Осторожно, двери гештальта закрываются

Глава первая

Подруга мне сказала: «Приезжай хоть на недельку, а то сидишь там в четырех стенах, как домашняя клуша». Я была не в восторге оттого, что она считает меня домашней клушей, но на самом деле все было именно так. Последние пять лет моей жизни дались мне с большим трудом, и вот теперь в мои тридцать два я ехала на поезде в ее загородный дом, точнее родовое гнездо ее семьи, в котором она обитала.

По телефону она мне рассказывала, что там просто рай. Иногда она мне присылала фотки оттуда, и я видела, что там обширная территория почти на берегу моря, а рядом был лес.

Мне, на самом деле, было все равно, что там у них за дом, мне просто хотелось свалить куда-то, чтобы не думать ни о чем.  Я бы с удовольствием пожила и в деревянном сарае, если бы мне пообещали, что на это время отключат от моего леса темных дорог, где я потерялась и потеряла надежду когда-либо выбраться к людям.

Авена сама вызвалась встретить меня возле поезда. Она сказала, что приедет за мной на своем автомобиле. Это было хорошо, потому что я смутно представляла, как добраться до их родового гнезда самостоятельно. Чтобы я поехала к ней, мне надо было сказать именно эти слова, какие сказала она: «Приеду и заберу возле поезда». Поэтому я быстро купила билет, правда, только в один конец, обратного билета я не купила, чтобы иметь свободу выбора, когда мне уехать оттуда. Вполне могло оказаться, что мне так будет некомфортно и я решу уехать раньше. Хотя мне везде было некомфортно прежде всего потому, что некомфортно мне было с самой собой.

Честно говоря, то психологическое состояние, в котором я жила, оставляло желать лучшего. Я была слишком подавлена, и когда мне год назад на работе предложили работать удаленно, я с радость согласилась, а последние месяцы вообще не выходила из дома. Поэтому сейчас мне нужно было сменить обстановку, и приглашение Авены я восприняла с большой радостью. Сменить обстановку, вообще уехать из своего затворничества было для меня выходом, хоть бы и чисто географическим. Я планировала, что пара недель, проведенных в другом месте, оторвут меня и от гораздо большего зла – интернета, виртуального пространства, в котором я зависла. «Ты где? Я в Сети. То есть в нигде». Я слишком устала быть там, где меня никогда не было, в этом «нигде», причем постоянно, то есть онлайн. Я подумала, что лучше буду лежать на берегу моря или бродить в настоящем лесу. В лесу быть гораздо лучше, чем в Сети, потому что кажется, что еще немного, и можно найти выход, то есть дотянуться до себя прежней, у которой было что-то большее, чем никнейм и аккаунт.

***

Когда-то с Авеной мы работали вместе. Всех удивляло, что она приезжала на машине премиум-класса и работала на зарплату, которой ей бы и за десять лет накопительства не хватило, чтобы самой купить такой автомобиль. Наши сотрудницы ее называли богачкой и особо не любили, но мне было пофиг. Я была слишком увлечена своей карьерой и личной жизнью, чтобы сплетничать или завидовать, у меня просто на это не хватало времени. В те времена у меня все складывалось как нельзя лучше, и у меня не было ни тени сомнений, что будет и дальше так же замечательно. Я всегда отлично училась, прекрасно работала, встретила своего мужчину, мы стали жить вместе, и все это по любви. Как говорится, ничто не предвещало…

Я не могу сказать, что мы с Авеной сильно дружили, я относилась к ней так же, как и к другим. Она же выделяла меня. Нам было приятно поболтать вместе во время ланча. Я никогда не спрашивала ее о личном, это было как-то неуместно, учитывая, что скоро я должна была возглавить наш отдел по работе с клиентами и она должна была стать моей подчиненной. Она была старше меня на пять лет, и дни рождения у нас стояли почти рядом – у меня пятого мая, у нее третьего. Однажды мы договорились, что когда-нибудь отпразднуем их вместе, но до этого так и не дошло.

***

В поезде мне повезло, в купе я была одна, поэтому могла делать все, что хочу. Но ничего не хотелось. Я просто лежала на спине и смотрела в потолок, который был молочного цвета и поделен на квадраты. Я считала квадратики на потолке, из которых он состоял. Свет в купе часто вздрагивал, а потом и вовсе погас, оставив меня наедине со своими мыслями. Они опять уносили меня в прошлое. Странно было думать, что каких-то пять лет назад все было по-другому.

Я вспоминала этот момент, после которого все с немыслимой скоростью рвануло вниз. Я не пыталась найти оправдание своей невезучести, но этот фрагмент моей жизни отчетливо вставал перед моим внутренним взором, когда я думала о том, почему застряла в безысходности.

Это случилось пять лет назад. Кажется, был еще март. Еще не сошел снег. Я задержалась на работе допоздна, потому что всегда была очень работоспособна и хотела успеть больше. Трудоголик? Вряд ли, я просто всегда делала то, что мне нравится, а работать мне нравилось. Мне работа приносила удовольствие, и я хотела получить этого удовольствия как можно больше. Другие сферы моей жизни не были вытеснены работой, напротив, я от работы получала положительные эмоции, чтобы наполнить ими свою личную жизнь. А личная жизнь меня вдохновляла на работу. Я успевала везде и совсем не думала, как это у меня получается, потому что это происходило естественным образом.

В тот роковой вечер я открыла ящик стола, где обычно лежали канцелярские принадлежности, которые я еще не успела распаковать. К слову, я обожала свежие канцелярские товары: новые стикеры, ручки, папки для бумаг и органайзеры. Я всегда тщательно относилась к их качеству, потому что они, несмотря на свою простоту, сильно увеличивали эффективность работы. Мне нужно было, чтобы ручки хорошо писали, папки для бумаг были удобными, стикеры хорошо отрывались, и чтобы все это выглядело эстетично. У нас и ручки, и стикеры, и папки для бумаг были с логотипом и названием нашей компании «Клео», и организовала это я.

Но когда я открыла ящик стола, то не увидела канцелярские принадлежности. Я открыла ящик стола и не поверила своим глазам, потому что там лежала кукла. И не просто кукла, а кукла вуду, пронизанная множеством булавок.

Я застыла, глядя на нее. Я зависла в пространстве. «Что это?» – с ужасом подумала я. Кукла была сделана из ткани. Я отвела взгляд от куклы и осмотрелась по сторонам – никого не было.

Мне показалось, что эта кукла похожа на меня. Я закрыла ящик, чтобы считать этот момент не существующим, как будто не хотела впускать его в свой мир, чтобы не принимать никакого решения и не испытывать никаких эмоций. Я не могла принять того факта, что кто-то здесь думает обо мне настолько, что изготовил куклу вуду по моему образу. Я действовала так, как часто люди действуют в шоковом состоянии: они отвергают случившееся. Но тогда мне было проще списать все на обман зрения, чем воспринять это как свершившийся факт своей биографии.

Закрыв ящик стола, я ушла домой, и все выходные эта кукла стояла перед моим внутренним взором. Я ни с кем не могла поговорить об этом, потому что Ян, с которым я проживала, ничего не спрашивал о моем состоянии, а сама я сказать не могла.

После выходных я еще долго не решалась открыть этот ящик стола, а когда открыла – куклы уже не было. Потом я старалась забыть об этом и почти забыла, но появился страх, как будто что-то случится. Тревожное предчувствие меня не обмануло. Было ощущение, что я все время карабкалась вверх по отвесной скале, не боясь высоты, а потом вдруг посмотрела вниз – и все обрушилось.

Возможно, нужно было обсудить все с коллегами, но я не могла выдавить из себя ни слова, ведь предатель кто-то из них… А потом, примерно через три месяца, все пошло под откос, наша строительная компания разорилась, а мой мужчина ушел… Просто ушел, чтобы «подумать», а через полгода женился на другой. Мне сказали, что так бывает, и чтобы я не искала причин в себе. Впрочем, я их и не искала, перед глазами у меня вставала эта кукла вуду, и я думала, что меня сглазили.

Незаметно прошло пять лет, которые напоминали падение. «А далеко ли до дна? – задавала я себе постоянно вопрос, опускаясь ниже и ниже. – Кажется, далеко», – отвечала я самой себе, продолжая падать все ниже и ниже.

***

В поезде мои невеселые мысли не давали мне спать, со сном в последние годы было не очень. Я с трудом могла засыпать и с таким же трудом просыпаться. А еще я каждый день пыталась начать новую жизнь, но опять понимала, что соскальзываю вниз, несмотря на свои усилия. И здесь, ночью в поезде, я заснуть не могла, поэтому пошла в тамбур.

В тамбуре было тихо. Ночь была чудесная, звездная, в такую ночь особенно ощущаешь одиночество, потому что все располагает к романтике. Я собиралась просто постоять, посмотреть, как меняются пейзажи сквозь прозрачные окна дверей, но вдруг я посмотрела на дверь, и там отпечаталась эта чертова кукла, как будто налетела на стекло с обратной стороны. Это было всего лишь мгновение. То, что находилось у меня внутри, внезапно прилетело ко мне снаружи, отпечатавшись на прозрачном стекле. Я убежала, слыша, как отчетливо стучит мое сердце. Внутри поднялись возмущение, гнев и обида.

Я не спала, я просто лежала и встала только от настойчивого стука в дверь проводницы, которую звали Галя. Я несколько раз видела ее, когда она приносила мне постельное белье и чай. Она была очень общительной женщиной с сильно налакированными и безжизненно-сухими, темными волосами. На вид ей было около пятидесяти лет.

«Поезд прибывает на станцию М* через пятнадцать минут», – произнес ее хрипловатый, еще не проснувшийся голос. Пока я ехала ночью, не раз слышала ее голос, она разговаривала со своей коллегой об инциденте с постельным бельем и в красках описывала, как одна пассажирка вынесла его в чемодане, то есть украла.

Другая проводница возмущалась крикливым голосом, мол, зачем этой женщине, которая выглядела очень прилично, их беспонтовое постельное белье. «Она ненормальная», – ответила ей Галя.  Я активно их слушала. Их разговор отвлекал меня от своих мыслей, и мне становилось легче. Я представляла эту женщину, которая украла постельное белье, потом смотрела на свое белое постельное белье и думала, зачем оно могло ей понадобиться. Я заметила, как быстро и с головой я ухожу в чужие реалии, чтобы не думать о своих. Чужие проблемы мне казались не такими тяжелыми. Я даже бы с удовольствием подключилась к разговору этих милых дам и пообсуждала нерадивую пассажирку, чтобы отвлечься от своей куклы вуду, которую, как оказалась, я носила повсюду с собой, она проживала далеко не на птичьих правах в моем мире.

– Да-да, я проснулась, встаю, – отозвалась я. – Сейчас сдам постельное белье, – произнесла я и почувствовала настороженную паузу за дверью. Наверное, Галя не понимала, что кто-то может слышать их разговор и поймать интонацию их оживленной беседы, чтобы потом вставить свое словечко.

Выходить из поезда было волнительно, потому что из него я должна была сойти в другом настроении. Как раньше говорила мне мама: «А теперь выйди из комнаты и зайди в другом настроении». Несмотря на то что эта фраза меня раздражала, я понимала, что теперь нужно сделать именно так.

Поезд остановился, моя рука крепко сжала ручку от чемодана, который был ярко-красного цвета. Я когда-то приобрела его для путешествий со своим возлюбленным. Я хотела отправиться в свадебное путешествие вместе с этим чемоданом, но по иронии впервые поехала с этим чемоданом в одиночку. Он был хорошего качества и сильно отличался от тех чемоданов, которые я видела. Дизайнерская работа, авторская. Я надеялась, что он придаст мне сил и моя жизнь тоже будет авторской, где автор – я, а не кукла вуду.

***

– Привет! – радостно я помахала рукой, выйдя из поезда и увидев Авену.

У нее были светлые блестящие волосы до плеч. Про такие волосы еще говорят: «ослепительный блонд». Я редко видела у кого-то такой ухоженный блонд.

Я смотрела на нее, блондинку в платье аквамаринового цвета, которое ей очень шло, но при этом думала о себе, как я выгляжу в ее глазах.  Мне казалось, что я неплохо выгляжу, годы моего тягостного существования не оказали значительного влияния на мою фигуру и внешность, я по-прежнему была стройной, и, как мне казалось, почти не изменилась.

Перед поездкой я привела себя в порядок, покрасила в салоне волосы. Мастер, красивший мои волосы в темно-русый цвет, сказал, что у меня появились седые волосы. И это при том, что мое лицо осталось почти таким же, как пять лет назад, новых морщин не было. Кто-то ходит к косметологу и заливает лицо ботоксом, чтобы скрыть следы мимической жизни на нем. Мне этого не надо было делать, у меня не было жизни на лице. Ее вообще не было, ни внутри, ни снаружи. Наверное, инстинкт самосохранения побуждал меня искать эту жизнь в других, поэтому я и собралась в это маленькое путешествие.

Авена быстрыми шагами подошла ко мне и обняла, я снова улыбнулась, чувствуя, как моя правая рука еще крепче сжала ручку чемодана, а другая рука обняла подругу в ответ.

– Как я рада тебя видеть! – произнесла она, и я увидела ее веселый прищуренный взгляд.

– Я тоже! – ответила я, скопировав ее жизнеутверждающую интонацию.

Глава вторая

Мы сели в джип Авены, который был темно-синего цвета. Я обратила внимание на то, что раньше у Авены была другая машина, такая же дорогая. Если и нужно было кому-то завидовать и подкладывать куклу вуду, то точно не мне, потому что у меня такой машины не было. У родителей Авены был семейный бизнес – сеть магазинов Solomina&Solomin, где продавалась недорогая, но качественная мебель. Это был их бренд.

– Ну что, поехали?! – весело сказала она мне. – Здесь недолго ехать, вот увидишь, как у нас здорово!

– Я не сомневаюсь, – быстро ответила я.

 Взглянув на себя в зеркальце переднего вида и увидев, насколько бледной выглядит моя кожа при дневном свете, я немного расстроилась. В комнате или другом закрытом помещении я выглядела лучше, а сейчас лучи солнца как будто специально высвечивали мои недостатки.

– Дом почти пустой, – сказала Авена, когда автомобиль тронулся с места. – Мать скоро вернется, она по делам в Москве, развивает наше семейное дело. А отец на отдыхе вместе с друзьями. Мы с Саванной одни.

– Саванной? – переспросила я.

– Это моя сестра. Разве я тебе не говорила о ней?

– А, да, – очнулась я.

Я действительно забыла, что Авена рассказывала мне о своей сестре, которая родилась с генетическим синдромом. Я тогда была слишком погружена в свои дела и карьеру, чтобы слушать о других и запоминать информацию. Мне не хотелось вникать в чужие проблемы, чувства и эмоции, потому что они отнимали у меня силы.

– Как у нее дела? – спросила я из вежливости.

– Отлично, рядом море. Она любит воду, ей все нравится, – улыбнулась Авена. – А еще я выхожу замуж, – добавила она и заулыбалась еще больше.

Я оторопела, когда она сказала, что выходит замуж. Это больно меня укололо, как будто моя история повторяется, только не со мной.

– Да? – стараясь скрыть свое замешательство, быстро произнесла я.

В какой-то момент мне показалось, что кукла вуду мелькнет где-то между деревьев, мимо которых мы ехали. Я затаила дыхание.

– Здорово, поздравляю, – сохраняя спокойствие изо всех сил, добавила я.

– Он скоро приедет, и ты познакомишься с ним! – произнесла Авена. – Его зовут Шон. Я сегодня по телефону ему сказала, что у нас будут гости, – загадочно улыбнулась она, и ко мне подкралась мысль: «А что, если это она подложила мне куклу вуду, фактически отняв у меня мою судьбу и присвоив ее себе?»

Но потом я попыталась отмахнуться от этой мысли, как от надоедливой мухи, так как это было совсем нелогично. Авена не могла мне завидовать, ведь у нее было все… Или могла? У нее тогда не было мужчины, а теперь он есть, а у меня нет… Я не знала, что сказать дальше, поэтому свое замешательство решила завуалировать комплиментом, чтобы перевести разговор на другую тему.

– А ты совсем не изменилась, – единственное, что смогла выдать я в этот момент.

– Ты тоже, – радостно кивнула она мне.

– А как там Ян? Вы больше не общались? – спросила она меня так, как будто спрашивала о чем-то обыденном.

Сердце мое сдалось от обиды и боли, как будто старую рану всковырнули палкой.

– Нет. Даже и не вспоминала о нем за все это время, – с вызовом ответила я.

– С глаз долой – из сердца вон, – подытожила она, приняв все за чистую монету.

Вскоре мы остановились возле огроменного дома, белого с мраморной лестницей, ведущей в него.

– Это что, санаторий? – с усмешкой сказала я. – Ты реально здесь живешь?

– Да, – улыбнулась она. – Но это все заслуга отца с матерью, они много работали. А нам с сестрой просто так перепало, – хихикнула она.

– Клево, – сказала я, и моя нога, обрамленная цветастой остроносой весенней туфелькой, выступила из машины.

Я сама себе напомнила девушку из рекламы, которая часто крутилась у меня на смартфоне. Вначале из дорогой машины выходит ее нога, а потом показывается все остальное тело. Это было забавно. Я улыбнулась, мою улыбку заметила Авена и весело подмигнула мне.

Мы направились к дому.

Кроме ее джипа, возле дома стояли еще две машины – серая и красная.

– Почти автопарк, – заметила я с иронией.

Дом был огромный, белый цвет преобладал, сочетаясь с кирпичным, и уходил в розовый. Розовыми были скамейки, беседки и ограда. Вокруг дома было много качелей. Если бы дом не был такой огромным, то я бы сказала, что это дом Барби, хотя его солидность и основательность предполагала фонтаны и античные статуи. Впрочем, они и были, только современного вида.

Когда мы шли в дом, я остановилась у статуи, которая была выполнена в фирме женского очертания, внутри которого было пусто.

– Это работа Франсуа Дюанна, известный скульптор, хороший знакомый отца. У нас тут много его изваяний, – небрежно прокомментировала Авена современное искусство. – Пошли скорей, покажу еще! – потянула она меня за руку.

Я пошла за ней. Она повела меня за дом, чтобы показать пруд, где плавали лебеди.

– Смотри, – показала она мне на пруд, который был огорожен маленьким белым заборчиком, – видишь?

– Да, прикольные, – сказала я негромко, рассматривая двух лебедей, которые плавали там.

– Они ненастоящие! – с усмешкой сказала Авена. – Это фишка моей матери. Она любит такие штуки. Ну это когда ты смотришь и тебе кажется, что они настоящие, а при ближайшем рассмотрении оказывается, что нет, – заулыбалась она. – От них еще пульт есть, он на том дереве, что ближе к пруду.

– А дерево настоящее? – с удивлением спросила я.

Авена рассмеялась. Ее легкий смех завораживал меня. Авена была искренне удивлена моей наивностью.

– А деревья настоящие, – сказала она, улыбаясь. – Тут много всего настоящего, сама до сих пор удивляюсь, – с иронией сказала она. – Сейчас, кстати, познакомлю тебя со своей сестрой, – тут Авена посмотрела на часы, которые у нее были на руке, маленькие, блестящие, больше похожие на браслетик. – Хотя нет, у Саванны сейчас дневной сон. Ладно, тогда потом, как она проснется, – махнула Авена рукой, и ее часы подпрыгнули на ее тонком запястье.

Меня всегда удивляло, что Авена носит часы, потому что у нас на работе никто их не носил, кроме нее. Все смотрели время на телефоне или других гаджетах. Но Авена всегда приходила с часами на руке. Я понимала, что эта привычка – носить часы – у нее с детства, она как будто срослась с ними, и я ее без часов на руке уже не представляла. Но от ее часов мне стало не по себе, я стала думать о времени и поняла, что последние пять лет моей жизни улетели в трубу, как будто их не было.

***

Внутри этот дом был тихий, пустынный и гулкий. Казалось, что, если я скажу слово, – будет эхо. Дом как сон, по которому блуждаешь, блуждаешь и ничего не происходит. Но внутри было прохладно, мне это нравилось, освежало.

Авена показала мне мою комнату, которая мне сразу понравилась, потому что там не было ничего лишнего, и, к счастью, она была небольшой, с кремовым тюлем, который дрожал от малейшего ветерка, потому что окна были открыты. Я была рада, что комната была небольшой, иначе мне бы пришлось поставить здесь палатку и жить в ней, чтобы не терять границы тела. И тут Авена преподнесла мне сюрприз:

– Располагайся, – сказала Авена, – сейчас поедем на пляж. Лучший отдых после поезда – это увидеть море. А можно и поплавать. Хочешь поплавать?

Я немного растерялась. После моего жизненного затишья, когда вообще ничего не происходило, это было как снег на голову. Я ведь еще не успела отойти от поездки на поезде, где в окне увидела куклу вуду, потом Авена огорошила меня признанием, что скоро выходит замуж, а теперь еще и едем на пляж.

– Надеюсь, ты взяла с собой купальник? – весело сказала она мне.

На самом деле я взяла с собой купальник, которому было сто лет в обед. Но для меня было слишком много событий за один день, поэтому я решила соврать.

– Нет, – сказала я с лукавой улыбкой на тот случай, если она меня рассекретит.

Но она тут же произнесла:

– Отлично! У меня так много новых купальников, некоторые из последних коллекций.  Мне все не переносить. Можешь выбрать любой из них. Или, хочешь, я сама тебе выберу?

Судя по всему, она не хотела принимать отказ, и мне было проще согласиться.

Я решила больше не придумывать отговорок, в конце концов, единение с природой морского побережья могло меня успокоить больше, чем трепетавший на ветру тюль этой комнаты. К тому же Авена сказала, что сейчас на пляже мало людей и мы будем почти одни. Я не захотела сама выбирать купальник, поэтому доверила выбор ей.

Мы с Авеной носили примерно один размер одежды, но она была чуть пополнее в бедрах, и эта разница была несущественной.

Вскоре она принесла мне серебристо-белый купальник, украшенный сверху маленькими белыми бусинками.

– Это жемчужины, они настоящие, – с улыбкой сказала она мне, вручая его.

– А что, если они уйдут под воду? – настороженно спросила я.

– Значит, там им и место, встретятся со своими предками, вернутся к истокам, – рассмеялась она, подчеркнув свою шутку серебристым смехом под тон моего купальника.

– Ладно, сейчас надену, – неохотно сказала я, – только вначале немного разберусь с вещами.

– Ну тебя, – махнула она рукой. – Так ты на полдня закопаешься в своих тряпках. Жить надо сейчас, – сказала она как будто случайно, но это больно укололо меня, потому что было адресно.

– Сейчас буду переодеваться, – ответила сдержанно я.

Авена вышла. Я решила переодеться. Я отодвинула ящик комода, чтобы кинуть туда свои побрякушки, и опять вспомнила про эту чертову куклу, которая лежала в ящике моего рабочего стола. Со злостью я захлопнула ящик, и в этот самый момент снова вошла Авена.

– Кстати, забыла сказать, там на пляже есть небольшая кафешка, где можно полакомиться морепродуктами и попить освежающие коктейли. И давай побыстрей, – пристально посмотрела она на меня, зависшую над комодом.

– Да-да, скоро выйду, – с волнением в голосе ответила я.

Иной раз мне казалось, что Авене просто не с кем поговорить, вот она и выбрала меня в подруги. Но сейчас меня это радовало.

***

Волны были красивыми, вода – сиренево-пенной. На пляже почти никого не было. Я смотрела вдаль и видела, как море сливается с небом, этот вид заворожил меня, оставляя все проблемы где-то позади. У нас были большие соломенные шляпы, солнцезащитные очки, стоял тент, чтобы прятаться от солнца. Я подумала, что здесь можно было бы снимать фильм. Я решила, что увезу этот пейзаж с собой, с этими негромкими криками чаек, шелестом волн. Но не успела я об этом подумать, как Авена подсела ко мне:

– А теперь селфи на память, —сказала она и сфотографировала нас на свой телефон, предварительно вытянув губы уточкой.

В принципе, я была не против. На мне было дымчатое парео, купальник мне подошел идеально, выгодно демонстрируя мою фигуру. Теперь я могла увезти море с собой не только в своей памяти, но и в виде фоток, это было еще приятней.

Рядом с нами, где-то на расстоянии ста метров, была небольшая деревянная кафешка с романтичным названием «Даль», похожая на открытый домик, где продавались напитки и морские закуски. Рядом с кафешкой стоял фургончик, который привозил туда продукты. Авена очень обрадовалась, когда увидела там свою знакомую. Она помахала ей рукой и упорхнула к ней.

Я слышала, как по пути она воскликнула: «Ольга, моя дорогая!» Издали я видела, как они о чем-то оживленно беседовали, но я была даже рада, что Авена ушла, потому что хотела насладиться видом моря.

Она вернулась минут через пятнадцать с двумя коктейлями в руках.

– Я помню, ты любишь мохито, – сказала она, – мы его пили с тобой. Вспомним старые добрые времена, – протянула один бокал она мне.

– Здорово, – сказала я, приняв из ее рук бокал с трубочкой.

– Там еще много напитков и закусок, – показала взглядом она на кафешку. – Пойдешь? – предложила Авена.

– Я не голодна, – ответила я.

Авена залегла со мной на светло-бежевое покрывало, чтобы смотреть на море. Она делала глоток из бокала, а потом рассказывала про Шона, говорила, что сильно скучает. Ее голос сливался с шумом моря и растворялся в нем, это обволакивало и успокаивало меня, как будто покачивало в морской колыбели, но она вдруг сказала:

– Хочешь, я покажу его фото?

Я вздрогнула, сразу переместившись из морского дурмана в реальность.

– Нет, – резко оборвала ее я, почему-то сжав горсть теплого песка в руке. – Давай потом, – сказала я и быстро перевела разговор на другую тему.

Я сказала, что натерла мозоль тесной обувью. Хорошо, что так оно и было, но я это заметила только сейчас, увидев покраснение на мизинце левой ноги. Авена сказала, что у нее ей пластырь. Я обрадовалась, что она поймала наживку, ведь палец пластырем залечить можно, а душу, в которой рана, не закроешь никаким пластырем. Я не хотела, чтобы она мне показывала на фотографии Шона, потому что мне ей показать было некого.

Глава третья

Я надеялась, что легкий загар мне обеспечен, потому что не хотела сильно выделяться на фоне ее загорелых друзей и чувствовать себя в прямом смысле белой вороной. К тому же мой темный цвет волос только подчеркивал бледность моей кожи, столько лет не видевшей солнца.

По пути домой я молчала. К счастью, Авена молчала тоже, наговорившись вдоволь на пляже. Она вела машину и улыбалась своим мыслям. Я не трогала ее в этом мечтательном состоянии, тем более что я знала – она думает о Шоне. Я тоже думала, но не о Шоне, а о своей жизни, и при этом старалась следить за выражением своего лица, чтобы уголки моих губ не поползли вниз, а лицо не скривилось в язвительной ухмылке.

Было странно, что каждая мелочь, увиденная здесь, снова восстанавливает в памяти мое прошлое. Казалось, от него никуда не уйти. Оно здесь было везде, рядом со мной, путешествует со мной.  Вот и это море… Мы с Яном не были на море, но мечтали поехать. Я вспоминала его слова, как мы лежали, обнявшись под одеялом, и мечтали поплавать вместе. Я бы притворилась, что не очень хорошо умею плавать, чтобы он поддерживал меня на плаву. При мысли об этом я все-таки дала слабину и тяжело вздохнула.

– Чего вздыхаешь, подружка? – тут же я услышала голос Авены.

– Жарко, – ответила я первое, что пришло мне в голову. – Но ничего, сейчас дом меня охладит.

– А, ты тоже заметила, что там прохладно? – с улыбкой спросила она. – И это не кондиционеры, он спроектирован так, чтобы было прохладно даже в самый жаркий день.

– Круто, – ответила я Авене, смотря через лобовое стекло на дорогу, которая вела нас по извилистой полосе. – Я немного посплю, когда мы вернемся, меня разморило, – сказала я лишь для того, чтобы меня по приезде никто не трогал. Мне хотелось побыть наедине со своими мыслями, чтобы обдумать, как действовать дальше.

Странно, но когда я ехала сюда, то думала, что наконец найду себе компанию и забудусь хоть на короткое время, а теперь сама выбирала побыть наедине с собой и со своими мыслями. Потому что свое «болото» я привезла с собой.

Вскоре мы подъехали к дому.  К этому времени Саванна уже проснулась. Когда я вышла из машины, то на залитом солнцем пороге дома увидела девушку в белом, кружевном платье, это была Саванна. Я помахала приветливо ей рукой. Было видно, как она была рада новому человеку, потому что ей не хватало общения.

У Саванны было генетическое заболевание, наложившее отпечаток на строение ее лица. С Авеной об этом мы практически не говорили, мне было неудобно задавать вопросы, да и не хотелось ничего выяснять.

– Привет, я Донна, – очень вежливо сказала я, приблизившись к ней.

– А это Саванна, – сказала за нее Авена, которая подошла к ней вместе со мной.

Саванна кивнула и заулыбалась. Я не знала, почему Авена ответила за нее, но было видно, что сестру она очень любит. Саванна была еще очень молодой, ей было около двадцати–двадцати пяти лет, и она была похожа на свою старшую сестру.

У Саванны были светлые волосы, немного длинней, чем у Авены.

Саванна весело подхихикивала, когда мы заходили в дом. Было видно, что она росла в любви и принятии, поэтому синдром, наложивший отпечаток на ее внешность, не повлиял на ощущение внутренней свободы.

На самом деле я боялась увидеть ее лицо, но не из-за ее генетического заболевания, а потому что я в принципе стала бояться новых людей, они напоминали мне «старых», тех самых, которые из моей прежней жизни, той жизни, которая закончилась пять лет назад, но не отпускала до сих пор. Иногда мне казалось, что реальность жестоко разыгрывает меня, потому что новые люди походили внешне или своими привычками, манерой общения на тех, что были со мной тогда, меня как будто снова засасывало болото прошлого. Любое сходство этого мира с тем, оставшимся позади, пробирало меня до дрожи. Я была рада, что Саванна ни на кого из них не похожа. Но рано я радовалась, потому что Авена вдруг воскликнула: