызывая удовольствие хозяина.

По характеру оба пса представляли классический «нордический» тип, хотя иногда срывались, превращаясь в забавных щенков, впрочем, ненадолго. Первый же окрик Накамуры ставил всё на свои места. Мгновенно меняясь, превращаясь в слух, занимая позиции у его ног, они мгновенно выискивали глазами врагов. То, что они были прекрасными сторожевыми псами, он знал, не упуская возможность позволять питомцам проявлять свой нордический нрав.

Сейчас они, заняв места у ног, и почуяв, что опасности нет, удивлённо посматривали на хозяина, словно спрашивали его: – А где драка, мужик? – Их глаза на заросших шерстью, мордах, светились любовью к Накамуре, и словно в доказательство этой любви, оба завиляли хвостами, будто разом включились метрономы.

Хорошее настроение Накамуры не испортил даже звонок Исиды, видно просто он не догнал ту информацию, которую ему слили, хотя, как всегда, стал её анализировать, высчитывая возможные направления главного удара. Впрочем, он все же поздравил себя с годовщиной кончины старика Суи. Собаке собачья смерть. Утренняя новость лишь добавила в его бочку дёгтя немного мёда. Два три звонка нивелируют возможные потери будущей неожиданной атаки противника, с которым, как думал Накамура, давно было покончено. И даже задержка с оформлением удобно расположенного места в центре Токио, выбранное им для строительства отеля с пятью звёздами, не испортили ему настроение в это радостное утро.

На этот объект он входил в связке с несколькими бригадами, контролирующими центр столицы. Проект, в который уже вложено более тридцати миллионов долларов. Проект, который обеспечит его достойным местом в списке журнала «Форсбер». И сейчас его мозг расставлял фигуры на доске жизни для длительной партии, которая закончится через год в миг открытия отеля.

Роста не более ста шестидесяти сантиметров, Синдзи Накамура, обладал весов более ста килограмм, и в Азии, где особо ценился его авторитет, как специалиста по оружию, только тучность позволяла ему заключать выгодные контракты с местными боссами, наживая миллионы долларов. Хорошего человека должно быть много, считал он, похлопывая себя по ляжкам, и даже сейчас, после звонка Изиды, повторяя фразу про себя, словно читал молитву, он чувствовал на своём животе свои тёплые ладони. Собаки насторожились, заметив изменение в настроении хозяина.

– Он сейчас на своей территории, – а вот это было отвратительно. Добраться, когда он у себя будет сложно.

– Но ты обещал, что в это время его там не будет – прошептал Накамура, сжимая трубку мобильного телефона, как в детстве свой член.

– Я не знаю, что у него на уме.

– Но ещё неделю назад говорил обратное! Значит так. Я не знаю, и не хочу знать, как, но ты обязан решить эту проблему. Раз и навсегда. Я не могу рисковать такими деньгами. Я не могу рисковать контрактом. Ясно?

– Да, босс, – и тут же отключившись, Накамура почувствовал огромное облегчение, словно прорвало запор, которым он мучился последнее время.

Чем это могло ему грозить? Потерей выгодного контракта или потерей денег? А может потерей жизни? Впрочем, всё в этом мире взаимосвязано. Надо же, подумал он, такая маленькая неприятность способна изменить отлаженный механизм, на изготовление которого потрачены годы. Этого он допустить не мог.

Вспомнив, что сегодня особая дата, он выкинул из сознания негативные мысли, настраиваясь на позитивный лад. Именно сегодня полтора года назад был убит Суи. Великая война закончилась поражением. Накамура, как ни странно, искренне ненавидел якудза. И его ненависть просто сочилась сквозь его жирную кожу каплями пота. Но ему удалось обуздать вспыхнувшее раздражение от мыслей, проползших по его извилинам. Он даже, пару раз, пригладил остатки волос на почти лысой голове, чувствуя под тёплой ладонью, как вздулись его мозги. Только позитив! Он почесал шею, на которой виднелся красный дракон в обрамлении иероглифов шино но-тэ. Из-за якудза из Игати-гуми он потерял много своих людей. Сейчас они бы пригодились.

Не останавливаться! Приказал он себе.

Если завтра приезжает Кензо Одзука или как его, Кетсу Киташи, значит не все так плохо, как казалось вначале. А он обязательно приедет. И тогда его ждёт конец, – подумал он. И тут увидел, что даже злобная морда Птолемея уже не казалась такой злобной. – Там ты встретишь смерть.

Накамура вдохнул с шумом воздух и медленны выдохнул.

– Иди сюда, мальчик, – позвал он собаку. Услышав своё имя, тот завилял хвостом, словно решил разогнать всех мух в округе.

Только хорошее настроение от смерти старого врага сможет нивелировать ощущение свободы от новых проблем. Но эта нервозность передалась Птолемею, который хотел кого-нибудь загрызть, но кроме Тука – темнокожего африканца, единственного слуги хозяина, поливающего траву, вокруг никого не было. И это его раздражало. Лишь уткнувшись мордой в тёплые ладони Хозяина, пёс преданно замер.

Сейчас главное – все сделать тихо и быстро. Он знал, о чём думал. Накамура ещё раз прикинул возможность быстро устранить своего врага, который выжил тогда, в 1979 году. А ведь почти удалось. Почти всю эту семью положили. Но вмешался случай. Ладно. Не получилось тогда, получится сейчас.

С этой оптимистичной мыслью он повернул на сто восемьдесят градусов, чтобы вернуться домой. И тут вздрогнул увидев объект своего страха. По его телу прокатила волна ужаса. Глаза расширились от испуга, а ладони покрылись потом. Тот, стоял перед ним с пистолетом, нацеленным в его лоб. Сознание стало искать выход из лабиринта этого кошмара. Это произошло настолько непостижимо, у него дома, что он не успел ничего произнести, кроме как…

– Киташи-сан…?

На большее не хвалило жизненной силы. Стальная пуля пробила его лобовые кости смешавшись с мозгами вырвалась из затылка наружу. Пролетела ещё несколько метров и зарылась в ствол сосны.

Спустя пару минут, проходя мимо Тука, в почтении склонившим голову, Кетсу Киташи проговорил:

– Прибери здесь всё. Тело спрячь так, чтобы не нашли. Как все сделаешь, покинь Японию.

– А вы господин?

– Я сразу за тобой.

Частный аэропорт Вашингтона

Bombardier CRJ 1000 узкофюзеляжный самолёт, выкрашенный в цвета национального флага Мексики, был разработан канадской компанией Bombardier Aerospace специально для семьи Самбады в 2016 году. Относился к семейству CRJ и был оснащён самым современным на тот период оборудованием. В самолёте были удобные места на 50 пассажиров. Он был оснащён двумя турбореактивными двигателями General Electric CF34-8C5, которые обеспечивают скорость 870 км/ч на расстояние в 3000 километров.

Самолёт с повышенными эксплуатационными характеристиками был способен выполнять полёты в сложных метеорологических условиях, совершая посадки на высокогорные аэродромы в Мехико и Гвадалахаре.

Комфортабельный салон, оборудованный удобными кожаными креслами, благодаря имеющимся инженерно-техническим решениям, был разделён на две части, для самого Хозяина и обслуги, низкий расход топлива, высокий уровень жизнеобеспечения и уникальные эксплуатационные характеристики делали его любимым детищем семьи.

Кроме того, по уровню безопасности он является одним из самых надёжных в мире.

– Взлетаем. Хозяин будет через пять минут, – второй пилот включил несколько тумблеров на панели самолёта. Двигатели взревели как звери в ожидании мяса. Место первого пилота было занято командиром Дж. Линдоном, ведущим переговоры с диспетчером, всматривался в ночь. Квентин Тарантино открыл входной люк ведущий к трапу. В наступившей темноте он заметил приближающийся автомобиль. Скользнувший по его лицу свет фар исчез среди звёзд. Открылись двери и из них стали выскакивать люди. Он заметил, как с заднего сиденья один из охранников вытащил какую-то женщину и, держа на руках понёс к трапу. Спустя пару минут её положили на одно из кресел в хвосте самолёта. Он лишь заметил, что это была японка.

Рико Такеши пришла на свою могилу за два дня, до вылета в Нью-Йорк, окончательно покидая работу в Токио в связи с переводом на новое место. Светлый гранит сверкал чистотой, достойной операционной. Свою фотографию замурованную в камень она накрыла рукой, словно хотела вырвать её, но не получалось.

– Госпожа….

Стоявший поблизости сотрудник кладбища согнулся пополам.

– Размонтируйте, а участок продайте, – она дала последние распоряжения и повернувшись пошла по дорожке в сторону выхода.

– Вы не хотите оставить его для своей семьи?

– Нет. Я здесь достаточно полежала. Пусть кто-нибудь другой.

– А сейчас вы куда?

– На другой конец света, – она развернулась, чтобы уйти но что-то задержало её возле могилы. Нечто тонкое и невидимое, почти не осязаемое, иногда грустное, порой весёлое. Она лишь мгновение искала подходящее слово и наконец нашла.

Память.

– Госпожа…

– Госпожа…

Не понимая отчего в голове звучит голос, медленно открыла глаза. По ощущениям, находилась в самолёте, взлетающим в ночь. Гул турбин, сквозь которые услышала обращение к себе, её немного напугало. Как она оказалась на борту самолёта вспомнить не смогла. Туман в голове ещё не рассеялся. Попытка воспроизвести в последние минуты до потери сознания заставили её открыть глаза и тут она увидела лицо человека, с которым познакомилась в ресторане. Он сидел напротив и смотрел на неё.

– Госпожа Такеши, проснулись?

Недоуменный взгляд на салон самолёта, с несколькими мужчинами.

– Как я здесь оказалась? – спросила она пытаясь просканировать своё тело на предмет возможного ущерба. Но рецепторы организма отозвались практически мгновенно, не обнаружив повреждений, следовательно все было пока хорошо. Это её успокоило.

– Вы у меня в гостях.

– У кого? – она с трудом могла вспомнить имя собеседника.

– Я – Овидио Самбада-Агуэро – сын Хоакина Самбады. Член самой богатой семьи Мексики.

И тут её память нашла в хранилище её сознания эту фамилию. Она уставилась на него словно увидела приведение. Безусловно она слышала это имя. Или читала совсем недавно о нём в газетах. В разделе уголовной хроники. А также в разделе искусство. А также в оперативных сводках. Слышала в новостях по телевизору. И в интернете.

– Вы наркобарон?

Джеральд Бак.

– Сделай кофе, – попросила Джетта, погладив его мускулистый живот, больше похожий на спину крокодила. От прикосновения он напрягся, непривычный к женским ласкам.

– Ладно, – сказал чуть грубо, окончательно просыпаясь. Надел штаны, и пошёл на кухню. Через десять минут появилась Джетта, привлечённая ароматными запахами напитка.

– Ты где этому учился? – спросила она, прикрывая грудь тонким халатиком, скрывающим розовые соски.

– В Париже.

– Ты был в Париже?

Он кивнул в ответ, что могло означать и «да», и «возможно», и «кто же там не был». Не погружаясь глубоко в воспоминания, ему сейчас было не до них, он лишь пытался разобраться в обстановке, его окружающей. И самое главное, узнать, куда исчезла его прошлая жизнь. Но вопрос был сей из области философии. Джетта не мешала, хотя её болтливый язычок трещал за спиной как у сороки. Он просто оградил свой мир от дня нынешнего стальной плитой, сквозь которую не проникал звук.

Фигурантов дела, принявших активное участие в его четвертовании, он сложил в отдельную папку и положил на полку своей памяти, присвоив каждому свой порядковый номер. Под цифрой один значился судья Джон Браун, чёрный, шестидесяти пяти лет от роду, бывший коп, проживающая по адресу такому-то. Под цифрой два, он разместил, прокурора округа Ли Хорвата, ныне уволенного на пенсию. И тоже бывшего полицейского. Двух свидетелей по делу объединил под одним номером три, разместив на полочке в уме между судьёй и Бенджамином Картером. На удивление, тоже бывшим копом. Отдельной статьёй расходов проходил Хоакин Самбада. Пока не связанный с остальными, он попал под его подозрение с первых минут ареста, и до сих пор находился там.

Кого первого шинковать, он ещё не решил, поэтому слушал трёп Джетты абсолютно спокойно, словно уверенный в завтрашнем дне клерк крупной финансовой корпорации, чьи акции ежесекундно повышались. Неожиданно почувствовал на груди тёплые руки женщины. Они скользнули по шраму от ножа, задержавшись на пулевом отверстии, уже затянувшимся от времени.

– Где это тебя?

– В Мексике, я попал под горячую руку, – соврал он, отбросив её кисть. Она не обиделась, но посмотрела на него так, словно увидела Святой дух.

– А след от пули?

– Это не пуля. – соврал он. И подумал о сенаторе Самбаде. То, что тот влез настолько высоко с их последней встрече ничего не меняло. В его практике попадались и более высокие люди. Случайность, что он стал сенатором в Мексике. Но и случайностью бывает подвержен каждый из нас.

Сейчас Грек не был предрасположен к разговору по душам, поэтому возможно, обидел Джетту, но, чувствуя свою вину, не думал о прощении. Ему было просто все равно. Тем временем окна окрасились в белый цвет. Часы отбили шесть, когда он натянул майку из плотной ткани с логотипом «Найк», поверх натянул рубашку и штаны черного цвета на прощание кивнул женщине головой. В рукаве он спрятал лезвие ножа, выбрав его из всего, что мог найти на кухне. Мерзкая привычка, оставшаяся с зоны, даже на тихих улицах заставляла быть внимательным. Он подумал, что они увиделись в последний раз. Но он ошибался.

– Придёшь сегодня? – её грустные глаза могли растопить лёд в его душе, но лишь вызвали спазм в глотке. Повернувшись спиной, он так и не ответил на её вопрос.

Подгоняемый в спину попутным ветром, он вышел на воздух в полной уверенности, что впереди растянула сети беспокойная жизнь. Желая найти всех, он положил на алтарь Судьбы своё нынешнее бытие. Если возникнет потребность драться, он был готов и к этому. И весь мир, окружающий сейчас, стал для него полем боя. Ему не нужны были завоёванные территории, только вернуть свои. А пленных он уже несколько лет как не брал.

Том Литбарски.

О том, что господина Бака выпускают из тюрьмы досрочно он узнал первым, взломав систему защиты пеницитарной системы США. Поэтому посчитал нужным поставить об этом в известность как минимум одного человека, отправив ему письмо с незарегистрированного электронного адреса, подписавшись «доброжелатель», он, как считал, выполнял свой долг. Не сказать, что это была шутка, но безусловно чувство юмора в нём присутствовало.

Джеральд Бак в его жизни был единственным близким человеком, поэтому его переживания относительно ближайшего будущего Грека были естественными и очень глубокими по сути а заодно и по содержанию. Его излишняя суровость в отношении к нему им не воспринималась как нечто естественное, так как, и это особенно важно, именно ему он был обязан свободе, во всех смыслах понимания этого слова.

И самое главное, Том был его теневым банкиром, но таким, которому безразличны денежные финансы клиента. Он вёл его счета по криптовалюте, которых накопилось достаточно, чтобы забыть о приключениях до конца жизни. И хотя время отсутствия Джеральда и давала ему призрачный шанс, который иногда, но посещал его голову, но ранее полученный опыт и личное уважение не позволили ему обманывать Грека.

Самые тяжёлые дни для Тома наступили в тот самый момент, когда он узнал об его аресте. Не будучи специалистом в области юриспруденции, он изучил материалы, по которым Грек был отправлен в исправительное учреждение, и понял, что дело не чисто. Точнее не совсем чисто. Но если быть до конца откровенным, оно было настолько нечистым, что казалось грязным на столько, что унитаз в гетто был образцом чистоты. Хотя, в чем разница, Том не понимал до сих пор, но знал что сейчас Греку нужна его помощь. И он сделал все возможное, что мог, скрашивая тому жизнь в тюрьме настолько существенно, что даже тюремное начальство не понимало, как такому заключённому по статье распространения наркотиков, удаётся найти общий язык с самыми опасными преступниками, сидящими рядом.

Том нашёл способ оплачивать жизнь Грека в зоне самым примитивным способом. Он тупо платил криминальным группировкам криптовалюту чтобы те даже близко не подходили к нему, даже на расстояние плевка. Для этого ему пришлось применить все свои навыки, которыми он обладал сверх меры.

Для начала он вычислил группировку латинос. Узнал количество бойцов и самое главное, источники их благополучия. Вышел на координатора и предложил за один день, когда латиносы не будут видеть Грека (например, закрывать глаза при его появлении) он будет оплачивать тысячу баксов. Для них – безумная сумма.

Затем выявил белую масть или нациков. Его предложение почитателями крестов было принято раньше, чем он успел закончить предложение. То-же относилось и к черным братьям. Годовые расходы, даже при таком раскладе, не превышали миллиона баксов, при том, что Том на бирже зарабатывал такие суммы за день.

И он всегда помнил заветы Джеральда, что преступники, где бы не находились, захотят получить ещё больше, чем ты предложишь. Как только вычислят твои слабые точки. Чтобы этого не произошло, он нанял для переговоров с ними бывшего полицейского, рассчитавшись с ним по ставке превышающим его годовую пенсию в несколько раз. И все стороны остались довольны друг-другом.

Кроме Джеральда Бака. Но он о том не знал.

Джеральд Бак по прозвищу Грек.

Для начала Греку следовало разобраться с приговором, который был непривычно суров. Иначе говоря, вообще не соответствовал. Он не был виновен. И чтобы доказать обратное ему следовало вновь пройти все круги Дантова ада. Но об этом не знала Джетта, оставшаяся за спиной, когда он ответил отказом на её вопрос. Он чувствовал, что она надеялась, что когда-нибудь он появится в проёме её квартиры, как божий дух. Что ж, она не первая женщина, которая ошибалась в людях.

Из сотен грехов, в которых его обвинили, даже прелюбодеяние, было ложью. Шитое белыми нитками, но стежков так и не рассмотрел судья, уголовное дело напоминало мираж. Мнимый объект без контуров и плоти. Из фильмов он знал, что правда всегда побеждает ложь. Но факты, тщательно подтасованные, говорили об обратном. И глубоко в душе он был благодарен Тому за то, что в тюрьме ему не пустили кровь. Не так чтобы он этого боялся, скорее сохранял себя для более важных дел, которыми планировал заняться сразу за воротами зоны. На маленькие хитрости поляка он давно махнул рукой. Что ж, если тот считает, что поддержка Тома ему помогла, значит так тому и быть. Но именно сейчас ему не хотелось об этом думать, и он, выйдя на дорогу, переключился на созерцание окрестностей.

Летнее утро встретило его появление на улице, как троянцы архиерейское войско. Многочисленные прохожие спешили на работу, порой тыкаясь в него потными телами, поэтому человека, идущего за ним он заметил только тогда, когда вывалился из общего потока в узкий проулок, ведущий, сквозь дома, на другую улицу. Скользнув по витражу, его фигура мгновенно исчезла, как заяц в цилиндре факира, но ему удалось встретиться с его глазами, вспыхнувшими зажжённой свечой. И они ему не понравились.

Джетта снимала квартиру в центре города, уже полного бездельниками. Расположившиеся по стенам домов торговцы кофе ещё зевали, тем не менее, внимательно изучая прохожих, выискивая среди них туристов. Когда он свернул за угол, присутствие филёра стало особенно назойливым. Нельзя сказать, что слежка его слишком напугала. Но чувство чего-то знакомого скользнуло по хребту, словно змея по песку, оставляя мерзкий след. Его передёрнуло от игры воображения, но присутствия духа он не потерял.

Размышляя над неожиданно обнаруженным фактом, предположил, что его неизвестные враги ждали его появления. Более того, готовились к нему. Но не рассчитывал, что с первой минуты свободы они плотно сядут ему на хвост. Возможно, они вели его от самых тюремных ворот. Прошлое не отпускало ни на шаг, и, для того, чтобы все расставить по местам, он остановился в раздумье.

Тогда, больше года назад его автомобиль, обгоняя основной поток, вырвался в лидеры, сразу за светофором, но неожиданно был подрезан белым «Шевроле» с синими полосами заставившей затормозить. Группа захвата не слишком церемонилась с его телом, оставив на нем синие отпечатки своих ботинок. Вдыхая запах асфальта, он слышал, как над ним куражилась полицейская братва. Сейчас неуверен, но тогда ему показалась окружающая обстановка плохо поставленным спектаклем.

Отбросив воспоминания, он взглянул на часы. Не прошло и двух суток с момента освобождения, как нечто неизвестное вновь накрыло его своим порочным крылом. Открытие его и не обрадовало, и не напугало. В жизни есть и более страшные вещи. Например «принудительное разорение». Словосочетание вызвало на его лице улыбку.

– Покупайте мороженное.

Молодая девушка лет восемнадцати катила перед собой ящик, полный холодных сладостей. О нем он часто мечтал в тюрьме.

– Одну порцию, – и протянул ей последнюю двадцатку, через мгновение наслаждаясь вкусом пломбира.

У него могли отобрать все, кроме памяти и восьми цифр, спрятанных на самое её дно, тщательно замурованных в ящике и засыпанных мёрзлой землёй воспоминаний. Всегда имея резерв, он, даже в период благосостояния скрывал от всех его существование. Тогда ему казалось, что он был не прав перед Марией и Софочкой, но сейчас, по истечению времени, убеждался в обратном. И мысленно поаплодировал себе за это.

Неторопливо двигаясь по городу, чувствую за спиной заинтересованный взгляд шпика. Первые всполохи паники ему удалось приструнить хлыстом благоразумия. Если его хотели убить, сделали бы это на зоне. И тише и спокойней. Возможно, от него ждут неких действий, но он не порадует врагов своей наивностью. Пусть думают, что он им простил.

Сейчас ему необходимо приобрести одежду, квартиру и машину. То есть блага цивилизации, одновременно выстроить план мести, которая уже перехлёстывала его как шампанское бокал на Рождество.

Банк, скрывший его сокровища, стоял на том же месте, где он оставил его, более года назад. Молодой клерк, встретил его подозрительным взглядом, окатив им как помоями. Сидящий в зале охранник положил правую руку на ложе пистолета, не отрывая от него глаз. Но, отражавшаяся от сверкающего пола, его фигура не выражали ничего, кроме покорности.

– Слушаю, – спросили его.

Это хорошо, подумал он, скребя ногтями по небритой шее, разгоняя тишину в операционном зале банка. Деньги любят тишину. Старая истина сочилась из каждого угла хранилища демонами стражи.

– Мне хотелось получить деньги по номерному вкладу.

– Пожалуйста, – клерк протянул ему лист заявления розового цвета. По внимательному взгляду он догадался, что перед ним гомик. Женственные движения рук сопровождались не менее выразительным покачиваем головы, открывшим его натуру. Пытаясь сдержать себя, он взял из его рук клочок бумаги.

Быстро заполнив бланк, он, в квадратах, куда следовало занести секретный код, стал выводить цифры, обводя каждую по несколько раз шариковой ручкой. Через десять минут мучений, вернул его банковскому работнику, зацепив того взглядом. Возможно, мужское начало не давало покоя. А мысли, такие бурные вновь стали рваться из головы, как взрывная волна после активации детонатора. В стекле, за которым скрылся работник, он увидел свой отражение. Черные волосы стоящие дыбом, напряженный взгляд, упрямая складка над бровями, и резко очерченные скулы, напоминали актёра Брэда Пита. Но во взгляде напротив скрывалось большее напряжение и сила. Иногда он жалел, что природа наградила его такой внешностью. И он тащил свой рок, как крест Спаситель и не был в состоянии ничего изменить.

– Распишитесь здесь и здесь, – вновь возникший перед ним клерк, услужливо моргал глазами. Сейчас в них светилось уважение, и немного восхищения. Но он привык к таким взглядам. Чиркнув ручкой, тот поставил штамп, попросив немного подождать. В ответ Грек кивнул головой. Уж, чего – чего, а этому он научился за последние несколько лет и даже сам готов давать уроки терпения.

– Пройдите в комнату, – слышит его голос, и он идёт в направлении взмаха руки охранника. Ступени ведут его вниз, в хранилище. Его ячейка одна из самых больших. Стальные двери медленно расходятся, открывая ему путь. Клерк уже там. Он улыбается самой доброжелательной улыбкой. А как не улыбаться, если напротив него стоит тип, у которого в загашнике около миллиона долларов наличными.

Он снял рукой напряжение, проведя ладонью по щекам. Этому он научился в спецотряде морской пехоты. У мастер-сержанта Тэда Мюррея. Мастера айкидо, тот семь лет учил его убивать. На зоне, после пары стычек, авторитетом он пользовался непреклонным, хотя активного участия в жизни тюрьмы не принимал. Все группировки к нему относились с уважением, но он не подпускал их к себе ближе вытянутой руки. И в этом был их секрет.

Он открыл сейф и отсчитал необходимую сумму.

– Двадцать тысяч?

– Да.

Купюры радостно прошелестели в руках клерка и перекочевали к нему. Поставив автограф, где надо, он попрощался с банком до следующего раза, участливо моргнув охраннику. Если и насторожило его что-то, когда он спускался по ступеням в душный мир, то лишь чья-то тень, скользнувшая по асфальту и исчезнувшая за углом. Лишь позднее он понял, что совершил ошибку, направившись к центру Фриско по его мрачным переулкам.

Не старше двадцати лет, они напоминали ему волчат, дерущихся за кость. Самому старшему, высокому и широкоплечему парню, возможно, исполнилось двадцать пять. На его предплечье он заметил татуировку парашюта и двух скрещённых молний. Десантник. Если его глаза что и выражали, то только не дружелюбие. Истощая негативные всполохи, его причёска, постриженная под петушиный гребень, волосами указывала на ему как на объект неспособный к сопротивлению. За его спиной стояло ещё пятеро парней помладше. Все чёрные. Самому маленькому не исполнилось и десяти.

– Дяденька, помогите на операцию, у меня мама умирает, – заканючил он, улыбаясь в двадцать два зуба. Если кого и могла напугать эта улыбка, то только пятиклассниц. И что самое интересное, жалости Грек к нему не почувствовал.

– Сегодня не подаю, – ответил он, не собираясь поворачиваться к ним спиной.

– Так у него мама умирает, – пытался надавить на слабую точку здоровяк с петушиным гребнем, но его доводы он отмёл с ходу.

– Я не Армия Спасения.

– Тогда, просто дай денег, – не унимался сын умирающей женщины, угрожающе приблизившись к нему.

Улица была пуста, как ствол незаряженного карабина. Быть избитым уличными подонками, нет, такая перспектива не по нему. Когда-то он сделал себе наколку «всегда верен» со скрещёнными молниями. Художник два месяца рисовал на его предплечье свой шедевр. И тогда он заказал рукава рубашки, оголив бицепсы. Умные должны понять все правильно.

– Я вышел двое суток назад. Но с удовольствием вернуть назад, получив срок за групповое убийство, – даже не говорил, выдыхал он каждое слово, чтобы они поняли его мысли и желания. Блеснувшее в правой руке лезвие, остановило их от активных действий. В тот момент ему показалось, что продолжай он в том же духе, они бы припустились бы прочь от него, как черт от ладана.

 Не поверив замешательству, отразившемуся у них на лице, он молчал, молчали и они. Он ждал, застыли и его оппоненты, которых пугал нож. Прокрутив его между пальцами, он заметил, как округлились глаза напротив. И в безмолвной тишине, продолжавшейся невыносимо долго, пока бугай не кивнул головой, оценивая шансы как нереальные по шкале приоритетов, слышались лишь свистящие звуки вращающегося лезвия.

– Ладно, – согласился он сам с собой, – раз ты недавно вышел, иди.

Соблюдая принципы уважения, Грек кивнул, щёлкнув лезвием, и сделал пять шагов назад, в полной уверенности, что они уже не нападут. Но он не учёл одного. Им нужны были деньги, судя по зрачкам, на наркотики. Стал поворачиваться к ним спиной. У него неплохая реакция, но бросок камня заметить не успел. Расколовшись от удара по голове, тот рассыпался на кусочки, заставив сознание помутнеть. Нож выпал из рук. А ноги неожиданно обмякли.

Вашингтон.

Некогда северные и южные штаты мечтали заполучить столицу в своём регионе. В первые годы статус временной столицы обрели Бостон, Филадельфия и Балтимор. Хотя всё началось с Филадельфии, что в штате Пенсильвания. Именно здесь была написана Декларация независимости, составлена и подписана Конституция. Во время британской оккупации, (казус истории), когда-то близкие друзья – воевали, в конце 1776 и начале 1777 года столица была временно перенесена в Балтимор. В сентябре 1777 года правительство США остановилось в Ланкастере, который на один день стал новой столицей США. С 1783 по 1784 год новой столицей стал Аннаполис, штат Мэриленд, а в ноябре-декабре 1784 года столичный статус получил и город Трентон, бывший столицей штата Нью-Джерси. Затем столичный статус был присвоен Нью-Йорку, который сохранил его до 12 августа 1790 года. Хотя сегодня город Нью-Йорк считается финансовым и культурным центром США.

С 1 декабря 1800 года столицей США наконец стал известный город Вашингтон, округ Колумбия, но ставший столицей Соединённых Штатов в результате компромисса. Тогда было решено построить новый город в центре всех Тринадцати независимых колоний. Как итог, столица США не принадлежит ни одному штату. Город расположен на северном берегу реки Потомак, недалеко от Мэриленда, и граничит с Вирджинией на юго-западе. Это место было выбрано самим Джорджем Вашингтоном 16 июля 1790 года.

И выбрано потому, что в каждом штате были свои законы и административные структуры. А Конгресс США решил учесть права всех штатов в США, и справедливо расположил столицу на нейтральной территории, чтобы избежать разногласий в законодательстве.

С тех пор более 200 лет Вашингтон является столицей США.

Первоначально Вашингтон подчинялся Конгрессу, во время войны 1812 года город был сожжён британскими войсками, и округ Колумбия был почти полностью разрушен ими-же. В пламени пожара исчезла большая часть города, включая Белый дом, здание Капитолия и библиотека Конгресса.

Но сразу после войны началось его восстановление. Отстроенная библиотека получила в дар от Томаса Джефферсона новые книги. А вот строительство Капитолия было завершено лишь в 1868 году.

В XX веке Вашингтон быстро расширялся и развивался за счёт правительственных учреждений. Именно здесь были сконцентрированы основные министерства страны. Выбрав Вашингтон он знал, что именно в этом городе его встреча с правительственными чиновниками будет наиболее плодотворна. Здесь все было рядом, и для принятия решения не требовалось куда-либо звонить. Кроме того здесь его никто искать не собирается. Предполагая использовать этот козырь он просчитывал варианты, понимая, что второго шанса у него не будет.

Выйдя из автобуса в ночь, не зная куда идти, он на мгновение замер. Здесь он был впервые. И город не знал. Столица страны отличалась от Нью-Йорка широкими улицами и многочисленными парками. И здесь покрапывал дождик. В тонком плаще холода пока не чувствовалось. Он сунул руки в карманы и пошёл куда глаза глядят.

Наконец ему повезло. Полицейский участок был полон сотрудников. На улице, освещённой городскими фонарями, стояло ещё несколько человек в черной форме и в бронежилетах с короткими автоматами, свисающими с плеч. Многие курили, остальные сосредоточенно молчали, словно попали на погребение.

Он остановился, выбирая того, с кем мог поговорить о своей дальнейшей судьбе. Может вон тот, огромный негр, наверно старший. Или этот. Белый с костюме. Он ещё раз посмотрел на человека с тройке. И даже сделал шаг в его сторону. Но неожиданно к тому подошёл какой коп и потащил за собой в помещение участка. Черный, о котором чуть ранее подумал он также не был полицейским.

Взглянул на часы. Пять утра. Холодно. Зябко повёл плечами. Тонкий плащ не спасал от утренней прохлады. Вдруг он увидел полицейского форме с жетоном на груди. Тот шёл прямо на него. Он даже не успел испугаться, когда полицейский оказался рядом с ним.

– Нужна помощь, сэр?

– Да, да, – быстро протараторил он. – Вы полицейский?

– А не видно?

– Извините, я русский дипломат. Хочу получить политическое убежище в вашей стране, – выдал он заранее заготовленную фразу. Затем стал говорить, словно забыл выключить словесный кран. Говорил долго и проникновенно, вспомнив Украину и Афганистан. Девяностые и голод в Поволжье. Остановился лишь заметив направленный на него взгляд.

Полицейский внимательно смотрел, словно оценивал качество товара. Затем кивнул, и проговорил: – Подождите, я свяжусь с капитаном.

Затем быстро набрал номер. Долго не отвечали, но в конце концом он выдохнул в трубку фразу, идентичную ранее услышанной. Молча выслушал ответ. Вставил несколько своих фраз. Вновь выслушал ответ. На этот раз достаточно долго. Затем отключился. Повернул голову к нему. Ещё раз внимательно осмотрел сверху до низу.

– Позвоню в ФБР. Там вам помогут.

Мехико – Гвадалахара. Мексика.

– Как вышел? – Хоакин Самбада по прозвищу Мучо разорвал фольгу сигары и, откусив корешок сунул её в зубы. Отразившийся от стекла неон рекламы брызнул струёй света, заставив его прикрыть глаза.

Это был невысокий, но жилистый мужчина лет шестидесяти пяти с редкими седыми волосами, был чем-то неуловимо похожим на Роберта Де Ниро. Салон автомобиля, пропахший сигаретным дымом, напоминал окопы времён второй мировой войны, по которым только что пришёлся удар вражеской артиллерии. Последний налёт был им сделан только-что после глубокой затяжки.

Пять минут назад, усевшись на заднее сиденье своего «Мерседеса» он, первым делом, поинтересовался текущими делами компании, глубоко не вникая в её работу, хотя был её главным акционером. Пара звонков была как никогда кстати для поднятия боевого духа. Его давно уже не интересовали ни женщины, ни деньги. Как буддийского монаха на излёте лет. Если что и могло вызвать в нем интерес, так это власть.

Членом Парламента он стал больше года назад, вложив в свою избирательную компанию более пяти миллионов долларов, и сейчас ехал на заседание комитета по экономике, будучи заместителем председателя. Прошерстив газеты, он, отложив мобильный, углубился в чтение жёлтой прессы, но почти сразу же бросил, обнаружив, что главным лицом почти всех статей был его босс, которого он хоть и презирал, но относился с уважением за умение выкрутиться от того, отчего выкрутиться практически невозможно. В обвинения в коррупции.

И хотя часть сделок, по которому проходил босс, исполнялась им, он не собирался останавливаться, так-как жизненный принцип, которым он жил заключался в постоянном движении вперёд. А это означало новый коррупционные скандалы в будущем.

Звонок мобильного настиг его в тот самый момент, когда он вынимал из коробки гаванскую сигару – подарок Фиделя Кастро сделанный ему лет двадцать назад. Тогда он не был тем, кем был сейчас. В прошлом году он вновь в составе делегации был на Кубе, о чем до сих пор вспоминал с ностальгией. Хотя сейчас Куба была не та, что раньше.

– Он вышел, – сообщила труба загробным голосом. Мгновенно догадавшись, кто говорит, он сообразил и о ком речь. Не зная этого, хотя сейчас у него возникло такое чувство, что, наконец, дождался конца света, внутренне он всегда был готов к худшему. Неизменно находивший ответ на любую реплику, ныне он замер с сигарой в руках как парализованный не в состоянии произнести ни слова.

– Случилось что? – спросил огромный, как слон детина, давно из обычного телохранителя превратившегося в личного шофёра. Напоминая шириной грудной клетки шкаф, он лихо управлял машиной, избегая пробок, выруливая на тротуар и пугая прохожих, чем вызывал недовольство жителей Гвадалахары, впрочем, не надолго. Обязательные платежи за нарушение дорожного движения компенсировал босс броском с заднего сиденья парой сотенных. Сейчас Мучо отчего-то побледневший, словно услышал историю своей жизни из уст ангела, тихо прохрипел

– Случилось, Эмилио… худшее…

– Может чем подсобить?

Эмилио был непростой смерд. У него был неплохой удар справой, позволяя сокращать количество недоброжелателей шефа до приемлемого количества. Впрочем, ему такая работа нравилась.

– Нет, Эми, здесь нужен…. Такой специалист. В общем…

– Так что случилось, босс?

– Помнишь Джузеппе? Того, что завалил одного из наших в Нью-Йорке? Почти два года назад… А до этого чуть не сделал меня. Ну, того, кто любит чтобы его звали Грек? Чернявый…

– Тот америкос?

– Тот самый. Его выпустили. Эта собака когда-то проникла к нам под чужой фамилией и пыталась меня закрыть. Убила моих парней. Я потратил на ублюдка миллион баксов, чтобы его закрыли лет на сто, а его выпустили! Где, бля, справедливость?

– Надо было на зоне резать. На свободе до него добраться сложней.

– В тюрьме был на особом режиме. Он-же сраный цэрэушник. К ним особый почёт.

– Готовить команду в Нью-Йорк? У меня…

– Не спеши, – Хоакин Самбада набрал номер и выдохнул в него, – срочно свяжись… Да, черт тебя побери, и да. С этим сраным судьёй. Как его… Вышел Грек. У тебя неделя. Через неделю я спрошу с тебя. Лично. Понимаешь? Хорошо. Зарыть его так, чтобы не нашёл ни один федерал. Сам найдёшь повод.

Звонок второго мобильно оторвал от мрачных мыслей. Он посмотрел на номер. Овидио.

– Да, сынок, – у сенатора он был единственным.

– Я решил нашу проблему.

– Ты о чём? – не совсем понимая его, все из-за мыслей, с которых не мог быстро переключиться.

– Мой дядя. Я знаю как его вытащить, – голос в трубке напоминал удары литавров в честь взятия очередного города крестоносцами.

– Это хоро…

Но договорить он не успел. Выросшее под лимузином дерево мощного взрыва подбросило машину до третьего этажа стоявшего на тротуаре здания, почти мгновенно расколов её на две части. Прибывшие на место происшествия полицейские и медики, констатировали смерть сенатора и его помощника, чем вызвали ехидные шутки оперативных работников.

Их собрали только на вторые сутки соскоблив со стен кровавые ошмётки.

Джеральд Бак.

Это случилось в Мексике за долго до того момента, как он выпустил в Макси пулю, застрявшую у того в плече. Его первая операция в Латинской Америке. Сразу после Колумбии.

Гасиенда, застывшая в предгорье Орисабы, окружённая сельвой из первозданных деревьев, была похожа на творение Гойи. Несуразная, сотворённая и им же забытая среди черных скал Центральной Америки. Грубыми штрихами великого мастера, нанесёнными на холст тропического леса, голубого неба и угрюмых скал, оттенялось готическое здание колониальной эпохи в окружении железобетонной стены со сторожевыми вышками по периметру. Крупнокалиберные пулемёты, словно боевые псы, готовы выплеснуть свинцовое зло на окружающий, гасиенду, мир, застыли в ожидании войны. Видимая с расстояния нескольких миль она выделялась своей неприступностью среди хаоса обступающей её среды.

Замешанный на местной воде, цемент был необыкновенно крепок. Даже буйная растительность не могла разрушить его за прошедшие с окончанием строительства, годы. Железобетонная ограда скрывала ухоженный сад, место отдыха хозяина гасиенды. В его центре стоял большой стол с плетёными стульями, над которым установили шезлонг, зелёный зонт из дикого винограда, создающего прохладу даже в самые жаркие часы сиесты. Между садом и трех этажным строением, в глубине крепости, вырыли стометровый бассейн, наполненный голубой водой, подогреваемый, в холодные дни.

Чуть ближе к воротам вознеслась к небу башня, названная в честь известной улицы в Лондоне – Пикадилли. Там жила охрана и её начальник. Там же был склад с оружием и боеприпасами. Там же установили радиоэлектронное оборудование.

В стиле строения присутствовал дух консерватизма, и геральдический знак, нанесённый на каждую стену – кугуар лежащий на скале освещённой солнцем, сияя жёлтым пятном на фоне белых строений гомогенным пятном, оттенял приверженность владельца силе.

Единственная дорога, ведущая к гасиенде, была выложена мелким белым булыжником. Просматриваемая, ежечасно, бдительными охранниками, стоящими у за решётчатого входа, она напоминала дорогу, по которой Дровосек, Чучело собака Тошка и Маленькая Девочка Элли шли на встречу с волшебником Изумрудного города. Начинаясь у металлических ворот, дорога тянулась по выжженному участку под стенами крепости, змеёй исчезая в густой сельве, искрясь среди серых гор с белыми шапками снега, терялась в ущельях недалёких гор. Это был единственный путь в Гвадалахару проходивший через два перевала.

Владелец поместья – Хоакин Самбада купил его в начале восьмидесятых годов за тридцать тысяч американских долларов у разорившегося ранчерос превратив в маленькую, неприступную, крепость, служащую ему как домом, так и тюрьмой одновременно.

Последние пять долгих лет, Хоакин Самбада, или просто Мучо – как он любил себя называть, практически невылазно сидел в нем окружённый и охраняемый хорошо вооружёнными и подготовленными телохранителями из числа метисов из Синалоа. Многие, в этой стране, хотели его крови, но неприступные стены крепости да верные солдаты, охлаждали пыл самым горячим головам. Говорят, что даже правительственные войска – карабинеры и национальная гвардия, не решались на его штурм. Крестьяне, из окружных деревень, обожествляли Мучо за уплату их налогов Мехико, поэтому любой путник появившийся в районе попадал в поле зрения начальника службы безопасности – Джузеппе.

Итальянец из города Карлеонэ был предложен ему Доном Тоскано давним партнёром, ещё с тех пор когда карабинеры нанесли сокрушительный удар по его кокаиновой империи, арестовав Джино Патрика. Джино отвечал за его личную безопасность, и когда его взяли, Мучо понадобился человек с умением последнего. Джузеппе, представленный как соблюдающий законы омерты, стал, по рекомендации Дона, его главным охранником. Спустя месяц Мучо узнал, что Джино Патрик во всю стучит на него полиции. Возникла проблема. Её решил Джузеппе.

Тогда все газеты Мексики сообщили о скончавшегося от острого отравления Джино Патрика. И огромная, в пол листа его фотография. Если в тот момент он о чем-то и сожалел, то лишь о том, что лично не присутствовал при кончине предателя.

Характер Джузеппе имел тяжёлый, замкнутый. Роста около ста семидесяти сантиметров, широкоплечий и чуть сутулый, в течение дня он мог на час или два выходил из своей “кельи” – комнаты, напичканной электронными штучками, наблюдая не только за территорией вблизи, но и просматривал воздушное пространство вокруг гасиенды. Охранники называли его “лечуса” – сова, за странные свойства ходить по ночам. Его лысый, как бильярдный шар, череп, который он брил ежедневно, раздражал охрану. Но тому было плевать.

Однажды он вздул одного из парней, обожавшего капойэру, за то, что тот посмел не ответить на его безобидный вопрос. Даже природная реакция Ману Кашилье не помогла, хотя последний частенько брал призы на ринге, оставляя не у дел каратистов и дзюдоистов. На соревнованиях, спонсируемых Хоакином.

Мучо помнил тот случай. Два коротких, как блеск молнии удара, выбили сознание из Ману лучше любого молотка. Говорят, с тех пор, Ману, ставший инвалидом, приткнулся просить подаяние у церкви. Это большее, на что он мог рассчитывать после встречи с Джузеппе.

Не известно как, но Джузеппе узнал, что из полицейского управления боссу слили информацию, что в его ряды внедрили стукача. И все признаки указывали на него. Чтобы выяснить, кто решил от него избавиться, понадобилось пара дней.

Ныне Хоакин Самбада наблюдал за ним сквозь оптику бинокля.

Увеличенный пятикратно, Джузеппе пару раз, оглянулся, словно жар взгляда Мучо добрался до его кожи на спине, вызывая физическую боль. Тем временем Мучо, сплюнув себе под ноги, продолжал смотреть на него в окуляры со страстью маньяка застигнутого, на ночной дороге, полнолунием.

До помещения оставалось совсем немного. Метров десять. Видневшиеся на горизонте горы вызывали в душе Джузеппе ностальгический трепет. Он остановился, наслаждаясь их красотой, затем смахнул соринку, случайно попавшую в глаз. И в этот момент услышал тонкий звук идентификатора, который мог означать лишь одно – кто-то проник в его комнату.

– Почему он остановился, чикос? – Мучо наблюдая за Джузеппе замер, словно охотничья борзая, тяжело вдыхая плотный воздух наступающего вечера наполненного ароматами гор, обращаясь исключительно к охране, стоящей за его спиной.

– Хуан, – позвал он одного из них, готового разнести череп любому за пару песо. – Хуан! Кэридо! (Дорогой)

– Здесь, босс,– Хуан любил слово “босс”, произнося его с эдаким прононсом – “бо-о-ос”, вызывая раздражение хозяина. Здоровенный детина, он с оружием познакомился раньше, чем научился ходить и владел им как заправский ковбой из фильмов, поставленных по книгам Бретта Гарта, числившись в списках особо опасных преступников, подошёл медленно с достоинством короля.

– Por que? Почему? – повторил Мучо.

– Бо-о-ос ?

– Почему остановился Лечуса?

Мучо удивлённо оглянулся на индейца, оторвавшись на мгновение от монокуляра. Но тот молчал..

– Когда Джузеппе войдёт ты приведёшь его ко мне, – если кто и мог справиться с ним, то лишь этот безмозглый, обладающий чудовищной силой.

– Si ! (Да).

– Он мне нужен живой.

– Si ! (Да).

– Возьми с собой Педро и этого, новенького, как его?

– Рауля?

– Да, Рауля. И запомни. Он нужен мне живой. Понятно. ЖИ-ВОЙ!

Анализатор перестал пищать также внезапно, как и начал. Джузеппе усмехнулся. Как же, он должен был догадаться, что невидимые лучи пронизывают каждого, кто пытается пройти незамеченным в здание. Электроника им – же самим, напичканная в каждом, пригодном для этого месте, работала безукоризненно. Это, скорей всего, сработала система охраны.

Тем временем дверь в помещение открылась, поддавшись с первого толчка. Он спустился вниз по лестнице и у второй двери справа остановился, ещё раз. Повторяя ежедневную процедуру, он поднял глаза к самому потолку, где в своё время установил датчик движения, и, убедившись, что кроме него никто в помещение не входил, нажал на рукоятку двери.

Он помнил, как однажды на его глазах был зарезан Педрос Агустиньо – один из охранников свиты Мучо за то, что принял самостоятельное решение. На недоуменный взгляд ему сообщили, что тот перешёл границы “табу”. Он запомнил это слово. Крики боли бедного Педроса сопровождающие целых три часа и слышались по всей гасиенде, пока его душа не вылезла из бренного тела и не растаяла в свинцовых облаках неласкового предгорья. Тогда он впервые узнал, что такое “мексиканский галстук”.

Несчастному Педросу разрезали кадык, и из образовавшегося отверстия вытащили розовый язык, свисающий из его глотки как малиновый галстук. В течение трех часов кровь из горла стекала с его языка, пока у несчастного моргали глаза. Она заливала его лёгкие, и он медленно умирал в страшных мучениях, моля Деву Марию о скором конце.

Джузеппе остановился и втянул носом сырой воздух помещения. Ни одного постороннего запаха. Привыкший быть в постоянном напряжении, он силой воли попытался избавиться от навалившейся на него слабости. Для чего закрыл глаза и сомкнул ладони, так, как его когда научил Тэд Мюррей. Он стоял так минут пять, пока не почувствовал, как сила вновь наполняет его душу.

В этот момент за спиной раздался скрип открываемой двери. Сквозняк ворвался в помещение, сбрасывая со стола маленький листок бумаги, подхваченный потоком воздуха который взвился, почти, до самого потолка, плавно опускаясь на пол кружась в незатейливом танце. Джузеппе обернулся на движение за спиной. Ему не стоило долго размышлять, соображая, кто пожаловал в гости в столь неудачное время. Желание броситься к выдвижному ящику стола, где лежал пистолет, остановил голос Хуана, за которым виднелось ещё двое:

– Не надо, синьор.

Тогда Греку, внедрённому в картель под именем Джузеппе, повезло. Он знал, что глаза, если войти в помещение ясным днём, с трудом привыкают к темноте. Четыре выстрела из пистолета, снабжённого глушителем, развели по времени его встречу с Мучо на два месяца. Следующий раз они увиделись в тюрьме Гвадалахары. Правда тому удалось быстро освободится. Жаль. Но именно эта операция положила началу другой, более успешной, позволившей надолго засадить самого опасного преступника Мексики Эль-Чуппо по прозвищу Святой.

Сейчас все было также, как тогда. Один против грубой силы.

Хотя он не собирался ждать, предпочитая нанести удар первым. У него просто не было выхода поступить иначе. Если этот здоровый встанет на дыбы, унять его буден сложно. Могли ли эти черные растереть Грека как туфля окурок? Только, если бы он был окурком. Он посмотрел на того, кто кинул камень. Медленно расстегнул две верхние пуговицы на рубашке.

Хотя он был уже не тот, но не чувствуя боли от встречных ударом, и ощущая наконец, что именно это ему и было необходимо, он за неполные пять минут превратил уличную шпану в пять стонущих тел, лежащих на асфальте в собственной крови и соплях. Приблизившись к самому крупному негру, продержавшемуся дольше всех, он резко всадил ему в печень с левой надеясь, что в ближайшее время тот забудет об алкоголе. Вспомнив старую поговорку сержанта Тэда Мюррея, обучавшего его айкидо: – Удар по печени заменяет кружку пива.

Затем склонился над ним и посмотрел в глаза. И увидел в них страх, то есть всё, что хотел.

Кетсу Киташи.

Даже спустя десять минут после исчезновения автомобиля увёзшего Рико, он все ещё стоял на тротуаре, пытаясь осознать случившееся. В этой стране он был один. Зная куда он обратится в самую последнюю очередь, если бы такая возможность и была, так это полиция, чьи автомобили уже разворачивались на месте похищения. Кто-то из соседей успел позвонить на 911.

Быстро, насколько это было возможным, он осмотрелся. Увидел её сумочку. Поднял. Такие дорогие его сердцу вещи. Её вещи. Мобильный. Взял его в руки. Вход по коду. Быстро набрал своё имя. Улыбнулся, да, конспиратор. Просмотрел все её контакты. Нашёл себя, проходит под кодовым именем «якудза». Подходит. Ещё раз осмотрел всё вокруг. Больше ничего не нашёл.

Развернулся сто восемьдесят градусов и медленно, чтобы не привлекать внимания полиции, пошёл в обратную сторону. Затем, под светом фонаря, взял в руки свой смартфон и открыл фотографии, которые успел сделать чуть ранее. Марка автомобиля. Два человека, возможно мексиканцы или метисы. Кадры размазаны. Оружия не заметил. С водителем, их было трое. Ему не понравился тот, что сделал Рико укол. Слишком быстро и тихо подкрался. Сделать что-либо в той ситуации было невозможно. И для вмешательства не хватило каких-то секунд.

Что-то вспомнив, взял смартфон Рико. Нашёл сохранённые файлы. Фотографии. Очень много и разных. Стал просматривать каждую. Ниже стояли дата и место, где она была сделана. Отобрал самые последние. Помещение какого-то ресторана. Несколько человек за столиками. Внимательно рассматривая изображения, быстро сравнивал с сохранившимся в сознании. Одного узнал мгновенно. Он был похож на того, кого видел сквозь стекло автомобиля. Значит за ней следили. И это – похищение.

Он думал, одновременно пытаясь укротить взбесившийся пульс.

Нет. Люди Накамуры не смогли бы так быстро среагировать. Даже если и знали, от кого тот получил пулю в лоб. Отследить его также не могли. Вся его служба безопасности работала на износ.

Посмотрел на часы. Почти девять вечера.

Затем набрал ему известный номер, который когда-то дал Алфёров. Большинство телефонных номеров он хранил в своей памяти. И ему ответили практически мгновенно. Он поздоровался и обрисовал ситуацию, так, как её представлял. Ему назвали адрес в Нью-Йорке, куда он должен прибыть. Он не возражал. Через четыре часа двадцать семь минут остановился у старого здания викторианской эпохи. В одном из старых районов огромного города. Доехал на такси, заплатив индуса двойной тариф. И всю дорогу из Вашингтона до Нью-Йорка думал.

– Здравствуйте, – он поклонился старику, которого Алфёров считал своим другом. – Меня зовут Кетсу Киташи. Я муж его дочери. Рико.

– Да, да, – Дон Тоскано с неизменной сигарой в руку выпустил из рта клуб дыма, заставив поперхнуться ночного гостя. – Проходите.

Он сам открыл двери к себе домой.

– Кабинет там, – щёлкнув замком за спиной гостя, он махнул рукой.

Если-бы Кетсу Киташи побывал здесь лет сто назад, то убедился бы что за это время тут ничего не изменилось. Высокие потолки в лепнине, двери из красного дерева. Вход в кабине. Там кресла, столик. Картины на стенах. Старые, голландская живопись. Итальянские мастера Возрождения. Совсем немного – современные художники.

– Хатоши Ошияма, – старик медленно присел на своё кресло, – сколько я его знал, он ни разу не жаловался мне на жизнь. Даже тогда, когда мы с ним сидели в одном исправительном учреждении и к нему, мягко говоря, относились там не совсем ласково. Как он умер?

– Как мужчина, – скромно ответил Кетсу.

Вакуум заполнился очередной дымовой завесой.

– Он был одним из немногих, кого можно было назвать мужчиной, – ещё одна затяжка на весь объём лёгких. Если человек хочет умереть, нет смысла ему мешать. Кетсу искал момента, когда старик позволит ему сказать причину его приезда из Вашингтона. Нет, он не нервничал. Он – знал. Чем быстрей начнут решать его проблему, тем эффективней будет результат. Априори.

– Я слушаю вас, молодой человек, – наконец услышал он.

– Господин Ошияма говорил, что я могу обратиться к вам за помощью, если сам не справлюсь. Это время пришло.

– Хатоши мой верный друг. Я любил его как брата. Он был крестным моей внучки. И я слушаю вас. Говорите все без утайки. Мы – не ФБР, но кое-что тоже можем.

Кетсу Киташи сосредоточился, собираясь с мыслями. Затем медленный выдохнул и начал.

– Рико Такеши – моя жена. Она живёт и работает в Вашингтоне. Я – возглавляю один крупный синдикат в Японии. Живу в Токио. Вчера вечером, – он посмотрел на часы, – я прилетел в Америку к ней, но в тот самый момент, когда подходил к нашему дому на моих глазах её похитили. Пять часов назад.

Он замолк, мысленно вспоминая все подробности того часа.

– Они не были полицией. И это не походило на задержание. Мне удалось снять несколько кадров на смартфон, – он открыл фотографии и показал старику. Тот внимательно взглянул на них и покачал головой, словно кого-то узнал, или ему показалось, что он кого-то узнал. – А на этих фото, – Кетсу вошёл в смартфон Рико, – фото, что сделала она в тот-же вечер в ресторане. Это они.

– Дай телефон…оба, – попросил старый Дон,– затем ещё раз взглянул на фотографии. Сравнил их. На смартфоне Рико фото были лучше. Контрастней. Порылся в памяти, для чего пришлось достать большую лопату. Рыл долго. Минут десять. И все это время молчал. Закончив, громко проорал себе за спину, – Джордж, чёртов потрох, быстро сюда.

Через пять минут в кабинет вошёл зевая мужчина на ходу застёгивая на поясе брюки.

– Да, Дон Тоскано….

– Это муж дочери моего друга, – указал он рукой на сидящего Кетсу Киташи. – Ему нужна поддержка.

Дон сказал именно поддержка, а не помощь. Что-бы это могло значить? Кетсу поднял взгляд на старика. Именно так он его и представлял, когда слышал о нём от генерала Алфёрова. Высокий. Худой. Властный. С глазами, словно жерла орудий. Непоколебимый и жестокий.

Словно расслышав, о чём думает его ночной гость, Дон Тоскано проговорил, медленно выдавив из себя несколько предложений так, что казалось, что после каждого произнесённого им слова он ставит запятую.

– Тебе сынок, помощь не нужна. Я это вижу по твоим глазам. Тебе нужны люди и информация. Люди у меня есть. И есть информация. – Он в очередной раз выдавил из себя дым. – Думаю, нам нужны люди с информацией.

Старик сказал «нам» и весомость этого слова, в контексте случившегося сделало его в глазах Кетсу не таким уж чёрствым.

– О тебе Хатоши и рассказывал, когда был жив. Так что заочно мы знакомы. Кетсу…,– тихо повторил он его имя, – ну конечно!

Года два назад. Они говорили по телефону. Кажется он попросил его помочь в каком-то вопросе. А, вспомнил. Японский наёмник убил его внучку и ему потребовалась помощь, чтобы найти его. Как-же его звали? Не важно… Он убил мою Софию.

Глаза старика наполнились влагой.

Чтобы затушить в душе пламя, ему требовалось отомстить. Сколько бы это не стоило. Никто не имеет права прикасаться к его семье. Его семья? Что осталось от его семьи? Кто остался…. Марии нет. Софии – нет. Но Хатоши помог. Он не только нашёл его, он сделал все так, что Греку оставалось лишь нажать на спусковой крючок. А Грек это умеет. Триста восемьдесят семь официальных побед. Но на самом деле, более тысячи.

Потом, правда, мальчика понесло. Но ему удалось остановиться прямо над пропастью. В самый последний момент. Семья. Этот сученок и есть его семья. Он отец моей внучки. Он любил её также, как и он. И кажется, чуть-чуть больше. Но старик не хотел этого признавать.

Когда первые его увидел, ему показалось слишком уж завышены требования самодовольного снайпера. Но они подтвердились жизнью. Да. Последний из его семьи. Грёбанный Грек.

И покачал головой, словно этот жест мог вернуть его в прошлое. Он снова затянулся сигарой, чтобы напомнить тараканам и мухам, кто в доме хозяин и с шумом выдохнул очередную порцию никотина, от которой у Кетсу закружилась голова.

– Джордж, найти Грека. Ему нужен Грек.

Джеральд Бак по прозвищу Грек.

Ни разговор со старым приятелем из ЦРУ, ни беседа с лежащим в больнице судьёй Джоном Бредли, ничего нового не принесла. Заказчик им был неизвестен, или они не хотели о нём говорить. Что ж, господину Бредли он приоткрыл завесу смерти его жены, все-же многое в его рассказе не вязалась в узел, хотя с аварией далеко не старой женщины, не достигшей своего рубежа, когда привлекательность стирает возрастные грани, последние барьеры между ними были преодолены.

Ей было не больше тридцати двух, по сути, самый возраст. Впрочем, она выглядела гораздо моложе. Тогда за рулём сидели какие-то отморозки, накачанные амфетамином. Ничего не соображающие и ничего не помнящие. Тот, кто вёл то дело судье Бредли ничего не сказал.

Он напомнил ему о параллелях, но тот и сам все осознавал. Но, как показалось Греку, страх все ещё сковывал его сознание настолько, что его неожиданный приход мог кончится для судьи печально.

– Знаю, вы сразу узнали меня как только я вошёл, – Грек не испытывал к судье никакого пиетета, лишь немного презрения и чуть брезгливости. – И уверен, вы помните, почему меня посадили.

– Наркотики. У вас нашли наркотики, – ответил тот. – Как вас пропустили?

Но вопрос он оставил без ответа.

– Вы знали, что они не мои. Во всяком случае – догадывались, – настаивал Грек.

– Материалы дела и уровень наказания соответствовали, все процедуры соблюдены, я ничего сделать не мог. Свидетели подтвердили, что именно вы им продали партию амфетамина.

– Вас шантажировали? – неожиданно понял он.

– Боже упаси, – старый судья громко высморкался, вытерев нос простынью.

– На сколько давно вы знали прокурора Хорвата?

– Лет десять, у нас общая работа, – судья ответил чуть быстрей, чем требовалось, словно знал о чём его спросит. Это не ускользнуло от Грека.

И это не соответствовало истине.

– У вас плохая память. Вы вместе выросли в Бронксе. Вместе учились в школе. Вместе оканчивали Принстонский университет. Оба получили степень доктора в один и тот же год, – Грек говорил ровным голосом, словно все это его уже не трогало.

Судья молчал.

– Вы знаете, где я работал. И у вас есть шанс, все исправить. Сделать правильно. Мне нужен заказчик. Его имя. А вы подохните и так. Вы это знаете. Рак – он всегда убивает. И праведников и грешников.

Судья закашлял. Морщинистое лицо напоминало предсмертную маску. Застывшую на пороге смерти. Впрочем, так оно и было.

– Ладно. Не хотите говорить – не надо. Но хочу напомнить, вашу жену не просто так кинули под колёса. Это было предупреждение, – затем вышел вон. Пусть думает. У него осталось не так много времени.

Сославшись самому себе на плохое самочувствие, Грек отказался от третьей запланированной на этот день встречи, и направил стопы к некому Бенджамину Картеру, стоящему в его списке под номером четыре. Бывшему полицейскому.

Адрес, по которому он располагался, был найден Томом Литбарски, единственный из живых искренне порадовавшийся его освобождению. Это было довольно заброшенное здание, построенное в пятидесятых годах прошлого века, но ещё достаточно крепкое, чтобы выдержать два срока правления вездесущего мэра, известного в простонародье, как «черный Адамс».

Часы показывали двенадцать, когда Грек, хлопнув дверьми жёлтого такси, опустил правую ногу на черный асфальт, чувствуя, как под ногами растекается жижа. Солнце в эту весну сошло с ума, и может быть поэтому, не слишком расстраиваясь от избытка тепла, он лишь сочувственно взглянул на свои туфли.

Пустые окна дома, как ему показалось, напряглись от неожиданной с ним встречи. Порывшись в памяти, он не нашёл ни одного воспоминания, связанного с ним. Оттолкнувшись от асфальта, как парашютист от самолёта, он, сделав не больше двух десятков шагов по гаревой дорожке, ведущей к строению, шагнул в тёмный подъезд забывший, что такое свет. Мрачные стены, напоминая казематные, вели, куда то, ввысь, по искорёженной лестнице без поручней, заставляя, его организм, балансировать на грани жизни и смерти. Осторожно ступая ногами, он преодолев все преграды до встречи с отставным полицейским, остановился перед его дверью в полной уверенности, что его встретят здесь также как и в полицейском участке, куда он зашёл с утра первым номером.

Капитан Фридман, выслушав его претензии и жалобы, словно предугадывая его вопросы, отвечал по листку, заранее заготовленных ответов, словно читал чужие мысли. Но, когда Грек попытался предложить ему работу в цирке, тот разразился бранью, чуть не оборвав тонкие нити взаимопонимания, только что возникшие между ними. Он не знал, что ответить Джеральду Баку, словно опущенный в воду на крещении, стучал зубами и не отказался бы, в тот момент, от порции виски, согревший его организм. Его слова, что он задаёт одни и те же вопросы, вот уже в течение последних двух дней, Грека удивили. Как же можно узнать правду?

– И вообще, вычеркни меня из своего списка, – грубо вырвав листки из рук Грека, он зачеркнул свою фамилию и номер телефона жирной черной полосой.

– Хорошо, – ответил Грек, так до конца не разобравшись в причинах его экстравагантного поведения. И такие люди обязаны его защищать?

Если сказать, что он был возмущён, значит не сказать ничего. Просто кипя от ярости от того, что полицейский, зажравшийся на бесстыжей работе отказывает ему в самом важном – в информации. Что ж. На такие случаи и существуют такие как Литбарски.

Двери, изготовленные в мастерской по производству сейфов, надёжно запирали хозяина от всяческих ему не нужных встреч. Два звонка, идентичные по силе и долготе звучания, эффекта не произвели, поэтому он добавил ещё один, напоминающий крик умирающего зайца. Через мгновение дверь распахнулась, приняв меня в своё нутро.

Бенджамин Картер. Не более шестидесяти лет, высокий, ростом почти с Грека, он, словно живая икона, был расписан татуировками с ног до головы. Выйдя на звук трубы архангела Гавриила в трусах, тот мрачно посмотрел на гостя, словно пытался понять, кто он такой, и что ему нужно. Так и не вспомнив его, он протянул руку, представившись.

– Картер.

– Грек, – вежливо отчебучил гость, подчиняясь его кивку, прошёл в помещение, напоминающее что-то среднее между первобытной стоянкой «гомосапиенсов» и художественным салоном. – Я – Грек, – ещё раз он пытался напомнить о себе.

– Мне срать на национальности, – вежливо перебил его Бенджамин Картер, поинтересовавшись, – я вот, американец. Тебя, где колоть?

Грек знал, что за последние три года бывший полицейский обзавёлся лицензией на услуги татуировщика.

– Вообще то я поговорить, – промямлил он, стараясь довести до господина Картера свою просьбу выразительным взглядом, на что тот заметил, – гомиков не обслуживаем. – Ты понимаешь? Никакого расизма или дискриминации. Просто мои клиенты, в основном из полицейских, – он ткнул себе в предплечье, где красовалась эмблема полиции Нью-Йорка. – Не поймут.

– Я не гомик, – мгновенно сообразив, ответил он, добавив. – Никакой предрасположенности. Я по делу.

Узкий коридор заканчивался большой комнатой с зеркалами, двумя гинекологическими креслами и столиком, на котором лежала тушь всевозможных цветов во флаконах.

– Мой рабочий кабинет, – выдохнул с сигаретным дымом хозяин. Когда он успел закурить остаётся секретом, для Грека, до сих пор.

– Уютный, – поддерживая беседу, промолвил он, абсолютно не понимая с чего начать.

– Ну, – сев в одно из гинекологических кресел, его собеседник сделал посыл в закрома его памяти. – Вываливай свой навоз.

При всём своём грозном виде, человек, сидящий недалеко от него, чем-то нравился Греку. Он не мог сказать чем, но некие флюиды, идущие от него, не несли в себе негатива, последнее время вяжущие его ноги и руки. Его небритая физиономия, словно выпиленная лобзиком из пня, чем-то напоминала какого-то артиста из современных. Стетхем, вспомнил он.

Федеральная тюрьма ADX Florence

В момент передачи пищи, к Эль-Чуппо, больше известному как заключённый с номером 2005881 обратился охранник, на счёт которого в банке на Багамах перевели полтора миллиона долларов.

– У тебя ровно три минуты, – и бросил мобильную трубку ему в руки так, чтобы он не смог рассмотреть его лицо.

Невысокий, но за время заключения существенно похудевший и полысевший мексиканец, которого некогда боялся сам Президент страны, трясущимися руками схватил мобильник и мгновенно набрал номер.

– Это я. – Когда услышал ответ, спросил ещё раз. – Когда?

– Дядя, мы делаем все возможное. Есть какая-то баба, которое обожает агентство. Удалось найти место, где она обитает. Со мной будут лучшие. Планируем оказать ей все услуги, которые она потребует. Уверен, что дорога, по которой мостим, будет ровной и без рытвин.

– Сколько человек знают о празднике?

– Только семья. Папа сегодня должен быть в клубе. Думаю, и там все будут согласны. Твоя десятка побьёт всех их тузов.

– Хорошо.

Трубка была возвращена таким-же способом. Быстро и практически мгновенно. Он говорил тогда, когда операторы следящие за ним через камеры, на три минуты вышли из комнаты. Запись не велась, поэтому инцидент сохранил конфиденциальность. Сам разговор вёлся на закрытых частотах и прослушать его мог тот, кто их знал. В этой стране их не знал никто.

Джеральд Бак.

– Меня зовут Джеральд Бак. Некоторые знают меня под именем Грек. Несколько лет назад, два года, если быть точным, вы задержали за наркотики одного парня, который впоследствии получил три года. Это – я. Вы, четвёртый в моем списке, который я составил ранее. Мне нужно знать, от кого вы получили информацию обо мне. Это – всё.

Нормальные люди после таких слов обычно выставляют гостей вон, но хозяин дома ненормальный. Не так чтобы очень, но отличия видны, и, не заостряя на них внимания, Грек опустил глаза к долу, рассчитывая на снисходительность.

– Грек? – Джеральд кивнул головой, с надеждой уставившись на хозяина дома. – Грек? – он опять кивнул, понимая, что это что-то должно значить. Хорошо.

Он внимательно осмотрел гостя, как коллекционер марку, выпущенную во времена Римской империи. Щёлкнул губами, изображая на лице полное удивление, затем почесал свой волосатый живот, абсолютно меня не стесняясь, и только затем молвил.

– Точно. Я ещё тогда подумал, что мы берём не того парня. Но был приказ, а его следует выполнять. Мне сказали, что ты убил полицейского. Ничего личного, но сам понимаешь. Око за око.

– Не за наркотики?

– Абсолютно.

Грек задумался. Собеседник не врал. Это было видно не только по тому, что он говорил, но и как.

– Тот полицейский был убит не мной. Это первое. Из-за него была расстреляна моя дочь. Это второе. И третье – тот полицейский работал на наркобаронов из Мексики, – И тут шальная мысль залетела Греку в голову, словно пуля контрольного выстрела.

Он достал тот самый снимок, что в своё время показывал Дон Тоскано. – Вот он. Вот это Макси Мазорини – полицейский, работающий на картель. Вот это – убийца моей дочери. А вот это – Хоакин Самбада, стоит чуть в стороне от остальных. Наркобарон, против которого мы тогда вели войну. Возьми фото. У меня есть ещё. Тебе будет несложно, имея такую наколку на предплечье, проверить мои слова.

Неприятное ощущение, возникшее в груди, растворилось в словах собеседника как здравый смысл в табачном дыму. В мозгах что-то щёлкнуло, словно все встало на свои места, хотя до полной картины было ещё далеко. Грек не проявил интереса к словам собеседника, как будто они не касались его мира. Обратив внимание, на взгляд напротив, ему следовало догадаться, что правда, какая-бы то ни была начала медленно проникать в сознание бывшего полицейского. Явно знавшего, как выглядят все фигуранты.

Неожиданно, Бенджамин быстро вышел из комнаты, оставив Грека одного, но появился довольно скоро с горячим чайников в руке. Молча поставил на поднос две кружки, заварив гремучую смесь из трав и цейлонского чая, выждал время, необходимое на выделение танина, посматривая на гостя, словно от этого зависело качество напитка. Грек чувствовал, как его взгляд ощупывает его сверху вниз. Взглянув на его шею, его веки скептически прищурились. Если бы он держал в зубах сигарету, то обязательно бы прикурил от искр, мелькавших в его глазах.

– Тебе следует сделать татуировку.

Два пакетика с чаем и травами лежали здесь же, поэтому он, поколдовав над напитком, вызывая духов наслаждения, периодически подмешивал в кружку все новые и новые компоненты, и к пятой минуте радостно потёр руки, вдыхая ароматную пряность варева.

– Авиценна говорил, что чай – это напиток Богов, – бывший полицейский пригласил его опробовать гремучую смесь, бурлящую в кружке, на что Грек, выдержав паузу, ответил согласием, хотя и сильно сомневался в целесообразности дегустации столь импозантного напитка. А тем временем хозяин оживлённо продолжил.

– Ты прав. Тебя купили. Позднее мне вручили двадцать тысяч, на которые я приобрёл оборудование для салона. Возвращать не буду. Ты все таки завалил полицейского….

Он опустил голову и провёл по бровям пальцами. Возможно, его мысли витали в том времени, когда, он совершил глупость. Да и не ему судить. Но острая иголка, кольнувшая сердце, отпустила, когда он увидел боль в его взгляде, вспыхнувшим после хриплых слов Грека о смерти дочери. Ему показалось, что собеседник небезучастен к его судьбе и судьбе его ребёнка. Греку его внимание было приятно, словно оно помогло подняться со скользкого льда. И он был благодарен ему за его сопричастность. И за его искренность.

– Если бы знал тогда, не стал бы участвовать.

И он заговорил. А когда замолк, Греку показалось, что в нем просыпается нечто человеческое, глубокое по смыслу и сильное по содержанию. То, к чему он постоянно стремился. Уж и не зная, как это назвать. Может быть, это тот самый стержень, позволивший выжить в тюрьме?

Неожиданно, Грек все понял. Этот рассказ был для него как отдушина в его мире. Каждое его слово он слышал раньше, и финал ему был известен за минуту до того, как хозяин удосужился закрыть рот. Бывший полицейский практически полностью подтвердил всего его версии. Теперь он знал, как минимум одного виновного.

Грек молчал, глотая жидкость, думая о своём. Но нить сопричастности уже объединила их сердца в неразрывный узел. Напиток, крепкий как удар нунчаками, разъедал стенки его желудка, превращаясь в наркотик, проникал в кровь и отравлял ему его существование в этом мире.

– Выпьем? – спросил бывший полицейский.

– Наливай!

Танцующей походкой Бенджамин Картер вышел из зала. Звон разбитой посуды оповестил, что он все ещё в поисках. Наконец его тело загородило солнечный свет, сочившийся из окна. В руках он держал полную бутыль янтарной жидкости, смутно напоминающую виски. На его вопросительный взгляд уверенно ответил.

– Джони Би. Виски. Домашний.

На втором глотке Грек поверил, что напиток – чистейшая слеза, приправленная ароматом степных трав. Обладающий такой силой, что, при отсутствии канифоли, мог растопить свинец. Ещё через два часа Греку стало казаться, что он знал бывшего полицейского в прошлой жизни. Порывшись в пустом мешке, называемым памятью, ему не удалось вытащить наружу ничего, что не знал собеседник о его жизни. В какой то момент Греку показалось, что он хронограф его семьи, что, конечно, не соответствовало действительности.

По воздуху между ними некто водил кистью, оставляя следы краски в виде табачного дыма, и квартира превращалась во внутренний домик храма Сокуфудзи. И если не-давно черный от времени паркет представлялся Греку отрыжкой прошлого, то сейчас напоминал ухоженную дорожку японского садика.

В этот момент раздался звонок. Он поднёс к уху мобильный и услышал голос бывшего судьи, умирающего от рака, – Тебя заказал Хоакин Самбада. Больше ко мне не приходи.

Теперь он знал виновного. Хоакин Самбада. Хоакин Самбада! Можно было конечно самому догадаться, но ему нужны были факты, чтобы развеять сомнения. Теперь они у него были. Значит пора точить топоры.

Гарсия Фуэртэ по прозвищу Ловчила.

Деньги всегда были мерилом совести. Как соединяющие сосуды. Чем больше денег, тем меньше совести. И наоборот. Даже честно нажитые капиталы не существенно влияли на формулу. Исключив, конечно, ещё один порок – жадность. С рождения человек не имел ни того ни другого. И если второе, по неизвестной медикам причине, возникало раньше, то как правило первое не заставляло себя долго ждать, появляясь как по мановению волшебной палочки. А коли старания родителей, материализовывались в капиталы, собираемые ими всю жизнь, то первое вытягивало на поверхность второе составляющее сей формулы.

У Ловчилы родители были нищими, и всего в этой жизни он добивался сам. Ловчила был военным, потерявшим совесть в далёком детстве. Но, в связи с тем, что он родился не в той стране, его финансовое благополучие ещё долго оставалось тайной за семью печатями. Когда-то окончивший пехотное училище, ему удалось доползти до командира батальона Национальной гвардии, и даже получить полковничьи погоны. Но дальнейшая судьба полковника представлялась сплошным триллером с непредсказуемым концом. Север Мексики – Тихуана, затем Веракрус, и опять Тихуана окончательно убили в нем человечность. Он никогда душевно не страдал и всегда глубоко спал после таких операций, хотя большая часть его подразделения как правило блевала по их окончанию. Развод с женой почти не тронул его душевных струн, и даже мысли о дочери все реже посещали его застывшее в горах Гвадалахары сердце.

Немного памятных дат застряло в голове, как осколки гранаты. Одна из застрявших – второе января 2016 года. Тогда он и его ребята неплохо потрудились в Хуаресе, полностью отработав свои деньги. Десяток боевиков из Митатитлана он заманил в на пустынный пляж. Не выжил ни кто. Раненых лично добил из пистолета. Себе он подбирал таких-же как сам твёрдых, как сталь солдат. Но приживались не все. У кого не получалось, в лучшем случае переводились в другие подразделения армии.

– Сто семнадцатый отдельный батальон, – прохрипел Ловчила в ответ на вопрос, кто отличился в операции против наркокартеля.

Двести тысяч долларов сша, была той суммой, которой ему не хватало для удовлетворения собственных амбиций. Он писал книгу. О себе. Писал, вспоминая такие подробности, что кровь стыла в жилах. Подробно описывая связи, контакты и личные встречи. А также тех, о которых слышал или знал лично. Изображая свой армейский быт, он не забывал, открыто перечислять виновных в гражданской войне в Мексике, которую, в душе, осуждал. Рассказывая о полицейских операциях, он подробно останавливался на предшествующих им действиях, рассчитывая, что когда-нибудь его опыт будет востребован.

Он прижался к стене, когда заметил, как из подъезда выскочил высокий молодой человек с пакетом в руке, направляясь в ближайший магазин. Ещё немного, и его бы увидели, но реакция опять спасла его от провала. Сейчас он чувствовал себя военным разведчиком, выполняющим задание командования в глубоком тылу врага. А приказ был один. Убрать Пабло Новарро и всех, кто был рядом. В приказе говорилось, что эта мразь, продаёт героин и кокаин, который ворует со склада Хоакина Самбады. Именно его рожу видели на мониторе. Ловчила думал, что мог бы убить его задаром. На одном энтузиазме. Но деньги были ему необходимы. Как воздух. Он надеялся оставить свой след в истории, или, в крайнем случае – наследить.

Нежданный звонок мобильного в кармане заставил его вздрогнуть. Кто это? Быстрым движением руки, напоминающим удар ножом, он вынул трубку, и поднёс к уху.

– Да.

– Он один? – холодок коснулся его позвоночника, когда он узнал этот голос.

– Нет.

– Кто второй?

– Не знаю.

– Рядом?

– Да.

– Ладно. Выключай свет. Обоим.

Отбой мобильного застыл в ладонях убийцы растаявшим снегом. Неожиданно зачесалось в промежности. Терпеть не было никаких сил. Тогда он сунул левую руку в штаны и с блаженством, застывшим в глазах, стал чесать яйца. Хруст стоял на несколько шагов вокруг. Затем вынул руку, понюхал пальцы, одобрительно хрюкнул, и пошёл в сторону грязного подъезда.

Медленно поднялся на второй этаж, вскрыл двери заранее подготовленными ключами и проник в коридор. Словно разведчик в тылу врага, он крался еле ступая по полу сжимая в руках острый нож. Наконец увидел то, что хотел. В освещённой комнате сидели двое. Один говорил, второй записывал его слова на диктофон, не обращая на окружающий мир никакого внимания. Он сделал ещё один шаг. И облизался в предвкушении.

Спустя два часа всё было кончено. И как всегда, он бросил на пол свою визитку. С именем и фамилией. В уверенности полной безнаказанности. Этот город давно принадлежал ему.

На следующий день полковник Гарсия Фуэртэ с большим удовольствием читал газету «Эль Информацио» о войне наркокартелей в Гвадалахаре попивая кофе с своём самом любимом заведении в городе. Которое держала его жена. Гражданская жена.

«В своём доме был зарезан известный наркоторговец Пабло Наварро по кличе «Пицца», вместе с ним был убит и журналист нашей газеты – Алексио Ферейра. Мы скорбим по нашему товарищу». Далее следовали подробности казни. Отрезанная голова и вспоротый живот. Выколотые глаза. Оторванные гениталии каким-то странным способом. Это плоскогубцы, придурки, – подумал Ловчила. О визитке не сообщали. Словно её и не было.

– Господин полковник, – отрывая его от размышлений, сержант Рамос вытянулся перед ним в струнку, – машина подана.

– Спасибо сержант, – он встал и поправив под ремнём складки от рубашки, вместе с водителем двинулся в сторону армейского джипа, чтобы с утра быть на разводе в штабе батальона Национальной гвардии. Командиром которого был.

ФБР. Отделение в Вашингтоне.

Необычайному ощущению лёгкости сопутствует работа, за которую получишь не только уважение коллег, но и материальные стимулы, толкающие на новую, более высокую ступеньку бытия, определяемого сознанием. То, что его кошелёк в банке на Багамах раздувает практически ежемесячно, знали в этой жизни двое. Он и его совесть. И он и она предпочитали об этом молчать. Хотя однажды, на исповеди, совесть попыталась отпустить себе грехи, но именно тогда он её и придушил. С тех самых пор она его уже не беспокоила. Никогда.

Он оторвал от уха мобильный телефон, ощущая те саму лёгкость в теле, когда намеченные планы, какие-бы они не были начали свершаться. Немного подумал, словно искал в мозгах слова, наиболее точно отражающие его состояние, затем проговорил.

– Они её взяли. Проследи, чтобы все прошло гладко, – агент Форрел, тридцати семилетний мужчина, невысокий, худощавый, в вечно засаленном галстуке цветов национального флага, стоял перед Дональдом Паком как тень сомнений над королём Лиром. Сейчас наступило время политики, а не фактов. Мир катился в тьму. – думаю им понадобится пара дней, чтобы выявить истину. Впрочем, истина всегда стояла на втором плане. А он просто оказывал услугу.

Обоим. Одному и второму. Первый, который подтолкнул его, не сильно. Чуть – чуть. В нужную сторону. И раскрыл ему глаза, а за прозрение принято платить. Не обязательно деньгами, можно информацией, или своими умениями. Или советами. Он был особо благодарен. Второму – не слишком. Второго он презирал. Но не сильно и не так, как всех остальных. Чуть-чуть. Ибо второй и был тем ручейком, позволявшим разбухать его кошельку.

– А если переборщат? Это-же полные отморозки.

– А мы тут причём?

Дональд Пак обернулся и взглянул в лицо начальнику. Не шутит ли он? Нет, смотрит на него как истукан с острова Пасхи.

– Но она действующий агент. Контора своих не бросает. И когда-нибудь им станет известна правда. Тогда достанется и нам.

– Ну, пока они разберутся, мы получим ответы. Кстати, в этом деле мы даже не пахнем.

Конечно, выявить русского шпиона, это… как выиграть джек-пот. Это такой толчок на верх, что задница год будет болеть.

– Понимаю. И делаю так, чтобы все так и было.

– И ещё Дональд, поговори с Агентством по контролю за наркотиками. Любой их совет прими как должное. В этом они варятся дольше. Всего не говори. У тебя там кажется друг по школе?

– Есть такой.

– Хорошо. До первых результатов, эта операция под грифом «секретно».

– Как всегда, босс.

Если бы агенту Девиду Форрелу приказали завести дело против Джона Кеннеди, он спросил бы лишь – когда начинать? И за эту его особенность он полюбился некоторым представителям американского народа, в частности сенатору Джеймсу Кларку – демократу с 1992 года. Сыну демократа Оливьеро Кларка, бывшего губернатора штата Техас. В своё время просравшему выборы республиканцам. Генералу, ныне покоящемуся на Арлингтонском кладбище.

Продолжить чтение