Золотой череп судьбы

Часть 1

Стройные стволы деревьев плотно переплетались между собой, создавая необычайную густоту и иллюзию запутавшегося пространства. Низкие кустарники и папоротники зарывали большие мужские ступни, одетые в кожаные «поршни»1, в листву и мох. Каждый шаг отнимал у путника силы. И не потому, что лес был дремучим и непроходимым, а потому, что казалось, что время остановилось, и ты находишься в замедленном, другом мире, где жизнь течет в тишине своим спокойным ритмом. В мире таинственных, мифических существ и древних саг2. И именно это раздражало.

Наконец, лес будто расступился перед мужчиной, и перед его взором открылась небольшая поляна, усыпанная разноцветными цветами, словно на ней растянули один большой разноцветный ковер, кои он видел у купцов из Византии. Он остановился, откинул на плечи капюшон и поправил серебряную фибулу3 на шерстяном плаще.

Мужчина окинул взглядом поляну и на краю увидел зеленый холм с маленьким, еле заметным окном и дверью. Легкая улыбка коснулась его узких губ. Двигаясь по направлению к лачуге из плетеной лозы, наполовину обмазанной глиной и засыпанной землей, мужчина остановил свой взгляд на прохудившейся кровле, сделанной из веток, коры, дерна и торфа, поддерживаемой кособокими столбами, врытыми в землю, и невольно сравнил это примитивное жилище со своим. Усмехнувшись в густые усы и погладив светлую ухоженную длинную бороду, мужчина открыл издавшую противно скрипучий громкий звук дверь и зашел внутрь. Ему в нос ударил запах из сухих трав, грибов и еще какой-то неприятной кислятины.

В лачуге было темно и тихо. Постепенно мужские глаза привыкли к темноте, и мужчина отметил про себя, что помещение гораздо больше, чем казалось снаружи. В глубине он разглядел фигуру, закутанную в шкуру какого–то хищного животного, на голове оленьи рога и длинные уши, а на лице с длинной, седой, кудлатой бородой виднелись только большие круглые глаза, смотрящие очень проницательно.

– Зачем пришел? – Глухим, замогильным голосом спросил ведун. – Я все сказал.

– Возможно, моя мать что-то поняла не так. Я пришел услышать предсказание от тебя лично.

Старец медленно поднялся и, подойдя к небольшому окошку, подал знак гостю присоединиться к нему. Мужчина, подойдя ближе к старцу, увидел у него на спине привязанный конский хвост, которым он совершал движения над стоящими у окна небольшими двумя пнями, словно расчищая их для сидения. Завершив магический и непонятный ритуал, ведун предложил присесть. Он достал из-под шкуры небольшой грязный кошель и передал его мужчине, попросив растрясти камни.

Пока светловолосый бородач весело встряхивал мешочек, старик-колдун, взяв с окна глиняный черепок, начал крючковатыми пальцами засовывать себе в рот его содержимое, беззвучно шамкая беззубым ртом. В какой-то момент его глаза начала застилать пелена, тело медленно раскачивалось, а из открытого рта тоненькой струйкой выползало тягучее шипение, которому ведун вторил мерным носовым свистом. Остекленевшие, неподвижные глаза старца смотрели сквозь сидевшего напротив гостя. Потом он неожиданно вырвал из его рук кошель и, не глядя, бросил содержимое на полку под окном.

В лачуге повисла глухая тишина. Мужчина переводил взгляд с камешков на окне на восковое лицо старца. С закатанными и кажущимися от этого белыми глазами, он, казалось, не подаёт признаков жизни. Полное безмолвие, ни пения птиц, ни каких-либо других звуков, как будто всё вымерло вокруг. По спине гостя пробежал холодок страха. Его, привыкшего к битвам и не боявшегося свирепых штормов и шквалистых ветров, сейчас продирал по коже мороз. В воздухе висело гнетущее предчувствие смерти.

Вдруг из уст старца послышался неразборчивый шепот, сменившийся тяжелым дыханием. И снова бормотанье. Гость напряг слух, силясь расслышать, что говорит ведун. Наконец, речь его стала разборчивой. Хриплый, идущий откуда-то изнутри голос вещал:

– Я вижу Змея. Свет и тьма, творение и разрушение, жизнь и смерть. Он держит судьбы в крепких зубах своих. Он пагуба4 твоего рода.  Последнее, что ты увидишь, как брат надругается над твоим поздним ребёнком, а потом, в твоих очах лишь будет отражаться желтый свет змеиных глаз.

Сказав последнее слово, ведун без чувств рухнул на пол. Гость, сраженный предсказанием, сидел на пне, не в силах подняться. В его взгляде была какая-то страшная безысходность, накрывающая его лавиной адской боли. Глубоко вздохнув, он поднялся на ноги, отстегнул от плаща серебряную фибулу и положил ее на окно рядом с камнями. Кинув последний раз взгляд на так понятные теперь и непонятные ранее значки, он сгреб руны большой рукой и покинул пристанище ведуна.

Всю дорогу домой он чувствовал горечь потери. Она разрывала его на части. Но нужно быть хладнокровным и рассудительным. Он должен принять правильное решение. Правильное не только для семьи, но и для всего его рода.

Вечерело. Вдалеке показалось поселение. В центре возвышался дом с крышей, похожей на перевернутую лодку. Его дом. Но, наверное, впервые в жизни хэрсир5 Лэйф Везучий не хотел идти туда, он возвращался домой с тяжелым сердцем и не знал, как объявить жене своё решение.

Рагна была хорошей женой. Она контролировала ведение домашнего хозяйства, ладила со всеми домочадцами, была добра, но требовательна и справедлива с треллами6. Хороша была она и на брачном ложе. Лэйф никогда не думал об утехах с наложницами. Даже в походах его не интересовали женщины, он «берег» себя, свои мужские силы для Рагны. Она, как и положено хорошей жене, дарила ему детей. Но! Было одно «но», которое перекрывало все ее достоинства. В семье Лэйфа Везучего было четыре дочери и ни одного сына. Первый родился мертвым. Второй – умер, не прожив и несколько часов. И теперь, несколько дней назад, родился еще один бедолага. В отличие от предыдущих мальчиков, этот выглядел крепким и здоровым. Он вошел в этот мир с пронзительным, звучным криком, словно хотел оповестить весь свет о своем пришествии. Лэйф был счастлив, будет кому передать в наследство поселение и ферму.

Он остановился у ворот перед входом в городище. В голове мимолетно пронеслись события сегодняшнего утра, словно давая ему уверенность и подтверждая правильность принятого решения…

Он проснулся рано утром и перед трапезой ожидал в большой, просторной зале, когда ему принесут ребенка для совершения ритуала принятия его в семью. В ожидании Лэйф выбирал имя мальчику. Он размышлял, каким бы он хотел видеть сына, когда тот вырастет и повзрослеет. Разумеется, он должен стать защитником семьи, рода и общины, и имя должно быть сильным.

– Эрик7? Скули8? Берг9? – перебирал имена Лэйф, произнося их вслух, словно желая получить какой-то знак от Богов.

Мужчина не слышал, как отворилась дверь, лишь услышал, как с тяжелым треском, закрывшись, она грохнула о косяк. Он недовольно повернул голову, желая сделать замечание входящему, но его цепкий глаз, увидев озабоченность и смятение на лице вошедшей пожилой женщины, заставил его молчать. Он с интересом смотрел на мать, желая понять, что повергло женщину в это состояние. Обычно лицо Эрны не выражало ничего. Лэйфу порой казалось, что у матери нет эмоций вообще. У нее не было слез, когда ей сообщили о смерти мужа и старшего сына, не было светящихся глаз на свадьбе Лэйфа и Рагны, не было улыбки радости, глядя на внучек. И вот сейчас в ее взгляде была озабоченность и затаенный страх.

Эрна подошла к столу и села на треножник10 напротив сына. Они молча смотрели друг на друга несколько минут. В конце концов, любопытство Лэйфа взяло верх, и он осведомился о матери, о причинах ее тревожности.

– Я была у старого ведуна из Дикого леса, – глухим голосом проговорила она. – Хотела узнать судьбу твоего сына. Каким воином он будет, каким хозяином.

Лайф продолжал молчать, давая шанс матери выговориться. Женщина поправила ленту над высоким лбом, немного распустила платок на шее, словно он ее давил как удавка. Она явно тянула время, не зная, с чего начать. А затем, сверля глазами сына, тихо, еле слышно произнесла.

– Это змей, погибель всего нашего рода.

Глаза Лэйфа широко раскрылись от неожиданности и страха, поднимая и выпрямляя густые белесые брови. Рот непроизвольно приоткрылся и стал похож на волчий оскал. Мужчина, не способный что-либо произнести, лишь покачал головой из стороны в сторону. Он не хотел верить матери. Он должен был все проверить сам. И, нехотя вставая из-за стола, Лэйф Везучий направился в Дремучий лес…

– Да будет так! – уверенно произнес бесстрашный хэрсир и крикнул стражникам открыть ворота.

Лэйф по-хозяйски обошел двор и в треугольнике коровника нашел мать, показывающую молоденькой фостре11, как правильно доить корову.

– Надо поговорить, – резко крикнул он и кивнул в сторону выхода.

Эрна вышла из коровника, вытирая руки об фартук.

– Кто это сделает? – без лишних вопросов поинтересовалась она у сына.

– Я не могу приказать его убить. Он мой сын.

– Он твоя смерть, – презренно, сквозь зубы выдавила Эрна, – твоя и твоего рода. Он разрушитель твоей семьи, насильник сестры. Тебе этого мало?!

Лэйф был очень бледный, но Эрна уловила, как что-то блеснуло в его глазах. Мужчина опустил глаза, а когда поднял их, в них уже ничего не было. Вернее, пустота, ничего не выражающая безучастность.

Он позвал мать с собой, и они направились к спальному месту хозяев.

Облокотившись на локоть, Рагна полусидела на соломенном тюфяке, уложенном на деревянной кровати на высоких ножках, и поедала ячменную кашу с мясом. Малыш лежал в березовой люльке рядом с кроватью, но было очевидно, что мать совершенно не имеет никакого интереса к нему. В ее глазах стояло равнодушие, и даже было ощущение, что она не замечает колыбели вообще.

Лэйф бросил взгляд на ребенка. Он был совсем крошечный, пухленький, с золотистым шелковым пушком на голове. Его большие, широко расставленные темные глазенки были открыты и сверкали, как янтарь в солнечных лучах. Они показались Лэйфу живыми и одновременно жесткими, бесстрастными и … бесстыжими. Он мотнул головой, прогоняя какие-то возникшие в голове видения, и объявил жене свое решение:

– Ты знаешь предсказание старого Ведуна из Дикого леса.

Рагна молча кивнула.

– У нас есть два пути, – продолжал ее муж, – бросить его12, потому что предвещенные несчастья и беды придут с ним в нашу семью. Или отдать на воспитание умной и рассудительной вдове, живущей подальше от нас, лучше где-нибудь за морем.

– И он вернется позднее, – услышал он за спиной голос матери, – озлобленный, лишь с одним чувством мести. И свершится предсказание.

Лэйф скривил губы и погладил несколько раз свою бороду. Ничего не сказав матери, он снова обратился к жене:

– И еще. Я принял решение, так как ты по происхождению не ровня мне, я развожусь с тобой. – За спиной мужчины раздался удивлённый возглас, но он, проигнорировав его, закончил, – я не отправлю тебя к твоей родне в Готланд, можешь остаться в поселении или же в этом доме, как обычный домочадец и воспитатель девочек.

Рагна, снова ничего не сказав, кивнула и продолжала трапезничать.

Лэйф и Эрна покинули хозяйские покои и направились к выходу, где хозяин осмотрелся и, увидев у ткацкого станка двоих дальних родственниц – сестер, громко произнес:

– Я развожусь с Рагной из-за ее недостойного меня происхождения.

Одна из девушек от неожиданности присела на стул, а другая, ничего не сказав, быстро направилась в хозяйские покои.

– Значит, ты решил это всерьез? – задумчиво произнесла Эрна. – Когда объявишь это на тинге13?

– Завтра и объявлю. Скажу, что младенец мертв, а Рагна подвинулась рассудком от этого, и что я нашел ровню мне по сословию и беру ее в жёны.

Рагна любила летние ночи. Время, когда земля, словно не зная сна, продолжала жить полной жизнью. Только в летнюю ночь закат мог так плавно переходить в рассвет, что можно было, посмотрев в одну сторону, увидеть, как алеет заря, а в другой – плывет белая луна. А полуночные закаты! Они заставляли забыть о времени…

Но сегодня она проклинала белые ночи. Ей надо было как можно незаметнее пробраться к озеру. Женщина прижимала шерстяной кулек к своей груди и молилась Фреи14 и Ловен15, чтобы никто в поселении ее не увидел.

Она шла по лесной тропинке вниз, и вскоре до ее ушей ветер донес шум прибоя. Рагна ускорила шаг. И наконец, за скалами, покрытыми тонким слоем мхов и лишайников, она увидела бескрайние водные просторы. Оглядевшись, женщина направилась в сторону сейды16. Там, за огромными валунами, должна быть спрятанная ею небольшая секстария17

Много месяцев назад, когда она почувствовала первое шевеление дитя у себя под сердцем, она, не сказав мужу ничего, отправилась к финской колдунье. Предсказания… Предсказания… Предсказания. Рагна возвращалась домой бледная как смерть, и вся в слезах. Сердце ее разрывалось. Она не знала, что может предпринять ее любящий муж. Но она прекрасно знала свою свекровь, бесчувственную, холодную, не терпящую возражений Эрну. Именно тогда Рагна решилась на побег, если все пойдет так, как она предполагала. За девочек можно было не беспокоиться. Старшие не сегодня завтра выйдут замуж и покинут родительский дом, а за ними и младшим не долго ждать. Она должна спасти беспомощного младенца, свою родную кровинушку.

И вот сейчас, положив ребенка в лодку, Рагна тянула ее к воде и воздавала хвалу Богам, что ей удалось спасти свое дитя. Потом она стянула сарафан и плиссированную нижнюю длинную рубаху, под которыми оказалось еще одно нижнее платье белого цвета и хенгерёк18 на бретельках, и бросила их рядом с водой.

На Ладогу спускался утренний туман. Легкая лодка плыла по течению вниз, скрытая летними миражами с мнимыми очертаниями «подвешенных» над горизонтом островов, береговых построек и плывущих кораблей.19

К вечеру следующего дня люди хэрсира Лэйфа Везучего, найдя одеяния его жены на берегу, принесли ему страшную весть об утопшей Рагне и младенце. И кое-кто в поселении начал шептаться о судьбе хозяина, переименовав его в Лэйфа Невезучего.

– Не глупи! – Инга поставила на стол овощную похлебку. – Что мы не сможем воспитать мальчонку?

– Дело не в воспитании, дело в том, что он должен стать великим воином, такого его предназначение, такая воля Богов, – устало говорила Рагна. – Потом, если мой муж найдет нас здесь, он точно заберет его.

– Как он найдет? – не успокаивалась Инга. – Альдейгъюборг это не ваша ферма, где все на веду.

– Кем я пойду в крепость? В услужение? В наложницы? Нет уж, я останусь здесь с тобой, а ребенка подкину на богатый двор.

Инга неодобрительно качала головой. Она знала Рагну много лет. Они вместе росли в Готланде. Их вместе сосватали, одну за младшего сына хэрсира с Ладожских берегов, а другую – за храброго воина из его хирда20. Позднее Рагна стала хозяйкой небольшого поселения, а Инга – вдовой. Она переселилась вниз по реке и сама вела хозяйство, ловила рыбу, выращивала овощи, наслаждаясь своей независимостью.

– Завтра пойду в крепость, посмотрю, что и как там, – вставая из-за стола, озвучила свое решение Рагна. – Не страшно оставаться с младенцем? – весело спросила она подругу.

– Если моих детей забрала родня покойного мужа, это не значит, что я не смогу управиться с новорожденным, – ехидно ответила Инга.

На следующее утро, покормив ребенка и съев кусок холодного мяса, оставшегося с вечера, Рагна пошла в крепость. Она шла по берегу озера и еще издалека увидела возвышающиеся на холме башни, а вскоре ее взору предстала мощная каменная стена. Она была прямоугольной формы, стены казались очень толстыми и высокими. В башнях маячили вооруженные воины, наблюдающие за окружающей местностью.

Подойдя ближе к крепости, Рагна остановилась у довольно глубокого рва, разделяющего дорогу к озеру, и глиняный вал с выложенной из камня стеной. Мощные ворота были открыты. Она постояла перед ними и уверенно вошла в крепость.

Было многолюдно. Торговые лавки, кузнечные и стеклодельные мастерские, повсюду шла бойкая торговля варягов с южными народами.

Рагна с любопытством рассматривала заморских торговцев. Стрижка в кружок, безбородые, словно девицы. Полная противоположность «людей из бухты»21 с их длинными волосами или длинными челками с выбритыми затылками. А длинная борода?! Как же без нее?! Это же символ мужа, а не мальчика.

Она хихикнула, увидев, что штаны пришлых состояли из двух несшитых половинок, прикрепленных тесемками к поясу. И отметила про себя: «Как же это удобно! Хоп и оголил нужную часть в любовных играх».

Но что женщину действительно поразило больше всего на торжке, это роскошные дорогие материи. Она с восхищением смотрела на тяжелые шелковые, атласные и парчовые ткани. Рагна грустно вздохнула, вспомнив отца. Он тоже привозил разное «добро» из заморских стран – ткани, серебро, украшения.

Она остановилась у одного из прилавка – двойная фибула, соединенная тремя рядами бус из янтаря, шейные гривны, сплетенные из серебряных и позолоченных нитей, броши, браслеты, перстни, пряжки и серьги из бронзы и олова. Взгляд Рагны остановился на руке торговца, на пальце которого сверкал перстень с зеленым камнем. Женщина подняла глаза на мужчину.

– Это из Миклагарда?22 – спросила она его, указывая на кольцо.

Рыжеволосый громила с красным лицом скорее напоминал жестокого воителя, чем купца. Он окинул женщину взглядом с головы до ног и лишь молча кивнул в знак согласия.

– А четырехконечный крест есть?

Удивление на долю секунды повисло в его глазах, а потом он, так же не говоря ни слова, распахнул кожаную куртку, оголяя «бычью» шею, на которой красовались «византийский» крест и молот Тора.

Рагна улыбнулась. Так же было и у его отца, когда он отправлялся в устье Днепра за товаром из города, окруженного тройным кольцом высоких каменных стен23.

Рагна поинтересовалась ценой.

– Три эрторга.24

– Мои серьги? – на мужчину смотрели хитрые женские глаза.

– Согласен.

Повесив крест на шею и спрятав его под рубаху, Рагна пошла вглубь города. Застроен он был как варяжскими «длинными домами», так и славянскими небольшими деревянными срубами с проложенным мхом между стенами. Женщина всматривалась в каждый дом, в каждого человека во дворах.

Наконец, она, увидев достаточно большое по размерам жилище, остановилась напротив него. Дом отличался от других своим видом, своим размером, своим богатым украшением. Одна сторона дома была сделана из тонких, высоких бревен, поставленных стоймя, а другая из горизонтально положенных стволов дерева. Высокая двускатная крыша. Навес на столбах над входной деревянной дверью с резным орнаментом в виде лент с изображением фантастических животных и растений.

Перед домом было многолюдно. Недалеко от входа Рагна заметила одетого в красное суконное платье мужчину средних лет. На правой руке было надето тяжеловесное золотое обручье, а на голове – шелковая шапка, вытканная золотом и обитая цепочкой из того же металла.

– Посторонись! – услышала она у себя за спиной.

Не успела она отскочить в сторону, как мимо пронесся небольшой отряд на превосходных богатырских конях.

– Чей это дом? – поинтересовалась она у проходящего смерда.25

– Ярла Франмара, – уважительно ответил он с поклоном, признав в Рагне состоятельную особу.

Довольная своим посещением Альдейгъюборга женщина вернулась в землянку Инги.

Франмар легко вскочил по ступенькам на большое резное кресло, обитое звериной шкурой. Разложив подушки по бокам, он опустил локти на подлокотники и прикрыл глаза. Он ждал, когда принесут его новорожденного сына.

Он услышал шаги и слегка приоткрыл глаза. Его верный форинг26 подошел к креслу и поклонился. На его мясистом красном лице лежала печать озабоченности. И во всей его массивной фигуре чувствовалась какая-то внутренняя напряжённость.

– Что случилось, Торбранд? На Альдейге27 заметили чужие ладьи или драккары? – усмехнувшись в длинные усы, спросил ярл.

– Нет, господин. Слава Одину, в округе все спокойно.

– Ну а что у тебя вид такой, словно ты жабу проглотил? Не время нос вешать. Сейчас соберётся семья и начнем обряд, – небрежно сидя в кресле с блаженным видом, проговорил Франмар хрипловатым голосом.

Домочадцы, запуганные его привычкой обрушивать гнев на тех, кто приносил плохие новости, не знали, как сообщить хозяину о мертворожденном сыне. Торбранд взял это на себя.

– У меня плохие новости, господин, – неуверенно начал форин. Поглаживая зажатую между пальцами заплетенную в косичку бороду, он явно не знал, с чего начать.

Ярл насупил брови, лоб его разрезала глубокая морщина, и все лицо так изменилось, что Торбрант подумал: «Убьет за дурную весть».

– Говори, раз пришел! – грозно рявкнул Франмар.

– Ребенок родился мертвым, господин, – сглотнув вязкую слюну, на одном дыхании выпалил «правая рука» вождя, и непроизвольно вжал голову в шею.

Вдруг тяжелые двери открылись, и в дом вошли два юноши лет четырнадцати. Один из них в руках держал какой-то сверток. Улыбаясь и немного выставляя ношу вперед, он громко проговорил:

– Вот, нашли на Варяжской улице, за валуном, недалеко от нашего дома.

– Может, рабыня какая хотела сохранить младенцу жизнь и оставила тут, – вставил другой парень. – Или он незаконнорожденный.

Ярл и форинг переглянулись. Господин молча кивнул Торбранту на вошедших. Тот подошел к ним и откинул шерстяной плащ, разглядывая младенца.

– Не похоже, что он из бедной семьи, которая по причине крайней бедности не может прокормить его. Шерсть заморская, серебряный молот Тора и .., – форинг на секунду замолчал, а потом, подняв глаза на хозяина, добавил, – и крест позолоче…

Торбрант не успел договорить слово, как из спальни вышла очень бледная, со скорбным видом и заплаканными глазами женщина. Она упала в ноги к ярлу и, обхватив крепко его колени, взмолилась:

– Один наказал нас, забрав нашего мальчика, но Фрея, смилостивилась, и послала нам этого младенца. Прошу, прими его. Мы воспитаем его, как своего, и никто никогда не узнает, что он не наш.

Франмар бросил суровый взгляд на старшего сына, держащего новорожденного. Бьёрг, неопределенно пожал плечами, а затем утвердительно кивнул.

– А что ты скажешь, Асмуд? – поинтересовался он мнением младшего.

– Еще один меч в семье, только польза.

Бьерг подошел к креслу, где восседал отец, и положил ребенка на пол. Младенец, почувствовав холод, сначала закряхтел, а потом большая зала заполнилась пронзительным и даже где-то неистовым криком. Женщина дернулась к ребенку, но сильная мужская рука мужа придержала ее. Никто не смел поднять его до тех пор, пока отец не решит, принять его в семейство или нет.

– Господин! – громко, чтобы перекричать младенца, обратился к Франмару Торбрант. – А если этот ребенок брошен, потому что его рождению предшествовали вещие сны и предсказания, предвещавшие несчастья и беды, которые придут в семью с новорожденным.

Рот ярла скривился на левую сторону, левый глаз прищурился, и, ухмыльнувшись, он произнес:

– Так не в нашу же семью, а в ту, в которой он родился.

Это могло означать только одно – ярл Франмар Храп был готов принять этого горлопана в семью.

Бьерг быстро подошел к орущему и, взяв его на руки, поднес к отцу. А Асмуд, схватив со стола рог для медовухи, побежал к кадке за водой.

Тем временем ребенок, пригревшийся на могучей мужской груди, замолчал и смотрел на ярла своими круглыми, со слегка вздернутыми уголками глазами. Ярлу показалось, что они будто внимательно изучают его. Франмар улыбнулся и поиграл пальцами перед лицом ребенка, который попытался схватить их своими маленькими ладошками.

– Да ты сильный и дерзкий, однако, – засмеялся он.

Асмуд поднес отцу принесенную воду. Ярл вытащил малыша из плаща и поднялся на ноги. Спустившись по ступенькам вниз, он взял из рук сына рог и облил младенца со словами:

– Я нарекаю тебя Свен28. Это имя даст тебе силу и мужество. А Боги помогут тебе в твоих поисках и стремлениях.

Обряд посвящения ребенка богам свершился, и с этого момента Свен Франмарсон, вступив в родство, стал полноправным членом семьи.

Ярл передал ребенка жене, и Тора, прижав его к груди, поспешно удалилась в господскую спальню.

На утро следующего дня по случаю рождения третьего сына ярла был зарезан трехлетний вол для застолья. Из кожи правой ноги животного сшили сапог, который позднее во время пира был поставлен в центр зала. Сперва хозяин, потом все его домашние по очереди ставили в него правую ногу. И, наконец, Тора принесла новорожденного Свена и засунула его ножки в огромный сапог, тем самым подтверждая, что ребенок стал полноправным членом семьи.

Рагна наведывалась в крепость каждый день, чтобы разузнать что-то о своем малыше. Забрал ли кто-то его на воспитание? Сжалился ли кто-то над младенцем или его Хель29 забрала в свои владения? Но никто ничего не слышал про подкидыша. Никому даже в голову не пришло подумать, что Свен не сын ярла. Все в Альдейгъюборге видели, как последние месяцы брюхо лезло на нос у жены господина.

После месяца тщетных поисков Рагна, потеряв надежду что-либо узнать о сыне, стала все реже и реже появляться в крепости…

Приближался Йоль.30 Инга принесла дубовое полено, сказав, что это подарок от самого ярла Франмара. Установила его в камине, полила элем, посыпала мукой и подожгла. Подруги сидели напротив огня, рассказывая о своих бедах и несчастьях, чтобы все они сгорели в магическом зимнем пламени дотла. Полено нового Йоля горело всю ночь и тлело последующие двенадцать Йольских суток.

В последний день зимнего солнцестояния, в «День судьбы» Инга сообщила, что она в тяжести31, утаив имя отца ребенка. Рагна не осудила подругу, а даже обрадовалась, что родившееся летом дитя поможет ей забыть все то, что с ней произошло за последние месяцы.

Женщины решили не ходить в крепость на празднование, а умилостивить богов, которые в эти магические ночи вершили их судьбы, у себя во дворе.

– Знаешь, – начала Инга, ловко орудуя ножом, снимая кожу в овцы, – каждый праздник я делаю жертвоприношения богам, а они не сильно жалуют меня. Может, этот Йоль изменит что-то? – Она вопросительно посмотрела на подругу.

– Может, – неопределенно пожав плечами, ответила Рагна.

– Тогда надо изменить и жертвоприношение.

Инга рассмеялась, увидев удивленные и даже испуганные глаза подруги.

– Мясо сожжём частично. Богам достанется дым, а нам – мясо. Им какая разница, они все равно ни пепел не едят, ни мясо.

– Ты с ума сошла! – воскликнула Рагна. – Боги нас покарают.

– Да куда уж больше? А так хоть еды будет вдоволь.

… Зима выдалась долгая, тёмная и суровая. Но женщины не страдали от нехватки пищи. Они достаточно насушили трески и закоптили мяса. По осени все шло про запас на зиму – головы овец, бараньи яйца, вымя и желе из копыт. Достаточно было у них и вареного мяса, хранящегося в кислой сыворотке.

От недостатка пищи корова зимой не доилась, но женщины с удовольствием поедали молочный скир32, заготовленный впрок и находящийся в огромных деревянных катках, зарытых в землю.

Наконец, снег понемногу начал таять, и кое-где появились первые проблески зелени. Подснежники, первоцветы и другие весенние цветы из-под снега тянули вверх свои головки, все больше и больше открывая свои венчики теплым лучам солнца.

… Наступило лето, вея холодом, в напоминание о короткой весне. Инга, изрядно растолстев, возвращалась из леса, широко расставляя ноги и слегка переваливаясь с одной ноги на другую. В корзине у нее было множество трав. Женщина хотела успеть их собрать до цветения и до своего разрешения от бремени. Оставалось каких-то несколько дней до дня летнего солнцестояния. Именно в эти дни травы наполнялись соками и энергией земли, и именно об этих днях ей поведала финская ведунья, к которой Инга наведалась после таянья снегов.

Несмотря на то, что это были не первые роды и она знала, как это происходит, она сильно волновалась. Её даже обуял какой-то первобытный, животный страх, словно ей придется шагнуть в какую-то неизвестную бездну. Женщина хотела как можно скорее избавиться от этого огромного живота, мешающего нормально двигаться и нормально дышать. Она чувствовала себя необъятной, неповоротливой коровой, у которой только и забот, что жевать и жевать.

На следующий день Инга проснулась рано и тихо, чтобы не разбудить спящую Рагну, вышла во двор. Было светло, но в небе всё ещё висела бледная луна. Женщину поразила звенящая тишина вокруг, казалось, что даже воздух застыл. Ни малейший шорох не нарушал торжественного безмолвия белой ночи. И тут до Инги стало доходить, что и ребенок в её чреве словно застыл. Она утерла рукавом выступивший от страха пот на лбу. Ее ноги слегка подкосились, а лицо скривилось от внезапно вступившего ноющего потягивания в пояснице.

«Права была старая финка. Ребенок родится во время Лита33», – промелькнула мысль в затуманенной от боли голове женщины.

Инга поспешила вернуться в дом. Она ходила взад-вперед, стараясь не думать о боли. Женщина прикидывала в голове, каким будет её дитя, рожденное сегодня, в день летнего солнцестояния. В это могущественное время, когда границы между человеческим миром и миром богов становятся тонкими.

Она услышала, как Рагна окликнула ее.

– Началось! – вымученно выдавила Инга, положив руки на низ спины. – Я назову его Фрей.

– Красивое имена, – согласилась Рагна и, подойдя к подруге, начала поглаживать ей поясницу, стараясь уменьшить боль. – А если это девочка?

Инга ничего не ответила. И после долгого молчания Рагна прошептала:

– А интересно, какое имя получил мой мальчик?

«Если он остался жив», – подумала про себя Инга.

… Это была борьба. Борьба за жизнь. Всё как-то сразу пошло не так. Инга набирала полные легкие воздуха, задерживала дыхания, тужилась. То ли ребенок был слишком большой, а таз Инги слишком маленький, то ли плод лежал неправильно, но ребенок никак не хотел покидать лоно матери.

Женское нагое тело сводило судорогой боли, но Инга не чувствовала этого, она была поглощена мыслями о будущем этого ребенка. «Хорошо бы отец признал его, тогда мальчонке уготована хорошая, безбедная жизнь. Пусть он не имел бы прав на наследство, но всё равно не остался бы с пустыми руками».

– Да, тужься! – услышала она злой окрик подруги, стоявшей между ее раздвинутых ног. – Еще немного, и ребенок умрет там.

От мысли о славном будущем ее сына в душе Инги всё запело. И она словно почувствовала, будто сама Фрея бурным потоком вливает в нее новые силы. Еще одна потуга, и женщина ощутила, как скользкий комочек выскользнул из её влажных женских глубин. Обессиленная, Инга упала на ложе.

Рагна схватила окровавленное тельце за ножки и, приподняв, шлепнула младенца. Дитя тут же пронзительно закричало.

– Дай мне моего сыночка! – восторженно, не отводя глаз от ребенка, прикрикнула Инга и протянула к подруге руки.

– Это девочка! – умиленно глядя на ребенка и стирая с тельца кровь, радостно объявила Рагна.

Дочь? Об этом Инга даже думать не хотела. И что ей делать с ней?! Неприятные мысли вертелись в голове, словно мошкара вокруг огня.

«Кто захочет взять в жёны незаконнорожденную?! Девочку отец точно не признает. Зачем она ему?! В поход ее не возьмёшь. Хотя, если…»

Инга не успела додумать, что будет «если», как ее тело снова содрогнулось от боли, извергая послед.

Рагна положила новорожденную в люльку и занялась подругой.

Наконец, помыв и переодев Ингу, она поднесла ей новорожденную.

Дитя таращило на мать глазенки удивительной голубизны. Малютка была прелестна, и еще эти белёсые, словно снег, волосенки…

– Я назову ее Эльда34.

Рагна смотрела на подругу удивлёнными глазами.

– Зачем девочке такое воинственное имя?  – недоуменно спросила она и, поморщившись, добавила, – да еще мальчишеское какое-то.

– Я сделаю из неё воительницу. Она будет сражаться наравне с остальными войнами, – гордо заявила Инга. А про себя подумала: «Может, если он узнает о ее подвигах, он возгордится ею».

Рагна лишь недоверчиво покачала головой и занялась приготовлением сладкой каши, главным угощением в день летнего солнцестояния…

Свен не был «запечником»35 – он помогал взрослым в домашней работе по мере своих возможностей, учился сельскому хозяйству, ремеслам и, конечно же, тренировался в воинском деле, сражаясь с другими мальчишками. Он был дерзким, драчливым и смелым. Он не боялся спорить со старшими, даже порой перечил отцу, который ни только не порицал Свена, а скорее восхищался им, говоря, что сын своеволен, но смел, что и надо для настоящего воина.

Ярл Франмар стоял во дворе и, подбоченясь, наблюдал, как младший сын ловко, не по годам, орудует легким укороченным мечом, скорее напоминающим скрамасакс36, чем собственно меч. Свен, подобно змее, двигался очень быстро, все время переставляя расставленные ноги. При этом он старался держаться там, где солнце светило ему в затылок, тем самым ослепляя старшего брата.

Не спуская прямого, острого и немного жесткого взгляда с соперника, он не давал ему атаковать, нанося упреждающие удары. Асмуд был выше и сильнее Свена, но, казалось, мальчишку нисколько не смущает это. Заметив за спиной брата бревно, Свен, хитро улыбнувшись, стал наносить удар за ударом, тем самым заставляя Асмуда отступать. Наконец, его нога зацепилась за препятствие, и, покачнувшись, он оказался на земле. И в этот же момент на его груди стоял меч отрока.

Франмар, восторженно глядя на сыновей, одобрительно кивал. В этот момент за спиной он услышал недовольный голос жены.

– Он в последнее время только с оружием и проводит. Не меч, так топор, не топор, так копье. А с кинжалом вообще не расстается, спит с ним, наверное.

– Он будущий воин, – пожимал плечами ярл. – Я даже подумываю его взять с собой.

– Мал он еще по походам, пятнадцати нет. А вот его обязанностей по дому никто не отменял.

Франмар недовольно вскинул голову и насупил густые белесые брови, придававшие его лицу суровое выражение.

– Вчера должен был принести воды с озера, третьего дня за грибами его послали, а на прошлой неделе просила его бузину собрать, поспела уже. Так нет же, будет лезвия точить или на щите картинки разные вырезать, – быстро тараторила Тора.

– Постой, – остановил ее муж. – Я проверял вчера. Полные кадки воды. Кто принес? Да и мясо с грибами было, – недоуменно пожимая плечами интересовался хозяин.

– Так что этот паршивец выдумал, – оправдывалась Тора, – подарил Хельге обруч на шею, чтобы она по грибы за него сходила. А сыну твоей сестры пригрозил, что уши ему ночью отрежет, если тот воды не натаскает.

Ярл разразился смехом и, проведя рукой по густым светлым волосам, поинтересовался, кто же собрал бузину.

– Миронег, – улыбаясь, ответила женщина. – Свен застращал его, сказал поведает Бьёргу, что малой подсматривает за ним, когда тот забавляется с наложницами.

Франмар картинно закатил слова, а потом гордо произнес:

– Свен будет не просто хорошим воином, а быть ему воеводой Новгородским, а может, с его хитростью, и у самого Ингвара37.

Услышав последние слова отца, у подошедшего к отцу Свена загорелись глаза.

– Значит, я пойду в поход с вами! – восторженно воскликнул он.

– Для начала в Хольмгард38, навестим тамошнего воеводу.

Франмар, не торопясь, пошел к дому, но вдруг он развернулся и, хитро глядя на сына, спросил:

– А что за щит ты там делаешь?

– Покажу, когда закончу, – сказал Свен бесцеремонно и быстро зашагал в сторону крепостных ворот.

– Дерзкий наглец, – незлобно прошептал ярл и, приобняв жену за плечо, вошел в дом.

Свен сидел на скалистом берегу озера и размышлял над сказанными отцом словами. Князь Ингвар был то ли каким-то дальним родственником Франмара, то ли дед был в дружбе с Рюриком и поселился в Альдейгъюборге, когда тот подался в Новгород, Свен этого не знал. Да его это и не волновало. Ко всем этим княжеским и конунгским титулам он относился абсолютно равнодушно, будучи уверенным, что силой, ловкостью, хитростью и богатством можно получить всего, чего хочешь.

Вдруг в узком проливе между скалистыми островками и «большой землей» он увидел небольшую лодку. Стоящий в ней, вернее, стоявшая в ней, ибо это была девочка лет двенадцати – четырнадцати, отчаянно пыталась вытянуть из воды, по всей видимости, большую рыбу, которая, сопротивляясь, металась из стороны в сторону, дергая за собой легкую лодку. В конце концов, юная рыбачка, потеряв равновесие, выронила леску и, перевернув лодку, оказалась в холодной воде. Она отчаянно била руками по воде, пытаясь остаться на плаву. Ее голова откинулась назад. Судорожно дыша, девочка хватала ртом воздух.

Свен вскочил и, не раздумывая, быстро стянул шерстяную рубаху и, не глядя, развязывал ремни на щиколотках. Он пристально смотрел на девочку, стараясь не выпустить ее из вида. Наконец, освободив ноги, он прыгнул со скалы в воду. Он неистово орудовал руками, вздымая брызги и оставляя за собой шлейф из пены. Небольшие встречные волны норовили захлестнуть лицо, но тело Свена упорно разрывало поверхность воды.

Он подплыл к утопающей в тот момент, когда она, обессилев, стала уходить под воду. Он нырнул под нее и, вытолкнув на поверхность, развернул спиной к себе. Обхватив ее одной рукой за подмышки и не медля больше ни минуты, он боком поплыл к берегу.

Свен положил спасённую на гальку, откинул с лица светлые длинные волосы и припал ухом к ее груди. Услышав биение сердца, он улыбнулся.  Он перекинул легкое девичье тело через свое колено лицом вниз. Отрок только хотел разжать ей зубы, чтобы засунуть пальцы в рот, как девочка закашлялась, и из ее рта и носа вытекла вода. Она утирала одной рукой мокрые от слез глаза, а другой – сопливый нос. Свен помог ей встать на ноги, поинтересовавшись, как она себя чувствует. Она смотрела на своего спасителя большими, широко посаженными глазами, голубыми и глубокими, как лазурное море, освещенное солнцем. У неё был такой мягкий взгляд, что у Свена создалось ощущение, будто они знакомы много лет. Она приоткрыла свой небольшой, но с пухлыми губами рот и прошептала слова благодарности.

Свен отметил про себя, что спасенная, скорее всего, с ним одного возраста. Он бесстыже и откровенно рассматривал ее. Ему нравился ее рот в форме «сердечка» и эта жалобно оттопыренная, мягкая нижняя губка.

Свен втянул живот, выпрямляя спину и расправляя достаточно широкие плечи, от чего он стал выше, стройнее и выглядел очень значительно.

– Как твое имя? –  в его голосе слышались нотки снисходительности.

– Эльда.

Она смотрела в его глаза, не отводя взгляда, который был лишен наглости, скорее, в нем была очаровательная застенчивость.

– Надо забраться наверх, там моя рубаха. Переоденешься. Я разведу костер, высушить твои одежды. Потом отведу тебя домой.

Свен взял Эльду за руку и потянул за собой на холм, причитая себе под нос что-то о необычности и странности ее имени.

Они сидели возле костра. Эльда в расслабленной позе, немного сгорбившись и склонив голову на бок, любовалась голым, хорошо развитым (для его лет) торсом Свена.

– Зачем ты пошла рыбалить, если отец тебя плавать не научил? Мало ли что на озере случиться может.

В его больших глазах повис немного ленивый взгляд, в котором было что-то кошачье.

– У меня нет отца, он погиб, а матери и тётке не до этого. Я даже не знаю, умеют ли они плавать.

– Как же они тебя отпустили? – удивился Свен.

– Тётка больная лежит, а мать в Новгород ушла с киевскими гостями39. А есть-то что-то надо, вот я и хожу то по грибы-ягоды, то за рыбой. Запасы трогать нельзя до холодов. А лето в самом разгаре.

Эльда говорила не спеша, мягким, мелодичным голосом с нотками чувственности. Её бархатистый голосок и милая улыбка вызывали симпатию. В какой-то момент Свену показалось, что она пытается вызвать жалость к себе. Впрочем, он и без этого готов был стать для нее опорой и помогать ей.

– Где вы живете? – поинтересовался Свен у Эльды, – я тебя в крепости не видел ни разу.

Волосы парня начали подсыхать и непослушно спадали на лицо. Он то и дело вскидывал голову, стараясь закинуть их за спину. Эльда с восхищением смотрела на его золотистую гриву, довольно жесткую и густую. Волосы неплотно прилегали к голове, они сначала несколько отходили от нее, а затем – ниспадали, рассыпаясь по плечам.

– Мы живем не в крепости. В урочище на правом берегу реки.

– Напротив крепости? – уточнил Свен.

Эльда кивнула. Но вдруг в её глазах застыл страх, нижняя пухлая губка непроизвольно оттопырилась, девушка всхлипнула, и в уголках глаз появились слезинки. Она вся сжалась и была похожа на затравленного зверька.

Свен, не понимая, что произошло, наклонил голову и заглянул в её большие голубые глаза, полные слёз.

– Ты чего это вдруг? – поинтересовался он ласковым голосом.

– Как же я доберусь до дома? Я полагаю, – она утерла мокрый нос, – мы на другом берегу?

– Глупыха! – усмехнулся Свен. – Обсохнешь и пойдём в поселение, возьмём лодку, и я перевезу тебя.

Губы Эльды расползлись до ушей.

– Нет, возьмем две, – продолжал Свен, – сдаётся мне, лодка у вас была одна, и та уплыла в Ильмень-озеро. Одну вам оставлю, а на другой домой вернусь.

Когда он говорил, его голос скакал то вверх, то вниз, а порой он издавал какие-то нервирующие хриплые звуки, отчего парень останавливался посередине предложения. Но Эльда принимала это за застенчивость и робость.

Они шли в поселение не спеша, и всю дорогу Свен украдкой бросал на Эльду взгляды. Она все больше и больше нравилась ему. Сейчас, когда её волосы просохли, они оказались не просто светлого тона, они были, как снег, переливающийся на солнце серебром. Легкий ветерок игриво играл с ними, и, развиваясь, они казались лёгкими и мягкими.

– Да как же вы там одни без мужиков живете? Страшно, поди?!

Его большие глаза цвета гладко отшлифованного янтаря смотрели на девушку очень внимательно. От ленивого взгляда не осталось и следа.

– Да моя мать справляется с мечом не хуже самого воеводы Франмара, – гордо вскинув голову, заявила Эльда.

Свен ничего не ответил, но его глаза смеялись.

Он, как и обещал, перевёз девочку на другой берег и оставил им лодку.

– Завтра приду, – сказал он на прощанье тоном, не терпящим отказа. – Научу тебя ловить рыбу копьём. Это безопаснее. Да и плавать надобно уметь. У воды живёшь.

Свен переправлялся через реку почти каждый день, чтобы увидеть Эльду. Они ходили вместе за грибами, ягодами, рыбачили, и Тора была довольна сыном, возвращающимся с полными корзинами.

Однажды Свен пришел к Эльде с двумя деревянными мечами. Девочка смотрела на него своими большими, непонимающими глазами.

– Не знаю, мать тебя учит владеть оружием или нет. Ты говорила, она кое-что понимает в этом, – с усмешкой говорил Свен, протягивая деревянный меч Эльде.

– Я говорила, что моя мать владеет мечом и секирой не хуже воеводы, – гордо парировала девушка. – Она пыталась учить меня, но мне это не интересно.

– А что тебе интересно? – с любопытством поинтересовался парень.

– Целительство. Я в травах хорошо разбираюсь. Знахаркой хочу быть.

– Тем более надо владеть оружием. Бродишь везде одна, мало ли кого повстречаешь. Много разных недобрых людей вокруг. Так что, бери эту игрушку, и буду тебя учить, как защитить себя.

Эльда нехотя взяла деревянное оружие и приняла стойку.

Наступила зима. Озеро замёрзло, и Свен пересекал его по льду, оставляя следы «снегоступов» от одного берега до другого. Он ловко отталкивался одной ногой с короткой и широкой доской и скользил на длинной и узкой, надетой на другую ногу. Каждое утро Свен покрывал деревянные «снегоступы» смолой или маслом, чтобы сохранить гладкую поверхность и уменьшить сопротивление от снега и льда. Он смастерил длинные и узкие плоскостопные сапоги и для Эльды. И когда погода была морозная и солнечная, они вместе мчались по замерзшей глади, пьянея от сладкого морозного воздуха.

Так незаметно прошла длинная зима, проскочила короткая прохладная весна, и наступило лето. Приближался день летнего солнцестояния, день рождения Эльды.

В крепость приехало много купцов, и Свен хотел сделать подарок своей подруге, но он никак не мог решить, что же ей купить. После долгого обдумывания он заключил: «Отведу её на торг. На что глаз её упадет, то и куплю».

Они, переправившись на сторону крепости, по узенькой тропинке поднялись на холм.

У больших ворот Свен остановился. Его взгляд был устремлён на дорогу, извилистой лентой убегающей вдоль крепостного обрыва.

– Ты чего? – непонимающе поинтересовалась Эльда.

– Видишь человека?

В их сторону двигался высокий, довольно крупный мужчина, одетый в медвежью шкуру. В руке, напоминающей большую лопату, он нёс боевой топор.

Большие круглые глаза девочки испуганно смотрели на приближающегося громилу. Вдруг Свен, вышел на середину дороги, перегородив воину путь.

– А правда, что ты поедаешь сердца диких животных перед битвой, чтобы стать сильнее и неуязвимее, – спросил Свен незнакомца, задрав голову и прямо глядя в мужественное, с большим шрамом лицо.

– А может, сердца маленьких мальчиков? – склоняясь к лицу Свена басовито спросил здоровяк.

Полный ужас охватил Эльду, и она прижалась к спине Свена, который, ничуть не смутившись ответу воина, склонив голову на бок, хитро улыбнулся и произнес:

– Я так и знал, что все это чепуховина. Ты сильный, потому что Один вселяется в тебя перед битвой и дарит силу и защиту.

– Я сильный, потому что много времени провожу в занятиях с оружием, и Бог здесь не причём. А ты, однако, смелый малый. Как тебя зовут?

– Свен. Я сын ярла. Если ты останешься в крепости, я бы хотел с тобой скрестить мечи.

Эльда сильно ударила его по спине своим кулачком. Здоровила издал короткий смешок, который тут же поспешил подавить, словно ему было неловко смеяться над предложением парня, и, утвердительно кивнув, пробасил:

– Скажи отцу, что я готов быть твоим учителем за хорошую оплату.

– За оплату можешь не волноваться. Значит, договор?!

Грозный воин без слов приложил руку к сердцу и затем, опустив ее вниз, скрылся за воротами крепости.

– Ты чего испугалась? – поворачиваясь, Свен взял Эльду за руки.

– Кто это? Ведьмак какой или ведун?

Парень усмехнулся.

– Он берсерк. Я таких видел в Хедебю, когда был там с отцом.

– А кто они такие? И почему они должны есть внутренности животных? – брезгливо скорчив милый ротик, спросила Эльда.

– Это бесстрашные воины, они ничего не боятся, зато все боятся их. Говорят, они не чувствуют боли и могут сражаться без кольчуги и даже голыми, – с восторгом рассказывал Свен.

– Если так, они точно колдуны, – сделала своё заключение Эльда и потянула Свена к воротам.

Пришлого берсерка все называли «Рыжий бык». Его длинные рыжие волосы, густые и гладкие, спускались ниже плеч прямыми палками. Когда он заплетал их в косу, она была такой толстой, что создавалось впечатление, ею можно нанести увечье. Великолепная окладистая борода, с вплетёнными в неё камнями, была того же ржаного с золотистым отливом цвета, что и волосы. Всё это вместе, и борода, и волосы на солнце горели огнём, ярко выделяя мелкие веснушки на светлом скуластом лице война.

Ярл с удовольствием принял берсерка в дружину. Сильные и смелые люди всегда нужны войску.

«Рыжий бык» производил впечатление довольно замкнутого, нелюдимого человека. Берсерк жил в уединении на краю поселения, у самого леса. И люди поговаривали, что не зря он там поселился, видно, не желает тайну открывать, как входит в «берсеркскую ярость». И обходили его дом стороной, чтобы не попасть под руку потерявшего контроль над своими действиями непредсказуемого и неуправляемого «существа».

«Рыжий бык» начал заниматься с сыном ярла-воеводы. Каждый день он приходил к ним на двор и сначала просил Свена скрестить мечи с дворовыми мальчишками, наблюдая, как он двигается, а затем и сам стал показывать разные хитрости борьбы.

В один день Свен вышел на двор, где его уже ожидал «Рыжий бык». Воин был раздет до пояса, его лицо и тело были разрисованы красными («кровью», – подумалось Свену) перекрещивающимися линиями и намазано маслом. Он представлял собой очень угрожающее зрелище. Берсерк стал медленно надвигаться на Свена, издавая отвратительные, зловещие звуки и кусая свой щит. Потом из его открытого перекошенного рта вырвался дикий вопль, глаз налились кровью, выпучились, и он стал размахивать мечом в разные стороны. Свен стоял как вкопанный, не способный ни двигаться, ни издать звука. Он с неестественной бледностью, ошалелыми, не моргающими глазами, в которых стоял страх, смотрел на двигающуюся опасность. В трёх шагах от него «Рыжий» остановился, опустил меч и … рассмеялся в голос.

– Ну что ты не защищаешься? Что не атакуешь? – с сарказмом спросил «Рыжий».

Свен сглотнул накопившуюся во рту слюну, очень быстро поморгал обоими глазами, встряхнул головой, словно прогоняя наваждение, и поднял меч.

– Я не ожидал, – начал он заикаясь, – увидеть тебя таким.

– На это было и рассчитано, – засмеялся воин. – Это тебе урок на будущее. Все это – голое разрисованное тело, крики, ярость и выражение безумия, это для устрашения противника. Пока человек в оцепенении, ты сильнее его, и у тебя есть время уничтожить его.

После занятия «Рыжий» ободряюще похлопал Свена по плечу.

– Из тебя выйдет толк. Приходи завтра ко мне. Покажу что-то интересное.

Входившая во двор Эльда, услышав последние слова берсерка, выждав, пока он скроется за воротами, подбежала к Свену.

– Не ходи! – стала уговаривать она приятеля. – Кто знает, что у него на уме.

Свен отмахнулся от нее, как от назойливой мухи.

– Свен, не ходи, богами прошу. Сам говорил, что пришлым доверять нельзя.

– Тогда пойдем со мной, – хитро улыбаясь, предложил он.

– А вот и пойду! – дерзко выкрикнула Эльда. – Есть у меня настой травки одной. Пойдёт что-то не так, брызну ему ее в лицо. Пока он будет чихать, да слезу утирать, наш с тобой след простынет.

Свен строил смешные гримасы, пока она говорила, а под конец откровенно рассмеялся.

На следующий день Свен дождался Эльду, и они отправились на край поселения к «Рыжему быку». В стороне от всех построек они увидели небольшую деревянную избу без окон. Поглядев друг на друга, они смело направились к ней и, войдя через открытый проем с трехстворчатыми воротами, оказались в комнате, разделенной на кухню и собственно жилое помещение.

Они заметили берсерка, возле открытого коробья40. Услышав шаги, «Рыжий» обернулся и, махнув рукой, пригласил гостей подойти к нему. Одновременно он вытащил из ящика кожаный сверток и развернул его со словами:

– Мало надеяться на свою силу и ярость, я больше ценю ум, мудрость и стратегию.

Перед глазами отроков предстали множество знаков, начертанных на шероховатой поверхности. Самый первый, затейливо вырисованный, был красного цвета.

– Это пергамент, на нем текст, рассказывающий о чудесах разных.

– И ты знаешь, как его понять, – недоверчиво спросил Свен.

– Знаю. Это греческий язык. А это, – он достал еще один сверток из коробья и, развернув его, продолжил, – а это латынь.

Он протянул его Эльде и достал еще один.

– А это на славянском. Если выучить азбуку, то можно все это прочитать и узнать много интересного, а главное, нужного – как вести бой, как вылечить рану и много ещё всякого.

Об упоминании о врачевании Эльда стала всматриваться в незнакомые знаки, и, ничего так и не поняв, она неуверенно поинтересовалась, кто может научить их читать.

– Если вы этого хотите, я обучу вас чтению и языкам. А пока время трапезничать, – громко скомандовал он и, положив свертки обратно в коробь, направился на кухню.

Они сидели за небольшим столом и поедали кашу с грибами.

Свен недоверчиво исподлобья смотрел на «Рыжего», а потом уверенно выпалил:

– Я хочу стать великим воином, берсерком.

– Это похвально, – закивал «Рыжий». – Эти люди всю жизнь стремятся к вершинам, умеют выжидать, красиво уходят от борьбы, когда считают её навязанной им, и очень удачливы. Это люди огромной силы, но, – воин сделал паузу, а потом с усмешкой договорил, – но малого ума и с поехавшей крышей.

Свен непонимающе смотрел на берсерка.

– Я много времени нахожусь в уединении, – стал объяснять «Рыжий». – Провожу магические ритуалы, читаю различные рукописи. И всё это для того, чтобы овладеть своими эмоциями, одухотворить свои действия и обрести доступ к своим скрытым возможностям. Именно в этом я вижу силу берсерка. Другие же погружают себя в транс, поедая разные ядовитые грибы и ягоды, которые вызывают агрессию и увеличивают выносливость. Но в этом состоянии они теряют человеческий облик и превращаются в животных, готовых сражаться до последней капли крови.

Свен сидел неподвижно, слушая очень внимательно и впитывая каждое слово воина, как сухая земля воду.

Он пристально смотрел на «Рыжего быка» прищуренными глазами, словно он собирался сделать или сказать что-то хитрое. Воин оторвал голову от похлебки.

– Что смотришь? Дай поесть спокойно, – не зло рявкнул он.

– Кто ты? Ты не простой берсерк, ведь так?

– Ага! Золотой! – пробубнил «Рыжий» и вернулся к поеданию каши.

– Откуда ты пришел в Альдейгъюборг? – не унимался отрок.

– Я много брожу по свету, много где бывал, много что видел. В Руане был с ярлом Ролло, стал свидетелем его крещения, потом жил у волхва на Ильмень-озере, в Царьграде был, весь путь с купцами прошел, вот теперь тут, на Ладоге. Так вот, что я тебе скажу, Свен, ты слишком умен и рассудителен, и тебя интересуют только реальные блага. Ты должен понять, что берсерки нужны только во время войны, а когда мирное время, все они не у дел и становятся изгоями. Потому что умеют только убивать и не любят, да и не умеют работать. Ты станешь хорошим воином, но тебе надо научиться читать и выучить языки, и тогда ты станешь сильным и мудрым правителем.

– Чтобы стать здесь правителем, мне нужно убить отца и двух старших братьев, – с сарказмом сказал Свен.

– Мир большой, и когда ты поймешь это, тебе будет тесно в Альдейгъюборге.

Всю ночь Свен не мог уснуть. Он лежал в темноте, вспоминая каждое слово «учителя». Их разговор никак не выходил у него из головы. Он потерял счет времени и провалился в сон, когда уже услышал возню на кухне.

С хрустом давя прибрежные камни, драккар41 пополз в воду, и через мгновенье изогнутый угрожающий драконий нос с раздутыми ноздрями рассекал ладожские волны.

Сильный порыв ветра развернул на поперечной рее кожаное полотно с грубой шерстяной тканевой подкладкой, закрывшее от взгляда Свена удаляющуюся крепость.

Погода была непостоянной, полный штиль мгновенно сменялся мощным штормом. Перепад высот волн создавал ощущение езды по дороге с ухабами. А временами из глубин выходил странный, гулкий, немного пугающий звук. И в этот момент на воде начиналось внезапное волнение и странная рябь.

Постепенно высокие и скалистые северные берега с их полуостровами и заливами сменились на низкие, с плавными контурами побережья. А вскоре по берегам стали появляться селища, погосты, поселения, вытягиваясь в длинную цепь до самого Приильменья.

Янтарные глаза Свена с восторгом смотрели вокруг, цепляясь за каждую примечательную деталь – укрепления, лодки, вооружённые люди на берегу или просто рыбаки. В целом, все эти поселения выгладили, как укреплённые корабельные стоянки.

«Вот бы владеть всем этим, как Рюрик, Ольгерд или Ингвар сейчас. Чем они лучше меня?!» – думал амбициозный отрок, высоко подняв голову.

Впереди Свен увидел городище, находившееся на невысоком холме и окруженное лугами. Когда драккар сравнялся с крепостью, он проплыл мимо неё. Центральная часть поселения была укреплена подковообразным рвом и валом с деревянными конструкциями внутри. Однако Свен заметил, что крепость ненадежна, не подогнаны бревна, даже нет продольных пазов для этого. Верхние части крепости кое-где были завалены в ров, а нижние – просели. Смотрел удивленно-непонимающим взглядом он и на хлебные печи рядом со рвом. В конце концов, он спросил у отца, что же это за крепость такая, какое же это городище?!

Франмар потрепал «львиную» гриву сына.

– Старое городище Рюрика, – вздохнув, сказал воевода, – ильменские словене решили построить новое в противовес старому. Назвали его Новгород. Но для меня это по-прежнему Хольмгард42.

Драккар еще немного прошел вверх по Волхову и взору дружины Франмара на другом берегу от Рюрикова Городища предстало поселение, занимающее мысовую часть возвышенности. Оно имело чрезвычайно выгодное расположение, так как его территорию со всех сторон защищали водные рубежи. С городищенского холма было легко контролировать проход судов.

Поселение было несравнимо больше Старой Ладоги. Здесь было больше людей, больше лавок ремесленников, больше купцов. Было это и местом сбора и хранения податей и налогов со всей округи.

Идя к хоромам, как назвал Франмар дом новгородского воеводы, Свен с любопытством рассматривал строения. Многие из них отличались от домов в Альдейгъюборге. Они были большие, двухэтажные, рядом с ними располагались крытые хлева для скота.

Когда прибывшие из Старой Ладоги завернули за угол высокого забора, Свен остановился как вкопанный. И, откровенно открыв рот, пялился на огромных размеров двухэтажный дом. От неожиданного восхищения он даже непроизвольно сделал шаг назад. Во дворе было много челяди, вооруженных до зубов дружинников, двое из которых, улыбаясь, подошли к ладожскому воеводе.

– Давненько не виделись, ярл Франмар, – поклонившись, сказал один из них.

С другим гость обменялся поцелуями в щеку.

– Что-то многолюдно у вас тут, – окинув взглядом двор, сказал Франмар.

– Так старый князь помер, ждем пока Киев пришлет нового. Сам понимаешь, нет власти – нет порядка. Вот дружина и торчит тут.

– А что воевода Волк? – с сарказмом поинтересовался ярл.

– А он перебрался в княжеские хоромы, – усмехнулся дружинник, – да подстрекает люд выступать за то, чтобы князя выбрать из новгородских старшин. Дескать, зачем нам пришлый.

– Возьми-ка, Сигурд, младшего моего, – обратился Франмар ко второму воину, – покажи ему здесь всё вокруг. А мне с Уббой перетереть кое-что надо. А ты, – ткнул он пальцем Свену в грудь, – вОзгри-то43 не распускай, а лучше покумекай, каким надо стать, чтобы жить как князь.

– В доме много помещений, – начал рассказывать дружинник, приобняв Свена за плечо и уводя его в сторону хором. – Тут не только место для жилья, имеются и большие хранилища для денег и мехов, подвалы с бочками меда и пива, ряд клетей для хранения запасов продовольствия, бани, и тюрьма.

Свен смотрел на всё восторженными глазами. Поднявшись по боковой лестнице, они оказались в просторной зале, потолок в которой поддерживался столбами.

– Это гридница, – пояснил Сигурд. – Здесь располагается дружинники, гриди44, тут же князь пирует с дружиной, гостей принимает и суд вершит.

– Сколько же тут людей помещается?

Глаза отрока прищурились, словно прикидывая реальную цифру.

– С полтысячи, наверное.

Свен восторженно присвистнул.

Вернувшись из Новгорода, Свен все чаще и чаще пропадал у «Рыжего быка». Он еще с большим рвением изучал языки, читал и, конечно же, оттачивал владение различным оружием. Старый воин учил Свена не только воевать, он учил его выживать на поле брани.

Берсерк бросал в Свена небольшие камни, уча его ловить их или уклоняться. Но порой они всё же задевали мальчишеское тело, оставляя саднящие царапины и припухлые синяки. Видя, что глаза отрока уже полны слёз, и он готов вопить от досады и боли, «учитель» пояснял:

– Не жалей себя. Жалость унижает мужа, и в настоящем бою тебя никто не пожалеет. И сам не жалей ворогов своих. Помни, ты варяг, для нас сама жизнь – это война, и жалости мы не ведаем.

И снова еловые шишки, камни, тупые стрелы летели в тело Свена, который, словно изворотливый змей, старался ускользнуть от них.

– Что ж этот ракАлия45 с тобой делает! – причитала Эльда, смазывая Свену ушибы мазью.

– Поведаешь мне после, какие травы лечат раны, какие недомогания всякие, – морщась от болезненных прикосновений, попросил Свен.

– Зачем тебе? – удивленно спросила Эльда. – Травницы везде есть.

– Мало ли что. И потом, не буду я травницу в дружину свою брать, – усмехнулся Свен. – Хлопот потом с ней не оберешься, отбивая от блудливых ратников.

– «В свою дружину», – передразнила его Эльда. – Тебе бы самому прежде в княжескую дружину попасть надо, а засим46 думать о своей.

– Могу посул47 дать! – кипятился отрок, вскакивая. – Буду я воеводой у Великого князя, буду!

Ноздри у него раздувались, красивые глаза горели неукротимым огнём, а лицо пылало от волнения.

И он снова и снова шел на окраину поселения к «Рыжему быку», словно зная где-то глубоко в сердце, что ему есть еще чему учиться.

– Возьми меч теперича в шуйцу48, – приказал «Рыжий». – Атакуй.

– Как же атаковать, коли я в деснице49 меч привык держать? – смутился Свен.

– Ты воин, а в сражении тот, кто обеими руками одинаково владеет, лепше выживает, запомни!

Уроки, уроки, уроки…

… Вечерело. Свен и «Рыжий» молча сидели на скамье возле дома берсерка. Далёкие зарницы подсвечивали тёмное небо и освещали кучевые облака, нависающие на горизонт. И была в этом какая-то таинственность, ощущение того, что за этим ночным «темно-синим туманом», покрывающем землю, находится что-то яркое и большое. Надо лишь раздвинуть эту завесу.

– Я говорил тебе, что ты викинг, – вдруг ни с того ни с сего сказал «Рыжий».

Свен молча кивнул.

– Но ты не только варяг-рус, ты славянин. Пусть не по рождению, но по судьбине своей. И ты должен научиться быть славянином, думать как они, поступать как они, быть как они. Иначе ты всегда будешь на этой земле пришлым, наёмником и искателем богатства.

– Я говорю на их языке. Разве этого мало? Что значит быть славянином? Разве они не такие люди как мы?

– Люди-то такие, только нутро у них другое. Смотри, примечай, и тебе откроется загадочная, противоречивая, широкая славянская душа.

– Зело50 мудрено говоришь.

«Рыжий» усмехнулся и продолжил::

– Славян нельзя победить, пока они вместе, в ладу друг с другом, и пока они молятся своим богам. Если хочешь быть одним из них, тебе придется рано или поздно сменить богов и сменить имя.

Большие янтарные глаза Свена сузились до двух опасных щёлочек, смотрящих в упор на берсерка.

Старый воин вошел в дом и через несколько минут вернулся, держа в руках нож в ножнах.

– Я научил тебя всему, что знал сам, – говорил «Рыжий», протягивая оружие Свену. – Больше мне здесь делать нечего. Прими от меня этот дар.

Подрагивающими от волнения руками Свен принял драгоценный клинок, обнажил полированное лезвие, которое заиграло на солнце огненными бликами, и приложился к нему устами у рукояти там, где красовался змей, в виде буквы “S”.

– Теперь докажи мне, что ты настоящий воин, – положив увесистую руку на плечо отрока, проговорил берсерк. – Последний урок тебе – по утру ступай в дремучий лес и принеси мне шкуру медведя, или волка, или рыси. Выбирай сам. А теперь спать.

– Один? – изумился Свен, – я должен идти один?

– Воин, сражавшийся в одиночку, – это высшая степень воинского мастерства. Для такого воина не имеет значения, на какое количество врагов обрушить свой меч. Именно в чаще леса, один на один с медведем, ты получишь то, чему научить невозможно – бесстрашие.

Ночью похолодало, а под утро с хмурого неба без остановки сыпали крупные снежные хлопья. В лесу было темнохвойно-сумрачно из-за крон высоких деревьев, смыкающихся и почти не пропускающих солнечные лучи. Свен шел, проваливаясь в припорошенный снегом мох и цепляясь ногами за высокие папоротники, глубоко вдыхая насыщенный хвойно-смоляной, морозный аромат. Преодолевая страх и скрывая эмоции, ему предстояло, надеясь на учение, рогатину и рукоять ножа, добыть шкуру медведя и как бы вобрать в себя дух убитого зверя.

Справа от себя Свен, увидев следы в форме овала с пятью явно видимыми пальцами, пошел по ним вглубь леса. Вдалеке послышался хруст ломающихся веток.

Парень остановился и, пристально глядя на обоюдоострый наконечник рогатины, прислушался, откуда исходит звук. Хруст приближался, и, наконец, в далеке за деревьями охотник увидел лесного «хозяина». На минуту Свен представил когтистые тяжелые лапы, способные одним движением переломать ребра и разодрать тело.

– Я умнее, ловчее и сильнее тебя, медоед51, – махая руками, чтобы привлечь внимание и показывая свое превосходство, во все горло выкрикнул Свен.

Медведь приближался медленно, делая вид, что не замечает охотника, отворачивался от него, словно подманивая ближе. «Хозяин леса» хитрил, старался показать неуклюжесть, усыпляя бдительность охотника и готовясь к наиболее удобному моменту для атаки. Свен, заметив, что медведь стал более медлительным, сам замедлил движение. Он, стараясь не смотреть зверю прямо в глаза, медленно, неповоротливо, выманивал медведя на удобное для атаки место, где меньше деревьев и поросли, при этом прикрывая железный, блестящий наконечник рогатины.

Медведь прижал уши и, словно собака, на всех четырех лапах, издав громкий, короткий рык, стрелой бросился на Свена.

Два противника, зверь и человек, имели равные шансы, но медведь бросился в атаку первым, что и нужно было охотнику. Медведь под собственным напором «насадился» на острее выставленной рогатины. Уже упертый в рожон52 зверь пытался зацепить лапой и пастью человека, но охотник ловко поразил его ножом в правый бок.…

Свен обескровил тушу медведя, снял шкуру и разделал мясо. Взгромоздив все на сани, победитель отправился домой.

«Рыжий бык» восторженно встретил ученика, любуясь трофеем. Поглаживая просоленную и растянутую на раме шкуру, он взволнованно проговорил:

– Это даст тебе силы, мужества и величия.

На другой день «Рыжий бык» исчез, и никто не знал о нём ничего. Он как пришел из ниоткуда, так и ушел в никуда.

Миронег был сыном погибшего лет десять тому назад хольда53 в хирде54 Франмара. Мать мальчонки скончалась от родовой горячки, и ярл взял его к себе на воспитание.

Миронег и Свен были одного возраста, росли вместе, постигали азы военного искусства, учились грамоте и языкам. Они были не просто дружны, они были как братья…

– Знаешь, – сказал Свен приятелю после утренней трапезы, – я хотел бы, чтобы наша дружба была вечная, как кровные узы. Нам надо заключить кровное побратимство.

Миронег смотрел на друга восторженными и одновременно преданными глазами. Он всегда восхищался Свеном, его способностью удерживать контроль над собственными эмоциями; умением делать то, что нужно тогда, когда это требуется, отказывая себе в желаниях, удовольствиях ради определенной цели (вспомнить только его воздержание с наложницами, когда «Рыжий» сказал, что ему нужно учиться копить силы к важной схватке, а утехи много отнимают и физически, и духовно). А как он верен данному слову! Из-за этой железности обещаний его, несмотря на юный возраст, уважали все дружинники воеводы. Многие уже выразили ему заверения, что присоединятся к нему, если он решит создать свою дружину. И еще его щедрость… Свен любил осыпать подарками людей, приговаривая при этом: «Чем больше раздаю, тем больше получу!»

Естественно, Миронег был горд предложением друга. Конечно, они были побратимами, так как воспитывались в одной семье, но это было только на словах. То, что предлагал Свен Миронегу, сделало бы их действительно «кровными».

На вечерней заре Свен, Миронег и Эльда шли по длинной узкой отмели к самой стрелке косы, далеко врезающейся в водную гладь. Близкие к земле облака были окрашены лучами заходящего солнца в оранжевый цвет. Когда солнечный диск начал «закатываться» за горизонт, и небо стало ярко-красного, практически кровавого цвета, парни вырезали узкий пласт дерна в виде полосы, образующей аркообразную петлю.

– Вы уверены в том, что решили сделать? – вдруг спросила Эльда, приглашенная в свидетели ритуала. – Твердо ли ваше решение? Это клятва свяжет вас до смерти.

Свен и Миронег переглянулись и, повернувшись к девушке, молча утвердительно кивнули.

Эльда поставила острие копья в то место, где петля должна была соединиться в круг. Парни встали по разные стороны от копья и, обменявшись кинжалами, одновременно вспороли себе вены на запястье. Рубиновая кровь каплями стекала в узкие углубления, смешиваясь с землёй. Эльда вытащила древко, оставив металлический наконечник внутри, и начала «смешивать» кровь Свена с кровью Миронега, проводя древком по дну желобка из одной стороны в другую.

– Мать-Йорд55, прими в свое лоно две разные крови от этих мужей и дай им снова «родиться» как кровным братьям.

Новые кровные побратимы соединили раны, плотно прижимая их друг к другу.

Эльда отцепила от пояса сосуд с хмельным зельем и подала его сначала Свену, потом Миронегу со словами: «Именем Йорд нарекаю вас кровными братьями».

Парни обнялись. Потом, встав на колени, произнесли клятву верности друг другу.

– А тебе, брат, повезло, что у неё отца нет, – с завистью в голосе сказал Миронег, нанося удары мечом по новому щиту Свена с изображением змея, кусающего свой хвост.

– Чем это? – недоуменно спросил Свен.

– А ты спокойно можешь нарушать эти дурацкие законы про девиц. Чмокнешь её украдкой, и не надо думать, что папаша ее потребует наказания для тебя. Вон Видар только за руку схватил Астрид, и заплатил за это треть эйрира.

Свен, опустив щит, мечтательно закатил глаза и, вздохнув, тихо, словно говоря какую-то крамолу, произнёс:

– Да я готов заплатить целых два эйрира, чтобы потискать её небольшие тугие титьки.

– Кого? Астрид? – удивился Миронег, и, останавливаясь, положил меч себе на плечо.

Свен расхохотался и сквозь смех уточнил:

– За Астрид хватит и одного за глаза.

– Издеваешься?! И половины многовато будет.

Говоря это лицо Миронега было наиграно серьёзно, а потом он прыснул от смеха.

Свен улыбнулся тоже, но перед глазами всплыл образ Эльды. Не сегодняшней Эльды в широком сарафане до пят, поверх рубахи с длинными рукавами и круглым вырезом под горло, а той Эльды, которую он вынес на берег три года назад.

Облепленное мокрой рубахой, её тело выглядело словно нагое. Округлые бёдра подчеркивали узкую, просто осиную талию, упругая девичья грудь с тёмными бугорками сосков и соблазнительные стройные ноги.  От этого видения по всему телу Свена пробежали мурашки, приятно заныло в паху, а чресла налились кровью. Отчего ему пришлось резко выдохнуть и тряхнуть головой, сбрасывая наваждение.

Когда он утолял свое плотское вожделение с наложницами, исторгающими от его действий крики наслаждения, он всегда представлял Эльду на месте этих женщин. Свен знал, что он нравится многим. Проходя мимо поселянок разных возрастов своей стремительной походкой, он часто ловил женские взгляды, тормозящиеся на его выразительных чертах лица или на мускулистом теле. Однако Эльда никогда не смотрела на него восхищённым взглядом, никогда не восторгалась его умением владеть мечом или секирой. И даже порой подтрунивала над ним, дразня самовлюблённым ленивым скемынем56. Она смотрела на него, как на брата, не более. И это ужасно раздражало Свена. Никто не имеет право задевать его гордость. Даже она!

Закончив схватку "зажатием" Миронега к стене дома своим щитом, Свен отправился на озеро, решив освежить своё разгоряченное тело не столько от битвы, сколько от вожделенных помыслов. Но, увидев на берегу небольшую рыбацкую лодку, он сам, не осознавая, зачем он это делает, пнул её в воду и пересек водную гладь, оказавшись во дворе Эльды.

Девушка развешивала на просушку собранные утром лечебные травы. Она не видела приближающегося к ней Свена, он же, тихо подкравшись к ней на носочках, громко втянул носом воздух прямо у неё над ухом. Эльда от неожиданности вскрикнула, выронила связанный пучок травы и резко повернулась. Они стояли так близко друг от друга, что её упругая грудь касалась груди Свена.

– Я пришел рассказать тебе по секрету мои планы, – шёпотом проговорил он, беря её за руки, – ты будешь первой, кто об этом узнает.

Девушка подняла на него вопросительный взгляд. Парень приблизил лицо к её уху, кончиком языка лизнув мочку. Эльда инстинктивно дёрнула головой, но осталась стоять на месте. Осмелев, Свен провёл языком по изгибу женского уха, одновременно освобождая свою руку и прокладывая дорожку кончиками пальцев к высокой девичьей груди. Достигнув возбужденного соска, он остановился и посмотрел в глаза девушки. Он в них увидел то, что желал увидеть больше всего на свете – безмолвное приглашение. Он коснулся губами ее рта, немного оттягивая ее пухлую нижнюю губку. Рот Эльды приоткрылся, и их дыхания слились воедино, а языки, сначала слегка соприкасались, словно пробуя друг друга на вкус, в конце концов сплелись в страстном танце. Свен прибывал в эйфории от происходящего. Он ликовал и практически уже терял контроль над собой. Его рука стала приподнимать подол сарафана, и он уже касался шелковистой кожи на стройных ногах, как вдруг он почувствовал остриё у своего паха.

– Свен Франмарсон, ещё одно движение, и твой михирь57 никогда больше не будет твёрдым. Клянусь Фреей.

Свен отступил на шаг. Его взгляд не был злым, он лишь, досадливо цокнув языком, скривил уголки губ в усмешке, а в янтарных глазах заиграла хитринка.

– Ну, во всяком случае, я буду спокоен, ты сможешь постоять за себя, пока я буду в Киеве.

Свен не успел моргнуть глазом, как улыбка сошла с лица Эльды.

– Ты едешь в Киев? – ее голос немного дрожал.

– Мне тесно здесь. Да и ловить нечего. Я самый младший сын.

– Ну зачем в Киев? Даль такая. От семьи далече. А если что случится? Ты же не сможешь быстро вернуться. Почему не хочешь остаться в новгородской дружине?

Эльда старалась найти слова, чтобы остановить Свена.

– Отец говорит, новгородские старейшины вольны слишком и несильно жалуют варягов.

– А Рюрик, Олег?

– Поэтому, наверное и не жалуют, что варяги умнее и порядок умеют держать, – скривился в усмешке Свен. – Я к Ингвару в дружину подамся.

Эльда подошла к Свену и уткнулась лицом в его грудь. Парень расплылся в улыбке, словно кот, отведавший сметаны. Приобняв девушку, он тихо прошептал:

– Любава58 моя, пойдёшь за меня?

– Рано нам еще, – пробубнила Эльда ему в грудь.

– А чего тебе ждать то? Жениха получше? – съязвил он.

– Да куда уж лучше?! – хихикнула Эльда и подняла на Свена глаза, в которых стояли слезы радости.

– Сегодня поговорю с отцом, а завтра в сваты придем. Согласна?

Эльда молчала, а потом, отвернув голову, незаметно смахнула слезинку, катившуюся по щеке.

– Кто ты, а кто я, Свен?! Ты сын воеводы, а я, – она сделала паузу, глубоко вздохнув, и зло выпалила, – мать рассказывает о каком-то храбром варяге, только у меня подсчеты не совпадают, что, где и когда произошло. Думаю, мать с тёткой скрывают, что я незаконнорожденная. Твой отец никогда не согласится на договор.

– Это мы ещё посмотрим, – самоуверенно рыкнул Свен.

– Может, ты в Киеве найдёшь себе кого-то, по статусу тебе подходящего, зачем хомутать себя сейчас?

– Запала ты мне в сердце, Эльда, ничего с этим сделать не могу.

Свен снял с руки золотой браслет в виде морского змея – Ёрмунганда59 и протянул его девушке со словами:

– Залог мой.

И со словами прощания он направился к лодке.

Рагна вошла во двор и, скинув с плеча связку хвороста, смотрела уходящему парню в след. Потом кинула взгляд на руку Эльды и спросила:

– Не Свен часом это? Младший сын ярла Франмара?

– Он, – улыбаясь, ответила девушка.

– Зачем приходил? За что браслет дал? Вылечить кого надо?

– Угу! – буркнула Эльда и вернулась к развешиванию трав.

Но Франмар уехал по делам в северные земли, и Свену не удалось поговорить с отцом о своём будущем. На следующий день он отправился снова к Эльде сказать, что им придётся подождать возвращения воеводы.

Оказавшись у её дома, перед его глазами предстала отвратительная картина: труп мужчины посередине двора, Рагна, сидящая на земле возле повозки и сжимающая рукой кровоточащую рану в боку, и яростно отбивающаяся от одетого в лохмотья мужика Эльда. В этот момент нападавший завалил девушку на землю. Одной рукой он сжимал её горло, а второй пытался развязать свои портки.

Свену хватило одной секунды на осмысление ситуации. Без внутренних сомнений, без промедления, грозящих катастрофой для Эльды, в прыжке, выхватывая кинжал, он вонзил его в шею насильника по самую рукоятку. Мужик от резкого удара дернул головой, ослабив руку на шее Эльды. Девушка с силой отпихнула умирающее тело с обезумевшим взглядом и вскочила на ноги. Свен сгреб её и прижал к своей груди, в которой бешено билось сердце, словно желая выскочить. Девушка прижалась к могучей груди своего спасителя и беззвучно заплакала. Её плечи дрожали, и изредка слышалось всхлипывание…

Убедившись, что нападающий мёртв, Свен перенёс Рагну в дом. Пока Эльда занималась раной тётки, парень сбросил два мёртвых тела с привязанными к ним камнями в воды Ладоги.

– Я с вами останусь, пока Рагна на ноги не встанет, и мать твоя из Новгорода не вернётся, – не терпящим отказа голосом сказал Свен. – Мне так спокойнее будет.

– У нас только две кровати, – опустив голову, тихо произнесла Эльда. – Мать с тёткой спят, да у меня свой небольшой топчан.

– Я знаю обычаи, – усмехнулся Свен.

– Ты что предпочитаешь? Меч или доску? – серьёзно спросила его Эльда.

Свен посмотрел на нее таким взглядом, от которого у девушки щечки покрылись румянцем, а в небесно-голубых глазах повисло смущение. И чтобы не сказать что-либо непристойное, Эльда закусила нижнюю губу.

– Свен останется на ночь, – объясняла она тётке, меняя ей повязку. Она старалась говорить спокойным голосом, скрывая внутреннее волнение.

– Со мной ложись тогда.

– Я беспокойно сплю, задену твою рану ненароком. Я уж лучше у себя. Не волнуйся. Я, как полагается, меч между нами положу. Хотя и без него Свен не нарушит закон, он совестливый.

Они лежали на неширокой кровати, пристально глядя друг другу в глаза. Их взгляды были долгие, внимательные, где-то немного изучающие. Свен хотел рассказать, что он чувствует. Но слова застряли у него в горле, и ему казалось, что он даже не дышит. А в глазах Эльды было немного детское любопытство, но вместе с тем и какой-то очень серьёзный, немой вопрос.

Они смотрели друг на друга в упор, и их губы расплылись в улыбке. Эльда дотронулась до щеки Свена, и он от неожиданности вздрогнул. От нежного прикосновения тёплой девичьей ладони волна желания разлилась по каждой клеточке, накрывая его с головой. Пелена страсти окутала глаза Свена, и Эльде показалось, что она словно тонет в жадном мужском взгляде. Она приблизилась к лицу Свена и нежно поцеловала его в щеку, прошептав слова благодарности.

Мужчина пододвинулся ближе, но его бок уперся в ножны меча. Свен, скривив недовольную мину, чмокнул Эльду в лоб и, отворачиваясь, пожелал доброй ночи.

Проснувшись утром, Свен сначала не понял где он, и почему его рука обнимает гибкий женский стан, прижимающийся спиной к нему. Это было впервые в его жизни, когда он спал с женщиной до утра. Обычно после занятия любовью он покидал избранницу, либо прогонял наложницу, предпочитая одному спать в собственной удобной кровати.

В голове всплыли события прошлого дня, и он с удовольствием отметил, что меча между ним и Эльдой нет. Поцеловав любимую в затылок, Свен прижал её сильнее к себе.

Днем он помог Эльде с заготовкой запасов на зиму. Пока девушка кружилась в доме по хозяйству, он сходил на реку за рыбой, разделал ее, натер тушки солью и приправами и поставил под гнёт.

Рана Рагны затягивалась, не было нагноения, не было воспаления, и Эльда сказала, что через пару дней тётке можно будет вставать без страха, что рана откроется. Эльда делала перевязку и попросила Свена сделать успокоительный мятный чай для Рагны. Мужчина подошел к стене с полками, на которых размещались баночки, пузыречки, мешочки и пучки различных трав. Он хитро бросил взгляд на Эльду и, взяв сушёный хмель и мяту, направился к печке делать чай.

От выпитого хмеля Рагна провалилась в глубокий сон, и её раскатистый храп разносился на весь дом.

Эльда поправила подушки на топчане и, взяв меч, остановилась в нерешительности. Легкая улыбка коснулась губ Свена, но он, опустив глаза, старался скрыть загоревшийся огонек у него в глазах. Оставив меч в изголовье кровати, девушка скинула верхнее платье, и нырнула под шерстяное покрывало. Она смотрела на Свена, как он медленно развязывает пояс, аккуратно кладет его на табурет, также не торопясь снимает штаны, шейный обруч, браслеты с запястья.

Оставшись в рубахе по колено, он, повернувшись к кровати, лишь присел на её край.

– Что стряслось? – недоуменно поинтересовалась Эльда.

– Ты не ответила мне тогда, пойдёшь за меня? – не гладя на девушку, тихо спросил Свен.

Эльда, встав на колени, обняла Свена со спины. Поцеловала его в шею и, прижавшись к мускулистой спине, прошептала:

– Зачем спрашиваешь, если и так знаешь ответ.

Свен удовлетворенно вздохнул, растягивая губы в улыбке и, резко обернувшись, повалил Эльду на матрас.

– Так свадьбу когда желаешь? До сбора дани в аккурат будет?

От неожиданно нежных ласковых прикосновений сильных мужских рук Эльда испытывала приятную истому.

– Так скоро?

Она не узнала собственный голос, он был словно мурлыканье кошки, которой почёсывают за ушком.

Свен начал покрывать её лицо поцелуями. Лёгкий поцелуй в шею, лишь касание губ и глаз. Свен слегка прикусил нежную кожу на мочке уха, и всё тело Эльды пронзило острым желанием. Это уже не было похоже на поцелуи в лоб или небрежные касания, которые он позволял себе раньше. А потом два горячих дыхания превратились в одно. Поцелуй был медленный, опьяняющий. Они словно растягивали удовольствия, наслаждаясь вкусом друг друга. Они пили этот поцелуй с жадностью и всё больше нарастающей страстью. Рука мужчины ласкала упругую девичью грудь. И даже через материю рубашки под умелыми пальцами сосок превратился в спелую ягоду-малину.

Мужчина осыпал поцелуями желанное тело, спускаясь всё ниже и ниже, одновременно поднимая женскую рубаху всё выше. Эльда задыхалась от наслаждения, когда к горячим губам добавились поглаживания подушечками пальцев её бархатистой кожи. Она вздрагивала от касаний. Мышцы живота и внутренней поверхности раздвинутых бёдер напряглись в ожидании чего-то особенного. Пальцы Свенельда коснулись изящного треугольника волос на лобке и, раздвинув плоть, словно две дольки персика, нырнули во влажное лоно, размазывая влагу по складочкам. Эльда слегка приподняла бедра. Каждая клеточка её тела трепетала при мысли, что наконец-то она будет принадлежать Свену, и только смерть сможет разлучить их. Мужское мускулистое тело накрыло хрупкое девичье, и Свен, припав губами к приоткрытому рту Эльды, осторожно приставил возбужденное мужское естество к её потаенному, такому желанному им местечку. Он уже был готов скользнуть внутрь влажной пещерки, как вдруг, скатившись с девушки, прохрипел низким и немного хриплым голосом, от которого стайка мурашек пронеслась по телу Эльды.

– Это неправильно! Законоломно!60

Эльда, приподнявшись на локте, недоуменно смотрела на него. Свен молча лежал на спине с закрытыми глазами, потирая кулаком лоб. В тишине ночи лишь раздавался храп Рагны.

– Какая разница, когда это случится? – немного обидчивым голосом спросила Эльда.

– Не хочу разнотолков, – пробубнил Свенельд. – Давай спать.

И отвернувшись от девушки, которая испытывала двоякое чувство от случившегося, Свен натянул на себя покрывало. Но закрыв глаза, он снова представил полуголое тело Эльды. Он встал, взял меч и в одной рубахе вышел на двор.

Девушка, встав, выглянула в окно. Свенельд размахивал мечом, словно нападая и защищаясь от невидимого противника. Эльда улыбнулась и вернулась в кровать. С одной стороны, она была в восхищении от этого состояния, когда все тело содрогается спазмом, и сладкая волна судорожно раскатывается по всему телу. С другой стороны, Свен, доведя её до этого, сам не вкусил удовольствия, и в этом она чувствовала свою вину. Но главным оставалось то, что Свен оказался настоящим мужчиной, не воспользовавшимся её согласием.

«И что там про него говорят злые языки?! «Потерявший зазор61»?! Брехня все это! Дивный62 он!» С этими мыслями Эльда и уснула, не дождавшись Свена, усмиряющего свою плоть, снесением голов невидимых супостатов.

На другой день из Новгорода вернулась Инга. Рагна рассказала, что случилось, как напали на неё, а Эльда, защищая её, зарубила нападающего. Как откуда ни возьмись появился еще один пришлый и хотел надругаться над девушкой. И если бы не Свен, не известно, как бы всё кончилось.

– И Свен тута почивал?63 – насупившись, спросила Инга.

– Тута, – подтвердила Рагна, но, увидев злое лицо подруги, быстро добавила, – ты не мысли ничего дурного, он рыбалил, да вялил рыбу. А если ты про них с Эльдой думаешь, так промеж них меч лежал, как полагается.

«Меж мной и Франмаром тож меч лежал, только после этого Эльда родилась», – промелькнуло у Инги в голове, и она еще больше сдвинула брови.

… Во время вечеря64 Инга не произнесла ни слова. У неё как-то сразу осунулось лицо, и от этого отяжелевшие веки стали нависать над серыми, почти бесцветными глазами, в которых стоял задумчивый взгляд. К еде она не притронулась и вовсе. Она лишь злобно посматривала на браслет на руке дочери, а потом раздраженно произнесла:

– Рагна сказала, Свен подарил.., – она кивнула на запястье.

– Он, – довольно растягивая губы в улыбке, ответила Эльда.

– Не много ли даров и гостинцев от него? То дорогих поволок65 притащил из Новгорода, то милоть66 по зиме, чтоб тебе не замерзнуть, то серебряную фибулу67, а теперь и вовсе золотой браслет.

Не переставая широко улыбаться, Эльда слегка склонила голову и хотела что-то сказать, но промолчала.

– Такие дары так просто богатые молодцы бедным девицам не дарят, – вдруг рявкнул Инга и бешено ударила кулаком по столу.

От этого недоброго рыка Эльда вся сжалась в комок и, вскочив, убежала прочь. А Рагна, выпучив глаза, накинулась на подругу:

– Ты почто завелась? Радовалась бы, что дочери такая удача выпадает. Люба она Свену. Да и ей он, видно, приглянулся. Какого жениха тебе еще надобно для неё.

Инга сначала отрицательно качала головой, а потом разрыдалась совсем по-детски, зажимая ладонью рот, стараясь заглушить вопли и стоны.

Ничего не понимающая Рагна подскочила к подруге и начала её успокаивать, глядя по волосам и прижимая к своей груди.

– Не можно им, – судорожно вздыхая сквозь слезы, выдавила из себя Инга. – Кровные они.

Рагна прижала руку к груди и воскликнула в удивлении, отступая от плачущей женщины.

– Так Франмар отец Эльды? Ах, ты, горе-гореваньице! Как же поведать им об этом?

Повисла напряженная тишина, нарушаемая редкими всхлипываниями Инги.

– Увезу дщерь отсюда, – после мучительного раздумья вдруг выпалила она, глядя на Рагну выпученными неподвижными глазами.

– Надо рассказать им. А то назола68 девку сожрёт, зачахнет совсем тогда. Да и Свен в гневе страшен. Сама знаешь, если что не по его выходит, он со света сжить может. Вон как с Хельгой, сестрой его. Не желала та жить со старым мужем, и пока он в отъезде был, сбежала к отцу. Франмар уже готов был дочь отправить обратно к мужу, а Свен на её стороне был. Да на радость Хельге её Ратибор по дороге домой неожиданно помер. Люди поговаривают, то Свена, да его прихвостня69 Миронега рук дело. Ладно уж Ратибор пришлый был, никому дела до него не было, никто не стал искать следов. Нет, подруга, надо все им поведать.

Два дня Свен не появлялся дома, и никто не знал, где его носит. У Торы было какое-то мучащее, терзающее душу чувство. Это был даже не страх за Свена. Это было смутное, неосознанное чувство беды и предчувствие предстоящих больших перемен. Она нашла сына в заброшенной хижине «Рыжего быка». Он сидел неподвижно на треноге перед потухшим огнём, обхватив голову руками. Женщина подошла к Свену и, обхватив его «львиную голову», прижала к себе.

Время потеряло свой счет – Тора гладила мягкие, длинные волосы сына, а он, обняв мать, прижимался к ней, как в детстве, пряча лицо с глазами, полными слёз. Тора ничего не спрашивала, давая шанс Свену самому решить, рассказывать о случившемся или нет.

Глубокий, тяжелый, во все легкие мужской вздох наполнил избушку. Юноша поднялся с табурета. На Тору взирал взгляд, полный какого-то непередаваемого выражения – муки и надежды одновременно.

– Инга сказала, – начал он тихим голосом с хрипотцой, идущей откуда-то изнутри, – что Эльда сестра моя, и мы не можем…

Он не закончил, но на его лице красноречиво заходили желваки. В светлых, растерянно мигавших глазах Торы проскользнул страх.

– Откуда она взяла? – дрожащим голосом, заикаясь, спросила женщина.

– Тятька мой, блудник сучавый, дитё ей сделал, – зло сквозь зубы прошипел Свен.

Тора иронично хмыкнула. С одной стороны, ей было неприятно слышать о ещё одном незаконном ребёнке Франмара, а с другой, у неё отлегло от сердца. Свен оставался в неведении о тайне своего рождения.

Но вместе с этим пришло и понимание того, что именно сейчас ей надо решить, рассказать ему правду или нет. В ней боролись две женщины. Одна – желала счастья мальчику, которого она крепко любила, и никогда не делала исключения между ним и её родными детьми. А другая – эгоистично жалела саму себя. Она выкормила его, вынянчила, научила житейским мудростям. И что теперь?!  Как поступит Свен, узнай он всю правду?

«Будет лучше всё оставить как есть, – решила после затянувшегося раздумья Тора, – тем паче, что и девица не ровня ему, голодранка заречная».

Свен тоже молчал, он понимал, что матери надо время, чтобы свыкнуться с мыслью о неверности мужа.

– Ну что ж, сыне, благо, что ты узнал правду теперича, а не после сватовства и обручения. Время излечит, забудешь Эльду.

Но у Свена было свое лекарство: он отправился с купцами-варягами на юг, не столь ради торговли, сколь земли посмотреть, да люд разный. В надежде на то, что, возможно, новые впечатления сотрут в памяти Эльду.

Историческая справка

Волжский торговый путь, ведущий на мусульманский Восток, начинался на Ладоге с устья реки Свирь. По ней путешественники проникали в Онежское озеро. Оттуда по реке Вытегре до ее истоков. А дальше был одно из первых самых трудных и опасных мест – волок. Сама по себе работа тяжелейшая, она многократно осложнялась тем, что волок был идеальной засадой. Дальше следовал долгий путь по безлюдной местности и, наконец, путешественники достигали Болгара. Здесь была конечная остановка для большинства скандинавских торговцев. А вот южнее забирались немногие. Таким предстояло проплыть до хазарской столицы еще полторы тысячи километров вниз по Волге.

Купцы остановились в большой варяжской слободе в Болгаре. Торговец Кнут, которому Франмар поручил присмотр за Свеном и Миронегом, по-хозяйски вошёл в один из домов, ничем не отличающийся от построек на Ладоге, в отличие от многочисленных юрт в городе. На встречу ему выбежала грудастая девушка рабыня. Она, улыбаясь, рассматривала прибывших с хозяином юнцов.

– Приготовь им почивальню, Саулите70, – приказал Кнут. – Да на стол собери поскорей, изголодались мы, однако.

Торговец хрюкнул себе в бороду и шлепнул девицу по упругому заду, отчего рабыня взвизгнула и, бросив недвусмысленный взгляд на Миронега, скрылась на кухне.

– Она тут и прислуга, и сторож, пока меня нет, и в любовных утехах хороша, – объяснял Кнут, садясь за стол. – А главная её ценность, что она хороший товар. Неугодна станет, продам на Востоке намного выгоднее, чем мех или моржовую кость.

Отроки переглянулись.

– Так зачем тогда столько добра тащить? – робко спросил Миронег. – Сходил в поход, набрал рабов и сбыл их на восточных рынках.

– Зелен ты еще! – улыбаясь, уклонился от ответа Кнут.

Чуть позднее в дом пришли еще человек десять. Каждого сопровождала рабыня, одна краше другой. Молодые люди похотливо рассматривали женщин. Это был восторг для мужских глаз – белёсые и чернявые, голубоглазые и раскосые, на любой вкус. Было ощущение, что всех этих женщин специально собирали по всем землям, чтобы свести в одно место.

– А что это мы не подумали про наложниц? – шепнул Миронег другу. – Вон, варяжские гости все при рабынях.

– Слышал, что Кнут поведал?! – так же шёпотом отвечал ему Свен. – Чуть что не так, каждую из них на рынок. Так что это, вроде как, и не бабы для утех, а товар, наподобие бочки мёда.

Купцы пировали, отмечая прибытие на торг. Стол ломился от яств, медовая брага, эль и пиво лились рекой.

Свен, наблюдая за людьми, поднимал чарку и лишь касался губами хмельного напитка, дабы не окосеть и не потерять контроль над собой и над происходящим.

Кому-то брага развязывала язык, кто-то стал мрачнее ночи и, подперев щеку, смотрел пьяными глазами в некуда, у кого-то дружеская беседа переросла в потасовку, а кто-то придавался любви с наложницами прямо на глазах у других. Кнут, не рассчитав свои силы в споре, кто больше выпьет, в конце концов завалился под стол и уснул там.

К Миронегу подошла Саулите и что-то шепнула ему на ухо. Парень вопросительно посмотрел на Свена.

– Не знаю, брат, какие тут у них порядки, – пожимая плечами, сказал он Миронегу. – Может, она тебя зовёт, а потом пожалуется хозяину, что ты над ней надругался. И он тебя.., – и он провел пальцами по горлу, показывая характерный жест перерезания глотки, – и окажется прав, она же ему принадлежит.

Вдруг из дальнего угла раздался чей-то бас: «Мой жеребец еще не встал на дыбы, а у неё уже глаза раскрылись на пол лица. Сдаётся мне, Олаф, рабыня твоя видала только два голубиных яйца да колышек вместо орясины71 ?» И дикое мужское ржание раскатилось по светлице. Олаф, лежащий на скамье, вмиг протрезвел, скинул с себя девицу, гарцующую на нем, как на породистой лошади, и, сжав кулаки, набросился на обидчика.

Употреблённый в огромных количествах медно-янтарный ядреный напиток, злость и тяга к острым ощущениям сделали своё дело. Варяги и ладожские купцы повскакивали со своих мест и, пуская в ход кулаки, начали наминать друг другу бока и набивать морды. Во время этой потасовки Свен закинул себе на плечо Саулите и, толкнув Миронега к выходу, скрылся за дверью.

Оказавшись в почивальне, Свен скинул на кровать девушку. Она смотрела на него испуганными, серыми, почти бесцветными глазами. Парень нагнулся к ней и поставил свою ладонь ей на шею.

– Поведаешь про эту ночь Кнуту, придушу, – и он слегка сжал горло Саулите. – А будет мой брат доволен, подарок получишь. Уразумела?!

Девушка судорожно закивала головой.

– Вот и славно! – улыбаясь и выпрямляя спину, весело сказал Свен. И, повернувшись к Миронегу, добавил, – до утра она твоя, Мира. А далее уже ваше дело. Если что, я за дверью буду.

И взяв шкуру, Свен покинул почивальню…

Свену Франмарсону нравился торжок72, с какой-то особой атмосферой бойкой суеты. Сюда приходили не только за покупками, но и за последними новостями, театрализованными представлениями, себя показать, и на других посмотреть.

Здесь всегда было много народа и очень шумно. Торговцы наперебой расхваливали свой товар так, что сложно было устоять, чтобы не купить.

Покупатели, даже не знакомые друг с другом, заводили разговор, чтобы узнать, у кого на базаре дешевле цены и товар лучше.

Свен отметил про себя, что многие приходят на базар не столько, чтобы купить что-то, как поторговаться и скинуть цену. Эти люди заводили разговор с купцом о его делах, о его здоровье, о трудностях в долгом пути. И постепенно переходили к самому торгу.

Проходя у красочных рядов из мешков с ароматными специями и горными травами, ему в нос вползали чарующие и дурманящие ароматы, и они напоминали ему Эльду. Каждый раз он говорил себя, что это безумие, специально идти к этим мешкам. Но ноги сами несли его в этот угол, где в памяти всплывали те дни, когда он с Эльдой был счастлив. А потом появлялось ощущение одиночества и угрюмости. Но на следующий день он снова истязал себя «пыткой запахами».

Свен и Миронег увязались с торговцами не как купцы, а как охрана, защищающая людей и товары при нападении. За это они получали золотые динары или серебряные дирхамы73 от купцов. Но Свену показалось этого мало, и он решил приумножить свое состояние. Он купил два ожерелья из зеленой керамики. На каждом было нанизано по шестьдесят небольших глазков. Купить такое украшение могли себе позволить только состоятельные люди. Свен заплатил за каждое по тридцать динаров.

Целый день он сидел, не разгибая спины, разбирая и собирая новые бусы. За этим занятием его и застал Миронег, пропадающий неизвестно где последние несколько дней.

– Ты что, решил златокузнецом стать? – откусывая яблоко и заглядывая другу за спину, поинтересовался Миронег.

– Я решил барыш74 неплохой получить.

Свен отложил кожаную веревку и, прогибаясь в спине, повернулся к Миронегу.

– Такое ожерелье всякая хотела бы иметь. Так ведь? – Миронег, прожевывая яблоко, лишь кивнул. – А цены оно не малой. Вот я и решил сделать неполное ожерелье, по двадцать глазков в каждом. По цене, ну, скажем, монет пятнадцать за каждое. И того, из двух ожерелий я получаю одно дарма, из которого потом делаю опять три, и получу уже сорок пять монет. А можно еще глазки отдельно продавать. Купил короткие бусики, а потом докупай глазки, коли возможность имеешь. И за глазок такой брать одну-две монеты. Это сколько можно получить прибыли, брат! – восторженно говорил Свен.

– Да кто такое купит? – недоверчивым голосом, то ли спрашивая, то ли утверждая, сказал Миронег.

– А мы сейчас это и проверим, – вставая с треноги и поправляя рубаху, уверенно отвечал ему Свен. – Ты, кстати, где был? Небось, «меч» свой лощил75 у Саулите?

– У неё, – потупив взор, тихо проговорил Миронег.

Свен отметил про себя, что друг его, наверное, впервые в жизни залился румянцем.

– Ты смотри, Мира, – в голосе Свена слышалась озабоченность, – Кнут прознает, головой поплатишься.

– Люба она мне, – прошептал Миронег и, поднимая глаза на Свена, уверено добавил, – выкупить хочу её и жениться. Поможешь?

– Белены объелся? – выпучив глаза и повысив голос, воскликнул Свен. – Она трэлл76! А закон каков?! Рожденные от такой женщины дети считаются незаконными. Хуже того, ребенок будет тоже рабом, даже если его отец вольный. Опомнись, брат!

– Ладно, – согласился Миронег, – там видно будет. Так что с твоими бусами?

А бусы раскупили быстро, никто даже и не торговался.

Через несколько дней к Свену пришел торговец с Онежского озера и предложил, что он скупит всё, при условии, что никому другому Свен продавать не будет. На том и порешили.

Правду говорят, любовь делает людей слепыми и глухими. Миронег и Саулите так упивались своими чувствами, что, находясь целый месяц в постоянном любовном похмелье, они потеряли страх быть застуканными Кнутом. Их пламенные взоры при случайных встречах метали искры страсти, готовые перерасти в ненасытный, всепожирающий огонь Эроса. Когда они оставались одни, они растворялись в этой огнедышащей лаве их любви. И они не хотели даже думать, что однажды над вулканом их страстей закружат грозовые тучи…

Весь вечер Кнут кутил с варягами, обсуждая поход за товарами на Каспий. И что уж ему взбрело в голову вернуться домой раньше, только Богам известно. Но зайдя в почивальню своей рабыни, он стал свидетелем неприятного зрелища для его пьяных глаз.

Его Саулите придавалась плотским утехам с кем-то, чьего лица в полумраке спальни Кнут не видел. Торговец на мгновение впал в ступор, уставившись одуревшим взглядом на голое женское тело, сидевшее на мужчине, словно амазонка на боевом коне. Издав душераздирающий рёв, Кнут стал крутить головой по сторонам, ища оружие. Саулите, в испуге вскрикнула и вскочила с кровати. Её любовник, воспользовавшись замешательством хозяина, схватил свои вещи и сиганул в окно.

Опомнившись, что кинжал весит у него на поясе, Кнут выхватил его и направился к девушке. Он схватил ее за волосы и, приставив лезвие к горлу, прошипел сквозь зубы: «Кто?»

Саулите смотрела на хозяина умоляющими глазами, не издавая ни звука.

– Кто? – повторил Кнут. – Я перережу тебе глотку, если не скажешь, кто осмелился позариться на тебя. Кому ты раздвинула ноги, сука куршская77? Отвечай!

Девушка лишь закусила до крови нижнюю губу, давая тем самым понять, что ответа не будет.

Пьяный торговец скривился в злобной усмешке и, полоснув лезвием по девичьей шее. Не обращая внимание на грузно падающее тело и на алую кровь, окрасившую пол, он порыскал по комнате в поисках каких-то доказательств и ничего не найдя, направился в почивальню, отведенную ладожским отрокам.

Миронег, запыхавшись, вбежал в комнату. Свен, истосковавшийся за всё это время по женской ласки, решил одолжить наложницу у Олафа. Старый варяг по-отечески отнесся к просьбе парня и выделил сыну Ладожского конунга аж две девицы. С коими любвеобильный Свен и забавлялся. Увидев своего приятеля без портков, он тут же сообразил, что могло произойти, и без всяких расспросов лишь позвал его присоединиться к ним.

Когда в их почивальню влетел озверевший Кнут, он стал свидетелем, как два молодых отрока придавались плотским утехам с двумя молоденькими наложницами.

Кнут лишь покачал головой и покинул покои.

На следующий день Олаф со смельчаками из варягов, русов и славен направился вниз по Волге до Каспия. Свен и Миронег последовали с ними. Не столь, ради прибыли, сколь для спасения жизни Миронега.

Впереди был Аббасидский халифат, или, как его называли, Серкланд, страна шелка.

Смельчакам предстояло пересечь Каспий, затем Иран, его горы, потом их ждали жаркие равнины Месопотамии и, наконец, Багдад.

Возможно, все бы так и пошло, по давно проложенному варягами маршруту. Но хазары изменили намерения Олафа и его дружины…

В Итиле, столице хазар, Олаф отправился на встречу с каганом, у которого он испросил дозволения пересечь его земли, чтобы пройти в Каспий. Ответ был положительный, но хазары оставались верными себе и потребовали выкуп за проход.

Олаф вернулся с кислой миной.

– Хазары дали разрешение пройти через свои территории в Каспий, – буркнул он.

– А что ты не весел? То добрая новость, – воодушевленно вставил кто-то. – И что взамен?

Олаф дурацки ухмыльнулся и, посмотрев на собравшихся своими маленькими и жёсткими свинячьими глазками, почесал рыжую бороду и зло выпалил:

– Отдать половину добычи.

Свенельд и Миронег недоуменно переглянулись, а остальные начали наперебой бранить хазаров, стараясь переорать друг друга. Кнут, брызгая слюной и махая руками, надрывал горло и, указывая на небо пальцем, поминал Одина и призывал Локи покарать нечестивцев.

– Мы не пойдём в Багдад, – принял решение Олаф. – Пройдём через Каспий и атакуем города на той стороне. Добычу получим не меньше, чем с торгов на багдадском рынке, а может, и больше, рисковать товаром не придётся. Всё будет зависеть от нашего умения сражаться. А с викингами в бою мало кто сравнится.

– А как же половину хазарам? А что делать с оставшимся товаром? А куда денем то, что уже приобрели? – посыпались вопросы.

– Торговцы остаются здесь, в Итиле. Вам бояться нечего. Здесь безопасно, мирно уживаются и иудеи, и мусульмане, и христиане, и русы со славянами. Со мной идут только войны. А что за плату хазарам?! Ну так не мы же платить будем, а басурмане сами за себя, – усмехнулся Олаф и, повернувшись к Свену и Миронегу, долгим пристальным взглядом уставился на юнцов. – Решайте сами идти с нами или нет. Это будет настоящий поход. Я не волен вам приказывать.

… Варяги под предводительством Олафа грабили, разоряли и бесчинствовали в прибрежных городах. Они жгли поселения, брали в плен женщин и детей.

На отдельных островах местное население вступало в кровавые схватки с русами. Потери были с обеих сторон.

Свен уже не понимал, что происходит. Ему казалось, что руки живут какой-то отдельной жизнью от его тела и разума. Они двигались сами по себе, одним взмахом меча перерезая глотки врагам. Кровь одного на лезвии клинка смывалась кровью следующего.

В конце концов, Олаф решил прекратить вылазки. Добыча была значительной, а людей становилось у него все меньше и меньше.

Лодки, проседая под тяжестью товара, зашли в Итиль, где их уже поджидали хазары. Русы выполнили условия договора и честно поделились половиной добычи с хазарским каганом78. С облегчением вздохнув, Олаф и его люди собирались продолжить путь домой. Уже отдавали швартовые79, когда кто-то из береговой охраны окликнул Олафа и передал приглашение кагана навестить его немедленно. Послание было передано таким тоном, что отказать было просто невозможно, столько беспокойства и смятения было в голосе стража.

Олаф, указав пальцем на Свена, Миронега и еще трех варягов, кивнул им в сторону берега.

На душе у Свена было неспокойно. Казалось бы, после недавних дерзких и опустошительных набегов, где он столкнулся со смертью лицом к лицу, что может вызвать его страх?! Почему это дружеское приглашение к царю зародило в нём плохое предчувствие с беспокойными мыслями, влезающими в голову, словно червь в яблоко.

Итиль состоял из трёх частей. Олаф и его люди направились в ту часть, где обитал царский двор. Пройдя через одни из четырёх ворот в крепостной стене, окружающей эту часть города, варяги оказались перед большим дворцом, построенном из обожжённого кирпича. Свен, никогда не видевший такого строения, откровенно раскрыв рот, рассматривал его, задрав голову. Вокруг было многолюдно – хорошо вооруженные служивые из военного гарнизона, люди в дорогих одеждах, прислуга.

Вокруг дворца были построены жилые дома, ярко контрастирующие с ним, так как это были войлочные юрты, деревянные шатры и землянки.

Каган принял гостей, лежа на топчане, покрытым расшитым золотом ковром. Он жестом пригласил варягов присоединиться к нему.

Перед каганом стоял невысокий стол, с трёх сторон окруженный низкими диванами, на которые гости и расселись.

Свен с любопытством смотрел на ломившийся от яств стол – фрукты, орехи, сладости. Всё это выглядело вкусно, но уж очень непривычно для его глаза.

Разговор шёл на тюркском, и Свен понял, зачем Олаф взял его с собой. У кагана был толмач, но предводитель варягов хотел быть уверенным, что переводится все правильно.

Сначала ладожский отрок растерялся, речь звучала совсем не так, как произносил слова его учитель берсерк, вернее, будто бы и так, но была в ней какая-то певучесть. Свен вслушивался в слова и, наконец, в голове что-то щелкнуло, словно переключилось в режим понимания, и он удовлетворенно улыбнулся.

Говорили ни о чём, и Свен не понимал, зачем каган пригласил Олафа, и почему голос посыльного был таким напряжённым.

Когда визит был закончен, варяги подошли к топчану царя и низко поклонились.

– Донесли мне, – тихо проговорил он, – среди мусульман моей армии волнения. Будь крайне внимателен.

Варяги переглянулись и, поблагодарив кагана, покинули его дворец. Они спокойно, без происшествий покинули Итиль. Довольные, что ничего не произошло, они были застигнуты врасплох в момент волока лодок.

Мусульманская часть гвардия кагана, без ведома своего предводителя, решила отомстить неверным за убийство единоверцев на Каспии. Ослабленное войско русов сошлось в битве с мусульманами. Битва длилась три дня. Русы потерпели поражение.

В итоге кое-кто из дружины Олафа на оставшихся лодках пошли вверх по Волге, а кто-то пешим бежал до западных берегов Среднего Поволжья, где их окончательно истребили буртасы80.

Свен и Миронег, в одиночку добравшись до Булгар, примкнули к каравану, идущему на Север.

– Я вернусь, – зло и ядовито прошипел сквозь зубы Свен, так, что Миронега пробрал озноб. – Клянусь молотом Тора, клянусь своим мечом.., – Свен замолчал, а потом уверенно продолжил, – клянусь Перуном и Велесом! Я вернусь и вам несдобровать!

Историческая справка

После этого русы не возвращались на Каспий вплоть до 960 года, когда дружина Великого князя Святослава разбила хазарское войско во главе с каганом, захватила Саркел, подчинили ясов и касогов в Прикубанье, разграбила обе части города Итиль, другой крупный хазарский город на Каспии – Семендер и территорию выше по Волге – страну буртасов и город Булгар. Хазарское население в панике разбежалось, укрывшись на островах. Результатом похода стал полный разгром Хазарии.

– Свен возвращается, – задыхаясь от быстрого бега и приложив руку к колотившемуся сердцу, словно боясь, что оно выскочит из груди, на одном дыхание выпалила Рагна.

Она плюхнулась на треногу, рукой показывая подать ей воды. Инга от неожиданности и испуга выронила миску и стояла неподвижно, чуть подавшись вперёд и неотрывно глядя на Рагну.

– Возвращается все же, – тихо прошептала Инга, – я уж думала, грешным делом, сгинет в чужих краях или на чужбине останется, чего уж ему тута робить-то.

Дверь открылась и вошла Эльда с полной корзиной полевых цветов. Безразличные потухшие глаза и страдальческое выражение осунувшегося лица делали девушку некрасивой. Она окинула взглядом разом замолчавших мать и тётку и поинтересовалась, что произошло.

– Жена дядьки моего дюже хвора. Живет одна, некому воды подать бедолаге. Надо бы пособить ей по хозяйству, да и за ней самой присмотр нужен.

– Я вот говорю матери твой, – вставила Рагна, – чтоб тебя с собой взяла, дорога дальняя, а она вот отнекивается, за меня беспокоится. А что я? Я-то дома буду, всё тута мне родное. Запасов на зиму вдоволь. Так что, поезжайте вкУпе81.

… Франмар трижды облобызал сына и, держа его за плечи, поворачивал в разные стороны.

– Возмужал, косая сажень в плечах, – восторженно причитал отец, разглядывая сына. – Сказывай, где бывал, что видел.

Свен с загорелой, немного обветренной кожей на выбритых щеках иронично улыбался, поглаживая длинноватую, причудливо заплетенную бороду.

– Спустились по Волге до Болгара, – вещал низкий звучный голос, – кто-то там остался на торге, а кто дальше подался. Но не для торговли, однако, отец.

– А ты? – серые, пытливые глаза Франмара просверлили Свена. – В походе был?

– Был.

– Садись, садись за стол, да все мне сказывай.

Домочадцы внимали каждому слову Свена, одобрительно кивая головами.

Вечеря, после трапезы, воевода подошел к сыну и восторженно, еле сдерживая слезы, смотрел на его повзрослевшее лицо. Потом обнял Свена и смахнул все же скатившуюся мужскую слезу.

– Эльда возрадовалась бы за тебя, да увезла ее Инга с Ладоги, – вдруг сказал Франмар на ухо Свену.

Свен отскочил от отца так быстро, словно увидел змею, нападающую на него.

– А что ей меня ждать-то было? – в голосе слышалось непонимание, а в глазах стояло недоумение.

– Я думал, ты и она…

– Так она ж твоя дочь! – Свену казалось, он сходит с ума. – Инга поведала мне.

– Ну да, – уверенно подтвердил Франмар. – Я ж не отказываюсь.

И до воеводы вдруг стала доходить вся нелепость этой ситуации, и он расхохотался.

– Так ты с гостями82 из-за Варяжского моря83 увязался на Волгу, чтобы удрать от греха подальше?! – иронично спросил Франмар. – А по что ты меня не допытал, а слушал бабьи разнотолки?! Инга навет на меня не наводила84. Но только она и правды всей не знала.

Не веря своим ушам, Свен слушал отца с замиранием сердца, не издавая ни звука. Во всем его виде, от приоткрытого рта с немного выпяченной нижней губой до упорного из-под нависшего лба и бровей взгляда, было удивление, недоверие и, в конце концов, восторг.

Ночью он никак не мог уснуть, крутясь в постели с боку на бок и тяжело вздыхая. Он думал, какую злую шутку с ним сыграл Один, а главное, Свен пытался понять, зачем Боги сделали это с ним. Какого его предназначение?! Но об этом он подумает позже. А завтра?! Завтра ему нужно будет разрешить ту трудную ситуацию, в которой он оказался.

Свен, задыхаясь от волнения, возбуждения и злости одновременно, несся к реке.

«Она должна знать, куда Инга увезла ее», – крутилась у него только одна мысль, пока он запрыгивал в лодку, пока греб, рассекая вёслами волны, и пока поднимался на холм к дому Эльды.

Дверь распахнулась настежь. Рагна вздрогнула и обернулась. В дверном проеме стоял Свен, буравя стеклянным взглядом пространство.

– Где она? – почти прорычал гость, сжимая кулаки.

– Гой еси85, Свен. Проходи, что в дверях стоять. – Рагна старалась говорить тихо и спокойно, несмотря на то, что внутри всё сжималось от страха.

С выражением холодной ярости на лице Свен прошел в комнату. Сев на треногу и облокотившись руками на колени, он несколько минут изучал женщину вдоль и поперёк своими цепкими, колючими глазами.

– Ну? Где она? – в конце концов, повторил он вопрос, но голос стал немного мягче, вместо ярости в нём проскальзывали нотки досады и отчаяния.

Рагна удивленно-растерянными глазами изумленно смотрела на мощную шею Свена. От этого взгляда парень непроизвольно сгреб две подвески на кожаном шнурке в крепкую ладонь.

– Откуда у тебя этот крест? – надтреснутым голосом спросила женщина и вытянула вперед дрожащий палец.

– Не знаю, – немного смущенно ответил Свен, – я сколько себя помню, столько он у меня и есть. Наверное, отец подарил на моё рождение. Никогда не спрашивал. А…что?

Рагна поднялась с табурета, но ноги, став мягкими, подкосились, перед глазами поплыл туман, и женщина стала медленно стекать на пол. Свен, вскочив со своего места, одним прыжком оказался рядом с женщиной и, подхватив ее на руки, не дал упасть. Он положил её на длинную лавку, стоявшую под окном, и слегка похлопал женщину по щекам. Реакции никакой. Быстро оглядевшись, парень увидел в углу подвешенные пучки сушеных трав, косы чеснока и стоявшую на полу огромную кадку с водой. Движения Свена были резкие и стремительные – ковш с водой, брызги в лицо, похлопывания по щекам и раздавленный чеснок у носа женщины. Всё это дало результаты. Рагна открыла глаза, Свен облегченно вздохнув, расплылся в улыбке.

– Сынок, – тихо, одними губами, прошептала женщина.

– Нет, нет, нет, только ни это, – растерянно пробубнил он себе под нос, подумав, что женщина тронулась умом, и потом громко добавил, – я Свен. Ты Рагна, тётка Эльды. А Эльду мать увезла на кудыкину гору. Вспомнила?

Рагна глупо улыбалась, при этом растерянно хлопая глазами, но выглядела она совершенно счастливой.

– Да.  Увезла от меня подальше, – выделяя каждое слово, объяснял Свен. – Потому что она дочь Франмара. Только я…

Он не успел договорить, Рагна медленно поднимая туловище со скамьи, скривив рот от боли в спине, перебила его:

– Не сын воеводы.

Свен устремил на женщину удивленно-пристальный взгляд. Он обжигал её, пронзал насквозь, до самой души и даже глубже. В его наглых, вдруг потемневших, глазах повис немой, щекотливый вопрос.  Потом парень сел на табурет, сложенные в замок руки положил на колени и, громко вздохнув, устало уронил голову на грудь.

– Это произошло…, – начала Рагна свою исповедь.

И перед её глазами вновь встали события тех злополучных дней двадцатилетней давности. Она поведала Свену и о предсказании ведуна из дремучего леса, и о решении мужа, подстрекаемого своей матерью, и о том, как она, желая спасти младенца, бежала на Ладогу к подруге Инге и подбросила мальчика во двор к ярлу Франмару.

– Только я никак не возьму в голову, почему никто и никогда не усомнился в том, что ты подкидыш. Даже разговоров таких не было.

Какие чувства испытывал Свен? Его голова лопалась от полученной за одни сутки информации. Он был благодарен семье Франмара, принявшей его как родного сына. Он не винил Тору, обманувшую его, понимая ее нежелание рассказать ему правду. Его отношение к этой женщине, Рагне, вдруг оказавшейся его родной матерью, во время её рассказа постоянно менялось, причем так же стремительно, как направление осеннего ветра на Ладоге. Сначала он ненавидел Рагну, потом он стал ее оправдывать, и наконец, он смотрел на неё, как на жертву обстоятельств. И это вызывало у него сочувствие.

Неизменно было только отношение к отцу, нет, никакой он ему не отец, этот Лэйф Везучий. Вот кто не заслуживал никакого снисхождения! Вот кто должен понести наказание. За страдания Рагны, за его расставание с Эльдой, за то, что он, Свен, никогда не обретёт покоя, пока не свершится правосудие.

Он возвращался домой с целой гаммой противоречивых чувств, бурлящих в нём, как чародейное варево в магическом котле ведуньи. Он не знал, как ему поступить: немедленно отправиться на юг в поисках Эльды или на север, осуществить свою месть. Но произошло непредвиденное событие, которое не просто изменило, а разрушило всё его планы и повернуло его жизнь в новое русло…

Воевода Франмар находился в приподнятом настроении. В последнее время это были редкие моменты, когда он был в хорошем расположении духа. По ночам давали о себе знать старые раны, и он больше не чувствовал в себе былой силы. Порой ему казалось, что он ощущает какой-то особый запах старости и тления. И с каждым днём это становилось всё сильнее и тягостнее.

Франмар не беспокоился о старших сыновьях. Оба уже женаты, ребятишками обзавелись. Клан Франмарсонов укрепился через эти браки. Воевода уже несколько дней думал за северные земли от Старой Ладоги. Херсир Лэйф, конечно, спокойный, проблем никогда не делал, уклад86 платил вовремя. Однако стар уже. Не сегодня завтра помереть может. Сынов у него нет. А зятья?! Возьмут власть в свои руки, и одному Одину известно, как они поведут себя по отношению к Альдейгьюборгу. И решил старый Франмар укрепить власть через еще один нужный ему брак. У Лэйфа дочь на выданье, можно и нужно было этим и воспользоваться. Но вот только Свен! Упрям же и своеволен. Но Франмар очень хорошо знал сына. Знал, что тот чрезвычайно горд и тщеславен.  Знал, что только лестью можно его умаслить. Приказ жениться приведет к ярости, а вот лесть подействует как бальзам. Лесть и посул87 богатства.

– Миронег сказал, что ты искал меня, отец, – заходя в дом, сказал Свен.

– Не то чтобы искал, – ответил приятным медовым голосом Франмар, склонив голову вниз и несколько набок. – Думу тут думал. Ты полон кипучей энергии, стремишься к славе, к почестям.

Свен, не понимая, к чему клонит отец, смотрел на него исподлобья, широко расставив ноги и скрестив руки на груди.

– Я к тому, что такого воина охотно примет в свою дружину не только Новгородский воевода, но и Великий князь Киевский.

Парень при упоминании Ингвара выпрямил спину, вскидывая голову, и резко опустил руки по бокам.  Он крепче стиснул зубы и задержал дыхание, чтобы губы не разъехались в счастливой улыбке. Но от взора старого воеводы не ускользнул азартный, честолюбивый блеск в глазах сына.

– Наш род в родстве с родом Годослава88. Дед мой брательником ему был. Так что ты права имеешь на положение рядом с Великим Княже. Лучшим подтверждением будет твоё умение владеть оружием, сила, ловкость и ум. А понеже89 бабы считают тебя ещё и раскрасавцем, то уж точно кто-то из жен или наложниц князя словцо за тебя замолвит, – вставил Франмар с усмешкой. –  Приметит князь, считай, ты в яблочко попал, не целясь. Будет тебе и слава, и почет, и богатство.

Свен был уже готов рассыпаться в благодарностях, но следующие слова отца стали для него как ушат ледяной воды на разгоряченное после бани тело.

– Только перед отъездом обручишься с младшей дочерью херсира Лэйфа.

При этом имени Свен почувствовал холод под сердцем, голова его стала невесомой, и горница медленно поплыла перед глазами.

– Я… Нет… Ни за что! – отчаянно выкрикнул молодой отрок. – Молод я еще! Ранние браки не в обыкновении у нас, по что я должен? Потом у меня Эльда, я слово дал, – повышая голос, он уже срывался на фальцет.

– Не кипятись, – спокойно говорил Франмар. – Кто говорит о браке? Я сказал об обручении, а брак отложим. Время отсрочки определим при сговоре. Дескать, невеста молода, да и жених отправляется в важное путешествие. А там видно будет, что и как. Всякое может случиться- захворает молодуха и помрет или разбой какой. А Эльду еще сыскать надобно.

У Свена отлегло от сердца, но он терялся в догадках, зачем отцу понадобилось это скоморошество. Словно прочтя его мысли, воевода объяснил:

– Нет веры у меня Лэйфу, вернее, его зятьям. А так, после обручения твоего они в родне с нами будут, в спину нож не воткнут. Понимать надо!

И сказав это, он поднял указательный палец вверху и сделал многозначительное лицо.

– Завтра и поедем в сваты. Опосля90 можешь и до Киева выдвигаться.

… Свен стоял у короба с одеждой, не зная, во что облачиться. Миронег, развалившись на полу и положив голову на поставленную на локоть руку, бросал непристойные шуточки.

– Возьми у сестры сарафан, девица эта, как её бишь по имени, сочтет тебя псом бродячим и даже не выйдет на смотрины.

– Ага, – скривил рожу Свен. – Моя б воля, я бы так и сделал, да позором семью покрою.

– Тогда шкуру медведя нацепи, как «Рыжий бык».

– Я же не берсерк, хотя, спрашивается, чего не подался тогда, сейчас не было бы такой неловкости.

– Тогда иди нагой, какая разница когда она увидит твоего «жеребца» на смотринах или после обряда, когда ты её на спину опрокинешь? – Миронег, уже не сдерживая смешки, ржал во всё горло.

Свен сделал вид, что пропустил мимо ушей слова друга и, не став с ним спорить, лишь раздражённо дёрнул плечом.

Он в сопровождении Миронега вышел во двор к ожидающему его отцу. Франмар оценивающе рассматривал сына с ног до головы. Его мало волновала одежда, в которую облачился Свен. Воевода рассматривал кожаный пояс, на котором висел увесистый кошель и кинжал с богато инкрустированной ручкой. Медленно поднимая взгляд, он остановил его на массивном ожерелье из сплетенных металлических нитей в виде Ермунганда91. Свен, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу, засунул два больших пальца за пояс, тем самым демонстрируя отцу золотые браслеты на запястьях.

Франмар одобрительно кивнул и, сняв с пальца кольцо, протянул его Свену. Это было широкое золотое украшение с плоской вставкой посередине, на которой красовался крест, выложенный из адамантов92 и баусов93.

– В благодарность, – улыбаясь, сказал воевода, – за то, что ты согласился на этот союз, так важный для нашего клана.

– О чем говорить, отец, мы же семья.

Свен надел перстень и обнял отца, ладонью постучав три раза по его спине.

Спускаясь по холму к воде, Свен еще из далека увидел средних размеров ладью.

«Да уж, тятька явно желает показать свою связь с Киевом. И лодию94 взял, а не драккар, – промелькнуло у Свена в голове. – И сам вырядился, как словенин95».

Свен никогда раньше не был на таком судне. Оно было короче и шире, чем привычный ему «дракон». А высокие борта, хоть и делали лодку менее маневренной, нежели драккар, могли защитить от дождя и волн.  На двух мачтах подняли прямые паруса, и они, вобрав в себя ветер, понесли Свена навстречу неизвестному будущему.

Свен стоял на носу дубаса96 и, впиваясь глазами в речную даль, гадал, как выглядит Лэйф. Похожи ли они друг на друга, не будет ли слишком видно их родство. Он ненавидел и презирал этого человека всем своим нутром, каждой клеточкой своего тела. Он горел жаждой мести. Но Свен был воспитан викингом, вышколен берсерком, и он хорошо знал, что нужно выждать время, нужно охладить сердце перед смертельным ударом.

Они высадились на берег и направились к поселению. Под ногами чавкала влажная песчаная галька, и Свен неприятно передернулся, подумав о бедственном положении херсира, раз у того нет возможности положить новый настил от домов до места причаливания и стоянки судов. Он шёл своей твердой, горделивой походкой, но одновременно в этих движениях сквозила кошачья мягкость.

Войдя в горницу, Свен заметил сидящего в большом кресле пожилого мужчину с лицом человека, пресыщенного и утомлённого жизнью. Приветствуя дорогих гостей, херсир поднялся и сделал несколько шагов навстречу им.

Это был высокий, полный мужчина неприметной внешности со строгим взглядом из-под седеющих бровей. Из-за неожиданного появления Ладожского воеводы он заметно нервничал и постоянно трогал седые с рыжеватым отливом усы, изящно лежащие на густой и длинной бороде.

Лэйф обнял Франмара и подал руку Свену, попутно спрашивая: «Не младший ли так вымахал». Ни один мускул не дрогнул на красивом лице Свена. Он молча, с достоинством поклонился и пожал протянутую немного влажную руку херсира. В душе юноши кипел котел ненависти, но чем больше он закипал внутри, тем холоднее и равнодушнее выглядел Свен внешне.

Хозяин пригласил гостей к столу. Им подали пресные ржаные лепешки, зайца с овощами и кореньями и свекольный квас. По меркам семьи Франмара подобный стол был «голяк»97. Но заяц оказался на удивление вкусным. Мясо не было сухим, его не надо было грызть как сухарь. Оно было сочным и нежным, с приятным ароматом чеснока и трав. Увидев довольное лицо Франмара, Лэйф, утерев замасленные усы, гордо произнёс:

– Так готовила зайца моя покойная первая жена. Она научила свою фостре98. И вот теперь Рагны нет, а мы продолжаем наслаждаться нежным и ароматным мясом.

Прозвучавшее имя женщины было для Свена как удар под дых, но он сдержался, чтобы не полоснуть по горлу херсира острым клинком. Он лишь пристально смотрел на Лэйфа, лицо которого не выражало ничего – ни тебе скорби, ни озабоченности, ни боли, ни радости.

– Так я полагаю, покойница матерью твоей младшей не была? – Франмар ловко, используя момент, перевел разговор в нужное ему русло.