Три рая

От автора

Сей текст написан мной по нескольким причинам.

Некоторые размышления появились сами собой, как бывает у многих людей, достигших зрелости. Жизненные события, информация, поступающая в течение жизни, дают ответы на некоторые вопросы, связанные с ней, смертью, что такое правильные и неправильные поступки. Действия человека, как правило, сложно оценить во время размышлений духовного толка.

Что есть добро, а что есть зло? Чем дольше живешь, тем яснее видишь тонкую грань между оценками действий человека и его жизни. Многие, становясь старше, впадают в апатию. Молодые же с неистощимой энергией осваивают мир эмоций и устремлений. Но независимо от того, кем был человек и что он делал, жизненный путь всех рано или поздно заканчивается. Пока ты молод, мало придаешь этому значения, кроме случаев, когда оказываешься на грани между жизнью и смертью. И лишь тогда задумываешься, что же будет после смерти? На этом ли завершаются все чувства человека и его жизненный путь? Что дальше? Страх перед неизвестностью или страх за грехи, которые вольно или невольно совершает человек? И какие еще эмоции испытывает человек, оказавшись в таком переломном моменте?

Религии дают обрывочные ответы на эти вопросы. И кто из наших современников так религиозен? Немногие. Во многих писаниях – буддизма, индуизма, иудаизма, христианства, ислама – душа бессмертна. Но очень мало информации о том, что же происходит после смерти человека, что чувствует душа, где она находится?

Ясно одно: жизнь – это великий дар. Как это произошло? Многие люди объясняют это сверхъестественной силой, инопланетянами. Религиозные люди верят в Бога. Вся жизнь человека ограничена границами морали, законов, которые помогают жить человеческому обществу. И в основе законов – страх. Страх перед неизбежным наказанием за нарушения закона, заповедей и страх греха.

Святые тексты учат человека правильным поступкам, соблюдению заповедей и награде за это – попаданию бессмертной души в рай. Несоблюдение же законов ведет в ад. Но люди, по большей части, чаще грешат, потом оглядываются на свои поступки и, испугавшись совершенных грешных дел, молятся и просят прощение, раскаиваются в грехах.

Так всю свою жизнь человек проводит в деяниях и в страхе за неизбежное наказание. Страх являет собой практически самую мощную силу, мотивацию. Он незримо определяет, что делать человеку, а чего не стоит предпринимать. Но большинство все равно определяет качество своей жизни страхом, страхом наказания за содеянное.

И все вытекающие мотивы поведения и эмоции, чувства – производные от этого первобытного чувства. Труд – страх остаться голодным, жизнь в обществе – страх наказания за несоблюдение закона, добродетели – страх наказания в судный день. Практически все события в жизни человеческого общества мотивированы страхом, хочется нам этого или нет. Страх первобытен и впитан нами со времен предков, не имевших объяснения силам природы, и по сей день, когда люди боятся нарушить религиозные или светские законы.

И почему же люди, имея в своем генотипе вшитый и спаянный с материей страх, все равно грешат или нарушают законы? Имея такой колоссальный опыт человечества, примеры истории, судопроизводства, фильмы и книги о наказании за зло (как эквивалент – противозаконная деятельность или греховное поведение), каждый из нас, обращаясь к Богу, говорит: «Прости и помилуй меня, раба Твоего грешного» и получает прощение.

Но с другой стороны рассуждений стоит индивидуальный жизненный опыт. И запоминается в жизни, как правило, все лучшее: любовь, радость, лучи солнца и яркие краски природы, рождение новой жизни, мечты, победы и даже разочарования. И страху здесь уделяется не так много внимания. Но приходит время болезни, неудач или трудностей, и страх снова появляется в незримом обличии беспокойства, бессонных ночей и бесполезных внутренних диалогов. Счастье жизни постоянно наталкивается на страх смерти, увядания, исчезновения! И несправедливо, нелогично, что в жизни фундаментом счастья являются страх, смерть, разрушение, пыль…

В размышлениях над такими понятиями и родилась эта книга. Мне не хотелось сгущать краски и выставлять мрачные аспекты страха, но, наоборот, подчеркнуть, что хоть это чувство существует с незапамятных времен и позволило человечеству выжить и развиваться, но нужно иначе воспринимать свои страхи и страхи в современном обществе. Не будет ли тогда наша человеческая раса быстрее развиваться, не будет ли она более счастлива здесь и сейчас, и даже потом, после смерти…

Я хотел добиться, чтобы у читателя пробудилось стремление осознать в нашем многогранном мире всю необходимость не только нашей жизни, но и того, что будет после нее. Чтобы человек в полной мере осознал чудо совместного труда в разработке и использовании технологий, медицины, совместного проживания и многих других аспектов общественной жизни. И чтобы у него особенно явно проявилась потребность в любви к ближнему своему. Потому как жизнь не кончается вместе со смертью тела, ведь душа бессмертна! А предстает любовь вовсе не романтическим бременем совокупности мечт, страданий, восхищений и секса, но столь же весомой, радостной, долгой и необходимой частью жизни. И становится так дорого щемящее чувство в сердце по отношению ко всему привычному и доброму.

В скоротечности жизни, в пограничных состояниях при принятии важных решений в работе или кардинальной смене восприятия мира особенно сильно проявляются вопросы общественной морали, типичного поведения окружающих близких и далеких, случайных людей. Ты по-новому и с воодушевлением оцениваешь поступки собственные и других людей и приходишь к истинам.

В попытках изменить мир материальный работой, мир духовный – своим отношением к себе и окружающим в который раз сталкиваешься с потребностью правильного восприятия. Понимаешь в результате размышлений, что те ориентиры нравственности, морали бытия человечества еще сто лет назад и более показавшие свою незыблемость и действенность в форме религии, обучения человека, семейных уз, рассыпаются и растворяются в потоках доступной информации из Интернета, в потоках точек зрения и жизненного опыта людей. Но в этом не вина Сети, ведь бессмысленно ругать и осуждать вулканы, ветер, погоду. Интернет – это часть эволюции человечества, такая же неотрывная от людей, как природа. И с новой силой вспыхивает интерес к оценкам и обобщениям поступков, намерений и итогов людской деятельности, напрямую связанной с самим собой, с политикой или криками за дверью. И размышления над жизнью: иногда захватывающие логические рассуждения, а иногда неразрешимые логические противоречия.

Тема книги (ее части) в большей степени посвящена попыткам описать последствия и ощущения человеческой души после смерти. Таких книг и текстов я встречал мало, от этого книга, по большей части, из разряда фэнтези. Да и как, позвольте спросить, это можно узнать при жизни?

В книге я пытался фантастическим образом логически подойти к ощущениям и переживаниям человеческой души и действий главного героя, частично опираясь на информацию, которую нам дают религиозные писания, воспоминания людей, испытавших клиническую смерть, а также размышления святых.

Я писал эту книгу в 2020 году во время карантина, потом забросил. Но мне попалась информация из весьма неожиданных источников, которая совпадала с тем, что я уже написал… И я решил все-таки закончить эту книгу.

Я пытался рассказать (имея минимум информации) о множестве пусть даже не научных и не религиозно признанных событиях, людях и человеческих конгломерациях (побоюсь назвать это цивилизациями), чье существование навсегда забыто, а достижения навсегда утеряны. Если бы тот свет хотя бы частично существовал в том виде и был сохранен потомками, о чем я написал в книге, то основное обучение и чувства человека далеко не ограничивались бы нашим видимым и незримым современным миром и его восприятием. И все события и дерзания жизни будут впереди, в жизни наших заблудших и бессмертных душ.

И снова вернусь к страху. В нашей жизни практически на протяжении всего существования основным воспитывающим, обучающим и ежедневным фактором, предопределяющим наши поступки и устремления, является страх. Страх быть неграмотным и тяжело работать, страх наказания, порицания из-за наших поступков. Страх преследования при нарушениях закона и как апофеоз – страх ада из-за нераскаяния в грехах. С рождения мы боимся наказания и таким образом развиваемся, имея, конечно, и другие мотивирующие эмоции.

Но может ли страх быть в наши дни единым движителем поступков и действий человека? Конечно, не может, скажете вы, я же не постоянно боюсь. У меня есть семья, любовь, мечты. Да, конечно, но столпом и мотивом всех наших поступков все равно остается страх. Хоть мы его не испытываем ежедневно, ежесекундно, вся наша жизнь прошита основой бытия – страхом. Любовь мотивируется страхом остаться одной (одним) или страхом, что разлюбит, ревность – страхом измены, учеба – страхом, что спросят и поставят плохую оценку, работа – страхом остаться без куска хлеба, рождение ребенка – страхом остаться без продолжения рода, страхом за его здоровье и многое другое. И, пожалуй, главный, финальный страх человека – это страх смерти.

В своей книге я рассказываю о загробном мире, но уже не с точки зрения животного страха (о загробном мире обычно так помышляют те немногие авторы, не побоявшиеся затронуть такую тему, например Данте и его круги ада, или религии Древнего Египта), а с точки зрения бессмертной души.

Бессмертие нашей души упоминается во многих писаниях человечества: в религиях фараонов, буддизме, индуизме, христианстве, исламе. В своей книге я пытался снять противоречия в том, что душа – это, с одной стороны, неразрывная часть, связывающая наше тело с пространством, и, с другой стороны, что же будет с душой после смерти тела? Ведь она должна остаться нерушимой, целостной.

Разрешив это противоречие тем, что после смерти душа снова обретает тело, которое может чувствовать, смысл и текст книги возникал как бы ниоткуда, и сюжет появлялся сам собой. И мне хотелось сказать, что оценка своих действий, намерений, слов и последствий всего этого, с точки зрения добра окружающему миру, весьма вероятно сможет заменить мотивацию страха, сделать жизнь человечества более плодотворной и эффективной. Ведь время, в котором нам посчастливилось жить, сильно отличается качеством жизни, чем какую-нибудь тысячу лет назад. Поэтому может ли мотивация добра быть более сильным двигателем цивилизации? И возможно ли это?

По крайней мере в процессе написания, как мне кажется, многие общепринятые ритуалы и ограничения стали мне понятнее. Конечно, не берусь утверждать, что это истина. Пусть это останется фантастикой. Но, как мы знаем, многие фантастические книги и кинофильмы уже через несколько десятков лет становились нашей реальностью.

В процессе работы над книгой мне стало понятно, что чувствует душа первые три дня после смерти и зачем (по христианским обрядам) нужно бдеть возле умершего эти дни; что чувствует душа с третьего дня по девятый и что – с девятого по сороковой. Логическое написание текста хоть каким-то образом объясняет (пусть фантастически) строение того света, ощущения бессмертной души. Книга, возможно, дает понять, что такое частный суд, чистилище, какова роль ангелов на том свете и дает ответы на вопросы, почему нельзя заканчивать жизнь самоубийством, почему и откуда появляются призраки, почему нужно ответственно подходить к своему дару людям, занимающимся оккультизмом, и почему с ответственностью нужно подходить в целом к своим достоинствам (как в жизни, так и после смерти) – уму, силе, решительности, и почему важнее совместные усилия, чем индивидуализм, и вообще зачем всем столько людей!

Человек при жизни не должен оставаться однобоким – каким бы он ни был одаренным. Необходимо много путешествовать, любоваться и изучать природу и овладеть хотя бы простейшими навыками: сажать помидоры, шить, вязать, иметь хобби, всю жизнь таким образом неустанно изучая опыт предков и приобретая свой. Нужно любить, восхищаться, стремиться и действовать, как бы сложно или лениво это не было. Нужно тренировать навыки своей бессмертной души.

Книга далеко не дописана, неполная… Но, возможно, будет интересна вам, читатель.

И, надеюсь, продолжение следует!

Пролог

Бог создал все живое и создал человека. Над этим утверждением спорят некоторые атеисты и некоторые ученые. Оно оспаривается также в буддизме. Но по сей день никто не смог убедительно опровергнуть его.

Бог создал человека. Ученые не могут воспроизвести появление живой молекулы в своих опытах, сторонники эволюционного отбора во многом приходят к выводу, что генетические мутации имеют очень малую вероятность для тех эволюционных изменений, приведших к существованию мира, который мы видим сейчас, и особенно – разумного человека, хотя современная теория эволюции во многом далеко шагнула вперед. Разработаны и подтверждены теории конкуренции в химических процессах неорганической химии, где научным путем доказываются неизбежность и результат таких процессов, и образование сложных органических молекул. Существуют также теории симбиоза неорганической химии, который также неизбежно приводит к образованию сложных органических молекул. Некоторые современные биологи убеждены, что жизнь, ее эволюция и человек – это предопределенные составом и внешними условиями взаимодействия неорганических элементов и их развитие в органические и затем в сложные биологические системы. Но в большинстве своих выводов такие ученые очень скептически, если не сказать очень агрессивно относятся к вопросу изучения таких процессов с вероятностной точки зрения, доказывая неизбежность происходящих процессов эволюции без участия внешней силы.

Космологическая теория, в чем-то схожая с религиозными подходами в вопросах происхождения жизни, ее эволюции и появления человека, опирается на внеземное появление жизни и последующее ее копирование. Однако космологи пока не обнаружили даже следов разума в миллионах звездных систем, подобно нашей.

Поэтому:

Бог создал человека. В это утверждение, через различные религии, верят и верили многие века миллиарды людей. Скорее всего, они чувствуют какую-то божественную силу, божественный разум.

Бог создал человека. И это утверждение давало и дает силы многим миллиардам людей совершать поступки и дела, благодаря которым наша цивилизация развивается (или, по крайней мере, развивалась очень продолжительное время), и для большинства людей с течением времени жизнь становится лучше, легче. Это подтверждается тем количеством людей, которые могут каждый день есть пищу, жить в домах, пользоваться водопроводом и электричеством и другими благами эволюционировавшей цивилизации. Успехи человечества в своем развитии подтверждаются как облегчением жизни в быту, так и развитием наук, а также деятельности, связанной с нематериальными изменениями мира, такими как искусство, писательство, блогерство. Конечно, проблемы человечества остаются, и многие миллионы людей живут за чертой бедности, а около 700 миллионов человек находятся в состоянии голода (по данным ООН), и это проблема. Но многие миллиарды людей стали жить лучше, чем, скажем, еще каких-то 500 или 3 000 лет назад. Количество людей на планете Земля увеличивается год к году, несмотря на сокращение рождаемости в некоторых, в основном развитых, странах.

Бог создал человека. Вера в божественное и необъяснимое, видимо, родилась раньше законов жизни человеческого общества. Когда человек жил в одиночку или малыми группами, то не объяснимые на тот момент природные явления или болезни являлись причиной развития веры в божественное. На заре развития человечества, тысячи лет назад, вера в Бога (или богов), скорее, развивалась параллельно с законами общества, появлением морали и правил поведения. Когда людей становилось больше, то вера в Бога, как и развитие общественных принципов совместной жизни – общественных законов, переплетались друг с другом. Иногда вера отдалялась от светских законов, но они явно всегда имели некоторое сходство в своих принципах и правилах. Вера, скорее всего, так же, как и светские законы, послужила развитию человеческого общества и во многих своих посланиях перекликается с государственными сводами. Постулаты и правила веры зачастую одинаковы с принципами светской жизни сейчас, да и многие столетия назад. Не убей, не укради, почитай старших и многие сходные признаки веры и статей законов позволяли человеческому обществу объединять людей для совместного проживания на территории, совместной выработки правил поведения, и таким образом эти принципы служили и служат дальнейшему развитию общества, человеческой цивилизации.

Бог создал Землю, все живое и человека. Данное утверждение и вера в это не помешали, а, скорее, способствовали развитию жизни на нашей планете, увеличению числа людей. Это утверждение проходит через многие религии, существующие на земле, такие как индуизм, христианство, ислам и многие другие. Эти религии возникали по мере развития человеческого общества по воли Бога и по желания самих людей. Согласно самим верованиям, Бог приходил к людям нечасто и наделял некоторых из них своим видением жизни, даром распространения и причастия к таким религиям. Поэтому основным проводником воли Бога в развитии религий на земле служили избранные люди, в некоторых случаях избранные народы.

Бог создал человечество. Быстрое и массовое распространение основных и мировых религий, которые мы знаем сейчас, происходило многие столетия назад. В те времена человечество было не так развито, с точки зрения развития науки, эмоций, знакомой нам человеческой морали, этики и норм поведения. В те давние времена, например, к убийству или воровству, насилию или сегрегации относились иначе, чем сейчас. В некотором смысле человек раньше не был так развит духовно и эмоционально, по сравнению с современным человеком. Поэтому как развитие государственности, так и развитие религиозного мышления происходило в более жестком, часто насильственном варианте. Те принципы веры, которые мы понимаем и принимаем сейчас, по большей части, добровольно, в давние времена требовалось прививать силой и жестокими правилами и примерами.

Христианство, появившееся более 2 000 лет назад, вначале подверглось гонениям, притеснениям и убийствам. Однако пример, показанный Иисусом Христом, одухотворил его последователей, но спустя несколько столетий развитие христианства так же сопровождалось насилием, известным в примерах колонизации новых открытых земель или крестовых походах. По-другому, скорее, было невозможно изменить принципы поведения суровых, дремучих в то время и более жестоких людей и распространить веру. Поэтому и сама вера предлагала для уверовавших во Христа и следовавших правилам спасение и рай после смерти, а в случае грехопадения – неисчислимые муки ада во всей жестокости и доходчивости в Писаниях.

Согласно Библии, Бог создал человека по образу и подобию своему. Человек состоит из тела и бессмертной души. Душа человека при жизни неразрывно связана с телом. О таком утверждении говорят многие религии: христианство, индуизм. При жизни люди совершенствуют свою душу, свое духовное, в том числе через тренировки тела. Например, монахи совершенствуют свои желания, мысли, размышления через аскезу, а простые миряне – через посты, молитвы, а, например, индуисты – через различные упражнения, медитацию, йогу. Отсюда, видимо, можно сделать вывод, что изменение и совершенствование своего духовного начала, своей души, неразрывно связано с действиями над телом. Следовательно, и душа в нашей жизни получает информацию и формирует свои признаки благодаря телу, поступкам человека и их осмыслению и переживанию в течение всей своей жизни в телесной форме. В священных писаниях практически нет информации о пребывании человека после смерти. Та немногая информация, что имеется, в основном описывает вознесение праведников, святых людей, суд над которыми совершается сразу, и их попадание в рай.

После смерти не праведники, а значит, и большинство людей, будет ожидать страшного суда, отъявленный грешник попадет в ад, а праведный человек может сразу попасть в рай. Перед последним Страшным судом все будут оцениваться по своим поступкам при жизни, причем умершие встанут из своих могил, и благих людей Господь заберет с собой, а грешников направит на вечные муки.

В некоторых христианских вероучениях, например, у католиков, люди более близкие к Богу, но не отнесенные к святым и праведникам, после смерти попадают в чистилище. Если говорить о таком месте, значит говорить об очищении, о совершенствовании. И принимая во внимание, что душа бессмертна, по крайней мере до Страшного суда, а также учитывая, что душа при жизни сформирована действиями своего тела и неразрывно с ним связана, логично подумать о том, что, возможно, и после смерти душа примет форму своего тела, как и при жизни душа совершает поступки вместе с телом, так и после смерти душа только вместе с телом может так же совершать действия для очищения. Следовательно, после смерти душа, возможно, примет привычный облик тела. Другой же возможный вывод заключается в том, что если есть душа и тело человека на том свете и ему нужно очиститься, то значит тот свет должен иметь облик, похожий на наш свет. Ведь в противном случае в обличии своего тела невозможны действия человека, его жизнь в том понимании, в котором человека будут судить на Страшном суде за поступки при жизни и, следовательно, в чистилище человеку также предстоит совершать поступки, чтобы улучшить свои духовные качества, помимо бесконечного раскаяния, ведь то, что сделано – то сделано уже в прошлом. Поэтому, возможно, на том свете человека – душу и тело – также может окружать пространство, привычное в чем-то и схожее с пространством жизни на Земле, но, конечно, видимо, необычное.

В христианстве грешники после смерти попадают в ад. Ад обычно описан как тоскливое место с различными страшными существами, которые причиняют нестерпимые муки. Часто описываются те пытки, которые люди испытывали или слышали при жизни. Мучения описываются действиями огня, расплавленной смолы, разрыванием плоти, переживаниями души. Ад, по описаниям, мучительное и страшное место. Наряду с этим описание ада также подразумевает существование жизни души и наличие тела и привычных при жизни ощущений, ведь в противном случае как будет наказываться плоть, если ее не будет в каком-то привычном ощущении. С другой стороны, бесконечные пытки, кипящая смола и другие ужасы для человека умершего, например, 2 000, 3 000 лет назад и находящегося в аду до Страшного суда, в каком-то смысле станут привычными, ведь он все равно продолжит свою жизнь, и к любой муке человек постепенно привыкает. И, возможно, ад уже не будет таким бесконечно мучительным, безумно страшным наказанием по прошествии значительного периода времени. Поэтому строение ада на том свете, возможно, будет иметь некоторые другие признаки и описание, чем наши привычные знания о нем, возможно, он будет отличаться от того, что мы себе можем представить.

В некоторых религиях тот свет описывается как некое место ожидания, полусна, безвременья. Но это также маловероятно, ведь за долгое время безмолвия и бездействия теряется информация о чувствах, ощущениях, душевных переживаниях, и душа может превратиться в «пустое», а также с чем придет такая душа на Великий суд, если забудет о своих хороших и плохих делах? Если представить, что рядом будут ангелы, один – пишущий хорошие поступки, а другой – плохие, то слишком много энергетических затрат для одного человека, да и таких ангелов должно быть в два раза больше, чем людей. Страшный суд, как и любой суд, предполагает обвинение, защиту, вынесение вердикта. В противном случае это был бы не суд, а распределение – в рай, в ад, и не нужно было бы никого призывать на суд, а распределить души по формальным характеристикам.

Страшный суд – окончательный суд над человеком, когда одни пойдут за Богом, другие в сторону, при этом мертвые встанут из могил. Это также доказывает, что душа человека до Страшного суда должна иметь и не растерять память и комплекс своих эмоций от фактов своей жизни в теле человека, то есть, скорее всего, душа будет иметь привычный облик человека на том свете. Да и не скелеты или тлен (прах) будут вставать из могил. Понятие Страшный суд, возможно, определяет, что ад «первой стадии» – до суда, отличается от места под названием ад после Страшного суда и отличное от рая. Поэтому, скорее, ад и геенна огненная – это различные места, где ад – временное пребывание до Страшного суда, геенна огненная – конечное место изгнания, растворения и аннигиляции всего сущего, памяти, информации и, возможно, специфической человеческой энергии.

Итак, после смерти бессмертная душа через мучительный переход окажется на том свете. Душа примет привычный земному облик и окажется в более-менее привычной и отчасти необычной земной обстановке, с привычной природой, животными, растениями и другими людьми. Рай, ад, чистилище будут иметь схожие признаки, но и сильно отличаться. Многие аспекты жизни на том свете будут сильно разниться с земными. Развитие человека на том свете будет духовным и осмысленным. Возможно… Никто точно сказать не может. Посмотрим на героев этой книги.

Любимчик судьбы

Светило яркое солнце. Воскресенье. Гарри мчался в своем сверкающем кабриолете. Теплый, но освежающий воздух ласково трепал ворот дорогой рубашки, под которой виднелись накаченные загорелые бицепсы. Все было отлично. Фирма Гарри процветала. Утренняя прогулка по полю для гольфа с десятью заковыристыми лунками и встреча с партнерами из «Миллениума» сулила нешуточное развитие и приличные барыши для компании.

Гарри был успешным сорокалетним мужчиной, о котором даже незнакомые люди могли сказать: «Да, жизнь у этого парня удалась». Рослый блондин, он умел с детства вызвать симпатию: сначала воспитательниц детского сада, потом учителей и одноклассников в школе. От него всегда веяло уверенностью и неподдельным оптимизмом. Когда он немного повзрослел, то стал, как и все мальчишки, заглядываться на одноклассниц, успешно играл в школьной футбольной команде, неплохо учился. У него всегда было много друзей, его любили за открытый и добрый характер и за то, что он всегда мог прийти на выручку. Гарри часто бывал заводилой. С ребятами из школы часто придумывал различные «помогалки», как он их называл. То соберутся с одноклассниками и за ночь посадят цветов в палисаднике милой и одинокой старушки Эльзы, то возьмут шефство над постоянно болевшим одноклассником Стоуном и целую неделю ходят его навещать и помогают с домашними заданиями. Гарри всегда был на виду, но никто не считал его зазнайкой или гордецом. Да и настоящих врагов у него никогда не было. Даже те, кто пытался из зависти распускать о нем слухи и небылицы, позже приходили к нему с раскаянием и просили прощения. Он прощал, беззлобно, с открытой улыбкой и всегда.

Гарри много читал и поэтому при своей общительности бескорыстно выбирал близких друзей, обосновывая свой выбор идеалистическими представлениями, которые черпал в лучших произведениях литературы и кино. С детства он говорил себе так: «Если хочешь иметь хорошего друга, то сначала стань сам хорошим и надежным другом».

Гарик был умным мальчиком, как говорила его мать, дородная и добрая женщина. Своим сыном гордился и отец, еще крепкий сухой старик, ветеран Вьетнамской войны. Домашние были скупы на похвалы, особенно отец, но мальчик чувствовал их поддержку в любой жизненной ситуации. Его большая семья – родители, два брата и сестра – с младых ногтей приучала Гарри, старшего сына, к уважению и любви, как, впрочем, и происходит в многодетных семьях. Счастливые отношения в семье были оплотом благополучия, радостей и примером для тех, кто знал семью Гарри случайно и недолго. Радость окружала мальчика в юности, затем всеобщее уважение, когда он стал старше. Гарри привык любить жизнь, и жизнь отвечала ему взаимностью.

И вот сейчас красавица жена Эмми, два белобрысых мальчишки, его сынишки, дали ему то, что называют счастливым семейным гнездышком. Опора на семью сделала молодого мужчину успешным в бизнесе. А удача, сопутствующая только некоторым, позволила быстро добиться успехов в работе и избежать большой траты энергии и усилий для развития своего дела.

Счастливый брак, любовь и дом у океана – что может быть прекрасней? Так часто думал Гарри. При внешней мужественности он не был упрямым и настойчивым человеком. Скорее он был сентиментальным и сострадательным. И часто, по велению души, помогал людям. Гарри неожиданно мог бросить все – семью, работу, и вот он уже мчится в Сиэтл, чтобы помочь другу, попавшему в больницу.

По воскресеньям он ходил в церковь с семьей. В маленьком городке все друг друга хорошо знали, и поэтому, встречаясь на лужайке перед церковью, обменивались новостями, а после воскресной молитвы собирались у кого-нибудь на барбекю. Жизнь в городке шла счастливо и неторопливо. Летом приезжали многочисленные туристы и, окунувшись в атмосферу беззаботного отдыха, уже через пару дней становились добрее и приветливее, будто подхватывали настроение безмятежности местных жителей. В октябре поток туристов спадал, но жители Тампы не становились от этого менее счастливыми. Уже через неделю ностальгию по бурлящим толпам отдыхающих сменял спокойный ритм привычной, размеренной жизни межсезонья. Все в городе начинало дышать неторопливой уверенностью, как и прежде, и многие долгие годы до этого.

Гарри вырос в таком уютном и добром месте и с детства впитал силу и уверенность океана, то спокойного и ласкового, то ревущего злобной мощью. Он мог быть нежным, и тогда его волны ласкали ступни подле блестящего, как снег, песка, то в ветренные дни в одночасье превращался в ревущий горн, а волны – в темных монстров, которые накатывали на огромные прибрежные валуны, грозя их разбить. Гарри любил океан, любил за силу и за привкус соли и йода, любил за солнце, которое только в океане, в бескрайней вселенной воды, могло появляться так красиво и сильно, поражая неизбежной мощью красно-желтого сияния.

Вот и сегодня Гарри был счастлив. Он ехал по ровной, но с крутыми поворотами дороге. Слева нависали высокие скалы, а справа блестели бескрайние просторы океана, освещенные мощью утреннего, еще не жаркого солнца. Серпантин дороги, словно ускользающая змея, то давал насладиться ранним утром, то захватывал тело водителя крутым изгибом или немыслимым для большой скорости поворотом. Адреналин небольшими порциями подгонял сердце, а то, в свою очередь, привычное к нагрузкам, гнало кровь прямо к тренированным мышцам, насыщало кислородом мозг и делало настроение еще лучше. Иногда дорога отдалялась от океана, и тогда тепло не остывшей за ночь суши и стрекот цикад ощущались даже в шуме ветра от мчащегося автомобиля. Когда дорога снова приближалась к побережью, прохладный с ночи океанский воздух приятно охлаждал крепкое тело мужчины.

Гарри любил скорость, а скорость любила Гарри. Он любил эту жизнь, а в жизни, взаимно, был любимчиком судьбы. И она не раз доказывала это Гарри даже в критичных ситуациях. У него всегда получалось выиграть время для своего тренированного тела, чтобы среагировать на опасность дороги. И сегодня он несся, наслаждаясь маневрами, солнцем и океаном. Уверенный и счастливый. Как вдруг, привычным движением выкручивая руль влево, заставляя покрышки жалобно свистеть, вписываясь в знакомый поворот, Гарри почуял неладное.

Ночью огромный валун, оторвавшись от вершины горы, упал на серпантин и перекрыл половину дороги. Хотя дорожные службы ежедневно объезжали трассу, в этот день сломались оба служебных автомобиля, и никто не успел повесить предупреждающие таблички и убрать с дороги этот огромный кусок скалы.

На этот раз скорость сыграла с Гарри злую шутку. Увидев неожиданное препятствие, он среагировал молниеносно, вывернув руль и резко нажав на тормоз. Но реакция лишь ухудшила дорожную ситуацию. Мощный автомобиль сначала резко затормозил, подчинившись требованию водителя, но вывернутый влево руль еще сильнее заставил кабриолет пойти в занос. За доли секунды Гарри понял, что больше не контролирует ситуацию, и испугался. Еще через мгновение кабриолет налетел на валун правым боком, а затем, отскочив от обломка скалы, ринулся в пропасть. Спустя доли секунды, придя в себя от первого удара, Гарри почувствовал, что летит вместе с автомобилем с большой высоты. А еще через мгновение, не успев даже подумать, Гарри услышал громкий звук и стал погружаться в темноту. «Земля огромна», – было его последней мыслью…

Три дня. Адаптация

Гарри очнулся. Было тихо. Непривычно тихо. «Странно, – подумал Гарри. – Почему так тихо?» И тут он вспомнил, что случилось. Мысль, как молния, пронеслась в его голове: «Авария! Да, эта авария». Но… странные ощущения появились в теле, в мыслях. Они были иными. Гарри понял, что не чувствует своего тела, его как будто не было. Он открыл глаза, как ему показалось. То, что он видел, было непривычным, незнакомым, необычным. Он смог разглядеть то, что было внизу, и сильно испугался. Это был открытый гроб. «Что это такое? Почему я вижу гроб? Чей он и кто в нем? – сыпались вопросы в его голове. – О, Боже, так это… это же я? Я!» Вдруг ему стало очень страшно. Да, раньше он читал воспоминания людей, переживших клиническую смерть, что якобы они могли видеть свое тело на операционном столе, могли слышать, что говорят доктора… Но сейчас это был его гроб! Гарри охватила паника, ему стало страшно, невыносимый ужас затмил его сознание и снова отправил во тьму.

– Милый, я так по тебе скучаю! Как же так, милый? Я так тебя люблю, так тебя люблю, – послышались во тьме чьи-то тихие причитания, и ему снова показалось, что он слышит голос в каком-то странном сне. Но, «открыв» глаза, он снова увидел себя в гробу и сразу вспомнил все: и аварию, и первое свое пробуждение, и страх, перерастающий в непередаваемый ужас. Сейчас он увидел около гроба женщину, всю в черном. Услышал плач и снова такой знакомый голос. «А-а-а-а! – захотелось вскрикнуть ему. – Я тут, я не умер». Но он не смог. «Но это же моя жена!» – осенило его! И снова тьма окружила сознание Гарри.

Так продолжалось несколько раз: он то просыпался, начинал вспоминать и снова уносился во тьму, то вдруг откуда-то опять доносились знакомые голоса его близких, жены, детей. Сначала его охватывал животный ужас, но постепенно он начал осознавать, что мертв и чудесным образом может наблюдать со стороны за тем, что происходит сейчас рядом с его гробом. Постепенно он перестал пугаться, теперь мрак охватывал его только тогда, когда рядом с гробом никого не было, или когда тревожные мысли и паника охватывали его разум. Сколько прошло времени, он не знал, но в одно из пробуждений, когда рядом с гробом стоял его отец и говорил теплые слова памяти, Гарри вдруг вспомнил, что его должны похоронить через три дня после смерти, и снова ужас и тьма поглотили его.

В следующий раз его разбудил запах. Ароматный и насыщенный, он обволакивал его теплым одеялом спокойствия, уверенности и необыкновенной радости. Пробудившись, Гарри постепенно узнал этот запах – запах ладана. Он увидел священнослужителя, увидел церковь с красивым убранством и сразу понял, что идет панихида, панихида по его безмолвному телу.

Вся его семья собралась на прощание. В черных одеждах они были такими несчастными и подавленными. Но ему совсем никого не было жаль. Все его существо занимала только одна мысль: ему надо готовиться к чему-то новому и пугающе неизвестному, готовиться к длинному и непростому пути, который он даже не мог себе представить. Все земные чувства, как ему казалось, ушли вместе с его телом. Боль телесная унесла с собой боль духовную. Пока длилась панихида, а это казалось бесконечно долгим, тьма не смела унести его снова в мир безнадежности и страха. Он хотел, чтобы земная жизнь, хоть в таком виде, продолжалась долго, бесконечно долго, он не хотел снова испытать этот черный страх, ужас, теперь уже наверняка навсегда.

Но все имеет свойство кончаться. Вот уже процессия медленно двигается к кладбищу рядом с церковью, к тому самому, где похоронены его предки… Вот его гроб, и он видит это со стороны, медленно опускается в землю. Вот забрасывают крышку землей, и глухой стук наполняет сознание безысходным ужасом. Вот и склоненная фигурка его несчастной жены распрямляется и медленно, всхлипывая от бесконечных слез, бредет к выходу мимо бесконечных крестов. И вдруг тьма снова накрыла сознание Гарри, но страха уже не было, он почувствовал, что будет и свет.

Девять дней во Вселенной

Теперь он летел в небесах быстро, как птица. Нет, еще быстрее. Он был высоко над землей и, казалось, снова обрел тело. Сколько прошло времени с той поры, как его похоронили? Осознанного времени? Он не мог вспомнить. Он стал другим и, казалось, стал частью времени и бесконечности, словно все миры стали для него чем-то знакомым и были знакомы всегда. Он становился то птицей и мог видеть ландшафты земли, то ракетой, разрезающей неизвестность Вселенной. Он понял, что уже не был тем Гарри и даже не вспоминал о том, земном пути, который был таким привычным и знакомым. Он становился то кометой в безжизненном космосе и чувствовал себя путником, стремящимся к неизведанному солнцу. Он не чувствовал ни холода, ни страха, он был и сторонним наблюдателем, и одновременно участником жизни Вселенной. Лишь временами вдруг промелькнувшая мысль и всполохи воспоминаний о знаниях, полученных в прошлой жизни, могли найти в мысли хоть какое-то земное объяснение материи и пустоте, которые его окружали.

Иногда он мог разогнаться быстрее скорости света, он чувствовал это, но еще помнил физические законы природы и что это невозможно! Но тут же Гарри понимал, что так происходит, ведь мысль и ощущения могут мгновенно преодолевать огромные расстояния, когда ты знаешь, что представить, и те объекты, что скрыты в далекой Вселенной. Ему вдруг стали понятны великие и еще не известные законы мироздания. Он видел огромные звезды и процессы в их недрах так близко, как только можно. Он мог пролетать сквозь магму, он побывал в черных дырах, где, как говорили в земной жизни, все живое не подчиняется никаким известным законам. Но он оставался жив или как еще можно назвать состояние, когда можешь чувствовать всю многомиллиардную силу притяжения неведомых солнц? Он мог ощутить высокие температуры и видеть взаимодействия внутри звезд. Он осознал ошибки теории большого взрыва – что этот взрыв, как лопнувший мыльный пузырь с центром в черной дыре, породил множество новых черных дыр. Он стал свободен и реял в пространстве, наслаждаясь свободой и новыми ощущениями. Ему было так интересно и необычно, что Гарри совсем забыл о земле, как можно забыть о суше посреди океана, когда вокруг бушует величественный мощный шторм, не приносящий вреда. Материя не могла причинять ему беспокойства. Он наслаждался ею и страха совсем не испытывал. Он не чувствовал боли, проходя через сильнейшие магнитные волны от звезд или устремившись к мощнейшему мерцанию пульсаров в рентгене. Ему начинало казаться, что он часть этого слияния времени, скорости и необычных форм материи. И это было прекрасно. Он изучал и чувствовал все, что попадалось ему на пути, и, казалось, понимал все взаимодействия и взрывы сверхновых звезд.

В одно из своих далеких путешествий он встретил новую Землю! Эта планета отличалась от той, на которой он вырос и прожил сорок лет. Она была так же величественна и состояла из двух огромных голубых океанов, но материк был один. Он простирался вдоль экватора – в одних местах шире, а в других уже. Гарри летел над новой планетой и удивлялся открывавшимся видам. Бесконечная твердь земли на этой планете почти полностью была покрыта девственными зелеными лесами. Иногда сушу прорезали широкие проливы, соединяющие два огромных океана. Даже с большой высоты были видны огромные волны, которые разбивались об отвесные прибрежные скалы. Самым удивительным было солнце. Это была не одна звезда, а два быстро вращающихся друг вокруг друга огненных светила, но с планеты они выглядели как одно солнце, гораздо крупнее земного. Новая Земля, очевидно, была в безопасном месте, раз тут сохранились вода и растения.

Гарри с наслаждением изучал необычную планету, потому что мощные процессы внутри Вселенной и ее чудеса были ему незнакомы. Необычность новой планеты состояла, прежде всего, в том, что она могла любить то, что на земле зовется жизнью. Размышляя так, Гарри снова погрузился в бесконечность пустоты.

Снова он вышел из тьмы и приготовился к дальнейшему путешествию на самый край Вселенной, как ощутил, что все изменилось. Гарри услышал сначала какой-то странный звук, тихие, почти не различимые волны. «Что это?» – удивился Гарри. Эти звуки не были похожи на отдаленный рев миллиардов солнц и волны ультрафиолета. Эти звуки не походили ни на что в бескрайних просторах Вселенной. Вдруг Гарри вспомнил: это были голоса людей, которых он знал, казалось, миллионы лет тому назад. Все более разборчиво он услышал поющего ребенка и сразу узнал голос своего сына и колыбельную, которую пел ему. Он сразу вспомнил свою безутешную и разбитую горем жену, родителей, и что-то до боли знакомое напрягло его трансформированное существо и заставило снова почувствовать себя так, как чувствует человек. Через некоторое время Гарри понял, что видит свою семью, собравшуюся за столом, но уже не такую удрученную. Что-то светлое появилось над головой его любимой жены. Детки грустные, но уже не убитые горем. «Да, слава Богу, время все-таки лечит», – подумалось ему. И легче стало на душе, ведь так тяжело смотреть на муки близких. За столом, помимо родственников, родителей и братьев с сестрой, были и соседи – Джаннет и Курт, а также близкие друзья детства и двое ребят, с которыми он служил в армии. Один из них – Джон – совсем погрузнел, а сержант в отставке Роббер был, как всегда, бравый и подтянутый.

Роббер со стаканом виски в руке встал и сказал:

– Давайте помянем раба Божьего Гарри, пусть там ему будет так же хорошо, как и тут. Это был мой лучший друг в армии. Остался он моим другом и здесь, на гражданке. Как бы нас ни разделяло время и расстояния, я всегда чувствовал его поддержку и опору. Помню, как сильно повредил ногу, спускаясь на лыжах с крутого склона в Альпах, в Гаргеллене, а Гарри в это время был в Финляндии по делам своей фирмы. Но как только он узнал, что у меня проблемы, сразу примчался в больницу и просидел там сутки, пока меня оперировали. К слову сказать, даже жена моя Алиса смогла приехать только через двое суток из-за сильного бурана в горах. Вы знаете, когда тебе мучительно больно и плохо, когда ты чувствуешь себя одиноким, даже в белоснежной палате больницы очень радостно неожиданно увидеть лучшего друга! Вечная ему память, и пусть земля ему будет пухом!

Роббер залпом выпил виски и молча сел рядом с вдовой Гарри. Ее тело сотрясалось от плача. Роббер приобнял ее, успокаивая, и она бессильно повалилась ему на плечо. Гарри стало бесконечно жаль Эмми, ему захотелось обнять ее, утешить, как бывало раньше. Какое же это счастье просто видеть эту женщину, свою жену, и как ему теперь не хватает любимой семьи!

Вдруг яркая и такая понятная мысль пришла в его сознание. Он подумал: «Ведь после смерти, после сорока дней, я должен буду навсегда покинуть этот знакомый и близкий мне мир. В святых писаниях это было точно определено. Сейчас я еще здесь, но скоро что-то неведомое – рай или ад – встретит меня. Что это будет? Смогу ли я ощущать себя и все вокруг так, как сейчас? А еще будет суд и за грехи – неотвратимое наказание. Как я выдержу все это? Чистилище! У меня, наверное, будет шанс исправиться? В муках и огне, – ему снова стало страшно. – Сорок дней на земле и потом в муки исправления? Зачем же… Ведь там, где я побывал, такие яркие и красивые картины неизведанного мира. Я видел звезды и Млечный Путь. Это так понятно и прекрасно… Я слышал шум тысячи звезд, я несся, как свет, а жар не опалял меня, и звезды не оглушали меня… Но теперь я тут. Зачем?»

И снова понимание происходящего осенило его. Он понял: нужно заново прожить свою жизнь, вспомнить все поступки, мысли, чувства и желания, чтобы приготовиться к Великому суду!

Гарри снова начал погружаться в темноту безмолвия, как вдруг услышал голос отца.

– Сын, – говорил тот, – я всегда знал, что ты хороший человек.

Отец поперхнулся, он был суровым и немногословным мужчиной, как, впрочем, все люди того старшего поколения. Он, старый солдат, прошедший войну во Вьетнаме и не потерявший там человечности. Он редко рассказывал о тех событиях, никогда не хвастался военным прошлым, в отличие от своих друзей. Они изредка приезжали на праздники. И только из воспоминаний сослуживцев отца, когда спиртное развязывало им язык, Гарри слышал истории, холодящие кровь.

– Сын, – снова продолжил отец, прокашлявшись и смахнув слезу, – я всегда гордился тобой и безумно тебя любил. Ты был моей гордостью, был примером многим. Я видел, что в тебе было лучшее, что мог представить счастливый отец. И я, к сожалению, так и не смог сказать тебе эти слова, когда ты был жив. Прости. Но я говорю их сейчас… Мне невыносимо больно и очень жаль, что ты безвременно ушел от нас.

Отец пригубил из стакана и сел.

Вдруг Гарри перенесся в годы своей юности, и картина его прошлой жизни ожила…

Воровство

Когда Гарри было десять лет, отец часто брал его с собой в путешествия. И вот сейчас Гарри отчетливо вспомнил, как они ездили всей семьей на пикник в «Дубовую рощу», как раскидывали на берегу озера большой круглый шатер. Он видел, как они, радостные и возбужденные, усаживаются подле горящего костра и встречают прохладу ночи возле огромного озера. Завтра нужно рано встать на рыбалку, предупреждает отец. Да, одно из любимых хобби отца передалось Гарри.

Он был активным и спортивным мальчишкой, любил гонять мяч на школьном стадионе и даже был в основном составе школьной команды. Но чтобы рыбалка… Он и не думал поначалу, как понравится ему эта тихая охота. И сейчас Гарри испытывал то необычайное удовольствие, которое доставляло ему привитое отцом увлечение. Эта спокойная гладь воды, закрытая одеялом утреннего тумана…

Гарри снова увидел счастливые лица своей семьи, когда после короткого дневного сна они все месте приходили обедать в милый ресторанчик «Рыба». Хозяин ресторанчика, приветливый дядя Смит, знал его родителей уже не первый год и встречал их с радостной улыбкой. И на этот раз розовощекий, небольшого роста, он издали узнал семейство Гарри и поспешил навстречу. Его искренняя радость и благодушие сразу передалось всем. И Гарри увидел, что это было от души. «Да, в то время я мало что понимал, – подумалось нашему герою, – но всегда был счастлив в дальних путешествиях».

Потом был веселый и вкусный обед. Даже немногословный отец после пинты пива расплылся в счастливой и благодушной улыбке. Гарри видел, как он, мальчик, вышел из-за стола и пошел погулять по ресторану. Ведь детям не сидится. Он видит, как много в ресторанчике интересных вещей: вот макет парусника, а тут бутылка с маленькой пушкой внутри, вот несколько солдатиков на полке и еще большая коробка. Он любил солдатиков. Расставив их на столе в ресторанчике, хозяин разрешал Гарри придумывать нешуточные баталии и перестрелки: две армии воевали друг с другом, нанося удары маленьким тяжелым металлическим шариком-ядром. Вот и сейчас Гарри увлекся игрой, и победа была рядом, как вдруг послышался голос отца:

– Сын, мы пообедали, пора в лагерь, нужно немного отдохнуть и готовиться к отъезду. Завтра рабочий день, а поздно вечером опять будет пробка, когда подъедем к городу. Нужно успеть до этого времени. Ты же не хочешь спать в машине?

«Да, нужно собираться, – подумал Гарри, – но как не хочется уезжать! Тут, в ресторане, так здорово, а еще интересно играть на природе у озера и в палатке. Ну давайте задержимся хоть чуть-чуть!» Но, зная строгость отца, слово «надо» и понимая, что пора собираться, Гарри грустно вздохнул и стал неохотно сваливать солдатиков в коробку. И вот, закидывая последнего, мальчик вдруг подумал: «А может, одного можно забрать с собой? Ведь солдатиков много, и добродушный дядя Смит не догадается, что я взял одного на время». Сказано – сделано: мальчишка закрывает резную коробку с солдатиками и ставит обратно на полку.

– Спасибо, дядя Смит, – радостно машет Гарри приветливому толстяку. – Ждите нас, мы скоро приедем.

Сборы лагеря не занимают много времени, сильные и умелые руки отца делают всю работу быстро. И вот они уже в машине, радостные и отдохнувшие, продвигаются между автомобилей, которых полно на трассе. Обгоняя и иногда весело сигналя, семья через два часа оказывается дома. Скорый ужин, и уже десять вечера, ванна и уютная кровать.

Воспоминания так реальны, что Гарри начинает казаться, что это происходит с ним сейчас. Вот заходит мать, гладит его по голове и целует в лоб: «Спокойной ночи, сынок». Но Гарри не спится, он выпрыгивает из кровати, достает солдатика из кармана и под одеялом начинает новый бой. Справа с фланга заходит противник. Бах! – и идут в наступление союзники. И – бах! – стреляет пушка. Командир в руке мальчишки громогласно командует: «В бой! За победу! Ура-а-а!»

Вдруг одеяло войны поднимается, и Гарри видит лицо отца: «Ты не спишь?» – немой вопрос застыл на его лице. Мальчик почувствовал надвигающуюся бурю. Отец выпрямляется, он взволнован и рассержен. Гарри видит это.

– А что у тебя за солдатик? – спрашивает он. – Откуда он у тебя?

Гарри молчит, но понимает, что голос отца становится злым.

– Ты взял без разрешения игрушку? Как ты посмел, сын? Ты знаешь, что это очень постыдно? Ты знаешь, что воровать нельзя. Это очень неприличный и грязный поступок. Вставай и одевайся.

Отец рассерженно выходит из комнаты. Гарри испуган и застыл от страха под одеялом на несколько секунд, но делать нечего. Уныло он вылезает из кровати и начинает одеваться. Выйдя из своей комнаты и зажмурившись от яркого света люстры, он увидел сквозь прищуренные глаза взволнованную и молчаливую мать. А отец уже был обут.

– Поехали, – немногословно приказал он и вышел из дома.

– Милый сын, отец очень зол, что ты украл чужую игрушку, и вы поедете назад к дяде Смиту, отдадите ее и принесете извинения от всех нас.

Буря эмоций овладела Гарри. Как? Зачем на ночь глядя куда-то ехать? Почему? Ну, у Смита много солдатиков, он же ничего не узнает, он не увидит! Не хочу отдавать такого классного солдатика! Слезы обиды и негодования покатились по его щекам, оставляя длинные полосы.

– Мама, может, не нужно никуда ехать? Я же взял только одного, – сквозь всхлипывания и заикаясь от обиды промолвил Гарри.

– Нет, сын. Я не могу жить с вором, ты должен отдать чужую вещь. Это не обсуждается, – сказала мать звенящим, как сталь, строгим и каким-то чужим, необычным голосом.

Гарри никогда не видел мать такой холодной и равнодушной, непреклонно строгой. Ему стало страшно, по-настоящему страшно. Ужас от того, что он больше не нужен родителям, что его не любит мать, парализовал все тело. С мальчиком случилась истерика, и душа Гарри, как наяву, снова испытала стыд, разочарование и страх. И ужасающая картина стыда встала перед Гарри, когда, доехав до места пикника, они постучались в дверь ресторанчика. Через какое-то время вышел заспанный дядя Смит с немым вопросом на лице: «Что случилось?» Гарри протянул сжатого в кулачке солдатика и навзрыд с трудом проговорил:

– Простите, дядя Смит, простите меня, я случайно положил в карман солдатика, и мы приехали его вернуть, – слова застыли в горле мальчика, как ком, он больше ничего не смог сказать и заревел, как могут реветь только дети, сотрясаясь всем телом, без возможности остановиться.

Смит окончательно проснулся и сразу понял, в чем дело, лишь на мгновение перекинувшись взглядом с отцом.

– Ну, хорошо, мальчик, – спокойно сказал добряк, – успокойся. Я не сержусь на тебя, но больше так не делай. Спасибо, что вернул солдатика. Ты умный и порядочный мужчина. Приезжайте ко мне снова, я всегда, всегда буду рад видеть тебя и твоих близких тоже.

Отец указал сыну на машину, а сам еще некоторое время говорил с хозяином ресторанчика. Когда они ехали домой, отец молчал всю дорогу. Всю дорогу молчал и Гарри. Но что творилось в душе мальчишки! Гарри вспомнил все, как будто это происходило с ним сейчас. И стыд, и страх быть непрощенным разрывали сердце ребенка. Мальчик не выдержал:

– Прости, папа, – промолвил сквозь слезы Гарри, – прости, я больше так никогда не буду делать.

Отец продолжать молчать, и от этого у мальчика снова и снова на глаза наворачивались слезы. Ему было очень стыдно. И только подъехав к дому уже под утро, выходя из автомобиля, отец промолвил:

– Сын, я очень переживаю за тебя и я очень тебя люблю, но никогда, слышишь, никогда ты не будешь воровать. Воровство – это тяжелый грех. Не позорь меня, сын. А теперь иди в дом и ложись в кровать.

Как будто тысячекилограммовый груз спал с маленького несчастного сердца. Мальчик почти без чувств и сил добрел до своей кровати и погрузился в целебный и очищающий сон.

Убийство

Гарри удивился себе, когда снова очнулся. Он задумался, как его воспоминания похожи на путешествие во времени. «Я все помню и все осознаю, как в реальной жизни, все свои чувства и ощущения, мысли и накопленный опыт. Проносящиеся картинки из давно забытых воспоминаний были таким явными, такими реальными, что, казалось, происходили не в далеком прошлом, а именно сейчас. Все чувства и ощущения, детский взгляд и мысли ребенка были столь явными, что словно и не было тех сорока лет жизни и опыта», – подумал Гарри.

Он побывал в своих воспоминаниях и увидел себя маленьким беззащитным мальчиком, чей характер и мужественность должны были коваться многими годами взрослой жизни. Гарри подумал, что всполохи похожих ощущений он испытывал раньше, в той, прошлой жизни. Иногда какие-то события или люди казались ему очень знакомыми. Однажды он прочитал статью известного психолога о таком явлении, как дежавю. А еще ему вспомнилось, как его дедушка, которого он почти и не помнил, с радостью и усердием рассказывал ему, своему внуку, события из своей молодости да в таких деталях, что его рассказы были похожи на вестерны начала века.

Дед вообще-то практически ничего не помнил: ни который сегодня день, год, ел ли он с утра и куда положил ключи. Еще тогда Гарри задумался, какая странная память у деда – он ничего не помнит и все забывает, зато может часами рассказывать о рыбалке со своим отцом, прадедом Гарри, на речке Мичиган, сколько они поймали рыбы, как продавали ее в резервации в обмен на луки индейцев. И тут у Гарри промелькнула мысль: может, перед смертью человеку дается возможность вспомнить свои поступки за всю жизнь? Но эта мысль уступила новым воспоминаниям, которые понесли его дальше.

Теперь воспоминания стали похожи на быструю перемотку киноленты, пронося Гарри по прошлой жизни. Люди, события – эти вкрапления в памяти – создавали красочное и понятное полотно судьбы. Иногда быстрое течение воспоминаний замедлялось, и Гарри заново проживал какие-то события. Теперь он в мельчайших деталях вспомнил, как пошел в армию и стал сержантом вооруженных сил США в Афганистане.

20-я база армии США стояла близ маленького города А. и была основной стратегической защитой шоссе, по которому в начале кампании проходили основные армейские грузы. Активные действия пехотинцы вели в городе В., что было довольно далеко. Гарри служил уже больше восьми месяцев, но так и не поучаствовал в настоящих боях. Жизнь на базе если и не была беззаботной, по законам военного времени, но назвать такую службу войной было непросто. Скорее это была работа. Со своими неудобствами и трудностями, но работа, и при том хорошо оплачиваемая. Напоминанием о войне служили, правда изредка, штабеля оцинкованных гробов, которые несколько раз доставляли на базу для отправки на родину.

На уровне инстинкта опасность напоминала о себе и запахом горелого пороха из стволов автоматов, даже чищеных. Было несколько нападений на американский оплот демократии с помощью беспилотных аппаратов с привязанными тротиловыми шашками. Противник несколько раз предпринимал попытки нападения на базу, однако их быстро и эффективно предупреждали роботизированные зенитные комплексы.

Первый месяц для Гарри был тяжелым прежде всего из-за адаптации к ощущению возможной опасности. Он быстро сошелся со своим командиром, лейтенантом Эваном, сверхсрочником, находящимся на службе уже четыре года. Молодой лейтенант был веселым и в одно из увольнений взял с собой Гарри и еще троих солдат, чтобы оттянуться в местном баре. Хотя командование и не одобряло посещений местных поселений, но и не наказывало за это.

Бар находился в двух километрах от базы в ближайшем небольшом городке А., и молодые мужчины быстро преодолели это небольшое расстояние. Нельзя было терять драгоценное время, нужно успеть напиться веселящего виски. Был воскресный полдень. Несмотря на такую рань для заведения, бар оказался полон распаренными жарой и алкоголем военными. Обслуживал посетителей, видимо, сам хозяин, коренастый жилистый мужчина в головном уборе и с козлиной бородкой. Он очень плохо говорил по-английски, но быстро считал в уме и использовал калькулятор только чтобы показать сумму счета.

Пьянка была в разгаре, когда в бар ввалилась еще одна партия жаждущих выпивки и развлечений военных. Свободных мест уже не было. Рослые парни, потные и грязные от жары и пыли, были сердиты. Они уселись за обшарпанную барную стойку и заказали пива. Тут же от общего столика встал Эван и немного неуверенным шагом подошел к вновь прибывшим. Гарри понял, что они давно знакомы. Заказав еще спиртного, Эван о чем-то вполголоса общался с группой военных. Когда виски было допито, он вернулся за общий столик.

– Ребята, – сержант чуть с заметной улыбкой обратился к своим бойцам, – есть выгодное дельце. Два часа работы и барыши неплохие.

Эван плеснул в стакан еще виски и продолжил как бы невзначай:

– По пять кусков на брата!

– Эх ты, – поперхнулся самый младший из взвода, Роббер. – Вот удача, мне как раз бы деньги не помешали. И что за работа?

– Да ладно, – отозвался самый толстый их солдат, Джон, – опять тыловики машину консервов толкают? Поди нужно сопровождение до соседнего города? А сколько по времени? Успеем без опоздания самоволки?

– Работа не пыльная, за два часа уложимся. Автоматы М16 они дадут, трофейные. Поедем на легковой машине сопровождать грузовик. Быстро к вечеру обернемся. Все согласны? Лады? – переспросил Эван своих подопечных.

Стало понятно, что все согласны без лишних вопросов. Пять тысяч долларов – хорошая прибавка к зарплате, да всего за несколько часов. «Нормально, – подумал про себя Гарри, – вышлю родителям и подарок сделаю любимой сестренке, она так давно хотела колечко с камешком, да у родителей, видать, не очень-то много денег, хоть они и не жалуются…»

Военные осушили стаканы и, с шумом отодвигая стулья, вышли из смрада бара. До автомобилей нужно было добираться около получаса, почти на самый конец древнего глинобитного городка. Одноэтажные здания этого селения, хоть и зовущегося городом, были похожи на сараи в глубинке Техаса. Пыльные каменные улицы были совсем пустынны.

– Бегом! – скомандовал сержант, и группа солдат легкой трусцой начала передвижение к точке сбора.

Вскоре военные добежали до нужного места, где их ждали два автомобиля: грузовой «Крумвель» с прогнувшимися от веса рессорами и старый замызганный «Бьюик» 80-х годов. Немного запыхавшиеся солдаты достали из заначки бутылку воды и жадно пили по очереди, отдыхая.

Эван заглянул в легковушку и с одобрительным возгласом выпрямился:

– А вот и пукалки! – радостно сообщил он, потрясая двумя автоматическими винтовками М16.

Тень сомнений мелькнула в голове Гарри: «Что-то тут неладно». Но разворачиваться было поздно. Забравшись в грузовик с Эваном, они не сразу, но завели эту рухлядь и тронулись в путь. Поодаль в тридцати метрах в облаках пыли плелась легковушка с Джоном и Роббером.

Поездка прошла без особых приключений, если не считать отбитой на ухабах пятой точки. Примерно через два часа оба автомобиля благополучно прибыли в селение Кунжут и остановились у неприметной глинобитной халупы. По дороге Эван несколько раз связывался с кем-то по спутниковому телефону, уточняя путь. Из халупы вышел бородатый пожилой мужчина и, прижимая к груди сложенные руки, поприветствовал группу военных:

– Салам алейкум, – приветливо заговорил старик. – Рады вас видеть! Загоняйте грузовик во двор, а на легковушке уедете обратно. Прошу вас в дом испить чаю.

Приветливый тон хозяина и его внешний вид расположили солдат к отдыху. Они прошли в глинобитную халупу, попутно распугивая кур, бродящих по двору. После дневного света глазам пришлось привыкать к темноте. Гарри осмотрелся. Довольно чистое помещение освещалось светом, пробивающимся сквозь маленькие оконца, по стенам пестрели разноцветные ковры. Пол, похоже, тоже глинобитный, был чисто выметен. В комнате стояла нехитрая мебель, среди нее низенький стол, на нем пузатый чайник с узким носиком, стеклянные маленькие пиалы.

Солдаты расположились на большом ковре вокруг столика и расслабились от приятной прохлады, сохранившейся в этом небольшом доме, видимо, еще с ночи. Занавеска из плотной ткани, скрывающая вход в соседнее помещение, приоткрылась, и неожиданно вошла девушка в длинном черном платье с вышитыми на нем красными цветами. Только ее миловидное лицо было открыто, остальное, включая волосы, спрятано под одеждой.

– Это Фата, моя старшая дочь, – сказал благодушно старик. – Доченька, принеси нам чаю, красавица, и лукуму.

Фата бесшумно и очень грациозно проплыла к столу, изящным движением взяла чайник и, развернувшись гибким станом, пошла к выходу. Просторная одежда мягко прикоснулась к ее стройному телу. Занавеска снова открылась и показала три маленьких мордашки любопытных мальчишек. Им было интересно и, видимо, страшно видеть у себя дома солдат в малознакомой форме.

– Как доехали, сынки? – благожелательно поинтересовался хозяин на ломаном английском. – Не было ли проблем по дороге?

– Нет, все нормально, – ответил Эван. – По пути ваши патрули останавливали пару раз, даже не досматривали. Под козырек брали, мы как важные персоны проехали.

Толстяк Джо прыснул от смеха, солдаты заулыбались. Приятная расслабленность после дороги, вкусный и ароматный чай вдруг напомнили Гарри об усталости, а ведь еще предстоит обратный путь. Зазвонил спутник.

– Да, – ответил Эван. – Мы на месте. Да, все нормально, проблем не было.

Командир послушал еще несколько секунд, что ему говорили по телефону, повесил трубку и сказал:

– Отлично, ребята, привал окончен, нам нужно в обратный путь.

Солдаты дружно встали, кто-то даже не успел допить чай. Они поблагодарили хозяина за гостеприимство и поспешно вышли во двор. Всем уже хотелось убраться восвояси из этого гостеприимного, но такого незнакомого и, признаться, опасного места. Гарри замешкался, когда вошла Фата убрать со стола. Они столкнулись в тесной комнате, и Гарри пришлось поддержать потерявшую на мгновение равновесие девушку. Она испуганно отпрянула от солдата и посмотрела ему прямо в глаза.

– Простите, – сконфуженно сказал Гарри.

– Ничего страшного, – ответила Фата и, смутившись, опустила глаза. Оказалось, что она знает английский.

– Тесновато тут у вас, – продолжил Гарри.

– В тесноте, но зато все свои, – проговорила девушка с ледяными нотками в голосе и снова испытывающее посмотрела на Гарри. И тут же, грациозно присев, быстро подхватила поднос с чайными принадлежностями, еще раз взглянула на солдата и исчезла за занавеской.

Когда Гарри вышел во двор, все уже были в машине. Заведенная старушка заполнила смрадом выхлопов весь двор.

– Солдат, давай быстрее, а то мы задохнемся, – сказал с раздражением командир. – Поехали, нам надо поспешить до построения, а то окажемся в самоволке.

Обратный путь показался Гарри короче – он уснул. Вернувшись в селение А., солдаты вылезли из автомобилей, оставив в них оружие, и направились в тот же бар. Тут уже было полупусто и тихо. Бородатый хозяин протирал барную стойку. Один из военных, из компании тех, кто был знаком Эвану, потягивал виски. Солдаты сели за маленький столик у замызганного окошка, а командир подошел к бару, о чем-то недолго говорил со своим знакомым, взял стаканы с виски и вернулся за столик.

– Ну, ребята, дело сделано. Вот навар.

На стол упали три пачки денег, четвертую командир засунул себе в карман. Солдаты, довольные, даже счастливые, что так легко заработали баксы, спешно допили виски и поспешили в часть.

Воспоминания Гарри на мгновение остановились. Ему стало немного страшно. Он знал, что эти воспоминания появляются не просто так. Это не сон и не фильм, а сознание его души вспоминало всю прошлую жизнь и хотело этим сказать: «Посмотри, посмотри, что ты делал дальше!» И снова перед ним понеслись такие четкие и такие пугающие его дни армейского прошлого.

После приключений Гарри спал в казарме крепко и без сновидений. Сквозь сон ему послышалась команда, сперва неразборчиво, а потом все четче и четче. Гарри проснулся и понял, что это орет громкоговоритель:

– Тревога, тревога! Рота, подъем! Построение! Тревога, тревога!

Армейская выучка пришла на помощь, и через несколько минут полусонный Гарри уже в форме бежал к оружейной комнате получать личное оружие.

Солдаты выстроились возле казармы, командир быстро озвучил боевую задачу:

– По информации, полученной с помощью спутниковой разведки и наземного контроля, группа моджахедов следует в селение N. с целью переброски крупной партии наркотиков в квадрат 30:47. Боевая задача: с помощью ракетного удара не допустить перемещения наркотиков и уничтожить бандитов! Все ясно? Вопросы есть?

Вопросов ни у кого не было.

– По машинам! В расположение боевого дежурства! Готовность повышенная! Ждать приказ об открытии огня! Кругом, марш!

Вскоре Гарри был на своем посту. Его задачей было наводить ракеты на пусковых установках, стоящих неподалеку. Он знал по спутниковым снимкам, какие разрушения наносили ракеты. Огромные воронки становились могилами сразу для нескольких боевых машин. Они, оплавленные и развороченные, лежали в воронке, словно игрушечные. Иногда это здания, от которых оставался только обгрызенный взрывом фундамент. Самому Гарри еще не приходилось отправлять ракеты в смертельное путешествие.

Здесь воспоминания приостановились, и дух Гарри задумался, как можно разделить грех убийства и грех убийства на войне? Как различить долг во имя демократии и счастья тысяч и тысяч людей и убийство в принципе? Что из этого будет грехом? Все? Или какой грех будет меньше или больше? И, самое главное, будет ли убийство на войне считаться смертным грехом?

И снова в воспоминаниях Гарри его окружила боевая рубка, звенящий звук вентилятора пробивался неровным свистом. Напряжение нарастало, хоть в наушниках была полная тишина и только фоновый треск помех. Радар целеуказателя был пуст и показывал лишь изгибы холмов песчано-каменистой местности.

– Сомбреро восемь, сомбреро восемь, как меня слышите, прием, – раздалось из наушника. Гарри вздрогнул от голоса, хотя и ждал его.

– Я сомбреро восемь, вас слышу, на связи, прием.

– Сомбреро восемь, пирожки к мамаше 30:47, повторяю, пирожки 30:47, номер двенадцать, как приняли, прием!

– Вас понял, пирожки 30:47, номер двенадцать, вас понял.

И тут Гарри понял, что координаты 30:47 он где-то уже видел. Его обожгла мысль, что это то самое место, куда они недавно отконвоировали грузовик с консервами. Консервами! Так там же были не консервы! Его сердце бешено забилось и готово было выпрыгнуть из груди.

– Сомбреро восемь, готовность один.

Гарри сразу представил дворик глинобитного домика, куры, бегающие вокруг, афганская красавица в платье с красными цветами и три пары любопытных мальчишеских глаз…

– Сомбреро, вы меня слышите? Сомбреро!

– Слышу вас, подтвердите отправку, – наконец сквозь комок в горле сказал Гарри. Холодный пот покрыл его тело. Капли покатились по лицу.

– Отправку подтверждаю, прием.

– Принял, – еле слышно ответил Гарри и нажал на красную кнопку «Пуск».

Мгновение ничего не происходило, но Гарри показалось, что прошла вечность. В его голове промелькнула мысль: «А вдруг не получилось?» Вдруг что-то изменилось. Сначала появился неясный гул, потом он стал сильнее и сильнее, затем почувствовалась вибрация, похожая на маленькое землетрясение, послышался шипящий звук из сопла ракет, и с ревом тысячи органов они взмыли в бескрайнее синее небо, чтобы упасть в земные объятия цели. В рубке стало совсем тихо, и только предательски посвистывал неисправный вентилятор. Глаза Гарри застил холодный, липкий пот.

– Сомбреро восемь, прием, – вновь раздалось в наушниках.

– Прием, я сомбреро, – ответил он чуть дрожащим голосом.

– Пирожки доставлены, конец связи.

Дальше Гарри мало что помнил. Смутные воспоминания возникали как всполохи кадров плохого фильма. Как его забирали из рубки, построение и как командир объявил об успешном выполнении задачи – уничтожении главаря банды и еще двенадцати боевиков. Гарри слышал голос командира и не мог до конца понять происходящего. Только, как в видении, видел красивые глаза той девушки. В расположении части толстяк Джон показывал спутниковые снимки места, куда упали ракеты. Все выглядело чисто и аккуратно, только огромные оспины воронок виднелись на месте лачуги, где они пили чай.

Душа Гарри снова очнулась от воспоминаний. Тяжесть переполняла душу грехом. И он отчетливо начал понимать, что не напейся он в том баре и не согласись на авантюру с перевозкой сомнительного груза, то не увидел бы того, что наделал. С другой стороны, он стал бы чужим своим сослуживцам, которые были для него почти как братья. Но ведь это смертный грех – убийство, и он знает о нем. И был бы грех на душе, если бы он не знал тех людей, если бы не согласился на авантюру? Невозможность ответить на эти вопросы снова окутала его тьмой.

Чревоугодие и похоть

И снова Гарри проживает свою прошлую жизнь. Вот родной город. Уже год прошел после увольнения из вооруженных сил. Любовь и забота семьи постепенно растопили лед черствости и вынужденной суровости. Заботливые руки матери готовили ему вкусный завтрак, молодая и веселая сестра часто затаскивала его на молодежные тусовки и дискотеки, братья подыскивали работу и силком заставляли ходить на серию игр чемпионата США по американскому футболу. Постепенно холодная сталь войны в сердце сменялась реальностью гражданской жизни и радостью за каждый окруженный любовью и заботой день.

Гарри устроился на работу в местный филиал корпорации по производству газонокосилок простым рабочим, сборщиком. Он мечтал поступить в престижный университет через год. Работа ему не то чтобы нравилась, но и не была необходимостью – денег у него было предостаточно на первые пять лет, так как в армии он получал солидное денежное довольствие. Но внутренне чувство быть полезным заставило его найти работу. Гарри отдавался ей весь, без остатка. И, надо сказать, работа у него спорилась. Простые, на первый взгляд, но требующие сноровки и координации движений операции он выполнял без видимого напряжения, даже задорно. Там, где сменщик копался полчаса, у него получалось сделать работу за несколько минут. Поначалу на работе к нему относились с недоверием: выскочка и трудоголик, такие не нравятся никому. Но постепенно привыкли и начали уважать за открытость, веселость и стремление помочь.

Гарри отчетливо вспомнил осеннее утро в городе. Деревья уже сбросили листья, бесстыдно оголив ветви и стволы. Давно уже стояла промозглая осенняя погода, скрывая грязь от солнца тяжелыми портьерами свинцовых облаков и пытаясь умыть улицы и все вокруг занудным, мелким непрекращающимся дождем. Но в то утро неожиданно выглянуло солнце. Был выходной день, все жители города из-за плохой погоды, даже спортсмены, решили провести время дома. Кто-то нежился в постели, пытаясь досмотреть свой ночной сон, кто-то варил кофе с безразличным взглядом непроснувшегося мозга, кто-то читал утреннюю газету.

Гарри вышел на улицу и удивился хорошей погоде. Облака из свинцово-серого тяжелого покрывала превратились в стадо веселых и белых овечек, бодро убегая за горизонт. Солнце – о, оказывается, есть еще солнце! – как бы запаздывая с пробуждением в осенний выходной, озарило все вокруг пурпурно-оранжевым светом. Он решил пройтись по почти пустынному городу без цели, просто так. Иногда ему нравилось гулять в одиночестве, ни о чем не думая.

Уже пять лет, как он вернулся из армии и устроился на работу. Гарри помнил, как непросто было перестроить свое натренированное тело и, главное, свои мысли после военных действий на гражданский лад созидания. Он с увлечением – и это ему понравилось – занялся работой на фабрике бытовой техники. Он быстро освоил сборку газонокосилок, делая работу больше и лучше других. Неожиданно близко познакомившись со старым и усатым мастером цеха Генри, оказавшимся к тому же старинным приятелем отца, он стал старшим в бригаде. А когда с инспекцией на фабрику приехал кортеж хозяина, пожилого техасца Корда, он успел познакомиться и с ним. Как оказалось, не напрасно. Уже позже мастер Генри рассказал ему, что хозяин, осмотрев цеха и бумаги, поинтересовался о рослом и увлеченным работой молодом человеке на сборке. Выслушав хорошие характеристики, попросил, чтобы молодого мужчину повысили. Заслужив в мгновение ока не известно по каким причинам внимание и доверие хозяина, Гарри быстро сделал карьеру на фабрике.

Теперь он был директором прибыльной фабрики, имел большой кабинет с окнами в центр города. У него была секретарша Долли, женщина в возрасте, которая носила брючный костюм, толстые очки в роговой оправе и прическу шампиньон. Работы у Гарри как директора было немного в выверенном десятилетиями производстве и опытных, усердных руках рабочих. Газонокосилки продавались, дела шли в гору.

Гарри шел по мокрым улицам города, залитым ранним солнцем, в модной спортивной куртке и приятно пружинящих кроссовках, молодой, здоровый и успешный мужчина. Ему доставляли удовольствие такие мысли. День обещал быть хорошим, тем более что вечером он встречался со старыми друзьями в баре «Веселые девчонки» в центре города. Когда солнце скрылось, и вечер раскрасил центр города веселыми огоньками, Гарри с друзьями уже вовсю гулял в стрип-баре. Обычно он не любил такие места. Они казались ему грязными и небезопасными. Но теперь веселая компания, алкоголь и музыка горячили сердце, размягчали мозг и приподнимали настроение. Гибкие извивающиеся тела танцовщиц завораживали и возбуждали Гарри, унося его в мир фантазий так же, как нимфы уводили своим пением путников в лесу. Полуодетые стройные официантки в коротеньких юбочках бросали молодому мужчине игривые взгляды. Непривычные и в то же время захватывающие дух и тело чувства овладели молодым мужчиной. Будоражащие сознание мысли проносились в его голове, и он зачарованно наблюдал за движениями очередной танцовщицы, которая принимала у пилона эротические позы, демонстрировала способности гибкого тела доставить необычайно приятные ощущения и удовольствие мужчине.

Яркие сексуальные фантазии Гарри прервало появление молоденькой официантки. Она была небольшого роста, но с длинными ногами, стройность которых подчеркивали маленькие туфельки на высоком каблуке. Гарри не смог отвести от нее взгляда. Эта прелестная и стройная фея, как казалось Гарри, немыслимым образом отгоняла своей юностью грязь и порок, беснующийся в какофонии звуков и извивающихся тел. Друзья, с которыми он пришел, с полным отрешением занимались петтингом со стриптизершей, которая, как дикая кошка, извивалась на коленях у одного из них.

– Как вас зовут? – спросил Гарри официантку.

– Что? – нагнувшись к самому его уху, переспросила та.

Гарри, опершись руками о спинку кресла, приподнялся к самому уху девушки и почувствовал необыкновенный и возбуждающий аромат юного тела и дорогих духов, который проникал в каждую клеточку его сознания, и, запинаясь, переспросил:

– Как вас зовут, фея?

Гарри почувствовал, как его сердце бешено колотится в такт битам громкой музыки.

– Натали, – ответила девушка звонким голосом и ослепительно улыбнулась ярко накрашенными губами. – А ты, как тебя зовут? Ты первый раз у нас? – нежно продолжила она.

– Да, я впервые попал в такое заведение, – ответил Гарри со смущением и выдохнул: – Ты такая красивая!

– Я так нравлюсь тебе? Ты мне тоже, красавчик. Возьми и уволь меня! – решительно ответила девушка.

– Как это уволь? – с недоумением посмотрел на нее Гарри.

– Так: заплати, и я весь вечер буду только с тобой.

Тут группа подвыпивших мужчин встала из-за соседнего стола и собралась к выходу. Один из них, нагло улыбаясь и пошатываясь, подошел к столику Гарри. Он бесцеремонно потрогал девушку сзади, ухватил ее за талию и прижал к себе. Натали изогнулась всем телом, как кошечка, и обнажила длинную шею, прятавшуюся под светлыми волосами.

– Ну, что, красотка? Ах, а задница твоя упругая! Пошли с нами? – глупая пьяная улыбка скривила его рот.

– Подождите, – ответила она и, обратившись к Гарри, спросила: – Ну что, красавчик, решился?

И Гарри решился. Он впервые испытывал такие чувства: неизбежная реальность и влечение, ревность и злость вдруг разом овладели его разумом. Желание быть вместе с этой белокурой и гибкой, как тростинка, девушкой невозможно было скрыть даже от самого себя. Он просидел с ней всю ночь и говорил обо всем на свете. Она была так непосредственна и мила в своих рассуждениях и так заразительно и откровенно смеялась его шуткам, что Гарри был совершенно счастлив.

И снова Гарри видит прожитую жизнь, как киноленту на ускоренной перемотке. Частые встречи с новой знакомой. Клубы и рестораны, ночная жизнь и развлечения. Безумство секса сменялось необычной потребностью заботиться и переживаниями за здоровье близкого человека. Но развлечений становилось все меньше и меньше. Они посетили все увеселительные заведения их небольшого городка. Везде уже поднадоело. Тогда они стали путешествовать.

Кинохроника жизни вновь включилась на ускоренную перемотку. Яркие и радостные впечатления сливались в светлую киноленту, привычные и надоевшие – в темную. Сначала это была блестящая и яркая лента событий, изредка пролетали серые и темные кадры, постепенно светлого становилось все меньше и меньше. Пресыщение и уныние без новых катализаторов счастья и радости стали уже не такими редкими гостями. Двумя молодыми телами были испробованы все формы захватывающих сексуальных игр, и зачастую при встрече уныние и ничего не деланье охватывало их. И тогда она впервые принесла кокаин – белый, похожий на сахар порошок, которым подслащивают яркость восприятия и ощущений. Сначала обоим было страшно, но затем употребление наркотика вновь раскрыло яркие краски жизни. Они не могли остановиться, их неуемное желание счастья все больше зависело от кокаина и развлечений!

Гарри видел, как жизнь снова стала интересной, многогранной. Он всегда был весел, и только близкие замечали: что-то не так. Иногда мама интересовалась: «Все ли в порядке? Ты какой-то грустный и удрученный по утрам, а вечером приходишь совершенно уставшим, но в твоих глазах странный блеск, и ты болтаешь без умолку. Что-то не так? Что у тебя на работе?» Гарри отмахивался от неудобных вопросов. Сестра часто пыталась завести разговор, братья злились. Но все это не интересно Гарри. Ему нужно было только одно: ночь, Натали и кокаин. «Жизнь одна, – думал он, – и нужно получать от нее удовольствие. Чем больше удовольствий, тем лучше. Человек создан для счастья, и я счастлив со своей девушкой!» Все чаще он раздражался по пустякам, обижая домашних, особенно родителей. Тогда безразличие в его глазах сменялось гневом. А ему казалось, что никто его не понимает, кроме Натали, и тогда он со злостью выбегал из дома.

Вскоре они с Натали сняли квартиру в центре городка, меблированную и дорогую. Зарплата на должности директора фабрики позволяла. Гарри перестал обращать внимание на работу и свои обязанности: «Я хороший руководитель и должен больше отдыхать, пусть рабочие больше работают. И когда уже вечер?»

Начав жить вместе, Гарри и Натали уже никто не смел мешать. И они ударились во все тяжкие, чтобы снова и снова насыщаться, как им казалось, счастьем. Секс уже не приносил того удовольствия. Натали предложила экспериментировать. Секс с игрушками постепенно перерос в оргии. Гарри, возбужденный кокаином, мог часами наблюдать, как другие мужчины трахают его девушку, при этом сам занимался сексом с другой красоткой.

И снова он видел свою жизнь как черно-белый фильм. Ускоренная перемотка превращала его в зрителя серой, а потом уже и совершенно черной жизни. «Вот, наверное, что такое черная полоса в жизни», – подумала душа Гарри, теперь уже стороннего наблюдателя и одновременно участника прошлых событий.

А потом он, пьяный, сбил старуху на пешеходном переходе. Натали сбежала от него в другой штат. Полицейский участок, суд и тюремные нары. Он хотел прогнать эти воспоминания – так тяжелы были эти моменты его жизни. Но Гарри не мог остановить поток картин.

Гнев, уныние

Гарри понимал, что умер, и неожиданно для самого себя был благодарен высшим силам мироздания, Богу, за то, что может снова чувствовать и видеть прошлую жизнь. Иногда в воспоминаниях ему хотелось многое изменить. Теперь он видел все новым и ясным взором. На пороге трансформации понимал свои слабости, неправильные или необдуманные поступки. И то, что раньше он оправдывал судьбой, сейчас представало как возможность выбора совершать или нет те или иные поступки, самостоятельно изменяя течение жизни. Но две мысли не давали ему покоя: последствия поступков и последствия желаний. Предопределяя то, что случится дальше, можно ли было ничего не делать, избегая второго, и ни о чем не желать? Его волновало и то, почему он не видит того добра, что оставил после себя?

После того как Гарри попал в тюрьму, он впал в уныние. Внутренняя и внешняя его сущность, все его привычки и планы оказались смяты и раздавлены в лепешку ужаса, боли и страха. Он не то что не мог больше получать удовольствие и наслаждение от жизни, он не мог вообще ничего. Распорядок дня, проверки надзирателей и грубое, бесцеремонно отношение охранников, агрессивное поведение сокамерников и внутреннее раскаяние за совершенные поступки полностью раздавили его физически и морально. Отсутствие привычной дозы наркотика и зависимость от него усугубило и без того безвыходное положение Гарри. Он попытался вырваться из этой жизненной клетки, куда сам себя и загнал. Унизительная штатная тюремная процедура предотвращения суицида или агрессивного поведения, когда у арестантов забирают любые колюще-режущие предметы, шнурки и ремни, в его случае не сработала.

Однажды под утро, когда сон напоследок овладевает заключенными и поглощает сознание охранников, Гарри прицепил конец веревки к прутьям решетки, а другим обмотал шею и попытался повеситься. И это бы ему удалось, если бы не стандартная процедура обхода камер и включенный звуковой таймер у надзирателей. Проходящий мимо охранник вовремя увидел дергающееся в конвульсиях тело мужчины и спас его.

Гарри перевели в тюремный госпиталь и долго лечили психотропными лекарствами, но никак не могли вывести из комы его чувства и ощущения. Он целыми днями мог лежать и смотреть в одну точку на потолке. И только санитары переворачивали его с боку на бок и кормили с ложечки. Так продолжалось несколько месяцев. Гарри ничего не ощущал и не понимал, он скрыл всю свою сущность и мысли за стенами самоотречения и никак не мог оттуда выбраться. Он все больше и больше походил на сумасшедшего. Прошедший без его участия суд признал его умалишенным и направил на принудительное лечение в больницу для душевнобольных. Даже сейчас его пытливая и чувствительная ко всем событиям прошлого душа не могла ни увидеть, ни почувствовать хоть малейшей вибрации чувств и ощущений. Как будто время и суть материального мира в одночасье превратились в безвольную и безэмоциональную черную пустоту. Гарри напоминал куклу, а его жизнь – кукольный домик, где играющие с ним дети – это врачи, изредка навещавшие его, санитары и сиделки, где окружавший его мир и минимальные движения – это только фантазии устроителей игры. Так длилось, казалось, вечность.

Пробуждение любви

Душа Гарри вспоминала чувства и ощущения того, еще живого человека. Он вспоминал с огромным напряжением то время, когда волею своих поступков, судьбы или злого рока оказался в больнице. С того момента, когда он безуспешно и преждевременно хотел уйти из жизни, прошло три года. И теперь, проживая вновь те события, он видел только мрак, и ни свет, ни звук не могли нарушить эту пустоту. Душа Гарри уже была не на шутку напугана тем, что до этого хоть что-то незначительное или быстро проходящее возникало в памяти, а теперь нет ничего, вообще ничего. «О, а может мне нужно вернуться и посмотреть на свою жизнь еще раз?» – с ужасом думал Гарри. Но снова ничего не происходило, была лишь беззвучная тьма.

Вдруг Гарри что-то уловил. Даже не услышал, а, скорее, почувствовал, словно третьим глазом, ощутил всем своим существом, но не картину происходящего, не чувства и не звук. Как будто что-то вызывало волну изменений, дуновение неощутимого эфира, игру полутонов черной дыры, в которой он оказался. И снова все стихало и становилось безмолвным. Но вот опять с надеждой и желанием он уловил почти не заметное изменение, вот снова и еще, еще. Теперь он начинал понимать, сквозь тьму безмолвия чувств, что это был звук, слабый, едва различимый, но он был. И с каждым разом звук становился чуть сильнее. Звук трансформировался и иногда казался знакомым, иногда вызывал печаль, иногда радость. Гарри начал снова ощущать эту жизнь, начал чувствовать. Он как будто вернулся из мира теней и полутонов, он возвращался в жизнь. И вот, слава Господу, кинолента его жизни, представшая взору души, из черной стала превращаться в серую. Снова появились и мелькали яркие картинки, сначала редко, потом все чаще и чаще. Вдруг время замедлилось, и Гарри снова смог различать тот прошлый мир. Он был еще очень слаб. Он лежал на больничной койке, а рядом стоял ангел в образе очаровательной молодой женщины. Она держала в руках тарелку и медленно кормила Гарри с ложечки.

– Вот, еще ложечку, – уговаривала она с улыбкой. – Молодец, так, еще одну. Давай выздоравливать, нужно кушать. Так, молодчинка…

Тут дверь палаты отворилась, и на пороге показалась целая делегация. Впереди шел солидный мужчина во всем белом, даже его волосы были седыми. Гарри было тяжело поворачиваться, но краем глаза он разглядел еще нескольких человек, зашедших к нему в палату, видимо, врачей.

– Ну, мисс Ричардсон, кто бы мог подумать! Вы выросли в моих глазах! Такой безнадежный случай… Мы просто в растерянности… Я просто поражен! Позвольте высказать слова… – седой мужчина запнулся и на миг задумался, потом, как бы вспомнив что-то, продолжил, обращаясь к своим спутникам: – Господа, посмотрите, вы видите настоящее чудо! Такого не может быть, я с таким не встречался. С таким диагнозом… наша фея чудесным образом вернула его к жизни… Поразительно! Это просто чудо!

– Да что вы, профессор, не стоит так преувеличивать. Ну, право, вы меня очень смутили. Все мои достижения и знания, профессор, вы же знаете…Только благодаря вам, – розовый румянец залил щеки молодой женщины. От смущения она опустила глаза, и было видно, что от волнения она больше ничего не сможет сказать.

Явно довольный светило науки задал еще несколько вопросов лечащему врачу, потом несколько минут разговаривал, как понял Гарри, со студентами-практикантами. Гарри не знал, о чем они говорили, да и совершенно не понимал ни медицинских терминов, ни названий лекарств, ни латыни. Но по дальнейшему монологу профессора осознал, что восхищения достойна та прекрасная женщина, которая кормила Гарри с ложечки, и что она сотворила чудо: безнадежный больной стал поправляться и уже начинал самостоятельно есть.

Выздоровление длилось долго. Сначала Гарри заново учился есть, держать ложку. С трудом через два месяца ему удалось сесть, а потом и встать с кровати. Самым тяжелым, как оказалось, было снова научиться говорить. Душевная память Гарри вновь замедлила быстро несущиеся воспоминания. Он увидел себя, словно неразумного ребенка.

– М-а-м-а, – медленно по буквам и с приветливой улыбкой говорила врач.

Мужчина неуверенно, пытаясь сохранять равновесие, сидел за столом и медленно, как бы с опаской, повторял:

– М…ам…а

– Ой, отлично, ты просто красавчик! – радостно сказала доктор и нежно поправила волосы у него на голове. – А теперь быстрее: мама.

– Мама, – повторил Гарри более уверенно.

– Ура! – мисс Ричардсон не выдержала и почти закричала. – У него получается!

С того памятного дня Гарри быстро пошел на поправку. Почти забытые функции его мозга, тела, речи быстро возвращались. Стала возвращаться и память. Как-то он подошел к окну. Вид зимнего, засыпанного снегом сквера перед больницей навеял на него непонятную тоску. Он не мог вспомнить, и это тревожило его. Вдруг его осенило: «У меня же была семья! Точно! Мать, отец, братья и сестренка! Как же я мог о них забыть! О Боже!» Уже был поздний вечер, и из персонала в больнице были только санитары. Дверь в палату Гарри всегда была заперта, и он никогда не задумывался, что там за ней. Частично вернувшаяся память, восстанавливающие силы и, самое главное, мысли о семье толкнули, словно пружины, Гарри к двери. Он стал что есть силы барабанить в дверь:

– Мисс Ричардсон, доктор, откройте, откройте сейчас же! Позовите доктора, позовите! – кричал он истошно. Его психика не выдержала такого стресса, и он снова впал во тьму.

Душа Гарри понимала, что это далеко не конец, но пережитые дни, месяцы и годы в трагичных отрезках его жизни были столь же болезненны, как будто происходили сейчас. Гарри задумался, что же такое жизнь человеческая? «От рождения и до моей смерти всполохи счастливых дней, промежутки труда и забот и длинные, бесконечные дни мучений и страданий. Почему так? Почему такие испытания приготовлены практически каждому человеку?» Он вспомнил рассказы отца, деда, прочитанные книги, историю, которую изучал в школе. Как же вышло, что высшему земному существу на планете – человеку – предназначено мучиться, переживать, болеть, трудиться, чтобы насытить себя пищей, в муках рождаться и в муках умирать? Картины его прошлого мира, прошлой жизни, обучение в школе, опасности армейской жизни и жестокое наказание судьбы за совершенные ошибки снова всплыли в памяти Гарри. Неужели высшие силы создали человека для страданий, боли и одиночества? Как понять, что такое происходило и происходит сейчас? Бог оставил нас, главное свое творение, наедине со священными писаниями и назидательными историями? Душа Гарри не смогла найти ответа на эти вопросы. И он задумался о другом: «Но ведь в жизни, в прошлом, были у меня и светлые, счастливые дни. Когда-то я смеялся и радовался. Может, я не помню этого. Может, счастье и радость запоминаются хуже, чем боль, негодование, злость? Ведь каждый ждет хорошего от своей жизни, стремится к этому и, когда приходит счастье, воспринимает его как должное». Душа Гарри не хотела снова впасть в безвременье, она жаждала увидеть прошлое, свою память и счастье.

И снова Гарри видит картинки пережитого. Очнувшись в кровати после припадка, он увидел открывающуюся в палату дверь и сразу понял, что пришли его родные. И правда, за лечащим врачом, мисс Ричардсон, тихо и робко в палату вошла его мать. Милая мама, подумалось Гарри, и его охватило то чувство, которое жжет, как огненный шар, а само состоит из раскаяния и неземной радости от встречи с родным и близким человеком. Он снова видел маму, женщину с большим и всепрощающим сердцем и наполненными слезами глазами. Она подошла к нему, присела и молча нежно прижала его к своей груди. Гарри от счастья не смог ничего проговорить, прижался к ней и, как в детстве, заплакал навзрыд. Так, обнявшись, они просидели почти полчаса. Душа Гарри не различала слов, что говорила мама, его лечащий врач, только радостный лучистый шар вдруг расцвел в его груди, и, казалось, свет от него проникал все вокруг и вырывался куда-то далеко-далеко, озаряя мир теплыми от счастья лучами.

После посещения матери Гарри выздоравливал все быстрее, чем несказанно радовал мисс Ричардсон. Вскоре Гарри узнал имя своей спасительницы, врача и сиделки в одном лице: ее звали Эмми. Иногда, оставаясь один, он любил повторять, словно музыку из любимых фильмов: «Эмми Ричардсон, Эмми Ричардсон». Через некоторое время, когда мышцы Гарри благодаря упражнениям окрепли, а сердце снова работало, как мощный мотор, он вдруг понял, что скучает по Эмми, когда ее долго нет. Ему особенно начали нравиться еженедельные врачебные осмотры. Когда Эмми Ричардсон привычно слушала его сердце и дотрагивалась до его обнаженного торса, его возбуждали эти редкие прикосновения. Ему нравилось наблюдать за светлыми прядями ее волос, когда она так доверительно склоняла свою голову, припадая к стетоскопу. Если она что-нибудь спрашивала, он зачаровано смотрел на ее миловидные черты лица. У нее были большие серо-голубые глаза, обрамленные длинными ресницами, маленький правильной формы носик и милые, словно у ребенка, пухлые губы. Эмми почти никогда не красилась, но от того была всегда свежа и как-то неимоверно чиста. Чуть оттопыренные изящные уши придавали ее лицу какую-то наивную непосредственность. Она была небольшого роста, и белый стандартный медицинский халат не мог спрятать ее стройного тела. Эмми чуть доставала до плеча Гарри, и ей приходилось вставать на цыпочки, чтобы осмотреть его голову и узнать, где он испытывает болезненные ощущения.

И вот в один из бесконечных дней лечения, когда все мысли Гарри были о скорой встрече с Эмми, как он давно называл ее про себя, случилось то, что должно было произойти рано или поздно. Гарри так давно рисовал себе эту сцену, придумывал слова, которые скажет своей спасительнице. Во время врачебного обхода, когда Эмми попросила его снять больничную рубашку и стала внимательно слушать его, он обнял ее. Он не смел пошевелиться, все заготовленные слова благодарности, восхищения и преданности этой девушке вдруг застряли комом в горле. Он просто держал ее в объятиях и ничего не смел больше сделать. Она, сначала испугавшись, напряглась и попыталась отстраниться, но Гарри продолжал крепко сжимать девушку в объятиях. Эмми попыталась отступить на полшага, и он увидел, как ее изящная ножка отодвинулась и оперлась на носок, но он не отпустил девушку. Эмми перестала вырываться. Ошарашенная и смущенная, она подняла голову и вопрошающе посмотрела на Гарри. Он с жадностью взглянул в ее прекрасные глаза, любовался ее лицом, молчал и счастливо улыбался. Он понял, что никогда ее не отпустит, и понял, что она будет с ним рядом. И от этих счастливых мыслей Гарри сильнее сжал Эмми в объятиях.

– Ну, пусти, Гарри, ты же меня задушишь, – сказала Эмми. Было видно, что она смущена. Ее лицо и кончики ушей порозовели, она чуть прикусила верхнюю губу. – Пусти же, кто-нибудь зайдет и увидит.

– Ой, простите, я… Извините меня, как-то само собой получилось… Мне показалось, что вы споткнулись и упадете и… я решил вас поддержать, – ответил Гарри и разомкнул руки.

Эмми отодвинулась на шаг, поправляя халат и приглаживая чуть растрепавшуюся прическу.

– Хм, – наконец произнесла она, – вы явно поправляетесь. Да, это видно невооруженным взглядом.

Она снова взглянула на него, и этот взгляд словно проник внутрь его сердца, приятно лаская нежностью. Эмми развернулась и направилась к выходу. Гарри обомлел и стоял не шелохнувшись. Эмми чуть приостановилась и, взявшись за ручку двери, обернулась:

– Гарри, спасибо, что не дали упасть. Мы скоро вас выпишем. Вы почти полностью здоровы. Судебное решение об освобождении вас из больницы готово, на днях оно поступит к нам. Вы станете совсем свободны… Она хотела сказать что-то еще, но, не решившись, вышла из палаты.

Гарри не мог уснуть в ту ночь. Ему так многое хотелось сказать Эмми: и слова огромной благодарности за то, что она заботилась о нем, лечила его, безнадежно больного. Ему хотелось выразить восхищение ей как специалистом и врачом, поблагодарить за доброе сердце. Но больше всего ему хотелось открыть ей свои чувства и то, что ее ножки и нежные прикосновения маленьких, хрупких и одновременно сильных пальчиков доставляют ему неземное наслаждение. И что он очень хочет целовать ее в красивые и бездонные глаза, хочет дотронуться до ее лица. Целовать розы ее губ…

Прошли два бесконечно долгих дня, а Эмми не было. Он ждал. С бешено бьющимся сердцем Гарри внимательно прислушивался к каждому шагу, к каждому шороху в коридоре. Но ее все не было. Приходили санитарки с таблетками и уколами, приносили газеты, обед, а Эмми так и не приходила. И вот на третий день, утром, отворилась дверь, как-то слишком широко, и… появился знаменитый профессор в сопровождении многочисленных студентов. Они посмеивались и переговаривались, но тотчас замерли, когда светило науки, прокашлявшись, заявил Гарри:

– Ну, молодой человек, теперь вы окончательно выздоровели. И, мало того, – удовлетворенно скрипучим голосом и потирая руки продолжил профессор, – мало того, что здоровы, но и свободны. Сегодня вам вернут вашу одежду и оформят все бумаги. Мы предупредили ваших родственников, они вас встретят в три часа пополудни, – профессор скупо улыбнулся, глядя на Гарри и, удовлетворенно потирая руки, вышел из палаты в сопровождении щебечущей стайки студентов-первокурсников.

– Свобода! Наконец-то я буду дома, наконец-то… – пронеслось в голове Гарри.

Ожидание дома, встречи с родными, с братьями и сестрой охватило Гарри нетерпением. Все последующие события дня слились в его памяти в единое красивое и радостное, наполняющее душу и сердце воспоминание.

После обеда его встретил отец на своем стареньком «Форде». Седой и сильно постаревший за время разлуки, он долго и радостно обнимал Гарри. И вот наконец-то они приехали домой. Так давно Гарри не был тут и так соскучился. Радостная встреча с родными, вкусный домашний ужин, о котором Гарри мечтал все эти долгие пять лет вдали от семьи. Пять лет борьбы за свою жизнь и свое сознание оказались позади.

– Как прекрасно все это! Наконец-то я дома! – думал Гарри ночью, лежа в мягкой и уютной постели. Он заснул крепким, все очищающим сном.

Следующую неделю Гарри заново учился жить дома. Человеку из тюремной больничной палаты хоть все и было знакомо, но требовало постоянного напряжения памяти и душевных усилий. Гарри заново открывал для себя некогда привычные вещи. Вот его школьный фотоальбом, вот кладовка, где хранится все нужное, а вот гардероб с одеждой, письменный стол, заваленный какими-то бумагами с прежней работы. Работа? Да, у него же была классная работа! И что с ней? Гарри вышел из своей комнаты и спустился было на первый этаж, откуда пахло вкусным обедом. Но его интерес перебила выбежавшая сестра, так сильно вытянувшаяся за время отсутствия брата. Она весело бросилась к нему с объятиями и веселой улыбкой:

– Братик, ты что сегодня будешь делать вечером? Мы тут вечеринку у Бугатти, моей лучшей подружки по институту, хотим устроить. Ее родители на три дня уехали в Аризону, хата свободна. Знаешь, как у них классно? Пойдешь со мной? Там весело будет, народу немного, и я всех знаю. У них есть змеи в террариуме. А ты когда-нибудь кормил змей мышками? И страшно, и так интересно. А еще там будет музон классный. Тут у нас в городе недавно группа выступала…

Гарри нравилось слушать ее веселое щебетание. Он думал о том, что прошло всего несколько лет, а его сестренка превратилась из долговязого и угловатого подростка в настоящую красивую девушку. И скоро, поди, найдет себе жениха. Гарри был счастлив окунуться в незабываемую и неповторимую жизнь счастливого многодетного семейства с постоянными разговорами и событиями. Вот сейчас сестра приглашает его на вечеринку. А когда вернутся братья, то обязательно потащат его в бар неподалеку и будут с завсегдатаями обсуждать последние новости спорта. Вот чуть недовольное бурчание отца и всегда заботливый и такой любящий взгляд матери. «Как классно здесь!» – думал с улыбкой Гарри.

Он снова вспомнил Эмми. Конечно, он не забывал ее ни на день, но приятная суета любящего и уютного семейного гнездышка отодвинула эти мысли в сторону. «Да и любовь ли это? – размышлял Гарри, внезапно оказываясь один. – Ну понравилась она мне, так и многие нравились. Ну безумно хочется ее увидеть, ну так всегда, пожалуй, было со многими девушками. Постоянно мысли о ней, но меня всегда окружали обворожительные и симпатичные красотки». Но Гарри снова и снова вспоминал заботу Эмми о нем, совершенно не знакомом мужчине. Он вспоминал, как отступила тьма от его сознания, и он увидел прекрасные глаза Эмми, ее лицо. Вспоминал уверенность, которую осознал уже позже, уверенность в том, что нужен этому миру. И это она пробудила ее в нем, ей он обязан теми успехами, когда с трудом и волнением возвращался в реальность, начал заново есть, ходить, понимать. Все это заслуга Эмми. Терпение этой хрупкой девушки дало ему стимул проснуться, улыбка и такой сказочный звонкий голос оптимизма позволили ему снова чувствовать этот мир. «Люблю ли я ее? – спросил себя Гарри, и снова, и снова, как заклинание, слова рождались в его голове: – Да, люблю, безумно люблю и хочу, чтобы она была со мной сейчас, всегда и навек».

Через пять счастливых дней дома Гарри позвонил в регистратуру и поинтересовался, может ли он услышать мисс Ричардсон. Медработник строго спросил, кто ее спрашивает и по какому вопросу. Гарри соврал, что это ее коллега из медицинского университета, который хочет отдать ей конспект. Оказалось, что Эмми находится на обходе с профессором и освободится через полчаса. Гарри повесил трубку и стал ждать. Это было самое долгое и волнительное ожидание всей его жизни. Он старался успокоиться, чтобы не выдать своего волнения. Его сердце бешено колотилось. Наконец пришло время звонить. Гарри набрал номер клиники.

– Алло, – ответили на том конце провода.

– Извините, что отвлекаю, я уже звонил. Можно позвать мисс Ричардсон? Я должен передать ей конспект… – Гарри хотел продолжить, как вдруг такой знакомый и желанный бархатный голос ответил:

– Здравствуйте, я слушаю.

Гарри показалось, что мир замер, и бешеный стук его сердца слышен в его голосе.

– Это… я… Гарри. Простите, что беспокою, но… – он замялся, но тотчас взял себя в руки. – Я бы хотел… хотел… простите… Я хотел снова увидеть вас. Хоть один раз. Мне так много нужно вам сказать, нет, рассказать. Вы знаете, так много всего…

Гарри замер, он старался подобрать нужные слова и боялся, что Эмми не захочет его слушать. Как вдруг раздался такой знакомый теплый голос:

– Гарри? О, как классно, что позвонил! Да, давай встретимся, мне тоже хотелось бы увидеть тебя… Может, сегодня в восемь вечера на площади? Ты сможешь?

Душа Гарри затрепетала от волнения первой встречи. Любовь. Да что это такое? Наверное, тогда, в минувшие дни, любовь давала ему немыслимые силы, когда не жизнь и не смерть погрузили его сознание в мрак лечебницы. Что же, как не любовь, дала ему желание и силы снова начать чувствовать, ощущать этот знакомый, но такой изменчивый и удивительный материальный мир? Что же это такое? Страсть или труд и терпение? Физиология или возможность жить, дышать и видеть прекрасный рассвет? Что наполняет любовь и делает все сильным, наполняет чувством и смыслом? Это терпение или то, что можно назвать искрой, кратким и неощутимым контактом, меняющим нейроны мозга? Вера и самопожертвование? Страсть и бессмертие? Что в сущности любви и что отличает это чувство от самой природы жизни? Любовь ли дает человеку стремление и энергию, творит с людьми ужасные поступки или делает из тлена прекрасное? Что это? Мгновение в жизни или скелет отношений, мужества и силы? Она нежна или сильна, связывает ли она людей своим счастьем или делает свободными и окрыляет? Так что такое любовь? Душа Гарри стремилась распутать этот клубок вопросов и противоречий, но так и не смогла даже приблизиться к решению.

Лента воспоминаний снова пронесла в его памяти картины прошлой жизни. Теперь сцены были яркими и радостными. Разукрашенные прекрасными пастельными тонами первые встречи и беспечное молчание с Эмми постепенно сменялись ярко-красными, страстными вечерами. Взаимные чувства не взрывались и остывали, а наполнялись все больше и больше энергией взаимного доверия, гордости друг за друга и лучистого счастья. Иногда Гарри старался увидеть серый цвет в воспоминаниях. Он вдруг видел отчуждение между молодыми сердцами. Но на поверку это были всполохи мелких бытовых неурядиц. В какой-то момент Гарри увидел, что два облака счастья дополнило маленькое разноцветное духовное создание – рождение их с Эмми первенца. Окутанное одеялом любви, радостной заботы бессонных ночей, оно выросло в счастливую и пытливую звездочку. Душа Гарри начинала видеть его прошлый материальный мир в другом измерении. Он видел события в лучах энергии и света душ его близких людей.

Теперь восприятие Гарри трансформировалось так, что не только события и картины прошлого стали видны и понятны, но он также мог видеть отношения и чувства и в первую очередь не зрением и слухом, но красками гармонии, цветом и яркостью свечения энергии и трансформации пространства. Он смог увидеть не только прошлое, сформировавшее настоящее, но и события, связанные с будущим. Он видел перетекание времени, когда старость становилась событием молодого еще тела и бережно вела его к себе, а будущее растягивалось в бесконечную ленту событий, постоянно возвращаясь и опираясь на прошлое. Он не мог объяснить этого эффекта ни полученными за время жизни знаниями, ни более чувственными ощущениями своей души в настоящем. Но так просто и понятно вдруг открылся ему смысл прошлой жизни, и он устремил взор в неизвестность.

Гарри понял, что его нынешние чувства в земной жизни люди называли третьим глазом, интуицией, но как мала песчинка в огромном океане, так же малы знания и представления о человеческой душе на земле. Духовные переживания казались ему органичным всепоглощающим знанием об окружающем мире, соединяющим в себе чувство жизни материального мира, живых созданий и вещей. Он понимал, что время, отведенное ему на земле, заканчивается, и скоро он попадет на небеса, где будет твориться суд над ним за его поступки, мотивы и их последствия. И он понял, что пред взором Всевышнего не утаить ни малейшей детали земной жизни, ни мысли, ни желаний. Не страх или печаль, а, скорее, решимость овладели духовным сознанием Гарри.

Правила

Гарри проснулся. Он лежал, свернувшись калачиком, на влажной, сочной, зеленой траве. Вокруг был лес, покрытый туманом. Гарри почувствовал холод и что снова ощущает свое тело. Он снова был человеком. И он был абсолютно голым. «Как же холодно! Вот бы одеться», – подумал Гарри и тотчас на нем появилась одежда: любимый спортивный костюм, майка и кроссовки. Он и испугался, и обрадовался: вдруг все, что с ним происходило, лишь удивительный сон? Но где он находится? И почему память не может подсказать, как он тут оказался? Гарри решил идти туда, где виднелся просвет в густых зарослях кустов и деревьев. Шел он недолго и оказался на большой поляне, заросшей спящими цветами и травой по колено. «Вот незадача», – подумал Гарри, как вдруг увидел чью-то неясную тень.

– Эй! Подождите меня! Эй! – крикнул Гарри.

Он увидел, что тень остановилась и как будто махнула ему рукой. Гарри пошел быстрым шагом, затем побежал. Очертания тени, размытые утренним туманом, стали более четкими. Гарри подошел поближе и увидел седого длинноволосого старца в старинной холщовой рубахе с поясом и кожаных мокасинах. В руках он держал длинный посох и всем своим видом походил на волшебника.

– Здравствуйте, – сказал Гарри. – Я совершенно не понимаю, где я нахожусь. Вы не подскажете мне?

Старец улыбнулся странной, но приветливой улыбкой и продолжил молчать.

– Вы меня понимаете? Я совсем заблудился. Где я? – повторил свой вопрос Гарри и настойчиво добавил: – Почему вы молчите и улыбаетесь?

– А ты как думаешь, Гарри? – вдруг ответил старец и хитро прищурился.

– Я… Я никак не могу понять, – Гарри замешкался. Он вспомнил, что с ним происходило в последнее время, все мысли и путешествие в свое прошлое.

– А ты подумай, – сказал старец и посмотрел на него хитрым и пытливым взглядом.

– Я долго спал, мне снился такой длинный и необычный сон, и вот… я не могу вспомнить, как тут оказался.

– Так-так, Гарри, а что же тебе приснилось? – спросил старец уже серьезно, проницательно взглянув мужчине в глаза. Тот помолчал немного и, собравшись с мыслями, коротко ответил:

– Снилось, будто я умер и отправился на тот свет.

– Да, Гарри, ты прав. Ты на том свете, – сказал старец и засмеялся таким молодым, звонким смехом, как могут смеяться только добрые люди.

– Ну, как такое может быть, ведь тот свет – это…

– Черти, огонь, котлы с кипящим маслом? Аха-ха-ха! – тело старца затряслось от смеха. Он явно радовался растерянности собеседника и, чуть успокоившись и отирая слезы от смеха, продолжил: – Забудь все то, что ты знал, и забудь все то, что ты слышал об этом месте. Здесь все по-другому устроено, и я некоторое время буду помогать тебе. Я стану твоим проводником, пока ты сам не поймешь, что к чему. Хотя… – задумался старец. – Некоторые здесь по тысяче лет так ничего и не поняли.

Гарри был в шоке, он ничего не мог понять, ведь все, что знал он о той, следующей жизни, в реальности оказалось совсем другим.

– А… Вы Бог? – спросил Гарри, чуть оправившись от потрясения.

– Я? Я?! Аха-ха-ха! – старик снова зашелся в заразительном смехе. – Нет, я далеко не Бог. Бог будет судить, и он еще не пришел. А я просто проводник. Пойдем, а то мы совсем заговорились. Нужно начать твое путешествие по «тому свету», и по дороге я тебе все расскажу.

Старик развернулся и твердой упругой походкой зашагал по узкой тропинке сквозь густую сочную траву. Гарри поспешил за ним. Так молча они шли некоторое время. Гарри осматривался, насколько это было возможно в густом тумане. По обе стороны тропы стояли живой стеной заросли кустов, а поодаль виднелись кроны огромных деревьев. Гарри не верилось, что это обыкновенный лес, трава и вполне земной старик. Что это? Розыгрыш, наркотики, будь они не ладны? Они шли довольно долго, туман постепенно рассеялся, и, когда путники вышли из чащи, перед Гарри открылся бесконечный простор полей с аккуратными грядками. Вдалеке показались какие-то постройки. «Какой-то город или что это?» – подумал Гарри. Туман становился все реже, тропинка расширилась до размеров дороги, а старец, шедший впереди, молчал. Гарри поравнялся с ним и спросил:

– Отец, куда мы идем? И что это за место?

– Место? – старик ответил не сразу. – Место это зовется чистилищем. Здесь живут души умерших людей. Когда человек переносится сюда, его душа снова обрастает привычной плотью, можно сказать, сказочной плотью. Ты получаешь ее на время, до Великого суда… – старец чуть призадумался и спросил: – Ты знаешь о Великом суде? Слышал?

– Да, да, конечно, когда Господь призовет всех, и души встретятся со своими телами, и будет он судить их по поступкам…

– Да, знаешь кое-что, – мягко перебил его старец. – Ну, слушай дальше. Твое тело и мысли в каком-то смысле волшебные. Захочешь одежду, и она тотчас у тебя появятся, захочешь жилище – будет жилище, захочешь еды – появится еда. Здесь все, как в начале времен Адамы и Евы. Но чтобы что-то захотеть и исполнить, я должен тебя обучить, потому как многие наши желания могут быть тебе во вред, как и в прошлой, земной жизни. Знаешь ведь?

– Да, да, знаю, – поспешно ответил Гарри.

– Вот стало тебе холодно, ты захотел одежду, и она появилась на тебе, а я помог, чудеса…

Старец замолчал и прибавил шаг. Гарри продолжал идти рядом и заметил, что дорога стала шире и была уложена большими плоскими камнями. Слева и справа простирались бесконечные ухоженные поля. Стали встречаться люди. Все они были чем-то заняты в своих огородах, носили, копали и были странно одеты. Иногда Гарри казалось, что он попал на съемки исторического фильма и видит массовку в старинных одеждах и декорации старых лачужек.

Наконец путники взошли на небольшой пригорок, и Гарри открылась потрясающая картина: высокие стены огромного, насколько хватало взгляда, старинного города со множеством фигурок людей, издали напоминающих муравьев. По мере приближения к городу людей стало все больше. Кто-то приветливо улыбался, кто-то ехал на телегах или в старинных каретах, украшенных позолотой, некоторые ехали на автомобилях XIX века, здороваясь писком клаксонов, попадались и современные, знакомые Гарри очень дорогие машины. Все это напоминало один кинопавильон, будто снимали фильм «Человечество».

Поглощенный мыслями, Гарри не заметил, как отстал от проводника. Он увидел перед собой стены города и замер, как зачарованный. Никогда в прошлой жизни Гарри не видел таких огромных построек. Сколько бы он ни вглядывался, не мог увидеть, насколько высоки стены. Они устремлялись ввысь, в облака. Людей становилось все больше, и казалось, что Гарри плывет по течению реки из многоголосых потоков. Хотя люди говорили на разных языках, Гарри прекрасно понимал их и не переставал удивляться. В основном речь шла о каких-то бытовых вещах: что сделать по хозяйству, куда сходить, кого навестить. Но одежда людей шокировала Гарри. Здесь были и камзолы, и современные костюмы, и пиратские шаровары – одежда всех времен и народов. Зеленые поля по сторонам дороги сменились нагромождением построек, домов с маленькими двориками, где шмыгали дети, аккуратных глинобитных изб, бревенчатых срубов. Были большие и маленькие каменные дома, и везде кипела жизнь. Домашний скот, перегоняемый пастухами, массой разрезал сплошной людской поток, домашняя птица шныряла под ногами. Вдруг Гарри кто-то дернул за рукав. Он осмотрелся и увидел, что находится у самого края дороги, где вереницей сидели люди в истлевших одеждах, кто прямо на земле, кто на придорожном камне. Лиц сидящих не было видно, они были закрыты тряпичными повязками, капюшонами.

– Что, новенький? Да, новенький, – прошипел один из них. – Давай произведем обмен, выгодный обмен.

– Обмен? – удивился Гарри. – Какой еще обмен? Мне и менять нечего, да и зачем?

– Обмен того, что есть у тебя, Гарри, на то, чего нет, – прошипел человек.

И вдруг все замерло: спешащие люди, повозки, бредущие животные, все замедлилось и остановилось. Гарри оглянулся вокруг.

– Я могу подарить тебе время, – послышался голос из-под капюшона, – ты сможешь им управлять. Ты сможешь вернуться, куда захочешь, даже в свою прошлую жизнь, а можешь пронестись вперед во времени и увидеть свою судьбу. Ты даже можешь не ждать своих родных и близких тут, а сразу встретиться с ними, ведь время тебе это позволит.

Такое предложение показалось Гарри заманчивым. Он подумал: «А что если я пройду во времени вперед и встречу сначала своих родителей, потом жену и детей, и мы опять будем вместе?» В голове у него, как наяву, нарисовались картины счастливой семейной жизни в этом удивительном мире, и ему снова захотелось быть счастливым, как прежде.

– А что я должен дать тебе взамен? – спросил Гарри.

– Совсем немного: на минутку дай мне свою душу, – зашипел капюшон и начал подниматься, обнажив сморщенное от времени землистое лицо. – Лишь на минутку, – Гарри увидел белесые белки и зрачки не видящих глаз. – На минутку. Ты же хочешь этого.

Гарри перестал понимать, что происходит, лишь картины счастливой семейной жизни предстали перед ним. «А почему бы и нет? – подумал Гарри. – Как будет хорошо!»

Сморщенная рука менялы вытянулась из-под лохмотьев:

– Договорились, Гарри?

– Договорились.

Гарри протянул руку навстречу, кончики его пальцев почти коснулись руки, выглядывавшей из-под лохмотьев, как вдруг кто-то с силой схватил его за шиворот и оттащил на середину улицы. Гарри очнулся, как от кошмарного сна. Вокруг все было по-прежнему: сновали люди, величественный город манил идти дальше. Рядом с Гарри стоял седовласый старец, его проводник. Он был встревожен.

– Куда ты делся? Ты что, удумал в обмен поиграть? – старик был сердит. – Гарри, никогда не подходи к тем, кто сидит у дороги. В прошлой жизни они были колдунами или самоубийцами. Это те, кого хоронят вдоль дорог, а не на кладбище. Их цель – поменяться с другими душами. Забрав твою душу, они передадут свою, и ты сядешь здесь навсегда и будешь бесконечно ждать такого же глупца, каким был сам, чтобы обмануть его и обменяться душами. Их сила в том, что они могут управлять временем.

– Но ведь он мне пообещал… – начал было Гарри, но старец тут же его перебил.

– Обещал встречу с близкими? Да, они многим обещают. Все блага мира могут пообещать. И они не врут. Ты увидел бы своих родных и смог бы даже поговорить с ними, но не сдвинулся бы с места. Ты этого хочешь? – закончил вопросом старик и потянул ошеломленного Гарри дальше, ко входу в город, к огромным стометровым воротам.

Чистилище

Чем ближе путники подходили к воротам, тем больше усиливалась давка. Хотя проход и был очень широк – спокойно могли бы пройти сто человек одновременно, – но в город стремилось столько людей с тюками, узлами, столько телег и карет, что идти дальше казалось невозможным. Скорость людского потока замедлилась, и Гарри, сжатый со всех сторон, спросил своего проводника:

– Скажите, ведь я до сих пор не знаю, кто вы и как вас зовут?

Старец обернулся к Гарри и с несколько уставшей улыбкой ответил:

– Меня зовут Наурус, я праведник из рая. Там, в лесу, я оказался не случайно. Мне нужно было сотворить доброе дело, и поэтому я вышел встретить вновь прибывших и нашел тебя. Здесь все довольно сложно устроено. Выберемся из этой толчеи, найдем тихое, спокойное место, чтобы перекусить и спокойно поговорить. У нас с тобой будут еще два дня, чтобы я ввел тебя в курс дела. Поди-ка и есть хочешь?

Гарри задумался над словами старца. Праведник? А как это? Но мысли снова вернулись к давке. Толчея усилилась, кто-то положил ему на голову мешок со скарбом, чей-то локоть впился в ребра, что-то дышало прямо в ухо, наполняя воздух запахом немытого тела и нечищеных зубов. Гарри был готов разозлиться от такой бесцеремонности, но заметил, что лица людей в толпе были по большей части приветливые. Вон женщина, не на шутку уставшая, с покрытым потом лицом, улыбнулась Гарри. Вон дед с огромной седой бородой и в чалме улыбается беззубым ртом и приветливо кивает. Маленький ребенок доверчиво вцепился в одежду Гарри, чтобы не потеряться. Гарри заметил, что никто не ропщет, не ругается в такой давке. Медленно двигаясь к воротам, путники оказались в самом узком месте, пройдя которое людской поток, как веер, разделялся на мелкие ручейки, тянущиеся вдоль серых каменных зданий. Вдруг людская процессия заметно напряглась, сжалась и синхронно отпрянула к стенам прохода, унося за собой Гарри и старца. В мгновение стихли разговоры, тишина повисла над толпой. Только бряцание утвари, застежек на одежде и шарканье ног по мостовой выдавало непрекращающееся движение.

– Пропустите огонь! – раздались голоса.

– Горящий! Пропустите! – вторили другие.

– Пустите, пустите его! – загудела толпа.

Гарри оказался недалеко от края живого коридора, и его глазам предстала ужасающая, холодящая кровь картина. По образовавшемуся проходу бежал человек, вернее его силуэт. Он весь был покрыт языками ярко-красного пламени. Огонь словно вырывался изнутри, сжигал остатки тряпья, и черный дым шлейфом тянулся за горящим человеком. Запах гари и паленого мяса неприятно ударил в ноздри. Человек кричал адским криком и скрылся за поворотом живого коридора. Через мгновение людской поток схлопнулся, и движение продолжилось как ни в чем не бывало. Гарри повернулся к своему проводнику, чтобы задать вопрос, как старец промолвил:

– Потом. Все расскажу позже. Сейчас выберемся из этого человеческого моря, найдем укромное местечко, я знаю несколько таких, перекусим и поговорим. Наверное, проголодался? – старец хитро и ободряюще улыбнулся.

Череда новых ощущений на время отогнала голод, неведомые доселе впечатления овладели его сознанием, но сейчас Гарри понял, что очень голоден и устал от своих мыслей. Наконец путники выбрались из толпы. Улиц становилось все больше и больше, и они непостижимым образом засасывали эту огромную людскую массу. И вскоре рядом уже почти никого не было. Гулким эхом от стен отдавались шаги Гарри, старца и стук его посоха. Где-то вдалеке, в самом конце улицы, маячили две женские фигуры с огромными корзинами овощей на головах. Проводник шел чуть впереди и вглядывался в расщелины между зданий, иногда покряхтывал и бурчал себе под нос, что, мол, понастроили тут и не вспомнишь сразу дороги, а указателей как не было, так и нет. Вскоре, однако, шаг старца стал уверенным и ускорился. Стало понятно, что он, наконец, нашел нужную дорогу. И вот, резко свернув на какую-то улочку вслед за Наурусом, Гарри увидел перед собой ступени. Взбираться по ним пришлось долго, но, к счастью, это не потребовало никаких физических усилий: ноги были легкими, а шаг уверенным.

– Пришли наконец-то! – радостно объявил старец, остановившись на ровной каменной площадке. Дальше снова тянулась вереница лестниц, а внизу не было ничего, кроме бесконечного спуска.

Гарри заметил, что на площадку выходят несколько деревянных дверей с металлическими кольцами вместо ручек. Старец потянул за одну из них, и путники вошли в какое-то помещение. Здесь стоял полумрак. Окон не было, комната освещалась светом от толстых свечей. Они прошли немного вглубь, и когда глаза чуть привыкли к темноте, Гарри увидел ряды столов и грубо сделанный прилавок рядом со стеной напротив входа. Он был завален тарелками и глиняными чугунками. Пахло едой. Кроме Гарри и его спутника в комнате никого не было, и они уселись за первый стол почти у выхода. Старец положил посох рядом с собой на скамью и громко позвал:

– Аннон! Аннон! Ты где, старикашка? Эге-гей! Хозяин, где ты?

Прошло совсем немного времени, как вдруг из-за высокого прилавка выкатился маленький, похожий на шар, мужчина. Одетый по-старинному в картуз и жилетку с карманчиками, он был до того забавным, что Гарри чуть не прыснул от смеха. Незнакомец недоверчиво посмотрел на старца и вдруг его пухлые губы на круглом лице расплылись в приветливой улыбке. Он умильно сложил комично маленькие ручки на груди, а затем спохватился и подошел, точнее подбежал к путникам семенящей походкой на маленьких ножках.

– Наурус! О, великий Наурус к нам пожаловал! Это как же так? Я тебя уже лет сто не видел! Думал, ты небожителем стал! Что, праведные дела заставляют опять к нам, грешникам, приходить? – круглый человечек чуть задумался и с заботой продолжил: – Что, наверное, издалека путь держите, устали? Проголодались? Вот и хорошо, что зашли, мы тут сейчас гуся вам подадим. Ты же знаешь, Наурус, гусь-то у меня какой! Отменный! За сто лет не забыть! Пальчики оближешь! А вот вы молодцы, дорогу-то нашли, а то тут постоянная стройка, и все меняется, я уж и не знаю, как и что, но это непорядок, хоть бы указатель…

– Да подожди ты, не приставай с вопросами, а то без остановки трындишь да трындишь. Подай-ка нам гуся своего, да картошечки отварной и грибочков соленых, какие в прошлый раз подавал, да вина кувшинчик, моего любимого, а то соскучился я по нему там, у себя, – проворчал старец.

– Ага, будет сделано, отлично! Просто замечательный заказ! – круглый человечек радостно подпрыгнул, развернулся и семенящей походкой быстро скрылся за тяжелой кожаной занавеской.

Гарри оглядел заведение. Закусочная была не большая, но основательная. Семь больших столов, около каждого две лавки. Они были сделаны из толстенных досок, отполированных многочисленными посетителями. На каждом столе коптила небольшая лампадка. За прилавком виднелись полки из таких же грубых досок. На них толпились глиняные кувшины разного размера и формы, вместительные тарелки и еще какая-то утварь. Пол закусочной был выложен большими светлыми камнями, отшлифованными ногами посетителей. Потолок и стены, казалось, были вырублены в массиве скальной породы, похожей на гранит.

Старец Наурус сидел молча и, казалось, смотрел в одну точку. Но через короткое время Гарри понял, что тот задремал прямо за столом, облокотившись на гранитную стену. Он был высок ростом и имел крупные члены. Голова с грубыми чертами лица была похожа на мраморную скульптуру древнего сердитого бога. Такие Гарри видел в музеях. Седые волосы длиной до плеч были перехвачены веревкой. Большой нос, широкий к низу, большой рот с плотно сжатыми губами и выступающий подбородок с ямочкой посередине выдавали волевого и сильного человека. Большие, немного глубоко посаженные глаза делали взгляд старца соколиным и прозорливым. Широкие густые брови торчали во все стороны, длинные ресницы, такие же седые, как и брови, напоминали кисточки для рисования. Простая и вместе с тем просторная и удобная одежда на голое тело, похожая на длинную сорочку из плотной светло-серой ткани, была перехвачена тонким кожаным ремешком с маленькими красными камешками на концах. На ногах старца была мягкая кожаная обувь с толстой подошвой, прошитая толстыми черными нитями. Старец дремал, скрестив на груди длинные и жилистые руки. Широкие плечи говорили о недюжинной силе и выносливости. Особое внимание Гарри привлек посох. Он был почти черный и, видимо, тяжелый, с большим набалдашником неправильной формы, и блестел, отшлифованный от постоянного использования. Древесина, из которой был вырезан посох, имела необычную структуру и витиеватый узор. Да и сам посох был похож на своего хозяина – такой же сухой, жилистый и прочный.

Гарри тоже собрался вздремнуть и уже устроился поудобнее, но не успел сомкнуть глаз, как за кожаной ширмой в глубине зала послышалось движение. Вскоре в комнату вышел хозяин, а за ним так же быстро, но грациозно показалась девушка. В руках они держали большие толстые глиняные блюда, наполненные едой. Маленькая процессия подошла, разбудив старца, и стала накрывать на стол. Гарри разглядывая помощницу толстяка. Она была небольшого роста, миловидная и, что удивило Гарри, в современной одежде: длинное платье почти до пят, модная обувь на платформе, золотая тонкая цепочка с маленьким крестиком. «Странный контраст, – подумал он, – как со съемок исторического фильма, где герои из средних веков одеты в рубище или холщовые рубахи, а работники в современной одежде». Размышления Гарри были прерваны приготовлениями к трапезе. Хозяин вместе с помощницей ловко расставил блюда с жареным гусем с хрустящей корочкой, поодаль в глубокой миске под паром томился отварной картофель, рядом стояли миски с грибочками и другими соленьями. Аромат жареного мяса ударил Гарри в нос.

– Ну вот, гости дорогие, еда готова, все в лучшем виде для лучших гостей, – рот толстяка расплылся в приветливой улыбке. – Мы с Дорой, помощницей моей, уж очень постарались.

– Ну-ну, молодец ты, Ганс, как всегда, молодец. Вот сколько знаю твое заведение, всегда держишь марку. Давно очищался-то?

– Ой, да с полгода прошло, – выпалил хозяин закусочной, словно знал, что ему зададут такой вопрос. – Да, скоро будет шесть месяцев. Но у меня все успешнее исправление, сначала каждый месяц приходилось, Наурус, ну ты же знаешь, а теперь на полгода почти хватает. И теперь думаю…

– Ганс, остановись со своими подробностями, видишь же, мы с дороги, дай нам спокойно поесть, – старец оборвал толстяка и, обращаясь к Гарри, продолжил: – Ну, давай, налетай, что скромничаешь, а то он нас заговорит.

Гарри прочитал про себя короткую молитву и приступил к еде. Наурус довольно усмехнулся в бороду и налил вина из глиняного кувшина, выпил и отер бороду. Путники начали молча и жадно есть. Спустя короткое время на столе практически ничего не осталось, кроме откушенной и недоеденной картофелины, да горки обглоданных костей. Наурус довольно крякнул, налил остатки вина и, не предлагая Гарри, залпом осушил стакан. Затем, пытливо взглянув на спутника, заговорил.

– Теперь послушай мой сказ. Ты, наверное, удивляешься тому, что с тобой произошло за время после твоей смерти? Да это и понятно, мы все прошли подобный путь. Как ты помнишь, сначала, после смерти, ты ощущал дикий ужас, привыкая к своему положению вне тела. Это твоя душа воспарила, отделилась от твоей плоти и привыкала к новым ощущениям. Затем она путешествовала по Вселенной, узнавая, как устроены звезды и планеты. Это особенно красочные и необычные ощущения, и тебе понравилось, не так ли? – спросил старец, и Гарри кивнул. Наурус продолжил:

– Вскоре ты очутился на лесной поляне, где я тебя и встретил, помнишь?

– Да, конечно, помню, – ответил Гарри.

– Потом я тебе кое-что рассказал о мире, где ты сейчас находишься, и теперь просвещу тебя. Мир на этом свете состоит из рая, ада и чистилища. Об этом рассказывается во многих священных писаниях на земле. После смерти, через сорок дней, душа человека навсегда покидает земной мир. Согласно некоторым религиям, душа попадает в чистилище, так как все люди грешны, кроме небольшого числа праведников и святых. В чистилище души пребывают до Великого суда, когда придет Господь, и души соединятся со своими телами, и станет судить их Господь по их делам. До этого времени души могут исправиться. Это ты, скорее всего, и так знал, пока не попал сюда. Я тоже в свое время жил на земле, и меня признали праведным человеком. И я так же, как ты, попал в этот мир. И всему бесконечно удивлялся. Тут все так необычно и совсем иначе устроено, чем мы думаем про тот свет. Здесь для исправления все души принимают свой земной облик. Они имеют почти все те же чувства: хотят есть, жить, радуются, грустят. Место, где мы находимся, это чистилище. Праведники и святые могут жить в раю. Большие грешники пребывают в аду. Но выбирать, где быть душе, каждый определяет сам. Считаешь, что ты безгрешен и вел праведную жизнь, можешь сразу пойти в рай. Считаешь, что грешен, и хочешь исправиться, оставайся в чистилище, ну а если не хочешь исправляться или от всего устал – идешь в ад. Вот, собственно, и все.

Некоторое время Гарри размышлял над словами старца и, наконец, спросил:

– Я не совсем понял тебя, Наурус, как это? Как может быть, что все души сами могут выбирать, куда им идти? А как же страдания, боль, страх, которые, согласно святым писаниям, они должны испытывать, чтобы очиститься? И как человеческая душа сама может понять, куда достойна пойти? Кто будет ей судьей, кто ей подскажет?

– Ты правильно говоришь, но до Великого суда каждая душа сама себе судья. Ты целых сорок дней после смерти обитал на земле, ты видел всю свою прошлую жизнь, свои поступки. И я уверен, понял, что ты делал хорошо, а где совершал грех, так?

– Да, конечно, понимал. Но сейчас я же не горю в огне, хотя много грехов совершил при жизни.

– Подожди, не спеши. Если твоя душа не захочет исправляться, если ее отяготит лень или ты снова будешь грешить, то тогда огонь станет исправлять и заставлять тебя очищаться. Помнишь того горящего человека, который бежал, крича от боли и ужаса? И все расступились перед ним, чтобы его пропустить? Это была душа во грехе…

– Постой, Наурус, он теперь все время будет гореть и страдать от огня? Даже одежда на нем горела!

– Нет, он перестанет гореть, когда добежит до ада. Это, кстати, самое спокойное место. Внешне. Но очень беспокойное для души внутри. Там ты что бы ни делал, будешь все время чувствовать другой огонь, другие мысли овладеют тобой. Там тебе будет страшнее и больнее, но не снаружи, а внутри. И самое тяжелое – это страх, бесконечный, в каждой клеточке, страх перед Великим судом! Начинаешь понимать?

– Немного, да, – соврал Гарри, но его теснило множество вопросов: – Но, Наурус, ты говорил о рае, что туда может пойти каждый.

– Да, Гарри, туда может пойти каждый, но если ты недостоин, если ты не праведник и не святой, то через некоторое время почувствуешь внутренний огонь. И это будет очень больно. А затем вспыхнешь и, чтобы остыть, вынужден будешь искать ад. Там, напомню, не так больно, но очень страшно. За три дня мы с тобой должны побывать в каждом мире, и ты разберешься, с Божьей помощью. А сейчас давай попросим хозяина этого милого места предоставить нам ночлег.

Старец несколько раз звал запропастившегося куда-то Ганса. Наконец запыхавшийся толстячок прибежал, и стоило Наурусу лишь открыть рот, как хозяин сразу понял, что нужно гостям.

– Все готово, мои дорогие гости, все уже прибрано, расстелено и натоплено. Пойдемте со мной.

Гарри и старец поднялись из-за стола и проследовали за хозяином закусочной. Он откинул кожаную занавеску и открыл проход, небольшой коридорчик, слабо освещенный двумя лампадками. Сделав несколько шагов, Гарри заметил ответвления от главного прохода. Толстячок обогнал гостей и, свернув направо, открыл массивную деревянную дверь. Взору Гарри предстала небольшая комната без окон с двумя застеленными коврами кроватями и маленькой коптящей лампадкой.

– Ну вот, гости дорогие, – сказал хозяин с неизменной улыбкой. – А уборная из комнаты сразу направо по коридору. Если что-то понадобится, я буду спать в зале, где вы ужинали. Ну все, хороших вам сновидений.

Старец и Гарри почти одновременно пожелали хозяину спокойной ночи, и тот вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Старец, не раздеваясь, лег в постель. За ним последовал и Гарри. Кровать была жесткая, грубая матерчатая лежанка была набита соломой, запах которой обволакивал со всех сторон. Но события прошедшего дня и дорога заставили Гарри не замечать неудобств, и он провалился в сон.

Дороги ада

Гарри проснулся первым. Он долго не хотел открывать глаза, вспоминая вчерашние события, думал обо всем и ни о чем. «Странно, – вспоминал он, – а было ли все это наяву? Может, это шутки мозга и сознания? Может, все, что со мной происходит, не по-настоящему? Будто я попал в сказку». Рай, ад, чистилище, все, что говорил старец, никак не могло уложиться в голове Гарри. Вдруг он услышал движение в комнате, открыл, наконец, глаза и увидел поднимающегося с топчана Науруса. Все-таки это реальность. Пора собираться в дорогу.

Они быстро умылись и вышли в трапезную. Там уже вовсю хозяйничал Ганс. Стол был накрыт: несколько вареных яиц, молоко и большой каравай. Путники позавтракали быстро, молча и сосредоточенно, поблагодарили хозяина и вышли из харчевни. Наурус задумчиво сказал:

– Сегодня, Гарри, у нас непростой день. Мы должны пойти в ад. Но ты не пугайся, пока мы будем в пути, я немного расскажу об этом месте. Путь долгий и непростой, если захочешь что-то спросить – спрашивай. Если увидишь что-то необычное – не удивляйся. Все понял?

– Да, вроде бы все. Я готов.

– Нам нужно пойти дальше вверх по ступеням, оттуда лучше видно, а то дорога все время меняется, и мы можем заплутать, – сказал старец и пошел вперед. За ним последовал Гарри.

Они довольно долго поднимались по ступенькам. Гарри казалось, что этому не будет ни конца ни края, как где-то вдалеке показалась светлая полоска голубого неба. Спустя примерно час путники добрались до верха. Это был край высокой белой стены, которая окружала город. Ее высота, как оказалось, была куда больше, чем можно было ожидать. Стена была так величественна, что белые кудрявые облака оказались внизу. Полумрак города рассеялся, и можно было видеть огромное желто-красное солнце на темно-голубом небе. Гарри взглянул на ступени. Они уходили вниз неровными линиями с изгрызенными краями и терялись в полумраке.

Наурус прошел дальше, туда, где стена граничила с обрывом, и позвал Гарри. Мужчина встал рядом и удивился открывшемуся виду. Сколько хватало взгляда, открывалась великолепная картина. Как будто великий художник нарисовал мир яркими красками жизни, начиная от города, размеры которого поражали, и бесконечной стены, которая скрывалась в дымке. Внизу раскинулись прямоугольники обработанных полей. Чуть дальше сплошными зелеными мазками угадывался огромный лес. Артерии дорог казались совсем тонкими, а передвигающиеся по ним люди сливались в фантастические змейки, лишь немного угадывалось непрерывное движение людского потока. Гарри не удержался и воскликнул:

– О, как тут много людей!

– Нет, не людей, а, скорее, их грешных душ, – задумчиво ответил Наурус и вскоре продолжил:

– Безгрешных праведников – но таких очень мало, их еще зовут стражниками веры – ангелы сразу забирают в небожители. Они тут не живут. Иногда навещают этот мир, являясь в образе ангелов или чистильщиков.

– А кто такие чистильщики? – спросил Гарри.

– Это стражи, которые забирают отсюда тех, кто не хочет очищения. Они уносят с собой души тех, кто нагрешил, то есть те души, которые грешили и на земле, и грешат здесь, и им это нравится. Их даже ад не пугает. Очень плохие души. Чистильщики забирают их и отправляют в чрево, туда, где формируется материя Вселенной. Там эти души служат балансу рождения материи. Но это сложно объяснить. Ты должен знать, что, когда приходят чистильщики, а об этом сразу же узнают, ты не должен смотреть на них, иначе они случайно заберут и тебя. Глаза ведь зеркало души, и здесь, мой друг, ты грешен, как и все мы.

Гарри вспомнил свое путешествие в космосе, то, как сложно все устроено, и совсем не удивился сказанному.

– А ангелы, они с крыльями?

– С крыльями? – удивленно переспросил старец. – Нет, не нужны им крылья, они даже близко не спускаются к этому миру. Небеса разверзаются, и сильный свет идет вниз, затягивая в себя праведника. Но не все праведники попадают туда. Здесь, кстати, тоже много праведников. Они живут в раю этого мира. Иногда все же мы видим ангелов, когда те прилетают в особые дни. Тогда каждую душу переполняет счастье, она наполнена какой-то волшебной музыкой – настолько приятно смотреть на ангелов. Трудно передать это словами, нужно почувствовать. Все радуются и ощущают себя как будто в настоящем раю, куда только стремятся. Ангелы больше нас, во много раз больше, выше, сильнее. И каждый житель этого мира видит их по-своему.

– Получается, что рай здесь – это еще не настоящий рай?

– Нет, настоящий, сам увидишь. Но рай окончательный – в движении к цели. Как объяснить тебе? Есть конечная цель существования людей на земле, и это движение или, как говорят ученые с низкой земли, – динамика. Рай окончательный – в движении избранных к какой-то цели, к райскому пути, достижению рая. А пути Господа неисповедимы. Понимаешь? Лучшие из лучших удостоятся совершать великое по велению Господа во время Великого суда. Ну ладно, нам нужно поторопиться, а то не успеем дойти до ада.

Путники отправились в дорогу. Они шли по самому верху стены, которая была так широка, что не было видно другой стороны. По всей стене росли кустарники и даже большие деревья. Иногда им попадались полуразрушенные постройки, обломки огромных скульптур. Через некоторое время они подошли к разрушенному городу, не такому величественному, как внизу, но достаточно большому. Он был окружен невысокой каменной стеной с вываливающимися и крошащимися кирпичами. Вдруг навстречу путникам из-за горы камней вышла процессия. Во главе шел статный и высокий мужчина с абсолютно лысой головой. Он был одет во все черное. За ним гуськом, перескакивая с камня на камень, двигались несколько человек.

– О, друг мой, приветствую тебя! – воскликнул Наурус, подняв посох. – Как я рад тебя видеть, Ильх!

– Приветствую сердцем! – радостно ответил лысый. – Ты, гляжу, опять с кем-то в ад двигаешь? Опять исправляешься, старый друг?

– О да, такая уж у нас жизнь, сам знаешь, – ответил старец. – Вот, новенького веду, расскажу, что да как. А вы сами-то откуда? Не оттуда ли?

– Да, угадал, старик. Вот исправленных нужно провести по пути. Что поделать. Нужно значит нужно. Отведу и вернусь.

– А как там спуск? Поди чистильщики опять все перестроили? Или нормально прошли?

– Да вроде не было их много последнее время. Во всяком случае я быстро дорогу нашел.

– Ага, понятно, – удовлетворенно сказал Наурус и спохватившись продолжил: – Тогда мы пойдем, а то до вечера нужно добраться. Не в темноте же о темноте говорить?

– Это точно, – ответил черный человек. – В темноте не найти черной кошки. Да вам уж недалеко тут, с тысячу шагов, наверное.

Наурус с благодарностью приложил руку к сердцу и поклонился. В ответ поклонился и его собеседник. Гарри с провожатым отступили, пропуская путников, и как только последний скрылся за ближайшим валуном, продолжили свой путь.

– Это черный монах, – не дожидаясь вопроса, сказал старец. – Он проводит людей из ада, тех, кто встал на путь исправления. Здесь все души в образе людей, ты это и сам видишь. Предназначение и основное занятие здесь – исправление. Святые люди, по мнению Бога, идут в верхний рай и превращаются в ангелов, святые по земным меркам становятся чистильщиками. Те, кто на пути искупления, становятся проводниками. Вот я проводник. Ильх тоже проводник. Но я живу в постоянном месте – раю, Ильх живет в аду, он пока не до конца очистился. Он на последней ступени исправления, чтобы попасть в этот рай, но пока не на небеса.

Старец замолчал, внимательно выбирая дорогу между крупных и мелких камней. Двигались они очень медленно. Гарри устал и захотел есть.

– Долго еще идти? – не выдержал Гарри.

– Что, есть захотел? – хитро прищурившись, спросил проводник. – Ну, давай передохнем и перекусим.

Он нашел большой камень, похожий на стол, достал откуда-то кусок полотняной ткани и разложил ее. Затем что-то пробурчал и, к большому удивлению Гарри, на материи появился кувшин, глиняные стаканчики, сыр, хлеб и виноград. Мужчина смотрел на все это и не мог поверить. Как это произошло? Откуда еда? Как это возможно?

– Наурус, эту пищу тут кто-то оставил? Я не заметил, как все это появилось.

– Забыл тебе сказать. Души здесь, как и люди на земле, испытывают почти все те же чувства, как будто у них есть тело. Но оно и есть, по крайней мере мы его видим и чувствуем. Но, в отличии от земной жизни, здесь творятся чудеса. Стоит тебе захотеть чего-то, например, еды, то она сразу появится пред тобой, и ты сможешь насладиться ею.

– Так просто? Удивительно. А мне можно попробовать?

– Ну, попробуй, – Наурус усмехнулся.

Гарри представил кокос, и он тотчас появился перед ним. Он взял его, но это был непривычный кокос, не такой на ощупь, слишком легкий. Гарри ударил им о камень, стараясь разбить. Кокос смялся, как бумага, и зловонная жидкость вытекла из него.

– Что это с ним? Это же не кокос, Наурус! У меня не получается! —воскликнул Гарри, отряхивая от грязи руку.

– Конечно не получается. Ты можешь получить только то, что тебе было хорошо знакомо на земле. Ты кокос не выращивал, ел его редко и еще реже колол, поэтому тебе удалось только это. Но если ты хорошо знаешь еду, как она растет, какая она на вкус, как ее готовить или хотя бы как ее готовят другие, то сможешь получить пищу. Так же и с вещами, и с предметами. Это сделано для того, чтобы души больше не боролись за материальные вещи, за выживание, а боролись за чистоту помыслов, за очищение своей души. Ведь многие из нас в прошлой жизни часто оправдывали свои поступки материальными заботами, например: мне нечем кормить семью, и я украду, мне нужно защищать кого-то – убью. Позже ты все поймешь, – старец хитро улыбнулся и приступил к трапезе. К нему присоединился удивленный Гарри.

Некоторое время путники были поглощены едой. Но у Гарри появлялись все новые и новые вопросы. Как это так? Он вспомнил появившуюся вдруг одежду, пищу: «Да здесь везде рай. И зачем мы идем в ад?» Он продолжал думать и есть, а еда не кончалась. Он ел и ел и, казалось, никак не мог наесться. Вот еще краюху хлеба, сыру, винограду, еще, снова… Вдруг Гарри начал понимать, что раздувается от пищи, ему становилось все тяжелее и тяжелее. Он уже не мог двинуться и, еле поднимая руку, снова заталкивал в себя еду. Вдруг Гарри почувствовал, что не может ни шелохнуться, ни сказать ничего, и страшная тяжесть придавила его к камням, белый свет стал черным, появился запах, сначала почти неуловимый, но через некоторое время он понял, что пахнет горелой кожей, и что температура поднимается, безумно болит голова. Потом Гарри ощутил невыносимое жжение по всему телу. Струйки дыма стали подниматься из-под его одежды. Он старался закричать, позвать на помощь, боль становилась нестерпимой, но даже не мог полностью открыть рот. Из горла вырывался только хрип. Рядом сидел старец и наблюдал за Гарри невозмутимым взглядом. И когда глаза Гарри, казалось, хотели вылезти из орбит от тяжести и боли, Наурус спокойным тоном сказал:

– Вот пример того, что бывает в этом мире, когда человек начинает грешить. И, поверь мне, это не самое страшное наказание. Ты слишком много ел. Больше того, что тебе было нужно. Но с этим справиться просто. Попроси Господа Бога простить тебе этот грех и увидишь, что тебе полегчает.

Гарри от боли почти ничего не понимал, но у него хватило сил подумать о прощении: «Господи, прости меня, грешного раба твоего…» Как только эта мысль пришла ему в голову, вдруг стало легче. И чем больше просил прощения Гарри, тем меньше горела его кожа, тем меньше его придавливало к камням. И вскоре он пришел в норму. От страха и напряжения вся его одежда взмокла, и Гарри показалось, что он выполнял очень тяжелую и напряженную работу, – так он устал.

– Что, принял первое испытание? – спросил Наурус и рассмеялся. Гарри было не до смеха. – Пойдем дальше, у нас еще много дел.

Проводник поднялся и пошел быстрым шагом, Гарри поплелся за ним, еле поспевая от усталости. Вскоре старец свернул к краю стены и замер, оглядывая окрестности внизу. К нему подтянулся и Гарри. Картина, открывшаяся взору, сильно отличалась от той, которую Гарри видел в начале путешествия. Внизу виднелась каменная серая пустыня, покрытая, как казалось сверху, маленькими огоньками. Не было уже ухоженных угодий и совсем не было видно людей. Зеленая стена леса полностью исчезла, были видны только черные скалы и огромные камни, которые можно было разглядеть даже сверху. Снизу шел неприятный запах гари.

– Наурус, а где тот дивный мир, что мы видели в начале путешествия? Даже его подобия не видно! Куда все делось? Мы же не так далеко ушли! Это что, ад? – воскликнул Гарри.

– Да, мы же туда и идем. Чему удивляешься? А ушли мы очень далеко. Если идти по этой стене, то один наш шаг – это тысяча шагов там, внизу. Такое вот чудо. Но дорогу по верху могут найти только проводники, – Наурус немного помолчал и добавил: – Гарри, сейчас мы начнем спускаться в ад. Ничего не бойся, ни с кем не заговаривай, ничему не удивляйся и не отставай от меня. Искушений будет много, имей в виду. Завтра будет легче – мы отправимся в наш рай.

Старец с помощью одному ему известного чутья стал пробираться к краю стены и вскоре нашел лестницу вниз. Гарри обернулся, чтобы запомнить дорогу, но увидел лишь бесконечное нагромождение камней, развалины построек и светло-синее небо без единого облака. Гарри прибавил шагу. Спуск был долгим, и чем ниже они спускались, тем плотнее, тяжелее становился влажный воздух. Появился сначала почти прозрачный, а затем все более плотный туман. Путники пробирались по лестнице из стесанных камней, выщербленных временем. Лестница, обрамленная древней каменной кладкой, плавно поворачивала то налево, то направо. Она словно была вырублена в массивных каменных блоках. Дышать становилось тяжелее, к влажности добавился неприятный запах гари, и камни стали сначала светло-серого цвета, а затем потемнели. Узкий лестничный проход был похож на бесконечно глубокий колодец или лабиринт, по которому Гарри и Наурус спускались все ниже и ниже. Становилось прохладно, а затем и вовсе холодно. Гарри подумал в надежде, что желание сбудется, о зимней куртке. Но ничего не произошло. Наконец спуск прекратился, и путники пошли по дороге из плотно подогнанных друг к другу камней. Наурус остановился и обернулся к мужчине:

– Гарри, вот мы и пришли. Прямо отсюда начинается ад. В этом месте некоторые чудеса чистилища и рая не работают. Ты не можешь получить одежду, украшения, цветы, то есть то, что сделает тебя счастливее. Но есть возможность получать пищу, вино и другие напитки. Здесь живут, в большинстве своем, такие же души, как и везде. Но в этом месте меньше контроля чистильщиков, поэтому среди местных жителей попадаются и отъявленные негодяи, скрывающиеся от десницы Господней до поры до времени. Есть тут и уставшие души, не справившиеся с борьбой за очищение. Бывают и те, кто сбежал от боли, когда грешил в верхних мирах. Понятно? – спросил Наурус.

– Понятно. Скажи, пожалуйста, почему т… тут так х… холодно? – простучал зубами Гарри, продрогший до костей.

Старец развернулся и продолжил путь, в полголоса отвечая:

– Да, тут всегда холодно и влажно, пожелать себе одежду нельзя. Все души греются возле костров или в постройках. Мы пройдем дальше, и увидишь. Лучше, конечно, сюда не попадать. Но все равно рано или поздно всем приходится или из-за своих слабостей, неверия в исправление, уныния, или для окончательного испытания. Помнишь ту процессию, что мы встретили на стене?

Гарри помнил не только ее, но и ту легкость и радостное настроение, тепло и яркие краски жизни наверху. А здесь, в темном контрасте, он ощутил тягостную, давящую атмосферу неприветливого мира. Хорошо, что хоть чертей тут нет и пылающих котлов с маслом, в которых варятся грешники. Наурус продолжил, не дождавшись ответа Гарри:

– Там, во главе, весь в черной одежде был проводник. Это душа, которая уже прошла этапы очищения и жила в раю. Но для того, чтобы попасть выше, ближе к любви Бога, нужно совершить подвиг во имя веры. Для этого прямой путь – жить в аду и помогать грешникам исправиться. Двести лет он помогает заблудшим душам.

Путники молча шли дальше. Каждый был погружен в собственные думы. Сумрак вокруг сгущался и все сильнее давил на сознание, давая простор страхам, унынию и удручающим мыслям. Вскоре они заметили едва мерцающий огонек и двинулись к нему. Через некоторое время путники оказались на небольшом расчищенном от валунов и камней месте, в центре которого горел неяркий костер. Вокруг него были видны силуэты людей. Их было достаточно много, может быть, двадцать или тридцать. Услышав шаги приближающихся путников, многие из них обернулись, и двое в черных грубых одеждах с капюшонами поднялись навстречу.

– Приветствую вас, жители! – сказал громко Наурус. – Мир и спокойствие огню вашему!

Один из людей в капюшоне отошел от группы и, подойдя вплотную к путникам, начал обходить их и принюхиваться. Сделав круг, он скинул с головы капюшон, обнажив голову. Она была покрыта шрамами, незаживающими язвами и остатками волос, давно не мытых и от того неряшливых. Странный человек был ниже Науруса и глядел на него снизу вверх черными глазами, в которых блестели языки костра.

– Что это праведники тут делают? – громко спросил он, оглядываясь на остальных. – Каким ветром занесло в эти проклятые края? Не иначе пришел с разочарованием от однообразия вашей скучной, пресной жизни? – он затрясся беззвучным, шипящим смехом. – Или собираешь паству, чтобы головы грешников дали тебе путь еще выше? Мало, видать, тебе святости, так захотел быть спасителем? – Он замолчал и с ненавистью каркнул, как ворон: – Что надо тебе здесь? Чего пришел?

Внутри Гарри проснулся непередаваемый ужас, он затрясся мелкой дрожью, увидев взгляды собравшихся у костра, как они смотрят пустыми безмолвными глазницами. Наурус был внешне спокоен. Он выпрямился и от этого стал казаться еще выше. По лицу старца пробежала будто судорога отвращения, и заиграли желваки. Вдруг минутную тишину прервал его на удивление спокойный голос:

– Ты, злобный дух, мне не указ. Во всех мирах мой путь я выбираю сам, и я свободен, как и ты! Но ты в своих песьих ленивых мыслях покрылся плесенью и злобой, питаясь временем бессмысленно и бездарно. Ты тявкаешь, как злобный шакал, стараясь вызвать страх, и наслаждаешься этой падалью. Как смеешь ты разговаривать с тем, кто путь держит, и чьи мысли тебе неведомы? Пусть наплевал ты на себя и свою душу, но боишься сейчас же предаться огню за уныние, за свою бесполезность! Пошел прочь, пока цел!

Человек в капюшоне присел и напрягся, будто готовясь к прыжку. Из его рта вырывалось злобное шипение. Как вдруг из группы возле костра отделилась фигура и подошла ближе к путникам. Раздался голос, спокойный и повелительный:

– А ну пошел вон, Хаарам! Что к честным путникам пристал? Идите со мной, – незнакомец движением руки показал на костер. Он подвел путников и усадил на лежащие рядом круглые камни. – Согрейтесь, выпейте вина, съешьте хлеба и расскажите, куда путь держите. Тут у нас гости редко бывают. И вас мы точно не ждали.

Двое из группы встали и принесли путникам еду и питье. Все молчали и наблюдали. Гарри трясло от холода и страха.

– Гарри, давай, ешь и пей, станет лучше, и не вздумай отказываться, тут так не принято. Ешь. Иначе нам точно несдобровать, – шепнул ему Наурус.

Гарри послушался совета и приступил к еде. Действительно, ему полегчало, стало теплее. Костер согревал, хлеб и вино успокоили. Наурус медленно жевал краюху и отстраненно смотрел на блики костра, задумчивый и огромный, как скалы, которые тут были, кажется, с начала времен. Незнакомец и его окружение тоже молчали: кто смотрел на костер, кто тайком наблюдал над новоприбывшими. Закончив трапезу, старец отер бороду и спокойно сказал:

– Я Наурус, пришел с новеньким из мира ваших грез и много сил своих потратил, чтобы получить теперь ответы. Но вот как получается: чем больше я их получаю, тем больше вопросов возникает. Здесь, в вашем мире, можно многое, чего не можем мы себе позволить. Но звезда путеводная, пожалуй, одна дает мне силы и терпение и огонь душе моей. Я жажду получить любовь и прощение Бога и все силы отдаю этому. Сейчас мне нужно рассказать тому, кто пришел со мной, о том сложном пути и выборе его душой и помыслами.

– Понятны ваши сказки, – процедил со злобой сидящий рядом с вожаком шипящий голос. – Всяк, кто сюда приходит из ваших миров, говорит одно и то же. Но путь-то один, все мы сойдем в небытие, все в ад попадут! В ад! Так ты же чувствуешь, что много недостойных рая, и видишь это? И в мире людей, и в этом мире? Что поменялось-то? Местами блудные желания и мечты об утехах? Нет, ничего не меняется в этом мире! Как были менялы на земле, так и тут они, только деньги другие – время. Как были лентяи, так и тут все стали лентяями благодаря чудесам, воплощающим желания в действительность. И кто из вашего мира вознесся в ближайшем времени? Кого забрали ангелы туда? Не видел ли?

Наурус на миг задумался, но все это почувствовали. «Странно, – подумал Гарри, – на том свете сразу чувствуются все скрытые веления души, даже если их замаскировать словами. Как бы кто ни говорил, но чувствуешь подтекст, и этого никак не утаишь». Мужчина почувствовал в словах старца не то чтобы неуверенность и ложь, скорее тень сомнения в том, что тот сказал. Гарри увидел, как собирается с мыслями его провожатый, и почувствовал его напряжение, когда тот продолжил:

– Никто не знает путей Господних, что он имеет в будущем. Но все мы знаем, почему оказались тут. И иногда долг и устремление имеют большее значение, чем то, кто мы есть на самом деле. Вот здесь мне нужно оказать помощь этой молодой душе. Мне нужно показать ему выбор в наших мирах, ведь жаль множество тех, кто не получил проводника. А таких большая часть, и благодаря нам, идущим по пути исправления, не отчаявшимся, как вы все, благодаря этому мы спасем, может быть, хоть одну душу.

– Ты так уверен? Спасешь? Не смог спасти себя, ха-ха! Не верю я тебе, и эта новая душа – лишь способ для тебя стать лучше, но только уж внутри себя и уверовать в это! Ха-ха! Скажи, Гролл, – человек в капюшоне обратился к своему предводителю, – ведь я правильно говорю? Скажи им, кем ты был. О том, как ученый на земле людей лечил и помогал им. И сколько ты сумел спасти и что? А в результате в этом мире ничего, что знал или умел, не смог воплотить. Ты же был врачом и лечил людей от инфекций и, как там, чумы, проказы. А тут люди не болеют. И как терзался ты найти свое применение в этом мире! И как разочаровывался и постепенно впадал в уныние! А потом оказался вот тут, с нами. И здесь только ты смог найти себе применение, смог жить со своей вечной печалью…

– Тсс… – вдруг Гролл приложил палец к губам. – Тише, идут незрячие, скорее прячьте костер и прячьтесь сами.

Все пришли в движение. Двое в черных одеждах быстро на чем-то плоском и тонком подняли костер и затащили в расселину между больших валунов, прикрыв третьим камнем. Через несколько секунд никого уже не было видно. Гарри подвинулся ближе к Наурусу, не зная, что предпринять. Сразу стало очень холодно и влажно. Проводник хотел уже встать, как Гролл оказался рядом и накрыл путешественников полой своей черной одежды и тихо прошептал, чтобы они не шевелились. Так, втроем, они продолжали сидеть под плотной материей. Какое-то время ничего не происходило, ничего не было слышно. Вдруг раздался почти незаметный стук скатывающихся мелких камушков. Потом начал нарастать шум то ли шагов, то ли какого-то движения. Вскоре все вокруг наполнилось шипеньем, чавканьем, стуком камней от чьих-то шагов, будто тысячи существ проходили рядом. И это было ужасно. Под куском материи ничего не было видно, только сквозь маленькие дырочки мелькали тени, множество теней, видимых в сумраке ночи. Потом все неожиданно кончилось. Но Гролл продолжал сидеть в той же позе и сильнее прижал распластанного Гарри к земле. Тот понял, что будет продолжение. Вдруг раздался громкий и протяжный звук, как будто тысяча органов взяли очень низкую ноту. Это было невыносимо. Земля мелко задрожала. Откуда-то покатились камни, подпрыгивая и сталкиваясь. Звук становился то сильнее, то слабел на секунду. Как показалось Гарри, это длилось очень долго. И, наконец, все стихло. Но Гролл оставался неподвижным. Только выждав долгое время, когда тишина стала настоящей, он встал и скинул полы своей одежды со спутников.

– Все, вставайте, кажется, закончилось!

И сразу из расселин показались прежние души в темных одеяниях, а еще через мгновение языки пламени продолжили согревать и радовать теплом собравшихся у костра.

– А что это было? – спросил как ни в чем не бывало Наурус.

Все молчали. И спустя время, подкидывая несколько камней в огонь, заговорил предводитель Гролл.

– Это пожиратели. Не знаю, с какого времени вознесся ты, Наурус, и знаешь ли ты, но поговаривают, что это переродившийся египетский фараон, считавший себя на земле богом. Когда он умер, вместе с ним умертвили целую армию его солдат и слуг. Потом, оказавшись в чистилище, фараон стал вести себя подобно богу. Отстроил огромный дворец, насильно привел к себе наложниц – доверчивые души, предавался разврату, чревоугодию, убивал своих слуг, когда те не понимали его. Странно, что ему долго все сходило с рук. Может, тысячу земных лет. Но сколько веревочке не виться… Ясно одно: исправляться он не собирался, как и мы, сидящие теперь тут. Но жил он в вашем чистилище. Ему дали больше времени, чтобы понять свое место и предназначение. Но он не смог. Потом пришли чистильщики, забрали его глаза и заодно глаза всех его рабов, и погрузили его мир во тьму и перенесли сюда. А тут души быстро трансформируются. И вот мытарствует он теперь и пожирает души в своей злобе и стремлении начать хотя бы видеть.

Все замолчали, слышно было только урчание костра. Каждая душа задумалась о чем-то своем. Гарри подумал, как странно горит костер, с тихим урчанием и так долго… от каких-то камешков, и такое тепло раздает на всю округу. Блестящие языки пламени успокаивали и баюкали. Мужчина постепенно провалился в глубокий сон, похожий на небытие…

Проснулся Гарри раньше всех. Он осмотрелся вокруг. Незнакомые места его уже не пугали. Каждую минуту в этом мире он видел или чувствовал что-то новое. За два дня, прошедших с его пришествия в эти миры, он получил так много информации, что она походила на сказку, сон, и, казалось, Гарри вот-вот проснется. Но так или иначе он постепенно начал осознавать мир вокруг, проникнулся уважением к своему проводнику.

Наурус лежал на голых камнях, которые, впрочем, были достаточно теплыми. Видимо, какой-то источник тепла снизу нагревал их. Костер еле теплился, и Гарри, потягиваясь, решил подкинуть топлива. Было чуть светлее, чем когда он заснул, но все равно мрак окружал место вокруг костра. Он подошел к огню ближе, чтобы посмотреть, какое топливо использовали местные жители. Это были камни разного размера, темные, с блестящими вкраплениями как будто металла. Гарри поднял несколько и бросил в костер. Огонь сразу занялся, облизывая со всех сторон заброшенное топливо. Гарри заметил, как один из людей приподнял голову и стал внимательно наблюдать.

– С пробуждением вас, – Гарри первым завел разговор.

Человек в капюшоне не ответил и начал молча подниматься. Он подошел к огню, у которого сидел Гарри. Это был небольшого роста человек в черном балахоне, как и все жители. Он молча сел рядом и через некоторое время без каких-либо предисловий заговорил:

– Значит, новенький. Понятно, – голос его был на удивление чистым и звонким. Он продолжил: – Сразу скажу, повезло тебе очень. Многие попадают в эти миры и не встречают никаких проводников. Обычно новичок оказывается один и долгое время все познает сам: и устройство мира, и чудеса, и опасности. А здесь полно диковинного. Вот по сто лет и мытарствуют новички, ничего толком не зная. А тебе вот повезло, да…

– Да, конечно, я и не спорю, – перебил Гарри, – но и не от меня все это зависело. Просто стечение обстоятельств. Я так думаю…

– Обстоятельств? Да не тут-то было, вот сам увидишь. Нет обстоятельств, есть судьба, и она предрешена… Ну, ты не поймешь пока, ты тут новичок.

Они замолчали. Гарри не хотел спорить, а мужчина в балахоне задумался. Прошло немного времени, и Гарри решился спросить:

– Скажи, добрый человек, вот вчера и сегодня смотрю на костер, и мне стало интересно, что это за топливо у вас такое, какие-то камни? Совсем ни на что не похоже, что я видел и что знаю, это же не уголь?

– Нет, конечно, – живо откликнулся собеседник. —Тут же ничего нет, никаких полезных ископаемых. Все, что есть, это желания и знания душ, обитающих в этих мирах! Только тот, кто хорошо разбирается в каком-нибудь вопросе и в деталях может что-то представить, способен это тотчас материализовать. Ты же еду, наверное, так получал?

– Так, хлеб, – ответил Гарри, и ему показалось, что в облике этого человека, совершенно угрюмого, что-то изменилось. Душа в капюшоне стала увлеченной, энергичной, как будто заданные ему вопросы пробудили в нем настоящий огонь интереса и какую-то жизненную силу. Гарри продолжил:

– Получается, что эти горящие камни тоже кто-то создал?

– Да, конечно! Бесспорно создал! – увлеченно ответил человек в черном. – И создал их я! Ты знаешь, ведь я тоже недавно из твоего времени преставился. Болезни бывают неизлечимыми. У меня был рак. Я был известным ученым, занимался ракетным топливом в секретном институте. Ничего больше в жизни и не видел. Работа, работа и никакой личной жизни не было у меня и, кроме как в топливе, я ни в чем не разбираюсь. Вот умер скоропостижно. И теперь тут.

Ученый замолчал, видимо, задумавшись о своей прошлой жизни. Гарри не стал отвлекать собеседника от мыслей, потому что теперь понимал, как иногда важно подумать о прошлом.

– И вот, оказался здесь, – продолжил ученый, как будто и не было нескольких минут молчания. – Сначала, как и все, в чистилище. Но что я мог в той жизни и в этой? Размышлять о строении материи или о энергетических положениях электронов – вот где я специалист. И на меня обычно работал целый коллектив ученых, узких специалистов, рабочих, начиная от строителей и сварщиков и заканчивая металлургами. И как тут я мог что-то сделать, пусть даже не своими руками, пусть своим воображением? Получается создать только то, что более или менее хорошо знаешь. Вот.

Гарри дождался, когда ученый закончит, и спросил:

– А как же вы в аду-то оказались?

– Знаешь, – чуть помедлив, произнес ученый, – здесь для меня самое спокойное место. Сначала я был в другом мире. Пытался наладить свою жизнь там. Первое время все было интересно. Я даже смог построить себе жилище. В чистилище места хватает всем. Души там незлобные, по крайней мере вид такой все делают. Вот и я пришел к крестьянам, говорю, место нужно мне. Они улыбаются, кивают, ладно, мол, вот тебе земля, бери сколько нужно. Ну вот представляю я дом, как строю его, стены возвел, окна, крышу. Хорошо и красиво. Стал там жить. Жители еду приносят, улыбаются. Но тут, как назло, чистильщики прибыли за кем-то. А от них, знаешь, вибрация немаленькая. И домик мой рухнул. Прямо на меня. Тут умереть невозможно, только боль адскую ощущаешь всем своим существом. Крестьяне пришли, конечно, опять еду принесли, улыбаются, утешают. А мне больно и обидно от того, что столько строил, и все понапрасну. Чем я только не пытался заняться: выращивал овощи, а они все засохли, торговал, но был обманут, хотя тут все тонко, никто тебя вроде и не обманывает, а ты сам обманываешься при обмене. Ну и вот, впал в уныние, целый год на месте сидел и никаких тебе мыслей, желаний. Вроде как и понравилось мне ни о чем не думать, не беспокоиться. Только нельзя тут так. Стал гореть я огнем изнутри. Знаешь, что это такое? – Гарри кивнул, вспомнив свое обжорство. – Ну вот, горю я, горю, и больно мне жутко. Решил, было, умереть от боли. Но тут так нельзя. Пришли чистильщики и перенесли меня сюда, в ад. А тут добрые люди тоже нашлись. Вот и взяли меня в компанию. И только здесь я какую-то пользу стал приносить, запустил контролируемую цепную ядерную реакцию под землей. Чувствуешь, вся местность здесь теплая? Вот это я постарался. Произвожу топливные элементы для костра, тут ведь холодно и темновато, а свет и тепло как раз кстати. Только тут я оказался хоть чем-то полезен душам. Да и гореть перестал: в аду можно и погрустить, и нагрешить. Только страшно тут, особенно в одиночку, всякие грешные души есть. Бывают и очень злые.

Ученый снова замолчал, погрузившись в воспоминания. Молчал и Гарри, размышляя о сказанном. «Вот же как получается, – думал он, – пусть ты даже и знаменит в прошлой жизни или добился невероятных успехов, но если жизнь не гармоничная у тебя на земле, если не знаешь любви, обычных земных радостей, если нет семьи, которая и воспитывает любовь в человеке, если нет страсти или хобби, то на том свете большой шанс попасть в ад».

Пока Гарри и ученый беседовали, они не заметили, что вся ночевавшая компания проснулась. Старец давно был на ногах, но не мешал им, а, усевшись в стороне, скромно ел вареное яйцо, рассыпая по камням скорлупу. Предводитель местных, воплотив воду в углублении камней, разделся и с удовольствием плескался в небольшом бассейне. Его злой помощник молча сидел на камне поодаль и что-то мастерил, привязывая к палке острый камень. Все были чем-то заняты и как будто не замечали двух беседующих душ.

Гарри встал с камня и подошел к старцу.

– Доброе утро, Наурус, – сказал он.

– Да, надеюсь, – откликнулся проводник. – Что, разговорил Знающего? Здесь так его называют. Как пообщались?

– Да нормально пообщались. Только вот странно тут все, оказывается. Вроде неплохой человек был в том мире, разве что однобокие увлечения были у него. Но кто бы мог подумать, что из-за этого будет ему комфортнее в аду находиться.

– Согласен, Гарри, – ответил старец. – Ну, тут много будет еще странностей, с которыми ты столкнешься. Знай, что пути Господни неисповедимы и непостижимы. И, самое главное, не соверши большой ошибки! Что бы ты ни делал, что бы ни совершал и где бы ни оказался, никогда не позволяй хулу на Господа Бога. Если ты совершишь такой грех, то наказание будет мгновенным и неизбежным, и все кончится для тебя очень печально. Имей это ввиду, Гарри. А сейчас на вот, перекуси, и будем собираться в обратный путь. У нас еще день, нужно успеть посетить рай. Гарри быстро перекусил плодами, хлебом и вкусным жирным молоком, которые ему подал старец, и путешественники встали, а Наурус обратился к компании у костра:

– Ну, души свободные, благодарим вас за прием и спасение наше от ночной нечисти. Исправления вам и наслаждения милостью нашего Господа, а мы тронемся в обратный путь на стену. И кланяемся вам, и всего хорошего и счастливого вашей компании. И скажите на милость, как нам попасть на стену? А то приметы уже другие стали, вижу, пожиратели все маяки поломали, что я оставлял.

Тут из бассейна поднялся предводитель и, обмотавшись накидкой, произнес:

– Я, Гролл, предводитель душ этого места, рад был вас встретить. Мы всегда рады увидеть вас снова и будем рады, старец, если свое очищение от грехов ты частично передашь и нам, заблудшим душам. И мы, конечно, хотим искупления и очищения. Мы грешны, и мы будем ждать, Наурус, твоей помощи, – мужчина говорил это, глядя в глаза путникам. От его сильных плеч поднимался пар, и он был похож на древнегреческого бога. – В добрый вам путь. А чтобы найти дорогу было проще, вам ее покажет мой помощник Хаарам.

Когда он закончил говорить, путники еще раз поклонились в знак благодарности и поспешно последовали за проводником, выделенным предводителем.

На пути в рай

Наурус и Гарри уже довольно далеко отошли от места ночевки в аду. Впереди, перескакивая с камня на камень, выбирая наиболее удобные места для прохода, быстро шел Хаарам. Небольшого роста, коренастый, в черном балахоне, он шел уверенно, очевидно хорошо зная местность. За ним, стараясь успеть, шел Гарри. Небольшую группу замыкал Наурус, который, несмотря на высокий рост и почтенный возраст, был гибок и двигался наподобие рыси. Старец периодически оглядывался то по сторонам, то назад. И было видно, что дорога ему не знакома. Так быстрым шагом они продвигались к лестнице, ведущей на Великую стену.

Наурус не в первый раз пускался в такие путешествия. В своей жизни на том свете и как праведник он старательно и неукоснительно продолжал свое очищение. Отказаться от излишеств, которые можно было очень просто получить в этом мире, для него не составило труда. Да и на земле он умело избегал искушений судьбы. Живя в Средние века, он много видел и знал о судьбах человеческих и в одно время стал на праведный путь. Это еще больше укрепило его и без того твердый характер. Наурус любил людей и всячески стремился им помогать, за что и прослыл праведником, добился почитания, уважения и восхищения у окружающих. Темные Средние века заставляли людей совершать различные неблаговидные поступки, зачастую забывая о добродетелях, взаимопомощи, бескорыстии. И Наурус выделялся среди живущих. Тяжелое детство сироты и бесконечные войны того времени не только не сломили характер подростка, а потом и взрослого мужчины, но и дали ему чувство предвидения, предвосхищения событий. Может, это качество было плодом его врожденного ума, а может, интуицией, но прежде, чем совершить какой-либо поступок, помочь кому-то, защитить, Наурус всегда просчитывал возможные, а зачастую и невозможные варианты развития событий. Даже изначально зная и имея откровенные устремления совершать добрые поступки, ему всегда приходилось оценивать на много шагов вперед, чем может закончиться его помощь. Может, спасением жизни, а может, обманом и предательством того, кому он помог. Или, спасая кому-то жизнь от разбойников, он дает дорогу самому кровожадному из феодалов. Став взрослее, Наурус уже мог третьим чувством определять опасность предпринятых им действий и поступков.

Вот и сейчас они двигались за уверенно идущим Хаарамом, но во всем этом Наурус видел что-то тревожное, необъяснимо пугающее его. А интуиция, особенно последние несколько столетий, его не подводила. Поэтому Наурус напряженно старался запомнить приметы пути, чтобы вернуться и оценить обстановку. Что-то говорило ему о предстоящей опасности. Вдруг Хаарам остановился на ровной небольшой площадке, расчищенной от камней. Достаточно много времени прошло с тех пор, как они начали свой путь. Проводник жестом показал на камни, предлагая сделать передышку и перекусить. Путники удобно уселись на гладких валунах, Наурус своим волшебным умением произвести вкусную пищу накрыл на стол. Все жадно набросились на пищу.

– Хаарам, – спросил через некоторое время старец, – сколько еще нам идти? Должно быть, мы уже прошли половину пути?

– Наверное, прошли, – ответил Хаарам, отвернувшись и разглядывая нагромождения валунов, окружавших небольшую поляну. – Думаешь, так просто найти дорогу после пожирателей? Они каждый камень, каждый, даже огромный, валун сдвигают с места, пытаясь обнаружить живую и зрячую душу. И если бы не наши накидки, которые сделал один из членов племени, кстати, в прошлой жизни злой колдун, то нас бы точно нашли и сожрали. А тропы на ее прежнем месте нет и, кажется мне, мы идем немного в другом направлении, – Хаарам замолчал, продолжая медленно пережевывать еду.

Наурус еще больше задумался. Делать нечего, не возвращаться же. Нужно идти вперед, тем более что сумрак, и туман опять начал сгущаться, стало прохладнее. Путники спешили. Какое бы раздражение ни вызывал у старца проводник, надо было отдать должное Хаараму за его целеустремленность. Он то вскарабкивался на большой камень, чтобы уточнить дорогу, то быстрым шагом огибал препятствия и старался выполнять свои обязанности.

Гарри был раздосадован. Ему не терпелось, наконец, вырваться из удушающей, гнетущей атмосферы ада, хотелось снова вдохнуть аромат жизни, увидеть голубое небо и солнце. Так контрастировало это место с чистилищем, что Гарри невольно сравнил его с первыми днями, когда он умер, и когда сознание его души проваливалось во тьму. Ему не было страшно – рядом были Наурус и Хаарам, и он не был одинок. Но тревога в душе все больше нарастала, когда Гарри улавливал во взгляде старца тень неуверенности и озабоченности. А теперь появился еще какой-то неприятный пронзительный звук. И чем дальше они продвигались, тем пронзительнее и непонятнее становился звук. Вдруг тропа, по которой они шли, резко оборвалась перед огромной пропастью. Через нее путники увидели знакомые очертания великой, огромной стены. Когда они подошли к самому краю обрыва и заглянули вниз, то увидели отвесные стены и красные языки пламени. Далеко снизу шел звук, который беспокоил Гарри, он давил и закладывал уши, будто вдалеке множество людей что-то говорили, стонали, просили о помощи и тут же сыпали проклятиями от ненависти.

Хаарам бессильно опустился на землю, и стало понятно, что они заблудились. На сморщенном от старости лице проводника читались беспомощность и отчаяние. Это заметил Наурус, который понял, что тот не замышлял ничего дурного.

– Все, мы пришли не туда, – устало и с досадой произнес Хаарам. – Я не справился со своей задачей и привел вас на погибель. Это преисподняя, туда попадают души, которые не дожидаются даже Великого суда. Там терпят наказание грешники, которые ни исправить себя в чистилище не могут, ни даже в аду пребывать не достойны. По рассказам чистильщиков, там только страшный огонь, боль и страх. Бесконечный ужас и страх. И попасть туда очень просто, а вот выбраться невозможно. Я не знаю, что нам теперь делать. Только идти обратно. Но мы не успеем, покров ночи принесет нам бедствия и пожиратели – лишь малая часть тех, кто рыскает в этом мире в поисках заблудших душ…

– Стой, посмотри! – вдруг перебил его Наурус. – Я вижу там, чуть дальше, свет на нашей стороне обрыва. Как будто там кто-то есть. Пойдем узнаем, что это за свет. Других вариантов у нас нет.

– Да, я тоже вижу свет, – подтвердил Гарри. – Идем скорее и узнаем, кто это.

Наурус быстро пошел в сторону огонька, за ним двинулся Гарри и позади расстроенный Хаарам. Пройдя совсем немного, они увидели небольшой каменный дом с крохотным окошком. Маленькая дверь, куда Наурус мог бы войти только сильно пригнувшись, была закрыта. Путники постучали. Когда никто не отозвался, они постучали сильнее, потом еще раз и еще. Ведь там кто-то был.

Через некоторое время путники услышали шарканье. Кто-то подошел к двери, и раздался женский звонкий голос:

– Кто это? Кто стучит?

Гарри показалось, что его обманывает сознание. В этом сером мире он еще не видел ни одной женщины. Хаарам ответил:

– Откройте нам, мы путники и идем к Великой стене, немного заблудились, а скоро ночь, и нам нужно на ту сторону как можно быстрее!

– А сколько вас? – раздалось по ту сторону двери.

– Нас трое, двое из светлых миров и я, живу в этом мире.

В доме, видимо, задумались ненадолго, но вдруг раздался звук отпираемых засовов. Дверь открылась, и взорам мужчин предстала красивая молодая женщина, одетая в чистую яркую одежду. В свете костра, горящего в очаге домика, она казалась прекрасной, блики огня сверкали на ее ярко-красных длинных волосах. Ее красивое лицо расплылось в улыбке, обнажая ровный ряд белоснежных зубов.

– О, путники, я рада вам, – промолвила огненно-рыжая красавица. – Заходите скорее в дом.

Мужчины зашли внутрь, и только на лице Науруса можно было заметить возросшее напряжение.

– Ну, заходите, заходите, садитесь за стол, – радушно пригласила хозяйка и усадила путников на лавки. – Сейчас ужинать будем. Знаете, я очень вам рада, ведь уже много времени я не видела ни одной души, и даже поговорить не с кем. Только этот бесконечный тягостный вой снизу ущелья и все. Даже кровь стынет от ужаса, как подойду поближе. Кстати, они иногда выбраться пытаются оттуда. Но ничего, стены-то у моего жилища крепкие, стоит этот дом с начала времен, ему хоть бы что.

Хозяйка грациозно передвигалась по своему жилищу, разговаривала с гостями, попутно доставая посуду и ловко расставляя ее на столе. Мужчины даже не могли вставить словечка в ее бесконечный поток слов. Гарри как завороженный смотрел то на свет дающего тепло и покой очага, то на изящные формы хозяйки. Тепло и уют действовали на него расслабляюще и умиротворенно. Гарри уже никуда не хотелось идти и ни о чем не хотелось думать. Так бы и глядел он на хозяйку этого странного и гостеприимного жилища в этом Богом забытом уголке мира… Вдруг Гарри показалось, что он уже не среди этого черного враждебного ада, а в прекрасном месте, где кругом благоухание цветов и пение не известных ему птиц. Ему привиделась прекрасная девушка, очень похожая на хозяйку этого дома, она разделась, обнажая свое стройное тело, разглядывать и ласкать которое можно вечность. Вот уже Гарри приближается к ней, улавливая чуть терпкий и такой возбуждающий запах молодой женщины, дотрагивается до ее прохладной бархатной кожи. Она отвечает взаимностью, награждая мужчину сладким поцелуем ярко-алых губ. Ее длинные волосы приятно щекочут не только тело, но и где-то глубже, пробуждая вожделение и страсть…

– Ну-ка прекрати сейчас же, остановись, грешница! – раздался знакомый голос. – Ты что удумала, плутовка?

Гарри понял, что Наурус сильно раздражен и зол. Гарри пришел в себя и осмотрелся. Так же мирно поблескивали всполохи огня в очаге. Накрытый стол был полон яств и напитков. И лишь взглянув в другую часть комнаты, Гарри увидел в дальнем углу взбешенного и от того казавшегося еще больше Науруса. Он потрясал своим посохом и ревел во весь голос:

– Как ты посмела нас обмануть? Признавайся, лиходейка, а не то размозжу своим посохом твою никудышную голову! Ну, говори сейчас же, что хотела сотворить?!

В самом углу, сбившись в комочек, сжалась от страха красноволосая красавица, ее плечи дрожали. Она лепетала сквозь стучащие зубы:

– Я? Не-е-т, ничего не хотела, тут место такое, желаемое всегда за действительность выдает. Все наши п-п-предрассудки или же, наоборот, все наши мечтания возникают и становятся явью.

– Правды от тебя не услышать! Не буду я пачкать о тебя руки и губить свою душу! Просто сброшу тебя с пропасти в преисподнюю, там тебе и место.

Наурус отложил в сторону посох и кинулся на женщину, словно дикая кошка на добычу. Он перекинул красноволосую через плечо, а та безмолвно стучала кулачками по спине Науруса. Гарри стало жаль девушку, он подумал было заступиться за нее, хотел что-то сказать старцу, когда тот, как бы поняв его намерения, кивнул в сторону стола. За столом сидел Хаарам. Его взгляд был стеклянным, он ничего не слышал, хоть ревом Науруса, казалось, была напитана вся округа. Он медленно покачивался из стороны в сторону и блаженно чему-то улыбался.

– Хаарам, – тихо позвал Гарри, – очнись, проводник. – Никакой реакции не последовало. Тот, как и прежде, улыбался своим приятным видениям. – Хаарам! Проснись! Ты слышишь меня?

– Нет, он не слышит. Мы все попали под колдовские чары этой рыжеволосой ведьмы. И на земле они сильны, а в этом мире их сила становится еще мощнее. Не просто так их раньше сжигали, нет, не просто так! И сейчас надо сбросить ее вниз, к тем ужасным голосам из преисподней. Там ей место, вот пусть там и колдует.

Девушка на плече Науруса, сначала извивавшаяся как змея, вдруг затихла. И уже смирившимся и равнодушным голосом произнесла:

– Поставь меня на ноги, путник, я скажу, что тебе сейчас нужно. Я расскажу, какая опасность ждет всех нас сейчас, через мгновение, или через час, я не знаю точно, когда, но я знаю точно, что это будет. А еще я знаю, как вам попасть на Великую стену… И я знаю, что нужно тебе лично, старик, – рыжеволосая на мгновение замолчала и, когда Наурус переложил ее на другое плечо, поспешно продолжила: – Я знаю, что ты хочешь увидеть благостный лик ангелов, спустившихся за тобой, и ты каждый божий день ждешь этого и никак не можешь понять, что ты делаешь не так и почему ты до сих пор не достоин настоящего рая!

Наурус замер и через мгновение поставил рыжеволосую на ноги.

– Ну смотри уж, колдунья, видел я таких в аду, видал-перевидал и хорошо знаю вашу двуличную сущность! Вздумаешь со мной шутки шутить и своими колдовскими чарами воспользуешься, тогда точно пеняй на себя. Даю слово, сброшу тебя со скалы ко всем чертям! – старец перевел дух и продолжил: – Ну, давай, выкладывай, что ты там говорила про опасность?

Рыжеволосая поправила смявшуюся одежду, не спеша собрала волосы на затылке в тугой хвост и как ни в чем не бывало улыбнулась путникам.

– Ну вы на меня не сердитесь. Ко мне гости уж очень редко заходят нормальные, такие как вы. В основном души непокаянные, все в каких-то ужасных болячках грехов, живого места не найти. Ни поговорить, ни посмотреть не на что. Ну это в лучшем случае. А большинство гостей просто ненасытные пожиратели других душ или эти, что из преисподней. Там от страха и боли души теряют все человеческие чувства, они не могут ни общаться, ни что-либо делать, они могут только одно – сводить с ума своим ужасом и страхом от постоянной нестерпимой боли, не прекращающейся вины. Они уже не люди и даже не души, только фрагменты худших и низменных человеческих чувств. Сама Вселенная поставила на них крест, время их остановилось, они превратились во фрагменты мироздания и когда-то, возможно, станут частью материи, например, новой звезды или времени.

– Ну давай, рассказывай о главном, о какой опасности ты говорила и как попасть нам на Великую стену? – Наурус снова начинал терять терпение.

– Не торопи меня, старец, – рыжеволосая явно любила острые ощущения и хоть совсем недавно верещала, как раненая птица, то сейчас совсем оправилась и с улыбкой человека, который знает намного больше окружающих, продолжила: – Не торопите меня, тут главное все правильно вспомнить и вам предать. Ну, во-первых, я хочу вам сказать, что этот домик стоит тут с начала всех времен. Кто его сделал и кто тут жил первым, я так и не выяснила. Но одно я поняла, что этот дом становится частью того, кто в нем живет. В этом мире я живу почти триста лет, и кто только не собирался со мной расправиться. Помню, как я несколько раз убегала от гневных душ, когда собирала головешки для очага, сколько раз спасалась от лукавых и многоликих в своих коротких вылазках для изучения близлежащей округи. И когда уже не было надежды, стоило только мне забежать в этот дом, он сразу скрывал мое местонахождение. Даже пожиратели душ, рыскающие в округе, обнюхивающие все камешки и переставляющие скалы, всегда проходят мимо. Какое-то необыкновенное чудо дарит этот маленький домик, и я его люблю. Он как будто живой и меня защищает, – рыжая оглядела слушавших ее мужчин и, как будто спохватившись, продолжила: – Да, опять я разболталась, да не в ту сторону. Про опасность. Конечно, с пожирателями вы познакомились тут, но это тупые, безмозглые создания. Они опасны, когда застали вас врасплох, незащищенными. А мы тут, как я сказала, под защитой дома. Конечно, опасны и те, кто в преисподней. Но это только в том случае, если они вас захватят своими воплями или видениями. Они, как древние сирены, могут затащить ваше сознание и предать его неимоверной тоске, и вы сами броситесь к ним в пропасть. Но вас трое и, думаю, вы сможете друг друга уберечь. Хотя это тоже опасность. Но самое страшное здесь – это проклятые колдуны. Я открою вам свою тайну. Я тоже ведьма. Но от этого дара или наказания, называйте, как хотите, не уберечься и не отречься. У меня есть сестра-близнец. Меня назвали Лара, а ее – Лора. Мать свою я плохо помню. В детстве о ней мало кто рассказывал, а умерла она, когда нам было четыре годика. Нас взяли в семью простые крестьяне с нашего села. Это был 1254 год. Жили, помню, мы хоть и бедно, но счастливо. У наших приемных родителей своих детей было мало по меркам того времени. Всего трое, три мальчика. И мы с сестренкой. Всего получилось пять детишек. Отец наш был трудолюбив, как вспоминаю, чуть свет, и сразу на работу: то поле пашет, сажает что-то, то скотину на выпас выгоняет, то дом чинит. Дом свой был. Излишеств мы, конечно, не видели, но с голоду не померли, и слава Богу. Так и жили. Прошло какое-то время, мы выросли, стали на нас парни заглядываться. У молодых всегда кровь горячая. Так вот, сестренку мою сосватали и отдали замуж за красавчика в соседнее село. Все как нельзя лучше складывалось. Пришло и мое время, и на меня глаз положил один парень из моего села, из зажиточной семьи. Втихую встречались с ним, миловались, к свадьбе готовились. Что уж говорить, влюбилась я по уши. Счастливая была в то время. И неожиданно у меня открылся дар, как говорили, наверное, от матери перешел, а она будто знахаркой была, лечила всех – и скотину, и людей, роды тяжелые принимала, да мало я о ней знала, все по слухам и рассказам. Так вот, как-то шла я за водой до колодца, увидела птаху на земле, крыло волочит, прихрамывает. Я к ней подошла, а она не улетает и не убегает. Взяла ее в руки, успокоила, подула на нее, а та – раз! – и улетела. Я значения-то не придала, пошла дальше. А тут скоро и другой случай представился. У отца главная лошадь была, пахал он на ней, сеял, на базар ездил. А тут заболела она, не ест, не пьет. Отец весь в думах, расстраивается, а я, как узнала, пойду, думаю, посмотрю, что с лошадью-то. Пришла в конюшню и гляжу – лошадь стоит грустная какая-то, голову опустила, видно болеет и не ест, и не пьет, вторые сутки пошли. Подошла к ней, а сама за отца больше переживаю, расстроен он. Погладила лошадь, поговорила с ней, успокоила. А на утро отец радостный говорит, что лошадка-то оклемалась и стала корм есть и пить начала. Потом случай с собакой был, еще свинью как-то соседскую вылечила. Гуси болели у мужика одного в селе, тоже получилось вылечить. Сначала отец не замечал, а потом подметил и однажды высказал, мол, дочка, ты лечить можешь, ну и про мать рассказал все. Что знахаркой была, лечить умела и травами, и заговором. И тебе, мол, этот дар передался. Ты, мол, не стесняйся этого, помогай людям, не таись. Добрый был человек отец, добрый, но слишком доверчивый, все в светлое верил, в хороших людей. И я поверила. Стала сначала скотину у соседей лечить, потом все село стало приходить и просить помощи. Никому не отказывала, ни с кого денег не брала. Люди уважать меня стали, а мне что еще надо в молодости-то? Встретят добрым словом, поблагодарят – вот и награда! И с парнем моим все хорошо было. Влюбился он в меня, говорил, что не может жить, и свет, мол, не мил без тебя, Лара. Милы слова для молодой девицы, разжигают они доверие и любовь. И уж собирался парень мой сватов засылать, да благословения родителей получать, но тут как на зло беда пришла отовсюду. Люди начали болеть и быстро умирать. А болезнь называлась чума. И не было от нее никому ни спасу, ни пощады…

Рыжеволосая замолчала, как будто нахлынули на нее тягостные воспоминания, и боль в душе снова стала свежа, как в то время. Мужчины тоже молчали, слушали внимательно. Девушка совладала с собой и продолжила с дрожью в голосе:

– Так болезнь бушевала сорок дней и ночей и много человеческих душ на тот свет отправила. Люди в селе стали замкнутыми и злыми. Никто уже не здоровался и не улыбался друг другу. Страх и тревога овладели жителями деревни. И когда прошло два с лишним месяца, а жители села продолжали болеть и умирать, как-то ночью проснулись мы от громких криков со двора, кто-то барабанил в дверь. Отец разбудил всех, сказал спрятаться в чулане на всякий случай. Спрятались мы, дверь прикрыли, а там, как сейчас помню, гирлянды лука, чеснока, трав лечебных полно, висят заготовки на зиму. Отец как дверь открыл, наполнился наш дом человеческими голосами и светом факелов. Сначала все кричали, и разобрать ничего было нельзя. А потом, когда толпа немного успокоилась, стал слышен голос старосты. Я его хорошо знала, он два раза за мной присылал, чтобы я его детей вылечила. Так этот староста и говорит, мы, мол, тебя знаем и семью твою тоже. Ты вырос вместе с нами, и твои родители тут многие века, и прародители тут жили. А вот приемные дочери твои со стороны, пришлые. И знать их род не знаем, и доверять им не можем. Говорят люди, что мать близняшек твоих колдунья была страшная и много горя принесла людям и померла от этого в муках. Поэтому сельский сход решил так: девчонку и ее сестренку на площади сжечь живьем, чтобы наговор и колдовские чары рассеялись, и стали бы мы жить, как прежде, счастливо и в достатке.

Лара замолчала. Только видно было, как она заново переживает события тех лет. Наурус кашлянул и сказал, правда, уже не так злобно:

– Ну, этот твой рассказ интересен, но как он нам может помочь-то? Ты рассказываешь, что была колдуньей, и сожгли тебя, и теперь живешь тут, в аду. Нам-то что с этого? Что нам-то делать сейчас? Или ты снова за старое взялась, зубы нам заговариваешь, козни опять строишь?

– Нет, послушай! – перебила его Лара. – Сейчас уж ночь на дворе, посмотри в окошко. Черным-черно все кругом. Куда вы сейчас пойдете? Себе погибель искать? Или хотите свалиться к воющим душам с обрыва или попасться к пожирателям душ? Нет, негоже так. Если бы хотела, то давно бы вас отправила на все четыре стороны и соврала бы, все равно поверили бы. Ведь благие души доверчивы, я-то знаю. Я вас тут сохраню и, как только тьма отступит, покажу, как быстро попасть на стену. Доверьтесь мне, вам все равно идти некуда.

И на самом деле путникам некуда было деваться. И тут Хаарам, который не промолвил за все время ни слова, сказал:

– Да, разумное предлагает эта дева, сейчас тут очень опасно, и в этом доме, видимо, можно и оборону держать. Переночуем здесь и по утру назад пойдем или, может, по новому пути. А коли мы тут надолго, расскажи нам, бестия, чем все у тебя закончилось-то в ту ночь?

Рыжеволосая обвела мужчин взглядом и, не встретив возражений, продолжила:

– Что дальше? Дальше и так понятно. Отец, конечно, против был, мать криком стала кричать, что негоже из-за каких-то слухов человека жизни лишать. Ну а народ непреклонен был. Отца чем-то ударили по голове, кровь во все стороны полилась, мать с братьями затолкали в чулан и заперли, что же мальчики, совсем юные. А надо мной стали издеваться. Сначала били, кто ногами, кто руками, а когда упала на пол, подняли на стол и стали бить плетьми. Всю кожу в клочья разорвали вместе с одеждой, все перемешалось в месиво, руки сломали. Так больше ужас был не от боли, от нее я иногда теряла сознание – помогало, а больше от стыда и страха! Вдоволь наизмывавшись, понесли меня на площадь, сама-то я еле жива была, идти уж не могла. А к тому времени и телега с сестрой из соседнего села приехала. Она тоже вся избитая и израненная, ее вообще ножами истыкали, но так, чтобы сразу не умерла. В центре площади врыли бревно, вокруг разложили хворост и с криками и улюлюканьем привязали меня и сестру к столбу, чуть живых. Повисли мы на руках, ноги-то не держат. И висим мы с сестрой на столбе, слова молвить не можем, разбито все, только смотрим друг на друга жалобно, держись, мол, сестренка, держись, скоро все закончится. А тут, глянь, два хлопца с факелами бегут поджигать. Одного я точно узнала, женишок оказался. Хворост быстро вспыхнул, жар нестерпимый. Воздуха не хватает, а потом все тьма окутала. Просыпалась, казалось мне, после этого несколько раз, но кругом тьма. А потом возле домика этого оказалась. Одна. Зашла, прибралась и стала тут жить, попутно и с чудесами этого мира познакомилась, все-таки забредают сюда иногда путники. Вот и вся моя короткая жизнь, – Лара замолчала на короткое время, обвела взглядом внимательно слушавших ее мужчин и добавила: – И вот тут нахожусь столько времени и никак не могу понять даже не поступка напуганных людей, а за что меня в ад отправили? Я же только хорошее на земле делала, никому вреда не причиняла, не грешила! А сестру за что такое наказание постигло? И где она сейчас, горемычная? Одно знаю, где-то тут она, в одном из миров. Все бы отдала, только бы свидеться с ней! Но никуда отсюда не ухожу, страшно мне. Кажется, увижу кого из знакомых деревенских, не сдержусь во гневе, нагрешу и гореть опять буду. Ужасно это все.

В домике повисло молчание. Каждый вспоминал свою земную жизнь. Вскоре Наурус нарушил тишину:

– Да, грустная твоя история. Но зря ты тут себя в заточении оставила. Зря. Нужно стараться разорвать этот порочный круг. Какой, спросишь? На это отвечу. Почему ты тут оказалась? Все ведьмы и колдуны имеют силу на земле, силу не людскую, скажу, не по чину. Не может человек применять колдовские чары, не положено это ему на земле. Потому как, имея такие способности, проживи ты длинную жизнь, все равно пришло бы время, когда ты эту силу применила бы не во благо, а ради корысти или мести, минутной злости. Рано или поздно не удержалась бы. И тогда непоправимые последствия имела бы твоя сила, потому как, зная одно, ты не ведаешь другого, а сотворив зло, не знаешь, как все исправить. Поддавшись мимолетному увлечению, чувству, ты уже не смогла бы повернуть все вспять. Нарушив течение времени и событий, на что у тебя хватило бы дара, ты уже ничего не смогла бы изменить, исправить, потому как распоряжаться судьбой или ходом событий человек не в силах. Такие особенности остались у людей от прародителей, первых людей, которым это дал Бог. А на земле боги не живут, люди, как бы сильны они не были, все равно остаются людьми. Слабыми или сильными, злыми или добрыми, но людьми. И поэтому такой дар больше наказание, трудно жить таким людям. Подумай, если ребенку дать мощное оружие, например силу, чтобы он, неразумный, смог натворить? То-то же. И по тем же причинам все колдуны и ведьмы, кто хоть раз использовал свою силу на земле, попадают в ад. Но это еще не приговор, по крайней мере до Великого суда. Это возможность исправиться. Пойдешь с нами в чистилище, попробуешь пожить там, исправить свою душу поступками, служением Богу и любви Божьей, которую он нам завещал. Поняла?

Лара молчала, молчали и все, задумавшись над грустной историей девушки, а может, и над своими судьбами. Размышлял и Гарри. Ему пришли мысли, что он никогда столько не размышлял о добре и зле, о своих поступках, их последствиях, о правде, которая может и вовсе не быть правдой, и зле, которое может преобразовываться в добро. Все это было странно и необычно. Вдруг вокруг все изменилось. У Гарри как будто заложило уши, и он невольно огляделся на своих спутников. Наурус был напряжен, встал со своего места Хаарам, а Лара уставилась в темное окошко. Рыжеволосая махнула рукой, чтобы все замолчали, затем подбежала к двери, задвинула засов и быстро завесила темной шторой очаг так, чтобы материя не загорелась, а огня практически не было видно. Она поднесла указательный палец ко рту, жестом показывая, чтобы все хранили молчание. Лара взяла за руку Гарри и молча потянула в дальний край жилища и усадила на лавку. Так же безмолвно попросила других путников сесть рядом. Стало непривычно тихо. Вдруг раздался странный звук. Тонкий свист, когда ветер находит маленькую щель. Свист все усиливался и стал таким громким, что отдавался звоном в ушах, потом появились другие странные звуки, которые давили на уши и на какое-то время дезориентировали всех, кто находился в доме. Нельзя было даже представить, что или кто может издавать такой звук. Какофония усиливалась. В общий шум вклинились людские голоса, слов которых разобрать было невозможно. Они то жалобно ныли, то кричали, стонали, визжали, ругались. Трудно было даже представить, какие страдания может испытывать человек, чтобы так кричать. К этим холодящим кровь звукам прибавились вой и низкие ноты. Задрожали от вибрации стены и мебель. Зловещий шум был похож на тот, что Гарри слышал предыдущей ночью во время нашествия пожирателей душ. Ему снова стало страшно от ужаса, происходящего снаружи, но Гарри все-таки сумел собрать всю свою волю и посмотреть на спутников. Наурус сидел прямо, уставившись в одну точку, и выражение его лица никак нельзя было назвать испуганным, скорее, оно было отрешенным. Хаарам же наклонил голову к коленям и обхватил ее руками, плотно зажимая уши. Лара сидела в напряженной позе прямо перед Гарри, сжав своими руками его руки, он только сейчас это заметил, так что жилы напряглись, но сидела она гордо, большие ее глаза были прикрыты, а тонкие губы что-то шептали. И тут Гарри понял, что девушка просит высшие силы помочь им избежать погибели. Тембр звуков опять изменился. Низких нот стало меньше и вскоре они совсем исчезли, тогда как визг и стоны на мгновение усилились, а спустя какое-то время пропали. Установилась абсолютная тишина, было слышно, как бьется сердце.

Гарри шепотом спросил у Лары:

– Все закончилось?

Девушка медленно повернула к нему голову, и он увидел белки закатившихся глаз, она зловеще улыбнулась и медленно покачала головой из стороны в сторону. Гарри с ужасом понял, что нужно ждать продолжения. Вдруг кто-то совсем рядом с домиком спросил:

– Что же, вся эта первобытная нечисть сгинула наконец-то?

– Сгинула, слишком много шума, – ответил второй голос.

– Ха-ха-ха! Живьем людишки сильнее кричат от боли и страха!

– Ага, когда их насаживаешь на раскаленный шампур!

– Ну и где это место? Ищем уже который раз и ничего не можем найти! – сказал первый голос.

– Да, скрытное место, даже мои чары не помогают. У меня уже терпение кончается, так хочется наложить проклятие на всю эту округу! – раздраженно проворчал второй голос.

– Знаешь, нужно все-таки попробовать на жалость надавить, тут кто-то точно есть из живых душ, я это чувствую! – первый начинал нервничать. – Или здесь нужно заковать сто грешников, путь выживут все живое своим ужасом и стенаниями. Подвесить их над пропастью.

– Да, кто-то сильный тут, как и мы, видать, колдун! Он прячется, и так понятно. Дурак не знает про это место ничего, – с удовольствием сказал второй голос.

– Ладно, пойдем уж до следующего раза, светает, и не видно уже почти ничего, – ответил первый.

Шаги незнакомцев стали затихать и вскоре совсем исчезли. Наурус, который за все время не проронил ни слова, заговорил первым:

– Да тут у вас, девушка, прямо какой-то перекресток, на котором похоронены все грешники. Такого скопления нечистых душ я уже давно не наблюдал. Обычно они сторонятся друг друга, наверное, из-за ненависти к такому же грешнику. Но чтобы в таком количестве и в одном месте находилось столько алчущих, я не помню. Всего один раз мне рассказывали о таком содоме, – старец замолчал, погрузившись в свои воспоминания.

– Наверное, уже можно выйти наружу? – спросил Гарри. Ему не терпелось покинуть это страшное место. – За окошком уже чуть посветлело.

Лара вышла из оцепенения и приходила в себя, оглядывая комнату непонимающим взглядом. Постепенно понимание реальности вернулось к ней. Она облегченно вздохнула и произнесла:

– Думаю, на сегодня самое страшное позади. Да, скоро будет светлее. Тут, к сожалению, нет рассвета и заката, никогда нет солнца и всегда сырость, плесень и полумрак. Спасает лишь огонь, его свет и тепло. И только на две минуты, именно в этом месте, один раз в день можно увидеть слабый лучик солнца. И он на короткое время осветит то, что вам так нужно. А пепел из кострища вам поможет. Но это позже. А сейчас нам нужно перекусить, ведь энергия нужна даже душам. Прошу за стол, друзья.

Гарри заметил, что тон девушки изменился, стал более теплым и приветливым. Все расположились за небольшим столом и быстро перекусили. За окном стало заметно светлее. Лара решительно встала из-за стола и сказала:

– Все, пора поторапливаться, скоро это наступит. Собирайтесь, и выходим, – Лара накинула на плечи цветной платок, совсем не свойственный этим местам, и грациозно вышла из дома.

За ней последовали и путники. Пройдя несколько десятков шагов, они подошли почти к краю обрыва. Стоны и крики ужаса снова заполнили все вокруг. Рыжеволосая улыбнулась и повернулась к путникам. Выражение ее лица так не подходило к этому месту, что Гарри на миг снова задумался об искренности девушки, но вдруг он увидел то, что было еще более невозможно. Это был лучик солнца, который прорывался как будто в темное помещение через маленькую дырочку. Веселый и искрящийся предвестник тепла, счастья, жизни – свет от солнца. Недолго длилось путешествие Гарри по аду, но произошло столько событий, которые оставили свой след в его душе. Серость и тьма человеческих судеб ада, казалось, уже навсегда отобрали жизненную силу, радость и саму возможность быть счастливым. И вот сейчас простой солнечный луч, такой прекрасный, пробудил в Гарри такую радость и счастье, что можно было наслаждаться ими бесконечно.

– Смотрите! – Лара указала рукой куда-то вперед. – Смотрите внимательно и, главное, успейте, ничего не бойтесь. Свет будет недолго, он появляется всегда на разное время. На той стороне вы окажитесь очень близко к стене и сами сможете продолжить путь. Я не прощаюсь с вами. Но, поверьте, навсегда запомню эту встречу. Счастливой дороги! – Лара подошла ближе к обрыву, достала тряпицу с заранее припасенной золой и стала рассыпать ее перед собой все дальше и дальше в пустоту обрыва.

И тут случилось необыкновенное: солнечный луч расширился и превратился в золотистый поток, несущий жизнь. Облака расступились, и показалось голубое небо, поверхность скал из серо-черной превратилась в искрящийся разноцветный гранит. Гомон замолк, и воцарилась непривычная тишина. И вдруг взору путников открылась удивительная картина: зола, разбросанная рыжеволосой, образовала мост через ущелье преисподней. Он был практически прозрачный, с ажурными перилами. Теперь стало понятно, почему его не было видно в сумраке, и только сейчас, переливаясь преломленным в стекле и золе солнцем, он стал видимым. Лара нетерпеливым движением снова указала путникам на мост: «Быстрее в путь!» И они побежали. Мимо мелькали резные перила, бездна зияла в клубах дыма и отсветах лавы, солнце, преломившись, слепило глаза бриллиантовым блеском, но мужчины бежали без оглядки и, казалось, парили. Перебравшись на другую сторону, Наурус и Гарри оглянулись. Хаарама с ними не было, он остался с Ларой в аду. Вскоре лучик солнца стал меркнуть. Он становился все меньше и меньше, пока совсем не растворился в привычной для этих мест туманной дымке. Все вокруг снова стало серым и унылым. Исчез сверкающий мост, как будто его никогда и не было. Фигурки Хаарама и Лары слились с серыми камнями и совсем исчезли из поля зрения. Мужчины постояли еще какое-то время, и Наурус сказал:

– Ну что же, мой друг, пора нам в путь. Сейчас, главное, найти тропу на стену, а дальше мы пойдем в рай, – он не стал больше ничего добавлять, повернулся в сторону Великой стены и стал высматривать путь. – Ага, нам, видимо, сюда, – старец показал рукой куда-то вперед и двинулся по тропе, видимой только ему. Вслед за Наурусом пошел и Гарри.

Они долго плутали по извилистому пути, обходя большие камни и протискиваясь в тесные щели между скал. Через некоторое время в этом лабиринте камней и расселин старцу удалось подойти совсем близко к кладке стены и вскоре он обнаружил первую ступеньку лестницы, ведущей наверх. Гарри и проводник снова преодолели многочисленную вереницу ступеней и поворотов и, наконец, оказались наверху. Какой бы ни был тяжелый подъем, но, вдохнув полной грудью свежий и чистый воздух, Гарри снова испытал необычайную радость и счастье от того, что они выбрались из сумрака ада.

– Что, как будто заново родился? – спросил старец, словно прочитав мысли Гарри.

– Да уж, мрачное место этот ад, просто ужасное! – согласился Гарри и, немного подумав, добавил: – Но странно, что не все в том месте достойны такой участи – быть отверженными. Например, ученый, он же не совершил греха, по крайней мере не больше, скажем, меня нагрешил. Я вот в рай с тобой иду, а он там, и больше нигде его душа не может быть. Или вот колдунья рыжая, ничего плохого не совершила, а там теперь заточена. Даже жаль их. Не заслуживают они этого, так ведь, Наурус?

– Знаешь, Гарри, никогда не делай поспешных выводов, – молвил со всей серьезностью старец. – Ты же, наверное, слышал, что чужая душа – потемки? Слышал наверняка. И я даже больше скажу, своя душа тоже потемки, пусть не в прошлых поступках, но в будущих – это точно. Мало кто знает, как себя поведет в той или иной ситуации, что будет делать и ощущать его душа. Поэтому говорят: не загадывай, или живи сегодняшним днем. И не потому, что не нужно заботиться или думать о завтрашнем дне, а прежде всего потому, что сегодня или вчера можно по-разному почувствовать, как ты относишься к тем или иным событиям жизни, – старец замолчал на минуту, оценивая, по какому повороту им идти дальше, и, найдя нужный проход, продолжил: – Вот по этим ступеням пойдем, где больше стерты. Так вот, о тех, кого мы видели. Да, мне тоже по-человечески их жаль, но в душе нет. Потому как у них всегда есть выбор, и они могут покинуть то место, где находятся сейчас. Но одному не хватает силы, другому – умений и знаний, а кто-то просто боится. Вот для этого просветленные жители нижнего рая и приходят туда, к ним, собирают группу тех, кто хочет измениться и очиститься, и ведут в чистилище. В этом действии двоякая польза и очищающемуся, и грешникам. Один верой лечит души людские, а у других появляется шанс стать чище и лучше. Вот ты говоришь про ученого. Да, я с тобой согласен. На первый взгляд, вызывает уважение, когда человек на земле увлечен чем-либо, например, ученый – работой, своими исследованиями. Его открытия помогают улучшить жизнь на земле, хотя далеко не всегда. Но даже если помогают, ведь в других смыслах его жизнь пуста: нет любви, семьи, детей, значит, нет развития его души. Женщина и дети – это великая тренировка и познание любви. Любовь женщины прививается к ребенку. Любовь к женщине развивает мужчину. Не имея развитых чувств, например любви, может ли человек вообще создать что-то полезное для себя или людей? И не просто создать что-то современное, а такое, что многие века будет служить на пользу? Не для этого ли нужно, чтобы удачливый человек еще умел любить, сострадать, переживать за близкого, а потом за всех окружающих людей, даже малознакомых? И, самое важное, не зная, что такое любовь, может ли человек полюбить Бога и познать его любовь? Я не уверен. Поэтому в этом плане однобокие люди тут сильно страдают. Но это ничего, они придут, рано или поздно, в чистилище. И если человек был, по сути, достоин, то ничего неисправимого не существует, особенно тут, на том свете.

– Да, ты прав, Наурус, – ответил Гарри. – С ученым, наверное, полностью с тобой согласен. Сам в своей земной жизни испытал исцеляющую и рождающую саму жизнь любовь. Но вот рыжеволосую мне очень жаль. Такая красивая и добрая девушка и нам помогла. Без нее что бы мы делали?

– Да, Гарри, я тоже думаю о Ларе, что она, возможно, хороший человек! Но трудно думать о ее судьбе с точки зрения Господа Бога. Неизвестно, по каким причинам он наделяет каких-то людей большими способностями. Многим, думаю, дается предназначение быть лидером. Другим – лечить или стать учеными. Возможно, третьи должны показать людям их грешную сущность, заставить задуматься о своих неправильных поступках еще при жизни! И подумай о том, как пожалели жители деревни о совершенном над несчастной девушкой, если болезнь не прошла сразу. Всю оставшуюся жизнь эти люди будут корить себя за это, всю жизнь будут страдать и стараться, может быть, совершать больше добрых дел в надежде получить прощение на Великом суде. Воистину неисповедимы пути Господни!

Мужчины некоторое время стояли на краю огромной стены, наслаждаясь освобождением от пелены мрака. Затем Наурус взмахом руки показал Гарри, что нужно идти дальше, и они продолжили путешествие. На этот раз путники двигались по краю стены, откуда им открывались все новые виды. Каменистая серость дымки внизу постепенно прояснялась. Среди огромных скал стали попадаться сначала зеленые пятна кустарников, затем сплошной массив леса. Хотя отсюда и не было видно отдельных деревьев, но по принесенным ветром запахам прелой лесной подстилки и грибов явно угадывалось дыхание древнего зеленого леса. Иногда тропа прижималась очень близко к обрыву, заваленная с другой стороны нагромождениями камней, и заставляла путников идти мелкими шажками, опасливо цепляясь за каменные уступы. Еще с первого путешествия по Великой стене Гарри заметил множество полуразрушенных каменных зданий и снова решил спросить старца:

– Наурус, что это были за постройки? Кто их строил и жил ли кто в них?

– Знаешь, я тоже многого не знаю и на многое не могу дать тебе ответов. Но, представь, что все люди, когда-то жившие на земле, в конце концов попали в эти миры. И каждая душа живет здесь со своим накопленным на земле опытом, своими умениями, представлениями о природе и вещах, которыми пользовалась при жизни. Ты из современного времени, а десять тысяч лет назад тоже люди жили, и какие у них были инструменты, что делали они и каков был их жизненный опыт? Или пятнадцать тысяч лет назад? Людей было намного меньше. Сейчас живут на земле миллиарды, а в то время, может, жило несколько десятков миллионов. И души этих людей находятся тут. Ты еще встретишься с древними. Каждая эпоха, я так думаю, имеет свои плюсы и минусы, а в целом это равновесие. Например, древние люди имеют большую интуицию, дар предвидения, перевоплощения, и эти свойства тут только усилились. Современные люди большей частью этого лишены, зато у них много знаний о строении Вселенной, о технологиях, но напрочь отсутствует осознанность жизни. Ты, наверное, и сам уже заметил, что тут один язык, и все его понимают. Многие понимают другие души и без языка, как там у вас это зовется? А, телепатия, кажется.

Пока Наурус рассказывал Гарри о строении этого мира, вид со стены полностью изменился. Опять показались возделанные поля, многочисленные ручейки и реки передвигающихся людских масс. Одиночные крошечные кочки, видимо, жилища, иногда собирались в затейливые узоры небольших городков. Яркое солнце наполняло эту картину жизни радостью и внутренним счастьем. Гарри наслаждался этим видом, вспоминая сумрак и тревожную влажную тяжесть воздуха в аду. А тем временем старец продолжал свой рассказ:

– А насчет стены легенда такая. Очень и очень давно внутри этого города был нижний рай, это тот, в который мы сейчас идем, но теперь, правда, он в другом месте. И вокруг рая, поближе к нему, старались поселиться души. И чем больше душ сюда попадало, тем больше появлялось различных построек. Сначала они были в один этаж, потом новые поселенцы начали строить второй, третий. Какие-то дома разваливались, на их месте строили заново, и так продолжалось многие тысячи лет. Всем хотелось быть ближе к раю, но далеко не все могли жить в самом раю. Рад бы в рай, да грехи не пускают. Так и росла стена вверх и вширь. И стала она довольно высокой, тогда рай перенесли, вернее преобразовали в рай нижний, куда мы идем, и рай верхний, где живут святые, ангелы и чистильщики и даже сам Господь Бог, слава ему.

– А почему его перенесли? – поинтересовался Гарри.

– Причин тому несколько. Говорят, что первые жители рая слишком возгордились, потому как все те души, кто жил на месте стены, постоянно воздавали почести живущим в раю, стремились вызвать их расположение, постоянно славили их. И это не понравилось Богу. Ему было неприятно, что слишком много прославлений шло к тем, кто, возможно, этого не заслуживал. И когда жители стены стали наверху строить различные храмы, площади жертвоприношений для жителей рая, и когда те, кто жил в раю, с радостью стали это принимать и вести себя неподобающе, Бог разрушил все постройки на стене, изгнал из рая всех его жителей и наказал простым душам занять опустевшие дома, что были внутри города. А раем назвали совсем другое место, ты сам его увидишь, – Наурус вдруг остановился, радостно взглянул на Гарри и с улыбкой произнес: – Вижу знакомые места, мы почти пришли. Давай передохнем и перекусим. До рая рукой подать.

Рай

После последнего привала прошло довольно много времени. Старик молчал. Гарри шел позади и думал. Разные мысли роились в его голове. Размышлял он о пройденном пути, о встреченных человеческих душах, о словах и рассказах старца. А еще он думал о том, какой будет рай? Как там все устроено? Есть ли там райские кущи? Сможет ли он там находиться и какие там души? Гарри думал, что увидит красивые деревья и невиданные плоды, услышит музыку, и люди в белых одеяниях будут смотреть и радоваться, и от этого радость проснется в нем и сделает его счастливым. И как он, Гарри, будет стараться не испортить впечатления о себе и задаст тамошним жителям множество вопросов. На кого похожи обитатели рая? Вдруг они разозлятся, что такой недостойный, как Гарри, посмел к ним прийти. Как они там живут в счастье и гармонии? Что же там за души? Гарри прервал свои размышления, когда увидел, что Наурус прибавил шагу. Вскоре показался выход из лабиринта ступеней в Великой стене, и мужчины вышли наружу. Всюду, куда ни смотрел Гарри, он видел сочную зелень и яркие краски цветов. Запах меда, смешанный с необыкновенным ароматом каких-то сладостей и благовоний, сразу поразил его.

– Вот мы и пришли. Чувствуешь, как вкусен этот запах? – довольно спросил Наурус. – Но нам нужно идти дальше.

Вскоре появились деревья, на которых росли ярко-желтые и красные плоды, которых Гарри никогда в земной жизни не видел. За одной маленькой рощей открывалась другая. Вдруг по пути, вдалеке, они увидели силуэты людей, что-то делающих в садах. Казалось, они собирали урожай в большие корзины. Наурус, не сбавляя темпа, шел дальше. Через некоторое время на тропе Гарри увидел старика, склонившегося почти до самой земли от ноши. Это была огромная корзина, закрытая крышкой. Наурус мимоходом поздоровался с ним и проследовал дальше. Вскоре они вышли на поле с золотистыми колосьями, по которому ровными рядами шли косари. Даже издали было слышно говор остро заточенных кос. «Вжик, вжик», – ритмично переговаривались они. Чуть дальше виднелись стада каких-то животных, а в небе парили коршуны, пел жаворонок и какие-то мелкие птицы порхали от цветка к цветку, собирая сладкий нектар. Совсем рядом с тропой стояли ульи, и жужжание пчел навевало спокойствие. Казалось, что воздух пахнет медом и сладкий на вкус. Невдалеке виднелся лес, кроны деревьев уносились ввысь и сливались в большие зеленые шапки. Из леса выбежала маленькая стайка грациозных косуль. Они, не пугаясь, перешли тропу, по которой шли путники, а одна даже разрешила себя погладить. Ее шерсть была приятна на ощупь, а глаза как-то особенно посмотрели на Гарри. Через несколько минут путники подошли к земляному холму, полностью покрытому травой и кудрявым кустарником с большими и синими плодами. Это оказалась деревянная бревенчатая избушка, от старости вросшая в землю и поросшая мхом, сплошь покрытым маленькими красными и желтыми цветами. Вдруг открылась небольшая дверь, и на порог вышел, улыбаясь, мужчина и приветствовал путников:

– О, Наурус, здравствуй, дружище! Какими судьбами к нам?

– Да вот заблудшую овцу вожу, показываю наши миры, – приветливо ответил старец. – А как сам поживаешь? Весь в трудах и заботах?

– Да, скучать себе не даю, вот рыбы наловил, нужно коптить, – мужчина поднял огромную охапку хвороста на плечи и направился к едва заметной постройке. Там, в сарае, сложенном из сучьев и палок, висело четыре больших рыбины. Мужчина развел под ними небольшой огонь и кинул каких-то засушенных трав. Сразу повалил дым.

– Да, Горн, ты, как всегда, в заботах и хлопотах, – отметил Наурус.

– Что же, ты прав, старик. Дел у меня много. Вот закончу и погоню лошадей на водопой, да и почистить их нужно, помыть. А ты сегодня на сборище-то придешь? У нас сегодня турнир.

– Приду, хочу с собой взять и моего гостя новопреставившегося.

– Да бери, конечно, но ты же правила знаешь.

– Хорошо, тогда позже увидимся, а мы ко мне пойдем до вечера отдыхать.

Наурус попрощался, а за ним и Гарри. Они пошли далее по проторенной тропинке и вскоре оказались рядом с небольшим глинобитным домиком, беленым известью. Было видно, что за жилищем ухаживали. Дворик был украшен разными цветами в клумбах и аккуратно подстриженным кустарником.

– Вот и мой дом. Добро пожаловать, Гарри, – сказал довольный Наурус. – Наконец-то можно отдохнуть с дороги, ведь кроме как в своем доме, нигде так не отдыхается.

Мужчины вошли внутрь, и Гарри отметил про себя нехитрое убранство. Два топчана с накиданным сеном, покрытым грубой светлой тканью, стол и две лавки. Самым замечательным в доме был большой каменный камин, украшенный зеленоватыми изразцами с витиеватым узором. Когда Наурус развел огонь, камин оказался как будто прозрачным из-за светящегося зеленого камня. Старец накрыл на стол нехитрую снедь, и мужчины с удовольствием перекусили. Гарри, спросив разрешения осмотреться, вышел во двор. Сзади дома был небольшой хлев, в котором жила различная скотина. Гарри показалось, что эти куры, козы и овцы были какими-то счастливыми, а взгляд у них был не такой, как на земле. Мужчина задумался о том, что самое странное место в этом мире оказалось почему-то в раю. Скот, жители – простые крестьяне, никаких особых чудес и привилегий. Невзрачные здания. Но все-таки ему тут понравилось. Везде было радостно на душе, возникала уверенность в бесконечности и необходимости жизни. Он увидел кота, который внимательно наблюдал за ним. Вдалеке пасся табун грациозных черных лошадей, отливавших блеском в лучах яркого солнца. Стайки разноцветных птах весело порхали там и тут, раскрашивая воздух всеми цветами радуги. На крыльцо вышел довольный Наурус и жестом позвал Гарри.

– Нам скоро идти на собрание, нужно переодеться, Гарри.

Зайдя в дом, мужчина получил белоснежную накидку с капюшоном, пояс и быстро переоделся. Гарри подумал, что стал похож на Науруса, но тут же устыдился своих мыслей. За время совместного путешествия Гарри проникся необыкновенным уважением к этому спокойному в своей силе и самодостаточному старику. Гарри чувствовал скорую разлуку, и это его сильно тревожило. Как он будет один жить в этих мирах? Что он будет делать? Не попадет ли он снова в ад? Ведь столько непонятных и волшебных событий тут происходит, и как в них разобраться самому?

Солнце уже клонилось к закату, когда мужчины после недолгой прогулки оказались у стен достаточно большого здания. К нему собиралось много жителей этой удивительной местности. Гарри и Наурус вошли внутрь и сразу очутились в большом, просторном и ярко освещенном помещении. Но не было заметно ни ламп, ни свечей. Все усаживались за столы, стоящие ровными рядами. Некоторые собравшиеся радостно приветствовали друг друга, другие сидели молча, сосредоточенно о чем-то размышляя. Наурус несколько раз поздоровался с пришедшими, с кем-то перекинулся парой фраз. Все собравшиеся были по-разному одеты: кто в старинных ярких камзолах, кто в индийских одеждах, кто в современных костюмах. Но независимо от одежды каждый пришедший излучал спокойствие, уверенность и доверие. Гарри было комфортно находиться в этом незнакомом помещении среди незнакомой компании. Среди собрания было много женщин. Они старались не выделяться одеждой или украшениями, как в прошлой жизни, и были одеты просто, большей частью в закрытые длинные платья. Когда все столы были заняты участниками собрания, Гарри попробовал подсчитать количество пришедших, их оказалось около пятисот. Стоял оживленный гул человеческих голосов, и вдруг из-за стола встал, к удивлению Гарри, Наурус и громко всех приветствовал:

– Друзья, приветствую всех вас в этом примечательном месте, которое дало нам всем возможность встретиться. А там, где встречаются многие души, всегда рождаются новые мысли и новые возможности. Каждый из нас оказался в таком благочинном месте, как рай. Тот, кто тут живет многие времена, и вновь прибывшие счастливы здесь и благодарны Богу нашему за любовь и счастье быть тут. И нужно сразу заметить, что мы грешны, как и все души в этих мирах, и стремимся очиститься и стать лучше. И грешны мы в помыслах и делах наших, и кто не согласен, пусть скажет свое потом, – Наурус замолчал ненадолго, словно собираясь с мыслями, и громко продолжил: – Но, согласитесь, друзья, свой путь очищения прошел каждый из нас, а многие не один раз. Тяжелый физический труд, развитие своих добродетелей, просвещение жителей других миров, прославление Бога нашего. И что мы еще делаем? Кто скажет, что нам еще суждено делать, чтобы уметь очищать свои души перед Великим судом и не впадать в скверну? И не только же страх должен повелевать действиями нашими и помыслами. Что скажете вы, знающие и алчущие?

Когда Наурус начал говорить, еще слышались посторонние голоса. Когда старец закончил, в помещении стояла абсолютная тишина. Но это длилось недолго. После слов старца многие стали обсуждать сказанное, помещение наполнил гомон человеческих голосов. Но вот поднялся немолодой мужчина, просто одетый, и обвел всех рукой, прося разрешения говорить. Все сразу замолчали.

– Приветствую всех, собравшихся здесь. Науруса мы все хорошо знаем. С нами в нижнем раю живет не так уж много душ, пожалуй, большинство вы видите перед собой. И мы все стремимся познать то наслаждение, которое по-разному называют, но я не побоюсь сказать это еще раз. Мы ищем и все мы на пути познания любви нашего Бога, желаем увидеть его и, в конце концов, принять суд. То, как многие из нас представляли рай, на самом деле оказалось другим. Кто-то представлял райские кущи, кто-то безделье или самосозерцание. И правда в том, что многим пришлось снова проходить длинный путь очищения, чтобы оказаться тут. Все почему? Почему у всех нас есть стремление попасть сюда и тут же стремление нарушить свою праведность? Ведь многие души находятся и в чистилище, другие из ада никогда не выходят. Да прежде всего потому, что в каждом мире, в каждой общине или в каждой душе есть, с одной стороны, страх оказаться недостойным прощения Всевышнего и потому страх ада. А с другой – жгучее желание познания, оценки или сравнения толкает нас снова и снова на неблаговидные поступки. И некоторые из нас в познании, не осознавая последствий своих действий, совершают грех. И это вынуждает снова проходить путь очищения. Поэтому лучше ничего не предпринимать, ведь мы и так прожили достойную жизнь на земле. Самое правильное – делать то, что мы делали до этого времени. Молиться в этом молельном доме, встречаться иногда, работать в огороде, ухаживать за животными и ждать Великого суда.

– Кто это? – тихо спросил Гарри Науруса.

– Это? Великий мудрец Оррот, умер в 1540 году, жил в Сирии, похоронен с почестями. Но ты даже не слышал о нем, скорее всего. Потомки его сожгли все его труды и приказали забыть о том, что говорил этот человек. Поэтому вы, из современности, большинства провидцев и святых людей не знаете, потому как память у людей короткая и грешная, и одно верное учение всячески истребляется другим учением. Такова природа человеческая. В другом случае другое поколение просто забывает все: все слова, молитвы, выводы, порой доставшиеся потом и кровью предков. Коротка человеческая жизнь, а память еще короче.

Теперь слова попросила молодая рыжеволосая женщина в ярко-красном платье. Чувствовалось волнение, охватившее ее.

– Учителя и врачеватели человеческих душ, я была молода, когда попала сюда, и с тех пор свято чту все те правила, которым обучилась еще при жизни. Они и мои учителя-священники дали мне знания, как нужно прожить свою жизнь и пожертвовать ею для укрепления веры окружающих тебя людей. И это служение высшим принципам Господа Бога позволило мне быть сейчас среди вас. Я рада этому безмерно и поэтому хочу сказать, что нужно доказывать свою преданность Господу Богу не только своим личным поведением и своими бесконечными молитвами, но прежде всего делом приобщения грешных душ из ада к великому и прекрасному служению вере в Господа Бога. И поверьте, случится суд справедливый, когда даже те малые ошибки, которые мы, возможно, допустим, совершая просвещение среди душ очищающихся, грешных в чистилище и наказанных болью и огнем в аду, то простит нам это Господь Бог. Но когда в страданиях своих души человеческие не могут найти выхода в светлое царство из-за своего невежества или отсутствия знаний, и мы беспристрастно наблюдаем за этими блужданиями и, не сжалившись, вкушаем свои плоды, вот за это поведение нас точно накажут, и не увидим мы своего золотого века.

– Да, да, и я об этом же говорю! – вдруг вскочил со своего места благородный и дородный мужчина, весь в шрамах и с окладистой бородой. – Есть для этого тексты древние, которые завещал нам Сын Божий. И не престало нам спорить об этом. Нужно строить церкви во всех мирах и служить службу, как на земле служили, чтобы возрождать чувство веры.

Снова собрание душ людских бурлило спорами и аргументами, снова поднялся великий шум обсуждения. В это время Наурус потянул незаметно Гарри за рукав.

– Пойдем скорее отсюда, – прошептал старец. – Все, что нужно тебе, ты уже увидел. Пойдем.

Мужчины вышли из зала собрания. На улице стояла ночь. Солнце скрылось, но было тепло и уютно, как днем. Небо раскрасилось миллиардами светящихся точек – звезд. Они были больше, чем с земли. Тысячи ночных звуков, треск сверчков и каких-то ночных животных наполняли темноту. Наурус шел впереди, держа слабо мерцающий посох, который на несколько шагов освещал им путь. Он шел медленно и какое-то время пребывал в задумчивости.

– Гарри, ты, надеюсь, понял, в чем смысл наших споров? Вот так каждый раз и происходит: кто-то начинает говорить, а затем появляется множество мнений, уважаемых мнений. И начинаются бесконечные споры до самого утра. Мы просто рано ушли, я это видел много-много раз. И ни до чего они опять не договорятся.

– Извини, Наурус, я так и не понял, в чем суть спора? Я же не живу здесь и не понимаю, какие проблемы вы там обсуждали.

– Ну ладно, постараюсь тебе объяснить. Души, что здесь живут, заслужили это право. Здесь рай, и поэтому сюда попадают или святые души, или заслужившие эту возможность своей верой в Бога, совершившие, может быть, подвиг во имя Бога. Это, наверное, тебе понятно, – Гарри кивнул в ответ. Наурус продолжил: – И, попав сюда, многие увидели то, что не могли себе представить. Те, кто жил в начале времени, конечно, не имея зачастую ни средств пропитания, ни орудий и инструментов, восприняли этот мир как какое-то чудо: не нужно заниматься изматывающим трудом, постоянно воевать за кусок хлеба. Другие же, например, из твоего времени, видят тут то, что окружало их и на земле, некоторые жили намного лучше в современных ваших городах. Но это не самое главное. Большая проблема в том, что как бы ни был свят человек на земле, как бы ни была чиста его душа в прошлой жизни, здесь со временем все меняется. То, что человек свято чтил в прошлой телесной жизни, прожив, например, сто или двести лет здесь, уже пресыщает его. В голове его возникают различные и зачастую нелепые и, чего греха таить, развращающие мысли. А тут, в наших мирах, все сразу видно. Начинает душа прельщаться греховными размышлениями, начинает потихоньку у нее повышаться температура и процесс этот, как ком снежный, его уже не остановить, не потушить. Проходит время, и вот святой был человек, и снова начинает гореть, и идет он в чистилище исправляться, а бывает, что и в ад идет. Поэтому, если хочешь быть в раю, необходимо чем-то заниматься. Кто-то содержит домашних животных, кто-то идет в другие миры проповедовать, кто-то спасает грешные души из ада. Но действовать получается в одиночку, ну, может, с двумя-тремя жителями рая. Если ничего не делать, можно быстро перегореть, истлеть изнутри от безделья и согрешить. Некоторые пытались увлекаться медитацией, сознательно ища утешение и смысл себя в познании пустоты. Но это не помогало, ведь пустота и есть наш мир. Он только в нашем сознании воплощен в то, что может увидеть наша душа. И есть еще одна опасность, когда ты одинок. Рано или поздно приходит мысль, затем снова и снова. Потом эта мысль появляется каждый день, потом с утра и вечером и вот она уже неотступно следует за тобой каждый час и каждую минуту. Гордыня. Понимание, что ты лучше других, что у тебя больше получается, что ты способнее и поэтому достоин жить тут, в раю. Эти думы занимают всего тебя, ты уже не можешь ни спать, ни есть. Они всецело поглощают твой разум и твое тело. И ты начинаешь совершать поступки, и любые достижения усиливают твое превосходство, любые неудачи служат обвинением других. Потом ты начинаешься гневаться на других, они же хуже, глупее, слабее тебя, и так по кругу, с каждым разом все сильнее и сильнее. И вот твой разум и душа полностью во власти главных грехов. Так гордыня, гнев, уныние толкают жителей этого мира кого в чистилище, кого сразу в ад! Поэтому многие обзаводятся домашним хозяйством, чтобы победить лень, они живут в скромности, без семьи, чтобы не вызвать зависти и не рождать скупости, ведь когда ничего нет, ничего не жалко дать. Но подспудно понимают все хрупкость своего существования. На каждом собрании, как сегодня, мы занимаемся поиском ответа на вопрос: что нам делать, чтобы не извести в себе светоча благодетели, чтобы сохранить свою святость? И это нужно нам, чтобы быть готовыми к Великому суду в любой момент. Никто же не знает, когда это произойдет.

Наурус замолчал. Гарри понял, что старец устал. Казалось, прошло всего четыре дня со времени их знакомства, но за это время этот мудрый человек сумел рассказать так много о строении этого удивительного мира. То, что знал Гарри из прошлой жизни, все воспоминания были похожи на незнакомую историю. Он понимал, что скоро закончится это напряженное, но интересное время, проведенное со старцем, и ему в одиночку придется осваиваться в этих малознакомых мирах. Гарри это очень тревожило, и когда Наурус потушил свет одинокой свечки и пожелал приятных сновидений, мужчина долго не мог уснуть, слушая звуки ночи и наблюдая за яркой фиолетовой звездочкой, мерцавшей в маленьком окошке избушки.

Рано утром солнце ворвалось в оконце и разбудило Гарри. Наурус уже проснулся и плескался водой из бочки во дворе, радостно отфыркиваясь и явно наслаждаясь этим. Закончив умываться, он вернулся в дом и поприветствовал проснувшегося гостя.

– С новым солнцем, Гарри! Сегодняшний день для тебя особенный! Сегодня ты начинаешь самостоятельную жизнь. Насколько можно, я тебя подготовил. Но главное, конечно, остается за тобой. Ты сам должен выбрать свой новый путь в этих мирах. Сейчас мы позавтракаем, и ты отправишься с попутным транспортом в чистилище. Где меня найти, ты знаешь, хоть путь сюда и будет непростым, но я всегда буду рад тебя видеть. Я точно знаю, что мы не раз еще свидимся. Итак, Гарри, поздравляю тебя с новой жизнью в этих мирах!

После завтрака мужчины вышли во двор. По дорожке неподалеку двигались несколько телег, нагруженных свежескошенной травой.

– Ну, Гарри, вот и твой транспорт, счастливого тебе пути, – промолвил Наурус, прощаясь с новым другом.

– Благодарю тебя, мой наставник и учитель в этом мире. Я рад, что встретил тебя, и ты во многом облегчил мой дальнейший путь, – ответил Гарри, и мужчины обнялись. Гарри легко нагнал ближайшую телегу, спросил разрешения и запрыгнул на место рядом с возничим.

На границу миров

Был полдень, и солнце расположилось в зените. Вереница телег со свежей травой медленно переваливалась с одного холма на другой. Жаркие бескрайние луга сменялись прохладными низинами и мелкими речками, вода в которых едва доходила до середины колес. Спокойная поездка располагала к неторопливому разговору. Возничего звали Кон, на земле он жил в теперешнем Вьетнаме в пятисотых годах до рождества Христова. Тогда его страна называлась Ванланг и была матриархальной. Кон был крестьянином, как его отец, а до него и дед, и занимался выращиванием риса. Это была не сложная работа, но лениться она никак не позволяла. Кон вместе со своим отцом и пятью братьями обрабатывал небольшой участок земли, тщательно делая запруды в ближайшей реке и направляя воду на полив плантаций риса. Собранный урожай, а сбор они проводили три раза в году, семья меняла на местном рынке на бронзовые орудия труда, одежду, а также на оружие. Периодические неурожаи толкали некоторых оголодавших крестьян к разбою, поэтому жилища было необходимо защищать. Власти страны хоть и боролись с преступниками, иногда устраивая публичные казни на площадях городков, отрубая руки и головы, но окончательно покончить с бандитами не могли из-за бесхарактерности принца, который был страстным кулинаром, но не военачальником. Поэтому забота о безопасности ложилась на плечи самих жителей, которые организовывали небольшие отряды для охраны порядка.

В один из неурожайных годов на селенье, где жила семья Кона, напали разбойники. Они без разбору убили всех жителей, не жалея ни стариков, ни детей, а потом нагрузили на свои телеги мешки с едой. Когда один из нападавших, огромный мужчина с медным ножом, весь измазанный кровью невинных жертв, ворвался в жилище Кона, вьетнамец попробовал оказать сопротивление, но был быстро обезоружен и убит – ему перерезали горло.

Гарри заметил гневный блеск в глазах собеседника, когда тот посмотрел на него из-под конического головного убора – ноны. Кон замолчал, были слышны только скрип ехавшей по кочкам телеги и трели многочисленных птах вокруг. После непродолжительного молчания возничий продолжил рассказ о своей жизни. Гарри слушал, и ему подумалось, насколько грустны и однообразны рассказы душ земной жизни. Жили, трудились, пытались чего-то добиться, а потом конец, смерть. Гарри подумал, что же движет людьми в их стремлении жить, цепляться за последние минуты жизни перед смертью, при том что обычно вся эта жизнь – бесконечный монотонный труд, борьба то за пропитание, то за воплощение своих желаний. Но в итоге получается совсем уж безрадостная картина: борьба не за что-то важное, а так, просто ради развлечения, за свою никчемную жизнь? Во имя чего мы тогда жили на земле, даже совершая благочестивые поступки? Во имя своей смерти? Чтобы оказаться в раю, о котором на земле и представления не имеют? Зачем мы Богу?

Дорога была дальняя, и теперь уже Гарри стал рассказывать попутчику о своей недавней жизни на земле. Кон внимательно его слушал и не перебивал. У Гарри промелькнула мысль, что огромная разница во времени жизни, наверное, никогда не даст возможности полностью передать атмосферу современного мира, и что сам Гарри когда-то сам не сможет понять рассказов новых душ о своих цивилизациях. Гарри увлеченно рассказывал об устройстве современного государства, основах демократии, последних достижениях науки и техники, технологиях. Кона, казалось, совсем не впечатлили ни полеты в космос, ни войны, ни быстроходные автомобили. Тогда Гарри не выдержал и напрямую спросил:

– Кон, тебе, наверное, совсем непонятно, о чем я рассказываю? Или не интересно?

– С чего ты взял, Гарри? – тотчас откликнулся вьетнамец. – Мне очень интересно послушать про твою жизнь. Я долго живу в этих мирах и знаком со многими душами. Как-то я разговаривал с человеком, который жил шесть тысяч лет назад и, знаешь, то, о чем он рассказывал, очень похоже на твою жизнь. Там была какая-то развитая цивилизация, а потом ее не стало. Когда она исчезла, все люди, жившие там, попали в эти миры. Не помню уж, как его звали, давно это было, но помню точно, что он так и не смог понять, кто дал им такие технологии, или его предки их сами создали. Да, он тоже рассказывал про самодвижущиеся телеги и полеты над землей. Знаешь, Гарри, все на земле повторяется. Одно остается неизменным – природа человека. Как был он несовершенным, таким и остается. Только страх и наказание могут управлять человечеством.

Солнце начало клониться к закату. Вокруг постепенно замолкали птицы, светило уже наполовину накрылось темно-зеленым одеялом замаячившего вдалеке леса.

– Нужно устроить ночевку, – сказал Кон, привстал на телеге и махнул своим спутникам.

Обоз остановился, затем возничие быстро и организованно расположили свой транспорт по кругу. Откуда ни возьмись в центре поляны появились сухие сучья, и вскоре уже потрескивал веселый костер. Кто-то устроил удобные лежаки из травы и сена. Удивительно, но за весь жаркий день пути трава была свежая и как будто недавно скошенная. Бивуак для ночевки был готов. Кон сказал Гарри:

– Ночью нужно дежурить по очереди, чтобы охранять спокойный сон других и следить за лошадьми, которые распряжены и стреножены, пусть до утра пасутся. Мы уже почти вышли из рая и находимся на границе с чистилищем. Как ты успел заметить, животные тут находятся только в раю, в других мирах их нет. Мы с сотоварищами живем на границе рая и чистилища, поэтому у нас есть возможность ухаживать за домашними животными. Но проблема в том, что на границах миров живут и дикие животные. Особенно много их в лесу, он тут совсем рядом. Днем они не выходят из леса, но ночью могут бродить вокруг. Обычно они не агрессивны. Но те дикие животные, что жили несколько десятков тысяч лет назад, а они тут есть, могут быть кровожадны и иногда нападать на домашний скот. Обычно их можно отпугнуть огнем, поэтому всю ночь, погонщики дежурят по очереди, охраняя стоянку.

Быстро стемнело. Погонщики покончили с ужином и расположились возле ярко горящего костра. Они неторопливо беседовали, обсуждая завтрашний день. Языки пламени освещали лица мужчин, и они казались нереальными, сказочными персонажами. Огонь расцвечивал кожу в красно-золотистые тона. Черты лица у большинства выдавали твердый характер, а спокойное выражение – опыт и знание местной жизни. Все были благодушно настроены и хорошо друг друга знали. Никто из них не лез к Гарри с вопросами, видимо, тут так не было принято. Да и ему самому не очень-то хотелось заводить разговор. Так бывает в дальних странствиях, когда, устав от бесконечной смены обстановки и новой информации, особенно приятно ничего не делать и ни о чем не думать. Гарри смотрел на блики уютного костра, в пол-уха слушал неторопливый разговор и незаметно уснул.

– Гарри, вставай. Подъем, Гарри! – кто-то повторял его имя. – Гарри, сейчас твоя очередь дежурить. Проснулся? Не забудь подкинуть пару толстых сучьев в костер на всякий случай.

Как только Гарри поднял голову с мешка с сеном, который служил ему подушкой, будивший его погонщик с видимым удовольствием расположился на ночлег, накинув на себя кусок длинной и плотной ткани. Было немного прохладно, и Гарри подбросил дров в костер. Его сознание никак не хотело просыпаться, и он начал клевать носом. Вдруг Гарри почувствовал, что окружающая спокойная обстановка изменилась. Неожиданно стих бесконечный стрекот цикад, стало как будто темнее, и звезды на небе погасли. Гарри смотрел на небо и не мог увидеть привычной картины бескрайнего космоса. Всюду раздавался тонкий свист, почти не различимый, и звуки взмаха чьих-то крыльев. Что же это такое? Гарри поднялся с земли и осмотрелся. Ничего не происходило. Погонщики спали в безмятежных позах вокруг догорающего костра. Гарри подкинул в огонь еще несколько крупных сучьев. Пламя жадно поглотило их и разгорелось. Стало намного светлее. Гарри снова посмотрел на небо и неожиданно увидел каких-то больших птиц, беззвучно летавших вокруг лагеря. Они были крупные, размером с большого орла. Вдруг одна из них плюхнулась на поляну, совсем недалеко от костра, и чудом не наступила на одного из возниц. Гарри с ужасом увидел длинный клюв птицы, весь усеянный мелкими зубами. Она выглядела очень агрессивно и невидящими глазами, ослепленными от света костра, таращилась вокруг, разевая хищный клюв. Гарри сразу вспомнил эту птицу из книг по естествознанию. Это же вымершая птица археоптерикс! Но ведь такого не может быть! Гарри осторожно обошел все еще ничего не видящую птицу, выхватил из костра горящую головешку и стал махать ею перед собой, пугая обнаглевшего хищника. Птица нехотя пятилась, а затем грузно и неуклюже взлетела. Гарри поднял факел, вглядываясь в темное беззвездное небо и увидел ужасную картину. Невысоко от земли кружили тысячи таких же агрессивных зубастых птиц. Их было так много, и они так беззвучно двигались, что, казалось, закрыли все небо. Гарри не выдержал и стал громко кричать, пытаясь их отогнать. От крика проснулись погонщики. Кто-то быстро вскочил, громко спрашивая, что случилось. Кто-то приподнял голову, недоуменно взирая на Гарри заспанным взглядом.

– Посмотрите наверх, там ужасные птицы! Их клювы полны зубов! – встревожено крикнул Гарри. Все сразу устремили взгляды вверх и увидели тысячи ужасных птиц.

Неожиданно кто-то рядом начал смеяться, потом смех раздался с другой стороны костра, а вскоре поляну накрыл истерических хохот. К Гарри подошел Кон и, едва сдерживая улыбку, сказал:

– Да это же зубоклювы! Они совсем не опасны. Едят исключительно мышей и всяких мелких грызунов. Ложная тревога, Гарри, – потом он обвел взглядом истерично хохочущих погонщиков и строго сказал: – Хватит вам зубоскалить, он еще не освоился в нашем мире, сами себя вспомните, когда сюда прибыли. Чай такие же были, с огромными от удивления глазами. А теперь всем спать, завтра нужны силы, день долгий будет.

Постепенно оживление, охватившее погонщиков, начало спадать. Все заново укладывались на нагретых местах у костра, и вскоре все стихло. Куда-то делись и зубоклювы, очистив место на небе невозмутимому бисеру сверкающих звезд. Гарри уселся поближе к костру, усмехаясь своей недавней панике, и стал размышлять над тем, что, наверное, все жившие когда-то на земле виды животных, птиц, насекомых и ящериц тоже попадают в рай. И, наверное, не имея такой памяти и такого мозга, как у человека, они не могут материализовывать еду, кров, и поэтому вынуждены охотиться так же, как и на земле. А еще Гарри вспомнил об огромных хищных животных, живущих как на суше, так и в доисторическом океане. Интересно, а в этом мире тоже есть безбрежный океан? И каков он? Гарри представлял волны, бескрайние просторы воды… Костер уютно потрескивал, и наш герой незаметно задремал.

Вдруг его снова что-то разбудило. В душе опять появилась тревога. Огонь уже давно погас, и в кострище тлели остатки углей. Стало светлее, как бывает перед рассветом. На пастбище тревожно заржали лошади. Гарри казалось, что кто-то наблюдает за ним издалека, прячась в густой траве и в рваных кусках густого тумана, окружившего лагерь. Теперь ржание раздалось ближе. Как будто лошади медленно подходили к людям. Гарри захотелось снова забить тревогу и всех разбудить, но события этой ночи удержали его от этого порыва. Он стал внимательно вслушиваться в звуки раннего утра и пытался угадать в тумане силуэты пасущихся лошадей. Поднявшись, он взял из костра тлеющую головешку и решил посмотреть, что тревожит животных. Пройдя в тумане несколько десятков шагов, он оглянулся. Лагеря почти не было видно, только смутно выделялись очертания стоящих кругом повозок. Гарри двинулся дальше и вскоре увидел сбившихся в кучу лошадей. Они нервно перебирали ногами и всхрапывали. Гарри подошел ближе, и животные, вначале испугавшись, признали в нем человека и придвинулись. Они явно были явно чем-то напуганы, их ноздри раздувались, втягивая воздух и пытаясь почуять опасность в густом утреннем тумане. Гарри оглядывал местность и прислушивался, как вдруг увидел чью-то крупную тень. Она кралась в густом тумане, и ее не было бы заметно, если бы не размеры. Стреноженные лошади еще большее забеспокоились, всхрапывая и поводя ушами. Гарри не выдержал и крикнул что есть силы неведомому существу:

– Эй там! Кто это? А ну не балуй! Ну-ка пошел вон отсюда! Кто ты? Покажись!

Силуэт в тумане замер, но через секунду стал приближаться, становясь все больше и больше. Гарри вглядывался в неизвестное и чуть отступал вместе с лошадьми. Вдруг неведомое животное прыгнуло и оказалось всего в нескольких метрах. Лошади, заржав, резко сдвинулись с места, насколько позволяли веревки. Гарри остался стоять как вкопанный, крепко сжимая дымящуюся головешку. Он стал размахивать ей перед собой в надежде защититься от неведомого зверя и, наконец, сумел разглядеть нападавшего. Это был огромный четвероногий зверь, покрытый длинной шерстью. Его голова хоть и была наклонена к земле, а туловище напряжено перед прыжком, но все равно он казался огромным, почти одного роста с Гарри. Хвост животного нервно двигался то вправо, то влево, выдавая охотничье волнение, как у кошки. Короткие округлые и пушистые уши были прижаты к массивному черепу. Глаза внимательно наблюдали за Гарри. Зверь зарычал, и в оскале обнажились длинные белые верхние клыки. Саблезубый тигр! Эта мысль пронеслась в голове Гарри, и он ясно вспомнил картинки, изображающие давно вымерших животных. Тигр разрывал землю задними лапами, готовясь к смертельному прыжку. Было хорошо заметно, что дымящаяся головешка в руках Гарри не доставляет хищнику ни малейшего беспокойства. Он издал победный устрашающий рык, заложивший на мгновение уши, и Гарри обреченно понял, что сделать с этой массой мышц, клыков и когтей он ничего не сможет. Мужчина закричал на тигра изо всех сил, пытаясь отогнать хищника, и приготовился отпрыгнуть в сторону в случае атаки. Все тело Гарри напряглось.

Неожиданно тигр потерял интерес к своей жертве и повернул голову в сторону, вдыхая воздух и поводя короткими ушами, а затем мягко и почти бесшумно отпрыгнул и в мгновение ока скрылся в густом тумане. Гарри не понял, почему так произошло. Но вскоре услышал шаги и говор бегущих к нему погонщиков. «Слава Богу!» – подумал он и облегченно вздохнул. Все собрались вокруг Гарри и стали расспрашивать его о случившемся. Гарри подробно все рассказал, стараясь не упустить ни одной детали, но заметил, что у некоторых путников на лицах невольно появилась недоверчивая улыбка. Все уже собирались вернуться к костру, когда из плотного тумана раздался встревоженный крик Кона:

– Идите сюда! Я тут кое-что нашел интересное!

Погонщики пошли на зов, за ними двинулся и Гарри. Стоило им пройти несколько шагов в глубь тумана, который стал еще плотнее, как они увидели следы зверя, на которые указывал Кон. Они были округлой формы и огромных размеров, по крайней мере в два раза больше человеческих. В землю отчетливо впечатались следы подушечек, как будто кошачьих, а влажная земля была разворочена, видимо, во время прыжка.

– Гарри, а что ты видел? – поинтересовался Кон и тут же уточнил: – Ты видел вообще что-нибудь?

– Это был огромный зверь с огромными клыками, наверное, длиной с полруки.

– Да, судя по прыжку он был метров пять и весом тонны три, – добавил один из погонщиков, внимательно осматривающий следы.

– Скорее всего это животное жило на земле очень давно и сейчас находится в приграничной зоне между раем и чистилищем, – задумчиво рассуждал Кон. – Такие животные иногда встречаются. В наших мирах запрещено убивать людей, животных ни ради пропитания, ни ради защиты. Даже хищные животные не могут охотиться. Обычно хищники избегают человеческие души и обитают на границах миров в дремучих лесах или других труднодоступных местах. Но я слышал рассказы путешественников о кровавых охотах. И охотниками были животные из очень древнего времени и, видимо, у них не так развит мозг, поэтому они не могут представить себе пищу и всегда голодны, и готовы убивать. Так рассказывал один из этих путешественников с необычным именем Васко да Гама.

Погонщики вернулись в лагерь, позавтракали, заботливо пригласив Гарри и угостив его необычайно вкусными и острыми закусками, затем запрягли лошадей и двинулись длинной вереницей дальше. Гарри, как и вчера, сидел рядом с Коном, подпрыгивая на телеге от неровностей на дороге, и думал, как много узнал об этом мире за несколько дней. И чем больше он узнавал, тем, казалось ему, еще больше непознанного, неожиданного этот мир готовил ему в дальнейшем. О думал и необычных переплетениях далекого прошлого с настоящим. Древние путешественники и души современных людей приносят знания и образовывают тех, кто давно тут живет. Народы из разных частей света и говорящие на разных языках могут без затруднений разговаривать друг с другом. Гарри еще в земной жизни ловил себя на мысли, что люди с успехом могут общаться, не зная языка собеседника. Если, конечно, они имели большое желание для этого. В этих мирах было странно не видеть сотовых телефонов. Ведь современные люди много знают о таких устройствах. Так почему же их нет? Гарри захотелось создать телефон. Он представил смартфон последней модели, блестящий, с хромированным корпусом и темным сапфировым стеклом. И такой телефон вдруг оказался в его руке. Гарри с удовольствием его рассматривал и через некоторое время понял, что это просто муляж. Красивая сверкающая коробочка, практически невесомая и пустая внутри. «Ах, да, я же не могу представить саму конструкцию телефона, из чего он состоит! – с раздражением подумал Гарри. – Не знаю принципа работы, да и вышек сотовой связи тут нет. Тут так не получится!» Он задумался о достижениях прошлой цивилизации. Сколь многого достигло человечество, когда труд миллионов людей объединился. И как слабы люди, когда живут небольшими группами или разобщены.

Кавалькада повозок и погонщиков постепенно преодолела равнинные пространства и медленно въехала в густой и древний лес. У Гарри невольно захватило дух от увиденного. Привычные равнины зеленой и пушистой травы и цветов сменились огромными деревьями, чьи кроны переплетались высоко, почти полностью закрывая от путников солнце. Длинные лианы, как бесконечные змеи, обвивали все вокруг и свисали, сплошь покрытые необычными цветами. Жара равнины сменилась прохладой тенистой чащи. Запах сырости и грибов приятно щекотал ноздри путешественников. Телеги двигались по толстому и упругому мху, который полностью заглушал все звуки. То там то здесь громко кричали птицы и животные, но их не было видно. Через несколько метров от дороги высокий папоротник и кусты почти закрыли от путешественников лесную чащу. Лошади пряли ушами от напряжения, вслушиваясь и поводя головами по сторонам, жадно вдыхая воздух своими широкими ноздрями, пытаясь понять несчетное количество запахов леса. Дикий лес одновременно пугал Гарри своей первозданной мощью и тут же успокаивал тем, что ему как будто всегда были знакомы эти непроходимые чащи. Так они двигались довольно долго, погруженные в свои мысли, и наслаждались прохладой после полуденной жары. Но вот повозка Гарри остановилась.

– Что случилось? – громко спросил Кон. – Сломалось колесо, что ли?

– Не знаю, не видно! – ответили впереди.

Кон быстро спрыгнул на землю, а за ним последовал и Гарри. Они быстро прошли вперед и через какое-то время подошли к первой повозке. Гарри увидел растерянного и испуганного возничего, который стоял, держа лошадь под уздцы, и дрожал всем телом.

– Что случилось с тобой, друг? – снова спросил Кон. – Тебе нехорошо?

– Да, нехорошо, – ответил возничий. – Меня всего трясет, и жар внутри не дает дышать. Это со мной уже давно началось, с момента, как мы выехали после ночевки. Думал, пройдет, но мне все хуже и хуже. Это уже нестерпимо, так больно. Я пробовал пить, не помогает…

– Тут, видать, дело совсем в другом, в каком-то твоем грехе, – грустно продолжил Кон. – Ты нагрешил в раю? Что ты сделал? Наверное, опять что-нибудь прихватил, чтобы похвастаться перед своей красавицей? Ну, признавайся! Ты такое не раз уже проворачивал.

– Да, было дело, но я не думал, что это грешно. Ну взял маленькую и бесхозную вещицу из первого дома, куда мы посуду глиняную привозили. Вот, – он показал Кону маленький инкрустированный искрящимися камнями нож. – Неужели это все со мной происходит от этого…

– Ну ты даешь, друг, – с досадой ответил Кон. – Доигрался теперь. Молитвы знаешь какие-нибудь?

– Нет, прости меня. Когда я жил, за меня все молитвы читали монахи, а сам-то я неграмотный был. Что мне делать теперь? Ох, как больно! – жалобно застонал возничий.

– Дружище, теперь не у меня будешь прощения просить. Ведь ты знал, что воровство грех! И все-таки содеял это. Теперь все, будем ждать черных ангелов, чистильщиков. И хорошо, если будешь мучиться недолго, – зло ответил Кон. Но тут же смягчился: – Ну, ты не паникуй. У каждого из нас есть еще немного времени до суда. Не впадай в уныние, а то ангелы тебя отправят в ад. Помни, главное там не застревать. Очистишься, может, еще и свидимся в чистилище. Надеюсь, тебе это будет последним уроком на всю оставшуюся жизнь, и вот еще что…

Но Кон не успел закончить, как вдруг погонщик запрокинул голову и издал ужасный звук, холодящий в жилах кровь. Не то стон, не то вой вырвался из его горла. Изо рта показалась маленькая струйка дыма, который становился все гуще и гуще. Гарри с ужасом заметил, как одежда возничего стала дымиться, а потом вспыхнула ярким огнем, а сам погонщик в мгновение ока превратился в орущий от боли горящий факел. Звук из его горла был до того пронзителен, что все собравшиеся вокруг погонщики замерли от ужаса. Не смог сдвинуться с места и Гарри. От крика несчастного заложило уши и стали сыпаться листья с деревьев. Лошади испуганно ржали, встали на дыбы и, если бы не узкая дорожка и запряженные телеги, они бы точно разбежались. Сколько это все длилось, Гарри потом уже не мог вспомнить. Но, казалось, прошла целая вечность. Вдруг кроны деревьев с треском ломающихся веток расступились, и на землю опустились две огромные черные птицы. Так Гарри показалось сначала. Они были намного выше его, раза в два, и в них чувствовалась огромная мощь. Когда они сложили крылья, Гарри никак не мог рассмотреть, кто же это. Но прошло еще мгновение, и два существа взяли под руки горящего погонщика, расправили огромные крылья и унеслись ввысь, выламывая ветви и лианы своей неимоверной силой. Все сразу стихло, только листья и куски веток еще какое-то время осыпались зеленым дождем на землю и головы стоящих в оцепенении погонщиков.

– Что это? – прошептал почти беззвучно Гарри.

– Это черные ангелы, или чистильщики, – так же еле слышно ответил Кон.

Крестьянское счастье

Вот уже несколько месяцев Гарри жил в небольшой деревне. Рядом стоял небольшой домик Кона. Жители радушно приняли нового жителя и предложили занять небольшой пустующий дом, покрытый соломой, – бывшее жилище филиппинца, который какое-то время назад его покинул и ушел из деревни не известно куда. Гарри обживал новое жилище.

Деревенька была небольшая. Она расположилась сразу за лесом, стоящим на границе рая и чистилища, причем все большие дороги проходили в стороне. Это было спокойное и живописное место, под стать его жителям. Небольшая речка, такая, что ее можно было перейти в брод в любом месте, растекалась, образовывая достаточно большой пруд, где местные жители проводили много времени. Дети купались и шалили, женщины стирали одежду, а мужчины по утрам и вечером ловили рыбу. Основным занятием было сельское хозяйство. Когда Гарри выходил утром из дома, а он находился на небольшом холме, то куда хватало взгляда виднелись ровные и аккуратные посадки риса и овощей. С недавнего времени Гарри стало нравиться любоваться землей, возделанной заботливыми руками крестьян. Рядом росли сочные овощи, чуть поодаль – плодовые кустарники и деревья. В этой деревне жили и пакистанцы, и индусы, несколько семей филиппинцев, представители Африки и даже один англичанин, а всего было около пятидесяти домов. Жители жили семьями. Гарри узнал, что мужчина и женщина на этом свете могут создавать семьи. Только было одно исключение от привычной земной семейной жизни: они не могли продолжить род. Но этот недостаток семейного счастья с лихвой компенсировали приемные дети, волею судьбы попавшие на тот свет раньше времени. За детьми жители деревни дважды в год ездили в большие города. Почему-то именно там чаще всего можно было встретить души одиноких детей. Дети в этом мире могли расти лет до шестнадцати, что придавало здешним семьям вполне земной вид.

Жители деревни, как казалось Гарри, были вполне счастливы. И эта радостная жизнь, спокойствие и уверенность постепенно передались и Гарри. С утра он обычно завтракал, надевал просторные шаровары и рубаху – их ему подарила проживающая рядом пакистанская семья, – подпоясывался веревкой, обувал сандалии, изготовленные из рисовых стеблей, и вместе с группой крестьян направлялся на работы в поле. Труд в поле стал приносить Гарри удовлетворение. В один из дней он спросил селян, зачем они делают всю эту достаточно тяжелую работу, и старый филиппинец с морщинистым и темным лицом, улыбаясь, ответил ему: «Хоть мы и можем себе представить и сразу получить готовый урожай плодов, фруктов и злаков, но тогда наше существование здесь теряет всякий смысл. У нас сразу появляются от безделья дурные мысли и привычки. Некоторые впадают в уныние, некоторые в агрессию».

Все живущие в деревне души были мастерами своего дела. Помимо сельского хозяйства, некоторые жители занимались портняжным делом. Можно было прийти к ним в дом и попросить изготовить одежду, которая к тому же шилась из натуральных волокон и, к удивлению Гарри, была очень удобна. Она хорошо согревала в ночное время и создавала прохладу в жаркие дни. Жили в селении и гончары, и каждое утро можно было увидеть, как несколько человек идут в лес, чтобы принести охапки сухих веток для обжига посуды. А еще тут жил обувщик, правда, мода на его обувь закончилась еще тысячу лет назад, но она на удивление была все так же удобна и прочна.

У жителей было множество домашнего скота, за которым они тщательно ухаживали. Были тут и коровы удивительной породы, огромные и длинношерстные, но дающие такое вкусное и жирное молоко, которого Гарри никогда прежде не пробовал. Были лошади, до того грациозные и сильные, что можно было постоянно любоваться ими. Собаки, коты, куры – все это здесь процветало с одним только отличием: животных нельзя было убивать и есть. Да это было и не нужно, ведь мясо можно было легко представить и тут же получить. Но больше всего Гарри нравились вечера, когда жители всей деревни собирались на центральной площади, разводили жаркий костер и готовили ужин. Блюда были разнообразны, вкусны и оригинальны. Но еще большее восхищение у Гарри вызывали рассказы собравшихся о прошлой жизни из разных времен и разных народов. Вечера были похожи на сказку, где одним из персонажей был сам Гарри.

Технологии

Так в один из теплых вечеров Гарри и другие жители селенья собрались вокруг костра, чтобы поужинать и развлечь друг друга интересным рассказом. Филлипинские семьи приготовили угощение: классическое блюдо пансит бехон гисадо из жареной рисовой лапши с креветками, курицей и овощами. Самый старый селянин, которого по праву называли старейшиной, – с его слов, ему было 235 лет и жил он в древней Африке и был чернокожим, – встал и торжественным голосом сказал:

– Дорогие друзья, мы с вами уже много лет живем вместе в согласии и дружбе. Думаю, что так будет и дальше. Иногда к нам приходят новые жители, и мы с радостью принимаем их в нашу небольшую общину. Не всем нравится наш образ жизни, но тот, кто решил для себя, что это его, остается с нами надолго, – дед немного помолчал, задумавшись, и продолжил: – Совсем недавно к нам присоединился наш новый друг Гарри, и за это короткое время многим, я думаю, он пришелся по душе. Трудолюбивый, умный, открытый, такой же, как и мы все. И сегодняшний вечер, как и многие другие, мы используем для того, чтобы лучше узнать друг друга. Мы рассказываем по очереди о своей недолгой, как оказалось, жизни на земле. Все из вас из разных стран и разного времени. И поэтому особенно интересно и во многом полезно слушать такие рассказы. Сегодня я бы хотел предоставить возможность рассказать Гарри о себе. Он из времени, что сейчас на земле, и нам интересно было бы послушать, как сейчас там устроен мир. Начинай, Гарри.

Гарри и раньше задумывался, что расскажет своим односельчанам, когда придет его очередь. И сейчас он был готов и начал свой рассказ:

– Я жил еще совсем недавно в стране, которая называется Америка. Это достаточно молодое государство на отдельном континенте. Рядом с нашим государством есть и другие. В наше время люди научились многому, и это практически полностью сняло проблемы голода и войн. Мы развили науку и взаимодействие между людьми так, что одну работу делают одни, а другую часть работы – другие люди. Получилось так, что в нашем мире появились различные машины, которые могут многое делать лучше и быстрее людей. У нас есть автомобили, это такие телеги, которые сами могут двигаться, без лошадей. У нас появилось электричество, и оно дает нам свет ночью, даже когда нет костра, – гул одобрения пронесся по площади, но сразу стих. – В наших жилищах, во многих, по крайней мере, есть вода, которая течет прямо в доме, и канализация, которая отводит грязную воду, поэтому нам не нужно ходить к реке. Мы создали самолеты, которые могут летать, как птицы, только быстрее и намного выше. На самолетах могут летать люди. Мало того, мы создали ракеты, которые летят еще выше и могут везти людей к звездам. Правда, до них мы еще не долетели, только до Луны.

Гарри нравилось вспоминать о своей прошлой жизни. Он с жаром рассказывал о ней новым друзьям, а еще об устройстве страны, о том, что многие люди не занимаются выращиванием продуктов, а покупают их за деньги в магазине, о заводах и фабриках, которые делают нужные и удобные вещи. Гарри рассказывал долго и увлеченно и видел интерес в глазах односельчан. Он замечал одобрительные взгляды, когда рассказывал о том, что войны уже не были средством разрешения конфликтов, и что человечество приобрело неистощимые источники энергии. Чем больше Гарри рассказывал соплеменникам о своей прошлой жизни, тем больше ему казалось, что он упускает какую-то главную и самую важную мысль. Тут его осенило, и он громко сказал:

– Я предлагаю сделать такой же водопровод у нас в селении. Как вам такое предложение?

Гарри обвел взглядом собравшихся соплеменников и понял, что добился внимания. Жители деревни, уже достаточно уставшие от долгого рассказа и терявшие интерес к рассказу Гарри, снова оживились. На него были направлены заинтересованные взгляды, кто-то смотрел недоверчиво, кто-то с улыбкой. В толпе раздались сначала робкие смешки, а после чьей-то реплики – беззлобный взрыв смеха.

Мужчина растерянно стоял посреди веселых односельчан. С одной стороны, он был рад тому, что все вокруг были в хорошем настроении после его рассказа, но с другой – ему не понравилось, что он не встретил оптимизма.

Старейшина взмахом руки сразу успокоил жителей села.

– Хорошее предложение, Гарри. Не сердись на некоторых наших сельчан, они не со зла смеются, скорее наоборот. Всем нам понравился твой рассказ и твое предложение с водопроводом. Но как ты хочешь осуществить все это? У нас же нет машин и этого, как ты сказал, электричества.

– Да оно и не нужно, – выпалил Гарри, – мы используем силу речки, построим большое колесо, гончар сделает большие бочонки, мы их привяжем к колесу, и вода давлением на лопасти будет крутить это колесо, а привязанные глиняные емкости будут наливать воду. Я продумаю все до утра и создам все на берегу завтра. Мы же можем представить и получить тут же одежду или еду? Так сделаю и я.

Старейшина кивнул Гарри и жестом показал, чтобы жители расходились по домам, и пожелал им спокойной ночи. Гарри, как и все, отправился домой. Неожиданно к нему присоединилась молодая женщина.

– Привет! – весело сказала она и пошла рядом с ним. – Я очень внимательно тебя слушала и, думаю, у тебя получится то дело, которое ты задумал. Знаешь, это будет просто замечательно. Мне так надоело ходить за водой с этими тяжелыми сосудами, постоянно спотыкаюсь и падаю. Как маленькая девочка. Эти кувшины делают меня моложе! – она залилась веселым звонким смехом. – А я тут недалеко живу, в пяти домах от тебя. Такой интересный большой дом на длинных ножках, похож на курицу, – она снова засмеялась, и Гарри подумал, что ему нравится ее смех. Было просто и весело ее слушать. Он понял, что соскучился по отношениям с женщинами. А что же давало такое общение в той, прошлой, жизни? Может, секс? Ну да, наверное, секс. Но все-таки есть что-то большее? Наверное, эти чувства зовутся любовью? Может ли только секс настолько сблизить мужчину и женщину, чтобы радоваться каждому мгновению, проведенному вместе? А может, это совместное хозяйство и схожие заботы? Или рожденные дети сближают супругов настолько, что это чувство невозможно друг без друга? Гарри не знал ответов на свои же вопросы, но ему было приятно пройтись до своего дома с этой молодой и веселой женщиной.

Ночью, лежа на жестком топчане с подстилкой из сена и разглядывая в мутное окно размытые блестки ярких звезд, Гарри представлял конструкцию своего поливочного колеса. Он очень хотел, чтобы оно материализовалось утром в заранее примеченном месте, и чтобы вся деревня собралась посмотреть на этот чудесный механизм. Ведь это же просто в этом мире чудес и превращений, куда его направила судьба. Так же, как возникает пища или одежда, должна возникнуть и эта придуманная и, самое главное, нужная односельчанам конструкция.

Окутанный своими мыслями, Гарри в какой-то момент удивился сам себе. И это удивление, даже, скорее, прозрение, было связано не столько с данным обещанием сделать водопровод в деревне, но непостижимым образом крутилось вокруг вдруг возникающих мыслей о новом знакомстве с девушкой. Пытаясь заснуть, Гарри снова и снова в подробностях представлял конструкцию водяного колеса, на каких опорах оно будет стоять, как нужно привязать глиняные емкости по его ободу, чтобы зачерпывать воду, и тут мысли о девушке опять уводили его в мир воспоминаний и грез: «Кто она? Как ее зовут и где она жила? Почему же я не спросил ее? Вот олух! Ну, ничего, деревня-то маленькая, и обязательно встречусь с ней завтра». Гарри еще раз взглянул в окошко и заметил, что небо становится светлее. Скоро утро, подумал он и провалился в глубокий сон.

Не все так просто

Наконец настало утро, когда Гарри обещал всей деревне создать водопровод. Короткая ночь и глубокий сон наконец-то закончились. Гарри вскочил с топчана, наспех умылся, позавтракал и поспешил на то место, где, по его представлениям, должна была уже стоять конструкция, которую он всю ночь представлял. Место установки водяного колеса должно было быть недалеко от деревни, за поворотом речки, там, где было глубокое и равномерное течение. Кусочек леса, начинавшегося как раз напротив, закрывал обзор, и Гарри в приподнятом настроении шел все быстрее и быстрее, чтобы увидеть чудо. Он оглянулся по сторонам в поисках того, кто тоже захочет посмотреть, но вокруг почему-то никого не было. Странно, удивился Гарри, но потом успокоился, ведь когда жители увидят эту чудесную конструкцию, то точно вся деревня высыплет на речку посмотреть.

Вот уже пройден поворот. Вон что-то виднеется, но что это? Гарри подошел ближе, но вместо задуманной конструкции увидел куски бамбука, прибитые течением к берегу, и разбитые глиняные черепки. Сначала он подумал, что его детище кто-то нарочно разломал, но потом успокоился и начал рассуждать. Он так подробно представлял свою конструкцию, что не сомневался, как она будет работать. Но тут же вспомнил, что совершенно не продумал опоры, центральную втулку, а еще не подумал, чем будет крепиться бамбук в самой конструкции. Также он совсем поверхностно продумал конструкцию глиняных емкостей, они получились очень толстостенными и, видимо, очень тяжелыми. Гарри сел на валун и, расстроенный, погрузился в собственные мысли. Он даже не заметил нескольких сельчан, которые не торопясь направлялись к нему. Вдруг чей-то голос отвлек его от тяжелых дум:

– Доброе утро, Гарри. Как твои успехи? – рядом стоял старейшина. Затем он присел рядом и продолжил: – Тут спешка не нужна. Я вчера не стал тебя разуверять в том, что одному тебе не справится. Я на земле немало прожил и тут уже несколько столетий суда дожидаюсь… Многие души я видел в этом мире и знаю, что у них получилось, а что не вышло. И даже если ты не смог чего-то добиться, нельзя впадать в уныние. Будет плохо. Многие из нас, живущих тут, прошли через это. Много жителей нашей деревни жили раньше в других местах, даже в больших городах. И почти у всех были разные мысли сделать сегодняшнюю жизнь лучше, интереснее, счастливее. Тут, как ты, наверное, заметил многие желания исполняются. Например, можно не печалиться, что останешься голодным или без одежды. Но что-то более сложное, например, сделать телегу, выковать металлический нож, так просто тут не получится. Я открою тебе секрет. Для того чтобы в этом мире создать какой-то сложный предмет, нужен совместный труд нескольких душ. Только совместный труд поможет тебе в этом деле. Я заранее уже побеспокоился об этом и пригласил сюда, на берег, строителя Лу, он хорошо знает, как изготавливать вещи из бамбука, а также гончара Аллана, который поможет сделать вместительные и легкие сосуды. И еще помочь тебе захотели несколько человек. Ты не гони их, а попробуй организовать вашу работу. Авось что и получится.

Старик хитро прищурился, встал и, похлопав Гарри по плечу, пошел по осыпающейся маленькими камешками круче наверх, от реки, в деревню. Гарри оглянулся и увидел нескольких человек, переминающихся в стороне. Он подозвал их взмахом руки. Когда все собрались, Гарри начал объяснять:

– Здравствуйте! Старейшина сказал, что вы захотели мне помочь, и я очень благодарен вам за это. Поэтому давайте сразу примемся за дело!

Гарри снова воспылал своей задумкой и в течение часа рисовал на прибрежном песке чертежи будущего водяного колеса. Сельчане, обступившие его, внимательно слушали и иногда задавали вопросы. Гарри удовлетворенно заметил, что на удивление многие понимают его рисованные схемы. Через некоторое время рядом с Гарри уже никого не было. Все занялись своими делами. Лу с группой мужчин направился в лес заготавливать бамбук, гончар Аллан с вереницей детишек набирал влажную глину рядом с речкой и переносил в свою гончарную. Работа закипела. Создание водяного колеса потребовало нескольких дней интенсивной работы практически всех жителей деревни. Оказалось, что лопасти лучше облегчить и сделать из ткани. Водопровод получился достаточно длинный и его удалось смонтировать только до площади деревушки, что тоже оказалось неплохо. Когда устанавливали громоздкое колесо, пришлось вкапывать опоры глубоко в дно речки, а потом еще и вбивать их тяжелым деревянным молотом. Но Гарри не тяготила такая работа. Он смотрел, как постепенно очертания его идеи принимают весьма реальный вид. Он бегал по стройке и, видя, что кому-то нужно срочно помочь, без промедлений включался в работу, чтобы та продвигалась быстрее. Но так или иначе конструкция была изготовлена и установлена через две недели. Она была большая, выше любого дома в деревне. Колесо могло приподниматься над водой и опускаться для работы.

Наконец, время запуска водовода наступило. На этот раз на берегу речки собралась вся разномастная деревня. Неугомонные детишки бегали то там, то сям, часто мешая взрослым. Женщины, оторвавшись от своих повседневных дел, собрались в стайку и оживленно разговаривали. Мужчины, стоящие поодаль, с нетерпением потирали руки. Все ждали старосту. Он не задержался. И, когда солнце встало в зените, старик с довольным видом махнул Гарри, и тот с помощником, применив длинный рычаг из бамбука, опустил колесо в быструю воду речки. Какое-то время ничего не происходило, но постепенно сила текущей воды стала упираться в лопасти, образуя буруны. Затем колесо медленно стало поворачиваться вокруг своей оси, сделанной из толстого стебля бамбука. Раздались скрип и кряхтение, движение колеса все более усиливалось, и вот первый сосуд с водой, оказавшись наверху, стал разворачиваться горлышком вниз, и из него в бочку, стоящую на самом верху, вылилась вода. Затем пришел черед другого сосуда, потом третьего. Вода с плеском наполняла бочку. Потом раздалось журчание воды по водоводу, сделанному из полых бамбуковых стволов. Вся конструкция проработала уже какое-то время, когда от деревни в клубах пыли показалась стайка бегущих мальчишек. Они, запыхавшиеся, но довольные, подбежали к реке с радостными криками:

– Течет! Течет! Вода пошла! Ура-а-а!

Теперь пришла очередь Гарри улыбнуться широкой, довольной и по-детски счастливой улыбкой. Маленькое дело было сделано! Вдруг он неожиданно увидел, как от группы веселых и щебечущих женщин отделилась изящная фигурка и пошла по направлению к нему. Вскоре он узнал свою новую знакомую. Гарри обрадовался ей, и в нем с новой силой зашевелилось приятное чувство симпатии. Девушка была высокой, примерно его роста. Идеальные пропорции ее изящного тела не могло скрыть длинное до пят простое платье. У нее были светло-русые волосы, аккуратно заплетенные в толстую и тугую косу. Когда она подошла ближе, Гарри с удовольствием отметил правильные черты лица, аккуратный носик и чувственные влажные губы. Ее глаза были темно-зеленого цвета.