Кофе со вкусом ветра дальних странствий

Бывают дни, когда жизнь, словно богатырь на распутье, резко сворачивает с хорошо знакомого пути в сторону. Только выбор делает за тебя кто-то другой. И этот день был именно таким … Вместо гимназии, где ее уже ждали друзья, Женю отправили «догуливать лето», к тете в Келломяки. В августе она много болела, и родители на семейном совете решили, что морской воздух поможет ей поправить здоровье и вернуться к учебе с новыми силами. Никакие протесты и доводы Жени не рассматривались серьезно.

– Все догонишь, – уверенно сказал дедушка, – главное сейчас – окрепнуть духом и телом. А когда в здоровом теле здоровый дух, все задачи нипочем! – И добавил, видя, что она повесила нос, – Держись, Котейка, нас ждут великие дела!

Дедушка ободряюще похлопал Женю по плечу и ушел, оставив ее собрать чемодан.

«Не ждут нас никакие великие дела», – угрюмо подумала Женя, глядя ему вслед, «И ничего такого великого меня не ждет. Но даже если и так, почему я не могу жить, как я хочу, а не строить из себя то, что хотят другие?»

– Келломяки, Келломяки, Келломяки! – издевательски передразнила она маминого попугая, отчего тот сердито взъерошил перья и начал ворчать на Женю на своем птичьем языке.

– А Келломяки – это когда куком-мяком? (когда она бросала свою постель неприбранной на весь день, мама сердилась и говорила: «Ну что у тебя все куком-мяком!»). – А может это Коломяги или колымага?

– Келломяки – это по-фински «колокольный холм», – сердито ответил за маму папа, – и вообще, ты все вещи уже собрала? Пора ехать.

Всю дорогу на пригородном поезде Женя, отвернувшись, смотрела в окно на однотипный лесной пейзаж, тонкие осинки и березки среди сосен, уже начинающие желтеть и ронять круглые, как монетки, листья, и думала о том, что она, в сущности, такое, и что за человек? Она учится тому, чему ее учат, делает то, за что ее хвалят. А на самом деле, что она хочет? Кем и какой быть, что делать в этой жизни, к чему стремиться и куда идти? Самым пугающим было то, что на эти вопросы у Жени все еще не было ответа. «Хорошо им, – подумала она о родителях, – им уже все ясно, они уже выбрали свою жизнь и много успели сделать, чем можно гордиться. Вот в чем прелесть зрелого возраста и даже старости – ты уверен в себе, гордишься собой и своими делами, знаешь, чего ты стоишь, пользуешься авторитетом и славой. А у меня что? Ни авторитета, ни успехов, ни уверенности в себе, ни даже выбранного пути – сплошное перепутье. И нет гарантии, что тот поворот, куда ты сегодня свернешь, не окажется через пару лет фатальной ошибкой».

***

Поезд затормозил в очередной раз, и шумные пассажиры высыпали из вагона на станции Келломяки вместе с Женей. Листья приятно шуршали под ногами, когда она шла по дорожке, ведущей к тетиному дому. Терпкий запах прелой земли и нагретой последним осенним солнышком хвои уже откровенно намекал на конец лета. «Вот и лето прошло, а что там впереди? Дожди, сырость, серость, а потом холод и долгая зима. И вся эта прекрасная золотая желтизна покроется снегом и пропадет», – грустно вздохнула Женя.

К ее удивлению дом тети Матильды оказался стареющей деревянной дачей с изящными башенками, увенчанными медными позеленевшими флюгерами, с резными окошечками и даже с несколькими витражами. Просто сказочный зеленый теремок, посреди соснового парка на самом берегу Финского взморья!

На пороге ее встретил улыбчивый старичок в смешной китайской тужурке и берете, как у художника.

– Дядя Миша, – представился он, отряхивая руки о широкие штаны. – Давай свой чемоданчик, я провожу. Разувайся, раздевайся, твоя комната на втором этаже.

Комната, выделенная Жене, поразила ее своим великолепием. «Впрочем, «великолепие», даже не то слово – подумала она про себя, оглядываясь вокруг. – А какое то? Что-то «невероятное», «потрясающее», «захватывающее дух»!»

Огромное окно от пола до потолка во всю стену открывало восхитительный вид на Финский залив, с бегущими по нему барашками и затерявшимися где-то на горизонте белоснежными корабликами. Перед окном лицом к заливу стояли два плетеных кресла и небольшой кофейный столик с серебряным подносом, кофейником и двумя кремовыми фарфоровыми чашечками изящной работы.

– Это если вдруг кто-то придет в гости и захочется вместе попить кофе, глядя на залив, поболтать и помечтать, – перехватил ее удивленный взгляд дядя Миша.

Правую стену занимали дубовые шкафы с книгами на разных языках – старые и новые, с кожаными переплетами и золотым тиснением, и недавно изданные. «Вот это да! – улыбнулась Женя, – буду читать и смотреть на залив весь месяц!»

Кое-где между книгами стояли изящные охристо-черные греческие вазочки, расписанные сценами из мифологических сюжетов, алебастровые бюсты античных философов и поэтов, эмалевые иконы с удивительно тонким рисунком. Были еще костяные нэцкэ, бамбуковые кораблики, пожелтевшие папирусы в рамках, индийские шкатулки и слоники с цветными инкрустированными попонами – их можно было разглядывать часами!

– Все эти редкости Матильда Федоровна привезла из своих путешествий по миру. Или ей привозили в подарок ее многочисленные гости – тоже художники и путешественники, – пояснил дядя Миша.

Женя с трудом заставила себя оторваться и поставить на место яркую витражную «лампу Алладина» изумительной работы и посмотрела на стену напротив. Она была вся затянута розовато-бежевым ситцем, и на ней во всю ширину стены были развешаны акварели с изображениями залива, леса, цветов и птиц. Тонкие прозрачные оттенки пейзажей перекликались с нежной тканью и создавали сказочное ощущение какого-то эльфийского мира.

У последней стены – напротив панорамного окна – стоял большой широкий диван бежевого бархата с позолоченными шишечками и ажурной спинкой, чем-то напоминающей решетку Летнего сада. Завершал впечатление от этой необычной комнаты нежно голубой потолок, уходящий конусом вверх. На нем были изображены кучерявые облака, несколько парящих чаек и золотистые солнечные лучи, идущие по половине конуса, обращенной к кровати. С потолка спускалась люстра в виде ажурной птичьей клетки с золочено-бронзовыми опоясывающими ее веточками и листьями.

– Что за прелесть! Это прямо сказка! – невольно вырвалось у Жени.

Лицо дяди Миши расплылось в довольной улыбке:

– Мы так и думали, что тебе понравится! Нам казалось, что именно эта комната станет твоей по стилю и настроению. – Он слегка засмущался, теребя свой берет. – По сути говоря, ведь что такое дом человека? Это ведь не просто абы какое место, это место, где живет его душа. Ты ведь не только спишь и ешь дома, ты здесь отдыхаешь, думаешь, мечтаешь, творишь, наконец…. Иногда приходишь в дом, и можно с хозяевами уже не знакомиться, все о них можно сказать по тому, как они обустроили свой дом. Сразу видно, живет ли в этом доме душа или нет. Живет ли в нем красота или пустота. А хуже всего, если в доме живет хаос, беспорядок, грязь. В этом случае все это и в душах его обитателей. У таких людей и жизнь обычно не складывается, и отношения с людьми, и счастливы они бывают редко. Да… В общем, мир, который человек строит вокруг себя, и, прежде всего, его дом, обязательно должен быть красивым и наполненным смыслом.

– Вы прямо философ! – улыбнулась Женя.

– О, Вы даже не подозреваете, насколько Вы правы, мой друг! – раздался позади приятный голос. За спиной стояла, высокая и статная женщина, уже почти полностью седая, и по-мужски держа двумя пальцами мундштук, пускала колечки дыма. – Михаил Алексеевич много где побывал, много чего видел, много знает, и всегда готов пофилософствовать. Но, поверьте, слушать его – одно удовольствие!

С этими словами тетя Матильда взяла Женю за плечи и развернула к свету, чтобы лучше рассмотреть.

– Красавица стала! Когда-то была маленькой Котейкой, а теперь просто настоящая Онцилла! Это вид красивой дикой кошки, обитающей в Южной Америке – пояснила она, увидев смущение Жени. – А теперь располагайся, осваивайся и спускайся к ужину к 6 часам. Будь, как дома.

Михаил Алексеевич и тетя Матильда ушли, оставив Женю одну. Она бросила свою сумочку на диван и побежала к окну. Плюхнулась в кресло, а на другое положила ноги, едва скинув туфли. «Кто ко мне сюда придет пить кофе? Сама буду пить и смотреть на залив!» – подумала она с восторгом.

Дом действительно оказался потрясающим. В нем было множество комнат и лестниц, по которым можно было путешествовать часами и каждый раз открывать для себя что-то новое: то ветхий Устюжский сундук со старинным замком с секретом, то чудные платья с большими широкими юбками с кринолинами и потертые солдатские мундиры.

Тетя Матильда была художницей, и все эти, и множество других чудесных вещей были нужны ей для картин, чтобы нарисованные персонажи выглядели правдоподобно. У нее была большая мастерская на другой стороне дома, тоже с огромным окном во всю стену и видом на залив. Вся комната была заполнена мольбертами, скульптурами известных людей, только начатыми и уже законченными картинами, баночками с красками, множеством кистей и палитр, где растирали и смешивали разные оттенки. Женя могла часами сидеть на корточках, подперев щеки руками, вдыхать запах масла и акрила и смотреть снизу вверх на строгую и худую тетю Матильду за работой. Девочке казалось, что именно так – снизу вверх – и надо смотреть на художников, когда они пишут свои картины. Иногда работа не спорилась, и тетя Матильда начинала ходить из угла в угол, попыхивая своим мундштуком и что-то бормоча себе под нос.

В такие моменты она исчезала, и в воображении Жени возникал худой и мрачный капитан старого пиратского шлюпа, прокуренным голосом ругающийся «Карамба! Тысяча чертей».

***

Между завтраком и поздним обедом, который в доме называли ужином, пили кофе в большой белой столовой. Тетя Матильда, хитро прищуриваясь, обычно спрашивала:

– Вам какой кофе, мой друг, с землей, морской солью, или с ветром дальних странствий?

В первый день приезда Женя удивленно уставилась на хозяйку дома и сразу поняла, что навсегда влюбилась в эту прямую статную женщину с короткой мальчишеской стрижкой и неизменно обращающуюся к Жене на «Вы».

– С ветром дальних странствий! – не задумываясь, выпалила Женя.