SOULMATE AU (Родственные души)

Размер шрифта: 13

Не просто так в мире есть понятие «родственные души». Это особенная связь, нерушимая, неделимая, не зависящая ни от времени, ни от пространства. Соулмейты узнают друг друга во всех мирах, пройдут любые расстояния, чтобы наконец обрести гармонию и покой.

И будут вместе.

Навсегда.

Верьте в себя и в свои силы, и тогда всё обязательно получится! Пусть о талантливых авторах, которые начинают свой путь с Фикбука, узнает весь мир!

Эллин Ти

Однажды, мне сказали, что Фикбук – это дорога в никуда.

Но каждый автор, попавший на страницы этого сборника, прямое доказательство обратного, сокрушение старых стереотипов об авторах в сети.

Полина Павлова

Кто бы что ни говорил, ваши миры уникальны, делитесь с ними читателями и никогда не опускайте руки.

Женя Ео

Вперед, навстречу приключениям!

К.О.В.Ш.

Разные истории, разные авторы, и все объединены любовью и творческим драйвом, и всё в одном сборнике!

Джек Гельб

Послание молодым авторам: не бойтесь рассказывать истории, которые рождаются в вашем сердце.

Они обязательно найдут своего читателя.

Нелли Хейл

Поздравляю авторов с освоением новых высот! Истории, представленные в сборнике, дарят невероятные эмоции – не только в Сети, но и на бумаге.

Лиза Белоусова

Пусть в вашей жизни всегда будет место для чистой и искренней любви, какая есть в ваших историях.

Энни Дайвер

Юлия Мухина Ольга Платонова

Дженнелин М. М. Юлия Кода • Даня Р.

Лисс Локхарт Кэтрин Болфинч

Нелли С. Анна Романова • Анна Обухова

Gusarova Миника Рюн • Mauregata

Ар Фин Nox_Atra • Виолетта Винокурова

Tate Engine Сьюзи Литтл • Алиса Волкова

Ярослав Зарин

Юлия Мухина
Венок из папоротника

Этот парень словно был частью леса.

Ветрана замерла за деревом, вцепившись пальцами в испещренную морщинами кору и не сводя с него взгляда.

Парень, быть может, старше ее – нет, вряд ли, тут же оборвала она себя, просто выглядит так, – собирал травы, без всякой осторожности ступая в самой чаще, не обращая внимания на ветки, а те в ответ словно не замечали его, ни единым хрустом не выдавая шагов. Как дух незримый, лесной, из тех, что путников в болота уводят.

Она и заметила-то его не иначе как чудом – словно потянуло что-то сюда, настойчиво, как рука подруги в хороводе. Потянуло и отпустило, стоило лунному свету очертить силуэт.

– Не прячься, я не наврежу тебе.

Ветрана вздрогнула, торопливо скрываясь за дубом целиком, хотя парень даже не смотрел в ее сторону – едва ли отвел взгляд от зарослей цветов богатеньки перед собой. Как будто с белкой пугливой разговаривал, неизвестно откуда посреди ночи взявшейся, что даже взглядом спугнуть можно.

На какое-то мгновение она позволила себе в это поверить. Мало ли здесь бродит чудных? Ночь такая, никто в своем разуме не рискнет шагнуть за пределы деревни в одиночку, все больше веселыми, шумными компаниями, с песнями и шутками. Вон, на озере до сих пор от венков в глазах рябит, да сердце тоскливо сжимается, а этот бродит тут один-одинешенек, даром что красивый, пусть и пришлый. Как же его отпустили-то? Гостям в их деревне всегда рады были, вряд ли за последние годы что-то сильно изменилось, а молодой да холостой – его первым на гулянку утащить должны!

Ветрана бы и утащила.

– Меня зовут Лесьяр. Я знахарки деревенской внук, помогаю ей травы собирать. – Ровный, спокойный голос, и в нем словно чувствовалась улыбка. Мягкая, теплая, почему-то ярко вспыхнувшая перед внутренним взором. Словно солнышко яркое, ей давно недоступное.

Белкам такое знать явно ни к чему, даже если и были они знакомы с бабушкой Уладой. Ветрана провела ладонями по рубахе, отряхивая от налипшего лесного сора, и тут же раздосадованно поджала губы: как будто это поможет! Она и так была слишком потрепанной, пара листьев или паутина ничего не изменят.

Да и не в одежде было дело.

– И сам колдун небось? – спросила хмуро наконец, делая шаг из-за дерева и встречая чужой взгляд, в котором словно огоньки желтые плясали. Совсем как зелень травы со светлячками или цветы папоротника в ночь Ивана Купалы.

Так знакомо.

– А если и колдун? – Улыбка его словно стала еще шире, ни капли не дрогнув, и Ветрана замерла, не рискуя делать следующий шаг. Лесьяр помедлил, потом пожал плечами: – Девкам от меня зла нет, не для того я дару учился столько лет.

Колдунам веры не было, как и всякой нечистой силе. Они легко обманывали, если только не брать с них хитрую клятву с кучей условий – это ей еще бабушка Улада говорила. Видимо, внука своего подразумевая, он ведь тогда, должно быть, как раз в мастерство магическое и подался, которое знахарка не признавала, даже носу не показывая, когда в деревне останавливались проезжие колдуны.

Наверное, и с травами помогать отправила не без помощи этих же условий – не очень походил этот парень на травника, скорей уж – на воина. И такие ей тоже встречались, такие либо становились охотниками и находили свою смерть в лесах, либо подавались на заработки в городскую охрану, так что глаз у нее был наметан.

Ветрана подошла к нему, села на корточки рядом с корзиной и оглядела уже собранное. Протянула руку, вытаскивая лист папоротника, покрутила перед лицом и хмыкнула, не сдержав усмешку:

– Что же цветы не ищешь, колдун? Аль не нужны тебе клады и тайны?

– Своих достаточно, – отмахнулся Лесьяр, словно она глупость какую-то говорила, и Ветрану еловыми иголками кольнула обида. Что вообще за отношение такое? Как будто ничего необычного и вовсе не происходит! Или у них в школах магических и не такое видели?

– И власть над духами не нужна? Над землей да водой?

Лесьяр на секунду задержал взгляд на ее лукавой улыбке, прежде чем вернулся к травам.

– Не нужна.

Ветрана помедлила. Заправила локон своих светлых волос за ухо, задумчиво рассматривая Лесьяра. Он выглядел как-то знакомо, и это не давало покоя, царапало, цепляло – быть может, дело в том, что он походил на свою бабушку?..

Хотя, должно быть, бабушкой Улада приходилась его матери.

– И что ж тебе тогда нужно?

– Разрыв-трава, – с готовностью отозвался он, словно только и ждал этого вопроса. – Все уже обошел, никак не могу углядеть! А косу бабушка не дала, сказала, тогда в корзине одни сорняки будут.

Ветрана закатила глаза, фыркнула, поднимаясь и бросая на землю увядший папоротник.

– Свои клады тебе не нужны, а чужие – заинтересовали?

– Это ты у нее спроси, – пожал плечами Лесьяр, поднимая корзину и следуя за Ветраной. Та даже пару раз оборачивалась, встречая его задумчивый взгляд – но нет, не отставал. В своем здравом уме следовал за ней так покорно, как будто она на привязи его вела, вот только даже привычные чары не действовали, она это чувствовала. Еще когда их взгляды в первый раз встретились, обычный человек не смог бы отвернуться. Не смог бы и шагу ступить уже без ее дозволения или отвести взгляда от лица, а он, поди ж ты, обращал не больше внимания, чем на какую-то деревенскую девку.

А то и меньше.

Колдуны. Кто их разберет.

– Вас что, подбирают таких? – не выдержала она, собираясь было пригнуться, чтобы пройти под очередной веткой, но Лесьяр махнул ладонью, заставляя преграду замерцать. Ветрана с любопытством протянула руку – и та прошла насквозь, как будто и вовсе дерева не было.

Лишь занемела слегка.

– Красивых? – усмехнулся он, продолжая путь, и ей ничего не осталось, как последовать его примеру, впрочем, не сдержав смешка от такого самолюбования.

– Блаженных. И дети знают, что нельзя следовать за нами, даже если ночь не такая, как сегодня.

– А ты всегда следовала правилам?

Ветрана замерла. Обхватила свое запястье, большим пальцем потирая внутреннюю сторону – единственное сухое место на влажной коже.

– Твоя разрыв-трава, – резко отозвалась она, кивая на тонкие, словно посеребренные стебли, теряющиеся среди зарослей обычных трав. Так и не скажешь, что любой замок отпереть способны. – Передавай здоровья бабушке.

– Стой!

Но она уже растворилась в лесной чаще.

Как духу нечистому и полагалось.

* * *

И правда – блаженный.

Ветрана думала, что больше его не увидит. Молодому парню точно было чем заняться, кроме как бродить по ночному лесу, даже если он и был колдуном.

– Ты, чай, лешим заделаться удумал? – поинтересовалась она, когда первое удивление прошло. Лесьяр и в этот раз был с корзиной, правда, ей, уютно устроившейся на ветке ивы, спускающейся почти к самой воде, не было видно, что там внутри. – Так у нас здесь скука ужасная, даже болот толковых нет.

– Да вижу, – хмыкнул он, не сводя с нее взгляда. Ветрана невольно выпрямилась, провела гребнем по волосам еще раз – ловя на них лунные блики, зная, что сейчас они были похожи на расплавленное серебро.

Все же рядом с озером красота ее еще волшебней становилась.

– Для русалочьего озера русалок здесь маловато.

– А, так ты за невестой себе пришел! – Смех звоном ручья отозвался в ночной тиши. – Да, в нашем озере всегда лишь одна. Закон такой, непреложный.

… И стоит русалке смениться, как нельзя к ней тринадцать лет с вопросами про родственные души приходить, иначе утянет она тебя с собой, утопит от горечи по собственной любви утерянной.

Не утопит, конечно.

Не сразу.

– Сколько читал про русалок – не слышал такого прежде. В лесу у школы их так много, что иногда смех даже спать мешает, так шумят, – Лесьяр сел на берегу озера, поднял какой-то мелкий камешек, вертя его в руках, не отводя взгляда от Ветраны. – Поэтому я удивился, что здесь лишь ты.

– Так чего ж не отсыпаешься-то, а по лесу гуляешь, колдун? – резче, чем хотелось бы, отозвалась Ветрана, гребень в ее руках замер. Она сама не понимала, почему разозлилась на «лишь ты»? Или на тех неведомых русалок, что смехом своим мешали, видите ли?

– Не дуйся, – вздохнул Лесьяр, камешек в озеро бросил как-то хитро, так, что по поверхности тот пропрыгал, что лягушка, прежде чем утонуть. – Любопытно мне просто было, неужели у вас так редко бегают, судьбу торопят. А бабушка и сказала, что дело все в завете, который никто не нарушает.

Ветрана криво усмехнулась и кивнула, откладывая гребень в сторону, устраивая между тонкими небольшими веточками.

Спрыгнула вниз, в воду, проплыла немного и выбралась на берег, садясь рядом с Лесьяром прямо на траву.

– Нас с детства учат, что все происходит в свое время, – негромко сказала она. – И родственная душа твоя к тебе придет, или ты к ней, когда будет тот самый, верный момент. И отметина появится, надо только подождать, а нетерпеливых утаскивает себе русалка. Что даже если ты поторопишь судьбу, увидишь своего суженого – ваша предначертанная встреча не приблизится.

И если она не произойдет за год, до следующей ночи на Ивана Купалу – заступать тебе на караул озерный, меняя привычную жизнь на существование в воде холодной.

За тринадцать лет все человеческое должно размыть ледяной водой. Смыть остатки воспоминаний, остатки привязанностей – но пока у Ветраны до этого еще было время.

– Страшно было наперекор идти? – Лесьяр не сводил с нее взгляда, как будто наконец русалочьи чары и на него подействовали. А быть может, так и было? Помогло озеро щиты колдовские пробить? И стоило ли оно того?

– Страшно, – хмыкнула Ветрана, ложась на спину. Мокрая рубаха уже привычно облепляла тело, но она давно позабыла о стеснении. Должно быть, это чувство смывается озерной водой первым. – Тогда казалось, что стоило. Сейчас… Сейчас я даже не помню, что тогда видела. Но если хочешь знать свою суженую, колдун, то к своим столичным обращайся. У меня еще пять Иван Купал без предсказаний.

– Лесьяр я, – поморщился он, сорвал осоку и пощекотал ею щеку Ветраны, заставляя фыркнуть смешливо.

– Не бросай вызов русалке, победителем не выйдешь.

– Еще ни один колдун не умер из-за щекотки.

Травинка никуда не делась. Ветрана на секунду зажмурилась, потом перехватила его запястье и подалась вперед, поваливая Лесьяра на спину и усаживаясь сверху.

– А многие из них щекотали русалок?

– Да почитай каждую сед… – Он умолк на полуслове, когда Ветрана склонилась к нему, прядь мокрых волос мазнула по щеке.

– Подумай хорошенько о том, что хочешь сказать, колдун.

Лесьяр молчал. Молчала и Ветрана, впервые разглядывая его настолько близко – а у него ведь и веснушки были, едва заметные под загаром, и волосы каштановые казались такими мягкими, что так и тянуло прикоснуться. И пахло от него вовсе не полынью, как от каждого уважающего себя колдуна, а чем-то свежим, приятным…

Она вздрогнула, когда он прикоснулся к ее щеке. Провел горячими пальцами, удерживая ее взгляд, вверх, к затылку, чуть надавил…

Ветрана выпрямилась, обрывая касание, и перехватила его руку, нахмурившись. На запястье был широкий кожаный браслет, от которого знакомо кололо пальцы заговором чародейским.

– Зачем он тебе?

– Колдовские секреты, – Лесьяр дернул руку, высвобождая, и она разжала пальцы, поворачиваясь в сторону почти позабытой корзины.

– А там тоже они?

– Нет, там можешь посмотреть.

Медлить после такого щедрого предложения она не стала – в мгновение ока слезла с него, оказавшись у корзины, и сразу же выхватила оттуда первое, за что уцепился взгляд.

Красивый деревянный гребень, украшенный изящной резьбой – такой не каждый торговец привезет, да и не все смогут себе позволить.

Вот только… Она раздосадованно поджала губы.

– Он заговорен, – Лесьяр сел. – От сырости. И потерять его тоже невозможно.

– Как будто для русалки подарок, – Ветрана искоса глянула на него, сжимая гребень крепче.

Он лишь улыбнулся, кивая на корзину.

Еще там оказалась…

– Есть у меня подозрение… – Она задумчиво повертела длинную рубаху под смеющимся взглядом колдуна. – Что кто-то думает, что я страшилище лесное.

– Не могу представить, кто бы осмелился на такие мысли.

Ветрана смерила его подозрительным взглядом, но рубаху на место возвращать не стала. Ее и правда уже износилась, несмотря на всю русалочью магию, да и у нее так давно уже не было обновок… А здесь даже в вышивке обережной, что по подолу и вороту пущена была, ничего пальцы не кусало.

Ее-то собственная давно порвана была, стерта, так, чтобы жизнь не портить. Не от чего русалкам беречься, и так уже что могло – случилось.

– Влюблюсь ведь, – полушутя пригрозила она.

Лесьяр едва улыбнулся.

– Угрозы нужно уметь исполнять.

Ветрана дернула уголком губ, бросила взгляд на заросли камыша, пару секунд колебалась, прежде чем положила рубаху на землю и, подцепив подол, потянула его вверх, обнажаясь.

Приглушенный резкий вдох и последующий кашель она проигнорировала, надевая обновку и поводя плечами. Впору пришлась, пусть и ощущалась непривычно сухой. Но это ненадолго, вода с волос быстро промочит насквозь.

– Ну, как тебе? – Она прокрутилась на месте, сама очень довольная. Конечно, не было поверх яркого сарафана, но чего уж горевать по несбыточному? Еще бы по лентам в косы тосковать.

У Лесьяра, кажется, горели щеки, а он сам с неохотой отвел взгляд от кувшинок в стороне – видимо, поторопилась она с силой своих чар, – и посмотрел на нее.

– Хороша, – хрипло выдавил он, мотнул головой. – Боялся, что не подойдут тебе такие дары.

– Отчего ж? – недоуменно нахмурилась она, снова садясь и новым гребнем по волосам проводя. – Как будто по книжке какой умной подбирал. Или, – Ветрана улыбнулась, когда Лесьяр смущенно сжал губы, – так и было?

– Просто ты не похожа на тех русалок, что я видел прежде. Они… Больше нечисть, чем люди. Это чувствуется, выглядят почти как девки обычные, красивые, но… – Он помедлил, взгляд на руки свои опустив. Ветрана молчала, склонив голову к плечу. – Жуть от них. Холод. Как от озера зимнего. Сразу ясно, что не из мира живых они.

– А от меня не холод?

– Прохлада, как от росы утренней, – Лесьяр слабо улыбнулся ей, протянул руку, но она уклонилась от прикосновения, и настаивать он не стал.

– Старше они, должно быть, – плечами пожала, гребень подаренный в руках сжимая. – Не сразу озеро все человеческое забирает, время на то нужно.

Метку тоже смывает не сразу.

У суженого навроде седмицу-две после Ивана Купалы еще держится, постепенно светлея, как всегда, со смертью пары. Появляется неожиданно после обряда и исчезает, если не встречаются за время данное, словно и не было ничего.

О глупости души родственной донося.

У русалок же до самого конца обращения никуда не уходит, о счастье упущенном напоминая.

Молчал Лесьяр, не сводя с нее взгляда задумчивого, да браслет свой на запястье прокручивал.

– Должно быть, – наконец кивнул он согласно, да и не было ведь причин спорить с этим. Из корзины оставшийся там букет из васильков да ромашек достал и Ветране протянул, как будто само собой разумеющееся. – Хочешь, про город расскажу? Ты же там не бывала?

Ветрана букет приняла, улыбнулась, на цветы любуясь.

– А расскажи.

Вряд ли в книжках, какими бы умными они ни были, учат русалок цветами задабривать.

* * *

Гости к ней заглядывали не так часто. Первые годы прибегали подружки, рассказывали сплетни, делились проблемами сердечными, зная, что теперь-то она уж точно никого не уведет и никому не разболтает, но с каждым месяцем это было все реже. Подружки вырастали, заводили свои семьи, а новые девки слишком опасались заговаривать с нечистью, да и верно делали.

Бабушка Улада прежде и вовсе не приходила, пусть и забредала в лес за травами. До озера добираться и молодым было непросто, поэтому обычно до речки бегали купаться, а не ноги в чаще ломали, чего уж говорить о той, кто был старше всех в этой деревне.

– Не придет он сегодня, травки сонной я ему дала, чтобы с тобой, нечисть, поговорить. Не морочь Лесю голову, – мрачно сказала она, опираясь на свой посох, и Ветрана пожала плечами, бросив на нее быстрый взгляд и возвращаясь к расчесыванию волос. Кто еще кого морочил, так-то. Лесьяр сам все ходил к ней, о школе своей рассказывал, о друзьях, о чудищах всяких, которым она была не ровня… Так сладкоголосо баял, как и Ветрана не смогла б, хоть когда-то и любили сказки ее слушать, да чарами своими развлекал, существ красивых да цветы нездешние показывая. – Они там в школах своих нормальных девок-то толком за книжками не видят, пальцем поманить достаточно!

– Зато русалок встречают, – фыркнула она. Слабо ей верилось в то, не замуровывали же их за стенами высокими, даже лес вон был, шумный не в меру. – Лесь уже не мальчишка, сам решит, хочет девок по сеновалам зажимать аль с русалкою беседы вести.

Не было в словах тех уважения к старшим, но и стыда за это не находилось.

– Да какие там беседы! О тебе же, дуреха, беспокоюсь! – в сердцах сплюнула Улада, и Ветрана сжала губы. – Отпустишь его к суженой-то?

– Как я его не отпущу, коль в город уедет, – негромко сказала она, гребень словно запнулся о колтун, неизвестно откуда взявшийся. – Да он меня и слушать-то не будет.

Не было еще такого, чтоб русалки колдунам указывали. Наоборот – о таком что-то слышала, если тот еще амулетами какими обвешается да травами нужными намажется. Иль цветок папоротниковый вон найдет, там и не только русалки подчиняться будут, хозяином называючи.

– В деревне у него суженая, – Улада покачала головой. – В нашей. Чего, думаешь, примчался сюда, по бабке старой да ворчливой соскучился? Да только как тебя увидел, так на других и не смотрит, все в лес ночами бегает. Шепотки уже пошли, что душу его забрала. Думаешь, рискнет кто к русалочьей добыче подойти?

Не рискнет, если только не совсем смелая и отчаянная. Да, быть может, колдуну такая и нужна? Жизнь-то у них неспокойная, особенно с таким огнем внутренним, как у Леся. Тот точно на месте долго не усидит, вон как глаза горели, когда про драконов да сражения с нечистью злой сказывал, взгляд отвести нельзя было. Нет, не будет он знахарем деревенским или даже колдуном, к селу какому привязанным.

Не выдержит-то девка нерешительная переживаний таких. Ссора с русалкой мелочью незначимой покажется.

– Если она его суженая, то что я сделать-то смогу? – Удивительно, как гребень в руке все еще не треснул. Неужели и от этого заговорен был? С Лесьяра сталось бы.

– Утопишь? – Бабушка Улада смотрела на нее цепким, зорким взглядом. Ведьминским, из тех, что душу вынимают.

Вот только души у нее уже не было.

Утопит ли она Лесьяра, найди он свою суженую? Что-то внутри сладко сжалось при мысли, что тогда он так и останется лишь ее, в озере, с ней навсегда. Вот только… Только не улыбнется ей больше так тепло, не посмотрит своими зелеными, как папоротник, глазами.

А вот если утопить его суженую…

– Ты мертва, – жестко отрезала Улада, вырывая ее из картинки представленной. Углядела все же что-то, стало быть. – Пара-тройка весен – и прогниешь окончательно, трухой рассыплется твоя любовь, да водой озерной ее смоет. Прогони его, Ветрана. Если люб он тебе – прогони. Ты же добрая девочка, я знаю.

Добрая ли?.. Раньше, быть может, да. Подружек всегда выручала, за больными в деревне приглядывала, без сожалений отдавала все ягоды младшим да старой знахарке помогала травы собирать, чтобы та лишний раз в лес не ходила.

Но это было так давно, что даже воспоминания казались мутными, льдом закрытыми.

Бабушка Улада постояла немного, не сводя с нее пытливого взгляда, после чего развернулась и тяжело поковыляла обратно, в сторону деревни. Темно уже было, опасно, стоило приглядеть, чтоб дошла целой – но Ветрана не пошевелилась, узоры на гребне пальцем большим обводя.

Не умели плакать русалки, какие бы сказки про слезы их горючие да целебные ни придумывали, с них и так воды лилось в достатке.

Но слова чужие запоминали хорошо.

* * *

Лесьяр, конечно, появился снова.

Какой-то раздраженный, заметила она, наблюдая за ним из-за ивы. Замер у берега, взъерошил волосы, оглядываясь, наколдовал даже шар, светящийся, словно небольшая луна. Не рассчитывал, видать, в этот раз на зелья, в ночи видеть помогающие.

– Ты здесь? – позвал он. – Ветрана?

Собственное имя отозвалось приятным теплом в груди. Он впервые так ее назвал – неужто разузнал у деревенских? Или Улада рассказала? Сам-то он не спрашивал, да и она не говорила, имя-то истинное забыть стоило, еще когда она первый шаг из озера сделала.

– Ветрана! Нам надо поговорить! Не прячься, прошу.

Ее губы дрогнули, и она зажмурилась, затылком прижимаясь к стволу. Пытаясь сосредоточиться на шорохе листьев, на уханье совы или стрекоте сверчков.

Несколько лет.

Несколько лет – и тоска пройдет.

Несколько лет – и ей не будет больше так больно. Права ведь знахарка, не знакомы муки сердечные русалкам, что живут долго да судьбы своей не имеют. Коротать ей свой век на озере, за счастьем чужим наблюдая, и искупление за торопливость и попытку предначертанное обойти зарабатывая.

– Я вернусь на следующий Ивана Купала, – негромко сказал Лесьяр. – И на тот, что будет после него. И на тот, что после. Ты не сможешь прятаться от меня вечно.

Попробуй, найди русалку в ее озере, если она того не хочет. Быть может, только слово колдовское какое для этого было – но Лесьяр то ли не знал его, то ли использовать не пожелал. Походил по берегу, шаром своим подсвечивая, разнес им же на рассвете одно из деревьев неподалеку в щепья да ушел.

А там и осень подобралась, деревья желтыми да красными мазками расцвечивая и студентов школ всех обратно в города призывая.

* * *

За год легче не стало.

Она не нашла в себе силы выкинуть гребень или подаренную рубаху, а они не давали ей забыть о Лесьяре. О том, какими теплыми были его прикосновения, какими зелеными – глаза, веснушки эти дурацкие, неизвестно откуда взявшиеся, ведь не был же он рыжим.

Не смыла озерная вода ничего из этого, не заточила в ледяную обертку, как всегда за зиму случалось. Словно и не было еще одного года минувшего, словно не должно было проклятье русалочье сильнее стать.

И знак ее на запястье не светлел, лишь темнее стал на фоне белоснежной кожи, как будто издеваясь.

Она надеялась, что Лесьяр обманул. Что встретил свою суженую, что чары русалочьи – если это были они – развеялись в его школе, да мало ли! Много ли веры словам, что даны нечисти, да еще и колдуном, который таких, как она, ненавидеть должен.

Погулял с дружками, на девок столичных посмотрел – да и позабыл, что там в этой деревне далекой летом случилось.

Но он пришел.

Ветрана почувствовала его появление, но не прекратила плести венок. В озере, на берегу которого она сидела, как обычно, плавало много ярких, красивых и пышных – из всевозможных полевых цветов, расстарались девки, желания да послания своим суженым наговаривая.

Ее, из папоротника, будет там чуждым.

Таким же, как она сама.

Лесьяр остановился за ее спиной, не проронив ни слова.

Ветрана подняла венок, рассматривая, потом снова опустила, вплетая еще один лист. Это было бесполезно, на самом деле, вряд ли выйдет его даже на воду положить.

– Ночь опасная нынче, – она помедлила, первой нарушив тишину, – русалки да прочая сила нечистая свободно бродят, жертв выискивают. Поберечься бы тебе, колдун. Заморочат.

Лесьяр выдохнул, садясь рядом с ней.

– У тебя волосы стали светлее, – заметил он, и Ветрана дернула плечом, не отвлекаясь от своего занятия.

Конечно, стали.

У нее прежде они и вовсе были к меду вересковому ближе по цвету, чем к серебру, как сейчас.

– Что же суженую не ищешь со всеми вместе? Аль опять за травами отправили? – Но корзинки у него не было, да и вряд ли Улада пустила бы внука в лес в такую ночь.

Да и в любую другую наверняка сама пойдет или из девок кого кликнет. Мало кто из них, правда, травы все знал, но простенькие уж наберут.

Ветрана, быть может, и сама подсобила б, да холодела еще обида в груди за слова про гниль, пусть и правдой они были.

– Ты из-за нее мне не показывалась? – Лесьяр звучал немного устало, и Ветрана бросила на него быстрый взгляд. Тот и выглядел так же – словно не спал не только ночами, но и днем. Может, так оно и было, откуда ей знать, какие там дела у него магические в деревне были?..

Суженая, опять же.

Не сразу же по приезде он сюда пришел, может, уже не первый день из школы своей вернулся, но даже на запястье не подсмотреть – закрыто, как и прежде, браслетом, даже если и есть знак, то не углядишь.

– Колдуны и без русалок умеют понимать, где их суженые, до первой встречи?

– О чем… – он нахмурился растерянно, и Ветрана взяла очередной лист папоротника, надеясь, что голос звучит ровно и так, как будто ее это все не тревожит ни капельки.

– Бабка твоя сказала, что ты приехал, потому что узнал, что суженая твоя у нас живет, вот и стало интересно.

– Да, есть такие чары, но условий много, редко сходятся, – медленно ответил Лесьяр, взъерошил волосы и цокнул языком: – Вот ведь, так и знал, что дело в этом. Зачем только обмолвился ей…

– Дело не в этом, – ложь далась легко. – Зачем ты вообще тут время теряешь? Жалеешь одинокую русалку? Так я столько лет прожила и не усохла без рассказов, как видишь! Соскучусь – заманю кого-нибудь из деревенских, и…

– По тебе соскучился, Ветрана, – и этих слов хватило, чтобы вспыхнувшее было раздражение и злость растворились без следа. – Год места себе найти не мог и сбежать не выходило – только в свитках и терялся, – он протянул руку, осторожно забирая у нее пожелтевший венок. – Даром что колдун, а чар твоих победить не смог.

– Неужто русалочья магия сильней твоего колдовства? – шепотом поинтересовалась она. Сейчас, когда его слова заставляли все внутри замирать, казалось, что такое просто невозможно.

– Твои чары сильней любых оберегов, – поправил Лесьяр, оказавшись как-то совсем близко. Так, что дыхание касалось губ.

Она моргнула, резко подалась назад, вставая. Нет, не отпустит его, если поцеловать сможет. Даже не в природе ее дело, просто не сможет, не так много в ней осталось человеческого, чтобы настолько своим желаниям перечить.

– Иди к суженой своей, колдун. Домов не так много, метка твоя скоро появится, даже если стучаться в каждый – не больше седмицы уйдет.

– Ветрана…

Она задержала взгляд на осыпающемся трухой венке в его руках и с горечью улыбнулась:

– Уходи.

И первая же шагнула в воду, не давая Лесьяру и шанса остановить ее.

* * *

Не хватило надолго ее решимости.

Это прошлым летом она на горечи смогла высидеть, а за год истосковалась, воспоминаниями упрямство свое подточила – и стоило в следующую ночь Лесьяру позвать, как появилась.

На венок в руках его старательно не смотря.

– Сколько домов успел обойти? – спросила, за плечо ему куда-то глядя, как будто там и не лес, уже до каждого подосиновика знакомый. – В старостином дому, слышала, Белава подросла, помню, красивой была девчонкой, правда, озорной не в меру, зато скучать не будешь.

– Ни одного, – Лесьяр коснулся ее подбородка, заставляя все же взглянуть на себя. Серьезный такой и все еще уставший, так и не скажешь, что не обегал всю деревню. – И Белаву твою видел, но не по душе мне она, уж извини.

– Так есть и другие, Лесь. – В глазах его вспыхнуло что-то, на радость похожее, стоило ей ласково его назвать. – Те, кого друзьям показать не стыдно и к кому ночами бегать не надо. Права твоя бабка, – он хотел было что-то сказать, но Ветрана мотнула головой. – Человеку, пусть и колдуну, нет жизни с русалкой. Никому нет. Тоска сердечная да смерть скорая заместо счастья и души родной рядом.

– Позволь мне решать, – он помедлил, потом усмехнулся. – Или реши сама.

Она моргнула растерянно, не сразу понимая, о чем тот говорил, но потом осознание сжало все внутри. Нет, это же просто глупо! Не станет он вот так…

Не станет так – с ней.

– Суженую свою увидеть хочешь? – горько улыбнулась Ветрана, коснулась пальцами его щеки – оставляя мокрый, холодный след на загорелой коже. – Думаешь, спасут тебя твои чары через год? Отпущу тебя?

Не становились русалками парни, рискнувшие пару свою в озерах искать раньше срока, да до следующего Ивана Купалы не нашедшие.

Погибали, какими бы сильными колдунами ни были, слишком древняя сила вмешивалась в обряд.

Но знал он ведь, что она здесь, в деревне, верно?

Всплыл в голове вопрос давний от бабки Улады.

Утопит ли?..

– Хочу, – Лесьяр смотрел серьезно, даже не пытался отступить. Никогда не пытался, осознала Ветрана, когда он накрыл своими пальцами ее, удерживая прикосновение. Никогда не отшатывался от нее, всегда как будто тянулся. – Покажи мне суженую мою, дух озерный, да знак встречи нашей подари.

Она не могла отказать, даже если бы захотела: связали слова ритуальные, огнем под кожей пробежались.

Замерла, смотря ему в глаза. Зная, что ее собственные сейчас – совсем синие, целиком, прозрачные, словно вода, шаг – и утонешь, один шаг и…

…Звонко смеющаяся девушка бегает по полю, ловя бегающих от нее детишек. Родители в стороне переговариваются, наблюдая за ними с мягкой улыбкой. Один-два-три-четыре младших брата, одна сестренка с такого же цвета волосами.

…Венок из ярких полевых цветов идет ко дну, девушка хмурится, сведя брови. Второй год подряд шепот подружек за спиной режет уши. «Несчастливая», «Так и будет в девках ходить, зря Даньку-то отвадила, даже без знака был бы хорошим мужем, теперь пойди найди, кто на ведьмину любимицу-то позарится».

…– Не слушай их, милая, – знахарка перебирает принесенные травы. – Явится твой суженый, никуда не денется, не бывает так, чтобы люди без половины души по земле ходили. Не так много тебе годков еще, успеешь в женах побывать да деток родить.

Девушка улыбается невесело, но вслух не возражает, травы в пучки сплетая.

…Прозрачные, синие глаза перед ней утягивают в омут; русалка – другая – сжимает ее запястье, оставляя под своими пальцами знак папоротника.

…Венок в ее руках вянет, сама она – словно тень себя, той, что была в первом воспоминании. Никаких подружек за спиной, лишь ночная лесная тишина и вода озера, смыкающаяся над головой.

Ветрана сделала глубокий вдох, словно вырываясь из плена. Лесьяр же перед ней все еще смотрел на нее, не моргая, сжав губы.

Словно все еще видел.

– Нетерпеливая, – наконец со вздохом пробормотал он, моргнув. Перехватил ее вторую руку, повернул запястьем вверх – под тусклым лунным светом папоротник на коже казался совсем черным. – Какая же ты нетерпеливая, Ветрана.

Нетерпеливая.

Видела тогда же и веснушки его, и глаза папоротниковые, и как он сам колдовал да над свитками в свете свечей сидел, буквы незнакомые выводя.

Но много было школ колдовских, за год все не объедешь, да брат младший приболел сильно, а там и зима настала, дороги все замело, и весной очередная сестренка появилась, за которой тоже пригляд нужен был.

Вот только…

– Но я же… – нахмурилась она растерянно, не понимая, что происходит. Не бывает родственных душ у русалок, все равно что мертвы они для мира, так как такое возможно? Не должен ли Лесьяр пустоту увидеть был заместо воспоминаний ее?

– Разве отпущу я суженую свою так просто? – улыбнулся Лесьяр, к губам поднес ее запястье, целуя знак. – Чарами знак свой заморозил, стоило ему начать светлеть, да заклинание на поиск сотворил. Не врал я, когда про условия говорил: метка уже проявившаяся требуется, встреча случившаяся. Или, – Ветрана под взглядом насмешливым, но теплым, замерла, – невеста, излишне нетерпеливая.

Отпустил ее, взял венок принесенный в обе руки. Не купальская ночь ныне была, но все еще чувствовалась ее магия вокруг – та, что завсегда связь суженых укрепляла да перед судьбой помогала показать, что нашли друг друга.

Венок, из папоротника сплетенный, немного неуклюжий, не совсем аккуратный, возможно, держался лишь на слове колдовском, и Ветрана невольно улыбнулась, представляя, как же долго мучился Лесьяр с ним. Это не одуванчики аль ромашки соединять, посложнее будет.

Лесьяр задержал венок над ее головой, не опуская.

– Можно?

Ветрана улыбнулась шире, кивнула – и ощутила вес венка на волосах.

Папоротник на запястье вспыхнул зеленым, браслет Лесьяра и вовсе зачадил, и он, ругнувшись, сорвал его, обнажая такой же знак, как у нее.

– Не обжегся? – встревожилась она, перехватывая его руку и разглядывая.

– До свадьбы заживет, – широко улыбнулся он, захватывая в плен ее локон медового цвета и поднося к губам. – Станешь же ты моей женой, Ветрана?

Ветрана фыркнула смешливо да обхватила его лицо ладонями, вставая на цыпочки и в губы целуя.

Впервые за многие годы чувствуя, какой прохладой тянет в лесу.

– Не очень ваше озеро теперь и русалочье.

Ветрана бросила взгляд через плечо на поверхность ровную, бликами лунными переливающуюся, потянула суженого своего в сторону деревни.

Не стала говорить, что недолго озеро пустовать будет.

Колдуны и сами это знают.

Ольга Платонова
Вопреки законам логики

Мия

Наш мир подчиняется законам логики и строгим алгоритмам. Только структурированность, закономерность и точность – ничего лишнего. Все, от атомов до сложных химических реакций, поддается научному объяснению. Именно возможность получить четкие и обоснованные ответы на множество вопросов так сильно привлекала Мию Эмберс в науке. Она отвергала все, что не соответствовало эмпирическим данным и противоречило научным доказательствам.

Понятия судьбы, предназначения и родственных душ казались ей не более чем вымыслами, а гороскопы и натальные карты она считала шарлатанством, отвлекающим от истинной сути вещей и реальности. Возможно, поэтому отношения с родственниками у Мии складывались довольно напряженно. Ее мама и бабушка были глубоко суеверными людьми. Они верили во все сверхъестественное и мистическое, увлекались астрологией и оправдывали неудачи влиянием ретроградного Меркурия. Мия не винила их за такое глупое поведение, поскольку многие люди склонны перекладывать ответственность за свои действия на физические и природные явления. Она из последних сил старалась сохранять спокойствие в моменты, когда мама и бабушка в очередной раз предавались предрассудкам. Мия считала, что каждый человек имеет право на собственную точку зрения, даже если она ошибочна. Однако члены ее семьи были иного мнения. С самого детства Мии внушали, что каждый человек связан с другим незримой и прочной нитью. По легенде, когда пути родственных душ пересекутся, судьба подаст знак, и если правильно расшифровать эти подсказки, то можно обрести свое истинное счастье. Красивая сказка, не имеющая ничего общего с реальностью.

Мия была твердо убеждена, что каждый сам творец своего счастья. Она мечтала стать выдающимся ученым, чтобы внести вклад в науку и совершить открытия, способные изменить мир к лучшему. Вот почему Мия выбрала факультет биохимии в Бостонском университете. В студенческой лаборатории, окруженная колбами, реактивами и микроскопами, она ощущала себя по-настоящему счастливой и умиротворенной.

Казалось, ничто не может нарушить гармонию и идеальный порядок, наступившие в ее жизни. Однако иногда даже незначительное событие способно внести хаос в самые упорядоченные системы.

Все началось на втором курсе, когда в комнату к Мии заехала новая соседка по имени Рейчел. Отношения с ней изначально не сложились. Рейчел оказалась очень шумной и общительной, что совершенно не вписывалось в размеренную жизнь Мии. У нее никак не получалось привыкнуть к живому темпераменту новой соседки и к ее хаотичному распорядку дня. Рейчел могла бесконечно болтать по телефону, громко слушать музыку и танцевать, а также устраивать спонтанные вечеринки с одногруппниками прямо в их комнате. В таких условиях совершенно не получалось сконцентрироваться на учебе. Поэтому Мия задалась целью найти уютный и тихий уголок, где она смогла бы спокойно почитать книгу или выполнить домашнее задание.

Вскоре ей удалось отыскать подходящее место. Это была студенческая кофейня, расположившаяся неподалеку от учебного корпуса. Прежде Мия не замечала неприметную вывеску на светло-сером здании, но внезапная непогода заставила ее войти внутрь. Ароматный кофе и разнообразие выпечки сразу же пришлись ей по вкусу, а главное – здесь было спокойно и немноголюдно. Со временем Мия стала постоянным посетителем кофейни. Ей нравилось сидеть с чашечкой макиато возле широкого окна и задумчиво наблюдать за осенним вальсом листопада.

Однажды после вечерней прогулки Мия зашла в кофейню за стаканчиком горячего кофе. За прилавком стоял молодой бариста в темно-зеленом фартуке, с особой осторожностью засыпавший в кофемашину ароматные зерна. Он медленно повернулся, услышав, как звякнул колокольчик над входной дверью. Его узкие губы расплылись в очаровательной улыбке, а в уставших глазах мелькнула искорка интереса, когда он встретился взглядом с Мией. Казалось, бариста напрочь забыл о своей работе, пока кофейные зерна не начали пересыпаться через край. Он слегка покраснел и поспешно смахнул ладонью просыпанный кофе со стола.

– Добро пожаловать в Encanto, – бариста взволнованно поприветствовал Мию, нервно вытирая руки о форменный фартук. – Чем могу помочь?

– Макиато с собой, пожалуйста.

Бариста кивнул и принялся выполнять заказ. Пока он был занят кофе, Мия смогла получше его рассмотреть. У него были кудрявые волосы пшеничного цвета, ореховые глаза и темные широкие брови, сошедшиеся на переносице от напряжения. На вид ему было столько же лет, сколько и ей. Вероятно, он подрабатывал в кофейне после учебы в университете.

В отличие от своих сверстниц, Мия не теряла голову от красивых парней, считая внешность второстепенным критерием. Тем не менее она не отрицала, что видит перед собой весьма привлекательного молодого человека. Вероятно, он пользовался популярностью среди девушек, что подтверждалось содержимым банки для чаевых, где кроме денег лежало несколько записок с номерами телефонов. Мия усмехнулась и снова перевела взгляд на бариста, наблюдая за его неуверенными движениями. На столе лежала раскрытая тетрадь с рецептами, к которой он время от времени обращался.

– Ты новенький? – спросила Мия, озвучив свою догадку. Ее взгляд невольно упал на бейдж с именем, прикрепленный к его фартуку.

– Да, сегодня мой первый рабочий день, – ответил бариста, слегка расслабившись. – Меня зовут Алекс.

– Знаю, у тебя на бейдже написано.

Алекс слегка смутился и засмеялся, неловко проводя пальцами по своим кудрявым волосам.

– Я Мия, – представилась она, пытаясь разрядить повисшее в воздухе напряжение.

– Приятно познакомиться, – мягко произнес Алекс, закрывая стаканчик пластиковой крышкой. – Надеюсь, тебе понравится мой кофе, Мия.

Когда он передал ей стаканчик, их руки слегка соприкоснулись. Мия почувствовала неожиданно приятное тепло, исходящее от кончиков его пальцев. Это невинное прикосновение заставило Мию непроизвольно вздрогнуть, как будто сквозь ее кожу проскочил легкий электрический импульс. Алекс лучезарно улыбнулся, и на его щеках появились очаровательные ямочки.

– Осторожно, горячо, – заботливо предупредил он, заглядывая ей в глаза.

Мия смутилась, уловив двусмысленность в его словах. Она быстро забрала стаканчик с кофе и поспешила к выходу, ощущая на себе взгляд Алекса.

Прохладный вечерний воздух немного привел Мию в чувство. Она поежилась и застегнула молнию на кожаной куртке, пытаясь согреться. По пути в общежитие Мия размышляла о том, почему невинное прикосновение вызвало в ней такую непонятную волну чувств. Все это было нетипично для нее. Она всегда старалась держать эмоции под контролем. Так почему же ее щеки запылали от смущения?

Пальцы жгло от стаканчика с макиато, который она держала в руке. Кофе, похоже, уже остыл, но по непонятной причине ее кожа все еще горела от соприкосновения со стаканом. Мия остановилась, делая глоток уже почти остывшего напитка.

«Неплохая работа для новичка», – подумала она, оценивая навыки Алекса.

В ту же ночь Мии приснился странный сон. Она лежала на лугу, подложив под голову руку, и вдыхала ароматы лета и полевых цветов. Это место было ей знакомо с детства. Дедушкина ферма находилась всего в миле отсюда, и Мия часто приходила на луг, будучи маленькой. Она ложилась на траву и любовалась причудливыми облаками, медленно плывущими по лазурному небу. Только во сне Мия была не одна. Рядом с ней лежал таинственный незнакомец, также устремивший взгляд на небо. Его лицо скрывалось за плотной светлой дымкой, а имя оставалось неизвестным. Мия могла догадаться лишь по очертаниям силуэта, что перед ней был мужчина. Странно, но его присутствие нисколько ее не беспокоило. Напротив, она чувствовала невероятное умиротворение, находясь рядом с ним. Все заботы и тревоги отступили на второй план, когда теплые пальцы незнакомца ласково перебирали пряди ее длинных волос.

Мия проснулась с удивительной легкостью в теле, чувствуя себя немного озадаченной. Такие реалистичные и осязаемые сны были для нее новым явлением.

Повседневные заботы и учеба быстро отвлекли Мию, и вскоре воспоминания о странном сновидении начали блекнуть. Вероятно, она бы и вовсе забыла о нем, если бы через три дня ей снова не приснился тот же таинственный незнакомец. Мия вновь видела лишь очертания его силуэта и ощущала приятные электрические импульсы, когда он к ней прикасался.

Мия обожала разгадывать загадки и находить закономерности, поэтому она решила вести дневник. В него она записывала все ощущения и события, происходившие с ней во снах. В течение двух недель ей удалось узнать о таинственном незнакомце немного больше: у него были теплые большие ладони, приятный смех, и от него пахло мускусом и бергамотом. Мия готова была поклясться, что ранее уже чувствовала этот запах, но никак не могла вспомнить, где именно.

* * *

Мии срочно требовался кофеин. Она полночи просидела за учебниками и ноутбуком, составляя доклад для выступления на научной конференции. В университет приехали студенты из Калифорнии, и ей предстояло рассказать им об исследованиях, проводимых в их учебных лабораториях. С трудом сдерживая зевоту, Мия вошла в кофейню и удивилась, увидев там необычайно длинную очередь, столпившуюся у кассы. Сотрудники едва справлялись с наплывом посетителей, быстро принимая и обрабатывая заказы. Возле кофемашины Мия увидела Алекса, полностью сосредоточенного на работе. Он ловко приготавливал напитки, но на его лице отчетливо читалась усталость. Мия почувствовала волну сочувствия, заметив измученный вид Алекса.

Поразмыслив, она решила отказаться от свежесваренного кофе, намереваясь приготовить растворимый после возвращения в общежитие. Мии не хотелось нагружать замученных сотрудников кофейни еще и своим заказом. Когда она уже собиралась уйти, ее взгляд встретился с ореховыми глазами Алекса. Он, заметив Мию в толпе, устало улыбнулся и кивнул ей, предлагая подойти ближе.

Она медленно протиснулась к прилавку, делая вид, что внимательно рассматривает пирожные на витрине. Алекс облокотился на стойку и наклонился к Мии как можно ближе.

– Займи свободный столик, – тихо сказал он, убедившись, что их не слышат другие посетители. – Тебе как обычно?

Мия кивнула, отвечая ему легкой улыбкой. Алекс всегда был очень доброжелательным, делая каждый ее визит в кофейню особенным. Она нашла уединенное место у стены и устроилась там с дневником сновидений. Перелистывая страницы с записями, Мия вспомнила последний сон, где таинственный незнакомец пытался с ней заговорить. Пока ей удалось услышать лишь несвязные отрывки фраз, произнесенные проникновенным шепотом. По наблюдениям Мии, каждый новый сон казался реалистичнее и ярче предыдущего. Судя по всему, скоро незнакомец обретет голос и покажет свое лицо.

Мия задумчиво потерла виски. Казалось невероятным, что она, всегда полагавшаяся на логику и науку, теперь погружена в размышления о снах и даже ведет дневник. Она усердно искала научное объяснение своим странным снам, изучая все общедоступные материалы в библиотеке и исследуя интернет-ресурсы. Было очевидно, что тактильные ощущения во снах – необычное явление. Поиски привели Мию к изучению учебников по онейрологии. Она пыталась понять, как работают мозг и нервная система во время сновидений и действительно ли нейронные связи способны создавать столь реалистичные образы, что отличить сон от действительности становится практически невозможно. Ее внимание также привлек раздел учебника, посвященный психическим расстройствам. В конце концов, если она не найдет объяснения своим необычным снам, останется только предположить начало развития шизофрении.

Погруженная в свои размышления, Мия не сразу заметила, как Алекс подошел к ее столику. Он осторожно поставил перед ней чашку горячего ароматного кофе и устало опустился на соседний стул.

– Большое спасибо, – благодарно улыбнулась Мия и, сделав маленький глоток, добавила: – Никогда не видела здесь столько посетителей.

– В соседнем корпусе проходит научный форум. Похоже, участники нашли идеальное место для кофейной паузы, – пояснил Алекс с легкой улыбкой, внимательно глядя на Мию. – Все в порядке? Ты выглядишь уставшей.

– Не выспалась. Всю ночь готовилась к научной конференции.

– Значит, ты тоже участвуешь? – заинтересованно спросил Алекс. Мия кивнула, снова отпивая кофе. – Тогда желаю тебе удачи. Расскажешь, как все пройдет?

– Можешь прийти и увидеть сам. Конференция состоится в среду, сразу после второй пары.

– Спасибо за приглашение. Я сделаю все возможное, чтобы прийти, – улыбнулся Алекс. В этот момент его окликнула коллега, недовольно указывая пальцем на свои наручные часы. Алекс поднялся из-за стола. – Прости, мне нужно работать.

– Алекс, подожди, – Мия стала копаться в своей темно-коричневой сумке в поиске кошелька. – Я еще не расплатилась за кофе.

Алекс склонился над ней и прошептал прямо на ухо, обжигая ее кожу горячим дыханием:

– Не волнуйся об этом. Небольшая привилегия для постоянного посетителя.

У Мии невольно запылали щеки от близости Алекса, лицо которого находилось всего в нескольких сантиметрах от ее. Его теплое дыхание ласкало кожу, вызывая волнующие мурашки по всему телу. Сердце Мии забилось быстрее, когда Алекс случайно, но так нежно прикоснулся кончиком носа к мочке ее уха. Она медленно повернула голову и, затаив дыхание, стала разглядывать его лицо с непривычно близкого ракурса. Мия впервые заметила созвездие родинок на правой щеке Алекса и неприметный побелевший шрам над бровью, скорее всего, служивший напоминанием о веселом детстве. Но все это меркло рядом с его неповторимыми глазами светло-орехового оттенка. Вблизи они оказались еще более красивыми и манящими. Особую глубину и тепло радужкам глаз придавали темно-зеленые, медовые и коричневые, словно молочный шоколад, вкрапления и прожилки.

Мия поймала мимолетный взгляд Алекса на своих приоткрытых губах, накрашенных персиковым блеском. Во рту стало сухо от волнующей близости и от странных желаний, возникших в ее голове. Алекс загадочно улыбнулся, будто прочитал мысли Мии, и посмотрел в ее широко распахнутые глаза. Он медленно отстранился, словно стремясь продлить волшебный момент их близости, и вернулся обратно к прилавку, оставив в воздухе тонкий аромат мускуса и бергамота.

Мия озадаченно смотрела ему вслед, пытаясь вспомнить, откуда ей так знаком этот запах. Она сделала глоток кофе, пытаясь утолить сухость во рту. Ее карие глаза округлились от неожиданной догадки. Мия закашлялась, подавившись кофе. Мускус и бергамот. Так пах таинственный незнакомец из ее сновидений. Мог ли им быть Алекс?

Открыв первую страницу своего дневника, Мия сопоставила даты. Сомнений больше не оставалось: странные сны стали преследовать ее со дня, когда она познакомилась с Алексом.

* * *

Мия продолжила изучать учебники по онейрологии, пытаясь отыскать ответы на свои вопросы, однако ей не удалось найти ничего, что бы хоть как-то могло объяснить природу ее странных сновидений. В конце концов она сдалась и разобрала завал книг со стола, вернув большинство из них обратно в библиотеку.

Загадка со странными сновидениями сводила ее с ума, не давая покоя ни днем, ни ночью. Хотя Мия всегда скептически относилась к мистическим объяснениям, постепенно у нее закончились логические аргументы.

И все же одна тайна была разгадана – незнакомцем из сна действительно оказался Алекс. Он приснился Мии сразу после ее последнего визита в кофейню. Теперь его лицо не скрывалось за загадочной плотной дымкой.

Дневник сновидений продолжил пополняться новыми записями. Мия часто перечитывала свои заметки, стараясь докопаться до истины. В один из вечеров ей пришла мысль вдруг эти сны имеют двустороннюю связь? Иначе как еще объяснить странное поведение Алекса? Он постоянно бросал на нее подозрительно долгие взгляды, работая за прилавком. Скорее всего, ему тоже снились сны с ее участием, но спросить напрямую Алекс не осмеливался, предпочитая наблюдать издалека. Заметив эту нерешительность, Мия взяла все в свои руки.

– Мне нравится гулять по вечерам в парке возле искусственного пруда, – сказала она Алексу в одном из снов. – В районе девяти часов.

Он широко улыбнулся, безмолвно принимая приглашение.

Следующим вечером Мия пришла к назначенному времени и села на деревянную лавочку возле пруда. Она раскрыла учебник по онейрологии, но не смогла сконцентрироваться на тексте. Поэтому, положив книгу на колени, Мия стала наблюдать за утками, плавно скользящими по водной глади. Ее мысли были далеко отсюда. С каждым днем учеба требовала все больше внимания и концентрации. Мия понимала, ей не следовало отвлекаться на глупости. Однако она посвятила столько времени изучению онейрологии не для того, чтобы сдаться на полпути. Мия знала, что не сможет жить с чувством незавершенности, если ей не удастся разгадать тайну своих сновидений.

Она посмотрела на наручные часы: Алекс опаздывал на десять минут. Мия криво усмехнулась. Какой же нужно быть наивной, чтобы ждать его в парке, назначив встречу через сон? Решив подождать еще пять минут, она погрузилась в раздумья.

Внезапно кто-то сел рядом с ней на лавку. Мия слегка дернулась от неожиданности, обернулась и увидела в теплом свете фонарей улыбающееся лицо Алекса.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она, едва скрывая удивление в голосе.

– Я люблю прогуливаться здесь после работы.

– Но кофейня работает до десяти вечера, а сейчас всего лишь девять, – с упрямством подчеркнула Мия. – И я никогда не видела тебя в этом парке.

– Признаюсь, ты права, – Алекс смущенно улыбнулся, проводя рукой по своим кудрявым волосам. – Я пришел сюда по приглашению.

Он внимательно посмотрел на нее, пытаясь прочесть эмоции на ее лице, но Мия сохраняла невозмутимый вид. Она вспомнила об учебнике, лежащем у нее на коленях, и отгородилась им от любопытного взгляда Алекса. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями. Присутствие Алекса сильно нервировало и напрягало, тем более что его неожиданное появление подтверждало связь их сновидений.

– Ты удивительная девушка, Мия, – с ухмылкой произнес Алекс, бросая взгляд на обложку учебника. – Чтобы читать книги вверх ногами, надо иметь врожденный талант.

Мия продолжила смотреть в учебник, словно происходящее было в порядке вещей.

– Онейрология, – медленно прочитал Алекс название книги, словно вспоминая значение этого слова.

– Наука о снах, – подсказала ему Мия, переворачивая страницу.

– Получается, ты эксперт по сновидениям? – спросил он с улыбкой и, не дождавшись ответа, продолжил: – Знаешь, в последние несколько месяцев мне снятся очень реалистичные сны. В них я общаюсь с девушкой, которая мне очень симпатична. Как думаешь, что это может означать?

– Все просто: твой мозг выдает желаемое за действительность, – отстраненно произнесла Мия, все еще не отрывая взгляда от пожелтевших страниц. – Такое часто случается с мечтателями.

– А с реалистами разве нет? Если я не ошибаюсь, ты ведь тоже видишь такие сны, Мия?

Она посмотрела на Алекса поверх книги, чувствуя, как ее сердце забилось сильнее.

– Да, я видела эти сны, – призналась она, громко захлопывая учебник. – Но я не придаю им значения. Это всего лишь сны.

– Но почему ты не веришь, что сны могут быть чем-то большим?

Мия отвела взгляд, смотря на темную водную гладь искусственного озера.

– Потому что это нелогично. Мы не можем жить иллюзиями. Я, как будущий ученый, доверяю только проверенным фактам.

– То, что нам снятся одинаковые сны – уже факт, – Алекс медленно коснулся ее руки, привлекая внимание. – Ты сказала мне во сне время и место нашей встречи, и именно поэтому я здесь. Не отрицай очевидное.

Мия замерла, задумываясь над его словами. Глубоко внутри она знала, что Алекс прав. Отрицать явную связь между их сновидениями было бы глупо, и это осознание заставляло ее сердце биться в ускоренном ритме от волнения. Мия рассчитывала, что встреча с Алексом поможет разгадать тайну необычных снов, но в результате она столкнулась с еще большим количеством вопросов. Необычная связь между ними вызывала страх, поскольку ее невозможно было объяснить с научной точки зрения.

– Что, если у этого всего есть скрытый смысл? – неожиданно спросил Алекс, прерывая затянувшееся молчание. – Может быть, наша встреча предначертана судьбой, а сны – тонкая нить, соединяющая нас.

– Люди не могут быть предназначены друг для друга. Ты же понимаешь, что это ненаучно?

– Мия, не все в этом мире можно объяснить, – Алекс ласково коснулся ее щеки. – Любовь и чувства не поддаются законам логики. Ты – моя родственная душа, я это чувствую.

Ореховые глаза Алекса излучали нежность и тепло, заставляя сердце Мии болезненно биться в грудной клетке. Его признание в чувствах стало для нее неожиданностью, вызвавшей волну смешанных эмоций. Мия, привыкшая за долгие годы к одиночеству и независимости, внезапно ощутила нарастающее беспокойство. В ее мире не было места для глубоких эмоциональных привязанностей, она слишком ценила свою свободу.

Сны, признание Алекса в чувствах, его касания – все это заставляло Мию чувствовать себя беззащитной и потерянной. Она не понимала, что делать со связью, которая образовалась между ними.

Алекс, видя замешательство Мии, ошибочно принял его за стеснение. Он осторожно приблизился к ней, собираясь поцеловать.

– Я не хочу, чтобы эти сны продолжались, – выпалила она, когда его губы оказались слишком близко к ее лицу. – Они мешают мне спокойно жить.

Между ними на мгновение повисла тяжелая тишина, наполненная невысказанными словами и чувствами. С невыносимой болью в глазах Алекс отступил назад. Мия вскочила с лавочки и, не оглядываясь, поспешно покинула парк.

С того вечера она больше не видела снов с Алексом. Тонкая нить, которая связывала их, безвозвратно оборвалась.

Алекс

В последнее время Алекс чувствовал невероятную опустошенность. Вполне предсказуемо, ведь его сердце было разбито на мелкие осколки. Единственная девушка, которая могла его спасти, была равнодушна к нему. Она любила только науку, жила по законам логики и слушала лишь свой разум, забывая про зов сердца. Алекс очень злился на нее за непроходимое упрямство, за боязнь выйти из своей зоны комфорта и за слепое следование предрассудкам. Несмотря на гнев и обиду, он не переставал ее любить.

Алекс никогда не верил в любовь с первого взгляда, пока сам не угодил в ловушку. В первый рабочий день, когда Мия вошла в кофейню, он словно потерял способность говорить и мыслить. Его мозг совершенно отказывался функционировать, а тело казалось пластилиновым и непослушным. Мия стала воплощением всех его заветных грез, он никогда не встречал девушки прекраснее и очаровательнее.

Алекс – убежденный атеист, но в тот вечер он молился, чтобы она снова пришла в кофейню. И его молитвы были услышаны: Мия стала постоянным посетителем. Она всегда приходила одна, наслаждалась горячим макиато и читала книги. Алекс невольно наблюдал за ней, не в силах отвести взгляд. Ее красота поражала его даже в моменты, когда она сосредоточенно записывала свои мысли в кожаный блокнот.

Алекс старался незаметно наблюдать за Мией издалека. Его выводило из себя, что их разделяли всего несколько метров, но он не мог без причины подойти к ее столику. Видимо, у Алекса отсутствовали даже базовые навыки слежки, поскольку он тут же был застукан на месте преступления своим напарником.

– Пялишься на Эмберс? – спросил Паркер с легкой ухмылкой, протирая стакан. – Смирись, тебе точно ничего не светит.

– С чего ты решил?

– Если ты не владелец мини-лаборатории, то шансов у тебя нет.

– Откуда ты знаешь Мию? – поинтересовался Алекс, пытаясь скрыть внезапно вспыхнувшее чувство ревности.

– Она моя одногруппница.

Паркер рассказал Алексу, что Мия усердно учится на биохимика и отличается замкнутостью и необщительностью. Она никогда ни с кем не встречалась и, по всей видимости, не проявляла интереса к романтическим отношениям. Ее неприступность еще сильнее притягивала Алекса. Он решил действовать осмотрительно, опасаясь напугать Мию своей настойчивостью. Ему приходилось бороться с собственным нетерпением и неуверенностью, постоянно напоминать себе, что спешка может все испортить. Алекс искал способы завязать разговор с Мией, пока готовил ей кофе. Он старался быть остроумным и тактичным, пытаясь расположить ее к себе.

Его усилия увенчались успехом: Мия стала с ним более открытой и разговорчивой. Она часто задавала Алексу вопросы о его работе в кофейне, об учебе и даже о личных интересах. Эти моменты были для него бесценными. Он использовал каждую возможность, чтобы узнать о Мии больше и проявить себя с лучшей стороны. Алекс надеялся, что со временем ему удастся преодолеть барьер, который она выстроила между ними, и их отношения перерастут из случайных встреч в кофейне в нечто значимое.

Его чувства к ней становились сильнее день ото дня, превращаясь в глубокую привязанность и влюбленность, далекую от обычной симпатии. Он стал одержимым, ведь даже во сне он мечтал о встрече с Мией. С недавних пор Алексу стала сниться неизвестная девушка, лицо которой скрывалось за плотным туманом. Его воображение смело дорисовало темные большие глаза, широкие брови, строгий взгляд и пухлые чувственные губы, которые он хотел поцеловать. Так незнакомка из сна превратилась в точную копию Мии. Ему нравилось держать в своей руке ее маленькую прохладную ладонь, вдыхать пряный аромат шампуня, притрагиваться к длинным черным волосам, обладающим магнетической силой. Реальность и сновидения так тесно переплелись, что Алекс часто терял ощущение границы между ними. Каждое утро он с разочарованием просыпался от звука будильника, прерывающего его очередное ночное свидание с Мией. Оставалось только надеяться на скорую встречу с ней в кофейне.

Алекс сильно удивился, когда во сне Мия пригласила его на прогулку в парке. Поначалу он принял это за жестокую игру своего воображения, но все же решил проверить и отпросился с работы на час раньше, чтобы успеть на встречу. Его недоумению не было предела: Мия сидела на лавочке возле пруда, рассеянно наблюдая за утками.

Ладони Алекса мгновенно вспотели от волнения, а сердце заколотилось в бешеном ритме, отдающемся громким стуком в ушах. Почему Мия была здесь? Не могли ли их сны быть параллельной реальностью, где они на самом деле общались все это время? Был только один способ все выяснить.

Собравшись с духом, Алекс сел на лавочку рядом с Мией, дожидаясь подходящего момента, чтобы заговорить с ней о необычных сновидениях. Она облегчила ему задачу, открыв учебник по онейрологии и скрыв за ним свое слегка покрасневшее от смущения лицо. Догадки Алекса по поводу связи их сновидений подтвердились. Воодушевленный этим открытием, он по глупости признался Мии в своих чувствах и был сразу же отвергнут. Она разбила его сердце, сказав, что их общие сны мешают ей спокойно жить.

Все кончено. В тот вечер, когда Мия ушла, оставив его одного в парке, Алекс понял, что никогда не сможет стать счастливым. Прошло почти две недели, и с каждым днем его состояние только ухудшалось. Он сильно скучал по Мии, а она, казалось, старательно избегала любых встреч с ним, даже перестала появляться в кофейне.

Алекс больше не видел ее во снах, ему в принципе ничего не снилось. Ночи теперь были полны беспокойства и бессонницы.

Алекс взял дополнительные смены в кофейне, чтобы заполнить работой все свободное от учебы время. Лишь бы не думать о Мии. К сожалению, от разбитого сердца не существовало волшебных микстур и таблеток. Исцелить Алекса могло только время, но оно было плохим доктором.

Каждый раз, когда кто-то открывал входную дверь кофейни, его сердце замирало в ожидании, но тут же наступало разочарование, когда он понимал, что это не Мия.

Сегодняшняя вечерняя смена была особенно изнурительной. Алекс устал не столько физически, сколько эмоционально. Каждая улыбка и вежливый разговор с клиентами требовали от него все больше усилий.

После закрытия кофейни Алекс сел за любимый столик Мии, ощущая, как его поглощает чувство пустоты. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь тихим шумом кофемашины, которую он забыл выключить. В его голове все еще вертелись мысли о Мии, смешанные с усталостью и разочарованием.

Он знал, что завтра вернется сюда снова, в эту кофейню, где каждый угол напоминал ему о ней. И каждый день будет похож на предыдущий – полный надежд и разочарований, в ожидании того, что, возможно, уже никогда не произойдет. Он все чаще задумывался, стоит ли продолжать держаться за воспоминания о Мии или лучше попробовать забыть ее?

По иронии судьбы, в кофейню в последнее время стали заходить новые посетители, и среди них были девушки, пытавшиеся завязать с ним разговор. Но ни одна из них не могла заменить Мию в его разбитом сердце.

Когда входной колокольчик в кофейне зазвенел, оповещая об опоздавшем посетителе, Алекс, погруженный в свои грустные мысли, едва обратил на это внимание.

– Простите, мы закрыты, – ответил он с легкой ноткой раздражения, даже не оборачиваясь на звук.

К его удивлению, посетитель не ушел, продолжая стоять за его спиной. Алекс, ощущая растущее раздражение, повернулся, чтобы столкнуться лицом к лицу с незваным гостем. Перед ним стояла Мия, одетая в пальто цвета хаки, и нервно вертела в руках ремешок своей сумки. Алекс смотрел на нее в немом удивлении, не веря своим глазам.

– Я потратила много времени на изучение научных исследований о сновидениях, – начала Мия, наконец собравшись с духом. – Но ни в одной статье или книге я не нашла ответа на вопрос, почему нам с тобой снились одни и те же сны.

Мия остановилась у столика, глядя на Алекса с пронзительной искренностью в глазах.

– Ты прав, наука не всегда дает ответы на все вопросы. То, что происходит между нами, может быть действительно чем-то особенным. Я боялась это признать, потому что это выходило за рамки моих убеждений.

Алекс внимательно слушал Мию, не в силах поверить в реальность происходящего. Сердце билось настолько быстро и громко, что казалось, его стук можно услышать в тишине кофейни.

– Я знаю, что оттолкнула тебя, – продолжала Мия слегка дрожащим голосом. – Мне нужно было время, чтобы понять и принять то, что я чувствую. То, что мы оба чувствуем.

В груди Алекса вновь зажглась искорка тепла и надежды. Все сомнения и обиды, накопившиеся за последние недели, рассеялись, оставив только чистую радость от того, что Мия была здесь, рядом с ним. Алекс осторожно взял ее за руку, ощущая приятное покалывание на своей коже и осознавая, что это был именно тот момент, который он так долго ждал.

– Мия, я скучал по тебе. Каждую минуту, каждый час, – признался Алекс, застенчиво улыбаясь. – Я безумно рад, что ты пришла.

Они держались за руки, утопая взглядами друг в друге. В комнате, где только их учащенное дыхание нарушало тишину, Алекс медленно приблизился к Мии. Его глаза с искренним теплом смотрели на нее, безмолвно спрашивая разрешения. Она ответила смущенной улыбкой и опустила веки, ее длинные ресницы слегка трепетали в предвкушении.

Он нежно прикоснулся к щеке Мии и мягко провел пальцем по ее приоткрытым губам, с которых тут же сорвался тихий вздох. Алекс чувствовал, как она дрожала от его ласковых прикосновений, крепко вцепившись пальцами в ворот его форменной футболки. Он аккуратно поцеловал Мию в уголок губ, игриво дразня и распаляя ее интерес, а затем страстно слился с ней в поцелуе. Волна чувств поглотила Алекса с головой, словно внутри него разом взорвались сотни разноцветных фейерверков, озаряя его быстро бьющееся сердце светом надежды и всепоглощающей любви. Долгожданный поцелуй превзошел все его ожидания, реальность оказалась ярче и насыщеннее любых фантазий.

– На одну загадку в моей жизни стало меньше, – прошептала Мия, нежно отстранившись после поцелуя. Ее большие карие глаза светились ослепительным блеском в полумраке. – Ты мне очень нравишься, Алекс, вопреки законам логики.

Дженнелин М. М
О вечном и земном

…И каждому атому счастья
отмерен свой срок заранее [1].

Маргарите снится сон. Она стоит, окутанная невидимым, но ощутимым чувством едкой смерти, напротив постели больного. Писк аппарата жизнеобеспечения раздается одновременно и в палате, и внутри ее головы. Воздух стылый, будто зимний, и он обжигает легкие. Маргарита стоит неподвижно и видит, как отчетливо рисуется прямоугольное лицо мужчины, которого она прежде никогда не встречала. Она может разглядеть редкие, едва заметные веснушки на чуть заостренном носу. На тонких губах – легкая, почти мечтательная полуулыбка. Кажется, будто он дремлет, но Маргарита уверена – он вот-вот умрет.

Она касается подушечками пальцев его щеки и чувствует приятное тепло, и как мокрая капля огибает ее палец. Маргарита смотрит в его изумрудные счастливые глаза, устремленные на нее.

– Не плачь, – говорит девушка сдержанным голосом.

Но незнакомец плачет, безмолвно и недвижимо, а уголки губ его подрагивают.

Маргарита проснулась вся в слезах. Сердце бешено колотилось аж в висках и болело так, словно она… видела смерть любимого человека.

Она попыталась восстановить дыхание и избавиться от остатков горького сна. Она сжала щеки ледяными ладонями и чуть тряхнула головой, выбираясь из постели. На экране телефона часы показывали пять утра – целый час до подъема. По обыкновению, Маргарита стремилась поскорее доспать это несчастное время, но сейчас она перепугалась, что снова придется возвращаться в сновидение и по новой переживать смерть соулмейта.

Пока она бродила по квартире туда-сюда, выполняя утренние процедуры, кошмар этот не выходил из ее головы. Маргарита тешила себя словами тех, что уже видели вещие сны: ей говорили, что как только она наконец встретит соулмейта, то все – тревога и страхи развеются. Смерть раз и навсегда перестанет пугать и станет чем-то само собой разумеющимся, и никак не помешает дальнейшему переплетению двух душ в нескончаемом полотне человеческих жизней. Маргарита верила, и верила охотно, но не могла отделаться от эфирного запаха больничной палаты.

Она закончила утреннюю рутину и повторила учебный материал по конспектам – сегодня первый день летней производственной практики, и она не хотела бы ударить в грязь лицом перед заведующим отделением.

* * *

Маргарита болтала с одногруппником в широком холле первого этажа: им посчастливилось проходить практику в одной больнице. Они обсуждали, что было бы славно, попади они в одно отделение – с другом веселей и не так боязно. Однако куратор больницы распорядился иначе, предательски разъединяя друзей.

Маргариту отправили в неврологическое отделение, чем она не просто разочарована – мир для нее рухнул в одночасье. Она не была сильна в неврологии всю дорогу обучения в университете и старательно избегала этой страшной дисциплины. Не тушуясь, она попросила куратора пересмотреть решение о распределении. Маргарита была готова даже в кардиологическое отделение попасть – второе по ее личному рейтингу сложности – лишь бы не неврология.

– Вынужден отказать, – с легким раздражением ответил мужчина. – Я распределил вас ровными тройками. И что это такое будет, если каждый застонет, что хочет в другое? К тому же у всех вас уже есть необходимая база знаний по представленным узким специальностям. Все, все, шагай давай, некогда мне с тобой тут церемониться…

Маргарита нахмурила светлые брови и мысленно послала его куда подальше. Надежда на интересную и полезную практику разбилась о скалы несправедливого распределения.

Она отыскала в толпе студентов двух парней, которым предстояло практиковаться в том же злосчастном отделении: с одним из них она была немного знакома – учились они на одном потоке, а звали его до смешного смешно – Иванов Иван, из тех самых клинических задач с каждой пары, второго же каторжника Маргарита видела впервые. Долго знакомиться не пришлось, звали его Максим Мальцев. Только после непринужденной бессмысленной беседы, лишь бы время потянуть, троица с одинаково обреченными лицами отправилась на поиски отделения и знакомство с заведующим.

В копилку невезений добавился факт, что отделение располагалось на седьмом этаже десятиэтажной больницы, а лифтом пользоваться разрешалось только персоналу и пациентам. Студенты встали на перепутье между лестничной клеткой и грузовым лифтом.

– В теории мы можем подняться и на лифте. Только вот найдутся какие-нибудь злющие медсестры, что сдадут нас с потрохами куратору. Еще и нагоняй получим… – раздраженно буркнул Ваня.

– Да прям уж. Больница огромная, кому мы тут нужны? Погнали на лифт, – Макс кивнул головой в сторону лифтовой площадки.

– Ладно, разок, думаю, ничего страшного. Всегда можно прикинуться дурачками, – посмеялась Маргарита.

На первый взгляд парни показались ей неплохими ребятами, и она была благодарна судьбе, что хотя бы с нудилами и заучками не придется выживать двадцать один день. А после новости оказались еще приятнее: заведующая отделением, Мария Алексеевна, женщина лет сорока пяти, показала себя как очень жизнерадостный врач, действительно обожающий свою работу. Она тепло и с охотой встретила студентов, что немало удивило их: частенько практикующие врачи или игнорировали и отмахивались от студентов, или беспричинно сердились.

– Свежая кровь! – пошутила она, внимательно в них всматриваясь. – Ну, чего встали в проходе, садитесь пока, куда хочется. Вы медицинский колледж? А, будущие врачи, превосходно! Четвертый курс окончили? Еще лучше, так вы уже и меня заменять сможете, – Мария Алексеевна мило похихикала. – Неврологами быть хотите?

Все трое отрицательно повертели головами и объяснили, почему они, не фанаты специальности, здесь оказались. Заведующая отделением терпеливо выслушала и расплылась в улыбке:

– Так, понятно. Я вас не принуждаю – можете не ходить, дневники я подпишу. Мне за ваше пребывание тут никто не платит, – опять посмеялась она, – так что с меня взятки гладки.

– Нет, что вы, Мария Алексеевна. Будем ходить, конечно, – энергично выпалил Ваня, и остальные с ним согласились со скрытой неохотой.

– Хорошо, хорошо. Давайте тогда я быстро расскажу вам, где и что находится. Фонендоскопы есть свои? Отлично, а молоточки? Нет? Тогда возьмете в ординаторской [2].

Зав показала им палаты и основные кабинеты, познакомила с дежурной постовой сестрой и двумя ординаторами, а также с парой других врачей. Она полистала их дневники, удивилась некоторым абсурдным требованиям к навыкам студентов и упорхнула из отделения по каким-то своим делам, дав добро на ознакомление с любой необходимой для них документацией – пусть только в известность кого-либо из старших поставят.

Троица стояла в коридоре с молоточками в руках, и для комичности ситуации не хватало почесать затылки всем одновременно.

– Быстрее начнем – быстрее закончим. Давайте соберем анамнез [3], осмотрим да дневники заполним. Дома ничего делать не надо будет, – инициатором выступила Маргарита, не желающая все шесть часов присутствовать на практике.

– А ты что, методику неврологического осмотра помнишь? – поинтересовался Макс.

– Ну, что-то помню. У меня методичка есть на телефоне, могу скинуть. Давайте беседу создадим.

Так и сделали. Маргарита любезно поделилась материалами. Парни отправились освежать память на пост медсестры – там удобный диван стоял. Маргарита времени решила не терять и, заглянув в список пациентов на стене, наткнулась на некого Виктора Марисова из палаты номер двенадцать – его и решила помучить кучей вопросов.

Она вошла в палату, постучав, и громко уточнила:

– Марисов Виктор здесь? – Она окинула взглядом четырех мужчин в попытке догадаться, кто из них нужный больной.

– Да, это я, – раздался голос у окна. – Ко мне врач пришел, позже созвонимся.

Мужчина сбросил звонок и обернулся на студентку. Маргарита встретила того, кому суждено умереть от болезни в пятьдесят лет.

* * *

Виктору снится сон. Он видит молодую девушку, но понимает, что на самом деле ей уже около восьмидесяти – это сон, и здесь все вверх тормашками. Она выбирает яблоки на местном рынке и совсем не замечает его. Виктор подходит ближе, чтобы взглянуть на незнакомку: круглолицая, с тремя родинками на виске, которые выстроились в ровную линию, а глаза ее темные-темные – он даже не видит зрачка. Он влюбляется в образ из сновидения раз и навсегда и тянет ладонь, чтобы коснуться ее мягких щек.

Неожиданно яблоко с глухим стуком падает на землю, а сама девушка хватается за сердце. Лицо ее корчится от боли, она падает навзничь, с силой сжимая одежду на груди. Виктор ничего не может сделать: руки и ноги больше ему не подвластны. Он только смотрит, как она умирает от остановки сердца, и слезы катятся по его щекам.

Мужчина проснулся в паническом страхе и холодном поту.

– Сон. Это просто сон… и я встречу ее сегодня.

Время пять утра, и Виктор не мог понять, радоваться ему или плакать приснившемуся соулмейту. Сновидение оставило после себя душащее чувство, которое он даже попытался неосознанно откашлять.

Виктор почистил зубы и поискал направление на плановую госпитализацию – забыл, во сколько нужно явиться в приемное отделение. Надпись на листке гласила: «Явка с 7:00 до 14:00». Виктор вздохнул и понял, что будет первым в очереди на госпитализацию, раз от кошмара пробудился аж в пять часов.

На кухне он разбил любимую кружку – вторую за месяц. Левая рука давно перестала слушаться, и при попытке перенести кружку со столешницы на обеденный стол ее поразила неожиданная слабость в кисти. Виктор пялился на мелко дрожащую ладонь. Смотрел долго, будто пытался силой мысли остановить тремор. И ничего не вышло.

Он давно свыкся с неврологической болезнью и расстраивался только в подобные моменты – когда что-то ломалось из-за неуклюжести его неконтролируемых рук. Виктор со вздохом начал собирать осколки, и, стоило ему попытаться поднять какой-то мелкий, тремор перерастал в крупноразмашистый. И к этому мужчина давненько привык, неторопливо собирая кружку по частям и отправляя ее в мусорное ведро. От чая все же он не отказался, догадавшись попить его у столешницы, чтобы вдруг не пришлось ползать по полу еще раз.

Виктор выпил утреннюю порцию горьких таблеток и перепроверил заранее собранную сумку с вещами – вроде ничего не забыл. Он вызвал такси до больницы, и с трудом у него вышло рассмотреть номер ожидающей машины из-за невозможности быстро сфокусировать взгляд.

Виктор уселся в салон, и пока таксист рассказывал о природе и погоде, мужчина снял очки и взглянул в потухший экран телефона. В отражении он заметил дрожь глазных яблок и понял, почему не смог различить номера авто.

– Смотрю, вы с вещами, – таксист кивнул на сумку, покоящуюся на заднем сиденье. – В стационар ложитесь, что ли?

– Верно, – медленно произнес Виктор и поочередно поднял обе ладони, показывая на тремор. – На плановое.

– Эге, всякое бывает! Не переживай, ты мужик молодой, а медицина нынче шагает километровыми шагами. Вылечат тебя, – таксист уверенно кивнул собственному умозаключению, отбросив вежливое обращение.

– Хотелось бы верить, – Виктор тоскливо ухмыльнулся.

Ожидая своей очереди в приемном, Виктор оставил в приложении чаевые таксисту – давно ему не попадались такие простодушные и приятные собеседники, такому и оставить немного не жалко. Хотя с нынешними ценами на такси можно было подумать дважды.

Виктор наконец обратил внимание на толпу докторов, кучкующихся на другом конце этажа. Не докторов – ошибся – студентов. Все они стояли группками, в белоснежных халатах и громко переговаривались, а стоило отвлечься, как появлялись новые – будто почкованием множились. Он хотел рассмотреть будущее медицины получше, но загорелся номер его талона со звуковым оповещением – подошла очередь.

Регистратор резво оформила всю необходимую документацию, получила его добровольное согласие на госпитализацию и объяснила, как попасть в отделение.

– Да, знаю. Уже не в первый раз, спасибо, – он улыбнулся ей, прощаясь.

Пока он добирался до отделения неврологии, стойка регистрации уже оповестила пост о прибытии пациента. Там его встретила заведующая Мария Алексеевна, по совместительству являющаяся его лечащим врачом, и проводила в палату. Она быстренько проверила все документы, переговорила о деталях госпитализации и обещала зайти позже.

– Студентов прислали на практику. А, видели? Ну вот, Виктор Романович, бежать надо – встречать молодое поколение.

Он не смел ее задерживать. Только она переступила порог, как соседи по палате решили устроить знакомство. Двое из них оказались вполне себе адекватными мужиками, а вот третий был страшным брюзгой и через каждое слово жаловался на бесполезных медиков и такую же бесполезную медицину в стране. Один из мужчин вступил с ним в спор, а другой тем временем пояснил новоприбывшему, что такие концерты сопалатника тут не редкость – пусть привыкает. Виктор только усмехнулся и покивал.

Заполнив прикроватную тумбу, он решил позвонить отцу. Выслушивая долгие гудки, мужчина разглядывал виды из окна: прямо напротив возвышалось противоположное крыло здания, а справа тянулись ровные ряды сосен далеко за горизонт. Июльский денек выдался пасмурным, отчего сосновые верхушки казались почти черными. Где-то далеко тянулись грозовые облака. Виктор поставил на то, что дождь эту часть города не коснется.

– Да, сын? – послышалось в трубке.

– Привет, пап. Звоню, чтобы сказать – я успешно госпитализировался. В целом все.

– Отлично. Как там палата, мужики ничего?

– Марисов Виктор здесь? – раздался девичий голос за спиной.

– Да, это я, – отозвался Виктор, оглянувшись вполоборота, и неразборчиво бросил отцу: – Ко мне врач пришел, позже созвонимся.

Виктор обернулся и встретил ту, которой суждено умереть от остановки сердца в восемьдесят лет.

У обоих по сосудам разлилось тягучее, как мед, тепло, такое приятное и расслабляющее. Душащая тревога покинула их мысли, они на миг позабыли смерти друг друга, просто наслаждаясь долгожданной судьбоносной встречей. Мир для каждого заиграл новыми красками, и казалось, что они живут бок о бок всю жизнь.

«Так вот что испытывают те, кто встречает своего соулмейта», – подумали оба.

Первой взяла себя в руки Маргарита. В конце концов, она – студентка, и сейчас ее главная задача – прохождение практики. Да, в злосчастном неврологическом отделении. Да, надо опросить пациента, оказавшегося соулмейтом. Да, ей хочется вопить от радости и рассказать все о себе, и столько же узнать от него. Однако Маргарита одернула себя, напоминая, что она сейчас на своеобразной неоплачиваемой работе, где у нее есть круг обязанностей. Сначала это, потом остальное.

Она быстрым шагом подошла к Виктору, сжимая тонкими пальцами в розовых перчатках клипборд, и официально отчеканила:

– Меня зовут Маргарита Юрьевна, я студентка четвертого курса медицинского университета и хотела бы немного расспросить вас. Вы не против?

Виктор улыбнулся. Да уж, будешь тут против, когда тебе задают вопрос тоном, не терпящим возражений – волей-неволей согласишься. Мужчина подумал, что, будь это даже не его соулмейт, он не сумел бы противиться такой уверенности. Потому он кивнул:

– Конечно, нет. Спрашивайте все что угодно.

Его речь была медленной, некоторые слова он произносил по слогам с разной громкостью, но старался контролировать это. Маргарита мысленно похвалила саму себя за остаточные знания с ненавистной кафедры, моментально вспомнив название такой формы речи. Ничем не выдавая своего ликования, она кротко кивнула, попросила присесть на постель, а сама притащила стул и уселась напротив.

Спина вытянута в струну, макушка кверху, ноги не перекрещены – врач гиппократовского образца, не хватает медицинского колпака, как на первых курсах. Виктор не мог налюбоваться ею, и хотя Маргарита была самой обыкновенной девушкой – не дурнушкой, но и не писаной красавицей, мужчина даже позабыл на короткий миг, что сейчас у них разные ролевые модели: он – пациент, она – почти врач. И к тому же прослушал ее вопрос, а она всем видом показывала, что ожидает ответа.

– Что, еще раз? Извините, задумался, – виновато улыбнулся он.

– Назовите полное ФИО и дату рождения, пожалуйста, – она тоже улыбнулась.

– Марисов Виктор Романович, четырнадцатое февраля ХХХХ года.

Путем несложных математических вычислений Маргарита поняла, что ему тридцать лет.

– Есть жалобы на данный момент? – продолжала она, готовая торопливо писать за ним.

– Тремор беспокоит, руки меня не слушаются. Со зрением проблемы – сегодня глаза дергаются. И речь – сами слышите, – чуть склонил голову он.

Маргарита заметила все это, едва только узнала, что он – Марисов Виктор. При попытке попасть по кнопке сброса вызова тремор усилился, руки двигались несколько асинхронно, и как будто больному требовалось приложить усилия, чтобы заставить мышцы работать. А когда она взглянула ему в глаза, то заметила горизонтальный нистагм [4].

Перед глазами снова возник образ из сновидения, но он уже не пугал. Скорее, Маргарита почувствовала сопереживание и смирение. Она продолжила опрашивать его, и на все вопросы Виктор охотно отвечал, стараясь говорить как можно ровнее и быстрее, чтобы не задерживать ее. После этого Маргарита повертела его так, как вертят все врачи-неврологи на осмотре, и даже чуточку дольше. Мужчина пытался не отрывать глаз от соулмейта, а Маргарита, пересекаясь с ним взглядами, еле заметно улыбалась и мыслями возвращалась к осмотру.

– Пожалуй, все. Я зайду к вам немного позже, хорошо?

– Я буду ждать с нетерпением.

– А я как же, доктор? – издевательски вопросил брюзга на противоположной койке. – Меня не осмотрите?

– Быть может, позже, – сдержанно ответила она и покинула палату.

На посту девушка присела на стул и постаралась утихомирить долбящееся в груди сердце, которое, кажется, хотело выпрыгнуть наружу. Повезло, что парни тоже ушли к больным – сейчас Маргарите надо было побыть наедине с собой и привести чувства в порядок. Мысли звучали так громко и спутанно, что лишь расшифровка собственных заметок немного отрезвила ее, и теперь она жаждала узнать, чем же болен Виктор. Она сумела выделить наиболее значимые симптомы, но не имела ни малейшего понятия, что за недуг поразил ее вторую половинку.

В ординаторской она попросила историю болезни Марисова, на что получила ответ:

– Стоило осмотреть кого полегче. По нему сложно будет заполнять дневник ваш, к тому же все данные хранятся в медицинской базе, истории болезни пока нет. Он поступил буквально сегодня, заполнять-то нечего. Ладно, иди сюда, покажу, – ординатор поманила студентку к себе, а после с лукавой улыбкой свернула окно приложения на мониторе. – Ну-ка, есть предположения? Ваша диагностическая гипотеза, коллега.

– Нозологическую единицу [5] не смогу назвать. Предполагаю, что у него что-то с мозжечком. По крайней мере, атаксия именно этой этиологии, если память с курса неврологии мне не изменяет, – пожала плечами девушка.

– Хм, неплохо. У него атаксия Фридрейха [6], – ординатор открыла окошко на компьютере и быстренько пробила его.

– К сожалению, впервые слышу. Не припоминаю, чтобы на парах разбирали что-то подобное, – честно отозвалась Маргарита, вглядываясь в огромный перечень обследований.

– А он сам тебе не рассказал? – вскинула брови ординатор. – Тогда дома сама почитаешь, что это за болезнь такая. Важно, что прогноз летальный в ста процентах случаев.

Маргарита ощутила, как сердце в пятки не просто ушло – оно туда бухнулось. Она тихо спросила:

– То есть лечения нет?

– Нет. Вроде как разработали препарат, и клинические исследования его почти закончены, к началу следующего года должны пустить в оборот. Якобы есть положительная динамика в лечении. Но стоить он будет… неприятно. Если у больного будут средства, то и шансы свои он увеличит, не на полное выздоровление, конечно, но хотя бы на продление жизни на два-три года.

Маргарита ничего не ответила. Она поблагодарила за содействие и уселась на кушетку, погружаясь в заполнение дневника практики. Немного позже пришли парни – хитрецы взяли одного пациента на двоих. Они втроем бросились в обсуждения, а ординатор тактично попросила найти другое место для разбора клинических ситуаций – работать мешают.

Извинившись, студенты вышли из кабинета и наткнулись на Виктора. Маргарита залилась краской и вопросила:

– Кого-то ищете? – Парни, как истуканы, стояли рядом.

– Вообще-то вас. Хотел кое-что спросить, если вы не заняты.

«Дома дневник заполню», – молниеносно пронеслось в голове, и девушка кивнула, соглашаясь на разговор.

* * *

Каждое утро Виктора начиналось с прихода Маргариты в палату. Она стучала в одно и то же место по дверному косяку, громко здоровалась и интересовалась самочувствием у всех по отдельности и в самом конце – у него. Маргарита приходила ровно в восемь утра и уходила не раньше шести вечера, вопреки тому, что на практику отводилось только шесть часов. Она заканчивала добросовестную работу в отделении и остаток проводила с Виктором, бродя по коридору этажа или сидя в столовой.

Виктору она нравилась вся, от макушки до кончиков пальцев: придет она с тугой косой на плече или с высоким хвостом, с макияжем, скрывающим проблемную кожу, или вовсе без него, в черной рубашке или в ярко-зеленой футболке – не имеет значения. Он полюбил ее, незнакомку из сна, выбирающую яблоки, предназначенную самой судьбой.

– Слушай, Мар…

– Как-как? – с прищуром переспрашивала она. – Как ты меня назвал?

– Мар. Не нравится?

– Наоборот, ко мне никто никогда так не обращался. Ритка или Марго, и все.

Мар улыбалась, сияя ровным рядом зубов, переполненная счастьем. Это походило на сказку о любви с первого взгляда, где оба героя – нравственные и чувственные люди, и все у них наверняка будет хорошо, а в конце они останутся счастливы.

Мар никогда не спрашивала у Виктора, что он увидел во сне, как и он не спрашивал ее. Узнав друг друга, они даже не касались этой темы. Вместо этого каждый рассказывал о себе все подряд. Например, Виктор знал, что любимый цвет его соулмейта – зеленый, она обожает музыкальный коллектив Flеur и видеоигры, но с последним у нее проблемы.

– Времени нет. Боюсь, что не смогу остановиться, – она прыснула в кулак. – Да и ноутбук мой древний, как мир. Ничего не тянет.

Немного позже Виктор соберет для нее компьютер и подарит игры, о которых когда-то вскользь упоминала Мар.

Она знала, что Виктор не любит желтые яблоки и не верит в гороскопы, один из его любимых писателей – Достоевский, а горам он предпочитает море. Соулмейт ее болен уже как восемь лет, и все не так плохо, ведь некоторые выглядят гораздо хуже к этому времени.

– Я не собирался умирать, пока не встречу свою судьбу, – говорил он, мешая сахар в кружке чуть подрагивающей рукой. – Теперь-то можно.

Он поднял глаза на умолкшую девушку и прикусил себе язык за необдуманную шутку. Ее темные глаза поблескивали в свете люминесцентных больничных ламп, а острый носик кривился. Виктор молил о прощении остаток встречи и больше никогда не смел заикнуться о подобных вещах.

В стационаре он пробыл десять дней: все необходимые обследования были готовы, а заключения к ним составлены, заведующая отделением дала подробные рекомендации и разъяснения, заверив, что в запасе у Виктора еще годы и годы.

– К тому же у вас есть поддержка, не так ли? Лучшее лекарство – это любовь, Виктор Романович, – она мечтательно коснулась пальцами своей щеки, кивая головой в сторону ведущей опрос Мар.

Виктор чуть смутился и энергично покивал.

Мария Алексеевна замечала, что Маргарита стала задерживаться в отделении. Эта студентка, не горящая желанием становиться неврологом, день за днем сидела рядом с ординаторами, наблюдая их работу в медицинской базе. Она участвовала в каждой утренней планерке персонала с последующим обходом пациентов, сосредоточенно внимая отчетам старших. Она наблюдала за тем, как опытные врачи осматривают и расспрашивают больных, и не смела глазом моргнуть, страшась проглядеть нечто важное. Она задавала вопросы и иногда делилась мнением, без страха быть осужденной. Очень скоро она полюбилась всем работникам отделения.

Заведующая замечала и то, как часто Маргарита общается с Виктором. Как наливаются ее щеки, а легкая улыбка не сходит с лица, пока пациент не спускает с нее внимательного, влюбленного взора. И Мария Алексеевна опечаленно думала о том, что жизнь – это несправедливое явление в существовании человека. Что жизнь и смерть – это не разные понятия, а две стороны одной медали. И она незаметно вздыхала, решив для себя, что поможет Виктору всем, на что хватит ее влияния и сил.

Несмотря на то что соулмейт Мар выписался, она не бросила посещать отделение. Если коллеги ее – Ваня и Максим – появлялись три-четыре раза в неделю, то Мар стабильно приходила все шесть, во‑первых, как положено правилами прохождения практики, во‑вторых, потому, что лишь здесь она имела доступ к медицинской базе данных, где могла впитывать в себя опыт и знания своих старших коллег.

Они встречались с Виктором почти каждый день. Он заимел привычку поджидать ее в холле больницы с пышными букетами. Мар краснела и распиналась в благодарностях, однако очень скоро заявила:

– Честно говоря, я чувствую себя неловко. Ну, то есть мне приятно твое внимание, но… это дорого. И они быстро вянут… деньги на ветер. Давай ты мне не будешь дарить букеты.

– Вообще?

– Конечно, нет! В какие-нибудь особые дни, и достаточно.

– Ну так у меня каждый день особый. Я же с тобой вижусь.

Мар радостно поджимала губы и отворачивалась, а мужчина тихо посмеивался.

Однажды она не выдержала и поинтересовалась, кем он работает. Виктор сразу просек, что дело в нескончаемых букетах, которые стоят немалых денег, и прояснил:

– Мой отец – владелец гостиницы Gold H. Раньше владел рестораном Gold R., пока не передал бразды правления мне. Вот и все.

– Так ты нереальный богач? Туда-сюда миллионер? – заливисто смеялась она.

Виктор был слишком стар для современных шуточных трендов и абсолютно серьезно отнекивался, чем еще больше веселил ее.

Мар совсем перестала обращать внимание на его болезнь. Тремор его ладоней, когда они держались за руки, ничуть не мешал. Неторопливая речь по слогам, порой чересчур тихая и неразборчивая или, напротив, резкая и громкая, не казалась чем-то надоедающим. Девушка все раздумывала: причина в том, что Виктор – ее соулмейт, или в том, что человек способен адаптироваться ко всему? Тогда решила для себя, что причина куда проще: в его любви и ее принятии.

Одним днем, еще на втором году отношений, когда оба пока жили порознь, Виктор гостил у Маргариты. Он читал роман, пока Мар потела над врачебными науками. Периодически мужчина бросал на нее взгляд: она имела привычку щипать брови во время обучения. Верный признак нервозности и не совсем хорошего расположения духа.

– Мар, не щипай, пожалуйста.

– Ладно, – зло бурчала она.

И позже ни с того ни с сего выпалила:

– Я найду лекарство.

Виктор сначала не понял, о чем это она. Он выглянул из-за книги, безмолвно вопрошая. Свет настольной лампы так падал на нее, что темные круги под глазами казались еще глубже и чернее. На рабочем месте будто рота солдат прошлась, хотя Мар была по сути своей аккуратисткой. Еще один признак ее нервозности. Она на верном пути выгореть от нескончаемой учебы.

– Я вылечу твою болезнь, – непривычно тихим голосом пробормотала она, шмыгая носом. – Я найду способ. Обещаю. Только дождись, договорились?

И Маргарита разревелась навзрыд, зарываясь в острые коленки. Она рыдала от всего: от обиды, что нет спасительной таблетки, от бессилия, что опыта, знаний и часов в сутках не хватает ей на поиск лекарства, и, в конце концов, от отвращения и злости к самой себе – она давала слабину и плакала тогда, когда этого не позволял себе смертельно больной. Виктор был для нее самым мужественным человеком из всех, кого она встретила на своем коротком жизненном пути. Он никогда не сетовал на судьбу-злодейку, не позволял выражать жалость к себе, не позволял себе лить напрасные слезы из-за того, чего никто изменить не в силах.

Зато плакал он тогда, когда видел Маргариту в таком состоянии. Когда его сокровище в поте лица втягивалось в специальность, два года назад казавшуюся ей непостижимой наукой, лишь ради того, чтобы разработать чудо-лекарство. Его Мар оставила мечту о работе лучевого диагноста, где не пришлось бы вечность торчать в стационарах среди несчастных мучающихся пациентов. И именно в такие моменты внутри Виктора бурлила гадкая ярость и беспомощность за то, что именно на его долю выпало несчастье быть больным; и не потому, что он испытывал к себе ненавистную жалость, а потому, что болезнь эта отравляла его соулмейта. Он требовал, просил и умолял ее оставить эту затею, не возносить на хрупкий пьедестал неизвестности будущую карьеру и дальнейшую жизнь без него, подумать дважды, трижды, сотню раз. Но упрямица даже слушать не хотела, грозясь наказывать его молчанием за такие «ужасные, низкие слова».

Днями и ночами она готовилась к государственным экзаменам, которые должны были начаться уже через два месяца, параллельно посещая научный кружок неврологии, изучая английский язык с нуля для того, чтобы беспрепятственно штудировать, кроме отечественных, еще и иностранные статьи об атаксии Фридрейха. Маргарита еще изъявила желание устроиться на работу, но здесь Виктор выбил из нее обещание, что пока она не окончит университет, она работать не будет.

– Но мы ведь съедемся рано или поздно. Разве это будет честно, что ты будешь тянуть финансово еще и меня, пока я не устроюсь в какую-нибудь больницу?

– Это уже не твоя проблема, Мар, и решать ее не тебе.

Виктор давным-давно познакомился с родителями Маргариты, и чуть позже, когда Мар твердо заявила, что будет поступать в ординатуру по неврологии, он заверил их, что самостоятельно оплатит ее обучение, если вдруг произойдет так, что ей не удастся поступить на бюджет. Серьезность его намерений просачивалась даже сквозь разорванную речь, потому родители даже слова против не подумали сказать.

Его отец был горд собственным сыном и его поступками по отношению к соулмейту и всячески намекал на узаконивание их отношений. Виктор всегда обрывал его речи на этой ноте, хмуро говоря, что Маргарите сейчас не до этого – она и так вымотана выпускным годом.

К тому же Виктор приступил к лечению новым препаратом, успешно прошедшим клинические испытания. Фармкомпания заявляла, что, к огромному сожалению, вылечить он не в силах, но повлиять на продолжительность жизни, продлив ее минимум на пять лет, препарат способен. Траты на один курс обошлись ему в копеечку – пришлось просить некоторые суммы у отца.

– Возьми мои стипендиальные, – упрашивала Мар. – Копейка рубль бережет.

Виктор наотрез отказывался.

Лекарство оказалось не из приятных: постоянная тошнота, вплоть до рвоты, усиление симптомов на первом месяце приема и тупая боль в правом подреберье. Вместе с Марией Алексеевной они подбирали более подходящие дозировки, и весьма успешно – побочные эффекты понемногу сходили на нет.

Последний год выдался для них особо тяжелым, но после продолжительной грозы, как известно, солнце светит ярче.

Маргарита успешно сдала экзамены на высокие баллы и получила синий диплом, однако на бесплатную ординатуру этого не хватило. Эту дыру, как Виктор и обещал, он закрыл самостоятельно, вопреки недовольству Мар. Их родители сделали им сюрприз, подарив путевку в южные страны к бирюзовому морю. Мар растрогалась от восторга – никогда раньше ей не приходилось путешествовать за границу.

Виктор стоял на берегу и глядел, как любовь всей его жизни неуверенно шагает по краю моря, подол ее зеленого хлопкового платья намокал от соленой воды, и она пищала от удовольствия и дышала полной грудью влажным воздухом, вскидывая руки к вечернему небу. Мар возвратилась к нему, ступая по еще не остывшему песку босыми ногами, и требовательно потянула любимого за собой, держа его за дрожащие руки, заверяя, что вода – парное молоко и ему непременно надо хотя бы помочить ноги.

Виктор старался шагать уверенной и легкой походкой, но непослушные ноги не успевали за темпом возлюбленной, и со стороны казалось, что он изрядно пьян. В конце концов они оба стояли в прозрачной воде, лицезрея пылающий закат за морским горизонтом. Точнее, это Маргарита восхищенно охала, тыча пальцем в сторону заходящей звезды, а потом пробовала море на вкус, морщилась от соли и пробовала снова. Она смеялась, она улыбалась. Она счастлива, а для Виктора ее счастье – его счастье, и ему не интересно ни это огромное озеро, ни пылающие закаты. Самое красивое творение природы стояло подле него.

В попытках встать на колено координация его подвела, и он едва не плюхнулся на бок, но каким-то чудом этого не произошло. Однако вода все равно немного попала ему на бедра, обдавая приятным теплом.

Руки его дрожали еще сильнее, и он уже корил себя за несдержанность, что решился делать предложение в море, а не на берегу, но пути назад нет; Мар потрясенно хлопала глазами, замерев в ступоре. Виктор собрал всю волю в кулак, чтобы не уронить коробочку с кольцом в море, и произнес:

– Любовь моя, ты выйдешь за меня?

Он знал, что она не откажет, но сердце все равно глухо долбилось в висках, а тремор начинал нарастать. И Мар взволнованно сказала:

– Да… да. Да, я выйду. Я согласна.

Из глаз ее потекли соленые, как море, слезы, она помогла жениху надеть помолвочное кольцо на свой тонкий палец и утонула в родных объятиях. У Виктора не было сил и чувства равновесия поднять невесту и закружить на фоне алеющего заката. Вместо этого он с жаром поцеловал ее, рассыпаясь в благодарностях.

* * *

Время беспощадно торопилось, и годы пролетали практически незаметно. Сначала пара сыграла громкую свадьбу, наладила семейный быт бок о бок в одной квартире, и Маргарита не верила, что в жизни все бывает настолько гладко. Они уступали друг другу во всем безвозмездно, а если ссорились, то по глупым мелочам, мирясь в тот же день. Любящий муж понимающе относился к ее отсутствию по несколько суток в исследовательском институте и стационаре; Маргарита продолжала искать способ искоренить болезнь супруга навсегда.

Через четыре года совместной жизни у них родилась абсолютно здоровая дочка Аврора, и как раз на свет появилась она перед первыми лучами солнца – на заре. И родители заново открыли для себя прелести мира с появлением этой долгожданной крохи.

– Какое счастье, – шептал Виктор, подрагивающими губами целуя спящего младенца в лоб. – Я самый счастливый человек в мире.

А время все бежало и бежало, не щадя Маргариту, которая силилась обвести судьбу вокруг пальца. Поиски лекарства ни к чему не приводили, она и исследовательская группа снова и снова возвращались к отправной точке, но Маргарита не смела опустить руки. Она обещала, а обещания свои она сдерживает с малых лет.

Но, не ровен час, смерть отберет жизнь дорогого отца и мужа. Виктору последняя разработка больше не помогала: он не мог самостоятельно ходить, речь его с каждым днем становилась все неразборчивее, а зрение стремительно ухудшалось, даже лазерная коррекция не дала ожидаемых результатов. Работать он был не в силах, и ресторан возвратился в руки его отца – Маргарита не потянула бы бизнес, в котором она ничего не понимает. Все, что она могла, – это исследовать и выделять молекулы, что каким-то образом повернут время вспять, вырвут атаксию Фридрейха из ее соулмейта, которого она не желала отпускать в иной мир.

И час икс настал, раньше, чем предполагала Маргарита. Аврора была еще в школе и ни о чем не знала, а женщине позвонили из той самой больницы, где они встретились впервые, и говорят, что Виктор на пороге гибели.

Маргарита бросила работу, и никто ей слова не сказал – все знали, что это должно было вот-вот произойти. Она судорожно вызвала такси, не рискуя в таком состоянии садиться за руль, и слезно попросила ехать как можно скорее.

Маргарита забежала в палату, где лежал ее муж, ее соулмейт, ее мир. Он исхудал, он обессилен, он все так же прекрасен, как в день, когда она увидела его у окна палаты.

– Милый, я тут. Слышишь? – Мар упала на колени рядом с постелью, поглаживая его исхудавшую руку.

Виктор с усилием приоткрыл глаза и едва разборчиво произнес:

– Мар… любовь моя.

Она кивнула, кусая губы, усилием воли сдерживая слезы. Маргарита знала, что Виктор не хотел бы видеть ее несчастной. Не сейчас, не в его последние минуты в этом мире.

Маргарита сидела на прохладной плитке, пока медсестра не подала ей стул. Она поблагодарила ее кивком и ни на миг не отпустила руку супруга. Аппарат коротко пищал, и Маргарита волевым усилием заставляла себя не следить за мониторами. Боялась, что едва она взглянет туда, как на экране вместо ломаной сердечного ритма явит себя изолиния [7].

И в насмешку ей аппарат начал недобро пищать все чаще. Маргарита нервно дернулась и взглянула на супруга. Больше сдерживаться она не могла.

Из уголков его потускневших зеленых глаз потекли блестящие дорожки слез, а на губах заиграла нежная полуулыбка. Он чуть приоткрыл рот, но сил говорить не осталось. А Маргарита все без слов поняла – он благодарен судьбе за то, что именно Мар оказалась его соулмейтом.

– Не плачь, – прошептала она, касаясь пальцами его еще теплых щек.

Виктор умер, аппарат резанул слух монотонным писком, а ЭКГ выдала сплошную линию. Маргарита жалобно всхлипнула, наклонилась к мужу и поцеловала его в уголок губ. Она сжала его ладонь, уткнулась в нее лбом и позволила себе тоскливо выть, пока в палату не ворвалась медсестра с просьбой покинуть помещение.

А через десять лет Маргарита станет известна на весь мир. Ее будет знать каждый как спасительницу миллионов будущих жизней, так как именно этой женщине удалось наконец разработать лекарство, полностью излечивающее от атаксии Фридрейха на ранних стадиях.

Мар сдержала свое обещание.

Юлия Кода
Все, что ни делается

За окном густо валил снег. Наблюдая за этим, Ангелина лишний раз порадовалась, что сегодня ей придется вести пары до самого вечера, ведь к тому времени, согласно прогнозам, буйство погоды должно было угомониться.

В университетском буфете было тепло, а монотонный шум голосов успокаивал нервы.

Ангелина отпила остывший кофе из чашки и пометила в ежедневнике, что на завтра нужно выгладить лучшую блузку – вечером преподаватели соберутся на кафедре, чтобы отпраздновать помолвку коллеги.

Помолвку…

Ангелина подавила порыв тяжело вздохнуть: да, Ангелина Александровна, люди женятся. Даже если ты несколько лет вздыхала им вслед.

– О, какие люди. У тебя окно? – раздалось у нее за спиной.

Ангелина обернулась на знакомый голос и тут же улыбнулась. Ее подруга Марго всегда поднимала ей настроение. Девушка поставила на стол тарелочку с пирожным и кружку с кофе и села напротив Ангелины.

– Нет, не окно. Просто все третьекурсники – поголовно! – отпросились с занятия, чтобы пойти в медпункт. Представляешь? – Ангелина возмущенно развела руками. – Как ты понимаешь, пошли они не за освобождением от физры.

– Эх, молодежь, – Марго улыбнулась с нежностью. – Сколько им сейчас? Лет по двадцать? Самое время получить метку, найти любовь…

Ангелина тут же отругала себя за такой выбор темы разговора. Теперь, конечно, и ей не отвертеться.

– А ты не надумала еще? – ожидаемо спросила Марго.

– Нет.

– Ну и зря, вот что я тебе скажу.

Обе девушки отвлеклись на шумную компанию молодых людей, вошедших в буфет. Двое студентов увлеченно разглядывали запястье своего друга, пока тот с гордостью демонстрировал им свежую метку. Преподавательницы наблюдали за учениками с разными эмоциями: Марго любовалась трогательной юностью, а вот Ангелина смотрела с плохо скрываемым опасением.

Она надеялась, что вот-вот, в одну прекрасную зиму, все люди вдруг забудут о родственных душах, перестанут истерично их искать и займутся своей собственной жизнью. Конечно, сейчас вся процедура была уже гораздо менее популярна, чем в восьмидесятые, когда ее только изобрели. Но, несмотря ни на что, традиция не желала себя изживать.

– А это больно? – вдруг спросила Ангелина, украдкой бросив взгляд на предплечье подруги, где та носила свою метку. Сейчас она была скрыта рукавом.

Перед ответом Марго задумалась. Это уже не сулило ничего хорошего.

– Не так сильно, как можно представить, – ответила она расплывчато. – Но оно того стоит.

– Найти своего суженого – не самое важное в жизни, – вяло запротестовала Ангелина. Она по-прежнему придерживалась этой точки зрения, хотя и действительно устала постоянно доказывать ее всем подряд. – Мои родители…

– Знаю, знаю, – Марго подняла руки, сдаваясь, – твои родители поженились без меток и прекрасно живут вместе, не зная, являются ли родственными душами друг друга. Но тебе не кажется, что то, что ты знаешь наверняка, значительно упрощает поиск?

– Да, наверное.

– К тому же, смотри, какая стильная получается татуировка. – Марго приподняла рукав и уже в который раз похвалилась аккуратной надписью, набитой на руке: «Может, выпьем по кофейку?» – Мне кажется, мне очень подходит.

Марго посмеялась и продолжила пить свой двойной эспрессо.

Ангелина больше не стала спорить. Хотя с кем еще, как не с преподавателем философии, хотелось бы обсуждать такие темы.

Она знала историю Марго наизусть. Ее муж набил метку на последнем курсе университета и, получив надпись «Не откажусь от эспрессо», стал предлагать сходить выпить кофе каждой девушке, которая ему приглянулась. Но все они просили капучино, рафы с сиропами или матчу. Он уже отчаялся найти истинную любовь, когда вдруг встретил Марго. Она ответила ему верной фразой, они сверили метки и – ура, ура – стали встречаться. Все это произошло лет пять назад.

Сама Ангелина работала в университете уже третий год, и каждый год в одно и то же время – под Новый год – Марго уговаривала ее получить метку. Бесплатно это можно было сделать почти где угодно по месту учебы или работы, как прививку от гриппа, только после совершеннолетия. Но раньше, учась в бакалавриате и магистратуре, в конце декабря, когда процедура проводилась массово по всей стране, Ангелина была слишком занята долгами по учебе и надвигающейся сессией. А теперь, начав работать, под конец года она отвлекалась на подведение итогов семестра и составление финальных тестов.

И каждый год без исключения студенты и даже некоторые молодые преподаватели начинали в одно и то же время шептаться об одном и том же. Какая смешная метка досталась их другу, как они надеются скорее встретить свою родственную душу, как жаль, что набитая фраза не совпала с тем, что сказали им предметы их воздыхания, и все такое прочее.

Ангелина соврала бы, если бы сказала, что никогда не думала поддаться всеобщему ажиотажу и тоже пройти процедуру. Но у нее всегда были причины этого не делать, при этом более осязаемые, чем ее жизненные принципы. Вот только об этих других причинах она уже никому не рассказывала.

До совсем недавнего времени этой причиной был Альберт Сергеевич, ее коллега, преподаватель истории искусств, которого Ангелина знала еще с тех пор, как училась здесь в магистратуре.

– Ты придешь завтра отмечать помолвку Альберта? – как бы невзначай спросила девушка, стараясь говорить как можно спокойнее.

– Приду, конечно. Я не брошу тебя там одну, – сочувственно ответила Марго, и Ангелина поняла, что зря притворяется безразличной. – К тому же будет грубо не поздравить его, раз уж он уходит.

Ангелина нахмурилась.

– В каком смысле уходит?

– А ты не знала? – Марго изумленно вскинула брови. – Он увольняется. Ему на замену уже нашли кого-то. Какой-то молодой парень.

Ангелина промолчала, глядя в пустую кофейную чашку. Нет, она не знала. Если бы знала, она бы уже что-нибудь придумала. Хотя о чем тут было думать?

– Я не удивлена, что он тебе не сказал, – добавила Марго по-прежнему сочувственно, но строго. – Вы и не общаетесь-то особо. Тебе пора перестать убиваться по эмоционально недоступному мужчине.

Не успела Ангелина хоть что-нибудь возразить, как Марго продолжила, немного повысив тон, как будто ее собирались перебить.

– Если бы тебе с ним что-то светило, вы бы не обходили друг друга неловко в коридорах. Возможно, то, что промелькнуло в магистратуре, тебе стоит оставить в магистратуре и любоваться, как приятным студенческим воспоминанием.

– Марго, ты… – Ангелина по-доброму усмехнулась, – иногда ты просто невыносимая.

– Да, я знаю, спасибо, – в ответ та гордо тряхнула волосами.

В оставшуюся часть перерыва девушки вернулись к более приземленным темам, и Ангелина неизбежно отвлеклась от своих переживаний, снова погрузившись в работу.

Но и на вечерних парах, конечно, не обошлось без обсуждения меток со студентами. И к последнему занятию преподавательница уже устала говорить одно и то же и была благодарна, что дискуссия между противниками процедуры и ее поклонниками разворачивалась без ее участия.

– Гораздо ценнее в наше время встретить кого-то и влюбиться, просто потому что так вышло, а не потому, что волшебные силы сказали вам, что вы должны быть вместе, – возмущалась студентка с ярко-розовыми волосами. Ангелина коротко кивнула в знак согласия со своей ученицей, но говорить ничего не стала. – Многие же вот встречаются не с сужеными, и ничего – нормально у них все.

– Ага, ну да, – не согласился парень в другом конце аудитории, – вот так начну встречаться с девушкой и все время буду бояться, что в любой момент появится ее суженый-ряженый и уведет ее? Нет, спасибо.

Пока беседа не приняла еще более удручающий оборот, Ангелина постучала по преподавательскому столу стопкой тестов, призывая студентов успокоиться и вспомнить хоть что-нибудь из прочитанной ими за полгода литературы. Студенты разочарованно вздохнули, и занятие вернулось в привычное русло.

Когда уже после пары Ангелина возвращалась в преподавательскую, за окнами давно стемнело, а свет в холлах и на лестнице приглушили, напоминая задерживающимся студентам и преподавателям, что пора бы собираться домой. По пустым коридорам Ангелина шла, неся в руках ноутбук, ежедневник и внушительную стопку исписанных тестов. Ее мысли были заняты только тем, как же ей хочется поскорее сбросить с себя эту тяжесть и пойти домой, как вдруг, не дойдя до преподавательской совсем немного, девушка замерла в темном коридоре и прислушалась.

Из преподавательской доносилась пара голосов. Один из них принадлежал Альберту Сергеевичу, второй был Ангелине не знаком.

– Метки – это дело хорошее, – утверждал Альберт. Ну вот, и здесь опять говорят про эти метки! – Но, понимаете ли, Олег Викторович, попадется вот вам что-то неясное, как мне, например, и как потом? На всех подряд бросаться?

Про метку Альберта Сергеевича знали, наверное, все в университете. Он часто приводил ее в пример, когда убеждал своих студентов не полагаться на небеса в поисках родственной души, а действовать самостоятельно. У него на запястье уже лет десять было набито «Добрый день».

– «Добрый день»! – сокрушался голос Альберта. – Вы представляете, сколько раз за день я это слышу?

– Уж поверьте, я вас понимаю, – с доброй усмешкой отвечал второй голос.

Ангелина задумалась. Действительно, с такой расплывчатой надписью метки как мужчина умудрился отыскать себе невесту?..

Услышав шаги из преподавательской, Ангелина, не раздумывая, юркнула за угол.

Мужчины обменялись прощаниями, и Альберт Сергеевич зашагал в сторону лестницы и прочь от Ангелины. Выждав еще несколько мгновений в тишине, девушка вышла из своего укрытия и направилась к преподавательской.

Перед дверью стоял незнакомый высокий брюнет. Он надевал пальто и собирался выходить.

– О, а я уже думал закрывать.

Увидев Ангелину, мужчина придержал для нее дверь в кабинет.

– Спасибо, – отозвалась она, сгружая тесты на свой стол у окна и пряча от красивого молодого человека покрасневшие щеки. – Хорошо, что не закрыли. Я бы свой ключ с такой ношей не достала.

Мужчина посмеялся.

– Вы тот самый новый преподаватель истории искусств? – спросила Ангелина уверенно, как будто была в курсе новости о замене Альберта гораздо дольше, чем с обеда.

– Это я, – мужчина протянул ей руку. – Олег.

– Ангелина, – она с улыбкой пожала его теплую ладонь. – Преподаю литературу.

Олег еще раз бросил взгляд на огромную стопку листов, которую девушка убирала в ящик.

– Я так вижу, у вас студенты не только читают, но и пишут, – отметил Олег и улыбнулся, хвастаясь парой симпатичных ямочек на щеках.

– И в горящую избу войдут, и коня на скаку остановят, – подтвердила преподавательница. – Мы их ко всему в жизни готовим. Не отставайте.

– И не думал, – легко отозвался Олег. – Вы, говорят, тоже тут учились?

Ангелина кивнула. Надо же, ее упоминал Альберт Сергеевич.

– Вы тоже? – спросила девушка, снимая пальто с вешалки. Олег, очевидно, ждал, пока она соберется.

Молодой мужчина покачал головой.

– Нет, моя альма-матер за границей. – И тут же, когда Ангелина подняла на него удивленный взгляд, он отвел глаза и тихо добавил: – Вернулся. О доме соскучился.

Признание смутило Ангелину. Она прошла мимо новоиспеченного коллеги, стараясь не смотреть тому в лицо. Такое красивое лицо…

– Нам повезло, что вы выбрали именно нас, – заключила Ангелина, выходя из кабинета. – Пойдемте. Уже совсем поздно.

Олег вышел за девушкой, и та, щелкнув выключателем, закрыла дверь преподавательской на ключ.

Они спустились по лестнице на первый этаж, разговаривая о группах, в которых Олегу уже довелось провести пары вместо Альберта Сергеевича, и посмеявшись над неурядицами его первых рабочих дней на новом месте.

Когда они вышли на улицу, однако, было уже не до смеха.

Метель не прекратилась, и снег продолжал падать, засыпая все вокруг. Улыбка Ангелины тут же померкла.

– Может, вас подвезти? – предложил Олег.

Девушка посмотрела на него с благодарностью, но покачала головой.

– Нет, спасибо, мне тут недалеко.

Они дружелюбно попрощались и разошлись.

Всю дорогу домой Ангелина улыбалась. Знакомство с Олегом очень порадовало ее. Но ее мысли новый знакомый занимал недолго.

Ангелина готовилась к завтрашним занятиям, когда ее телефон требовательно дзынькнул – Альберт Сергеевич сделал новый пост в соцсети. Это была его фотография с невестой (Инга была отмечена) и заметка для коллег с напоминанием обязательно присоединиться к завтрашнему вечернему празднованию.

Девушка лайкнула пост и перешла по отметке на страницу Инги.

Вспомнилась мысль, которая сегодня озадачила ее: как Альберт Сергеевич нашел свою родственную душу. Его метка была не очень-то полезной, а значит, скорее всего, метка его невесты оказалась гораздо интереснее.

Ангелина пролистала фотографии Инги – ни на одной не нашлось метки. Может быть, она сделала ее там, где не видно?.. Прокликав все фото и уже почти сдавшись, Ангелина принялась изучать содержимое ее профиля. Многие публикации были лишь фотографиями с неинформативными подписями, но один из постов отличался.

Он сразу выделялся тем, что состоял из большого блока текста, приправленного кучей смайликов. Ангелина пробежала глазами по тексту, почти не вчитываясь в слова, поэтому она не сразу поняла, о чем шла речь. Но, когда смысл текста до нее дошел, она прочла его еще раз, в этот раз внимательно.

Невеста Альберта Сергеевича была ярой противницей меток. В посте на своей странице она призывала не делать татуировки, а искать любовь самостоятельно, как она сделала сама.

Несмотря на то что Ангелина была полностью согласна с такой точкой зрения, сейчас она могла думать лишь об одном.

Если она сейчас же сделает метку, она точно узнает, был ли у нее когда-нибудь шанс. Ведь если Альберт еще не встретил свою родственную душу, вдруг ею окажется Ангелина, и тогда…

Девушка тут же отбросила от себя телефон. Она покачала головой, разочарованная собственными мыслями. Нет, ни в коем случае. Никаких меток. Во-первых, она и сама никогда не хотела ее ставить. Во-вторых, Альберт женится (подумать только!), и влезать в это Ангелина совсем не хотела.

Однако, каким бы нерациональным ни был этот шаг, следующим утром перед работой Ангелина уже стояла в очереди в медкабинет.

Очередь была довольно разношерстной, и разглядывание людей помогало Ангелине отвлечься от своей нервозности.

Кто-то пришел сразу парочкой. Когда парень и девушка по очереди вышли из кабинета, они немного пошептались, а потом одновременно отклеили с рук пластыри, под которыми прятались свежие метки. Оба завизжали от счастья, обнялись и радостно ускакали прочь.

Какому-то парню досталась метка на неизвестном ему языке, но Ангелина не успела подглядеть, чтобы узнать, что это был за язык. Наступила ее очередь.

Она вошла в кабинет.

Знакомый ей медкабинет университета никак не изменился для нужд ежегодной процедуры получения меток. Только на столе у кушетки появился прибор, похожий на тонометр.

Мужчина эксцентричного вида сидел за столом и что-то заполнял на компьютере.

– Доброе утро, – неуверенно поздоровалась Ангелина.

– Доброе, доброе. Проходите уже, – ответил мужчина, указывая ей на стул напротив. – Садитесь. Ваш паспорт, пожалуйста.

Ангелина протянула ему документ, и он ввел ее данные в систему. Вернув ей паспорт, он положил перед девушкой лист с согласием на проведение процедуры, чтобы она поставила свою подпись.

Давать ей время на ознакомление с документом он, конечно, не собирался.

– Мы не несем ответственности за содержание метки, – начал он монотонно, пока девушка расписывалась. – На метке будут указаны первые слова, сказанные вам вашей предписанной родственной душой, после получения вами вышеупомянутой метки. Поиск и дальнейшее развитие отношений с родственной душой – ваше личное дело. Метку можно разместить в любом месте на теле. Она останется на вашей коже перманентно. Еще вопросы?

– Э-э, нет, – ответила Ангелина.

Мужчина встал со стула.

– Тогда прошу, – он указал на кушетку, и девушка тут же пересела, завороженно наблюдая за действиями медработника. Он поднял рукав того, что было похоже на тонометр. – Куда?

Не раздумывая ни секунды, Ангелина закатала свой рукав и протянула мужчине левую руку. Раз у Марго метка была на предплечье, то пусть и у нее будет. Нет же ничего страшного в том, что ее будет видно?

Мужчина молча протер ее руку спиртом, надел на нее специальный рукав и нажал на кнопку на аппарате.

Кожу Ангелины тут же как будто пронзили тысячи иголочек.

– Ай! – воскликнула она возмущенно. Но боль тут же прекратилась.

– Все. – Мужчина приготовил широкий пластырь и начал снимать рукав. – Метка проявится через какое-то время. Обычно это занимает от пяти минут до пары часов.

Даже не глядя на руку Ангелины, он наклеил пластырь на ее кожу.

– Согласно статистике, вы с вероятностью в тридцать процентов встретите родственную душу уже в течение суток после получения метки. Удачи, – добавил мужчина без особой доброжелательности.

– Спасибо, – ответила Ангелина и вышла из кабинета.

Она медленно побрела по коридору к выходу из медпункта. Ощущения были смешанными. С одной стороны, она предвкушала сюрприз: что же у нее за метка, с чьими словами она совпадет. С другой стороны, она боялась, что ее поспешное решение было ошибкой.

И вообще-то это было больно!

Девушка хотела уж было найти какое-нибудь более уединенное место, чтобы посмотреть на свою метку, но потом решила, что не хочет так долго терпеть. Она подцепила кончик широкого пластыря и аккуратно потянула, отклеивая медленно, чтобы избежать боли.

Но, как только из-под пластыря показались две первые буковки, выведенные черным курсивом, Ангелина в ужасе отклеила пластырь одним болезненным рывком.

Она чуть не задохнулась от возмущения. И вот с этим ей, преподавательнице литературы, ходить всю оставшуюся жизнь? Какой стыд!

Девушка тут же развернулась на месте и зашагала обратно к медкабинету. Когда прямо перед ней оттуда вышел очередной пациент, Ангелина, игнорируя протесты ожидающих в коридоре, влетела в кабинет вне очереди.

– Что это такое?! – почти закричала она, протягивая свою руку медработнику. – Объясните мне!

Мужчина тут же возвел глаза к потолку, стараясь не смотреть на надпись.

– Я не имею права читать вашу метку. Это конфиденциальная информация, – спокойно ответил он.

– Да? – саркастично изумилась Ангелина. – Ничего страшного, я даю вам свое разрешение. Посмотрите. Что это?

Мужчина пренебрежительно скривился, но все же нехотя опустил взгляд на руку Ангелины. Тут он совсем непрофессионально усмехнулся.

Еще краснея по краям, на коже девушки красовалась совершенно невообразимая надпись: «Ебаная сука».

– Да уж, первое впечатление вы произведете не самое хорошее, – заметил мужчина, ехидно улыбаясь, – но зато точно ни с кем не перепутаете нужного человека.

– Что? – едва слышно переспросила Ангелина.

Ах да, она слишком увлеклась нецензурностью надписи и последствиями ношения ее как татуировки в стенах университета и совсем забыла о том, что этими словами ее вообще-то должен поприветствовать ее суженый.

Ужас захлестнул Ангелину и отнял дар речи.

– А теперь, пожалуйста, покиньте кабинет. Здесь я ничем не могу вам помочь.

Девушка понуро вышла и побрела на кафедру. Скоро начиналась ее первая пара.

Теперь она изо всех сил надеялась, что ее родственной душой окажется кто угодно, но не Альберт Сергеевич. Девушка не могла даже представить, чем могла бы так сильно разозлить своего коллегу, чтобы услышать в свой адрес такие слова. И, если верить тому умнику в медкабинете, велик шанс, что это произойдет прямо сегодня. Одна только мысль об этом вызывала мурашки.

Все пары прошли как в тумане. Ангелина улыбалась, объясняла материал, отвечала на вопросы, но в этот момент в ее мыслях была пустота. Она постоянно теребила нервными пальцами край шифонового рукава, под которым прятала метку. Навязчивые мысли шептали, что все вокруг уже знают о том, что за глупость написана у нее на руке.

Даже небольшой праздник, устраиваемый преподавателями вечером, теперь не радовал, а страшил. Но в конце концов работа закончилась, и настало время идти в преподавательскую, где, наверное, собрались уже все знакомые.

На кафедре действительно уже было довольно шумно. Пришло гораздо больше народу, чем Ангелина предполагала.

Войдя в преподавательскую, девушка тут же улыбнулась и приветственно кивнула Альберту. Тот кивнул, улыбнулся в ответ и вернулся к разговору со своей невестой, которую Ангелина не ожидала тоже здесь увидеть.

Среди всех остальных Ангелина тут же отыскала Марго и поспешила к ней.

– Привет, дорогая, – поздоровалась подруга, тут же всучив Ангелине бокал шампанского. Такие тут были почти у каждого.

– Марго! – с облегчением выдохнула Ангелина. – Я весь день хотела с тобой поговорить!

Подруга виновато улыбнулась.

– Прости-прости, не могу надолго задержаться, – заговорила она быстро. – Сегодня весь день по работе мучают. Я на минутку забежала, Альберта Сергеича поздравить. Надо уже обратно к себе бежать. Позвони мне потом!

Не успела Ангелина ничего ответить, как Марго чмокнула подругу в щеку и ушла, постукивая каблуками.

Что ж, теперь нужно было срочно найти еще кого-нибудь, с кем можно пообщаться нормально.

Разглядывая людей, разбившихся на гудящие разговорами компании, Ангелина заметила на противоположном краю кабинета Олега, своего нового знакомого. Тот сразу же поймал ее взгляд и помахал ей рукой.

Ангелина помахала рукой в ответ и заметила, как Олег двинулся в ее сторону.

Она бы пошла к нему навстречу, но перед девушкой вдруг возникла тонкая фигурка Инги, поигрывающей бокалом шампанского в руках.

– Привет, – протянула та, и уже по ироничной сладости ее голоса Ангелина поняла, что что-то не так.

– Привет, – все же откликнулась она, – я Ангелина.

Инга улыбнулась.

– Я знаю, кто ты. – Ангелина все никак не могла понять, чего от нее хочет невеста Альберта. – Это ведь ты вчера лайкнула мой пост про метки, да?

Вопрос казался безобидным.

– Да, лайкнула. Я полностью согласна с таким отношением к этой традиции, – ответила преподавательница, неосознанно пряча помеченную руку за спину.

– Слушай, давай упростим, – вдруг резко заявила Инга. – Не лезь к Альберту, хорошо? Я не знаю, что у вас там было, но это все в прошлом. Было бы славно, если бы ты с ним не общалась совсем. Договорились?

Ангелина почувствовала, как ее щеки запылали от гнева. Она подняла брови и с вызовом уставилась на Ингу.

– Не договорились. Я не могу с ним не общаться. Мы пока что работаем вместе, если ты забыла, – ответила она строго. Они почти не общались с Альбертом на темы, не связанные с работой, но объяснять это его невесте вместо него она не собиралась. – И я к нему не лезу. Не выдумывай себе всякий бред.

Инга в шоке замолчала.

– Да уж, – она скривила губы, – я ожидала, что ты потише.

И сразу после этих слов она отпила глоток из своего бокала и одним коротким движением выплеснула остатки шампанского на блузку Ангелины.

Преподавательница тут же заоглядывалась в поисках свидетелей, но, как назло, никто из стоящих рядом в их сторону не смотрел. Только Олег замер в нескольких шагах от них двоих.

Ангелине стало до ужаса стыдно. Она молча развернулась, схватила свое пальто и шарф и вышла из преподавательской.

Сдерживая ругательства, она почти побежала в сторону туалетов. Интересно, блузку еще удастся спасти?..

Девушка вошла в туалетную комнату, бросила свои вещи на подоконник и подошла к раковине. Она намочила уголок бумажного полотенца и попыталась оттереть от светлой блузки следы шампанского.

В отражении зеркала мелькнул чей-то силуэт, и Ангелина обернулась. За ней в туалет вошел Олег. Он обеспокоенно хмурился.

Мужчина подошел ближе и осмотрел оставленный Ингой ущерб.

Вспомнив, что стоит перед ним в мокрой блузке, Ангелина смутилась.

– Вот тварь, да? – спросила она, усмехаясь.

Олег все так же хмуро кивнул.

– Ебаная сука, – с горечью выговорил он.

Ангелину передернуло.

Она медленно подняла глаза на Олега.

– Что-что?

Парень с виноватым видом закусил губу.

– Извини, я не хотел так резко реагировать, – он покачал головой. – Но обратно свои слова не возьму. Это был уродский поступок.

Ангелина пропустила мимо ушей его слова.

Она бесцеремонно схватила руку Олега и задрала рукав его свитера. Пусто.

Точно так же Ангелина поступила и с его второй рукой. Ничего.

Молодой человек с изумлением наблюдал за ее действиями.

– Что ты?..

– У тебя есть метка? – перебила Ангелина.

– Да, но…

– Это же ты! – воскликнула Ангелина, не давая ему объясниться. Она не злилась, но эмоции переполняли ее энергией. – Почему ты ничего не сказал?

Олег продолжал тупо смотреть на нее, будто совсем не понимая, о чем девушка говорит.

Вместо объяснения Ангелина протянула ему свою руку со свежей меткой.

Олег сначала нахмурился, читая надпись, а затем осознание накатило на него постепенно. Сначала на его лице отразилось искреннее изумление, а потом он вдруг поднял на Ангелину взволнованный взгляд.

– О боже! Извини! Какой ужас! – запричитал он, суетливо запустив пальцы в свои темные волосы. – Когда ты сделала метку?

– Сегодня утром, – объяснила Ангелина и тут же вернулась к теме. – Ты знал, что это я?

– Нет.

Олег закатал рукав свитера выше локтя и… там обнаружилась его метка. Короткое и пустое: «Спасибо».

– Как видишь, – объяснил он, – по ней никого особо не узнаешь.

– Кошмар! – сочувственно протянула девушка. – Давно она у тебя?

Олег кивнул.

– С восемнадцати лет. Я очень ждал совершеннолетия, чтобы сделать ее, и получил… что получил. – Он посмеялся, но в голосе его была слышна горечь. – Я так устал дергаться от каждого «спасибо», что уехал из страны.

Ангелина осторожно взяла его за руку.

– Мне так жаль. Звучит просто ужасно.

– За десять лет меня, конечно, отпустило, и я перестал думать о своей метке и родственных душах. Поэтому нет, я не знал, что это ты. Даже не подумал. – Тут он все-таки хитро улыбнулся. – Ты понравилась мне и без этого.

Ангелина почувствовала, что снова смущенно краснеет. Олег стоял прямо перед ней (так близко!), а она все еще держала его за руку.

– И что теперь? – спросила она тихо.

Скрипнула дверь.

Олег и Ангелина обернулись.

В дверном проеме появилась студентка с розовыми волосами.

– Ой, – заметив преподавателей, она круто развернулась на месте. Уходя прочь, она невзначай бросила: – Я ничего не видела!

Когда дверь за ней захлопнулась, Олег посмеялся.

– Ты не хочешь, – начал он с хитрым прищуром, – ну, сбежать отсюда?

Ангелина не сдержала счастливой улыбки.

– С радостью!

В машине они смеялись, рассказывая друг другу всякие глупости из своей жизни. Олег еще несколько раз извинился за свои слова, оказавшиеся на метке Ангелины. В свою очередь та извинилась за свои.

Девушка с каждой минутой все яснее осознавала, что все, что она знала о симпатии и влюбленности до этого момента, было какой-то глупостью, вызванным скукой наваждением.

Она все еще считала метки изжившей себя причудой из прошлого века, но была благодарна за то, что эта причуда помогла ей по-новому взглянуть на мир вокруг нее.

А когда они подъехали к дому Ангелины, парень и девушка никак не могли перестать болтать и попрощаться.

– Слушай, – неловко проговорила Ангелина, – может быть, зайдешь на чай?.. Ничего такого. Просто чай.

Олег тепло посмеялся.

– Конечно, – он подмигнул. – Но только если ничего такого!

Они рука об руку поднялись по лестнице и вошли в квартиру.

Ангелина, на ходу разматывая длинный шарф, прошла на кухню и поставила чайник. Олег шел следом.

– Как думаешь, кто-нибудь заметил, что мы ушли? – спросила девушка.

Она обернулась к собеседнику и, не глядя под ноги, споткнулась о собственный шарф.

Олег сразу же подхватил ее за талию, не давая упасть.

– Мне все равно, – ответил он, склоняясь ближе к Ангелине.

Он нежно коснулся пальцами ее щеки, а его взгляд на секунду задел ее губы.

– Можно?.. – спросил он почти шепотом.

Ангелина обвила руками его шею и притянула к себе.

Их больше ничего не волновало.

* * *

Как бы самозабвенно Ангелина ни мечтала об этом, на следующий день разговоры о метках в университете не прекратились. И несмотря на то что девушка теперь носила такую же на своем собственном предплечье, относиться к теме проще она из-за этого не стала. Она готова была даже подраться с кем-нибудь, чтобы доказать, что Олег понравился ей еще до всяких меток, но с ней пока некому было спорить.

Грубая надпись, которая теперь красовалась на ее руке, Ангелину не пугала, но прятать ее явно придется. Как хорошо, что она легко скроется под ремешком часов!

Сегодня девушка была настроена оптимистично. Она вошла в аудиторию, еще чувствуя на себе запах парфюма Олега, и выложила на преподавательский стол проверенные тесты.

– Здравствуйте, Ангелина Александровна, – поздоровались студенты.

– Доброе утро, – ответила девушка, дружелюбно улыбаясь. – Вы мне вот что скажите, вы на всех предметах тесты так хорошо написали? Или у вас просто литература теперь стала любимым предметом? Все сдали.

С задних парт послышались вздохи облегчения.

– Да это просто только вы нас не валите, – выкрикнул кто-то. – Вот по истории искусств мне явно переписывать придется.

По аудитории прошелестели согласные шепотки.

– А что там такое страшное на истории искусств? – поинтересовалась преподавательница.

– Раньше, когда Альберт Сергеевич вел, – объяснил кто-то, – можно было списывать и вообще не напрягаться. А теперь с Олегом Викторовичем так не получится…

– Олег Викторович строгий? – с интересом спросила Ангелина.

Кто-то среди студентов тихо хихикнул – девушка с розовыми волосами, которая вчера видела их вдвоем.

– А может, вы попросите Олега Викторовича, чтобы он нас пожалел? – подала голос она. – Вы дружите?

Хитрый тон студентки тут же подхватили остальные.

– Вы встречаетесь?

Ангелина не хотела давать студентам влезать в ее личную жизнь. Но, к ее большому сожалению, ответ на их вопрос был написан у нее на лице – она не смогла сдержать широкой улыбки. И им было вполне достаточно этого для подтверждения своей догадки.

– Он ваша родственная душа? – вдруг спросил кто-то.

Ангелина поняла, что сейчас ее любимые студенты выпытают у нее все подробности ее романа с Олегом, поэтому она отвернулась к доске и написала на ней тему сегодняшнего занятия.

– Так, все, – приказала она. – Мы сюда не поболтать приходим.

– Точно-точно, родственная душа, – оживился кто-то.

– А какая у вас метка?

– А давно вы познакомились?

Но Ангелина больше не поддавалась на их провокации, и вскоре студенты сдались и отстали от нее с расспросами. На сегодня. Ведь явно они еще вернутся к этой теме.

Когда пара закончилась, один из студентов жалобно протянул:

– Ну, Ангелина Александровна, раз вы не можете ничего сделать с Олегом Викторовичем, может, вы просто попросите Альберта Сергеевича к нам вернуться?

Ангелина посмеялась. Видимо, им еще не сказали, что Альберт покидает их насовсем.

– Я обязательно поговорю с ним, – пообещала она.

По-прежнему в приподнятом настроении Ангелина вышла из аудитории и тут же наткнулась на Марго. Та заключила подругу в крепкие объятия.

– Прости, зайчик! – виновато протянула она. – Я обещала тебя не бросать вчера, но мне пришлось… Сегодня кофе за мой счет.

Ангелина не держала обиду.

– Мне столько надо тебе рассказать, – предупредила она шепотом, пока они спускались по лестнице. – Но сначала: представляешь, мне сейчас студенты сказали, что Альберт – добрый препод. Я как вспомню, как он меня валил, аж страшно становится. Видимо, эта его Инга хорошо на него влияет.

Марго прыснула со смеху.

– Ну, больше не будет, – таинственно добавила она.

– Не будет? – оживилась Ангелина. – Это еще почему?

– О-о, там такая история! Он мне только что рассказал, – Марго воодушевленно развела руками. – Они вчера вечером поругались. Вроде как Инга его коллеге что-то грубое сделала. Альберт уехал домой один и… по пути встретил свою родственную душу. По его рассказам, такая приятная женщина! Не знаю, как там их отношения дальше развиваться будут. Но с Ингой у них явно конец.

Ангелина даже не знала, что на это ответить. Но одно она могла сказать точно: она не чувствовала по этому поводу ничего, кроме искренней радости за своего друга.

– Вау, – протянула она, счастливо улыбаясь. – И чего только в этой жизни не делается…

Даня Р
История одного засоса

Природа устроила все умно. Разумеется, на то она и природа!

Все твои раны – от происшествий, что случились с твоим соулмейтом. Таково универсальное правило.

Если человек знает, что его соулмейт ранен, знает, что тому нужна помощь, то скорее успеет прийти на выручку. Сама рана ложится на кожу лишь тенью той, что появилась у соулмейта, поэтому не вызывает боли и не представляет опасности.

Умно, одним словом.

Однако в реальности порой все бывает не так радостно и полезно. Происшествие – не происшествием вовсе, а рана – огромным засосом во всю шею.

– Вот это засос! – задыхаясь от смеха, сказала Дина, когда они стояли в раздевалке, уже опаздывая на первый урок.

Руки Оли сами собой взлетели вверх, прикрывая шею. Это был не ее, естественно. Она с большим удовольствием проводила время дома, за просмотром сериальчиков, а не на тусовках, которые обычно заканчивались именно этим – огромным фиолетовым синяком во всю шею, как будто хватанул беззубый, но очень сильный медведь.

Утром Оля ничего не заметила, поскольку проспала и одевалась, не глядя в зеркало, а зубы чистила почти на бегу. Проспала она, в свою очередь, потому, что всю ночь залипала в телефоне. Тяжела жизнь интернет-зависимого интроверта.

Засос выглядел шикарно: густо-лиловый синячище начинался от ключицы и доходил почти до уха. Едва взглянув в зеркало, Оля взвыла. Что прикажете с этим делать?

И вот теперь ей приходилось сидеть на уроке в шарфе. Отопление шпарило на всю, по позвоночнику струйкой стекал пот, а кожа дико чесалась. Отличный шарф, нечего сказать: шерстяной, бабушкой связанный, подаренный на шестнадцатилетие, а еще невероятно теплый, в самый раз для суровой сибирской зимы.

– Эй, Шпага, у тебя че, мужик наконец-то появился? – раздалось из той части класса, где сидели парни. Наверняка искрометную шутку придумал Королев, самопровозглашенный король параллели, а кричал кто-нибудь из его прихлебателей. Хотя бы тут ничего нового, обычный день одиннадцатого класса с буковкой «Б».

«Мужика» у нее, разумеется, не появилось, потому что ни один живой представитель того самого пола, который почему-то называли сильным, даже на миллиметр не мог приблизиться к ее сериальным идеалам. Ну серьезно, где ее одноклассники-недоумки, а где героический и жертвенный Дин Винчестер? Хотя, надо признать, шутки иногда были из одной категории.

– Отстаньте от Шпагиной, – строго сказала математичка. – Это ее дело, с кем встречаться. Ну, может, еще дело педсовета и родителей. Уж точно не ваше!

Оля чувствовала, что щеки полыхали. Какой кошмар! А вдруг действительно ею заинтересуются учителя и, как следствие, родители? Матери не объяснишь, что это соулмейт развлекается.

Дина повернулась к парням, когда математичка снова опустила взгляд в учебник, и показала в ту сторону средний палец. Сама Оля не решилась бы. Ее смелость всегда начиналась и заканчивалась в фантазиях.

И все-таки, кто ее неугомонный соулмейт? И кто та дамочка, оставляющая на своем парне такие метки? Голодная, что ли? На диете сидит? Оля считала себя феминисткой и презирала соперничество между женщинами, но тут разговор шел практически о членовредительстве, поэтому она позволила себе пару нелестных мыслей в адрес (временной) девушки своего соулмейта. Все равно никто ее проклятий не услышал.

В принципе, до этого происшествия Оля жила в согласии с соулмейтом. В детстве так точно. Он ни разу не ломал руку или ногу, однажды только вывихнул запястье, а синяки и ссадины появлялись не чаще тех, что Оля получала самостоятельно. Хороший, должно быть, мальчик. То есть хорошим мальчиком он был раньше, а теперь подставлял свою шею кому ни попадя. Эх, вот снова эти недостойные мысли!

День проходил тяжко. На уроках ничего не лезло в голову. Шея вспотела, кожа под шарфом неистово чесалась. Дина подкалывала при любом удобном и неудобном случае, но стабильно орала на остальных, кто пытался острить. Оля страшно завидовала Королеву, который сегодня надел водолазку под форменный пиджак.

– Да ладно тебе, снимай давай. Уже все всё поняли, – сказала Дина в столовой, глядя с сочувствием, как Оля обмахивается учебником после горячего обеда. Суп давали ее любимый – рассольник, и это было особенно обидно, ведь удовольствия она не получила никакого.

– Ты что, а если классная увидит? Домой же позвонит, а у меня маман ты сама знаешь какая.

– Да уж, не хотела бы я однажды разозлить Ирину Сергеевну.

– Вот-вот, а я с ней живу, как бы так, между прочим.

После уроков Оля столкнулась в раздевалке с Королевым. Точнее, он там ее поджидал непонятно зачем. Видимо, чтобы продолжить упражняться в остроумии. У чувака, должно быть, уже спортивный разряд образовался в прикладном стендапе. Оле бы хотелось приложить его чем-нибудь потяжелее, чем парой матерных.

Было бы проще, не будь Королев… таким.

Проклятый идеальный идеал возвышался на полторы головы над ней и был намного шире в плечах. Светлые кудрявые волосы небрежно обрамляли красивое лицо и удивительно голубые глаза, в которых мерцали смешинки, а в уголке рта таилась небольшая родинка. В это лицо можно было смотреть вечно. Да, можно было бы, не будь он последней сволочью.

И нет, не то чтобы он действительно производил впечатление дурного человека. Королев неплохо учился, помогал отстающим, играл в футбол, имел кучу друзей и, в общем-то, был вполне положительным персонажем, но Оле всегда казалось, что есть в нем что-то такое… Мутное. Что все вокруг заблуждаются и только она видит его насквозь. Видит, насколько он раздражающий тип.

– О, Шпагина! – воскликнул он, как будто сам не ждал ее тут.

Оля не отреагировала и прошла мимо. Ей не хотелось тратить ни секунды своего времени на него, особенно в такой поганый день.

– Тебя поздравить или посочувствовать? – спросил Королев, но ему явно не хотелось ни того, ни другого, а только поугорать.

1 Строки из песни «Отречение» музыкального коллектива Flеur.

2 Выделенная комната в отделении для врачей.

3 Сведения о болезни и жизни больного.

4 Непроизвольные колебания глазных яблок влево-вправо с высокой частотой.

5 То же, что и название заболевания.

6 Наследственное заболевание, при котором гибнут клетки ЦНС. Также наиболее часто повреждаются клетки сердечной мышцы и поджелудочной железы.

7 Сплошная линия на ЭКГ, остановка сердечной деятельности.

Продолжить чтение

SOULMATE AU (Родственные души)

Юлия МухинаВенок из папоротника

Ольга ПлатоноваВопреки законам логики

Дженнелин М. МО вечном и земном

Юлия КодаВсе, что ни делается

Даня РИстория одного засоса

Юлия Мухина
Венок из папоротника

Ольга Платонова
Вопреки законам логики

Дженнелин М. М
О вечном и земном

Юлия Кода
Все, что ни делается

Даня Р
История одного засоса