Дороги воронов

Глава 1

Марвин считал, что никто не имеет права упрекать его за поздний подъём, потому что весь Гилфорд просыпался еле-еле к полудню. К шести утра сон города становился более чутким. По улицам, уже освещённым ранним июльским солнцем, проезжали припозднившиеся грузовики, которые ночью доставляли товары в круглосуточные магазины и задержались, пока их разгружали медлительные рабочие. Потом город наполняло шуршание подошв офисных работников, направлявшихся на вокзал, где семичасовая электричка должна была унести их в города, наполненные модными стеклянными зданиями, дающими возможность заработать всем тем, кто не умеет ничего иного, как контролировать потоки цифр и букв, чья ценность, наверняка, полностью исчезнет лет через десять.

Выпустив наиболее нетерпеливых, город снова засыпал. Частные магазинчики редко открывались раньше десяти утра, о том, что хозяева мелких лавок могли встать хоть немного раньше, свидетельствовали только пекарни и пиццерии, распространявшие по тихим улицам запах выпечки, который врывался в распахнутые окна редких машин, шуршанием шин по асфальту почти не нарушающие тишину городка.

Город начинал просыпать к одиннадцати, когда приезжали туристы. Автобусы останавливались у громадного, совсем не по размерам городка, собора Пресвятой Девы Марии, более известный в туристических брошюрах, как Собор Улыбающегося Ангела по прозвищу наиболее известной статуи. Потом туристов вели к Дубу Мерлина, как уверяли гиды, намного более аутентичному, чем тот, что когда-то рос в Кармартене. Правда, гилфордскому дубу, как утверждали ботаники, было едва триста лет, но истинно верующие могли как-то примирить в собственном разуме это противоречие. Тем более, что в Гилфорде был Трон Мерлина, и Зеркало Мерлина, и Великий Камень. «Понимаете», – говорили гиды, родившиеся в Гилфорде, и питавшие особый патриотизм к родной земле, – «здесь Мерлин встретил Вивиан, мы ведь совсем близко к Гластонбери». Любой человек мог открыть любую карту (даже ту детскую с поиском сокровищем, что подавали как салфетку на подносе в «Fish&Candy») и померить линейкой, что Гилфорд был намного дальше от Гластонбери, чем Гластонбери от любой точки Уэльса, но ещё ни один гилфордский гид не был уличён во лжи.

В Гилфорде постоянно проезжали поезда, в час там останавливалось никак не меньше десяти с разных сторон, и никто не мог объяснить, почему основной поток туристов приезжал на электричке в половине двенадцатого. Возможно, в далёкие времена, столь далёкие, что эзотерические сайты Англии можно было пересчитать по пальцам одной руки, кто-то указал эту электричку, как единственную, что вела в самое магическое место Англии, а затем время верного прибытия обросло мифами, легендами и суевериями, однако именно в полдвенадцатого приезжали те, кто и составлял основной контингент, приносящий прибыль городу. Это были женщины с чёрными волосами – жёсткими, поднимавшиеся над головой от статистического электричества, но при этом тонкими, будто паутина; мужчины с бородами и в широких, скрывающих полноту одеждах, на груди которых висели железные амулеты и лунные камни на серебряных цепочках; стайки девочек-подростков, разодетых, будто на аниме-фестиваль; угрюмые одинокие мальчики-подростки с посохами в руках – без друзей, но с безумной жаждой, блестевшей в глазах, обрести власть над миром. Лондонские ведьмы ехали освятить амулеты в волшебном ручье (вообще-то, в Ручье Безглазого, но прозванного, разумеется, Ручьём Мерлина), чтобы потом заснять магический процесс и выложить в сеть для привлечения клиентов. Толстые семьи с детьми, которые с одинаковым равнодушием фотографировали любую экзотику – от витражей ангелов в соборе до какой-нибудь ведьмы, которая садилась прямо на тротуар, разложив вокруг себя карты Таро и собственные визитки. А вездесущие японские туристы в свою очередь писали на телефоны и профессиональные видеокамеры всё вокруг – от толстых семей, которые покупали большие ведёрки с курицей, до пустых пакетов, гонимых по улицам ветром. Тем самым выполняя великую функцию фиксации, которая, возможно, даст когда-то воссоздать по этим видео нашу цивилизацию, если люди будущего будут столь безумны, что наш век будет вызывать у них ностальгию.

Эти приезжающие полдвенадцатого, кто считал своим долгом посетить все гарантированные волшебные места городка, громко болтали, шаркали подошвами, и, самое главное, шли мимо свалки, где спал Марвин. Он просыпался, ворочался и вставал к полудню, когда город окончательно просыпался, а горожане и приехавшие пытались всучить друг другу свой магический мусор. И пока над свалкой разносился звук рок-н-ролла из кафе «Жёлтый глаз яичницы», его рвало в ржавое ведро. Уже четвёртое утро подряд. Не сказать, что его рацион предполагал, что из этой затеи выйдет что-то грандиозное, но спазмы не понимали, что человека не так уж легко вывернуть наизнанку, потому продолжали усилия.

Когда Марв сумел перевести на полминуты дух, то вытащил из задних карманов джинсов пачку активированного угля, выдавил на ладонь чёрную таблетку и даже зачем-то полюбовался ей, предвкушая, как быстро она подействует. Затем, наконец сообразив, что следующий спазм может не дать воспользоваться спасительным средством, отправил таблетку в рот. Это было странно, но таблетка действовала практически мгновенно, секунд через десять от проблем не оставалось ни следа. Марв купил таблетки в первый день недомогания, просто в качестве жеста отчаяния, продавщица посоветовала их, как самые дешёвые. Его так шатало в тот день, что ему было всё равно, он уже был готов потратить последние деньги на билет до Уэртинга или даже Лондона и обратиться там в бесплатную больницу, соврав, что потерял документы. Но десять секунд – и он снова здоров.

Разумеется, то, что с ним происходило, нельзя было назвать нормой или здоровьем. Случись подобное в любой другой период, кроме лета, Марв обратился бы к доктору. Но он не был уверен, что доктор Марш не позвонит в службу опеки. У Марва был номер телефона одного врача, про которого Джей-Змей сказал, понизив голос «Позвонишь, если будет нужда». Но Марв был уверен, что это было намёком на пулевое ранение или хотя бы венерическое заболевание. Его несварение было признаком какой-то иной болезни, которая явно требовала большого количества анализов, запаха хлорки в большой больнице и, в конце концов, размеренной осенне-зимне-весенней жизни. Пару лет назад он думал, что вот так, оставшись на всё лето без врачебной помощи, он разок рискует окочуриться в августе. Возможно, пришло ему в голову, это и есть тот самый год, когда ему предстоит откинуть копыта.

В том крохотном домике, который он занимал, была совсем микроскопическая ванная комната – с унитазом и душем. Но всякий раз, ощутив спазм, он вываливался под открытое небо. Именно вываливался, потому что всё пространство домика занимал разложенный двуместный диван. Ещё в домике была лампа, ввинченная в патрон, под потолком и две розетки. Всё остальное Марв притаскивал сам. Само собой, читалка, которая заряжалась всю ночь, старый cd-rom (в нём были аккумуляторы, которые также заряжались от сети, причём прямо внутри проигрывателя) и все девять дисков «Чумной плесени», причём все подписанные всей группой, немного одежды, сваленной в дальнем конце дивана, а также ноут, спрятанный в диван. Дверь домика не запиралась, потому читалку Марв таскал повсюду с собой.

Хотя нет, не поэтому. Он же спокойно рисковал и ноутом, и обожаемыми дисками. Любые опасения гасились мыслями о том, что всё пространство свалки просматривалось с камер наблюдения мистера Лейна. Когда во время вечеринки в прошлом году пьяный Большой Билли вытащил нож и стал, хихикая, спрашивать, кого из них стоит порезать и кто настоящий мужик, что этого не боится, полиция прибыла минут через пять. Охранник увидел это на своих экранах, позвонил в полицию и всё, финита, другие парни утекли сквозь дыру в заборе, которую им открыл Марв (охранник, хоть это и видел на камерах, но никакой реакции от него не последовало), а пьяный Билли, которого никто не рискнул тянуть за собой к спасительному забору, загремел по полной в исправительное учреждение для подростков. В этом году ему исполнилось восемнадцать, его выпустили и Марв основательно струхнул, когда увидел, как Большой Билли мнётся у забора. В конечном счёте Марв рискнул к нему выйти и выслушал длинную историю об исправлении, о том, как Билли задумывается о том, есть ли Бог, и не против поехать куда-то на север, где ему предложили поучаствовать в строительстве храма. Марв неуверенно заикнулся, что Билли стоит быть осторожным, чтобы не попасть в секту, но тот лишь отмахнулся, глядя куда-то в иное время, куда Марву не было хода. Марв пожелал Билли удачи. Он не верил в исправление, он не верил в то, что можно исправить судьбу. Отец Билли задушил его мать, потом ногами бил по шкафу, где, зажимая уши, прятался сын, уверенный, что как только дверца шкафа треснет, взбесившийся амбал убьёт и мальчика. Но полиция, которую вызвали соседи, приехала раньше, и Билли видел, как один полицейский пинает со злобой его отца, которого уже уложили на пол и надели наручники. Марв не верил, что Биллу удастся отпустить своё прошлое, спастись не только в реальности, но и мысленно из той ловушки, в которую ломится безумец, чтобы его убить. Что сеансы у психотерапевта никогда Большому Билли не помогали, и он продолжал сбегать из приёмных семей, пока не оказался в исправительном учреждении, до некоторой степени по вине Марва. Но Марв всё равно от всей души пожелал Билли удачи. Марв мог представить сотни страшных финалов для Билли, но пытался думать только о тех, где парень находит работу и заводит семью. Ему казалось, что если желать приятелям хорошее, то что-нибудь хорошее может случиться и с ним самим в собственной жизни.

Так что Марв знал, что за ним наблюдает Недремлющее Око. Но в отличие от того, что могло существовать или не существовать на Небесах, Око, присматривающее за его домиком, могло позвонить в полицию при любой краже. Нет, читалку он таскал с собой потому, что не мыслил себя без неё. Он и был все те тексты, которые были в ней отпечатаны. Да, в те месяцы, когда он жил в доме, он старался приобретать файлы законным порядком, он и не знал до того, как много электронных ресурсов можно бесплатно приобрести в библиотеке. Но всё зачастую заканчивалось воровством. Как и в его летней жизни, когда страх остаться без денег толкал его увести ту или иную банку со жратвой с полок в торговом центре. Хотя его читалке было уже семь лет, он не был настолько сумасшедшим, чтобы привязываться к электронному устройству. Если бы он грохнул где-то электронную книгу, то знал, где достать новую (хотя в глубине души предпочёл бы этого не делать, это было бы крупной кражей, которые он обещал не совершать), а книги хранились на облаке в сети. Но он не мог представить, как остаётся где-то без возможности читать. Он мог ни разу не включить её за день, но читалка обязана была быть с ним.

Он читал книги только одного жанра и это были ужасы. Вернее, читал он больше. Иногда приходилось читать что-то, заданное в школе, иногда он интересовался жизнью писателя и читал его биографию. Но тем, от чего сердце его бешено колотилось, и он ощущал себя живым, были только ужастики. Он читал всё. От сплэттерпанка шизофренников с крайне натуралистическими подробностями до готических романов, старые журналы пятидесятых с кровожадными марсианами на обложках и тонкие книжки семидесятых про привидений, где на обложках колыхались развивающееся занавески, обрисовывающие фигуры прозрачных женщин, или одинокие маяки на утёсах, подсвеченные молниями разразившегося шторма. Он знал все произведения Стивена Кинга, Дина Кунца и рассказы победителей всех любительских конкурсов ужастиков за последние десять лет. В голове его был архив с перекрёстными ссылки на все произведения. Он представлял этот архив, как большую круглую комнату-библиотеку, которую можно объехать на лестнице на колёсиках. Каждая прочитанная книга делала ещё один корешок в его библиотеке реальным. Каждый новый год приносил этой библиотеке новое кольцо полок. И Марв полагал, что будет вечно забираться наверх, слой за слоем. Только надо сперва изучить то, что уже было написано.

Когда другие парни мечтали о мотоциклах, нормальных домах и клёвых разбитных девицах, мечтой Марва был Оксфорд. Вычитанная им, возможно только воображаемая инфантильная обстановка Оксфорда, где каждый может сходить с ума, как пожелает, пока сходит с ума в направлении научного исследования, была единственной, где Марвин почувствовал бы себя своим. Только читать и ничего больше. Он не сомневался, что прекрасно сумеет построить свой учебный курс, посвящённый литературе ужасного, и обновлять его каждый год, пока будет расти воображаемая библиотека, а на полках основы, то есть тех книг, чтобы были изданы до его рождения, оставаться всё меньше неизвестных пятен. Только читать. Страх манил его, выводил за пределы сознания, за пределы быта, страх делал значимым всё, придавал смысл тому, что иначе было бы пустым.

Мечтать об Оксфорде было приятно, хотя до некоторой степени бессмысленно. Про деньги на поступление можно было не заикаться – даже самая выгодная афера вряд ли принесёт такой куш, стать стипендиатом с его оценками, более чем средними по любым предметам, кроме литературы, ему не грозило. Оставался только мизерный шанс выиграть грант от Дэрроу в будущем году. Но на самом деле он всё же пытался представить себе другие способы прожить жизнь. Фил Шэннон обещал ему должность менеджера в «Чумной плесени», когда Марву исполнится восемнадцать – оставалось только дожить до этого самому и желать, чтобы группа к тому моменту не распалась. Он мог бы сам писать ужастики. Те рассказы, которые он сочинял по просьбам парней, когда они сидели на вечеринках, пугали их до той истерики, что они начинали предъявлять Марву какие-то странные претензии, хотя сами же первые просили рассказать интересную историю. Ко всему, он дважды побеждал в конкурсах рецензентов на крупных сайтах, посвящённых ужасам, что заставляло его поверить, что он не такое уж ничтожество, каким обычно себе казался.

После пробуждения, сознавая, что существует выбор уйти снова в чтение или же попытаться заработать, он выходил со свалки и медленно плёлся в толпе приехавших фриков, такой же странный, как и все остальные.

Летом на краю Вековечного леса (настоящее название Блэкчерчский Национальный парк) постоянно действовала историческая ярмарка. Там вечно требовался кто-нибудь на подхвате: помочь с палаткой, поднести тяжёлые вещи, а как-то раз он пару часов разгуливал, одетый шутом. У таких подработок была даже своя такса – пятёрка. В этот день ему не особо повезло: один раз помог стайке девушек донести тяжёлые столы для торговли к поляне, второй – установил бело-зелёную палатку, где стреляли из лука. Семь фунтов из полученной десятки пошли в оплату обеда в сетевом кафе, пока не закончились часы бизнес-ланча. На самом деле он мог бы побродить по полянам Вековечного леса подольше, приятели из его компании рассказывали, как в сезон зарабатывали до пятидесяти фунтов в день. Но ему уже требовалось погрузиться в выдуманные миры, полные монстров. Пристроив поднос с обедом на пластиковой столешнице, он достал из кармана, пришитого к лопатке, читалку и не прикасался к еде, пока она не загрузилась. Хлебая суп, который заказал вместо дополнительного гамбургера, надеясь, что горячая жидкая пища излечит его утреннюю тошноту, он, крайне быстро перелистывая электронные страницы, погружался в историю замка, залитого лунным светом, населённом призраками, демонами в подвале и визжащими дамочками в жилых комнатах.

Его страсть к чтению была безумием. И он прекрасно это сознавал. В те периоды, когда он ходил в школу, его страсть к чтению считалась одноклассниками чем-то научным, интеллектуальным. В любое время, кроме лета, Марв мог хоть немного, но справляться со своей манией. Но летом чтение было необходимо. Когда три года назад он бился о прутья решётки в полицейском участке, пока ему не вернули читалку, инспектор Эштон Кларк сказал, что у Марва есть зависимость. «Если захочешь, сынок, можно будет обратиться к терапевту. Это ничего твоей семье не будет стоить, город оплатит». Марв не отвечал, он продолжал лихорадочно читать, пока читалку не отобрали снова. Он даже помнил, что именно читал – «Пропавшего мальчика, пропавшую девочку» Страуба. Мысленно он пытался выстроить стену между собой и Кларком. На ночь читалку не отобрали, и он читал до четырёх утра, дочитав страубовский роман, и начав после «Странного Томаса» Кунца. Когда он понял, что буквы пляшут перед глазами, наконец лёг спать, потому что всегда берёг зрение, понимая, что рискует остаться без чтения, если офтальмолог скажет ему не напрягать глазной нерв. Когда он проснулся, то читалки рядом не было. Прежде, чем Марв успел собраться с силами, чтобы устроить новый скандал, Кларк, который сидел за рабочим столом и, оказывается, постоянно поглядывал в сторону отгороженного участка, сказал: «Не беспокойся, я забрал твою игрушку, чтобы подзарядить. Сейчас верну». Когда он протягивал Марву читалку сквозь решётку, то добавил: «Ты ведь понимаешь, что это безумие? Ты так отгораживаешься от жизни. Здесь сидела масса парней с зависимостями, но ни у кого не было такой сильной, как у тебя». Марв тогда выхватил протянутую читалку резко и неожиданно, боясь, что Кларк только дразнится и не отдаст дивайс. Но читалка неожиданно легко оказалась в его руке, он вернулся на лежанку, пока читалка включалась, завернулся в одеяло, а затем снова ушёл в благой мир чёрных букв.

Сегодня хватило только часа чтения и Марв, основательно потянувшись, чтобы вызвать лёгкий щелчок в позвоночнике, отправился на стоянку, где нанимали для какой-нибудь физической работы. По идее, такой постоянный источник дохода должен был бы привлекать массу бездельников со всего графства, но Фил и Тим – пара охранников, которые сидели в кузове оранжевого пикапа, припаркованного у одноэтажного здания администрации, обычно следили, чтобы тут не водилось «залётных». Марв не был уверен, своя ли это инициатива парней или это им поручил город, чтобы местные парни имели постоянный приработок, не прибегая к криминалу. Этот метод противодействия подростковой преступности точно было не слишком эффективным, и компания Марва была тому живым подтверждением. Самого Марва обычно никогда не брали «на дело», боясь, что его приступ, схожий с нарколепсией, застанет его в самый ответственный момент, но Марв знал практически всё про каждую угнанную компанией машину в Ичтоне и Уошфилде. Следует признать, что в родном городе парни практически не бедокурили. Может, всё же в действиях мэрии города было некоторое рациональное зерно, и местная шпана всё-таки обзавелась локальным патриотизмом.

Марв присел на корточки, прислонившись спиной к одному из столбов, к которым крепилась сетка-рабица вокруг стоянки. Других претендентов на работу не было. К шести те, кто успел договориться с приехавшими на ярмарку, подойдут прямо на их рабочие места, помогут перенести вещи в охраняемую зону. К восьми поляны опустеют, а местные бары и пансионы наполнятся гулом голосов. Подростки выйдут на улицы, констебли будут фланировать по улицам, проверяя, что никто не нарушает порядок, а местный дансинг приветливо распахнёт двери, заманивая тех, кто способен нарушить уютность провинциальной жизни, яркими огнями и громкой музыкой туда, где они будут продолжать чувствовать себя бунтарями, но не смогут совершить преступления.

Несмотря на то, что он только что читал порядка часа, Марв ощутил острый приступ желания снова вытащить электронную книгу. Заставленная машинами, но практически лишённая людей стоянка, давила на него. Он вспоминал слова в одной из книг, что в моменты, когда скука наваливается на тебя тяжёлым одеялом, это боги за Завесой проверяют тебя на прочность, в этот момент они хотят изменить твою судьбу. Марв много раз чувствовал, как скука практически обретает вещность, и душит его, но ещё ни разу с ним не происходило в это время события, которое можно было бы назвать хотя бы интересным, если уж оно не дотягивало до судьбоносного.

Десять минут, решил он. Я даю богам за Завесой десять минут, потом иду на свою свалку, где завалюсь на тот диван, что стоит снаружи, около разорённого фольксвагена, и прочитаю книгу, где один парень с помощью карт попытался бросить вызов силам ада. Чтобы хоть как-то противостоять желанию сорваться с места прямо сейчас, Марв исподтишка бросал взгляды на охранников. Тиму было лет пятьдесят, но его лицо уже обвисло так же, как и потерявшие цвет прямые волосы. Фил был живописней: он явно пытался изобразить что-то из американских боевиков, так как не снимал зеркальных очков, оборванные у футболки рукава открывали накачанные бицепсы, забитые тату с шипами и розами. Оба охранника постоянно жевали зубочистки и пили энергетики – они представляли собой такую правильную рекламу здорового образа жизни, что Марв был уверен, что скоро снова ощутит приступ тошноты.

Филу он придумал монстра, растущего на животе. По вечерам Фил снимает эту свою чёрную футболку с Харлеем и смотрит на то, как клешни чудовища становятся больше, и его сердце радостно бьётся, что он станет дверью для будущего инопланетного вторжения. Внешность Тима требовала более классических ужасов. Ему Марв подарил умершую дочь, которую отец украл с кладбища, положил в занавешенной коврами беседке в саду на заднем дворе и каждую ночь совершал новый ритуал, стремясь оживить всё более теряющее прежний облик тело.

Охранники тоже временами поглядывали в сторону Марва, но их взгляды скользили мимо, он был практически невидимкой. Его свободная жизнь была основана на равнодушии большого количества взрослых, которые давали ему жить, как нравится. Он часто задумывался о том, что то, что началось несколько лет назад, как побег из дома, теперь превратилось в традиционный временный переезд в летний домик.

На исходе восьмой минуты наконец появилась новая машина, владелец которой явно мог бы дать ему работу. Это был чёрный блестящий Челленджер, на правом боку которого было изображено два ангела, держащихся за руки – белый и чёрный. Правда, владелец машины не слишком ей подходил. Если домашние животные похожи на хозяев, то машины редко соответствуют обладателям. Сперва он, высунувшись из водительского окна, долго возился у шлагбаума, разыскивая карточку, дающую право на въезд. Потом, припарковавшись, суетливо бегал от водительской дверцы до открытого багажника, роняя ключи и явно что-то забывая. Наконец, отчаявшись, он прокричал в сторону охранников:

– Мне может кто-нибудь помочь?

Марв чувствовал, как взгляды молчащих охранников проводили его до машины.

– Я могу чем-то помочь?

Слова не подходили ситуации, ведь владелец машины и так попросил о помощи, но другого обращения Марв придумать не успел. Турист отошёл на полшага и оглядел Марва с головы до ног. Хотя сегодня Марв ни разу не посмотрел в зеркало, он знал, что тот увидит. Худющий, как зубочистка, мальчишка с длинными и не слишком чистыми тёмными волосами, свисающими до плеч, тёмная футболка с красным фэнтезийным собором и громадной надписью готическими буквами «Чумная плесень», потрёпанные джинсы. Если Марв развернётся, то любой спросит его, что за прямоугольник отчётливо просматривается у него на плече. Из внутреннего кармана, который Марв пришил всем своим футболкам, он тогда достанет и продемонстрирует читалку. Но со спины этот мужик Марва не увидел, зато задал другой очень популярный у клиентов вопрос:

– А тебе родители разрешают заниматься работой?

– Разумеется.

Это было чистой правдой. В заднем кармане джинс, вместе с остатками денег и старым кнопочным телефоном, у Марва хранилось разрешение, подписанное отцом. Следует заметить, подпись даже не была подделана.

Мужик кивнул сам себе, словно Марв подтвердил его мысли, но взглянуть на разрешение просить не стал.

– Тога возьми, будь добр, вот эту коробку. Мы сейчас отнесём её на ту поляну, где собираются рыцари. Там мы возьмём у Старфлауэр свечи и шесты и понесём их на поляну Волшебника. Так как это получается не одно поручение, а целых два, то оплата в двойном размере. Тариф, по-прежнему, пять фунтов?

– Точно.

Марв пытался взять из багажника указанную картонную коробку и при этом не порезаться острыми частями торчащего из неё подсвечника. Сам владелец понтовой машины взял из багажника десять круглых шаров синего цвета, висящих в длинных сетках. Как и все жители Гилфорда, Марв с детства знал, что такие шары называются Пелен Таны, в них вставляются свечи, чтобы обеспечивать во время друидических бдений волшебный синий цвет. Так как их держат за сеть, обычно их переноска не представляет сложностей. Но только не для этого мужика. Сперва он взял по пять шаров в руку, но потом что-то вспомнил, положил их на землю и поспешил к водительскому сиденью. Снова стал поднимать шары, но затем, так их и не приподняв, бросил сетки и побежал проверять точно ли он запер дверцы и багажник. Всё это время Марв пережидал, пристроив коробку на угол машины. Он заметил, что Фил и Тим смотрят на этот бесплатный цирк бесстрастно, но с пристальным вниманием. Наконец они тронулись в путь, но у самого выхода со стоянки, мужик резко внезапно повернулся к Марву, который шёл позади.

– Стоп. А тебе есть хотя бы четырнадцать лет?

– Мне шестнадцать. А мэрия разрешает помогать на ярмарке с пятнадцати. Все бумаги в порядке. Тут охранники всё контролируют, можете их спросить, а на ярмарке администраторы по сто раз проверяют, это такие в самых красивых костюмах и с красными поясами, чтобы сразу их отличать. Никакого нарушения трудового законодательства, гарантированно.

Насчёт бумаг, возможно, Марв отклонился от правды, потому что не имел представления, на каких условиях он тут на самом деле работает. Но он знал, что Кларк поговорил с кем надо (кем бы этот человек ни являлся), чтобы Марвин мог беспрепятственно тут работать. Именно Кларку Марвин дал обещание не участвовать в крупных грабежах, за счёт чего получал возможность зарабатывать своим трудом. И при этом как-то совмещать это с собственной зависимостью.

– Ладно, ладно, – мужик снова покивал себе, будто прислушиваясь к голосам в голове. – А как к тебе обращаться?

– Марвин.

Коробка не была тяжёлой, но была неудобной, и Марва раздражало, что приходится стоять и отвечать на идиотские вопросы. Он обратил внимание, что Фил полностью развернул в их сторону свои тёмные очки. Судя по всему, он уже готовился подойти и, чуть пожевав зубочистку, спросить: «Проблемы?».

– Марвин… Ты ведь знаешь, что это имя означает «свободный душой»?

Марв пробормотал что-то невнятное, разумеется, он это знал. Сложно пытаться заработать на туристах в Гилфорде и при этом не ознакомиться, как с рядом нью-эйджевских практик, так и с массой слов на валлийском, ирландском и шотландском. Ему очень захотелось поставить коробку на асфальт и отправиться на свалку, сегодня он ни разу не выходил в интернет, вдруг там сообщения о том, что в Дартфорде высадились инопланетяне или что все электронные книги, которым не менее двух лет с момента выпуска, теперь абсолютно бесплатны. Марв перехватил коробку поудобнее, подумывая, что идея свалить сию секунду, не самая плохая. Мужик вроде бы понял намёк, развернулся и рьяно бросился по тропинке в лес, кинув через плечо на худо.

– А меня ты можешь звать мистер Валентайн.

Как же, думал Марвин, глядя в спину спешащего коротышки, тебя зовут Валентайн не больше, чем меня Ванесса. И да, Валентайн был коротышкой, на полголовы ниже Марва. Ещё у него была большая лысина, окружённая венчиком рыжих кудрей, лишний вес, красно-чёрная клетчатая, как у канадских лесорубов, жаркая рубашка, и блестящие, будто у старомодного конферансье, штаны.

Валентайн то практически бежал по тропинке и Марву приходилось спешить за ним изо всех сил, а потом он снова запутывался в сетках, тогда Марв прислонял коробку к ближайшему дереву и ждал по пять-семь минут, пока Валентайн разберётся в том, что делать. Их обгоняли и шли навстречу. Многие из тех, кого они видели, приветственно кивали Марву и удивлённо смотрели на коротышку, почему-то не решаясь предложить ему помощь.

Мозг Марва бился в черепной коробке, представляя, что будет дальше в книге, чтение которой он прервал. Чтобы хоть немного справиться с этой жаждой выдуманных миров, Марв продолжал выдумывать истории из жизни своего временного нанимателя.

Тебя зовут Закария, думал он, Зак Эндрюс, и тебя всю жизнь угнетало, что ты со всеми своими деньгами ведёшь такой обыденный образ жизни. Родители завещали тебе массу недвижимости и управляющих, которые без твоей помощи справляются с арендой и претензиями арендаторов. Получив такие деньжищи за просто так, ты всё пытался вести роскошный образ жизни, пока не понял, что твои друзья и твои девушки пытаются тебя обобрать и смеются за твоей спиной. Ты хотел собирать антиквариат, но тебя воротило от старой мебели и железных ламп. И один раз ты оказался на спиритическом сеансе. Планшетка дёрнулась под твоей рукой, только под твоей, больше её никто не сжимал, а твоё сердце замерло от того, что ты впервые прикоснулся к неведомому. Ты нашёл свою компанию: в спиритических кругах женщин было гораздо больше, чем мужчин, и ты пользовался среди них колоссальным успехом. Да, эти женщины не были такими красивыми, как те, что ты покупал, пока пытался вести гламурную жизнь, зато твоя заурядная внешность представлялась им загадочной, а обеспеченность казалась сказочным богатством. Ты понял, что всегда искал именно такую компанию, духи привели тебя туда, где ты должен был быть. И значит духи скоро что-то потребуют взамен.

Когда они дошли до рыцарской поляны, и Старфлауэр (женщина лет сорока, с длинной косой и длинной юбкой, чей расшитый цветами подол подметал землю) производила обмен оборудования, Марв не столько прервал сочиняемую историю, сколько дал поработать над ней подсознанию. Шесты оказалось нести намного удобнее, чем коробку с подсвечником, да и с переноской свечей Валентайн справлялся много лучше, перестав наконец и торопиться, и надолго останавливаться.

Когда они шли к поляне Волшебника, минуя старое римское кладбище, где паломники оставляли на камнях причудливые раскрашенные фигурки животных, от которых Марвин старательно отводил взгляд, бессознательное выдало продолжение истории. Долго спиритическая планшетка выдавала Заку, который уже взял себе псевдоним, разговоры с какими-то мёртвыми старушками, болтающими о вышивках и ценах на молоко. И в какой-то момент, потеряв терпение, Зак попытался связаться с ангелами. И скоро он получил ответ, он получил даже два ответа – от ангела светлого и ангела тёмного. Сперва он пытался слушать только светлого, но затем понял, что не может их отличить. «Что вы хотите от меня?», – спрашивал Зак. «Возвысить и уничтожить!», – отвечали ангелы. «Как мне вас различать?», – спрашивал Зак. «Никак», – отвечали они, – «нас невозможно разделить, мы одно существо, переплетение света и тьмы. Как твоя тёмная сторона есть ты, как твоя светлая сторона есть ты, так и обе части меня, обе личности есть я». И Зак понимал всё сказанное. Он понимал где-то в глубине души, не в силах выразить словами. И смирялся с тем, что ему предстоит получить власть, едва ли доступную человеку, и пасть за это в самые глубины ада…

Когда история дошла до этого момента, они пришли на нужное место. Поляна Волшебника была фактически единственным местом в Гилфорде и окрестностях, которое обладало стопроцентным древним элементом – менгиром в центре поляны. Это был невысокий камень, немногим выше самого Марва, и тот с детства знал его точный размер – 5.87 футов (179 см), окружность (хотя менгир был прямоугольный, его охват обозначали как окружность) – 3 фута 8 дюймов (1 метр 12 сантиметров). Скорее всего, если бы ему позволили, Марв сумел бы обхватить менгир руками. Иногда он испытывал настоящее восхищение, как руководству Гилфорда, где за всю полуторатысячелетнюю историю не сожгли ни одной ведьмы, а из всех древних сооружений был только один из самых захудалых в стране менгиров, удалось сделать город туристическим раем эзотериков.

Если не прикасаться к менгиру, которое охраняло Историческое общество, то в Гилфорде крайне толерантно относились к любым видам ритуалов, проводимым рядом. Обычно рядом с менгиром дежурили мистер и миссис Фабер, продавшие лет десять назад кофейню, которой владели, чтобы посвятить свою жизнь охране местных памятников. В неизменных зелёных резиновых сапогах, которые они носили и в жару, и в снег, они и противоречили, и дополняли атмосферу мистики поляны. Если бы кто-то попытался начертить на менгире свои инициалы, то бдительные охранники сразу связались бы по рациям, висевшим на поясе, с кем-то, вроде Фила – вооружёнными парнями, воображавшими, что живут в боевике. Ещё на супругах Фабер лежала миссия решать споры о доступе к менгиру, если групп, желающих провести ритуал, было несколько. У Марва вечно вызывали веселье мысли, как супруги Фабер, накинув жёлтые дождевики, спасаясь от холодной осенней погоды, светя в лица собравшихся яркими фонариками, регулируют в хэллоуиновскую ночь толпы друидов и сатанистов, где каждая группа мечтает провести обряд именно в полночь.

Сейчас желающих подзарядить амулеты или обратиться к богу/богине, которые, по мнению язычника, обитают в камне, не было. Несколько, не больше десяти, туристов бродили по поляне, временами фотографируя менгир и себя на его фоне, видимо, не желая осознавать, что других развлечений на поляне, кроме самого менгира, тут не предусмотрено.

Марв помог Валентайну установить шесты с зажжённой свечой на верхушке каждого. Он заметил, как подобралась миссис Фабер, возможно, повторяя про себя инструкции по пожарной безопасности, но, видимо, свечи на поляне не были запрещены. Марв уже давно привык придумывать вопросы, когда надо было проверить на достоверность ту или иную выдуманную им историю. Когда Валентайн вручал ему заработанную десятку, Марв нашёл идеальный способ проверки.

– А тот чёрный ангел, который на боку вашей машины, это ангел или демон?

Валентайн слегка нахмурился.

– Ангел? А, нет, это не ангел, это два брата, Танатос и Гипнос. Они заведуют снами… Я… Если подождёшь, я потом расскажу, или погугли там, как молодёжь это делает.

Гуглить Марв не мог, его кнопочный телефон не мог выходить в интернет, у читалки был поиск вай-фая, но с неё было практически невозможно серфить, слишком медленно грузились страницы, да он бы и не решился рисковать зарядом. Впрочем, ему и не требовались пояснения, он знал, что Гипнос – бог сна, а Танатос – бог смерти, приходящей во сне. Марв совершенно не собирался ждать, пока Валентайн закончит ритуал, но при этом всё равно хотел побывать при начале происходящего, чтобы понять, кому Валентайн будет молиться.

Тот встал на колени посреди круга, созданного из вбитых в землю шестов с горящими свечами наверху. Марв прозаически подумал, что теперь на коленях блестящих штанов Валентайна останутся зелёные пятна от травы. Валентайн протянул руки куда-то к небу:

– О, Геката, откликнись на зов страждущего!

Затем он сцепил пальцы вместе, опустил голову и что-то тихо забормотал. Никто, увидев его в этот момент, не подумал бы нечто иное, как то, что это католик опустился на колени для благочестивой молитвы. Любопытство Марва было удовлетворено, откуда-то подул пронизывающий ветер, пора было уходить. Простая логика подсказывала, что Валентайн подождёт, пока догорят свечи, иначе бы он нанял Марва и для того, чтобы нести шесты обратно. Внезапно миссис Фабер тихо вскрикнула. Марву не потребовалось и секунды, чтобы понять, куда она указывает – на верхушке менгира сидел воробей.

Марв припомнил, что в самом деле никогда не видел, чтобы на менгир садились птицы, хотя и не посчитал, что это было достойно такой реакции. Однако, в течение пары секунд ещё пара воробьёв, прилетевших из леса, уселась на менгир. Туристы потянулись к менгиру, вытянув перед собой телефоны, которые явно записывали происходящее. Не приходилось сомневаться, их привлекли не столько воробьи или обряд Валентайна, сколько чуть дрожащая рука миссис Фабер, которой она указывала на менгир.

Но, положа руку на сердце, поведение воробьёв в самом деле было странным. Верхушка менгира представляла собой четырёхугольную пирамиду, птицам было неуютно, они ежесекундно перепархивали с места на место, стараясь найти наиболее устойчивую позицию, но таковой не существовало. Стало темно, солнце затянула небольшая туча. Мистер Ходжес как-то сказал ему, когда Марв пожаловался, что небо внезапно затянули тучи и он пока в баре переждёт непогоду: «Это Англия, парень, здесь дождь может пойти во время засухи, метели и другого дождя».

Закапали первые капли дождя, воробьи наконец сразу втроём вспорхнули с места и снова улетели в лес. С громким шипением свечи на вершинах шестов стали гаснуть. Валентайн так и не шевелился, он продолжал что-то бормотать, склонив голову. Марв прикинул, стоит ли ему остаться. Если свечи не сгорят, то со своим врождённым изяществом Валентайн убьётся шестами, которые попытается нести вместе со свечами. Марв кинул взгляд на тучку, пытаясь сообразить, сколько ещё будет идти дождь, и запоздало пожалел, что не сообразил заснять воробьёв, камера на его телефоне всё-таки была. Тучка была какой-то жалкой, тонкой и рваной, ещё одним чудом было то, что из неё вообще закапал хоть какой-то дождь. Снова подул ветер, тучка поменяла форму и стала напоминать голову, из которой растут крылья.

«Чёртова тварь! Думаешь, я ослеп, не вижу, что у тебя даже не рога, а крылья из башки растут с двух сторон?».

Голос прозвучал так отчётливо, что Марв не был уверен, что он не раздался в реальности. Было чересчур темно, кажется, он уже был не на поляне. Правой рукой он расчёсывал кожу над левым локтем. Там явно псориаз. Псориаз чешется? В любом случае надо чесать…

«Сперва я ногами обломаю эти крылья с твоей башки. А потом выбью из тебя всех тварей, что залезли тебе под кожу».

Дождь прекратился. А так темно было потому, что он шёл по лесу обратно к ярмарке, а от ярмарки надо будет сразу идти к свалке. У него десять фунтов, хватит на шикарный ужин и останется, чтобы отложить немного. Пусть Валентайн сам разбирается со своим барахлом.

Только пока он бежал, не разбирая дороги, он стукнулся плечом о дерево и уставился впрямую на те фигурки, что ставили на римские могилы. Темноты вокруг не хватило, чтобы их скрыть. Он сразу понял, какие из них самые опасные, на какие не стоило смотреть. Например, на ту, что изображала волка с тремя головами. Марв почувствовал, как его знакомо сдавило двумя бетонными блоками, выбивая воздух из лёгких.

Разноцветная фигурка, расписанная крайне искусно.

Эштон Кларк открыл дверцу решётчатой камеры и сел на скамью напротив. Та скамья, на которой было постелено, была не особо удобна, но закутанному в одеяло мальчишке, погружённому в чтение, было всё равно.

– Я погуглил, такая зависимость называется букливинг. И тот вариант, что у тебя – это разновидность невроза.

Марв старался не слушать его слова, проигрывая в голове музыку «Чумной плесени», композиция «Цветные пятна на пирушке в аду» – музыка без слов.

– Твой отец тебя избил?

Марв оторвался от чтения и посмотрел прямо на Кларка.

– Нет, он меня пальцем не тронул.

Кларк знал, что он соврал, и Марв знал, что Кларк это знает.

На обратном пути Марв насвистывал «Красные своды собора» – мрачноватая мелодия и латинские слова. Если подумать о латыни, то не расчесал ли он собственную татуировку? Нет, латинское выражение находится на левой руке чуть выше бицепса, если можно называть утолщения на его худых руках бицепсами. Никакого псориаза нет. И не было. А ногти оставили на коже массу ран. На свалке Марв сразу полез в диван своего домика, где, помимо ноута, хранилось и другое необходимое, включая антисептик и пластырь, которые он применил к своей руке.

Невроз, вот, как это назвал это Кларк. Таких приступов… Нет, не таких, никаких приступов никогда не было. Уход в чтение скрадывал все другие психические проявления. Тот диван, что стоял у разбитого фольксвагена, особенно не промок, дождь был коротким и, кажется, прошёл только над лесом.

Странный приступ даже снял желание постоянно читать и, завалившись на диван, Марв лениво перебирал файлы, при этом где-то в своём сознании в этот момент он катался на лестнице на колёсиках по всей библиотеке. Значит Валентайн сумел вызвать какую-то настоящую магию? Отреагировали воробьи, погода и такие психи, как Марв. Скорее всего, какой-то психический ветер. Ах ты ж, чёртов Зак Эндрюс, или как там тебя зовут по-настоящему, но ты оказался реальным магом. Что же Марва так страшно стукнуло, почему он понёсся как свинья, завидевшая нож? Всё это было далеко, всё это прошлое, а прошлое возвращается только в таких вот книгах ужасов.

– Гарри, чёртов ты идиот, ты хоть слышишь, что я тебе говорю? Что именно ты сделал сыну придурок?

Кларк схватил отца Марва за плечо и так резко рванул, что тот упал на пол. Слепо зашарил по полу, а потом сжал пальцами кисточку, которая упала вслед за хозяином.

– Ты так пьян, что даже не соображаешь!

Казалось, что Кларк сейчас пнёт художника, стоявшего на коленях, но в этот момент настоятель собора Его Преподобие Мэттью крепко взял Кларка за локоть. Голос священника звучал спокойно, будто они беседовали за кружечкой пива:

– Собираешься его убить?

Кларк резко повернулся к приятелю, заставляя того отступить на шаг:

– А лучше, если он убьёт сына?

– Пока он здесь, он никому не причинит вреда.

Голос настоятеля звучал размеренно, что обычно успокаивало страсти. Марв, который стоял у двери, наконец смог выдавить из себя несколько слов.

– Я же говорил, меня никто не бил.

Гарри медленно, держась за стул, поднялся и сел обратно за своё место. Он взял одну из фигурок, окунул кисточку в банку с синей краской и провёл линию по хвосту тигра. Несмотря на то, что глаза у Гарри были тусклые, а запах перегара стоял на всю каморку, линия была тонкой и абсолютно чёткой. Кларк уставился на это проявление мастерства испуганными глазами.

– Господи, он не только пьяница, он ещё и псих.

Его Преподобие Мэттью так же крепко вцепился в локоть Эштона Кларка, как в тот день, лет двадцать назад, когда тот хотел напасть на капитана чужой футбольной команды, который на две головы был выше его.

– Хорошо, Эштон, пригласи врача и, если тот будет с тобой согласен, мы отправим Гарри в больницу.

Гарри не обращал внимания, его пальцы знали покраску лучше, чем его умирающий разум, и те фигурки, которые он уже закончил раскрашивать, выглядели маленькими шедеврами, заставляя жалеть, что их потом продадут за гроши туристам.

Потом вместе Кларк и Марв сидели в машине. Кларк молча протянул Марву коробку с салфетками. Марв вытер лицо, но не стал сморкаться, это бы означало признать, что он плакал.

– Отцу будет лучше в больнице, парень.

Марвин смотрел в боковое окно до тех пор, пока не понял, что голос не сорвётся, пока он будет говорить.

– А мне будет зашибись в приёмной семье?

– Думаешь, в приёмной семье тебе будет хуже?

Он ещё не был готов смотреть на Кларка прямо, но теперь повернул лицо к лобовому стеклу.

– Начнётся сентябрь, он вернётся в автомастерскую. Пойдёт на все эти чёртовы сборища алкоголиков, всякие двенадцать шагов, распевание псалмов, какие-то пластыри, которые помогают не пить. Он живёт ради того, чтобы быть занятым этой чушью по вечерам. Эти странные штуки с ним происходят только летом. Рисовать он тоже может только летом, потом весь год у него дрожат руки. Это уже четвёртый год так, при маме ещё началось, она и ушла из-за этого.

– Колотить он тебя начал тоже только в этом году?

Марв не ответил, продолжая смотреть в лобовое стекло. Пальцы пробежались по обшивке кресла, захотелось вытащить читалку из рюкзака, но он ничего не сделал, продолжая смотреть в лобовуху, рассматривая стекло, а не то, что за ним.

– Ладно, пристегнись. Пока буду решать, что с тобой делать, но есть место, где можешь пожить.

У него оставалось три фунта после утренней подработки, так что все тринадцать Марв зараз спустил на пару апельсинов, комплексный обед в «Бургер Кинге» из бургера, картошки и массы дополнений, даже остались деньги, чтобы купить несколько шоколадных батончиков. Он был уверен, что имеет право сегодня себя побаловать. Потом он до темноты читал, валяясь на диване у фольксвагена, книгу про повешенных, которые пытались мстить живым.

Чтобы не портить глаза, в темноте он прекратил чтение, врубил в наушниках Чумовую Плесень и любовался зажигающимися звёздами, пока не решил пойти спать.

Уже два дня Пол пренебрегал утренней пробежкой, потому, пока он принимал душ и завтракал, то чувствовал, как ноют мышцы, не получившие достаточной нагрузки. Его лень объяснялась просто – позавчера у него был поздний праздничный ужин в честь приезда с родными, вчера – с бывшими одноклассниками. Хотя Пол много не пил, а встать пораньше, чтобы разогнать наеденный на вечеринках жирок, было бы полезно для здоровья, он ещё до поездки постановил, что эта неделя в Гилфорде будет посвящена тому, чтобы основательно выспаться, а форму он успеет восстановить и после. На самом деле его нежелание выходить на утренние пробежки было вызвано воспоминаниями о поездке сюда прошлым летом, когда некоторые из старых жителей городка, которые знали его ещё мальчишкой, останавливали его, желая поболтать. В этих разговорах Пол не мог взять правильный тон, заставить считаться с собой, как с взрослым, и внезапные приступы поучений собеседников, принимал слишком близко к сердцу. После подобных спортивных упражнений он возвращался домой вымотанным эмоционально, а вовсе не физически. Теперь же он собирался регламентировать все встречи. Этим вечером, к примеру, были запланированы на вечер посиделки с приятелями из старого компьютерного клуба, в пятницу – день рождения старшего брата, то самое формальное событие, на которое он и приехал, а в воскресенье он срывался из Гилфорда в немецкий Арбер, где его университетские друзья сняли до августа крохотный отель для горнолыжников.

За завтраком он проверял соцсети и почту. Стыдно было сознаться, что хотя он провёл дома всего несколько дней, он уже скучал по студенческой жизни. Пол прекрасно осознавал, что вся будущая жизнь не будет похожа на эти суматошные, наполненные событиями годы в университете. Придётся остепениться, найти себе жильё и, скорее всего, будущее место жительства станет напоминать Гилфорд с его устоявшимися правилами и традициями. Может, когда ему стукнет сорок, а это произойдёт, когда он пройдёт такой же срок во времени, как тот, что уже отшагал, может, тогда ему и захочется тихого семейного счастья и размеренного графика жизни маленького городка. Но сейчас Гилфорд его душил: сомкнул свои руки, состоящие из узких старинных улиц, на его шее, и шептал, что не отпустит его обратно в университет, что Полу придётся заново искать настоящих друзей только в интернете, развлекаться только выпивкой в пабе, и флиртовать с парой незанятых местных девушек. Полу хотелось, чтобы кто-нибудь ему написал крик о помощи, призыв срочно вместе напиться или хотя бы вложить силы и средства в будущую «самую потрясающую, компанию, которая года через три нас озолотит», чтобы появился повод не досиживать здесь эту неделю. Но до чёртиков тактичные друзья давали ему спокойно побыть с семьёй до конца недели, что говорило об их врождённом чувстве этикета и нулевых способностях к телепатии.

Среди писем он наткнулся на неизвестного отправителя, некоего Эфалида. В тело письма была вставлена картинка – чёрный фон, на котором сверху была замысловатая золотая завитушка, а посредине тем же шрифтом написаны буквы R.I.P. Вторая картинка был прикреплён в качестве вложенного файла. Палец Пола застыл над экраном, но затем он передумал. Всё это напоминало попытку внедрить в систему вирус, стоило открывать подобное с компьютера, где все попытки атаки пресечёт программа. Хотя на самом деле он не желал сознаваться даже себе, насколько его эмоционально неприятно поразила эта открытка, оформленная как похоронная. Для очистки совести он бросил взгляд на тему письма, чтобы убедиться, что это не предупреждение о смерти кого-то из знакомых. Там стояло: «1001». Никто не называет цифрами те письма, на которые желает получить ответ. Пол вышел из браузера и попытался выбросить историю из головы.

Ещё одной причиной, по которой Пол ненавидел родной город, был Дор Таундсенд. Полным его именем было Теодор, но никто не называл его Тео или Тедди, сложно сказать, с какого момента его прозвали Дором, скорее всего, он так представлялся ещё с младших классов. Это было вполне в духе его родителей, считавших, что они родственники маркизов Борклей, а потому придумавших сокращать имя сына до французского слова «золотистый».

В детстве Пол мечтал, чтобы Дор был одним из тех задир-громил, которых изображали в мультшоу в качестве антагонистов главных героев. Когда Пол вырос, то понял, что вряд ли бы сумел справиться с настоящим хулиганом. Но таких в их частном колледже Королевы Боадиции не было, за этим прислеживали и учителя, и пара штатных психологов, и даже охранники в зелёных с золотой вышивкой пиджаках. Потому Дор предпочитал психологическое насилие.

Когда Полу было четырнадцать, его вызвали к декану колледжа, где, предварительно убедившись, что подросток выдержит новость, ему сообщили, что его родители погибли в аварии.

Розыгрыш продлился два с половиной часа. Возможно, если бы Пол не поверил пяти собравшимся взрослым (декан не рискнул сообщать подобные новости ученику один на один), и позвонил бы родным, всё вскрылось бы скорее. Но он представить себе не мог, чтобы учителя соврали бы ему о подобном. Они и не соврали. Декан даже не поверил констеблю Тафту, который сообщил об аварии и сказал, что надо предупредить Пола, потому что мать пока жива и просит с ним встретиться. Декан позвонил в больницу и там ему подтвердили всё, что говорил констебль, правда, сказали, что можно не спешить, женщина уже скончалась, знает ли декан других родственников мальчика, кто смог бы забрать его из школы или, быть может, руководство школы решится само сообщить школьнику, что произошло?

Пол просил отвезти его домой, но ему сказали, что лучше дождаться, когда дома будет кто-то из тех, кто за ним присмотрит. Через пару часов домой должен был приехать Клиф, один из двух старших братьев, тогда, сказал ему декан, его отвезут домой, он сам его отвезёт. Рядом с ним поставили кружку с чаем, а Пол смотрел и смотрел на телефон, не веря, что ни один из двух братьев, ни сестра не позвонили, если узнали новость. Значит они не знали, а Пол был не в состоянии позвонить и сказать им об этом первым. Когда они с деканом въезжали на подъездную дорожку, Клиф как раз подъехал и разгружал машину, в руках у него был бумажный коричневый пакет из супермаркета с продуктами. Он недоумённо уставился на Пола, видимо, уверенный, что подобное сопровождение вызвано каким-то проступком парня. А потом дверь открылась и Пол увидел на пороге отца – живого и здорового. Декан, который уже наполовину покинул машину, прикрыл рот ладонью, а Пол, который уже вышел наружу, со всего маху ударился плечом о незахлопнутую дверцу машины. Нет, он не потерял сознание, но его повело.

Скандал был грандиозный. Декан вызывал всех в актовый зал, где бушевал, что такой розыгрыш повлечёт не только исключение, но и уголовное дело. Штатный психолог колледжа, с которым потом беседовал Пол, спросил его, знает ли он, кто мог проделать подобную шутку. Год назад Пол смотрел фильм «Запах женщины» с Аль Пачино, он обожал пересматривать момент с речью героя, которую он произносит, когда руководство колледжа хочет исключить студента, отказавшегося выдавать однокашников, провернувших глупую шутку. Какой-то бесёнок в его душе спросил его в этот момент: испытает ли он угрызения совести, когда сдаст Дора? И вдруг понял, что нет, не будет не только угрызений, что он испытывает глубокое удовлетворение от того, что хоть кто-то хотя бы его поймёт.

Психолог не удивился, узнав, кого подозревает Пол. Психолог, полный мужчина лет под пятьдесят по имени Магнус Бейкер, на самом деле более напоминающий под стать фамилии пекаря, чем психолога, даже не стал записывать имя в блокнот. Он лишь спросил, почему Пол уверен, что Дор ненавидит его. Пол отвечал медленно, стараясь, чтобы каждая цепочка слов походила на выстрелы и ранила психолога, который сейчас представлял всех тех взрослых, кто не смог защитить Пола.

– Потому что Дор неудачник. Его родители мечтали, чтобы он учился в колледже Чаши, куда набирают лучших двенадцать учащихся каждый год, но ему пришлось учиться в нашем, куда можно поступить всего лишь за деньги. Дом его родителей завешен гербами маркизов Борклей, но каждый, кто побывал у них в гостях, смеётся над их тщеславием, тем более, что родственная связь с маркизами у них не кровная, а через брак одного из дальних родственников. Его родители давят на него, а он достаточно туп, чтобы не суметь дать им отпор и ненавидеть единственного человека, кто учится лучше него.

Бейкер по-прежнему ничего не записывал, он смотрел на Пола, чуть прищурив глаза.

– И давно у тебя в голове такие мысли?

– С двенадцати лет, через год после поступления в колледж и нашего знакомства. До того я не мог понять, почему он меня ненавидит.

– Что именно происходило?

Пол нервно пожал плечами, затем уставился в окно. В его душе клокотала ненависть, но холодный ум пытался контролировать происходящее.

– Вы скажете, что это я ненавижу его, что это я придумываю про него гадости.

– Может быть, так и скажу. Но сперва мне бы хотелось услышать твою версию, ты ведь понимаешь, что Таунсенд, если я прямо спрошу его, он ли стоит за розыгрышем, придумает, сколько гадостей сделал ему ты?

Пол почувствовал, как его лицо расплывается в кривой улыбке. Он снова посмотрел на психолога. Он не был уверен, выглядит ли он в этот момент адекватным или Бейкер сейчас потянется к мобильному телефону, чтобы вызвать бригаду со смирительной рубашкой.

– А я делал ему гадости. О, сколько же гадостей я ему сделал. Вы даже не представляете, сколько удовольствия я от этого получил. Вы ничего не сделаете Таунсенду. Вы скажете, что он устроил розыгрыш, а он скажет, что я просто псих. Вы будете проверять, кто же подключился к телефону декана, направляя его звонки на какой-то чужой номер, а Таунсенда идеальное алиби, он не взламывал сеть, это не он изображал чужие голоса. Он просто дал кому-то деньги, каким-то профессионалам. Декан по этой причине пытается запугать всех, чтобы они сознались, потому что специалисты не могут вычислить, кто же подключился к его телефону, чтобы перенаправлять звонки. О да, давайте, расскажите мне, что это был обычный розыгрыш, милый мальчишеский междусобойчик. Этот парень псих! Возможно, я теперь тоже псих, так давайте, закрывайте меня в сумасшедшем доме. Вы ведь это сделаете со мной, верно? Не с ним, он всегда выходит сухим из воды.

Пол вскочил с места и зашагал нервно из угла в угол. На полу было несколько игрушек, он остановился над плюшевым зайцем, ему хотелось что-нибудь разорвать, но даже в этом состоянии он не был способен причинить боль не только живоми существу, но и его подобию. Он схватил с пола пластиковый пенал из-под фигурок, и временами бил в него, словно отсчитывая такт.

– В первом классе колледжа он первым предложил дружбу, когда пришли результаты с первых тестов. Насчёт тестов я понял позднее. Я стал приглашать его домой и не мог понять, какого чёрта со мной постепенно перестают дружить остальные. Где-то в апреле Малькольм Додсон, чистая душа, подсел ко мне во время ланча и вдруг сказал: «А у тебя вообще не несёт чесноком изо рта». В тот день я не ел чеснока. Я не ел чеснока всю неделю, если не весь месяц. Тогда я спросил его, с чего он взял, что от меня будет пахнуть, и он сдал Дора. Я попытался с ним поговорить… Тот, разумеется, сказал, что Малькольм всё выдумал и хочет нас поссорить, но я уже заподозрил неладное. О, чёрт, хватит на меня смотреть так, будто мне всё кажется, и я тут пересказываю фантазии.

– Я вовсе не смотрю на тебя подобным образом, Пол.

– Я не порвал с Дором, попытался только общаться с ним поменьше. Но стоило мне начать обращать внимание, как я увидел, что стоит мне хоть с кем-то наладить общение, как Дор начинал усиленно искать дружбы того мальчика или девочки. А потом этот человек прекращал общение со мной. Некоторые слухи до меня доходили, но не так уж много. Он делал перед всеми вид, что дружит со мной из жалости, а учусь я хорошо потому, что у меня психические проблемы, даже не синдром Аспергера, а первые признаки шизофрении и я постоянно принимаю таблетки. Но мои якобы проблемы не лишили бы меня друзей, он к каждому находил свой путь. Я знаю только одну такую историю, потому что услышал её от Клодиль. Она сказала, что я плохо влияю на Дора, потому что он как-то сказал, что ей жутко не нравится её попугайчик, потому что Пол говорит ему, что птицы – они только для охоты, им стоит сворачивать головы, пока никто не видит. Тупо, да? Но она поверила. Что ещё он про меня говорил, она отказалась рассказывать. И ещё форумы, и группы в соцсетях. Стоило мне с кем-то общаться, как кто-то с нового акка начинал вмешиваться в разговор и высмеивал меня. Я думал, что у меня паранойя. А потом провёл эксперимент. Нашёл три новых сайта, зарегистрировал их на мою почту, и ещё пять – и там аккаунты зарегистрировал на новую почту, которую открывал только из компьютерного клуба. На тех трёх, которые были зарегистированы на мою почту, появились новички, на пяти, куда я заходил из клуба – нет. Тогда я удостоверился, что моя почта взломана. Может быть, и телефон тоже. Я стал бояться, что сойду с ума, что у меня паранойя. Может, я и сошёл, может, у меня паранойя сейчас. Но вы ведь сами видите, что кто-то нанял целую контору для идиотского розыгрыша. Я целыми днями думаю: а что было бы, если бы я позвонил родителям или кому из сиблингов? Мой телефон тоже был переподключен? Если бы я позвонил Сьюзи, то, наверное, она ничего бы не могла говорить и только бы рыдала, чтобы я не понял, что голос не тот? Господи, я вас всех ненавижу, всех ненавижу, всех до единого. Вы же видите, что происходит безумие, но будете утверждать, что всё не так, что он святой, а я – шизофреник.

Пол сел на прежнее место, а потом с силой запустил пенал в сторону плюшевого медведя, пенал срикошетил от плюшевого брюха и с грохотом проехался по полу.

– Ты кому-нибудь рассказывал, Пол?

– Отцу. И Клиффу. Они сказали, что мне всё кажется. Они не могли поверить, что всё это делает мальчишка одиннадцати-двенадцати лет.

– А какие именно гадости ты ему делал?

Пол старался сдержать улыбку, но он знал, что она исказила его лицо и ему представлялось, что он сейчас выглядит безумнее Шляпника из «Алисы».

– Я учился. Я не сразу понял, какого чёрта он так со мной обошёлся. А когда понял, что я лучший на потоке, а он только второй, то предположил, что это связано именно с этим. Я постарался превзойти его по всем предметам. Он хорош в математике, но я лучше, он пытается заняться программированием, но ему это не даётся, а мне без труда. Я понял, что я для него, как рана в боку, которая просто ноет. Но стоит мне получить какие-то похвалы, как рана переходит в острую фазу. Знаете, за что он меня наказал? За городской конкурс на лучшую компьютерную игру. О да, я был уверен, что он примет участие. И да, я специально принял участие в конкурсе, я знал, что сумею его обойти. И мне не стыдно. Давайте, говорите, что нормальные люди не должны копить в себе столько ненависти, сколько я. Мне, чёрт бы вас всех побрал, не стыдно! И знаете, что я ещё скажу. Ему четырнадцать лет. Ему. Четырнадцать. Лет. Вы понимаете, что это значит?

– Скажи мне, что это значит, Пол.

– Что каким бы гением он ни был, он не сможет найти тех, кто взломает чужие телефоны и будет изображать чужие голоса, и чтобы эти люди восприняли его серьёзно. Что какие бы деньжищи он ни получал от родителей, такие люди будут стоить дороже его возможностей. Ему помогает кто-то из родителей. Кто-то из этих чёртовых взрослых психов хочет, чтобы я уступил их «золотому мальчику». Но я скорее сдохну. Я не дам ему победить. Господи, а что будет дальше? Они наймут тех, кто убьёт моих родителей уже по-настоящему? Давайте, говорите, что я псих, что я должен уступить, что борьба того не стоит.

Бейкер встал со своего места и положил руку на плечо Пола. Пол сидел в кресле и покачивался вперёд и назад, кончиками пальцев прикрыв себе рот, и уставившись в никуда. Наконец Бейкер заговорил. Он говорил о том, что Пол очень многое пережил, что у колледжа есть свои способы, как разбираться с хулиганящими подростками, что он повлияет и никаких неприятностей больше не будет.

Надо сказать, что Бейкер сдержал слово. Стало легче. Всё не прекратилось, но стало легче. Те, кто следил за Полом в сети, словно стали истеричками, и другие пользователи стали слушать их меньше. А через три месяца Дор оставил от своей левой руки, как говорили, одни лоскуты. Видимо, он в этот момент спорил с родителями и взял в конечном счёте в руку нож, но, к счастью или нет, направил его не на них. Он выжил. И больше не учился в колледже. Дор поменял несколько больниц и не поступил в университет после учёбы. Пол постепенно восстанавливал социальные связи, но, несмотря на то, что он прорабатывал это с терапевтом, в глубине сознания ему всё ещё казалось, что гилфордские приятели смотрят на него с осуждением. Только в университете, где он мог оставить всё позади, он наконец почувствовал себя по-настоящему свободным. Иногда он думал о том, не был ли поступок Дора тем, что Бейкер назвал «у колледжа есть свои способы, как разбираться с хулиганящими подростками», и тогда всё же ощущал уколы вины. Но не слишком сильные.

Пять дней назад он получил сообщение от Дора, что тот хочет помириться, что очень сожалеет о том, что между ними происходило в колледже. В этот момент Пол почувствовал, как ему впервые за несколько лет снова перехватило дыхание. Он ответил, что давно всё простил, но не хочет встречаться с Дором. Тот в ответ прислал фото своего медицинского заключения и письмо: «Что ж, настало время говорить правду. Через полгода, как говорят врачи, я буду овощем и Стивеном Хокингом мне не стать. Нет, я не хочу помириться, я ненавижу тебя и ненавидел всегда. Но это не отменяет того, что я хочу закончить всю эту историю». Дор мог врать, Дор всегда врал. Но что Дор решится сделать Полу? Убить? Даже в этом случае Пол хотел встретиться со своими страхами. Он хотел перестать бояться Дора. Дор был чокнутым придурком, а если верить медицинскому свидетельству, то теперь ещё и наполовину парализованным придурком. Как бы он ни вскрывал почту Пола, как бы за ним ни следил, он не был существом из Преисподней. Может, Дор на все деньги семьи наймёт кого-то из тех банд, кто уже устраивал слежку и до конца жизни Пол будет у них под колпаком. Быть может, наймёт убийц. Но он человек. Насколько бы он ни исходил ненавистью, но человек. И Пол собирался плюнуть в перекошенную полупарализованную рожу это человека. И если Дор задумал этим похоронным письмом сегодня с утра какую-то очередную многоступенчатую пакость, то пусть подавится, Пол не будет это читать.

Вчера Пол послал Дору смс, что сейчас находится в городе и готов к встрече. Встреча предстояла сегодня около часа дня в кафе «Rock And Roll Dreams». Несколько раз, пока он одевался, Пол прерывался и пытался отдышаться. То, что он ощущал, даже не было приступами паники. Ему казалось, что он сходит с ума, снова погружается в то жуткое болото, когда никто ему не верил, когда самое невинное слово могло вызвать волну осуждения и Пол старался по большей части молчать, не понимая, как преодолеть чужую ложь, потому что даже не знал её сути. Он старался думать про университетских друзей, про каникулы, когда его разрывают на части приглашениями. Но всё это было далеко, всё это было практически выдумкой, а Гилфорд и ужасы колледжа – реальностью. В какую-то секунду Пол успел поймать мысль раньше, чем она оформилась и стал рассматривать её, трепещущую под его скепсисом: «В университете с тобой дружат потому, что не знают того, что знали о тебе в колледже». Он ничего не сделал, не сделал ни одной из тех гадостей, в которых его обвинял Дор, но в этом был ужас газлайтинга – в конечном счёте ты и сам начинал верить в чужую ложь о себе, ведь не может быть, что ты один прав, а весь мир, который обвиняет тебя, ошибается.

Он не сказал родным, на какую встречу идёт в час дня, он знал, что они стали бы возражать. Они не знали всего, что устраивал Дор, хотя руководство колледжа прозрачно намекнуло, что именно тот стоял за наиболее масштабным розыгрышем, и этого оказалось достаточно, чтобы родные наконец поверили, что Дор – псих и у них с Полом вовсе не обычная мальчишеская размолвка. Пол упомянул, что встречается кое с кем из старых приятелей, а до того должен немного поработать. И теперь тишина пустого дома, по которому он мотался уже в уличной одежде, давила на него. Он включил телевизор, музыкальный канал со старыми клипами, он ходил из комнаты в комнату, сосредоточенный только на звуке, который становится тише и громче и то, как звук его собственных шагов становится отчётливее или заглушается.

Прибыл он в кафе минут на пятнадцать раньше срока, не в силах выносить сидения дома. Он уже начинал задумываться о том, что вытащить из сейфа отца (он знал и комбинацию цифр, и где запасной ключ) старый револьвер и сегодня застрелить Дора. Что бы тот ни задумывал, он уже не сможет насладиться собственной гадостью. Остановило Пола не человеколюбие или соображения нормальности, а понимание, что этим поступком он так изгадит свою жизнь, как Дор не смог бы за сотню лет.

В этом кафе Пол уже был, когда оно только открывалось, года два назад. Он обожал музыку Стейнмана и не мог не пойти в родном городе на открытие кафе, называющееся как один из его хитов. Тогда кафе его не разочаровало – такая Америка 80-х, какой она предстаёт в клипах и немногочисленном городском кинофэнтези – по стенам куртки с дешёвыми стразами, рули мотоциклов, столики из чёрного пластика и много жёлтых лампочек. Когда Дор назначил встречу именно там, Пол почувствовал, как сердце снова ухает вниз. Потом вспомнил, что увлечение старым рок-н-роллом у него длилось практически с детских времён, Дор точно помнил, как Пол бесконечно предлагал ему диски с Meat Loafом или Бонни Тайлер – певцами, кто чаще всего исполняли стейнмановскую музыку. Предложение встретиться в этом кафе ещё не означало, что Дор продолжал за ним следить. Но и не означало, что не продолжал.

Когда автоматические двери с шипением (тоже отсылка к 80-м) открылись и в кафе въехало инвалидное кресло, Пола накрыло странным ощущением, что всё происходящее только кошмарный сон и он скоро развеется, не оставив воспоминаний. Дор, сидящий в кресле, обернулся за спину и прокричал кому-то:

– Джордж, подожди в машине, я позвоню часа через два.

Так как коляска стояла прямо на проходе, автоматические двери не закрывались и в полутёмное кафе врывались солнечные лучи, а Дор слепо щурился, не в силах разглядеть, кто есть и кого нет в кафе. Малодушно Пол понадеялся, что Дор его не заметит и выедет обратно на улицу, но тот каким-то сверхъестественным способом осознал, где сидит Пол, приятельски махнул рукой, нажал на какие-то кнопки на пункте контроля, который на самом деле напоминал схожий на кресле Хокинга, и подъехал к столику Пол.

– Приветик. Ты уже заказал что-нибудь? Мне, наверное, стоит заказать стакан воды, но в кои-то веки, пока меня не контролируют, я выпью кофе. Хуже не будет, а я подыхаю, как хочу кофе.

Дор поднял руку, подзывая официанта. Пол молчал. Он был ошарашен и дружеским тоном Дора, и тем, как тот изменился. Да, Пол подозревал, что Дор может притвориться, что болен, это часть какой-то более сложной игры, но смог бы он так исказить своё лицо? Нижняя половина лица чуть съехала влево, видимо, это влияло на то, что в речи чувствовалась нечёткость. Левая рука лежала на подлокотнике и не шевелилась. При этом Дор оделся под стиль кафе – легкомысленная челка свисает на глаз, тёмная рубашка со стоячим воротником расстёгнута почти до середины груди, тёмные джинсы и сапоги со стразами, которые так же недвижимо стояли на подножке кресла, как и онемевшая рука. Дор заметил взгляд Пола.

– О да, уже не красавец. Ну, у меня ещё полгода, чтобы найти кого-то, кто увлекается эстетикой Эшера или Пикассо. Или ты сам в университете стал любителем искажённых форм?

Дор шутливо погрозил ему пальцем. Пол моргнул, приходя в себя, наконец осознавая, что всё происходит в реальности, он не смотрит какое-то телевизионное шоу. Официант наконец принёс Дору кружку и застыл, не зная, куда её поставить.

– Нет, приятель, только не на стол, я туда не дотянусь, попробуй поставить вот сюда, на подлокотник. Отлично, вроде бы держится, да? Нет, ничего есть я не буду, это несколько шокирующее зрелище для неподготовленных, буду и дальше третировать только родных, но если я успею допить кофе раньше, чем разговор закончится, обещаю, что закажу ещё напиток и даже не буду проситься в туалет.

Дор долго смаковал кофе из красной кружки с стилизованным изображением какого-то глиттер-рокера, дожидаясь, пока официант окончательно уйдёт, только тогда снова перевёл взгляд на Пола.

– Надеюсь, у тебя не инсульт и ты не онемел? Вроде бы у тебя сейчас все козыри, чтобы порадоваться жизни. Главный враг приползает к тебе на коленях, ну, предположим, на аллегорических коленях, чтобы умолять тебя о прощении. Только не говори, что я больше не твой главный враг, что ты обзавёлся кем-то более заклятым за эти годы. Ты разобьёшь этим моё несчастное больное сердце.

Пол не заказывал себе ничего, где-то в глубине души опасаясь, что Дор способен отравить еду. Сейчас он об этом жалел, ему требовалось что-нибудь взять в руки, чтобы создать между ним и собой психологический заслон. Когда Пол заговорил, голос сперва звучал хрипло, будто он давно им не пользовался.

– Надеюсь, ты не будешь утверждать, что это я виноват в твоём состоянии?

– О, нет, это не твоя вина, это даже не моя вина, это врождённое, как говорят врачи, я был бомбой с часовым механизмом, это склеротическое заболевание всё равно бы развилось. Всё, в чём ты виноват, так в том, что мама переключилась с меня после того розыгрыша. Я, правда, не совсем уверен, что стоит называть это виной, после того, как мать перестала капать мне на мозги, чтобы я уничтожал тебя, наверное, мне стало легче. О, чёрт, я проговорился? А я ведь планировал, чтобы ты попытался угадать, кто из моих родителей участвовал в попытках довести тебя сумасшедшего дома. Давай притворимся, что ты ничего не слышал, так что давай, попытайся угадать, кто был виноват!

– Мать? – Пол чувствовал себя неуверенно. Дор был другим. Как ни парадоксально это звучало, но сейчас, когда паралич не коснулся только его головы и одной руки, Дор был намного более раскованным, чем Пол его помнил. Вопреки всему тому, что Пол знал о нём, его всё равно тянуло начать весело болтать со старым приятелем, рассказывать о той жизни, которую он теперь вёл и не думать о том, сколько всего Дор знает, пусть даже не вскрывая его почту, но сталкеря по соцсетям.

– Точно, – указательным пальцем Дор указал на Пола, – всегда был догадливым сукиным сыном. Мать ненавидела всех вас из колледжа, но ты был особой статьёй. Она никак не могла понять, почему ты не стремишься в колледж Чаши, если тебе настолько легко перегонять меня по всем предметам. Мне потребовалось три месяца моих дедуктивных способностей, чтобы это понять, не задав тебе при этом ни одного вопроса. Только не подсказывай, я хочу первым озвучить это вслух.

– Валяй, – Пол с интересом наблюдал, как Дор отпивает из кружки ещё кофе. Даже если всё это было игрой, то в этот раз Дор, кажется, придумал что-то высококлассное.

– Ух, в голову шибает. Мы с приятелями часто сбегали из Учреждения, мы так называли лечебницу, сбегали, напивались. Полгода не пил ничего сильнее двух глотков газировки, а сейчас в голове такой рок-концерт, как в те времена после полбутылки виски. Да, о чём мы? Помню, колледж Чаши. Мать хотела, чтобы я туда поступил с момента, как я первым в детском саду стал правильно отвечать на вопрос, какой звук издаёт корова. Но я понимаю, почему ты не находил его привлекательным и твоя семья, думаю, тоже. Процент поступивших в университет. Один, максимум двое, каждый год. Ты ставил перед собой целью Кембридж, вот это ты говорил мне вполне откровенно, и я это помнил. Даже если бы не помнил, я потом записывал каждый наш разговор. Надеюсь, ты не будешь сейчас вскакивать с места и орать, как изнасилованный осёл, что я просто псих, раз этим занимался. Я надеюсь, что мозгов у тебя побольше и ты не будешь так зрелищно оповещать окрестности о всем известной истине.

Пол наконец понял, что всё это время сидел так, будто сию секунду сорвётся с места, расслабленно он откинулся на спинку стула, применив свободные руки для того, чтобы скрестить их на груди и так отгородится от собеседника.

– Ты ненавидел меня, Тео, потому, что тебе так говорила мать?

Дор вздёрнул брови.

– Тео? Оу, понимаю, ты, наверное, хочешь меня поддеть? Тео. Это страшное оскорбление, просто идеальная месть. Как только тебе не стыдно так мучить бедного инвалида, – Дор покачал головой, издавая укоряющее «цык-цык-цык-цык». – Я ненавидел тебя потому, что ты был нормальным. Этого я не мог понять. Я знал, что отличаюсь от других, что моя мать сумасшедшая, а отец полностью под её влиянием, но считал, что это плата за высокий интеллект, ничто не даётся даром. А ты превосходил меня. У тебя была донельзя нормальная семья. Ты увлекался какими-то чёртовыми песенками, на полке у тебя стояли динозавры, которыми ты играл, когда был маленьким. Никаких пауков под подушкой, прогулок на кладбище, разговоров о том, как ты беседовал с электричеством, прикладывая ухо к электрической розетке, приступов дурного настроения, сумасшедших идей. Ты получил всё, включая высокий интеллект, но не заплатил ни пенни. Я не просто тебя ненавидел, я исходил ненавистью, да и сейчас тоже. Я попытался, вернее, моя мать, но с моей помощью, попыталась свести тебя с ума, а ты сейчас сидишь чистенький, как рекламка в глянцевом журнале, а я выплачиваю с громадными процентами за все свои грехи. Слушай, ты постоянно сбиваешь меня с мысли, слишком много линий сведений, которые я тебе хочу сообщить, а ты заставляешь меня перескакивать с одной на другую. Давай я выскажу тебе главную цель разговора, чтобы у тебя был стимул дослушать до конца. Тебя хотят убить. Нет, не я или кто-то из моих родных, но косвенное отношение я к этому имею. Не беспокойся, я собираюсь не угрожать тебе, а спасти. Но если ты выживешь, то будешь приходить ко мне, хотя бы раз в два месяца, рассказывать, что ты узнал. Через полгода я перестану вставать, перестану разговаривать. Мой доктор уверяет, что мысленные функции у меня будут работать ещё долго. Когда я говорю, что жду этого времени с нетерпением, все считают, что я просто храбрюсь. Но это не так, я в самм деле мечтаю об этом. Лежать, слушать музыку, уйти туда, где никто меня не достанет. Но, возможно, это в твоей жизни я лишь слабое воспоминание, а ты слишком долго был моим героем и злодеем. Я хочу, чтобы ты жил. Приходи ко мне, пересказывай, как ты выжил, как спасся, раз за разом. Если я не смогу жить, то ты обязан. Покажи этому миру, нагни его. Ты это сделаешь как чистенький правильный мальчик, организуешь какую-нибудь суперкомпьютерную компанию, будешь летать на Марс и давать интервью. Не плати этому миру за благодеяния, пусть я заплачу за нас обоих. Где-то там в аду мне будет чуточку легче от мысли, что всё это благополучие основано на одном хорошем поступке такого клубка болезней, как я.

Дор потёр лоб, Пол не был уверен, но ему казалось, что глаза у парня стали какими-то стеклянными.

– Кто меня хочет убить, Дор? Это ты с утра прислал мне письмо, похожее на некролог?

Дор взмахнул рукой, будто отметал чужую глупость.

– Нет, думаю, это убийца. Убийца из дымных комнат. Дай мне пересказать всю эту историю более последовательно. Сейчас у нас запланирован сентиментальный мотив, сентиментальность ресентимента. А иногда мне всё же жаль, что мне не хватит времени, чтобы написать несколько больных и гениальных пьес в стиле постмодерна и поиска автора. Я был бы прекрасен в роли никем не понятого творца, пьющего абсент, целующего ноги статуям и устраивающего стрельбу из водяных пистолетов с бычьей кровью на выставках конкурентов. Всё же, с тобой несколько скучновато, но спишем это на то, что ты сейчас потрясён моей исключительностью и красноречием. Надеюсь, что когда я буду валяться в постели, слушать музыку и бесконечно изучать узоры потолка, ты у моей постели будешь более болтлив, чем сейчас. Итак, мы попытались свести тебя с ума. Не знаю, помнишь ли ты, но твоя семья должна была в этот день уехать в Лондон. Им бы звонил человек, который представлялся тобой, для тебя бы их телефон был отключён. Ты бы провёл ночь один. С призраками и бандитами, если на то пошло, но без кого-то из знакомых. Возможно, это ты бы после этой ночи поехал в Учреждение, и мои приятели были бы твоими. Но произошло то, что произошло, твой брат внезапно приехал с учёбы, встретился с тобой днём на перемене, предупредил, что приедет домой раньше, это никто не отследил, потому что следили только за твоими звонками, твои родители вернулись с полдороги и ты получил только пару часов переживаний, и минус сорок тысяч фунтов Таунсендов. Ты помнишь Бейкера? Он вызвал меня в кабинет и сказал, что я умный мальчик, если для меня это так важно, я могу поступить в колледж Чаши, для меня сделают исключение. Но прежде я должен ему рассказать, что произошло. Я сидел и смотрел на плюшевые игрушки в его кабинете. Ты никогда не думал, почему у него там игрушки? В колледж мы все поступали в одиннадцать. Как и в колледж Чаши, куда я не попал потому, что не сдал тесты. У меня были высокие показатели, я не сдал другие тесты…

Голос Дора стал ослабленным, он смотрел на столешницу и делал всё более длинные паузы в разговоре. Пол воспользовался одной из таких пауз.

– Дор, кажется, тебе плохо.

Тот вытянул вперёд руку, она дрожала.

– Да, возможно, начнётся приступ. Позови тогда Джорджа, это медбрат, он ждёт в машине. Ладно, пока буду говорить. Бедняжка Дор Таунсенд, который сидит в кабинете психолога и смотрит на плюшевые игрушки. Эти плюшевые игрушки они натаскали в кабинет для того, чтобы расслабить нас, чтобы мы поверили, что мы ещё дети и что всё хорошо. Если бы я всё рассказал, ничего бы не было. Я бы сидел сейчас напротив тебя без коляски и, уставившись в столешницу, с трудом подбирал бы слова, чтобы попросить прощения, и, быть может, ты не будешь ненавидеть меня весь остаток жизни. Но я не поверил. Я считал себя таким умным и циничным, потому я не поверил. Я сказал Бейкеру, что не понимаю, о чём он говорит. Тогда он пригласил к себе мою мать, и она переключилась. Она перестала заставлять меня хорошо учиться. Если бы не та ссора. Я втыкал нож в левую руку, Господи, как же я хохотал, когда неметь сперва стала именно левая рука, излеченная левая рука, Высшие Силы посчитали, что она мне не нужна. Надо закругляться. Ты знаешь, сколько каждый год в колледж Чаши берут учеников?

– Двенадцать. Дор, тебе совсем нехорошо.

Его трясло, правой здоровой рукой он вцепился в подлокотник, с которого упала кружка с недопитым кофе и разбилась. Официант замаячил поблизости, не в силах решиться подойти и бросая взгляды на Пола, чтобы тот его позвал.

– Только не всегда двенадцать, ещё есть Дэрроу. Если ребёнок нужного возраста, то его берут тринадцатым. Иногда несколько детей от Дэрроу, они не учитываются, говорят, ни разу не было больше шестнадцати человек разом в одном классе. Чаша – это Грааль, это известно, а эти двенадцать… рыцари Круглого стола… это всё магия… мать переключили магией… Да, Пол, это приступ… позови Джорджа… чёртов стыд…

Глаза у Дора закатились, пальцы правой руки свело. Всё его тело трясло так, что кресло едва удерживало вертикальное положение. Официант метнулся к инвалиду, крича на ходу, что сейчас администратор вызовет «Скорую», а Пол вылетел на улицу. Практически у входа стоял Кадиллак и Пол отметил, что на лобовом стекле у того штраф за неправильную парковку. Пол стукнул ладонью по капоту автомобиля, одновременно распахнулись обе дверцы, Джордж вышел с пассажирского сиденья, с водительского – шофёр в зелёной ливрее. Пол подпрыгивал, указывая на дверь кафе:

– Там Дор, Теодор. Ему нехорошо, у него приступ.

Джордж оказался мощным мужиком, он пролетел мимо вихрем, едва не задев Пола. Пол отправился за ним и успел увидеть, как Джордж уверенно, будто стамеска в дерево, вошёл в крохотную толпу из четырёх человек персонала, столпившихся у инвалидного кресла. Из чемоданчика, который Пол только сейчас заметил, Джордж вытащил шприц, резко дёрнул вверх рукав чёрной рубашки на правой руке бьющего в конвульсиях Дора и быстро сделал укол. Резко ударил по пульту, который перегораживал доступ, достал тело из Дора из коляски. Парень внезапно выгнулся, как от дикой боли, а затем тело обмякло. На секунду Пол поверил, что тот умер, но тут раздалось громкое размеренное дыхание парня. Не теряя ни секунды, Джордж вышел наружу, пара секунд тишины, затем раздался звук заводящегося мотора, а потом звук отъезжающей машины. Всё это не заняло и полминуты.

Кто-то наконец догадался выключить музыку. Помимо Пола из посетителей в кафе была только парочка, которая в углу нервно переговаривалась за столиком. Тот самый официант, который их обслуживал, присел на корточки и стал собирать осколки кружки.

– Вашему приятелю стало плохо из-за кофе?

Пол беспомощно пожал плечами.

– Я не знаю, может быть.

– А что нам делать с инвалидным креслом?

Пол снова пожал плечами, потом полез в задний карман, доставая бумажник.

– Я заплачу за его кофе и кружку. Наверное, они потом пришлют за креслом, когда Теодору станет полегче. У него там полно слуг, думаю. Даже у шофёра есть ливрея. Вы верите, что кто-то в наше время напяливает на шофёра ливрею?

– Нет, денег не надо, за счёт заведения. Они ведь, наверное, попытаются в суд подать, да? Но мы не нарушали никаких правил. Он не предупредил, что кофе на него плохо действует, «Скорая» уже едет, мы действовали по инструкции. С ним часто такое бывает?

Пол пожал плечами в очередной раз. Машинально он положил бумажник в карман и вышел из кафе, к которому уже на самом деле подъехала «Скорая». Пол не стал их предупреждать, что их пациента уже увезли, а отправился вдоль по улице. Дор сказал: «Магия». Да, точно, Пол не ослышался. Всё связано с Дэрроу? Это они хотят его убить? Не прошло получаса с момента, как Пол вполне серьёзно раздумывал о том, чтобы пристрелить Дора, а пять минут назад бежал, как полоумный за медбратом, чтобы спасти Дору жизнь. Чёртов псих-манипулятор, Дор был так опасен именно потому, что знал, как нравиться людям.

С проезжей части, мимо которой он шёл, раздался громкий звук тормозов. Пол среагировал раньше, чем успел сообразить – прижался к стене дома, выставив плечи. Коричневый Logan остановился у тротуара, из выхлопной трубы повалил синий дым, хлопнула дверца. Миссис Читтервен вышла с водительского сиденья.

– Я тебя испугала? Всё этот разваливающийся драндулет, Фред настаивает, чтобы я ездила на машине, а я бы сама давно отправила её в мастерскую и ходила бы пешком, была бы здоровее.

Сердце бухало, как ненормальное. Хотя Полу казалось, что он не воспринял слова об убийце серьёзно, его организм на самом деле сигнализировал об обратном. Женщина обошла машину и молча уставилась на закрытый капот. У неё было порядка двадцати футов лишнего веса, не так много для женщины лет шестидесяти, но при этом она ходила медленно и осторожно, как человек, чьи ступни повреждены. Пол подошёл к ней.

– Может быть, чем-то помочь?

– Там под капотом рычаг, его надо потянуть на себя со всей силой, иначе я теперь заглохла надолго. Обычно я всегда прошу Джона, ему уже пятнадцать, для него нырнуть под машину не проблема, а я вот сама не справлюсь. Подожди-ка, ты ведь Пол из двадцать третьего дома? Приехал навестить родных?

– Да, Пасхальный семестр закончился.

Пол закатал рукава рубашки, хотя это было совершенно бессмысленно, если он собирался нырять под машину.

– Божечки, Пол, да совершенно это всё не нужно, я сейчас позвоню в автосервис, ты испачкаешься, а я и без этого всё равно дойду до дома пешком, тут пара шагов.

Но Пол уже лёг на спину, оттолкнулся согнутыми ногами и оказался под днищем. На встречу он одевался не сказать, чтобы в самое лучшее, ему всё равно стоило зайти домой, принять душ и переодеться. А заодно прочитать это чёртово письмо, которое, может, стоило почитать прямо сейчас, с телефона. Он поискал глазами рычаг, про который говорила миссис Читтервен, краем уха прислушиваясь к тому, что она продолжала говорить. Определённо, сегодня ему везло с болтливыми собеседниками.

– Этот рычаг похож на засов для двери. Такая круглая палка, она переключит всё на второй бензобак. Фред уже перебрал эту машину больше раз, чем в Лондон съездил. Он с машинами больше времени проводит, чем с любым из внуков. У моего отца был красный Остин-Хили 3000, я, грешным делом, иногда думаю, а не женился ли на мне Фред ради того, чтобы получить ту машину. А я вот должна ездить на его экспериментах и Богу молиться, чтобы машина подо мной не взорвалась…

Что если в том письме сказано нечто такое, что указывает на то, что убийца – миссис Читтервен? Убийца из дымных комнат – убийца из дымной кухни? Какое сексистское предположение. Пол потянет рычаг, и чёртова машина упадёт и раздавит его своим весом.

Наконец он обнаружил рычаг, в самом деле похожий на запор для двери (возможно, Фред Читервен и покупал его в скобяном магазине, а не в лавке запчастей). Тот оказался тугим, но когда Пол наконец переключил его, перевернув ручку, в машине что-то громко щёлкнуло.

– Господи, мальчик, да выбирайся ты наконец оттуда, да пусть бы провалился уже этот драндулет. Ты там в порядке?

Пол зацепился за бампер, одним движением выполз из-под машины и легко поднялся на ноги. Миссис Читтервен громко ахнула.

– Вся рубашка в масляных пятнах, да и джинсы как у Джона, когда он свалился с мопеда. Надеюсь, что ты свободен завтра к четырём часам. Жду тебя в ресторане «Золотой ягнёнок», за обед плачу я и постарайся приходить голодным.

Пол отряхнул руки.

– Никакого беспокойства, миссис Читтервен, вы меня смущаете. Обычная соседская взаимопощь.

Миссис Читтервен подняла руку, как бы прерывая его монолог.

– Нет уж, Пол, за обед заплатит Фред. Мне требуется наказать его за его выходки, и ты поможешь мне ещё разок, в этот раз наказать мужа. Не оставляю тебе номера телефона, чтобы ты не смог позвонить в последний момент и отказаться. Жду к четырём, это заведение тебе сойдёт, даже если ты вегетарианец или исповедуешь любой иной модный или нераспространённый пищевой культ. Учти, я помню, как ты двенадцать лет назад бросал камнями в мой сарай, так что обещай, что придёшь или я позвоню твоей матери и пожалуюсь на тебя.

Миссис Читтервен вперила в направлении Пола указательный палец, приподняла бровь и даже слегка подмигнула. Полу ничего не оставалось, как поднять руки в шутливом признании поражения.

– Хорошо, миссис Читтервен, обещаю, постараюсь быть.

Он подождал, пока она отъехала и даже махнул рукой на прощанье. Когда её Logan скрылся за поворотом, плечи Пола опустились. Ему хотелось сгорбиться, как старику. Вот и ещё один эмоционально опустошающий опыт общения со старшим поколением. В университете подобного не происходило, он легко общался с преподавателями, без усилий называл по имени тех, кто пытался играть в демократию. Это всё Гилфорд, это всё его попытки совместить в своей голове две версии себя. Или даже больше версий. Та версия, которая сформировалась, когда он годами противостоял фантазиям Дора. Вторая версия, которую он стал лепить самостоятельно, когда Дор ушёл из школы, именно этот Пол неуверенно чувствовал себя со взрослыми, он не ощущал себя взрослым, и постоянно был зациклен на том, чтобы выстраивать отношения со сверстниками. И третий Пол, Пол из университета – тот, который вообще не задумывался о приятелях, а потому приобретал новых друзей во множестве. Ему не хватало того, третьего Пола. Ему хотелось уехать, благо Дор дал формальный повод, можно было убедить себя в страхе перед неназванным убийцей. День рождения брата можно и пропустить. Уехать завтра после обеда с миссис Читтервен? Или счесть, что ситуация опасная, и уехать уже сегодня вечером? Это тот совет, который бы дал ему Дор, уехать из города? Полу было всё равно, он хотел уехать и точка.

Но прежде требовалось принять душ. И поменять одежду. Посмотреть сообщение, написать Дору и поинтересоваться его здоровьем.

Напротив его дома, у забора участка Форманов сидел бродяга, надвинув зелёную кепку на глаза. Гилфорд не был тихим городком, толпы экзотических туристов привносили в атмосферу городка и деньги, и риск. Однако, подобные районы, застроенные двухэтажными домами с участками при них, практически лишённые иных магазинов, кроме продуктовых, туристы обходили стороной. Попрошайки, уличные музыканты, карманные воришки – все они были сопровождающими армии, начинённой деньгами, которые приезжают из Лондона.

Пока Пол отпирал дверь, у него было неприятно чувство, что бродяга сейчас вскочит с места и втолкнёт его в отпертый дом. Но тот не шевелился. Пол отодвинул занавеску на окне у двери и ещё взглянул напротив. Колени у бродяги были подогнуты под тело, только виднелись рванные кеды, зелёная кепка закрывала лицо, на бродяге была пыльная куртка и грязные штаны неопределённого цвета. Никакого шевеления. То, что ощутил Пол, было не просто тревогой, это было предчувствием.

Сдирая с себя грязную рубаху, которую он бросил прямо на пол, он заодно звонил по мобильному телефону. Констебль Галбрейт принял вызов, пообещал, что патруль подъедет и разберётся жив ли человек, который уже, как минимум, минуты три сидел без движения, прислонившись к забору Форманов.

Где-то залаяла собака. Пол хотел прежде дождаться полиции, а только потом идти в душ. В руках у него была тёмная футболка, с одной стороны он не хотел её надевать, ведь после душа придётся всё равно поменять её на новую, она пропитается потом и масляными пятнами, которые останутся на коже, с другой – если полиция обратится к нему, не хотелось открывать им дверь и щеголять голым торсом.

Кто-то с силой постучал в заднюю дверь. Пол бросил ещё один взгляд на улицу, полицейская машина, как раз парковалось около места, где находился бродяга. Надевая по дороге футболку, он подошёл к двери, ведущей на задний двор, и распахнул её. Двор был пуст, некому было стучать. Сердце снова пропустило удар, предчувствие навалилось одеялом. Он потянул дверь на себя, намереваясь захлопнуть, запереть и некоторое время не открывать, что бы ни происходило. Но кто-то держал дверь с обратной стороны, видимо, предварительно спрятавшись на крыльце. Пол напомнил себе, что полиция совсем рядом, с другой стороны дома. Он попытался закричать, но мозг не отдал сигнала голосовым связкам. Та стеснительность, которая заставляет нас сомневаться в собственном желании привлечь внимание, перехватила его горло.

Кто-то с той стороны двери, ещё раз резко на себя её рванул, Пол догадался отпустить ручку, он уже наполовину разворачивался, чтобы пробежать дом насквозь и выскочить с другой стороны, когда преследователь с другой стороны двери появился в проёме. Мелькнуло что-то серое, похожее на монашескую рясу, а Пол почему-то упал, только затем ощутив боль в районе живота. Он увидев ухмыляющееся лицо с яркими голубыми глазами. «Надо было позвать на помощь», – успел подумать он.

И его поглотила темнота.

Глава 2.

Всё пошло по старому сценарию. Шарканье толпы, идущей от вокзала в центр города и в сторону леса. Приоткрытая дверь в домик, через которую Марв оказался снаружи, попросту свалившись кубарем с дивана. Позывы рвоты, чёрная таблетка активированного угля и облегчение через десять секунд.

Марв, прикрыв глаза, стоял на коленях перед жестяным ведром и приходил в себя. До него доносилось, как кто-то из проходящей мимо толпы туристов играет на флейте «Зелёные рукава». Он неоднократно слышал байку, что в средневековье «Зелёные рукава» считались непристойной песней и не мог понять причины, пока несколько недель назад не вычитал в одной книге, что выражение «разукрасить платье женщины в зелёный» считалось эвфемизмом для секса, потому что платье становилось зелёным от валяния на траве.

Эта мысль напомнила вчерашний день и мистера Валентайна (Зака Эндрюса), стоящего на коленях перед менгиром. Марв с трудом поднялся на ноги, его неприятно задела параллель: он тоже сегодня с утра стоял на коленях, правда, с намного менее приятными и благородными целями. Его радовало то, что тошнота сегодня была намного слабее, чем в другие дни, возможно, болезнь проходила или сумасшедший Валентайн, заставив Марва бежать по лесу от каких-то видений, излечил его своими друидическими пассами. Но первый же шаг убедил Марва, что об излечении говорить рано, максимум – о новой стадии заболевания.

Он не просто замёрз, он продрог до костей. До центра костей. Даже идти обратно в домик было больно, холод затаился в коленях и локтях. Не сказать, чтобы ощущение было совершенно незнакомым, в домике не было никакого отопления, уже в начале сентября Марв начинал чувствовать прохладу, а к середине сентября, когда начинались занятия в школе и он наконец возвращался домой, приходилось по получасу стоять под горячим душем, чтобы выгнать холод из костей. Но так промёрзнуть, чтобы при этом кожа даже не была прохладной, это было впервые.

Марв воспользовался тем единственным способом, который всегда помогал – заперся в домике и залез в крохотный душ. Холод выходил из костей толчками, напоминавшими удары палкой. Хотя кожа сразу покраснела и нагрелась, холод внутри не желал легко сдаваться.

Боясь, что воспоминания о сне сотрутся от впечатлений дня, Марв начал мысленно повторять всё то, что пока существовало в его памяти чётко как кинолента. Как и все, кто запойно читает, он не так уж часто сам становился героем собственных снов, намного чаще он видел себя частью каких-то ещё никем ненаписанных книг (это было одной из причин его уверенности, что он сумеет когда-нибудь стать писателем). Но даже для его развёрнутых сновидений этот сюжет о Поле был чересчур детализированным и ярким.

Он хлопал себя по плечам, а потом, сгорбившись, стоял под струями горячего душа, засунув запястья под мышки, вздрагивая, когда очередная волна холода, покидающая его тело, проходила насквозь. Постепенно мысль, что наконец сбылась его мечта увидеть настоящие мистические события, расцветала внутри. Честно сознаться, поймать убийцу потому, что ты видишь те же сны, что и он, было тем ещё клише ужастиков, но зато, вроде бы, Марв видел во сне не убийцу, а жертву. Или Пол выживет, а потом сам кого-то убьёт?

Сну не хватало продолжения. Наконец, решив, что согрелся, Марв вылез из душа, схватил с угла дивана одну из маек, которая уже не подлежала восстановлению, и вытерся ей. Он натянул джинсы и намного более целую майку с изображением местного собора (тоже мерч «Чумной плесени», хотя и не слишком явный, но, если приглядеться, за собором угадывались тени средневековой кавалькады), так как мотаться голым по свалке не стоило (Недремлющее Око!).

Пока сохли волосы, Марв пытался восстановить, что же он помнил из сна. Как искать Пола? Он не был уверен на все сто, но, кажется, никто ни разу не произнёс его фамилии. Это было странно, он должен был сказать фамилию, когда звонил в полицию. Или хотя бы назвать адрес дома Форманов, к забору которых привалился бродяга. Но на месте этих воспоминаний была пустота, как если бы мозг Марва не смог сочинить эту деталь и перескочил с неё на более событийные куски сна. Поискать миссис Читтервен, которая, видимо, жила неподалёку? А приятеля-абьюзера звали Теодор Таунсенд. Что дадут эти имена? Они не помогут найти Пола и выяснить является ли он жертвой или убийцей.

«Если хоть один из этих людей существует, значит я погрузился не в фантазию, а в реальное прошлое».

Марв выдохнул. От радостного возбуждения было сложно сосредоточиться, выстроить целую цепочку действий – вытащить ноут, выйти в интернет, проверить реальность сна. Ещё было страшно, если не подтвердится ни один из фактов. Но ведь если подтвердится, значит Марв видел прошлое. Точно не будущее, потому что кафе «Rock And Roll Dreams» уже не было особо новым, когда Марв впервые ушёл из дома три года назад. До того понятие «путешествие в прошлое» он употреблял только в прошлом году, когда на неделю нанялся помогать к неоязычникам, у которых на пятерых была два потрёпанных томика Дугласа Монро и один магнитофон, на котором они сперва крутили диски Blackmore`s Night, затем Blackmore`s Rainbow, от чего у Марва даже зародился интерес: раз те пошли вглубь по дискографии Риччи Блэкмора, что же они выберут из Deep Purple. Но те резко сменили исполнителя и за один день не менее восьми раз послушали альбом из 80-х Криса де Бурга «Into the Light». Сейчас, вскинув два кулака в небо (даже мистеру Валентайну было бы далеко до его эпичности), Марв заорал в небеса: «And then a vision Left me blinded by the light And it started right in front of my eyes» (И затем видение оставило меня ослепшим от света. И всё началось прямо перед моими глазами). Он представил аплодисменты, которыми его сейчас награждает в своей каморке Недремлющее Око.

– Извините, можно к вам обратиться?

Марв вздрогнул. Ему вспомнился страх Пола, которому он старался не придавать значения и как тот ошибся, недооценивая опасность. Он обернулся на голос, около решётки ворот стоял парень, едва ли намного старше самого Марва. Пока Марв пересекал свалку, он успел его разглядеть: рыжеватый, напряжённо сжимающий лямку небольшого рюкзака, висящего на левом плече. Он представлял собой картину «Хуманизация чувств Растерянности и Неприкаянности».

– Привет, – подходя, Марв приветственно поднял руку, – извини, я там пел, не знал, что кто-то наблюдает.

Парень чуть дёрнул головой, будто отметая его слова.

– Я всё равно чего-то такого и ожидал. Ты живёшь здесь?

Марв махнул в сторону домика.

– Ну да, присматриваю, чтобы на свалке всё было тихо и спокойно. Извини, потому внутрь не пускаю.

Это было не полной правдой, никто не мешал Марву приводить на свалку столько знакомых, сколько пожелает, но звать первого попавшегося прохожего в пределы ограды он не собирался. Каменным заграждение было только в той же стороне, что и ворота, по другим сторонам свалка была обнесена решёткой с массой выломанных прутьев, но докладывать об этом незнакомцу Марв не собирался.

Парень кривовато улыбнулся.

– Видимо, всё сходится. Ты ведь ворон, правда?

– Чего?

Парень не ответил. Его ждущий взгляд заставлял подумать, что надо назвать пароль или секретное приветствие. Марв немного помялся на месте.

– Если ты так полицию называешь, то точно нет. И не член какой-нибудь банды. Но если ты ищешь кого-то, кто всякой магией занимается, я могу проводить, скорее всего, они на будут Поляне Волшебника, всё равно я туда сейчас собираюсь, поищу подработку, подожди, захвачу свои вещи и провожу тебя.

Парень наконец отвёл взгляд от лица Марва и потёр лоб.

– Да, точно, извини, я идиотский вопрос задал. Сколько будет стоить, если я тебя найму как гида? Я могу дать двадцать фунтов. Это на какое количество времени хватит оплаты? Только не говори, пожалуйста, что минут на десять, я тогда попрошу тебя только показать какое-нибудь недорогое кафе за простое христианское спасибо.

– Двадцать фунтов – это на день. А если быть твоим гидом не означает делать что-то опасное или работать по вечерам, то на пару дней.

– Окей, – парень скинул свой рюкзачок с плеча, достал видавшее виды потёртое портмоне и достал оттуда двадцатифунтовую бумажку, которую сквозь решётку протянул Марву. Марв заметил, что в портмоне, помимо вытащенной банкноты, была только ещё одна такая же. Марв взял деньги и засунул в задний карман джинс.

– Слушай, я не просил предоплаты, ты не боишься, что я тебя обману?

Парень пристраивал снова на плече свой рюкзак и смотрел куда-то в землю. На вопрос Марва он неопределённо пожал плечами. Переступил с ноги на ногу, потом поднял голову.

– Извини, не сразу понял твой вопрос. Устал как собака, всё плохо доходит. Нет, я тебе доверяю, но, если обманешь, значит я заплатил за опыт. Негативный опыт самый болезненный, зато учит лучше всего остального.

– А твои родители не прибегут отрывать мне голову, что я отнял деньги у их сына?

– Это мои деньги и я совершеннолетний, пару недель назад исполнилось восемнадцать, я после дня рождения и отправился в путь.

Несмотря на жару, на парне была неопределённого цветка холщовая куртка, тёмные джинсы выглядели так, будто в них ночевали далеко не единственную ночь, а в кедах, что когда-то были зелёными, зияли дырки, сквозь которые виднелись синие носки. Марв сощурил глаза.

– Ты ведь не на электричке приехал верно? Ты все две недели пешком шёл? Откуда ты добирался так долго, из Шотландии?

– Из Лондона. Пешком и на попутках. Долгая история. Каламбур получился, да? Долгое путешествие и долгая история. Слушай, не знаю, как к тебе обращаться…

– Марвин. Можно Марв.

– Я Брендон, но все зовут меня Стив. Это тоже долгая история. У меня ощущение, что сейчас ты меня примешь за полностью спятившего и прогонишь. Я попытался бы всё объяснить, но тогда ты уверишься, что я псих, и откажешься быть моим гидом.

Марв покачался на ступнях – от пятки к носку и обратно. Парень продолжал держаться за лямку и смотреть в землю. Самым странным в нём было то, какими развёрнутыми предложениями говорил Брендон/Стив. Не глуп и привык к тому, что его воспринимают серьёзно. Марв резко принял решение.

– У меня был приятель, до сих пор не знаю его имени, мы звали его Лэрд. У него была шизофрения, он предупреждал, что без таблеток ему может быть хреново, а таблетки остались в том доме, из которого он сбежал. Потому однажды ночью он разбудил нас криком, что у него под кожей вертолёт, а потом принял одного из наших парней, Кирка за летающую землеройку и бегал за ним по всему дому, как мы думали тогда, с ножом, но когда поймали, то выяснили, что с чайной ложкой. В общем, если постараешься не бросаться на меня с острыми предметами, поверь, ты уже почти на девяносто процентов приблизишься к тому, что я называю «вполне адекватное поведение». Подожди, я сейчас захвачу кое-что из своего домика, выйду наружу. Ты ведь хотел найти дешёвое кафе?

– Ага, вроде того.

В домике Марв схватил читалку (как и у всех маек, которые предназначались к носке на улице, у это был внутренний карман в районе левого плеча), остатки денег и телефон. Пока он запирал домик, то бросал взгляды в сторону стоящего за воротами Стива/Брендона, который в свою очередь вообще не смотрел в его сторону, а медленно покачивался на подошвах.

Ворота Марв тоже запер после того, как вышел наружу. На свалку можно было проникнуть ещё десятком способов, но Стиву об это знать об этом не обязательно. Далеко они не ушли, заскочили в кафе «Жёлтый глаз яичницы», откуда сегодня раздавались кельтские мелодии. Стив застыл у входа, медленно изучая ассортимент еды, выставленный на прилавок под органическим стеклом. Его губы беззвучно шевелились. Марву это было знакомо, это был подсчёт оставшихся денег и калорийности блюд. То, как Стив шарил рукой по карману куртки, собирая явно всю оставшуюся мелочь, тоже сказало о многом. За три фунта Стив заказал бизнес-завтрак (чай, яичница-глазунья и гренки), Пол, уже принявшийся тратить заработанные деньги, взял за три фунта большое блюдо картошки-фри. К нему за бесплатно полагался стакан с минералкой. Марв руководил их маленьким отрядом, он положил блюдо с картошкой посреди столика у окна и кивнул головой Стиву, чтобы тот угощался. Тот молча кивнул, поблагодарив, даже взял несколько ломтиков. Все его действия были замедленными. Было видно, что в какие-то моменты он просто берёт себя в руки, и в те моменты начинал говорить он относительно бодро.

– Брендон – это настоящее имя, а Стив… Стив тоже настоящее, но это мне в шесть лет приёмные родители дали.

– А разве можно переименовывать таких уже больших детей?

– Не знаю, – Стив пожал плечами как-то застенчиво, – наверное, да, если дети стали жертвами громкого преступления.

– Оу…

В компанию, в которой тусовался Марв, попадали не просто так, это были парни, которые сбегали из дома, пытались заниматься криминалом, пока не понимали, что лучше ехать в Лондон, полицейские Гилфорда следили за ними слишком пристально. Уже где-то прошлым летом Марв заметил, пусть держал наблюдение при себе, что и те небольшие кражи, которые удавались парням в Гилфорде, были вызваны снисходительностью взрослых, а вовсе не ловкостью воришек. Наиболее опасных типов полиция сразу отслеживала, арестовывала, отправляла в спецучреждения, но и те, которым почему-то разрешалось оставаться на улице, попадали туда не от хорошей жизни. Такие экзотические истории, как у Большого Билла, встречались редко, но избиения и изнасилования – это было довольно распространённым опытом, через который проходили оказавшиеся на улице подростки. Марв лихорадочно думал, что сейчас сказать. Может, рассказать историю из жизни своих приятелей, одну из тех, что они не особо скрывали? Или перевести разговор? Он подавил мучительное желание вытащить читалку, погрузиться в чтение или хотя бы начать показывать Стиву все собранные файлы.

– Не, слушай, это не родители со мной что-то сделали, это с ними что-то произошло. Меня нашли в машине, там было много крови, а родители пропали. Я, когда чуть подрос, в интернете прочитал всё, что смог найти об этом и в библиотеке тоже. Судя по всему, это на них кто-то напал, никаких случаев насилия в семье и всё такое.

– А ты сам ничего не помнишь?

– Помню. Но явно не что-то такое, что могло бы помочь объяснить произошедшее.

Стив снова мучительно медленно потянулся к картошке. Когда он положил ломтики в рот, было видно, как он снова делает усилие, чтобы ускориться.

– Не подумай, приёмные родители они норм, просто они не очень меня понимают. Меня взяли первым, есть ещё пара детей, помладше. Когда я сказал, что не хочу никуда поступать после школы, они сказали, что тогда я должен найти работу. Тогда я сказал, что я не обязан находить её именно в Лондоне.

У Стива была бледная до серости кожа, явно, что он давно не брился – на щеках у него торчали отдельные рыжеватые волоски, которые в силу собственного одиночества не сумели бы исполнить роль щетины. У Марва борода и усы не росли вовсе, следует подумать о том, что когда если он доживёт до осени и пойдёт по докторам, задать им и этот вопрос – это недостаток возраста или здоровья. Заметив взгляд Марва, Стивен постарался выпрямиться, но плечи его снова привычно обвисли.

– Слушай, Стив, я сперва думал, что ты под веществами, но ты же засыпаешь на ходу. Ты за эти две недели хоть раз спал?

– Я спал, просто не очень как-то получалось выспаться нормально, последних дня три особенно.

Стив тихо засмеялся.

– Вообще всё не так, как я себе представлял. Когда я сегодня дошёл и увидел, как ты поёшь прямо солнцу, всё было даже круче, чем я мог мечтать. Но дальше я вообще ничего сообразить не могу, вся голова как ватой обложена, я на самом деле наполовину сплю. И какие вопросы примерно задать, тоже не соображаю. Ты ведь знаешь, что в той песне, что ты пел, про круг из камней и в клипе тоже?

– Клип не видел ни разу, насчёт камней – да, знаю всю песню, к северу от города есть менгир, большинство туристов едет именно туда. Конкретно Криса де Бурга, правда, знаю не так, чтобы много, больше всякого кельтского включают, вот, как сейчас.

Стив слабо улыбнулся.

– А я искал всякое такое по крупицам. Пересмотрел сотни клипов в сети. Ты живёшь в волшебном городе.

Нормального ответа на такое заявление не существовало. А когда собеседник начинает задвигать нечто такое, на что тебе сложно ответить, то, скорее всего, твой собеседник напрочь не контролирует разговор.

– Слушай, прежде, чем ты отключишься тут на столе или под столом, тебе есть где заночевать?

Тот снова неопределённо повёл плечом.

– Я что-нибудь придумаю, не беспокойся.

Марв достал телефон, но Стив вцепился в его руку.

– Слушай, если ты в полицию хочешь позвонить или что-то такое, то не надо, я не сбежал. Отчим не знает, где я, но у него есть мой номер телефона, и я уже совершеннолетний, я говорил, я могу ехать, куда хочу.

Марв стряхнул его пальцы.

– Слушай, расслабься, окей? Я позвоню по знакомым, чтобы найти, где тебе переночевать. Я не полицейский осведомитель, но, если тебя полиция ищет, на свалку ко мне не суйся, там скрытые камеры.

Стив провёл ладонями от крыльев носа по щекам.

– Нет, полиция не ищет.

Кажется, он полностью доверял Марву и даже не прислушивался к разговору. Минут через пятнадцать Марв нашёл хороший вариант, даже завидуя в глубине души, так как ему самому когда-то никто не предлагал подобного.

– На сутки можешь забуриться в помещение склада, там сейчас лофт – светильники, столы, диваны по стенам. На диване можно выспаться, только не пачкать и светильники не бить. С пяти до девяти будет подготовка к вечеринке, вечеринка с девяти до двух ночи, в это время там не поспишь, но можешь потусить плюс спокойно брать со столов столько еды, сколько хочешь. Потом до полудня сможешь ещё поспать.

– Окей, спасибо тебе, – он стал искать около ноги свой рюкзачок.

– Нет, подожди, хоть доешь. Ты точно не под веществами?

– Точно. Просто сегодня шёл пешком с трёх утра. Потом, когда дошёл до свалки, увидел, как ты поёшь, понял, что дошёл, а в голове пустота. Не против, что я всё потом расскажу? Наш договор ещё в силе, мы поболтаем потом, когда я высплюсь на том складе?

У Стива были бледно-зелёные глаза, и зраки не были ни ссужены, ни расширены, только глубокие тени под нижними веками.

– Да, конечно, я же взял у тебя деньги, давай к пяти я подойду к лофту, тебе всё равно надо будет куда-то деться на пару часов, покажу город. Ты объяснишь, что ты тут ищешь, решим, куда тебе деться. Ты же от Лондона сюда шагал не ради того, чтобы услышать, как кто-то орёт песни из репертуара Криса де Бурга? Мне кажется, ты бы и в Лондоне смог найти что-то в этом духе.

Марв ни разу никого не сдавал Кларку, хотя догадывался, кто из компании стучит, когда на улицах оказывались совершенно чокнутые или обдолбанные подростки. По большому счёту, в нормальном городе под присмотром сейчас бы уже давно оказались все, а не только «паршивые овцы», но Марв не собирался вмешиваться в то, как Кларк вёл дела. В конце концов, сам Марв, благодаря попустительству Кларка, мог наслаждаться таким количеством свободы, сколько мог унести. Но если этот Брендон/Стив реально поехавший, то он может быть опасен не только для других, но и для самого себя, так что, может, этот парень окажется первым, кого Марв сдаст полиции. Стив смотрел на Марва так, будто надеялся, что сейчас Марв что-то вспомнит, вроде: «Оу, так ты тот самый Стив, о котором меня предупреждал Никки-бандит! Точно, я тебе должен две штуки и сейчас отведу тебя к мечу в камне».

Внезапно Стив приподнял рукав своей куртки. На правом запястье была набита чёрная тату, которая при первом взгляде казалась просто синяком.

– И такой татуировки у тебя ведь тоже нет?

Марв прижал к столу своей ладонью ладонь Стива, чтобы тот не отдёргивал руку и внимательно рассмотрел тату. Это был стилизованный ворон, расправивший крылья, художнику удалось передать ощущение полёта, казалось, что ворон летит над землёй, а зритель находится ещё выше птицы. Марв с сожалением отрицательно мотнул головой.

– У меня только это.

Он показал на левое предплечье. Его обегала надпись Habent sua fata libelli («Книги имеют собственную судьбу»), надпись не была замкнута и на внутренней стороне руки от пробела до сгиба локтя шла ещё одна фраза «Credendo vides» («Поверив увидишь»). С внешней стороны над локтем были царапины после вчерашнего приступа безумия. Если бы он царапал руку с внутренней, задел бы тату.

– И, наверное, ты не знаешь никого, у кого была бы такая тату?

Голос Стива звучал убито, и, кажется, он совершенно не ожидал, что Марв поднимет указательный палец.

– Подожди-ка, это уже второй вопрос. Я думал, ты сам в курсе, что это такое, а картинка знакомая.

Стив втянул в себя воздух и затих, видимо, затаил дыхание. В глубине сознания Марв оттолкнулся ногой от пола и лестница поехала вокруг библиотеки. Связи, воспоминания, стили написания, сюжеты, светящиеся прочитанные книги и тусклые пока непрочитанные.

– Красная обложка. Этот ворон сверху, внизу силуэт какого-то мужика, который роет могилу. Фамилию автора не помню, не кто-то известный. Название «Забытый магазинчик ужасных снов». Про парня, который зашёл в маленький магазин, там пропал, а потом стал являться герою. Говорю по аннотации, саму книгу не читал, если бы был интернет, можно было бы загуглить.

Стив вытащил телефон из правого кармана куртки (остатки денег он выгребал из левого).

– Нет проблем. Можешь ещё раз сказать название?

Пока они устанавливали связь, вводили название, прошло порядка минуты. Но книга и обложка нашлись быстро. Написал её некий Отис Найман – человек, выпустивший всего одну книгу. И вышла эта книга в 88-м.

– На Амазоне её нет.

Стив продолжал серфить где-то в интернете, точно не на тех сайтах, адреса которых когда-то Марву дали приятели, смирившиеся с его запойным чтением. Такой старой и малоизвестной книги, скорее всего, не было бы и там, но Марв точно знал, что видел её в бумаге. Пусть Стив ел медленно, но вдвоём они всё-таки уже успели уничтожить свой завтрак.

– Ладно, парень, – сказал Марв, поднимаясь, – я не знаю, за какими конкретно галлюцинациями ты гонишься, но где находятся те книги, которые я хоть разочек видел в реальности, я знаю. Давай, пошли. Провожу к лофту и туда, где обитает данная книга. Надеюсь, история о том, что это за тату, будет интересной.

Стив наконец схватил свой рюкзак, второй рукой заталкивая телефон в карман куртки. Кажется, то, что он увидел где-то такую же картинку, что у себя на запястье, хоть немного его разбудило. Он закинул рюкзак на плечо и освободившейся левой рукой провёл по своим жидким рыжеватым волосам, пока пальцы не оказались на виске, при этом он не сводил взгляда с того же места под тёмными волосами Марва.

– Слушай, извини, это не моё дело, не обижайся, можешь меня послать, если хамлю, но эти шрамы у тебя…

Он не задал вопроса «Откуда они?», видимо, в последний момент сочтя, что договорить будет более невежливо, чем просто дать неоконченной фразе повиснуть в воздухе. «Точно, парень», – подумал Марв, – «это не твоё дело. И если я тут вожусь с тобой, будто ты младший братишка, это ещё не означает, что мы стали друзьями». Но в ответ он только широко улыбнулся и воспользовался фразой, которую слышал сегодня во сне.

– Упал с мопеда несколько лет назад.

У Марва в жизни не было мопеда, у него даже не было приятелей, у кого был бы мопед и уж тем более таких, кто хоть бы разок дал бы ему порулить. Но если бы этот незнакомый парень принялся бы настаивать, снова апеллируя к каким-то собственным неназванным обстоятельствам, Марв вернул бы ему половину суммы и пошёл бы на свою свалку, предоставив парню ныть под воротами и просить прощения за назойливость. Однако, Стив только кивнул и направился к выходу.

В книжном магазине, где торговали подержанными изданиями, Марв не помнил точно, где стоит нужная книга, но маршрутизатор в его голове каким-то загадочным образом точно указал, где примерно стоит искать. Потребовалось не больше пары минут, чтобы он просканировал полки в шкафу и нашёл не просто красную обложку, но и книгу запомнившегося Марву объёма. Стив молча покорно всюду следовал за ним, как доверчивый трёхлетка. Казалось, что парень начал снова отключаться от реальности, на улице Стив шагал медленно и непреклонно, уставившись куда-то вперёд. Вполне возможно, если он действительно всё время шагал три дня подряд, сейчас у него попросту отваливались ноги и заставлять себя их переставлять ему удавалось только по той причине, что он отключал любое возможное сообщение с собственным телом.

У кассы Стив снова полез за своим кошельком, но прежде, чем он успел достать единственную купюру, Марв достал собственные деньги.

– Я заплачу, сегодня с утра один чудик отвалил мне двадцать фунтов, кажется, только за то, чтобы поболтать со мной и, вроде, так пока и не решился рассказать, что его беспокоит.

Он быстро подмигнул Стиву и получил в ответ кривоватую усмешку, правда, с задержкой в пару секунд. До лофта они шли ещё минут десять, к моменту, как Куив открыл им дверь и пустил внутрь, казалось, что рядом с Марвом идёт не самый активный зомби.

– Будешь спать на диване, не испачкай обивку обувью, – предупредил Куив.

Стив кивнул. Он кивнул и Марву, когда тот сказал, что зайдёт за Стивом к семи. Сел на диван, потянул за шнурки, затем упираясь носками в пятки, снял кеды, и повалился на диван, предварительно успев подложить под голову свой рюкзак. На момент, как Марв прощался с Куивом, Стив уже глубоко спал.

По дороге Марв включил читалку. Хотя ему требовалось подумать и чтение его только бы отвлекало от мыслей, но при этом он постоянно бросал взгляд на читалку, сортируя обложки книг в разделе «Библиотека».

В стандартном ужастике Стив и был бы убийцей, который нашёл его в момент, как Марв увидел первый сон о его преступлении. Молодость могла быть кажущейся, а странные вопросы – попыткой найти, согласно некоему предсказанию, человека, который сумеет его остановить. К минусам этой версии было лицо, которое мелькнуло на момент окончания сна. Это стопроцентно был не Стив. Но этот «сюжетный поворот» легко было объяснить: Марв не видел момент смерти Пола, подручный убийцы вырубил парня, а потом где-то Стив лишил Пола жизни. Видимо, для того, чтобы получить вечную молодость. А такая жуткая усталость Стива объяснялась тем, что он давно не получал свежих душ на обед.

Марв прикинул, насколько разгромную рецензию на сайте ужастиков написал бы на подобный сюжет. Справедливости ради, напомнил он себе, в нормальной книге главный герой попадал бы в сознание убийцы, а не жертвы. Попадать в сознание жертв и умирать разными способами, раз за разом, малопродуктивно. Хотя, сделал он пометку в памяти, для хорошей чернухи идея неплохая. Тогда убийцей должен оказаться сам Марв, он находится в аду и потому раз за разом переживает последние дни всех тех, кого убил. Это точно не самая распространённая идея, стоило бы запомнить и разработать её для какого-нибудь своего романа.

За этими мыслями он дошёл до родной свалки. Пока отпирал ворота, доставал ноут, запускал программу, которая помогала ловить вай-фай из кафе за стеной и генерировать меняющийся пароль, он повторял про себя всё то, что узнал во сне. Нормальный сон давно бы уже выветрился из памяти, тем более после общения со странноватым парнем (а что, если Стива кто-то подослал именно для того, чтобы Марв забыл свой сон?), но сон оставался всё таким же чётким, как если бы он пережил всё это в реальности и даже приложил усилия, чтобы запомнить.

Первым он стал искать Теодора Таунсенда из Гилфорда. Это не самое распространённое сочетание имени и фамилии, принесло плоды практически мгновенно и скоро Марв созерцал мемориальную страничку в соцсети.

В первые секунды он решил, что просто где-то услышал эти имя и фамилию и присочинил внешность, так как лицо на фото было незнакомым. Но стоило ему приглядеться, как он понял, что нет, это тот самый парень, который когда-то посыпал адскими угольками жизнь Пола. Тот, кто создавал страничку (Марв готов был спорить, что это были родители), поместил фото Дора ещё до болезни – достаточно смазливый улыбчивый парень, не похож ни на безумца, ни на человека со скрытым заболеванием, которое исказит его лицо и тело. В единственном сообщении было сказано, что Дор скончался после продолжительной болезни, а также указаны даты жизни: 13 сентября 1999 года – 30 декабря 2021. Под сообщением – только восемь грустный реакций. Хотя они не были анонимны, фотографии аккаунтов, с которых ставили реакции, ничего Марву не сказали, никого, похожего на Пола там не было.

Он получил подтверждение, что его сон в самом деле имел под собой обоснование. «Радуйся», – сказал он сам себе, но особой радости он при этом не испытывал, скорее, возбуждение и опасения. Он прикинул, что теперь, зная возраст Дора, он сможет определить, в каком классе в колледже Баудиции он учился. В фильме ужасов он бы сразу смог получить фото всех выпускников колледжа, чтобы найти на них Пола, но на сайте колледжа ни слова не было сказано про выпускников. Да Марв и сомневался, что в наше время, когда все скрывают данные, запросто сможет получить подобные сведения.

Фамилия Читтервен, как это ни странно, оказалась достаточно распространённой в Гилфорде. В принципе, Марв мысленно проследил примерный путь Пола от кафе до дома, так что, скорее всего, он сможет найти нужную улицу, перепроверит, живёт ли на улице некая миссис Читтервен, а оттуда уже не сложно найти дом Пола – следует найти дом Форманов и Пол будет напротив. Судя по всему, найти Пола (если, конечно, он был реальным человеком) – было квестом для долгих прогулок.

Марв закрыл глаза, пытаясь точно припомнить наиболее интересные куски сна. Например, письмо убийцы. Может, название файла что-то подскажет? Под веками у Пола заплясал экран телефона, чёткий будто фото. И через секунду он гуглил то, о чём стоило бы подумать раньше – адрес электронной почты Пола.

Почта – это цифровой аналог отпечатка пальца в интернете. Возможно, три-четыре года и его уже полностью заменит номер телефона, который все предпочтут скрывать. Но Пол жил во времена, когда соцсети, основанные на доступе через мобильные приложения, ещё не вытесняли соцсети с компьютерном доступом. Цепочка получилось короткой: выяснить фамилию Пола (Шелдон) и факультет, затем на заметку, выражающую соболезнования в связи с кончиной Шелдона, а потом и на заметки о серийном убийце по прозвищу Эхион, также прозванный убийца-математик, так как уже после третьей жертвы стало понятно, что он выбирает жертв среди юношей, увлечённых математикой (Пол Шелдон проходил курс бакалавриата на факультете Компьютерный наук и технологий, но, видимо, так как факультет раньше назывался Математической лабораторией, то Пол попадал под определение математика). Шелдон считался четвёртой жертвой из пяти, хотя счёт был явно неверным, всего жертв было девять, не учитывались сопутствующие, которыми убийца отвлекал внимание.

16 июня 2019 года в полицию Гилфорда поступил звонок от мистера Шелдона, который жаловался на бродягу, который, казалось, был без сознания и сидел на улице, прислонившись к ограде соседей. Когда бригада прибыла на место, то обнаружила труп Саймона Кейна, сорока четырёх лет, безработного. Причиной смерти было удушение. Полицейские попытались связаться с мистером Шелдоном, но его телефон был отключён. Уже знакомые с методом действий убийцы-математика, который несколько раз до того подкидывал трупы в непосредственной близости от места проживания или частого посещения тех жертв, которых называли «основными» – молодых людей от шестнадцати до двадцати лет, показавших себя талантливыми математиками, два констебля (Джосайя Тафт и Трейси Уэйнрайт), видимо, нарушив устав, проникли на задний двор дома Шелдона. Через открытую заднюю дверь в доме были видны следы крови. Они услышали звук крупного автомобиля, предположили, что это был фургон, который уже фигурировал в деле. Тело Шелдона нашли около полуночи, возле лодочной станции, как и у других жертв на груди у него были вырезаны треугольники.

Через два дня было совершено новое нападение – на семнадцатилетнего Фрэнка Уорда. В этот раз обошлось без подготовительного убийства, ко всему, Уорд, который единственный из Гилфорда за всё время существования, претендовал на грант Линдона для обучающихся по математическим наукам, ожидал нападения. Марв предположил, что нападения ожидала и полиция, слишком странно иначе выглядело то, как быстро полиция среагировала после атаки. Хотя, следует признать, не прояви Уорд сам выдержки, полиция его бы не спасла. Уорд шёл в дневное время, вместе с четырьмя друзьями, когда исчез практически у них на глазах. Вернее, они лишь на мгновение отвлеклись, и им потребовалось секунд десять, чтобы сообразить, что Уорд исчез. В это время подозреваемый втянул его в переулок. Как было сказано в статье, которую читал Марв, возможно, злоумышленник бежал по параллельной улице, опережая парней, по переулкам возвращался к улице, по которой шли парни, и ждал, чтобы Уорд хоть на пару шагов отстал.

Если бы Уорд растерялся, возможно, этих десяти секунд, которые выиграл для себя убийца, хватило бы для того, чтобы привести парня в бессознательное состояние и дотащить до параллельной улицы. Но Уорд выхватил из-за пояса электрошокер и дважды ударил убийцу – один раз по руке, второй – в живот. Будь шокер более сильным, чтобы удары смогли вырубить нападающего, на этом вся эпопея была бы закончена, но убийца, отпустив Уорда, помчался к своему фургону. Полиция мгновенно оказалась в переулке, оттолкнув Уорда, они пробежали на соседнюю улицу. Но было поздно, с этого момента Эхион больше не наносил ударов. Выяснить его личность не удалось.

Марв набрал в поиске «Эхион»+«убийства в Гилфорде». В статьях не было ничего интересного, зато на сайтах, где обсуждали преступления тру крайм (разумеется, Марв знал большинство из них), встречались интересные статьи. Он попытался погрузиться в чтение статьи о том, что Уорд и был основной целью преступника. Уорд был намного талантливее остальных жертв, Уорду не подбрасывали трупы других, рандомных людей, мало того, Уорду даже не присылали письма, подписанного Эхионом… Что-то было неправильно. Совершенно, абсолютно неверно. Марв прикрыл глаза, представляя себе то самое письмо, которое Пол так и не вскрыл (нигде не было сказано, что же было в этих письмах, только упоминалось, что это были какие-то странные стихи). Он уже сегодня представлял себе этот экран, который отпечатался на внутренней стороне его век. Эта картина уже не была настолько чёткой, как раньше, потому что воображение уже размывало слова, спотыкалось о подробности, которые Марв не смог бы воспроизвести. Но одно он ещё мог сказать точно – письмо было подписано именем Эфалид, не Эхион.

Не закрывая форума, в другой вкладке Марв набрал это новое имя. Совпадений с «убийствами в Гилфорде» не было, зато само имя оказалось намного больше связанным с математикой, чем предыдущее. Эфалид был сыном бога Гермеса, которому отец пообещал выполнить любое желание, кроме бессмертия. Тогда Эфалид попросил помнить при реинкарнации свои прошлые жизни. По сути, как решил Марв, это и было бессмертием, пусть и завёрнутым в иную оболочку. И античный учёный, великий математик Пифагор считал, что помнит свои прошлые жизни, первой из которых был – Эфалид. Когда Марв прочитал в Википедии статью о Пифагоре, он уверился, что точно запомнил имя. Пифагор и его ученики практиковали странный ритуал «ловушка дыма» – закупорившись в пещере, они вдыхали дым от костра, где от отравления и кислородного голодания испытывали галлюцинаторные видения. «Убийца из дымных комнат».

Радость открытия постепенно начала меркнуть. Полиция не могла не знать настоящего прозвища, которым назывался убийца, у них был доступ к переписке убитых. Так что, скорее всего, ошибка была намеренной, чтобы защитить тайну следствия. И секретность оставалась в силе, ведь убийца до сих пор не был пойман. Скорее всего, вот оно, та причина, по которой Марву приснился этот сон. Слишком подробный, явно, что основной упор стоило сделать на Доре Таунсенде – тот как-то был знаком с убийцей. Дор пережил своего заклятого врага/приятеля на два с половиной года. Что ж, он искал кого-то, кто будет сидеть с ним, пока сознание Дора будет угасать. Если Пол в силу очевидных причин не мог выполнить подобных функций, то Дор мог за полгода найти кого-то ещё, с кем поделился бы сведениями о своём знакомстве с убийцей.

Наступал логически обоснованный момент, чтобы попросить чужой помощи. До встречи со Стивом в пять ещё оставалось порядка двух часов, и потому Марв позвонил старшему инспектору Кларку. У него был личный телефон Кларка, но им можно было пользоваться только в крайнем случае, такого произнесено не было, это было правилом, которое Марв постановил перед собой сам. Зато звонить на работу не возбранялось. Констебль Вуллан (интересно, констебли Тафт и Уэйнрайт работали в том же отделении полиции?) соединил Марва со старшим инспектором, не задавая дополнительных вопросов. С Кларком общаться было не очень легко, Марву сперва пришлось заверить, что ничего серьёзного не произошло, потом, что всё равно хочет пообщаться срочно, и получал приглашение зайти через полчаса.

Если бы Марв сразу выключил компьютер, включил бы читалку и принялся бы перечитывать что-то из старого, придумывая при этом, что бы сказать Кларку, история стала бы совсем иной. Но за эти полчаса Марв нашёл убийцу. И чтобы не возникало никаких сомнений, он увидел старый, заброшенный аккаунт. И Марв мог покляться, что на фото аккаунта ровно то лицо, которое в свои последние минуты видел Пол.

Справедливости ради, убийцу нашёл не Марв. «Предположим», – писал один из авторов на форуме, – «Уорд в самом деле был главной жертвой. Он превосходил всех остальных своими способностями, ему не подбрасывали тело случайного прохожего, с ним ситуация совершенно не похожа на иные нападения». Далее автор под ником Spade рассуждал о том, что для преступника даты нападения имели символическое значение. Возможно, если бы автор углубился в вычисления, Марв бросил бы читать, сочтя всё это совершенно неубедительным. Разумеется, к Пифагору все эти вычисления не отсылали, если Spade не имел каких-то дополнительных сведений, то шанса догадаться у него не было.

Далее Spade в паре слов обрисовывал обстоятельства жизни «основных» жертв (считалось, что других учитывать не стоит, дважды это были бомжи, и дважды – одинокие туристы, видимо, похищенные в лесу), полагая, что можно было бы сделать предположения о том, кто является убийцей на основе его знакомства с жертвами, а также слежки, но этими данными Spade не обладал. Тогда надо задаться вопросом: почему Эхион остановился. Возможно, он просто ждёт, когда даты снова станут благоприятными, чтобы начать новую серию убийств. Дочитав до этого момента, Марв щёлкнул пальцами и указал на экран.

Но, быть может, Эхион умер или покончил с собой, продолжал Spade, ведь убийца мог тяжело переживать, что его блестящая цепочка убийств прервалась. За лето 2019-го в Гилфорде покончил с собой только один человек, причём его смерть вообще также полагали несчастным случаем. 19 июня (на следующий день после нападения на Уорда) из озера Миллдаун выловили синий Vauxhall Corsa, принадлежащий девятнадцатилетнему Ларри Панчу. Тело владельца было внутри машины, судя по всему, в ночь с 18-го на 19-е, он выпил полбутылки виски, заехал на утёс Хитерли у шоссе, а затем направил свой автомобиль в воду. Ларри Панч родился 1-го января 2000-го года, как говорили комментаторы на страничке Ларри в соцсети, тот был всегда одержим числами. Отец Ларри владел салоном подержанных автомобилей в Гастингсе и давал сыну возможность менять автомобили, что может объяснить, откуда у Ларри мог бы появиться фургон, много раз фигурировавший в деле. Ещё одно предложение приковало внимание Марва: как писали комментаторы, в начале восемнадцатого года Ларри отпустили из лечебного заведения для трудных подростков имени святой Елены в Уэстфилде, прозванного самими пациентами Учреждением. В конце Spade давал все данные о Ларри, которые знал, включая ссылку на соцсеть.

Марв проследовал по ссылке и молча созерцал фото аккаунта. Никто не мог его подделать, никто не мог знать, что Марв окажется в голове одной из жертв и увидит лицо предполагаемого убийцы.

К Кларку Марв шёл медленно, подволакивая ноги, полностью погружённый в собственные мысли. За этот день ему так ни разу и не пришлось почитать какой-нибудь художественный текст. Но, с другой стороны, та история ужасов, в которую он погрузился, о чём так долго мечтал, была на редкость странной. И не слишком похожей на придуманный ужастик. Все причастные, включая убийцу, умерли, основная жертва спаслась, даже, чёрт побери, Уорд получил свой грант и поступил в Гарвардский университет. США. Можно было бы поискать его семью или друзей, но смысл? Если Марву приснился сон, чтобы он сделал что-то, то что? Убийцу ловить было слишком поздно.

Участок, в котором находился кабинет старшего инспектора, считался центральным. При таком наплыве туристов, который не иссякал весь год (следует признать, что магия являлась идеальным туристическим магнитом, не зависящим ни от сезона, ни от погоды), требовалось довольно много сотрудников, чтобы поддерживать порядок. Все приятели Марва, все полицейские, будь они даже из других участков, повторяли одно и то же – все они подчинялись старшему инспектору Кларку, который выстроил в Гилфорде систему, больше напоминающую Дикий Запад с легендарной фигурой шерифа, чем небольшой английский городок. Марв столько раз слышал, что Кларк похож на актёра Билла Найи, что даже разок посмотрел не ужасы, а криминальную комедию «Типа крутые легавые», где Найи играл старшего инспектора. Персонаж, по ощущениям Марва, появлялся на экране не более двух минут, и, как Марв готов был поклясться, напоминал Кларка разве что длинным лицом, так как, прежде всего, Кларк был значительно моложе, ему не так давно исполнилось сорок два. Зато, пока он смотрел фильм, то пришёл к выводу, что намного органичнее сравнивать персонажа Тимоти Далтона с Талайтом Дэрроу, по сходству снисходительных улыбок как бы всё знающих мафиози.

В собственном кабинете старший инспектор практически не сидел, предпочитая архив. В том помещении с клеткой Кларк, на памяти Марва, работал единственный раз и, как Марв подозревал, именно сам Марв был тому причиной, так как инспектор боялся, что мальчишка окочурится.

Марву крайне не нравилось заходить на работу к Кларку, и вовсе не потому, что его приятели могли бы счесть, что он на них стучит. Просто он не подходил этому месту. Несмотря на то, что с утра он на редкость тщательно из-за сложившихся обстоятельств, принял душ, в участке Марв всё равно ощущал себя просто панком, который имеет единственное право – пройти от входной двери до камеры предварительного заключения. Он не был грязным, но он чувствовал себя грязным, что намного хуже.

Кларк сидел за столом в архиве перед раскрытым делом и что-то писал от руки в распахнутой тетрадке. На другом конце стола констебль с глубокими рытвинами на щеках, следами после плохо вылеченных прыщей, перелистывал старую подшивку. Увидев Марва, Кларк на секунду оторвался от писанины и кивнул.

– Здравствуй, Марвин, присаживайся. Что-то произошло? Кто-то из твоих приятелей попал в беду?

Марв присел напротив, бросив опасливый взгляд на констебля. Правой ладонью он упорно проходился по предплечью левой – от царапин у локтя до кругового тату и обратно. Несмотря на то, что у него было время продумывать разговор, ему казалось, что Кларк не станет его и слушать, только посмеётся над любыми попытками узнать правду. От смущения Марв сказал вовсе не то, что собирался.

– Я пришёл поговорить об убийстве Пола Шелдона в 2019-м.

Он сразу мысленно себя отругал. Девять жертв, одна из которых выжила, не было никакого смысла выделять кого-то одного, тем более не того, кого полагали «главной жертвой». Кларк отложил ручку, закрыл тетрадь. Спокойный оценивающий взгляд. Но обратился Кларк не к Марву, а к констеблю у стола.

– Ральф, ты не хочешь пойти пообедать?

Констебль поднял голову, глаза его были удивлённо расширены, будто он не понимал, о чём речь.

– Простите, инспектор?

– Я говорю, Ральф, смойся. У тебя полно дел. Можешь пообедать или заняться чем-то более полезным, главное, смойся.

Все трое молчали, пока Ральф закрывал подшивку и выходил из комнаты. Кларк слегка улыбнулся, словно подбадривая Марва.

– Что же ты хотел обсудить, Марвин?

– Мне кажется, я знаю убийцу.

Выражение лица Кларка не изменилось. Ни мускула, ни одного процента в его маске благожелательности. Марв вдруг осознал, что Кларк и сам прекрасно знает, кто являлся убийцей, от неожиданности он выбросил на стол свой единственный козырь.