Манипуляция

Глава 1

Хотите верьте, хотите нет, но большинство историй имеют обычай начинаться с конца. При условии, что конец – это начало чего-то нового. Как ни странно уход из жизни человека может поспособствовать зарождению любви, самой опасной, всепоглощающей, безумной первой любви. Забегая вперед скажу, что дело происходило весной. Разве бывает более удачная пора, для нежного чувства? Середина мая. Природа вырвалась из объятий зимнего оцепенения и щедро дарит живительные соки, всем кто заскучал по теплу, по жизни. Сколько во мне было тогда этой жизни… А тут эти неуместные похороны. Никак они у меня не увязывались в голове. Осенью? Зимой? Пожалуйста. Но не весной. Весна не для этого.

Моя ранняя жизнь протекала на окраине города, в пролетарском микрорайоне, каких миллионы в нашей стране. Что-то вроде современного гетто. Серые, угрюмые, панельные девятиэтажки и кирпичные пятиэтажки. Один вид этого архитектурного убожества способен нагнать тоски даже на самого жизнерадостного оптимиста. Сибирский климат сам по себе не всегда располагает к чувству счастья, как таковому.

Начиналась вторая половина двухтысячных годов, страна только почувствовала запах перемен, но дух лихого времени никуда ещё не делся. По ящику круглосуточно показывали новостные сводки про то что мир поглотил новый неведомый до нынешних дней финансовый кризис. В связи с этим мировая экономика погрузилась в кромешную тьму финансовых манипуляций. Насколько я могу помнить, здесь, в нашем обособленном мирке на периферии это мало-кого волновало: лопнет там какой-нибудь банк или рубль опять поползёт вниз, справится ли "Дядюшка Сэм" с застоем рынка недвижимости. Всё по одной простой и единственной причине – не было тут ни рублей, ни долларов, поэтому никто из окружавших меня не боялся потерять того, чего заведомо не имел. Многие добродушно посмеивались над словом "кризис", как над "бородатым" анекдотом. Ведь его не было, его придумали богатые, чтобы отнять последнее у бедных. Вот почему это слово вызывало всеобщее призрение. Может быть в этом-то и заключалось наше счастье, в каком-то роде кусочек свободы, пусть и периферийной.

Основная часть наших страданий берёт начало в желаниях, тех что никак не хотят сбыться и не важно удосужились мы оторвать хотя бы свой зад с дивана, для их осуществления или нет. Признайтесь. Каждого же хоть раз посещало чувство, что он, она особенный избранник на этой вращающейся вокруг смертоносного синтеза земле?

При всём, при этом я видел много вполне довольных жизнью людей. Они ни разу в жизни не посмели и понадеяться на что-то большее. Лучшую жизнь они видели в цветных квадратных окнах. Экран временно переносил их в теплые края и неведомые страны. Море, пальмы, беззаботная жизнь и краски, много ярких красок. С непривычки могут заболеть глаза. Вероятно, что по глупости кто-нибудь и мог поддаться слабости возвыситься над обыденностью, но стоило лишь на мгновение посмотреть в окно сразу наступало незамедлительное отрезвление. Выдававшая цветные иллюзии коробочка неспособна была надолго подменить реальность. Мир то, он бесцветный и ничего с этим не поделаешь.

К счастью нас еще не успело коснуться это проклятие. Нам пока всего хватало и красок, и тепла. По-крайней мере я хотел так думать.

Мы хотели.

Но я ошибался.

Опережая события скажу, что она жила в соседнем доме напротив, в нашей девятиэтажной коробке внутри которой был двор. Кто-то называл его колодцем, кто-то гробом. Для меня лично не было принципиальной разницы. По мне так эти два названия были вполне уместными. По-большему счету там и прошло моё раннее детство. Знал я её уже давно, сколько помнил себя. Именно с момента её появления и запустился процесс моих первых, подробных воспоминаний. Мне было лет шесть-семь. Мы без дела лазили во дворе с такой же мелкой соседкой, обдумывали как можно поинтереснее нашкодить. Как и все дети тогдашнего периода, нам было по душе такое времяпровождение.

Стояла поздняя осень, накрапывал с хмурого, депрессивного неба противный, колкий, мелкий дождь. Из потрескавшегося асфальта, словно из жерла вулкана вылазила разжиженная грязь. Мы недавно на видике посмотрели, какой-то новый фильм про апокалипсис и наше воображение с легкостью переносило нас в мир переживший глобальную тектоническую катастрофу. Вероятно это странно, но нам почему-то часто нравилось играть в игры, где в основе сценария случалось, что-нибудь плохое, если не ужасное. Однажды мы играли в серийного убийцу и так увлеклись, что когда поймали мнимого злодея реально, а не понарошку избили товарища. Про бесконечную войнушку можно и не упоминать. Тематика войны всегда занимала верхушку нашего рейтинга. Реже мы пытались подражая взрослым разыгрывать семейные сцены, в большинстве сюжетов тоже не обходилось без сцен насилия. Одна девочка очень талантливо исполняла роль скандальной женщины средних лет, выпивавшую, вечно отчитывающую зашуганного муженька. Не трудно догадаться чью манеру семейных взаимоотношений она виртуозно воспроизводила. А вот игра за которую нам пришлось поплатиться физическим наказанием со стороны наших родителей. Во дворе стояла давно заброшенная машина, естественно она была (по-другому и не могло быть) использована в качестве еще одного игрового реквизита местной детворой. По задумке, мы с другом были дальнобойщиками, а две наши знакомые девчёнки; девицами легкого поведения. Они надели юбки, в бюстгальтеры насовали ваты, всё в соответствии с законом жанра. В свою очередь мы с напарником предварительно набили карманы зеленью в самом натуральном смысле этого выражения. В следствии чего слегка пострадало неподалёку разросшееся кленовое дерево. Его листья и сделали нам услугу заменив настоящую валюту. Мы и не подозревали, что за нашим перфомансом наблюдала чья-то мать. Не помню точно, вроде бы она была матерью одной из двух мнимых жриц любви. Хорошие игры в девять лет. Попало нам тогда здорово. Дней пять не меньше наша компашка не показывалась на улице. Суровей в то время наказания для детей и не придумаешь. Улица была чуть ли не священным явлением, там происходила насыщенная, подлинная жизнь, там был источник всей необходимой информации о мире в котором нам приходилось существовать. Учителя водились на ней в изобилии. Ребята на несколько лет постарше, умудрённые важным житейским опытом просвещали наивные умы о всех прелестях взрослой половой жизни. Это вам никакие-нибудь тычинки-пестики. Ничем не хуже википедии. К слову; понятие интернет только-только входило в наш повседневный лексикон, в то время как в более продвинутых уголках нашей страны не представляли без него жизни.

Я точно помню, как сейчас, как чистил об бордюр подошвы резиновых сапог от налипшей на них грязи. Играя со Светкой в армагеддон мы сильно перепачкались. Дома нас ждала очередная взбучка, что нас видимо не сильно волновало. Она меня внезапно шлёпнула рукой по спине. Я развернулся и хотел ей сказать, что о ней думаю, но повернув голову увидел – Её. Мы встретились глаза в глаза. Знаете такой момент, как часто показывают в дешёвых мелодрамах. Она долго не отводила взгляд, я словно заворожённый тоже не смел. Она шла в сопровождении её родителей держа отца за руку; с виду статный, строгий мужик, с таким шутки плохи. Одета она была в светлую курточку пастельных тонов и белую шапочку из которой выбивались наружу каштановые, слегка, как мне показалось волнистые волосы. И эти зелёные любопытные глаза, казалось, они заглядывают мне прямо в душу. Она улыбнулась. Я чуть было не провалился под землю. Мне стало неловко. Возможно из-за моей стеснительности, которую я всегда с попеременным успехом пытался скрывать от посторонних. Видение стремительно ускользнуло и я всё-таки, еле как выдавил из себя, скорее протараторил: – привет! Я сильно-то, если быть честным и не возлагал надежд на ответную реакцию, тем более, что она находилась в стеснённых обстоятельствах. Я то должен был это понять. Всё же попытка не осталась полностью проигнорированной. Пройдя дальше на несколько метров она сделала лёгкое движение головой, будто хочет оглянуться через плечо, однако в последний момент передумала. Я продолжал смотреть им в след и на моё удивление ушли они недалеко. Пересекли подобие игровой площадки и зашли в седьмой подъезд нашего квадратного дома. Мы всех знали в округе на лицо, но их видели впервые. Первое, что пришло в голову, они пришли к кому-то в гости. При желании было бы не трудно вычислить к кому именно. Если учесть, что в эту минуту интереснее занятия у нас не было.

От моей спутницы не ускользнула перемена произошедшая в моем поведении. Как не странно – дети это маленькие индикаторы эмоций.

Когда мы вырастаем у нас зачастую стираются эти воспоминания и мы легкомысленно относимся к маленьким человечкам. А они всё понимают своей чистотой в некоторых, отдельных случаях по больше нашего. Вот и моя проницательная подружка интуитивно всё уловила, хотя и не могла правильно обличить свои чувства в слова.

– Выделывается дрянь! – сказала Светка глядя на меня прищурив бледно-голубые, хитрые глазки. После не долгой паузы добавила, вероятно для весомости – Ничего, еще получит своё.

Это была не пустая угроза. Светка с такими вещами не шутит.

– А..? Ты о чём вообще? – вяло произнёс я.

– Начнет выходить гулять, там и посмотрим.

– Не уверен, что она сейчас выйдет, мне кажется ей не интересно гулять в такую погоду, не то что нам с тобой, – я улыбнулся посмотрев на испачканное лицо и штаны Светы.

Она скривилась. Признак ревности. Первая ласточка зарождающихся страстей.

– Сегодня, завтра… какая разница?

– Думаешь они надолго тут в гостях?

– Почему в гостях? Они будут здесь жить.

– Жить? – слишком большая заинтересованность мелькнула в моем голосе.

Провал. Провал. Провал.

Светка обжигает меня взглядом, словно мой старый паяльник, который замыкает и искрит в разные стороны. Я то её знаю, от неё можно ожидать всякого. Она уже наводит страха на сверстниц.

Я представил увиденное мной создание от встречи с которым, что-то ёкнуло в моем маленьком сердечке.

– Н-да! Жить. Они недавно переехали. А ты что, не знал? Врёшь чтоли?

– Отцепись! – Света пыталась столкнуть меня с бывшей автомобильной колесной покрышки, ныне выполнявшей прозаическую роль клумбы. Из которой мёртвые, высохшие стебли тоскливо тянулись к холодному солнцу.

– Если не хочешь играть, тогда я пошла домой.

– Иди, я тебя не держу.

Я разумеется специально так сказал. Я знал, что домой то ей как раз хочется меньше всего. Моя очаровательная, вредная, юная подружка мешкала.

– Пошёл ты в жопу, вот что.

Знаменито. Элочка людоед.

Она пыталась меня толкнуть, но чуть сама не подскользнулась на размокшей земле. Я засмеялся её неудачи. В это время мимо нас проходила, какая-то нам незнакомая тётка и что-то сказала про аккуратность или, чтобы вели себя хорошо. Не на тех напала. Мы хихикая послали её куда по дальше. Я не уверен, но мне всегда казалось, что у Светы язык подкован лучше на всякие споры и обзывания. И к стыду признаться, я бывало иной раз компенсировал этот недостаток преимуществом физической силы. Сердобольная женщина отвлекла нас от начинавшейся перепалки. Света пошарила в карманах и достала маленькую коробочку. Это были спички. Я делал вид, что меня нисколько не интересует, что она так с воодушевлением вертит в руках, чтобы привлечь моё внимание. Всему есть предел, я не железный. Любопытство одержало верх.

– И нафига они тебе?

Состряпав умную мордашку, Света понизив голос сказала:

– Это еще не всё.

Я почувствовал как у меня участился пульс от волнения. Мы давно кое-то задумали. И толи не решались, толи ждали подходящий случай. Не затягивая интриги, она сунула левую руку в карман и достала помятую сигарету. Её уже подкуривали, но видимо что-то прервало курильщика и он сделав пару затяжек затушил окурок. Мне захотелось влепить ей затрещину, зато что она сделала это без меня. Наверное мои нахмурившиеся брови выдали мои не добрые мысли, потому что она поспешила оправдаться.

– Сегодня нашла, в пепельнице. Папа опаздывал с утра на работу, ну и оставил.

– Сегодня же выходной? – подозрительно спросил я.

– И чё! Вызвали, откуда я знаю?

– Дай посмотрю.

Света заупрямилась. Может быть боялась, что сломаю или выброшу? Сразу спрятала в карман. И довольная собой помахала руками перед моим лицом. Меня начинали снова раздражать её выходки. Я поймал её руку прямо возле своего носа и хотел вывернуть, а лучше сделать "крапиву". Ей это очень не нравилось. Я учуял резкий отвратительный запах. Он так неожиданно попал в ноздри, что я не сразу сообразил, что является его источником. Это несло никотином, смолой и ещё какими-то химическими соединениями веществ. Одно верно – настоящий табак не может так вонять.

– Фу-у, воняешь как помойка! – сказал я.

Света убедилась сама лично поднеся свою ладошку к лицу.

– Блин, гадость.

– Ага. В кармане ещё хуже. Такой фиг до вечера выветрится.

– Что, выкинуть?

– Н-н-нет… Зачем? Уже же взяла.

Мы двинулись в соседний двор. Там за домом расположился гаражный кооператив, а к нему с задней стороны ненавязчива подступала реденькая лесополоса. За одним гаражом удачно росла старая, большая, с раздвоенным стволом на уровне двух метров. Здесь-то и была наша база дислокации, доставшаяся нам по принципу преемственности от подросших ребят. Шалаш был крепкий, сколоченный на совесть из досок отслуживших свой век поддонов. Внутри у нас имелось всё необходимое: две скамейки, стол, в углу стояло мягкое, автомобильное кресло, оно относилось уже к предмету роскоши, был даже деревянный сундук с двойным дном, как в самом настоящем логове шпионов. В нём мы хранили наши драгоценные вещи, которые нам удалось собрать с большим трудом. Туда входил швейцарский нож, неполная пачка питард, около килограмма сухого карбида, штук десять гвоздей (соток), пара глянцевых журналов, несколько магнитофонных кассет, сломанный плеер, батарейки и прочая мелочёвка. И ещё недавно Света притащила постер какой-то поп-дивы. Я не стал возникать. Пусть вешает, если хочет, в принципе плакат вполне симпатичный. На неё иногда нападали ни с того, ни с сего подобные причуды. Она и потрёпанный веник притащила, пыталась изредка делать подобие уборки. Наверно всё-таки брало своё её женское начало.

Наше пристанище уберегало от уничтожения, захвата или мародёрского разграбления одно сыгравшее нам на руку обстоятельство. Хозяином гаража, за которым находилась наша база, был дядя Саша, более известный под прозвищем "Бешенный". Он вроде бы служил где-то в горячей точке, ростом вышел под два метра, с широченными плечами и обожженным лицом с правой полосы. Один его вид заставлял и взрослых людей лишний раз избегать с ним встречи. Не знаю, мне он несмотря на его грозный вид никогда не казался злым. И к нам всегда был расположен весьма благосклонно. Может быть на это влиял тот фактор, что он общался со Светкиным отцом и часто вместе выпивали? На такое безрассудство, кроме него никто не решался и не без причин. От захмелевшего дяди Саши можно было ожидать чего угодно. Возможно в последствии произошедшего с ним; под градусом он мог впадать в буйное состояние и почему-то Светкин отец один из не многих выходил сухим из воды.

Как-то раз к нам в шалаш залезла местная шпана и едва не спалила наше убежище, если бы не подоспело своевременное вмешательство "Бешенного". Он много времени проводил в гараже, уж не знаю чем он там занимался, поговаривали разное и нам очень хотелось проникнуть в эту тайну. Мы знали, что у него была там печка, было где поспать и всё необходимое, чтобы не покидать гаража несколько недель. Соседние пацаны про это конечно не знали, а он заметил их и сразу распознал задуманное ими не ладное дело. Двоим из налетчиков тогда досталось по самое не хочу, ещё двое успели убежать. Квартет распался. Но об этой воспитательной экзекуции молва быстро разошлась и с тех пор у нас отпала нужда опасаться за нашу базу.

Сделав первую затяжку я зашёлся кашлем. Глаза слезились, во рту была противная горечь, перед глазами расходились в разные стороны мутные узоры. Я отдал ей сигарету. К моему удивлению у неё дело пошло гораздо лучше и она не разделила моей участи. Затянулась пару раз и хоть бы что.

– Дай-ка сюда – сказал я не желая проигрывать. Я вновь готов был выплюнуть легкие. Света спокойно тонкой струйкой выпустила дым изо рта. Если бы она в этот момент выпустила колечко, я бы вообще отпал на месте.

– Да что хрень!

Светка нагло ржала.

– Ты дурак? Зачем ты сразу то тянешь, как пылесос? Смотри, как надо – она медленно затянулась не запуская дым в лёгкие.

– Так и я могу, тоже мне нашлась умная… Это не по настоящему. Попробуй как я, тогда и увидим.

– Ага! А если меня стошнит?

– Ничего не будет с тобой. Все курят и ничего.

– Ладно, задолбал…

Я на эти уговоры потратил изрядный запас моего артистического мастерства. Светка так зашлась кашлем, что мне не на шутку стало боязно не случится ли с ней чего. Хорошо что у нас со вчерашнего дня оставалась набранная полторашка воды. Так как я чувствовал причастность к тому что с ней происходило, я заботливо налил воды в пластмассовый стаканчик и протянул ей. После питья ей вроде бы становилось лучше.

– Полный отстой! – сказала невозмутимая Света первую реплику, как обычно ни на что не жалуясь.

– Не понравилось?

Дурацкий вопрос.

– Не-а. А тебе?

– Тоже. – ответил я.

– Зачем тогда все это делают?

– Тупые наверное.

– Будешь ещё?

– Нет. Выбрось в щель в полу. Зря старалась. Слушай, а что если твой папка заметит?

– Не заметит. Да даже… ой пофигу короче.

– Храбрая! Отлупит, как тогда. Будешь ныть пол дня.

– Когда это было? Не боюсь я его больше. Я могу сама ему сказать, что это я взяла. Не веришь?

– Что я тебе ромашка? Веришь, не веришь… устроила! – я специально ответил уклончиво зная, что Светку не стоит брать на слабо. Она легко может стерпеть наказание лишь бы доказать свою смелость. А я? Я то как раз не уверен, что меня обрадует перспектива иметь нравоучительный разговор, а возможно и не только разговор с отцом на тему курения. А то что Светкины сородичи его оповестят тут и гадать не надо. Так уж водится.

Глава 2

Глава 2

– Куда прёшь! Кретин!

      Уже второй раз за неделю я чуть ли не попадаю под колеса автомобиля. Забрызганы замшевые туфли, брюки. Это обстоятельство, только ещё сильнее выводит меня из себя. Я давно подметил за собой, что стал каким-то не в меру дёрганным и агрессивным, буквально бросаюсь на людей.

      Психологи твердят, что мегаполисы питаются нашей энергией и существуют благодаря её выкачиванию из нас. Представьте себе, я в свои тридцать успел их поменять с дюжину. Не то чтобы я особо доверял всем этим практикам, но мне остро не хватало этого якобы понимающего взгляда безмолвного слушателя. Не подумайте, я не псих. Настоящий психопат никогда не признается, что у него есть проблемы. Вы замечали, что при разговоре мы практически не слушаем собеседника, мы так сильно заняты своими мыслями, что для других не остается места. Нам остается мучительно ждать конец монолога, чтобы по скорее вывалить свой ворох проблем на такого же равнодушного слушателя. Эмоциональное выгорание стало очень актуальной проблемой не только для современной Японии. Эксперты по этому вопросу предсказывают, что не в далёком будущем эта участь настигнет каждого седьмого человека. Для меня лично ничего удивительного в этом нет. У меня всегда было смутное предчувствие, что наша жизнь уверенными семимильными шагами идёт к всемирному безумию. Мне всё труднее и труднее настраивать себя на позитивное мышление, меня опять накрывает шизоидная фаза. Я один сплошной комок нервов. Мир для меня снова окрашивается в серые, неприглядные тона. Я часто маюсь от постоянного противопоставления себя этому грёбанному миру. Бесконечная рефлексия абсолютно на всё. Сомнения, неуверенность мрачной тенью крадётся по пятам; тем ли я занимаюсь? на то ли трачу свою жизнь?

      Обычно меня одолевают подобные мысли, когда я возвращаюсь с "любимой" работы домой, которую я тайно ненавижу. Тайно даже для себя. У меня не хватает смелости в этом признаться.

      Каждый раз мне приходится тащиться с платной стоянки через соседний квартал, потому что застройщики не обладали даром предвидения, а скорее просто с экономили на парковочных местах. Статистика гласит у 70% семей у каждого её члена имеется собственный, личный автомобиль. Эко активисты во всю трубят в свои зелёненькие трубочки о надвигающейся экологической катастрофе, но при этом не хотят скатиться в средневековье. Глобальной альтернативы то нет. Цифры это такие вредные инструменты анализа, которые неумолимо сообщают, что если мы сейчас откажемся от традиционных ресурсов энергии, то при масштабном переустройстве энергетики в край доконаем нашу бедную планету. Карантин из-за вспыхнувшей пандемии показал ни мало парадоксальных явлений. С частичным закрытием производств и убавлением индустриальных мощностей, а так же понижение автотрафиков, перелётов и т.д.; накопление парниковых газов в плотных слоях атмосферы не снизилось, а возросло.

      Как вам такое!?

      Планета в один прекрасный день устанет от зуда вызванного укусами зловредных паразитов и примет меры, которые мы ещё не видели с самого потопа. И это будет пожалуй более чем справедливо.

– Хорошего вечера Виктор, вы сегодня рано – это подала голос консьержка, потому что я уже проник в подъезд.

      Мне вновь приходилось разыгрывать из себя добропорядочного, среднестатистического гражданина, чтобы не выбиваться из общепринятых, социальных норм. Я как и многие был сильно от них зависим. Возможно это и хорошо, что существует такой сдерживающий фактор. Страшно представить, что было бы, если все разом решили бы вскрыться и показать свои истинные лица.

– И вам хорошего Людмила Павловна – вторю я женщине.

– Как у вас прошел день? Удалось насобирать интересных материалов.

      Мне хотелось сказать ей, чтобы она заткнула свою глотку и больше никогда не смела без моего одобрения со мной заговаривать. Но вместо этого я улыбаясь произношу:

– Спасибо не плохо – я с остервенением втираю туфли в коврик разбрызгивая на свежевымытую плитку грязь. Моя маленькая, не красившая меня месть ей, а может быть и всему миру сразу, – ничего интересного к сожалению, не могу похвастаться каким-нибудь эксклюзивчиком специально для вас.

      Женщина делает разочарованное лицо, улавливает плохо скрытый сарказм. Я почти уверен, она знает, что я её тайно ненавижу. Иногда я специально подкидываю ей вымышленную инфу, чтобы она похвасталась перед подругами и те над ней поглумились за бредни которыми я её любезно пичкал. Не знаю с чего она решила, что обычный репортер имеет доступ к тайной информации. Возможно сказывались побочные эффекты от пристрастия слишком часто смотреть один мистический канал по промыванию ничем не занятых мозгов. Вы и не представляете сколько людей верит в тайные, всемирные заговоры.

– А с пятьдесят восьмой Антон, этот мошенник – мошенниками она называла всех, кто не ходил на работу с утра пять дней в неделю. Слово фрилансер у неё вызывало синдром Туретта и ассоциацию связанную с неприличным родом деятельности – Опять припарковался на газоне, а вчера перегородил проезд скорой.

      Интересно, что она говорила другим жильцам обо мне? Допустимо, и ничего плохого, хотя я бы не стал за это ручаться. Но причина так думать у меня всё-таки имеется. Только я поддерживаю с ней эти бредовые разговоры, даже не разговоры, а обмен не связанных между собой фраз. Стоит раз ей ответить твёрдо, дать понять, что меня нисколько не занимают её проблемы и моё мучение кончится. Я так не могу, мне проще тлеть изнутри, но не задеть чужих чувств. Кому я завидую – это моей супруге Вике. С ней такие номера не проходят. Я ни разу не видел, чтобы кому-нибудь хоть раз удалось легко к ней подступиться. У нее в распоряжении есть один такой взгляд, который без всяких слов отваживал кого угодно. В нём читался посыл: – Отвали! Когда мы появлялись вдвоем Людмила Павловна всегда делала вид, что чем-то занята и ей некогда и взглянуть. Думаю, как бы то не было Викины косточки промывались очень тщательным образом. Она это знала. И ей было плевать в отличии от меня. Мне есть дело до всего. Я ещё раз обещаю себе, что в следующий раз обязательно выложу ей прямо в лицо всё что о ней думаю. Жалкий самообман.

– Его накажет Бог! – говорю я, а сам представляю, как несмотря на её душураздирающие вопли в преисподню волоком за волосы тащит сам лично пришедший за ней сатана.

      Наконец-то я заворачиваю за угол и оказываюсь перед выбором: воспользоваться лестничной клеткой или лифтом. Я частенько пользуюсь лестничной площадкой. Нет, это не говорит, что мол я таким способом уделяю внимание своему здоровью. Почему-то на этом этапе, в этой точке пути я колеблюсь. На меня нападает странная тоска. Я бессознательно, но и умышленно оттягиваю момент возвращения домой. Преодолев двенадцать этажей на своих двоих, я оказываюсь перед дверью, вратами в мой собственный обособленный мир. Пасовать поздно. Мне приходят на ум странные ни раз мной слышанные истории, когда мужья в обычный день выходили буквально в соседний магазин и больше никогда не появлялись. Куда они уходят? В каком таком волшебном месте они обретали покой и приют? От чего так происходит? Что ими движет? Куда их влечёт?

      Я слышу как с внутренней стороны скребется в дверь наш немецкий шпиц по кличке "Кракен". Не стоит упоминать, кто был автором имени? Это маленькое, пушистое, белоснежное создание в самом деле было реальным чудовищем скрытым за оболочкой обманчивой милоты. Не было ни одного предмета мебели, которая не побывала бы на его проверке на прочность.

      Я поворачиваю ключ в замочной скважине и ухватившись за ручку тяну на себя входную дверь. Всё это мне до боли знакомо. На меня тут же вываливается тепло, вместе с запахом жилья. Моего жилья. Его ни с чем не перепутаешь. Это что-то твоё. Глубинное. И вроде бы начинает отпускать. Мне уже начинают казаться глупыми мои недавние, тревожные мысли. Меня уже не манит путешествие на край света. Я не хочу быть больше первооткрывателем. Я больше не пещерный человек выслеживающий дичь с копьём в руках.

      Я дома.

      Скидываю перепачканную обувь. Снимаю куртку. И слышу её. Её запах. Она умеет подкрадываться незаметно. Мне нравится, когда она так делает, но почему я никогда не говорю ей об этом?

    Магию рушит внезапная трель мобильника. И я проклинаю этот бездушный "огрызок яблока" запечатлённый в пластмассу. Она обнимает меня одними локтями, руки у неё заняты. В одной она держит планшет, в другой мобильник. Я вижу его экран. И я не знаю сколько ещё выдержу в подобном ритме её жизни. Я ненавижу попадать в её "стримы". Я даже не всегда способен определить, когда она настоящая, а когда играет в жизнь. С трудом перебарываю желание выхватить из её руки адское устройство. Умышленно не отвечаю взаимностью на её поцелуй, наперед зная, что она не обратит на это внимания. В этом бездушном мире, в котором она сейчас пребывает чувств нет. Там всё фальшиво слова и улыбки. Я бережно храню это моё открытие. Наверно я эгоист. Я улыбаюсь и шлю к чертям собачьим её фолловеров.

      Пищит таймер микроволновки. Я вытаскиваю плоскую тарелку с тремя кусками относительно свежей пиццы. Моё сокровище предусмотрительно заказало её, для меня. Мне бы стоило её поблагодарить. В моей задержке вина лежит полностью на мне.

– Не обязательно есть с таким лицом – сказала Вика, после натянутого молчания.

      Глаза у неё красноватые, нижние веки чуть припухшие. Успела всплакнуть в ванной. Чувствую себя мерзко. Не смотря на все свои недостатки, она лучше меня. А что более важно добрее. Это главное.

      Делаю глоток чая.

– Я просто не голоден, – вяло говорю я.

      Промеж её длинных, пушистых ресниц сочится искреннее недоверие. Сдерживаю улыбку. Ей отлично известно, что мне на моей работе бывает некогда перекусить даже на ходу. И сегодня выдался, как раз такой денёк.

– Все на столько плохо?

– Нет. Не думаю – отвечаю я не глядя ей в глаза и начинаю с преувеличенным интересом копаться в не аппетитном треугольнике. Чувствую вибрацию в правом кармане брюк. Бесшумный режим. Она тоже слышит её. Я не достаю сотовый.

      Возникает нелепая пауза.

– Не ответишь? – говорит Вика, как можно равнодушнее.

      Многие действительно хорошие актрисы лажают именно в таких примитивных моментах.

– Не-а – отвечаю ей в тон.

      Вика переминается с ноги на ногу. Я в курсе, что она подозревает меня с давних пор в неверности супружеской жизни. Такой вывод она сделала опираясь на весьма основательные факты. Все её подруги же хотя бы раз ловили своих благоверных на этом деле. А я был явно в рядах аутсайдеров. Меня забавлял этот статус.

– Я говорю про репортаж… У тебя выдался насыщенный день?

– А, ты об этом … Да, день, как день. Ты же знаешь мне не привыкать. Хотя и неприятно конечно. Не каждый день такое видишь. Кому-то еще хуже.

    Вика опускает глаза в пол. Что это, чувство вины? Она как-то давно, в самом начале нашей ней истории поведала мне, что в юности мечтала о крепкой и дружной семье. Своей семье. И видимо наша сравнительно новая ячейка общества не вписывалась под её идеалы. Чем я мог ей помочь? Не всем же желаниям исполняться.

      Её глаза находят мои. Вика уже смотрит с вызовом.

– А я сегодня была на бизнес-форуме, на собрании "зелёных", заскочила в галерею арт-хауса, помогла Ленке найти квартиру, они опять поцапались со своим.

– М-м, – я тщательно прожевываю кусок пиццы.

– Я могу лишь тебе удивляться. Я наверно никогда не привыкну к твоему ритму жизни. Ты же упомянула не про все твои дела?

      Её губы тронула легкая улыбка. Здесь я нисколько не покривил душой. Моя супруга действительно обладала, каким-то неиссякаемым источником энергии. Мне часто бывает с постели то подняться вломы, а у неё с самой зори; встречи, встречи, переговоры и бесконечные стримы. И всё же я ей не завидую. Думаю, что нет. Хочу так думать.

      Я обвожу нашу с ней кухню взглядом. Всё новое, блестит. Она давно хотела этот гарнитур. Вика не относится к тем, кто не получает желаемого. Меня почему-то воротит от нашего приторного уюта "силиконовой долины". Может быть потому что он попал в закулисье её мира через стеклянные, чёрные точки её мобильника?

– Извини за этот ужин. Я не должна так много времени тратить на это… – вдруг просто без ужимок говорит она.

      Под "это" она имеет в виду свои сетевые проекты. Они у неё не обычные хобби, но и начинают приносить реальные доходы. И я уверен они в скором времени превзойдут мои собственные. Возможно в это-то и дело? В таком случае я получается меркантильная свинья и тайный сексист. Меня смешит эта забавная мысль.

– Поверь я не хотел вызывать у тебя это чувство. Больше того, теперь я сам испытываю, какую-то неловкость.

      И это правда.

– Я знаю, что не хотел – тихо произносит она. И я вижу, как у неё под халатом колыхнулись высокие груди. Она успела уже снять свою рабочую экипировку и оделась в шелковую предназначавшуюся, для меня. Я разгадал её не хитрый замысел. Я буду уложен на лопатки.

      Давно не видел я в ней подобного смирения и покорности и я почти готов ей поверить. Но всё не впервой, всё повторяется.

      Привычка.

– Сейчас меня снова терроризировала консьержка. Она так и лезет ко мне со своими тупыми расспросами. Вываливает на меня свои дурацкие истории.

– Бедненький – Вику это смешит. Ей не понятно, как я могу париться из-за такой ерунды.

– Послать её чтоли предлагаешь?

– У тебя сплошные крайности.

    Не мне бы ей это говорить.

– Ну, хочешь я просто любезно ей намекну.

– Нет. Не вздумай. – через чур резко сказал я.

      Мне хорошо известны её намеки.

– Я должен самостоятельно с ней разделаться.

– Ты сейчас говоришь, как некоторые типы из твоих репортажей. Я боюсь, что ты нахватался негативных впечатлений. Когда ты в последний раз заглядывал к Константину Львовичу?

      Это мой психолог. У неё тоже есть. У нас не спроста они разные. У каждого личный. Это принципиально важно. Она где-то вычитала, что такой подход считается единственно правильным, для поддержания гармонии в отношениях.

      Что ты – гармония?

– Конечно думаешь, что я, как всегда всё преувеличиваю? А что сделаешь, если я вижу после дождя одни лужи и грязь, а радуги не замечаю.

– Но нельзя же смотреть на все вещи с пессимизмом.

– Да. Нельзя. Тебе легко это дается. Тебе самой по себе от всего весело, мне же приходится периодами бороться с унынием, настраивать себя на иной лад.

– Ты далеко не одинок с этим чувством. Многие сейчас жалуются на непонятный депрессняк.

– Не думаю, что дело в этом.

– А в чём же тогда?

– Тут что-то глубже… Я думаю это закладывается гораздо раньше нашего появления на свет – я совсем отодвигаю тарелку от себя. Есть не хочется. Вика стоит со скрещенными руками под грудью. Задумалась. Закрылась. Мы не часто разговариваем на отвлечённые темы. Как-то отвыкли пускаться с друг другом в откровения. Разве что иногда лезет под горячительными напитками. Но это не то. Совершенно не то.

– Люди склонны меняться.

– Не могу с тобой согласиться. Люди по-моему, как раз таки склонны быть верными себе до конца. А скорректировать показное, внешнее поведение например, для личной выгоды не составит большого труда.

      Я вижу, как у неё вздрагивают губы. Она хочет, что-то сказать, но передумывает в последний момент. Открывает холодильник и ничего не берёт. Я допускаю, что в подобные моменты ей могут приходить на ум не очень лестные мысли в адрес моей персоны. Возможно я как мужчина, как самец понижаю планку в её глазах. Ей вероятно больше бы подошёл более цельный, знающий наверняка чего хочет темперамент. Но она не найдёт там глубины восприятия. И согласилась бы она на золотую клетку? У всего есть как известно цена. Она интуитивно выбрала наименьшее из всех зол. Я разделяю её выбор. И может быть сделаю всё, чтобы нас спасти.

      Я встаю из-за стола и сам достаю из холодильника стеклянную бутылку пива. С шипением отворачиваю у неё крышку. Рука ощущает прохладу. Делаю глоток и… и … чудо не происходит. Ни я, ни мир не становится лучше. Я пытаюсь взрастить самообман.

– Что там у вас случилось на самом деле, в реале? – нарушает тишину Вика.

      Она не выносит долгого молчания.

– К сожалению ничего нового. Всё странным образом повторяется из года в год; из века в век.

– Пострадавших много?

– Уж по-больше, чем "они" разрешили показать. Ко мне сразу подошёл человек из какой-то службы о которой не принято знать всем подряд.

– Тебе опять угрожали?

      Я смеюсь, хотя повода для этого нет.

– Нет. Хвала Всевышнему, мы живём не в начале нулевых. Сейчас другой этикет. Никто намёков не делает. Мне прямо дали инструкцию о чём стоит умолчать.

– Ты не боишься? – спросила Вика и я увидел в её очаровательных глазах хищный огонек. Откуда в ней это? Знать бы кем были её предки. В генах сокрыто множество ответов на самые, разные поведенческие проявления человека.

      Ей по правде на деле не жаль меня. Для нёе это интересная, увлекательная история. Она не осознает реальной опасности. Она уверена, что мужчина создан для риска. А кто не способен этого делать, просто тряпка.

      Вика достойная спутница.

– Страх можно заглушить. Но он всегда, где-то рядом. Благодаря ему, мы – люди, так далеко ушли в тысячелетия. Не будь у нас этого очень обостренного инстинкта, мы бы сейчас с тобой не разговаривали.

      Я боюсь, как бы она не начала зевать. Я предполагаю, что вгоняю её в тоску, когда увлекаюсь и углубляюсь в полемику.

– Еще древнии греки говорили, что жалок тот, кто не шёл на встречу своему страху.

– Правильно подметила. С одной стороны эти люди, которые устроили сегодня этот ужас переступили границы их страхов и может быть заслуживают даже с какой-то стороны восх… нет. Не то слово. Уважения? Дикая мысль, правда? Я похоже стал спасаться цинизмом, как какой-нибудь закостеневший патологоанатом, – я говорил и опасался слишком откровенничать, но меня несло, словно по-течению буйной реки, а кругом пороги. – Знаешь… я увидел там… в той картине… Эти лица, их позы… Красоту? Нет, извини. Я порю горячку. Наверно переутомление.

      Смотрю на Вику и вижу, как она вся, будто пылает изнутри. Полупрозрачный халат плохо скрывает её соблазнительные прелести. Ощущая ниже пояса напряжение. Пока еще смутно зреет догадка от чего моя жена начинает обильно расточать флюиды. Неужели её заводит мой рассказ?

      Не помню, как всё произошло и точную последовательность, но мы уже очутились в спальне и без долгих прелюдий отдались животному инстинкту. Давно мы с безумным неистовством не хотели принадлежать друг другу. Это походило больше на какую-то отчаянную борьбу, нежели на любовную утеху.

Сейчас доминировала боль, мы словно жаждали истязать нашу плоть. Я, честно, и не предполагал, что мы ещё способны на такие сильные эмоции. По-правде говоря, в последнее время нашего любовного задора и огня едва бы хватило, чтобы согреть руки. Она это конечно старалась не показывать, но определенно задумывалась о том же.

      Я встаю с постели, поднимаю с пола и натягиваю трусы. При этом теряю равновесие и едва не падаю балансируя на одной ноге. Выдвигаю ящик компьютерного стола. Там у меня всегда припасена пачка сигарет. Бывает иногда грешу. Выхожу на лоджию за спиной слышу шорох. Это Вика в темноте ищет, чтобы на себя накинуть. Затягиваюсь. Чувствую её присутствие за спиной. Для меня так и останется тайной специально она ходит бесшумно или эта привычка выработалась у неё из-за, какой-нибудь практической причины.

– Дай мне тоже…

    Я протягиваю к её губам сигаретный фильтр. Она делает пару затяжек и сама отталкивает мою руку в сторону.

– Я сегодня смотрела ещё новости по мимо твоего репортажа.

– Хм… и испортила себе настроение?

– Жутковато…

– Я тебя предупреждал, что в ближайшее время ничего радужного не предвидится.

– Как представлю какого им там.

– К этому давно всё шло.

– Что не было другого способа?

– Был.

– Какой?

– Наихудший.

– Да ну тебя – капризничает Вика.

– Ладно – говорю со значением – не нашего это ума с тобой дело. Сейчас лучше помалкивать. Умные люди разберутся, не переживай – я тушу окурок в железной банке из под кофе. На одного стало больше в братской могиле.

      Вика бесшумно выпорхнула обратно. Следую за ней, я покрылся мурашками пока курил у окна.

– Не кури там больше, – говорит Вика закутавшаяся в одеяло – тянет внутрь.

– Знаю, не буду – соглашаюсь в который раз и сам верю, что это последний. Хватаюсь за одеяло, она сильно его держит своими цепкими пальчиками, но я не сдаюсь и распахиваю этот животрепещущий кокон. Она взвизгивает от прикосновения моих холодных рук. Смеётся. Мне надолго запомнится эта ночь, когда мы играли в любовь, а где-то совсем близко гуляла… Кто?

Глава 3

3 глава

В тот день мне угодливо сопутствовала удача. Я возвращался домой с хоккейной коробки довольный и измотанный. Причина для радости имелась. Мы с нашей наобум сформировавшейся командой обыграли соседских пацанов, которые давно грозили нам позорным поражением, но справедливое возмездие не заставило себя ждать и выбрало их себе в жертву. Игра закончилась три/один в нашу пользу.

Я тащил за спиной рюкзак с коньками и самодельными щитками, для защиты голени и колена, чтобы не скучать на пути водил клюшкой по снежному настилу и всё что мне попадалось на нём становилось потенциальной шайбой. Становилось прохладно. Тело остывало и мокрая футболка неуютно прилипала к спине. На улице было солнечно и морозно. Я люблю такие редкие зимние дни. Мне в них и без видимой причины становилось весело, а тут еще удачный матч, как не быть в приподнятом настроении?

Заметил я её не сразу, гораздо позже, чем она меня. Она была прилично впереди меня. Вдруг сбавила ход давая мне нагнать себя. Прибавив скорости, я вскоре поравнялся с ней. На Вике была разноцветная горно-лыжная куртка и чёрная, пушистая шапка усеянная стразами из которых складывался причудливый узор, на ногах были тёплые синтепоновые штаны заправленные в уги сверху окаймленные редким мехом. В руке скрытой под тёплой, вязанной варюжкой, она держала ручки пакета. Её послали в магазин за провизией. Естественно, я как истинный джентельмен первым делом попытался отнять у неё эту кладь и избавить это хрупкое создание от тяжести. Хрупкая она была лишь с виду, что в последствии мне ни раз продемонстрировала на деле. Сошлись на том, что каждый возьмёт себе по одной ручке пакета. Я почти был удовлетворён такой альтернативой. И всё же я в душе проклинал этот чёртов "мешок", который разделял нас с ней посередине. Мне конечно же сейчас больше всего на свете хотелось взять её руку в свою. Как мало мне тогда нужно было для счастья. И мир казался проще, но я не обманывался, дружелюбными то, он никогда не был. За все приходилось бороться. Даже за этот сказочный мир рядом с ней. Чтобы побыть с ней, я готов был заплатить любую цену.

– Я видела вашу игру – сказала Вика глядя куда-то в сторону. Там импульсивные воробьи дрались за несколько хлебных крошек.

Эти ни чем не примечательные слова произвели на меня большое впечатление.

– Где ты стояла? Я тебя что-то не видел.

Мне казалось, что язык мне связало, словно от хурмы и, что я говорю самые глупые слова на свете, которые только можно придумать. Она же была воплощением самой непоколебимости. Или мне просто так казалось? Теперь и не узнать наверняка.

– Мы со Светой стояли за трансформаторной будкой.

Не трудно догадаться чем они там занимались, если в особенности хорошо знать Светку. Моментально захотелось поговорить с ней на эту тему по душам. Я со злостью пнул попавшийся мне под ногу обледеневший, снежный комок, по всей видимости со взмершим в него собачьим дерьмом. Боковым зрением замечаю, как у неё дрогнули губы. Она очень проницательная.

– И что вы там делали?– спросил я.

– Ничего. Страховала Свету.

– Всего-то? Как-будто Света, когда-то и кого-то стеснялась.

– Ну не средь же белого дня. По-моему, это был бы перебор.– отвечает, как бы защищаясь.

– Это и есть перебор. Мне не нравится, что она тебя втягивает… во всякие не нужные вещи.

– Кому не нужные? – спрашивает Вика и кривится, словно я надоевший ей душнила.

– Тебе так точно не стоит этого делать.

Как мне оторвать глаза от её капризно надутых губ?

– Я всего-лишь пару раз попробовала и всё. Ничего страшного не произойдёт.

Я конечно точно не знаю, но чисто наивным чутьем догадываюсь, что ей приятна такого рода опека. Не мне ей по идеи было говорить за поступки сомнительного характера с точки зрения нравственности. У меня на тот момент грешков накопилось по более. Мы недавно с пацанами попробовали кое-что посерьёзнее, чем обычные сигареты.

– Хочешь я больше не буду? – как мне показалось искренне предложила Вика.

– Дело твоё, я тебе ни мама с папой – нелепо отвечаю я. Всему виной неопытность.

Но хорошо, что Вика, хоть и маленькая, однако уже обладает качествами прозорливой женщины.

– А я видела, как ты забил, – спасает она ситуацию.

Да. Я действительно забил первую шайбу. О! И какую. По-моему она и решила весь дальнейший исход. Обыграв самостоятельно двух защитников, я нащупал брешь в обороне вратаря противников в правой верхней "девятке". Шайба слегка коснулась перекладины и залетела в ворота. И она это видела! Мой личный триумф. Я готов поклясться это мой лучший день в жизни. Сколько же их ещё будет? Но сейчас он лучший и сомнений быть не может.

– Да ерунда – говорю я жеманясь – они сами виноваты, утратили бдительность, а я воспользовался. Нам наверно просто больше повезло. Так бывает.

Вика меня за это прощает. Мы ещё не испорчены сильно и напускная ложь не оголяется и не режет не искушенный слух. Однако страсти пустили росточки готовые в скором времени проклюнуться наружу, а затем и на общее обозрение. Куда же вы делись теперь эти полные чистых чувств дни?

– Я так не считаю и не стала бы списывать твой гол на какой-нибудь счастливый случай или везенье. Мне кажется, ты просто его заслужил. Я видела, как ты много тренируешься и отрабатываешь, как это называется "финты"? И без конца бьешь по воротам. Вчера аж до девяти вечера торчал на коробке. А у меня совсем плохо получается кататься. Никто не хочет поучить.

– Почему никто? Я хочу… точнее могу, если ты не против.

Тут уж я с горем пополам сообразил. Хотя бы здесь не выставил себя полным профаном. Я её уже пробовал учить прошлой зимой и честно говоря училась она довольно быстро. Специально занижает свои показатели. Запомнилась мне больше всего одна примечательная тренировка, из-за одного конкретного случая. Вика тогда может быть чуточку была виновата сама. Мы уже отыграли игру. И почти все уже переобувшись и попрощавшись стали устало разбредаться по домам. В итоге мы остались втроём: я, Вика и Саня, наш ровесник с соседнего дома. Я знал, что ему была симпатична Вика, хотя он в этом не признался и под дулом пистолета. Я взяв её за руку пытался объяснить ей основную технику катания на коньках. Пол часа падений и ей это изрядно надоело. Не знаю, что было для неё побудительной силой или стремлением. Она еле-как добралась до пустых ворот (врат) и встала в них ровно по середине задрав локти к верху и чтобы было легче стоять облокотилась ими на верхнюю перекладину. Сашка отрабатывал удар, именуемый "щелчок". Он раз пять попросил юную фигуристку покинуть занятую ею позицию и не мешать ему делать его дело. На что получил несколько отрицательных фраз не совсем вежливой формы. Потом последовали требования отойти в более агрессивной манере. Вика была непоколебима. Я не вмешивался. Давалось мне это не легко естественно. И тут произошло то, чего я никак не мог ожидать. Саня замахнулся клюшкой и отправил шайбу в сторону врат. В неё! Шайба попала ей прямо в середину лба. Я от неожиданности даже на мгновение опешил. Сашка уже успел начать раскаиваться в содеянном. Она стояла по-прежнему на том же месте не двигаясь. Не издала ни звука, только обидные, детские, крупные слезы покатились по её щекам. Через пару секунд я очутился возле неё. Я молча приподнял её меховой ободок (наушники), под ним была припухлость и из маленькой ранки сочилась светлая, пресветлая кровь. У Сани не было не единого шанса уйти от возмездия. Он пытался скрыться, но на коньках по снегу далеко не уйдёшь. Он успел выбежать с коробки бросив клюшку. Настиг я его через метров двадцать. Он уходил от моего преследования, словно затравленный зверь. Но куда ему было против моего праведного гнева. Резкий толчок в спину и Саня распластался на белом снегу, который скоро окрасится его кровью прорвавшейся из его носа. О, как я неистово его бил… Око за око, зуб за зуб.

Вика не редко напоминала про тот случай. Я по правде говоря не очень гордился той победой. Я ещё не понимал на что могу быть способен ради её глаз; девичьего, тонкого стана; улыбки; походки; всей её в целом сущности. Такое безумие скорее всего случается всего-лишь раз в жизни и то не у всех.

Навстречу нам попались несколько знакомых. У меня возникло предательское чувство юношеской стеснительности (в одиннадцать то лет), взять и отпустить ручку её пакета. Не без внутреннего колебания я переборол его. И да, получил от них две злорадные ухмылки. Зависть. Но откуда мне тогда было то знать? Ну и пусть. Мне плевать. Пусть думают, что хотят. Она хоть и косвенно, принадлежала мне. Она моя. Будет моей. Вот что имеет реальное значение, а остальное так, детский лепет.

Мы зашли в арку, во внутренний двор нашего квадратного жилища и миновали мой подъезд. Наше шествие не осталось незамеченным. Нас здесь все знали. Меня почти не мучили приступы стеснительности. Я уверен, что её подобная ерунда не могла заботить. Подъезд обдал нас тошнотворным, запрелым и аммиачным духом. Возле мусоропровода лежали две "машинки" с тонкими иголками. Хозяев этих двух полезных приспособлений, если их использовать должным образом не было. Иной раз случалось можно было наткнуться на обездвиженные скульптуры. Если мы обнаруживали их своей веселой компанией, то этим застывшим монументам приходилось не сладко. Развлечений у нас было не много, хотя это нас и не извиняет.

Лифт, как это часто бывает не работал. Не совру, если скажу, что он пребывал гораздо дольше именно в таком состоянии нежели в исправном. Вика никогда не пользовалась этой машиной. Я знал про эту её фобию. Проходя мимо разъезжающихся створок я сказал:

– Давай воспользуемся лифтом. В падлу тащиться к тебе на восьмой.

– Не умрёшь. Даже, если он и исправен, я без противогаза туда ни ногой. Так наверно не воняет и в общественном клозете.

– Да я знаю, что ты просто боишься.

Она посмотрела на меня, как на умственно отсталого.

– Я хочу пожить по-дольше, а не сплющиться всмятку в вонючей коробке.

– Кто тебе сказал, что он может упасть? Они не падают, там какой-то специальный механизм страховочный.

– Ты прямо всё знаешь, да? А та история в 37 доме?

– Враки, фигня…

– Проверять не хочу! У меня большие планы на жизнь.– твердо сказала целеустремленная Вика.

– Ого! И какие твои планы?

– Я стану популярной певицей или актрисой.

Я беззлобно рассмеялся. Вика поняла и не обиделась.

– Вот увидишь – добавила она с серьёзным лицом, отчего выглядела ещё более забавной, – А ты?

– Что я?

– Что будешь делать?

Ну и задала она мне задачку. Я так далеко никогда не забегал. Закончить бы четверть, а дальше видно будет. Зато я четко начинаю осознавать чего я хочу в данную минуту. Но как ей это сказать, поймёт ли вообще? И говорят ли о таком в слух?

Страшно. Сомнения.

Пока мы поднимались до её жилища развлекали себя игрой, кто отыщет новую надпись на стене. Благо этот вид наскального искусства самовыражения не знал застоя и обновлялся с завидной регулярностью.

– Юлька с 71 блядь – читает Вика.

– Не считается, старая надпись.

– Серега и Вовка два п… сердечко.

– Что-то новенькое. О, Ира и Егор больше не мутят.

– Было! – возникает Вика.

– Новое.

– Нет. Нет правда было.

– Если честно я запутался, не разберёшь, что было, что тут не было.

Она кивком головы соглашается со мной. Она и не догадывается, что я боюсь обнаружить про неё какую-нибудь обидную каракулю. От этого никто не застрахован. Доброжелатели всегда найдутся. Да и из своих, кому-нибудь может взбрести в голову пошутить. Пару лет спустя там окажутся и наши с ней наивные слова, а вернее аббревиатура "К.Л.С.Н"

Но ничего не бывает вечно. Всё проходит. Всё.

Получилось всё как-то само собой. В какой-то миг наши тела сблизились толкаемые порывами наших юных душ. Не потребовалось никаких слов. Разве они способны всё выразить? Губы у неё были прохладными и жирными, пахли чем-то вроде ванили гигиенической помады. Я был на седьмом небе от счастья, хотя этот порыв и длился считанные секунды.

Это был мой очередной самый лучший день, между седьмым и восьмым этажом, в обшарпанном, вонючем подъезде.

Глава 4

4 глава

      Я бегаю по квартире, как сумасшедший в поисках вещей, которые могут мне пригодиться на работе. Я опять опаздываю. Вики уже давно и след простыл. Обычно, она зная о моей рассеянности заранее сама всё приготавливала, для меня. Видимо решила проучить за какое-нибудь действие по-отношению к ней с моей стороны. Гадай, не гадай, всё равно не угадаешь. Скорее всего это так и останется тайной покрытой мраком. Она забудет, а я не стану напоминать. У меня возможно не меньше всяких бзиков. Без терпимости в отношениях удачи не видать.

      На мобильном куча пропущенных от Лёхи. Леха – это мой личный оператор, а вместе связка, звено. Я заглядываю в окно лоджии и вижу наш потрепанный жизнью фургон "фольксваген". Я знаю, что он сейчас много курит там внизу и распекает меня на все лады. Мой коллега в общем-то спокойный и уравновешенный тип, но если всё начинает выбиваться из графика и идти ни по плану, тут-то он способен сорваться. Он держится крепко обеими руками за нашу работёнку, а я в свою очередь может быть специально хватаюсь за неё лишь кончиками пальцев. Лёха в последнее время повадился часто говорить, что со мной происходит какая-то нездоровая ерунда и что, если я не возьму себя в руки и не соберусь, всё закончится не радужным финалом. Мой пунктуальный коллега не догадывается о том что, я это знаю намного лучше него.

      "Каждый роет себе яму сам" – не помню кто это сказал. Я же работал над ней с каким-то остервенением.

    Наконец-то собравшись с горем по полам, я выбрался из своего уютного гнёздышка, которое временами терпеть не мог. Приступ с утра? Пугающая частотность. И опять я замерзаю во льдах северного полюса, бреду с копьём в доисторические времена…

      Дёргаю за ручку пассажирской двери нашего фургона (нашего это конечно громко сказано нам его выделила редакция частного канала на который имеем счастье трудиться), она остаётся равнодушной к моим манипуляциям. Я делаю руки козырьком и прильнув к окну пытаюсь разглядеть через тонировку Лёхин силуэт. Вижу не довольный профиль. Он специально смотрит прямо перед собой и делает вид, что не замечает меня. Ну, разве не ребячество? Я психую и начинаю долбить по окну кулаком. Лёха добавляет громкости на магнитофоне и всё так же смотрит вперед, затем флегматично показывает мне средний палец. Снег валит с дождём и как-будто специально норовит залететь мне в аккурат за воротник. Я осознаю, что виноват сам, заставил его торчать под окнами битый час, но меня приводит в неистовство упрямство Лёхи. Он готов пожертвовать на мой взгляд более менее дружественными отношениями. И ради чего? Ради своих долбанных правил. Мне хочется набить ему морду и покончить разом со всем этим дерьмом. Я не уверен, что мне сейчас под силу такая задача, хотя и посещаю периодически "Gym", и бывает мучаю "мешок". Но реальная драка это другое. Было бы не плохо это сделать. В другой жизни я бы так и поступил. Не здесь и не сейчас.

      Удовлетворившись местью, Лёха смилостивился и открыл дверной замок. Я забрался внутрь машины не утруждая себя отряхнуть налипший на воротник и плечи мокрый, липкий снег. Он и не взглянув на меня сразу тронулся с места в полной тишине. Остается надеяться, что Лёха вполне удовлетворён тем, что выставил меня полным болваном в глазах вездесущей Людмилы Павловны.

– Ну ты и придурок конечно – через некоторое спокойно выцеживает Леха.

      Он отходчивый. А я? Со мной всё сложнее. Он знает чего хочет. У меня всё запущено в этом плане.

– Без нас ничего не случится. Ты сам это прекрасно знаешь. Мы как падальщики подбираем чужие объедки.

– И всё же наша "Стальная подкова" по головке нас не погладит. Мы запороли утренний репортаж… ты запорол – спохватился Лёха.

      "Стальная подкова" – это наш босс злой и требовательный. Это высокая, стройная дамочка, которой перевалило за пятьдесят. Надо отдать ей должное, она по-прежнему пребывает в превосходной физической форме и даст фору любой взбалмошной пигалице. Но вероятно она уже столкнулась с возрастными изменениями женского организма. В виду чего готова спустить с нас при удобном случае три шкуры.

      Москва встала. Стоит в прямом смысле. Мне кажется, что мы за последние пол часа не продвинулись и на километр. Это полностью моя заслуга. Лёха был у меня во время. Он курит. И делает это часто. Мучает пластмассовую коробочку из которой почти без перерыва валит дым.

– Думаешь это скоро закончится?

– Что? – отрешённо спрашивает Лёха.

– Вся эта возня.

– Надеюсь что нет, – не стесняясь отвечает он – Чем дальше, тем нам лучше. Или ты этого сам не знаешь?

– Когда ты успел стать такой сволочью?

      Леха ухмыляется. Продолжает:

– Раз ты такой правильный… Почему ты тогда здесь? В нашем фургоне. Я знаю, что он тебя бесит, но это не мешает сидеть в его удобном кресле.

– В высшей степени не справедливо! – возразил я.

– Не валяй дурака.

– Тебе известно доподлинно, что я записывался в добровольцы.

– Доподлинно, вот именно. Позерство.– чувствовался холод в его голосе.

– О чём ты?

– Ты хочешь сказать, ты мол сделал всё что мог. Записался, а тебя бедолагу не отпустила с работы "мамочка". Тебе не показалось, что ты как-то легко сдался?

    Я действительно настаивал не сильно. Лёха раздражает своим умением проникать в самую суть вещей. Только в практическую часть.

Я решил сказать в своё оправдание:

– Мне честно хотелось туда к ним, хотя я и не знаю была бы там от меня польза или нет.

– Ближе к сути. Ты эмоционально загорелся под воздействием впечатления, а в скором времени твой запал угаснет. Уж мне-то поверь. Я хорошо внял эту пищу, когда был спецкором в Сирии. Ничего там нет; не привлекательного, не возвышенного… Разрываются снаряды, свистят пули… А в конечном счёте пустота. И может быть тишина. Вот в тишине что-то есть. Тишина, чем-то привлекает. У безумия нет логики.

      Справа на соседней полосе дороги с нами поровнялась ярко-красная "BMW". Я постарался переключить внимание на её владелицу. За рулём сидела довольно привлекательной наружности молодая особа. Не успев толком прекратить движение, она продолжила поправлять макияж. Я опустил окно и бесцеремонно уставился на этот завораживающий процесс. Обычно я себя так не веду. Лёха, как-то глупо взглянул на меня. Он, я полагаю давно забил на мои закидоны, лишь бы его не касалось. Девушка не могла не заметить, что она является объектом наблюдения, но виду не подавала. На ней была белоснежная шубка "автоледи" полностью расстёгнутая и так как мы занимали позицию на пол корпуса впереди, я видел, что было там за распахнутыми белыми вратами. Нет ни рай. Даже не близко.

      Мокрый снег застилал серое, дорожное полотно. Касаясь его, он сразу морщился превращаясь в слякоть разбавленную реагентами. А я думал о этой девушке и о нас. О нас всех. Что будет дальше? Будет ли она? Останется ли она той же?

– Тебе там было сильно страшно? – прервал свой внутренний поток мыслей, возвращаясь к теме.

– Я бы лучше сказал неуютно. Первое время. Потом вроде бы ничего, попускает. Мне хорошо платили.

– И тебе этого достаточно? – спросил я и взглядом проследил за удаляющейся "BMW".

Правая полоса разгрузилась и она уже намного опередила нас. Как-то жаль было с ней расставаться. Нелепо, да?

– А что ещё имеет ценность по-твоему? У меня два спиногрыза, Марина… Приходится вертеться. Ипотека. – ответил Лёха.

– Ты закопченный материалист.

– Не исключено, за то я не летаю на облачках и не живу на радуге и не страдаю гиперчувствительностью.

– Но так ведь и пройдёт вся жизнь от утра к вечеру, от вечера к ночи. Должно же тебе хотеться чего-то большего? – я решил покопать глубже.

– Что по-твоему большее?

– Оставить след, какое-нибудь наследие… да что угодно. Не растаять же, как этот чертов грязный снег на дороге.

      Я зря усердствую. Лёху не проймёшь подобными бреднями. Он точно знает чего хочет и его не собьёшь с раз им выбранного пути.

– Меня всё устраивает как есть. Правда. Всё не так уж плохо. Ты сам в курсе, как оно бывает. Тебе не с чем просто сравнить. Вот попадёшь в какую-нибудь неприятную ситуацию, тогда то быстро мозги проветрятся. А вообще я очень хорошо распознаю, чем руководствуются такие типы, как ты. Вам всё мало. Всё ни так и ни эдак. Взбредёт в голову, какая-нибудь чепуха, наворотите дел… Для точности сказать испортите и без того прогнившее… Вот и сейчас там… Расхлёбывают.

      Сколько мы не старались, разговор всегда в итоге возвращался к этой теме. Не только нас, многих она занимала, но все называли её неопределенно; там, ситуация, они и т.д.

      Это конечно не было коллективным слабоумием. Коллективным инстинктом самосохранения, вполне. Мы с Лёхой были в основной группе риска. Наша деятельность всегда являлась таковой, а в нынешнее время особенно. Наверно слово в репортаже и мы в застенке каемся, что у нас слишком длинные языки. Я тайно от него наслаждался, что хотя бы в мыслях ощущаю себя свободнее. Глупый обман. Я поторопился с выводами. Впрочем как и всегда. "Мы" есть одна сплошная привычка и на всё давно реагируем по выработанному с самого детства психомоторному шаблону поведения.

      Главный мой враг всегда был рядом.

      Внутри?

– Думаешь нужны кому-нибудь наши новости? И весь наш подконтрольный канал? – я сказал – "подконтрольный", – чтобы не сказать фальшивый.

– Почти уверен, что да. Некоторые балдеют от твоих закидонов. Ну и дамочки по большему счёту бальзаковского возраста от твоей выхоленной физиономии. Маринка тоже говорит, что у тебя типа, якобы, какой-то там талант. Я то тебя отлично знаю. Но бывает, когда монтирую и смотрю собственноручно отснятый материал прихожу в недоумение. С экрана в твоем вроде бы лице на меня смотрит абсолютно другой человек. Раз мы уже заговорили, если ты не против, может расскажешь, как у тебя получается это сказочное преображение из инфантильного задрота в пылающего жизненным оптимизмом супер героя?

– У меня расщепление личности.

– Какие мысли только не приходят в московских пробках, здесь все равны и гений и безумец. Тут, сейчас, всё вокруг; никто и ничто. Бездна. Чёрная дыра во вселенской огромной клоаке.

      Лёха явно был в чём-то прав, я периодически сам задавался вопросом, что со мной не так или наоборот так, но что именно? Насколько я понимаю, мой психолог, тоже был далек от истины. Его интересовало отнюдь не моё душевное равновесие, а состояние другого более зримого эквивалента.

    Так кто же это выходит в экране, весёлый и уверенный в себе индивид? Он мне с самого начала не нравился. Никогда. Я его интуитивно опасаюсь. Я почему-то возомнил, что он опасен и способен наворотить дел. Но он слаб. Его поле деятельности зазеркалье. Сюда ему не выбраться. Ни за что не допущу этого. Всё тайное становится явью. Таков непреложный закон мировоздания. В портале не должны быть бреши. Иначе..?

– Для тебя же ни секрет, что многим таланты даются не заслуженно. Я никогда не чувствовал себя на своем месте. Но это в перерыве, когда наша камера мертвым грузом валяется в ящике, там сзади – я указываю за спину рукой. Стоит тебе взять меня на прицел фокуса и я, уже не я.

– У тебя очевидно не все дома – говорит Лёха не понимая, как такое возможно.

– В твоей-то коробке всё путем?

      Он делает слишком долгую паузу, в следствии чего я могу прийти к выводу, что он по-крайней мере в этом сомневается.

      У меня звонит мобильник. Номер не записан в книжке. Это почему-то всегда настораживает. Кому я мог понадобиться? Я принимаю вызов в прямом и косвенном смысле.

– Алло. Я слушаю.

– Привет, а это я, – говорит не знакомый мужской голос.

      Лёха смотрит на меня и вздёргивает подбородок: – "мол кто это?" Я в ответ пожимаю плечами.

      Пауза. Я жду.

– Я тебя нашёл.

      Ситуация начинает напоминать мне старую чёрную комедию "Крик".

– Извините, с кем я говорю? – с небольшим волнением говорю я.

– Да, мы давно не разговаривали. Но я бы тебя узнал, свались ты мне на голову, хотя и прошло столько лет. Ты случайно не поймал звезду? Небось думал, какая-нибудь очумевшая фанатка надыбала твои цифры?

      Он засмеялся. Вот тут-то у меня, что-то шевельнулось. Резануло. Ошибаться я не мог. Но кто? Кто он и когда? Важнее зачем?

      Память она такая. Любит поиграть в прятки. Я чувствую что это, что-то давнее. Угроза и нет первоочередно пытается разобраться мозг. Разгоняет ресурсы, сердце гонит кровь быстрее. Ну где же нужная папка с данными? А оно всё там. Ничто, никуда не девается. Даже и не мечтай.

      А голос из неизвестности продолжает:

– Зря стараешься, ты никогда не мог быстро соображать в экстренные моменты. Да и я не собираюсь тебя мучить. Не за этим собственно и звоню.

      Но он меня недооценил. Я уже ухватился за ниточку, а импульс в недрах серого вещества добрался до необходимой папочки. Что там? Кто?

      Показывай!

– Жека! Седой! – почти кричу я в трубку.

      Может кому-то покажется примитивным моё достижение. Однако за 14-15 лет многое зарастает былью. И воспоминания становятся хламом и пылью. Но стоит её сдуть, как прошлое приобретает чёткие очертания. Забвения абсолютного, как такого не существует. Намеренный самообман, пожалуйста. Сколько угодно.

      Прошлое найдёт, заставит заплатить по счетам. Доставай кредитку. Не тяни. Будь добр.

– Я в Москве. Сильно ближе, чем тебе бы хотелось. Знаешь, что мегаполис – это собиратель заблудших душ, но "он или она" не просто их коллекционирует, а сталкивает. Не редко лбами. Откуда мне например знать, что мой неожиданный звонок нужен тебе, как никогда. Тебе необходимо, что-то из далека. Прочное и надежное, в чем ты можешь быть полностью уверенным.

– Ха, все такой же. Держишь марку. Ну и ну… сколько всего минуло и на тебе. Приятно удивлён. Не буду оправдываться, что и сам хотел и пытался… ты лишь сыграл на опережение. Нет. Оно же знаешь, как бывает, глупо, нелепо. А списаться стоило и по-раньше. Но что об этом? Ты какими судьбами вообще или давно здесь?

– Достаточно. Кручусь, верчусь. Рожу то твою периодически наблюдаю. Всё банально. Мелькаешь по ящику, вот совесть и не дает покоя, требует проявить инициативу. И как я тебе уже сказал, ты больше заинтересован, хотя и не понимаешь сейчас почему.

– Может быть это обуславливается моей любовью к сюрпризам?

– Как хочешь. Меня устраивает. Я надеюсь у тебя не хватит наглости отказаться от моего предложения подловиться?

– Когда-то я мог бы выкинуть нечто подобное.

– Я полагаю сноровка никуда не делась. Подтягивайся на Тверскую, приземлимся там, в каком-нибудь заведении. Покалякаем. Скажем к 22:00, идет?

– Замётано. Цифры твои?

– Да. Набирай не стесняйся.

– Скажешь тоже. Давай, до встречи. – я нажал на сброс и сбросились пятнадцать лет. Оказывается так просто. Пластмассовая фиговина способна управлять временем. Я убрал мобильник. Лёхе по всей видимости не было никакого дела до меня. Поэтому я заговорил первым:

– По-твоему мне стоило согласиться на встречу?

– Ты согласился? – удивился Лёха.

– Ну да. А что?

– Тогда другое дело. Я бы не стал, но решать тебе. Кто он вообще этот тип?

– Росли буквально вместе.

Лёха уточнил:

– Дружба до гроба; брат за брата, держимся командой; куда ты, туда и я? С этой серии?

– Примерно да.

– Знакомо – вздыхает Лёха.

      Периодически замечаю, как он пристально всматривается в тротуар, в проезжающие машины, в витрины, будто хочет запечатлеть, впитать всю эту нарядную дрянь. Вредную, но любимую, загазованную и приятно пахнувшую, полную лоска Москву.

– Не виделись лет пятнадцать – бормочу я.

– Ты это любишь. Я другое дело. Вот и Маринка говорила… А в итоге одни воспоминания. К чему они? Забыть. А как? Я бы не пошёл, честно. Совет то запросто, а самому какого… Но тебе лучше знать. Я по-другому не могу.

      Я плохо понимаю, о чём он говорит. Странный он сегодня какой-то. Только сегодня? Вскоре впадает в угрюмое оцепенение. Так и катим оставшийся путь в молчании. Не наедине, но одинокие. Не понятые, как и все.

      По всюду одно и тоже и в отражениях луж…

      Грязь.

Глава 5

5 глава.

Кому не доводилось лежать с гипсом на ноге? Три бесконечные недели. И никаких тебе передвижений, в то время, когда на улице конец марта и тебе двенадцать лет. Кассеты и диски с фильмами осточертели за три дня. По ящику ещё хуже. У интернета скорость 32 кб/1 с. И никому, как-будто ты не нужен и никому до тебя нет дела. Кажется, что не возможно, не получится пережить это время тянущееся бесконечно долго. Такое чувство, что вот на этом-то жизнь и споткнулась. Финал. Ох, уж этот максимализм! Даже в школу и то лучше. Лишь бы не в четырёх стенах. Лишь бы время перестало быть резиной.

У меня всегда возникало неприятное ощущение, когда я по-какой-то причине пропускал уроки. Сначала приходила обманчивая удовлетворённость, затем следовало разочарование. Я хорошо его помню. Остро. Ты уже не рад безделью, не рад быть вырванным из привычного ритма жизни. Ты словно в соре со временем. Твои одноклассники втянуты в общие процессы, заняты общими делами в перерывах между ненавистными уроками. И вдруг ты осознаёшь, что больше ни фрагмент, ни частичка, хотя и примитивного микроклимата. А когда ты в него возвращаешься, то встречаешь хитрые выражения лиц: глаза щёлочки, притворные улыбки. Ты чего-то не знаешь, что-то упустил важное. Накрывает впечатление, что успела смениться целая эпоха. И это за один день отсутствия. Три недели равняется целой катастрофе. Прошла целая, маленькая жизнь и вся мимо тебя. Вскоре, примерно через неделю твоего заточения, к тебе обязательно должны наведаться школьные друзья с агитированные, какой-нибудь юной особой с повышенной социальной самоосознаностью. Так будет. Это ритуал, если не сказать традиция. В один из твоих невольничьих дней тебе семейным голоском сообщат родители или бабушка и дедушка (неважно), что пришли дабы навестить тебя твои сознательные сверстники. Радости ноль. Ты то хорошо знаешь их истинные намеренья. Они пришли посмотреть неудачнику вынужденному в весенний радостный день валяться на кровати и мучиться от никчемного времяпровождения прямо в лицо. Эти маленькие садисты получают искреннее удовольствие, когда одному их собрату плохо. От нескладно наспех рассказанных новостей гудит в голове. От веселых лиц воротит. Чтобы они сейчас не говорили тебя это нисколечки не касается. Твоё пространство четыре угла, а граница вселенной – бетон. Золотая клетка и в детском разрезе восприятия всё так же клетка.

Есть и виновник моего временного выпада из жизни. Мы с Женькой лазили по гаражам перепрыгивая на бегу с одного на другой. Игра напрямую сопряжённая с риском сломать себе шею или получить другое увечье. По-большому счёту все наши игры так или иначе могли укоротить жизнь. Я думаю он сделал это специально, но не осознавал до конца последствий. Конечно он в отказе.

Отрицание – это первый принцип самозащиты, а потом просто стыдно признаться.

Он стоял в дверном проёме понурив голову и смотрел на меня из под светлых бровей. Взгляд его светло-синих глаз не был виноватым, а наоборот, чуть ли не вызывающим. Так он реагировал на чувство неловкости. Оно ему мешало и не нравилось.

Через не продолжительное время Женька садится на край моего раскладного дивана, на котором я исполняю мученическую роль и погружаюсь в неё ещё больше с его немым появлением.

– Неделя и уйдём на каникулы. – сообщает мне Женька – Всё. Ты как?

Я видимо должен воодушевиться этим заявлением, но нет. Я и сам это прекрасно знаю и без него. Я несколько дней уже, в тайне, передвигаюсь на своих двоих не смущаясь гипсом. Ему этого знать необязательно. Пусть и дальше пребывает в неведении. Он это заслужил. Он единственный, кто навещает меня стабильно каждый день. Она и то нет. У неё и без этого хватает посторонних дел. Она же ходит теперь на какой-то там кружок танцев. Деловая. Стала задирать нос.

– Да, никак. Не могу придумать, чем ещё можно заняться.

– Я принес сегодняшнюю домашку и уроки. Там не много.

– Все в лучшем виде? – спросил я и посмотрел на него многозначительно, словно царь на провинившегося подданного.

– Как всегда – повторяет он ежедневный ответ, как и требуется: смиренно.

Ему приходится все переписывать в двух экземплярах классные и домашние работы. Он якобы это делает из благородного побуждения выручить попавшего в беду друга. Мне иногда начинает казаться, что Женька и сам поверил в свой обман, потому что актёр он, скажем так себе. И ещё одно немаловажное обстоятельство: почерк. Все работы должны быть обязательно выполнены моим почерком. Это ему не под силу. Я точно это знаю. А ещё мне известно, кому это раз плюнуть. Но этот человек не прост, он и пальцем даром не шевельнёт. Из чего следует, что Женьке приходится чем-то жертвовать. Могу предположить, что жертвой выступают скудно накопленные карманные деньги. Ничего, сам виноват.

Не можешь сам – заставь; не можешь и это – плати.

– Хорошо. В этом только и радость.– ответил я с легкой улыбкой.

Я слышу скрежет зубов.

– Сегодня участковый в школе торчал, – сердито говорит Женька – некоторых вызывали к дирику в кабинет. С десятого пацаны конкретно на панике были.

– Хм… И что? – спрашиваю равнодушно, хотя и выдаю себя громким придыханием.

– Говорят у одного в портфеле наркоту какую-то. Травка или что-то вроде того. Не знаю. Влип, да?

Пока я тут валяюсь у них там вон что творится. Нет. Женька не отделается так легко.

– Фигня – сказал я специально его позлить. Он терпеть не может, когда с первого раза не верят его словам, – Кто-то, что-то увидел, как всегда толком ничего не знают и сразу начинают выдумывать.

– Да говорю тебе это я, я сам лично видел! – срывается он.

– Ну-у, это ещё ничего не значит.

Женька клюёт.

– И слышал! Своими собственными ушами.

– Во, гнать-то… Ага, ещё чего придумаешь? Они тебя сами позвали или напросился?

– Дундук ты что ли? Как тебе яснее сказать? Подслушивал я! Понял?! Стоял в фойе между дверей и подслушивал. Теперь ясно?

Я не торопился соглашаться.

– Хорошо, допустим – я ловлю себя на мысли, что пытаюсь подражать тому великому литературному сыщику созданному бурной фантазией одного известного писателя. Книгу про Шерлока Холмса принесла мне вчера Вика. Я успел прочитать несколько рассказов – Они громко говорили?

– А чего им стесняться? Мне их было отлично слышно и видно в замочную скважину.

Я пытаюсь припомнить как выглядит это отверстие. Я же его видел не единожды. Когда необходимо, как-будто специально не можешь вспомнить важные, мелкие детали. Всё дело в невнимательности или в чём-то ещё.

– Потом пришли его родители…

– И как они тебя не увидели? – перебиваю его.

– То есть они уже были там внутри – оправдывается Женька – ты меня путаешь. Из-за тебя всё забыл.

Я ехидно улыбаюсь. Всем своим видом даю понять: "ты мол дружочек попался". Он и не думает сдаваться.

– Петр Васильевич орал во всю глотку, что исключит его из школы. Это позор. И всё такое. Это кстати был Вовка – "Модный" из десятого "а". Родители у него на крутой, такой тачке прикатили. Все её облепили, пока они ему в тык вставляли.

– И что ты только один остался? Никто тебя больше не видел?

Женька вздыхает. Я чрезмерно пользуюсь своим положением. Он крайне терпелив.

– Дак, все убежали, кто тачку зырить, кто курить. Перемена короткая десятиминутка. Все сыкнули. Милиция так просто не наведывается.

– А ты?

Вопрос был не уместным. И всё же прозвучал. Женька ни раз доказывал, что кишка у него не тонка. Взять хотя бы тот случай. Прошлым летом он без раздумья, на спор лег на шпалы промеж рельс, перед движущимся на него поездом. Всё обошлось. Глупая шутка. Но факт остаётся фактом.

– Ты и сам знаешь, почему я туда пошел – сказал он с нажимом.

Дело в том, что я действительно хорошо понимал причину. Вова, если бы начал чесать языком, то много у кого могли начаться неприятности. И мы с Женьком были не исключение. Одними нитками сшиты. Но Вовке хватило ума держать язык за зубами.

– Не растрепал получается?

– Как видишь. А-а-а, и Маша была рядом… когда я уходил от туда столкнулся с ней в коридоре.

При упоминании о ней, у него всегда невольно загорались по-особому глаза и голос звучал, как-то мягче и нежнее. Это прекрасное юное создание пробуждало не только у моего друга возвышенные чувства. Она была на пару лет постарше и начала формироваться интенсивнее её сверстниц. И природа щедро наградила её утонченной физиологией. У Женьки не было ни единого шанса. Всё было против него, а главное возраст. Её привлекали на тот момент, как раз мальчики по взрослее. Она хорошо понимала о чём говорил бросаемый на неё украдкой взгляд. Молодой возраст ничего не значит в этом вопросе, тут говорят инстинкты. Её явно забавляла его детская симпатия. Она могла пошутить и посмеяться над ним или вместе с ним, считая его прикольным, мелким воздыхателем. Вполне вероятно и он ей нравился, но конечно она в подобном ни в жизнь не признается. Ей уже мешал её "великовозрастный" жизненный опыт. И мнение подруг. Груз социума уже давил на них полновесно. Стоит выбиться из общепринятого и ты становишься изгоем. А кому этого хочется? Правильно, никому.

– Что она там делала?

Я ясно видел, как он краснеет отвечая на мой вопрос. Ему было стыдно говорить в адрес её неприятные вещи. На какие только глупости не способно невинное чувство.

– Подслушивала, как и я… что ещё она могла там делать!?

– Ха-ха – меня искренне веселил его ответ. Потихоньку и он оттаял. Впервые между нами исчезла невесомая напряженка, которая возникла с того случая в гаражах.

– Ты, конечно, сразу выложил всё что знаешь и нет?

– Ничего я не сказал.

– Да ну тебя – я махнул рукой. Он не обиделся.

Нога в гипсе чесалась умопомрачительно. Для удовлетворения этой зудящей необходимости у меня имелось специальное приспособление, а именно пластиковая линейка. Женька понял мое желание и сам подал мне её. Она проскользнула между гипсом и голенью. Блаженство.

Каким долгим бы мне не казалось моё вынужденное заключение, но оно закончилось. К моему возвращению к обычной жизни, снега на улице совсем не оказалось. Мы снова могли пропадать целыми днями вне замкнутого пространства бетонной коробки. Женька, где-то раздобыл воздушное ружьё и понаделав разных мишеней в основном из бутылок и картона, мы практиковались в точности стрельбы. Но ему быстро надоедало, как он выражался стрелять по пустым позициям. Ему нужны были живые цели. В нем говорили настоящие инстинкты охотника. К его радости недостатка в дичи не наблюдалось. В большинстве случаев попадали под раздачу: воробьи, сороки, в некоторых случаях бездомные кошки и собаки. Это были живучие твари и ружьё не причиняло им фатального урона. Мне была непонятна его жестокость к животному миру. А Женьке в свою очередь непонятна моя озабоченность по этому поводу. В редких случаях, когда я подавался на его насмешливую провокацию и убивал воробья, отправлял его в рай для пернатых, где не потребуется больше драться за хлебные крохи.

Я потом продолжительное время раскаивался и испытывал, что-то похожее на душевные муки. Но при всём при этом, я как-то раз предложил выследить живую дичь по серьезнеё. Женька тогда замешкался и я обрадовался своему превосходству, и решимости. Мы наткнулись на мужчину, которого принято в обществе называть; человек без определенного места жительства. Дело было поздним вечером. По близости никого. Момент благоприятный. Мужик неопределенного возраста и в одежде, которая сразу выдает его социальный статус копался в пакетах с отходами извлечённых им же из мусорных баков. У меня внезапно проснулась к нему какая-то безотчетная, беспричинная злоба. Он мне показался лишним фрагментом, который бы следовало убрать, уничтожить, как нечто противоестественное и неприятное. Женька до последнего не верил, что я доведу до конца своё намеренье. Бездомный естественно и предположить не мог, что за ним следят две пары глаз и продолжал безмятежно делать своё нехитрое дело. Я по-лучше прицелился и ждал лишь более подходящего момента для выстрела. А ещё я поставил себе задачу сделать это в промежутке между ударами сердца. Я где-то видел или от кого-то слышал, что так больше шансов повысить точность выстрела. Сейчас я не мог подкачать. Мне даже казалось, что делаю, что-то хорошее. Оказалось спустить курок совсем не трудно. Свинцовая пулька попала точно туда, куда ей было указано. Мужик качнулся и как-то через чур жалобно взвизгнул. Ружье было пятизарядное, к тому же я усердно накачал его воздухом, как никак жертва крупнокалиберная. Немного разволновался и второй раз попал в менее уязвимую часть тела; в лопатку или в плечо, а вот третий мог попасть в высшую категорию стрелка-любителя. Пуля угодила в затылочную область. На этот раз мишени не удалось остаться в вертикальном положении и бездомный подался весь вперед и грузно осел облокотясь на мусорный бак.

Было весело за ним наблюдать. Но рассудок приказал действовать иначе. Мы сломя голову бежали, как можно дальше от стрелковой позиции. Нас ведь могли заметить случайные прохожие и очевидцы недосягаемые нашему взору. Что-то, где-то глубоко подсказывало, что я всё-таки сделал не хорошую вещь.

Падаль к падали, или… ?

Позднее раскаяние? Ничуть. Не было ничего подобного, как не странно.

Остановились мы только метров через пятьсот, когда достигли нашего двора. Там было хотя бы обманчивое ощущение безопасности. Есть основания полагать, что точно также себя чувствовал "бомж" выполняя свой ежедневный ритуал.

Никогда не знаешь, что творится у тебя за спиной. Возможно ты у кого-то уже на мушке и сколько шансов, что ты это поймёшь? Все зависит от чужого решения сделать выдох или выстрел.

Конечно с бездомным ничего критического не произошло и мы в дальнейшем не раз его наблюдали.

Произошло, что-то с нами и в частности со мной. Раскаяния не было. Но этот крик – Женьке отчим надрал уши. Видимо кто-то всё-таки узрел наше с ним сафари, но перепутал меня с ним. У нас после этого состоялся серьёзный разговор. Тогда победил он. Правда была всецело на его стороне. Эта драка не имела силы разрушить нашу дружбу.

Тем временем жизнь готовила нам судьбоносные хитросплетения. И мы смело вступали с ними в противоборство.

Мы приняли свой личный бой с судьбой.

Как и во всех моих прочих историях дело тут не обошлось без Вики. Просто не могло обойтись. Она словно бич преследовавший меня. Как выяснилось позже, они со Светкой по случайности находились неподалёку от нас. Странная случайность, ничего не скажешь. Впрочем это не явилось загадкой. Что уж там, не только взрослые, но и дети шпионят друг за другом. И получилось, что мы в какой-то степени тоже были на прицеле. Мой поступок был оценён по достоинству, но не по той шкале ценностей, по которой я хотел.

После случая с бомжом, мы с Женькой разошлись не сразу по домам и какое-то время потратили на эту важную тему. В это время к нему наведались наши знакомые девчёнки. Инициатором и вдохновителем идеи была Вика. У неё в последнее время обострился непонятный синдром занудной училки, как-будто ей до всего было дело больше остальных. Может быть именно по этой причине мы стали с ней редко видеться. Но не сжигали мосты окончательно. Я предполагал, что это просто сложный период в её поведении и он обязательно закончится. Откуда бы взяться бесспорной уверенности? Однако она была.

Вика уверенно своим нервным пальчиком нажала на дверной звонок Женькиной квартиры. Открыл отчим. Она без обиняков напрямую выложила ему все подробности нашего с ним сафари. И я и Вика считали, что поступаем хорошо. Каждый по-своему был прав. Спорный вопрос конечно. А пострадал он.

За что?

Я промолчал.

Почему?

Лишь прихоть.

Вику я встретил случайно на следующий день, до разговора с Женьком. Она с ходу меня ошарашила!

– Мы видели, чем вы вчера занимались.

– И что? Следили, что ли за нами?

– Видели как Женя стрелял по-какому-то пьянице.

Вот оно что. А я то думал от чего у меня с утра было дурное предчувствие.

– Вам то какое дело до этого?– ответил я.

– Нельзя так поступать с живым человеком.

– С живым..? Да. Нельзя.

Она смотрела упрямо, вся напряжённая. Было видно, что говорит с чувством. Её это действительно волновало. Я не мог себе объяснить, почему это маленькое, красивое создание меня безумно сильно обескураживало.

– Ты другого мнения?– с недоумением спросила она.

Мне уже перехотелось её расстраивать. Поэтому я сказал:

– С ним ничего не случилось серьёзного. Даю тебе стопроцентную гарантию. Я специально целился по закрытым местам (ложь). Ты же видела его броню, куча всякой одежды. И как они ходят во всём этом, когда на улице тепло?

На её лице отразилось крайнее удивление.

– Стрелял же Женя…

До меня только сейчас стало доходить. Путаница произошла не случайно. Женька надел мою ветровку, а я его. Ему очень нравилась моя. Он тоже хотел такую, но ему не покупали. Это обстоятельно и сыграло с ним злую шутку. Вика просто перепутала нас.

– Я был в его куртке, вот и всё.

Удивление на её лице сменилось полной растерянностью. Она пару раз приоткрыла рот, но звука не издала. Наконец она выговорила:

– Получается я вчера зря рассказала его отцу.

– Что ты сделала? – с шипением говорю я.

– Сказала, что он из своего ружья стрелял по живому человеку – упавшим голосом произнесла она.

– Ну и дура! – я даже не понял, как у меня вырвались эти слова – Что, сделала добренькое дело? Ты понимаешь, что он с ним сделает? Стрелял то я… Меня бы тоже слила?

– От тебя я не ожидала такого.

Что-то нужно было срочно предпринимать. Ещё чуть, чуть и она заплачет, у неё уже начала подрагивать нижняя губа. Всё же она была еще просто маленькой девочкой.

– Хочешь, я найду его и извинюсь?

– Что ему от твоих извинений! Это ерунда. С ним большой не удобняк вышел.

Одно я понимал точно, ему уже не поможешь и время назад не отмотаешь. Вика давно, как-то не заметно стала угрожать нашей с ним дружбе. И честно признаться, если бы встал однозначный выбор, то я не знаю в чью сторону склонилась бы чаша весов. Естественно всё я знал.

– Давай я схожу и скажу, что специально соврала.

– Ничего по умнее не можешь придумать? Пусть всё остается как есть. Поменьше будешь совать свой нос куда не просят.

– Это не правильно – неуверенно возразила Вика.

– Надо же, опомнилась. Поздно. Лучше будет, если он не узнает, кто рассказал его отчиму.

Я осознанно губил в ней росточки справедливости. Мне больше нравилась безрассудная Вика, чем нынешняя, чопорная чистоплюйка. Впрочем я зря переживал по-этому поводу. Ей надоест эта роль быстрее, нежели я себе представлял. Она часто будто бы играла, а не жила. Возможно она примеряла жизнь, пробовала себя в разных амплуа. Пусть будет кем угодно, лишь бы не противной привередой.

Как самые настоящие заговорщики, мы сговорились и решили Женькину судьбу. Я взял с неё слово, чтобы она ни при каких обстоятельствах не выдавала себя. Нелепо было обманщику требовать честности от обманщицы. Одно являлось очевидностью, она готова была пожертвовать Женькой ради своей сиюминутной прихоти, хотя они имели вполне дружеские отношения. Со мной бы она не посмела так поступить. Это факт. Я был для неё, чем-то большим, как и она для меня. Вероятно нас роднила общая черта скрытого лукавства.

Вскоре мы забыли об низменной обыденности. Рядом с ней я чувствовал себя чище, даже делая и говоря не совсем хорошие вещи. Мне казалось, что когда мы находимся вместе к нам не может прилипнуть никакая грязь. Все мои помыслы были о ней, но они олицетворяли чистоту, пока лишь духовный союз. Такой союз нельзя считать полным, физика тоже важна. Чуть позже и она скрепит наш тандем своей печатью.

Я и с прошлого раза не забыл вкус её губ. Никогда и ни с чем не перепутаю этот запах. Он был словно специально создан на радость моему обонянию. Не зря говорят, что люди снюхиваются. Если личный запах человека нам не приятен, то мы неосознанно будем держаться от него по-дальше. Биохимические выделения наших зреющих организмов тянули нас друг к другу, чем притяжение небесных светил. Мы первый раз так долго целовались. Она была очень близко ко мне, что я чувствовал тепло её худенького тела. А её начавшие интенсивное формирование груди, едва вздрагивали под футболкой. Сколько прошло? Минуты три? Не знаю, может быть я был тогда под сильным эмоциональным всплеском,  а может быть так первый раз казалось всем, но я ясно осознал, что она по какой-то причине оторванная от меня частичка. При чём лучшая часть. И точно не ребро. Конечно, я не думал и не забегал вперёд, что нам суждено пройти рука об руку до гроба, но интуитивно понимал, что Вика должна как-то повлиять на меня. Изменить? Показать? Открыть? Она ключ к тайне и сама тайна сокрыта в ней. Она проводник. В ней заключалась целостность, через которую я должен был обрести себя.

Всё это предстоит потом. Сейчас нам ни до чего не было дела. Пусть цунами сносит побережья, вулканы стирают с лица земли целые города. Пусть рушатся миры, исчезают галактики поглощаемые чёрными дырами. Всё это было нам безразлично. Нас оберегала древнейшая субстанция, создавшая абсолютно всё и явившаяся первопричиной. Мы следовали сообразно её законам, поэтому нам было нечего опасаться, нам не могло ничего угрожать.

Глава 6

6 глава.

Я сидел около двадцати минут в одном из многочисленных кафе-ресторанов на Тверской. Женька вёл себя, как порядочная сволочь. Он наглым образом опаздывал на нашу запоздавшую встречу на пятнадцать лет. Можно легко допустить, что сработал кармический бумеранг-уравнитель и послал мне отмщение за утро, за Лёху. Кафе на удивление было почти всё забито посетителями несмотря на будничный день. Сразу видно народ уставший от ковид-ограничений вырвался на свободу и теперь искал любого повода, лишь бы выбраться из своих каменных жилищ. Я попивал заказанный гранатовый сок. Как я дошёл до такого кощунства? Очень просто. От куда я знаю кем стал мой друг детства? Как он относится к алкоголю? Сейчас все стали через чур правильные со своими "П/П" и "ЗОЖ". Не хотелось ударить в грязь лицом. Мерзко, а что поделаешь? До меня только сейчас и начало доходить, что по сути я согласился на встречу с чужим мне, практически не знакомым человеком. Разве человек за пятнадцать лет не изменится до неузнаваемости? А вдруг он рехнулся или стал уголовником или ещё хуже ментом? Что могло ему понадобится от меня спустя столько просеянных лет ситом жизни? Возможно и прав был в чём-то мой всезнающий напарник. Ни к чему эти свидания с пережитками, с заржавевшим и истрёпанным. А если он и в самом деле псих, что тогда? Наша газетёнка и канал про меня напишет и снимет замечательный некролог. Встречаются же всякие повёрнутые, выслеживающие знаменитостей, кумиров. Я конечно не мог себя причислить к подобным личностям, но в глубине души тешил себя тщеславной мыслью, что лицо всё-таки узнаваемое. Кто бы, что не говорил, но и в наше время засветиться по ящику мечтает чуть ли не каждый второй. Я это делаю регулярно в связи с моей профессиональной деятельностью. Вообще чокнутых в последнее время развелось много. Дефицита в них явно не ощущается. Что служит этому причиной? Вероятно в нашем прогрессивном обществе сложилась благоприятная эмоциональная среда, для этого рода явлений. Что уж и говорить большинство наших репортажей переполнены самым настоящим трешняком и зубодробительной жестью. Как задумаешься страшно выходить из дому.

После отснятого материала у входа в метро станции "N", меня не покидает мысль, когда я вижу большое столпотворение людей, они мне даже кажутся не по настоящему живыми, как-будто они всего лишь искусно сделанные механизмы с тикающим таймером внутри и лица у всех отчуждённые, не лица, а бездушные гримасы. И как среди этого снующего взад и вперёд и во все стороны муравейника определить, выявить патологически – деструктивную особь, которая одним движением пальца за пазухой готова остановить свой личный таймер раньше ей отведённого Великим часовщиком? Но особи мало одной жертвы. Она хочет собрать полную жатву, тщательно выбирает подходящий случай и ищет компанию по больше. И когда она жмёт кнопку открывающую вечность прекрасно знает, что не попадёт в чистилище, если оно существует, ей уготовано без лишних церемоний место по вакантней, в первом ряду спектакля мук. Я уже раз пять видел этот сон. Да, меня мучают кошмары. Но кому в этом признаешься? Какая-то идиотская проблема. Знакомые только покрутят пальцем у виска и посмеются. Людей не особо волнуют проблемы, которые напрямую не влияют на их повседневную жизнь. Мне очень не нравилось встречаться даже во сне в людьми, у которых вместо тел убывающие таймерные циферблаты, а концовка всегда одна и та же. Одно существо или как это назвать, сходит с ума и "бум"! Затем цепная реакция. Я в поту подрываюсь посреди ночи и боюсь не напугать супругу. Со мной тоже явно, что-то не то. Я это чувствую.

Когда я отогнал от себя поток мрачных мыслей и уже собирался расплатиться за выпитый стакан сока и покинуть сие заведение послав посланника из прошлого куда по дальше, я увидел в окно шедшего к входу кафе мужчину. Он был повыше среднего, одет в чёрную кожаную куртку, на голову накинут капюшон от худи. Что-то выдавало в его походке, какие-то на интуитивном уровне восприятия повадки. Я сразу осознал, что это шёл тот кого я ждал. Это был Женька. Тот самый с кем мы пережили ни мало приключений раннего детства и клялись в дружбе до гроба. И даже, когда мы переезжали… Нет, тогда уже вроде бы нет. Однако странная вещь память. Любит она забывать, намерено искажать, подтасовывать нужные или ненужные факты.

Он очень изменился. Я бы никогда не подумал, что он будет так выглядеть. Но не узнать я его не мог.

Не зная – я знал, не видя – видел.

У меня зазвонил сотик. Я глянул на дисплей, с него мне улыбалась Вика. Мне нравилась эта её фотография, на ней она смотрит прямо в мои глаза, когда я её фотографировал. В этом взгляде что-то было, какой-то необыкновенный блеск. Может быть я это выдумал. Фантазия и только. Я ненавязчиво спрашивал и показывал фотку некоторым знакомым, но никто ничего особенного в ней не находил. Ну и пусть. И хорошо, что мне одному открывалась неведомая никому Вика.

Большой палец оттянул кругляшок в право.

– Да дорогая, я слушаю.

– Привет. Ты чего это? С ума что ли сошёл – послышался из динамика удивлённый Викин голос. Я редко проявляю чувства нежности по телефону.

– Нет. А что, должен был? Если честно поводов хоть отбавляй. И разве я не могу так называть свою любимую жёнушку?

– У тебя точно там всё в порядке? Ты где вообще?

Классический набор фраз после восьми лет супружеской жизни.

– Ты что за этим звонишь, узнать, как у меня дела? Могу тебе напомнить, что я уже большой дядя. Да. У меня всё хорошо, как-будто бы. Так могу или нет?

– Что можешь?

– Называть тебя так – весело сказал я.

– Как..? Дорогуша?

– Дорогая.

– Типа обхожусь дорого? Не пугай меня. И что это вообще за непонятные вопросы?

Я почти физически ощущаю её смитение. Я полагаю, она частенько задаётся вопросом – по какой причине судьба в мужья послала ей такого идиота в моём лице. Но она хорошо воспитана и никогда мне об этом прямо не скажет. Хотя, у всего есть предел. Возможно наступит день и её прорвёт.

– А всё-таки? -настоял я, ожидая услышать ответ.

– Бред… Можешь конечно, если хочется. Ты всё можешь и сам знаешь об этом.

– Я по прежнему твой герой? Как Клайд для Бони? – добавил немного романтики.

– Да, как Бони и Клайд – повторила она формулу, которую мы придумали в начале нашего с ней пути. Тогда мы подолгу не могли оторваться и отвести глаз друг от друга.

– Ты знаешь… Мне придётся сегодня задержаться – разочарованным голосом говорю я.

– Ну вот. Ты же обещал!

– Что?

– Конечно, он забыл. Ты обещал, что пойдёшь со мной на встречу фэнами.

– Блин. Точно, – я даже не пытался оправдываться. Это мёртвый номер. С ней такое не пройдёт. Она ни человек, а рентген – А я то ломаю весь день себе голову, чего я должен сегодня сделать.

– У тебя сильно срочное? Опять что-нибудь стряслось? – уточнила она.

– Это не связано с работой.

– Тогда не поняла?

– У меня тоже наметилась встреча.

– С кем это?

Я слышу нотки сарказма в её голосе.

– Объявился Жека. Седой, прикинь.

Невнятное урчание.

– Понятно. – сдержанно ответила Вика.

– Ты сильно обидишься?

– Минимум на три дня переместишься в гостиную.

– Не верю, что ты станешь остервенелой злючкой.

– Ты правда офигел. Я серьёзно.

– Знаю, прости. Я придумаю, как загладить свою вину – интригующе произношу я.

– Боюсь для такого дела у тебя не хватит фантазии. – с шутливым вызовом отвечает Вика.

– Помнится мне, ты не так давно была без ума от моих выдумок.

– Дурак.

Я слышу её смех.

– Значит договорились? Надеюсь, у тебя всё пройдёт гладко. Ничего же они с тобой не сделают твои безумные фолловеры.

– Не знаю, не знаю. Это на твоей совести. Вдруг я найду там интересное общество.

Упрёк вполне заслуженный. Вика женщина ещё достаточно молодая и обладает всеми внешними и внутренними достоинствами, чтобы увлечь любого мужчину на поиск сладострастного греха. С моей стороны было глупо слишком часто пускать её в одиночное плаванье. Я ей доверяю. А может и нет. Никому я не доверял. Скорее всего я просто сам чувствовал вину перед ней, поэтому совесть и не позволяла в чём-то её упрекать. Пока мы хотя бы делали вид, что всё в порядке между нами, значит мы ещё цепляемся друг за друга, значит ничего ещё окончательно не потеряно.

– Смотри, если переживаешь, я дам Седому отбой.

– Нет. Всё ок. Не волнуйся. – ответила моя понимающая жена.

– Точно?

– Да.

– Ты же мне сразу наберёшь, если что? – беспокоюсь я.

– Ты о чём?

– Ну, мало ли.

– Не выдумывай. Давай не сильно задерживайся.

– Пока. Целую.

– Я тоже

Она сбросила. "Я тоже!" По мне так самая, что ни на есть мерзкая фразочка не выражающая в сущности ничего. Вот из-за подобных мелочей и начали подтачиваться наши с ней отношения. Далеко не каждый во время заметит похолодание, можно спохватиться лишь когда источник чувств скуёт льдом пренебрежения.

Не успел я спрятать свой "айкос", как передо мной возник он. Я не ошибся, это был Женька, тот самый прохожий которого я приметил в окне. По всей вероятности он не сразу зашёл в кафе. А может забегал в уборную помыть руки, не все же свиньи. Какая разница. Я быстро забыл думать об этом. Не всех же и во всём подозревать. Сцена нашей встречи произошла в сущности банальная и предшествует действиями бессчетному числу точно таких же встреч. Всё было сообразно церемониалу происходящего и похлопывания по плечу, и удивлённые возгласы, и глупые шутки. В общем весь набор.

Когда мы посчитали, что потратили достаточное для приличия время на проявление копившихся чувств пятнадцать лет, мы наконец разместились на местах.

– Я тебя всё-таки смог узнать. Что-что, а ходишь ты до сих пор, как поднятый раньше времени медведь шатун. В остальном конечно полный апгрейд. – эмоционально поднятом настроении я внес немного шутки в нашу беседу.

– Что ты там в конце воспроизвёл?– уточнил Женька.

– А-а..! Изменился говорю.

– Так и говори сразу человеческим языком. Вас скоро клеймить начнут.

– Ок, точнее без "б".

– Уже лучше. А то в своей столице привык говорить на англо-саксонской тарабарщине. И что вас всё тянет за океан?

В это время, когда он говорил нам принесла заказ молоденькая официанточка. Она, конечно, всё слышала и улыбнулась моему "старому" другу. Я не мог понять, какого рода была эта улыбка, то ли поощрительная, то ли ироническая. По крайней мере уточнять её мнения я не стал. Хотя от меня могло статься. Ещё просто не было подходящего настроения. Кстати, я зря беспокоился по-поводу Женькиного стерильного образа жизни. Он сам предложил заказать нашей традиционной огненной воды, так как она лучше подходит к данному поводу. У меня немного отлегло от сердца. Мне трудно было бы доверять непьющему человеку. Такой тип людей, явно что-то скрывает раз не доверяет дать волю себе и своему языку.

– Никто, никого, никуда не тянет. -мысленно вернулся к нашему разговору.

– А то, я и вижу, – довольно улыбаясь сказал Женька.

– Сейчас и так все взвинчены на политической почве. Ты мне ещё спустя столько лет собрался промывать мозги?

– Отнюдь. Всего лишь никак не могу привыкнуть. Хотя я здесь уже порядком покрутился.

– Ты чем вообще занимаешься? – спросил я параллельно наполняя рюмки и махнул рукой знакомой сидевшей через стол от нас. Она работает в брокерской конторе, офис которой размещается на одном этаже с нашим каналом и газетёнкой.