Училка и криминальный авторитет

1

Так страшно мне ещё никогда не было. Сердце бьётся где-то в горле, в пальцах дрожь, на ладонях холодных пот. Кажется, вот-вот чувств лишусь.

– Развяжите меня немедленно! Эй! – я ёрзаю, пытаясь высвободить связанные за спиной запястья, но липкий скотч, которым мне их обмотали, не поддаётся ни в какую. – Вы меня слышите?!

Душный мешок на голове не даёт нормально вдохнуть кислород, что особенно ужасно, когда накрывает паника.

– Замолчи уже! Раскудахталась, курица! – с моей головы сдёргивают злосчастный мешок, и я хотя бы вижу происходящее. Ну как вижу… тем глазом, с которого не съехали, перекосившись, мои очки. Вторым слегка мутновато.

А происходящее, мягко говоря, не радует.

– Что вам от меня нужно?… – пищу, притихая. Идея возмущаться громко уже как-то не прельщает.

Передо мною двое мужчин. Один высокий, одетый в брюки и белоснежную рубашку. Статный и весьма красивый. Думаю, ему и сорока нет. Лет тридцать пять, не больше. Он выглядит серьёзным, даже скорее хмурым и недовольным.

Второй – невысокий коренастый мужик лет сорока пяти. Лысый и в кожаной куртке.

– Отлично, – качает головой устало высокий, – теперь она ещё и увидела нас. Сергей, вот я вроде бы чётко сказал: найди моему сыну репетитора. А ты кого мне притащил?

– Так это… – лысый чешет затылок, глядя сконфуженно. – Вот же… училка. Возле школы взял. Это ж вроде одно и то же, да, босс? Что училка, что этот ваш… репетитор.

– Ты придурок, Сергей? – высокий сжимает переносицу пальцами.

– Да я откуда знал, Аким Максимыч! Я ж как лучше хотел! Вот слово пацана вам даю – как лучше!

– Ты со своим словом пацана завязывай! Времена уже не те, не девяностые ваши. Я, если бы знал, что вместе с делами отец передаст таких придурков, как ты, бригадиром бы на завод пошёл лучше!

Я молча слушаю их перепалку, переводя взгляд с одного на другого, и вспоминаю, как прекрасно начался сегодня мой день.

Утром я выпила своё любимое какао с корицей, наблюдая в окно, как падает лёгкий снежок. На работу шла не спеша, наслаждаясь солнечным зимним днём. Мороз был не сильный, ветра не было – красота!

В школе день проходил легко и весело. Я объявила оценки моему любимому четвёртому “Б”, а потом мы провели весёлый классный час на новогоднюю тему. Вдоволь насмеялись. Родительский комитет довёл до слёз тёплыми словами и подарил чайник. Спасибо им большое! Мой-то как раз начал подтекать.

После обеда у нас было торжественное совещание, директор всех поздравила, профком обеспечил поздравление шампанским и бутербродами, и нас всех с Богом отпустили на новогодние праздники, напомнив, что первого-второго января нужно обязательно посетить неблагополучные семьи.

Мы с девчонками вышли вместе. Вот только я обнаружила, что забыла флешку с рабочей программой на третью четверть, а в праздники как раз хотела поработать. Всё равно брат не сможет приехать, у них там в университете в общежитии тоже праздник намечается.

Сказала девочкам меня не ждать, нам только половину пути вместе идти. А как вышла, уже и стемнеть успело. Едва за ворота успела завернуть, как на голову мне надели мешок, руки связали, затолкали в багажник машины и куда-то увезли.

И вот я здесь…

– Репетиторов на Абито сейчас ищут, молодые люди, – я попыталась чуть повести носом, чтобы очки встали ровнее, но удалось не особенно. – А не похищают. Немедленно отвезите меня туда, где взяли!

И будто только сейчас они вспомнили обо мне. Мужчины повернули головы и внимательно посмотрели.

– И что нам теперь с ней делать, а? – покачав головой, спрашивает главный. – Она-то нас видела.

– Да что, босс… – пожимает плечами лысый. – Что и положено в таких случаях.

Он делает движение большим пальцем, чуть приподняв его в направлении горла, а у меня кровь стынет от страха. Вот-вот зубы застучат. Да они уже, собственно, стучат.

– Не надо, – вжимаю голову в плечи. – Лучше обратно отвезите. Я никому не скажу. Честное слово.

Уж не знаю, имеет ли для бандитов, коими эти двое являются, вообще смысл это выражение. Может, надо было сказать “слово пацана”?

– Ну это вряд ли, – сводит хмуро брови который Аким Максимович. – Обратно ты точно не поедешь.

2

– Вы не имеете права держать меня против воли! – адреналин притупил страх и чувство самосохранения, которые настоятельно советовали мне помолчать. – Это запрещено законом, вообще-то. Меня искать будут! Ой…

Главный кивает лысому, и тот подходит ко мне, держа в руках нож. Я зажмуриваюсь, задержав дыхание, от леденящего ужаса, когда он наклоняется ко мне. Сердце буквально выскакивает из груди, лупит на полную катушку, качая адреналин по венам.

Но лысый только перерезает скотч, а потом грубо дёргает меня за плечо, поставив на ноги. Я тут же отшатываюсь от него, отхожу на шаг. Растираю свои бедные запястья, затёкшие во время вынужденного положения. Синяки, наверное, останутся. Но, кажется, это моя не самая большая проблема сейчас.

– Как вас зовут? – повелительным тоном спрашивает главный и окатывает меня своим тяжёлый взглядом, от которого морозом кожу пробирает.

– Олеся Станиславовна, – наконец мои руки свободны и я могу поправить очки.

– Аким Максимович. Очень приятно, – представляется и кивает главный, протягивая мне руку.

Вот так наглость!

Похитили меня, мешок на голову надели, держали со связанными руками, убить угрожали! А теперь руку мне протягивает для приветствия. Светский приём ещё пусть устроит.

– Не очень, – складываю руки на груди и смотрю на него исподлобья.

Вот вроде бы с виду такой представительный мужчина. Умный – по глазам видно. Взгляд острый, жёсткий, такой долго не выдержать. Но ведь умный же! И бандит…

– Я прошу прощения за своего помощника, – терпеливо отвечает он, но видно, что терпение его не шибко с запасом. – Он не адаптировался к новым реалиям, к сожалению.

– Меня это не сильно успокаивает, уж простите, – перебиваю его. Так, конечно, делать некрасиво, но и ситуация красоты не требует так-то. – Я вам сказала уже, господа бандиты, я хочу домой!

У этого Акима Максимовича в кармане звонит телефон. Не в первый раз, кстати. Он жутко раздражается, когда видит абонента на экране, и сбрасывает.

– В общем, Олеся Станиславовна, – его тон меняется на куда менее мягкий. – Ты какой предмет преподаёшь?

Его переход на “ты” мне совершенно не нравится, но я вдруг осекаюсь, решив не спорить с ним. Потому что, когда он снова убирает телефон, за поясом его пиджака я замечаю рукоятку пистолета. Это остужает мой пыл до градуса сильно минус, напоминая, что передо мною не шкодливый школьник.

– Начальные классы, – незаметно сглатываю.

– Отлично. Мне подходит. Сергей покажет вам вашу комнату, – снова переходит на вы. – Располагайтесь.

– В каком смысле? Я…

– Пап, это кто?

И я, и главный оборачиваемся. В дверном проёме стоит невысокий мальчишка лет семи-восьми. Темноволосый, в пижаме и с роботом в руках. Его сходство с отцом сразу же бросается в глаза. Только у мальчика цвет глаз другой. У отца они тёмно-карие, почти чёрные, а у мальчика ярко-зелёные.

– Это Олеся Станиславовна, – отвечает сыну Аким Максимович, и я замечаю, как меняется тембр его голоса. Жёсткие металлические нотки пропадают, сменяясь на бархатную теплоту. – Твоя учительница.

Меня он даже не спросил, согласна я или нет. Но при мальчике я, конечно, спорить не буду. Он-то здесь причём, что отец его такие методы использует?

– Я Костя, – мальчик подходит ближе, прижав робота к груди. Смотрит с недоверием, но и искорки любопытства можно заметить во взгляде. – Вы не старая.

– Спасибо, – улыбнуться выходит само собой. – Очень приятно познакомиться, Костя.

– Все мои учительницы были старыми и от них нехорошо пахло. А от вас пахнет приятно, – он чуть наклоняется и тянет носом.

Вот уж, в пику отцу своему, кто умеет заходить с комплиментов. Пусть и таких топорных. Но ему простительно – он ребёнок.

А вот вопрос, куда делись все его упомянутые “учительницы” остаётся открыт.

– И за это тоже спасибо, Костя.

– Ладно, я пошёл, – пожимает плечами мальчишка и убегает, резко стартанув с места.

– Ну, вы увидели фронт работ, так сказать, – замечает Аким Максимович. – В общем, мне нужно уехать. Когда вернусь, предположительно завтра вечером, обсудим сроки, оплату и прочее.

– Аким Максимович, – говорю настолько твёрдо, насколько мне позволяет смелость, памятуя, что у него под полой пиджака пистолет. – Я не останусь. У меня работа, ученики. Я…

– Вы остаётесь. Этот факт мы больше не обсуждаем, – отрезает жёстко, а потом поворачивается к лысому. – Сергей, проводи нашу гостью к Амине, она определит ей комнату.

На этом Аким Максимович разворачивается и уходит, оставив меня наедине с этим жутким типом.

– Ну пошли, репетиторша, – кивает лысый на дверь, а я отступаю от него на пару шагов. От греха подальше, как говорится. – Провожу тебя. А будешь рыпаться, снова свяжу и мешок на голову надену.

– Да иду, иду, – поджимаю губы и следую за ним. Всё равно сейчас у меня другого выбора нет.

3

Я следую за лысым из небольшой комнаты, в которой мы находились, в более просторную гостиную. Точнее, назвать её просторной – всё равно, что обозвать Петергоф обычным музеем. Она просто огромна. И невероятно шикарна. Я такие видела только по телеку в сериалах. Куда уж моей гостиной в пятнадцать квадратов в двушке.

А в такой потеряться можно…

Серый пол, светлые стены, стильная светлая мебель. Огромная плазма – размером, наверное, как в небольшом кинозале. Справа широкая лестница на второй этаж, а слева… я просто обомлела, когда увидела. Левая стена полностью из стекла, а за ней большой бассейн, окаймлённый мраморными ступенями. И кажется, будто ступени эта идут прямой из гостиной, если бы не само стекло стены.

На улице уже стемнело, и вокруг бассейна горят фонари, украшенные новогодними разноцветными огоньками. От воды самого бассейна, если присмотреться, стелится едва заметный пар. Неужели с подогревом?

– Под ноги смотри, – пырхает на меня лысый, когда я, засмотревшись на бассейн, спотыкаюсь через пуфик и едва не падаю.

– Это вы внимательно на задания руководства смотрите! – отвечаю ему гордо, поправив пальцем очки, сползшие из-за столкновения с неожиданным препятствием.

– Тихо, репетиторша, – оборачивается и смотрит грозно. – А то я те ща посмотрю, епт.

– О Господи, – закатываю глаза. Ну и… быдло. Слово даже само омерзительное, а уж Сергей этот и подавно. – Ведите уже давайте куда там нужно.

А ещё в гостиной стоит огромная, под самый потолок, наряженная новогодняя ёлка. Всё игрушки в одном стиле – белые, красные и золотистые, огни переливаются так, будто стекают, а потом вдруг меняют своё мерцание и то медленно угасают, то снова вспыхивают. Засмотреться можно.

Но я уже вот засмотрелась на бассейн…

Мы проходим под лестницей и сворачиваем в большую просторную кухню. Невероятную просто. Напичканную всякой разной модной техникой, как в рекламе Ксяоми.

– Рената Рустамовна, – зовёт Сергей, и мне даже кажется, что голос его звучит иначе как-то. Мягче, что ли.

– Иду, – то ли из кладовой, то ли из другой комнаты, в кухню входит невысокая полноватая женщина лет пятидесяти. Ухоженная, ещё достаточно красивая и свежая. На ней строгое тёмно-зелёное платье до середины голени, волосы убраны в низкий пучок. – Сергей?

Она смотрит сначала на него, потом мажет взглядом по мне. Так сразу и не понять, о чём думает.

– Тут это… новая училка Константина Акимыча.

Вау, я даже брови вскидываю, когда Сергей величает мальчишку за глаза по имени отчеству. Уж надеюсь, мне не придётся делать этого.

Хотя, стоп. Я вообще не собираюсь становиться его учителем! У меня вон целый класс через две недели с каникул вернётся. Через полгода началку заканчивают, ВПР писать, их после оливье и конфет с мандаринами заново обучать придётся, чтобы не опозорили.

– Босс сказал к вам привести и сдать, а вы там уже определите, где там что ей…

– Хорошо, – женщина кивает и снова переводит взгляд на меня, уже более заинтересованный. – Я Рената Рустамовна – управляющая. Приятно познакомиться.

– Олеся Станиславовна, – киваю я, снова по привычке поправив очки. – Извините, а можно стакан воды? Пить хочется.

Да, столько всего произошло, что заставило понервничать, что горло моё пересохло и саднит. Оно и так к концу четверти обычно уже фальшивит, а после классных мероприятий, во время которых приходится периодически повышать голос, чтобы привести в порядок дисциплину, уж тем более.

– Конечно, – кивает Рената Рустамовна. – Кулер сзади вас. Ужин уже прошёл, но если вы голодны, я сейчас дам распоряжение и его вам организуют.

Тут что, целый полк прислуги, что ли?

– Нет, спасибо, – качаю головой отрицательно. После того, как меня связали и похитили, кусок в горло точно не полезет. Я в стрессовые моменты есть совсем не могу.

– Сергей, спасибо, – она кивает лысому, но тот уходить не спешит. Топчется на месте, будто сказать что-то хочет, но не решается.

Этот и не решается? Да ладно!

– Это… Рената Рустамовна, я вот ту книжку прочитал, что вы давали…

Вау! Он ещё и читает! Сейчас окажется, что он бывший советский интеллигент-диссидент.

– Уголовный кодекс ещё не помешало бы почитать, – бормочу негромко.

– Чё? – оборачивается лысый, кривится мне и снова смотрит на Ренату Рустамовну, только уже куда более покладисто.

Может, он в неё влюблён? Вот точно влюблён же!

– Сергей, это замечательно, – кивает она, и её губы трогает лёгкая улыбка. – Завтра я принесу вам вторую часть. Мой сын обожает Гарри Поттера, у него все книги есть.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не засмеяться вслух. Лысый читает Гарри Поттера – вот оно что! Интересно, он вообще может выговорить “аллохомора”? Это слово куда длиннее “чё” или “ёпт”.

– Пасиба. Ну я тогда пошёл.

– До свидания, – кивает ему управляющая, и он, наконец, уходит.

– А где ваши вещи? – спрашивает Рената Рустамовна, снова переключившись на меня.

– Их нет, – пожимаю плечами, предпочитая умолчать, как сюда попала.

– Ну ладно. Пойдёмте за мной.

Делать нечего – иду. Вряд ли имеет смысл тут же бросаться к двери и пытаться сбежать, я ведь понятия не имею, где я. Да и, уверена, что у такого дома и охраны полно. Надо же добро награбленное защищать кому-то. А то, что всё это добыто нечестным путём, я уверена. На одного только подручного посмотреть… брр.

Мы проходим через один коридор, потом второй, а затем поднимаемся по лестнице на второй этаж. Более простой, не такой шикарной, как та, что ведёт из гостиной, но тоже красивой. На стенах картины и фонарики. Под самым потолком разноцветные огоньки – новогоднее украшение.

– Сколько лет мальчику? – спрашиваю, чтобы заполнить паузу, пока следую за Ренатой Рустамовной.

– Почти восемь.

– Он ходит в школу?

– Нет. Аким Максимович предпочитает домашнее обучение.

– А его мать? Она что по этому поводу думает?

Мы останавливаемся в широком коридоре с несколькими одинаковыми дверями. Управляющая оборачивается ко мне, смотрит внимательно, изучающе. Отвечает не сразу, её тон меняется, но мне сложно уловить по нему её настроение.

– Аким Максимович воспитывает сына один. У мальчика нет матери.

– Понятно, – киваю я, призадумавшись.

Я ещё ничего толком ничего не знаю об этой семье, но уже того, что узнала и увидела, становится достаточно, чтобы понять, что ребёнок этот несчастен. Матери нет, отец-бандит, сменяющиеся гувернантки, холодная вышколенная прислуга, грубые неотёсанные подручные отца… Огромный дом, где бедному ребёнку попросту одиноко.

Но… может, я и не права. Может, мальчик просто избалован. Хотя, второе совершенно не исключает первое. И даже может усугублять.

Уж что-что, а детские души читать мне не привыкать.

– Вот ваша комната, – управляющая останавливается у одной из одинаковых белых дверей. – Располагайтесь, Олеся Станиславовна. Завтра жду на завтрак в восемь, там с остальным персоналом вас и познакомлю.

Остальным персоналом. Вот так я с учителя начальных классом вдруг стала персоналом какого-то богатенького бандюка.

Но что поделать. Рвать на себе волосы я не собираюсь. Тем более после пережитого очень хочется спать. Утро, как говорится, вечера мудренее.

4

Уснула я вчера, будто лампочка погасла. Даже не ожидала такого от себя. Вообще, со сном у меня проблем особых нет, но чтобы в незнакомом месте да после пережитого…

Я сажусь на постели и осматриваюсь. За окном ярко светит солнце, прям в окно бьёт. А небо такое голубое-голубое.

Комната у меня небольшая. Но это если по меркам этого огроменного дома. А так даже чуть больше моей спальни в квартире. Кровать, встроенный шкаф, письменный стол и кресло, тумбочка небольшая, напротив кровати небольшой диванчик. Всё в нейтральных бежево-молочных тонах.

Но я тут задерживаться не собираюсь. Сегодня поговорю с этим Акимом Максимовичем, попытаюсь призвать к адекватности. Мальчика, конечно, жалко, он мне понравился, но так просто ведь всё не делается. Если сильно захочет, то пусть лысый этот его ко мне на занятия возит. В чём проблема-то?

В первое мгновение теряюсь между двумя дверьми, которые ведут из комнаты.

В какую я вчера вошла?

За первой обнаруживаю уборную с унитазом и душевой кабиной. Так, отлично, мне сюда и нужно в первую очередь.

Умываюсь и чищу зубы одноразовой щёткой, упаковку которых обнаруживаю в шкафчике за зеркалом. Принимаю душ и надеваю снова свою не сильно свежую одежду. Не особенно приятно, но а куда деваться? Другой-то нет.

Едва успеваю надеть очки снова и свернуть волосы в высокий пучок, как в дверь стучат.

Приоткрываю дверь и осторожно выглядываю в щелку.

– Привет, – машет мне высокая темноволосая девушка.

– Здравствуйте, – открываю дверь шире.

– Я Амина, – она улыбается и вообще создаёт впечатление очень активного и весёлого человека. – Старшая горничная. Ты Олеся? Учительница Кости?

Хочется поправить её на “Олеся Станиславовна”, но я сдерживаюсь. Просто привычка сразу называть своё имя и отчество, выработанная профессией учителя. И так по жизни получается, что вне работы я мало с кем общаюсь, а с девчонками-коллегами мы часто по привычке друг друга по батюшке и зовём.

– Вас тут там много, что даже есть старшая? – удивлённо спрашиваю я, а потом, опомнившись, что веду себя некрасиво, отвечаю: – Да, меня зовут Олеся. По поводу остального ещё будем разговаривать с отцом мальчика.

– Конечно, нас много, – снова улыбается девушка. – Ты же видела, какой тут домище. Думаешь, одна горничная справится? Нас трое человек. Ещё есть дворник, садовник, кухарка, куча охраны. Ну и наша управляющая Рената Рустамовна, с ней ты вроде бы вчера познакомилась.

– Да, мы вчера были представлены друг другу.

– В общем это… Спускайся на завтрак, а потом я всё тебе тут расскажу.

Надеюсь, мне не понадобится всё то, что она расскажет. А вот по поводу завтрака я очень даже не прочь. Это я сразу после стресса есть не хочу, а вот чуть погодя только и давай. Тут как раз и желудок напоминает о себе громким урчанием.

– Амина, ты меня подожди, пожалуйста, а то я не запутаюсь и приду не туда.

– Меня уже Рената Рустамовна дважды звала. Ты сейчас по лестнице спускайся и направо, там и выйдешь в кухню. Там на столе справа увидишь мармиты с едой для персонала, бери, что захочешь.

Ого, у них тут ещё и шведский стол. Что-то мне даже представить становится страшно, насколько же богат этот бандюган.

– Хорошо. Спасибо, – киваю Амине и прощаюсь.

Возвращаюсь к зеркалу и переплетаю скрученный наскоро пучок. А потом выхожу из комнаты и иду в направлении, указанном Аминой. Спускаюсь по лестнице на первый этаж и поворачиваю направо.

Однако, кухни я тут не обнаруживаю.

– Хм… – осматриваюсь, пытаясь понять, где же мне свернуть надо было. Вроде бы сразу за лестницей направо я и свернула.

Возвращаюсь к лестнице. Всё верно. Но кухни тут нет. Есть с одной стороны широкий коридор, обшитый деревянными панелями, с другой стена, состоящая из огромных окон от высоченного потолка до самого пола. За стеной виден двор. Дорожки вычищены и подметены, а небольшие ёлочки и аккуратно остриженные кустики перед ними припорошены свежим пушистым снегом.

Вчера по пути на кухню я видела стеклянную стену и за нею бассейн. А тут сад. Значит, это другая сторона дома, и я, скорее всего, спустилась со второго этажа по какой-то другой лестнице, а не по той, где вчера провела меня Рената Рустамовна.

– И куда теперь? – бормочу себе под нос.

Иду дальше вдоль по коридору, заворачиваю за угол. Тут он расширяется в широкое фойе. Небольшой диван, высокие живые цветы в больших горшках, небольшая плазма напротив дивана.

Интересно, её тут кто-то вообще смотрит? Или так, для вида, часть дизайна. От избытка, как говорится.

Я вот на свой телевизор новый несколько месяцев деньги откладывала.

Замечаю, что в этом фойе есть две двери, и одна из них немного приоткрыта. Решаю заглянуть, но не из любопытства, а в надежде встретить хоть кого-то, чтобы узнать, как добраться до кухни.

Но едва я подхожу к двери, то чуть не получаю ею в лоб, потому что она как раз распахивается. И я тут же столбенею, потому что на пороге оказывается сам хозяин дома. И он… почти голый.

5

– О Господи! – зажмуриваюсь и отворачиваюсь. Нормально вообще разгуливать по дому, прикрыв лишь причинное место узким полотенцем?

– Обычно меня зовут по имени отчеству, но можно просто Аким. Я верующий, и Божье имя всуе упоминать не приветствую, – слышу низкий голос за спиной.

Верующий? Он серьёзно? Да колени у него в таком случае стёрты должны быть от вымаливания прощения за деяния свои.

– Вы же почти голый! – говорю возмущённо.

– Ну да. А что тут такого? Я у себя дома. Не у школы же и не в торговом центре я разгуливаю.

Он серьёзно?

– У вас тут три горничных, управляющая, дворник, садовник и куча охраны, это просто неприлично.

– Рад, что вы за ночь так много узнали о моём доме. Себя только упомянуть забыли.

– А я не отношусь к вашему персоналу!

– Вот как раз и обсудим. Я хотел после завтрака, но раз вы уже тут. Проходите в мой кабинет.

– Только вы оденьтесь, пожалуйста.

– Обязательно.

Я поворачиваюсь, держа ладони у висков, готова в любой момент прикрыть глаза.

– Вот дверь. Входите. Я приду через пару минут.

Аким Максимович возвращается откуда вышел, и я успеваю заметить, что там располагается спортивный зал. Не на пару тренажёров, а самый настоящий, большой.

Он что, голый тренировался? Или там, скорее всего, есть душ, а чистую одежду он забыл?

Прохожу туда, куда указал хозяин дома, и оказываюсь в небольшом уютном кабинете. Никаких кожаных кресел и диванов шоколадного цвета, тяжёлых столов из красного дерева и древних пистолетов на стенах, как в фильмах про криминальных авторитетов. Кабинет в белых и светло-серых тонах в стиле хай-тек с минимум мебели.

Белый стол неправильной формы, небольшой низкий диван напротив, очередная плазма на стене. Из украшений только одна картина с абстракцией в цвет стен и каплей бирюзового. И… бирюзовый плафон на люстре.

Мило, кстати, говоря. В духе современности.

Присаживаюсь на кресло сбоку от стола и жду. Собиралась высказать всё, что думаю, но как-то нервничаю. Тру одну о другую ладони, которые вдруг стали влажными и холодными.

– Не заждались? – едва ли не подпрыгиваю, когда Аким Максимович входит в кабинет.

Брюки он надел, а вот рубашку только лишь набросил на плечи и как раз начинает застёгивать не спеша пуговицы.

Отругав себя за то, что мой взгляд мимо воли приклеился к его голому животу, который вполне себе виден между распахнутыми полами рубашки, я часто моргаю и поднимаю глаза. Нечего на его кубики глазеть.

– Меня бы не затруднило ещё пару минут подождать, если бы вы решили привести себя в порядок полностью.

– Мне выйти и зайти нормально? – показывает пальцем на дверь, и я не сразу понимаю, что это “школьная” шутка про замечания учителей.

– Было бы неплохо, – поправляю указательным пальцем очки, хотя те и не сползли. Привычное движение. Однажды коллега-психолог сказала, что так я за ним прячу смущение. Тогда мне это глупостью показалось, но сейчас я прям отследила за собой это.

Аким Максимович ухмыляется и проходит в своё кресло за стол, наконец расправившись с пуговицами.

– Итак, Олеся Станиславовна, теперь давайте по делу.

– Отлично. Жду не дождусь.

– У меня есть сын. Его зовут Константин. Ему восемь, воспитываю его один. Я планирую отдать на обучение в одну из лучших закрытых школ страны, но туда требуется проходной балл.

– Неужели, не всё решают деньги? – не удерживаюсь от замечания.

– Далеко не всё, Олеся Станиславовна, вы даже себе не представляете, насколько далеко не всё.

Странно такое слышать от бандита. Но ладно…

– Но баллы Костя сильно не добирает. Его надо подтянуть в соответствии с программой школы, в которую планируем поступать.

– И поэтому, вместо того, чтобы нанять репетитора, вы решили похитить учителя прямо у школы? – смотрю на него выгнув бровь.

– Я же уже извинился, – откидывается на спинку кресла. – Сергей… неверно понял техзадание, так сказать.

– Ваш Сергей вышел не на той остановке машины времени.

– Согласен.

Со всем-то он согласен, и повозмущаться не даёт.

– В любом случае, извините, Аким Максимович, но я не могу остаться. У меня работа, ученики. Если так желаете, можете возить его на занятия ко мне.

– Так не пойдёт. Мальчик должен быть под наблюдением, дома. Мне нужен вариант репетитора с проживанием.

– Тогда это не ко мне. Да и вообще, может, вы найдёте того, кто вам больше подходит. Вы меня даже не знаете, ни мою квалификацию, ни уровень знаний и владения методикой.

– Я успел навести справки. Иначе бы вас уже ночью вернули обратно. Вы мне отлично подходите, Олеся Станиславовна.

– И всё же, мой ответ нет.

Он замолкает и покачивается на кресле, внимательно глядя на меня, и я вдруг чётко осознаю, что заставить ему меня ничего не будет стоить. Никто не придёт за мной. А даже если и станут искать, то не найдут в жизни.

– Олеся, сколько вы зарабатываете в месяц?

– Зачем вам? Посмеяться?

– Просто ответьте.

Да мне-то что, я не ворую, на жизнь себе зарабатываю честно. Никакой тайны в учительской зарплате нет.

– Двадцать восемь тысяч в месяц с классным руководством.

Он сводит брови на переносице, а потом достаёт листок, пишет что-то на нём ручкой и протягивает мне.

На листке написана сумма втрое больше моей зарплаты.

– Это, конечно… щедро, ничего не скажу, – поднимаю глаза на него. – Все учителя бы рады были в месяц столько зарабатывать, но…

– Это в неделю. Ваш годовой доход за один месяц.

Признаться… предложение заманчивое, что уж тут говорить. А у меня квартира в ипотеке… Перспектива сократить время выплаты с тридцати лет ярма хотя бы до десяти весьма интересна.

– Плюс полное довольствие. Питание, проживание, можете пользоваться домом – бассейн, спортзал, сауна. Личный водитель в любую поездку. Вы не няня, поэтому двадцать четыре на семь не обязаны находиться с ним.

– Я потеряю работу…

– Это я возьму на себя.

Он встаёт, обходит свой стол и уходит мне за спину, а потом его ладони ложатся на мои плечи, заставив вздрогнуть всем телом.

– Соглашайтесь, Олеся, – приглушённый голос прямо у уха. – У вас всё равно нет выбора.

6

Я сижу в своей комнате и пытаюсь понять, как так вышло, что я согласилась? В общем-то, Аким Максимович и сказал, что выбора у меня нет, но всё же…

Ладно, посмотрим. Мы пока условились на эти две недели, до начала третьей четверти в школе. А потом обсудим ещё раз.

Домой за вещами мне съездить не разрешили.

– Всё необходимое вам предоставят. От белья до верхней одежды. Можете съездить в торговый центр с Сергеем или выбрать на сайте. Ноутбук, какие-то материалы для занятий или ещё что-то – составьте список, – ответил Аким Максимович, когда я задала вопрос о том, когда я могу съездить домой.

– А почему я не могу просто съездить и взять всё, что мне нужно? – я посмотрела на него с удивлением.

– Не хочу вас светить, Олеся Станиславовна, – удивил он меня ответом.

– Боитесь, что отследят? – усмехнулась я, бросив шпильку в адрес его конспирации. Мне это показалось уже каким-то запредельным.

– Боюсь, что убьют, – ответил и глазом не повёл. Так серьёзно и будто бы даже обыденно, что я не стала добиваться подробностей. Предположила, что они мне могут не понравиться.

Сглотнула и проморгалась. Вспомнила, что видела вчера у него под полой пиджака пистолет, и по коже дрожь поползла.

Аким Максимович выглядит как деловой бизнесмен, в отличие от своего подручного, застрявшего в девяностых, ведёт культурную беседу, улыбается. Деньги хорошие предлагает.

Но по факту он такой же бандит. И у меня нет уверенности, что он не причинит мне вред. Убираться бы отсюда мне побыстрее, да, кажется, клетка уже захлопнулась…

Ноутбук мне принесли час назад, и я занялась изучением вступительной программы школы, на которую был нацелен Аким Максимович. Требования, надо сказать, оказались весьма высокими. А мальчик, я так понимаю, раньше и не занимался. Уровня его когнитивных способностей я не знаю, так что первое, что решаю сделать – подготовить тест, чтобы оценить, что нам предстоит, и определиться с методикой.

На телефон приходит сообщение от Ларисы – моей коллеги. Она тоже преподаёт в начальных классах, у нас даже кабинеты рядом. Уже три года приятельствуем с ней достаточно тесно.

“Леська, привет. Видела, что в рабочем чате выложили? Я капец какая злая!”

Я впервые проигнорировала рабочий чат, если честно. Обычно сразу смотрю, вдруг что-то срочное. А тут такие события… Увидела значок, решила позже открыть да и забыла.

“Привет, Лара. Нет ещё. Что там?”

“Нам снова часы порезали! Взяли физрука ещё одного для началки и музыканта, с третьей четверти выходят. Это минус четыре часа, Лесь! А ещё внеурочку, завуч сказала, забирают и отдают информатику. Он, видите ли, мужик, ему зарабатывать надо, семью кормить. А нам не надо, да? В общем, я в шоке”

Неприятно, конечно. Если учителя старшей школы могут так или иначе добирать часы, то у началки нагрузка фиксированная – по аудиторной возрастной нагрузке детей. В этом году нас догрузили физкультурой и музыкой, а теперь забирают. Ещё и внеурочку. Приличный кусок от зарплаты срежется.

“Я вот им говорила, что уволюсь! – продолжает слать гневные сообщения Лариса. Теперь уже голосовые. – Пойду лучше за кассу в супермаркет! Больше заработаю! Ну и что, что с семи до восьми. Я и тут целый день сижу и так. То тетради, то совещания, то отстающие. Давно бы ушла, знаешь, Лесь, если бы не дети… Детей жалко, с первого класса ведь их веду, как и ты своих. Это стресс для них… Но, блин, а для нас? Мне своего кормить надо”

Она тяжело вздыхает, а я качаю головой. Ларисе тяжелее, чем мне, она одна с сыном. Он маленький ещё совсем, ему только четыре. Болеет часто, сад пропускает, Лариска с собой таскает его. Сидит рисует на задней парте в маске медицинской. Уже сколько возмущений было и от завуча, и от родителей. А что делать-то? На больничные не находишься. Она хоть и говорит со злости, что уйдёт, но куда? В супермаркете за кассой рядом с собой не посадишь сопливого ребёнка.

Надо было лысому этому Лариску похищать вместе с её Вовчиком. Ей нужнее. Её вон и хозяйка со съёма говорила, что попросит скоро.

Вздыхаю тяжело. Мне бы тоже брату помочь. У мамы денег нет, она сама на одну пенсию тянет. А он студент, много чего ему надо. Четвёртый курс закончит в мае, а пятый сказали только платно будет. И сумма такая, что не выговоришь.

Говорит, кредит будет брать, вот только кто ему даст его? А мне и отложить не с чего теперь будет особо. Ипотека, скромная еда и когда-никогда что-то из одежды.

Взгляд падает на смятую бумажку с суммой, которую протянул мне у себя в кабинете Аким Максимович. На автомате её себе в карман засунула, а потом уже в комнате обнаружила.

Кругленькая сумма в месяц получается. И ипотеку закрыть пораньше, и брату помочь… И даже, может, чем-то Ларе с её Вовкой.

Но как же дети? Их я бросить тоже не могу.

Может, Аким Максимович согласится, чтобы я с утра на уроки ездила, а с двенадцати с Костей занималась?

Ладно. Посмотрим. Начну работать с мальчиком, к концу каникул решу тогда, как быть и что делать.

7

– А твои дети знают, что ты теперь живёшь у нас? – Костя ёрзает в кресле. Ему сложно сконцентрироваться на задании.

– У меня нет детей, – пожимаю плечами. – Я живу одна.

– А я слышал, как ты папе говорила, что у тебя работа и дети.

– Я имела ввиду своих учеников. Родных детей у меня нет пока.

– А у меня мамы нет. Она умерла, когда я родился.

– Мне очень жаль, Костя, – осторожно прикасаюсь к его плечу. – Думаю, твоя мама гордилась бы тобой, ты очень хороший мальчик.

Он вздыхает, а мне становится грустно. Всегда жаль детей, обделённых родительской любовью. Будь то сироты или просто те, на которых у родителей не хватает внимания. А у Кости, похоже, всё вместе. Матери нет, отцу не до него.

Мальчик вздыхает и тычет ручкой в углу листочка. Трёт лоб и морщится. На первый взгляд кажется, что у него синдром дефицита внимания и гиперактивность – настолько сложно ему даётся концентрация на поставленной задаче. Но, думаю, это не так. Потому что, когда я попросила его собрать гараж из конструктора для любимой машинки, он засел на целых двадцать минут, скурпулёзно подбирая по цветам и размеру. Ни разу не отвлёкся и задачу выполнил идеально.

Но что меня удивило, так это то, что Костя просто вручил мне гараж и отвернулся. Будто сам себе запретил радоваться результату. А ведь я обратила внимание, что собирал он этот гараж с удовольствием.

– А давай попробуем по-другому, – предлагаю я, отодвинув листок с тестом. – Во что ты любишь играть?

Костя задумывается, гуляя взглядом по потолку. Выбирает любимую игру, видимо.

– Ну… в волшебный мир.

– А что в нём нужно делать?

– Я в него ещё не попал ни разу. Нужно найти портал и пробраться. Иногда я ищу этот портал, когда играю роботами или динозаврами.

– Представь, что эти вопросы – волшебные, – снова подвигаю к нему листок. – И отвечая на каждый, ты продвигаешься шаг за шагом к порталу, который перенесёт нас в твой волшебный мир! Нужно собрать десять разноцветных камней, они – ключ. За каждый вопросик – камешек.

В вазе на подоконнике как раз были разноцветные декоративные камешки. Пока Костя будет отвечать на первые вопросы, незаметно возьму их и буду ему выдавать.

Большинство детей хорошо включаются в деятельность через игру. И Костя не становится исключением. Когда у него появляется целых четыре камешка, дело идёт быстрее и азартнее, и уже через полчаса у меня есть выполненная диагностическая работа, которую я проанализирую и на этом уже буду выстраивать план работы.

Чтобы сделать впечатления Кости ярче и понять, о чём он мечтает, помочь ему раскрыться мне и начать доверять, а без этого процесс обучения будет похож на разговор слепого с глухим, я расспрашиваю его в процессе работы об этом волшебном мире, в который он так стремится попасть.

– Я бы хотел увидеть там маму, но я уже большой и знаю, что так не бывает. Когда люди умирают, то их больше нет. Совсем. Но можно было бы там погулять с папой. Сходить в кафе или на футбол. Или просто вместе мультик посмотреть.

В его словах столько одиночества, что у меня в сердце щемить начинает. К сожалению, я так и не научилась воспринимать эмоции детей как просто часть работы и не впускать в собственную душу.

Заканчиваем занятие мы с Костей около двенадцати, и за ним приходит его няня. Она у меня сразу же вызывает неприятие – строгая, холодная женщина. Её эмоции словно за непробиваемой стеной закрыты. Будто и не человек вовсе, а робот.

Она ведь даже не учитель его, а няня. Должна дарить ребёнку не только заботу, но и душевное тепло, тем более, у мальчика нет матери. Да и отец, судя по всему, не особенно времени много уделяет.

Вот об этом я и решаю поговорить с Акимом Максимовичем. Мы договаривались, что после диагностики обсудим уровень компетенций Кости и его перспективы.

Он говорил, что до обеда планирует быть дома, будет работать в кабинете у себя. Туда я и иду, решив пообедать после беседы.

В этот раз уже не путаюсь в лестницах – запомнила. Хоть и иду уверенно, но чем ближе к кабинету хозяина дома, тем сильнее ощущаю странное чувство пустоты под ложечкой.

Постучать я даже не успеваю. Дверь распахивается, едва не зацепив меня, и из кабинета Акима Максимовича выплывает полуголая девица. Ноги от ушей, статная, высокая. А из одежды только полотенце, остальное в руках скомкано.

Она останавливается взглядом на мне и неопределённо ведёт бровью. Смотрит свысока. И не только в смысле своего роста.

– Пока, Диляра, – из кабинета слышен мужской голос, а потом и самого хозяина голоса видно.

Аким Максимович стоит в расстёгнутых штанах, рубашка просто наброшена на плечи. Он замечает меня и кивает, здороваясь, как ни в чём не бывало.

– Олеся Станиславовна, приветствую. Входите.

– Вы, кажется, заняты. Я позже приду, – отступаю на шаг. Хватит с меня его голых торсов и в прошлый раз.

– Нет-нет. Я уже… закончил. Входите.

Так и быть, я вхожу, стараясь не вдыхать глубоко этот запах разврата, что витает в кабинете. Вдавливаю ногти в ладони, пытаясь отвлечься от пульсации крови в своих висках. Для меня всё это очень странно и непонятно. Слишком пошло и разнузданно.

Неужели, нельзя было одеться и привести себя в порядок до того, как открыть дверь? В доме ведь столько людей. Ребёнок, в конце концов.

– Присаживайтесь, я попрошу Амину принести сюда нам обед. Ужасно голоден.

– Я не хочу есть, – смотрю на немного сдвинутый с места стол с сомнением.

– А придётся, – подмигивает Аким Максимович, застёгивая свою рубашку. А потом добавляет, проследив за моим взглядом. – Присаживайтесь, не бойтесь.

– Да я и не боюсь…

– Стол чистый, – проходя мимо склоняется, говорит почти на ухо мне, заставляя вздрогнуть всем телом. – Основным местом действия был диван.

О! Ну тогда я спокойна, чего уж.

Опускаюсь на краешек стула, но к столешнице стараюсь не прикасаться.

– На полке справа есть влажные салфетки, если так переживаете, – Аким Максимович усаживается напротив меня в своё кресло и откидывается на спинку. Проходится взглядом по мне, отчего мне хочется плотнее запахнуть кофту.

Его предложение игнорирую. Уж будет совсем нехорошо, если я действительно достану салфетку и протру столешницу. Хотя…

– Я верю, что стол остался не запятнан, – складываю руки на груди, пытаясь хоть как-то ментально закрыться от него.

– Рад слышать, что вы мне доверяете, – он улыбается, но от этой его улыбки у меня мурашки бегут по спине до самого копчика, а на ум приходит жуткое сравнение с дьяволом. – Я прошу прощения, мы с Дилярой чуть задержались. Она, кстати, мой фитнес тренер. Если нужна будет программа – разработает и вам.

– У вас… многофункциональный тренер, – выдерживаю его взгляд, не сразу замечая, что впилась ногтями в ручку кресла. – А я не сильно спортивная. Обойдусь.

– У меня вообще… многофункциональный персонал, – ведёт бровью. – Разные обязанности выполняют. А спорт важен, кстати, возьмите его во внимание.

– Непременно.

В дверь стучат, и после разрешения войти Амина ввозит тележку с обедом. Переставляет на стол передо мною и хозяином дома.

– Приятного аппетита, – кивает вышколенно, а потом уходит.

– Так что там Костя? – Аким Максимович становится серьёзным. К еде не притрагивается.

– Мы провели тестирование. Он способный мальчик, но запущенный. Ему уже восемь, дети в этом возрасте во втором классе уже учатся, а он даже читает с трудом. Устный счёт в пределах десяти, писать может только печатными буквами и очень небольшое количество слов. Но всё это вполне поправимо. И быстро. Меня же интересует другое.

– Слушаю.

– Аким Максимович, сколько времени вы проводите с сыном? Например, в неделю в часах? Примерно хотя бы.

Он мрачнеет. Переводит взгляд на мгновение в окно, а потом возвращает ко мне. Берёт ложку и сжимает в пальцах её ручку. Понимаю, что говорить в этом ключе не сильно настроен.

– Я занятой человек. У Кости есть няня и целая армия прислуги. Ему не скучно, – со стуком кладёт ложку обратно на стол.

– А ему и не скучно. Ему одиноко. Это разные вещи.

– Вот и сделайте так, что ему было не одиноко, Олеся Станиславовна. На этом закроем тему. Приятного аппетита, – кивает мне на тарелку.

– Спасибо, я же сказала, что не голодна. Я пойду.

Встаю из-за стола, но натыкаюсь на острый внимательный взгляд тёмных глаз, впившийся в меня.

– Сядьте, – голос спокойный, но только глухой не услышит в нём угрозу. – Я не люблю есть один.

И я почему-то не смею его ослушаться…

8

На стуле сижу, словно он подо мною раскалён. Не могу расслабиться. Что уж говорить про то, чтобы начать есть.

Аким Максимович же совершенно не смущается. Придвигает к себе суп и с аппетитом начинает есть.

– Вы не любите рыбный суп? – поднимает бровь. – Мой повар готовит отличный суп из сёмги. Он говорит, из чавычи получается вкуснее, но я особенных отличий не заметил.

Ага, а если ещё и золотой ложкой, то вообще супер.

– Люблю. Но обычно готовлю его из щуки или судака.

– Я речную рыбу не ем вообще. Запах не нравится.

Что ж, у богатых свои причуды. Мы, простой люд, щукой не гнушаемся.

– Ешьте, Олеся Станиславовна, – кивает на мою супницу. – В моём доме от голода не умирают.

– А может, я просто фигуру держу? – зеркалю его тон.

– Мне и так нравится ваша фигура, – абсолютно беспристрастно отвечает и продолжает есть.

Вот вроде бы и комплимент, и в то же время какой-то похабный.

И только я собираюсь ответить что-то на такую наглость, как он продолжает, заткнув мне рот.

– Имейте ввиду, Олеся Станиславовна, мой повар обидчив. Узнает, что не захотели пробовать его фирменный суп, разговаривать неделю не будет.

Манипулятор тот ещё. Откуда бы повару и узнать-то…

– Ну если только чтобы повара не обижать.

Беру ложку и набираю в неё суп. Слегка дую на него, чтобы не обжечься – не люблю горячую еду да и врач запретила для горла, и так вечно связки из-за работы повреждены. Подношу ко рту и пробую немного.

Действительно вкусно. Запах изумительный, вкус мягкий, не забит пряностями.

Когда набираю вторую ложку, вдруг замечаю, что Аким Максимович внимательно наблюдает за тем, как я ем. Буквально смотрит, не отрываясь.

Это… смущает меня. Мягко говоря. Я даже чувствую, как теплеют мои щёки.

У него хищный взгляд. Острый и внимательный. Смотрит так, словно орёл добычу высматривает. Того и гляди, вот-вот вцепится.

Я вообще не люблю, когда меня разглядывают. Дети на уроке не в счёт. Но когда взрослые шарят взглядом, меня смущает. Хочется набросить на себя что-то и поплотнее закутаться, закрыться.

– Если вы будете так смотреть, я подавлюсь, – поправляю очки.

– Вы просто очень вкусно едите, – говорит негромко, и у меня от странных рокочущих ноток в его голосе мурашки по плечам бегут. – Сразу… голод вызывает.

– Хотеть есть не по аппетиту, а из-за визуального наблюдения того, как ест кто-то другой – это один из видов РПП, – не нахожусь, что ещё сказать.

– РПП? – вздёргивает брови в удивлении.

– Расстройство пищевого поведения.

Он смотрит на меня ещё с секунду, а потом прыскает и начинает откровенно хохотать.

– Нет, Олеся Станиславовна, – говорит делано серьёзно, успокоившись, но всё ещё с трудом сдерживая улыбку, – у меня нет расстройств ни пищевого, ни какого либо ещё поведения. А наблюдать, как ест красивая женщина, для меня просто момент эстетического удовольствия. Так что доставьте радость – ешьте.

И как я должна есть после таких заявлений? Может, он извращенец вообще какой-то…

Меня спасает звонок. Смартфон Акима Максимовича разражается настойчивой трелью, и я решаю воспользоваться моментом, пока он, извинившись и встав, отвечает на звонок.

– Вы меня тоже извините, – встаю и сама. – Повару большое спасибо передайте, суп необыкновенный. А мне пора уже, у нас с Костей занятие через двадцать минут. Мне ещё задания распечатать нужно.

Ответа я не жду и быстренько сливаюсь, прошмыгнув за дверь. И даже иду весьма быстро, не снижая темп, до самой своей комнаты, хотя никто, конечно же, за мной не гонится и делать этого не собирается.

Мне требуется некоторое время, чтобы прийти в себя после такого обеда, умыться даже пару раз ледяной водой, чтобы щёки пылать перестали.

Очень необычный этот Аким Максимович в принципе. Я таких людей не встречала ещё. Себе на уме, и взгляд такой, будто в душу смотрит. Морозом обдаёт меня от него. Не по себе становится. Появляется ощущение, что он насквозь меня видит. Будто на мне… одежды нет.

Встряхиваю головой, пытаясь настроиться на занятие с мальчиком. Беру нужные материалы и иду в комнату для занятий. Там успеваю расположиться, когда няня приводит Костю.

– Я бы и сам дошёл, – бормочет недовольно, усаживаясь на стул. – Надоела! Таскается за мной хвостом. Я что, маленький! Мне восемь, Олеся Станиславовна!

– Ну, она присматривает за тобой, – пожимаю плечами.

– Она скучная! Вечно нудит. И постоянно угрожает отцу рассказать. Ну и пусть рассказывает! Я и сам ему скажу!

Костя взвинчен, и в таком состоянии на занятии ему будет непросто сконцентрироваться, конечно. Я пытаюсь отвлечь его как-то, расслабить немного разговорами о его любимых играх, о сказках, которые он любит.

– Нет у меня любимых сказок, – говорит ворчливо. – Когда-то папа водил меня в театр на “Снежную королеву”, но это было давно, я ещё совсем маленький был. Остальные не люблю – их мне нянька своим нудным голосом читает. А “Снежную королеву” я ей не разрешаю. Чтобы не портила.

– Так скажи папе, пусть ещё раз сводит. Или по телевизору предложи посмотреть в новогоднюю ночь.

– Папа никогда не встречает дома Новый год, – Костя опускает глаза, чтобы скрыть свою грусть, но я-то вижу всё. – А Валентина отправляет меня спать в восемь. Слушай, Олеся Станиславовна, – он поднимает на меня глаза, полные надежды, – может, ты со мной посмотришь “Снежную королеву” в новогодни й вечер?

– Почему бы и нет, – улыбаюсь. – А ты мне попробуешь с выражением прочитать отрывок. Идёт?

– Идёт! – оживляется Костя.

Занятия проходят сносно. Он честно пытается концентрироваться, но получается у него не всегда хорошо. Устаёт быстро. Да и вообще, бледный он какой-то.

– Слушай, а ты много гуляешь на улице? – спрашиваю, когда мы заканчиваем работу с чтением.

– Не очень, там же скучно.

– Предлагаю математикой на улице позаниматься. Ты видел, какая там сегодня погода? Снег свежий, солнце светит, мороз небольшой – только и гуляй.

– А как мы будем заниматься там математикой? – смотрит непонимающе.

– А я тебе расскажу!

Ну а что? Устный счёт даже лучше отрабатывать не за столом, а в процессе какой-то деятельности. Откладывается в памяти лучше. А детям помладше так становится понятнее, для чего вообще нужно всё это: прибавлять, отнимать, сравнивать и так далее. Они видят практическое применение и лучше усваивают.

Костя убегает, чтобы надеть уличную одежду, я тоже возвращаюсь к себе, и через десять минут мы встречаемся на крыльце. Снег плоховато, но всё же лепится, и мы начинаем вертеть небольшие снежки и складывать их в кучки, считая.

– Эта кучка больше! – делает вывод раскрасневшийся Костя. – Потому что в ней восемь снежков, а в этой пять. На три меньше!

– Отлично! – хвалю его, радуясь результатам.

– Привет, Серый! – Костя вдруг разворачивается и бежит навстречу лысому, который идёт к нам из-за угла дома.

– Привет, Костян!

Даже не Константин Акимович!

И вдруг они оба начинают играть в снежки. Бросаться друг в друга, прятаться за туями, хохотать и валяться в снегу. Словно восемь тут не только Косте, но и лысому.

Я же стою и наблюдаю за ними, прислонившись к столбу у крыльца, а потом слышу рядом негромкий спокойный голос Ренаты Рустамовны.

– Костя обожает Сергея, – она становится рядом, протягивает мне чашку дымящегося ароматного чая, а потом кутается в шаль. – И тот к нему очень хорошо относится. Знаю, ваша первая встреча вышла не очень, но на самом деле Сергей – хороший человек.

Учитывая, что он меня просто взял и похитил, затолкав в багажник, мне с ней сложно согласиться.

– Спасибо, – обхватываю кружку, наслаждаясь её теплом. – Да, по нашему знакомству так и не скажешь.

– Аким Максимович заботится о нём, потому что Сергей спас жизнь его отцу в Чечне. А сам получил контузию. Едва не погиб, но повезло. Однако, некоторые последствия всё же остались.

Теперь мне становится немного понятнее эти его странности. Но и с другой стороны узнать человека всегда интересно. Признаться, я даже и сердиться на него почти перестаю, глядя, как он искренне и от души веселится с мальчиком.

Какое-то время мы с Ренатой Рустамовной наблюдаем за Костей и Сергеем, а потом я вспоминаю, что забыла телефон у себя в комнате, а ведь обещала написать брату. Передаю Костю няне, а сама иду в дом и поднимаюсь наверх к себе.

У самой двери на полу стоит коробка. Чёрная с золотым тиснением на крышке.

Замираю, глядя с удивлением. Что это? От кого?

Поднимаю в недоумении и вхожу к себе. Открываю крышку, а внутри обнаруживаю гладкую шёлковую ткань цвета шампанского.

Развернув, понимаю, что это платье. Нежное, почти невесомое. И невероятно красивое. Оно едва заметно переливается на юбке и ощущается более плотным на лифе.

А ещё в коробке записка.

“Олеся Станиславовна, второго января я иду на званый ужин с коллегами и их женщинами. Мне нужна спутница. Будьте готовы к семи.

Аким”

9

Складываю платье обратно, беру коробку под мышку и сразу иду к Акиму Максимовичу. Спустившись, решительно стучусь в его кабинет. Щёки пылают уже не только от смущения, но и от гнева и возмущения.

Какой самоуверенный! И даже не “Вы не против пойти со мной?” А просто наглое бесцеремонное “Мне нужна спутница. Будьте готовы к семи”!

Вообще уже! Запредельная наглость!

– Войдите, – слышу из-за двери и тут же давлю на ручку.

Аким Максимович сидит за столом, на котором ноутбук и разбросаны бумаги. Дела свои бандитские решает, видимо.

Он даже не сразу поднимает на меня глаза, что-то сперва допечатывает в ноутбуке и только потом, соизволив обратить на меня внимание, смотрит в ожидании, пока я чеканным шагом иду к его столу.

– Что это такое? – ставлю на стол прямо перед его носом коробку и смотрю на мужчину, сложив руки на груди. Внутри всё пульсирует от желания закатить скандал.

Аким Максимович, будто сам впервые видит коробку, сводит брови на носу и открывает крышку. Берёт пальцами ткань платья и немного приподнимает.

– Цвет не ваш? – вскидывает снова на меня глаза. – Я подумал, красный или чёрный вам подошли бы идеально, но не стал рисковать, мало ли как бы вы восприняли.

Он сейчас пошутил? Волновался, как я восприму цвет?

– Дело не в цвете. Он прекрасен, как и платье. Но к чему это?

– В записке всё написано, – откидывается на спинку кресла и смотрит так, будто… будто, это он надо мной нависает, а не я над ним. Даже снизу вверх смотрит так, что я способность говорить теряю, а моя решительность рассыпается мелкими бусинами у его ног. – Мне нужна спутница для неформальной встречи с партнёрами по бизнесу.

– Я умею читать. И да, я прекрасно помню, что персонал тут у вас многофункциональный, – выделяю слово, которое он мне сказал ранее, познакомив со своей фитнес-тренершей. – Но я – учитель вашего сына, у меня только эта функция! Эскорт в неё не входит.

– Это просто приглашение, – он разводит руками.

– Вот и пригласите Диляру на вашу сходку. Функцией больше, функцией меньше, как говорится. Правда, платье коротковато будет, но это мелочи, сейчас модно открывать щиколотки.

Я уже собираюсь развернуться и уйти, но он вдруг роняет:

– В груди не сядет.

– Что? – смотрю с удивлением на него, проглотив свой запал.

– Говорю, Диляре платье не по размеру будет – у вас грудь больше.

Я даже слова подобрать сразу не могу, чтобы ответить ему – настолько обескуражена. Даже скорее ошеломлена. Наглый! Пошлый! Бесцеремонный бандюк!

– Я. Не. Иду, – говорю негромко, но каждое слово чеканю. – А теперь прошу меня извинить.

Разворачиваюсь и уверенно шагаю к двери. Хватаюсь за ручку, чтобы уйти с достоинством оскорблённой королевы, но… она не поддаётся. Просто не нажимается.

Смотрю, не закрыла ли защёлку под ручкой, но никакой защёлки там не обнаруживается.

– Что за шутки? – оборачиваюсь и строго смотрю на Акима Максимовича.

Он же, продолжая сидеть, вальяжно развалившись в кресле, показывает мне экран своего смартфона, на котором изображено что-то напоминающее пульт от телевизора.

– Замок электронный. Я его закрыл, – сообщает так спокойно и буднично, будто о том, что он ел сегодня на завтрак.

– С какой стати, позвольте спросить?

– Мы не договорили. Не люблю, когда разговор обрывается.

Вот же г… гад!

– Откройте дверь, – говорю спокойно и максимально властно, насколько могла натренировать голос за годы работы в школы. Но суть в том, что передо мною совсем не школьник, и его, кажется, молнии в моих глазах совсем не трогают. И даже, похоже, забавляют.

– Вы очень темпераментны, Олеся Станиславовна, хотя поначалу так и не скажешь, – пожимает плечами. – Поэтому такие методы. Будьте добры, сядьте.

Делаю глубокий вдох и медленный плавный выдох. Напоминаю себе, что, возможно, хожу уже где-то по грани и нужно притормозить, взять себя в руки. Каким бы интеллигентным не пытался казаться Аким Максимович, думаю, он на многое способен. Тот, кто похищает людей, вряд ли будет милым и добрым паинькой.

Возвращаюсь и опускаюсь на стул. Мышцы напряжены, спина прямая – я словно перед прыжком, готова бежать без оглядки.

– Вас обидела моя просьба?

– Да, обидела. Тем более, это была совсем и не просьба.

– Прошу прощения, если грубо её сформулировал. Позвольте начать сначала и пригласить вас в качестве моей спутницы на вечеринку с бизнес-партнёрами, – по его голосу не понять, он искренне извиняется или издевается.

– Вам больше не с кем пойти?

– У меня нет девушки. Найти кого-то на вечер не проблема, но в таком случае у спутницы будут ожидания. А я бы хотел просто расслабиться и пообщаться с друзьями, радуясь, что рядом со мной интеллигентная красивая девушка, которая не доставит определённого рода проблем.

Вот павлин. Ожиданий он чьих-то там боится.

– Гарантирую вам, Олеся, безопасность и приятный вечер. Домой уехать сможете, как только захотите.

С бандитами и шантажистами нужно их же монетой расплачиваться.

– Хорошо, – киваю, и он уже успевает натянуть самодовольную улыбку. – Но я попрошу кое-что взамен.

– Ого, – улыбается и ставит локти на стол, глядя внимательно, а в глазах его почему-то загораются огоньки. – А вы быстро адаптируетесь.

– Жизнь такая. Механизмы быстрой адаптации усиливают шансы на выживаемость так-то.

– Что ж, слушаю вас, – поднимает брови.

– Я хочу, чтобы вы провели новогоднюю ночь с сыном и посмотрели с ним “Снежную королеву”.

Несколько мгновений Аким Максимович выглядит обескураженным.

– Костя ложится спать рано, какой в этом смысл?

Создаётся впечатление, что отцом этот человек стал только вчера и понятия не имеет, что такое дети.

– А вы у него спрашивали, он хочет ложиться рано в новогоднюю ночь? Вы вообще с ним когда в последний раз время проводили? На фитнес-тренера время находите, а на сына нет. А он, между прочим, скучает по вам.

Может, конечно, я не в своё дело лезу. Мне и раньше директор школы не раз выговаривала на подобное. Но я правда не могу спокойно смотреть, как дети проживают своё одиночество, как это точит их, оставляя в детской ранимой душе глубокий след потом на всю жизнь.

Аким Максимович хмурится и будто уходит в себя на несколько секунд. Задумывается о сказанных мною словах, и это уже вселяет надежду, что ему не плевать на сына.

– Хорошо, – пожимает плечами. – Но вы эту новогоднюю ночь проведёте с нами.

Он, похоже, просто не может не оставить последнее слово за собой. Но ладно, зато мальчик получит свою порцию отцовского внимания.

– Договорились, – согласно киваю и слышу за спиной негромкий щелчок открывшейся двери. Похоже, Аким Максимович всем удовлетворён и отпускает меня.

10

Сегодня на улице просто волшебно. Настоящая новогодняя ночь, точнее пока ещё вечер – тихо, ветра нет, звёзды яркие, мороз ощущается, но не трещит. Всё засыпано искрящимся пушистым снегом.

Хочется стоять и вдыхать эту ночь. Загадывать желания, глядя на звёзды, и верить, что они сбудутся. Хочется мечтать. Представлять что-то сказочное и совсем нереальное.

А ещё под новый год у меня всегда калейдоскоп из воспоминаний. Как старый фотоальбом, в памяти всплывают.

Помню, как мы встречали новый год, когда я была ребёнком. Мама, брат и я. Небогато мы жили, отца у нас не было – ушёл от матери, когда брату год было. И исчез навсегда, ни весточки от него, ни открытки, ни помощи финансовой. Но всегда мама старалась на праздник и на стол что-то вкусное поставить, и конфеты нам со Стёпой, и подарочки небольшие. Самый любимый, помню – мозаика. Мне тогда шесть было, я рано-рано встала первого января, а под ёлкой в зале – она! Моя мечта! Разноцветная мозаика с гвоздиками и шляпками-зонтиками. А сверху пряник имбирный в виде варежки. А у Стёпки паровоз деревянный с колёсами красными.

И мозаика, и паровоз дорогими тогда были, но мама нашла деньги. Мы с братом, конечно, думали, что это Дед Мороз принёс, это потом только поняли, что маме пришлось несколько дополнительных смен брать в магазине вечерних, чтобы такие дорогие подарки нам купить под ёлку.

Аромат этот мандариновый, в первый день нового года можно было целых три штуки съесть. Чистишь кожицу оранжевую аж с придыханием, предвкушая, как на языке вот-вот почувствуешь этот сладкий, свежий вкус. У меня, кстати, от мандаринов жутко чесался язык. Но я всё равно ела, как их можно не есть было?

– Не замёрзли? – слышу рядом низкий мужской голос. – Мороз, а вы в кофте одной.

Я и не слышала, когда Аким Максимович вышел на крыльцо.

Оперевшись спиной на деревянный столб крыльца, он достаёт пачку сигарет и предлагает мне.

– Не курю, – качаю головой, кутаясь плотнее в свою кофту. Она хоть и тёплая, но мороз всё равно пробирает.

– Правильно, – кивает одобрительно. – А я вот снова и снова возвращаюсь. Уже раз пять бросал.

Он достаёт одну сигарету, прикуривает и глубоко затягивается. Откидывается затылком на столб и медленно выпускает дым, прикрыв глаза.

– Мотивации не хватает?

– Ну типа того, – пожимает плечами. – Вроде бы брошу, понимаю, что здоровье беречь нужно, а потом… от всего не убережёшься ведь, верно? В итоге плюну и закуриваю.

Стоим молча. Я смотрю, как на невысокой ёлочке, покрытой пушистым снегом, отображается свет разноцветной гирлянды, которой украшено крыльцо.

А Аким Максимович, мне кажется, смотрит на меня. Кожей его взгляд чувствую, и как-то не по себе становится. Странные ощущения внутри копошиться начинают, волнение какое-то необъяснимое.

– Можно личный вопрос? – поворачиваюсь и тоже смотрю на него.

– Попробуйте, – чуть прищуривается и наклоняет немного голову на бок.

– Что случилось с матерью Кости? Он сказал, что она умерла.

Лицо Акима Максимовича каменеет. Замечаю, как у него на скулах натягиваются желваки, а взгляд остывает на несколько десятков градусов и становится каким-то прямо осязаемо колючим.

Зря я спросила, не стоило. Наверное, это очень болезненная тема для него даже сейчас, хотя, лет прошло немало.

– Не справилась с послеродовой депрессией, – отвечает скупо. – И умерла.

Если не справилась с депрессией, значит… значит, сама ушла из жизни. Это ужасно. И всегда очень больно для семьи.

– Извините, – говорю тихо и опускаю глаза. Мне становится стыдно за свой вопрос.

– Не извиняйтесь, Олеся, вы задали логичный и очевидный вопрос, ведь вам, как педагогу, нужно понимать, как живёт ваш ученик.

Снова замолкаем. С ним разговаривать нелегко, будто по острию бритвы каждый раз. А молчать ещё сложнее.

– Папа, я уже сбегал за какао, пошли! – дверь приоткрывается, и Костя высовывает нос. – Олеся Станиславовна, я и тебе принёс, пошли с нами досматривать! Там как раз Герда пришла спасать Кая!

Костя выглядит очень довольным сегодня вечером. Надел костюм своего любимого мультгероя – робота Бамблби. Костюм-то, может, не сильно и удобный, но неудобство это не способно испортить мальчику вечер.

И надо отдать должное Акиму Максимовичу, он тоже очень включен в вечер, хотя я, признаться, опасалась, что Костя будет видеть скучающего отца, которого вынудили провести вечер дома, а не в весёлой компании дам и бизнес-партнёров.

Я, как мы и условились, провожу вечер с ними. Мы играем в слова, смотрим “Снежную королеву”, жжём бенгальские огни. Стараюсь больше молчать и находиться в тени, чтобы Костя мог насладиться общением с отцом.

– Пап, обещаешь меня разбудить к двенадцати? – часов в восемь Костя начинает зевать и тереть глаза. – Я хочу встретить новый год с тобой ровно в двенадцать. Ты ведь сегодня не уедешь?

– Нет, не уеду, – улыбается Аким Максимович. – Разбужу без четверти полночь тебя, хорошо?

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Честно?

– Костя, я тебе лгал когда-нибудь?

– Нет, – отрицательно машет головой мальчик.

– Ну к чему тогда вопросы?

Костя кивает, улыбнувшись отцу, и уходит в свою комнату.

– Я отъеду ненадолго, – говорит мне Аким Максимович, когда его сын скрывается на лестнице. – Но к двенадцати вернусь. Вы, может, тоже отдохнёте?

– Надеюсь вы вернётесь, Аким Максимович, и не разочаруете ребёнка, – складываю руки на груди. – Иначе спутницу себе на сходку будете искать другую.

– И не надейтесь, Олеся Станиславовна, – он отзеркаливает моё движение. – Я же сказал, что вернусь. Ещё пока никто не смел упрекнуть меня в том, что я не держу своё слово. И, кстати, это не сходка, а неформальная встреча с деловыми партнёрами.

Ну да, конечно. У бандитов это так и называется – сходка.

Вот и посмотрим, как он слово своё держит.

Я тоже ухожу к себе. Спать что-то не особенно хочется, я вообще привыкла поздно ложиться. Пока к урокам подготовишься, пока все тетради проверишь, которые в школе не успела, пока личные сообщения проштудируешь да в родительском чате порядок наведёшь… А ещё и сериал какой-нибудь посмотреть хочется хоть немного. В общем, я редко раньше часа засыпаю.

Ложусь на кровать и открываю последнюю электронную книгу, которую недавно начала читать. И едва втягиваюсь в текст, как прямо на моменте, когда командор снова похищает Лили*, поверх читалки выпадает сообщение в мессенджере.

Бандит Максимович:

“Олеся Станиславовна, я приеду впритык, а Рената Рустамовна занята на кухне, к тому же я обещал её отпустить в десять. Пожалуйста, заберите у меня в кабинете возле стола подарок Косте и положите под ёлку, если Вас не затруднит”

Впритык, значит… Хоть бы успел, ужасно не хочется видеть разочарование на лице у мальчика.

“Хорошо. Там будет открыто?”

“Да, я разблокировал замок”

Смотрю по полосе прокрутки – до конца главы немного осталось. Дочитаю и схожу. Времени много ещё.

Но не заглянуть на следующую страничку, чтобы узнать, куда же привезли бедную Лили, я не могу. Уж очень интересно. А потом мне звонит мама. Потом я снова возвращаюсь к книге, обуреваемая желанием срочно узнать, что же скажет Лили командор, как всё объяснит.

И сама не замечаю, как меня начинает клонить в сон…

Просыпаюсь я будто от толчка. Двадцать два двадцать. Тороплюсь в душ, чтобы сон согнать, а ведь нужно ещё в порядок себя привести.

И тут, ещё до конца не вытеревшись, я вдруг вспоминаю про просьбу Акима Максимовича!

Блин!

Как необязательно-то! Со мной такого ещё не бывало! Уж если я чего пообещаю, то всегда выполняю.

Наскоро вытираюсь, натягиваю одежду и бегу на первый этаж в кабинет хозяина дома. Хоть бы Костя ещё не проснулся.

Дверь действительно оказывается открытой. Я вхожу в кабинет и осматриваюсь. Здесь полумрак, только подсветка в деревянной панели чуть освещает. Чувствую себя как-то неуютно, находясь здесь одна, хотя я же ничего не собираюсь украсть, да и пришла сюда по просьбе хозяина кабинета.

Коробка с подарком стоит у стола, как и сказал Аким Максимович. Я уже хочу её забрать, как вдруг слышу голоса. Они приближаются и уже слышны под дверью. Точнее смех – мужской и женский. И это совсем не такой смех, как когда анекдот рассказывают смешной или кино комедийное смотрят. Это скорее воркование, и прерывается оно влажными звуками и оханьем.

– Вот же мать твою! – всплескиваю руками.

Ещё раз: я пришла сюда по просьбе Акима Максимовича. Стоило бы взять коробку с подарком и просто выйти. Но я почему-то теряюсь и… прячусь за штору.

__________

* речь идёт о Лили и командоре – героях моей дилогии "Источник для звёздного захватчика"/"Наследник для звёздного захватчика"

11

Это была очень плохая идея. Просто отстой. И выйти я уже не решаюсь, и слушать это невыносимо. Безвыходная ситуация. Поэтому я просто стою, сжав зубы, и молчу, мечтая, чтобы они скорее закончили. А лучше и не начали.

– Мне нравится тут у тебя, – рокочет девушка томно. – Стол такой гладкий… мне нравится касаться…

Почему шторы в его кабинете не полный блэк аут? Не просвечивались бы… а эти… Долго стоять, зажмурившись, ведь не получится. У меня с закрытыми глазами быстро начинает голова кружиться. Не хватало вывалиться им под ноги ещё, запутавшись в шторе, как шаурма.

– А мне нравится касаться тебя, – отвечает мужской голос, совершенно точно принадлежащий Акиму Максимовичу. – И лучше к обнажённой.

Желудок сжимается, когда я слышу звонкий шлепок. Не трудно догадаться, куда приземлилась ладонь мужчины.

Вот почему я пошла за подарком в очках? Так бы всё смазано было, ещё и через штору… А снять, пошевелившись, значит выдать себя.

А Аким Максимович и его дама времени не теряют. Он разворачивает её к себе и стаскивает с плеч лямки платья до самой талии. А бюстгальтера на ней и нет вовсе.

Когда Аким Максимович сжимает в ладонях небольшую округлую грудь девушки, у меня почему-то враз пересыхает горло. Будто песка глотнула. Сердце ускоряет ритм, рискуя выдать меня таким громким боем в грудной клетке.

– Как тебе моя новая грудь? – девушка откидывается на стол на локти, демонстрируя округлости. Её длинные светлые волосы ложатся на столешницу.

Новая? Брр. Я вот не представляю, как можно добровольно лечь под нож. Если честно, очень боюсь наркоза, столько случаев слышала, когда люди из него просто не выходили. И ладно, если жизненно важная операцию нужно делать. Ну и крайний случай, если совсем уродство с той же грудью – генетика не очень и пятерых детей выкормила. Но я, честно говоря, сомневаюсь, что у этой девушки в наличии эти факторы.

– Аккуратная. Но ты же знаешь, что я люблю натуральную.

Ох, Аким Максимович, не бережёте вы женское эго.

– Она же мягкая.

– Зато трогать приятно.

Девушка пытается дуть губы, но скорее жеманничает. Но мужчину это совсем не трогает, он разворачивает её и укладывает этой самой новой грудью на стол, а потом задирает ей подол до талии.

Теперь у меня уже не только в горле сухо становится. Щёки, да и вся кожа начинает будто огнём гореть. Стараясь не пошевелить штору, аккуратно поднимаю руку и зажимаю ладонью рот. Собственное дыхание кажется мне слишком громким.

Стыд-то какой наблюдать за этим!

Но то, что происходит дальше, и в сравнение не идёт с тем, за чем я уже наблюдаю. Мне кажется, я настолько сгораю от стыда, что штора сейчас вспыхнет, и я вместе с нею превращусь в пылающий факел.

Ещё один громкий шлепок заставляет меня подпрыгнуть на месте и зажмуриться. Устойчивость тут же теряется, и глаза приходится открыть. Я даже честно пытаюсь смотреть куда угодно, только не на этих двоих. Но игнорировать звуки совсем никак.

– А вот задница мне твоя нравится, – голос у Акима Максимовича хрипит, будто у него горло болит. – Упругая. Смотрю – и стояк штаны рвёт.

Резкий звук молнии, конечно, не от того, что стояк Акима Максимовича сам штаны порвал. Мужчина расстегнул штаны руками. А потом… потом…

Я очень надеялась, что через штору будет не видно. Но кабинет не такой большой, а очки у меня хорошие. Поэтому мне всё чётко видно, как он достаёт свой агрегат… точнее, агрегатище, и, сжав его в кулаке, начинает туда-сюда двигать рукой.

– Так хочешь меня? – мурлычет девушка, изгибаясь. – Куда хочешь?

– В рот для начала, – слышно, что дышит мужчина неровно. – Повернись и возьми его, Инга.

Я здесь, конечно, оказалась ненамеренно, но тем не менее, сгораю от стыда. Наверное, всё же стоило заявить о себе, когда они только ввалились в кабинет, хотя и были уже плотно заняты друг другом.

А ещё… кроме стыда… я чувствую, как моё тело начинает наполняться жаром. Внизу живота будто что-то горячее и тяжёлое образуется, тянет, давит, колени слабеют.

Инга же тем временем разворачивается и плавно опускается на колени. Берёт агрегат Акима Максимовича в руки и перехватывает инициативу. А потом наклоняется и… я снова рефлекторно закрываю глаза. И снова едва ли не пошатываюсь. Проблемы с вестибуляркой сегодня меня как никогда подводят. Я всегда сетовала на то, что совершенно не переношу движение в транспорте, работу специально ближе к дому искала. А когда место в этой школе предложили, то даже квартиру в ипотеку рядом купила. Чтобы не пришлось ездить на автобусе. Мне легче пешком лишние двадцать минут пройти.

Сейчас же ни к каким хитростям не прибегнуть. Приходится внимать происходящему.

– Глубже, Инга, глубже давай, – Аким Максимович сжимает в кулаке волосы девушки и начинает помогать ей двигать головой. – Ты сегодня что-то не стараешься. Это и есть твой новогодний минет?

Новогодний минет?

Вот это словосочетание. Новогодняя ёлка, новогодний подарок, новогодняя дискотека. Но… минет?

Кажется, мой словарный запас пополнился. Хотя и против воли.

Несколько минут тишины обусловлены стараниями Инги, а потом резкий выдох Акима Максимовича заканчивает это новогоднее… действие.

Почему я не могу превратиться в жука, как журналистка из “Гарри Поттера” и свалить отсюда? Вместо того, чтобы сейчас уложить волосы, сделать лёгкий макияж и отправить поздравления друзьям и близким, я стою тут за шторой и наблюдаю, как бандит-похититель трахает одну из своих подружек.

У меня будет психологическая травма. Я прям чувствую, как она уже формируется. Придётся часть заработанного за занятия с Костей потратить на психотерапевта.

Аким Максимович, между тем, уже восстановил силы и водрузил свою спутницу голой задницей на стол.

Берётся за её щиколотки и широко раздвигает ноги. А мои собственные подкашиваются. Приходится сильно постараться, чтобы устоять на месте. По спине от напряжения уже аж пот стекает. Ещё и радиатор отопления сзади греет.

Девушка вскрикивает, когда Аким Максимович внедряется в неё. И… я почему-то верю, что она не просто впечатлить его пытается.

Имеет он её довольно жёстко. Может, ей так очень нравится, но мне кажется, что он старается исключительно для себя. То на спину положит, то снова грудью на стол, то почти стоя.

Темп не сбавляет, двигается и двигается, бесконечно жёстко вбиваясь. Мышцы на заднице видно как работают. Его руки шарят по её телу, то сжимают, то гладят, а кожа при этом горит у меня. И бёдра, к стыду своему, дико напрячь хочется.

Мне уже даже жалко девушку становится. Кажется, будто она выдохнется вот-вот и сознания лишится. Но она вдруг изгибается в его руках и протяжно стонет. Он же ещё делает пару сильных толчков и замирает, резко выдохнув.

А потом… потом на мгновение бросает взгляд в мою сторону, и у меня сердце останавливается от страха, что он меня заметил.

Это будет невероятный позор. Просто разгромный. Я же с ума сойду от стыда. Сгорю заживо.

Но, кажется, посмотрел он совсем не на меня. Тут же между шторами на стене часы, точно.

Аким Максимович поддтягивает штаны и, тяжело дыша, идёт к бару.

– Виски будешь? – спрашивает девушку, которая сползает со стола и оседает на пуфике в углу. Выглядит она прилично измученной.

– Давай лучше шапманского, – она кое-как подтягивает свои ноги одну к другой. – Новый год же как-никак.

– Нет шампанского тут у меня.

– В машину закажи.

– Я не поеду. Но тебе могу заказать.

Эта Инга зависает. Хмурится, а потом недовольно оттопыривает нижнюю губу.

– Но ведь нас ждут у Марка. Что значит, ты не поедешь.

– Я разве не по-русски тебе сказал? – в голосе Акима Максимовича проскакивает явное раздражение. – Не поеду. У меня сын. Сегодня праздник. Я обещал ему.

– И что? – она поднимается на ноги и одёргивает платье. – Он что, с няньками не может побыть? Найми ему аниматоров.

– Давай я тебе найму аниматора, а? – отставляет со стуком стакан. – А вообще, с какой стати-то? Сама наймёшь.

– Ты грубый, Аким!

– А ты берегов не видишь, Инга.

Она, видимо, понимая, что вот-вот крупная рыба с крючка сорвётся, подаётся к нему, но Аким Максимович тормозит девушку, придержав за плечо.

– Распоряжусь, чтобы тебя отвезли к Марку. Шампанское в машину попрошу принести, а теперь давай на выход, Инга. Времени много, а мне ещё в душ надо. Скоро сына будить.

Подхватив с пола упавший в порыве страсти клатч, Инга, стуча каблуками, вылетает из кабинета Акима Максимовича. Он и сам не спеша покидает помещение.

А я… я, наконец, свободно выдыхаю и пытаюсь расслабить затёкшие мышцы. Стоять истуканом так долго весьма непросто. Особенно для такой неспортивной меня.

Охренеть, я попала. Слава Богу, что не заметили. Теперь надо хватать подарок и сматываться отсюда.

Если бы ещё так ноги не тряслись…

12

Я жду ещё несколько минут. И лишь убедившись, что Аким Максимович окончательно ушёл, осторожно сначала выглядываю из-за шторы, а потом уже выхожу. Поправляю ткань, как было, и вдруг застываю. Мысль о том, что он мог запереть кабинет на электронный замок, простреливает в мозгу.

Блин!

Это будет эпичный провал.

Встав на цыпочки, я подбегаю к двери и осторожно нажимаю на ручку. Та поддаётся, а я выдыхаю с облегчением.

Надо поторопиться. Времени уже много.

Бросаюсь к столу, хватаю коробку с подарком для Кости и так же на цыпочках покидаю кабинет. И даже ручку за собой зачем-то рукавом протираю, будто кто-то начнёт снимать мои отпечатки пальцев.

Торопливо петляю по коридорам в сторону гостиной, чтобы оставить подарок под большой красивой ёлкой. Времени уже четверть двенадцатого, скоро Костя проснётся.

Никого не обнаружив в гостиной, я быстро запихиваю коробку под ёлку, поправляю на ней бант и уматываю к себе в комнату. Учитывая габариты дома, это занимает время.

Оказавшись у себя в комнате, я закрываю дверь и приваливаюсь к ней спиной, прикрыв глаза.

Вот это квест, мать твою.

Вот же угораздило.

Сердце в груди колотится, не позволяя дышать ровно и вообще успокоиться. Картинки стараний этих двоих на рабочем столе Акима Максимовича всё ещё стоят перед глазами. Будто на веках отпечатались. Непроизвольно воспроизводятся, заставляя кожу снова воспламениться.

Мне срочно нужен душ. Снова. Смыть с себя странное липкое ощущение, появившееся после увиденного. Да и вообще… остыть не помешает.

Подбираю волосы повыше в пучок и встаю под воду. Так хочется и лицо подставить под струи, но волосы намокнут и высушить уже не успею.

Вода касается кожи, и приходится сделать её более прохладной, потому что… тело странно чувствительное. Как когда температура, и ты чувствует каждое касание одежды, только чуть иначе. Будто тысячи маленьких импульсов бегут по коже, сливаясь в необъяснимую дрожь.

Зажмуриваюсь и поворачиваю кран на холодную.

– Ох-хо! – вскрикиваю, отскочив тут же в сторону.

Мера оказалась слишком крайней. Но зато помогло.

Времени уже в обрез, нужно поторопиться. Костя ведь ждать будет. Да и Акиму Максимовичу я обещание дала. Правда, как смотреть теперь ему в глаза, я не знаю. А не в глаза уж совсем лучше не смотреть.

Волосы в душе хоть и не намокли, но всё же потяжелели и легли лёгкими волнами. Выравнивать уже некогда, но и так выглядит красиво. Поэтому я их лишь немного взбиваю и откидываю за спину.

Который год уже решаю остричь их хотя бы до плеч, а лучше каре бы, но прихожу в салон и прошу только кончики подровнять. Мама говорит, что взрослые женщины длинные волосы не носят, а мне кажется, без свой копны это уже буду не я. С чем уж, а с волосами мне повезло – густые, послушные, не ломаются особо. Как-то я пришла в салон и попросила сделать меня блондинкой, но стилист отказала и долго убеждала не портить краской свой глубокий шоколадный цвет.

Натягиваю тёмно синее платье тонкой вязки, которое заказала через сайт, как и сказал Аким Максимович. У меня такое уже было, только зелёное. Удобное и недорогое. Правда он хмыкнул, когда общую сумму за одежду увидел. На моё оправдание, что сам запретил мне за своими вещами съездить, высмеял, сказал, что учителя живут уж слишком экономно.

Ну, будет царём-батюшкой, пусть нам зарплаты сделает как у министров, тогда и одеваться дороже будем.

Лёгкий макияж и даже немного блёсток на скулы делают мой внешний вид более праздничным, и я, удовлеторённая своим сносным видом, бегу в гостиную.

Когда вхожу, из-под ёлки как раз торчит пятая точка Кости в пижаме с медвежатами.

– Смотри, Олеся Станиславовна, что мне Дед Мороз принёс! – воскликает он, выползая и бросаясь ко мне.

– Вау! – округляю глаза. – И что же там?

– Я и сам пока не знаю, – пожимает плечами Костя. – Сейчас выясню.

Он убегает с коробкой к дивану и начинает вскрывать обёртку, а в гостиную как раз входит хозяин дома с бутылкой шампанского в руках.

– Прекрасно выглядите, Олеся Станиславовна, – улыбается, глядя на меня, а я сцепляю зубы, потому что в голове, при виде Акима Максимовича, всплывает словосочетание, пополнившее буквально минут сорок назад мой словарный запас.

– Спасибо, – киваю, а когда он подходит ближе, говорю, чтобы не услышал Костя. – Рада, что вы успели.

– Я торопился, – отвечает, сделав серьёзное лицо.

Я видела, да. Так торопился, что Инга едва потом отдышалась.

– Папа, Олеся Станиславовна, смотрите, это Бамблби! – Костя демонстрирует нам большого робота, как из мультфильма. Игрушка явно со всякими наворотами. В такой ещё надо суметь разобраться, чтобы играться. Но Костя, уверена, в два счёта это сделает. У него с техникой дела обстоят куда лучше, чем с буквами и цифрами.

– Так, уже почти полночь, давайте за стол, – командует Аким Максимович.

Стол, кстати, выглядит шикарно. Красная скатерть, на ней белоснежные тарелки, высокие свечи, ветка ели, украшенная лентой. Накрыт на троих.

Блюд немного, потому как и есть вроде бы некому особо, но выглядит всё красиво и интересно. Морепродукты, тарталетки, канапе, овощи и фрукты.

Аким Максимович включает большую плазму, а там уже президент заканчивает своё выступление.

Я присаживаюсь на бархатный стул с высокой спинкой, любезно отодвинутый Акимом Максимовичем и очень сильно стараюсь не цепляться взглядом за его кисти и длинные пальцы, потому что перед глазами тут же всплывает яркий, недавно просмотренный калейдоскоп кадров, как он этими руками… а потом ими же… уф.

Костя усаживается в обнимку с роботом и с блеском в глазах смотрит на экран телевизора, на котором уже появился большой циферблат и начали бить куранты. Судя по всему это его первый Новый год не в кровати, да ещё и отец рядом. С ним и для него здесь.

Громкий хлопок вылетевшей из бутылки с шампанским пробки заставляет вздрогнуть. Костя поднимает стакан с соком, а Аким Максимович предлагает мне взять бокал.

– С Новым годом! – успевает он сказать на предпоследнем ударе курантов, и мы сводим наши бокалы вместе до звона.

Очень странно и неожиданно я вхожу в две тысячи двадцать четвёртый. Отмечать одна я уже привыкла, и обычно в этот момент салютовала шампанским президенту через экран. А тут… чужой ребёнок, малознакомый мужчина… Странно всё это, непривычно, как будто не я тут, а просто подглядываю за кем-то.

– С Новым годом, – улыбаюсь и подношу бокал к губам.

И тут я зачем-то поднимаю глаза на Акима Максимовича. Напарываюсь на его взгляд. Я даже не могу описать то, как он смотрит. Всего мгновение, потом поворачивается к сыну, но это мгновение отпечатывается где-то внутри меня. Внимательный, пронзительный, алчный. Будто он знает, что я их видела.

Нет-нет, мне кажется. Они меня совершенно точно не заметили, я стояла тихо-тихо, шевелиться боялась и даже дышала осторожно.

И пока мы сидим за столом, я убеждаюсь в том, что я права и совсем расслабляюсь. Пара часов пролетает легко и непринуждённо. Болтает в основном Костя, рассказывает про своего робота и про любимый мультфильм. Я даже немножко чувствую себя причастной к тому, что у отца с сыном получился такой вечер вместе. Думаю, у них это не часто происходит.

Аким Максимович даже на танец меня приглашает, когда по телевизору в новогодней передаче включают какую-то лирическую песню. Вокруг нас скачет Костя, так что я даже не успеваю смутиться от ощущения, как тёплая мужская ладонь ложится мне на поясницу, а выпитое шампанское начинает немного кружить голову.

– Рената Рустамовна оставила нам десерт в холодильнике, – после небольшой отлучки в гостиную возвращается Аким Максимович. – Что-то тут ягодное со сливками, кажется.

Десерт оказывается очень даже вкусным. Костя уплетает всё, хотя вполне себе наелся и до этого. А потом он как-то совсем быстро соловеет. Всё же ребёнку нужно спать ночью.

– Давай, дружок, забирай своего робота, и я отведу тебя в постель, – говорит ему отец.

Представить, что далее новогоднюю ночь мы проведём втроём – я, бандит-похититель и алкоголь, мне становится сложно. Особенно после того, что я наблюдала с его участием каких-то пару часов назад.

– Я тоже спать, – встаю, пока Костя сонно ковыляет к дивану за роботом. – Устала. Но, наверное, сначала надо бы со стола убрать.

– Не нужно, через час придёт горничная и всё сделает, – Аким Максимович тоже встаёт и кивает мне.

Спорить с ним не буду, я уже действительно чувствую себя уставшей и сонной.

До лестницы на второй этаж мы идём вместе.

– Спокойной ночи, – говорю мальчику и Акиму Максимовичу.

И когда я уже собираюсь свернуть в свою сторону, Костя проходит чуть вверх, а его отец внезапно тормозит. Всего на несколько секунд, но эти секунды заставляют меня задохнуться.

– Спокойной ночи, маленькая милая училка, – вдруг выдыхает мне прямо на ухо Аким Максимович, откинув пальцами прядь волос за плечо. Его губы так близко, что я чувствую кожей его горячее дыхание. – Надеюсь тебе приснятся горячие сны после того, за чем ты имела сегодня возможность так внимательно наблюдать.

Он, подмигнув, уходит наверх по ступеням, а я, остолбенев, остаюсь сгорать со стыда, а потом стремглав бросаюсь скорее к себе в комнату.

13

Чтобы утром выйти из комнаты и заставить себя спуститься вниз к завтраку, мне нужно очень постараться.

Он знает. Видел меня. Заметил. И не преминул об этом сказать.

Как представлю, что Аким Максимович всю новогоднюю ночь сидел, разговаривал со мною, смеялся, пил шампанское, танцевал даже и потешался про себя. Ждал удобного момента, чтобы отпустить шпильку и посмотреть на мою реакцию.

Ну что ж… Ему удалось подобрать момент. Завязать меня на узел.

Молчал бы уже, раз в курсе!

Позорище-то какой. Стыд! Срам!

Как смотреть-то ему в глаза?

Будь моя воля, я бы сейчас тихонько улизнула и сбежала. Но… в том и дело, что воля-то и не совсем моя.

Да и Костю жаль, мы ведь уже начали работать.

Сползаю с постели и с опаской подхожу к зеркалу, боясь увидеть вместо кожи на лице иссохший пергамент. Щёки-то, мне кажется, даже во сне не переставали гореть. Во сне особенно, кстати…

Но я что, сны контролировать могу? Не могу, конечно. Никто не может. Я и не помню особенно, что там снилось мне под шампанским, только какое-то общее ощущение осталось. И уж лучше не анализировать, что это за ощущение…

С кожей лица всё оказывается в порядке, слава Богу. Я иду в душ и стою под водой так долго, что потом, спохватившись, что времени много, решаю уже не мыть голову.

Наскоро вытираюсь, привожу себя в порядок, волосы сворачиваю в высокую гулю на голове, одеваюсь и, всё же, решаюсь выйти из комнаты.

Спускаюсь на кухню, где бессменная Рената Рустамовна вместе с поваром колдуют над тестом. Амина перетирает тарелки у стола возле окна, а лысый возле стойки с аппетитом уплетает кусок торта.

– Доброе утро! – улыбаюсь. – Всех с новым годом!

– Привет, репетиторша, – с полным ртом салютует мне Сергей, а я внутри себя уже даже и не нахожу на него сильной злости. Наверное, рассказ Ренаты Рустамовны повлиял, хотя, конечно, я ещё весьма сердита за похищение и уж особенно за поездку в тёмном багажнике.