Пути к спасению
© Издательство «Сатисъ», оригинал-макет, оформление, 2007
Святитель Феофан Затворник. Жизнеописание
Епископ Феофан – в миру Георгий Васильевич Говоров – сын священника Владимирской церкви, села Чернавска, Елецкого уезда, Орловской губ. Родился он 10 января 1815 г. Благочестивые родители воспитали его в церковном духе, так что с раннего детства он возымел крепкую любовь к Церкви. Недаром и писал он потом, что церковность – самое могучее средство правильного воспитания детей.
Окончив Ливенское духовное училище, он поступает в Орловскую духовную семинарию, которую с успехом заканчивает в 1837 г. Высшее образование святитель Феофан получил в Киевской Духовной Академии, которую он блестяще закончил со званием магистра богословия. В Академии все его помнили, как скромного и благоговейного юношу. Об этом времени он так писал: «Река жизни нашей пересекается волнистой полосой юности. Это время вскипания телесно-духовной жизни. Тихо живет дитя и отрок, мало быстрых порывов у мужа, почтенные седины склоняются к покою; одна юность кипит жизнью. Надобно иметь очень твердую опору, чтобы устоять в это время от напора волн… Что сказать о том, кто не только не любил христианской жизни и истины, но даже никогда и не слыхал о них?.. Он – дом без ограды, преданный разграблению или сухой хворост, преданный горению в огне…»
Будучи студентом Киевской Духовной Академии, он много раз посещал Лаврские пещеры. Здесь, очевидно, у него и созрела мысль об отречении от мира. За несколько месяцев до окончания курса Георгий Васильевич Говоров принял монашеский постриг. В иночестве он нашел свое истинное призвание; к этому его располагали и естественная доброта сердца, и голубиная кротость, и снисходительность, и доверчивость к людям, да и некоторая застенчивость в обращении. По всему видно было, что он не создан для поприща житейской борьбы и суеты. Вскоре его посвящают во иеродиаконы, а затем – в иеромонахи. После пострижения он посетил Лавру, где подвизался старец иеросхимонах Парфений. Этот умный молитвенник так наставлял молодых монахов: «Вот вы, ученые монахи, набрав себе много правил, помните, что одно важнее всего: молиться и молиться непрестанно умом в сердце Богу – вот чего добивайтесь».
Успешно окончив Академию с титулом Магистра Богословия, иеромонах Феофан назначается ректором Киево-Софийских училищ и преподавателем латинского языка. Около пяти лет занимал он эту должность. Взгляд свой на воспитание он выразил в таком духе: «Воспитание из всех святых дел – самое святое… Надобно так расположить дух учеников, чтобы у них не погасло убеждение, что главное у нас дело есть Богоугождение, а научность есть придаточное качество, случайность, годная только на время настоящей жизни. И потому никак не должно ставить ее так высоко и в таком блестящем виде, чтобы она занимала все внимание и поглощала всю заботу. Нет ничего ядовитее и гибельнее для духа христианской жизни, как эта научность и исключительная об ней забота. Она прямо ввергает в охлаждение и потом навсегда может удержать в нем…»
13 декабря 1844 г. Его назначают бакалавром нравственного богословия в С.-Петербургскую Духовную Академию. Но когда в 1846 г. его причислили к соборным иеромонахам Александро-Невской Лавры, он подал прошение об увольнении, как бакалавра и помощника инспектора Академии. Он весь, безраздельно хотел отдаться иноческому служению… Скоро промысл Божий указал ему иное призвание: его назначили членом Русской миссии в Иерусалиме, где он пробыл до 1853 года.
Вид Палестины, ее холмов и долин, светлых озер и источников удивительно ярко воскрешает в нашем сознании библейские события. Можно представить, как богато питалась душа о. Феофана священными воспоминаниями. Его влекло в древние обители Палестины, в знаменитую Лавру св. Саввы Освященного… Там он мог и слышать поучительные рассказы и сам наблюдать уединенную жизнь подвижников. В 1855 г. он стал настоятелем посольской церкви г. Константинополя, где многое узнал об Афоне и тамошних подвижниках.
В 1859 году архимандрит Феофан посвящается в епископский сан, с назначением на Тамбовскую кафедру, где он служил до 1863 г. Отсюда его переводят во Владимир, где он открывает женское епархиальное училище и начинает издавать «Владимирские епархиальные ведомости». Как на Тамбовской, так и на Владимирской кафедре Владыка Феофан был неутомим. Он очень часто служит, всегда проповедует, путешествует с целью личного знакомства с паствой, возвращает заблудших в лоно церкви, заботится о духовно-учебных заведениях, открывает церковно-приходские школы, возобновляет храмы Божии – на все простиралось его заботливое архипастырское попечение.
Вскоре святитель Феофан сподобился великого утешения: присутствовать при открытии мощей святителя Тихона Задонского. С юных лет он горел любовью и благоговением к памяти святого Тихона. И здесь, при раке новоявленного святителя, у него сложилось твердое решение идти по его стопам. Оставив Воронежскую кафедру, он удаляется в Задонск, чтобы посвятить себя созерцательной жизни. Как святитель Тихон, так и святитель Феофан решил всю свою ученость посвятить служению Церкви в качестве аскета-затворника.
С 1871 года преосвященный Феофан предался полному затвору в Вышенской пустыни – бедной и как бы затерявшейся в лесах Тамбовской губернии. Для совершения богослужения святитель Феофан устроил себе маленькую церковь, выделив для этого часть гостиной. Вместо иконостаса, была простая занавесь из дешевой материи, которой алтарь был отделен от остальной части церкви. В свою келью, кроме келейника, духовника и настоятеля обители, являвшихся к нему по временам, никого не принимал.
Узнав о великом подвижнике, люди со всех сторон стали письменно обращаться к нему за советами; и святитель Феофан, не нарушая своего затвора, не отказывал никому в духовном наставлении. Ежедневно он писал около сорока ответных писем. В них он выражает отеческую заботу к одним, других наставляет, вразумляет, иным отвечает на те или иные вопросы христианской жизни, тех утешает в скорбях, иных предостерегает от разного рода заблуждений и увлечений. Следя из своего затвора за современною жизнью и мыслью, особенно церковной, святитель Феофан со всею ревностью сильного борца Православия встает на защиту его при первом появлении какого бы то ни было учения, противного духу Православия.
В 1883 г. на письмо одного из племянников, где тот просит у него темы для сочинений, преосв. Феофан отвечает ему следующими словами: «Вы просите тем – их легче решать, чем задавать. Я той мысли, что всего лучше писать о том, что падет на сердце: ибо там настоящий источник речи.– Если со вне нужен толчок, то вот он: нас съедает протестанщина, – пашковство, штунда, толстовщина и подобное – все оттуда. Так берите разные пункты мудрований сих,– и бейте их без милости.– Писали вы о том, что есть истина, и нашли, что она есть только в учении Христовом. Идите далее и решайте, где учение Христово. Решайте так: в слове Божием, понимаемом по учению, устно оставленному Апостолами, и хранимому св. Православною Церковью, – с дополнениями из Предания и того, чего нет в Писании Божием… – Этим положите камень – в основу борьбы с протестантами. Затем можете колотить их очень успешно во всем.– Читайте больше св. отцов и их изучайте, – особенно первых веков (3–4-й). Там дух Апостольский. Ведь и у нас много суемудрецов, которых тоже нужно бить. Если не упустите заняться ими: то они сами направят вас на то, чем надо заняться и что написать» (Из письма к племяннику И. А. Крутикову).
Со временем жизнь святителя Феофана сделалась сокровенною для людей, а ведомою одному Богу. Даже на прогулку, для пользования свежим воздухом, преосв. Феофан в годы полного затвора выходил на балкон при своем флигеле так, чтобы никто не мог его увидеть.
О жизни святителя в полном затворе можно передать небольшие сведения – частично по некоторым его собственным замечаниям, частично по свидетельству близких лиц, наконец, по тому, что открылось в его кельях после его кончины. В церквушке во имя Богоявления Господня, устроенной в келье, он совершал богослужения или вычитывал, что нужно в положенные часы. Там-то он, в первые десять лет полного затвора каждый воскресный и праздничный день, а в последующие годы ежедневно, совершал и Божественную Литургию, также один, «в сослужении ангелов», по выражению одного инока. В алтаре церковке, на стене, по кончине святителя, нашли подвешенный мешочек, весь наполненный записочками с именами лиц, просивших святителя поминать их в своих молитвах.
Рядом с келейною церковью преосв. Феофана находился его рабочий кабинет. Здесь он занимался изучением святоотеческой литературы, которую суммировал в своих вдохновенных творениях и письмах.
Перед праздниками Рождества Христова и Пасхи, получив пенсию, он почти всю ее рассылал по почте разным бедным и родным, оставляя себе лишь немногое на необходимые потребности. А другим рассылал он безвозмездно книжки свои, также соответственно потребности. Святитель сам первый был строгим исполнителем правила, которое предлагал другим к исполнению, а именно: «Не говори требующему помощи: приди завтра; сделай для него сейчас, что можешь. И просить себя долго не заставляй, это похоже на торг». И он спешил с помощью вещественною или духовною ко всякому нуждающемуся. Письма преосв. Феофана часто представляли собой целые трактаты ученого или популярного характера. В пособие своему замечательному уму и памяти, преосв. Феофан обладал обширною келейною библиотекой, которую постоянно увеличивал, выписывая русские и иностранные книги.
Среди книг разного содержания были: «История России» Соловьева, «Всемирная история Шлоссера», сочинения Гегеля, Фихте, Якоби, Ульрици, энциклопедический словарь, богословская энциклопедия на французском языке в 150 томах и много других. Ибо, как говорил святитель, «и книги с человеческими мудростями могут питать дух. Это те, которые в природе и в истории указывают нам следы премудрости, благости, правды и многопопечительного о нас промышления Божия… Бог открывает Себя в природе и истории так же, как и в Слове Своем. И они суть книги Божии для тех, кто умеет читать» («Душеп. Чтение», 1894 г., № 4).
Но, как само собою понятно, у преосв. Феофана, как человека истинно духовного, более всего было книг духовного содержания: издания Библии, Симфонии, толкования на Библию, творения св. отцов и учителей Церкви вселенской (св. Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Исаака Сирина, аскетические писания, полное издание Миня); и русской (св. Нила Сорского, Димитрия Ростовского, Тихона Задонского и др.); богослужебные книги – Четьи-Минеи, прологи и т. д., почти все духовные журналы, и прочие.
Кроме писания, преосв. Феофан в своем затворе занимался еще разного рода рукоделиями. «Нельзя все духовным заниматься – писал он,– надо какое-либо нехлопотливое рукоделие иметь. Только браться за него надо, когда душа утомлена, и ни читать, ни думать, ни Богу молиться не способна». «Есть ли у вас какое рукоделие? Если нет, изобретите. Без рукоделия плохо. Читать и молиться (разумею молитву, во вне выраженную) нельзя непрестанно. А праздно сидеть, мысли блуждать начнут, так и надо в помощь себе рукоделие изобрести» (Письма, 1-й вып.).
Так среди молитвенных подвигов, в церковке и келье совершаемых, среди разного рода умственных занятий и рукоделий у святителя-затворника подлинно не проходило ни минуты без дела. А затем уже немного времени оставалось на удовлетворение телесных нужд сна и бодрствования. Такой подвижник духа, каким был святитель Феофан, не нежил своего тела продолжительным сном, роскошными и многими яствами и пр., напротив, он умерщвлял его всячески, по заповеди св. отцев-подвижников, которую сам же, в русском переводе, предложил ревнующим о спасении: «Должно нам смирять и истощать свое тело воздержанием, а не поблажать ему сластями, чтоб удостоиться царства небесного» (Письма о Хр. жизни).
Незатейливым был порядок обыденной жизни святителя-затворника. По окончании литургии, святитель легким стуком давал знать келейнику о времени утреннего чая. После чая владыка занимался умственными работами, плодами которых были его многочисленные писания и письма. В час дня был у него обед, за которым в последние годы святитель в скоромные дни вкушал только по одному яйцу и по стакану молока. В четыре часа по полудни подаваем был чай; а ужина совсем не было. В постные дни, конечно, еще более усиливалось телесное воздержание святителя-подвижника, которого питали и укрепляли только духовные занятия и молитвенные подвиги.
Что побудило святителя Феофана предаться полному затвору после немногих лет обычного пребывания на покое в Вышенской пустыни? – Без сомнения, главным побуждением к тому служило искреннее, сознательное, выработанное долговременным опытом жизни в иноческом чине, желание полного, совершенного отрешения от мира и всего, что в мире. Ободряющими же к тому для него, как епископа, примерами могли служить такие высокие примеры, как – из истории Церкви вселенской – пример св. Исаака Сирина, а из истории Церкви Русской – пример столь чтимого преосвященным Феофаном святителя Тихона Задонского.
Однако, сам святитель Феофан, оставивший епархиальное служение на 52-м году своей жизни и после долговременного искуса в иноческой жизни, не сразу по удалении на покой посвятил себя полному затвору, а лишь через шесть лет после удаления в Вышенскую пустынь. Он глубоко сознавал высоту подвига затвора полного и потому, как других иноков предостерегал от поспешности в исполнении желания предаваться полному затвору, так и сам не спешил.
«Хотелось бы, говоришь, в затвор. Раненько, да и нужды нет. Один же живешь. Когда-когда кто зайдет. А что в церкви бываешь, это не разбивает твоего одиночества, а утверждает, или дает тебе силу и дома проводить время молитвенно. По временам можно день-другой не выходить, все с Богом стараясь быть. Но это у тебя и так само собою бывает. Так нечего загадывать о затворе. Когда молитва твоя до того укрепится, что все время будет держаться у тебя в сердце пред Богом в благоговении, не выходить из него, и ничем другим заняться не захочет. Этого затвора ищи, а о том не хлопочи. Можно и при затворенных дверях по миру шататься, или целый мир напустить в свою комнату» (Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни, стр. 298).
Сам святитель, не довольствуясь общественным служением с его разного рода отвлечениями от всецелого посвящения себя на служение Богу, на поиски единого на потребу; сперва удалился от дел общественного служения, а затем, когда увидел, что при общежительных условиях иноческой жизни все же многое препятствовало ему всецело предаваться Богу и уединенно беседовать с Ним единым, перешел к полному затвору. Правда, бывали минуты, когда и он сам допускал и другие внушали ему мысль о возвращении к общественному служению в звании епархиального архиерея, в виду полноты сил душевных и телесных, которыми он еще обладал. Но скоро мысль о высокой цели пустынножительства, – о том. что в пустынном уединении он несет особого рода службу Церкви, – побеждала всякую мысль о возвращении в мир.
«Потому св. отцы наши, – писал он сам со слов св. подвижников востока христианского,– поселялись в пустынях, горах, лаврах, монастырях, кельях и пропастях земных, затворах, столпах, чтобы, удаляясь от всего другого, через совершенное терпение, послушание и отсечение воли своей очиститься от страстей и укрепиться в добродетели в общежительных обителях или в уединении и в совершенном отшельничестве воспитать добрые нравы и чувства, посредством трезвения, соблюдая ум не развлекаемым нечистыми помыслами, в надежде или тем. или другим способом обрести Бога, ради Которого поднимали все труды и подвиги, как телесные, так и душевные» (Сб. аскет. пис., стр. 96).
Так жительствовал в Вышенской пустыне святительзатворник во все многолетнее время своего в ней пребывания, молясь не только о себе, но и о других, трудясь в области духовной письменности уже прямо не ради себя, а ради ближних и достигши того, о чем торжественно и велегласно поет святая Церковь по отношению к пустынникам: «Пустынным непрестанное Божественное желание бывает, мира сущим суетного кроме».
В своих писаниях преосв. Феофан является и проповедником, и истолкователем источников богословия – св. Писания и св. Предания, и богословом-систематиком, и прекрасным переводчиком, и вообще духовно-нравственным писателем, «светом миру» (Матф. 5:14), сиявшим в такое время, когда, с одной стороны, мгла западничества, с его лжеверием, различного рода заблуждениями и нравственным развращением, сильно облагала умы и сердца наших соотечественников, а с другой, и в самом русском обществе древние устои верований, убеждений и строгой нравственности очень уж были расшатаны, и тьма все более застилала духовные очи своих современников. Они не могли не видеть этих верований и убеждений преосв. Феофана – и это да послужит им, как предтечам антихристовой революции, в суд и осуждение.
«Сколько знамений показал Господь над Россиею,– писал в скорби святитель Феофан, – избавляя ее от врагов сильнейших и покоряя ей народы! Сколько даровал ей постоянных сокровищ, источающих дивные знамения, – в св. мощах и чудотворных иконах, рассеянных по всей России! И однако же, во дни наши Россияне начинают уклоняться от веры: одна часть совсем и всесторонне впадает в неверие, другая отпадает в протестантство, третья только сплетает свои верования, в которых думает совместить и спиритизм, и случающиеся геологические ошибки с Божественным откровением. Зло растет; зловерие и неверие поднимают голову; вера и православие слабеют. Ужели мы не образумимся?.. И будет, наконец, то же и у нас, что, например у французов и других… А если это будет, что думаете, будет нам за то в день судный, после таких Божиих к нам милостей? Господи! спаси и помилуй Русь православную от праведного Твоего и надлежащего прещения!» (Мысли на каждый день года по церк. чт. из слова Божия, стр. 233, 306, 371).
Сам свят. Феофан, как строгий аскет-подвижник, в своем нравоучении – «весь в Боге» – «В чем все дело заботливости о спасении души?» – спрашивает он. – «В том, чтобы иметь Бога своим Богом и себя сознавать Божиим». Соответственно этому все нравственное учение преосвященного Феофана направлено к тому, чтобы наглядно показать: «как дойти до спасительного желания богообщения и ревностно пребывать в нем и как безбедно пройти к Богу среди всех распутий, возможных на сем пути, по всем степеням» (Путь ко спасению, стр. 6). Поэтому в своем нравоучении «он берет человека на распутьях греха, проводит огненным путем очищения и доводит до возможной для него степени совершенства, в меру возраста исполнения Христова» (там же, стр. 9).
Средство к достижению этой цели можно обозначить вообще как прогрессирующую победу духа над телом. Признавая в человеке три составные части его существа: дух, душу и тело и видя в духе божественную часть в человеческом существе – тот «образ Божий», который Творец напечатлел на своем создании, еп. Феофан считает нормальным и целесообразным лишь такое соотношение составных частей человеческого существа, когда дух, восстановив в себе присущие ему свойства и стремления – в страхе Божием, в действии совести и в желании лучшего мира – покоряет себе душу и тело. «Тогда в душе царствует страх Божий, добросовестность и несвязанность ничем внешним, тогда «является желание и производство бескорыстных дел или добродетелей… душа совершает дела не потому, что они нужны, полезны и приятны, но потому, что они хороши, добры и справедливы». Тогда «плоть подчиняется духу и ему работает, теряя свои естественные права – на пищу через пост, на сон через бдение, на покой через непрерывный труд и утомление, на услаждение чувств через уединение и молчание».
«Тело есть нечто внешнее для души, нечто такое, что она должна отделять от себя и, почитая своим, не сливать с собою», ибо оно, после грехопадения первых людей, сделалось седалищем страстей, так что если оно будет в силе, то дух ослабеет, ибо «плоть крепнет за счет духа… дух… за счет плоти» (Путь ко спасению, стр. 318).
Но в ослаблении духа повинным бывает не одно тело, – и душа привносит сюда свою нечистую долю. – «В сущности, потребности тела нашего – говорит преосв. Феофан – просты и бесстрастны. Посмотрите на животных: не объедаются, лишнего не спят, удовлетворив плотскую потребность в свое время, затем целый год остаются спокойны. Это лишь душа, забыв свои лучшие стремления, настроила себе из простых потребностей тела множество противоестественных стремлений, ставших, по безмерности своей, противоестественными и телу» (Мысли на каждый день года, стр. 164).
Сняв, так сказать, через это часть вины с тела и относясь одинаково недоверчиво как к телу, так и к душе, одинаково поврежденной грехом, преосв. Феофан видит единственный путь ко спасению – в подчинению их духу. Он с грустью сопоставляет состояние и соотношение этих составных частей – в грешнике и в ревнующем о спасении: «Где у одного голова, у другого ноги. Один весь в Боге и живет духом с умерщвлением низшей части и подчинением себе средней; другой – вне Бога, в чувственно-животном мире, живет фантазией, мятется желанием, поражается страстями и извращением душевной деятельности» (Начерт христ. нравоуч., стр. 325).
Переходя к характеристике христианского учения, святитель Феофан говорит: «Природа наша повредилась чрез падение. Христианство во всем своем строе есть восстановление сей природы в первый чин. Следовательно, оно есть в существе своем насилие природы, как она в нас теперь есть. Самопротивление и самопринуждение суть первые формы проявления жизни христианской, спасительной, ведущей к цели. На природу никогда не следует ссылаться, или на нее опираться безусловно,– ибо она совмещает в себе смесь должного с недолжным. Поэтому, перерабатывая себя, надо не на природу смотреть, а на норму совершенства, предлагаемою христианством» (Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни», Душеполезное чтение, 1882 г., стр. 173). Преосвященный Феофан подробно излагает способ, так сказать одухотворения человека, борьбы и победы над душою и телом. Он как бы игнорирует душевную жизнь, служащую у него синонимом жизни мирской.
Для духовной жизни развитие душевной жизни совсем не требуется. Духовная спасительная жизнь начинается и развивается независимо от душевного развития. Отсутствие последнего никакого ущерба не причиняет первой и достоинства ее не умаляет. Душевное все, и в самом лучшем его виде, цену получает только тогда, когда вполне подчиняется духовности, само же по себе – ничто для вечности (там же, стр. 480).
Но в то же время святитель Феофан и не враг мирской жизни, с ее прогрессом и цивилизацией. – «Не подумал бы кто, говорит он в одной из своих проповедей, что мы восстаем против всякого усовершенствования и всякого изменения к лучшему. О, нет! Бог благословит всякое доброе улучшение; да благословит и труды тех, которые посвящают себя на это! Мы хотим только сказать, что истинною мерою благотворности улучшений должна быть сообразность их с духом веры, и что все, охлаждающее к вере и отчуждающее от церкви, все, заставляющее нарушать уставы ее и требующее перемены в них, все, приводящее к забвению божественного устроения вещей, не должно считаться признаком и плодом истинного усовершенствования и преуспеяния (прогрессом), а наоборот, возвращением назад (регрессом), нисхождением и пагубою. (Слова к Владимирской пастве, 1869 г., стр. 40). В руководство для своей воли христианин должен принять все устроение церкви «С ее догматами, заповедями, таинствами, священнодействиями, канонами и достодолжным руководством»: – «вместо верности началам гуманности, ставится обязательною верность обетам крещения и, вместо прогресса, стремящегося в неопределенную даль, – стремление к почести высшего звания о Христе Иисусе (Начертание христианского нравоучения», стр. 28).
«То язык моралиста-язычника, неведомый в Церкви Христовой, где превозносится гуманность и цивилизация, ибо в настоящее время мы потеряли всякое чувство самосохранения истинного. Ведемся же как ведомые прямо на пагубу, и никакой заботы о своей участи. Опустили руки, предались нечувствию; что будет, то будет! Вот каково положение наше! Не от того-ли так часты самоубийства? И это – плод нынешних учений, нынешних взглядов на человека и его значение! Вот вам и прогресс (Мысли на каждый день года» Дом. Бес. 1871 г., стр. 70). Когда человек, вместо усвоения ложных мирских начал, обратится смиренно к спасительному руководству Церкви, тогда всесильная благодать Божия вселяется в человека через таинства. Она разделяет в человеке душу и дух, возвращает последнему силу восстановить свойственные ему стремления и действия,– страх Божий, совесть, неудовлетворенность ничем мирским и жаждой богообщения. Тогда все силы и способности в человеке начинают действовать совершенно иначе, чем они действовали прежде в греховном человеке, преданном миру, – и христианин, при содействии благодати Божией, тогда «огненным путем очищения» и борьбы со своим эгоизмом и страстями освящает все естественные органы своей воли, как душевные, так и телесные. И – как орел, поднявшись с земли, легко и свободно парит в высших сферах воздушных, где и воздух чист, и нет суеты земной, – так и он восходит на высшую степень бесстрастия,– «Чем выше от земли, тем меньше бывает колебаний и движений в воздухе, а там, на самой высоте, – все тихо и спокойно,– ни бурь, ни громов, ни молний. Это образ покоя, какой обретает душа, погасившая всякое пристрастие земное и сердцем живущая на небесах, в непрестанной теплой молитве и не отходя от предстоянии Богу» (Слова к Тамбовской пастве» 1861 г., стр. 247). Тогда только человек доходит до такого состояния, что даже отрешается от жизни с людьми, готовый сказать вместе с Арсением Великим: «люблю вас, но не могу быть вместе с Богом и с людьми» «(путь ко спасению, стр. 385). Тогда является степень той любви, которая есть «подательница пророчества, причина чудотворений, бездна просвещения, источник огня божественного» (там же, стр. 392). Хотя – этого вожделенного покоя Божия «здесь достигают редкие, но там на небесах все, своим однако ж чином… Это и есть блаженство вечное» («Письма к разным лицам» Душ. Чт. 1882 г. стр. 377).
Святитель Феофан не высоко ставит жизнь душевную, мирскую.– «Житейская жизнь, говорит он, есть жизнь душевная, следовательно не такая, которой жить должен человек, ибо он должен жить жизнью духовную, чтобы быть таким, каким предназначила ему быть творческая десница Божия. Житейская жизнь при всем своем совершенстве цены не имеет. Цену она может получить лишь тогда, когда одухотворится влиянием на нее духа, или когда она примет в руководствующие и направляющие начала для себя – начала духа, т. е. страх Божий, совесть и жажду Бога (с недовольством благами земными) или покой в Боге.
А духовная жизнь сама по себе имеет цену, делая человека таким, каким он должен быть по намерению Творца своего» («Письма к разным лицам», Душ. Чт. 1880 г. стр. 74). Ценя так высоко духовную жизнь, святитель Феофан, сам строгий подвижник и аскет, горел только одним желанием, чтобы и все верные сыны Церкви, если не шли в пустыни, в монастыри, то во всяком случае, живя в мире, проникались тем духом и принципами, которые свойственны подвижничеству; ибо в этом – единственный путь ко спасению.
В то же время он постоянно подчеркивает, что тело наше по естеству и первоначальной природе чистое и предназначено быть постоянным спутником и другом души и, следовательно, вовсе не является принципом зла или темницей духа (как по учению Платона), а только после грехопадения получило слишком большое преобладание и перевес над душою и духом. «Есть и предел, выше которого заходить нельзя: не выдержит тело». В удовлетворении всех потребностей тела есть наименьшая мера. Закон подвига здесь таков: дойди до сей последней меры и остановись в ней, так, чтобы с этой стороны уже не быть беспокойным; а затем все внимание и весь труд обрати на внутреннее… Тело – не враг. Поставь его в свой чин, и оно будет самым надежным тебе подружием… Отчего разлив плотских утех и страстей? От услужливости душе плотоугодливой… Раздвигая пределы в количестве и в качестве, душа, в надежде почерпнуть здесь полноту блага, доходит до бешенства (мании) в своих плотоугодливых стремлениях, и все же не находит искомого, а только расстраивает себя и тело – себя потому, что не то дает себе, что должно, тело потому, что для него положена во всем естественная мера, нарушение которой разрушительно для него. Напрасно говорят, что подвижники враждебно относятся к своему телу. Они только поставляют его в свой чин, и удовлетворение потребностей его – в свою меру, с подчинением, конечно, сей меры своим особым целям. Тело есть орудие души для выполнения ее цели пребывания на земле («Сижу и думаю», Домашняя беседа 1869 г., стр. 4–5).
Заключительные слова приведенной тирады объясняют необходимость борьбы со страстями: ибо если тело – орудие души, а душа – орудие духа, то очевидно, что ввиду целесообразного развития своей природы, человек должен обходиться несколько сурово со своей душевно-животной природой. Тем более это необходимо, что страстная, греховная сторона в человеческой природе получает еще сильное подкрепление от мира и диавола. Отсюда – необходима борьба. Путь ко спасению нельзя пройти без самоотречения и борьбы со своим эгоизмом, с миром и диаволом. Необходимо подвижничество. Напрасно говорят, что подвижничество свойственно только монахам, а не мирянам,– «Монахи-то ведь христиане и должны ревновать о том, чтобы быть истинными христианами. Стало быть монахи с мирянами сходятся в главном деле; как же наставления монахов могут не идти к мирянам? Есть часть у монахов, не идущая к мирянам, но она касается только внешнего порядка жизни и отношений, а не внутренних расположений и духа. Последние должны быть у всех одинаковы, ибо «един Господь, едина вера, едино крещение» (Еф. 4:5). Вот почему добрые миряне, ревнующие о спасении души, читать – не начитаются аскетических отеческих писаний Макария Великого, Исаака Сирианина, Лествичника, св. Дорофея, Ефрема Сирина, Добротолюбия и пр. О чем пишется в этих писаниях? О том как победить страсти, как очищать сердце, как насаждать в нем добрые расположения, как молиться и преуспевать в молитве, как благоустроять свои мысли и хранить постоянно внимание нерассеянным и прочее. А это разве не должно быть предметом забот всякого христианина?
«Когда Божие отставлено на задний план, говорит он, тогда в обществе начинает водворяться эмансипация (отход) от Божеских требований,– в умственном, нравственном и естественном отношениях, и секуляризация – служение духу времени, политики, обычаев, увеселений, а затем и воспитания, и всех учреждений;… общество склоняется к повальному безверию» (Мысли на каждый день). Что касается мистицизма и квиетизма в религии, то святитель Феофан твердо придерживался того мнения, что это есть болезненные порождения ложно направленной религиозности, протестантизма и реформации. «Они искали живого общения с Богом, надеясь своими усилиями… завладеть тем… чего надлежало ожидать от милости Божией» («Письма о духовной жизни» стр. 296).
Вообще, вопрос об отношении личности к Божественному авторитету у епископа Феофана тесно связывается с вопросом о Церкви. Она у него является самым надежным и твердым оплотом истины. Ибо, руководимая Духом Святым, она на основах Св. Писания и Св. Предания непогрешимо ведет своих чад ко спасению, лишь бы они оставались верными ей, со всеми ее дарами и учреждениями. – «Хочешь спастись? говорит святитель Феофан,– веруй всему богооткровенному учению, и, приемля благодатные силы, через св. таинства, живя неуклонно по заповедям Божиим под руководством богоучрежденных пастырей и в послушании им, – но все это в духе Св. Церкви Божией, по ее законоположениям, – и с нею состоя в живом союзе,– и спасешься» (Письма к разным лицам).
Святитель Феофан всегда остается верен себе, ибо везде стоит на незыблемой почве древнего православного христианского созерцания. Взгляды его на западные увлечения всегда определенны и точны. Хочется привести одно место из сказанного им слова в С.-Петербурге, по поводу гуманизма и реформации – этих детищ западной мысли. Он здесь с удивительной силой поучает нас: «Начавшаяся с 15-го века, после того как сатана был связан тысячу лет, эпоха гуманизма и возрождения в сущности есть отвержение образа восстановления, учрежденного Господом Иисусом Христом, с враждебным вооружением против Него, и покушение самодельно восстановить и совершенствовать себя, через развитие различных стихий падшей природы человека, по образцу и духу язычества, в котором они во всей силе… По усвоении новых начал умом и сердцем прежние христианские формы жизни показались стеснительными. Решили стряхнуть эти узы. Реформация сделала первый шаг… Ее дочь – вольномыслие – перенесло в тогдашний мир и общество,– после нравов и обычаев, после порядков жизни и утех,– и весь образ мыслей, действовавший в мире языческом до пришествия Христа Спасителя. Тут повторились все заблуждения языческие, только в другой форме и других словах (явились дуалисты, пантеисты, материалисты, сенсуалисты, скептики, атеисты) и вытеснили истину Божию из области ведения человеческого… Кончилось это тем, что обожили разум и свободу и, под видом языческих богов и богинь, внесли в храм идолов их для всенародного чествования» (Слова С.-Петер. Дух. Академии Ректора архим. Феофана, стр. 122).
Таким образом, уже одни заглавия сочинений преосв. Феофана: «Письма о духовной жизни», «Путь ко спасению», «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться» и т. п. – показывают, что главной темой его писаний по христианской этике было показать важность, великое достоинство духовной жизни и путь к ней, путь постепенного одухотворения человека.
В преосвященном Феофане, по устроению Господню, обилие даров духовных соединялось и с обилием внешних, телесных добрых качеств. Внешний вид его был приятный и красивый: роста небольшого, темно-русые жидкие волосы скромно лежали на голове, борода длинная, полуокладистая, лицо чистое, взгляд веселый, особенно в разговоре, брови нависшие. В общем представлял приятное впечатление. В разговоре ласков, шутлив, образен, своеобразен и жив.
Но «красота, – скажем словами преосв. Феофана, – есть, конечно, не незначительный естественный дар. Она занимает место всякой рекомендации перед людьми. Рекомендуемая особа должна уже сама позаботиться о том, чтобы рекомендация не оказалась ложною. Это сделает она стяжанием, проявлением и сохранением нравственной красоты. Сама же по себе внешняя красота – ничто. Она похожа на политуру, придающую блеск вещи, которая может быть, однако, сделана из очень непрочного и грубого материала» (Мысли на каждый день, стр. 48).
Внешнее благообразие у святителя Феофана не только возвышалось в своем достоинстве, но и, можно сказать, обусловливалось его красотою нравственною. Лик архипастыря-затворника прямо святолепный, напоминающий собой иконописные лики угодников Божиих: так внешнее мало-помалу возвышалось до внутреннего в святителе Феофане, по мере его духовного совершенствования. Особенно глаза у святителя были по истине зеркалом души и душевного настроения его: искрившиеся блеском умственной пытливости или живости чувства в детстве и юности, они потом более стали светиться тихим светом глубокой задумчивости, возвышенного настроения чувств, любви и участия к ближнему и т. п.
Еще в детстве он обнаруживал ум весьма светлый, пытливый, доискивавшийся первой причины явлений, быстроту соображения, живую наблюдательность и другие качества, приводившие нередко в удивление окружающих. Еще более возвысился, дисциплинировался и укрепился ум его школьным образованием. Пытливый, глубокий, желавший довести все понятия свои до полной ясности, при том же строго вышколенный ум святителя Феофана никогда не привязывался к излишней формалистике, к схоластике, и всегда сохранял свою самобытность, был в полном смысле самородком, отличался простотою, естественностью, ясностью и удобопонятностью в постановке дела и изложении плодов мысли, что особенно видно в писаниях святителя, доступных всем классам народа.
Святитель Феофан являлся поистине носителем глубокого смирения, кротости и других высоких качеств его душевной и духовной настроенности. Мягкосердечие, кротость, миролюбие составляли выдающиеся черты его характера. Глубокое сознание важности сердца в жизни человека коренилось и в теоретических соображениях его, и в доверии к учению Св. Писания, и в его собственной сердечности, выражавшейся особенно в том обилии любви, которым переполнена была душа его, и которое изливалось широким потоком на всех, не только сродников по плоти, но и вообще на ближних по заповеди Господней (Матф. 19:19 и др.). Любовь в нем была союзом совершенства всех симпатичных черт его характера и усиливалась, расширялась по мере совершенствования его в духовной жизни и утверждения в Боге, в любви Божией.
Черты характера святителя и его настроенность, вообще весь строй его духовно-телесной природы яснее всего отобразились в его собственных писаниях и письмах. Одно глубокое смирение и скромность внушили ему следующие слова характеристики себя как писателя: «Сколько раз приходится жалеть, что не умею писать так, чтобы всех затрагивал. Если бы умел, составил бы такую книгу, что всякий читающий непременно решился бы начать соделывать свое спасение».
Предметы, научение которым занимало святителя Феофана в отношении руководимым им духовно, все сводятся к главному – спасению души. И писания святителя Феофана поистине способны всех затрагивать и всех побуждать к решимости «начать соделывать свое спасение». Недаром святитель Феофан издавна горел любовью к памяти святителя Тихона Задонского, недаром издавна услаждался чтением его писаний. Еще в 1855 году, когда возбуждено было дело об открытии мощей святителя Тихона, преосвященный Феофан писал: «Ах, как радостно, что зачинается дело об открытии мощей святителя Тихона. С детства я люблю его,– и маленьким еще ходил к нему. (Кстати, родина свят. Феофана, Чернавск, Елецкого уезда, была не далеко от Задонска, где почивали мощи святителя Тихона). И писания его все сладки и пресладки! – Ясновидящий!». Не даром о писаниях святителя Тихона преосв. Феофан и прямо говорил, что, «почти всякая статья его ведет к тому, чтобы вразумлять и пробуждать грешников от усыпления». Поэтому он и рекомендовал эти писания для чтения предпочтительно пред другими духовными писаниями. Иначе сказать, только святитель Тихон, по мнению преосв. Феофана, удовлетворял тому идеалу духовного писателя, какой составил себе и старался осуществить в своих писаниях Вышенский затворник-святитель, писания которого, поэтому, подобно писаниям святителя Тихона, по содержанию – душеспасительны, а изложения – просты и удобопонятны для всех.
В книге «Мысли на каждый день года по Церковному чтению» святитель Феофан спрашивает: «Кому страшна смерть?» – и тут же дает четкий и ясный ответ: «Тому, у кого она отнимает все и провождает на тот свет ни с чем. Кто успел запастись нетленным богатством, того надежда утешает в час исхода».
«В час смерти в сознании чередою проходят деяния жизни, отражая в очах и лице умирающего или утешение, или сокрушение, соответственно представляющимся делам. Живущим, пока живут, хорошо почаще приводить это на память».
Святитель Феофан был глубоко убежден, что «жизнь не имела бы никакой цены, если бы не было бессмертия, а при этом, несмотря на ее краткость, значение ее неизмеримо, как вечность» (Мысли на каждый день).
Поэтому-то святитель и дорожил жизнью как средством для цели, – временным для вечного, и потому, с одной стороны, не пренебрегал врачеванием случавшихся с ним немощей телесных, а с другой, строго соблюдал правило: «чтоб прожить до глубочайшей старости, надо пораньше состариться, то есть пораньше взять власть над страстями и следовать внушениям здравомыслия и совести» (там же). И он от юности взял эту власть, твердо держа ее в руках до конца своей жизни, памятуя святоотеческое наставление: «Не тот блажен, кто начал благое житие, но кто пребудет в нем до конца»…
Свою смерть святитель Феофан встретил спокойно, так же, как и ожидал ее покойно. И смерть, – эта вожделенная гостья, пришла к нему в день Богоявления Господня 1894 года. Несмотря на немощи телесные, особенно усилившиеся за последние пред тем годы, святитель-затворник до самого последнего времени не изменял ежедневного порядка своей богоугодной жизни и занятий, ежедневно совершая Божественную литургию в своей малой церковке и, следовательно, ежедневно входя в таинственное общение с Христом Спасителем через причащение Тела и Крови Его; ежедневно отсылая на почту по нескольку писем в ответ на множество присылаемых к нему писем с запросами по различным предметам духовной жизни.
Но уже с 1-го января 1894 года этот порядок жизни несколько расстроился. Не всегда в определенное время святитель давал условный знак (постукиванием в стену) о времени чая или обеда… Накануне кончины, 5 января, владыка, чувствуя слабость, попросил келейника (Евлампия) помочь ему пройтись по комнате. Келейник провел его несколько раз, но владыка, утомившись, отослал его и лег в постель. В самый день кончины святитель совершил по обычаю Божественную литургию и затем кушал утренний чай, но к обеду не давал условного знака долее обыкновенного. Келейник заглянул в рабочий кабинет святителя и, увидев, что он сидит и что-то пишет, не стал беспокоить его напоминанием. Через полчаса владыка подал условный знак к обеду (это было в половине 2-го часа пополудни), но за обедом скушал, вместо целого, лишь половину яйца и вместо целого стакана молока, лишь полстакана. Затем, не слыша стука к вечернему чаю, келейник снова заглянул в комнату владыки в половине пятого часа и увидел его лежащим на кровати. Хотя на минуту и мелькнула мысль у келейника, что быть может святитель лег отдохнуть, однако любящее сердце подсказало ему, что в этом было нечто другое, более тревожное. Подойдя к святителю, он увидел, что тот уже почил навеки, причем глаза его были закрыты, левая рука покойно лежала на груди, а правая сложена была как бы для благословения…
Тело почившего одели в архиерейские одежды. Никто из людей не был свидетелем самой минуты разлучения души от тела в святителе, но зато при облачении почившего, явно для всех присутствовавших, на лице его просияла блаженная улыбка, и таким образом подтвердились
слова, некогда писанные святителем: «В час смерти в сознании чередой проходят деяния жизни, отражая в очах и лице умирающего или утешение, или сокрушение соответственно представляющимся делам». Очевидно, святитель-затворник, деяния которого были богоугодны, имел утешение скончаться в надежде наследия блаженства вечного.
Три дня простояло тело почившего в келейной церкви его, а затем еще три дня в теплой соборной обители до погребения, – и тление не коснулось его: почивший святитель имел вид спокойно спящего человека. При первом известии о кончине чтимого всеми святителя из разных мест стекались десятки тысяч народа отдать последний долг усопшему. Над могилою почившего усердием почитателей памяти святителя воздвигнут был великолепный мраморный памятник с приличествующим оглавлением главных научно-литературных трудов святителя и надписями.
«Память праведника пребудет благословенна», говорит премудрый (Притч. 10:7). И сам святитель Феофан сказал в одном месте своих многочисленных писаний:
«Умершие продолжают и на земле жить – в памяти живущих, через добрые дела свои» (Мысли на каждый день, стр. 38). Поистине, то и другое изречение как нельзя более приложимо к самому же святителю Феофану, память которого и не умрет во веки и пребудет благословенна.
О духовном восхождении и спасении
Святитель Феофан Затворник является одним из выдающихся поборников строго православной святоотеческой традиции в осуществлении христианского подвига духовного совершенства.
В наше неспокойное время духовных поисков, разномыслия, желания найти какой-либо «свой» путь аскезы и богопознания труды св. Феофана Затворника являются лучшим и наиболее верным руководством для всех, стремящихся воплотить и продолжить духовный опыт, веками накопленный Православной Церковью, трудами подвижников веры и благочестия.
Произведения св. Феофана с замечательной полнотой, близостью и точностью отражают в себе дух и характер святоотеческого аскетического мировоззрения, которое было предметом его особенно тщательного всестороннего изучения и всегдашнего неослабного внимания.
Св. Феофан, как выдающийся знаток аскетической и святоотеческой письменности, отразил ее особенности не только в своих многочисленных творениях, но и в своей жизни, проверив истинность аскетических основных предпосылок собственным духовным опытом.
Таким образом, святоотеческое аскетическое мировоззрение, прошедши через призму глубокого и тщательного изучения св. Феофана, сделалось как бы его собственным, так что его мировоззрение, без всякого преувеличения, можно назвать святоотеческим – не только по общему духу и основному содержанию, но также и по самой форме своего выражения и раскрытия, которая совершенно чужда отвлеченности и схоластичности.
В связи с этим, творения св. Феофана – не просто пособия, они приближаются по своему значению к первостепенным источникам православного аскетического мировоззрения и являются одним из лучших практических руководство для всякого желающего идти путем христианского спасения и духовного совершенства.
Митрополит Иоанн
Взыщите господа
Из писем Святителя Феофана Затворника
Пути к спасению
– Ищете Господа? Ищите, но только в себе. Он не далече ни от кого. Близ Господь всем, призывающим Его искренно. Найдите место в сердце и там беседуйте с Господом. Это приемная зала Господня! Кто ни встречает Господа, там встречает Его. И иного места Он не назначил для свидания с душами.
– Благотворений не забывайте, – и милость Божия осенит вас.
– Меньше толковать и больше делать лучше.
– Не судите и Бога будете иметь всегда своим защитником.
– Плоти угодий не творите в малом. Посильное самопринуждение и лишение себя чего-либо, плоти приятного,– есть то же, что подкладывать дров в печку.
– Руки и ноги за делом, а мысль с Богом – се настоящий стоячий человек.
– Читание молитв, стояние на молитве и поклоны составляют молитвенное положение, а молитва собственно идет из сердца. Когда этой нет, – никакой нет.
– Дела нужно так распределить, чтобы внешнее не мешало внутреннему.
– Внутреннее надо налаживать с утра – как глаза откроются. Хранить его весь день, вечером подогреть, и так заснуть.
– Сократить внешние отношения и все наладить на один чин – есть спасительная рамка жизни.
– Когда придет внутренняя молитва, тогда она может заменять отчасти пребывание в храме, но внутренней молитвы ничто так не разогревает, как храм.
– Благослови Господи всему, что дано вам во время говения, обратиться в сок и кровь и стать элементом действительной вашей жизни.
– Господь везде есть и везде Един и той же. Никакое место Его не приближает к вам и никакое не отдаляет.
Когда память Божия есть и поддерживает страх Божий в сердце, тогда все благоспеется добре, но когда она ослабеет, или держится только в голове, тогда все вкривь и вкось.
– Сожалею вместе с вами о ваших потерях. Не поскорбеть нельзя, но вы добре делаете, что растворяете свою скорбь благодушием и преданностью в волю Божию. Биет Господь всякого сына и всякую дочь, коих приемлет. Возблагодарите любовью Божию.
– Ведь с одним Евангелием или Новым Заветом можно целый век прожить, и все читать. Все его читай и до конца не дочитаешь. … Сто раз прочитай, а там все будет оставаться недочитанное.
Помните, я вам писал, вдумываться в дневные чтения, стараясь доводить встречающиеся мысли до чувства. Это занятие бесконечное. Ибо как ни вдумываться, до конца Божеских помышлений не доберешься. Делали вы так?
– Помощь Божия будет сопутствовать вам… но она помощна борющемуся, а не поддающемуся первому удару искушения. Господень и Божией Матери покров буди на Вас.
– Больше всего будьте в церкви – се дом Божий… Господь тут встретит вас и в объятия заключит.
– Положите себе за правило – утром и вечером прочитывать понемногу, стихов по 10 из Нового Завета… с рассуждением и к себе приложением.
– Нет греха больше неуважения и оскорбления матери. Благо обещано, чтущим родителям. А для нечтущих – лишение благ. Вот у вас все и не строится. Извольте сейчас идти к Н. И., падите в ноги и испросите прощения – и впредь обещайте всячески чтить ее… и блюсти покой ее.
– Все выложить, что кроется в сердце,– доброе дело… Это то же, что рвотное при лечении расстройства желудочного. После него здоровье быстро поправляется, а после искреннего раскаяния – быстро начинает исправляться внутренний строй и добрый нрав.
– Читать книги тоже хорошо; и это может при случае дать вразумление… Пристращаться к чтению дурно. Это не ведет к добру, – и восстановливает некую стену между сердцем и Богом. Развивается при сем любопытство и совопросничество пагубное.
– Когда приходят к вам, нельзя же выгонять их палкою вон. Не за худом и не с худом приходят. Отказать им в слове, когда знаете что сказать, так же худо, как не подать милостыню, когда есть из чего. Благослови вас Господи!
– Первое ваше слово об огоньке… что это такое? Ответ: – Когда Бог даст, тогда узнаете. Не вкусивши сладости меда, нельзя понять, что это за сладость. Так и тут. Обнаруживается сие – постоянным чувством к Богу.
Спрашиваете: «не тот ли огонек, когда стоишь на молитве с благоговением и чувством своего ничтожества». Это связано с огоньком, но при нем оно неотходно. Ого-
нек приходит без усмотрения. И всегда почти через таинства исповеди и св. Причастия.
– Делай все во славу Божию, все, что полагается нам течением жизни нашей.
– Вы не находите покоя! Восстановите веру в Господа Спасителя. Ради ее и покаяния все прощается и все несовершенное восполняется. И при вере сей делать по силе все должное. Больше этого ничего и не требуется ко спасению. Неуяснение этого в сознании, а потому предположение… ай, не все сделано… и подавляет, и мучит, и лишает покоя.
– На себя засматриваться слишком не должно. К тому же надежда спасения у нас не в делах наших, а в Господе Спасителе. Кто верует в Господа, тот в области спасаемых. К вере приходит благодать через святое Таинство… И се человек готов в путь следования Христу.
– При всем сознании своего непотребства не теряйте упования спасения в Господе Иисусе Христе. Это последнее значительнее первого. Надо так себя чувствовать, как чувствует утопающий на море, который ухватился и лег на доску, сильную его поднимать и носить над бездной. Он постоянно чувствует, что готов погибнуть, но вместе чувствует под собой спасительную доску. Это есть настоящее изображение всякой души, истинно спасающейся в Господе. Она чувствует, что сама по себе гибнет. Но вместе с тем чувствует, что есть спасение Господом, веры ради в Него. Извольте восстановить в себе это чувство, если оно слабо. Ибо в этом сущность христианства личного, т. е. во всякой душе живущего.
– Начните теперь, в настоящем положении, уединяться дома и часы уединения преимущественно посвящайте молитве все об одном: «Скажи мне, Господи, путь, в онь
же пойду»… Не словом только, и не мыслью только, но и сердечным соболезнованием взывайте таким образом. На уединение такое назначьте или часы какие каждого дня – что лучше, или какие-либо дни недели, ища паче вразумления и Божия указания… Присоедините к сему и пост… чувствительный для плоти. Это будет хорошим подспорьем для молитвы.
Делайте опыты внутреннего отрешения то от одного, то от другого – чтобы ко всему стать равнодушною, и удалиться так, чтобы ничего не тянуло назад. Цель: довести себя до того, чтобы душа рвалась из настоящего вашего порядка жизни как из оков и темницы… Предлагаю вам общее начертание. А приложение и дело на ваше усмотрение.
– Вооружайтесь страхом Божиим и по Его указанию все устрояйте и внутри и потом вне. Посреди сетей ходим. Иной раз думаем, что там-то и нет сетей… а на деле оказывается, что их там премногое множество разостлано по всем стезям и дорогам. Господь да благоустроит вас!
– Помню, что вы жаловались на тщеславие. Это, конечно, злая вещь, но от нее никуда не убежите. Убежите из… тщеславие будет учить вас тщеславиться и тем, что убежали. От него надо отбиваться при делах, какие делаете; и больше ничего, а не бежать от сих дел.
– Так с сего времени поведите дела, чтобы оставалось у вас время для молитвы и назидательного чтения. Самое лучшее время – утренние и вечерние часы. Если захотите, можете сие устроить.
– Положите также – хлопотать о делах внешно, без внутренней хлопотливости и бурления мыслей и чувств. Когда так устроитесь, хлопоты ваши будут вас созидать, а не разорять.
– Молитва – проба всего. Молитва и источник всего. Молитва и двигатель всего. Молитва и направитель всего. Коль скоро молитва исправна, все исправно. Ибо она не допустит быть чему-либо неисправным.
– Мне пришло на память замечание некоего старца, что, когда вначале хорошо… жди чувствительных прискорбностей… и прискорбности сии бывают тем чувствительней, что встречаются после приятностей. Извольте сие иметь в памяти, и когда случится что такое шероховатое, скажите в себе: вижу откуда ветер… и легче перетерпите… Благослови Господи быть вам всегда покойною без ненужных тревог, и разве таких претерпеть, кои вроде горчицы и хрена подаются для приправы.
– Говорите себе: «Сердце чисто созижди во мне, Боже». И в присутствии Господа держите себя сознанием… и добре будет.
– Главная черта смирения – чувствовать, что я ничто и если есть что, все то Божие.
– Угодила ли? Это Господь измеряет, но никому не сказывает, а только делом покажет в конец. Для нас же лествица восхождения определяется ступеньками нисхождения в самоуничижении и самоукорении.
– Кающемуся двери рая отворяются и объятия Отца Небесного простерты к нему. Не велико, если земные двери затворены и людские объятия и очи отворачиваются.
– Вместо дневника делайте вы так: из книг и свои благие мысли записывайте. Вот эту тетрадку и можете перелистывать, когда замрет душа.
– Говеете… Дай Господи во спасение. Это надо делать почаще. Большие посты можно раза по два, а то Великий, то и три… И не в постное время можно… Забраться в какой
монастырь и поговеть немного, а то дома поговевши, туда сбегать для причащения только. Конечно надо со страхом… Но чересчур не должно сего… Тут больным врачество.
– Приучайте себя размышлять утром, все обычное совершив, и берите стишок, и жуйте его… пока вкус найдется… Увидите, как это добре.
– С новым годом! Желаю вам чего-либо нового и в душе. Что нужно просите и дастся вам. Господь везде есть и многомилостив. Открыты сокровищницы Его. Бери всякий сколько хочешь.
– У вас хлопот много. Хлопочите наружно с внутренним миром. Просите у Господа, и даст.
– Смирение да терпение – великие добродетели. Вы облеклись в них. Господня одежда. Благослови Господи носить и не скидать.
– Господа Бога, Того освятите в сердце вашем. И будете храм Богу. Лучшее, что может из себя сделать человек.
– Хорошо уединяться в стенах от развлечений, но в себе уединяться еще лучше. Первое без последнего ничто, а последнее и без первого все важно.
– Когда ходят в храм Божий, хорошо делают; но кто навыкает дома молиться, как в храме, не ниже того.
– Время коротко. Час – другой – и смерть. Подавай отчет! И нельзя сказать, что запись забыл держать: ибо все дела уже там. Нас ждут для прочтения и рукоприкладства что все так, и возражений или оправданий нет. Тотчас сверят с законом и приговор… Когда бы, на сколько-то лет! Но там лета безлетные. Горе нам. А сокрушаться нет охоты! И грех-то бросить не желаем… Как же это быть.
Буди воля Твоя. Господи, и ими же веси, судьбами спаси мя.
– Взыщите Господа. Ищите лица Его выну! Как человек человека видит лицом к лицу, так постарайтесь поставить душу перед Господом, чтоб были они с глазу на глаз. Быть сему так естественно, что и поминать бы о том не следовало. Ибо душа по природе к Господу должна стремиться. А Господь всегда близ есть. И рекомендовать их друг другу нечего, ибо они старые знакомые.
– Зачем дело? Душа дура все к Господу спиною оборачивается, то вертится перед Ним бесчинно, внимания на Него не обращая. Ведь это очень невежливо. Возьмите же в руки сию сударыню невежду и приучите ее законам вежливости, так вам известным.
– Объясните, как Господь сносит такое невежество? – Или нет Его?! А мы еще грешим! Когда же конец!! Долготерпению Божию бывает ли конец? Надо с опытом справиться. Если бывает конец, то на каком основании мы будем уверены, что этого конца не будет в отношении к нам?.. Завтра или сию минуту. Как ни обычно нам завтракать, но не можем того отвергнуть, что для нас долготерпение Божие сейчас, сию минуту может кончиться. Приложите сие к сердцу, и что оно скажет. Как ни грубо оно, но не может обойтись при сей мысли без ужасаний, а вследствие того без вопияний: О, Господи, спаси и помилуй! Боже, милостив буди мне грешному!
Станьте на эту точку и не сходите с нее. Она самая спасительная. Из нее бьет фонтаном спасительная духовная вода, отрезвляя от опьянения пустомыслием, а иногда худомыслием.
– Вы все планы строите… И это не худо. Но лучше передайте все в руки Божьи – и ждите со смирением, что речет о вас Господь, с готовностью благопокорливо принять то…
– Мечтанья только душу мутить могут без пользы… Молитесь так: ими же веси судьбами, Господи, так благоустрой жизнь мою, чтобы мне спастись…
– Жалуетесь на гордость, гнев, осуждение. Последние два от первой. Взыщите смирение,– гнев и осуждение отстанут сами собой. Но и прямо против них бороться надо. Против гнева – стиснув зубы – молчать. Это первый, начальный прием. Второй, когда забирает, немножко удалиться, чтобы не видеть возбуждающего гнев. Когда от этого не уймется гнев, и придется наговорить глупостей и неправостей, найдите веревку толстенькую и идите к сестре. Положив ей поклон земной, скажите: добрая сестрица, сослужи мне службу, вот этою веревкою отдуй меня хорошенько. Можете меру назначить – пять, десять ударов, только б чувствительно было. Делайте так после каждой вспышки гнева. Этот прием и против гордости хорош… Против осуждения – свои грехи поскорее вспоминайте и держите их перед сознанием,– и осуждение отойдет.
– Мы много хлопотали об успехе в духовной жизни… а дело просто совершается. Надо корень ее поглубже водрузить. Корень – страх Божий.
– Детей вразумлять есть долг родителей, – стало и ваш. И бояться чего? Слово любовное никогда не раздражает. Командирское только никакого плода не производит. Чтобы детям благословил Господь избежать опасностей, надо молиться и день и ночь. Бог милостив! Он имеет много средств предотвращать, – какие нам и в голову не придут. Бог всем правит. Он мудрый, всеблагий и всемощный Правитель. И мы принадлежим к царству Его. Чего же унывать? Он не даст своих в обиду. Об одном
надо заботиться, – как бы не оскорбить Его,– и Он не вычеркнул вас из числа Своих. Благослови вас Господи.
– Снаружи мы все еще походим на что-либо… а внутри – увы! И вот все же терпит Господь, ожидая, что когда-нибудь опомнимся и зачнем исправлять душу свою.
– Сколько вы пробыли бы в церкви? Часа два будет, думаю. Извольте же дома молиться час вечером и час утром. Вот и праздник. Если мало этого, по два молитесь. В молитве говорите только: Господи, помилуй мя, грешную. Ими же веси судьбами спаси мя, Господи. У Вас есть где укрыться? Укройтесь и молитесь, чтобы никто не видал.
– Для спасающихся везде путь тесный и прискорбный. И никто еще цветами усыпать его не ухитрился.
– Жертва Богу дух сокрушен. Сердце сокрушено и смиренно Бог не уничижит. Пусть сие помнит паче Ч. Беда, как попадет в праведницы. Пусть добивается чувства неоплатной грешницы и осужденницы, и в этом чувстве вопиет: Господи помилуй!
– Текст Иоанна 5, 24.– который вы прописали, ясен. Суд всем будет, но тем, кои оправдания достойны, суд будет такой, что будто его не будет,– радостно будет встречен, будто совсем не суд, а объятия Господни, радостно пройдет и в радость после него… Сподобятся сего верующие в Господа как следует и живущие по воле Его.
О молитве
– Беспокоит совесть вашу поспешное совершение молитвословий… И праведно. Зачем врага слушаете? Это враг гонит вас… скорей, поскорей… От этого вы и никакого плода от молитвы и не ощущаете… но положите себе законом не спешить, но так произносить молитвы, чтобы ни одно слово не произносилось без сознания смысла и по возможности и чувства… Наложите на себя труд сей с решительностью главнокомандующего, чтобы отнюдь никакого не появлялось возражения против сего… Враг внушает, то надо и другое надо, а вы ответьте: без тебя знаю, поди прочь… Посмотрите, как пойдет молитва…
– А то у вас молитвословие только есть, а молитвы нет. Питает же душу одна молитва… По часам сличите, сколько времени пройдет, если не станете спешить… и увидите, что несколько минут. А ущерб от поспешности… Какой?!
– Сына вашего да вразумит Господь. Молитесь о нем материнскою молитвою. Иногда и ему словечко скажите, только от любви жалеющей и плачущей, без укоров и сетований.
– Господь есть хлеб и огонь. И Он близь есть. К Нему и обратитесь. Отверзите уста – Он напитает Вас; сделайте себя теплопроводною, и Он исполнит вас теплотою Своею. Вот и все. Мои же слова, что пешки… Какое от них питание…
– Вам представляется Иерусалим более покойным местом. Нет, он более шумен и мало удобств дает по делу спасения. Туда надо явиться с крепким духом. Господь же не ближе к тем, кои в Иерусалиме, чем к тем, кои в Пензе.
– «Отчаяние»… Если имеете Господа Спасителем, то как уместно отчаиваться? И может, и умеет, и хощет, и ищет, кого бы спасти. И спасает… спасает всех прибегающих. Только тех не спасает, которым сами себя спасать хотят.
– От колебаний нашей жизни нельзя нам освободиться при обычном течении ее. Неизменяемость дар Божий; свойством же она есть и бывает Единого Бога; свойством этим Он по милости Своей иногда на время делится с нами. Нельзя ничего поверить нам навсегда – затщеславимся и тем и себя и дар сгубим. Проявляет свое доброе в нас Бог, чтоб не отчаивались, и опять скрывает его, чтобы не тщеславились и не возносились.
У св. Отцов было законом: нудить себя на молитву – дома, в церкви и за делами, и на прогулках, и во время свободное от всего.
– Молитва без умного и сердечного к Богу обращения – не молитва. Это надо растолковать новоначальному. Молитву же пусть совершает по молитвеннику, всячески стараясь, чтобы со словами шли мысли и чувства. Сим трудом новичок приучится к молитвенным оборотам речи… а потом и сам своею речью станет совершать молитву, когда она подвигнется от сердца.
– Выучите на память 24 молитовки св. Златоуста… И ими можете начинать молитвословие. – И так – в продолжении дня часто повторять их. Они все должное содержат.
– Все дело в том, чтобы навыкнуть внимание держать всегда на Господе вездесущем и все видящем, и всем спастися желающем, и готовом способствовать к тому.
Этот навык не даст скорбеть,– внутренняя или внешняя скорбь беспокоит.
– Благожелательная молитва не прильнет к тому, о ком она бывает, если сей сам не молится. Молитва других о нас бывает сильна только тогда, когда она есть молитва, т. е. сопровождает молитву собственную нашу.
– Если будем небрежно относиться к молитве, то никогда не преуспеем в ней.
– Помни также, что молитва одна не бывает в совершенстве, а вместе со всеми добродетелями. По мере усовершения добродетелей, совершенствуется и молитва. Главнейшие суть: страх Божий, целомудрие, смирение, сокрушение, плоти умерщвление, терпение, любовь… Когда оне будут, явятся и другие все, а с ними и молитва. Особенно надо плоть утончить постом, бдением и трудом телесным и постоянно держать ее в напряжении, как солдат на разводе. Да рассеяния бегать, празднословия и смеха, и чтения пустого. И все пойдет добре.
– Самое приличное нам чувство есть сокрушение: дух сокрушен,– сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит.– Это бывает от страха Божия, – а страх Божий оживает от памяти о смерти и о суде Божием. Всякий раз, как приступаете к молитве, восстановляйте в себе страх Божий и сокрушение и затем молитесь, не давая ослабеть сим чувствам.
– Есть у вас Симеон – Новый Богослов? Возьмите и читайте его снова, если читали… Читайте хоть первый том. Он очень научает страху Божьему.
– Перед царем кто может стоять без страха? Не тем ли паче перед Богом. В Киеве, в Лавре был брат, который говаривал: «смотрите, с Богом не станьте за панибрата».
– Где есть ревность о спасении и страх Божий, там нельзя быть лености: места ей нет. Скажите, кто видит, что в хате пожар, тот будет лежать, развалившись на печи?.. Так и тот, кто страх Божий и страх смерти имеет, не может лениться в беспечности.– Этим и прогоняйте леность.
– Истинно, ничего доброго не можем мы делать без Господа и благодати Его.
– Молись иногда словами звучными, а иногда беззвучными: неслышными.
– Трудитесь. Труд все преодолевает с Божиею помощию.
– В церкви идет правило, т. е. служба. И со своим туда примешиваться не след. В церкви внимайте тому, что читается и поется и сообразные с тем держите мысли и чувства. Когда неразборчиво читают, свою молитву говорите Господу, или только мысленно с благоговением возноситесь к Нему, с поклонами. Старайтесь за всякою службою довести сердце до разгорения, и по выходе из церкви блюсти его.
– Поклоны надо класть. Ими подогревать надо сердце, когда оно станет охладевать.
– Молитву духовную начинать надо поставлением себя в присутствии Господа, и затем, предав всего себя Господу, и, верою и упованием воодушевляясь, обращать к Нему молитву свою, просто, по-детски. Дело духовное не в восторгах: самое лучшее его проявление есть «дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно».
– Не надо поблажать лености. Молитва усердная никогда не бывает длинна, т. е. не кажется длинною.
– Когда после молитвы со вниманием и чувством ум отходит от молитвы и развлекается, надо возвращать его в свое место, а себя побранить, сокрушиться перед Господом и опять молиться со вниманием и чувством… Хорошая молитва всегда есть милость Божия и дар благодати…
– Помните сказание о некоем старце, что он только одну славу прочитывал, а потом уходил в сердце и созерцание… и так молился.
– Поклоны поклонами, а главное – жизнь исправная. Исправная жизнь идет со страхом и трепетом, от памяти Божией не отходящей и всякий шаг сопровождающей.
– Искать, вопиять с сокрушением сердца, с крайним самоуничижением и с несомненною верою, что Господь все нужное даст. Когда же что получится… Это не наше. Если и ничего не даст Господь – и то славу Богу! Все свое спасение отдать надо в руки Господу, – самый верный, благий, надежный и мудрый путь.
– Есть одно воспитательное средство. Память о Господе непрестанная с молитвой к Нему. Старцы Божьи умели этим отгонять все дурное и удерживать себя в добром строек. Навык молитве Иисусовой есть внешняя сторона того орудия. В существе это то же, что домоседство. Сознанием в сердце быть с Господом, призывание Которого прогоняет все дрянное.
– Вот вам самое хорошее и бесконечное дело. Установитесь умом в присутствии Божием. Затем умом с Богом беседуйте, а руками что-нибудь делайте… И все тут.
– Когда нечего делать – разверните Евангелие, берите событие или текст и обдумывайте, к себе прилагая, что выдумаете; это занятие очень живительно, если душа найдет дорогу.
1. Никогда спешно не читайте, а читайте будто нараспев… близко к тому. В древности все читаемые молитвы брались из псалмов. Но нигде не встречаю слова: читать, а везде петь…
2. Во всякое слово вникайте и не мысль только читаемого воспроизводите в сознании, но и чувство соответственное возбуждайте.
3. Чтобы подсечь позыв на спешное чтение, положите не то и то вычитать, а простоять на читальном молитвословии четверть часа, полчаса, час… Сколько обычно выстаиваете… и затем не заботьтесь, что сколько прочитаете молитв, – а как пришло время, если нет охоты стоять далее, переставайте читать.
4. Положив это, на часы однако ж не посматривайте, а так становитесь, чтобы стоять без конца: мысль и не будет забегать вперед.
5. Чтобы поспособствовать движению молитвенных чувств, в свободное время перечитайте и передумайте все молитвы, которые входят в ваше правило, – и перечувствуйте их, чтобы когда на правиле станете их читать, и знать наперед, какое чувство должно быть возбуждаемо в сердце.
6. Никогда не читайте без перерыва молитвы… а всегда прерывайте их своеличною молитвою с поклонами, в середине ли молитв это придется сделать или в конце… Как только вспадет что на сердце, тотчас останавливайтесь читать и кладите поклоны… Это последнее правильце – самое нужное и самое необходимое для воспитания духа молитвенного… Если иногда какое чувство займет очень, вы и будьте с ним и кладите поклоны, а читание бросьте… так до самого конца положенного времени.
Молитвы творите не утром только и вечером, а и днем почасту кладите по нескольку поклонов, без установлений на то часов.
– Надобно не только когда на молитве стоим, но и всегда перед Господом ходить так, как бы в глаза Ему смотря или под очами Его находясь. Ибо так это и есть.
– Зачем вам много чаять от человека. Если Господу работаете, то Он же и наставник и руководитель. К Нему прибегайте. Излагайте всегда Ему нужду свою полно и искренно и молитесь, чтобы вразумил, и даст вразумление и чувство поправит. То верно содержите в мысли, что мы решительно ничего Ему угодного сами произвесть не можем. Все такое Он сам в нас производит. К Нему и обращайтесь.
– Молитва углубленная, молитва непрестанная и другие проявления молитвенной благодати – все от благодати… Наш – посильный, но всеусердный и постоянный труд. Искомая молитва благодать. Придет срок и дана будет. Надобно только не радеть, искать всеусердно и все возможное употреблять. Но главное – чистая совесть. Ибо благодать молитвы – есть благодать преискреннего Богообщения. С Богом же в общение ничто нечистое прийти не может. Так приготовясь и трудясь, как трудитесь, ждите… И придет, а когда? Когда придет, тогда и придет.
– Макарий Великий будет вам очень помощен в разъяснении того пункта… что все от Бога, но по трудам нашим. Не будь трудов, ничего не будет… И труды одни – ничто. То и другое надо.
– Ищете спасения: доброе дело. Бог благословит. Ищите и обрящете…– Уклоняться от грехов и делать всякое добро, встречаемое по течению жизни вашей, не телом только, но и душою и сердцем, не внешне только, но и внутренно, то есть чтобы и мысли и чувства всегда были богоугодны… Непрестанная память о Боге с непрестанною ревностью всем благоугождать Богу.
Просите дать вам молитвенное правило. Сказанное перед сим и есть первый пункт молитвенного правила. Старайтесь всегда так держать свое внутреннее, чтобы оно всегда обращено было к Богу, и всегда перед лицом Его стояло, и как бы от лица Его действовало, чтобы это делалось телом, во вне, в обычном ходе дел житейских… Молиться всегда от сердца,– не слова только произносить молитвенные, но и из сердца изводить молитвенные к Богу воздыхания. Они и составляют собственно молитву. – Из сего видите, что лучше всегда своими словами молиться, а не чужими – и не многословно, но сердечно. – Навык надо приобресть к сему. Приобретается же он трудами молитвословия… Молитвословие есть исполнение правила молитвенного. Правило надо иметь и всегда строго его исполнять.