Военная рубашка Вождя Медведей

Глава 1

Видение вождя Медведя

В сентябре 1901 года мистер Генри Симпсон, военный секретарь, и его друг Уильям Сьюард поднялись на вершину горы Вождь, и там, куда не могли подняться бизоны, они нашли старый, выветрившийся бизоний череп. Как он мог там оказаться?

Гора Вождь. В давние времена черноногие дали ей название Нина Истаки, Гора-Вождь, и первые искатели приключений из компании Гудзонова Залива переняли это название у черноногих. Высотой 11460 футов, она находится на северо-восточном краю нынешнего национального парка Глейсир, штат Монтана. Её северный, восточный и южный склоны представляют собой сплошной утёс; восточный склон порос соснами, но последние триста ярдов до её плоской вершины делается крутым, и дальнейший подъём по нему труден даже для опытных восходителей.

Я, несомненно, единственный из живущих белых, кто знает, как оказался бизоний череп на вершине горы Вождь, и теперь, когда мне восемьдесят четыре года, я напишу всю эту историю, историю об интересных индейских верованиях и большом приключении.

В июне 1877 года моя мать дала мне разрешение отправиться на территорию Монтана поохотиться на бизонов, и я обещал вернуться осенью, чтобы приступить к учёбе в военной академии Пикскилл, где был студентом (я не возвращался до осени 1880 года, и три недели спустя снова вернулся в Монтану; цивилизованная жизнь приводила меня в ужас!)

Десятого июня 1877 года в Сент-Луисе я поднялся на борт парохода «Дальний Запад», который поднимался по Миссури, и через определённое время прибыл в форт Бентон, Монтана. Там я встретил известного торговца с индейцами, Джозефа Киппа, отец которого, капитан Джеймс Кипп, занимал большую должность в Американской Мехоторговой компании, а мать, Сакуй Анки, была из племени манданов и стала мне второй матерью. Мы с Киппом стали очень дружны. Я отправился вместе с ним на его торговый пост, форт Конрад, на реке Мариас, в восьмидесяти милях к северо-востоку от форта Бентон, и так началось наше тесное сотрудничество, которое продолжалось до его смерти в 1913 году.

Вскоре после моего прибытия в форт Конрад могучее племя пикуни, входившее в конфедерацию черноногих, встало лагерем в долине реки Мариас, и Кипп представил меня вождям, шаманам и другим видным членам племени. Я участвовал с ними в больших охотах, одновременно изучая их язык и заодно язык знаков – удивительно выразительный и общий для всех кочевых племён равнин, от Саскачевана в Канаде до границы с Мексикой. В течение года я овладел обеими этими языками.

Словно это случилось вчера, я во всех деталях помню тот июньский день 1878 года, когда священная рубашка Вождя Медведей, защищавшая его в сражениях, была украдена, и столь же хорошо помню я наше длинное и стоившее много крови путешествие в попытке её вернуть. Было триста вигвамов племени пикуни, стоявших на небольшой равнине в нижней части нижнего из озёр Двух Талисманов – сейчас это Нижнее озеро Двух Талисманов в национальном парке Глейсир. Я говорю «мы», потому что был и до сих пор остаюсь членом этого племени, поскольку меня усыновил один из его вождей, старый храбрец Бегущий Журавль. В то время я жил вместе с Вождём Медведей – высоким, пропорционально сложенным, красивым, с длинными волосами воином возрастом около тридцати зим. Две его жены были сёстрами – обе были среднего роста, приятной внешности, среднего роста, стройные, и косами такими длинными, что их концы спускались ниже колен. Старшая, Лиса, его сидящая-рядом-женщина, разделяла с ним его лежанку в задней части вигвама. Лежанка Барсучихи была в южной части вигвама, моя в северной. Вход в вигвамы черноногих всегда обращён на восток.

К вигвамному шесту за лежанкой Вождя Медведей были привязаны его священный щит, бывший для него сильной защитой, военный головной убор и военная рубашка; щит был в чехле из оленьей кожи, а головной убор и рубашка в разрисованном и покрытым вышивкой парфлеше цилиндрической формы, примерно десяти дюймов диаметром и два фута длиной.

Тем утром, перед самым рассветом, Лиса поднялась первой.

– Ки кистапи, тапикс, нипуот! (Поднимайтесь, бездельники, – крикнула она, снимая щит своего мужчины, вынимая из парфлеша головной убор и рубашку и вынося их наружу, чтобы повесить на треноге из покрашенных в красный цвет шестов из сосны, стоящей позади вигвама, рядом с ним. Так делалось всегда в безветренную погоду, чтобы Солнце могло и далее изливать на них свои священные, дающие силу лучи. Вождь Медведей и я, завернувшись в одеяла, поспешили присоединиться к сотням мужчин и мальчиков, купающихся в озере. Летом и зимой купание каждое утро было неизбежным долгом для всем черноногих мужского пола, начиная с трёхлетнего возраста. Летом девушки и женщины купались после мужчин; зимой они ходили в построенные ими хижины для потения.

Солнце едва поднялось, когда мы с Вождём Медведей вернулись с озера, переоделись и привели в порядок волосы. Женщины поджарили для нас оленьи рёбра и приготовили котелок с кутенайским чаем, но поесть там нам не пришлось. Как обычно, многие мужчины стояли у входов в свои вигвамы и криками приглашали своих друзей поесть и покурить. Мы слышали Красного Орла, сильного шамана, владельца древней священной трубки Гром-Птицы, который исполнял свой обычный обряд, состоявший из молитв, песен и танцев, и выкрикивал наши имена вместе с именами других друзей. Его вигвам был большим, сшитым из двадцати шкур бизоних, выделанных так, что они стали мягкими и белыми, раскроенных и сшитых с помощью ниток из жил. На его южной и северной сторонах, ближе к верхней части, были нарисованы большие чёрные птицы, говорившие о его священной трубке. На задней части вигвама, у самого верха, был чёрной и красной краской нанесён рисунок, похожий на мальтийский крест – это был знак бабочки, приносящей добрые видения, или, как говорят белые, сны.

Когда мы вошли в вигвам, Красный Орёл приветствовал нас словом «Окай» и пригласил сесть на лежанку одной из четырёх его жён, в северной части вигвама. Женщины собрались в южной стороне, где готовили нам угощение. Другими гостями были Древний Человек, Белая Антилопа и Маленькое Перо из нашего племени: Белый Бобёр из Плоскоголовых и Медвежья Шапка из кутенаи. Примерно за месяц до этого дюжина семей из этих племён пришли в наш лагерь из местности к западу от Скалистых гор, чтобы поохотиться вместе с нами, и с тех пор пользовались нашим гостеприимством.

Скоро мы ели то, что приготовили женщины – жареные рёбра толсторога. Варёную дикую репу, вкусный густой суп. Когда трапеза закончилась, Красный Орёл наполнил большую каменную трубку – не священную – ароматной смесью из табака и трав, которая нам нравилась, и мы по очереди покурили. Накануне днём воинское сообщество Безумных Псов, к которому принадлежали Вождь Медведей и я, устроило свой священный танец, и сейчас, поскольку несколько наших гостей сказали о том, что им это было интересно, один из них, Белый Бобёр из племени Плоскоголовых, сказал Вождю Медведей на языке знаков:

– Друг мой, военная рубашка, которая была на тебе во время танца, очень красивая. На груди красным вышито Солнце, на спине синим Утренняя Звезда, рукава украшены шкурками горностая – они особенно красивые. В ней только один большой недостаток – ты сделал в ней много маленьких дырочек; если ты будешь носить её зимой, тебе будет холодно.

На это Вождь Медведей словами и знаками ответил:

– Друг мой, моя военная рубашка сделана так, как сказал мне в моём видении мой священный помощник. Он особенно указал на то, что я должен сделать в ней много дырочек, чтобы из не сделали вражеские пули, стрелы или ножи. Да, друг мой, эта рубашка была на мне в семи битвах с нашими врагами, и ни разу я не получил даже легкой раны.

При этом Белый Бобёр и Медвежья Шапка хлопнули себя по губам, выражая тем своё удивление, и оба знаками сказали:

– Твоё видение. Расскажи нам о нём.

Вождь Медведей, искоса глянув на Красного Орла, сказал ему:

– Человек Солнца, святой человек, быть может, сейчас не время и не место мне сделать то, о чём ты просишь.

– О, расскажи о нём, расскажи всё! Я никогда не устану слушать рассказ о твоём видении, – ответил Красный Орёл, и другие его поддержали. И Красный Орёл добавил: – Начни свой рассказ. Прямо сейчас! Я буду набивать трубку, если понадобится.

– Я видел ещё немного зим, когда начал просить отца позволить мне пройти священный пост, – начал Вождь Медведей. – Но он всегда отвечал, что я недостаточно взрослый и недостаточно опытен для того, чтобы уметь правильно молиться Солнцу, чтобы оно дало мне мощное видение, видение, которое покажет мне того, кто станет моим священным защитником, и тем даст мне возможность прожить до преклонных лет. Миновала моя двадцатая зима, потом лето, и от Медвежьей реки (Мариас) мы перебрались на север и поставили лагерь в прерии недалеко от нижнего конца Первого Внутреннего озера (Св. Марии). Там, день за днём, я смотрел на гору Вождь, которая была недалеко к северу от нас, и думал, что её вершина была бы для меня хорошим местом, чтобы выдержать пост. В нашем вигваме однажды вечером я сказал об этом, и моя мать воскликнула:

– О, нет! Не поднимайся туда, это так далеко от нас. Выдержи свой священный пост где-нибудь поближе, чтобы мы могли каждый день видеть тебя, знать, что ты в безопасности, пока голодаешь и молишься.

Но мой отец сказал:

– Ты прав, сын мой. Пойди туда, далеко от нашего лагеря, и никто не появится там, чтобы нарушить твой пост, твой сон, в котором ты ищешь видение. Завтра мы попросим Пятнистого Медведя помолиться о тебе, и на следующий день я отправлюсь туда с тобой.

– О, нет! Не туда! Это так высоко! Так далеко от нас! О муж мой, прояви жалость к нашему сыну, ко мне! – воскликнула моя мать.

– Прекрати эти разговоры, женщина, – ответил мой отец. – Я хочу, чтобы наш сын отправился туда, потому что там так высоко, и там он будет намного ближе к Солнцу и Вышним, которым должен молиться о помощи в послании ему священного видения.

Так что на следующий день Пятнистый Медведь, владелец священной трубки Языка Вапити и свёртка, нарисовал на моём лбу красное солнце и с помощью нескольких своих друзей-жрецов провёл для меня длинный ритуал из танцев, песен и молитв. На меня это произвело столь сильное впечатление, что, когда он велел мне взять трубку и танцевать с ними вместе, я плакал.

На следующее утро мы с отцом оседлали лошадей и отправились к горе; я взял с собой две бизоньих шкуры, чтобы было на чём лежать. Мы недалеко отошли от лагеря, когда поднялись на невысокий скалистый кряж и мой отец, велев остановиться на его хребте, указал мне на белый бизоний череп, сказав:

– Сын, как ты знаешь, родился ты на том самом месте, где теперь стоит наш лагерь. В день твоего рождения я поднялся сюда, чтобы поохотиться, и увидел пасущегося здесь одинокого бизона, оставил лошадь, подкрался поближе и убил его. Тем утром твоя мать сказала, что ей хочется печенки. Что ж, в тот день, ещё до полудня, она съела два куска печени, которые поджарил для неё мой отец. Когда твоя мать закончила есть, то сказала:

– Мой мужчина, Солнце благоволит нам; сегодня оно многое сделало для нас. Я хотела сына. Я его получила. Я хотела печенки, и ты принёс мне большой кусок.

– Сын мой, – сказал мой отец. – Я уверен, что этот череп принесёт тебе большую удачу. Я хочу, чтобы ты взял его и использовал вместо подушки. Я также советую тебе молиться ему.

С этими словами он поднял череп, мы поехали дальше и скоро оказались среди сосен, покрывавших крутой западный склон большой горы. Скоро склон стал таким крутым, что нам пришлось часто останавливать лошадей, чтобы дать им возможность отдышаться, но всё же добрались до верхней границы сосен, там привязали их и дальше пошли пешком, поднимаясь по крутому каменному склону, часто останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Наконец мы добрались до вершины – длинной, но неширокой, на которой нашлось плоское место. Там я расстелил бизоньи шкуры, а мой отец положил рядом бизоний череп; здесь, на этом высоком ровном месте, мне предстояло держать свой пост. Мы молча постояли там некоторое время, глядя на окрестности с этой высоты. Далеко на востоке, ясно видимые, были наши Катойстс, или холмы Сладкой Травы. На юго-востоке, еще дальше, мы могли видеть, хотя не так ясно, вершины наших Ипситсистс, гор Высокого Леса. Я любил наши горы, ближние и дальние, наши почти бесконечные бизоньи равнины, и более других я любил эту высокую гору Вождь, на вершине которой мы стояли.

Долго мы с отцом стояли и смотрели на наши горы и равнины, и наконец он сказал:

– Сын мой, я должен уйти и оставить тебя поститься, ожидая своего священного видения. Молись почти непрерывно. Особенно молись Солнцу, Луне, Утренней Звезде, Семерым (Плеядам) и Большому Ковшу, чтобы они помогли тебе. Завтра, и в середине каждого дня я буду приходить с лошадьми с нашими лошадьми к тому месту, где они сейчас привязаны, и буду ждать почти до заката – не спустишься ли ты и не отправишься ли со мной домой; это случится, когда ты получишь своё видение. Ведь если это продлится долго, ты будешь голоден и слаб, чтобы дойти до дома пешком. Будь храбр и помни о том, что твоя мать и я, Красный Орёл, Пятнистый Медведь и другие твои друзья будут молиться о том, чтобы ты скорее смог получить своё видение.

С этими словами он покинул меня.

Я расстелил бизоньи шкуры, лёг на них, положив под голову бизоний череп, и стал молиться Вышним, чтобы те проявили ко мне милость, послали мне сильное видение. Я долго лежал и всё время молился, молился, но уснуть не мог. Я встал с лежанки, сел на краю утеса большой горы и посмотрел вниз на наши равнины. Я мог видеть, вблизи и вдали, стада бизонов – одни паслись и отдыхали, другие вытягивались в длинные линии, направляясь к родникам или от них. Недалеко стадо бизонов бежало от ручья Верёвки Натянутой Поперёк (ручей Ли). Несколько охотников из братского нам племени Кровь гнались за ними на своих быстрых охотничьих скакунах, оставляя за собой богатую добычу, подумал я. Потом появился орёл, в когтях которого висел заяц. Он сел недалеко от меня и стал разрывать зайца своим острым клювом и поедать его. Это заставило меня вспомнить о том, что я голоден. Солнце любит орлов, позволяет им подниматься к нему ближе, чем другим птицам.

– О ты, летающий высоко, всегда удачливый добытчик нужной тебе пищи, помоги мне скорее получить видение, нужное видение, – молился я.

Закончив есть, орёл взлетел, четырежды облетел вокруг меня и улетел на запад. Он облетел меня четыре раза, подумал я, священное число. Ха! Может быть, так он сказал мне, что поможет.

Я сидел так на краю утёса, пока Солнце не ушло в свой дом на далёком острове; потом я вернулся к своим бизоньим шкурам и улегся между ними, положив голову на бизоний череп. Долго, долго молился Солнцу и Вышним, чтобы они помогли мне, но Семеро, поворачиваясь, дали мне понять, что уже полночь, когда я наконец заснул. Я спал, пока восходящее Солнце не разбудило меня, но видения не было. Я очень страдал от отсутствия еды и воды. Ищущие священного видения не могут есть, но пить могут. На вершине северного склона горы я видел длинную широкую полосу ледника. Я подошёл к ней, своим ножом отколол несколько маленьких кусков и положил один в рот, чтобы он там медленно таял, и так утолил свою жажду, которая теперь стала слишком сильной, чтобы я мог продолжать молиться о ниспослании мне священного видения. Весь день напролёт я просидел на краю утёса и часто молился вышним и всем животным и птицам, которых мог увидеть. Среди мелких сосен у подножия утёса было много вапити и оленей, которые терлись друг о друга, о деревья и кусты, потому что не могли спокойно лечь и поспать из-за туч мух. Я жалел их и просил их пожалеть меня и помочь мне получить священное видение.

Когда Солнце спустилось за Хребет (Скалистые горы), я подошёл к леднику, съел ещё немного льда, а потом лёг на свою лежанку, и молился Вышним дольше, чем прежде, чтобы они пожалели меня и помогли получить священное видение. Скоро я уснул. Солнце, светящее мне в глаза, разбудило меня, и я почувствовал грусть: никакого сна я не видел. Может, это потому, что в прошлом я оскорбил Вышних? Я вспомнил, что, когда мне было всего несколько зим, я однажды нашёл шкурку выдры, привязанную к ветке дерева. У моего отца было три шкурки выдр, которых он поймал в капканы. Он и мама часто говорили о припасах, которые они смогут получить за них в доме торговца – сахаре, чае, муке, патронах, одеялах. Что до меня, то мне был нужен сахар, много сахара, и за эту шкурку выдры мама сможет купить его много, и всё для меня одного. Я стянул шкурку с ветки и прибежал с ней в наш вигвам, крича:

–Мама, смотри! Это моя шкурка выдры; ты сможешь получить за неё для меня много сахара.

– Мальчик, где ты её взял? – крикнул отец.

– Там, в лесу. Она была привязана к дереву.

Тут же мама моя зашлась криком, а отец яростно проревел:

– Ах ты мерзкий, ничтожный мальчишка! Ты украл чьё-то приношение Солнцу! Теперь оно рассердится на тебя, на твою мать и меня за то, что ты наш сын! Так или иначе, но оно заставить нас страдать за то, что ты ему причинил.

С этими словами он схватил меня за руку и выволок из вигвама, и там мы стояли; он снова и снова кричал, что я украл чью-то шкурку выдры, пожертвованную Солнцу, и тот, кто это сделал, должен подойти и взять её. Люди выбегали из своих вигвамов, чтобы всё услышать, и я услышал от стоявших ближе к нам, что я совершил ужасный грех – кража священной жертвы может заставить Солнце рассердиться на всё племя.

Хромая, со стонами, пришёл старый Красная Ворона и сказал, что я украл его приношение Солнцу. Мой отец отдал ему шкурку выдры. Он был рад получить её и поторопился снова привязать её к ветке дерева; мы пошли с ним. Там мы помолились Солнцу, уговаривая его простить мой грех. Мой отец нёс большую каменную трубку, мама – красиво расшитые мокасины, которые она сделала для меня. Они привязали их к другой ветке дерева, умоляя Солнце принять их, простить причинённую ему мною обиду, пожалеть меня, помочь мне, и даровать нам всем долгую и счастливую жизнь.

Ну что же, Солнце, похоже, удовольствовалось их жертвами и отблагодарило дарителей; ведь зиму за зимой и лето за летом мы процветали, о чём бы ни шла речь. но теперь, когда я молился ему, прося его помощи в послании мне видения, я его не получал. Было причиной то, что я в давние времена украл его священную шкурку выдры? Лёжа под бизоньей шкурой, с бизоньим черепом под головой, я дрожал и чувствовал себя слабым. Но я продолжал молиться, пока горло моё не пересохло настолько, что начало гореть, и говорить я больше не мог. Наконец я уснул, но видения мне так и не было дано. О, печаль моя была ужасна.

Молясь, засыпая на бизоньей шкуре, сидя на краю утёса и иногда ходя к леднику за куском льда, я всё слабел и был всё более печален. Наконец настала четвёртая моя ночь на вершине горы Вождь. Четыре – священное число для нас и наших братских племён. Но принесёт ли оно мне счастье? Надежды на это у меня не было. Хотя теперь я мог только шептать, я шёпотом молился Солнцу, Утренней Звезде и всем другим святым, живущим высоко в синеве. Я часто молился и своей подушке, как советовал мне отец. Разумеется, я часто смотрел на Семерых, которые вращались на небосклоне, давая нам, живущим на земле, способ определять время ночью. Наконец я увидел, что они показывают полночь, и тогда я уснул. Белый свет нового дня осветил восток, когда я проснулся, и я был счастлив! Солнце и Вышние проявили милость, послали мне видение.

В своём видении я шёл по поросшей лесом речной долине, кажется, это была медвежья река (Мариас); я просил о помощи всех животных, которых встречал. Но все они отворачивались от меня и уходили своими дорогами. Тогда, обескураженный, я вернулся на лежанку, и далеко подо мной на песчаном берегу реки сидело водное животное, и вот, оно не отвернулось и не уплыло, когда я попросил его о помощи.

– Юноша, – сказало оно, – я пожалею тебя. Я помогу тебе. Вот военная рубашка, посмотри на неё внимательно, очень внимательно.

Ха! Едва оно это сказало, как рядом со мной появился стоящий старик, одетый в странную военную рубашку. Этот старик повернулся ко мне спиной, потом снова лицом, и я увидел, что в его рубашке проделано много маленьких дырочек. И это водное животное сказало мне:

– Юноша, ты должен сделать такую же рубашку, как эта. Ты должен украсить её шкурками горностая; твоя мать должна вышить на её груди красное изображение Солнца, а на спине – синий знак Утренней Звезды, и та должен сделать в ней много дырочек. Юноша, эти дырочки обладают большой силой: они не дадут твоим врагам сделать в неё дырки и так убить тебя. Кроме того, если ты будешь о ней заботиться, эта рубашка поможет тебе во всех твоих предприятиях, и ты сможешь прожить до преклонных лет.

Когда оно это сказало, то и само, и тот старик пропали. Я проснулся. Солнце поднималось. Я оставил ему обе бизоньи шкуры, череп-подушку и, пользуясь своим ружьём как тростью, побрёл вниз к границе сосен. Скоро пришёл мой отец, который привёл для меня лошадь. Я сразу поведал ему о своём видении, и он сказал, что оно очень сильное; что водные животные более любимы Солнцем, чем живущие на земле.

Вождь Медведей и старик из мира теней

На этом Вождь Медведей закончил свой примечательный рассказ о своём видении. Хотя с виду все оставались беспристрастными, но Красный Орёл, который набивал трубку, когда это было нужно, Медвежья Шапка и все остальные выслушали его с большим интересом – для них это видение было доказательством того, что Вышние существуют рядом с людьми. Когда рассказ закончился, слушатели знаками выразили своё одобрение и понимание:

– Солнце добро к тебе, Вождь Медведей. Ты будешь жить долго.

Следует заметить, что ни один из представителей племён черноногих не назовёт точно животное, которое явилось ему в его видении, чтобы не лишиться его магической помощи. Некое водное животное из рассказа Вождя Медведей могло быть бобром, выдрой, норкой или ондатрой.

Было то время года, когда бесчисленные рои жалящих мух наводнили горную местность. Вапити, олени и лось поднимались выше, даже на голые склоны выше границы сосен, чтобы их избежать. Несколько тысяч лошадей из нашего лагеря до того сходили от них с ума, что от рассвета до темноты, будучи не в состоянии спокойно пастись или отдыхать, они терлись друг о друга, а иногда пускались в долгий, быстрый и бесполезный бег. Мы приходили к озеру, чтобы запастись новыми вигвамными шестами, а к этому времени женщины уже нарубили, очистили и высушили то, что нам было нужно, и наши вожди, посовещавшись, решили послать лагерного глашатая объявить, что на следующий день, ради того, чтобы избавить от страданий наших лошадей, мы должны снять лагерь и перебраться на другое место, где мух меньше. Позже Вождь Медведей вернулся с совета и сказал своей женщине и мне, что, поскольку у людей много бизоньих шкур и мехов после зимней охоты, которые они хотят обменять на товары белых, мы должны отправиться к Много Домов (форт Бентон), и встать лагерем на реке Тетон, под самым хребтом к северу от неё. Это была приятная новость для женщин – им были очень нужны новые одеяла, материя для платьев, сахар, бусы и другие необходимые вещи, и теперь они скоро могли их приобрести. Они радостно пели, выполняя свою работу, собирая хворост для костров и готовя ужин.

– Кай! Какитсойт! Давай! Ешь! – сказала Лиса и поставила передо мной и Вождём Медведей тарелки с жареными оленьими рёбрами. А потом добавила: – Солнце село. Я пойду принесу твои священные вещи.

Напевая и пританцовывая, она покинула нас, и продолжала напевать, но вдруг закричала:

– Вождь Медведей! О мой мужчина! Твоя священная военная рубашка! Пропала, украдена, твоя военная рубашка из священного видения!

– О нет! Нет! Её не могут украсть! – воскликнул Вождь Медведей, вскакивая и выбегая из вигвама. Мы с Барсучихой последовали за ним. Толпа уже собиралась вокруг Лисы, причитающей у треножника рядом с вигвамом. Мы с трудом пробились к ней и с трудом поверили своим глазам, когда увидели, что цилиндрический парфлеш, в котором была рубашка, пропал. Вождь Медведей стоял, застыв и молча глядя на треножник и висевшие на нём щит и головной убор. Казалось, он не слышал никого, кто задавал глупые вопросы – как это могла быть рубашка украдена днём, когда она постоянно была на виду у всех, ходивших по лагерю. Всего минуту обезумевший мужчина постоял там, потом медленно вернулся в вигвам, и Лиса ла за ним, неся щит и головной убор, а за ней мы с Барсучихой. Он сел на лежанку и откинулся на неё – самый потерянный мужчина, которого я когда-либо видел. Лиса привязала щит и головной убор на их обычное место над его лежанкой, потом села рядом с ним, привлекла его к себе и печально начала причитать:

– Она пропала, военная рубашка моего мужчины из его видения! Она украдена, военная рубашка моего мужчины! О Солнце! Не злись на него; в том, что случилось, его вины нет. Пусть виноватой буду я; пусть я буду наказана за то, что не смогла внимательнее следить за ней, особенно теперь, когда несколько семей из племён с другой стороны Хребта стоят лагерем вместе с нами!

Глава 2

Охота с помощью пискана

Лиса продолжала причитать, просить Солнце сделать её виновной в пропаже военной рубашки, а Вождь Медведей оставался неподвижен в её руках. Барсучиха, молчаливая и хмурая, сидела, не двигаясь, на своей лежанке. Один за другим пришли наши вожди – Белый Телёнок, главный вождь, и младшие – Бегущий Журавль, Три Звезды, Маленькое Перо, Хвостовые Перья Переходящие Холм, и военный вождь Маленький Пёс. Вождь Медведей не смотрел на них и не говорил с ними, и мне приходилось быть за хозяина. Я приветствовал их, предложил сесть, набил большую каменную трубку смесью табака и каксина и протянул её Белому Телёнку. Он зажёг её с помощью уголька из очага, выпустил несколько затяжек к Вышним и к Матери-Земле, потом протянул её другому гостю, сидевшему справа от него, сказав:

– Лиса, прекрати причитать. Вождь Медведей, друг мой, наберись мужества. Давай попробуем найти какой-то способ вернуть твою священную военную рубашку.

Лиса сразу повиновалась его приказу. Вождь Медведей пожал плечами, выпрямился и сказал:

– Кто мог осмелиться её украсть?

– Один из этих кутенаи или Плоскоголовых, что стоят вместе с нами! Подошёл медленно и осторожно, убедился, что никто на него не смотрит, стащил рубашку с треножника, сунул её под свою накидку и ушёл! – крикнула Лиса.

– Я уверен, что женщина ошибается, – сказал Бегущий Журавль. – Ни один из наших друзей с запада, что стоял лагерем вместе с нами, не осмелился бы взять её; они так же хорошо, как и мы, знают, что Солнце ужасно накажет вора, который заберёт священную вещь.

– Ты прав, – сказал Маленькое Перо. – Они не забыли, как много лет назад один кутенаи, по имени Большая Выдра, украл щит нашего вождя, Низкого Рога, и что несколько ночей спустя вор умер на своей лежанке, прижимая щит к своей груди.

– Если только не безумец, то никто ни из наших друзей, ни из нас не взял бы военную рубашку. А если это не безумец, то, я уверен, это один из наших многочисленных врагов, которые не боятся силы Солнца, с помощью которой была сделана эта рубашка.

– Если это так, то подумайте, насколько безумно храбр был этот вор, наш враг, – вставил я.

– Мы ничего не знаем о наших врагах, кроме того, что сражаемся с ними и многих из них убиваем, – сказал Хвостовые Перья Переходящие Холм. – Быть может, этот похититель военной рубашки сможет спокойно ею владеть.

– Нам остаётся только одно: молиться Солнцу, чтобы оно дало нам видение, которое поможет нам вернуть священную военную рубашку, – с чувством воскликнул Маленький Пёс, и с этим предложением все собравшиеся сразу согласились. Вождь Медведей встал, вытянулся во весь рост и воскликнул:

– Да, мы должны это сделать. Ха! Сейчас внутри меня есть чувство, что Солнце непременно ответит на наши молитвы.

Теперь сам Вождь Медведей набил трубку, и разговор перешёл на то, что утром следует снять лагерь и о том, куда м ы пойдём. Наконец была докурена четвёртая трубка, и Вождь Медведей, выбив из неё пепел, воскликнул:

– Вот! Она докурена! – тем самым предложив гостям удалиться.

Каждый мужчина из нашего лагеря тем вечером, как и каждый вечер, привёл своих быстрых охотничьих лошадей и привязал их рядом со своим вигвамом, где они были в большей безопасности от ночных воров, которые могли пробраться в лагерь. Утром ни одна из них не пропала; но, когда мы пошли собирать свои табуны, пасшиеся в прерии, оказалось, что этой ночью враги там прошлись: из табуна Птенца Ворона было украдено десять лошадей, Маленькая Выдра лишился десяти, и пятнадцать пропало из табуна Одинокого Человека, самого большого, в котором было больше двухсот голов.

– Нам нужно разойтись и попробовать поискать место, где стояли наши враги, потому что там мы можем найти их вещи, которые скажут нам, кто это, – сказал Маленький Пёс, но, хотя мы так и сделали, наши поиски оказались безрезультатными; мы не смогли даже определить, в каком направлении они ушли с нашими лошадьми.

Из-за всего этого мы не снимали лагерь до следующего утра. Наши друзья кутенаи и Плоскоголовые с грустью готовились покинуть нас. Они не могли пойти с нами, и боялись оставаться там без нашей защиты. Они должны, сказали они, на следующий день вернуться в свою западную страну. Было около десяти часов, когда мы, отойдя на милю ниже озера, оставили речную долину и растянулись по зелёной прерии, направляясь на юго-восток. Какое это было прекрасное и волнующее зрелище – растянувшаяся на милю процессия племени пикуни. Далеко впереди, в качестве разведчиков, скакали воины разных отрядов нашего Икани Катсикс (Всех Друзей, как называлось это военное сообщество). За ними двигались наши вожди с некоторыми из наших жрецов Солнца, которых называют шаманами, а дальше, семья за семьёй, на своих затейливо украшенных верховых лошадях, с лошадьми, тянувшими травуа, и нагруженными длинными шестами для вигвамов. За каждым из семейств шел их табун свободных лошадей – их обычно было от пятидесяти до двухсот, некоторые несли поклажу, и мальчики следили за ними. Всё племя владело примерно пятью тысячами лошадей. Некоторые из детей ехали на удобных, покрытых бизоньими шкурами травуа, другие на своих спокойных лошадях. За каждой семьей семенили их собаки – одни огромные, дикие, похожие на волков, другие на койотов размером и обликом. Довольно странно было, что эти две породы никогда не скрещивались. Чтобы быть в безопасности от нападения похожих на волков собак, белым в нашем лагере приходилось набрасывать на себя одеяла или бизоньи шкуры, как это было принято у индейцев.

Люди болтали, смеялись, а временами дюжина или больше семей затягивали красивую песню, и так наша процессия двигалась дальше и дальше. Иногда стада антилоп разбегались при нашем приближении, но наши охотники их не преследовали; в тот день нам было не до мяса. Перед закатом мы свернули в долину реки Двух Магических Хижин и поставили лагерь там, где, в давние времена, эта река получила своё имя. В тот год в верхнем конце длинной широкой долины, рядом с рощей хлопковых деревьев, пикуни решили устроить ежегодную церемонию приношений Солнцу, Оккан, Его Видение, или, как неправильно называли её белые торговцы, магическую хижину. Скоро туда же пришло племя кайна, Много Вождей, тепреь это племя Кровь из провинции Альберта в Канаде, которые тоже построили хижину, так что с тех пор эта река и стала называться Натоки Окан Исисакта – рекой Двух Его Видений. Теперь на том месте, где мы тем вечером разбили лагерь, стоит иезуитская миссия.

После того, как мы с Вождём Медведей помогли его женщинам расседлать и разгрузить нескольких лошадей, которые несли или тащили обшивку и шесты для вигвама, а также парфлеши и свёртки с едой, одеждой, котелками и сковородками, одеялами, бизоньими шкурами и мехами, мы сели в кружок со своими друзьями, пока женщины ставили вигвам, собирали дрова и готовили нам ужин. Рядом с нашим лагерем, к северу от него, поднимался длинный высокий утёс, бывший границей долины, и в одном месте у его подножия, занимая площадь около акра, лежали в несколько слоёв, общей высотой в пять или шесть футов, бизоньи кости, рога и клочки меха. Здесь, в давние времена, был один из многочисленных писканов черноногих. Черноногие устраивали такие писканы тут и там на реках их некогда обширных земель, от Саскачевана на севере до Йеллоустоуна на юге.

В буквальном переводе слово «пискан» означает корраль (загон). Но для черноногих оно означает намного больше – так называлось смертоносное сооружение, с помощью которого они за один раз убивали целое стадо бизонов. У подножия утёса они строили большой загон из мертвых и упавших деревьев, веток и кустов, задней стеной которого служил утёс. От верхней части утёса, прямо над загоном, они строили каменные стены в виде двух расходящихся линий, наподобие большой буквы V, длиной примерно в милю. В каждом племени черноногих всегда было три или четыре человека, которых называли ахуа ауиакис, зазыватели бизонов. Это были люди большой отваги, которые всегда жертвовали Солнцу лучшее, что у них было, чтобы заручиться его помощью в своём опасном деле. Когда черноногие решали, что им нужно много мяса и шкур, то выслеживали бизонье стадо, которое паслось неподалеку на равнине, рядом с тем местом, где заканчивались расходящиеся концы каменных стен. Когда стадо бизонов оказывалось в нужном месте, сотни мужчин и женщин бежали и залегали снаружи от этих стен; затем, до того как в 1700 году появились лошади, зазыватель бизонов бежал к месту у самых стен. Потом он осторожно приближался; если стадо было в нужном месте, недалеко от стен, он надевал бизонью шкуру мехом наружу, плотно завернувшись в неё, и, наклонившись, медленно проходил небольшое расстояние между стен, потряхивая своей накидкой и издавая крик: «Хоо хоо! Хоо хоо!» Бизоны никогда не видели прежде подобное создание; они переставали пастись и смотрели на зазывателя. Продолжая раскачиваться и кричать, он возвращался к стене, перелезал через неё и скрывался из виду стада. Но ненадолго: он опять перелезал через стену и показывался им на глаза, продолжая раскачиваться и кричать, пока бизоны не решали выяснить, что это за странное создание. Молодые коровы были самыми любопытными, они первыми шли, а потом бежали к хребту; скоро за ними следовало всё стадо. Зазыватель тем временем бежал к открытому концу ограды, за стенами которой снаружи прятались аупотакс – пугающие. Скоро он оказывался между стен, и стадо следовало а ним. Потом, когда всё стадо оказывалось между стенами, пугающие поднимались с обоих сторон, крича и размахивая накидками. Бизоны уже не шли за приманкой – она пропадала, присоединившись к одной из групп за стеной. Бизоны продолжали бежать вперёд, где было единственное для них спасение от постоянно появляющихся орущих людей. Когда передние бизоны подбегали к краю утёса, то уже не могли ни остановиться, ни развернуться, потому что сзади на них давило всё стадо, и они прыгали вниз, а остальные слепо следовали за ними в ограду внизу.

Пока мы сидели там в предзакатный час, Вождь Медведей снова ссутулился и нахмурился, переживая утрату своей военной рубашки, и мы пытались его утешить. Старый Большой Лебедь указал на утёс и сказал:

– Вождь Медведей, друг мой, послушай; мне было пять или шесть зим, когда я впервые увидел, как наши люди используют пискан. Мы стояли тут некоторое время, и наши разведчики там, наверху, каждый день выслеживали бизонье стадо, которое было настолько близко, что его можно было заманить. Каждый день наши жрецы жертвовали Солнцу всё самое лучшее, умоляя его помочь нам в успешной охоте. Вместе с другими пугающими моя мать каждый вечер молилась:

– О Солнце! О вы, Вышние! Будьте милостивы, помогите мне. Скоро я пойду пугать бизонов. Не дайте им свернуть и растоптать нас. Пусть бегут они прямо на утёс и падают с него!

Однажды вечером, после того, как она так молилась, я сказал ей:

– Когда ты пойдёшь за каменную стену, я пойду с тобой. Я хочу быть пугающим.

– О, нет! Нет! Ты для этого слишком мал. Пугающие всегда подвергаются опасности быть растоптанными. Ты не можешь пойти со мной, – сказала она.

– Мальчики должны учиться с детства, чтобы быть храбрыми; поэтому он пойдёт с тобой, – сказал мой отец.

– Он не пойдёт; он слишком мал! – крикнула она.

– Не слишком; он обязательно пойдёт с тобой! – крикнул отец в ответ.

Моя мать схватила меня, прижала к себе и сказала:

– Если он пойдёт наверх, то ты возьмёшь его, а не я. Никогда больше я не буду в числе пугающих.

– Ты снова за своё; выставляешь меня ничтожеством, – сказал ей отец и, завернувшись в накидку, оставил нас. Сам он должен был находиться внизу у ограды, и не мог взять мня наверх, чтобы присоединиться к пугающим.

Вскоре после этого, когда мы завтракали, лагерный глашатай начал кричать:

– Пугающие! Пугающие! Наши разведчики сказали, что пришло бизонье стадо. Поторопитесь к своим местам, потому что зазыватель уже пошёл туда.

Ни отец, ни мать не сказали ни слова – она выскочила и побежала к пугающим, а отец взял своё ружьё и схватил меня за руку, заставив меня вместе с ним бежать к ограде. Мы поднялись на неё и сели, как многие из тех, кто там находился; остальные торопились к ней. Мой отец поговорил с теми, кто сидел с ним рядом, но я их не слышал: я во все глаза смотрел на вершину утёса прямо над нами. Мы долго сидели там и ждали – ждали того, что, как мы надеялись, должно случиться. Кто-то сказал:

– Мы уже долго сидим – стадо, должно быть, убежало.

– Не было такого, чтобы Старый Бизон не смог заманить стадо, – сказал мой отец. – Слушайте!

Охота с помощью пискана

Сперва тихо, потом всё громче и громче до наших ушей донеслись крики пугающих, а потом, словно коричневая река, бизоны полетели с утеса внутрь нашей ограды. Первые с грохотом ударились о землю – один из них лопнул, и кровь и внутренности брызнули из него, словно красный дождь. Они продолжали падать, летя то вниз головой, то иначе, и скоро всё стадо уже было внизу – маленькая гора мёртвых, умирающих и оглушённых бизонов; некоторые из упавших последними уцелели и сразу попытались убежать, но мой отец и другие мужчины у ограды быстро их перестреляли. Сделав это, они собрались в кружок и курили, пока пугающие на спустились вниз по тропинке к западу от утёса, чтобы разделать свою долю добычи. Но первым появился сам зазыватель – он был на гнедой лошади, на голове которой была надета шкура с головы бизона, с рогами, ушами и шерстью, и сам он был накрыт бизоньей шкурой, и лежал на лошади так, чтобы имитировать бизоний горб; неудивительно, что бизоны приняли его за странного представителя своего вида, когда он кричал свои «Хоо! Хоо!» и то появлялся, то пропадал. Он успешно сделал свою работу. Безопасную работу, в отличие от зазывателей прошлого, когда ещё не было лошадей, и которых иногда обезумевшее стадо затаптывало насмерть.

Когда зазыватель заехал за ограду, мужчины поторопились к нему с криками:

– Старый бизон! Старый Бизон! Старый Бизон наделён силой Солнца! Он принёс нам еду! Старый Бизон настоящий мужчина!

Потом мой отец, который командовал людьми у ограды, сказал ему:

– Старый Бизон, сойди с лошади, посмотри на бизонов, которых ты заманил, и выбери одного из них для своих женщин и детей.

Выбор Старого Бизона пал на жирную яловую корову трёх зим. Скоро пришли пугающие, и теперь всё наше племя собралось у ограды, окружающей маленькую гору мёртвых животных – их было вместе с телятами двести семьдесят три, как мы потом посчитали. Мы открыли ограду в нескольких местах, и семьи, верхом и пешими, стали заходить внутрь и оттаскивать бизонов туда, где их было удобнее разделывать. Разумеется, многие разделывали прямо внутри ограды. Вечер ещё не настал, когда наш лагерь был красным от полос сушащегося мяса. Ха! В те дни мы были счастливыми людьми.

– Ха-йа! Ха-йа! – печально воскликнул Бегущий Журавль. – Если бы не печальное видение Много Хвостовых Перьев, мы бы до сих пор могли пользоваться нашими писканами!

С этим все с печалью согласились, и разговор свернул на более приятны темы.

Я много раз слышал историю Много Хвостовых Перьев, и лучше всех рассказывал её его сын, мой хороший друг, который сейчас уже мёртв.

В девяти милях выше города Шуто, в Монтане, на южном берегу долины реки Тетон, есть усыпанный костями участок некогда любимого Ахкси Омайпискан – Хорошего Пискана народа пикуни. Прямо над этим местом находится холм с плоской вершиной, на котором в давние времена члены этого племени из больших белых камней выложили фигуру человека с раскинутыми руками, чтобы изобразить одного из своих богов, самого сильного бога, которого звали Напи, Старик. Поэтому холм этот получил название Напи Айякиса Пахвикуйи, холм Лежащего Старика, и была вера в то, что сам Старик, каким-то таинственным способом, был причиной того, что племя постоянно успешно использует этот пискан.

Мой друг Много Хвостовых Перьев, которого в молодости звали Глаза Вороны, умер в 1925 году, на девяностом году жизни. В его восьмое лето (1843 года) пикуни переезжали с Медвежьей реки (Мариас) на Молочную (Тетон), и поставили лагерь у подножия холма Лежащего Старика, надеясь вскорости устроить бизонам бойню в находящемся рядом пискане; отец моего друга, Много Хвостовых Перьев, должен был стать зазывателем. Он был зазывателем много зим, и всегда у него это получалось, так что среди людей он пользовался большой славой. На четвёртое утро после того, как мы разбили лагерь, разведчики сообщили, что стадо бизонов находится в нужном месте, чтобы заманить его, и, ведомые Много Хвостовых Перьев, который был на своей лошади похож на бизона, пугающие поторопились к своим местам вдоль длинных каменных стен. Быстрее, чем обычно, зазыватель заставил стадо преследовать его; он свернул в сторону, и пугающие направили стадо прямо к пискану. Потом, с радостными песнями, восхваляя зазывателя, повторяя, что в тот день его благословило Солнце, люди разделывали бизонов. Настала ночь, и, устав от тяжёлой работы, все разошлись по своим лежанкам и легли спать. Потом, уже под утро, мать Глаз Вороны разбудила его, прижалась к нему и сквозь слёзы прошептала:

– О, сын мой! Твоего отца здесь нет. Я проснулась уже давно, ожидая, что он скоро вернётся. Но он не пришёл. О, я боюсь, что с ним что-то случилось; быть может, он мёртв – враги убили его где-то рядом.

– Давай выйдем и поищем его, – предложил мальчик.

– О, нет! Нет! Враги могут быть где-то рядом. О, что же нам делать – кричать, поднимать людей?

Тут вдруг раздался крик старика по имени Медвежья Лапа:

– Проснитесь, спящие! Поспешите! Бегом! Пискан горит!

Мужчины кричали, испуганные женщины и дети плакали, потому что, выскочив из своих вигвамов, они видели, что пискан действительно горит, мать Глаз Вороны причитала:

– Его нет, моего мужчины! Он давно пропал, мой мужчина! Враги убили его и подожгли пискан!

Схватив своё оружие, мужчины побежали к пискану, но скоро встретили Много Хвостовых Перьев, который криками и знаками велел им остановиться, повернуть назад; когда же они остановились, он крикнул так, чтобы все могли его слышать:

– Друзья мои, вернитесь в свои вигвамы. Это я поджёг пискан; вы не сможете его спасти. Не сердитесь на меня; я сделал это после своего видения.

Некоторые из толпы кричали, что он сделал им большое зло, другие просили его рассказать о своём видении, и он ответил, что сделает это позже.

Солнце было уже высоко, когда вожди и другие мудрецы нашего племени, позавтракав, собрались в вигваме зазывателя, чтобы услышать рассказ о его видении; после того, как они покурили, выпустив дым к Вышним и к Матери-Земле, он сказал им:

– Друзья мои, моё видение было очень сильным. В нём я шёл по незнакомой мне долине, когда бизон вышел ко мне из рощи, остановился и поднял переднюю правую ногу, словно делая знак мира. «Мир! Мир!» – знаком показал я. Потом мы встретились, и он сказал:

– Я искал тебя. Ты и твой народ причинили нам большую обиду. Своими писканами вы убиваете много нас, бизонов. Если вы и дальше будете так делать, то нам придёт конец. Поэтому я говорю тебе: перестаньте пользоваться своими писканами, если не хотите ужасного будущего для себя и всего своего народа.

– Каким он будет, этот ужас? – спросил я.

– Я предупредил тебя; больше я ничего не скажу, – ответил бизон и удалился. Тут мужчина проснулся. Он дрожал, его тело было мокрым от пота. Он чувствовал, что должен немедленно доказать бизону из своего видения, что он понял его предупреждение, сделанное не только ему, но и всему его народу. Поэтому он поторопился к пискану и поджёг его.

– Много Хвостовых Перьев, ты правильно сделал, что поджёг пискан, – сказал Одинокий Ходок, главный вождь, когда зазыватель закончил. То, что было сказано нам в посланном Солнцем видении, должно быть сделано, чтобы мы могли избежать грозящей нам опасности.

Тут же совет решил, что пикуни никогда более не будут пользоваться писканами ради того, чтобы получить еду. После этого, повинуясь приказу совета вождей, Много Хвостовых Перьев посетил Кровь и сиксиков, чтобы рассказать им о своём видении, и те восприняли его предупреждение. Так все три племени союза черноногих прекратили пользоваться писканами.

На четвёртый вечер после того, как мы покинули реку Двух Магических Хижин, мы поставили лагерь на реке Тетон, к северу от форта Бентон, и почти каждая семья долго обсуждала, что они купят за свои меха и бизоньи шкуры. Моего друга Вождя Медведей эти разговоры не интересовали; он сердито сказал своим жёнам:

– Покупайте всё, что вам нужно. Мне нет до этого дела.

Я понял, что н до сих пор переживает пропажу своей военной рубашки.

В форте Бентон было пять торговых фирм: И.Г Бейкер и компания; Т.К.Пауэр и братья; Мерфи и Нил; Везервакс и Ветцель, и Кляйншмит. Тем не менее основную торговлю черноногие вели с Бейкером и компанией, потому что представитель этой фирмы, добрый и честный Чарльз Конрад, или, как его обычно называли, Пятнистая Меховая Шапка, был женат на женщине из племени Кровь. Он говорил на языке черноногих почти как на родном и даже был членом Маленьких Лис, одного из военных сообществ.

На следующее утро мы все направились к большому бревенчатому складу Бейкера; все наши были одеты в лучшие наряды, мужчины шли первыми, женщины за ними с вьючными и тянущими травуа лошадьми, нагруженными шкурами и мехами. Мы перевалили хребет и остановились посмотреть на маленький город внизу. В его нижней части располагался большой глинобитный форт, в котором располагалось несколько рот Третьего пехотного полка. Выше форта тянулся ряд магазинов и салунов, обращённых к реке; за ними теснились домишки жителей.

И вот те на! У пристани стояло пять пароходов, разгружая товары, привезённые из Сент-Луиса, за 2000 миль по реке.

Когда мы приблизились к складу, вождь Бегущий Журавль крикнул:

– А теперь, дети мои, песня Всех Друзей.

Мы с радостью затянули её, и Пятнистая Меховая Шапка вышел поприветствовать нас, когда мы спешивались у его склада. Скоро вожди и я сидели в его конторе, курили большую трубку, которую он наполнил, болтая с ним о том о сём. Немного спустя он спросил Вождя Медведей:

– Друг мой, правда ли, что ты потерял свою военную рубашку?

– Да. Она была у меня украдена, прямо среди дня, – печально ответил Вождь Медведей.

– Ха! Я так и знал, что это твоя рубашка, по многим дырочкам, сделанным в ней, и пятну на правом рукаве. О, я знал, что это твоя рубашка.

Вскочив со своего места, охваченный дрожью, Вождь Медведей воскликнул:

– О, Пятнистая Меховая Шапка! Когда ты её видел? Кто ею владеет, моей военной рубашкой из священного видения?

Глава 3

Отряд идёт искать рубашку

Я никогда прежде не видел моего друга в таком возбуждении, чем когда Чарли Конрад сказал ему, что видел военную рубашку Вождя Медведей. Наконец мы должны были узнать, кто её украл.

– Как удивительно! Само Солнце сделало так, чтобы это случилось! – воскликнули все. Вождь Медведей дрожащим голосом возносил благодарности Солнцу. Я потянул его, заставляя сесть со мной рядом, успокоил остальных, и Конрад сказал нам:

– Это было некоторое время назад. Большой отряд всадников, с которыми было много свободных лошадей, подошел к моему складу, и я вышел, чтобы их встретить, пригласить посидеть и покурить со мной. Прежде я никого из них не видел, но по тому, что у них не было сёдел, и у многих были с собой лук и стрелы, я понял, что это был военный отряд какого-то чужого племени, которые пришли поохотиться на наших бизонов и украсть наших лошадей. Один из них, которого я принял за предводителя, носил военную рубашку. Он знаками сказал мне, что у них нет времени сидеть и курить, но есть несколько бобровых шкур, которые он хочет обменять на табак и патроны. Пятеро из них вошли внутрь, остальные остались снаружи, чтобы последить за лошадьми. Пока я продавал им то, что было нужно, я не спускал глаз с этой военной рубашки – с многих проделанных в ней дырочек, с тёмного пятна на коже её правого рукава. Глядя на эти дырочки и на это пятно, я был уверен в том, что эта рубашка принадлежит моему другу Вождю Медведей. Я боялся, что тот, на ком она надета, его убил, но оставил эти мысли при себе, знаками спросив этого человека:

– Очень хорошая у тебя военная рубашка. Где ты её взял?

– Я её сделал; очень давно я её сделал, – ответил тот. Тогда я знаками попросил его сказать, из какого он племени, и он знаками ответил: – Мы из народа Пятнистых Лошадей (шайенны).

По его лукавой усмешке и взглядам нескольких из его отряда я понял, что он лжёт мне. Ха! Тут как раз вошёл белый, один из тех, что поднялся по реке на пароходе, и сразу заговорил с этими пятерыми на их языке. Я видел, что они совсем не рады его встретить; они быстро закончили торговлю, вышли к своим лошадям и ускакали. Потом я спросил у этого белого, кто это такие. С улыбкой он мне ответил:

– Их предводитель, тот что в военной рубашке, попросил меня не говорить тебе, кто они, но я скажу. Это Головорезы (ассинибойны). Мой дом стоит на Волчьем мысу, где я торговал с ними несколько зим.

– Ха-йя! Ха-йя! Головорезы! Наши самые старые враги! – воскликнул Вождь Медведей.

– Верно. Но мы всегда так сражались с ними, что им не удавалось ничего унести с нашей обширной земли, – сказал Старый Бизон.

– Ну так, Вождь Медведей, как же удалось этому человеку украсть твою священную рубашку? – спросил Конрад.

– Вместе с моим головным убором и щитом она висела на треножнике, который стоял позади моего вигвама. Настал вечер, и моя сидящая-рядом-женщина пошла, чтобы забрать всё это на ночь. Увы! Военная рубашка пропала, украдена средь бела дня, и никто не видел, как пришёл и ушел её похититель, – ответил мой друг.

– Ха! Да он храбр до безумия, этот вор. Так вот, этот человек с парохода сказал мне, что этот Головорез – вождь его племени, и зовут его Сидящий Орёл, – сказал Конрад.

– Пятнистая Меховая Шапка, расскажи мне об этом вожде, каким ты его запомнил, – сказал Вождь Медведей.

– Он не стар; примерно сорока зим. Он высокий и сильный; у него длинные волосы и нос, похожий       на орлиный клюв; у него есть шрам на правой щеке.

– Ха! По этому шраму я узнаю его. Пятнистая Меховая Шапка, ты видишь, как Солнце помогает своим детям; оно сделало так, что я узнал от тебя об этом воре. – После паузы он печально продолжил: – Вы все, мои друзья, сидящие здесь, послушайте! Вот моя клятва: я сделаю всё, чтобы найти этого Сидящего Орла и вернуть свою военную рубашку. Я убью его, или паду от его руки! – Потом, обращаясь ко мне, он добавил: – Пойдём, Апикуни, давай отыщем мою женщину до того, как она отдаст все мои меха за всякие женские штучки.

Это было вопиющим нарушение этикета, поскольку хозяин всегда завершал вечеринку, на которой курили, выбивая трубку и восклицая: «Кай! Ициницы! Вот! Она докурена!» Но Конрад воспринял это как надо, сказав, что те, кто курят, не должны задерживать воина, который хочет найти своего врага.

Мы нашли женщин снаружи, они стояли рядом со своими нагруженными лошадьми, и Вождь Медведей сказал им:

– Я рад, что вы пока не торговали, потому что мне нужно много патронов.

– Но у тебя они есть в нашем вигваме, – сказала Лиса.

– Я это знаю, но мне нужно больше для того, что я должен предпринять. Слушайте, женщины! Мы только что узнали от Пятнистой Меховой Шапки, что моя военная рубашка украдена головорезом по имени Сидящий Орёл, вождём. Да, я должен её вернуть, и Апикуни, вот он, один из тех, кто пойдёт со мной.

– Кай-я! Кай-я! – запричитали женщины. – Этот вор – Головорез! Вождь Медведей, не ищи его – он так силён!

– Нет, друг мой, я не пойду с каким-то военным отрядом, – сказал я.

Но он улыбнулся и сказал всем:

– Он хорошо знает, что должен пойти воевать, чтобы совершить несколько подвигов, прежде чем станет одним из нас, настоящим пикуни.

Так я понял, что должен присоединиться к военному отряду.

Хотя в зале работали пять служащих, прошло довольно много времени. Прежде чем мы смогли попасть к одному из них с нашими бизоньими шкурами и мехами, из которых мне принадлежали две бобровые шкуры, семь норок и три лисьих – результат моей весенней охоты с капканами. За них я купил кое-что из одежды и обуви, табак и патроны. Вождь Медведей взял две сотни патронов и немного табака, оставив большую часть товара своим жёнам. За меха стоимостью примерно четыреста долларов они получили большие запасы сахара, чая, кофе, муки, одеяла, материалы для одежды и другие необходимые товары. Но эти приобретения не принесли им радости – ведь их мужчина уходил на войну, и, быть может, с неё не вернётся. Весь обратный путь до лагеря они не проронили ни слова.

Тем вечером многие из лучших мужчин нашего лагеря собрались в нашем вигваме, чтобы обсудить удивительную новость этого дня. Пятнистая Меховая Шапка открыл личность похитителя военной рубашки. Все удивлялись тому, насколько безрассудно храбрым должен был быть тот, кто смог войти в лагерь, живущий полной жизнью, и выйти из него, унеся рубашку. Не может ли быть такого, предположил Большой Лебедь, что этот враг, Сидящий Орёл, обладает некой тайной силой, которая сделала его невидимым для всех, кто весь тот день проходил мимо висящих на треножнике рядом с его вигвамом священных предметов Вождя Медведя? Так вот, сейчас эта военная рубашка должна быть где-то на пути к лагерю Головорезов на Волчьем мысу. Забрать её у вождя будет трудно, почти невозможно.

В ответ на эту мысль Вождь Медведей сказал:

– Трудно, я знаю. Но Солнце сильное. Я чувствую, я очень верю, что оно поможет мне вернуть мою военную рубашку и сделать так, чтобы этот Сидящий Орёл никогда больше не сидел. Для этого предприятия мне нужны будут несколько друзей. Апикуни, вот он, будет одним из них.

Многие из собравшихся крикнули, что ни тоже пойдут, но Вождь Медведей сказал, что ему нужно всего несколько человек, и их имена он назовёт позднее. Затем его жёны и несколько стариков затянули, напевая:

– Апикуни, ха! Апикуни, хо! Апикуни храбр! Хорош, что Апикуни заставит плакать наших врагов!

Потом Вождь Медведей, видя моё смущение, выбил пепел из своей трубки, сказал, что она докурена, после чего наши друзья ушли, и я сел на свою лежанку. Волчий мыс! Я хорошо его помнил – на северном берегу Миссури, примерно в тридцати или сорока милях от устья Молочной реки. «Дальний Запад» останавливался там, чтобы запастись дровами. Рядом с причалом был большой торговый пост, сложенный из брёвен, а вдоль берега вытянулась толпа индейцев, которые стояли, уставившись на судно и на нас; некоторые плевали в нашу сторону, кричали и знаками показывали, как они нас ненавидят. Это были, как сказал нам капитан, часть племени янктонов-сиу, которые, после того как год назад приняли участие в битве, в которой погиб генерал Кастер и его люди, ушли на север, чтобы жить со своими собратьями, ассинибойнами, объявив себя частью этого племени.

Следующие два дня Вождь Медведей был занят, решая, кого из своих друзей он попросит присоединиться к его отряду. Оба дня я ездил в город, чтобы поговорить со своими друзьями. Семья за семьёй тоже ездили в город, чтобы обменять остатки своих мехов, а потом посидеть и посмотреть на пароходы – огненные лодки, как они их называли, самое удивительное из всех творений белого человека. Ведь эти лодки были живыми – у них были острые глаза, чтобы смотреть на реку и выбирать в ней самое глубокое место. Пароходы были нагружены стопками бизоньих шкур, а также шкур оленей, вапити, волков и бобров – результат зимней торговли. Чарли Конрад сказал мне, что прошедшей весной, по высокой воде, он отправил городским торговцам десять тысяч бизоньих шкур. Индейцы в ответ получили на пять долларов товаров за каждую шкуру, которая в Штатах стоила от двадцати пяти до пятидесяти долларов – из них делали покрытия для саней и повозок.