Каструм Альбум

Глава 1

Начало

231 год до н. э.

– Хаким! Хаким! – звонкий голосок разрушил умиротворение утра.

Не по годам высокая белокожая девчонка неуклюже неслась к нему по кромке моря. Этот рассветный час – любимый из всех, потому что нет звуков в мире, есть только шорохи, слабые намеки на то, что случится в наступающий день. «Когда только успевают вырасти эти пухлощекие дети, превращаясь в нескладных недорослей с неуемными желаниями и скверными характерами», – думал Хаким, глядя на надвигающееся торнадо по имени Пилар.

Странным образом появилась эта девчушка в их местах.

Город света, Лусентум, раскинулся на ранее пустынном иберийском холме Тоссаль-де-Манисес, демонстрируя себя со всех сторон жителям белого берега. Владычество римлян коснулось всего Пиренейского полуострова. Рим ни в чём не отказывал своим гражданам. Иберийская резиденция была отстроена на совесть. Прочная крепостная стена и обширные термы служили прибывшим римлянам на белом берегу уже второе столетие. Высокие античные колонны обрамляли центральную площадь, увенчанную бронзовой статуей императора Александра Севера Марка Аврелия высотою в восемнадцать локтей. Чистая вода с гор неслась по сложной системе акведуков.

В один из тихих дней, когда ветер почти не беспокоит паруса, на веслах в бухту Альбуфереты вошел корабль, в трюмах которого находился живой товар. На берег сошли измученные долгим путешествием люди, и среди них была испуганная белокожая девочка с необычными для черноволосых смуглых спутников светлыми волосами. Практически сразу всех рабов распределили по зажиточным домам. Публичные торги, принятые в крупных портах того времени, здесь, как правило, не проводились.

Хаким встретил Пилар случайно, когда она плелась за толпой женщин, идущих вдоль берега с тяжелыми корзинами для сбора моллюсков. Она уже успела выучить несколько разговорных фраз. В это тихое утро девочка помогала выискивать среди песка и камней ракушки, но было видно, что уже изрядно устала. Отстав на приличное расстояние, уселась прямо на песок, низко опустив голову. Хаким подошел к ней поближе в надежде утешить, но увидел, что девочка не плачет, а просто сидя спит.

Он опустился рядом и долго смотрел за горизонт, позволяя мыслям течь, как им вздумается.

Он любил говорить сам с собой. Странная привычка, но для него неискоренимая.

– А почему на волнах белые пушистики? – раздался голос, звонкий, как чоканье двух хрустальных бокалов на королевской свадьбе.

– Когда дует ветер, волны наряжаются в белые кружева.

– А зачем?

– Чтобы ветер выбрал самую достойную из них и превратил в богиню, – ответил Хаким, с интересом разглядывая лицо Пилар. Она не умела скрывать эмоции, и вся гамма охватывающих ее чувств сразу отражалась на милой мордашке.

– Любая волна может стать богиней? – не унималась девочка, продолжая дотошно расспрашивать Хакима.

– Думаю, что да, но не всякая об этом мечтает.

– Так чтобы стать богиней, надо об этом мечтать? – настойчиво продолжала задавать вопросы Пилар.

– Без мечты не стоит и начинать ни одного доброго дела, – со вздохом уставшего учителя ответил Хаким.

Так началась их незамысловатая дружба.

Они нечасто виделись, но, взрослея, Пилар всегда ставила своими вопросами Хакима в тупик. Ему нравилось размышлять над услышанным и придумывать самые невероятные объяснения простым вещам.

Она росла, выполняя простую работу по дому, изредка убегая из-под присмотра к морю. Хаким казался ей старым деревом, к которому можно прислониться, чтобы перевести дух. Так бывает, что детям даже очень молодые мужчины кажутся старыми.

Первый раз, когда карфагенские корабли причалили к берегу, никто толком не понял, что произошло. Коренные жители, иберы, вели трудную и простую жизнь, промышляя рыбной ловлей. Прошло немного времени, и стало понятно, что уклад их жизни никогда не будет прежним.

Первая стычка финикийцев с римлянами почти не повредила Лусентуму. Однако часть римских семей сразу же спешно отплыли.

Через несколько лет финикийцы уже прочно закрепились на белом берегу и недалеко от высокой горы Бенакан. Выбив из небольших римских укреплений слабо сопротивлявшихся воинов, они начали строительство более мощных стен. Сложно сказать, когда возникло название Акра Лейке, но оно прочно закрепилось и было у всех на слуху. Говорят, его придумали греки – так назывался Лусентум задолго до его появления. Кто знает, ведь греки всегда слыли самым болтливым народом на свете. Дословно название значило «Белый мыс». Хаким был уверен, что имя это пришло с финикийцами, а сами римляне, подчеркивая ненависть к врагу, предпочитали называть город Каструм Альбум, что на латыни означает «Белый замок».

Затишье после Первой Пунической войны подходило к концу, когда в жизни Пилар произошло потрясение. Она влюбилась. Может ли рабыня позволить себе такое чувство?

Высокий, статный сын римских патрициев Лука тревожил сердце Пилар. Она робко бросала на него любопытствующие взгляды и глупо хихикала, если он появлялся рядом. Сложно прятать огонь в бумажном мешке. Судьба сама решает, когда проверить твои чувства.

Он ее и не заметил бы никогда в жизни, если бы не ночное нападение финикийцев на Лусентум.

Хаким не смог, как обычно, выбрать немного времени утром для ничегонеделания у моря и пришел на закате. Далеко на горизонте показались темные, более тяжеловесные, чем у римлян, карфагенские корабли. Мрачным театром теней они шли вдоль берега, озаренные кровавыми отблесками заходящего солнца.

– Гамилькар Барка уже здесь, – вполголоса сказал Хаким сам себе и продолжил: – Что везешь с собой на этот раз? Слышал, что в своей ненависти к Риму ты ни простых, ни знатных людей не щадишь, ни себя самого.

– Он злой человек? – едва слышно спросила подошедшая сзади Пилар.

– Как сказать… Может, и злой. Но великий. Вот смотри, он же Риму денег должен. Так вот, обеспокоенные его боевыми успехами отправили к нему недавно свое посольство. Выслушав претензии, карфагенянин спокойно, но не без иронии, разъяснил, что его завоевания на Пиренейском полуострове необходимы Карфагену – чтобы уплатить контрибуцию ему же, могущественному Риму: простите, делаю что могу. Стратег, но для твоих хозяев – палач…

– Будет война? – почти шепотом спросила Пилар.

– Она всегда идет, – со вздохом ответил Хаким.

– Жалко, что идет. Значит, время не для любви.

Хаким усмехнулся:

– Что знаешь о любви, дитя?

– Только то, что теперь воздух пахнет нектаром, и дышится так, как будто пьянеешь от каждого вдоха.

– Это не любовь, это призрак, призванный твоей молодостью, – печально сказал Хаким.

– Ты противный! – рассердилась Пилар и побежала в сторону дома.

– Скажи хозяевам, чтобы не дожидались беды. Пусть уходят! – крикнул вслед Хаким.

Пилар только тряхнула золотыми локонами, выбившимися из-под платка, и, прибавив шагу, скрылась.

Он смотрел ей вслед, затем вновь повернулся к морю.

«Тоже мне, всезнайка, – ворчала про себя Пилар. – Сам-то кто? Живет не пойми как и не пойми зачем». Убавив шаг, шумно вздохнула. Ей точно опять влетит от хозяйки, если та застукает, что Пилар отлучалась из дому в такое время.

Послышались гортанные крики, и стук копыт обрушился холодным ливнем, напугав ее. Оглянувшись, она увидела, что у городских ворот поднимается пыль, становящаяся горяче-оранжевой от взметнувшегося ввысь пламени.

Пилар со всех ног бросилась к дому. Подумала, что надо предупредить. «Ну почему этот зануда опять был прав!» Не добежав до ворот, споткнулась и, сделав по инерции несколько неловких шагов вперед, упала на колени. Шум приближающихся всадников почти настиг Пилар. В этот самый момент сильная рука, подхватив девочку под живот, резко и больно дернула ее в сторону.

Спустя несколько секунд, когда стук копыт стих вдали, Пилар позволила себе приоткрыть глаза и встретилась взглядом с глазами цвета серых вихрей наступающего шторма. Так близко она еще не видела лицо Луки. Ей было непонятно выражение его лица. Подумалось, что, кажется, он сердится.

– Где ты была?

– Я ходила к морю, – судорожно выдохнула она.

– Не уверен, что у тебя на это было разрешение.

Опустив голову, Пилар ничего не ответила.

– Ты или очень глупая, или очень везучая, – продолжил Лука. – В любом случае домой нам вернуться уже не суждено.

– Мне страшно. Что теперь будет? – спросила она внезапно пересохшими губами.

Луке стало жаль перепуганную пташку, светлой тенью вечно бродящую за ним по двору. Неуклюжую и милую. От нее шел детский сладкий запах, настолько вкусный, что захотелось откусить кусочек.

– Хорошо, иди за мной. Попробуем пробраться к нашим кораблям. Может, получится выйти в море. Здесь мы не скроемся.

Она согласно кивнула и аккуратно взялась за краешек плаща Луки. Тут же отдернув руку, испуганно спросила:

– Ты ранен?

– Кровь не моя. Пришлось прикончить парочку карфагенов, пока выбирался из дома.

Сложно сказать, почему в такой роковой час Пилар поймала себя на мысли, что именно сейчас она счастлива быть рядом с предметом своего обожания, слышать его уверенные шаги.

Сбоку послышался странный звук. Инстинктивно Лука закрыл собой Пилар. Из-за поворота к ним направлялся коренастый воин с мощным торсом. В руке его поблескивал короткий меч, а дыхание было тяжелым после недавней битвы. Оттолкнув девушку к стене вдоль улицы, Лука кинулся вперед.

Конечно, он был обучен искусству боя, но в реальной схватке в силу молодости участвовал впервые. Он не почувствовал горячности или восторга, страха или еще чего-нибудь, что, возможно, люди чувствуют, когда противник явно сильнее и опытнее. Скорее всего, явное превосходство в росте и длине меча не поможет ему. Финикиец одним молниеносным броском сделал выпад в сторону Луки и прижал его к противоположной стене, приставив лезвие к горлу. Лука застыл, понимая, что проиграл. В полном помутнении Пилар бросилась на спину финикийцу, обхватив рукой его шею, инстинктивно схватившись за ворот. Он отбросил девушку в сторону одним легким движением, словно перышко, одновременно вонзая меч Луке в плечо. Раздался громкий звук лопнувшей струны. Неожиданно враг застыл соляным столбом, бешено вращая глазами. Пилар, с силой ударившись о камни, покатилась и застыла на секунду, потеряв сознание. Очнувшись, приподнялась на локте, думая, что кричит, но беззвучно повторяя:

– Нет, пожалуйста, нет, не его…

Лука, воспользовавшись секундным замешательством противника, коротким выпадом вонзил меч в бок финикийца.

Сказать по правде, он почувствовал омерзение, когда меч легко вошел в тело воина, поддев его грудные щитки, как панцирь у краба. Лука посмотрел в глаза противнику, тот, упав на колени, грязно выругался и с проклятием на устах затих.

Пилар вырвало. Ее била мелкая дрожь, и уже не было даже в помине мыслей о любовных глупостях. Настало время густого сумрака, липкого страха и неизвестности.

Теперь эти двое увидели друг друга иначе. Лука взял из ослабших рук умирающего оружие и отдал Пилар.

– Неважно, что никогда не брала меч в руки, просто держи его перед собой, когда понадобится. – Одобрительно кивнув головой, добавил: – Двумя руками держи. Крепко.

Внезапно воин из последних сил привстал, схватив Луку за ногу и с булькающим, выворачивающим внутренности наизнанку звуком прошипел:

– Я свободен – он твой.

С этими словами воин испустил дух.

Пилар с отвращением отбросила меч. С гулким стуком он ударился о землю и затих, как и его хозяин. В небе раздался раскатистый удар грома, первые тяжелые капли с ледяным звуком застучали по земле. Начался ливень.

Шагнув к девушке, Лука, поддавшись эмоциям, притянул ее за плечи к себе, обнял и скорее клюнул губами в темечко, чем поцеловал.

– Идем.

Оттолкнув было Луку, Пилар, словно опомнившись, схватилась рукой за его ворот, повлекла обратно к себе, обняла в ответ, задев рану на плече. Лука издал глубокий стон наполовину с рыком.

– Ладно, – тяжело дыша, сказал юноша, – давай выбираться.

– Ты ранен? Дай посмотрю.

– Потом, нет времени, рана не опасная.

– Почему ты так думаешь?

Вместо ответа Лука с раздражением толкнул ее в спину, заставляя идти впереди себя.

– Найдем Хакима? Он всегда знает, что делать, – сказала Пилар.

– Это кто?

– Это мой… друг. Я его с детства знаю. Он сразу сказал, что беда будет.

– Некогда его искать, сейчас всё вверх ногами, пойдем уже.

Они двинулись, стараясь не выходить на освещенные луной участки дороги. Такой знакомый город, где каждый выступ, каждая дверь были узнаваемыми на ощупь, оказался в эту ночь тельцом на заклании.

Между тем дождь, пролившись бешеным потоком, так же внезапно стих, как и начался.

До моря оставалось совсем немного, когда стало понятно, что римские корабли сожжены. Спасение морем теперь невозможно. Ведомые лишь чутьем, они двинулись в сторону гор, подальше от пожаров и стонов раненых, понимая, что без воды – это путь в никуда.

Впереди Лусентум ждало падение, запустение и полное забвение. В эту роковую ночь в попытке надышаться перед смертью двое разных людей позволили себе думать об утерянном времени, о любви и о том, чего не произойдет уже никогда.

Пройдя большую часть пути, Пилар в изнеможении опустилась на плоский камень. Понимая, что она не сделает ни шагу, Лука сел рядом на землю. Девушка низко опустила голову. Спутник, решив, что она плачет, сделал шаг в ее сторону в попытке хоть как-то утешить, как услышал тихий голос:

– Оставь ее, она спит. С детства так делает, когда совсем измотана.

– Вы кто? – удивленно спросил Лука.

– Хаким.

– Она хотела искать вас, но я не понимаю, как вы…

Хаким, сняв свой темный плащ, накинул его на спящую:

– В темноте ночи ее белое платье лучше, чем любая мишень, я вас за тысячу локтей увидел. И куда вы направились?

– Мы просто выбрались из города и пока не понимаем, как быть дальше.

– Лука… – Хаким подбирал нужные слова. – Твоя семья…

– Все?

– Рабов увели, а остальные… прости…

Лука отвернулся и замер. Хаким молча опустил ему руку на плечо.

– Аж-ж-ж, – скривился Лука от боли.

– Ты ранен?

– Царапина, не страшно.

– И из-за укола пальца умирали цари, – сказал Хаким не терпящим возражений тоном и, помогая Луке освободиться от плаща, добавил: – Послушай. Сейчас тяжело. Но оплакать свою семью ты сможешь позже, есть задача поважнее: выжить.

– Вы поможете нам? – спросил Лука Хакима.

– Нам?

– А что не так? – с вызовом ответил юноша вопросом на вопрос.

– Она просто рабыня, – внимательно изучая лицо Луки, немного надменно сказал Хаким.

– Она сказала, что вы ее друг.

– Это так. Но для тебя она была всегда всего лишь рабыней. – Хаким усмехнулся лишь уголком губ.

Почти беззвучно Лука прошептал:

– Теперь это не так.

– Если это правда, то я помогу, если нет – я помогу тебе добраться до более или менее безопасного места, а ее заберу с собой.

– Это моя рабыня. И она пойдет со мной, – с нажимом прошипел Лука.

– В этом и дело: я хочу использовать сегодняшнюю ночь, чтобы дать ей больше, чем любовь.

– Что может быть больше любви?

– Свобода.

Когда рана была затянута куском рубашки Хакима, Пилар пошевелилась и с тихим стоном потянулась. Приоткрыв глаза и медленно просыпаясь, оглянулась вокруг, непонимающе уставилась на Хакима. Наконец очнулась и бросилась к другу на грудь.

– Всё правда, всё, как ты сказал, беда… беда…

Хаким, успокаивая ее легким похлопыванием по плечу, словно маленькое дитя, повторял:

– Тише, тише, всё наладится.

– Ты нашел нас. Как? Я не понимаю. Что нам делать?

– Мы отведем Луку в безопасное место.

– А я? – Пилар начала беспокоиться.

– А ты пойдешь со мной, хорошо?

Внезапно Пилар почувствовала сильную боль в груди, будто крепкий кулак сжал ее маленькое сердечко и сейчас раздавит. Она пыталась сделать вдох, но лишь смотрела полными ужаса и боли глазами на мужчин.

– Кажется, я не могу, – выдавила она из себя.

– Как это?

– Не знаю.

Ей стало немного легче, и с вернувшейся способностью дышать Пилар произнесла:

– Я чувствую, что должна пойти с ним. Иначе мое сердце остановится.

– Что за глупости? Ты можешь получить свободу.

В повисшей неловкой тишине было слышно, как стучат два сердца в унисон, а третье пропустило удар.

– Прости… Хаким. Я и правда не могу.

– Позже с этим разберемся, чертовщина какая-то. Уходим, – мрачно скомандовал Хаким.

Пилар вскрикнула. Ее руку пронзила обжигающая боль, как от вонзающегося раскаленного железного прута. Она раскрыла ладонь и с удивлением уставилась на маленький амулет на кожаном ремешке. В пылу боя она даже не заметила, как сорвала его с шеи финикийца, всё это время сжимая в руке.

– А вот это уже интересно, – сказал Хаким.

– Ты знаешь, что это? – ошарашенно спросила Пилар.

– Выкинь и никогда не связывайся с такими вещицами.

– Я, кажется, слышала о таком. Это амулет, защитный.

– Так вот почему тот воин застыл как вкопанный, когда ты его сорвала, – Лука с интересом рассматривал амулет.

Крошечная керамическая голова бородатого мужчины с выпученными, как у рыбы, глазами. Пронизывающий, пугающий взгляд никак не вязался с тем, что лицо на амулете улыбалось широкой улыбкой.

– Миленький. Ничего не скажешь, – попыталась пошутить Пилар.

– Выкинь его, пока его магия спит. Плохо будет! – угрожающе потребовал Хаким.

– Выкину, – лукаво ответила девушка – К морю выберемся, и выкину. Прямо в море брошу, сам увидишь.

Хаким лишь устало закатил глаза.

Они двинулись на север, в сторону темных гор. Через некоторое время Хаким, в свойственной ему манере разговора с самим собой, произнес:

– И когда только успели… Мы не виделись пару часов. Как так-то? Прямо магия в глазах! Погляди на нее: рабство готова терпеть, любит она. Амулет ведьмин пригрела. С ума сойти! Глупые дети, мне оно надо?

Лука прыснул. Ему показалось смешным в сложившейся ситуации слушать ворчание.

– Смешно ему, – продолжил Хаким. – А девица пропадет ни за что ни про что.

– Послушайте, Хаким. – Лука остановился, развернувшись лицом к спутникам. – Она единственная, кто помнит матушку и сестер, кто был со мной в нашем доме с самого детства, с кем я могу разделить свою утрату. Я позабочусь о ней.

– Допустим, но она твердит о любви… И уже давно. С этим что будешь делать?

Лука сделал шаг к Пилар и, робко взяв за подбородок, посмотрел в ее глаза.

– Понимаете, Хаким, чтобы прозвучал хлопок, нужны обе ладони.

– Хлопок? Я не слышал никакого хлопка.

Пилар, отведя руку Луки, медленно повернула голову и, глядя Хакиму в глаза, твердо сказала:

– Я слышала.

– Плохо будет, – сделал вывод Хаким и кивком головы предложил продолжить путь. Впрочем, долго идти не получилось.

На подходе к морю южнее Лусентума, у подножья Сьерра-Гроссы [1], стало ясно, что берег полностью занят лагерем финикийцев, и не то чтобы не пройти – птице не пролететь. Тогда у Хакима родился авантюрный план. Он предложил пробраться к нему домой, в деревню, что расположилась еще дальше на юг, у подножия Бенакана. Если получится, то можно перевести дух, взять запас воды и еды и подумать, куда двигаться дальше.

Окончательно истоптав сандалии и сбив ноги в кровь, они полуползком добрались до восточного склона Бенакана к вечеру следующего дня. Деревня встретила настораживающей тишиной и запахом гари.

Медленно гуськом шли, прижимаясь к стенам домов. В тот момент, когда взгляд Пилар наткнулся на насаженную на торчащий из земли кол распухшую голову молодой женщины со спутанными волосами, прилипшими к раздутому, источавшему зловоние, лицу, девушка почувствовала, что Лука прикрыл ей рот рукой, произнеся одними губами:

– Тише.

Согласно кивнув, она закрыла глаза.

Далее вдоль улицы там и тут виднелись растерзанные тела жителей. Хаким молча продолжал идти, стараясь не смотреть в знакомые лица, глаза которых уже стали трапезой стервятников. Он долго наблюдал за черными проемами окон своего дома, затем жестом пригласил войти.

Внутри спертый воздух пах гарью и скисшим молоком. Внезапно Хаким припал к полу. Тихий звук насторожил его. Выставив впереди себя мечи, они с Лукой многозначительно переглянулись и, сделав выпад, приставили оружие к горлу непрошеных гостей. Однако и сами почувствовали у шеи холод стали. Глаза постепенно привыкли к темноте.

Сидящие в засаде и Хаким вскрикнули:

– Лука!

– Антоний!

– Максимус!

– Что вы все, разрази вас Зевс, делаете в моем доме?! – присоединился Хаким.

– Скоро нам подадут знак. В море остался один корабль, он сейчас дрейфует дальше от берега.

– Вы единственные, кто выжил?

– Лука… соболезнуем твоей утрате.

Было видно, что мужчинам крепко досталось. Осунувшиеся лица, рваная одежда, испачканная в крови, еле держалась на их телах.

– Я Хаким, хозяин этого дома.

– Твой погреб впечатляет.

Хаким молча кивнул, затем добавил:

– Можете взять вина и риса столько, сколько унесете, – в море без воды и провизии делать нечего. Сицилия не так далеко, сезон сейчас тихий, доплывете быстро. У меня одно условие: эту девушку…

Лука перебил Хакима:

– Это моя невеста, свободная гражданка Римской республики, поедет с нами.

Многозначительно переглянувшись, все согласно кивнули.

Пилар всё это время смотрела в маленькое оконце у входа.

– Я вижу звезду.

– О, это знак, – оживились мужчины. – Солнце садится, с корабля зеркалом ловят его уходящий свет и посылают нам знак. Два коротких отблеска, один длинный. Мы можем двигаться.

– Я провожу, – сказал Хаким.

– Нет, брат, прости, с лишним человеком мы будем заметнее.

Хаким согласился.

– Девочка, оставь игрушку, злая магия в ней, я сам разберусь, – настойчиво потребовал Хаким, опасаясь, что Пилар не сдержит слово и оставит амулет у себя. Такая вещь способна влиять на своего владельца.

– Нет, в море кину, как обещала.

– Оставь!

Она вышла вслед за мужчинами и с силой кинула амулет на землю.

Они двигались как в тумане, Пилар еле держалась на ногах, а у Луки начинался жар.

Собрав все силы для последнего рывка, они обняли Хакима, взяли, что смогли, и двинулись к морю.

Легкий ветер усиливался, тревожным казался шум волн в тиши этого вечера.

Вот и лодка, провожатый приветственно машет рукой. Отплыв от берега не более двух локтей, они услышали гиканье и свист стрел.

Налегли на весла. Лука, превозмогая боль, греб как мог, даже Пилар неловко отталкивала воду руками: быстрее, быстрее, быстрее! Обернувшись, увидела, что несколько финикийских лодок вышли в море. Погоня.

Эти две минуты, что они плыли до корабля, показались не вечностью, а праматерью ее.

Вот и веревочная лестница. Как же сильно грубая веревка обдирает ладони… Лука первым полез, заливаясь кровью из открывшейся раны. Пилар следом, трясясь от страха.

Вот уже Лука, перелезши через борт, вытянул за собой Пилар, прижал ее впервые по-настоящему, не стесняясь самого себя, к груди. Горячим обжег глубокий поцелуй.

Это был особенный свист самой длинной, самой острой и коварной стрелы на свете. Она вошла в спину и поразила сердце, самое сердце.

Девушка обмякла в руках Луки и, даже не сделав прощального выдоха, просто замерла на вдохе.

– Пилар…

Лука не мог поверить своим глазам: она лежала у него на руках бездыханная.

Всё внутри разорвалось от горя…

– Нет справедливости. Нет у богов никаких прав быть богами. Зачем предначертана ей эта участь. Я заклинаю самого себя, где бы я ни был, кем бы ни стал, не забуду: нет справедливости. Нет… – с этими словами навсегда душу Луки покинула способность верить в справедливость.

Вспыхнул пунический демон у порога дома Хакима, занялось пламя, поглощая всё вокруг, услышал Хаким дикий крик, полный горя, и долго смотрел, как сгорает его дом.

А наутро средь пепла и обломков нашел проросший маленький росток виноградной лозы.

– Вот ты где, моя неугомонная душа. Что ж, я позабочусь о тебе.

Глава 2

Али и Кантара. Демон жив

745 год н. э.

– Что будешь делать с виноградником, Хаким?

Вопрос вывел его из задумчивости. Спросила напористая, любопытная соседка. Не то чтобы ей до всего было дело, но, живя неподалеку, ей волей-неволей приходилось, как она сама говаривала, присматривать за одиноким чудаком.

Он жил в скромном доме с небольшим садом недалеко от Бенакана, и во дворе его росла удивительная лоза. Нигде в окрестностях больше не было такой лозы. Несмотря на небольшой размер виноградника, урожай каждый год удивлял соседей. А вкус вина, что получалось, был просто несравненным.

– Я тебя спрашиваю, что будешь делать?

– Ничего не буду делать, дорогая, ничего. Я лишь жду знака.

– Вот дуралей. Строительство вовсю идет. А если крепостные стены через твой двор пойдут? Куда пойдешь, а? Хаким?

– Не волнуйся, всё произойдет так, как должно произойти, – со вздохом ответил Хаким.

Соседка, подперев пышный бок кулаком, только покачала головой, а затем, как бы опомнившись, добавила:

– Вечером приходи на ужин, дети ждут твои сказки, муж будет рад. Придешь?

– Ветер сменился, – ответил Хаким. – Если получится, то приду.

Соседка лишь вздохнула в ответ. Она, как и Хаким, знала, что с переменой ветра приходит смена событий. Меняются судьбы. Горячий африканский ветер несет с собой разрушения и измены, а легкий весенний – радость и рождение.

Хаким вышел на небольшую узкую улочку, ведущую к морю и петляющую между одноэтажными домами, и направился в противоположную сторону к подножью Бенакана.

Глядя на немного косолапую походку Хакима, соседка проводила его долгим взглядом и, вздохнув, пошла в свой дом.

Странный, тихий человек был ее сосед, ладил с детьми. Откуда он – никто не знал. Часто он собирал на закате местную детвору и рассказывал ни на что не похожие сказки. Дети любили Хакима и его истории.

Он шел не спеша, вдыхая воздух, полный утренних запахов. Несмотря на то что всё вокруг менялось, воздух этого места продолжал пахнуть морем и свежей сдобой. Ему хотелось взглянуть на масштаб разворачивающегося действа. Стремительно растущая мусульманская медина в некогда маленьком иберийском поселении сметала жалкие ветхие лачуги, вытеснила крошечные стихийные базары и лавочки. Это приводило Хакима в трепетный восторг и вызывало у него тревожные сомнения. Буквально за один год изменилось всё. Прошло четыре года, как большое войско пришло на Пиренейский полуостров. Однако мусульмане, осевшие в Аликанте, столкнулись с уникальным характером местных жителей. Горячие и свободолюбивые, они скорее готовы были стать пиратами, чем подчиняться чужой вере и чужим правилам. Хаким наблюдал за происходящими событиями с неким азартом. Местные правители приняли разумное решение, предложив жителям Белого мыса кое-какие налоговые льготы в обмен на спокойствие в портовых зонах. Одновременно с возведением военного укрепления и замка на горе Бенакан вокруг города строили высокие крепостные стены. Хаким видел, что их высота в некоторых местах превышала тридцать шесть локтей или около того. Скоро город будет заключен в равнобедренный треугольник, имеющий свою вершину на самой высокой точке Бенакана и две другие у береговой линии слева и справа.

Пребывая в странном предчувствии, Хаким не находил себе покоя в последние дни. Громкий возглас глашатая взорвался в воздухе, прервав его размышления:

– Дорогу! Дорогу!

Прохожие расступились, прижимаясь к стенам домов.

– Кто там? Кто там? – раздались возгласы. Люди, вытягивая шеи, пытались рассмотреть, кого скрывает богато убранный паланкин.

– Интересно, – насмешливо присвистнул высокий юноша и добавил: – Привет, Хаким!

– И тебе смотреть на всё хорошими глазами, – ответил тот.

– Спорим, сам халиф едет в свой замок!

– Как знать, Али, как знать. Ветер сменился. Смотри в оба. Сам что без дела по улице слоняешься?

– У меня встреча назначена. Тоже в замок иду.

– Осторожно, хоть ты с Халифатом и одной веры, ты не царского полета человек, не натвори бед, мальчик.

– Я лишь хочу получить работу, больше ничего, за этим не последует бед.

Хаким седьмым чувством понимал, что совсем не халиф скрывается за расшитым пологом, но продолжал надеяться, что предчувствия его обманули.

В тот момент, когда процессия поравнялась с Хакимом и Али, ветер усилился, срывая головные уборы с прохожих, свежим порывом рванул занавесь и открыл на несколько секунд внутреннее пространство паланкина.

На Хакима смотрели до боли знакомые глаза, но не узнавали его. Как у восточной красавицы может быть оттенок глаз глубокой морской лазури?

Смахнув морок, хлопнули густые ресницы, и время остановилось, замерли глашатаи и чайки в воздухе, застыли легкие платки, что покрывали головы женщин, замер сам воздух и солнечный свет.

И младшая дочь халифа прекрасная Кантара встретилась взглядом с серыми вихрями надвигающегося шторма.

Через секунду утихший ветер вернул всё на свои места, процессия двинулась вверх по улице к замку, а Али, как замер мгновение назад, так и стоял, глупо улыбаясь.

Хаким, схватив его за плечи и пытаясь заглянуть в глаза, начал трясти:

– Нет, нет, нет. Даже не думай.

Али, покачав головой, засмеялся:

– Да что ты раскудахтался? Кто я и кто она? Для хлопка нужны обе ладони.

Примирительно потрепав Хакима по плечу, бегом припустился в сторону замка.

Хаким, обреченно вздохнув, поднял глаза к небу и произнес:

– Да, обе… Я уже это слышал где-то… Ваша взяла. Закончился мой покой.

Вечером того же дня он сидел на небольшом ковре во внутреннем дворике дома своей соседки и, прихлебывая из глубокой пиалы вино, рассказывал свои истории.

– Славный вечер выдался сегодня. Вы слышите, как прибой говорит с вами? Все слышат прибой, но особо никто не вслушивается. Все вы знаете о святом Николасе?

– Знаем, знаем, – оживились маленькие слушатели.

– Так вот, знавал я его когда-то.

– Как же это возможно?

– Не думай об этом, дитя. Представь, что это случилось с моим пращуром.

– А что это – пращур?

– Очень дальний родственник. Например, прадед прадеда прадеда.

– Ого-о! – загорелись глаза у детворы. Они знали: Хаким всегда рассказывает нечто невероятное.

– Итак, на дворе стоял 354 год от Рождества Христова. Николас де Мира, уроженец Ликии, проснулся однажды в странном просветлении. Он осознал, что несметные богатства более не радуют его. И знаете, что он сделал?

– Что?

Хаким многозначительно обвел взглядом свою преданную публику:

– Он раздал всё свое золото нуждающимся. Но этого оказалось мало. Он ходил по городам и селам и помогал всем, кому только мог. Сам дьявол подстроил ему ловушку, подослав беса в виде слуги с именем Черный Педро. Но Николас раскусил их коварный замысел и продолжил творить добро. Однажды, говорят, случилось чудо, и он, оплакивая трех невинно убиенных детей, воскресил их. Вы можете в это не верить, но в год, когда я встретил его, от него шел незримый свет.

Николас погиб от рук тех, кто считал его врагом церкви и язычником, 6 декабря 354 года. А через год после этого дети в нашем городе получили дары – они нашли их у дверей и каминов. И так повторялось из года в год. Николас стал добрым духом. Теперь каждый раз в день своей смерти он одаривает детей, а затем садится на корабль и уплывает в другие страны, чтобы сделать то же самое.

Он превратился в настоящего святого с добрым намерением и всегда покровительствует морякам, падшим женщинам, беднякам, детям и всем обиженным.

Помните, мои дорогие дети, ведь прямо сейчас многое меняется. В будущем еще больше может измениться, но вера в святого Николаса, приносящего дары в холодную зимнюю ночь, сохранится в ваших сердцах.

– О-о-о, – восхищенно протянули дети и начали просить: – Еще! Еще!

Хаким, отхлебнув из пиалы, лишь лукаво улыбался.

– Да, расскажи еще что-нибудь, – раздался насмешливый голос Али.

– Пожалуй, на сегодня хватит. Вам, дети, пора спать, – Хаким легким жестом дал понять ребятне, что на сегодня действительно всё.

Поднявшись, он сказал Али:

– Что заставило тебя прийти ко мне?

– Я принес подарок. Отец сказал отдать тебе.

Али не без усилий втащил во двор Хакима низкий арабский столик из красного дерева. Искусная резьба удачно подчеркивала изысканность изогнутых коротких ножек.

– Красивый. Почему отдаете?

– Наш дом будет разрушен, мы переезжаем за город, в сторону Молинета. Стена пройдет как раз через квартал, где мы живем. Отец сказал, что не потащит, а ты совсем в пустом доме живешь.

– Спасибо, поможешь затащить его. Ты голоден?

– Не очень. Хотя… что у тебя есть?

Они взялись за столик и не без усилий втащили его в дом. В единственной комнате, служившей Хакиму и спальней, и кухней, совсем не осталось места, как будто подарок стал ее новым хозяином.

– Ты получил работу в замке? – спросил Хаким, с интересом разглядывая столик. Отломив ломоть домашнего хлеба, отрезал большой кусок старого овечьего сыра и протянул юноше.

– Ага, – жуя, ответил Али.

– Отцу сказал?

– Нет еще, сейчас пойду домой и расскажу.

– Хорошо, передай ему от меня поклон. Ну и как она?

– Это свет, затмевающий звезды, – начал Али и, спохватившись, поперхнулся. – В смысле? Кто она?

– Да никто. Я услышал всё, что мне надо. Что будешь делать в замке?

– Я предложил свою помощь в доставке воды. Случайно увидел разрушенные желобки, по которым раньше шла вода. Решил, что можно восстановить канаву от Тиби до города.

– Акведуки, – с усталым вздохом поправил Хаким.

– Что? – недоуменно переспросил Али.

– Акведуки. Не желобки. Римляне строили.

– Понял.

Они помолчали.

– Держись от Кантары подальше, – посоветовал Хаким. – Возможно, я слишком стар и надумываю лишнее, но так лучше для нее.

– Да я и не смотрел в ее сторону. Ты старый и ворчливый. Всё, я пошел. До скорого!

Хлопнула дверь, Хаким посмотрел в окно. В закатных лучах ему почудилось, что в саду что-то светится. Быстро выйдя во двор, он не увидел ничего странного. Может, и показалось.

А может, и нет.

Конечно, халиф души не чаял в младшей дочери Кантаре. В этих омываемых морем землях ее красота не имела себе равных. Белоснежная кожа, миндалевидные глаза цвета теплой лазури и длинные шелковистые волосы. Вся она была утонченной, как будто пришедшей из другого времени.

Такая красота притягивала к ней молодых дворян со всех концов полуострова.

Отец уже выбрал своей дочери в мужья богатого уважаемого человека Альманзора. Правда, к богатству прилагался возраст. Подумаешь, жених старше невесты на сорок два года. В конце концов, не суп же из него варить? И всё бы вышло как нельзя лучше, если бы не злосчастный порыв ветра и злой рок.

Итак, Кантара весь день и всю ночь думала об Али.

Наутро отец сообщил дочери о своем решении. Состоится ее свадьба с почтенным человеком. Еще не осознавая своих чувств, Кантара неожиданно для отца побледнела и сказала твердое «нет». Халиф был человеком добрым и мудрым, поэтому решил дать ей время и отправил Альманзора с флотом кораблей за границу – привезти пряности и шелка, которые порадуют принцессу.

Али обещал восстановить акведуки, которые принесли бы воду от Тиби до белого берега.

Несмотря на слова, что ему нет дела до принцессы, Али использовал любой случай, чтобы увидеть ее хоть одним глазком. Она часто присутствовала на вечерних встречах халифа с подданными. Али приходил с докладом о том, как продвигаются дела. Он говорил четко, лаконично и однажды, заметив, как Кантара выглядывает из-за тяжелой портьеры, отделяющей общий зал от коридора, ведущего в покои халифа, подмигнул ей с нарочито разоружающей и покоряющей улыбкой. Ну кто мог устоять против такого взгляда? Можно сказать, что в этом взоре была доля вероломства, но Али не думал об этом – мистическая сила притягивала их друг к другу. Сопротивляться не было сил.

Тем временем Альманзор триумфально вернулся со своими кораблями, нагруженными до краев шелками и пряностями, и халиф, который ничего не знал о любви дочери, выполнил свое обещание и объявил всем, что выдает Кантару замуж за Альманзора.

Прожигая отца взглядом, девушка с негодованием воскликнула:

– Так ты всё решил за меня?! Сказал, что я могу всё обдумать, и всё равно я вынуждена подчиниться твоей воле?

Не дав ему возможности что-либо сказать в ответ, она вихрем унеслась прочь.

Полная луна взошла на темном южном небе. Ровно лился свет ее как на счастливых, так и на несчастных. Не могла Кантара находиться в замке этой ночью. Никогда бы не решилась воспользоваться тайным ходом, о котором узнала случайно. Но сейчас невидимые нити тянули ее, неслышные голоса призывали.

Ожил демон, возрадовался новой игре, не стесняясь освещал место, где должна произойти роковая встреча, светом, что мог видеть только Хаким и две несчастные души, по воле рока призванные идти друг к другу.

Кантара с легкостью выбралась из подземного лаза и, припадая к стенам, крадучись пошла вниз по улице.

Вскрикнула встревоженная птица, ухнул ставень глухим ударом. «Ой, мой Создатель, Аллах всемогущий!» – Кантара опрометью бросилась в сторону моря и, споткнувшись, полетела. Не успев толком испугаться, оказалась в крепких руках.

Вот так удача. Али не мог поверить своим глазам.

– Опасно ночью одной бродить, знаешь об этом? Ты вся дрожишь, тебя кто-то обидел?

Но она только глядела на юношу и ничего не отвечала.

– Смотри, – решил отвлечь от грустных мыслей Кантару Али, – луна меняет цвет. Сейчас она плывет по небу, и всё вокруг в ее свете становится волшебным.

– Вещи в свете луны как из другого мира, – тихо произнесла принцесса и добавила: – А люди видны такими, какие они есть.

– Правда? – Али с интересом разглядывал лицо Кантары вблизи. Ее красота сводила с ума.

– Для меня – да, – девушка сказала это тоном умудренной жизнью старухи, что невольно вызвало улыбку на лице юноши.

– Может, я помогу тебе вернуться в замок? – предложил он.

– Не сейчас. Я не могу идти туда сейчас, – грустно ответила Кантара.

– Ну, может быть, позже, пойдем прогуляемся, я покажу тебе кое-что, – сказал Али, не веря в свою удачу.

– Прогуляемся – как это просто звучит и как непросто сделать мне, – посмотрела Кантара на Али так, что его сердце остановилось на мгновение, а потом застучало сильнее, пытаясь пробить грудь.

– Звук твоего голоса нарушает мой покой. Пойдем, – тихо, но уверенно ответил Али.

С трепетом Али взял Кантару за руку и повел в глубь ночи, в сердце города. Им никто не встретился, и юноша подумал, что это хороший знак. Он не хотел верить в свою удачу и не слышал почти ничего, кроме громкого стука собственного сердца. Он привел Кантару к небольшой площади, откуда одновременно видны были и замок, и море. Площадь разделяла только выстроенная крепостная стена и высокая башня. Охранник спал сидя, опустив голову на колени. Али жестом показал Кантаре быть тише, но она всё равно не удержалась и прыснула со смеху. Охранник охнул, подняв голову, повел затуманенным взглядом и снова заснул. Они незаметно проникли в башню и, стараясь ступать бесшумно, поднялись по узкой винтовой лестнице наверх.

– Здесь будут хранить оружие, – пояснил Али.

– Я думала, просто смотровая башня, – удивилась Кантара.

– Так что могло случиться, что любимая дочь халифа разгуливает одна ночью по городу, полному неожиданностей? – Али постарался задать вопрос шутливым тоном, на который только был способен.

– Мне придется выйти замуж, – ответила она таким же тоном.

– Это неплохо, я уж думал, что казнь тебя ждет, – со смехом сказал он, но осекся, понимая неуклюжесть своей шутки.

– Это хуже казни – быть женой нелюбимому, – грустно произнесла она.

Али в самые сложные моменты своей жизни всегда умел шутить. Этот дар не раз выручал его. Но сейчас он оцепенел от такой новости.

Вдали раздались крики:

– Она здесь! Принцесса, мы спасем вас!

– Меня, кажется, сейчас будут спасать. Али, уходи, тебя сделают виноватым. Отец снесет твою голову не раздумывая, – быстро проговорила девушка.

– Я уйду вместе с тобой.

Он сказал это настолько твердо, что стихли звуки вокруг, волны пропустили удар о берег, а луна скрылась за набежавшую тучу.

Они побежали так быстро вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и дальше по ночной улице, как никогда в жизни не бегали. Небо меняло краски, звезды указывали путь. Кантара, непривычная к бегу, неслась, не чувствуя усталости.

Краем глаза лишь замечала она мелкие детали: вот закончились крошечные дома, облепившие подножие Бенакана, вот апельсиновый сад щекочет за волосы, цепляется за одежду ветвями, вот впереди холм Сьерра-Гросса.

– Устала? – Али убрал с ее лица прилипшую прядь.

– Есть немного.

Быстро припал к влажным губам и, не дав опомниться, потянул за собой. Кантара засмеялась, рассыпая серебристый звон колокольчика по округе. Так мало нужно для счастья, и неважно, что будет потом. Они бежали, спотыкаясь и припадая к нагретому днем камню спиной в тени скал, для того чтобы пить друг друга.

Вверх, вверх, царапая руки, сбиваясь и продолжая смеяться. Наконец достигнув вершины, они умерили свой пыл и пошли вдоль ровного плато. С высоты город казался призрачным. Крепость стояла напротив, пристально вглядываясь в души влюбленных.

– Что же нам делать? – первой нарушила молчание Кантара.

Али горестно усмехнулся:

– Попробуем дожить до утра.

– Без тебя нет смысла ни в чем.

– Без тебя я мертв.

– Пойдем утром к отцу, я уговорю его изменить решение!

– Кантара… Ты лучшее, что есть на этом свете, но я не верю в справедливость. Просто не верю. Ее нет.

– Но как же…

Она не договорила, как послышался топот копыт и небольшой отряд ворвался в тишину ночи. Окружив влюбленных, воины молча смотрели на них. Кантара, несмотря на охвативший ее страх, громко произнесла:

– Вы знаете, кто я! Причинив вред мне, вы будете жестоко наказаны!

– У нас приказ вернуть вас в замок, принцесса!

– Это мне решать: вернуться или нет!

Двое воинов спешились, подбежали и, заломив Али руки за спиной, отвели его в сторону. Кантара инстинктивно потянулась к нему, но, наткнувшись на выставленные вперед мечи, отступила на шаг назад. Выскользнул камень из-под ноги, она, неловко взмахнув руками, вскрикнула, попятилась, застыла на мгновение перед изумленными взглядами и медленно начала падать вниз. Али нечеловеческим усилием высвободился из рук воинов, да те и сами ослабили хватку и кинулись к принцессе.

Али в последний момент успел схватить ее за руку, но сам не удержался, упал, цепляясь второй рукой за камни и скользя в раскрытую пасть ущелья.

– Али, отпусти меня!

– Нет, нет, ни за что.

– Ты же знаешь, что важнее любви…

– Свобода, – прошептал он и скользнул вслед за ней, не отпуская руки.

Вспыхнул демонический амулет, залился злорадным смехом и исчез. Брызнула кровь, окрасив цветущий миндаль в розовый цвет. Тяжко вздохнул Хаким:

– Что утратил сейчас ты, Али? Веру в любовь? Ведь истинная любовь должна уже была давно нас всех освободить…

Вот и еще одна легенда родилась. Очень грустная легенда о печальном халифе, охваченном самой страшной тоской из-за потери яркой жемчужины своего дома – любимой дочери. Он не ел и не спал, и в конце концов решил разделить участь двух влюбленных – сброситься с горы, с вершины своего замка, где на следующий день появился его профиль: лицо мавра.

Местные жители, тронутые трагической историей, решили, что в честь юных влюбленных их имена будут объединены хотя бы в названии города. И так Каструм Альбум стали называть Алькантарой, а затем Аликанте.

А миндаль в провинции Аликанте с тех пор цветет всегда ярко-розовым цветом.

Глава 3

Арагон в городе

1296 год.

Аликанте. Сколько ты повидал и еще узришь. Несокрушим Бенакан. Теперь гора, на которой возвышается замок, называется Бенакантиль.

Прошли уже те времена, когда Альфонсо X Мудрый, король Кастилии и Леона, 4 декабря 1248 года освободил крепость от мусульман, погнал живших больше пятисот лет мавров к чуждым им берегам. А крепость получила название Святая Варвара, или Санта-Барбара, поскольку освобождение совпало с днем чествования этой любимой католической святой.

На месте сада Хакима вырос трехэтажный дом, ставший гостевым для знатных персон, и напротив возвысился храм Святого Николая, покровителя Аликанте. На первом этаже гостевого дома, или, как называли его местные, фонда, разместилась неприметная таверна с самым лучшим аликантино. Крепкое вино давала старая добрая лоза, прочно вросшая в стены дома, раскинувшись во внутреннем дворике. Давняя подружка Хакима. Не то чтобы он смирился с судьбой застывшего во времени наблюдателя, но он не знал точно, сколько ждать следующей встречи. В углу таверны стоял низкий арабский столик из красного дерева. Он не первое столетие верно служил своему хозяину. Хаким мог бросить на стол верблюжье покрывало, что привез ему один моряк из Марракеша, и спать, как на самой удобной кровати.

У высоких столов в таверне вместо стульев стояли винные бочки, и только у стены возвышался резной стул, случайно попавший к Хакиму. На нем никто никогда не сидел. Люди, заходившие в таверну, не желали восседать на чопорном троне. Добрая беседа и чарка вина – что еще нужно человеку в конце рабочего дня! Постояльцы не заглядывали в таверну, что, на первый взгляд, может показаться странным, но для Аликанте ничуть не удивительно, ведь высокие чины и простые пираты, проститутки и благородные дамы, матросы, фермеры, чиновники, продавцы орчаты или хлеба – все смешались в ярком узоре этого города. Богатая усадьба могла соседствовать с бедной лачугой, а за добротной дверью шла едва держащаяся на своих петлях.

Пришел очередной средиземноморский день, разбудив Хакима первым резвым лучом, пробивающимся в небольшое пыльное оконце. Но привычного томно-ленивого утра не случилось. В таверну ввалилось несколько усталых солдат, охраняющих крепость. Сейчас, после того как их ночной дозор завершился, они, прежде чем отправиться спать, решили немного «позавтракать». Впрочем, Хаким легок на подъем. Ему не привыкать. Бойцы самого мэра города Николаса Переса – желанные гости.

Мужчины эмоционально обсуждали новость: Хайме II Арагонский направляется со своим войском прямо сюда и буквально через пару дней предстоит осада крепости. Решение мэр принял давно: город он не отдаст, но вот что делать с мирным населением?

Пока Хаким обслуживал компанию, в дверь робко вошла девушка. Хаким было подумал, что это дочь молочника принесла молоко. Она тихо огляделась вокруг, довольно кивнув, как бы подтверждая, что пришла по адресу, уверенно пересекла комнату и уселась на тот самый стул. Обычно люди его не замечали, а сам Хаким считал, что от него веет холодом, но девице явно было уютно на троне. Откинувшись прямой спиной на высокую резную спинку, она положила руки на подлокотники, скрестив кокетливо ноги.

Поставив последнюю чарку вина, Хаким подошел к девушке и отшатнулся. На него смотрели до боли знакомые глаза цвета теплой лазури. Екнуло внутри, ожил демон. Знать бы, где он прячется уже, схватив, бежал бы Хаким к жерлу вулкана, чтобы сжечь в адском огне проказника. Но где он? Кто же знает.

– Сеньорита, вы что-то хотели? – вежливо спросил Хаким.

– Доброго утра! Да, хотела. Но я не к вам пришла, а к нему! – И она небрежным кивком указала на воина, явно старшего по званию.

– А он об этом знает? – с легким налетом сарказма спросил Хаким и повернулся посмотреть на человека, о котором говорила девушка.

Несколько долгих секунд смотрел Хаким в глаза цвета надвигающегося серого шторма. Так вот, значит, как. Что в этот раз задумал хитрый бес?

Мария. Ее звали Мария. Изящная, словно молодая лань, она была дочерью местного кузнеца, первоклассного оружейника. Теперь Хаким вспомнил ее. Маленькой она вечно таскалась за старшими братьями и, бывало, лупила мальчишек не хуже самого отпетого хулигана. Сейчас она подросла, превратившись в привлекательную девушку, да только вот характер виден был за версту.

– Не знает, – ответила она и добавила: – Тем хуже для него.

Хаким примирительно поднял руки вверх и отступил, после чего Мария громко произнесла:

– Хуан! Тебя же зовут Хуан?

В наступившей тишине было слышно, как возится мышь за стеной.

Мужчины, облаченные в доспехи и при полном вооружении, косматые и невыспавшиеся, молча уставились на девушку.

Мария, ничуть не смущаясь, продолжила:

– Вы все знаете, что скоро будет битва! Я говорила с женщинами, мы все можем быть полезны. Но никто нас не хочет слышать! Если вы расскажете Николасу Пересу наш план, то он выслушает. А то меня… – неожиданно она смутилась.

– Выгнал веником со двора, – раздался дружный хохот.

– А даже если и так! Выслушайте.

– Похоже, что у нас нет выбора, – Хуан глядел на смелую пташку с интересом.

И чем больше он смотрел на нее, тем глубже становилось его дыхание.

– Всегда так женщины делали. Чтобы противник думал, что нас много. Волосы под подбородком завязывали и надевали одежду мужскую. Мы встанем на крепостные стены. А во время боя можем помогать. Я вот мечом обучена биться.

Дружный смех ей был ответом:

– Иди, дитя, не морочь нам головы, не будет битвы. Мы ожидаем долгих переговоров.

– Посмотрим, – огорченно ответила Мария и вышла из таверны.

После ее ухода смех резко стих, и Хуан спросил Хакима:

– Что скажешь? Николас собирает войско, но он категорически не хочет привлекать население.

– В любом случае Хайме II идет с определенными целями. Он не отступит. Кастильское правление подходит к концу, – со вздохом ответил Хаким.

– Николас Перес не предаст завоевание Альфонсо Мудрого.

– Тогда признай, что девочка была права. Устами младенца глаголет истина. Поговори с Пересом, никому не нужны бессмысленные жертвы. Какая разница, под чьим флагом процветать?

– Ты что, только родился? – удивленно спросил Хуан. – Даже если мы впустим арагонцев, отдав ключи от города на подносе, ты думаешь, не полетят дворянские головы?

– Так пусть уходят. В Кастилью де ла Манчу, Леон или куда подальше.

Выдержав паузу, Хуан сказал:

– Хорошо, я поговорю с Николасом, но голову даю на отсечение, что он не примет моего совета. Приказываю всем сегодня отдохнуть и выспаться. Расходимся. Как говаривал мой дед, делай что должен, и будь что будет!

Все согласно кивнули и по одному стали выходить из заведения. Последним вышел Хуан. Что-то задело его за живое, царапнуло, не давали покоя странные глаза Марии. Редкий цвет на белом берегу.

Он знал ее отца, лучшего кузнеца в городе, но на девочку никогда не обращал внимания. Он вообще до недавнего времени думал, что у кузнеца подрастает сын. Видел ее в смешной шляпе, дерущейся с мальчишками на палках, как на мечах. Но сегодня странное щемящее чувство поселилось в его груди. Она сидела на стуле, как на троне, и говорила дерзкие вещи. И когда она ушла, он поймал себя на мысли, что ни за что не допустит, чтобы она стояла на крепостной стене с бородой из собственных волос.

Хаким мрачно смотрел на дверь, что захлопнулась за Хуаном, и так же молча смотрел, как его темная полуподвальная таверна наполняется призрачным светом. Он видел его уже и списал на усталость, а что было потом, знает весь город. Новая история?

Пусть идет своим чередом, нет власти над дьявольским замыслом.

Хуан направился обратно к замку. Временно он жил там, возглавляя отряд охраны. Апрель раскрасил город в цвета радости. Утихли холодные зимние ветры, воздух плыл теплыми волнами. Заметив следующую за ним тень, он ускорил шаг, затем развернулся, резко выхватив меч из ножен, и приставил его к горлу изумленно глядящей на него Марии. Мгновение он смотрел на нее, но затем резко выдохнул и опустил меч, прикрикнул:

– Я мог тебя прирезать! Зачем ты шла за мной? Что тебе нужно?

Мария, сглотнув от испуга, облизала губы, сделала глубокий вдох, но так и не смогла ответить. Затем все-таки набралась смелости и сказала:

– Возьми меня с собой в крепость, пожалуйста.

Он долго изучающе смотрел ей в лицо, неожиданно для самого себя прижав ладонь к ее щеке, и сказал:

– Стук твоего сердца лишает меня покоя. Я не допущу тебя в крепость ни при каких обстоятельствах. Скорее всего, будет очень жесткая битва. Многие погибнут, и я не хочу, чтобы среди них была ты. Понимаешь? Пойдем, я провожу тебя домой. И… подумай об этом.

Словно очнувшись, он отнял руку от ее лица. Мария чувствовала, как горит кожа от его прикосновения, мысли путались, но при этом наступило совершенно ясное понимание: во‐первых, она всем сердцем любит этого благородного человека, и во‐вторых, она сделает всё возможное, чтобы быть рядом.

Покорно опустив голову, она первая сделала шаг в сторону своего дома. Полуденное солнце светило в поникшие спины. Каждому из них было о чём подумать.

– Хуан, скажи мне, если многие могут погибнуть, разве последние дни не самые важные для человека? – спросила Мария.

– Знаешь, никогда нельзя сказать, последний это твой день или нет. Делай что должен, и будь что будет.

– Согласна, – сказала Мария, – но мне хотелось бы, чтобы ты остался жив. Да, да, было бы интересно посмотреть, что будет дальше, но я всем сердцем не хочу, чтобы кто-нибудь погиб.

– Аликанте присягал на верность короне, славно служил Альфонсо X Мудрому. Наш король всегда любил Аликанте. Здесь после стольких дней ожидания его молодая жена Виоланта понесла и родила прекрасную девочку. Добрый, плодородный край, хоть и засушливый. После изгнания мавров прошло 48 лет. Арагон всегда хотел власти над этой землей. Порт, вкусное вино и добротная крепость – идеальное место. Так что я бы не надеялся, что Николас Перес и Хайме Арагонский договорятся. Будет пролита кровь. Так что… Мария, – Хуан остановился и, взяв девушку за плечи, слегка тряхнул, – оставайся с отцом дома, даже если нас всех убьют и пронесут мимо вашего крыльца. И когда это произойдет, первое, что ты должна знать, – это то, что мы с тобой не знакомы. Поняла?

Губы Марии предательски задрожали. Он почти крикнул, с нажимом, врезаясь в ее взгляд своими серыми вихрями-глазами.

– Я тебя спрашиваю, Мария, ты поняла?

Неслышно в ответ:

– Поняла.

Внезапно Хуан почувствовал странное раздражение. От духоты наступившего дня, от навалившихся сомнений, от желания защищать эту плохо воспитанную девочку, от усталости, от мыслей, бегущих по кругу. Подойдя к высокому забору, покрытому сверху черепицей, они остановились.

– Иди первая, я зайду чуть позже. Мне надо сказать кое-что твоему отцу.

Мария стояла не шелохнувшись.

– Да что ж такое! – уже крикнул Хуан и первым вошел во двор. Помедлив, Мария вошла следом и как ни в чём не бывало прошла мимо разговаривающих мужчин.

– Привет, отец, – сказала она, входя в дом.

О чем беседовали ее отец и Хуан, слышно не было, но после разговора у отца залегли глубокие тени на лице. Он еще долго стоял, глядя в одну точку невидящим взором, а затем ушел в кузницу, и до вечера были слышны удары молота о наковальню.

Хуан же, вернувшись в крепость, добрался до одной из отведенных ему комнат и повалился спать. Сколько он проспал, неизвестно, но когда очнулся, полная луна освещала каменный пол комнаты, и он понял, что зверски голоден. Странно, что его никто не разбудил. Он вышел на улицу и спустился вниз к главной площади крепости.

Ворота в зал знамен были открыты. За длинным деревянным столом в самом дальнем углу сидел Николас Перес и, судя по всему, «размышлял» над большим кувшином вина. Услышав шаги, он поднял голову и махнул рукой, приглашая Хуана. Дважды звать не пришлось – Хуан любил и уважал своего командира. Высокого роста, широкоплечий, прекрасно образованный, знающий военное дело получше многих – вот что из себя представлял губернатор Аликанте Николас Перес. Мудрый и строгий начальник, верный друг своим подчиненным.

– Голоден?

– Да.

Мэр хлопнул по столу ладонью, и из-за угла выскочил мальчишка-слуга.

– Принеси еды, да побольше.

Мальчишка, кивнув, опрометью бросился на кухню.

Николас налил в бокал вино, протянул его Хуану. Поискав взглядом второй бокал, не нашел и отхлебнул из бутылки. Хуан пригубил вино.

– Лучшее в этом крае. Непревзойденное, – мечтательно закрыл глаза Хуан.

– Аликантино, его узнаю всегда, – подтвердил Николас, внимательно разглядывая лицо своего лучшего воина.

– Да…

– Ты отдохнул? – Николас вывел из задумчивости Хуана.

Он выпрямил спину и четко ответил:

– Выспался.

– Хорошо.

Они еще немного помолчали.

– Арагонский король в двух днях пути от нас, – Хуан решил первым начать разговор о том, что беспокоило сейчас всех.

– Я знаю, – угрюмо ответил губернатор и добавил: – Ключи от города я им не отдам.

– Что слышно из Кастильи? – спросил Хуан.

– Оба гонца пропали. На дорогах сплошь засады. Мы временно предоставлены сами себе.

– Мой господин, мы будем стоять насмерть.

– Не надо громких слов. Что делать с мирным населением? У Хайме II дисциплинированные ребята и велики числом, но ума с ладошку. Я уже имел с ними дело. Они сожгут дома при подходе к крепости и убьют большую часть простых жителей. Если займут город, то постараются заселить оставшиеся дома своими людьми, которых пригонят издалека.

– Но тогда выходит, что…

– Говори, что замялся?

– Дочь кузнеца была права… Она ввалилась сегодня утром к Хакиму, требовала взять женщин в крепость.

– И что могут сделать женщины?

– Ну, вроде они хотели из своих волос сделать бороды и стоять на крепостной стене, как лучники.

– Интересно… Я слышал о таком, в Хавее лет пять назад подобное сработало.

– И что? Они же погибнут.

– Они могут в итоге сдаться, а оставшись в своих домах, точно погибнут.

– Черт!

Хуана обуял гнев. В этот момент мальчик-слуга, сгибаясь под тяжестью корзины с провизией, вошел в зал.

Искоса поглядывая на взрослых, он выложил на стол большое блюдо, а затем на него хумус, мясо, запеченное на углях, но уже остывшее, кусок свежего овечьего сыра, томаты, краюху хлеба.

Легким кивком Николас выпроводил мальчишку. Хуан достал из-за пояса нож и принялся за еду.

– Ешь, созывай воинов, идите с рассветом в дома. Жители должны взять запас еды и воды, кто сколько сможет, и до заката следующего дня прибыть в крепость. Далее я прикажу поднять мост. На этом всё. Мы готовимся к осаде, может, к быстрому поражению, или произойдет чудо и Хайме вспомнит, что забыл закрыть дверь своего замка в Арагоне и вернется домой.

Николас посмотрел на Хуана тяжелым взглядом и продолжил:

– Пообещай мне. Дай слово, поклянись самым дорогим.

Хуан кивнул в ответ. Николас приблизил свое лицо так близко к лицу Хуана, что было слышно, как стучит сердце мэра.

– Поклянись!

– Да. Я клянусь.

– Не стоит заканчивать свой путь трагично. Если всё сложится против нас, а, скорее всего, так и будет, присягните новому королю. Не жертвуйте мирным населением и городом. Я не смогу этого сделать. Моя жизнь принадлежит не мне. Будучи мэром, защитником города, я выполняю приказ, данный короне Кастильи де ла Манча. Если отступлю, то всё равно заслужу смерть. Грядет последняя битва, и я к ней готов. Но одного не знает Арагон: защищать свой город я буду и после смерти.

Гнетущая тишина повисла над столом. Хуан лишь ответил:

– Клянусь.

Тяжело вздохнув, он продолжил трапезу.

Их песенка спета. Солдат вместе с командным составом в замке было не более двухсот человек. Жителей вместе с младенцами и стариками – около полутора тысяч, не больше. Против двадцатитысячной армии Хайме II им не выстоять, если не придет подмога с юга. Понятно, что уже не осталось ни одного почтового голубя – их всех разослали в замки союзников. Но кто откликнется – полная неизвестность…

Так думал Хуан, так думал и Хаким, понимая, что в этот раз стоит перед выбором: вмешаться или нет. Конечно, он уже обыскал все, что можно, но не смог найти дьявольскую вещицу, из-за которой теперь застыл во времени, застыл в пространстве, и даже окружающие не замечают, что он всегда жил, живет и, скорее всего, будет жить на этом месте. Бойся своих желаний, ибо они осуществятся.

Жители плавным потоком потянулись по дороге, ведущей в замок. Оставляя дома, уводили детей и скотину. Телеги бросали прямо под стенами. Город готовился к вторжению.

Хаким стоял напротив своего дома, вглядываясь в толпу. Он вместе с проклятием получил дар абсолютной памяти, помнил рождение почти каждого в этих местах и почти всех знал по именам. Долгие годы наблюдал, как растет и ширится город. Наблюдатель, не вмешивающийся в дела людей. Он по-прежнему любил утреннее, спокойное море, еще не проснувшееся, досматривающее свой предрассветный сон, ленясь гнать на берег сильную волну.

Хаким стоял, вглядываясь в толпу, и, наконец узрев то, что искал, ринулся, рассекая людей, как легкий парусник – океан. Схватив Марию за руку, ничего не объясняя, потащил в таверну. Мария, подумав, что ему нужна какая-то помощь, зная, что Хаким дружен с отцом, особо не сопротивлялась, хотя и удивилась. Придя в таверну, Хаким сказал, чтобы она подождала его до вечера и убрала всю посуду в погреб, так как возможны пожары. Добавил, что вечером будет меньше людей на улице и он придет за ней. Не дав опомниться, закрыл дверь и вышел.

Мария ошеломленно застыла посреди полутемного помещения, но затем решила, что спорить не с кем, и начала убирать посуду.

Хаким размашистым шагом направился к замку. Весь день он помогал размещать прибывающих в крепости. Он знал ее, как мать свое дитя. Когда-то слабые римские укрепления перешли в руки Карфагена и затем долгое время стояли разрушенными. Он помнил, как выросли мощные стены в период существования эмирата Кордоба и достраивались, когда халифат распался и город стал частью Валенсийского эмирата. Но сейчас иберы идут против своих же соплеменников. Странная междоусобная война. Доживет ли он до времен, когда недалекие князьки додумаются объединиться?

Хуан тоже зря времени не терял, но волей-неволей поглядывал на людей, которые ставили легкие палатки и разводили костры. Запах готовящейся еды доносился из разных углов крепости. Втайне он надеялся увидеть Марию, но одновременно радовался, что ее нет рядом.

Наконец Николас Перес отдал приказ, и подвесной мост подняли. С глухим лязгающим звуком ударился он о стену. Наступила тягучая тишина. На горизонте с севера показались огни, они текли вдоль дороги медленным, навевающим ужас течением. Начавшись, эта река не имела конца и края.

Всю следующую ночь жители наблюдали со стен замка, как вокруг крепости располагается вражеское войско. Армия Арагона шла тихо, лишь мерцая факелами: ни трубных звуков, ни криков. Это еще больше тяготило. Никто в эту ночь и глаз не сомкнул. Ни писка младенца не было слышно, ни животных.

С рассветом обе стороны были в полной боевой готовности.

Из войска Арагона выехал всадник. Приблизившись к воротам, он громогласно объявил, что кровопролития не будет, если мэр самолично передаст ключи от города. На раздумье время до рассвета. Меньше суток.

В полнейшей тишине всадник возвращался обратно. Женщины в крепости, молча распустив волосы, завязали их под подбородками, лучники заняли свои позиции, и Николас Перес коротко скомандовал:

– Готовимся!

Мария, устав от работы в таверне, присела на минутку на бочку с вином около стены и заснула. Проснулась от топота копыт и лязга металла. Вскочила, придвинув пустой ящик, и припала лицом к небольшому оконцу под потолком: двор заполнили вооруженные люди в доспехах. Она не знала, сколько времени проспала, и поняла, что Хаким за ней не вернется. Присела на корточки за барной стойкой, пытаясь сообразить, что делать дальше. Зеленоватый свет мелькал то тут, то там, разливаясь по полу, у дальней стены, расползаясь по стенам. Ползком, на коленях, пробралась она ко входу в подвал, спустившись, закрылась в нем. Наверху раздались голоса, кажется, в таверну кто-то вошел.

Мария, затаив дыхание, оглянулась. Призрачное зеленоватое свечение вновь поманило. «Странно. Кажется, от темноты у меня видения», – подумалось ей. Всё-таки доверившись интуиции, тихо ощупала стену. Действительно, за невзрачной тряпицей чувствовался сквозняк.

Узкий лаз позволял передвигаться на корточках. Сложно сказать, сколько Мария ползла, иногда она замирала, прислушиваясь, но чем дальше лезла, тем тише становилось. В конце концов уперлась в стену. Тупик. Неужели теперь ей придется проделать весь путь назад? Впервые за всё время Мария заплакала от усталости и неизвестности.

Хаким, увидев первый черный столб дыма над городом, понял, что, заперев Марию, скорее всего, сделал только хуже. Разыскав Хуана, отозвал его в сторону. Сказав буквально пару фраз, увидел, как изменилось лицо собеседника.

– Я хотел защитить ее, – говорил Хаким. – Но она же неугомонная, рвалась в самое пекло.

– Крепость закрыта. Город полон жадных до наживы. Она теперь сама по себе.

– Я подумал, что лучше ей быть подальше от всего того, что здесь творится.

– А в итоге? В самой гуще событий.

– Хаким, – мальчишка-слуга дергал его за рукав, – я лаз знаю, я вылезу и проберусь незаметно, приведу ее сюда.

– Нет! – почти хором гаркнули на него Хаким и Хуан.

– Но если начнется пожар… Мария погибнет.

Хаким потер подбородок: может, и обойдется.

Мальчишка поник головой. Идя в сторону кухни, он почувствовал, как чья-то рука схватила его повыше локтя.

– Тише! Солнце сядет, у нас будет пара часов, чтобы выручить Марию. Жди около повозок с сеном, покажешь лаз.

Радостно кивнув, мальчишка побежал делать вид, что помогает взрослым.

Мария, устав плакать, попробовала нащупать щель или прореху в стене. Кладка была неровная – кажется, ее делали впопыхах. Нажав плечом, девушка поняла, что стена не поддается. Поискав что-то вокруг на ощупь в полной темноте, нашла кусок острого камня, принялась обстукивать стену.

«Ну и пусть, что придется до конца своих дней скрести стену, всё равно попробую выбраться», – шептала она.

Вдруг до ее слуха отчетливо донеслись глухие удары из-за стены. Через несколько минут каменная кладка, не выдержав напора, рухнула.

– Пойдем, это здесь, – услышала она детский голос.

Чьи-то сильные руки нащупали Марию в темноте, вытащили через проем. Она почувствовала горячую ладонь, закрывающую рот. Знакомый голос шепотом приказал:

– Ни звука!

Мария в знак согласия мелко закивала и уткнулась в жесткое плечо. Легонько похлопав по спине, успокаивая, Хуан повел девушку к выходу. Они тихо пробрались до конца тоннеля и поднялись по узкой короткой лестнице. Мария догадалась, что находится в храме Сан-Николас-де-Бари. Лунный свет лился через высокий купол, наполняя предметы вокруг волшебным синеватым светом. «Интересно дом у Хакима скроен», – мелькнула мысль.

На цыпочках они прокрались к незаметной деревянной двери, ведущей в подсобное помещение, затем выбрались во внутренний дворик. Им повезло – никто не встретился на пути.

Оставалось пройти буквально пару кварталов до тайного входа, ведущего в крепость. Мальчишка-слуга шел первым. Маленький, проворный, как воробушек, он подал сигнал, что всё чисто. Казалось, что удача улыбнулась, но из-за поворота вышел патруль. Прятаться было бесполезно – их уже заметили.

– Дай мне нож… – прошипела Мария.

Хуан уже вытащил меч из ножен, вынув охотничий нож из сапога, протянул Марии. Буркнул мальчишке:

– Беги, никому не говори, что видел.

Сложно сказать, повезло или судьба резвилась над ними, но первых двух нападавших Хуан обезвредил отточенными ударами почти бесшумно. Мария прижалась к нему спиной к спине, выставив нож на вытянутых руках. Хуан действовал уверенно, без промедления. Короткая схватка закончилась.

И тут из-за угла выбежал еще один здоровенный детина. Не раздумывая, Хуан кинулся ему наперерез, но был отброшен. Мария, словно дикая кошка, прыгнула на нападавшего со спины. Хуан, воспользовавшись моментом, устремился к громиле, рубанув по ногам мечом. Мария с каким-то кошачьим криком полоснула детину по горлу. Скинув ее, с булькающим звуком воин зашатался и упал на колени. Не дожидаясь новых охранников, Хуан вскочил, схватил девушку за руку, и они побежали что есть мочи.

Только пробираясь по ведущему в замок сырому тоннелю, наскоро завалив его изнутри камнями, они осознали, что пережили.

– Остановись, переведем дух. – Мария тяжело дышала. Она протянула нож Хуану: – Возьми.

– Оставь. Он тебе еще пригодится.

– Я полоснула по горлу, но не хотела никого убивать.

– Ты справилась. И сейчас мы оба живы.

Хуан притянул девушку к себе и крепко обнял, повторяя:

– Ты молодец, молодец, теперь не страшно.

– Что дальше будет? – шептала пересохшими губами Мария.

– Мне кажется, что ничего хорошего. Мы всем городом крепко влипли.

– Ну что ж… Поможем Николасу Пересу чем можем.

– Я знаю, что нам приходится мириться с тем, с чем не согласны, но это не значит, что мы перестанем продолжать делать то, что должны, – словно в бреду, пробормотал Хуан.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла Мария. Но именно эти слова откликнулись в ее сердце, как будто она уже слышала их когда-то.

– Не важно, не бери в голову, – сказал Хуан, погладив ее по голове.

– Если эта ночь последняя… что бы ты сделал? – в темноте тоннеля поблескивали таинственными кристаллами ее глаза.

В ответ Хуан взял ее лицо обеими руками и очень осторожно поцеловал.

– Сделал бы то, ради чего все войны.

– И ради чего?

– Ради любви.

– Нет, Хуан. Больше любви может быть только свобода.

– Значит, попробуем ее вернуть, и я обещаю, что ты получишь всё, что есть у меня.

Остаток ночи они провели порознь. Мария пошла искать среди людей в крепости отца и братьев, а Хуан вернулся к своим обязанностям. До рассвета оставалось меньше часа.

С первыми лучами солнца опустился мост, и Николас Перес, с ключами от города в одной руке и с мечом в другой, на своем белоснежном породистом скакуне выехал из ворот. Он направился к войску Хайме II Арагонского.

За ним на некотором отдалении последовал небольшой отряд.

– Я имею право на поединок! Ключи от города отдавать не намерен! Но даже если я проиграю, дайте слово, что горожане не пострадают! В случае поражения я приказываю своим людям присягнуть новому королю!

Навстречу ему выехал сам Хайме II, внук Хайме I, также в сопровождении вооруженной свиты. Гул людских голосов прошелестел и стих, словно набежавшая волна.

Король гортанно крикнул:

– Да будет так!

И разом вся его рать громогласно ответила:

– Да здравствует король! Да здравствует Хайме II Арагонский Справедливый!

Схватка началась. Перес бился против короля. Хайме II не уступал ему. Друг короля дон Беренгуер, решив помочь своему господину, напал на Николаса Переса. Губернатор ранил дона Беренгуера, но в этот момент получил также смертельную рану.

Король отдал команду, и прозвучал трубный, разрывающий пространство надвое звук.

Все застыли.

– Я, Хайме II Арагонский, теперь ваш король! Больше не будет пролита кровь!

Властным жестом он указал на ключи от города, зажатые в холодеющей руке Николаса Переса.

Тот так крепко держал их, что, как ни старались, разжать его руку не смогли. Тогда на глазах у изумленных людей Хайме отсек руку, и вместе с ней армия Арагона подошла к воротам замка. Разрубленное тело самого Переса бросили собакам.

Хуан опустил меч и приказал своим бойцам прекратить драку. Они опустились на одно колено, низко склонив голову. Их сердца рвались из груди. Каждый воин мог бы уложить человек по двадцать, если бы бой продолжился. Но последнее, что они могли сделать для своего наставника, мэра, отца, – выполнить клятву, которую дали в эту ночь.

Николас Перес не передал захватчикам по своей воле ключи от города, и официально он не мог считаться завоеванным, однако и так было понятно, что всё кончено.

Хакима охватила смутная надежда, что для него теперь возможно нормальное будущее, и ему казалось, что всё это лишь морок, страх перед повторением событий прошлого. Хуан, хоть и раздавлен, но жив и идет вместе с остальными к воротам. Потерь нет. Николас Перес теперь герой на долгие века. «Может, всё и обойдется? – мелькнула шальная мысль. – Может, я вообще сейчас исчезну… и вместе с Николасом в призрачном замке буду пить аликантино до скончания времен? Хорошо бы».

Охрану замка вместе с Хуаном временно, до принятия решения, поместили в темницу, не разглядев, что в глубине подвала свалены амфоры с вином и оливковым маслом.

Мрачные, голодные мужчины не стали скромничать и открыли пару амфор.

Жителям приказали разойтись по домам. Обычно крикливые, говорливые и шумные, сегодня люди разбредались притихшими тенями. Хаким вернулся в таверну. Мария искала способ увидеть Хуана, но отец с братьями буквально силком уволокли ее домой.

Новая власть – новые правила на ближайшие сто лет. Многотысячная армия требовала ресурсов. И это в первые же три дня сказалось на всех. Несмотря на прозвище Справедливый, Хайме II был жестоким и практичным королем. Он, конечно, не воспринял всерьез подчинение личной охраны Николаса Переса, приняв единственно правильное на его монарший взгляд решение – казнить всех. Но он также видел большое будущее в развитии Аликанте. Климат, идеальная бухта для порта и уже готовое оборонительное сооружение. Поэтому решил поступить не как обычно, напрямую, а спровоцировать неугодных людей на открытый конфликт и устранить во время поединка.

Поводом для представления стало празднование победы. Странно отмечать сдавшимся жителям города собственное поражение, но когда в каждом дворе два десятка вооруженных воинов, особо и не возразишь.

Хаким повез в замок пару бочек своего вина, а Мария, с ума сходившая из-за отсутствия новостей о Хуане, напросилась с ним в крепость. Получив твердый отказ, дождалась, когда Хаким отвлечется, влезла в телегу с бочками и спряталась между ними в сене. Ей не впервой было проделывать такой трюк. Отец часто ездил в соседние селения, и она, будучи ребенком, тайком следовала за ним. Конечно, он ее обнаруживал, но не наказывал строго. Любимица всей семьи умела смешно оправдываться.

Вот и сейчас ей ничего не стоило выскользнуть из телеги и смешаться с толпой. Простое платье из домотканой ткани и длинный фартук – ткань с прорезью для головы, схваченная кожаным шнурком на талии. Голову вместо капеллы или вуали покрывал альмизар – полотнище, намотанное по типу тюрбана, но более простым способом, – так часто делали для удобства девушки и женщины всех сословий.

Прислушиваясь к коротким репликам окружающих, Мария мало что поняла, кроме того, что вечером будет пир. Было бы неплохо найти мальчишку-слугу. И почему она так и не спросила, как его зовут?

– А ты что без дела шатаешься? Работать пришла или тумаков получить? – раздался сердитый голос.

Мария оглянулась по сторонам. Это к ней обращаются или к кому-то еще?

– Да, да, я тебе говорю!

Огромная энергичная сеньора направлялась прямо к ней. Не дав девушке опомниться, она грубо схватила ее за ухо и поволокла в сторону кухни.

– Пустите, больно же! – взвизгнула Мария.

Но сеньора и не думала ее слушать, а уже перешла к делу:

– Глупая девчонка, тебя порубят в суп, если увидят праздно шатающуюся. Пришла, так знай свое место. Как там тебя?

– Мария, – ответила она почти плача.

– Ну а я – сеньора Конча, так меня все называют. Поняла?

– Поняла, поняла. Ухо отпустите, пожалуйста, больно.

Сеньора Конча, отпустив ухо, резко схватила Марию за предплечье и поволокла дальше.

– Меня не проведешь, только отпущу – деру дашь, а мне помощники ох как сейчас нужны. Да не вырывайся ты, заплатить обещал новый король. Ох и злющий. Как глянет – кажется, что прямо внутрь залез и пальцем душу сейчас подцепит и вынет на свет божий, а она и не светлая вовсе. Стоишь, во рту пересохло, и только Богородице-защитнице молитву, а душа уже и не твоя вроде, вон вышла. Такое колдовство нынче в замке, девочка.

Они пришли к высоким дверям, около которых стояли вооруженные охранники. Увидев сеньору Кончу, молча посторонились. Она, пройдя мимо, излишне церемонно приветствовала их кивком головы и тут же получила смачный шлепок под зад. Кажется, это было обычное приветствие, потому что Конча расхохоталась сиплым смехом, а охранники сально заржали. Мария на всякий случай отошла в сторону.

Один из охранников приоткрыл дверь, и они оказались в помещении, о котором Мария даже и не слышала. Это была огромная пещера со сводчатым потолком, заполненная бочками с водой. У дальней стены возвышался каменный бассейн для сбора дождевой воды, которая наполняла его, стекая по тонким отверстиям прямо в потолке. Сеньора Конча взяла со стены факел, достала из складок необъятной юбки кремень, чиркнула им о стену пещеры, и фыркнувшие во все стороны искры запалили факел. Колыхаясь мелкими волнами, голубоватые отблески на стенах и потолке создавали иллюзию, будто пещера находится глубоко под водой. Мария уже видела такое, когда однажды брат взял ее с собой на ночную рыбалку и они уплыли к далекому острову.

Сеньора Конча подняла деревянное ведро, стоящее у стены, зачерпнула воды, затем наполнила еще пару ведер и сказала:

– Выходим.

Они начали подниматься к верхнему уровню крепости. Мария, осмелев, отважилась спросить:

– А мы сейчас куда?

– У нас тут пленники второй день сидят в темнице. Ну как темница – там хранилось кое-что до этого. Сама увидишь сейчас. Приказано их в чувство привести, чтобы были свежи, как розы, к следующему утру. Но ведром воды здесь не обойдешься. Нужна черная магия, та, что порою из Марракеша приходит.

Не веря в свою удачу, Мария, стараясь скрыть интерес, всё же слишком поспешно спросила:

– Они в порядке? Их пытали? Они сильно пострадали?

– Да у тебя там муж, что ли, девочка? Что всполошилась, как птица на гнезде, когда кошка рядом?

– Н-не-ет, всё не так.

– В порядке они, сама увидишь, хоть и не в себе.

Наконец они пришли к узкой двери. Открыв ее большим ключом, Конча вошла первая.

Спускаться пришлось довольно долго, но затем коридор расширился, и открылся вид на просторную пещеру, под сводом которой было единственное отверстие, пропускающее каплю воздуха и узкий луч света.

Марию чуть не стошнило. Смрад стоял такой, что впору бежать.

– Господь всемогущий, кто-то умер? Что за тошнотворный запах? – Мария закрыла нос рукавом.

– Перегар никогда не чуяла? Да ты глянь на них, – всплеснула руками Конча. – Пьют уже вторые сутки. Им ни воды, ни еды не дали, а здесь когда-то хранилось вино. Кстати, хранилось долго, пока этих тут не заперли.

Действительно, зрелище предстало глазам Марии и Кончи жалкое. Двенадцать осунувшихся лицами, небритых мужчин валялись на смятой соломе мертвецки пьяными. Мария, поискав глазами, увидела Хуана.

Он не раскинулся звездой, как остальные, а спал полусидя, привалившись спиной к стене. Мария, присев на корточки перед ним, плеснула ладонью воду на его лицо.

В ответ лишь пьяное бормотание. Зачерпнув уже двумя ладонями, она окатила его хорошей пригоршней воды. Странная судорога прошла по телу Хуана, он сделал глубокий вдох, открыл глаза и, не совсем понимая, что происходит, четко произнес:

– Внимание. Всем быть наготове. Оружие к бою! – и снова отключился.

Мария плеснула на него уже из ведра. Хуан, с трудом разлепив глаза, произнес:

– Какой красивый ангел, я за тебя пил. – Совсем не благородно икнув, добавил: – Когда нас всех казнят, я на тебе женюсь.

И, уронив голову на грудь, захрапел.

– Как же мы их приведем в чувство? – спросила Мария.

– Да я уже думаю: пусть их и правда казнят, в таком состоянии они и не поймут, что произошло.

– Так их казнят?

– Кто ж это знает. Пока сказали умыть и на турнир доставить. Хороший замысел – не пачкая руки казнью, перебить этих болванов под благовидным предлогом.

– И что нам теперь делать?

– Что-что… Поднять, умыть, накормить. Пойдем, есть у меня один рецептик.

Мария еще раз посмотрела в лицо Хуану. При столь странных обстоятельствах это лицо стало самым родным для нее. Осторожно погладив его по щеке, Мария уже хотела отнять руку, но Хуан не дал ей сделать этого, прижав руку девушки своей ладонью и, не раскрывая глаз, прошептал: «Не уходи».

– Я вернусь. Постарайся очнуться, это важно.

– От тебя вкусно пахнет.

Мария, усмехнувшись, ответила:

– Чего не скажешь о тебе. Ты жениться обещал. Просыпайся.

– А ты что, согласна? Ведь для хлопка нужны обе ладони.

Окрик Кончи заставил ее вздрогнуть:

– Шевелись давай!

Конча прожила сложную жизнь, но всегда следовала простому правилу: если тебя сейчас высекут, найди то, что принесет тебе радость до этого, во время или после. Мужа ее убили во время пьяной потасовки, детей не случилось. Она любила выпить и поесть, много работала, крепко спала и никогда никому не завидовала. Удивительная житейская мудрость присутствовала в ее характере, она-то и выручала всегда.

В рассол из-под оливок она раздавила два крупных кислых яблока без кожуры, пару ложек оливкового масла и острый перец чили, подумав, сыпнула щепоть морской соли и всё это взболтала, а затем порубила тяжелым ножом ветку мяты.

– Готово. Если и это не поможет, то будем казнить, – сказала она довольно и направилась обратно в темницу.

Опустим детали оставшейся части дня. Мария помогала Конче во всём и даже заслужила ее дружеский шлепок по спине.

Если вы были хоть на одной пирушке, то считайте, что посетили их все. При завоевании новых владений обязательно устраивали турнир с последующим застольем, изобилующим закусками и вином. На дворе стоял апрель, полуденной июльской жары не предвиделось и не было необходимости назначать время на рассвете. В обед всё случится.

Вряд ли Николас Перес в этот день гордился бы своими подданными. Истерзанные похмельем и мыслями о будущем, они вышли на свет божий, пошатываясь и потирая глаза.

Хайме II Арагонский не любил праздники, но свято чтил традиции. Узнав, как проводят время узники, он порадовался, что всё само собой складывается. Их можно убить, не напрягаясь, на турнире. Времени на подготовку полноценного представления не было, да и цели поразить воображение мелкой провинции роскошью королевских боев не стояло.

Наскоро соорудили круглую арену, напоминающую сцену для гладиаторских боев. На главной площади внутри крепости поставили деревянные щиты кругом, подперев их бревнами. Притащили скамейки для знати, натянули полог. Получилась вполне сносная арена для боя. Предполагалась быстрая рукопашная схватка между двумя группами.

Хуан мрачно смотрел на приготовления, никак не комментируя. Его товарищи и так понимали, что казнь заменили на гибель в бою, что тоже в принципе неплохо, если не считать, что умирать не хотелось.

Утро следующего дня началось с трубного звука королевского горна со стен крепости. Все потянулись к заутренней в храм Сан-Николас-де-Бари.

– Молитва, смерть, пир. Простенькое расписание для последнего дня жизни, – хмыкнул невысокий коренастый… теперь уже и не скажешь кто – бывший соратник? Друг?

– Кто мы теперь друг другу? – как бы размышляя сам с собой, спросил Хуан.

– Мы прежде всего люди. Судьба испытывает, но она и спасает.

– Я не верю в справедливость, – твердо сказал Хуан. – Не знаю почему, но никогда не верил.

– А во что веришь?

– В себя.

– И всё?

– И всё. Так вышло, что всё, что люди зовут справедливостью, на самом деле – лишь компромисс интересов. А любовью называют желание.

– Сложно быть счастливым с такими мыслями.

– Счастливым вообще сложно быть, а уж с мыслями – практически невозможно… Ладно, хватит болтать. Решим, как будем выживать. Надеюсь, противников будет столько же, сколько и нас.

– Не удивлюсь, если больше.

– На глазах у честного народа нас просто отдадут на растерзание.

– Склоняюсь и к такому исходу.

– Тогда действуем, как в тот день, что столкнулись с пиратами.

– Поняли, – почти хором ответили мужчины и впервые за последние дни хищно осклабились.

В урочный час вокруг круглой арены собралась толпа. На небольшом возвышении восседал король с приближенными. Поскольку это была война, то придворных дам оставили в Арагоне, подальше от мужских игр.

Две группы по двенадцать человек выстроились напротив друг друга. Раздался короткий низкий звук рога.

С хлопком бойцы Хуана встали квадратом. Медленно, с лицами, не выражающими никаких эмоций, попятились назад до самого края арены, бесшумно ступая по полшага. Арагонцы, думая, что противник в полнейшем смятении, раздавлен, сорвались с места, одновременно построившись клином, и понеслись с дикими воплями через всю арену, яростно ускоряясь, уверенные в своем преимуществе, готовые смять, снести с лица земли. В свою очередь Хуан издал короткий дикий звук, больше похожий на утробный рык. Квадрат одним прыжком перестроился в четыре колонны по три человека: две колонны вправо – рывок – вперед на шаг, две колонны влево – рывок – вперед, и еще рывок вперед. Арагонцы на полной скорости пролетели мимо. Бойцы Хуана за секунду оказались у них за спиной. Далее всё произошло со скоростью, которую с трудом мог отследить человеческий взгляд. Арагонцы просто-напросто не успели развернуться, как короткими, точными движениями были изрублены.

Густой мрак выполз из подвалов и щелей, солнце скрылось за надвигающимся штормом, могильный холод, тишина склепа, ни звука. Тяжело дыша, выстроившись кругом, спиной к спине, плечом к плечу стояли ученики Николаса Переса. Горячий пар поднимался от их тел, от месива из отрубленных рук, разбросанных, словно ветки после урагана. Кишки, стоны…

Хуан смотрел на побелевшее лицо короля. Крепко сжав челюсть, король из последних сил пытался контролировать свой гнев. Хуан лишь двигал желваками и, сдвинув брови к переносице, сверлил взглядом в ответ. Он понимал, что теперь им вынесен окончательный приговор. Они размазали цвет арагонской армии за пару минут. Четко. Отработанно. Слаженно.

Хайме II Арагонский величественно встал, медленно обведя взглядом окружающих, несколько раз манерно хлопнул в ладоши и, театрально показав публике, что всё закончено, удалился. И тут началось такое: люди ликовали, бросились обнимать своих, родных, выживших! При полном поражении и осознании, что город больше не часть Кастильи и Леона, что теперь они под другой короной, они одержали очередную победу! Твой ход, король! Игра продолжается.

Вечером зал знамен наполнился звуками пиршества. Напряжение искрило в воздухе, приглашенные тихо переговаривались. Хуан со своими воинами, войдя внутрь, остановился около стены.

Арагонцы вели себя нарочито вальяжно, нарушая приличия.

Мимо Хуана проследовали несколько слуг с блюдами.

Марии поручили разливать вино. Не поднимая глаз, она носила кувшины с напитком. Девушка не могла заставить себя окинуть взглядом зал в поисках любимого. То, что произошло днем, перевернуло ее представление о человеческих возможностях, о силе и справедливости.

Вошел король с приближенными. Пир начался.

– Ну что, понеслась, – пошутил один из парней Хуана.

– Не пейте много, – строго ответил он. – Всё только начинается.

Хайме II без особых церемоний обратился к воинам:

– Отличная битва! Я повеселился. Но что случилось с моими славными воинами? Все видели. Вы теперь удостаиваетесь чести занять их места. Выпьем!

Король, взяв кувшин и бокал, встал и сам направился к столу, за которым сидел Хуан. Налив вино в чашу, он протянул ее Хуану.

Тот молча смотрел на происходящее. Было видно, что такой исход сохранит им жизни, но, скорее всего, ненадолго.

Король, обведя взглядом окружающих, рассмеялся:

– Пей же, мы не враги отныне. Или ты боишься яда?

Он схватил проходившую мимо с подносом в руках служанку и притянул к себе. От неожиданности Мария выронила поднос. Раздался смех со всех сторон. Испуганная девушка подняла голову, и глаза оттенка самой теплой морской лазури встретились с бушующими серыми штормами.

Эти несколько смертельно долгих секунд они не отрывали глаз друг от друга.

– Выпей, девочка, докажи рыцарю, что король может быть справедливым! – приказал завоеватель.

Он почти насильно приставил бокал к губам Марии, и она сделала несколько глотков.

– Вот видишь, девочка, просто вино. От короля, от всего сердца.

Вокруг раздались хлопки и одобрительные возгласы. Обстановка явно разрядилась. В этот момент Мария внезапно схватилась за грудь, пошатнулась и, смертельно побледнев, сделала шаг в сторону Хуана. Протянув руку, как будто пытаясь дотянуться до него, начала падать навзничь. Хуан, вскочив, перепрыгнул через стол и подхватил падающее тело.

Мария, силясь что-то сказать, беззвучно шептала неслышные слова. Хуан, обнимал ее, стараясь расслышать. Но глубокая морская лазурь подернулась белесым туманом и навсегда угасла.

Хаким долго сидел у моря, обхватив голову руками, не замечая, как волны набегают всё дальше, мочат плащ и сапоги. Он силился понять, по какому принципу строит свою игру демон, ядовитый хохот которого бился в голове, не отпуская, не разрешая побыть хоть секунду в тишине и покое.

– Что ж ты, милая, меня не послушала? – шептали губы. – Что я не учел в этот раз? Может, нам стоило заняться любовью… Может, всё дело в том, что ты девственница? Дурной бес из-за этого так забавляется?.. Не знаю уже, что и думать.

Руку Николаса Переса вместе с ключами замуровали под гербом Аликанте над главными воротами, где она находится и по сей день. А дух великого полководца и мэра охраняет город любви, город света, полный тайн и привидений.

В сумрачном свете раннего утра выйдите к северному склону Бенакантиль, и вы увидите сквозь марево тумана призрачную фигуру на белом коне, мирно проплывающую вокруг своих владений и охраняющую Аликанте, как и семь веков назад.

Глава 4

Плавучий сундук

1691 год.

В Аликанте даже в январе тепло, как летом.

В солнечный день 11 января 1691 года привычный уклад был нарушен громкими криками. На площади Фруктов, которую так и называли жители – Пласа де ла Фрута [2], двое мужчин сверлили друг друга глазами, не снимая рук с эфесов своих шпаг.

В воздухе уже прозвенели оскорбления, которые могут быть смыты лишь кровью. Со всех сторон бежали соседи, родственники, зеваки. Собралась толпа. Скандал при свидетелях просто так не завершишь. Тихим городом Аликанте никогда нельзя было назвать.

– Что там у нас? – рослый смуглый юноша смотрел поверх голов.

– Хаким с Альваро спорит, – ответил кто-то из толпы.

– А что хотят?

– Да подожди ты, самое интересное же.

В этот момент уже Хаким предупредительно вращал шпагой, словно рисуя в воздухе знак бесконечности перед лицом противника. Секунду спустя концы обеих шпаг были нацелены в сердца их владельцев. Так и стояли они, подобно баранам на узком мосту, прожигая взглядом дырки в головах друг у друга.

В этот момент на площади появились помощники губернатора и толпа стихла.

– Расходимся, сеньоры! Расходимся. Или я буду вынужден сообщить об этом губернатору! – предупредил один из них.

Никто не пошевелился. Помедлив, Хаким первым опустил шпагу и, не произнеся ни слова, пошел к узкой улочке, ведущей к морю.

Юноша побежал следом за ним.

– Сеньор Хаким! Сеньор Хаким, обождите! – позвал он, ускоряя шаг.

Но лишь когда солнце скрылось, заслоненное крышами домов над узкой улочкой, Хаким обернулся и поздоровался.

– Фу-ух, спасибо… Сеньор Хаким, я с поручением от отца. Вот, – посланник протянул вчетверо сложенный листок.

Хаким прочитал записку и угрюмо кивнул.

– Передай отцу, что всё в порядке, его груза это не коснется. Но время сейчас неспокойное – Королю-Солнцу до всего есть дело. На севере видели тридцать галльских кораблей. Если эскадра прибудет в наш город, можно будет считать, что французский отныне наш родной язык.

– Понял.

И тут впервые за разговор Хаким поднял глаза и встретился со взглядом – серым, словно надвигающийся темный шторм.

«Ну что же, эпоха перестает быть томной. Значит, сын владельца лавки тканями – наш герой в этом времени. А вскоре появится и она. За что мне это всё?» – подумал Хаким. А вслух добавил:

– Во избежание проблем я часть товара буду отгружать прямо сегодня вечером. Приходите, заберите хотя бы шелка.

– Понял, – всё так же серьезно повторил Николас – именно так звали молодого человека, сына владельца лавки тканей на улице Майор.

Хаким дальше пошел один, злясь от того, что ко всем проблемам, возникшим в недавнее время, добавилась еще одна: кажется, демон древнего пунического амулета вновь зашевелился.

Несколько лет назад Хаким выкупил у пиратов старое судно и, инсценировав посадку на мель недалеко от Альбуферы, оставил корабль у берега, организовав там полулегальный склад.

По правилам, налоговые инспекторы могли пересчитать товар и обложить данью, если он выгружен на сушу. То, что хранилось на каравелле Хакима, находилось в море и налогом быть обложено не могло. Порою товар и не достигал суши, а перегружался там же в море посредством легких шлюпов, и Хаким тем самым избегал лишней мзды.

«Плавучим сундуком» называли корабль люди. Надо ли добавлять, что пираты обожали дипломатичного, спокойного Хакима и пользовались его услугами не раз. А владельцы официальных складов в порту его люто ненавидели. Один из них и пытался спровоцировать Хакима сегодня утром на дуэль, несмотря на то что дуэли были строго запрещены указом губернатора.

Не то чтобы Хакиму не хватало на жизнь, но когда ты пару тысяч лет живешь на одном месте, душа просит развлечений.

Он уже подходил к берегу, как увидел, что около шлюпки, на которой собирался отправиться к кораблю, стоит высокая брюнетка. Даже накинутый на плечи легкий платок не мог скрыть выдающиеся формы. Кати́ имела явные виды на Хакима и, пренебрегая его сдержанностью, не теряла надежд. В этот раз она была не одна, с молоденькой девушкой, почти девочкой. Деваться было некуда, они уже заметили друг друга, и Хаким с видом тельца, идущего на заклание, направился к своей шлюпке, размышляя, чем на этот раз назойливая дамочка усложнит ему жизнь.

– Какой прекрасный день, Хаким! – не без кокетства произнесла Кати́.

– Чем могу быть полезен?

– Мать этой девочки задумала кое-что сшить, но лавочник задрал цены так, что его сложно теперь считать за человека. Позволь нам выбрать ткань на твоем корабле, он и не заметит, что не хватает двух-трех метров. Тебе – прибыль, девочке – платье.

– Нет, – отрезал Хаким.

– Ну хотя бы посмотреть? Ну, пожалуйста. В лавке маленький выбор, сам знаешь.

– Нет.

– Хаким, позволь, у нас есть деньги, и я обещаю – отстану от тебя.

– Навсегда?

– С ума сошел? На пару недель – мне всё равно в деревню к родне надо.

– Нет.

– Хаким!

– Кати́! Мне не до тебя сейчас. Ну, серьезно, уйди по-хорошему.

В это время девушка, которая, словно испуганный ребенок, пряталась за спиной настырной женщины, выглянула из-за ее плеча, и Хаким увидел глаза цвета самой теплой морской лазури, фарфоровое личико и золотые локоны, аккуратно уложенные в незамысловатую прическу.

Он смотрел на этого ребенка и чувствовал, как уходит раздражение и гнев и теряет смысл любая сделка, ибо скоро всё сгорит синим пламенем, как это было уже не раз.

– Как зовут тебя, дочка?

– Ева, сударь. Мы не отнимем у вас много времени. Я слышала, что вы очень добры, – присела в легком книксене девушка.

Хаким, подняв брови и с шипящим звуком выпустив воздух из легких, отвернулся к морю и задумался. Кати́ махнула Еве рукой, чтобы та стояла молча, потупила взор в ожидании его решения.

– Ненавижу хитрых баб, – подытожил Хаким. И Кати́ с Евой, смеясь, обнялись. – Вот поэтому и ненавижу. Предупреждаю: всё делаем быстро, у меня скоро встреча.

– Мы не помешаем, – парировала Кати́.

– Те, кого я жду, женщин принимают за такой же товар, как мясо. Не уйдете через час – поедете грузом до Сельджукского султаната.

Ева испуганно посмотрела на Кати́, но та махнула веером:

– Не бойся, девочка, он шутит. Но, кажется, у нас действительно мало времени.

Хаким греб без спешки, искоса поглядывая на Еву. Лучше будет, если она никогда и не зайдет в лавку тканей. Но демон уже хрустнул затекшими суставами, значит, эти две проклятые души притянет друг к другу несмотря на все усилия Хакима.

Спустившись в трюм, Хаким зажег пару масляных ламп, открыл ставни на амбразуре, выложил на большой плоский ящик несколько отрезов шелка.

Только Кати́ с Евой принялись разглядывать сокровище, как снаружи послышался плеск воды и голоса.

– Идем за мной, – голосом, не терпящим возражений, скомандовал Хаким.

Гостьи не заставили себя уговаривать. Они спустились на самый нижний уровень трюма, и Хаким, указав кивком на бочки с вином, вышел и крепко захлопнул люк.

Трюм погрузился в темноту. Кати́, взяв Еву за руку, присела на бочку. Ева осталась стоять, пытаясь унять дрожь.

На самом деле приплыл хозяин магазина тканей с сыном. «Принесла нелегкая… Сказал же – вечером…» – уже раздражался Хаким.

Мужчины взошли на корабль, и начался неспешный разговор с перечислением пожеланий и вопросов о жизни, родне и прочем. Хозяин лавки на самом деле не хотел забирать товар на берег и просил еще пару дней. Хаким объяснил, что это рискованно. Многозначительно указал взглядом на море, где из-за скал выплыл огромный темный корабль без флага и лег в дрейф.

– Так, друзья, дело принимает несколько пикантный оборот, – перешел сразу к делу Хаким.

– Слушаем.

– Я постараюсь удовлетворить вашу просьбу, но сейчас речь идет об одной услуге не мне, а очень милым людям. И вы должны забрать пару отрезов прямо сейчас. Николас идет со мной, а вы, достопочтенный, ждите в лодке.

Спустившись в трюм, Хаким оставил Николаса в отделе, где хранились ткани, а сам, взяв два бархатных отреза, спустился к Еве и Кати́.

– Барышни, случилось то, чего я ожидал, – сказал он. – Стойте смирно, я буду вас маскировать.

– Что? Что случилось? – зашептали испуганные женщины.

– Тише, я вас предупреждал!

Он начал обматывать Еву тканью, а Кати́, сообразив, что он хочет сделать, начала «окукливаться» сама.

Далее он позвал Николаса, и они вынесли на свет божий сначала одну, затем другую гостью. От пиратского корабля уже отделились три баркаса. Со стороны казалось, что в лодку загружают некий груз. Как только обе кокетки были положены на дно лодки, Николас с отцом отчалили, а Хаким открыл большую бутылку крепкого рома и нарисовал самую лучезарную улыбку на своем лице.

Ребята, с которыми он выпьет сегодня, шуток не понимают, а в море они были так долго, что, увидев на борту барышень, скорее всего, тронулись бы умом.

Когда лодка причалила к берегу, Николас помог девушкам вылезти из их коконов. Кати́ первая освободилась и, вытирая пот со лба, яростно погрозила в сторону кораблей кулаком.

Ева не подавала признаков жизни.

– Юноша, – обратилась Кати́.

– Николас, если угодно.

– Простите, Николас, нам надо срочно распаковать эту молодую особу.

Они лихорадочно начали распутывать Еву, но когда показалось ее лицо, поняли, что она не дышит.

– Боже, боже, вот что значит умереть со страху! – запричитала Кати́.

Николас начал тормошить Еву за щеки. Его отец быстро набрал воды из моря и плеснул Еве в лицо. Она запрокинула голову, выгнувшись дугой, резко села и закашлялась.

– О, моя дорогая, как ты нас напугала! – обрадовалась Кати́.

А Ева подняла глаза к небу, и глубокая морская лазурь встретила надвигающиеся серые штормы.

– Позвольте, я помогу вам встать, – произнес Николас, удивившись нарастающему стуку своего сердца.

А Кати́ прыснула:

– Боже, что за взгляды… Со-о-овсем всё плохо.

Вечером того же дня Хаким шел в сторону своего дома, довольный, что выгодно договорился с покупателями. Ему встретилась Кати́.

– Кати́… – Хаким вежливо поклонился.

– Хаким, – улыбнулась Кати́.

– С Евой всё в порядке? – серьезно посмотрел на нее Хаким.

– Мы так и не купили ткань.

– Значит, всё обошлось. Я рад.

– Мы чуть не задохнулись, и всё по твоей вине! – не выдержала игры в вежливую беседу Кати́ и притопнула ножкой.

– Я сразу сказал, что вы зря пришли.

– Не смотри букой. Давай выпьем твоего знаменитого вина и будем друзьями, – сменила Кати́ гнев на милость.

Хаким задумался, глядя на нее. Сказать по правде, ему нравился ее веселый характер и манера шутить, но не хотелось чего-то такого, что обычные люди называют отношениями. Он не мог себе этого позволить.

– А, кстати, эти двое понравились друг другу. Ева меня потом всю дорогу до дома расспрашивала о мальчишке. Ах, молодость! Что она может знать о желаниях.

– Мне всё равно. Даже если они прямо сейчас наплодят десять маленьких Николасов и Ев. Я не вмешиваюсь. Да, кстати, вот правда, пусть уже сделают что-нибудь, что испортит им репутацию. Мне всё равно.

Кати́ непонимающе посмотрела на Хакима и потрогала ему лоб:

– Вроде не горячий. С чего такая тирада? У тебя всё в порядке?

– У меня? Да у меня вообще всегда всё хорошо. А эти пусть как-нибудь сами. Вот. Всё, я пошел. До скорого!

И Хаким зашагал прочь от Кати́.

– Даже на километр не подойду… И смотреть не буду. Очень надо. Опять навлюбляются – и помирать, а мне потом пятьдесят лет в себя приходить, – бормотал он.

Оглянувшись, не идет ли за ним Кати́, он встретился взглядом с Николасом, следующим прямо за ним. От неожиданности вздрогнул, отвернулся и увидел Еву, которая шла под руку с женщиной в возрасте, как говорят, прекрасно сохранившейся.

Николас и Ева смотрели друг на друга и даже не заметили Хакима.

«Понесли волны щепку», – подумал Хаким, а вслух произнес:

– Добрый вечер! До скорого! – и поспешно удалился восвояси.

В этот раз он решил наполнить душу легкостью и не вмешиваться вообще. «Это не от душевной слабости, а от мудрости прожитого и неизгладимости пережитого», – уговаривал он сам себя.

Хаким по-прежнему жил напротив храма Сан-Николас-де-Бари и держал крошечную полуподвальную таверну. Войдя в помещение, он глянул в длинное узкое зеркало, висящее при входе, и не увидел отражения. С этим зеркалом всегда было что-то не так. Он получил его вместе с грузом, который достался в качестве оплаты за использование склада. Зеркало было такое старое, что отражение всегда напоминало, скорее, размытое мыльное пятно. Хаким повесил зеркало так, что его можно было увидеть практически из любого угла таверны.

Сегодня скрытая в завороженном предмете магия пробудилась. Зеркало покрылось мутной рябью, замерцало и выдало абсолютно непотребную картинку. Глядя на этот разврат, Хаким подумал, что если такое местным за вознаграждение показывать, то скоро он и крепость выкупит, и близлежащие земли. Картинка возбуждала, и Хаким во избежание конфуза быстро накинул на зеркало кусок ткани.

– Что, у нас кто-то умер? – услышал он знакомый голос.

– Я еще не решил, – мрачно ответил Хаким и, обернувшись, увидел входящую Кати́. Почти умоляюще он крикнул:

– Ну что тебе надо?!

– Я хочу выпить, день был тяжелый. Обслужи клиента, старый дурак, – мягко сказала Кати́ тоном, от которого оскорбление прозвучало как объяснение в любви.

– Сама…

Он замялся, воспитание не позволяло обидеть женщину.

– Дура? – смеясь, произнесла за него Кати́.

– Старая, – набрался наглости Хаким и поспешно добавил: – Простите.

Увиденная картинка всё еще не отпускала его, он, не раздумывая, налил вина в два бокала и один протянул Кати́.

Она внимательно смотрела на него:

– Чем ты обеспокоен, Хаким? Ты пережил моих двух мужей и почти не изменился. Мы живем рядом, и при этом о тебе никто ничего не знает.

– Зачем тебе? Зачем тебе знать то, во что не стоит верить?

– Ну-у, знаешь ли, давай договоримся, что это мне решать, во что верить, а во что нет.

– Есть опасение, что, рассказав тебе, я запущу в сказку еще одну душу, – ответил Хаким честно.

– Сказка-то хоть добрая? – пошутила Кати́.

– Страшнее ты и не слышала, – темнея лицом, совершенно серьезно ответил Хаким.

Кати́ разбирало несвойственное ей любопытство. Жизненный опыт научил: чем меньше ты прочла чужих судеб и узнала чужих тайн, тем дольше проживешь.

Но словно бес вселился в нее сегодня. Включился какой-то охотничий азарт, доисторический хищник, желающий во что бы то ни стало получить то, что хочет.

Не так уж и важно, что именно заставило Хакима поддаться искушению, а Кати́ отбросить всякий стыд. Перегнувшись через стойку, он, обхватив ее правой рукой за шею, притянул к себе, пару долгих секунд смотрел в глаза и затем поцеловал. Поцеловал так, словно не пил несколько дней и теперь готов выпить эту женщину до дна. Кати́ опешила, конечно, что ее незамысловатые соблазнения сработали, но не особо сопротивлялась. Два взрослых человека могут позволить себе с грохотом, не расцепляя рук и губ, ввалиться в подсобку и, подогреваемые мыслью о том, что дверь в таверну не заперта, – да гори оно всё синим пламенем, пусть даже кто-то и войдет! – доставить друг другу удовольствие.

Потом они долго сидели на полу, попивая вино, и Хаким впервые за долгие две тысячи лет рассказывал свои сказки. Кати́, прикрыв глаза и поглаживая его кончиками пальцев, слушала.

– У тебя в голове столько историй, как они все там помещаются?

– Когда каждая из них – часть тебя, ты легко можешь вспомнить любую, самую мелкую деталь.

– Что думаешь делать дальше?

– А ничего не буду, с тобой буду встречаться. Склад распродам к дьяволу.

– Ясно… а с этими двумя что делать будем?

– Ни-че-го. Ничегошеньки делать мы с ними не будем. И я… знаешь о чем подумал? Может, всё так закручено, потому что она невинна? Может, обойти как-то мораль, и будут они жить долго и счастливо? Слишком много патетики, героизма и романтики. Надо бы упростить – никому интересно и не будет. Демоны увидят, что мы никого не спасаем, грешим приземленно, и отстанут.

Ответом было слегка зеленоватое свечение под потолком.

– Началось, ты это видишь?

– Что? – Кати́ покрутила головой. – Не вижу.

– Вот и я о том же… – загадочно подытожил Хаким.

У Кати́ была своя особенная мудрость. Она не размышляла многослойно, не усложняла простое и не погружалась в сложное. Она видела вещи такими, какими они были. И если Хакиму кажется, что эти двое должны вкусить запретного плода, она может это устроить.

Ей понравилось быть с Хакимом. Неторопливое занятие любовью с ним, словно выдержанное вино, накрывало не сразу и оставляло долгое терпкое послевкусие.

Сказано – сделано. Будучи вхожей в дом семьи Евы, Кати́ часто сопровождала ее как компаньонка в прогулках по магазинам, была дружна с матерью Евы. Зажиточная, милая семья – и простой сын лавочника… Сможет ли она представить родителям Евы Николаса в выгодном свете? Он кажется умным парнем и воспитанным, но что, если Еве уже присмотрели солидного жениха?

Жизнь в городе текла своим чередом. Однако война против Франции шла на севере страны уже около двух лет. Надеяться, что до Аликанте не докатятся эти события, не стоило.

Время имеет особенность течь незаметно. Портовый город кипит страстями. Торговая палата усиленно наводила порядок, пытаясь контролировать товарооборот и налогообложение с него. Торговцы изощрялись как могли. Суды были завалены делами об укрывательстве. Могло рассматриваться дело о двух говяжьих головах, найденных в гостиной некого уважаемого господина, что свидетельствовало о подпольной продаже мяса прямо из кухни особняка. Или неожиданно исчезала партия первосортного вина из портовых складов, и владелец предъявлял иск.

Кати́ удалось несколько раз прогуляться с Евой мимо лавки с тканями, но на поверку оказалось, что Николас – замкнутый молодой человек и, кажется, не слишком романтичный. Ева, как и полагается девице, вздыхала и роняла кружевные платки, но он лишь сухо здоровался.

– Похоже, что ты ошибся, – сказала Кати́ Хакиму.

– Только рад.

– Не знаю, что с ним не так. Он смотрит на нее явно с интересом. Когда мы уходим из магазина его отца, я вижу краем глаза, как он пристально глядит вслед. Но при этом не делает ни малейших попыток сблизиться.

– Интересно, – задумчиво произнес Хаким и продолжил: – Если учесть, через что этой душе пришлось пройти, она утратила способность загораться. Нам в этом мире достался расчетливый сухарь, не верящий ни в любовь, ни в слова.

– Если это так, то, может, и не будет новой истории. Что скажешь, Хаким?

– Надеюсь на это, но что-то мне подсказывает, что скоро мы увидим всё сами.

И он оказался прав.

Через несколько месяцев губернатор объявил, что к Аликанте идет полсотни галльских кораблей и жителям предписано покинуть город как можно скорее.

Июльский зной всё усложнил. Солдат для защиты от такой армады было бы недостаточно, и малочисленная артиллерия Аликанте расположилась в стенах крепости Санта-Барбара. Часть военных отправилась охранять обозы с уезжающими беженцами.

Пираты, отогнав свои корабли подальше, не вмешивались в дела политические, но часть разбойников, в основном выходцы из северной части Африки, высадились помародерствовать в пустующем городе и пограбить на дорогах.

Хаким наотрез отказался оставить таверну. Кати́, разрываясь между здравым смыслом и желанием остаться с ним, всё же присоединилась к семье Евы и покинула город. Николас с отцом до последнего прятали товар в глубоком подвале, в надежде, что лавку в их отсутствие не разграбят. Затем, решив ехать верхом, отправились вслед за убегающими из города.

Выдвинувшись намного позже остальных, они ехали некоторое время в полном одиночестве. Увидев вдали облако пыли, подгоняя лошадей, ускорились, рассчитывая присоединиться к каравану. Приблизившись, обеспокоенно переглянулись: крики людей, яростные вопли врагов – всё говорило о нападении. Николас подхлестнул коня, но когда они с отцом подошли совсем близко, всё уже было кончено.

– Мой господь… Бедные люди, – прошептал отец Николаса.

– Зачем было их убивать? – недоумевал сын. – Воры даже толком ничего не взяли.

– Это всё очень странно, сын мой, надо быть осторожнее. Нападают одни, а грабить с подводами и лошадьми будут чуть позже другие бандиты, – предположил отец.

– Это имеет смысл, – Николас изменился в лице.

– Николас?

– Отец, я вынужден тебя оставить, прости. Я чувствую, что должен сделать так, как подсказывает мое сердце. Постарайся найти укрытие на ночь. Мне видится, что это безопаснее, чем быть вместе со всеми. Увидимся позже.

Не выслушав ответ, он пришпорил коня и рванул по дороге со скоростью, на которую тот только был способен.

Отец тихо произнес ему вслед:

– Благословляю тебя, мой мальчик. Со мной всё будет в порядке. Слышать свое сердце не каждый умеет.

Николас скакал что есть силы, но только к вечеру догнал хвост усталой процессии, уходящей в закат. Люди, покинувшие город, остановились на ночлег, чтобы с первыми лучами солнца продолжить путь.

Он медленно ехал мимо повозок и костров, вглядываясь в пыльные, усталые лица. Искал и не находил. Отчаявшись, спешился, привязал коня к небольшой корявой оливе и уселся прямо на землю.

– Вы хотите воды? – звонкий девичий голосок вывел его из задумчивости.

Пред ним стояла именно та, кого он искал. Мысли о том, что опасность близка, моментально улетучились, он не верил ни в дружбу, ни в любовь, но ничего не мог поделать с трепещущим сердцем. Николас сказал:

– Звук твоего голоса нарушил мой покой.

– Я помешала отдыху? Вас зовут Николас?

– Да, – Николас встал на ноги и, взяв из рук Евы чашку с водой, жадно осушил ее. – Спасибо. Это то, что мне нужно сейчас. Ева, где твои родители? Здесь опасно находиться – на отставших от каравана напали.

– Пойдемте, я представлю вас отцу.

Когда они вместе подошли к повозке, возле которой сидела Кати́ и семья Евы, была уже глубокая ночь. Кислый дым от костров смешивался с горьким запахом ночных трав.

Кати́ даже присвистнула:

– Кого я вижу! Доброй ночи.

Николас учтиво поклонился.

– Папа, – обратилась Ева к отцу, – позволь представить тебе моего знакомого, Николаса.

– Присаживайтесь, друг мой, я вижу, вы из благородной семьи.

– Зависит от того, что вы подразумеваете под благородством, – ответил Николас.

Повисла тяжелая пауза, но затем отец Евы расхохотался:

– Мне определенно нравится этот дерзкий человек! Не будем всё усложнять, давайте ужинать.

На скатерти, расстеленной прямо на земле, и вправду были угощения.

– Папа, Николас говорит, на отставших было совершенно нападение, теперь и мы в опасности.

– Глупости какие, – ответил отец. – Нас охраняют верные солдаты, всё будет хорошо. Надеюсь, никто не пострадал? Их просто ограбили?

– Они мертвы, – просто сказал Николас, но именно эти слова, сказанные без пафоса, прозвучали в темноте ночи устрашающе.

– О господи!.. – запричитала мать Евы и поднесла платок к глазам.

– Здесь опасно, – предупредил Николас. – Нужно отойти в сторону и затушить костер.

– Вы так в этом уверены? Без огня на нас могут напасть дикие животные.

– Самое страшное животное сейчас – это человек, и он готовится к нападению.

Все с ужасом смотрели на Николаса.

Отец Евы расхохотался:

– Да полноте, друг мой, ну что за страшилки на ночь! Давайте есть.

Николас взглянул на Кати́ долгим взглядом, и она кивнула в знак того, что услышала его.

Позже, когда Николас, припав спиною к дереву, отдыхал, она подошла и, присев рядом, предложила:

– Поспи, я покараулю.

– А вы?

– Я днем дремала в повозке, не сильно клонит в сон.

– Вас что-то тревожит?

– Как тебе сказать… Мы ушли из города, который будет разграблен… На нас нападают головорезы… Наверное, ты прав: я обеспокоена.

– Хаким остался в городе?

Кати́ повернулась к Николасу, и он увидел ее глаза. Он уже знал ответ, поэтому слегка пожал ее дрожащую руку и сказал:

– Он справится, поверьте. Этот тип и не из таких передряг выбирался.

Судорожно вздохнув, она кивнула в знак согласия и улыбнулась.

– Ты приехал из-за Евы?

Неожиданно для самого себя Николас ответил честно:

– Да.

– Это и хорошо, и плохо, – загадочно ответила Кати́. – Лучше бы ты поберег ее.

– За этим я здесь, но, знаете ли, для хлопка нужны обе ладони.

– Поверь мне, вторая ладонь не против хлопка.

– Я вижу ее интерес, но это могут быть лишь девичьи грезы. Она напридумывала себе бог знает что, но я не ее герой.

– Может, это и так, однако ты здесь, – сказала Кати́ и уже собралась встать, как оба – она и Николас – напряглись, услышав странный шорох.

Странные тени мелькали позади деревьев и сухого кустарника.

Николас прижал палец к губам. Кати́ испуганно на него посмотрела.

Он неожиданно громко произнес:

– Ну все, дорогая, кажется, тихо и безопасно, ложимся спать! – и совсем шепотом добавил: – Вы ездите верхом?

Кати́ кивнула.

Еще тише, в самое ухо, он приказал:

– Как только начнется, бегите к лошадям, скачите обратно в сторону города. Не в горы – там засада.

Кати́ кивнула и, смущаясь, попросила:

– Можешь ослабить мой корсет? Я так наелась за ужином, что если придется бежать или скакать, то задохнусь раньше, чем меня убьют пираты.

Николас не умел обращаться с женскими нарядами, но всё-таки работал с тканями. Превозмогая неловкость, он трясущимися руками кое-как ослабил шнуровку, благо она находилась сверху, а не как в зимнем варианте – под несколькими слоями ткани.

– Вы что тут такое вытворяете? – гневное шипение Евы буквально взорвало пространство.

Николас инстинктивно прижал Еву к себе и закрыл рот ладонью, повернув голову девушки так, чтобы она увидела, что происходит.

Тем временем уже стало очевидно, что между повозками мелькают вооруженные люди с лицами, закрытыми платками.

Ева глубоко вздохнула.

Николас тихо прошептал ей в ушко:

– Вот именно.

Они замерли.

Вот так, держа это маленькое тело в руках и зажимая рот, чувствуя еще по-детски чистый, свежий запах, Николас готов был сидеть до утра. Он продолжал обнимать Еву, осторожно погладил ее по голове, успокаивая, и она крепко вцепилась в обнимающую ее руку.

Раздался резкий свист – сигнал к началу нападения. Тени метнулись, и разом раздались крики, полные боли. Кати́ рванула к лошадям. Николас бросился за ней, перекинув Еву через плечо. Посадив девушку на коня, он пустился галопом, даже не оглянувшись, смогла ли Кати́ присоединиться. Ей пришлось запрыгнуть в седло по-мужски, чтобы догнать Николаса с Евой. Беглецы скакали во весь опор, и только когда отблески костров и крики затихли вдали, Николас позволил коню пойти тише.

Они продолжали ехать бок о бок в полном молчании. Наконец Николас остановил коня и помог Еве спрыгнуть на землю.

– И что теперь? – спросила Кати́.

– Нет смысла возвращаться обратно, – ответил он.

– Но и в городе нам нечего делать.

Ева, будто очнувшись от забытья, дернула Николаса за рукав:

– Но моя семья… Мы так быстро убежали.

– Ева, – Николас наклонился прямо к ее лицу, – с ними всё будет в порядке. Но возвращаться опасно. Попробуем придумать, что делать. Хорошо?

– Я думаю, что самое небезопасное место может стать убежищем, – сказала Кати́.

– Что имеете в виду?

– «Плавучий сундук». Вряд ли французы подумают что-то искать на корабле, который, судя по его виду, сел на мель уже лет десять назад.

– Это сумасшествие.

– Возможно, но пока в городе тихо, можем попробовать найти Хакима и хотя бы переночевать.

– Кати́, ты опять за свое! – Николас явно рассердился.

– Я-то за свое, а у тебя-то кто сейчас в руках? – парировала Кати́.

Ева робко встряла в их спор:

– Друзья, вы… сейчас о чем?

– Ни о чем, – ответили они хором и отвернулись друг от друга.

Николас с глубоким вздохом подытожил:

– Кати́, ты права, попробуем найти Хакима.

– Да что его искать? Пьет свое аликантино в одиночестве.

Это оказалось совершеннейшей правдой. Таверна даже не была закрыта, да и зачем человеку, живущему по прихоти пунического демона, закрывать дверь.

Когда троица ввалилась, Хаким читал при свете пасхальной свечи, большой, белой, праздничной. Она освещала ему страницы Корана. Более парадоксального зрелища в конце XVII века и представить было нельзя.

Ночь прошла более или менее спокойно. Уставших женщин отправили спать в комнаты на втором этаже. Они могли бы заночевать в разных комнатах, но Ева так умоляюще посмотрела на Кати́, что та улеглась, не раздеваясь, рядом с ней. Обнимая дрожащую подругу, успокаивая, уснула сама.

Хаким, видя, что Николас никак не может уснуть, предложил партию в шахматы.

Утренний ветер гнал по улицам легкий мусор, подвывая в подворотнях, хлопая незакрытыми ставнями.

– Ветер сменился, – заметил Хаким.

– Тебе страшно? – спросил Николас.

– Немного. Мне вообще было хорошо, пока ты этих, – он указал взглядом на потолок, – не притащил.

– Прости, так вышло.

– Странно всё это. Военные должны были сопровождать людей, но ты сказал, что во время нападения их не было видно.

– Это так.

– Если они в сговоре с грабителями, то это пахнет еще хуже, чем надвигающаяся французская эскадра.

– Кати́ предположила, что безопаснее будет укрыться на «Плавучем сундуке».

– Если удастся отсидеться во время первой волны нападения, то она права.

– Ну нет смысла бомбить пустой корабль, севший на мель. Может, отправимся туда сейчас?

– Всё равно опасно, ядра порою не долетают. Корабль находится точно посередине между врагом и его целью, и есть вероятность, что при обстреле заденут «Плавучий сундук».

В этот момент красное зарево взошло над городом. Светило, раскрашенное самим Марсом, кровавым рассветом освещая «Плавучий сундук», встало над городом имени себя – городом Солнца.

Залпы сотни орудий прозвучали в утренней тишине. И разом посыпались снаряды, весом до двадцати четырех фунтов каждый.

«Не успели», – подумали мужчины одновременно.

Практически не было такого здания, в которое не попал бы снаряд. Часть базилики Святой Марии сразу обрушилась, и уже через полчаса обстрела развалилась ратуша на центральной площади. Хаким, выглянув за дверь, сразу же скрылся в таверне. На его глазах ядро разорвалось прямо во дворе. Сторона храма Сан-Николас-де-Бари, обращенная к морю, полностью обрушилась. Ядра взрывали всё подряд. Поскольку весь район Святого Николая стоял на бывшем мусульманском кладбище, кости выплескивались фонтанами из могил, рассыпаясь по округе.

Когда первая волна обстрела стихла, над Аликанте поднялось черное зарево пожарищ и чайки хриплыми голосами возвестили о том, что город мертв.

Решено было выйти за южные городские стены и, дождавшись, когда основная часть захватчиков выгрузится на берег, пробираться к «Плавучему сундуку».

Тут Кати́ проявила характер:

– Хаким, есть мужская одежда запасная?

– Что-то есть, – ответил Хаким. – А что?

– Ну, я тебя всё время в одной рубашке вижу.

– Они у меня одинаковые.

– И старомодные до мурашек.

– Тебе какая разница?

Разговор отдавал интимностью, и Ева с Николасом недоуменно переглянулись.

– Ладно, я не к этому.

– А к чему? – уже откровенно веселился Хаким.

Кати́ шлепнула его:

– Нам с Евой будет проще передвигаться и быть незаметными в невзрачной мужской одежде.

– Согласен. Надо подумать, где-то у меня тут был складик, – по-стариковски пошамкивая губами, проворчал Хаким, чем вызвал всеобщее хихиканье.

В его таверне стульями служили старые бочки из-под вина. Хаким перевернул одну из них. На пол посыпались непарные разноразмерные башмаки, носки и перчатки.

На удивленные взгляды оправдывающимся тоном он ответил:

– Ну-у, слушайте, я не знаю, как они там появляются. В прошлый раз были шейные платки.

Перевернув еще одну бочку, он вытащил пару мужских белых рубашек с косым воротом и пышными рукавами.

– Ну вот, хоть что-то.

Затем пошел в подсобку, долго там громыхал, звякал, и на свет божий появились двое панталон, жилет и толстый пиратский ремень с подвесом для шпаги.

– Я в этом не пойду, – заявила Ева и сама себя поправила: – Я не хочу, чтобы вы меня в этом видели.

– Мы не хотим тебя мертвой видеть, – строго сказал Хаким.

Ева икнула.

– Не трусь. Пойдем, я помогу тебе, – Кати́, приобняв Еву за плечи, потащила девушку в подсобку.

Через некоторое время они вышли уже в новом облачении. Удалось спрятать волосы Евы под огромную шляпу с широкими полями, а Кати́, недолго думая, свои черные кудри подвязала старой тряпицей на манер пиратского головного платка.

Крадучись они выползли из таверны и, прячась в тени домов, отправились к южным воротам.

Казалось, что кто-то остановил время, и лишь хлопья горячего пепла падали мглистым снегом на землю.

Хакима охватило необычное чувство. Он понимал, что скоро вновь произойдет неизбежное. С одной стороны, он решил не вмешиваться, а с другой – он уже пытается спасти главных героев. Впрочем, возможно – даже думать об этом страшно! – он ведет их прямиком к погибели.

Как и ожидалось, ворота были закрыты, и они двинулись по стене в сторону моря. Хаким, обернувшись через плечо, увидел возле ворот зеленоватое свечение.

«Не поведусь на эти бесовские знаки», – подумал он и решительно пошел в противоположную от ворот сторону.

– Подожди, Хаким, – окликнул его Николас. – Я хочу кое-что проверить.

Николас быстро подошел к воротам, поскреб землю у их основания ногой и, надавив с силой плечом, приоткрыл створ ворот. Довольно похохатывая, исчезающий демон мигнул Хакиму зеленоватым глазом.

– Как это раздражает, когда всё уже предрешено, – вздохнул Хаким.

Теперь нужно было только подгадать подходящий момент, чтобы проникнуть на «Плавучий сундук».

Как только основная часть французов высадилась на берег, корабли отплыли подальше в море и легли в дрейф. «Плавучий сундук» оказался на виду, но правее центра города. Хаким вынул небольшую подзорную трубу и приставил к глазу.

– Так я и думал. Сейчас они увидят, что корабль давно стоит на мели, в трюме вода, а товаров ни на грош, – подмигнув, продолжил: – Я заранее всё выгрузил, ну кроме ваших тканей, прости, Николас. Но я предупреждал, чтобы забрали.

– Это уже не так важно, – в свойственной ему вежливо-строгой манере ответил Николас.

– Потом они все отправятся грабить город, и мы можем передохнуть.

– И что дальше? Мы же не сможем вечно сидеть на этом старом корабле.

– Не сможем. Отдохнем – и будем выбираться в сторону Эльче. Поверьте, разграбив город, французишки не просидят больше двух недель на одном месте, они двинутся дальше.

– А как мы доберемся до корабля? – спросила Ева.

– Не подумал. Там плыть минут десять.

– Угу, – сверля его взглядом, угрюмо вздохнула Кати́. – То есть ты уверен, что мы все умеем плавать? И нас никто не заметит?

– Есть мыслишка, – проговорил Хаким и, видя сомнения спутников, добавил: – Но можете вернуться в город в распростертые объятия французов… или навстречу бандитам, что лютуют на дорогах.

– Не нагнетай. Что за идея?

– Бочки. Всех спасут бочки.

– Кажется, ты так долго живешь на свете и пьешь вино, что панацея от всех бед для тебя – бочки.

– Так и есть. В них держим вино и вещи, на них сидим, в них порох можно хранить и просто воду. А если они пустые и закрытые, то могут сослужить и прикрытием, и средством для плавания.

Несмотря на авантюрность идеи и на липкий страх, который невозможно было разогнать подшучиванием, с затеей все согласились. Благо море в июле – как теплый суп.

Ева смешно дергала ногами и причитала: «Ой, мамочки мои!» Но они доплыли и даже взобрались на корабль, ползком добрались до трюма и, беззвучно смеясь, повалились на тюки с соломой.

– А где ткани-то? – спросил Николас.

– Захватчики не нашли – и ты не найдешь, – прищелкнул языком Хаким и добавил: – Перекусим?

Все закивали головами, как заведенные.

Отодвинув незаметную панель в стене трюма, Хаким вытащил оттуда копченый окорок, бутыль вина и сухари. Покопавшись еще немного, достал странную плесневелую горбушку, но, понюхав, засунул обратно.

За стенками трюма мерно бились мелкие волны, успокаивая и нашептывая. После всех переживаний именно это место было волшебным островом спасения. Казалось, что скоро всё будет как прежде. Кати́, уже особо не стесняясь Евы и Николаса, прилегла на плечо Хакима и томно попросила:

– Сказку.

– Ты еще не наслушалась?

– Нет. Я хочу сказку.

– А что еще делать… – сам себе ответил Хаким и с театральным вздохом зловеще зашептал:

– Никто не знает, как выглядят по-настоящему эти мелкие демонические существа. Они не выносят дневного света, могут мерещиться в сумерках, навевая склизкий, всепроникающий страх. Говорят, что если дети не будут слушаться взрослых, то придут лос-ботонисы и всех сожрут. В некоторых сказках они живут в пуговицах черных пасторов, имеют форму тела в виде яйца и огромные рты, способные проглотить шаловливого мальчишку. Самое интересное, что они не едят девочек – их сбрасывают на камни с высоты. Никто не знает, как они появляются, но их всегда много, они лицами разные, перемещаются как по волшебству. Не приручить их, не подружиться, они могут прилипать к затылку и подстрекать к злобным действиям… С наступлением утра они исчезают. Ими пугают детей. Боятся, если кто-то дарит пуговицу. И знают, что лучше не иметь пуговицы на одежде, ибо лишь ведьма не боится этого.

– Ведьма?

– Все знают, что в каждом приличном городе живет ведьма.

– И у нее есть много пуговиц?

– Обязательно. Она злая, якшается с сущностями низших рангов – они прислуживают демонической женщине. А сама она верно служит темной силе. Что бы она ни сделала, это найдет отклик у сил природы, и от намерения зависит: награда или наказание ждет того, кто обратил на себя ее внимание. Не стоит хмуро смотреть на ведьму, она нечаянно вас проклянет – и не заметит. Корова сдохнет, жена растолстеет, дети уйдут в лес и навсегда сгинут, мельница сгорит, а виноград высохнет, так и не налившись соком… А она даже не вспомнит вашего лица! Улыбайтесь и всегда говорите: «Добрый день» и «До скорого». Мало ли кто встретится на пути. Пусть уж, от греха подальше, будет этот неизвестный человек в хорошем настроении.

– А в нашем городе живет ведьма?

– Конечно, – уже из полудремы ответила Кати́, – и сейчас она подарит тебе пуговицу.

Ева засмеялась. А Хаким продолжил:

– Я знавал разных ведьм, и все они были сильны, но не победили главного противника – время. Их всех убило время.

– Говорят, что в Бокаиренте живет сильная ведьма, – сказала Кати́.

– Говорят. Я не знаком с ней лично. А ты что, все слухи собрала, а сейчас и высыплешь на пол?

– Интересно же, погоди. Так ее сожгли вроде на прошлой неделе?

– Уж не жгут ведьм.

– В Мадриде нет, а в деревнях нет-нет да и запалят.

– Ну и что, прямо и сожгли?

– Да, а она прокляла город и сказала, что оставаться ему таким, какой он сейчас, веки вечные. А потом кинула в небо сноп искр и исчезла среди звезд.

– И что потом?

– Ну, мор у них на скот напал, как и полагается, и одни девочки родятся.

– И всё за одну неделю?

– Да черт его знает, может, и год назад было. Мало ли, что в народе говорят. Да только правда это или нет, а их пастор утром проснулся, а его вся сутана расшита черными пуговицами, и они противными такими козлиными голосами «Богородице Дево, радуйся» поют.

– И что потом?

– С ума сошел, говорят, его в Ватикан забрали для изучения.

– Какого обучения?

– Да я откуда знаю. Может, на нем будущих пап римских обучают изгнанию бесов: кто первый, тот и папа.

– Ну, милая, это и в жизни так. Кто первый – тот отец.

Ева вспыхнула, Николас, скрывая улыбку, отвернулся, а Кати́ расхохоталась в голос.

Так, за разговорами и смехом, пролетела ночь, и к утру заснули все тихим безмятежным сном. В тиши темного трюма проспали почти до вечера.

В такие моменты время тянется как-то особенно долго.

Предчувствия Хакима оправдались. Разграбив что могли, французы в многочисленных шлюпках, полных добычи, потянулись к кораблям, стоящим в дрейфе. В пустом Аликанте делать было уже нечего. Эскадра направлялась к следующему городу для нападения.

Выждав еще день, зная, что питьевая вода заканчивается, беглецы решили возвращаться в город. Впервые за эти долгие дни, пропахшие морской солью, потом и плесенью, со спутанными волосами, они вышли на палубу «Плавучего сундука».

Ева слегка пошатывалась, и Николас, уже не думая о приличиях, придерживал ее рукой за талию.

– Знаешь, – сказала она ему, – это не важно, кто ты по происхождению. Моему отцу, если он, конечно, жив, достаточно будет знать, что ты спас меня от смерти.

– Ты сейчас что пытаешься сказать? – Николас сделал вид, что не понимает, о чем она говорит.

– Всё ты понял, – сказала Ева и, приподнявшись на самые цыпочки, едва касаясь его губ, первой поцеловала Николаса.

– Да женись уже! – рассмеялась Кати́.

– Я был бы этому рад, – загадочно сказал Хаким, и ему думалось, что это наваждение, что он всё исправил, всё получилось, может, случится несколько лет счастья для такой красивой пары и для него самого. Он посмотрел на Кати́ и добавил: – Что может быть ценнее любви…

– Свобода, – ответил Николас.

В этот момент артиллерия, что была в крепости Санта-Барбара, открыла огонь по кораблям, уже давно ушедшим за горизонт.

Это было нелогично и абсолютно непонятно. Но объясняло многое.

Хаким понимал, что губернатор сотрудничает с пиратами и поручает им решение самых скользких вопросов. Всё встало на свои места. Грабили население свои же. И сейчас залпы орудий не позволят жителям вернуться в город, а солдаты разграбят то, что не унесли французы.

Первое ядро попало в «Плавучий сундук», и тот застонал, заскрипел, как старый кит, которого потревожили. Палуба накренилась, и все покатились вниз, но затем раздался еще один удар. Выбитые щепки из борта корабля полетели вверх, вскрывшийся тайник с тканями фыркнул праздничным фейерверком в небо, на несколько секунд раскрасив его. Всё смешалось, море расцвело радугой уходящих ко дну тканей.

Хаким пытался, удерживаясь одной рукой за канат, понять, что с остальными. Корабль тем временем вздохнул, креня мачты, расколовшись пополам, и медленно ушел под воду. Хаким вынырнул и увидел, что на обломке киля, цепляясь двумя руками, висит Кати́. Евы не было видно. Николас плыл на небольшом отдалении, отчаянно звал Еву, но Хаким понимал это лишь по открывающемуся рту.

Наконец голова Евы показалась над водой. Николас со всех сил погреб к ней, а Хаким – к Кати́. Он надеялся, что она просто оглушена, потеряла сознание.

Вокруг Кати́ расползалось розовое пятно, Хаким позвал ее и, наконец приблизившись, увидел, что она что-то шепчет, но не мог разобрать из-за контузии и нарастающего гула летящих снарядов, падающих вокруг в море. Он перевернул Кати́ на спину и увидел, что обломок от корабля пронзил ее насквозь. Поддерживая ее лицом вверх, поплыл с ней к берегу, продолжая повторять:

– Это сон, милая, это сон, сейчас не будет больно.

Но очередная взрывная волна откинула, закрутила, и когда он очнулся, то лежал на израненном ямами берегу, а у его ног волны колотили остаток киля, за который уже никто не держался.

Взвизгнул демон, завизжал от удовольствия: «Какая вкусная жертва!»

Хаким приподнялся в поисках Евы и Николаса. Вдали увидел сгорбленную фигуру. Падая и припадая к земле, он с трудом побрел. Ему показалось, что прошло сто лет, пока он сделал эти несколько шагов, но никак не мог приблизиться. Рвала душу абсолютная тишина, исчезли все звуки, только урчание сытого демона доносилось со всех сторон.

Николас сидел на коленях и держал в руках золотую голову Евы. Он целовал ее лоб и губы и гладил, гладил, гладил волосы…